Избранные поэтические переводы, Головачевский Сергей Николаевич, Год: 1914

Переводы
Время на прочтение: 14 минут(ы)
Скачать в PDF

Сергей Головачевский

Избранные поэтические переводы

Леон Дьеркс
(1838-1912)

Похоронный марш
Хор последних людей
Сбылись пророчества, пришел конец вселенной!
Настали времена смятенья на земле!
И мрак небытия, сгущаясь постепенно,
Бросает тень свою у смертных на челе.
Мы дождалися дней всемирной агонии!
Не вспыхнет уж восток румяною зарей!
Шаги людей звучат, как стоны гробовые,
Над охладевшею пустынною землей.
Одев природу всю покровом непроглядным,
Над нами темные повисли облака.
Отныне будет Смерть владыкой беспощадным.
О дети Каина! свершили путь века.
Тускнеют в небесах далекие светила
И ночь зловещая колышет саван свой,
Земля в себе навек посевы схоронила
И цепенеет вся, готовясь на покой.
Все боги умерли, замолкли все молитвы,
Надежда в нас теперь померкла навсегда,
Героев больше нет, уж мы не верим в битвы,
И не воскреснут в нас мечты уж никогда.
Над целым миром Смерть свои простерла крылья,
Нам почва дряхлая плодов уж не дает,
И мы, подобно ей, исполнены бессилья,
Животворящий сок в нас больше не течет.
О люди! разглядим в последний миг ужасный
Наш собственный позор и низость наших дел!
Но плохо видим мы. — О, где ты, светоч ясный.
Что некогда в очах у праотцев горел?
Ты утешение давала всем в печали,
Любовь, дитя мечты, чистейший идеал!
Но в сумерках тебя напрасно мы искали,
И ни один из нас тебя не увидал.
Уж слез не знаем мы, в нас кровь давно застыла,
Со смехом мы плюем на яркий факел твой.
О, если ты, Любовь, сходила в мир земной,
То в сердце у людей теперь твоя могила.
В церквах запущенных раскаянья уж нет,
За призраком любви исчезло наслажденье.
Давайте хохотать в безумном исступленьи!
И эхо лишь во тьме нам прозвучит в ответ.
Нет гордости былой, уснувшие народы!
Не блещет уж она вкруг вашего чела:
Она низринула богов, ища свободы,
И после, без борьбы тоскуя, умерла.
Озарены теперь последними огнями,
Собрав испуганный весь наш домашний скот,
Сойдемся у костров унылыми толпами!
И каждый, трепеща, пускай кончины ждет!
Вид золота сердца, как прежде, не волнует,
Сластолюбивые заглохли все мечты,
В тупом бездействии погибель всякий чует
Среди мучительной и грозной темноты.
Нет преступления, не встанет брат на брата
И жажда крови нас уж больше не томит,
Зло, бывшее для всех приманкою когда-то,
Теперь уж никого собою не прельстит.
Но с ним оставили нас мужество и сила,
Что возвышали грех отважною борьбой.
Боязнь грядущего нас всех поработила,
Животный страх царит над вялою душой.
Кто в жизни звал тебя звездою путеводной,
Святая честь, из нас, живущих в эти дни?
Для всех ты сон пустой, забытый и бесплодный,
И нам смешны теперь все правила твои.
Величье славных дел уж ничего не значит,
Давно все громкие забыты имена,
Никто не помнит их, никто по ним не плачет,
О слава! ныне ты людьми погребена.
О солнце! ты всему давало блеск и краски,
Ты разгоняло грусть, живило темный лес,
Но мы не видели твоей горячей ласки,
Сияло тускло ты в наш мертвый век с небес.
Теперь, о женщины! вы смотрите в испуге
На нашу жалкую, постыдную любовь.
В нас нет здоровых сил, печальные подруги,
И юный пыл страстей не согревает кровь.
Погибла ненависть. Одна тоска немая,
Тоска взаимного презрения живет
И, в персях молоко у женщин иссушая,
В пучины мрачные хаоса нас влечет.
А ты, чьей красотой пленялася Аврора,
Дочь света, что цвела в сени своих дубрав,
Под шум их звучного, зеленого убора,
Разлив по воздуху благоуханье трав,
Земля, достигнувши предела рокового,
