Изгнанники. Часть вторая, Дойль Артур Конан, Год: 1893 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 124 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

‘Библіотека Юнаго Читателя’.

Изгнанники.
ИСТОРИЧЕСКІЙ РОМАНЪ
А. Кононъ-Дойля.

ВЪ ДВУХЪ ЧАСТЯХЪ.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ВЪ НОВОМЪ СВТ.

Сокращенный переводъ съ англійскаго В. Кошевичъ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Тип. Спб. акц. общ. печ. дла въ Россіи Е. Евдокимовъ. Троицкая, 18.
1900.

ГЛАВА I.
Отплытіе ‘Золотого Жезла’.

Гвардеецъ такъ быстро усплъ увдомить своихъ о происходившемъ въ Версали, что наши путешественники опередили королевскій указъ. Раннимъ утромъ, прозжая селеніемъ Лувье, они увидли голый трупъ на навозной куч и узнали отъ ухмылявшагося сторожа, что это — гугенотъ, умершій нераскаявшимся, но такія явленія и раньше бывали не рдкостью, такъ что вовсе не служили признакомъ перемны въ законодательств. Въ Руан все было тихо, и капитанъ Ефраимъ еще до наступленія вечера водворилъ ихъ, вмст съ тмъ имуществомъ, какое они усрли захватить, на своей бригантин (старинное двухмачтовое судно), Золотомъ Жезл. Это было маленькое суденышко, но въ такое время, когда люди пускались въ море на простыхъ лодкахъ, предпочитая королевскому гнву свирпость стихій, оно могло считаться прекраснымъ убжищемъ. Въ ту же ночь капитанъ поднялъ якорь и началъ медленно двигаться впередъ по извилистой рк.

А плыть приходилось очень медленно. Свтила неполная луна, и дулъ втерокъ съ востока, рка изгибалась такъ причудливо, что иногда вела ихъ какъ будто назадъ, а не впередъ. Въ длинныхъ плесахъ они ставили парусъ, и ихъ несло быстро, но часто приходилось спускать об лодки и съ трудомъ подвигать корабль при помощи веселъ. Работу эту исполняли подшкиперъ Томлинсонъ изъ Салема и шестеро величавыхъ новоанглійскихъ матросовъ въ широкополыхъ шляпахъ. До наступленія утра за то-же дло пришлось взяться Амосу Грину, де-Катина и даже старому купцу, такъ какъ матросы понадобились для парусной работы. Наконецъ, уже на зар, рка сдлалась шире: берега разступились, образуя воронкообразный лиманъ. Ефраимъ Саваджъ понюхалъ воздухъ и бодро зашагалъ по палуб, сверкая своими острыми, срыми глазами. Втеръ сталъ утихать, но былъ еще достаточно силенъ, чтобы двигать корабль.

— Гд двица?— спросилъ онъ.

— У меня въ кают,— отвтилъ Амосъ Гринъ. — Я подумалъ, можетъ быть она тамъ устроится на время перезда.

— А гд же ты самъ будешь спать?

— Сколько лтъ я довольствовался кучкой еловыхъ втокъ и березовой коры! Что можетъ быть лучше этой палубы изъ гладкой, блой сосны и моего одяла?

— Очень хорошо. Старикъ и его племянникъ, тотъ, что въ голубомъ кафтан, могутъ занять об свободныя койки.

— Но что такое съ этимъ старикомъ? Ему, будто, не по себ.

Старый купецъ, перегнувшись черезъ поручни, съ грустнымъ лицомъ и потухшими глазами глядлъ на красную извилистую струю позади, которая отмчала путь въ Парижъ. Адель также вышла на верхъ и, ничуть не думая о грозившихъ ей въ будущемъ опасностяхъ и бдахъ, принялась грть холодныя руки отца и шептать ему на ухо слова любви и утшенія. Но они доплыли до того мста, гд въ тихой, спокойной рк начиналъ ощущаться грозный отзвукъ морского прибоя. Старикъ съ ужасомъ смотрлъ на корабельный носъ, слдя, какъ бушпритъ (наклонная мачта на носу судна) медленно встаетъ все выше, и какъ можно крпче ухватился за поручни, которыя начали ускользать изъ подъ его рукъ.

— Мы всегда въ рук Божіей,— прошепталъ онъ,— но, Адель! какъ ужасно чувствовать, что Его пальцы движутся надъ тобою!

— Пойдемте со мною, дядя,— сказалъ де-Катина, просовывая свою руку подъ руку старика’.— Вы давно уже не отдыхали. И тебя, Адель, прошу: поди, сосни, моя бдняжка, ты должно быть устала дорогою. Подите, исполните мою просьбу, а когда вернетесь, то и Франція и горе наше будутъ далеко позади.

Когда отецъ и дочь покинули палубу, де-Катина снова пошелъ на корму къ Амосу и капитану.

— Я радъ, что спустилъ ихъ внизъ, Амосъ,— сказалъ онъ,— потому что боюсь, какъ бы не было еще хлопотъ.

— Какихъ?

— Вонъ блая дорога идетъ вдоль южнаго берега рки. Въ теченіе послдняго получаса я два раза видлъ всадниковъ, скакавшихъ по ней во весь опоръ. Тамъ, подальше, гд шпили и колокольни, находится городъ Гонфлёръ, и какъ разъ туда скакали эти люди. Но въ такой часъ летть такъ безумно могутъ лишь королевскіе гонцы. О! смотрите! Вотъ еще третій!

На блой полоск, которая вилась по зеленымъ лугамъ, показалось черное пятнышко, то исчезая за купами деревьевъ, то появляясь вновь, и очень быстро подвигаясь къ начинавшему обозначаться вдали городу. Капитанъ Саваджъ раздвинулъ подзорную трубу, чтобы взглянутъ на всадника.

— Да, да,— сказалъ онъ, задвигая ее вновь.— Это, безъ сомннія, солдатъ. Я вижу, какъ сверкаютъ ножны, которыя висятъ у него на бакборд {Бакбордъ — лвая сторона корабля.} Думаю, что втеръ долженъ посвжть. Тогда мы удеремъ отъ всего, что только находится во французскихъ водахъ, но теперь галера или вооруженная лодка нагонятъ насъ легко.

Де-Катина, хотя самъ плохо говорилъ по англійски, привыкъ, въ бытность свою въ Америк, понимать англійскую рчь, и съ тревогою поглядлъ на Амоса Грина.

— Боюсь, не навлечь бы намъ бды на этого добраго капитана,— сказалъ онъ.— За дружбу съ нами онъ можетъ лишиться и корабля, и груза. Спросите его, не лучше ли ему спустить насъ на сверный берегъ, откуда мы можемъ пробраться въ Нидерланды?

Ефраимъ Саваджъ бросилъ на пассажира взглядъ, нсколько утратившій свою суровость.

— Молодой человкъ,— сказалъ онъ — я вижу, что вы поняли мои слова.

Де-Катина утвердительно кивнулъ головой.

— Такъ я вамъ скажу, что меня трудно напугать. Всякій вамъ это скажетъ, кто только плавалъ со мною. Я только крпче стисну руль и держу свой курсъ, пока на то Божья воля. Такъ вотъ какъ!

Де-Катина опять кивнулъ, хотя съ трудомъ понималъ морской языкъ капитана.

— Мы поравняемся съ этимъ городомъ черезъ десять минутъ и тогда узнаемъ, что тамъ готовится для насъ. А пока разскажу вамъ исторію, которая покажетъ вамъ, съ какимъ человкомъ вы плывете. Теперь тому лтъ десять, какъ я плавалъ на ‘Скороход’ между Бостономъ и Джемстоуномъ: видите ли, возилъ на югъ лсной матеріалъ, шкуры, мха, а на сверъ — табакъ да патоку. Разъ ночью, при порядочномъ втр съ юга, налетли мы на рифъ, миляхъ въ двухъ къ востоку отъ мыса Мей, и тотчасъ пошли ко дну, пробивши въ кузов такую дыру, точно насъ насадили на колокольню одной изъ вотъ этихъ Гонфлёрскихъ церкквей. Хорошо. На утро, полощусь это я въ вод, держусь за обломокъ передней реи, а земли почти не видно и ни товарищей, ни корабельнаго кузова нтъ и слда. Мерзъ-то я не особенно,— была еще ранняя осень, и три четверти туловища я могъ выставлятъ изъ воды, — но сть и пить хотлось, и былъ я весь, какъ избитый. Подтянулъ я поясъ на дв дырки потуже, затянулъ гимнъ, и давай смотрть вокругъ. Ну, и увидлъ больше чмъ хотлъ! Въ пяти шагахъ отъ меня была большая акула, длиною съ мою рею. Весело болтать въ вод ногами, когда рядомъ такой зврекъ готовъ ими полакомиться!

— Боже мой! — воокликнулъ французъ. — Какъ же это она васъ не съла?

Маленькіе глазки Ефраима Саваджа замигали при этомъ воспоминаніи:— Я самъ ее сълъ! — сказалъ онъ.

— Что?— воскликнулъ Амосъ.

— Да, да! при мн былъ большой складной ножъ, вотъ какъ этотъ, въ карман, и я все время лягалъ ногами, чтобы отпугивать звря, а самъ до тхъ поръ стругалъ свою рейку, пока не отпилилъ отъ нея добрый кусокъ и не завострилъ его съ двухъ концовъ, какъ меня училъ когда-то одинъ пріятель съ рки Делавара. Потомъ я сталъ поджидать свою рыбу и пересталъ лягаться: она на меня и кинулась, точно коршунъ на цыпленка. Но только что повернулась она животомъ вверхъ, я всунулъ лвую руку съ острымъ деревомъ ей прямо въ пасть, и давай угощать ее ножомъ. Тутъ она было назадъ, но я держался крпко, и она нырнула со мною такъ глубоко, что я думалъ, ужь не увижу свта. Я почти задохся, пока мы всплыли на поверхность, но она плыла ужь на спин и съ двадцатью дырами въ брюх. А я добрался до своей реи, потому что мы проплыли подъ водою сажень пятьдесятъ, и какъ только къ ней прицпился, такъ и сталъ безъ памяти.

— А потомъ?

— Ну, какъ пришелъ въ себя, то было тихо, а мертвая акула колыхалась рядомъ со мной. Я подплылъ къ ней на моей ре, отмоталъ аршинъ-другой ея оснастки, затянулъ въ мертвую петлю хвостъ акулы, другой конецъ веревки привязалъ къ ре, чтобъ ее не могло унести, а потомъ принялся за дло и въ недлю сълъ ее всю, вплоть до хвоста. Пилъ я дождевую воду, которую собиралъ въ свою куртку, и когда меня взяла ‘Греси’ изъ Глостера, я былъ такъ толстъ, что едва смогъ влзть на бортъ. Вотъ что разуметъ Ефраимъ Саваджъ, любезный мой, когда говоритъ, что его не легко напугать!

Пока пуританинъ разсказывалъ свои воспоминанія, его глаза обращались то на небо, то на хлопающіе паруса. Втеръ дулъ порывами, и холстъ то надувался, то болтался, какъ тряпки. А no небу быстро бжали ряды барашковъ, и на нихъ-то поглядывалъ капитанъ съ такимъ видомъ, будто разршалъ задачу. Корабль теперь былъ противъ Гонфлёра, на разстояніи около полумили отъ него. У пристани стояло нсколько шлюпокъ и бриговъ, и цлая флотилія рыбачьихъ лодокъ медленно входила въ гавань. Но все было тихо и на набережной и въ укрпленіи, построенномъ въ форм полумсяца, надъ которымъ развивался блый флагъ съ золотыми лиліями. Пристань все быстре отодвигалась назадъ, по мр того какъ свжлъ втеръ. Де-Катина, глядя назадъ, почти убдился въ неосновательности своихъ опасеній, какъ вдругъ они воскресли съ новой силой.

Изъ за угла мыса выскочила длинная, темная лодка, пня воду своимъ быстролетящимъ носомъ и десятью парами веселъ, которыя вздымались у бортовъ. Изящный блый значокъ вислъ надъ ея кормою, а солнце играло на тяжелой мдной коронад (старинное морское орудіе). Лодка была полна людей, и сверканіе металла показывало, что они вооружены съ головы до ногъ. Капитанъ навелъ на нихъ подзорную трубу и засвисталъ, а потомъ еще разъ посмотрлъ на небо.

— Тридцать человкъ,— сказалъ онъ,— и длаютъ по три узла, пока мы проходимъ два. Вы, сударь, отправляйтесь-ка внизъ, а то вашъ голубой кафтанъ еще подведетъ насъ подъ бду. Господь призритъ на людей своихъ, если только они воздержатся отъ безумія. Откройте этотъ люкъ, Томлинсонъ. Такъ! Будьте готовы захлопнуть его, когда я свистну. Гд Джимъ Стуртъ и Гирамъ Джефферсонъ? Поставьте ихъ у люка. Бакбордъ! Бакбордъ! Держи полне! Ну, Амосъ, и вы, Томлинсонъ, идите сюда, я скажу вамъ словечко.

Вс трое стали совщаться, стоя на ют и поглядывая на погоню. Втеръ крпчалъ несомннно и рзко дулъ имъ въ лицо, когда они смотрли назадъ, но онъ еще не установился, и лодка быстро нагоняла ихъ. Имъ уже были видны лица солдатъ, сидвшихъ на корм, и огонекъ зажженаго фитиля въ рук пушкаря.

— Эй вы! — крикнулъ съ лодки офицеръ на безукоризненномъ англійскомъ язык.— Поверните, или мы будемъ стрлять!

— Кто вы такіе и что вамъ нужно?— рявкнулъ Ефраимъ Саваджъ голосомъ, который можно было услышать съ береговъ.

— Мы посланы отъ имени короля за нкіими гугенотами изъ Парижа, которые сли на вашъ корабль въ Руан.

— Бросай рею назадъ и стой! — скомандовалъ капитанъ.— Спусти фалрепъ (веревочная лстница) и гляди въ оба! Такъ! Теперь мы готовы для встрчи.

Передняя рея описала дугу назадъ, и корабль остановился, качаясь на волнахъ. Лодка скользнула вдоль него, наведя на него свою пушку, а отрядъ солдатъ держалъ ружья наготов, чтобы открыть по первой команд огонь. Офицеръ, подвижной юноша, съ торчащими, какъ у кота, усами, въ минуту очутился на палуб и обнажилъ шпагу.

— Идите сюда, вы двое! — распорядпися онъ.— Вы, сержантъ, стойте здсь, у фалрепа! Бросьте вверхъ веревку: ее можно привязать къ этой стойк. Ну, вы тамъ, не дремлите и будьте готовы стрлять! А вы пойдете со мною, капитанъ Лемуанъ. Кто капитанъ на этомъ корабл?

— Я, сударь,— покорно отвтилъ Ефраимъ Саваджъ.

— У васъ съ собой три гугенота?

— Какъ? Какъ? Да разв они — гугеноты? Я видлъ, что имъ хотлось поскоре ухать, но такъ какъ они заплатили за проздъ, то я и не сталъ мшаться въ ихъ дла. Старикъ, его дочь и молодой человкъ около вашихъ лтъ въ какой-то ливре?

— Въ мундир, сударь! Это мундиръ лейбъ-гвардейцевъ. За ними-то мы и явились.

— И вы хотите забрать ихъ?

— Непремнно.

— Бдные люди! Мн ихъ жаль.

— Мн также, но распоряженія начальства необходимо исполнять.

— Совершенно врно. Ну, такъ старикъ спитъ у себя на койк, двица — внизу, въ кают, а тотъ спитъ въ трюм, куда намъ пришлось его сунуть, потому что нтъ другого помщенія.

— Спитъ, вы говорите? Такъ намъ лучше всего накрыть его врасплохъ.

— А вы не побоитесь одинъ-то? У него, правда, нтъ оружія, но только онъ рослый молодецъ. Не кликнуть-ли вамъ человкъ двадцать изъ лодки?

Самъ офицеръ думалъ нчто подобное, но слова капитана задли его самолюбіе.

— Пойдемте со мной, капралъ,— сказалъ онъ.— По этой лстниц, вы говорите?

— Да, внизъ по лстниц и потомъ прямо. Онъ лежитъ между двумя тюками сукна.

Ефраимъ Саваджъ взглянулъ вверхъ, и въ углахъ его строгаго рта заиграла улыбка. Теперь втеръ свистлъ въ снастяхъ, и мачтовыя штанги гудли, какъ струны. Амосъ Гринъ небрежно облокотился около французскаго сержанта, который стерегъ конецъ веревочной лстницы, между тмъ какъ подшкиперъ Томлинсонъ, держа въ рукахъ шайку воды, обмнивался замчаніями на убійственномъ французскомъ язык съ экипажемъ лодки, находившейся подъ тмъ бортомъ, у котораго онъ стоялъ.

Офицеръ медленно спустился внизъ по лстниц, которая вела въ трюмъ, а капралъ послдовалъ за нимъ и поровнялся грудью съ палубой, когда его начальникъ былъ уже внизу. Замтилъ ли молодой французъ что нибудь въ лиц Ефраима Саваджа, или испугался мрака, въ которомъ очутился, только внезапное подозрніе возникло въ его ум.

— Назадъ, капралъ! — крикнулъ онъ. — Я думаю, что намъ лучше наверху.

— А я думаю, что вамъ лучше внизу, другъ мой!— произнесъ капитанъ, понявшій намреніе офицера по его движенію. Надавивъ подошвою сапога на грудь капрала, онъ далъ толчокъ, отъ котораго тотъ вмст съ лстницей, полетлъ внизъ на офицера. А морякъ одновременно свистнулъ, и въ ту-же минуту люкъ былъ захлопнутъ и закрпленъ по об стороны желзными болтами.

Сержантъ обернулся на шумъ паденія, но Амосъ Гринъ, который ждалъ этого движенія, принялъ его въ объятія и перекинулъ черезъ бортъ въ море. Въ ту же секунду перерублена была соединительная веревка, передняя рея со скрипомъ приняла прежнее положеніе, а изъ шайки соленая вода полилась на пушкаря и его пушку, туша фитиль и промачивая порохъ. Градъ пуль со стороны солдатъ засвистлъ въ воздух и забарабанилъ по обшивк, но корабль качался и прыгалъ на короткихъ рчныхъ волнахъ, и цлить было невозможно. Напрасно гребцы налегали на весла, напрасно пушкарь, какъ безумный, трудился надъ фитилемъ и зарядомъ. Лодка сбилась съ пути, а бригантина летла впередъ съ надутыми нарусами. Пафъ! выстрлила наконецъ канонада, и пять дырокъ въ грот (главный парусъ) показали, что зарядъ картечи попалъ слишкомъ высоко. Второй выстрлъ не оставилъ по себ никакихъ слдовъ, а при третьемъ она была уже слишкомъ далеко. Полчаса спустя отъ сторожевой лодки осталось только маленькое темное пятнышко на горизонт съ золотою искоркою съ одного бока. Все боле расходились низменные берега, все шире становилась равнина синихъ водъ впереди, дымъ Гавра уже казался облачкомъ на сверномъ горизонт, а капитанъ Ефраимъ Саваджъ шагалъ по своей налуб съ лицомъ, по обыкновенію, суровымъ, но съ прыгающими огоньками въ срыхъ глазахъ.

— Я зналъ, что Господь призритъ на людей своихъ,— говорилъ онъ спокойно. — Теперь мы стоимъ на врномъ пути, и въ насъ не попадетъ ни комочка грязи отсюда до бостонскихъ холмовъ. Ты пилъ слишкомъ много французскихъ винъ, Амосъ, въ послднее время, пойдемъ-ка, отвдаемъ настоящаго бостонскаго пива.

ГЛАВА II.
Лодка мертвецовъ.

Два дня Золотой Жезлъ стоялъ подъ штилемъ (отсутствіе втра на мор) у мыса Ла-Хагъ, въ виду бретонскаго берега, занимавшаго весь южный горизонтъ. Но на третье утро подулъ рзкій втеръ, и они начали быстро удаляться отъ земли, пока она не превратилась въ туманную полосу, сливавшуюся съ облаками. Среди свободы и простора океана, чувствуя на щекахъ своихъ дуновеніе морского втра, а на губахъ — вкусъ соли отъ брызгъ пны, эти преслдуемые люди могли бы забыть вс свои горести и, наконецъ, поврить, что имъ ничто не грозитъ боле отъ тхъ усердныхъ католиковъ, чья ревность къ вр надлала боле вреда, чмъ могли бы причинить легкомысліе и злоба.

— Я боюсь за отца, Амори,— сказала Адель, когда они стояли вмст передъ вантами {Ванты — толетыя смоленыя веревки на судахъ, удерживающія мачты съ боковъ.} и глядли на туманное облачко, обозначавшее на горизонт то мсто, гд находилась Франція, которую имъ уже не суждено было увидть вновь.

— Да вдь, онъ теперь въ безопасности.

— Въ безопасности отъ жестокихъ законовъ, но боюсь, что ему не видать обтованной земли.

— Что ты хочешь сказать, Адель? Дядя бодръ и здоровъ.

— А.хъ, Амори, его сердце приросло къ улиц Св. Мартына, и когда его оторвали, то вырвали изъ него и жизнь. Парижъ и его торговля были для него всмъ на свт.

— Ну, онъ привыкнетъ и къ другой жизни.

— Если бы это могло быть такъ! Но боюсь, очень боюсь, что онъ слишкомъ старъ для такой перемны. Онъ не говоритъ ни слова жалобы, но я читаю на лиц его, что онъ пораженъ въ самое сердце. Цлыми часами онъ смотритъ вдаль, на Францію, и слезы текутъ по его щекамъ, а волосы у него поблли въ одну недлю.

Де-Катина тоже замтилъ, что худощавый старый гугенотъ похудлъ еще боле, что глубже стали морщины на суровомъ лиц и что голова его клонилась на грудь, когда онъ ходилъ. Тмъ не мене онъ уже собирался высказать предположеніе, что путешествіе можетъ поправить здоровье старика, какъ вдругъ Адель вскрикнула отъ удивленія и указала на что-то за кормою слва. Со своими черными колонами, разввавшимися по втру, и слабою краскою, вызванною на ея блдныя щеки брызгами соленой пны, она была такъ прекрасна, что, стоя рядомъ съ нею, онъ не видлъ ничего, кром нея.

— Смотри,— сказала она,— тамъ что-то плыветъ на мор! Оно сейчасъ было на гребн волны.

Онъ взглянулъ по указанному направленію, но сначала не увидалъ ничего. Втеръ все еще дулъ имъ въ спину, и море казалось густого темнозеленаго цвта, съ бловатыми гребнями на боле крупныхъ волнахъ. Время отъ времени втеръ подхватывалъ эти пнистые гребни, и на палуб слышался плескъ, а на губахъ и въ глазахъ ощущались соленый вкусъ и щипанье. Вдругъ, на его глазахъ, что-то черное поднялось на вершину одной волны и затмъ провалилось по другую ея сторону. Это было такъ далеко, что разсмотрть казалось невозможно, но нашелся человкъ съ боле острымъ зрніемъ. Амосъ Гринъ видлъ, какъ двушка указала вдаль, и разглядлъ предметъ, привлекшій ея вниманіе.

— Капитанъ Ефраимъ! — крикнулъ онъ.— За бортомъ лодка!

Морякъ изъ Новой Англіи вооружился своею трубою, оперевши ее на поручни.

— Да, это лодка,— сказалъ онъ,— только пустая. Можетъ быть, ее снесло съ корабля или оторвало отъ берега. Держите-ка на нее, м-ръ Томлинсонъ, мн какъ разъ теперь нужна лодка.

Полминуты спустя Золотой Жезлъ сдлалъ поворотъ и быстро понесся по направленію къ черному пятну, которое все плясало и скакало на волнахъ. Приближаясь, они увидли что-то, торчавшее черезъ край.

— Это человчья голова! — сказалъ Амосъ Гринъ. Суровое лицо Ефраима Саваджа стало еще сурове. — Это человчья нога, сказалъ онъ. — Я думаю, двицу лучше убрать въ каюту.

Среди торжественнаго молчанія, они подплыли къ одинокому судну, выкинувшему такой зловщій сигналъ. За десять ярдовъ {Ярдъ — 3 фута.} до лодки подтянули назадъ переднюю рею, и они смогли взглянуть внизъ, на ея ужасныхъ пассажировъ.

Это была скорлупка не длине двухъ саженъ, страшно широкая по такой длин и настолько плоскодонная, что совсмъ не годилась для моря. Подъ лавками лежали три человка: мужчина въ одежд зажиточнаго ремесленника, женщина того-же сословія и маленькое дитя, не старше года. Лодка до половины была полна водой, женщина съ ребенкомъ лежали лицами внизъ, такъ что свтлыя кудри младенца и темныя косы матери болтались въ вод, точно водоросли. Мужчина лежалъ съ лицомъ, обращеннымъ къ небу, подбородокъ его торчалъ вверхъ, закатившіеся глаза показывали блки, кожа была аспиднаго цвта, а въ широко открытомъ рту виднлся изсохшій, сморщенный языкъ, похожій на увядшій листъ. На носу, весь скорчившись и зажавъ въ рук единственное весло, полусидлъ очень малорослый человкъ въ черной одежд, на лиц его лежала раскрытая книга, а одна нога, очевидно, окоченлая, торчала кверху, застрявши пяткою въ уключин. Въ такомъ вид эта странная компанія носилась по длиннымъ зеленымъ валамъ Атлантическаго океана.

Съ Золотого Жезла спустили лодку, и вскор несчастныхъ подняли на палубу. У нихъ не нашлось ни крошки ды, ни капли воды, вообще, ничего, кром одного весла и открытой библіи, которую сняли съ лица малорослаго человка. Мужчина, женщина и дитя умерли, повидимому, уже сутки тому назадъ, поэтому, прочитавши краткія молитвы, употребительныя въ такихъ случаяхъ, ихъ погребли въ мор, спустивши съ корабля. Малорослый человкъ тоже сначала казался мертвымъ, но потомъ Амосъ примтилъ въ немъ слабое трепетаніе сердца, и часовое стеклышко, которое онъ поднесъ къ его рту, едва-едва затуманилось. Его завернули въ сухое одяло, положили у мачты, и подшкиперъ сталъ вливать ему въ ротъ по нскольку капель рома каждыя пять минутъ, ожидая, чтобы таившаяся въ немъ слабая искра жизни вспыхнула ярче. Между тмъ, Ефраимъ Саваджъ приказалъ вывести наверхъ обоихъ плнниковъ, которыхъ захлопнулъ, въ люкъ въ Гонфлер. Они имли очень глупый видъ, шурясь и мигая на солнц, котораго такъ давно не видали.

— Мн очень жаль, капитанъ,— сказалъ морякъ,— но, видите-ли, приходилось либо васъ взять съ собою, либо самимъ остаться съ вами. А меня давно ждутъ въ Бостон и, право, мн невозможно было оставаться.

Французскій офицеръ пожалъ плечами и началъ осматриваться съ недовольнымъ видомъ. Онъ и его капралъ ослабли отъ морской болзни и чувствовали себя такъ скверно, какъ чувствуетъ себя каждый французъ, когда замтитъ, что Франція скрылась у него изъ глазъ.

— Вы что предпочитаете: хать съ нами въ Америку, или вернуться во Фраицію?

— Вернуться во Францію, если это возможно. О! мн необходимо вернуться, хотя бы для того, чтобы сказать словечко этому болвану, пушкарю.

— Ну, мы вылили ведро воды на его фитиль и порохъ, такъ что онъ, пожалуй, и не виноватъ. А вонъ тамъ — Франція, видите, гд туманно!

— Вижу! вижу! Ахъ! еслибы опять тамъ очутиться!

— Тутъ у насъ лодка. Можете ее взять.

— Боже, какое счастье! Капралъ Лемуанъ, лодка! Плывемъ сію минуту!

— Но вамъ еще нужно захватить кое-что. Господи! Кто же такъ детъ въ путь? М-ръ Томлинсонъ, спустите-ка имъ по боченку воды, сухарей и мяса въ ту лодку! Джефферсонъ, вынеси на корму два весла! хать не близко, и втеръ вамъ въ лицо, но погода недурна, и завтра къ вечеру можете быть на мст.

Скоро французы были снабжены всмъ, что могло имъ потребоваться, и отчалили, махая шляпами, съ восклицаніями: счастливаго пути! Корабль сдлалъ поворотъ, вновь направивши бушпритъ на западъ. Еще нсколько часовъ была видна лодка, казавшаяся все меньше на вершинахъ волнъ, но, наконецъ, она исчезла въ туман, а съ нею исчезло послднее звено, соединявшее бглецовъ со Старымъ Свтомъ, который они покидали.

Пока все это происходило, человкъ, лежавшій безъ чувствъ у мачты, приподнялъ вки, отрывисто вздохнулъ, а затмъ совершенно открылъ глаза. Кожа его походила на срый пергаментъ, крпко обтягивавшій кости, а по рукамъ и ногамъ, выставлявшимся изъ подъ платья, его можно было принять за болзненнаго ребенка. Однако, несмотря на всю его слабость, взглядъ большихъ черныхъ глазъ былъ властный и полный достоинства. Старый Катина вышелъ на палубу, при вид больного и его одежды, онъ кинулся къ нему, почтительно приподнялъ его голову и уложилъ ее на свое плечо.

— Это — одинъ изъ врныхъ,— воскликнулъ онъ,— одинъ изъ нашихъ пастырей! О! теперь воистину намъ будетъ сопутствовать милость Божія!

Но тотъ съ кроткою улыбкою покачалъ головой,— Боюсь, что не долго останусь съ вами,— проговорилъ онъ,— ибо Господь зоветъ меня въ боле далекій путь. Я слышалъ призывъ Его я теперь готовъ. Дйствительно, я священникъ при храм въ Изиньи, и когда до насъ дошелъ приказъ нечестиваго короля, я и двое врныхъ съ ихъ младенцемъ пустились въ море, надясь достигнуть Англіи. Но въ первый же день волною унесло у насъ весло и все, что было въ лодк: хлбъ, воду, осталась только надежда на Бога. Тогда Онъ сталъ призывать насъ къ себ по очереди: сначала младенца, потомъ женщину, а потомъ — ея супруга. Остался одинъ я, да и то чувствую, что мой часъ уже близокъ. Но я вижу, что вы тоже изъ нашихъ, не могу-ли послужить вамъ чмъ-либо передъ разлукой?

Купецъ покачалъ головою, но вдругъ ему блеснула какая-то мысль, и онъ радостно подбжалъ къ Амосу Грину, которому съ увлеченіемъ зашепталъ что-то на ухо. Амосъ засмялся и подошелъ къ капитану.

— Хорошо! — строго произнесъ Ефраимъ Саваджъ.

Затмъ оба пошли къ де-Катина. Тотъ подпрыгнулъ, и глаза его засіяли восторгомъ. Потомъ отправились къ Адели въ каюту. Она удивилась, покраснла, отвернула свое нжное личико и стала руками приглаживать волосы, какъ обыкновенно длаютъ женщины, когда ихъ неожиданно позовутъ куда нибудь. А такъ какъ спшить было необходимо, ибо и здсь, въ открытомъ мор, нкто могъ настигнуть ихъ и помшать исполненію ихъ намренія, то черезъ нсколько минутъ этотъ благородный человкъ и эта непорочная двушка очутились, рука въ руку, на колняхъ передъ умирающимъ, который слабымъ движеніемъ благословилъ ихъ, бормоча слова, которыя соединяли ихъ на вки.

Адель не разъ воображала себ свою свадьбу. Часто, въ мечтахъ своихъ, она вмст съ Амори стояла передъ алтаремъ протестантскаго храма на улиц св. Мартына. Иногда же воображеніе уносило ее въ какую нибудь маленькую провинціальную часовеньку,— одно изъ тхъ убжищъ, куда собирались горсточки врующихъ,— и тамъ совершалось въ ея мысляхъ главнйшее событіе женской жизни. Но могла ли она себ представить, что будетъ внчаться на качающейся подъ ногами палуб, подъ гудніе снастей надъ головой, подъ крики чаекъ и подъ рокотъ волнъ, поющихъ ей, вмсто свадебнаго гимна, свою псню, старую, какъ міръ? Могла ли она когда-либо впослдствіи забыть все это? Желтыя мачты и надутые паруса, срое, изможденное лицо и потрескавшіяся губы священника, серьезное и исхудалое лицо отца, преклонившаго колни, чтобы поддерживать голову умиравшаго священника, де-Катина въ его голубомъ мундир, уже слинявшемъ и загрязненномъ, капитана Саваджа, обратившаго къ облакамъ свое деревянное лицо, и Амоса Грина съ руками въ карманахъ и спокойнымъ мерцаніемъ голубыхъ глазъ! А позади — сухощавый подшкиперъ и маленькая группа новоанглійскихъ матросовъ съ ихъ широкополыми шляпами и серьезными лицами!

Внчаніе кончялось среди сочувственныхъ словъ на грубомъ, чуждомъ язык и пожатій жесткихъ рукъ, огрублыхъ отъ веревокъ и весла. Де-Катина съ женою вмст оперлись на ванты и стали смотрть, какъ поднимался и опускался черный корабельный бортъ и быстро стремилась мимо зеленая вода.

— Какъ все это странно и ново! — сказала она.— Наша судьба кажется мн такою же смутной и темной, какъ вонъ та гряда облаковъ впереди.

— Насколько зависитъ отъ меня,— отвтилъ онъ,— твоя судьба будетъ ясна и свтла, какъ эти лучи, что сверкаютъ на гребняхъ волнъ. Страна, изгнавшая насъ, теперь далеко позади, но каждый порывъ втра приближаетъ насъ къ другой, еще лучшей. Тамъ ожидаетъ насъ свобода, а съ собою мы несемъ юность и любовь. Чего же боле желать человку?

Такъ простояли они, бесдуя, пока не надвинулись сумерки, и надъ ними, на потемнвшемъ неб, не засверкали звзды. Но прежде чмъ звзды поблднли вновь, однаиусталая душа на ‘Золотомъ Жезл’ успокоилась навкъ, а погибшая община изъ Изиньи вновь обрла своего пастыря.

ГЛАВА III.
Послдняя пристань.

Три недли свжій, а порою даже сильный втеръ дулъ съ востока или сверо-востока. ‘Золотой Жезлъ’ весело несся впередъ на всхъ парусахъ, а къ концу третьей недли Амосъ и Ефраимъ Саваджъ начали высчитывать дни, оставшіеся до прибытія на родину. Старый морякъ, привыкшій и къ встрчамъ и къ прощанью, не такъ принималъ это къ сердцу, но Амосъ, отлучившійся впервые, горлъ нетерпніемъ и цлыми часами курилъ, сидя верхомъ на стерин буширита, вглядываясь въ линію горизонта и надясь, что его пріятель могъ ошибиться и что вотъ сейчасъ любимый берегъ покажется вдали.

— Напрасно, мальчикъ! — говорилъ Ефраимъ Саваджъ, кладя ему на плечо свою громадную, красную руку.— Кто плаваетъ по морю, долженъ имть терпніе, и нечего сокрушаться о томъ, чего не можетъ быть.

— А все-таки воздухъ какъ то напоминаетъ о дом,— отвчалъ Амосъ.— Втеръ такъ дуетъ, какъ никогда не дулъ на чужбин.

— Что-жъ! — сказалъ капитанъ, засовывая за щеку табакъ.— Я плаваю по морю съ тхъ поръ, какъ обросъ бородою, больше въ каботаж {Каботажная — береговая торговля.}, знаешь, да и по океану тоже, насколько допускали эти навигаціонные законы. Кром тхъ двухъ лтъ, что я провелъ на суш изъ за дла съ королемъ Филиппомъ, я на три выстрла не отдалялся отъ соленой воды, и скажу теб, что не видалъ еще лучшаго перезда, чмъ нашъ теперь.

— Да, мы летли, точно буйволъ отъ лсного пожара. Только мн странно, какъ это такъ вы знаете дорогу безъ всякихъ слдовъ и отмтокъ? Я бы, Ефраимъ, и Америки то не нашелъ бы по морю, а не то что Нью-Іоркскаго пролива.

— Мы слишкомъ забрались на сверъ, парень. Около пятнадцатаго, мы были у мыса Ла-Хогъ. Завтра, по моимъ разсчетамъ, надо бы намъ увидть землю.

— Ахъ, завтра! А что это будетъ? Гора пустыни? Мысъ Кодъ? Или Долинный островъ?

— Нтъ, парень,— мы на широт св. Лаврентія, и скоре увидимъ берегъ Аркадіи. Потомъ, при этомъ втр, проплывемъ на югъ еще денекъ, и ужъ не больше двухъ. Еще нсколько разъ такъ поплавать, а тамъ куплю себ хорошенькій кирпичный домикъ въ Бостон, въ Гринъ-Лен, откуда виденъ заливъ, и буду смотрть, какъ ходятъ корабли. Такъ окончу жизнь мою въ мир и спокойствіи.