Подобно черепу немому и без глаз,
Вернися к солнцу ты и, если не погас
Его последний луч, то возродись в нем снова!
Извергни же, Земля, тела своих сынов,
Толкнув свой мертвый шар в усталое светило,
И брось их в пустоту, где Творческая Сила
Не зародит опять блуждающих миров!
Темница
Как стены и столбы готического храма,
Стремитесь к небу вы, о сны души моей!
И вижу все еще я дым от фимиама
На ваших алтарях, о сны минувших дней!
Как в церкви тихие, молитвенные звуки,
О долгая печаль, я слышу голос твой,
Он эхо для меня той жалобы и муки,
Что в сердце уж давно глубоко скрыты мной.
Пророк, томящийся во мраке заточенья,
Не ты ли сам отверг, обидой возмущен,
И веру прежнюю и жертвоприношенья?
Восстань и опрокинь смелей ряды колонн!
Пусть рушатся, тобой скрепленные каменья,
Хотя бы ты погиб под ними, как Самсон!
Свидание
Построен зодчим неизвестным,
Дворец таинственный стоит
И вдаль по всем путям окрестным
Своими окнами гладит.
Согласно правилам преданья,
Повсюду видны у дверей
Пажи в богатом одеяньи,
Встречать готовые гостей.
По залам пышным и нарядным
Владетель замка ходит сам
И на дорогу взглядом жадным
Он смотрит все по временам.
Года сменяются годами
Все той же мерной чередой
И время дряхлыми руками
Клубок разматывает свой.
Гостей он ждет к себе в тревоге
И, несмотря на дождь и снег,
Твердит, что слышит по дороге,
Их голоса и конский бег.
Готово все для пированья,
Вино сверкает в хрусталях,
Томясь тоскою ожиданья,
Он угощает их в мечтах.
А мимо скачут кавалькады
Блестящих рыцарей и дам, —
И, точно все боясь засады,
Не подъезжают к тем местам.
Но слову приглашенных твердо
Он верит и пажам в ответ,
Стыдяся их сомненья, гордо
Все говорит одно лишь: ‘Нет!
‘Нет! Разукрасьте залы снова!
Иллюминуйте все сады!
Вина подайте дорогого.
А также лучшие плоды!
Цветов несите благовонных!
Они придут, мои друзья!
И за здоровье приглашенных
Свой кубок поднимаю я’.
Но тщетно он их ожидает
В покоях убранных дворца,
Его никто не посещает,
А стража дремлет у крыльца.
И так идет без перемены
В волшебном замке день за днем,
Меж тем, как время гложет стены
И подрывает их кругом.
Однажды вечером дождливым
Ужасный вихрь поднялся вдруг
И загасил своим порывом
Ночные факелы у слуг.
Шаги по лестницам и залам
Звучат в полночной тишине. —
‘Привет пришельцам запоздалым!
Добро пожаловать ко мне!’
— ‘Как мы, свое исполни слово!’
Ночные гости говорят,
‘Смотри, чтоб было все готово!
Пускай нас тотчас угостят!
‘Из дальних мы к тебе селений
Спешили, не жалея сил,
И нас дорогой злобный гений
Своим дыханьем умертвил.
‘Но слово все-таки сдержали
Мы после смерти наконец,
И вот могилой мы избрали
Гостеприимный твой дворец.
‘Так потчуй нас, хозяин дома,
Но скромности от нас не жди!
Нам воздержанье не знакомо, —
Вот каковы друзья твои!
‘Пажей дремотою объятых,
Мы умертвили у дверей.
Посмотрим, как в своих палатах
Ты угостишь таких друзей!
‘Надежда, Слава, Утешенье,
Любовь, Блаженство и Покой
Звалися мы. ‘Освобожденье’
Нам был всегда девиз святой.
‘Теперь зовемся мы Унынье,
Тоска, Отчаянье. Беда,
Владыкой нашим стало ныне
Несчастье злое навсегда’.
Он, трепеща, к столу их просит,
Вампиров угощает сам
И сердце гордое подносит
На растерзанье мертвецам.
В том замке с часу рокового
Кровавый пир еще идет.
Дух человека держит слово
И жизни долг свой отдает.
* * *
Скажи нам, сумрачный певец,
Когда крик злобы беспредельной
И бранный шум войны бесцельной
Замолкнут в мире наконец?
Народы все попеременно
Ярмом друг друга тяготят.
Придет ли миг тот вожделенный,
Когда людей во всей вселенной
Любовь и мир соединят?

Виктор Маргерит
(1860-1918)

Львам
О братья! Бедные, томящиеся львы!
Мне долго не забыть, как в тесной клетке вы
С недоумением свирепые лежали,
Кидая тусклый взор, исполненный печали…
Над светлой рампою, поджав свои хвосты,
Задумалися вы, припав к решетке мордой…
В неволе тягостной вы все сносили гордо,
И раскаленное железо и хлысты.
Отчизна дальняя! восточный край счастливый!
О ветер утренний, вздымающий пески,
Игравший некогда косматой вашей гривой,
Пустыня жгучая и вольные прыжки!
Об этом, может быть, вы думали с тоскою?
Нет! ваш тиран пришел и вас толкнул ногою.
Согнувши перед ним тогда хребты свои,
Вы затаили гнев и с яростью покорной,
Снося безропотно удары и пинки,
Свой долг исполнили, тяжелый и позорный,
Искусно прыгая сквозь кольца и огни.
О братья! Легче мне забыть рукоплесканья
И звуки медных труб, чем ваши истязанья.
Надолго в памяти останетеся вы,
Подавленный ваш гнев, железные затворы,
Ваш дикий, мрачный вид и пасмурные взоры.
Ах! Эти грустные, томящиеся львы!

Жорж Роденбах
(1855-1898)

Эпилог
Уж осень на дворе, и дождь и смерть везде!
Смерть нашей юности и гордого стремленья,
Какое вспомним мы в последнее мгновенье:
Стремленья пережить себя в своем Труде.
Но гибнут лучшие, святые упованья,
Как сон обманчивый, рассеялись они,
И самый бдительный апостол в эти дни
Изменит божеству, забыв свое призванье.
Ах! призрачны венки и славы и побед!
Но всё ж проститься жаль с заветною мечтою,
Что не совсем умрешь, оставив за собою
На жизненных волнах среди людей свой след.
Увы! я чувствую, во мне слабеют силы
И розу мнет в душе какая-то рука!
Уж стынет кровь моя, вот ночь уже близка…
О, если бы скорей забыться сном могилы!

Иван Жилькен
(1858-1924)