Несмотря на увренія капитана, Амосъ весь день напрягалъ зрніе въ безплодной надежд увидть землю, а когда, наконецъ, стемнло, сошелъ внизъ и досталъ свою охотяичью куртку, кожаные штиблеты и енотовую шапку, гораздо боле бывшіе ему по вкусу, нежели тонкое сукно, въ которое одлъ его голландецъ, торговавшій платьемъ въ Нью-Іорк. Де-Катина тоже переодлся въ темное партикулярное платье и вмст съ Аделью хлопоталъ возл старика, который такъ ослабъ, что почти ничего не могъ длать для себя самъ. На бак визжала скрипка, и далеко за полночь, подъ рокотъ волмъ и свистъ втра, раздавались хриплые напвы незатйливыхъ псенъ, которыми серьезные и солидные новоангличане на свой ладъ праздновали приближеніе къ родин.

Вахта подшкипера въ эту ночь длилась отъ двнадцати до четырехъ, и въ первый часъ ея луна свтила ярко. Однако, на зар она закрылась облаками, и ‘Золотой Жезлъ’ погрузился въ одинъ изъ тхъ густыхъ, непроницаемыхъ тумановъ, какіе обычны въ этой части океана. Втеръ дулъ съ сверо-востока, и изящная бригантина ложилась набокъ, поручнями подвтреннаго борта почти касаясь воды. Сдлалось вдругъ очень холодно, такъ что подшкиперъ затопалъ ногами на ют, а его четверо матросовъ дрожали, присвши подъ защиту бортовой загородки.

Вдругъ одинъ изъ нихъ выпрямился съ крикомъ, указывая пальцемъ въ воздух, и тутъ же, у самаго бушприта, изъ мрака вынырнула громадная блая стна, о которую корабль ударился съ такою силою, что об мачты повалились, точно сухой тростникъ отъ порыва втра, а само судно превратилось въ безформенную груду щепы и обломковъ.

Отъ толчка подшкиперъ пролетлъ вдоль всего юта и едва не угодилъ подъ падавшую мачту, а изъ его четырехъ подручныхъ, двоихъ увлекло въ дыру, зіявшую на носу, между тмъ какъ третьему раздробило голову якорнымъ штокомъ. Поднявшись на ноги, Томлинсонъ увидлъ, что весь передъ корабля вдавленъ внутрь и что среди обломковъ дерева, хлопающихъ парусовъ и извивающихся спутанныхъ канатовъ сидитъ одинъ единственный оглушенный матросъ. Было темно, какъ въ труб, и за бортомъ корабля виднлся только гребень одной вздымавшейся волны. Подшкиперъ озирался въ отчаяніи отъ такъ внезапно наступившей гибели, когда рядомъ съ собою замтилъ капитана Ефраима, полуодтаго, но такого же деревяннаго и невозмутимаго, какъ всегда.

— Ледяная гора! — сказалъ онъ, втягивая носомъ холодный воздухъ. — Разв вы не учуяли ее, другъ Томлинсонъ?

— Правда, мн было холодно, капитанъ Саваджъ, но я приписалъ это туману.

— Вокругъ нихъ всегда бываетъ туманно, хотя только Господь въ Своей премудрости вдаетъ, зачмъ, ибо это тяжелое испытаніе для бдныхъ мореплавателей. Мы быстро погружаемся, м-ръ Томлинсонъ. Носъ уже въ вод.

Слдующая вахта выбжала на палубу, и одинъ изъ матросовъ сталъ мрять воду въ трюм.

— Три фута! — крикнулъ онъ — а вчера выкачали всю до суха при заход солнца!

— Гирамъ Джефферсонъ и Джонъ Марстонъ — къ помпамъ! — приказалъ каиитанъ.— Г. Томлинсонъ, спустите-ка барказъ (корабельное судно) и посмотримъ, нельзя ли поправить бду, хотя, кажется, этого ужъ не зачинишь.

— У барказа пробиты дв доски,— крикнулъ одинъ матросъ.

— Ну, такъ четверку!

— А ту и вовсе разбило на трое.

Подшкиперъ рвалъ на себ волосы, а Ефраимъ Саваджъ улыбался, какъ человкъ, слегка заинтересованный неожиданнымъ стеченіемъ обстятельствъ.

— Гд Амосъ Гринъ?

— Здсь, капитанъ Ефраимъ. Что мн длать?

— А мн?— съ живостью спросилъ де-Катина.

Адель и отца ея завернули въ плащи и помстили въ подвтренной сторон рубки, какъ въ наиболе защищенномъ мст.

— Скажи ему, что можетъ смнить кого-нибудь у помпъ,— отвтилъ капитанъ Амосу.— А ты, Амосъ, ты у насъ — мастеръ плотничать. Залзь-ка съ фонаремъ вонъ въ барказъ, да посмотри, не сможешь ли его заштопать.

Въ теченіе полу часа Амосъ возился и стучалъ въ барказ подъ мрный стукъ помпъ, слышный изъ-за шума волнъ. Тихо, очень тихо опускался корабельный носъ, а корма загибалась кверху.

— Времени осталось немного, Амосъ,— замтилъ капитанъ спокойнымъ голосомъ.

— Теперь онъ подержится на вод, хоть и течетъ немножко.

— Ладно. Спускай! У помпъ работай безъ перерыва! М-ръ Томлинсонъ, чтобы провіантъ и вода были готовы, сколько возможно будетъ взять! За мной Гирамъ Джефферсонъ!

Матросъ и капитанъ спрыгнули въ качавшуюся лодку, у послдняго къ поясу прицпленъ былъ фонарь. Они пробрались подъ разбитый носъ. Капитанъ покачалъ головой, когда увидлъ величину поврежденія.

— Отрзать форзейль (канатъ) и дать сюда! — сказалъ онъ.

Томлинсонъ Амосъ и Гринъ карманными ножами перерзали веревки и спустили уголъ паруса внизъ. Капитанъ Ефраимъ съ матросомъ схватили и потащили его на пробоину. Когда капитанъ нагнулся, то корабль подвинуло вверхъ волною, и при желтомъ свт своего фонаря онъ увидлъ извилистыя черныя трещины, лучами расходившіяся отъ главной дыры.

— Сколько воды въ трюм?— спросилъ онъ.

— Пять съ половиною футовъ.

— Значитъ, корабль погибъ. Въ обшивк, насколько мн видно назадъ, везд такія щели, что можно просунуть палецъ. Не отходить отъ помпъ! качать безъ перерыва! Готовы ли провіантъ и вода, м-ръ Томлинсонъ?

— Готовы, сударь!

— Спускайте ихъ за бортъ. Эта лодка не продержится боле часа или двухъ. Видите вы гору?

— Слва за кормою туманъ рдетъ! — крикнулъ кто-то изъ матроеовъ.— Вонъ она, гора-то, за четверть мили, подъ втромъ!

Туманъ вдругъ разсялся, и надъ разбитымъ кораблемъ среди безбрежнаго, пустыннаго моря вновь засіяла луна. Похожая на громадный парусъ, медленно качалась на волнахъ исполинская глыба льда, причинившая несчастіе.

— Надо плыть къ ней,— сказалъ капитанъ Ефраимъ.— Другого спасенія нтъ. Давайте двочку за бортъ! Ну, ладно,— отца сначала, если ужъ ей такъ хочется. Скажи имъ, чтобъ сидли смирно, ибо Господь сохранитъ васъ, если не будемъ длать глупостей. Такъ! Ты — молодецъ-двчонка, хоть и лопочешь по картавому. Теперь боченки и вс одяла и теплыя вещи, какія только есть. Теперь давайте того, француза! Да, да пассажировъ сначала! Нечего упираться! Ну, Амосъ! Теперь матросы, а вы — посл всхъ, другъ Томлинсонъ.

Перегруженная лодка сидла въ вод почти вровень съ бортами, и потребовалась безпрерывная работа двухъ отливальщиковь, чтобы не пускать воду, которая сочилась между разбитыхъ досокъ. Когда вс очутились на мстахъ, капитанъ Ефраимъ Саваджъ перескочилъ назадъ, на корабль, что было теперь нетрудно, такъ какъ съ каждою минутою палуба опускалась ближе къ морю. Онъ вернулся съ узломъ одежды, который бросилъ въ лодку.

— Отчаливай! — крикнулъ онъ.

— Такъ садитесь же сами!

— Ефраимъ Саваджъ пойдетъ ко дну со свомъ кораблемъ,— сказалъ капитанъ спокойно.— Другъ Томлинсонъ, я не привыкъ повторять приказанія. Отчаливай, говорю!

Подшкиперъ оттолкнулся багромъ. Амосъ и де-Катина вскрикнули отъ ужаса, но пріученные къ слпому повиновенію матросы взялись за весла и направились къ ледяной гор.

— Амосъ, Амосъ! Неужели вы допустите это?— закричалъ гвардеецъ по-французски.— Моя честь непозволитъ мн покинуть его такъ. Я буду чувствовать себя опозореннымъ навкъ.

— Томлинсонъ, его нельзя бросить. Взойдите на корабль и заставьте его хать съ нами.

— Еще не родился тотъ человкъ, который заставилъ бы его сдлать, чего онъ не хочетъ.

— Онъ можетъ перемнить намреніе.

— Онъ никогда не мняетъ своихъ намреній.

— Да все же нельзя его оставить! Надо хоть плавать вокругъ и выловить его потомъ.

— Лодка течетъ, какъ ршето, — возразилъ подшкиперъ.— Я довезу васъ до горы, оставлю всхъ тамъ, еслибудетъ куда спустить, и пріду назадъ за капитаномъ. Приналягте, молодцы: чмъ скоре додемъ, тмъ скоре вернусь.

Но гребцы не сдлали и пятидесяти взмаховъ, какъ Адель громко закричала: — боже мой, корабль тонетъ!

Корабль погружался все боле и боле и вдругъ съ трескомъ опустилъ въ воду носъ, точно ныряющая водяная птица, причемъ корма взлетла кверху, а затмъ, съ громкимъ и продолжительнымъ бульканьемъ, онъ скоро совсмъ исчезъ среди волнъ. Безъ всякой команды лодка сразу повернула назадъ и понеслась такъ быстро, какъ только позволяла сила гребцовъ. Но все было тихо на мст крушенія. На поверхности не осталось даже ни одного обломка, который могъ бы указать, гд именно ‘Золотой Жезлъ’ нашелъ свою послднюю пристань. Цлыхъ четверть часа лодка кружилась при лунномъ свт, но капитана не было и слдовъ, наконецъ, когда, несмотря на безпрерывное вычерпыванье, вс сидвшіе въ ней оказались по щиколотку въ вод, моряки повернули лодку на прежній путь и молча, съ тяжестью на сердц, поплыли къ своему негостепрімному убжищу.

Какъ оно ни было ужасно, но являлось для нихъ единственнымъ спасеніемъ, такъ какъ течь усиливалась, и было очевидно, что лодка не можетъ держаться доле. Подплывши ближе, они съ досадою убдились, что обращенная къ нимъ сторона представляетъ собою крпкую ледяную стну сажень въ девять вышиною, гладкую, безъ малйшей трещины или щели на всей своей поверхности. Гора была велика, и оставалась надежда, что другая сторона окажется удобне. Усердно вычерпывая воду, они обогнули уголъ, но опять оказались передъ отвсной стной. Подплыли съ третьей стороны: здсь гора казалась еще неприступне и выше, оставалась только четвертая, и, направляясь къ ней, они знали, что для нихъ ршается вопросъ о жизни и смерти, такъ какъ лодка почти уходила изъ подъ ихъ ногъ. Они выплыли изъ тни на яркій лунный свтъ и увидли передъ собой зрлище, которое никто изъ нихъ не забылъ до самой смерти.

Склонъ, передъ которомъ они очутились, былъ не мене крутъ, чмъ остальные, онъ весь искрился и сверкалъ подъ серебрянымъ свтомъ луны, отражавшемся въ граняхъ льда. Но по самой середин, въ уровень съ поверхностью воды оказалась огромная пещера: это было то мсто, о которое ‘Золотой Жезлъ’ разбился, причемъ выломилъ громадную глыбу льда и тмъ, самъ погибая, приготовилъ убжище людямъ, доврившимъ ему свою жизнь. Это углубленіе было роскошнйшаго изумрудно-зеленаго цвта, нжнаго и прозрачнаго у краевъ, а въ глубин отливавшаго темнымъ пурпуромъ и синевою. Но не красота этого грота и даже не увренность въ своемъ спасеніи вызвала крики радости и изумленія изо всхъ устъ, а то обстоятельство, что верхомъ на ледянной глыб преспокойно сидлъ и курилъ передъ ними глиняную трубку не кто иной, какъ капитанъ Ефраимъ Саваджъ изъ Бостона. Одну минутутизгнанники чуть не подумали, что передъ ними призракъ, если бы только призраки являлись въ такомъ прозаическомъ вид, но звуки его голоса вскор доказали имъ, что это — онъ самъ, и притомъ — въ расположеніи духа, весьма далекомъ отъ христіанской кротости.

— Эй, Томлинсонъ! — сказалъ онъ. — Когда я приказываю вамъ плыть къ ледяной гор, то разсчитываю, что вы прямо туда и поплывете, а не станете еще шляться по океану. Я изъ-за васъ чуть не замерзъ. Да такъ бы оно и было, не захвати я съ собою сухого табаку и коробку съ трутомъ, чтобы согрться.

Не отвчая на упреки командира, подшкиперъ направилъ лодку къ покатому выступу, который былъ такъ срзанъ носомъ бригантины, что къ нему удобно было пристать. Капитанъ Саваджъ схватилъ изъ лодки свой узелъ съ сухимъ платьемъ и исчезъ въ глубин пещеры, чтобы тотчасъ же вернуться вновь, нсколько согрвшись тлесно и успокоившись душевно. Барказъ повернули дномъ вверхъ, для сиднья, ршетки и скамьи изъ него вынули и покрыли одялами, чтобы приготовить постель для молодой женщины, а у боченка съ сухарями выбили дно, чтобы пость.

— Мы боялись за васъ, Ефраимъ,— сказалъ Амосъ Гринъ.— У меня такъ тяжело стало на сердц, когда я подумалъ, что не увижувасъ больше.

— Ну, Амосъ, теб бы слдовало знать меня лучше.

— Но какъ вы сюда попали, капитанъ? — спросилъ Томлинсонъ.— Я думалъ, что вы пошли ко дну съ кораблемъ.

— Такъ и было. Это ужъ третій корабль, съ которымъ я иду ко дну, только мн еще ни разу не приходилось тамъ остаться. На этотъ разъ я нырнулъ глубже, чмъ когда тонулъ ‘Скороходъ’, но не такъ глубоко, какъ на ‘Губернатор Винтропъ’. Когда я всплылъ наверхъ, я направился къ гор, нашелъ эту дыру и заползъ въ нее. Я былъ очень радъ васъ видть, потому что боялся, не потонули ли вы.

— Мы возвращались искать васъ и пропустили васъ въ темнот. А что теперь будемъ длать?

— Развсимъ этотъ парусъ и устроимъ квартиру для двочки, а потомъ поужинаемъ и выспимся, сегодня дла нтъ, а завтра его можетъ быть очень много.

ГЛАВА І.
Тающій Островъ.

Амосъ Гринъ былъ разбуженъ утромъ прикосновеніемъ чьей-то руки къ своему плечу. Онъ вскочилъ на ноги и увидлъ де-Катина, стоявшаго рядомъ. Оставшіеся въ живыхъ изъ экипажа бригантины крпко спали посл ночныхъ трудовъ, прислонившись къ опрокинутому барказу. Красный край солнца только что показался надъ водою, море и небо горли пурпуромъ и золотомъ отъ ослпительно-яркихъ оранжевыхъ тоновъ на горизонт до нжнйшихъ розовыхъ — надъ головой. Первые лучи били прямо въ ихъ пещеру, искрясь и сверкая въ ледяныхъ кристаллахъ и обливая весь гротъ теплымъ блескомъ. Ни одинъ волшебный дворецъ не могъ быть прекрасне этого пловучаго убжища, даннаго имъ природою.

Но и американцу и французу было не до мыслей объ красот ихъ обстановки. Лицо послдняго было серьезно, и Амосъ прочиталъ въ глазахъ его всть объ опаспости.

— Что такое?

— Наша гора разваливается.

— Что вы?! Да она прочна, какъ камень.

— Я смотрлъ. Видите вы эту трещину, которая идетъ вглубь отъ угла нашего грота? Два часа назадъ я едва могъ просунуть туда руку, а теперь самъ могу пролзть туда. Говорю вамъ, что она лзетъ врозь.

Амосъ Гринъ дошелъ до конца воронкообразнаго углубленія и увидлъ, согласно словамъ пріятеля, что въ гору идетъ извилистая, зеленая трещина, образовавшаяся или отъ морского прибоя, или отъ страшнаго удара о корабль. Онъ разбудилъ капитана Ефраима и указалъ ему на опасность.

— Ну, если она дастъ течь, то мы пропали,— сказалъ тотъ. Однако, быстро же она таетъ.

Теперь имъ видно было, что ледяныя стны, казавшіяся при лунномъ свт такими гладкими, были вс исчерчены и изборождены, подобно лицу старика, струйками воды, безпрерывно бжавшими внизъ. Вся громадная масса подтаяла и была очень хрупка. Кругомъ безпрерывно слышалось зловщее капанье и журчанье маленькихъ ручейковъ.

— Ого! — воскликнулъ Амосъ Гринъ.— Что это такое?

— А что?

— Вы ничего не слыхали?

— Нтъ.

— Я готовъ поклясться, что слышалъ голосъ.

— Не можетъ быть. Мы вс здсь.

— Такъ, значитъ, мн послышалось.

Капитанъ Ефраимъ перешелъ на обращенный къ морго край пещеры и обвелъ глазами океанъ. Втеръ совершенно упалъ, и море тянулось на западъ, гладкое и пустынное, съ одной только черной отмтиной: длиннымъ брусомъ, плававшимъ близь того мста, гд потонулъ ‘Золотой Жезлъ’.

— Мы должно быть находимся на пути какихъ-нибудь кораблей,— сказалъ капитанъ задумчиво. — Тутъ ходятъ ловцы трески и сельдей. Впрочемъ, для нихъ здсь пожалуй слишкомъ южно. Будь у меня три блыхъ горныхъ сосны, Амосъ, и съ сотню аршинъ крпкаго холста, я бы влзъ на верхушку этой штуки и взбодрилъ бы такія мачты съ парусами, что мы съ гуломъ понеслись бы въ Бостонскій заливъ. Тамъ бы я всю ее разломалъ и продалъ я оказался бы въ барышахъ. Но она — тяжелая посудина, хотя, пожалуй, и такъ прошла бы узла два въ часъ, если бы ее подогнать ураганомъ. Но что это ты, Амосъ?

Молодой охотникъ стоялъ, настороживъ уши, нагнувъ голову и глядя вбокъ, въ поз человка, напряженно слушающаго. Онъ собирался отвтить, когда де-Катина вскрикнулъ и показалъ въ глубину пещеры.

— Посмотрите теперь на трещину!

Онарасширилась еще на футъ съ тхъ поръ, какъ ее осмотрли и теперь могла назваться уже не трещиной, а цлой разслиной, или проходомъ.

— Пройдемте туда,— предложилъ капитанъ.

— Да вдь только и будетъ, что выйдемъ на другую сторону горы.

— Такъ взглянемъ на другую сторону.

Онъ пошелъ впередъ, а остальные за нимъ. Между высокими ледяными стнами было очень темно, вверху виднлась лишь узенькая, извилистая полоска неба. Они подвигались впередъ ощупью и спотыкаясь, пока проходъ, вдругъ расширившись, но вывелъ ихъ на большую ледяную площадку. Гора въ середин оказалась ровною, и съ краевъ этой площадки поднимались вверхъ т высокіе ледяные утесы, которые составляли ея вншнія отвсныя стны. Съ трехъ сторонъ они были очень круты, но съ четвертой поднимались покато, и безпрерывное таяніе избороздило этотъ склонъ множествомъ всякихъ неровностей, по которымъ отважмый человкъ могъ взобраться наверхъ. Вс трое стали карабкаться одновременно и минуту спустя стояли недалеко отъ наивысшей точки горы, въ десяти саженяхъ надъ уровнемъ моря, откуда открывался видъ миль на пятьдесятъ. Но на всемъ этомъ пространств не было признака жизни, только солнце сверкало на безчисленныхъ волнахъ.

Капитанъ Ефраимъ свиснулъ.

— Намъ не везетъ! — сказалъ онъ. Амосъ Гринъ смотрлъ изумленно.

— Не могу понять…— сказалъ онъ.— Я готовъ побожиться… О, Боже! Слышите вы это?

Ясные звуки военной трубы раздались въ утреннемъ воздух. Съ крикомъ изумленія все трое ползли дале и заглянули черезъ вершину.

У самой горы стоялъ большой корабль. Они видли подъ собою блоснжную палубу, окаймленную мдными пушками и усянную матросами. Небольшой отрядъ солдатъ стоялъ на ют и занимался военными упражненіями, здсь-то и трубила труба, которую такъ неожиданно услышали потерпвшіе. Пока они были загорожены верхнею глыбою, имъ не только не видно было верхушекъ мачтъ, но и сами они не могли быть замчены съ палубы. Теперь же и ихъ увидли съ корабля, и оттуда послышался хоръ восклицаній и криковъ. Но обитатели ледяной горы не стали медлить ни минуты. Скользя и спотыкаясь по скользкому склону, они съ криками добжали до разслины, а затмъ и до пещеры, гд ихъ товарищи только что были оторваны звуками трубы отъ своего невеселаго завтрака. Нсколько торопливыхъ словъ, и пробитый барказъ спустился на воду, въ него сбросили все имущество и поплыли опять. Обогнувши ледяной выступъ горы, они очутились какъ разъ подъ кормою прекраснаго корвета {Корветъ — трехмачтовое военное судно.}, съ бортовъ котораго имъ улыбались привтливыя лица, а сверху вяло большое, блое знамя, усянное золотыми лиліями Франціи. Въ нсколько минутъ ихъ лодку подняли, и они вышли на палубу ‘Св. Христофора’, военнаго корабля, доставлявшаго маркиза де-Денонвиля, новаго генералъ-губернатора Канады, къ мсту его служенія.

ГЛАВА V.
Въ Квебекской гавани.

На корабл, принявшемъ нашихъ потерпвшихъ, образовалось теперь довольно странное общество. ‘Св. Христофоръ’ покинулъ крпость Ла-Рошель, три недли назадъ, въ сопровожденіи четырехъ меньшихъ судовъ, везшихъ пятьсотъ солдатъ на помощь поселенцамъ рки Св. Лаврентія. Но въ океан корабли отбились другъ отъ друга, и губернаторъ продолжалъ путь одинъ, надясь уже въ рк снова собрать свою эскадру. Съ собою онъ имлъ одну роту Керсійскаго полка, свой собственный штабъ, новаго епископа Канады, Сен-Валье, съ нсколькими лицами его свиты, трехъ монаховъ францисканскаго ордена, пять іезуитовъ, назначенныхъ въ роковую миссію къ Ирокезамъ, съ полдюжины дамъ, хавшихъ къ своимъ мужъямъ, двухъ монахинь, отъ десяти до двнадцати французовъ, которыхъ влекли за море страсть къ приключеніямъ и надежда поправить свои дла.

Присоединить къ такому сборищу горсть новоанглійскихъ индепендентовъ (протестантовъ), пуританина изъ Бостона и троихъ гугенотовъ, значило — приложить къ пороховому боченку горящую головню. Однако, вс такъ были заняты собственными длами, что новоприбывшихъ предоставили самимъ себ. Тридцать человкъ солдатъ страдало цынгой и лихорадкой, такъ что вс монахи и монахини были очень заняты уходомъ за ними. Губернаторъ Денанвилъ, очень набожный драгунъ, цлыми днями ходилъ по палуб и читалъ псалмы Давида, а большую часть ночей проводилъ за планами и картами, замышляя истребить Ирокезовъ, опустошавшихъ ввренный ему край, а епископъ Сен-Валье отправлялъ богослуженіе и поучалъ наставленіями своихъ подчиненныхъ. Ефраимъ Саваджъ по цлымъ днямъ простаивалъ на палуб, не сводя глазъ съ этого добряка и его краснообрзнаго требника и все время ворча о ‘мерзости запустнія’.

Между Франціей и Англіей отношенія были мирныя, хотя въ Канад и въ Ньюіорк чувствовалось взаимное недовольство: французы не безъ основанія предполагали, что англійскіе колонисты подстрекаютъ противъ нихъ индйцевъ. Поэтому Ефраимъ и его спутники были приняты гостепріимно, хотя на корабл было такъ тсно, что имъ пришлось размститься гд попало. Семейству Катина была оказана еще большая благосклонность, такъ какъ слабость старика и красота его дочери привлекли вниманіе самого губернатора. Де-Катина, въ простомъ, темномъ плать, на которое еще до крушенія онъ смнилъ свой мундиръ, ничмъ, кром своей военной выправки, не подавалъ повода заподозрить въ немъ бглеца изъ арміи. Старый Катина былъ уже такъ слабъ, что совершенно не могъ отвчать на разспросы, его дочь постоянно находилась при немъ, а бывшій гвардеецъ, посл жизни при двор умлъ держать себя такъ осторожно, что ухитрялся сказать много и не высказать ничего, такимъ образомъ тайна ихъ оставалась неразоблаченной. Де-Катина еще до перемны закона испыталъ, каково быть гугенотомъ въ Канад, и не имлъ никакого желанія испробовать это теперь.

На другой день посл своего спасенія, они увидли на юг мысъ Бретонъ, а затмъ, быстро подгоняемые восточнымъ втромъ, прошли на нкоторомъ разстояніи отъ восточнаго края Антикости. Они уже плыли вверхъ по громадной рк, хотя съ середины ея берега едва были видны, и она походила скоре на море. Когда берега сблизились, направо показалось дикое ущелье рки Сагенея, и надъ соснами взвился дымокъ маленькой рыбачьей и торговой станціи Тадузака. Голые индйцы, съ лицами, выпачканными красной глиной, Алгонкинцы и Абенаки, окружили корабль въ своихъ берестовыхъ челночкахъ съ плодами и овощами, которые должны были влить новую жизнь въ погибавшихъ отъ цынги солдатъ. Затмъ корабль прошелъ мимо залива Маль-Бей, обрыва Обваловъ и залива св. Павла, съ его широкой долиной и лсистыми горами, сверкавшими великолпнымъ осеннимъ уборомъ: пурпуромъ и золотомъ кленовъ, ясеней, молодыхъ дубовъ и березовыхъ побговъ. Опершись на поручни, Амосъ Гринъ жаднымъ взоромъ смотрлъ на эти обширныя области двственныхъ лсовъ, куда лишь изрдка и случайно заходилъ какой-нибудь дикарь или безстрашный ‘лсной бродяга’ {Coureur des bois — особый разрядъ колонистовъ, занимавшійся войной и охотой.}. Вскор впереди показались смлыя очертанія мыса Бурь, путники миновали богатые, тихіе луга Бопре, помстья Лаваня, и, проплывши мимо поселковъ Орлеанскаго острова, увидли передъ собою широкій затонъ, водопады Монморенса, высокій частоколъ мыса Леви, множество кораблей, а направо — ту дивную скалу, увнчанную башнями, съ городомъ вокругъ ея подошвы, которая составляла средоточіе и главный оплотъ французскаго могущества въ Америк. Это былъ Квебекъ. Сверху изъ крпости загремли пушки, взвились флаги, поднялись въ воздух шляпы, и отъ берега отдлилась цлая флотилія лодокъ встрчать новаго губернатора и перевозить солдатъ и пассажировъ.

Съ тхъ поръ какъ старый купецъ покинулъ французскую почву, онъ сталъ вянуть, какъ вянетъ растеніе, лишившееся корней. Испугъ во время кораблекрупіенія и ночь, проведенная въ холодномъ убжищ на ледяной гор, оказались ему не по лтамъ и не по силамъ. Съ тхъ поръ, какъ онъ попалъ на военный корабль, онъ лежалъ среди больныхъ солдатъ, почти не подавая признаковъ жизни, кром слабаго дыханія и судорожнаго подергиванія исхудалой шеи. Однако, при гром пушекъ и кликахъ народа, онъ открылъ глаза и медленно, съ усиліемъ, приподнялся на подушкахъ.

— Что съ вами, батюшка? Что можемъ мы для васъ сдлать?— спросила Адель.— Мы пріхали въ Америку, и вотъ здсь Амори и я, ваши дти.

Но старикъ покачалъ головой.

— Господь довелъ меня до обтованной земли, но не судилъ мн вступить въ нее,— сказалъ онъ.— Да будетъ воля Его, и да благословится Имя Его во-вки. Но по крайней мр я хотлъ бы, какъ Моисей, взглянуть на эту землю, если ужъ не могу ступить на нее. Не можешь ли ты, Амори, взять меня подъ руку и вывести на палубу?

— Если еще кто-нибудь поможетъ мн,— отвтилъ де-Катина и, сбгавъ на палубу, привелъ съ собою Амоса Грина.

— Ну, батюшка, если вы положите руки къ намъ на плечи, то вамъ почти не придется касаться пола.

Минуту спустя, старый купецъ былъ на палуб, и молодые люди усадили его на свертокъ канатовъ, прислонивъ спиною къ мачт, гд онъ былъ въ сторон отъ сутолоки. Солдаты уже толпою сходили въ лодки, и вс такъ были заняты собою, что не обратили вниманія на маленькую группу изгнанниковъ, собравшихся вокругъ больного. Онъ съ трудомъ поворачивалъ голову изъ стороны въ сторону, но глаза его просвтлли при вид обширнаго голубого, пространства воды, пны далекихъ водопадовъ, высокаго замка и длинной линіи лиловыхъ горъ, тянувшихся къ сверо-западу.

— Она не похожа на Францію,— сказалъ онъ.— Совсмъ не такая зеленая, тихая и веселая, а величественная, сильная и суровая, какъ Тотъ, Кто ее сотворилъ. По мр того, какъ я становился слабе, Адель, моя душа освобождалась отъ узъ тлесныхъ, и я увидлъ ясно многое, что прежде было смутно для меня. И мн стало казаться, дти мои, что вся эта американская земля,— не одна Канада, а также и ваша родина, Амосъ Гринъ, и все, что тянется туда къ закату солнца — есть лучшій даръ Господа людямъ. Затмъ онъ хранилъ ее скрытою столько вковъ, чтобы нын свершилась надъ нею Его воля, ибо это есть страна невинная, которой не приходится искупать былыхъ грховъ: ни вражды, ни жестокихъ обычаевъ, ни какого-либо зла, и съ теченіемъ временъ вс измученные и бездомные, вс обиженные, изгнанные и угнетенные обратятъ свои взоры сюда, какъ уже сдлали мы. И это будетъ народъ, который восприметъ въ себя все доброе, отвергнувши все дурное и стремясь къ наивысшему. Это будетъ могучій народъ, который бсльше будетъ заботиться о возвышеніи своихъ низшихъ, чмъ о возвеличеніи высшихъ, который пойметъ, что боле доблести въ мир, нежели въ войн, который будетъ знать, что вс люди — братья, и чье сердце не будетъ съужено собственными границами, а станетъ пылать сочувствіемъ ко всякому правому длу во всемъ мір. Вотъ что я вижу, Адель, лежа здсь въ виду берега, куда не ступитъ моя нога, и говорю теб, что если ты и Амори войдете въ число предковъ такого народа, то жизнь ваша пройдетъ не даромъ. Это сбудется, а когда сбудется, да сохранитъ Господь народъ тотъ и да направитъ его на путяхъ его…

Голова старика постепенно опускалась все ниже, и вки медленно прикрыли глаза его, устремленные за Пуанъ-Леви, на безпредльные лса и далекія горы. У Адели вырвался крикъ отчаянія, и руки ея обвились вокругъ шеи отца.

— Онъ умираетъ, Амори, онъ умираетъ! — воскликнула она.

Угрюмый францисканецъ, молившійся по четкамъ недалеко отъ нихъ, услышалъ ея слова и подошелъ немедленно.

— Онъ, дйствительно, умираетъ,— сказалъ онъ, взглянувъ на потемнвшее лицо.— Совершены ли надъ нимъ таинства церкви?

— Не думаю, чтобы въ нихъ была нужда,— уклончиво отвтилъ де-Катина.

— Кто изъ насъ не нуждается въ нихъ, молодой человкъ?— угрюмо замтилъ монахъ.— И можетъ ли человкъ помимо нихъ надяться на душевное спасеніе? Я самъ причащу его безотлагательно.

Но старый гугенотъ открылъ глаза и послднимъ напряженіемъ силы оттолкнулъ нагнувшуюся надъ нимъ фигуру въ сромъ капюшон.

— Я покинулъ все, что любилъ, чтобы не уступать вамъ,— воскликнулъ онъ.— А вы думаете, что одолете меня теперь?

Францисканецъ отскочилъ назадъ при этихъ словахъ, и его жесткій, подозрительный взглядъ остановился на де-Катина и на плачущей женщин.

— Вотъ какъ! — сказалъ онъ.— Такъ вы — гугеноты!

— Тише! Не препирайтесь въ присутствіи умирающаго! — воскликнулъ де-Катина съ неменьшей рзкостью, чмъ монахъ.

— Въ присутствіи умершаго,— сказалъ Амосъ Гринъ торжественно.

Какъ только старикъ умолкъ, его лицо прояснилось, многочисленныя морщины вдругъ разгладились, точно ихъ стерла невидимая рука, а голова откинулась назадъ, къ мачт. Адель осталась неподвижной, продолжая держать его въ объятіяхъ и прижавшись щекою къ его плечу. Она была въ обморок.

Де-Катина поднялъ жену и снесъ ее внизъ, въ каюту одной барыни, которая раньше выказывала имъ учас₄тіе. Смерть была не новостью на корабл: во время перезда по морю на немъ умерло десятъ человкъ солдатъ, поэтому среди радостной суеты прибытія мало кому пришло въ голову подумать объ умершемъ странник, тмъ боле, когда прошелъ слухъ, будто онъ былъ гугенотомъ. Было сдлано краткое распоряженіе спустить его въ рку въ ту-же ночь, и это было послднею заботою людей о Теофил Катина. Съ оставшимися же въ живыхъ дло обстояло иначе: ихъ выстроили всхъ на палуб, по окончаніи высадки солдатъ, и офицеръ губернаторской свиты сталъ ршать, что съ ними длать. Это былъ представительный, веселый, румяный господинъ, но де-Катина со страхомъ замтилъ, что когда онъ проходилъ вдоль палубы, рядомъ съ нимъ шелъ монахъ и что-то говорилъ ему шепотомъ. На мрачномъ лиц францисканца виднлась горькая улыбка, предвщавшая мало добраго для еретиковъ.

— Приму во вниманіе, добрйшій батюшка, приму во вниманіе,— нетерпливо говорилъ офицеръ въ отвтъ на эти тайныя впушенія.— Я не мене ревностный слуга святой церкви, чмъ вы сами.

— Надюсь, что такъ, г. де-Бонневилъ. При такомъ набожномъ губернатор, какъ г. де-Денанвиль, офицерамъ его штаба даже на этомъ свт невыгодно быть равнодушными къ вр.

Офицеръ сердито взглянулъ на собесдника, онъ понялъ угрозу, таившуюся въ его словахъ.

— Осмлюсь вамъ напомнить, батюшка,— сказалъ онъ,— что если вра есть добродтель, то рядомъ съ нею стоитъ и любовь къ ближнимъ.— Затмъ продолжалъ по-англійски:— Который здсь капитанъ Саваджъ?—

— Ефраимъ Саваджъ изъ Бостона.

— А г. Амосъ Гринъ?

— Амосъ Гривъ изъ Нью-Іорка.

— А морякъ Томлинсонъ?

— Джонъ Томлинсовъ изъ Салема.

— А моряки: Гирамъ Джефферсонъ, Іосифъ Куперъ, Сиггресъ Спольдингъ и Павелъ Кушингъ, вс изъ Maссачусетсъ-Бея?

— Мы здсь.

— По распоряженію губернатора, вс, кого я назвалъ, должны быть тотчасъ переданы на купеческій бригъ ‘Надежду’, вонъ тотъ корабль съ блой полоской. Онъ черезъ часъ отправляется въ англійскія колоніи.

Гулъ радости поднялся среди матросовъ при мысли о столь быстромъ возвращеніи домой, они побжали собирать то немногое, что спасли отъ крушенія, а офицеръ положилъ свой списокъ въ карманъ и подошелъ къ тому мсту, гд де-Катина, съ мрачнымъ лицомъ, стоялъ, прислонившись къ периламъ.

— Вы, вроятно, меня помните,— сказалъ онъ.— Я узналъ васъ, хотя вы смнили голубой кафтанъ на черный.

Де-Катина пожалъ протянутую ему руку.

— Я хорошо помню васъ, де-Бонневиль, и наше совмстное путешествіе въ фортъ Фронтенакъ, но мн неловко было возобновлять знакомство теперь, когда мои дла такъ плохи.

— Что вы? Кому я былъ другомъ, тому останусь другомъ всегда.

— Я тоже боялся, чтобы близость со мною не повредила вамъ въ глазахъ этого закутаннаго монаха, который бродитъ за вами слдомъ.

— Ну, ну, вы сами знаете, что здсь и какъ! Фронтенакъ умлъ держать ихъ въ границахъ, но де-Лобарръ былъ точно воскъ въ ихъ рукахъ, и этотъ новый общаетъ идти по той же дорожк. Между монахами въ Монреал и здшними изуитами, мы, несчастные,— точно между двумя жерновами. Но я отъ души огорченъ, что встрчаю стараго товарища при такихъ обстоятельствахъ, и тмъ боле съ женою.

— Что же теперь будетъ?

— Вы останетесь на корабл до его отплытія, которое назначено черезъ недлю.

— А потомъ?

— Потомъ васъ доставятъ на немъ во Францію и передадутъ губернатору Ла-Рошели для отсылки въ Парижъ. Таковъ приказъ г-на де-Денонвиля, и если не исполнимъ его въ точности, то все это осиное гнздо монаховъ очутится у насъ на ше.

Де-Катина застоналъ, выслушавъ это.

Посл всхъ переговоровъ, мукъ и бдствій вернуться въ Парижъ, на жалость друзьямъ, на посмшище врагамъ — было слишкомъ унизительно. Онъ вспыхнулъ отъ стыда при одной этой мысли. Его вернутъ насильно, точно рекрута, сбжавшаго изъ полка отъ тоски по родин! Лучше бы броситься въ эту широкую, синюю рку, если бы не блдненькая Адель, у которой теперь кром него никого не было на свт. Это такъ заурядно! Такъ позорно! А между тмъ, какъ вырваться изъ этой пловучей тюрьмы, да еще съ женщиной, съ которой связала его судьба?

Де-Бонневиль ушелъ, сказавъ нсколько незамысловатыхъ сочувственныхъ словъ, монахъ же продолжалъ шагать по палуб, украдкою бросая на него взгляды, и два солдата, поставленные на ют, нсколько разъ прошли мимо него. Очевидно, имъ было приказано слдить за нимъ. Въ уныніи, онъ перегнулся черезъ бортъ и сталъ смотрть на городъ, гд торчащія изъ кровель балки и обугленныя стны напоминали о пожар, нсколько лтъ назадъ истребившемъ всю нижнюю часть его.

Въ это самое время, плескъ веселъ привлекъ вниманіе смотрвшаго, и какъ разъ подъ тмъ мстомъ, гд онъ стоялъ, проплыла большая лодка, полная чарода.

Въ ней сидли новоангличане, которыхъ везли на корабль, который долженъ былъ доставить ихъ домой. Тутъ были четверо матросовъ, а у паруса капитанъ Ефраимъ бесдовалъ съ Амосомъ, указывая на суда. Сдая борода стараго пуританина и смлое лицо охотника не разъ поворачивались въ сторону одинокаго изгнанника, но онъ не уловилъ ни слова прощанія, ни привтливаго движенія руки. Они были такъ полны своей будущностью и своимъ счастьемъ, что даже и не вспомнили о его горькой дол! Онъ готовъ былъ все снести отъ враговъ, но такая забывчивость недавнихъ друзей переполнила чашу его скорби. Онъ склонилъ лицо на руки и горько зарыдалъ. Прежде чмъ де Катина поднялъ голову, англійскій бригъ уже поднялъ якорь и на всхъ парусахъ вышелъ изъ Квебекскихъ водъ.

ГЛАВА VI.
Голосъ у пушечнаго люка.

Въ эту ночь стараго Теофила Катина схоронили по корабельному обычаю. При похоронахъ присутствовали только двое, Адель и Амори. Весь слдующій день де-Катина провелъ на палуб, среди сутолоки и шума разгрузки, съ тяжестью на сердц, пытаясь развлечь Адель веселой болтовней. Онъ указывалъ ей мста, которыя зналъ такъ хорошо: цитадель, гд былъ расквартированъ вмст съ полкомъ, іезуитскую коллегію, соборъ епископа Ловаля, склады старой компаніи, разрушенные большимъ пожаромъ и домъ Обера-де-ла-Шене, единственный изъ частныхъ домовъ, уцлвшій въ нижней части города. Съ корабля видны были не только интересныя зданія, но отчасти и то пестрое населеніе, которымъ этотъ городъ отличался отъ всхъ прочихъ кром только своего младшаго брата Монреаля. По крутой дорожк, окаймленной частоколомъ и соединявшей об части города, передъ ними проходила вся панорама канадской жизни: солдаты въ широкополыхъ шляпахъ съ перьями, прибрежные обитатели въ своихъ грубыхъ крестьянскихъ платьяхъ, мало отличавшіеся отъ своихъ бретонскихъ или нормандскихъ предковъ, молодые щеголи изъ Франціи, или изъ окрестныхъ помстій. Здсь же попадались и небольшія группы ‘лсныхъ бродягъ’, или ‘странниковъ’, въ охотничьихъ кожаныхъ курткахъ, въ штиблетахъ съ бахромою, въ мховыхъ шапкахъ съ орлиными перьями, появлявшихся въ городахъ по разу въ годъ, оставляя своихъ индіанокъ-женъ и дтей въ какихъ-нибудь отдаленныхъ вигвамахъ. Были здсь и краснокожіе Алгонкинцы, рыбаки и охотники, съ точно выдубленными лицами, звроподобные Микмаки съ востока, дикіе Абенакійцы съ юга, и всюду мелькали темныя одежды францисканцевъ, а также черныя рясы и широкополыя шляпы реколлектовъ и іезуитовъ.

Таковъ былъ народъ, наполнявшій улицы столицы этого удивительнаго отпрыска Франціи, который насаженъ былъ вдоль теченія большой рки за тысячу миль отъ родной страны. Странная это была колонія, можетъ быть, самая странная изо всхъ, существовавшихъ въ мір. Она тянулась на тысячу двсти миль, отъ Табузака вплоть до торговыхъ стоянокъ на берегахъ Великихъ Озеръ, ограничиваясь по большей части узкими обработавными полосками вдоль самой рки, за которыми непосредственно возвышались дикія лсныя дебри и невдомыя горы, постоянно соблазнявшія крестьянина бросить соху и мотыку ради боле свободной жизни съ весломъ и ружьемъ. Небольшія и рдкія лсоски, смнявшіяся маленькими огороженными группами бревенчатыхъ домиковъ, отмчали ту линію, по которой цивилизація пробиралась внутрь громаднаго материка, едва имя силу оградить себя отъ гибели, вслдствіе суровости климата и свирпости безпощадныхъ враговъ. Все блое населеніе этого громаднаго пространства, считая въ томъ числ солдатъ, священниковъ и жителей лсовъ со всми женами и дтьми, не достигало двадцати тысячъ душъ, и, однако, настолько велика была ихъ энергія, что они наложили свой отпечатокъ на весь материкъ. Между тмъ какъ зажиточные англійскіе поселенцы довольствовались жизнью въ предлахъ своихъ рубежей, и ихъ топоры еще ни разу не звучали по ту сторону Аллеганскихъ горъ, французы высылали своихъ безстрашныхъ піонеровъ {Піонеры — люди, идущіе первыми въ дикія, неизслдованныя страны, чтобы внести туда просвщеніе и благоустройство жизыи.},— проповдниковъ въ черныхъ рясахъ и охотниковъ въ кожаныхъ курткахъ до крайнихъ предловъ материка. Эти люди сняли карты озеръ и завели мновой торгъ съ неукротимыми Сіу на великихъ равнинахъ, гд деревянные вигвамы уступаютъ мсто шалашамъ изъ кожъ. Маркеттъ прошелъ страну Иллинойцевъ до самаго Миссисипи и прослдилъ теченіе этой великой рки до того мста, гд, первый изъ блыхъ, онъ увидлъ мутныя волны бурнаго Миссури. Ла-Салль отважился еще дале, миновалъ Огано и достигъ Мексиканскаго залива, поднявши французскій флагъ на томъ мст, гд потомъ возникъ городъ Новый Орлеанъ. Другіе добрались до Скалистыхъ горъ и до обширныхъ пустынь сверо-запада, проповдуя, мняясь, плутуя, крестя, повинуясь различнйшимъ побужденіямъ и походя другъ на друга только неустрашимою храбростью и находчивостью, которая выводила ихъ невредимыми изъ множества опасностей. Французы были везд — и къ сверу отъ британскихъ поселковъ, и къ западу, и къ югу, и если весь материкъ не сталъ французскимъ, то въ этомъ виноваты никакъ не желзные предки теперешнихъ канадцевъ.

Все это де-Катина объяснялъ Адели въ тотъ осенній день, стараясь отвлечь ея мысли отъ печалей прошлаго и отъ долгаго, тоскливаго пути, который предстоялъ имъ. Она, привыкшая къ сидячей жизни въ Париж и къ мирнымъ картинамъ Сенскихъ береговъ, съ изумленіемъ смотрла на рку, на лса и на горы и въ ужас хваталась за руку мужа, когда, брызгая пною съ веселъ, мимо проносился челнокъ, полный дикихъ Алгонкинцевъ, одтыхъ въ кожи, съ лицами, исполосовавными блой и красной краской. Снова рка изъ голубой стала розовою, снова старая крпость одлась въ пурпуръ заката, и снова двое изгнанниковъ сошли въ свои каюты съ обращенными другъ къ другу словами ободренія на устахъ и съ тяжкими думами въ душ. Койка де-Катина помщалась около одного изъ пушечныхъ люковъ, и онъ имлъ обыкновеніе не закрывать этого люка на ночь, такъ какъ рядомъ находился камбузъ (кухня), гд происходила стряпня на весь экипажъ, и воздухъ былъ сухъ и удушливъ. Въ эту ночь ему не удавалось уснуть, и онъ ворочался подъ одяломъ, измышляя всякія средства уйти съ этого проклятаго корабля. Но если даже и убжать, то куда дться? Вся Канада была для нихъ закрыта, лса на юг полны свирпыхъ индйцевъ. Въ англійскихъ колоніяхъ, правда, они могли-бы свободно исповдовать свою вру, но что сталъ бы длать онъ съ женою, безъ друзей, чужой среди чужого народа? Не измни имъ Амосъ Гринъ, все устроилось бы отлично. Но онъ ихъ покинулъ. Конечно, у него не было причины поступать иначе. Онъ былъ имъ чужой и безъ того ужъ не разъ оказывалъ имъ услуги. Дома его ждали семья и любимый образъ жизни. Зачмъ же сталъ бы онъ медлить здсь ради людей, съ которыми познакомился всего нсколько мсяцевъ назадъ. Этого нельзя было и требовать. И однако, де-Катина не могъ примириться со случившимся, не могъ признать что такъ и должно было быть.

Но что это такое? Надъ тихо плещущей ркою вдругъ послышалось рзкое: ‘Тссс!..’ не плылъ ли мимо лодочникъ или индецъ? Звукъ повторился еще настойчиве. Де-Катина прислъ на койк и сталъ оглядываться. Звукъ, несомннно, шелъ изъ открытаго люка. Онъ выглянулъ, но ничего не было видно, кром широкаго затона, неясныхъ очертаній судовъ и отдаленнаго мерцанія огней на Пуанъ-Леви. Онъ снова опустился на подушку, но въ это время что-то ударилось объ его грудь, а затмъ съ легкимъ стукомъ свалилось на полъ. Онъ вскочилъ, схватилъ съ крюка фонарь и направилъ свтъ его на полъ. Тамъ лежало то, что попало въ него: это была золотая булавка. Онъ поднялъ, разсмотрлъ ее и вздрогнулъ отъ радости. Эта булавка принадлежала когда-то ему, и самъ онъ отдалъ ее Амосу Грину на второй день по его прізд, когда они вмст собирались въ Версаль..

Значитъ, это былъ сигналъ, и Амосъ таки не покинулъ ихъ! Онъ одлся, весь дрожа отъ волненія, и вышелъ на налубу. Среди глубокаго мрака ничего нельзя было разобрать, но мрный звукъ шаговъ гд-то на передней палуб показывалъ, что часовые еще тутъ. Бывшій гвардеецъ подошелъ къ борту и устремилъ взоры во тьму. Онъ увидлъ смутныя очертанія лодки.

— Кто тутъ?— прошепталъ онъ.

— Это — вы, де-Катина?

— Я.

— Мы пріхали за вами.

— Богъ наградитъ васъ, Амосъ!

— Ваша жена здсь?

— Нтъ! но я сейчасъ разбужу ее.

— Ладно. Только сначала поймайте эту веревку. Теперь тащите лстницу.

Де-Катина схватилъ брошенную ему бичеву и, потянувъ ее къ себ, увидлъ, что къ ней привязана веревочная лстница, снабженная желзными крючьями для прикрпленія къ поручнямъ. Укрпивъ ее, какъ слдуетъ, онъ потихоньку пробрался въ среднюю часть корабля, гд находились дамскія каюты, одна изъ которыхъ была отведена его жен. Она была теперь единственною женщиною на корабл, такъ что онъ безъ опасенія могъ стукнуть къ ней въ дверь и кратко объяснить, что нужно спшить и не шумть. Въ десять минутъ Адель была готова и, собравъ въ узелокъ свое добро, выскользнула изъ каюты. Вмст они вышли на палубу и прокрались на корму въ тни перилъ. Они почти дошли до борта, какъ вдругъ де-Катина остановился, и изъ-за стиснутыхъ зубовъ его вылетло ругательство. Между ними и веревочной лстницей, на темномъ фон ночи выдлялась грозная фигура францисканскаго монаха. Онъ вглядывался во мракъ изъ-подъ своего надвинутаго капюшона и медленно двигался впередъ, какъ будто замтивъ ихъ. Надъ нимъ, на вантахъ, у мачты, вислъ фонарь. Онъ снялъ его и направилъ на идущихъ. Но съ де-Катина шутки были плохія. Всю жизнь онъ отличался быстротою въ ршеніяхъ и дйствіяхъ. Неужели этотъ мстительный монахъ въ послднюю минуту намренъ былъ помшать ему? Но это могло для него окончиться плохо. Молодой человкъ толкнулъ жену въ тнь мачты, а самъ, какъ только тотъ приблизился, кинулся на момаха и вцпился въ него. При этомъ, капюшонъ свалился съ головы его противника и, вмсто суровыхъ чертъ францисканца, де-Катина, при свт фонаря, съ изумленіемъ узналъ лукавые, срые глазки и неподвижное лицо Ефраима Саваджа. Изъ за борта поднялась еще фигура, и мягкосердечный французъ бросился въ объятія Амоса Грина.

— Все прекрасно,— сказалъ тотъ, съ нкоторымъ смущеніемъ освобождаясь отъ него.— Онъ — у насъ въ лодк, съ кожаной перчаткой въ горл.

— Кто?

— Тотъ, чье платье теперь на капитан Ефраим. Мы наткнулись на него, пока вы ходили будить вашу жену, но вдвоемъ скоро успокоили его. Барыня-то здсь?

— Вотъ она.

— Такъ скоре, а то кто нибудь можетъ выйти!

Адель подняли черезъ бортъ и усадили на корм берестяного челнока. Затмъ мужчины отстегнули лстницу и спустились по веревк, а двое индйцевъ, сидвшихъ на веслахъ, оттолкнули лодку отъ корабля и быстро двинули ее противъ теченія. Минуту спустя, ‘Св. Христофоръ’ уже казался смутной массой съ двумя желтыми огоньками.

— Бери весло, Амосъ, и я сдлаю то же,— сказалъ капитанъ Саваджъ, сбрасывая рясу.— Въ этомъ наряд было безопасне на корабл, а въ лодк онъ только мшаетъ. Я думаю, мы могли бы закрыть люки и забрать его совсмъ, и съ пушками, если бы захотли.

— А на другой день висть на реяхъ, какъ пираты,— отвтилъ Амосъ.— Нтъ, мы сдлали лучше, что взяли медъ, не тронувъ пчелъ. Надюсь, сударыня, что вы здоровы?

— Ахъ, я едва понимаю, что случилось и гд мы теперь.

— Какъ и я, Амосъ.

— Такъ разв вы не ждали насъ?

— Я не зналъ, что и думать.

— Но, вдь, вы, конечно, не полагали, что мы можемъ удрать, не сказавши ни слова?

— Признаюсь, что это меня сильно огорчило.

— Мн такъ показалось, когда, взглянувъ на васъ искоса, я замтилъ, какъ вы печально смотрли на насъ. Но если бы кто замтилъ, что мы бесдуемъ или сговариваемся, то за нами стали бы слдить непремнно. А такъ, никто ничего не заподозрилъ, кром вотъ этого молодца, что детъ съ нами.

— Что-же вы сдлали?

— Сошли вчера вечеромъ съ брига на берегъ, наняли этотъ челнокъ и притаились на цлый день. Потомъ ночью поднялись къ кораблю, и я скоро разбудилъ васъ, потому что зналъ, гд вы спите. Пока вы были внизу, монахъ чуть не испортилъ все дло, но мы закрутили ему глотку и спустили къ себ въ челнъ. Ефраимъ напялилъ его рясу, чтобы встртить васъ и помочь, не рискуя попасться, ибо насъ пугало ваше промедленіе.

— Ахъ, какъ славно быть опять свободнымъ! Какъ безконечно я обязанъ вамъ, Амосъ!

— Что-жь, вы смотрли за мною, пока я былъ въ вашей сторон, а я присмотрю за вами здсь.

— Куда же мы демъ?

— Ахъ, вотъ то-то и есть! Больше некуда хать, потому что къ морю намъ запертъ путь. Надо какъ нибудь пробираться по материку, и необходимо подальше отплыть отъ Квебека до утра, а то имъ, кажется, пріятне захватить въ плнъ гугенота, нежели ирокезскаго вождя. Господи, вотъ ужъ не понимаю, какъ можно поднимать такую бучу изъ за того, какимъ образомъ человкъ хочетъ спасать свою собственную душу! А, впрочемъ, старый Ефраимъ точно такъ-же нетерпимъ въ этомъ отношеніи, такъ что вся глупость не на одной только сторон.

— Что вы говорите про меня?— спросилъ морякъ, навостривъ уши, когда упомянули его имя.

— Только то, что вы — стойкій старый протестантъ.

— Да, слава Богу. Я, видите ли, стою за свободу совсти для всхъ, исключая только квакировъ (религьозная секта), да папистовъ (католики), да…

Амосъ Гринъ засмялся.

— Но Господь Богъ все это допускаетъ, зачмъ же вамъ принимать къ сердцу?

— Ахъ, ты еще молодъ и глупъ. Поживешь, такъ поумнешь. Ты, пожалуй, готовъ заступиться вотъ и за такую нечисть?— Онъ указалъ рукояткою весла на распростертаго монаха.

— Чтожъ, и онъ хорошій человкъ сообразно своимъ понятіямъ.

— Тогда и акула — хорошая рыба сообразно ея понятіямъ. Нтъ, парень, ты мн такъ не вотрешь очковъ. Можешь болтать, пока попортишь говорильную снасть, а все противнаго втра не сдлаешь попутнымъ. Передай-ка мн кисетъ и огниво, а за весломъ не смнитъ ли меня твой пріятель?

Всю ночь они плыли вверхъ по рк, напрягая вс силы, чтобы уйти отъ возможной погони. Придерживаясь южнаго берега и, такимъ образомъ, минуя главную силу теченія, они двигались довольно быстро, такъ какъ Амосъ и де-Катина гребли не впервые, а индйцы старались такъ, точно были не изъ плоти и крови, а изъ проволоки и желза. Глубокая тишина царствовала на всемъ рчномъ простор нарушаясь только плескомъ воды о борта лодки, шелестомъ крыльевъ ночныхъ птицъ надъ ихъ головами, да пронзительнымъ, рзкимъ лаемъ лисицъ въ глубин лсовъ. Когда, наконецъ, занялась заря, и горизонтъ посрлъ, то крпость была далеко. Двственные лса, въ своемъ пестромъ осеннемъ убор, на обоихъ берегахъ подходили вплоть къ рк, а посредин виднлся маленькій островъ съ каймою изъ желтаго песка по краямъ и яркимъ букетомъ сумаховъ {Сумахъ изъ породы терпентинныхъ деревьевъ.} и красныхъ цвтовъ лодале.

— Я уже здсь былъ,— сказалъ де-Катина,— Я помню, что сдлалъ отмтку на этомъ толстомъ клен, гд зарубка, когда въ послдній разъ здилъ съ губернаторомъ въ Монреаль. Это было еще при Фронтенак, когда первымъ лицомъ считался король, а епископъ — лишь вторымъ.

Краснокожіе, сидвшіе, какъ глиняныя фигуры, безъ малйшаго выраженія на неподвижныхъ лицахъ, насторожили уши при этомъ имени.

— Мой братъ сказалъ про великаго Оноитія,— проговорилъ, оглянувшись, одинъ изъ нихъ.— Мы слышали свистъ зловщихъ птицъ, предвщающихъ, что онъ боле не вернется изъ за моря къ своимъ дтямъ.

— Онъ теперь у великаго благо отца,— отвчалъ де-Катина.— Я самъ видлъ его въ его совт, и непремнно онъ вернется изъ-за моря, если нуженъ будетъ своему народу.

Индецъ покачалъ головою.

— Звриный мсяцъ прошелъ, братъ мой,— сказалъ онъ на своемъ неправильномъ французскомъ язык,— а прежде чмъ наступитъ мсяцъ птичьихъ гнздъ, на этой рк не останется ни одного благо, кром тхъ, кто за каменными стнами.

— Почему же? Мы ничего не слыхали. Разв такъ разъярились Ирокезы?

— Мой братъ, они сказали, что съдятъ Гуроновъ, и гд теперь Гуроны? Они обратили лица свои противъ Эріевъ, и гд теперь Эріи? Они пошли къ западу, на Иллинойцевъ, и кто найдетъ хоть одно иллинойское селеніе? Они подняли топоръ на Андастовъ, и самое имя Андастовъ стерто съ лица земли. А теперь они проплясали пляску и пропли псню, отъ которой не будетъ добра моимъ блымъ братьямъ.

— Гд же они теперь?

Индецъ повелъ рукой вдоль всего южнаго и западнаго горизонта.

— А гд ихъ нтъ? Лса полны ими. Они — какъ пожаръ въ сухой трав: такъ же быстры и ужасны.

— Ну,— сказалъ де-Катина,— если эти дьяволы, дйствительно, сорвались съ цпи, то наши потребуютъ назадъ стараго Фронтенака, или же вс очутятся въ рк.

— Да,— сказалъ Амосъ,— я видлъ его разъ, когда меня схватили и привели къ нему вмст съ прочими за торговлю во французскихъ, но его мннію, владніяхъ. Его ротъ былъ стиснутъ, точно хорьковый капканъ, и онъ смотрлъ на насъ, точно хотлъ изъ нашихъ скальповъ сдлать себ штиблеты, но видно было, что онъ — вождь и настоящій воинъ.

— Онъ былъ врагомъ Церкви и правою рукою нечистаго дьявола въ этой стран,— сказалъ голосъ со дна челнока.

Это произнесъ монахъ: ему удалось освободиться отъ кожаной перчатки и пояса, при помощи которыхъ америкаицы заткнули ему ротъ. Теперь онъ лежалъ, скорчившись, и дико сверкалъ на своихъ спутниковъ пламенными, черными глазами.

— У него снасть ослабла,— сказалъ морякъ.— Дай-ка затянемъ ее вновь.

— Нтъ, зачмъ намъ тащить его дальше?— возразилъ Амосъ.— Только лишній грузъ и никакой пользы отъ него. Давайте высадимъ его.

— Да, пускай плыветъ или тонетъ! — воскликнулъ съ воодушевленіемъ старый Ефраимъ.

— Нтъ, на берегъ.

— Чтобъ онъ побжалъ впередъ сказать чернымъ курткамъ (монахамъ).

— Прекрасно. Онъ можетъ позвать перваго изъ своихъ, кто продетъ мимо.

Они подплыли къ острову и спустиля монаха, который не сказалъ ничего, но взглядомъ послалъ имъ проклятіе. Они оставили ему небольшой запасъ сухарей и муки, чтобы онъ могъ просуществовать, пока кто-нибудь не найдетъ его. Затмъ, проплывъ поворотъ рки, они пристали къ берегу въ маленькой бухт, гд кусты клюквы и брусники росли у самой воды, а лужокъ пестрлъ блымъ молочайникомъ, синей генціяной и пурпурнымъ пчеливымъ листомъ. Здсь они выложили свой незатйливый провіантъ и съ аппетитомъ позавтракали, обсуждая планы будущаго.

ГЛАВА VII.
По рк.

Для путешествія у нихъ было все необходимое. Капитанъ брига, на которомъ американцевъ отправили изъ Квебека, хорошо зналъ Ефраима Саваджа, да и кто не зналъ его на новоанглійскомъ берегу. Поэтому онъ взялъ съ него вексель, съ условіемъ уплаты черезъ три мсяца, и за столько процентовъ, сколько только могъ изъ него выжать, далъ ему три превосходныхъ ружья, достаточный запасъ аммуниціи и сумму денегъ, которой могло хватить на вс его нужды. Такимъ образомъ тотъ получилъ возможность нанять челнокъ и индйцевъ да запастись говядиной и сухарями, по крайней мр, дней на десять.

— Я просто ожилъ, съ тхъ поръ, какъ чувствую ружье за спиною и запахъ деревьевъ,— сказалъ Амосъ. — Что-жъ, отсюда не боле ста миль до Альбани, если идти напрямки.

— Да, парень, но какъ нашей двчонк пройти тысячу миль по лсу? Нтъ, нтъ, останемся лучше на вод и положимся на Господа.

— Тогда у насъ только одна дорога. Нужно про-плыть всю рку Ришелье и взять направо въ озеро Шампленъ и Сенъ-Сакраментъ. Тамъ мы будемъ совсмъ у верховьевъ Гудзона.

— Это — опасный путь,— сказалъ де-Катина, который понималъ разговоръ своихъ спутниковъ, хотя не могъ принимать въ немъ участія.— Намъ придется пробираться вдоль границы Могавковъ.

— Другого пути нтъ, я думаю. Намъ не изъ чего выбирать.

— А у меня есть пріятель на рк Ришелье, который, я увренъ, окажетъ намъ всякую помощь,— сказалъ де-Катина съ улыбкой.— Адель, ты слыхала отъ меня о Шарл-де-ла-Ну, владльц Св. Маріи?

— Котораго ты называлъ канадскимъ герцогомъ, Амори?

— Вотъ именно! Его помстье находится на Ришелье немножко къ югу отъ форта (укрпленіе) Св. Людовика, и я увренъ, что онъ облегчитъ намъ наше странствованіе.

— Прекрасно! — воскликнулъ Амосъ.— Если у насъ тамъ найдется другъ, то мы справимся отлично. Штука самая подходящая, и мы будемъ держаться рки. Такъ возьмитесь же за весла, потому что тотъ монахъ непремнно постарается надлать намъ пакостей.

Цлую недлю наши путники прилагали вс усилія, чтобы быстро двигаться по великому водному пути, все придерживаясь южнаго берега. По об стороны потока росъ густой лсъ, но тамъ и сямъ въ немъ попадалась выемка, и узкая полоска желтаго жнива отмчала мсто, гд земля была подъ хлбомъ. Адель съ любопытствомъ разсматривала деревянные домики съ выступающими верхними этажами и чудными коньками на крышахъ, прочные, каменные дома помщиковъ и мельницы въ каждомъ поселк, служившія для двойной надобности: размалыванія зерна и защиты жителей въ случа вражескаго нападенія. Горькій опытъ научилъ канадцевъ тому, въ чемъ англійскіе поселенцы убдились только впослдствіи: что въ стран дикарей безумно строить домъ земледльца уединенно, въ центр его полей. Здсь лсныя расчистки лучами расходились отъ селъ, и каждая избушка была расположена сообразно потребностямъ обороны всего поселка, такъ чтобы защита могла отстаивать вс его пункты, и наконецъ, сосредоточиться на каменномъ помщичьемъ дом и на мельниц. Изъ за каждаго пригорка или холмика вблизи селеній сверкали мушкеты часовыхъ, такъ какъ извстно было, что скальпировальные отряды Пяти Племенъ бродятъ повсюду, и никто не могъ сказать, гд они появятся, такъ что ждать ихъ приходилось всзд.

Въ самомъ дл, куда бы теперь ни направился путникъ: по Св. ли Лаврентію, къ западу ли, на Озера, на берега ли Миссисипи, или къ югу, въ страну Широкіевъ и Криковъ, онъ всюду нашелъ бы обитателей въ одинаковомъ ужасномъ состояніи тревожнаго ожиданія, и все по той же причин. Ирокезы, какъ ихъ называли французы, или Пять-Племенъ, какъ они звали себя сами, нависли, точно туча, надо всею обширною страною. Ихъ союзъ являлся естественнымъ, такъ какъ они происходили отъ одного корня и говорили однимъ нарчіемъ, и вс попытки разъединить ихъ не приводили ни къ чему. Могавки, Каюги, Онондаги, Онеиды и Сенеки гордились своими племенными значками и отдльными вождями, но въ военное время вс они становились Ирокезами, и враги однихъ считались врагами всхъ. Численность ихъ была не велика, ибо они никогда не могли выставить въ поле и двухъ тысячъ воиновъ: область ихъ тоже была не обширна, такъ какъ поселенія ихъ были разбросаны на пространств между озеромъ Шамплена и озеромъ Онтаріо. Но они крпко стояли другъ за друга, были лукавы, отчаянно храбры и нападали съ дикой дерзостью и энергіей. Занимая центральное положеніе, они длали набги во вс стороны поочередно, никогда не довольствуясь простымъ пораженіемъ противниковъ, но уничтожая и истребляя ихъ окончательно. Война была для нихъ дломъ, а мучительство — развлеченіемъ. Они побждали окрестныя племена одно за другимъ, пока на пространств около тысячи квадратныхъ миль не осталось ниеого, кром тхъ, чье существованіе они допускали. Въ одномъ ужасномъ побоищ они стерли съ лица земли Гуроновъ и гуронскія миссіи. Они истребили племена сверозапада, такъ что даже далекіе Саки и Лисицы стали дрожать при ихъ имени. Они прошли въ опустошительныхъ набгахъ далеко на западъ, такъ что ихъ скальпировальные отряды начали натыкаться на своихъ родичей, индйцевъ — Сіу, властителей великихъ равнинъ, какъ Ирокезы были властителями лсовъ. Новооанглійскіе индйцы на восток и Шавпіи и Делавары дале къ югу платили имъ дань, и страхъ передъ ихъ оружіемъ достигъ границъ Мериланда и Виргиніи. Можетъ быть, никогда не встрчалось примра въ исторіи міра, чтобы такой малочисленный народъ такъ долго господствовалъ надъ такой обширной территоріей.

Эги племена питали злобу противъ Франціи . въ теченіи полувка: съ тхъ самыхъ поръ, какъ Шампленъ и нкоторые изъ его послдователей приняли сторону ихъ враговъ. Впродолженіе столькихъ лтъ они копили силу въ своихъ лсныхъ поселкахъ, лишь время отъ времени позволяя себ какой-нибудь отдльный пограничный набгъ, но въ общемъ выжидая боле удобной поры для настоящихъ военныхъ дйствій. Теперь имъ казалось, что эта пора наступила. Они истребили вс племена, которыя могли бы стать союзниками блыхъ, и слдовательно, оставили ихъ безъ помощниковъ. Они запаслись хорошими ружьями и обиліемъ боевыхъ припасовъ отъ голландцевъ и англичанъ изъ Нью-Іорка. Длинная, узкая линія французскихъ поселеній была открыта передъ ними. Они сгруппировались въ лсахъ, какъ собаки на сворахъ, ожидая отъ своихъ предводителей приказанія, которое должно было спустить ихъ съ пылающими головнями ит омагавками (оружіе индйцевъ, родъ топора) на линію селъ.

Такъ обстояли дла, пока наши изгнанники плыли вдоль берега рки, видя въ ней единственный путь къ спокойствію и свобод. Однако, они хорошо знали, что путь этотъ опасенъ. Вдоль всей рки Ришелье были французскіе передовые посты и укрпленія, ибо, когда въ Канад вводилась феодальная система, то различнымъ вельможамъ и туземнымъ дворянамъ были розданы помстья въ тхъ мстахъ, гд это было наиболе выгодно для всей колоніи. Каждый помщикъ со своими вассалами {Такъ назывались въ средніе вка землевладльцы, обязанные исполнять разныя повивности своему господину (феодалу), отъ котораго получили эту землю (ленъ). Этотъ средневковой строй назывался феодальной системой.}, пріученными владть оружіемъ, представлялъ собою военную силу совершенно какъ въ средневковой Европ {Или въ древней Руси, гд каждому, кто былъ пожалованъ отъ государя помстьемъ, предписывалось по первому зову являться въ войско конну, людну и дружну.}, гд ленникъ владлъ своимъ леномъ подъ условіемъ выступленія въ походъ съ оружіемъ въ рукахъ, по первому требованію. Поэтому старые офицеры Кариньянскаго полка и наиболе закаленные изъ колонистовъ получили участки по линіи Ришелье, текущей подъ прямымъ угломъ къ Св. Лаврентію, по направленію къ области Могавковъ. Блокгаузы (укрпленія) могли постоять за себя, но кучка путниковъ, принужденная переходить отъ одного къ другому, подвергалась величайшей опасности. Правда, Ирокезы воевали не съ англичанами, но находясь на военномъ пути, они мало способны были разбирать, и американцы, если бы даже захотли, не могли отдлить судьбы своей отъ участи французской четы, которой сопутствовали.

Плывя вверхъ по Св. Лаврентію, они встртили много лодокъ, направлявшихся внизъ.То халъ въ столицу офицеръ или чиновникъ изъ Трехъ-Ркъ или Монреаля, то индйцы или ‘лсные бродяги’ везли звриныя шкуры для отправки въ Европу, то на маленькомъ челночк попадался загорлый, сдоватый человкъ въ порыжлой, слинявшей отъ дождей и солнца, ряс, пристававшій то къ тому берегу, то къ другому, и выходившій у каждой индйской хижины. Если что нибудь было неладно въ церкви Канадской, то въ этомъ никакъ не были виновны такіе деревенскіе священники, не щадившіе ни трудовъ, ни условій, ни даже жизни своей, чтобы внести утшеніе и надежду и хоть не много просвщенія въ эти дикія дебри. Не разъ эти встрчные путяики пытались заговаривать съ изгнанниками, но т спшили дале, несмотря на ихъ сигналы и оклики. Съ низовьевъ же рки никто не перегналъ ихъ, потому что они работали веслами съ ранняго утра до поздней ночи. Когда они останавливались, то втаскивали челнокъ на берегъ и разводили костеръ изъ хвороста, ибо въ воздух чуялось уже дыханіе близкой зимы.

Въ то время какъ молодая француженка цлыми днями просиживала на корм челна, ея изумленные взоры останавливались не только на мстныхъ обитателяхъ и ихъ жилищахъ: мужъ и Амосъ Гринъ учили ее также любоваться картинами лса и, плывя вдоль берега, указывали ей на многое такое, чего она и не распознала бы при помощи лишь собственныхъ пяти чувствъ. То выглядьшала изъ древесной разслины пушистая морда енота, то выдра плыла подъ защитою прибрежныхъ кустовъ, таща во рту блую рыбку. Порою дикая кошка кралась вдоль толстаго сука, не сводя злобныхъ желтыхъ глазъ съ блокъ, мирно игравшихъ на другомъ конц его, порою стремительно и съ трескомъ пролагалъ себ путь сквозь спутанную поросль смолистыхъ кустарниковъ и черники канадскій дикообразъ. Она научилась отличать крикъ трясогузки и трепетъ ея крыльевъ среди листвы, нжное щебетанье блой съ чернымъ стрепатки и протяжное мяуканье американскаго дрозда, по туземному — кошки-птицы. На лон широкой, голубой рки, слушая чудную музыку природы, долетавшую съ береговъ, любуясь всми красками умирающаго лса, о которыхъ только могъ бы мечтать художникъ, она вновь стала улыбаться, и ея щеки и губы окрасились цвтомъ здоровья, какого никогда не могла дать Франція. Де-Катина видлъ въ ней эту перемну, но испытывалъ не радость, а гнетущій страхъ: онъ зналъ, что хотя природа создала эти лса раемъ, но люди превратили ихъ въ адъ, и что за красою этихъ вянущихъ листьевъ и роскошныхъ цвтовъ таится неописанный ужасъ. Часто, ночью, у потухающаго костра, на своемъ лож изъ сосновыхъ втокъ, глядя на закутанную въ одяло фигурку, мирно покоящуюся рядомъ съ нимъ, онъ думалъ, что не иметъ права подвергать ее такимъ опасностямъ и что наутро повернетъ лодку къ востоку, чтобы покориться всему, что ждетъ его въ Квебек. Но вмст съ зарею приходили мысли объ униженіи, объ уныломъ возвращеніи на родину, о разлук, которая ждала бы ихъ на галерахъ или въ крпостной тюрьм, и намреніе его мнялось.

На седьмой день, они остановились всего въ нсколькихъ миляхъ отъ устья рки Ришелье, гд де-Сорень построилъ большой блокгаузъ — Фортъ-Ришелье. Отъ форта было недалеко до помстья того дворянина, котораго зналъ де-Катина и на поддержку котораго они разсчитывали. Они переночевали на маленькомъ островк, посреди рки, и рано на зар принялись стаскивать свой челночекъ съ песчаной отмели, на которой онъ стоялъ, когда Ефраимъ Саваджъ заворчалъ себ подъ носъ и указалъ на рку.