Борзая
Вся в бурых локонах шотландская борзая
Выходит с госпожой своею утром в сад.
Под лаской нежных рук ее покорный взгляд
Туманится слезой, мечты любви скрывая.
Лениво на ковре богатом отдыхая,
Проводит вечер пес, истомою объят.
Он нежиться у ног своей царицы рад
И лижет ей каблук, рыча и замирая.
Со взглядом жалобным и полным пленных грез,
Печалью долгою томится тайно пес, —
Безмолвие навек мечты его сковало.
Поэтов в их любви — удел всегда таков:
Несбыточным пленясь и светом идеала,
В них страждет дух тоской неизреченных слов.
Лира
По городу брожу с испугом в час ночной,
А улица ведет куда-то к цели дальней…
С огнями фонарей мне лирой идеальной
Она рисуется в фантазии больной.
В ней пламя каждое, как гвоздик золотой,
Сверкает над струной волшебной, музыкальной.
Какой таинственной мелодией печальной
Заставлю зазвучать я камни под ногой?
О город мой родной, о Муза роковая!
Мы будем вместе петь, отчаянье вливая
Зловещей музыкой в ужасный мрак ночей!
Твой бред меня пьянит, — и я, поэт скорбей,
Для пагубы людей рожденный в этом мире,
Кажусь себе перстом на исполинской лире.
Одержимый
Обманешь ли меня улыбкою святою,
Загадка мудрости и ясной чистоты,
И ликом царственным спокойной доброты,
В котором Божество любуется собою?
Венера черная, чьи губы смерть дарят,
Чье сердце — из свинца и очи — из оникса,
Ты в полночь рождена из мутной пены Стикса,
О Роза Адская, всесильной страсти яд!
Твое зеленое причудливое платье,
Одевшее тебя, как свежая листва,
Каменья ценные, атлас и кружева
Мне гибелью грозят, как тяжкое проклятье.
Весь облик странный твой, движенья — всё в тебе,
Как серный блеск небес в осенний день ненастный,
Чарует сердце мне мечтой безумно-страстной, —
Я волю потерял, я изнемог в борьбе.
Ты дышишь тайным злом. — И демонов дыханье,
Что вечно, как в аду, живут в груди твоей,
Струится у тебя из уст и из ноздрей
И жжет меня огнем, как грешное лобзанье.
Твой яд меня проник до глубины костей,
Мой дух сливается с твоей душой греховной,
Твое присутствие — напиток мой любовный,
Я Бога позабыл и святость алтарей.
Зерно твоих страстей, зачатие порока,
Упало в грудь мою, как в глубь гнилых болот,
Во мне свои ростки пустило и растет,
Чудовищным цветком красуется высоко.
Во власти чар твоих, как роковых начал,
Я — раб твоих грехов, сообщник преступленья,
Коварных помыслов живое отраженье, —
И слова твоего я воплощеньем стал.
Я выполню твои преступные желанья.
Я знаю это всё. — Но что же из того?
Из тела твоего я создал Божество,
Молитву жаркую — из твоего лобзанья.
Осанна! Лоб твой чист, как белых лилий сад!
Осанна! Светлый взор — жилище бестелесных!
Я вновь нашел эдем в чертах твоих небесных
И гимнами к тебе мечты мои летят.
Ты вечно для меня останешься царицей,
Воздвигшей власть свою над павшею душой,
Ты будешь для меня подругой и женой
И знанья страшного божественною жрицей!

Макс Эльскамп
(1862-1931)

* * *
Сегодня снова день воскресный,
И солнце в утренних лучах,
И птиц веселый хор в садах,
Сегодня снова день воскресный.
Все дети в белом, свод небесный,
Вдали строенья городов,
И Фландрия в тени дерёв,
И море сквозь узор древесный.
Всех ангелов сегодня праздник!..
Со стаей чаек Михаил
И легкокрылый Гавриил, —
Сегодня ангелов всех праздник.
И те, что на земле живут,
Моей страны счастливый люд,
Сегодня все гуляют тут
И все смеются и поют.
Сегодня снова день воскресный,
У мельниц пир колес затих.
Сегодня снова день воскресный,
И кончен мой воскресный стих!..

Андре Фонтена
(1865-1948)