Противъ теченія неслась большая лодка съ такого быстротою, какую только могли придать ей ея двнадцать веселъ. На корм сидла темная фигура, наклонявшаяся впередъ при каждомъ усиліи гребцовъ, какъ будто пожираемая стремленіемъ летть впередъ. Даже на такомъ отдаленіи ошибиться было невозможно. То былъ францискаискій монахъ, котораго они бросили дорогою.

Спрятавшись въ кустахъ, они дождались, пока ихъ преслдователи проплыли мимо и скрылись за поворотомъ рки, а потомъ въ смущеніи посмотрли другъ на друга.

— Лучше было выкинуть его за бортъ, или тащить съ собою, какъ балластъ,— сказалъ Ефраимъ.— Онъ теперь далеко впереди и несется во всю.

— Ну, этого ужъ не измнишь,— отвтилъ Амосъ.

— Однако, какъ же намъ дале плыть?— уныло проговорилъ де-Катина.— Этотъ мстительный дьяволъ предупредитъ всхъ и въ форт, и дале. Онъ побывалъ въ Квебек. У него губернаторская лодка: она въ полтора раза быстре вашей.

— Дайте подумать! — Амосъ Гринъ услся на упавшій кленовый стволъ и оперся головою на руки.

— Чтожъ! — сказалъ онъ, наконецъ.— Если нельзя двигаться ни впередъ, ни назадъ, то остается еще путь, а именно: въ сторону. Не такъ ли, Ефраимъ? А?

— Такъ-то такъ, парень, коль нельзя плыть, надо лавировать, только у насъ съ обоихъ бортовъ мелковато!

— На сверъ намъ нельзя, значитъ — двинемъ на югъ.

— Оставить лодку?

— Больше ничего не остается. Пойдемъ прямо сквозь лсъ къ этой усадьб на Ришелье. Монахъ тогда собьется со слда и ужъ не повредитъ намъ, если останется на рк Св. Лаврентія.

— Больше ничего не подлаешь,— сказалъ съ сожалніемъ капитанъ Ефраимъ.— Не люблю ходить берегомъ, когда можно плыть водою, и не нырялъ ни на сажень въ лсъ съ самаго короля Филиппа. Такъ ужъ ты держи курсъ и не сбивайся Амосъ.

— Это не такъ далеко и идти не долго. Выйдемъ на южный берегъ, и съ Богомъ!.. Если супруга ваша устанетъ, де-Катина, то мы можемъ по-очереди нести ее.

— Ахъ, вы себ и представить не можете, какъ хорошо я умю ходить! На этомъ чудномъ воздух все шла бы да шла.

— Такъ давайте перезжать.

Скоро они были уже у того берега и причалили у лсной опушки. Ружья и заряды, а также провіантъ и скудный багажъ, разобрали мужчины, затмъ, расплатившись съ индйцами и наказавъ имъ никому не говорить, куда они пошли, они повернулись къ рк спиною и углубились въ безмолвный лсъ.

ГЛАВА VIII.
Человкъ безъ скальпа.

Весь день они шли по лсу гуськомъ: впереди Амосъ Гринъ, потомъ капитанъ, затмъ — Адель, а де-Катина замыкалъ шествіе. Молодой охотникъ подвигался осторожно, слыша и видя многое, что ускользало отъ его спутниковъ, постоянно останавливаясь и осматривая листья, сучья и мохъ. Ихъ путь лежалъ, по большей части, среди густого сосноваго лса, подъ ногами зеленымъ ковромъ стлалась трава, украшенная блымъ молочаемъ, желтымъ золотушникомъ и пурпуровой астрой. Иногда же громадные сучья сплетались надъ ихъ головами, и приходилось идти ощупью въ полумрак, или съ трудомъ пробираться сквозь перепутанные побги зеленаго сассафраса или алаго сумаха. Затмъ лсъ опять вдругъ разступался передъ ними, и они шли вдоль болотъ, поросшихъ дикимъ рисомъ и усянныхъ темными кучками ольховыхъ кустовъ, или по берегамъ тихихъ лсныхъ озеръ, исполосованныхъ отраженіями деревьевъ, склонявшихъ свои красные, коричневые и золотистые листья надъ синею гладью глубокихъ водъ. Здсь текли и рки, то свтлыя и журчащія, блестя чешуею форели и перьями зимородка, то темныя и ядовитыя отъ болотъ у своихъ истоковъ, путникамъ приходилось переходить ихъ въ бродъ, выше колнъ въ вод, и нести Адель на рукахъ. Такъ прошли они цлый день по дремучему лсу, не увидвъ и слда человческаго.

Но за отсутствіемъ людей, все же не было недостатка въ жизни. Все жужжало, стрекотало и щебетало и въ болотахъ, и въ ркахъ, и въ кустахъ. Порою вдали между деревьевъ, мелькала коричневая морда оленя, порою барсукъ бжалъ въ свою нору при ихъ приближеніи. Разъ они увидли на мягкой земл слдъ завороченной внутрь ступни медвдя, а разъ Амосъ снялъ съ куста большой оленій рогъ, который животное сбросило здсь мсяцъ назадъ. Маленькія, красныя блки скакали и щелкали у нихъ надъ головами, а на каждомъ дуб составлялся цлый хоръ изъ сотни тоненькихъ голосовъ, пищавшихъ изъ подъ листвы. Когда они шли вдоль озеръ, впереди взлеталъ срый аистъ, хлопая тяжелыми крыльями, и дикія утки шумно поднимались, образуя длинную римскую пятерку (V) на синемъ неб, или раздавался дрожащій вопль выше въ тростникахъ.

Ночь они провели въ лсу. Амосъ Гринъ развелъ изъ хвороста костеръ въ такой густой заросли, что въ десяти шагахъ разстоянія огня не было видно. Такъ какъ пошелъ небольшой дождь, то съ ловкостью бывалаго лсного жителя онъ сдлалъ два маленькихъ навса изъ липовой и вязовой коры, одинъ — для Адели и Амори, а другой — для себя съ Ефраимомъ. Онъ застрлилъ дикаго гуся, и это мясо, вмст съ остатками сухарей, пошло имъ и на ужинъ, и на завтракъ. На другой день они вышли на маленькую полянку, посредин которой виднлись уголья и зола отъ костра. Амосъ употребилъ полчаса на то, чтобы прочитать все, что могли ему сказать земля и сучья. Затмъ, когда двинулись дальше, онъ объявилъ своимъ спутникамъ, что огонь здсь горлъ три недли назадъ, что разводили его двое индйцевъ и одинъ блый, что они шли съ запада на востокъ и что въ числ двухъ индйцевъ была одна женщина. Никакихъ другихъ слдовъ присутствія людей имъ не попадалось, пока, уже къ вечеру, Амосъ не остановился вдругъ среди густой поросли, приложивъ руку къ уху.

— Слушайте! — вскричалъ онъ.

— Ничего не слышу,— отвтилъ Ефраимъ.

— Я также,— прибавилъ де-Катина.

— Зато я слышу! — съ радостью воскликнула Адель.— Колокольный звонъ, и какъ разъ въ такое время, когда звонятъ въ церквахъ въ Париж!

— Совершенно врно, сударыня!

— Да, теперь и я слышу,— сказалъ де-Катина. — Мн мшало щебетанье птицъ. Откуда же этотъ звонъ въ сердц Канадскихъ лсовъ?

— Мы близко отъ поселковъ на Ришелье. Звонъ, вроятно, изъ форта.

— Изъ форта Св. Людовика! Ахъ, такъ намъ недалеко до помстья моего знакомаго.

— Сегодня можемъ тамъ ночевать, если вы думаете, что ему въ самомъ дл можно довриться.

— Да, онъ иметъ странности, но я готовъ доврить ему свою жизнь.

— Очень хорошо. Возьмемъ къ югу отъ форта и вечеромъ будемъ у него въ усадьб. Но что это тамъ напугало птицъ? Ахъ, я слышу шаги. Присядьте-ка за этимъ сумахомъ и посмотримъ, кто это такъ храбро идетъ черезъ лсъ.

Вс четверо притаились въ кустахъ, глядя изъ за стволовъ на небольшую прогалину, куда направлялъ свои взоры Амосъ. Долго никто изъ нихъ не слышалъ звука, который былъ уловленъ острымъ слухомъ охотника, но, наконецъ, ближе раздался хрустъ втокъ, точно кто пролагалъ себ путь черезъ молодую поросль. Минуту спустя, показался человкъ съ вншностью настолько странною и неподходящею къ обстановк, что даже Амосъ удивился.

Онъ былъ очень малъ ростомъ и такъ смуглъ и покрытъ загаромъ, что походилъ бы на индйца, если бы не одежда и походка, пичуть не напоминавшія краснокожаго. На немъ была широкополая шляпа, потертая на краяхъ и настолько слинявшая, что было мудрено опредлить ея первоначальный цвтъ. Одежда изъ шкуръ, грубо скроенная, и свободно болталась на его тл, а на ногахъ красовались драгунскіе высокіе сапоги, такіе же рваные и грязные, какъ остальное. На спин онъ несъ толстый свертокъ холстины съ торчавшими изъ него двумя палками, а подъ мышками какъ будто дв большія квадратныя картины.

— Это — не индецъ,— прошепталъ Амосъ,— и не охотникъ. Ей Богу, я въ жизни не видалъ ничего подобнаго!

— И не купецъ, не солдатъ, не ‘лсной бродяга’,— сказалъ де-Катина.

— У него какъ будто мачта на спин и по парусу подъ каждою рукою,— замтилъ капитанъ Ефраимъ.

— Ну, онъ, кажется, одинъ, и поэтому его можно окликнуть безъ боязни.

Они вышли изъ своей засады, и тогда путникъ, въ свою очередь, увидлъ ихъ. Вмсто того, чтобы выказать тревогу, которая была бы свойственна всякому, такъ внезапно очутившемуся среди чужихъ въ такой стран, онъ измнилъ направленіе и быстро пошелъ къ нимъ. Однако, переходя прогалину, онъ услышалъ колокольный звонъ и тутъ же, снявъ шляпу, преклонилъ голову для молитвы. Крикъ ужаса вырвался не только у Адели, но и у ея спутниковъ, когда они увидли его безъ шляпы: вся верхняя часть головы его была ободрана, такъ что не оставалось ни слда волосъ или кожи, а ихъ замняла ужасная, безцвтлая, сморщенная поверхность, ограниченная рзкою, красною каймой, которая проходила по лбу и кругомъ, надъ ушами.

— Клянусь Богомъ,— вскричалъ Амосъ,— съ этого человка снятъ скальпъ!

— Господи! — сказалъ де-Катина.— Взгляните на его руки!

Онъ поднялъ ихъ для молитвы. Два или три торчавшихъ кверху обрубка показывали, гд прежде были пальцы.

— Всякія видалъ я головы въ моей жизни, но такой не видывалъ! — замтилъ капитанъ Ефраимъ.

Дйствительно, лицо незнакомца поражало ихъ тмъ боле, чмъ ближе они подходили. Не было никакой возможности опредлить ни роста, ни національности этого человка, такъ изуродованы были его черты. Одно вко было закрыто и своимъ плоскимъ, сморщеннымъ видомъ указывало на отсутствіе подъ нимъ глаза. Зато другой глазъ смотрлъ такъ ясно, добродушно и весело, какъ будто принадлежалъ баловню судьбы. Лицо было все усяно какими-то темными пятнами самаго отвратительнаго вида, а носъ сплющенъ и раздавленъ, какъ отъ ужаснаго удара. Но несмотря на все это безобразіе, въ осанк этого человка, въ поворот его головы и въ выраженіи, которое, подобно аромату измятаго цвтка, одушевляло собою его исковерканныя черты, было столько душевной красоты, что даже грубый морякъ-пуританинъ почувствовалъ благоговніе.

— Добрый вечеръ, дти мои,— сказалъ незнакомецъ, опять поднимая свои картины и подходя къ нимъ.— Полагаю, что вы — изъ форта, хотя прошу позволенія замтить, что теперь лса не очень безопасны для дамъ.

— Мы идемъ въ усадьбу Св. Маріи, принадлежащую Шарлю де-ла-Ну,— отвтилъ де-Катина,— слдовательно, надемся вскор быть за крпкими стнами. Но мн жалко видть, сударь, какъ ужасно вы истерзаны.

— Ахъ! такъ вы замтили мои небольшія поврежденія? Что длать? Эти бдняки не умютъ поступать лучше. Они точно проказливыя дти, веселыя сердцемъ, но проказливыя. Ай, ай! право, даже смшно, какъ наше бренное тло постоянно задерживаетъ порывы духа. Вотъ я теперь полонъ желанія идти дале, однако принужденъ ссть на этотъ пень и отдыхать, такъ какъ повсы взорвали икры моихъ ногъ.

— Боже мой! Какъ это взорвали? Вотъ дьяволы!

— Да, но ихъ не за что осуждать. Нтъ, нтъ. Было бы жестоко осуждать ихъ. Они — невжественные бдные люди, и князь тьмы ходитъ за ними слдомъ, подстрекая ихъ. Они заложили мн въ ноги небольшіе заряды пороха, а потомъ подожгли ихъ, отъ этого я сталъ еще худшимъ ходокомъ, чмъ прежде, хоть никогда не былъ особенно проворвымъ. Въ училищ, въ Тур, меня прозвали ‘улиткой’, да! И потомъ, въ семинаріи, я такъ и оставался ‘улиткой’.

— Но кто же вы, сударь, и кто надругался надъ вами такимъ образомъ?

— О, я очень неважная особа. Я — Игнатій Мора, изъ Общества Іисусова, а что касается людей, которые обошлись со мною немного сурово, то… что-жъ? Когда идешь миссіонеромъ къ Ирокезамъ, то, вдь, уже знаешь, чего ждать. Мн совершенно не на что жаловаться. Со мною обошлись даже много лучше, чмъ съ отцомъ Жогомъ, отцомъ Бребефомъ и многими другими, кого я могу назвать. Правда, бывало и такъ, что я надялся пріять внецъ мученическій. Но полагаю, что я не былъ того достоинъ, да, я даже знаю, что недостоинъ.

— Куда же вы идете?— спросилъ Амосъ, выслушавшій все это съ изумленіемъ.

— Иду въ Квебекъ. Вы видите, я теперь такой безполезный человкъ, что, пока не повидалъ епископа, совсмъ ужъ ни на что путное не гожусь.

— Вы хотите сказать, что попросите епископа отозвать васъ изъ миссіи?

— Охъ, нтъ! Я, пожалуй, это и сдлалъ бы, будь я предоставленъ самъ себ, потому что я невроятный трусъ. Вы не можете себ представитъ, чтобы служитель Господа способенъ былъ такъ трусить, какъ трушу иногда я. Отъ одного вида огня меня всего коробитъ, съ тхъ поръ какъ я былъ подвергнутъ испытанію горящими сосновыми щепками, отъ которыхъ у меня остались эти скверныя пятна на лиц. Но вдь надо же подумать и объ орден, а члены нашего ордена не оставляютъ дла изъ-за пустяковъ. Только уставомъ Св. Церкви калкамъ воспрещено отправлять богослуженіе, и потому, пока не получу разршенія отъ епископа, я буду совсмъ, совсмъ безполезенъ.

— А что же вы сдлаете потомъ?

— Потомъ, разумется, вернусь къ моей паств.

— Къ Ирокезамъ!

— Ну, да. Вдь, я къ нимъ назначенъ.

— Амосъ,— сказалъ де-Катина,— я провелъ всю жизнь съ храбрецами, но думаю, что храбре этого не видалъ никого.

— Ну, право же,— сказалъ Амосъ,— и я видывалъ хорошихъ людей, но только никакъ не лучше этого. Вы утомились, батюшка. Откушайте нашего холоднаго гуся и хлебните коньяку изъ моей фляжки.

— Ахъ, ахъ, сынъ мой! Если я съмъ что-либо, кром самой простой пищи, то длаюсь такъ лнивъ, что и на самомъ дл становлюсь улиткою.

— Но съ вами нтъ ни ружья, ни принасовъ. Чмъ же вы питаетесь?

— О! Господь Богъ позаботился о томъ, чтобы въ лсахъ здсь было достаточно пищи для странника, которому нельзя сть много. Я рвалъ дикія сливы, дикій виноградъ, орхи, бруснику, закусывалъ слизняками со скалъ.

Охотникъ сдлалъ гримасу при упомянаніи объ этомъ угощеніи.

— Я лучше сълъ бы горшокъ клею,— замтилъ онъ.— А что это у васъ на спин?

— Моя церковь. Да, у меня здсь все: алтарь, престолъ и ризы. Я не ршаюсь отправлять богослуженіе безъ вдома епископа, но этотъ почтенный человкъ, безъ сомннія, самъ состоитъ въ чин ангельскомъ и совершитъ для насъ святую службу.

Лукаво подмигивая, Амосъ перевелъ это предложеніе Ефраиму, который стоялъ, стиснувъ свои красныя руки, и бормоталъ что-то. Но де-Катина уже усплъ кратко отвтить, что никто изъ нихъ не принадлежитъ къ духовенству и что если они хотятъ дойти сегодня до мста, то должны спшить дале.

— Ваша правда, сынъ мой,— сказалъ маленькій священникъ.— Эти бдные люди уже покинули свои селенія, и черезъ нсколько дней лса будутъ полны ими, хотя пока я не думаю еще, чтобы они переплыли Ришелье. Но прежде, чмъ проститься съ вами, я попрошу васъ сдлать одно.

— Что же именно?

— Попомните, что я оставилъ у отца Ламбревиля, въ земл Онондаговъ, составленный мною ирокезско-фраццузскій словарь. Тамъ же и мое описаніе мдныхъ залежей у Великихъ Озеръ, которыя я постилъ тому два года, и еще сдланный мною планетникъ свернаго неба, показывающій положеніе звздъ на каждый мсяцъ, какъ он бываютъ видны подъ здшнимъ меридіаномъ. Если что-нибудь случится съ отцомъ Ламбревилемъ или со мною,— а въ ирокезской миссіи вообще живутъ не долго — то пусть кто нибудь воспользуется моими трудами.

— Я скажу моему знакомому нынче всчеромъ. А что это у васъ за картины, отецъ, и зачмъ вы ихъ носите по лсу?

Картины были совсмъ лубочныя, грубой и пестрой раскраски. На одной былъ изображемъ красный человкъ, лежащій на какомъ то ряд пригорковъ, съ музыкальнымъ инструментомъ въ рук, короной на голов и улыбкою на лиц. На другой — подобный же человкъ кричалъ во все горло, между тмъ какъ полдюжины черныхъ существъ колотили его палками и кололи копьями.

— Это — душа въ аду и душа въ раю,— сказалъ отецъ Игнатій Мора, глядя на свои картины не безъ удовольствія.— Это облака, на которыхъ паритъ душа праведника, наслаждаясь райскимъ блаженствомъ. Она хорошо нарисована, но не производитъ должнаго впечатлнія, потому что нтъ бобровъ и позабыта трубка съ табакомъ. Видите, какъ у этихъ бдняжекъ мало разсудка! Поэтому приходится просвщать ихъ по возможности, при посредств ихъ зрнія и прочихъ обманчивыхъ чувствъ. Другая картина лучше. Она обратила нсколькихъ сквавъ и боле, чмъ одного индйца. Когда я вернусь весною, то не буду брать съ собою душу въ раю, за то возьму пять душъ въ аду, по одной для каждаго племени. Съ сатаною надо бороться всякимъ оружіемъ. А теперь, дти мои, такъ какъ намъ предстоитъ разстаться, позвольте мн призвать на васъ благословоніе Божіе.

И тутъ произошло нчто необычайное: прекрасная душа этого человка сіяла такъ ярко сквозь тучи вроисповдныхъ различій, что когда онъ поднялъ благословляющую руку, то и протестанты преклонили колии, даже самъ старый Ефраимъ съ умиленнымъ сердцемъ и склоненной головой выслушалъ полупонятныя слова этого искалченнаго, полуслпого маленькаго чужестранца.

— Прощайте же,— сказалъ онъ, когда они встали.— Да осіяетъ васъ милость Св. Евлаліи и да оградитъ васъ щитомъ своимъ Св. Анна изъ Бопре въ минуту опасности!

Такъ оставили они среди лса эту комичную и героическую фигурку, одиноко ковылявшую со своею палаткою, картинами и страданіемъ.

ГЛАВА IX.
Владлецъ Св. Маріи.

Оставивъ направо фортъ Св. Людовика, откуда слышался колокольный звонъ, наши путники пошли самымъ скорымъ шагомъ, ибо солнце было уже такъ низко, что отъ кустовъ на полянахъ ложилась тнь, точно отъ деревьевъ. Вдругъ передъ ними, между стволовъ, вмсто зеленой травы, сверкнула синяя полоса воды, и они увидли широкую, быструю рку. Во Франціи она считалась бы громадной, но ихъ, взоры уже привыкли къ еще боле величественнымъ размрамъ рки Св. Лаврентія. Впрочемъ, Амосъ и де-Катина уже ране бывали на рк Ришелье, и сердца ихъ забились, когда они взглянули на нее опять: они знали, что это прямой путь для одного — домой, а для другого — къ спокойствію и свобод. Нсколько дней пути вдоль рки, еще нсколько дней вдоль прелестныхъ, усянныхъ островками озеръ Шамилена и Св. Сакрамента, въ тни поросшаго деревьями Адирондака,— и они очутятся на верховьяхъ Гудзона, и вс пережитые ими труды и опасности станутъ лишь предметомъ воспоминаній и бесдъ въ долгіе зимніе вечера.

На другомъ берегу лежала область грозныхъ Ирокезовъ, и они увидли дымъ, въ двухъ мстахъ вздымавшійся къ вечернему небу. Они помнили слова іезуита, что ни одинъ военный отрядъ еще не переправлялся черезъ рку, и поэтому пошли по тропинк вдоль ея восточнаго берега. Однако, черезъ нсколько шаговъ ихъ остановилъ грозный военный окликъ, и передъ ними сверкнули два мушкетныхъ дула, направленныя на нихъ изъ чащи надъ тропинкой.

— Мы друзья! — крикнулъ де-Катина.

— Такъ оттуда вы?— спросилъ невидимый часовой.

— Изъ Квебека.

— А куда идете?

— Постить господина Шарля де-ла-Ну, владльца въ Св. Маріи.

— Очень хорошо! Опасности нтъ, дю-Лютъ! Кром того, съ ними есть дама. Привтствую васъ, сударыня, отъ имени моего отца!

Изъ чащи вышли двое, изъ которыхъ одинъ могъ бы сойти за чистокровнаго индйца, если бы не эти вжливыя слова, произнесенныя на безукоризненномъ французскомъ язык. Это былъ высокій, тонкій молодой человкъ, очень смуглый, съ пронзительными, черными глазами и рзкими, неумолимо суровыми очертаніями рта, которыя указывали на несомннное присутствіе индйской крови. Его жесткіе, длинные волосы были собраны кверху въ чубъ, который, съ воткнутымъ въ него орлинымъ перомъ, составлялъ его едпиственный головной уборъ. Грубая кожаная куртка и мокасснны изъ оленьей шкуры напоминали одежду Амоса Грина, но блескъ золотой цпи на пояс, сверканіе драгоцннаго кольца на пальц и изящной работы мушкетъ придавали оттнокъ щегольства его наряду. Широкая полоса желтой охры на лбу и томагавкъ за поясомъ усиливали двойственность впечатлнія, которое производила его вншность.

Другой былъ несомннно природный французъ, пожилой, темноволосый и жилистый, съ жесткой, черной бородой и лицомъ, выражавшимъ запальчивость и силу. Онъ тоже былъ въ охотничьей одежд, но опоясанъ яркополосатымъ поясомъ, за которымъ торчала пара длинныхъ пистолетовъ. Его оленья куртка была украшена спереди крашеными иглами дикообраза и каймою изъ индйскихъ бусъ, а длинные ярко-красыые штиблеты — бахромою изъ висячихъ енотовыхъ хвостовъ. Опершись на свое длинное, темное ружье, онъ смотрлъ на путешественниковъ, въ то время какъ его спутникъ подвигался на встрчу имъ.

— Извините нашу предосторожность,— говорилъ тотъ.— Никогда нельзя предвидть, что придумаютъ эти негодяи, чтобы обмануть насъ. Опасаюсь, сударыня, что васъ очень утомилъ долгій путь?

Бдная Адель, славившаяся аккуратностью даже среди хозяекъ улицы Св. Мартына, едва осмлилась бросить взглядъ на свое запачканное и разорванное платье. Утомленію и опасностямъ она подвергалась съ улыбкою, но ея терпніе чуть не измнило ей при мысли, что посторонніе встрчаютъ ее въ такомъ вид.

— Моя мать будетъ очень рада принять васъ и позаботиться обо всемъ, что можетъ вамъ понадобиться,— сказалъ онъ поспшно, какъ будто прочитавъ ея мысли. Но васъ, сударь, я наврно встрчалъ прежде.

— И я — васъ! — воскликнулъ гвардеецъ.— Меня зовутъ Амори де-Катина, бывшій офицеръ Пикардскаго полка. Вы, безъ сомннія,— Ахиллъ де-ла-Ну де-СентМари, я видалъ васъ въ Квебек на губернаторскихъ пріемахъ, куда вы прізжали съ вашимъ отцомъ.

— Да, это я,— отвтилъ молодой человкъ, протягивая руку и улыбаясь съ нкоторою принужденностью.— Неудивительно, что вы не сразу узнали меня, потому что когда мы видлись въ послдній разъ, я былъ одтъ совсмъ иначе.

На самомъ дл, Катина помнилъ его, какъ одного изъ молодыхъ дворянъ, которые въ большомъ числ прізжали по разу въ годъ въ столицу, гд справлялись о послднихъ модахъ, собирали прошлогоднія версальскія сплетни и хоть въ теченіе нсколькихъ недль жили тою жизнью, которая соотвтствовала понятіямъ ихъ сословія. Совсмъ другимъ казался онъ теперь, съ чубомъ и военной раскраской, подъ тнью громадныхъ дубовъ, съ мушкетомъ въ рук и съ томагавкомъ за поясомъ.

— У насъ одна жизнь въ лсахъ и другая — въ городахъ,— сказалъ онъ,— хотя мой добрый отецъ упорно не желаетъ признать этого и повсюду носитъ Версаль за собой. Вы знаете его, и мн не нужно вдаваться въ объясненія. Но намъ пора смниться, поэтому мы можемъ проводить васъ домой.

Двое мужчинъ въ грубыхъ одеждахъ канадскихъ оброчныхъ поселянъ, держа мушкеты такимъ образомъ, что опытный глазъ де-Катина тотчасъ различилъ въ нихъ хорошо обученныхъ солдатъ, вдругъ появились передъ ними. Молодой де-ла-Ну далъ имъ нсколько краткихъ приказаній и затмъ пошелъ вслдъ за изгнанниками по тропинк.

— Вы, можетъ быть, не знаете моего товарища,— сказалъ онъ, указывая на другого часового,— но я увренъ, что его имя уже знакомо вамъ. Это — Грейсолонъ дю Лютъ.

И Амосъ, и Катина съ величайшимъ любопытствомъ посмотрли на знаменитаго предводителя ‘лсныхъ бродягъ’, человка, который провелъ всю жизнь, двигаясь все дале на западъ, говоря мало, не записывая ничего, но постоянно будучи впереди, гд только встрчалось затрудненіе или опасность. Въ эти невдомыя западныя страны его влекла не вра и не жажда наживы, а исключительно любовь къ природ и страсть къ приключеніямъ, при такомъ отсутствіи самохвальства, что онъ ни разу не потрудился описать своихъ странствій, и никто не зналъ, гд онъ бывалъ и гд останавливался. На цлые годы онъ исчезалъ изъ поселковъ колонистовъ и пропадалъ въ обширныхъ равнинахъ Дакоты или въ безпредльныхъ степяхъ сверо-запада, а потомъ, въ одинъ прекрасный день, приходилъ въ Санта-Мари или другой фортъ немножко худе, немножко черне и не мене молчаливый, чмъ всегда. Индйцы отдаленнйшихъ частей материка знали его. Онъ могъ поднять цлыя племена и приводилъ на помощь французамъ по тысяч разрисованныхъ людодовъ, говорившихъ на язык, котораго никто не зналъ, и являвшихся съ береговъ ркъ, гд кром него никто не бывалъ. Самые смлые французскіе піонеры, достигнувъ посл тысячи опасностей какой-нибудь страны, которую считали новооткрытою, всегда рисковали увидть тамъ дю-Люта, сидящаго у костра, съ трубкою въ зубахъ. Случалось и путникамъ, находясь въ опасности, не имя друзей ближе, какъ за тысячу миль, встртить этого молчаливаго человка съ однимъ или двумя оборванными товарищами, которые выводили его изъ затрудненія, а затмъ исчезали такъ же неожиданно, какъ и являлись. Таковъ былъ тотъ, кто теперь шелъ рядомъ съ ними по берегу Ришелье-рки, и де-Катина съ Амосомъ знали, что присутствіе его здсь имло зловщее значеніе, ибо Грейсолонъ дю-Лютъ находился всегда въ тхъ мстахъ, гд грозила опасность.

— Что вы думаете о тхъ вонъ огняхъ, дю-Лютъ?— спросилъ молодой де-ла-Ну. Искатель приключеній набилъ себ трубку сквернымъ индйскимъ табакомъ, который отдлялъ отъ пачки скальпировальнымъ ножемъ. Онъ посмотрлъ на два столбика дыма, которые виднлись на красномъ фон вечерняго неба.

— Они мн не нравятся,— сказалъ онъ.

— Значитъ, тамъ — Ирокезы?

— Да.

— Это по крайней мр доказываетъ, что они еще на томъ берегу.

— Это доказываетъ, что они — на этомъ.

— Какъ?

Дю-Лютъ закурилъ трубку.

— Ирокезы на этомъ берегу,— сказалъ онъ.— Они переправились къ югу отъ насъ.

— А вы ничего не сказали намъ! Какъ же, вы знали, что они переправились, и не сказали объ этомъ намъ?

— Я не зналъ, пока не увидалъ этихъ огней.

— И что же вы по нимъ угадали?

— Ну, это вамъ скажетъ всякій индйскій мальчишка! — съ нетерпніемъ отвтилъ дю-Лютъ.— Ирокезы на военномъ пути ничего не длаютъ безъ цли. Поэтому они съ цлью показываютъ намъ этотъ дымъ. Если бы вс ихъ военные отряды были тамъ, это было бы безполезно. Очевидно, что ихъ храбрецы уже переплыли рку. Они не могли сдлать этого на свер, чтобы ихъ не увидли изъ форта. Значитъ, они переправились на юг.

Амосъ закивалъ съ горячимъ одобреніемъ.

— Такъ оно и есть,— сказалъ онъ.— Это похоже на индйцевъ. Ручаюсь, что онъ правъ.

— Такъ они могутъ быть въ лсахъ и вокругъ насъ? Пожалуй мы и теперь въ опасности! — воскликнулъ дела-Ну.

Дю-Лютъ молча кивнулъ головой и засосалъ трубку. Де-Катина посмотрлъ вокругъ себя на высокіе стволы деревьевъ, на вянущую листву, на мягкую траву подъ ногами, перекрещенную длинными вечерними тнями. Какъ трудно было поврить, что за всею этою мирной красотой таится такая грозная опасность, которая могла напугать и одинокаго мужчину, а тмъ боле того, кто велъ съ собою любимую женщину. У него вырвался глубокій вздохъ облегченія, когда на большой полян онъ увидлъ крпкій частоколъ, а за нимъ высокій каменный домъ. У частокола тянулись въ линію около дюжины избъ, крытыхъ кедровымъ гонтомъ, причемъ крыши загибались кверху на нормандскій ладъ: здсь жили вассалы подъ защитою господскаго замка, являя собой странный обломокъ феодальной системы въ глуши американскихъ лсовъ. Подойдя ближе, они замтили надъ главными воротами громадный, деревянный щитъ съ нарисованнымъ на немъ гербомъ: на серебряномъ пол дв полосы подъ угломъ, между тремя красными значками. На каждомъ углу изъ бойницы выглядывала небольшая мдная пушка. Когда они вошли въ ворота, сторожъ заперъ ихъ изнутри, заложивъ громадной деревянной поперечиной. Мужчины, женщины и дти небольшою толпою стояли у замковаго крыльца, гд кто-то сидлъ на стул съ высокою спинкою.

— Вы знаете отца,— сказалъ молодой человкъ, пожимая плечами.— Онъ хочетъ думать, что никогда не покидалъ своего нормандскаго замка и все воображаетъ себя французскимъ помщикомъ и вельможею древнйшей нормандской крови. Теперь онъ принимаетъ дань и ежегодную присягу отъ своихъ вассаловъ и счелъ бы неприличнымъ прервать столь торжественную церемонію, пости его хоть самъ губернаторъ. Но если вамъ интересно поглядть, можете отойти сюда и подождать, пока онъ кончитъ. Васъ же, сударыня, я немедленно провожу къ моей матери, если вамъ угодно будетъ послдовать за мною.

Зрлище, по крайней мр для американцевъ, представлялось совершенно невиданное. Передъ крыльцомъ тройнымъ полукругомъ стояли мужчины, женщины и дти: мужчины — суровые и загорлые, женщины — простыя на видъ и скромно одтыя, съ блыми повязками на головахъ, дти — съ разинутыми ртами и вытаращеными глазами, необыкновенно тихія отъ страха, внушеннаго почтительнымъ видомъ старшихъ. Среди нихъ, на рзномъ стул съ высокою спинкою, сидлъ пожилой человкъ, очень прямой и неподвижный, съ чрезвычайно торжественнымъ лицомъ. Это былъ красивый мужчина, широкоплечій и рослый, начисто выбритый, съ рзкими, крупными чертами, глубокими морщинами, большимъ носомъ въ вид клюва и густыми щетинистыми бровями, которыя поднимались дугами почти вплоть до громаднаго парика, пышнаго и длиннаго, какъ носили во Франціи во дни его юности. На парик красовалась блая шляпа съ краснымъ перомъ, граціозно загнутая сбоку, а ея обладатель былъ облеченъ въ камзолъ изъ коричневаго сукна, отдланный серебромъ на воротник и карманахъ и еще очень красивый, хотя потертый и, очевидно, не разъ подвергавшійся починк. Этотъ кафтанъ, черные бархатные штапы по колно и высокіе, ярко вычищеные сапоги составляли такой костюмъ, какого де-Катина никогда не видывалъ въ дикихъ дебряхъ Канады.

Когда они вошли во дворъ, изъ толпы вышелъ простой земледлецъ и, ставъ на колни на маленькій коврикъ, вложилъ свои сложенныя руки въ руки господина.

— Господинъ де-Сентъ-Мари, господинъ де-Сентъ-Мари, господинъ де-Сентъ-Мари,— сказалъ онъ три раза. — Приношу вамъ присягу на врность, за мой ленъ Эрберъ, которымъ владю, какъ вассалъ вашей милости.

— Будь вренъ, мой сынъ. Будь храбръ и вренъ,— торжественно сказалъ старый дворянинъ и прибавилъ, внезапно перемнивъ тонъ,— Какого чорта тамъ тащитъ твоя дочь?

Изъ толпы вышла двушка, неся передъ собою широкую полосу коры, на которой наложена была куча рыбы.

— Это — ваша одиннадцатая рыба, которую я присягою обязанъ отдавать вамъ,— сказалъ оброчный.— Здсь семьдесятъ три рыбы, а я поймалъ въ этомъ мсяц восемьсотъ.

— Глупо! — воскликнулъ помщикъ. — Не воображаешь ли ты, Андре Дюбуа, что я стану разстраивать мое здоровье и съмъ сразу семьдесятъ три рыбы? Не думаешь ли ты, что мн, моимъ личнымъ слугамъ, домочадцамъ и другимъ членамъ моего дома нечего длать, какъ только сть твою рыбу? Впередъ приноси въ счетъ твоей подати не боле пяти рыбъ сразу. Гд дворецкій? Терье, убери рыбу въ нашъ складъ и смотри, чтобы запахъ не дошелъ до голубой комнаты, или до аппартаментовъ барыни.

Человкъ въ очень потертой черной ливре, совершенно слинявшей и заплатанной, подошелъ съ большимъ жестянымъ подносомъ и унесъ кучу блой рыбы. Затмъ, по мр того какъ ленники поочередно выходили впередъ и приносили свою старозавтную присягу, каждый изъ нихъ оставлялъ какую-нибудь часть своего промысла на содержаніе своего господина. Кто принесъ снопъ пшеницы, кто мру картофеля, а нкоторые давали оленьи и боброныя шкуры. Все уносилось дворецкимъ, пока вся дань не была уплачена, и странная церемонія не пришла къ концу. Когда помщикъ всталъ, его сынъ, успвшій вернуться, взялъ де-Катина за руку и провелъ его сквозь толпу.

— Отецъ,— сказалъ онъ,— это господинъ де-Катина, котораго мы встрчали нсколько лтъ назадъ въ Квебек.

Де-ла-Ну поклонился съ чрезвычайной снисходительностью и подалъ гостю руку.

— Добро пожаловать въ мои владнія, какъ вамъ, такъ и вашимъ личнымъ слугамъ…

— Это мои друзья. Вотъ г. Амосъ Гринъ и капитанъ Ефраимъ Саваджъ. Жена моя тоже со мной, но вашъ любезный сынъ уже отвелъ ее къ вашей супруг.

— Я польщенъ, я польщенъ чрезвычайно! — воскликнулъ старикъ съ церемоннымъ поклономъ.— Я помню васъ очень хорошо, потому что родовитыхъ людей не такъ часто встртишь въ этой стран. Я помню и батюшку вашего, мы были вмст при Рокруа, хотя онъ служилъ въ пхот, а я — въ Красныхъ драгунахъ у Гриссо. У васъ въ герб молотокъ на перекладин въ лазоревомъ пол, и вотъ я вспоминаю, что вторая дочь вашего праддушки вышла замужъ за племянника одного изъ де-ла-Ну-д’Андели, которые принадлежатъ къ младшей втви нашего дома. Добро пожаловать, своякъ!

Онъ вдругъ обнялъ де-Катина обими руками и трижды похлопалъ его по спин.

Молодой человкъ былъ боле чмъ доволенъ такимъ пріемомъ.

— Мы недолго злоупотребимъ вашимъ гостепріимствомъ,— сказалъ онъ.— Мы направляемся къ озеру Шамплена и надемся, что черезъ день или два будемъ въ состояніи продолжать путь.

— Цлая половина будетъ отдана въ ваше распоряженіе, докол вы сдлаете мн честь вашимъ пребываніемъ здсь. Чортъ возьми! Мн не каждый день приходится принимать человка благородной крови. Ахъ сударь! Вотъ это для меня всего чувствительне въ моемъ изгнаніи, потому что съ кмъ я здсь могу говорить, какъ съ равнымъ? Съ губернаторомъ, съ интендантомъ, пожалуй, съ однимъ или двумя священниками, тремя или четырьмя офицерами,— но съ кмъ изъ дворянства? Едва ли хоть съ однимъ! Здсь покупаютъ себ титулы, какъ пушной товаръ, и выгодне имть полный челнокъ бобровыхъ шкуръ, чмъ родословное дерево отъ Роланда. Но я забываю свои обязанности. Вы и ваши приближенные, вроятно, устали и проголодались. Пожалуйте за мной въ салонъ, и посмотримъ, чмъ мои экономы сумютъ угостить васъ. Вы играете въ пикетъ, если не ошибаюсь? Ахъ, я ужъ поотсталъ, но буду очень радъ сыграть съ вами партію.

Замокъ былъ высокъ и крпокъ, со стнами изъ сраго камня. Большая, окованная желзомъ, дверь, черезъ которую они вошли, имла отверстія для мушкетныхъ дулъ и вела въ цлый рядъ погребовъ и кладовыхъ, гд хранились свекла, морковь, картофель, капуста, солонина, сушеные угри и другіе зимніе запасы. По винтовой каменной лстниц они прошли въ большую кухню, высокую, съ поломъ изъ плитняка, вокругъ которой располагались комнаты слугъ или домочадцевъ, какъ предпочиталъ ихъ называть старый дворянинъ. Еще этажемъ выше находилось господское помщеніе, посередин котораго помщалась обширная столовая съ громаднымъ очагомъ и грубою домодльною мебелью. Богатые ковры изъ медвжьихъ и оленьихъ шкуръ сплошь покрывали деревянный полъ, и рогатыя оленьи головы выглядывали между рядами мушкетовъ по стнамъ. Большой, грубо сдланный кленовый столъ занималъ середину комнаты, а на немъ стояли пирогъ съ дичиной, копченая лососина и большой брусничный пирогъ, которымъ голодные путники отдали должную честь. Хозяинъ объяснилъ, что онъ уже поужиналъ, но, позволивъ уговорить себя закусить съ остальными, кончилъ тмъ, что сълъ больше Ефраима Саваджа, выпилъ больше дю-Люта, а въ заключеніе сплъ французскую псенку.

— Ваша супруга кушаетъ въ комнат моей жены,— замтилъ онъ, когда блюда были сняты.— Можешь подать бутылку фронтиньяка изъ ларя тринадцатаго, Терье! О, вы увидите, господа, что даже въ здшнихъ дебряхъ у насъ есть кое-что .хорошее. Итакъ, вы прямо изъ Версаля, де-Катина? Онъ былъ построенъ посл меня, но какъ я помню старую придворную жизнь въ Сеи-Жермен, прежде чмъ Людовикъ сталъ серьезнымъ! Ахъ, что это были за невинные и счастливые дни, когда мы вс съ восьми часовъ утра выходили на дворцовыя лужайки для нашихъ утреннихъ поединковъ! Клянусь Св. Діонисіемъ, я еще не совсмъ забылъ благородное искусство и какъ ни старъ, былъ бы радъ случаю поупражняться.

Онъ приблизился своей обычной, величавой походкой къ стн, на которой висли рапира и кинжалъ, снялъ ихъ и началъ примрное нападеніе на дверь, то наклоняясь, то откидываясь назадъ, отражая кинжаломъ воображаемые удары и притоптывая ногою, съ короткими восклицаніями, составлявшими обычныя выраженія въ фехтовальныхъ школахъ. Наконецъ, онъ вернулся къ гостямъ, тяжело дыша и со сдвинувшимся парикомъ.

— Вотъ какъ мы упражнялись въ старину,— сказалъ онъ.— Безъ сомннія, вы, молодежь, усовершенствовали все это, а между тмъ оно годилось въ бояхъ. А при двор, вдь, все-же жизнь, я думаю?

И онъ принялся осыпать своего гостя вопросами. До глубокой ночи, когда его товарищи давно уже храпли подъ одялами, де-Катина, позвывая и жмурясь, все еще принужденъ былъ удовлетворять любопытство стараго царедворца и посвящать его во вс подробности самыхъ новйшихъ версальскихъ сплетенъ.

ГЛАВА X.
Гибель ‘Караго Оленя’.

Два дня провели наши путники въ усадьб Св. Маріи и съ радостью пробыли бы и дольше, ибо помщеніе было удобно, а хозяева радушны, но красные тона осени переходили уже въ коричневые, они же хорошо знали, какъ внезапно снгъ и морозъ появляются въ этихъ сверныхъ краяхъ, и какъ невозможно имъ будетъ дойти до мста, если ихъ застигнетъ зима.

Старый дворянинъ посылалъ развдчиковъ по вод и по-суху, но на восточномъ берегу не нашлось и слда Ирокезовъ, и было ршено, что дю-Лютъ, очевидно, ошибся. Съ другой стороны, однако, за ркою продолжали горть костры, показывая тмъ, что враги, во всякомъ случа, близко. Цлый день столбы сраго дыма видны были изъ оконъ замка и изъ-за палисады, напоминая обитателямъ усадьбы, что ужасная смерть подстерегаетъ ихъ.

Изгнанники отдохнули и почистились, и теперь единодушно желали продолл’ать путь.

— Когда выпадетъ снгъ, намъ будетъ въ тысячу разъ опасне,— говорилъ Амосъ,— потому что тогда нашъ слдъ будетъ ясенъ и для ребенка.

— И чего намъ бояться?— поддерживалъ старый Бфраимъ.— Воистину, сіе есть пустыня Аравійская, хотя и ведетъ въ долину Ханаана, но Господь Своимъ покровомъ защититъ насъ отъ сыновъ Іеровоама. Правь прямо, парень, и не выпускай руля, ибо Общій Кормчій приведетъ насъ въ пристань.

— И я не боюсь, Амори, я совсмъ уже не устала,— говорила Адель.— Намъ гораздо лучше быть въ англійскихъ провинціяхъ, даже и теперь, потому что можемъ ли мы ручаться, что этотъ ужасный монахъ не явится съ приказомъ тащить насъ въ Квебекъ и въ Парижъ?…

Дйствительно, мстительный монахъ, не найдя ихъ ни въ Монреал, ни въ Трехъ-Ркахъ, могъ вздумать искать ихъ по Ришелье. Когда де-Катина вспоминалъ, какъ тотъ проплылъ мимо нихъ въ большой лодк, выставивъ впередъ свое лицо, полное нетерпнія, и раскачивая свое темное туловище въ тактъ ударамъ гребцовъ, онъ почувствовалъ, что бда, на которую намекаетъ жена, не только возможна, но даже и неизбжна. Помщикъ относился къ нему дружелюбно, но онъ не могъ бы отказать въ повиновеніи губернатору. Могучая рука, простираясь отъ Версаля черезъ море, тяготла надъ ними и здсь, посреди двственнаго лса, всегда готовая схватить ихъ и потащить назадъ, на униженіе и горе. Нтъ, лучше вс опасности лсовъ, чмъ это возвращеніе!

Между тмъ, помщикъ и сынъ его, не знавшіе о тхъ настоятельныхъ причинахъ, въ силу которыхъ де-Катина долженъ былъ спшить, всячески стремились уговорить его остаться и находили поддержку въ молчаливомъ дю-Лют, немногословное бормотанье котораго имло боле вса, чмъ пространнйшая рчь, такъ какъ онъ обыкновенно говорилъ только о томъ, что ему было извстно въ совершенств.

— Вы видли мою маленькую усадьбу,— говорилъ старый дворянинъ, указывая вокругъ изящнымъ жестомъ своей покрытой кольцами и украшенной круженною манжетою руки.— Она не такова, какъ я бы желалъ, но все же отъ всего сердца предоставляется мною въ ваше распоряженіе на зиму, если вы и ваши товарищи пожелаете сдлать мн честь и остаться. Что же касается супруги вашей, то не сомнваюсь, что она найдетъ, чмъ заняться и развлечься вмст съ женой моей. Это напоминаетъ мн, де-Катина, что вы еще не были ей представлены. Терье, поди къ барын и доложи, что я прошу ее пожаловать къ намъ въ балдахинную залу.

Де-Катина былъ слишкомъ обстрленъ, чтобы удивляться по пустякамъ, но и онъ былъ нсколько озадаченъ, когда дама, о которой старый дворянинъ всегда упоминалъ съ такой преувеличенной почтительностью, оказалась настолько же похожей на чистокровную индіянку, какъ балдахинная зала — на французскую ригу. Правда, на ней былъ лифъ изъ красной тафты, черная юбка и башмаки съ серебряными пряжками, а у пояса вислъ на серебряной цпи душистый мускусный шарикъ, но лицо ея цвтомъ уподоблялось кор шотландской сосны, а крупный носъ, рзкій ротъ и дв косы жесткихъ, черныхъ волосъ, висвшія вдоль спины, не оставляли ни малйшаго сомннія относительно ея происхожденія.

— Позвольте мн,— торжественно сказалъ владлецъ Св. Маріи,— представить васъ, г. де-Катина, жен моей Онег де-ла-Ну де-Сентъ-Мари, владтельниц, вслдствіе брака со мною, этой усадьбы, а также и замка д’Андели въ Нормандіи и помстья Варенъ въ Прованс, а по собственному происхожденію имющей наслдственное право по женской линіи на княжескій титулъ въ племени Онондаговъ. Мой ангелъ, я стараюсь убдить нашихъ друзей остаться у насъ въ Св. Маріи, вмсто того, чтобы идти къ озеру Шамплена.

— По крайней мр, оставьте у насъ вашъ Бленькій Цвточекъ,— сказала темнокожая принцесса на безупречномъ французскомъ язык, сжимая своими мдно-красными пальцами блоснжную ручку Адели.— Мы сбережемъ ее для васъ, пока не начнетъ таять ледъ и не вернутся къ намъ листья и ягоды. Я знаю моихъ соотечественниковъ, и скажу вамъ, что лса полны убійства и что недаромъ листья приняли цвтъ крови, что за каждымъ деревомъ таится смерть.

Де-Катина былъ больше тронутъ прочувствованной рчью хозяйки, чмъ всми остальными предостереженіямя. Несомннно, она лучше всхъ должна была понимать знаменія времени.

— Не знаю, что и длать! — воскликнулъ онъ съ отчаяніемъ.— Намъ необходимо идти, а между тмъ, могу ли я подвергнуть ее такимъ опасностямъ? Я съ радостью остался бы на зиму, но даю вамъ слово, что это невозможно.!

— Дю-Лютъ, какъ бы намъ устроить это дло?— сказалъ хозяинъ.— Какой совтъ дадите вы моему другу, разъ ему такъ необходимо пробраться въ англійскія провинціи до зимы?

Смуглый и молчаливый піонеръ погладилъ бороду и задумался надъ этимъ вопросомъ.

— Можно посовтовать одно,— сказалъ онъ, наконецъ,— хотя и то рискованно. Лса безопасне рки, потому что въ тростникахъ всюду попрятаны челноки. Въ пяти миляхъ отсюда находится укрпленіе Нуату, а отъ него за пятнадцать миль — укрпленіе Овернь. Завтра пойдемъ въ Пуату лсомъ и посмотримъ, все ли тамъ благополучно. Я пойду съ вами и даю вамъ слово, что, если Ирокезы тамъ, то я ужъ узнаю. Барыню мы оставимъ тутъ, и если все найдемъ въ порядк, то воротимся за ней. Такимъ же образомъ пройдемъ и въ Овернь, и тамъ нужно будетъ подождать, пока услышимъ, гд ихъ военные отряды. Но я такъ думаю, что ждать придется не очень долго.

— Какъ? Вы хотите разлучить насъ?— вскрикнула пораженная Адель.

— Такъ будетъ лучше, сестра моя,— сказала Онега,— ласково обхвативъ ее рукою.— Ты не знаешь опасности, а мы знаемъ и недопустимъ, чтобы наша Блая Лилія подверглась ей. Ты останешься здсь и будешь радовать насъ, а тмъ временемъ, великій вождь дю-Лютъ и твой мужъ, французскій солдатъ, и старый воинъ, который кажется такимъ мудрымъ, и другой вождь, быстрый, какъ дикая серна, сходятъ въ лсъ я посмотрятъ, можно ли теб идти.

Такъ было ршено, и Адель, несмотря на ея возраженія, была оставлена на понеченіи г-жи де-Сент-Мари, между тмъ какъ де-Катина поклялся, что безъ малйшаго промедленія вернется за нею изъ Пуату. Старый дворянинъ съ сыномъ охотно присоединились бы къ уходившимъ, но на нихъ лежала отвтственность за цлость собственной усадьбы и всхъ, кто отъ нея зазавислъ, да и въ лсу небольшому отряду грозила меньшая опасность, чмъ боле многочисленному. Помщикъ снабдилъ ихъ письмомъ къ де-Ланну, коменданту укрпленія Нуату, и на ранней зар четверо развдчиковъ, какъ тни, выскользнули изъ-за палисады, сопровождаемые тихо произнесенными добрыми пожеланіями сторожа, и моментально пропали во мрак обширнаго лса.

Отъ Ла-Ну до Пуату по рк было пятнадцать миль, но сухимъ путемъ, гд приходилось брести черезъ рчки, обходить обросшія тростникомъ озера и отыскивать путь между топями, надъ которыми дикій рисъ поднимался выше роста человка и ольховникъ смыкался непроходимыми чащами, разстояніе надо было считать вдвойн. Они шли гуськомъ,— дю-Лютъ впереди, быстрымъ, беззвучнымъ шагомъ дикаго звря, наклоняясь впередъ, держа наготов ружье и быстро водя по сторонамъ своими зоркими темными глазами, замчая все отъ малйшей отмтины на земл или дерев до движенія животнаго или птицы въ кустахъ. За нимъ шелъ де-Катина, затмъ Ефраимъ Саваджъ, затмъ, Амосъ, вс насторож, съ ружьями наготов. Къ полудню они прошли боле половины дороги и сдлали привалъ въ чащ, ради скудной трапезы изъ хлба и сыра, такъ какъ дю-Лютъ не позволилъ зажечь огня.

— Они еще не дошли сюда,— прошепталъ онъ. — И однако я увренъ, что они уже переплыли рку. Ахъ, губернаторъ де-Лабаръ не зналъ, что длаетъ, когда раздражилъ этихъ людей, а этотъ добрый драгунъ, котораго намъ послалъ король, знаетъ еще меньше.

— Я видлъ ихъ въ мирное время,— замтилъ Амосъ.— Я торговалъ съ Онондагами и въ земл Ceнековъ. Я знаю ихъ за прекрасныхъ охотниковъ и мужественныхъ людей.

— Они — превосходные охотники, только дичь, за которой они лучше всего охотятся, это — люди. Я самъ водилъ ихъ скальпировальные отряды, я сражался противъ нихъ и скажу вамъ, что если прізжаетъ полководецъ изъ Франціи, который едва-едва знаетъ, что въ битв надо стоять спиною къ солнцу, то такой немногаго отъ нихъ добьется. Толкуютъ о томъ, чтобы сжечь ихъ села! Это такъ-же умно, какъ, разоривши осиное гнздо, воображать, что истреблены вс осы. Вы изъ Новой Англіи, сударь?

— Мой товарищъ изъ Новой Англіи, а самъ я изъ Нью-Іорка.

— Ахъ, да. Я долженъ былъ догадаться по вашей походк и глазамъ, что вы въ лсу, точно дома. Въ Новой Англіи люди плаваютъ по водамъ и больше любятъ бить треску, нежели оленей. Межетъ быть, поэтому и лица ихъ такъ печальны. Я самъ былъ на океан и помню, что мое лицо тоже было печально. Однако, втра почти нтъ, и потому думаю, что безопасно закурить трубки. При хорошемъ втр, я видалъ, что зажжепная трубка можетъ привлечь отрядъ за дв мили, по деревья задерживаютъ запахъ, и носы у Ирокезовъ мене чувствительны, чмъ у Ciy и у Дакотовъ. Да поможетъ вамъ Богъ, сударь, если когда-нибудь у васъ будетъ война съ индйцами! Оно скверно для насъ, но было бы въ тысячу разъ хуже для васъ.

— А почему?

— Потому что мы сражались съ индйцами съ самаго начала и никогда не забываемъ о нихъ при постройк. Видите, какъ вдоль этой рки каждый домъ и каждый поселокъ служитъ поддержкой для сосда? Но вы… Клянусь Св. Анною изъ Бопре, у меня собственный скалъпъ зачесался, когда я дошелъ до вашихъ границъ и увидалъ одинокіе домики и маленькія расчистки въ лсахъ, безъ помощи на двадцать милъ въ окружности. Война съ индйцами — это чистилище для Канады, но для англійскихъ провинцій она была бы адомъ.

— Мы въ дружб съ индйцами,— сказалъ Амосъ.— Мы не стремимся къ завоеваніямъ.

— Вашъ народъ уметъ завоевывать, не болтая объ этомъ,— замтилъ дю-Лютъ.— Мы же бьемъ въ барабаны, машемъ знаменами, поднимаемъ суматоху и не добиваемся ничего особеннаго. У насъ въ Канад было только два замтныхъ человка: г. де-ла-Салль, котораго застрлили его собственные люди на низовьяхъ большой рки, и старый Фронтенакъ, котораго придется вернуть, чтобы Новая Франція не обратилась въ пустыню стараніями Пяти-Племенъ. Меня нисколько не удивитъ, если черезъ два года блый съ золотомъ флагъ будетъ развваться только на скал Квебека. Но я вижу, г. де-Катина, что вы смотрите на меня съ нетерпніемъ, и знаю, что вы считаете каждый часъ до возвращенія въ Св. Марію. Итакъ идемъ, и пусть вторая часть нашего пути будетъ столь же мирной, какъ и первая.

Еще часъ или боле они пробирались сквозь лсъ вслдъ за старымъ французскимъ піонеромъ. Былъ чудный, почтя безоблачный день, и лучи солнца, проникая сквозь листву, точно накидывали на траву тонкую золотую стку. Случалось, что лсъ рдлъ, и тогда яркій свтъ лился на нихъ, но вслдъ затмъ они тотчасъ опять погружались во мракъ, куда только мстами сквозь густой лиственный покровъ пробивался одинокій солнечный лучъ. Эти внезапные переходы отъ свта къ тьм были бы восхитительны, если бы сознаніе грозной опасностя, таившейся въ каждомъ тнистомъ уголк, не наполняло душу скоре ужасомъ, нежели восторгомъ. Легко и молчаливо шагали четверо мужчинъ между громадными стволами.

Вдругъ дю-Лютъ прислъ на колни и приложилъ ухо къ земл, затмъ всталъ, покачалъ головой и лошелъ дале съ серьезнымъ лицомъ, еще пристальне всматриваясь въ тни по всмъ направленіямъ.

— Вы услышали что-нибудь?— прошепталъ Амосъ.

Дю-Лютъ приложилъ палецъ къ губамъ, а минуту спустя опять приникъ ухомъ на земл, посл чего вскочилъ съ видомъ человка, услышавшаго то самое, чего ожидалъ.

— Идите дальше,— сказалъ онъ спокойно,— точно такъ же, какъ шли до сихъ поръ.

— Что тамъ такое?

— Индйцы.

— Впереди?

— Нтъ, сзади.

— Что они длаютъ?

— Выслживаютъ насъ.

— Сколько ихъ?

— Я думаю, двое.

Товарищи невольно взглянули назадъ, въ густую тьму лса. Въ одномъ мст широкая полоса свта падала между двухъ сосенъ и клала золотое пятно на ихъ слдъ. Но кром этого яркаго блика, все было темно и тихо.

— Не оглядывайтесь,— строго шепнулъ дю-Лютъ.— Идите, какъ до сихъ поръ.

— Это — враги?

— Ирокезы.

— Они преслдуютъ насъ?

— Нтъ, теперь мы преслдуемъ ихъ.

— Далеко ли они?

— За двсти шаговъ, я думаю.

— Значитъ, имъ насъ не видно?

— Я думаю, но не увренъ. Кажется, они идутъ по нашему слду.

— Что же мы сдлаемъ?

— Обойдемъ кругомъ и зайдемъ сзади нихъ.

Круто повернувъ на лво, онъ повелъ ихъ по лсу, описывая дугу, поспшно, но беззвучно скользя въ самой густой тни деревьевъ. Затмъ онъ опять обернулся и тотчасъ остановился.

— Вотъ нашъ слдъ,— сказалъ онъ.

— Да, и по нему прошло двое краснокожихъ!— вскричалъ Амосъ, нагнувшись и указывая на подробности, совершенно незамтныя для Ефраима Саваджа и для де-Катина.

— Взрослый воинъ и юноша,— сказалъ дю-Лютъ.— Они идутъ быстро, вы видите: едва вдавлены пятки ихъ мокассинъ. Они идутъ гуськомъ. Теперь пойдемте за ними, какъ они шли за нами, и посмотримъ, не будемъ-ли счастливе.

Онъ быстро пошелъ по слду, держа наготов мушкетъ, а прочіе не отставали отъ него, но не было ни звука, ни признака жизни въ тнистыхъ дебряхъ передъ ними. Дю-Лютъ остановился и уперся ружьемъ о землю.

— Они все еще сзади насъ,— сказалъ онъ.

— Все сзади?

— Да. Вотъ гд мы свернули. Они поколебались, какъ видно по слдамъ, а потомъ пошли за нами.

— Если мы сдлаемъ еще кругъ, да поскоре, то можемъ нагнать ихъ.

— Нтъ, они теперь насторожились. Они знаютъ, что мы вторично идемъ по своимъ же слдамъ ради нихъ. Прилягте-ка сюда за упавшее дерево: попробуемъ, не увидимъ ли мы ихъ.

Немножко въ сторон отъ того мста, гд они стояли, лежалъ большой гнилой чурбанъ, весь зеленый отъ плсени и поросшій розовыми и красными грибами. Французъ прилегъ позади него вмст съ тремя товарищами, высматривая между втками заслонявшаго ихъ кустарника. Все та же широкая полоса свта лилась между двухъ сосенъ, за исключеніемъ ея кругомъ было темно и тихо, точно въ обширномъ храм съ деревянными колоннами и лиственной кровлей. Не хрустнулъ сучокъ, не хлестнула втка, не раздалось ничего, кром рзкаго лая лисицы гд то въ глубин лсной. Дрожь возбужденія пробжала по тлу де-Катина. Это напоминало ему т игры въ прятки, которыми забавлялся дворъ среди версальскихъ дубовъ и тисовыхъ изгородей, когда Людовикъ находился въ хорошемъ настроеніи духа, но тамъ фантомъ былъ рзной веръ или ящичекъ конфектъ, а здсь грозила смерть. Прошло десять минутъ, но ничего позади нихъ не обнаруживало присутствія живого существа.

— Они вонъ въ тхъ мстахъ,— прошепталъ дю-Лютъ, кивая головою по направленію густого кустарника въ двухъ стахъ шагахъ.

— Вы ихъ видите?

— Нтъ.

— Почему же вы знаете?

— Я видлъ, какъ блка вышла изъ норы вонъ на той большой берез, а потомъ кинулась обратно, какъ будто испугалась чего. Изъ ея норы ей видно что длается въ тхъ кустахъ.

— Какъ вы думаете, они знаютъ, что мы тутъ?

— Имъ насъ не видно, но они подозрваютъ. Они боятся западни.

— Что-жъ, кинуться намъ въ кусты?

— Они застрлятъ двоихъ изъ насъ и исчезнутъ какъ тни. Нтъ, намъ лучше итти своей дорогой.

— Но они пойдутъ за нами.

— Наврядъ ли: насъ четверо, а ихъ только двое, и они знаютъ, что мы насторожились и что умемъ распознавать слдъ не хуже ихъ самихъ. Ступайте за эти деревья: оттуда насъ не видно. Такъ! Ну, нагибайтесь, пока не минуемъ ольховникъ. Теперь надо итти скорй, потому что гд два Ирокеза, тамъ, врно, недалеко есть двсти.

— Слава Богу, что я не взялъ Адель! — вскричалъ де-Катина.

— Да, сударь. Хорошо длать себ изъ жены товарища, но не на границахъ области Ирокезовъ или какой-нибудь другой индйской страны. Ахъ, вотъ и рчка Аджидіумо, гд индйцы ставятъ сти на осетровъ. До Пуату еще семь миль.

— Значитъ, мы не дойдемъ до сумерокъ?

— Думаю, что лучше нарочно дождаться сумерокъ. Разъ ирокезскіе развдчики зашли ужъ сюда, то ихъ, вроятно, множество вокругъ Пуату, и послдняя часть пути будетъ для насъ самою опасною, тмъ боле если эти двое побгутъ впередъ и предупредятъ прочихъ.— Онъ помолчалъ съ минуту, наклонивши вбокъ голову и напрягая слухъ, потомъ прибавилъ:— Клянусь св. Анною, мы отъ нихъ еще не отдлались. Они все идутъ по нашему слду.

— Вы ихъ слышите?

— Да, они недалеко. Ну, на этотъ разъ они увидятъ, что могли бы и не ходить за нами. Вотъ, я вамъ покажу лсной фокусъ, котораго вы, пожалуй, еще не видали. Снимайте мокасины.

Де-Катина стащилъ башмаки, то-же сдлалъ и дю-Лютъ.

— Надньте ихъ вмсто перчатокъ,— сказалъ піонеръ, и минуту спустя Ефраимъ Саваджъ и Амосъ надли себ на руки обувь товарищей.

— Мушкеты можете укрпить на спин. Такъ. Теперь ступайте на четверенькахъ, сгибайтесь хорошенько, давите руками покрпче. Великолпно! Такъ двое будутъ оставлять слдъ четверыхъ. Теперь слдуйте за мною, сударь!

Онъ началъ скакать отъ дерева къ дереву по направленію, параллельному нути товарищей, не особенно отдаляясь отъ нихъ, потомъ вдругъ кинулся за кустъ и дернулъ де-Катина за собою.

— Черезъ нсколько минутъ они пройдутъ мимо,— прошепталъ онъ.— Если возможно будетъ избжать, не стрляйте! — что то сверкнуло въ рук дю-Люта, и его спутникъ, взглянувши внизъ, увидлъ, что тотъ вытащилъ изъ за пояса острый маленькій томагавкъ. Снова безумный, дикій трепетъ пробжалъ по его солдатскимъ жиламъ, и онъ пристальне сталъ вглядываться въ путаницу втвей, ожидая индйцевъ, которые должны были показаться подъ сводами деревьевъ.

Вдругъ онъ увидлъ что то движущееся. Оно скользило какъ тнь отъ ствола къ стволу, и такъ быстро, что де-Катина не могъ бы сказать, человкъ это, или зврь. Снова и снова мелькало у него въ глазахъ: то одна тнь, то дв тни, молчаливыя, крадущіяся, точно волкъ-оборотень, которымъ нянька пугала его въ дтств. Затмъ, на нсколько минутъ все замерло и, наконецъ, изъ кустовъ выползло страшнйшее по виду изо всхъ существъ, ходящихъ по земл: ирокезскій вождь въ военномъ убор.

Это былъ высокій и сильный человкъ, но торчавшій на голов его чубъ съ орлиными перьями въ полумрак длалъ его великаномъ, потому что отъ унизанныхъ бусами мокассинъ до верхняго пера его головного убора было поболе сажени. Одна сторона его лица была разрисована сажей, охрой и киноварью на подобіе собачьей морды, а другая половина изображала птицу, такъ что общій видъ получался неописанно фантастическій и странный. Его набедренная повязка была наверху перетянута вампумовымъ поясомъ, а у верхняго края длинныхъ наколнниковъ (штиблетъ) разввались при каждомъ его движеніи съ дюжину вражескихъ чубовъ. Голова его была наклонена впередъ, глаза сверкали зловщимъ блескомъ, а ноздри раздувались и сжимались, какъ у раздраясенмаго животнаго. Его ружье было направлено впередъ, и онъ крался, согнувъ колни, высматривая, прислушиваясь, то останавливаясь, то кидаясь впередъ, являясь истиннымъ олицетвореніемъ осторожности. Въ двухъ шагахъ за нимъ шилъ мальчикъ лтъ четырнадцати, одтый также, но съ нераскрашеннымъ лицомъ и безъ ужасныхъ трофеевъ у штиблетъ. Это былъ его первый походъ, а глаза уже сверкали и ноздри трепетали отъ той же жажды крови, какая пылала въ старшемъ. Такъ они подвигалясь, молчаливые, ужасные, выходя изъ мрака лса, какъ ихъ племя вышло изъ мрака исторіи: съ желзными тлами и душами тигровъ. Они уже поравнялись съ засадою, какъ вдругъ что то привлекло вниманіе молодого воина, какая нибудь сдвинутая втка или сорванный листокъ, и онъ остановился съ выраженіемъ подозрнія во всхъ чертахъ. Еще мгновеніе, и онъ предупредилъ бы своего спутника, но дю-Лютъ уже выскочилъ впередъ и вонзилъ свой топорикъ въ черепъ старшаго воина. Де-Катина услышалъ глухой трескъ, точно отъ топора, пролагающаго себ путь въ гнилое дерево, и индецъ упалъ, какъ бревно, съ ужаснымъ хохотомъ. Юный воинъ перескочилъ, какъ серна, черезъ погибшаго товарища и кннулся въ лсъ, но минуту спустя, впереди, среди деревьевъ, раздался выстрлъ, а потомъ слабый, жалобный крикъ.

— Это его предсмертный вой,— сказалъ дю-Лютъ спокойно.— Жалко было стрлять, а всё лучше, чмъ упустить. .

Въ это время подошли остальные, причемъ Ефраимъ забивалъ новый зарядъ себ въ мушкетъ.

— Кто смялся? — спросилъ Амосъ.

— Вотъ онъ,— сказалъ дю-Лютъ, кивая на умирающаго воина, голова котораго плавала въ кровавой луж, а грубо размалеванныя черты замерли въ неподвижной улыбк.— Это у нихъ обычай при полученіи смертельнаго удара. Я видлъ, какъ одинъ предводитель Сенековъ хохоталъ шесть часовъ подрядъ у столба, гд его пытали. Ахъ, онъ готовъ!

Пока онъ говорилъ, индецъ еще разъ дернулъ руками и ногами и вытянулся неподиняшо, усмхаясь, съ лицомъ, обращеннымъ къ полоск синяго неба надъ нимъ.

— Это великій вождь,— сказалъ дю-Лютъ.— Это — ‘Карій Олень’ Могавковъ, а тотъ — его второй сынъ. Мы пролили первую кровь, но не думаю, чтобы она была послдней, потому что ирокезы не даютъ своимъ военнымъ вождямъ умирать неотомщенными. Онъ былъ могучимъ бойцомъ, вы можете убдиться въ этомъ, взглянувъ на его шею.

На убитомъ было странное ожерелье изъ нанизанной на веревку, почернвшей бобовой шелухи, какъ показалось де-Катина. Когда же онъ присмотрлся, то увидлъ съ ужасомъ, что это была не бобовая шелуха, а высохшіе человческіе пальцы.

— Все правые указательные,— сказалъ дю-Лютъ,— слдовательно, каждый представляетъ собою жизнь. Ихъ здсь всего сорокъ два. Восемнадцать взято отъ убитыхъ въ бою, а прочіе двадцать четыре отъ замученныхъ плнныхъ.

— Почемъ вы это знаете?

— Потому что только восемнадцать съ ногтями. Если Ирокезъ беретъ человка живьемъ, то прежде всего скусываетъ ему ногти. Вы видите, что ногтей не хватаетъ на двадцати четырехъ.

Де-Катина содрогнулся. Что же это за дьяволы, къ которымъ забросила его злая судьба? И возможно ли, чтобы его Адель попала въ руки такихъ чертей? Нтъ,нтъ! Безъ сомннія, Милосердый Богъ, ради котораго они уже столько перетерпли, не допуститъ такого бдствія! А между тмъ, эта горькая участь постигала другихъ женщинъ, не мене нжныхъ, чмъ Адель, и другихъ мужчинъ, такихъ же любящихъ, какъ онъ. Была-ли хоть одна деревушка въ Канад, гд не хранилось бы зъ памяти страшныхъ событій?

Смутный ужасъ охватилъ его. Въ тхъ темныхъ изгибахъ души, гд нтъ сознанія, а только инстинкты и впечатлнія, намъ боле извстно о будущемъ, чмъ мы сами полагаемъ. Какой то тяжелый страхъ нависъ надъ нимъ, словно туча. Окружающія деревья съ большими выдающимися втвями казались ему тумавными демонами, протягивавшими длинныя руки, чтобы схватить его. Потъ выступилъ у него на лбу, и онъ тяжело оперся на мушкетъ.

— Клянусь св. Евлаліей,— сказалъ дю-Лютъ,— для стараго вояки вы слишкомъ поблднли, сударь, отъ небольшого кровопролитія.

— Мн нездоровится. Позвольте хлебнуть коньяку изъ вашей фляги.

— Вотъ она, товарищъ. На здоровье! Ну, отчего бы мн не взять этотъ славный скальпъ, чтобы было что принести съ прогулки?

Онъ взялъ между колнъ голову индйца и въ минуту, круговымъ движеніемъ ножа, отдлилъ отвратительный, мокрый трофей.

— Пойдемте! — сказалъ де-Катина, отворачиваясь съ негодованіемъ.

— Да, пойдемъ, только я возьму еще этотъ вампумовый поясъ, помченный знакомъ медвдя. Такъ! Ну, а ружье! Посмотрите: на замк написано ‘Лондонъ’. Ахъ, господинъ Гринъ, господинъ Гринъ! не трудно угадать, кто снабжаетъ оружіемъ враговъ Франціи!

Наконецъ они удалились, дю-Лютъ несъ свою добычу, а краснокожій все съ тою-же усмшкой лежалъ подъ тихими деревьями. Мимоходомъ, они увидли и мальчика, который, скорчившись, лежалъ въ кустах, куда упалъ. Піонеръ шелъ очень быстро вплоть до впаденія въ большую рку маленькаго притока. Тутъ онъ снялъ сапоги и штиблеты, и вмст съ товарищами прошелъ съ полмили вбродъ.

— Найдя его, они погонятся за нами,— сказалъ онъ, — но это собьетъ ихъ съ толку, потому что только въ текучей вод Ирокезъ теряетъ слдъ. А теперь заляжемъ въ эту поросль до сумерокъ, ибо до форта Пуату всего миля, и подвигаться опасно, такъ какъ лсъ рдетъ.

Они пролежали въ ольховник, пока тни изъ короткихъ не стали длинными, и блыя облака, скользившія надъ ними, не приняли розоватаго оттнка отъ заходящаго солнца. Дю-Лютъ, съ трубкою въ зубахъ, свернулся въ комочекъ и впалъ въ легкую дремоту, прислушиваясь и вздрагивая при малйшемъ шорох. Американцы долго шептались между собою, Ефраимъ разсказывалъ какую-то длинную повсть о крейсированіи брига ‘Промышленность’, ходившаго въ Джемстоунъ за сахаромъ и патокой, но, наконецъ, успокоительный шелестъ втерка въ втвяхъ усыпилъ и его, и оба заснули. Одинъ де-Катина не спалъ. Его нервы еще трепетали посл того страннаго и внезапнаго ощущенія мрака, вдругъ охватившаго ему душу. Что это могло значить? Неужели предостереженіе, что Адель въ опасности? Онъ слыхалъ о подобныхъ предчувствіяхъ, но разв не въ безопасности она осталась, за частоколомъ и пушками? Завтра къ вечеру онъ увидитъ ее вновь. Глядя на небо сквозь стку мдно-красныхъ листьевъ, подъ которыми лежалъ, онъ почувствовалъ, что душа его какъ будто несется вслдъ за облаками надъ его головой, и онъ снова видлъ себя сидящимъ на скамь изъ испанской кожи у окошка, выдающагося надъ улицей Св. Мартына, снова качался со скрипомъ золоченый тючокъ надъ окномъ, снова рука его обнимала трепетную, робкую Адель, которая сравнила себя съ маленькой мышкой въ старомъ дом и, однако, нашла въ себ мужество не отставать отъ него на такомъ тяжеломъ пути. Опять онъ былъ въ Версали, видлъ каріе глаза короля, ясныя черты де-Ментенонъ, опять скакалъ по ихъ порученію въ Парижъ… Все это представлялось ему такъ ясно и живо, что онъ вздрогнулъ, придя въ себя среди американскаго лса, потемнвшаго предъ наступленіемъ ночи, и видя, что проснувшійся дю-Лютъ готовъ продолжать путь.

— Вы не спали?— спросилъ піонеръ.

— Нтъ.

— Вы ничего не слышали?

— Ничего, кром уханья совы.

— Мн показалось, что во сн я слышалъ далекій выстрлъ.

— Во сн?

— Ну, да. Во сн я такъ-же слышу, какъ и на яву, и не забываю того, что слышу. Теперь идите за мною по пятамъ, и мы скоро будемъ въ форт.

— У васъ, право, поразительный слухъ,— сказалъ де-Катина, пробираясь за нимъ сквозь путаницу втвей. — ну, какъ могли вы услыхать, что эти люди сегодня шли за нами? Я не слыхалъ ни звука, когда они были уже совсмъ рядомъ.

— Я и не слыхалъ ихъ сначала.

— Значитъ, видли?

— И не видалъ.

— Такъ какъ-же вы узнали, что они тутъ?

— Я слышалъ мимоходомъ, какъ испуганная сойка вспорхнула съ дерева. Десять минутъ спустя повторилось тоже самое. Тогда я узналъ, что нчто идетъ по нашему слду, и сталъ прислушиваться.

— Вы — настоящій житель лсовъ.

— Я думаю, что этотъ лсъ полонъ Ирокезовъ, хотя намъ посчастливилось не столкнуться съ ними. Такой извстный вождь, какъ Карій Олень, не пойдетъ безъ большой свиты и по пустякамъ. Они замышляютъ пакости на Ришелье-рк. Вы теперь не жалете, что пошли безъ супруги?

— Я благодарю за это Бога.

— Боюсь, что въ лсу будетъ неспокойно до самой весны. Вамъ придется до тхъ поръ пробытъ въ Св. Маріи, если де-ла-Ну не сможетъ дать вамъ конвоя.

— Лучше остаться тамъ навки, чмъ рисковать плномъ жены у этихъ дьяволовъ.

— Да, это — дьяволы, какіе только мыслимы на земл. Вы поморщились, когда я снялъ скальпъ съ Караго Оленя, но еслибы вы насмотрлись на индйцевъ, какъ я, то и у васъ бы сердце ожесточилось. А теперь мы у самаго края опушки, укрпленіе же столтъ вонъ тамъ, за кленами. У нихъ плохіе сторожа, я вотъ уже минутъ десять жду оклика: ‘кто идетъ?’ Васъ не подпустили такъ близко къ Св. Маріи, а между тмъ де-Ланнъ — такой же старый вояка, какъ де-ла-Ну. Отсюда не видно, но вонъ тамъ, у рки, у него бываютъ ученія…

— Какъ разъ теперь идетъ ученье,— сказалъ Амосъ.— Ихъ тамъ съ дюжину стоитъ въ рядъ.

— Часовыхъ нтъ, а люди — на учень! — презрительно воскликнулъ дю-Лютъ. — Однако, это такъ: я самъ вижу ряды, и каждый стоитъ, какъ сосновый пень! Взглянешь на нихъ, такъ подумаешь, что нтъ ни одного индйца вплоть до Оранжа. Мы подойдемъ къ нимъ, и св. Анна — свидтельница, я выскажу ихъ командиру, что думаю о его распорядительности.

Съ этими словами дю-Лютъ вышелъ изъ

кустовъ, и вс четверо пошли по полян, направляясь къ ряду людей, молча ждавшихъ ихъ среди сумерокъ. До нихъ оставалось не боле пятидесяти шаговъ, а ни одинъ не двинулся, не произнесъ ни слова. Было что-то странное въ такомъ молчаніи, и лицо дю-Люта стало мняться по мр того, какъ глаза видли ясне. Онъ повернулъ голову и взглянулъ на рку.

— Боже! — закричалъ онъ.— А гд же фортъ?

Они миновали группу кленовъ, но вмсто очертаній блокгауза увидли пустое мсто. Фортъ исчезъ!

ГЛАВА XI.
Кровавое дло.

Ударъ былъ такъ внезапенъ, что даже дю-Лютъ, съ дтства закаленный до нечувствительности ко всякимъ неожиданностямъ и опасностямъ, былъ потрясенъ и возмущенъ. Простоявъ нкоторое время неподвижно, онъ затмъ съ величайшею поспшностью побжалъ къ ряду солдатъ, а его товарищи послдовали за нимъ.

По мр приближенія длалось видно, что не вс составляютъ одинъ рядъ. Молчаливый и неподвижный офицеръ стоялъ на разстояніи двадцати шаговъ передъ фронтомъ своихъ молчаливыхъ и неподвижныхъ солдатъ. Дале стало замтно, что у него на голов какое-то высокое и странное украшеніе. Пришедшіе бжали все быстре, еле дыша отъ мрачныхъ предчувствій, когда, къ ихъ ужасу, это украшеніе начало удлиняться и расширяться, и большая птица, тяжеловсно поднявшись вверхъ, опуcтилась наближайшій древесный пень. Тогда они поняли, что ихъ худшія опасенія справедливы и что передъ ними стоятъ защитники форта Пуату.

Человкъ двадцать, совершенно обнаженныхъ, были привязаны къ низкимъ кольямъ ивовыми втками и ихъ истерзанныя, изрубленныя, обожженныя тла указывали, какую мучительную смерть перенесли несчастные. Съ минуту четверо пришельцевъ молча глядли на ужасную картину, а потомъ каждый поступилъ сообразно своей природ. Де-Катина, спотыкаясь, дотащился до ближайшаго дерева и прислонился къ нему головой, чувствуя, что умираетъ отъ головокруженія. Дю-Лютъ бросился на колни, взывая къ небу и потрясая стиснутыми руками по направленію къ набгавшимъ тучамъ. Ефраимъ Саваджъ осмотрлъ зарядъ своего ружья, сжавши губы и сверкая глазами, а Амосъ Гринъ молча началъ бгать вокругъ, отыскивая слдъ. Но черезъ минуту дю-Лютъ былъ снова на ногахъ и, бгая взадъ и впередъ, какъ собака-ищейка, нашелъ всевозможныя указанія, которыя пропустилъ бы даже Амосъ. Онъ описалъ множество круговъ вокругъ труповъ, затмъ кинулся къ лсной опушк и, наконецъ, вернулся къ обугленнымъ развалинамъ укрпленія, съ которыхъ еще поднимался тонкій дымокъ.

— Совсмъ нтъ слдовъ женщинъ и дтей,— сказалъ онъ.

— Боже мой! Такъ были еще женщины и дти?

— Дтей они держатъ, чтобы ихъ сжечь въ свободное время у себя въ селеніяхъ, женщинъ замучатъ или возьмутъ себ, смотря по тому, какъ вздумаютъ. Но чего нужно старику?

— Я хочу спросить его, Амосъ,— сказалъ морякъ,— чего мы здсь стоимъ на якор, когда намъ надо бы нестись на всхъ парусахъ за ними вслдъ?

Дю-Лютъ улыбнулся и покачалъ головой.

— Вашъ пріятель — храбрый человкъ,— сказалъ онъ,— если вчетверомъ ршается преслдовать полтораста человкъ.

— Скажи ему, Амосъ, что Господь поможетъ намъ,— взволнованно отвчалъ старикъ.— Скажи, что Онъ укрпитъ насъ противъ дтей Іеровоама, и мы истребимъ и изведемъ ихъ до самаго корня. Какъ по французски: бей безъ пощады? Ахъ, лучше ходить съ завязаннымъ ртомъ, чмъ съ людьми, которые не понимаютъ простого языка!

Но дю-Лютъ отклонилъ совты моряка.

— Намъ надо быть насторож,— сказалъ онъ,— или потеряемъ собственные скальны, да и т, что въ Св. Маріи потеряютъ по нашей милости свои.

— Въ Св. Маріи! — воскликнулъ де-Катина. — Такъ разв есть опасность для Св. Маріи?

— Да, т теперь въ волчьей пасти. Эта работа была сдлана въ прошлую ночь. Укрпленіе взялъ приступомъ отрядъ въ полтораста человкъ. Утромъ они ушли и направились къ сверу берегомъ. Они прятались въ лсахъ весь день между Пуату и Св. Маріей.

— Значитъ, мы прошли сквозь нихъ?

— Да, мы прошли сквозь нихъ. Сегодня они стояли лагеремъ и высылали развдчиковъ. Карій Олень съ сыномъ были въ ихъ числ и напали на нашъ слдъ. Нынче ночью…

— Нынче ночью они нападутъ на Св. Марію!

— Это возможно. И однако, я бы не сказалъ, что они на это ршатся съ такимъ малымъ отрядомъ. Ну, намъ во всякомъ случа надо спшить назадъ, какъ только можно, и предупредить о томъ, что предстоитъ.

И вотъ они пустились въ утомительный обратный путь, хотя души ихъ были слишкомъ полны другими мыслями, чтобы вспомнить о томъ, сколько миль пройдено и сколько остается. Старый Ефраимъ, мене привыкшій къ ходьб, чмъ его молодые товарищи, уже прихрамывалъ и чувствовалъ боль въ ногахъ, хотя былъ твердъ, какъ орховое дерево, и выносливъ до чрезвычайности. Дю-Лютъ снова пошелъ впередъ, и они опять направились на сверъ.

Мсяцъ ярко сіялъ на неб, но мало помогалъ путникамъ въ глубин лса. Гд было мрачно днемъ, тамъ теперь господствовала такая непроглядная тьма, что де-Катина не видлъ древесныхъ стволовъ, которыхъ касался плечомъ. Время отъ времени попадалась открытая полянка, залитая луннымъ свтомъ, или тонкій серебряный лучъ пробивался межъ втвями, ложась подъ ноги блымъ пятномъ, но дю-Лютъ избгалъ этихъ открытыхъ пространствъ и чаще обходилъ поляны, чмъ перерзывалъ ихъ. Втеръ сталъ свжть, и воздухъ былъ полонъ шороха и шелеста листьевъ. Кром этого глухого гула, молчаніе было бы совершеннымъ, если бы на вершинахъ временами не ухала сова, и ночныя птицы не вспархивали надъ ихъ головами. Ночью дю-Лютъ шелъ такъ же быстро и увренно, какъ днемъ, однако товарищи его замтили, что онъ ведетъ ихъ другимъ путемъ, потому что два раза увидали слва сверканіе большой рки, между тмъ какъ утромъ встрчали только ручьи, которые текли въ нее. Когда во второй разъ они увидли рку, онъ указалъ на дальній ея берегъ, вблизи котораго по вод скользили какія то черныя тни.

— Ирокезскіе челноки,— шепнулъ онъ.— Ихъ десять, и въ каждомъ по восьми человкъ. Это другой отрядъ, онъ тоже плыветъ на сверъ.

— Почемъ вы знаете, что это — другой отрядъ?

— Потому что мы перескли слды перваго, часъ назадъ.

Де-Катина былъ полонъ изумленія передъ этимъ удивительнымъ человкомъ, который слышалъ во сн и различалъ слдъ тогда, когда обыкновенному глазу не видны были даже деревья. Дю-Лютъ остановился, посмотрлъ на челноки, а потомъ повернулся спиной къ рк и снова углубился въ лсъ. Они прошли около двухъ миль, какъ вдругъ онъ замеръ намст, нюхая воздухъ, подобно собак, учуявшей дичь.

— Пахнетъ горлымъ деревомъ,— сказалъ онъ.— Не дальше мили отъ насъ въ эту сторону горитъ огонь.

— Я тоже чувствую,— сказалъ Амосъ.— Прокрадемся туда и взглянемъ на ихъ лагерь.

— Такъ будьте осторожны,— предостерегъ дю-Лютъ. Ваша жизнь можетъ зависть отъ хрустнія втки.

Они шли тихо и осторожно, пока между дальними деревьями не замелькало красное пламя костра. Скользя между кустами, они кружили до тхъ поръ, пока не нашли мста, откуда удобно было видть, не рискуя быть замченными.

Среди небольшой поляны сухія полнья пылали яркимъ огнемъ. Огненные языки подымались вверхъ, а дымъ разстилался вокругъ, уподобляясь какому-то странному дереву съ срой листвою и огненнымъ стволомъ. Но не было видно ни одного живого существа, и громадный костеръ гудлъ и трещалъ въ совершенномъ одиночеств среди затихшаго лса. Они подвигались все ближе, но не замтили никакого движенія, кром извивовъ огня, и никакого звука, кром треска горящихъ сучьеръ.

— Мы подойдемъ къ нему?— шопотомъ спросилъ де-Катина.

Осторожный старый піонеръ покачалъ головой.

— Это можетъ быть западня,— сказалъ онъ.

— Или покинутый лагерь?

— Нтъ, его зажгли не боле какъ часъ назадъ.

— Да и онъ слишкомъ великъ для лагернаго костра, — замтилъ Амосъ.

— Какъ же вы это объясняете?— спросилъ дю-Лютъ.

— Это — сигналъ.

— Да, пожалуй, ваша правда. Этотъ костеръ — опасный сосдъ. Поэтому уйдемъ отъ него подальше, а потомъ повернемъ прямо къ Св. Маріи.

Огонь вскор превратился въ свтящуюся точку позади нихъ, и наконецъ, совсмъ закрылся деревьями. Дю-Лютъ шелъ быстро, пока не достигъ края залитой луннымъ свтомъ прогалины. Онъ хотлъ обойти ее, какъ и прежде, но вдругъ схватилъ де-Катина за плечо и толкнулъ его за поросль сумаховъ, тогда какъ Амосъ сдлалъ то же съ Ефраимомъ Саваджемъ.

На противоположный край открытаго пространства выходилъ человкъ. Онъ перескалъ поляну наискось и направлялся къ рк. Онъ шелъ, согнувшись почти вдвое, но когда на него перестала падать тнь деревьевъ, то путники изъ своей засады увидли, что это — индйскій воинъ въ полной военной раскраск, мокассинахъ, набедренномъ покров и съ мушкетомъ. Непосредственно за нимъ слдовалъ другой, а потомъ третій, четвертый и такъ дале, пока не стало казаться, что весь лсъ полонъ людей, и что они будутъ идти безъ конца. Въ лучахъ луны они скользили точно тни, въ совершенномъ молчаніи, и вс одинаково гнулись, пробгая мимо, безостановочно и беззвучно. Послднимъ проскользнулъ человкъ въ опушенной мхомъ охотничьей куртк и въ шапк съ перомъ на голов. Онъ пронесся стрлой, какъ и остальные. и они исчезли во тьм такъ же тихо, какъ появились. Прошло не мене пяти минутъ, прежде чмъ дю-Лютъ ршился выйти изъ засады.

— Ради св. Анны! Сосчитали вы ихъ?

— Триста девяносто шесть,— сказалъ Амосъ.

— По моему — четыреста два.

— А вы думали, что ихъ только полтораста! — воскликнулъ де-Катина!

— Ахъ, вы не понимаете. Это другой отрядъ. Т, которые взяли укрпленіе, должны быть вонъ тамъ, потому что ихъ слдъ идетъ между нами и ркой.

— Конечно, это другіе,— сказалъ Амосъ,— потому что тутъ ни у одного не было свжаго скальна.

Дю-Лютъ взглянулъ на молодого охотника съ одобреніемъ.

— Даю слово,— сказалъ онъ,— я и не зналъ, что у васъ жители лсовъ такіе молодцы. У васъ есть глаза, сударь, и, можетъ быть, вы безъ неудовольствія вспомните когда-нибудь, что вамъ сказалъ это Грейсолонъ дю-Лютъ.

Амосъ преисполнился гордостью, услышавъ эти слова отъ человка, чье имя было въ ночет везд, гд только купцы или охотники курили вокругъ костровъ. Онъ хотлъ что-то отвтить, но вдругъ по лсу пронесся ужасный крикъ, страшный вопль, выражавшій крайній предлъ человческаго страданія. Снова и снова, стоя во тьм съ поблднвшими щеками, они принуждены были слушать эти страшные звуки, все грозне раздававшіеся среди ночи и уныло катившіеся по лсу.

— Они мучаютъ женщинъ,— сказалъ дю-Лютъ.— Ихъ станъ разбитъ вонъ тамъ.

— Неужели мы не можемъ ничмъ помочь? — воскликнулъ Амосъ.

— Да, да, парень,— подтвердилъ капитанъ по англійски.— Мы не можемъ пропускать бдственныхъ сигналовъ, не мняя курса. Давай-ка повернемъ и бжимъ прямо туда.

— Тамъ, въ стан,— сказалъ дю-Лютъ медленно,— теперь почти шестьсотъ вояновъ. Насъ четверо. То, что вы говорите, не иметъ смысла. Если мы не предупредимъ жителей Св. Маріи, эти дьяволы устроятъ для нихъ западню. Ихъ отряды подходятъ и по вод, и по суш, и число ихъ до разсвта можетъ дойти до тысячи. Мы должны идти впередъ и предупредить.

— Онъ говоритъ правду,— сказалъ Амосъ Ефраиму.— Нтъ, одного-то ужъ я васъ не пущу!

Онъ схватилъ упрямаго моряка за руку и силой помшалъ ему бжать по направленію воплей.

— У насъ есть только одинъ способъ испортить ихъ ночную забаву,— сказалъ дю-Лютъ.— Деревья сухи, какъ порохъ: уже три мсяца какъ не было дождя.

— Ну?

— И втеръ дуетъ прямо на ихъ лагерь, а съ другой стороны его — рка.

— Намъ надо поджечь лсъ!

— Лучшаго ничего не выдумать.

Въ минуту дю-Лютъ набралъ небольшую охапку сухого хвороста и сложилъ его въ кучу у корня засохшей березы, сухой, точно трутъ. Удара кремня о сталь было достаточно, чтобы занялось пламя, которое, разгораясь и удлиняясь, скоро стало лизать блыя клочья висвшей коры. Черезъ четверть мили, дю-Лютъ сдлалъ то же, а потомъ повторилъ еще разъ, такъ-что лсъ пачалъ горть въ трехъ мстахъ. Поспшно удаляясь, они слышали ревъ пожара и, наконецъ, приближаясь къ Св. Маріи, оглянулись и увидли, какъ длинная полоса пламени катилась на западъ, къ Ришелье-рк, взвиваясь кверху огненными столбами каждый разъ, какъ попадались группы сосенъ. Дю-Лютъ беззвучно смялся, глядя на огромное зарево на неб.

— Имъ таки придется поплавать,— сказалъ онъ.— Челноковъ не хватитъ на всхъ. Ахъ, если бы у меня было хоть двсти моихъ ‘лсныхъ бродягъ’ на томъ берегу, тогда ни одинъ бы не ушелъ!

— Тамъ былъ какой-то воинъ, одтый какъ блый,— замтилъ Амосъ.

— Да, и этотъ хуже всхъ. Его отецъ былъ голландскій торговецъ, а мать — Ирокезка, и онъ извстенъ подъ названіемъ Фламандскаго Метиса {Метисами называются дти смшанныхъ браковъ между европейцами и индйцами.}. Ахъ, я хорошо его знаю и скажу вамъ, что если чертямъ потребуется король, то имъ стоитъ только послать въ его вигвамъ. Клянусь Св. Анной, я еще у него въ долгу и постараюсь свести счеты поскорй. Вонъ свтятся огни въ Св. Маріи. Я понимаю вашъ вздохъ облегченія, сударь: въ самомъ дл, посл того, что мы нашли въ Пуату, я самъ чувствовалъ себя неловко, покуда не увидлъ ихъ.

Глава XII.
Смерть стучится!

Заря только еще занималась, когда четверо путниковъ входили въ ворота усадьбы, но, несмотря на ранній часъ, вс оброчные и ихъ семьи были уже на ногахъ, глядя на громадный пожаръ, бушевавшій на юг. Де-Катина протолкался сквозь толпу и кинулся наверхъ, къ Адели, которая сама сбжала встрчать его, такъ что они столкнулись на половин большой каменной лстницы. Вмст, обнявшись, они вошли въ столовую, гд де-ла-Ну и сынъ его смотрли изъ окна на поразительное зрлище.

— Ахъ, сударь,— сказалъ старый дворянинъ — кланяясь, по обыкновенію, на придворный ладъ,— я отъ всего сердца радъ видть васъ вновь подъ моей кровлею. Вы прошли сорокъ миль, и безъ сомннія проголодались и устали. Когда вы снова наберетесь силъ, я попрошу у васъ позволенія отыграться въ пикетъ, потому что въ послдній разъ мн рщительно не везло.

Но вслдъ за де-Катина вошелъ дю-Лютъ съ грозною встью объ опасности:

— Вамъ предстоитъ другая игра, господинъ де-Сентъ-Мари,— сказалъ онъ.— Въ лсу теперь шестьсотъ Ирокезовъ, и они готовятся къ нападенію.

— Ну что-жъ? Мы не можемъ нарушать распорядка нашей жизни ради горсти дикарей,— возразилъ старый дворянинъ.— Я долженъ извиниться передъ вами, мой дорогой де-Катина, что васъ тревожатъ подобными вещами у меня въ помсть. Относительно же пикета, я все таки думаю, что ваши ходы съ короля и валета боле рискованны, чмъ благоразумны. Когда я въ послдній разъ игралъ съ де-Ланномъ изъ Пуату…..

— Де-Ланнъ изъ Пуату убитъ со всми своими людьми,— сказалъ дю-Лютъ,— а укрпленіе сожжено до тла.

Де-ла-Ну приподнялъ брови и взялъ понюшку табаку, постучавъ по крышк своей круглой золотой табакерки.

— Я всегда говорилъ ему, что его фортъ возьмутъ, если онъ не велитъ срубить т клёны, что растутъ у самыхъ стнъ. Они вс убиты, вы говорите?

— Вс, до одного.

— А фортъ сожженъ?

— Ничего не осталось.

— Видли вы этихъ подлецовъ?

— Мы видли слды полутораста человкъ. Потомъ сотня проплыла въ челнокахъ, да мимо насъ прошелъ отрядъ въ четыре сотни подъ начальствомъ Фламандскаго Метиса. Ихъ лагерь — за пять миль внизъ по рк, и тамъ не мене шестисотъ.

— Вамъ посчастливилось, что вы ушли отъ нихъ!

— Но имъ не посчастливилось уйти отъ насъ. Мы убили Караго Оленя съ сыномъ и подожгли лсъ, чтобы выгнать ихъ изъ лагеря.

— Превосходно, превосходно! — сказалъ помщикъ, слегка апплодируя своими нжными руками.— Вы очень хорошо сдлали, дю-Лютъ. Полагаю, что вы очень устали?

— Я не часто устаю. Я хоть опять готовъ въ путь.

— Такъ можетъ быть вы захватите нсколько человкъ и сходите въ лсъ взглянуть, что длаютъ эти подлецы?

— Я буду готовъ черезъ пять минутъ.

— Не хочешь ли и ты сходить, Ахиллъ?

Темные глаза и индйское лицо сына вспыхнули дикою радостью.

— Да, я тоже пойду.

— Очень хорошо. А мы тутъ все приготовимъ, пока васъ не будетъ. Сударыня, извините за эти маленькія хлопоты, омрачающія удовольствіе вашего посщенія. Къ слдующему разу, какъ вы сдлаете мн честь навстить меня, надюсь, что помстье мое будетъ уже очищено отъ этихъ гадовъ. Впрочемъ, мы здсь имемъ и свои преимущества. Въ Ришелье-рк больше рыбы, а въ лсу тутъ больше оленей, чмъ въ садкахъ и въ заповдныхъ рощахъ у самого короля. А съ другой стороны, какъ видите, есть и небольшія неудобства. Вы извините меня теперь: мн нужно пойтя взглянуть кое-на-что. Де-Катина, вы — бывалый офицеръ, и я радъ принять отъ васъ совтъ. Онега, передайте мн мой кружевной платокъ и палку дымчатаго янтаря, да займите г-жу де-Катина, пока не вернемся мы съ ея супругомъ.

День уже наступилъ, и четыреугольный дворъ за палисадою кишлъ встревоженнымъ народомъ, только что узнавшимъ дурную всть. Большинство оброчныхъ были старые солдаты и охотники, служившіе во многихъ индйскихъ войнахъ, это видно было по ихъ загорлымъ лицамъ и смлому виду. Это были сыны того народа, который, удачно или нтъ, сжегъ больше пороха, чмъ какой либо иной народъ на земл, и видя, какъ они стоятъ кучками, осматривая оружіе и обсуждая положеніе, ни одинъ полководецъ не пожелалъ бы боле закаленныхъ или воинственныхъ солдатъ. Между тмъ, изъ домиковъ за оградою бжали блдныя жешщшы и, задыхаясь, тащили за собою дтей, а на плечахъ несли наиболе дорогую часть своего имущества. Ихъ смятеніе, торопливость, крикъ дтей, бросаніе узловъ и убганіе за другими составляли рзкую противоположность съ тишиною и прелестью окружавшаго ихъ лса, залитаго лучами утренняго солнца. Глядя на волшебную красу разноцвтной листвы, трудно было поврить, чтобы духъ злобы и убійства свободно бушевалъ за этою прекрасною завсою.

Отрядъ развдчиковъ подъ начальствомъ дю-Люта и Ахилла де-ла-Ну уже ушелъ, и ворота, по приказанію хозяина, были заложены толстыми дубовыми поперечинами, вдвинутыми въ желзныя скобы. Дтей помстили въ нижнюю кладовую, приставивши къ нимъ нсколько женщинъ, а остальнымъ велли смотрть за пожарными ведрами и заряжать мушкеты. Мужчинъ по счету оказалось пятьдесятъ два, имъ былъ произведенъ смотръ, и ихъ раздлили на отряды для защиты каждой стороны палисады. Съ одного бока частоколъ доходилъ до рки, что не только избавляло отъ необходимости защищать эту сторону, но еще позволяло доставать воду, бросая ведро на веревк изъ-за ограды. Усадебныя лодки и челноки находились на берегу, подъ самою стною, и были драгоцнны, какъ послднее средство спасенія въ случа бды. Ближайшее укрпленіе, Сен-Луи, было всего въ нсколькихъ миляхъ вверхъ, и де-ла-Ну послалъ туда быстраго гонца съ встью объ опасности, чтобы хоть было куда отступить, если дло кончится плохо.

А что оно должно плохо кончиться, это было очевидно для опытныхъ глазъ Амоса Грина. Онъ предоставилъ Ефраиму Саваджу храпть въ глубокомъ сн на полу, а самъ, съ трубкою въ зубахъ, обходилъ укрпленія, осматривая испытующимъ окомъ каждую ихъ подробность. Частоколъ былъ очень крпокъ, четырехъ-аршинный вышины, и прочно построенъ изъ дубовыхъ заостренныхъ бревенъ, достаточно толстыхъ, чтобы не пропустить пули. На половин высоты въ немъ были продланы узкія продолговатыя отверстія для ружей защитниковъ. Но съ другой стороны, въ ста шагахъ отъ него уже росли деревья, составлявшія прикрытіе для враговъ, тогда какъ гарнизонъ былъ настолько малочисленъ, что не могъ дать боле двадцати человкъ на каждую сторону ограды. Амосъ зналъ, какъ смлы и стремительны ирокезскіе воины, какъ они хитры и находчивы, и лицо его стало мрачнымъ при мысли о молодой новобрачной, которую онъ съ товарищами довелъ сюда подъ своей охраной, и о женщинахъ съ дтьми, которыхъ видлъ въ стнахъ усадьбы.

— Не лучше ли будетъ услать ихъ вверхъ по рк?— намекнулъ онъ помщику.

— Я бы съ радостью сдлалъ это, и, можетъ быть, если къ ночи будемъ живы и небо будетъ облачное, то такъ и поступлю. Теперь же не могу дать имъ прикрытія, а однхъ невозможно пустить, зная, что ирокезскіе челноки на рк и ихъ развдчиковъ полны берега.

— Правда, это было бы безумно.

— Я назначилъ на эту восточную сторону васъ съ товарищами и еще пятнадцать человкъ. Г. де-Катина, желаете командовать отрядомъ?

— Съ удовольствіемъ.

— Я возьму себ южную сторону, которая, кажется, всхъ опасне, дю-Лютъ станетъ на сверной, а къ рк довольно пяти человкъ.

— Есть у насъ продовольствіе и порохъ?

— Муки и копченыхъ угрей хватитъ до конца этой исторіи. Плохое угощеніе, почтеннйшій, но въ Голландіи вы, врно, испытали, что посл потасовки вода изъ канавы бываетъ вкусне фронтиньякскаго (вина) съ синею печатью, которое вы въ тотъ вечеръ помогли мн допить. Что же касается пороха, то его большой запасъ.

— Мы не успемъ срубить вонъ т деревья?— спросилъ бывшій офицеръ.

— Невозможно. За срубленными деревьями еще удобне будетъ прятаться.

— Но по крайней мр надо убрать эти кусты, что вокругъ березы между восточной стной и лсной опушкой. Это прекрасное прикрытіе для застрльщиковъ.

— Да, это сейчасъ сожжемъ,

— Нтъ, я, кажется, придумалъ лучше,— сказалъ Амосъ.— Можно устроить для нихъ ловушку. Гд у васъ порохъ?

— Дворецкій Терье раздаетъ его въ главномъ погреб.

— Хорошо.— Амосъ побжалъ въ домъ я вернулся съ большимъ холщевымъ мшкомъ. Онъ насыпалъ туда пороху, потомъ, взваливъ на плечо, отнесъ въ кусты и положилъ у корня березы, причемъ какъ разъ надъ нимъ содралъ полоску коры. Затмъ, при помощи втокъ и сухихъ листьевъ, онъ такъ прикрылъ его, что мшокъ сталъ походить на кочку. Устроивши все это онъ вернулся, влзши на частоколъ и спрыгнувъ по ту сторону.

— Думаю, что теперь все готово,— сказалъ помщикъ.— Хотлось бы мн, чтобы женщины и дти были въ безопасномъ мст, да мы ушлемъ ихъ ночью, если дло пойдетъ хорошо, Не слышно ли чего о дю-Лют?

— Жанъ слышитъ лучше насъ всхъ, ваша милость,— сказалъ человкъ, стоявшій возл угловой пушки.— Ему послышались выстрлы нсколько минутъ назадъ.

— Значитъ, онъ съ ними столкнулся. Этьенъ, возьми десять человкъ и ступай къ сухому дубу, чтобы прикрыть ихъ, если они отступаютъ, но дале не двигайся ни на одинъ аршинъ, что бы тамъ ни было: у меня и такъ мало людей. Не хотите ли уснуть, де-Катина?

— Нтъ, я не засну.

— Намъ здсь больше нечего длать. Что скажете о партіи въ пикетъ? Карты помогутъ намъ провести время.

Они взошли въ верхнюю залу, гд Адель сла около мужа, тогда какъ темнолицая Онега припала къ окошку и, не отрываясь, глядла въ лсъ. Де-Катина мало думалъ о картахъ: его мысли были заняты грозившею опасностью и тою женщиною, чья рука лежала на его плеч. Но старый дворянинъ увлекся игрою и потихоньку ругался, или хихикалъ и усмхался, смотря по тому, шла или не шла карта. Вдругъ, среди игры, снаружи послышались два рзкихъ удара.

— Кто-то стучится! — вскричала Адель.

— Это — смерть стучится — отвтила индіянка у окошка.

— Да, да: это дв пули ударились въ стну. Втеръ относитъ звуки выстрловъ. Карты смшаны. Мн снимать, а вамъ сдавать. Взятокъ у меня, кажется, не было.

— Изъ лсу бгутъ люди! — закричала Онега.

— Такъ! Дло становиться серьезнымъ,— сказалъ помщикъ.— Мы доиграемъ потомъ. Помните же, что сдача ваша! Посмотримъ-ка, что все это значитъ.

Де-Катина уже былъ у окошка. Де-Лютъ, молодой де-ла-Ну и восемь человкъ изъ прикрытія, нагнувши головы впередъ, бжали къ оград, ворота которой распахнулись, чтобы впустить ихъ. Тамъ и сямъ изъ-за деревьевъ выплывали облачка синяго дыма, и одинъ изъ бжавшихъ, въ блыхъ коленкоровыхъ штанахъ, вдругъ началъ прыгать, а на блой ткани показалось красное пятно. Двое другихъ обхватили его руками, и вс вмст стремглавъ влетли во дворъ, гд въ ту же секунду захлопнулись ворота. Минуту спустя засверкала и загремла съ угла мдная пушка, а по всей окраин лса растянулось облако дыма и пули застучали въ деревянную ограду, точно градъ въ окна.

ГЛАВА XIII.
Взятіе ограды.

Поручивши Адель заботамъ хозяйки и предостерегши ее, чтобы она, если дорожитъ жизнью, не подходила къ окнамъ, де-Катина схватилъ мушкетъ и побжалъ внизъ. На пути его, въ одну изъ узенькихъ бойницъ свистя влетла пуля и впилась маленькимъ свинцовымъ пятнышкомъ въ противоположную стну. Хозяинъ былъ уже внизу, и на порог толковалъ съ дю-Лютомъ.

— Вы говорите: тысяча?

— Да, мы напали на свжій слдъ большого отряда, не мене трехсотъ. Все Могавки и Каюги съ небольшой примсью Онеидовъ. Мы сражались на бгу на протяженіи нсколькихъ миль и потеряли пять человкъ.

— Надюсь, мертвыми?

— Надюсь и я, но за нами такъ гнались, что мы боялись быть отрзавными. Жанъ Мансъ раненъ въ ногу.

— Я видлъ, что въ него попало.

— Намъ надо все приготовить, чтобы запереться въ дом, если возьмутъ ограду, а отстоять ее нтъ надежды съ однимъ противъ двадцати.

— Все готово.

— Нашими пушками мы не пропустимъ вверхъ ихъ лодокъ, а ночью можно будетъ услать женщинъ.

— Я такъ и хотлъ. Возьмите защиту сверной стороны. Вы придете ко мн съ десяткомъ людей сейчасъ, а если они перемнятъ цль, то я подойду къ вамъ.

Вдоль всей опушки лса безпрерывно трещали ружья и пули летли безостановочно. Нападали все опытные стрлки, люди, которыхъ кормили ихъ ружья, для которыхъ дрожь въ рук или отсутствіе зоркихъ глазъ означали бдность и голодъ.

Цлили въ каждую трещину, щелочку и дырку, и когда надъ частоколомъ, на ружь, подняли шапку, то она свалилась въ тотъ же мигъ. Съ другой стороны и защитники были опытны въ борьб съ индйцами и ловки во всякихъ фокусахъ и хитростяхъ, чтобы защитить себя и принудить врага выйти изъ-подъ прикрытія. Они стояли сбоку отъ бойницъ, смотрли сквозь трещины въ оград и поспшно стрляли, какъ только представлялся удобный случай. Красная нога, совершенно прямо торчавшая вверхъ изъ-за обломка ствола, показывала, что хоть одна пуля попала въ цль, но вообще цлить было не во что, кром искръ и клубовъ дыма, вылетавшихъ изъ-за листвы, или смутныхъ очертаній воина, показывавшихся на одинъ мигъ, при быстромъ мельканіи отъ дерева къ дереву. Семеро канадцевъ были уже ранены, причемъ только три смертельно, прочіе же четверо мужественно стояли у бойницъ, хотя одинъ, съ разбитой челюстью, вмст съ пулями выплевывалъ въ ружейный стволъ собственные зубы. Женщины рядкомъ сидли на земл, ниже уровня бойницъ, каждая — съ блюдечкомъ пуль и кузовомъ пороха, и подавали ружья стрлкамъ въ тхъ мстахъ, гд нужне была быстрая стрльба.

Сначала все нападеніе было направлено на южную сторону, но когда къ Ирокезамъ подошли новые отряды, линія стрльбы стала растягиваться, пока вся восточная сторона тоже не оказалась подъ пулями, которыя постепенно захватывали и сверъ. Вся усадьба была опоясана широкимъ кольцомъ дыма, за исключеніемъ только того мста, гд протекала рка. Близъ противоположнаго берега стояли челноки, и одинъ съ десятью воинами попытался переплыть черезъ рку, но удачный выстрлъ изъ пушки попалъ ему въ бокъ и потопилъ его, а второй выстрлъ картечью оставилъ въ живыхъ только четверыхъ изъ пловцовъ, чубы которыхъ поднимались надъ уровнемъ воды, словно спинные плавникя какой-нибудь удивительной рыбы. На суш, напротивъ, де-ла-Ну не веллъ боле стрлять изъ пушекъ, такъ какъ широкія амбразуры привлекали вражескій огонь, и половину всхъ раненыхъ составляли т, кто стоялъ у пушекъ.

Старый дворянинъ разгуливалъ въ своихъ блыхъ брыжжахъ и съ янтарной тростью въ рукахъ за рядами закопченныхъ, потемнвшихъ людей, постукивая по табакерк, выкрикивая свои шуточки и глядя гораздо мене озабоченнымъ, чмъ при игр въ пикетъ.

— Что скажете, дю-Лютъ?— спрашивалъ онъ.

— Скажу: скверно. Мы слишкомъ быстро теряемъ людей.

— Что же, другъ мой? Чего же намъ ждать другого? Когда на такое мстечко какъ это, направлена тысяча мушкетовъ, кому-нибудь слдуетъ страдать. Ахъ, бдняга, ужъ и ты готовъ.

Ближайшій къ нему человкъ внезапно съ шумомъ упалъ и улегся совсмъ неподвижно, лицомъ въ блюдо каши, принесенное женщинами изъ дому. Дю-Лютъ взглянулъ на него, а потомъ осмотрлся кругомъ.

— Онъ — не на линіи бойницъ, а ему влетло въ плечо,— сказалъ онъ.— Откудаже взялась эта пуля? Ахъ, смотрите сюда!

Онъ указалъ вверхъ, на облачко дыма, окружавшаго вершину высокаго дуба.

— Подлецъ залзъ выше ограды, но стволъ едва ли довольно толстъ на этой высот, чтобъ защитить его. Ну, ему не придется выстрлить вновь, а я вижу, что онъ уже цлитъ.— Де-ла-Ну положилъ трость, отвернулъ манжеты, взялъ у убитаго ружье и выстрлилъ въ притаившагося воина. Два листа полетли съ дерева, и ухмыляющееся красное лицо мелькнуло на минуту съ насмшливымъ визгомъ. Съ быстротой молніи дю-Лютъ прижалъ къ плечу мушкетъ и дернулъ за собачку. Индецъ высоко подпрыгнулъ и обрушился сквозь листву. Саженъ на десять подъ нимъ выставлялся особенно толстый сукъ, онъ упалъ на него и повисъ, перегнувшись потюламъ, медленно покачиваясь изъ стороны въ сторону, точно красная тряпка, при чемъ его чубъ мотался между ногами. Крикъ восторга раздался со стороны канадцевъ, но былъ заглущенъ убійственнымъ воплемъ дикарей.

— Онъ шевелится. Онъ еще не умеръ,— вскричалъ де-ла-Ну.

— Умретъ,— безучастно отвтилъ старый пюнеръ, забивая новый зарядъ въ свое ружье.— Ахъ, вотъ опять срая шляпа! Всегда является, когда я безъ заряда!

— Я видлъ въ кустахъ шляпу съ перомъ.

— Это Фламандскій Метисъ. Его скальпъ обрадовалъ-бы меня больше, чмъ скальны сотни его лучшихъ воиновъ.

— Разв онъ такъ храбръ?

— Да, онъ довольно храбръ. Этого нельзя отрицать, потому что иначе какъ же бы онъ сталъ военнымъ вождемъ Иркезовъ. Но онъ уменъ, хитеръ и жестокъ… Ахъ, Боже мой, если все, что говорятъ,— правда, то жестокость его просто невроятна. Я боюсь, что у меня языкъ отсохъ бы отъ одного перечисленія того, что онъ сдлалъ. Вотъ онъ опять!

Срая шляпа вновь показалась среди дыма. Де-ла Ну и дю-Лютъ выстрлили одновременно, и шляпа взлетла въ воздухъ. Въ ту же минуту кусты раздлились, и прямо впередъ выскочилъ высокій воинъ. Лицомъ онъ былъ похожъ на индйца, но цвтъ кожи былъ немножко посвтле, и на его охотничью куртку свшивалась остроконечная черная борода. Онъ презрительнымъ движеніемъ раскинулъ руки, съсекунду постоялъ, упорно глядя на усадьбу, и, наконецъ, прыгнулъ назадъ подъ прикрытіе, среди града пуль, поломавшихъ вс мелкія втки вокругъ него.

— Да, онъ довольно храбръ,— повторилъ Дю-Лютъ съ ругательствомъ.— Ваши оброчные чаще имли въ рукахъ мотыки, чмъ мушкеты, судя по ихъ стрльб. Но индйцы, кажется, двигаются къ восточной сторон, думаю, скоро пойдутъ туда на приступъ.

Дйствительно, пальба стала гораздо сильне съ той стороны, которую защищалъ де-Катина, было ясно, что главныя силы Ирокезовъ направлены именно на этотъ пунктъ. Изъ за каждаго ствола, пня, дупла и куста летли красныя искры въ сромъ дыму, и пули съ пніемъ такъ и лились непрерывнымъ потокомъ сквозь бойницы. Амосъ проковырялъ себ дыру на футъ надъ землею и лежалъ ничкомъ, заряжая и паля со своимъ обычнымъ спокойствіемъ. Рядомъ съ нимъ стоялъ Ефраимъ Саваджъ, сердито сжавъ челюсти, сверкая глазами изъ подъ низко сдвинутыхъ бровей и уйдя всею душою въ истребленіе ‘Амаликитянъ’. Шляпа съ него свалилась, сдые волосы разввались по втру, большія пятна пороха пестрили его деревянное лицо, а ссадина на правой щек показывала, гд контузила его индйская пуля. Де-Катина велъ себя, какъ опытный офицеръ, расхаживая среди своихъ людей съ короткими словами похвалы или предостереженія, тми пламенными словами, грубыми и мткими, отъ которыхъ разгораются сердца и вспыхиваютъ щеки. Семеро изъ его людей были убиты, но когда обстрливаніе усилилось съ его стороны, то ослабло съ другихъ, и помщикъ съ сыномъ и дю-Лютомъ привели десять человкъ ему на помощь. Де-ла-Ну угощалъ Катина изъ своей табакерки, какъ вдругъ пронзительный вопль сзади заставилъ ихъ обернуться. Онега ломала руки надъ тломъ своего сына. Пуля прошла ему сквозь сердце,— онъ былъ мертвъ.

На минуту худое лицо стараго дворянина стало немного блдне, и рука, державшая золотую коробочку, закачалась, точно втка отъ дуновенія втра. Потомъ онъ сунулъ ее въ карманъ и пересилилъ судорогу, кривившую ему лицо.

— Вс де-ла-Ну умираютъ на пол чести,— сказалъ онъ и прибавилъ: — я думаю, что къ угловой пушк надо прибавить людей.

Теперь стало ясно, почему Ирокезы выбрали восточную сторону главною цлью нападенія. Здсь, на полупути между опушкой и оградой, находилась группа кустовъ. Туда могъ заползти цлый отрядъ и оттуда кинуться на приступъ. Черезъ неширокую полоску открытаго пространства между опушкою и этими кустами сначала перебрался ползкомъ одинъ воинъ, потомъ другой, за нимъ перепрыгнулъ третій, и вс спрятались въ кусты. Четвертый былъ раненъ и упалъ съ перешибленной спиною въ нсколькихъ шагахъ отъ опушки, но цлый рядъ воиновъ продолжалъ подвигаться впередъ, пока не перебралось тридцать шесть человкъ, которые вс притаились подъ втвями. Наступило время отличиться Амосу Грину.

Изъ его отверстія ему была видна блая полоска отъ коры, срзанной имъ съ березоваго побга, и онъ зналъ, что непосредственно подъ нею лежитъ мшокъ съ порохомъ. Онъ нацлился въ полоску, а потомъ медленно повелъ ружьемъ внизъ, пока по приблизительному разсчету не уставилъ его противъ корня деревца, закрытаго кустами. Однако, первый выстрлъ остался безъ послдствій, и при второмъ прицл онъ навелъ ружье еще ниже. Пуля проникла въ мшокъ, и произошелъ взрывъ, отъ котораго задрожалъ домъ, и весь рядъ крпкихъ кольевъ ограды закачался, точно рожь отъ втра. Выше самыхъ высокихъ деревьевъ поднялся столбъ синяго дыма, и сразу посл удара наступило глубокое молчаніе, нарушаемое только шумомъ падающихъ тлъ. Затмъ раздался дикій крикъ радости со стороны осажденныхъ и бшеный отвтный вой индйцевъ, посл чего пальба изъ лсу возобновилась съ небывалою силой.

Но уронъ былъ значительный. Изъ тридцати шести воиновъ только четверо добжало обратно въ лсъ, и т были такъ изувчены, что могли считаться погибшими. Индйцы уже потеряли не мало, и эта убыль заставила ихъ подвергнуть свой планъ аттаки новому обсужденію, потому что Ирокезы были не мене осторожны, чмъ храбры, и тотъ считался лучшимъ вождемъ, кто больше дорожилъ жизнью своихъ спутниковъ. Пальба постепенно ослабла и, наконецъ, почти замолкла.

— Неужели они прекратятъ нападеніе! — съ радостью вскричалъ де-Катина. — Амосъ, вы, кажется, спасли насъ!

Но предусмотрительный дю-Лютъ покачалъ головой:

— Скорй волкъ броситъ недогрызенную кость, чмъ Ирокезы — такую добычу.

— Но у нихъ тяжелыя потери.

— Он меньше нашихъ, если принять во вниманіе общее число сражающихся съ нашей и ихъ стороны. У нихъ пятьдесятъ выбыло изъ тысячи, а у насъ — двадцать изъ шестидесяти. Нтъ, нтъ: они теперь совтуются, и скоро мы ихъ услышимъ вновь. Но до тхъ поръ можетъ пройти мсколько часовъ, и если хотите принять мой совтъ, то сосните часокъ, потому что, какъ видно по вашимъ глазамъ, вы мене меня привыкли обходиться безъ сна, а ночью намъ могутъ не дать покоя.

Де-Катина былъ, дйствительно, изнуренъ до послдней степени. Амосъ Гринъ и морякъ уже спали подъ защитою ограды, завернувшись въ свои одяла. Офицеръ побжалъ наверхъ сказать дрожащей Адели нсколько словъ утшенія, а потомъ, бросившись на кровать, заснулъ мертвымъ сномъ. Когда его разбудилъ новый взрывъ ружейной пальбы, солнце стояло уже низко, и голыя стны комнаты окрашивались нжными красками вечера. Онъ вскочилъ съ кровати, схватилъ мушкетъ и кинулся внизъ. Защитники опять стояли у амбразуръ, а дю-Лютъ, хозяинъ и Амосъ Гринъ съ увлеченіемъ шептались между собой. Мимоходомъ онъ замтилъ, что Онега все сидитъ надъ трупомъ сына, тихо причитая и не перемнивъ положенія съ самаго утра.

— Что такое? Разв они идутъ?— спросилъ онъ.

— Они придумываютъ какую нибудь чертовщину,— сказалъ дю-Лютъ, выглядывая изъ-за угла амбразуры.— Они во множеств сошлись на восточной опушк, а стрляютъ съ юга. Индйцы не любятъ нападать на открытомъ мст, но если они боятся, что изъ форта намъ пришлютъ помощь, то отважатся и на это.

— Лсъ напротивъ насъ такъ и кишитъ ими,— сказалъ Амосъ.— Они бгаютъ, точно бобры, подъ кустами. Можетъ быть, они пойдутъ на приступъ съ этой стороны подъ прикрытіемъ стрльбы съ фланга.

— Я самъ это думаю,— закричалъ помщикъ.— Давайте сюда лишнія ружья и всхъ людей, кром пяти для каждой стороны!

Едва выговорилъ онъ эти слова, какъ пронзительный вой послышался изъ лсу, и въ ту же минуту выскочила и побжала по открытому пространству цлая туча воиновъ, прыгая, визжа и махая въ воздух ружьями и томагавками. Нкоторые изъ переднихъ группами несли челноки, когда же добжали до частокола, то поставили ихъ стоймя и ползли точно на лстницы. Другіе стрляли сквозь бойницы, касаясь дулами своихъ мушкетовъ до мушкетныхъ дулъ противниковъ, а третьи съ разбга вспрыгивали на верхъ ограды и оттуда безстрашно соскакивали внутрь. Однако, канадцы оказали такое сопротивленіе, какого можно было ожидать отъ людей, не предвидящихъ пощады. Они яростно стрляли, едва успвая заряжать, а затмъ, обернувши мушкеты, стали бшено колотить прикладами по всякой красной голов, которая показывалась надъ оградой. Шумъ во двор стоялъ невообразимый: возгласы и крики французовъ, завываніе дикарей, вопли ужаса напуганныхъ женщинъ сливались въ одинъ адскій гамъ, надъ которымъ господствовалъ пронзительный, рзкій голосъ стараго дворянина, убждавшаго своихъ оброчныхъ стоять крпко. Съ рапирою въ рук, безъ шляпы, съ парикомъ, съхавшимъ набокъ, и забывъ свои жеманныя манеры, старый дворянинъ показалъ въ этотъ день, какъ сражаются ветераны изъ подъ Рокруа, и вмст съ дю-Лютомъ, Амосомъ, де-Катина и Ефраимомъ Саваджемъ былъ все время впереди защитниковъ. Они такъ отчаянно сражались, что, хотя сразу за оградою очутилось пятьдесятъ Ирокезовъ, они перебили или прогнали обратно почти всхъ ихъ. Но вдругъ новый потокъ полился черезъ южную сторону, теперь лишенную защитниковъ. Дю-Лютъ сразу увидлъ, что дворъ потерянъ и что слдуетъ спасать домъ.

— Задержите ихъ на минуту,— закричалъ онъ и, подбжавши къ пушк, ударилъ огниво о кремень и выпалилъ прямо въ толпу дикарей, Затмъ, въ то время, какъ они попятились на минуту, онъ сунулъ гвоздь въ запальное отверстіе и вбилъ его ударомъ приклада. Кинувшись въ противоположвую сторону двора, онъ заклепалъ пушку на другомъ углу и очутился у порога, куда напоръ враговъ уже оттснилъ остатки гарнизона. Канадцы вскочили въ домъ и захлопнули за собою тяжелую, массивную дверь, сломавши ногу переднему воину, который попытался слдовать за ними. Здсь они получили возможность сколько нибудь передохнуть и подумать о дальнйшемъ.

ГЛАВА XIV.
Прибытіе монаха.

А дла ихъ были плохи. Если бы враги могли обратить пушки противъ двери, то всякое сопротивленіе сразу стало бы тщетнымъ, но сообразительность дю-Люта предотвратила эту возможность. Пушки со стороны рки и челноки были неприкосновенны, потому что ихъ защищали окна дома. Но число осажденныхъ страшно уменьшилось, а оставшіеся въ живыхъ были утомлены, изранены и измучены. Въ домъ вбжало девятнадцать человкъ, но одинъ былъ прострленъ насквозь и, лежалъ на полу, а другому разрубили томагавкомъ плечо, и онъ не могъ поднять мушкета. Дю-Лютъ, де-ла-Ну и де-Катина были невредимы, но Ефраиму Саваджу пуля пробила руку, а у Амоса кровь текла изъ порза на лиц. Изъ остальныхъ, едва ли нашелся бы хоть одинъ безъ раны, но имъ некогда было думать о своихъ поврежденіяхъ, такъ какъ опасность росла, и приходилось дйствовать, чтобы не погибнуть. Нсколькими выстрлами изъ заставленныхъ оконъ удалось очистить внутренность ограды, такъ какъ дворъ былъ открытъ для обстрливанія, но зато теперь враги пользовались прикрытіемъ частокола и, помстившись съ вншней его стороны, не прекращали стрльбы въ окна. Съ полдюжины оброчныхъ отстрливались отъ нихъ, а предводители совщались о томъ, что длать.

— У насъ двадцать пять женщинъ и четырнадцать дтей,— говорилъ де-ла-Ну.— Я увренъ, вы согласитесь со мною, господа, что нашъ первый долгъ — позаботиться о нихъ. Нкоторые изъ васъ, подобно мн, сегодня лишились братьевъ или сыновей. Спасемъ по крайней мр нашихъ женъ и сестеръ.

— Ирокезскихъ челноковъ не видно было выше усадьбы,— сказалъ одинъ изъ канадцевъ.— Если женщины выплывутъ къ ночи, то он доберутся до форта.

— Клянусь Св. Анной,— воскликнулъ дю-Лютъ,— я думаю, хорошо бы услать отсюда и мужчинъ, потому что не знаю, какъ мы продержимся до утра.

Ропотъ одобренія послышался изъ среды канадцевъ, но старый дворянинъ съ ршимостью покачалъ своимъ парикомъ.

— Какъ! Какъ! Что еще за вздоръ!— воскликнулъ онъ.— Намъ покинуть замокъ Св. Маріи во власть первой шайки дикарей, которая вздумала напасть на него? Нтъ, нтъ, господа! Насъ здсь около двадцати человкъ, и, когда гарнизонъ узнаетъ, какъ намъ плохо, что случится не позже, чмъ завтра утромъ, то, конечно, пришлетъ намъ подкрпленіе.

Дю-Лютъ сердито покачалъ головой.

— Если вы не хотите сдаваться, такъ я не покину васъ,— сказалъ онъ.— А все-таки, жаль жертвовать храбрыми людьми понапрасну.

— Челноки едва поднимутъ и женщинъ-то съ дтьми,— закричалъ Терье.— Ихъ всего два большихъ и четыре малыхъ. Ни для одного мужчины не будетъ мста.

— Значитъ, вопросъ ршается самъ собою,— сказалъ де-Катина.— Но кто же повезетъ женщинъ?

— Здсь всего нсколько миль, и у насъ вс женщины умютъ грести.

Теперь Ирокезы затихли, и только одиночные выстрлы съ деревьевъ или изъ-за ограды временами напоминали объ ихъ присутствіи. Потери ихъ были значительны, и они или подбирали своихъ убитыхъ, или совщались о дальнйшихъ дйствіяхъ. Сумерки наступали, солнце уже зашло за деревья. Оставивъ по часовому у каждаго окошка, предводители сошли къ задней сторон дома, гд на берегу лежали челноки. По рк на сверъ не было видно враговъ,

— Намъ везетъ,— сказалъ Амосъ.— Набгаютъ тучи, и сейчасъ станетъ темно.

— Это, въ самомъ дл, счастье, такъ какъ полнолуніе настало всего три дня назадъ,— отвтилъ дю-Лютъ.— Удивляюсь, почему Ирокезы не отрзали намъ отступленія по вод, вроятно, ихъ лодки поплыли на югъ за подкрпленіемъ. Они могутъ скоро вернуться, и намъ лучше не терять времени.

— Черезъ часъ будетъ достаточно темно.

— Надюсь, пойдетъ дождь, и тогда станетъ еще темнй.

Женщинъ и дтей собрали къ берегу и распредлили ихъ по лодкамъ. Жены оброчныхъ, суровыя, закаленныя женщины, проведшія всю жизнь подъ угрозой опасности, были по большей части спокойны и разсудительны. Женщина всегда храбре, когда у нея есть ребенокъ, отвлекающій ея мысли отъ собственной особы, и теперь каждой замужней женщин было поручено по ребенку на время плаванія. Онег, жен стараго дворянина, опытной и осторожной, было доврено начальство надъ женщинами.

— Это не очень далеко, Адель,— сказалъ де-Катина, когда жена прижалась къ его плечу.— Помнишь, какъ мы слышали церковный звонъ въ лсу? Это звонилъ въ форт Св. Людовика, значитъ, отсюда не дале двухъ миль.

— Но я не хочу оставлять тебя, Амори! Мы были вмст во всхъ бдахъ. Охъ, зачмъ же намъ разлучаться теперь?

— Мой миленькій голубчикъ, ты разскажешь тамь въ форт, что здсь длается, и они придутъ помочь намъ.

— Пусть другія скажутъ, а я останусь. Я буду помогать вамъ, Амори. Онега научила меня заряжать ружье. Я не буду бояться. Право-же не буду, только оставь меня!

— Не проси объ этомъ, Адель. Это невозможно, дитя. Я не могу тебя здсь оставить.

— Но я уврена, что это будетъ гораздо лучше. Боле грубый разумъ мужчины не научился еще цнить по достоинству этихъ внушеній тонкаго инстинкта, руководящаго женщинами. Де-Катина доказывалъ и увщевалъ до тхъ поръ, пока, хотя не убдилъ ее, но принудилъ замолчать.

— Согласись ради меня, дорогая. Ты не знаешь, какую тяжесть снимешь съ моей души, давъ мн увренность, что ты — въ безопасности. И теб нечего бояться за меня. Мы легко продержимся до утра, а тамъ подоспютъ люди изъ форта, у нихъ, я знаю, множество лодокъ, и мы вс свидимся опять.

Адель не отвчала, но ея руки сжимались вокругъ руки мужа. Онъ все еще старался успокоить ее, какъ вдругъ у часового, который глядлъ изъ выходившаго на рку окна, вырвался крикъ.

— Къ сверу отъ насъ лодка на рк! — крикнулъ онъ.

Осажденные съ досадой поглядли другъ на друга: значитъ, Ирокезы таки отрзали имъ отступленіе!

— Сколько въ ней воиновъ?— спросилъ хозяинъ.

— Не вижу. Темно, да и отъ берега тнь.

— Куда плыветъ?

— Сюда плыветъ. Ахъ, вотъ вышла изъ тни. Теперь видно! Слава Господу Богу! Двнадцать свчей поставлю въ Квебекскомъ собор, если доживу до будущаго лта!

— Да что же тамъ такое?— съ нетерпніемъ закричалъ де-ла-Ну.

— Челнокъ то не ирокезскій. Въ немъ всего одинъ человкъ. Это — канадецъ.

— Канадецъ! — воскликнулъ дю-Лютъ, подскочивъ къ окну.— Кто же, кром безумнаго, отважится сюда одинъ? Ахъ, да теперь и я вижу. Онъ держится вдали отъ берега, чтобы избжать ихъ огня. Вотъ онъ среди рки и поворачиваетъ къ намъ. Честное слово, этотъ святой отецъ не въ первый разъ держитъ весло въ рукахъ!

— Это — іезуитъ,— сказалъ кто-то, вытягивая шею.— Они всегда тамъ, гд опасне.

— Нтъ, я вижу его капюшонъ,— отвтилъ другой.— Это — францисканскій монахъ.

Минуту спустя, лодка зашуршала по песку, дверь открылась, и вошелъ человкъ въ длинномъ коричневомъ плать францисканцевъ. Онъ быстро бросилъ взглядъ вокругъ, и затмъ, подойдя къ де-Катина, положилъ на плечо ему руку.

— Такъ! вы не ушли отъ меня,— сказалъ онъ.— Я поймалъ дурное смя, прежде чмъ оно успло пустить корни.

— Что вамъ угодно, батюшка?— спросилъ хозяинъ.— Это — мой пріятель, Амори де-Катина, изъ французскихъ дворянъ.

— Это — Амори де-Катина, еретикъ и гугенотъ!— закричалъ монахъ.— Я гнался за нимъ по Св. Лаврентію, гнался по Ришелье-рк и погнался-бы хоть на край свта, только бы взять его съ собой!

— Ну, батюшка, ваше сердце заводитъ васъ слишкомъ далеко,— отвтилъ старый дворянинъ.— Куда-же вы хотите взять моего друга?

— Его нужно вернуть во Францію вмст съ женою. Въ Канад нтъ мста для еретиковъ.

Дю-Лютъ громко расхохотался.

— Ради Св. Анны, батюшка! — сказалъ онъ.— Возьмите всхъ насъ сейчасъ во Францію, мы будемъ вамъ очень обязаны.

— И вспомните,— мрачно сказалъ де-ла-Ну,— что вы подъ моей кровлей и говорите о моемъ гост.

Но суровый тонъ дворянина не смутилъ монаха.

— Видите это?— сказалъ онъ, вытаскивая изъ за назухи бумагу.— Она подписана губернаторомъ и предписываетъ вамъ, подъ страхомъ королевской немилости, вернуть этого человка въ Квебекъ. А, сударь! когда вы въ то утро высадили меня на островъ, вы не ожидали, что я вернусь въ Квебекъ за этой бумагой и проплыву за вами столько сотенъ верстъ по рк. Но теперь я васъ нашелъ и не выпущу изъ рукъ, пока не увижу на корабл, который отвезетъ васъ съ женою во Францію.

Несмотря на злобную мстительность, пылавшую въ глазахъ монаха, де-Катина не могъ не полюбоваться силою и стойкостью этого человка.

— Мн кажется, батюшка, что вы боле прославились бы какъ воинъ, чмъ какъ послдователь Христа,— сказалъ онъ.— Но такъ какъ вы пробрались за нами сюда, а отсюда выхода нтъ, то мы разршимъ этотъ вопросъ потомъ, на досуг.

Но американцы не были склонны къ столь мирному отношенію. Борода Ефраима Саваджа топорщилась отъ злобы, и онъ что-то шепнулъ Амосу Грину.

— Мы съ капитаномъ легко справимся съ нимъ,— сказалъ молодой охотникъ, отведя де-Катина въ сторону.— Если онъ такъ настойчиво становится у насъ на пути, то пусть поплатится!

— Нтъ, нтъ, ни за что на свт, Амосъ! Оставьте его въ поко. Онъ длаетъ то, что считаетъ своей обязанностью, хотя вра въ немъ, какъ видно, сильнй милосердія. Но вотъ и дождикъ, и теперь достаточно темно для лодокъ.

Большая, темная туча покрыла небо, и ночь спустилась такъ быстро, что едва можно было различить сверканіе рки у самыхъ стнъ. Въ лсу и за отбитою оградою, дикари сидли смирно, если не считать рдкихъ выстрловъ, но визгъ и вой, раздававшіеся въ избахъ оброчныхъ, показывали, что тамъ идетъ грабежъ. Вдругъ мутное, красное зарево начало заниматься надъ одною изъ крышъ.

— Они поджигаютъ! — вскричалъ дю-Лютъ.— Лодки должны плыть сейчасъ-же, а то на рк будетъ свтло, какъ днемъ. Садиться! садиться! Нельзя терять ни минуты!

Прощаться было некогда. Одинъ крпкій поцлуй,— и Адель увели и усадили въ самую маленькую лодку, которая была предназначена для нея, Онеги, двоихъ дтей и одной двушки. Остальныя кинулись по своимъ мстамъ, и черезъ короткое время уже отчалили и исчезли среди дождя и мрака. Большая туча разразилась, и дождь тяжеловсно хлопалъ по крыш и брызгалъ оставшимся въ лицо, въ то время какъ они напрягали зрніе, стараясь разглядть исчезавшія лодки.

— Благодареніе Богу за эту грозу,— проворчалъ дю-Лютъ.— Она не дастъ избамъ разгорться слишкомъ быстро.

Но онъ забылъ, что хотя крыши намокли, зато внутри все было сухо, какъ трутъ. Едва онъ усплъ отвернуться, какъ изъ одного окна вытянулся длинный огненный языкъ, потомъ еще и еще, пока крыша не провалилась сразу, тогда и вся изба запылала, точно смоляная бочка. Огонь шиплъ и трещалъ подъ потоками дождя, но, питаясь сухимъ матеріаломъ снизу, разгорался все выше и ярче, бросая красный отблескъ на деревья и придавая ихъ стволамъ видъ полированной мди. При свт пожара вокругъ дома и на рк сдлалось свтло, какъ днемъ. Страшный вой изъ лса показалъ, что дикари замтили лодки, которыя отлично были видны изъ оконъ и успли отплыть не боле четверти мили.

— Они бгутъ по лсу. Они спшатъ къ вод!— крикнулъ де-Катина.

— У нихъ тамъ есть челноки,— замтилъ дю-Лютъ.

— Но они не минуютъ насъ! — вскрикнулъ де-ла-Ну.— Ступайте къ пушкамъ и попытайте удачу.

Едва добжали до пушекъ, какъ изъ за тростниковъ, росшихъ къ югу, вылетли дв лодки, полныя воиновъ, и выплывши на середину, бшено погнались за бглянками.

— Жанъ, ты у насъ лучшій стрлокъ! — закричалъ де-ла-Ну.— Цль въ нее, какъ пойдетъ мимо большой сосны. Ламберъ, а ты — изъ другой пушки. Отъ этихъ выстрловъ зависитъ жизнь тхъ, кого вы любите!

Оба сморщенныхъ старыхъ артиллериста взглянули изъ-за своихъ пушекъ, потомъ стали ждать челноковъ. Пожаръ пылалъ все ярче и ярче, широкая рка казалась листомъ матоваго серебра, посреди котораго быстро двигались дв темныя черточки, обозначавшія собою челноки. Одинъ плылъ на десять саженъ впередъ другого, но въ обоихъ индйцы усердно налегали на весла. Бглянки же уже исчезли за поворотомъ рки.

Когда первый челнокъ поровнялся съ первой пушкой, канадецъ перекрестилъ запалъ и выстрлилъ. Крики радости, а затмъ стонъ вырвались у внимательныхъ зрителей. Зарядъ попалъ въ рку у самой лодки и залилъ ее такою массою воды, что чуть совсмъ не потонилъ. Но, минуту спустя, волненіе улеглось, а челнокъ летлъ впередъ, какъ прежде, только одинъ изъ гребцовъ выпустилъ весло и упалъ головою на спину передняго товарища. Второй пушкарь нацлился въ тотъ же челнокъ, но въ то время, какъ подносилъ огонь, упалъ мертвымъ, не успвъ даже крикнуть, пронизанный пулей изъ-за ограды.

— Это дло я немножко знаю, парень! — сказалъ старый Ефраимъ, вдругъ бросаясь впередъ.— Но когда я палю изъ пушки, я люблю самъ ее направлять. Ромоги-ка двинуть. Наводи прямо на островъ! Пониже! Поровне! Ну, готово! — онъ опустилъ фитиль и выстрлилъ.

Это былъ превосходный выстрлъ. Весь зарядъ попалъ въ лодку, футовъ на шесть отъ носа, и перекувырнулъ ее, какъ скорлупку. Прежде, чмъ разошелся дымъ, она потонула, и вторая лодка остановилась подобрать раненыхъ. Но оставшіеся въ живыхъ чувствовали себя въ вод не хуже, чмъ въ лсу, и уже плыли къ берегу.

— Скорй! Скорй! — кричалъ де-ла-Ну.— Заряжай пушку! Можемъ опрокинуть и другую!

Но это не осуществилось. Когда пушка была готова, Ирокезы давно уже собирали раненыхъ и плыли впередъ съ прежнею быстротой. Въ то же время пылавшія избы вдругъ потухли, и все утонуло въ дожд и мрак.

— Боже мой! — вн себя кричалъ де-Катина.— Ихъ догонятъ! Бросимъ этотъ домъ, возьмемъ лодку и поплывемъ за ними! Скоре! Скоре! не пропускайте ни минуты.

— Милостивый государь, въ вашемъ весьма естсственномъ безпокойств вы заходите черезчуръ далеко! — холодно возразилъ старый дворянинъ.— Я не склоненъ такъ легко покидать мой постъ.

— Ахъ, что тутъ есть? Только дерево да камни, которые можно добыть вновь. Но подумайте о женщинахъ въ рукахъ этихъ чертей! Охъ! Я сойду съ ума! демте! демте! Ради Христа, демте!

— Я не думаю, чтобы ихъ настигли,— сказалъ дю-Лютъ, успокоительно кладя ему руку на плечо. — не бойтесь. Он уплыли много раньше, и здшнія бабы умютъ грести не хуже мужиковъ. Опять же, въ ирокезскомъ челнок было слишкомъ много народа съ самаго начала, и еще они подобрали раненыхъ. Кром того, эти дубовыя лодки Могавковъ не такъ быстры, какъ наши Алгонкинскія, берестяныя. И какъ бы тамъ ни было, мы не можемъ плыть вслдъ, потому что нтъ лодокъ.

— Вонъ одна!

— Вдь она подыметъ всего одного человка! Въ ней пріхалъ монахъ!

— Я поду въ ней! Мое мсто — тамъ, гд Адель!

Онъ распахнулъ дверь, выскочилъ и уже собирался оттолкнуть утлый челнокъ, какъ кто-то бросился впередъ мимо него и ударомъ топора проломилъ лодк бокъ.

— Это — мой челнокъ,— сказалъ монахъ, бросая топоръ на землю.— Я могу длать съ нимъ, что хочу.

— Ахъ, дьяволъ! Вы погубили насъ!

— Я васъ нашелъ, и вы ужь отъ меня не улизнете!

Кровь бросилась офицеру въ лицо, и, поднявъ топоръ, онъ сдлалъ быстрый шагъ впередъ. Изъ открытой двери свтъ падалъ на суровое и важное лицо монаха, но ни одна черта не дрогнула въ немъ, когда передъ его глазами взвился топоръ въ рукахъ взбшеннаго врага. Онъ только перекрестился и тихо прошепталъ молитву. Это спокойствіе спасло ему жизнь. Де-Катина отъ горькимъ проклятіемъ отшвырнулъ топоръ и отвернулся отъ разбитой лодки, какъ вдругъ, совершенно неожиданно, главная входная дверь съ трескомъ повалилась внутрь, и потокъ воющихъ дикарей полился въ домъ.

ГЛАВА XV.
Столовая въ замк Св. Маріи.

Какъ это случилось — легко объяснить. Часовые у оконъ, выходившихъ во дворъ, нашли невозможнымъ оставаться на мстахъ, когда по ту сторону дома ршалась судьба ихъ женъ и дтей. Все было тихо за частоколомъ, и индйцы, казалось, были заняты не мне канадцевъ тмъ, что происходило на рк. Поэтому часовые, одинъ за однимъ, ускользнули внизъ, привтствовали криками одобренія удачный выстрлъ капитана и застонали, когда оставшаяся невредимою лодка, точно гончая собака, кинулась по слду бглянокъ. Но во глав дикарей былъ человкъ, настолько же находчивый и сообразительный, какъ и дю-Лютъ. Фламандскій Метисъ стерегъ домъ изъ-за ограды, какъ такса подстерегаетъ крысу у ея норы, и тотчасъ замтилъ, что защитники покинули свои мста. Вмст съ двумя десятками другихъ воиновъ, онъ притащилъ съ лсной опушки громадный чурбанъ и, пробжавъ съ нимъ до дома безпрепятственно, они ударили имъ въ дверь съ такою силою, что деревянная перекладина сломалась, а крпкія доски оторвались отъ петель. Защитники узнали объ этомъ нападеніи, лишь услышавъ трескъ двери и крики двоихъ изъ небрежныхъ сторожей, схваченныхъ и скальпированныхъ тутъ же, въ сняхъ. Весь нижній этажъ очутился въ рукахъ индйцевъ, а де-Катина съ монахомъ оказались отрзавными отъ каменной лстницы.

Къ счастью, при постройк канадскихъ помщичьихъ домовъ всегда имлась въ виду необходимость защиты противъ индйцевъ, поэтому даже теперь не все было потеряно для осажденныхъ. Со стороны рки, съ верхняго этажа до земли висла деревянная лстница, которую въ случа нужды можно было втащить наверхъ. Де-Катина кинулся къ ней, а монахъ за нимъ. Въ темнот онъ сталъ ощупью искать лстницу, но ея не было.

Тогда сердце его замерло отъ отчаянія. Куда могъ онъ бжать? Лодка не годилась. Отъ лса его отдляла ограда, да и та находилась въ рукахъ индйцевъ. Ихъ завыванія звенли у него въ ушахъ. Они еще не видли его, но скоро должны были замтить. Вдругъ, онъ услышалъ сквозь мракъ сверху голосъ:

— Давай мн ружье, парень: я вижу внизу, у стны, тнь одного изъ язычниковъ.

— Это — я! Это — я! Амосъ! — крикнулъ де-Катина.— Спускайте лстницу, или я погибъ!

— Смотрите! Это, пожалуй, хитрость! — сказалъ голосъ дю-Люта.

— Нтъ, нтъ! я вамъ ручаюсь! — возразилъ Амосъ, и вскор лстница была спущена. Де-Катина и монахъ торопливо ползли и еще не достигли верхнихъ ступеней, какъ цлая толпа воиновъ вырвалась изъ двери и разсыпалась по берегу. Сверху грянули два мушкета, что-то бухнулось въ рку, точно лосось, а минуту спустя оба француза были уже среди своихъ, и лстницу втянули наверхъ.

Въ послдней твердын народу оказывалось очень мало. Осталось всего девять человкъ: хозяинъ, дю-Лютъ, американцы, монахъ, де-Катина, дворецкій Терье и два оброчныхъ. Израненные, изнуренные, почернвшіе отъ пороха, они все еще полны были отчаяннаго мужества людей, знающихъ, что самая жестокая смерть грозитъ имъ въ случа сдачи. Каменная лстница вела прямо изъ кухни въ большую столовую и оканчивалась дверью, которую теперь до половины заложили двумя матрацами. Хриплый шопотъ и щелканье взводимыхъ курковъ снизу предвщали, что Ирокезы готовятся возобновить нападеніе.

— Поставьте фонарь у двери,— сказалъ дю-Лютъ,— чтобы свтъ падалъ на лстницу. Здсь такъ тсно, что только троимъ возможно стрлять, но прочіе могутъ заряжать и передавать ружья. Господинъ Гринъ, станьте на колни рядомъ со мной и ты, Жанъ Дюваль. Если одного изъ насъ ранятъ, пусть тотчасъ его замнитъ кто-нибудь. Ну, готовьтесь! Они идутъ.

Дйствительно, снизу раздался рзкій свистъ, и въ минуту лстница наполнилась краснокожими, которые ломились впередъ, размахивая оружіемъ. Пафъ! пафъ! пафъ! грянули три ружья, и тотчасъ опять пафъ! пафъ! пафъ! Дымъ такъ сгустился подъ потолкомъ, что едва видно было передавать мушкеты въ протянутыя за ними руки. Ирокезы не долзли до баррикады изъ матрацовъ, и топотъ ихъ ногъ на лстниц умолкъ. Снизу доносилось только сердитое рычанье, да по временамъ стонъ. Стрлки были цлы, но перестали стрлять, ожидая, чтобъ разошелся дымъ.

Когда же стало видне, они убдились, какъ смертеленъ былъ ихъ прицлъ на такомъ близкомъ разстояніи. Они сдлали только девять выстрловъ, а на ступеняхъ валялось семеро индйцевъ. Пятеро уже не двигалось, двое-же пытались сползти внизъ, къ товарищамъ. Дю-Лютъ и оброчный подняли мушкеты, и искалченные люди легли смирно.

— Св. Анна свидтельница,— сказалъ старыйпіонеръ, забивая въ стволъ новую пулю,— что если они добудутъ наши скальпы, то дорогою цною. Не мене сотни сквавъ завоютъ въ ихъ селеньяхъ, когда услышатъ о сегодняшнихъ нашихъ трудахъ.

— Да, они не забудутъ, какъ были приняты въ Св. Маріи,— сказалъ старый дворянинъ.— Я снова долженъ выразить вамъ глубочайшее сожалніе, мой дорогой де-Катина, что вамъ пришлось подвергнуться столькимъ неудобствамъ, когда вы и ваша супруга были настолько добры, что навстили меня. Надюсь, что она и прочія женщины теперь въ полной безопасности, въ форт.

— Дай то Богъ! О! я не буду имть ни минуты покоя, пока опять не увижу ее.

— Если он добрались, то мы можемъ ждать подкрпленія къ утру, только бы продержаться до тхъ поръ. Комендантъ Шамбли — не такой человкъ, чтобы покинуть товарища въ нужд.

На одномъ конц стола все еще лежали карты, даже взятки оставались другъ на друг, нетронутыми съ предыдущаго утра. Но тутъ же были вещи интересне картъ, потому что и завтракъ остался неубраннымъ, а люди сражались цлый день, едва перекусивъ хоть что-нибудь. Даже лицомъ къ лицу со смертью пркрода заявляетъ свои права, и голодные бойцы жадно набросились на хлбъ, ветчину и холодную дикую утку. Нсколько бутылокъ вина стояло на буфет, съ нихъ сбили пробки и опрокинули ихъ въ изсохшія горла. Однако, трое очередныхъ стояло у баррикады, чтобы не быть наказанными за ротозйство еще разъ. Дикари выли и визжали такъ, точно вс волки изъ лсу собрались въ нижнемъ этаж, но на лстниц не было никого, кром семи неподвижныхъ тлъ.

— Они больше не ползутъ,— съ увренностью сказалъ дю-Лютъ.— Мы ихъ проучили, какъ слдуетъ.

— Они подожгутъ домъ.

— Что там жечь?— сказалъ дворецкій.— Все — камень, и лстницы, и стны, кром нсколькихъ балокъ. Это не деревенская изба.

— Тише! — вскричалъ Амосъ Гринъ и поднялъ руку. Завыванія прекратились, и слышались тяжелые удары молота по дереву.

— Что это можетъ быть?

— Какая нибудь новая дьявольщина, безъ сомннія. — Къ величайшему моему сожалнію, господа,— замтилъ старый дворянинъ со свойственною ему придворною учтивостью,— я долженъ сказать, что, по моему мннію, они взяли примръ съ нашего молодого друга и выколачиваютъ днища у пороховыхъ бочекъ въ склад.

Дю-Лютъ покачалъ головой при этихъ словахъ.— Краснокожіе никогда не потратятъ столько пороха,— сказалъ онъ.— Они слишкомъ дорожатъ имъ. Ахъ, послушайте!

Вой и визгъ возобновились, но стали боле дикими, пронзительными, безумными и смшались съ отрывками псенъ и взрывами хохота.

— Да это они вскрыли бочки съ водкой! — вскричалъ дю-Лютъ:— Они и раньше были злобны, а теперь станутъ хуже чертей.

Въ это время раздался новый залпъ дикихъ воплей, и послышался голосъ, молящій о пощад. Оставшіеся въ живыхъ съ ужасомъ взглянули другъ на друга. Снизу поднимался удушливый запахъ жженаго мяса. и все тотъ же голосъ кричалъ и молилъ. Затмъ онъ медленно сталъ замирать и, наконецъ, умолкъ навкъ.

— Кто это былъ?— спросилъ де-Катина, у котораго кровь застыла въ жилахъ.

— Я думаю, это былъ Жанъ Корбель.

— Прими Господи его душу! Его страданія кончились. Хорошо бы и намъ успокоиться подобно ему!

Четыре часа подрядъ изъ кладовой долетали звуки псенъ и пляски, восклицанія и крики, и воздухъ пропитался запахомъ водки. Не разъ дикари ссорились и дрались между собою, какъ будто забывъ о врагахъ наверху, но осажденные скоро убдились, что они про нихъ не забыли. Дворецкій Терье, проходя между бойницею и свчою, былъ убитъ наповалъ пулею изъ-за частокола, а Амосъ и старый дворянинъ съ трудомъ избгли той же участи, пока не догадались заставить вс окна, кром одного, смотрвшаго на рку. Съ этой стороны не было опасности, и такъ какъ заря начала заниматься, то у этого окна все время стоялъ кто-нибудь изъ осажденныхъ, высматривая по рк, не плыветъ ли ожидаемая помощь.

Медленно освщалось небо на восток: сначала узкая полоска окрасилась въ жемчужный цвтъ, потомъ порозовла, стала шире, длинне и, наконецъ, расплылась теплымъ блескомъ по небу, золотя края бгущихъ облаковъ. Надъ лсомъ лежалъ тонкій срый паръ, изъ котораго высовывались вершины дубовъ, точно острова — изъ моря тумана. По мр того, какъ свтлло, туманъ распадался на маленькіе клочки, которые утончались и таяли, и наконецъ, солнце подняло свой пламенный край надъ восточнымъ лсомъ, засверкавши пурпуромъ и золотомъ на увядшихъ листьяхъ и яркой синевой на широкой рк, исчезавшей на свер. Де-Катина смотрлъ туда, стоя у окна и вдыхая смолистый запахъ деревьевъ, смшанный съ влажными испареніями сырой земли, вдругъ, ему бросилось въ глаза темное пятнышко на рк.

— Вонъ плыветъ сверху челнокъ! — сказалъ онъ. Тотчасъ вс бросились къ окну, но дю-Лютъ кинулся за ними и съ сердцемъ сталъ толкать ихъ къ двери.

— Что вы? Раньше срока умереть хотите? — кричалъ онъ.

— Да, да,— сказалъ капитанъ Ефраимъ, который понялъ если не слова, то движенія.— Надо оставить вахту на палуб.— Постоимъ-ка мы съ тобою, парень, и будемъ готовы на случай, если они покажутся.

Американцы и старый піонеръ остались у баррикады, пока прочіе старались разсмотрть плывущую лодку. Вдругъ у единственнаго оставшагося оброчнаго вырвался стонъ.

— Лодка то — ирокезская,— вскричалъ онъ.

— Не можетъ быть.

— Увы, ваша милость, это такъ. Та самая, что улизнула отъ насъ вчера.

— Ахъ, такъ женщины спаслись отъ нихъ!

— Должно быть. Только вотъ что, баринъ: народу то въ ней больше, нежели было.

Маленькая кучка осажденныхъ глядла, замирая отъ волненія, какъ лодка быстро мчалась внизъ, оставляя по полос пны съ каждой стороны, а сзади — длинную, клубящуюся, раздвоенную струю. Видно было, что на ней много народа, но осажденные помнили, что здсь же находились раненые съ другой, потопленной лодки. Она неслась безъ остановки, пока не поровнялась съ усадьбой. Тутъ она повернула кругомъ и гребцы приподняли весла съ пронзительнымъ возгласомъ насмшки. Лодка стояла къ дому кормою, на которой сидли дв женщины. Даже на такомъ разстояніи нельзя было не узнать этихъ лицъ: одного — блднаго и нжнаго, и другого — темнаго и царственнаго. Это были Адель и Онега.

ГЛАВА ХІ.
Два пловца.

Шарль де-ла-Ну, владлецъ Св. Маріи, былъ человкъ твердой воли и привыкъ владть собою, но и у него вырвался стонъ и полное горечи проклятье, когда онъ увидлъ жену свою въ рукахъ ея сородичей, отъ которыхъ она врядъ ли могла ждать пощады. Однако, даже въ эту минуту его старозавтная вжливость не измнила ему, и онъ обратился къ гостю со словами участія, какъ вдругъ раздался грохотъ дерева, и что то заслонило собою окошко. Это былъ де-Катина. Не говоря ни слова, онъ спустилъ лстницу и теперь лзъ по ней внизъ съ безумной торопливостью. Когда его ноги коснулись земли, онъ знаками далъ понять, чтобы втянули лстницу обратно, и, кинувшись въ рку, поплылъ къ челноку. Безъ оружья и безъ всякаго плана дйствій, онъ руководился только тою мыслью, что его мсто — рядомъ съ женою, именно теперь, въ часъ грозящей ей опасности. Пусть его постигнетъ одинаковая съ нею участь, и, разская воду своими сильными руками, онъ клялся, что будетъ-ли это жизнь или смерть, онъ все раздлитъ съ нею!

Но былъ еще другой, кого чувство долга тоже влекло къ опасности. Францисканецъ всю ночь стерегъ де-Катина, какъ скупецъ охраняетъ сокровище, съ мыслью, что этотъ еретикъ подобенъ маленькому зерну, которое можетъ дать ростки, разростись и заполонить собою виноградникъ избранной церкви Господней. Когда онъ увидлъ, что тотъ такъ внезапно началъ спускаться по лстниц, въ душ его исчезъ всякій страхъ. Онъ думалъ только объ одномъ, какъ бы не ускользнула отъ него драгоцнная находка. Поэтому онъ также слзъ по лстниц, ни на шагъ не отставая отъ своего плнника, и бросился въ воду вслдъ за нимъ.

Тогда смотрвшимъ изъ оконъ представилось удивительное зрлище. Среди рки стояла лодка съ темнымъ кольцомъ воиновъ на корм и двумя женщинами среди нихъ. Съ неописанной поспшностью плылъ къ нимъ де-Катина, выскакивая изъ воды до плечъ отъ силы каждаго удара рукою, а за нимъ виднлась выстриженная макушка монаха съ темнымъ капюшономъ и длинною рясою, тянувшеюся за нимъ по вод. Но послдній въ своемъ рвеніи не разсчиталъ своихъ силъ. Онъ былъ хорошій пловецъ, но ему мшала неудобная одежда. Медленне и медленне становились его удары, ниже и ниже погружалась голова, пока, наконецъ, съ крикомъ ‘въ руки Твои, Господи’… онъ не взбросилъ рукъ кверху и не пошелъ ко дну. Минуту спустя, зрители, охришніе отъ криковъ, чтобы онъ вернулся, увидли, какъ де-Катина втащили на ирокезскую лодку, которая тотчасъ же повернулась и продолжала свой путь.

— Боже мой! — воскликнулъ Амосъ глухо.— Они взяли его. Онъ пропалъ!

— Видалъ я странныя дла за послднія сорокъ лтъ,— замтилъ дю-Лютъ,— но подобнаго не видлъ!

Хозяинъ взялъ понюшку табаку изъ своей золотой табакерки и изящнымъ кружевнымъ платочкомъ смахнулъ пылинки, упавшія на передъ сорочки.

— Господинъ де-Катина поступилъ, какъ прилично французскому дворянину,— сказалъ онъ.— Если бы я могъ такъ плавать, какъ тридцать лтъ назадъ, я сдлалъ бы то же самое.

Дю-Лютъ взглянулъ вокругъ и покачалъ головой.

— Насъ теперь только шестеро,— сказалъ онъ.— Боюсь, не готовятся ли они къ чему нибудь, потому что такъ притихли.

— Они уходятъ! — закричалъ оброчный, смотрвшій въ боковое окно.— Что бы это значило? Пресвятая Два! Неужели мы спасены? Смотрите, какъ они проталкиваются между деревьями! Они бгутъ къ лодкамъ! Вотъ машутъ оружіемъ и на что то указываютъ!

— Вонъ срая шляпа этого дьявола! — сказалъ капитанъ.— Я бы пустилъ въ него пулю, если бы это не было напрасной тратой свинца и пороха.

— Я попадалъ въ цль на этомъ разстояніи,— сказалъ Амосъ, просовывая свое длинное, темное ружье сквозь щель въ баррикад, которою была загорожена нижняя половина окна. Я отдалъ бы свой барышъ за цлый годъ, чтобы свалить его.

— Это на сорокъ шаговъ дале, чмъ хватаетъ мой мушкетъ,— сказалъ дю-Лютъ,— но я видалъ, что англичане попадаютъ очень далеко изъ такихъ длинныхъ ружей.

Амосъ аккуратно прицлился, оперши ружье на подоконникъ, и выстрлилъ. Крикъ восторга раздался въ небольшой кучк его товарищей. Фламандскій Метисъ упалъ, но черезъ минуту снова былъ на ногахъ и вызывающе помахалъ рукою по направленію къ окну.

— Чортъ возьми! — съ горечью воскликнулъ Амосъ по англійски.— Пуля попала въ него на излет. Все равно, что пустить камешекъ.

— Не чертыхайся, Амосъ, а повтори, положивши побольше пороху, если не разорветъ ружье.

Охотникъ засыпалъ большой зарядъ и выбралъ изъ мшка пулю покругле, но когда онъ поднялъ голову, то ни Метиса, ни воиновъ уже не было. Единственная ирокезская лодка, увозившая плнницъ, летла къ югу такъ быстро, какъ могли двигать ее двадцать веселъ, но кром этой темной полоски, на голубой рк не видно было никакого слда враговъ. Они исчезли, точно страшный сонъ, оставивъ разстрлянную ограду, груды мертвыхъ тлъ во двор, обгорвшія и лишенныя крышъ избы, а тихій лсъ сіялъ въ лучахъ утренняго солнца такъ же мирно и спокойно, какъ будто въ немъ не совершалось зврскихъ злодяній.

— Честное слово, они, кажется ушли,— воскликнулъ де-ла-Ну.

— Смотрите, чтобы не оказалось какой-нибудь хитрости,— предостерегъ дю-Лютъ.— Зачмъ имъ бжать отъ шести человкъ, когда они перебили шестьдесятъ?

Но оброчный посмотрлъ изъ другого окна, и въ минуту былъ уже на колняхъ, поднявъ кверху и руки, и почернвшее отъ пороха лицо, и изливаясь въ благодарности Богу за спасене. Его пятеро соратниковъ подбжали къ нему и вскрикнули отъ радости. Верхній плесъ рки покрывала цлая флотилія лодокъ, въ которыхъ искрились на солнц мушкетныя дула. Уже можно было разсмотрть блые мундиры регулярныхъ солдатъ, коричневыя куртки ‘лоныхъ бродягъ’ и яркія краски Гуроновъ и Алгонкинцевъ. Они подплывали все ближе, занимая всю ширину рки и становясь все видне, тогда какъ далеко, на южномъ изгиб, ирокезскій челнокъ казался уже маленькимъ пятнышкомъ, которое, двинувшись къ дальнему берегу, тутъ же исчезло въ тни деревъевъ. Еще минута, и оставшіеся въ живыхъ были уже на берегу, махая шапками въ воздух, между тмъ какъ носы первыхъ дружескихъ лодокъ уже шуршали по песку. На корм самой передней лодки сидлъ сморщенный человкъ въ пышномъ, русомъ парик и съ положенной поперекъ колнъ рапирой съ золотымъ эфесомъ. Онъ выскочилъ, какъ только киль коснулся дна, и, разбрызгивая воду своими высокими сапогами, бросился къ старому дворянину, котораго заключилъ въ объятія.

— Мой милый Шарль,— сказалъ онъ,— вы геройски отстояли вашъ домъ. Какъ, васъ только шестеро? Ай, ай! Это было кровавое дло!

— Я зналъ, что вы не покинете товарища, Шамбли. Мы спасли домъ, но наши потери ужасны. Мой сынъ убитъ, жена — въ томъ ирокезскомъ челнок, что впереди.

Комендантъ форта Св. Людовика съ молчаливымъ сочувствіемъ пожалъ руку пріятелю.

— Остальныя добрались благополучно,— сказалъ онъ, наконецъ.— Только одинъ челнокъ былъ взятъ, потому что сломалось весло. Трое утонуло, а двоихъ забрали. Въ немъ была какая то французская дама вмст съ вашей супругою, кажется?

— Да. Они взяли и мужа ея.

— Ахъ, бдные! Что жъ, если вы и ваши соратники чувствуете въ себ силу плыть съ нами, мы погонимся за ними, не теряя ни минуты. Десять человкъ я оставлю здсь въ дом, а вы можете взять ихъ лодку. Садитесь и плывемъ,— отъ нашей поспшности можетъ зависть ихъ жизнь или смерть.

ГЛАВА XVII.
Конецъ.

Ирокезы не стали подвергать де-Катина грубому обращенію, когда втащили его изъ воды къ себ въ лодку. Для нихъ было такъ непонятно, чтобы человкъ могъ промнять безопасное убжище на положеніе плнника, что они приписали этотъ поступокъ сумасшествію, болзни, которая внушаетъ индйцамъ страхъ и уваженіе. Они даже не связали ему рукъ, разсуждая, что онъ не будетъ стараться убжать, такъ какъ очутился у нихъ добровольно. Два воина обшарили его, чтобы убдиться, что у него нтъ оружія, а затмъ онъ былъ брошенъ на дно, между двухъ женщинъ, пока лодка приставала къ берегу, чтобы предупредить осаждающихъ о приближеніи гарнизона изъ форта С. Луи. Затмъ она отчалила вновь и быстро достигла середины рки. Адель была смертельно блдна, и рука ея, когда мужъ положилъ на нее свою, была холодна какъ мраморъ.

— Дорогая моя,— прошепталъ онъ,— скажи мн, что ты невредима, что тебя не обидли ничмъ.

— О! Амори! Зачмъ ты приплылъ? Зачмъ ты приплылъ? Охъ! Я думаю, что все могла бы вытерпть, но если они станутъ обижать тебя, я этого не вынесу.

— Какъ же могъ бы я остаться, когда зналъ, что ты въ ихъ рукахъ? Я сошелъ бы съ ума.

— Ахъ, меня только и утшала мысль, что ты въ безопасности!

— Нтъ, нтъ. Мы прошли вмст черезъ столько испытаній, что не должны разлучаться теперь. Что такое смертъ, Адель? И зачмъ намъ ея бояться?

— Я не боюсь.

— И я не ббюсь. Все будетъ, какъ угодно Богу. А то, что Ему угодно, въ конц концовъ, приведетъ къ добру. Если останемся живы, то сохранимъ это воспоминаніе, а если умремъ, то вмст перейдемъ въ другую жизнь. Бодрись, моя родная! Ничего съ нами не будетъ дурного.

— Скажите мн,— спросила Онега,— живъ ли еще мой господинъ?

— Да, онъ живъ и здоровъ.

— Это хорошо. Онъ — великій вождь, и я не жалю даже теперь, что взяла себ мужа изъ чужого народа. Но ахъ, мой сынъ! Кто отдастъ мн его назадъ? Онъ былъ точно молодое деревцо, такой прямой и крпкій! Кто могъ бгать, какъ онъ, или прыгать, какъ онъ, или плавать, какъ онъ? Прежде чмъ это солнце встанетъ вновь, мы вс будемъ мертвы, и мое сердце радуется, потому что опять увижу моего мальчика.

Ирокезы усердно гребли, пока не уплыли отъ Св. Маріи по крайней мр на десять миль. Затмъ они причалили въ небольшомъ залив и вышли изъ лодки, вытащивъ за собою плнниковъ. Лодку понесли на плечахъ восемь человкъ и, пройдя съ нею нкоторое разстояніе, спрятали ее въ лсу, между двухъ свалившихся деревьевъ, положивъ на нее втвей, чтобы скрыть ее изъ виду. Потомъ, посл короткаго совщанія, они пошли дале по лсу, гуськомъ, помстивъ трехъ плнныхъ въ середину. Всего было пятнадцать воиновъ,— восемь впереди и семь сзади, вооруженныхъ мушкетами и быстроногихъ, какъ лани, поэтому о бгств нечего было думать. Оставалось одно — итти впередъ и съ терпніемъ ждать своей участи.

Цлый день длился ихъ тяжкій путь. Онъ пролегалъ между обширныхъ болотъ, по берегамъ синихъ лсныхъ озеръ, гд срый аистъ тяжело хлопалъ крыльями, взлетая изъ тростниковъ при ихъ приближеніи, или въ темпой тни лсовъ, гд царятъ вчныя сумерки и гд нтъ звуковъ, кром паденія дикаго каштана или щелканья блки на десять саженъ надъ головой. Онега обладала чисто индйской выносливостью, но Адель, несмотря на свои прежнія странствія, еще задолго до наступленія вечера почувствовала боль въ ногахъ и утомленіе. Поэтому де-Катина испыталъ облегченіе, когда, вдругъ, между деревьевъ замелькали яркіе отблески огня, и они пришли въ индйскій лагерь, гд находилась въ сбор большая часть отряда, прогнаннаго изъ Св. Маріи. Здсь было и не мало женщинъ, пришедшихъ изъ селеній Могавковъ и Каюговъ, чтобы быть ближе къ воинамъ. Кругомъ были воздвигнуты вигвамы, образуя собою кольцо, и передъ каждымъ горли огни, надъ которыми висли на трехъ палкахъ котелки, гд варился ужинъ. Въ середин горлъ жаркій костеръ, состоявшій изъ втвей, наваленныхъ въ вид круга, такъ что центръ этого круга образовывалъ открытую площадку футовъ двнадцати въ поперечник. Въ середин этой площадки находился столбъ, и къ нему было привязано что-то, все вымазанное краснымъ и чернымъ. Де-Катина быстро сталъ впереди Адели, чтобы не дать ей разглядть, но было слишкомъ поздно. Она вздрогнула, но не произнесла ни звука.

— Значитъ, они уже начали,— спокойно сказала Онега.— Ну, слдующая очередь за нами, и мы покажемъ имъ, что умемъ умирать.

— Они еще не сдлали намъ ничего дурного,— сказалъ де-Катина.— Можетъ быть, они насъ берегутъ ради выкупа или обмна.

Индіянка покачала головою.

— Не обманывайтесь подобною надеждою,— сказала она.— Если они такъ кротки, какъ съ вами, то это — врный знакъ, что васъ берегутъ для казни. Вашу жену отдадутъ за кого нибудь изъ ихъ вождей, а мы съ вами должны умереть, потому что вы — воинъ, а я слишкомъ стара.

— Выдадутъ замужъ за Ирокеза! — эти ужасныя слова наполнили сердца ихъ мученіемъ, какого не могла причинить самая мысль о смерти. Де-Катина опустилъ голову на грудь, покачнулся и упалъ бы, если бы Адель не схватила его за руку.

— Не бойся, милый Амори,— прошептала она.— Все можетъ случиться, но только не это, потому что, клянусь, я не переживу тебя. Нтъ, пусть это будетъ грхъ, но если смерть не придетъ ко мн, я сама пойду къ ней навстрчу.

Де-Катина взглянулъ внизъ, на нжное личико, которое теперь застыло въ неподвижномъ выраженіи твердой ршимости. Онъ зналъ, что будетъ такъ, какъ она сказала, и что во всякомъ случа это послднее оскорбленіе не постигнетъ ихъ. Могъ ли бы онъ поврить прежде, что наступитъ такое время, когда его будетъ радовать увренность въ предстоящей смерти жены.

Когда они вошли въ ирокезское селеніе, сквавы и воины выбжали къ нимъ навстрчу, и имъ пришлось итти сквозь двойной рядъ ужасныхъ лицъ, которыя ухмылялись, кривлялись и выли, глядя на нихъ. Спутники провели ихъ сквозь эту толпу и оставили въ пустой хижин. Въ ней висло нсколько ивовыхъ рыболовныхъ стей, и куча тыквъ валялась въ углу.

— Вожди придутъ и ршатъ, что съ нами длать,— сказала Онега.— Вотъ они идутъ, и вы увидите, что я сказала правду, потому что знаю обычаи моего народа.

Минуту спустя, старый военный вождь, въ сопровожденіи двухъ молодыхъ богатырей, и бородатый полуголландецъ-полуирокезъ, руководившій нападеніемъ на помщичій домъ, приблизились и стали на порог, глядл на плнниковъ и обмниваясь короткими горловыми звуками. Знаки Сокола, Волка, Медвдя и Зми показывали, что это — представители четырехъ знаменитыхъ ирокезскихъ родовъ. Метисъ курилъ глиняную трубку и, однако, говорилъ больше всхъ, очевидно оспаривая одного изъ молодыхъ дикарей, который, наконецъ, какъ будто согласился съ его мнніемъ. Въ заключеніе, старый вождь сурово выговорилъ нсколько короткихъ словъ, и дло, повидимому, было ршено.

— А ты,— сказалъ Метисъ по французски, обращаясь къ Онег,— ты сегодня получишь хорошій урокъ за якшаніе съ врагами твоего народа.

— Ахъ, ты, ублюдокъ! — отвчала безстрагнная старуха.— Теб бы шляпу снятъ, когда говоришь съ тою, въ чьихъ жилахъ течетъ лучшая кровь Онондаговъ. Разв ты воинъ? Ты съ тысячью человкъ за спиной не сумлъ войти въ домикъ, который защищало нсколько бдныхъ землбдльцевъ! Неудивительно, что народъ твоего отца отвергнулъ тебя. Ступай копать землю или играть въ камешки, потому что въ лсахъ когда-нибудь ты можешь встртить настоящаго мужчину, и тогда навлечешь позоръ на племя, которое усыновило тебя!

Злобное лицо Метиса совсмъ поблднло отъ этихъ презрительныхъ словъ плнницы. Онъ подошелъ къ ней и, схвативъ ее за руку, сунулъ ея указательный палецъ въ свою горящую трубку. Она не сдлала ни малйшаго усилія, чтобы освободиться, а продолжала сидть совершенно спокойно, глядя черезъ открытую дверь на заходъ солнца и на группы бесдующихъ индйцевъ. Онъ внимательно наблюдалъ за нею, въ надежд услышать крикъ или подмтить судорогу боли на лиц, но, наконецъ, съ проклятіемъ выпустилъ ея руку и вышелъ изъ хижины. Она сунула за пазуху свой обугленный палецъ и засмялась.

— Онъ никуда не годенъ! — вскричала она. — Онъ даже не уметъ мучить. Вотъ я такъ сумла бы заставить его кричать, ручаюсь! Но вы… что вы такъ блдны?

— Я не могу видть такихъ ужасовъ! Ахъ, будь мы лицомъ къ лицу, я — со шпагою, онъ — съ какимъ угодно оружіемъ, клянусь, онъ заплатилъ бы за это кровью своего сердца!

Индіянка казалась удивленною.

— Странно,— сказала она,— что вы думаете обо мн, когда сами въ такомъ же положеніи. Вдь я угадала, какая судьба насъ ждетъ.

— Ахъ!

— Мы съ вами умремъ у столба, а ее отдадутъ тому псу, который только что ушелъ отсюда.

— Адель! Адель! Что мн длать?! — въ отчаяніи отъ своей безпомощности, онъ началъ рвать на себ волосы.

— Нтъ, нтъ, Амори, я не побоюсь. Что значитъ смерть, если она соединитъ насъ навки!

— Молодой вождь заступался за васъ: онъ говорилъ, что Великій Духъ поразилъ васъ безуміемъ, что вы поэтому и подплыли къ ихъ лодк, и что гнвъ Божій грозитъ племени, которое привяжетъ васъ къ столбу. Но этотъ Метисъ сказалъ, что любовь часто нападаетъ на блднолицыхъ подобно безумію, и что любовь заставила васъ сдлать это. Тогда ршили, что вы. умрете, а ее онъ возьметъ къ себ въ вигвамъ, такъ какъ онъ былъ во глав отряда. Ко мн же ихъ сердца жестоки, и меня казнятъ сосновыми лучинками.

Де-Катина прошепталъ молитву, чтобы ему дано было встртить судьбу свою, какъ прилично воину.

— Когда это будетъ?— спросилъ онъ.

— Теперь! Сейчасъ! Они пошли все приготовить. Но у васъ еще есть время, потому что начнутъ съ меня.

— Амори, нельзя ли намъ умереть вмст сейчасъ?— сказала Адель, обнимая мужа.— Если это — грхъ, то онъ наврное простится намъ. Умремъ, милый! Покинемъ этихъ ужасныхъ людей и этотъ жестокій міръ. Уйдемъ туда, гд мы найдемъ покой!

Глаза индіянки засіяли одобреніемъ.

— Ты хорошо сказала, Блая Лилія,— проговорила она.— Смотри: вотъ ихъ огни уже отражаются на стволахъ деревьевъ, уже слышно завываніе тхъ, кто жаждетъ нашей крови. Если вы умрете отъ собственныхъ рукъ, они лишатся зрлища, а ихъ предводителъ — своей невсты. Такимъ образомъ, вы окажетесь побдителями, а они — побжденными. Ты врно сказала, Блая Лилія: это для васъ — единственное спасеніе.

— Но какъ это сдлать?

Онега внимательно посмотрла на двухъ воиновъ, которые стерегли ихъ, стоя у дверей хижины. Они отвернулись, заинтересованные происходившими ужасными приготовленіями. Тогда она стала рыться въ многочисленныхъ складкахъ своего платья и вытащила маленькій пистолетъ съ двумя мдными дулами. На взглядъ это была игрушка, изукрашенная рзьбою и насчкою, какъ образецъ искусства парижскихъ оружейниковъ. Де-ла-Ну купилъ ее за красоту, когда въ послдній разъ былъ въ Квебек, но, однако, она могла пригодиться при случа и была заряжена на оба ствола.

— Я взяла его для себя,— сказала Онега, засовывая пистолетикъ въ руку де-Катина,— но теперь хочу показать имъ, что сумю умереть, какъ умираютъ Онондаги, и что я — достойная дочь ихъ вождей. Возьмите, потому что, клянусь, я сама не стану стрлять, разв только всажу об пули въ сердце этого Метиса.

Трепетъ радости охватилъ де-Катина, когда его рука стиснула пистолетъ. Это былъ ключъ, которым могъ отворить имъ врата мира. Адель прислонилась щекой къ его плечу и засмялась отъ радости.

— Ты простишь меня, дорогая?— прошепталъ онъ.

— Простить тебя! Я благословляю тебя и люблю всмъ сердцемъ и душею. Обними меня покрпче и помолимся въ послдній разъ.

Они вмст упали на колни, но тутъ въ хижину вошли три воина и сказали своей соотечественниц нсколько отрывистыхъ словъ. Она встала съ улыбкой.

— Меня ждутъ,— сказала она,— Прощайте и не забывайте Онегу.

Она снова улыбнулась и вышла изъ хижины, въ сопровожденіи воиновъ, быстрымъ и твердымъ шагомъ, точно королева, направляющаяся къ трону.

— Теперь, Амори! — прошептала Адель, закрывъ глаза и прижавшись къ нему еще тсне.

Онъ поднялъ пистолетъ, но тутъ же опустилъ его: глаза его расширились и приковались къ дереву, которое росло какъ разъ напротивъ открытой двери хижины.

Это была береза, очень старая и корявая, береста висла на ней клочьями, и весь стволъ былъ покрытъ мхомъ и плсенью. Сажени на полторы отъ корня главный стволъ длился на двое, и вотъ въ этомъ-то раздвоеніи вдругъ показалась большая загорлая рука, которая торопливо замоталась изъ стороны въ сторону, длая жестъ страстнаго отрицанія. Въ слдующую секунду передъ удивленными глазамы плнныхъ рука исчезла и замнилась головою, такъ же настойчиво качавшеюся изъ стороны въ сторону. Нельзя было по узнать этой темнокрасной, морщинистой кожи, большихъ, щетинистыхъ бровей и маленькихъ, сверкающихтэ глазокъ. Это былъ капитанъ Ефраимъ Саваджъ изъ Бостона!

Они еще не пришли въ себя отъ изумленія, какъ изъ глубины лса раздался пронзительвдй свистъ, и вс деревья, кусты и заросли начали изрыгать дымъ и пламя, при оглушительномъ треск ружейной пальбы, засыпавшей всю поляну градомъ пуль. Ирокезскіе часовые увлеклись своимъ кровожаднымъ желаніемъ посмотрть, какъ будутъ умирать плиники, въ это время канадцы успли обойти Ирокезовъ и заключить ихъ лагерь въ кольцо огня. Иидйцы метались изъ стороны въ сторону, всюду встрчая смерть, пока не нашли и какого-то промежутка въ цпи нападающихъ, куда и бросились, точно стадо овецъ въ проломъ плетня. Они бжали по лсу, не переставая слышать свистъ пуль у самыхъ ушей, пока другой свистокъ не подалъ знака къ прекращенію погони.

Но одинъ изъ дикарей, прежде чмъ спасаться, ршилъ сдлать дло. Фламандскій Метисъ предпочелъ мщеніе безопасности! Кинувшись къ Онег, онъ разрубилъ ей голову томагвокомъ, а затмъ, испустивъ свой военный кличъ, взмахнулъ окровавленнымъ топоромъ надъ головою и побжалъ въ хижину, гд плнные еще стояли на колняхъ. Де-Катина увидалъ его издали, и дикая радость загорлась въ его взор. Онъ всталъ, чтобы его встртить, и пустилъ об пули ему въ лицо. Минуту спустя подбжали канадцы, плнники почувствовали пожатія дружескихъ рукъ и, видя улыбки на знакомыхъ лицахъ Амоса Грина, Саваджа и дю-Люта, поняли, что и для нихъ, наконецъ, насталъ миръ.

——

Такъ изгнанники достигли конца своихъ испытаній. Зиму они провели въ форт Св. Людовика, а весною, когда Ирокезы перенесли войну на верхнее теченіе рки Св. Лаврентія, получили возможность перейти въ англійскія провинціи и по Гудзону-рк добраться до Нью-Іорка, гд ихъ радушно приняло семейство Амоса Грина. Дружба между обоими мужчинами такъ упрочилась общими воспоминаніями и пережитыми опасностями, что они сдлались компаніонами по торговл мхами, и имя француза вскор стало не мене извстно въ горахъ Мэна и по склонамъ Аллегановъ, чмъ было прежде — въ салонахъ и корридорахъ Версаля. Со временемъ де-Катина построилъ себ домъ на Стетенъ-Айланд, гд поселились многіе его единоврцы, и значительную часть своихъ торговыхъ барышей употреблялъ на помощь своимъ угнетаемымъ собратьямъ. Амосъ Гринъ взялъ въ жеиы голландскую двушку изъ Шенектади, которая такъ подружилась съ Аделью, что этотъ бракъ еще тсне скрпилъ сердечныя узы, связывавшія об семьи.

А капитанъ Ефраимъ Саваджъ въ цлости вернулся въ свой возлюбленный Бостонъ, гд осуществилъ завтную мечту: построилъ себ кирпичный домикъ на возвышенности, въ сверной части города, откуда ему видны были корабли и на рк, и на мор. Тамъ онъ и жилъ, уважаемый согражданами, которые сдлали его выборнымъ и членомъ городскаго управленія.

Такъ, среди всеобщаго почета, старый морякъ прожилъ долгіе годы, сдлавшіе его современникомъ слдующаго столтія, когда старческій взоръ его мог уже увидть ростущее величіе его родины.

Усадьба въ помсть Св. Маріи скоро была возобновлена въ прежнемъ вид, но самъ помщикъ былъ уже не прежній съ той поры, какъ потерялъ жену и сына. Онъ похудлъ, сталъ озлобленне, стремительне, и безерестанно затвалъ походы въ ирокезскіе лса, гд его отряды своими злодяніями превосходили самихъ дикарей. Наконецъ, насталъ день, когда онъ отправился въ такой походъ, изъ котораго не вернулись ни онъ, ни его соратники. Много страшныхъ таймъ хранятъ въ себ эти тихіе лса, и къ ихъ числу надо отнести судьбу Шарля де-ла-Ну, владльца Св. Маріи.

КОНЕЦЪ ВТОРОЙ ЧАСТИ.

Изгнанники.ИСТОРИЧЕСКІЙ РОМАНЪА. Кононъ-Дойля.

Читайте также:

Изгнанники.
ИСТОРИЧЕСКІЙ РОМАНЪ
А. Кононъ-Дойля.