* * *
На что хвалебный гимн? Безумней и чудесней
Поет мой взор в твоем ликующею песней,
Все гимны лучшие в сердцах людей молчат,
Бессильны звуки слов! — Победный, нежный взгляд
Из амбры и огня, как уголья горючий.
О губы жаркие, о поцелуй их жгучий!
Вы душу жжете мне, о поцелуй, о взгляд!
О кудри, что огнем и золотом горят,
О мрамор плеч твоих, где лавою мятежной
Бежит, пылая, кровь под кожей белоснежной!
Я — раб твой навсегда, в любви я изнемог
И в муках нежащих умру у дивных ног,
Вкусив томление восторгов сладострастных.
Хмель тела твоего и форм твоих атласных
Мне зажигает ум, и взоры, и уста.
Отдайся, будь моей! Ты свет и красота!
Жасмин дал запах свой рукам твоим прелестным,
Люблю, люблю тебя! — В твоем объятьи тесном,
Под лаской жадною я чую, полный грез,
Что жизнь твоя во мне. Твой взор меня унес
В обитель горнюю, в надзвездный край экстазов,
Туда, где посреди рубинов и топазов,
Что в желтом забытьи страстей любовных спят,
У берега небес встает зловещий Ад,
Ад сладострастия в надменности великой, —
Люблю, люблю тебя! Я жажду ласки дикой,
Хочу кровавых губ, кусающих зубов! —
В них будет яркий блеск необычайных снов,
Жестокость нежная и радости избыток,
Пустынь восточных зной сквозь чары сладких пыток.
И лебеди твоих пленительных речей,
Блистая белизной и чистотой своей,
Влекут меня с собой по сказочным озерам
В лучи твоих надежд, к твоим зовущим взорам.
Дай голову мою склонить к тебе на грудь,
Под шорохом ветвей дозволь с тобой уснуть!..
Таинственных забав уж близок час урочный,
Безмолвной тишиной объяты мы полночной.
Вот золотой зари блеснула полоса,
И слабо вдалеке бледнеют небеса.
Луна спокойно спит на облачной постели,
Под серебром ее деревья присмирели.
Сверкает на пруду очами звездный хор.
Но страшно мне тебя, свиреп твой темный взор.
* * *
Я шел по берегам высоким и по жнивам
Без тени тополей, без зелени дубов,
Под зноем солнечным я шел к местам счастливым,
Туда, где ждал меня гостеприимный кров.
А вдоль большой реки, где, воды украшая,
Всплывают лилии среди тяжелых трав,
Белела лебедей торжественная стая.
Меж тем как, обрывать мечты свои устав,
Вдоль берега реки я шел по знойным жнивам
Из леса тайного надежды молодой,
Где находили мы приют мечтам счастливым,
Где отклики любви рыдают в час ночной, —
Я увидал балкон и буки вековые:
Гирляндами плюща стволы их обвиты, —
И тысячами век, закрывши сны былые,
Казались мне его нависшие листы.
Осыпалась любовь листвою пожелтелой. —
Наш исступленный взор зажег лобзаний жар!..
Но, страсти утолив, душа осталась целой,
Уставши от любви, освободясь от чар!
Презрением блеснул внезапно взор твой гневный, —
Смеялась грустно ты на берегу реки, —
И глухо прозвучал твой голос задушевный,
Стараясь подавить невольный плач тоски.
И руки я твои хотел с мольбой призыва
Схватить и целовать, вернуть былые дни, —
Но гордо встала ты и скрылась торопливо,
Как тщетная мечта, как тень в лесной тени…
А я вдоль берегов ушел тогда по жнивам, —
И солнце жгло меня, пылая в вышине, —
К местам вернулся я приветным и счастливым,
Но мирный их покой забвенья не дал мне.
И снится мне в мечтах о призраках далеких,
Среди немой тоски о счастье прежних дней,
Что снова я иду вдоль берегов высоких
К балкону старому и к осени страстей.
* * *
До будущих лучей обещанной весны
Ты, чистая, на мхах покоишься холодных,
Средь мирной тишины, под тенью трав подводных,
Вкушая чуждые земных желаний сны.
Ты безмятежно спишь, божественная с виду,
И до палат небес душа твоя встает,
А тело, свежее как сочный страсти плод,
Поит меж тем своим бальзамом Атлантиду.
Невинное дитя! о жизни позабудь,
К забавам юности не ведай пробужденья!
Пусть крики хриплые не гонят сновиденья
И не тревожит страх младенческую грудь!
Вот идут варвары, повсюду ужас множа!
Приход их предвестить успели колдуны, —
Царица, варвары, вином опоены,
Могли бы осквернить тебе невинность ложа.
Проснуться берегись! — Гремит кровавый бой,
Уж рыцари твои в сраженьи пали диком, —
И пленниц молодых враги с победным кликом
В продажу королям уводят за собой.
Когда боишься ты бесчестья и затворов,
Останься в мире снов и розовой мечты,
Где дышат чистотой бессмертною цветы
Под поцелуями небесными Кинноров!
Не возвращайся к нам из сказочных сторон!
Ты больше не найдешь плодов в тенистых кущах,
Ни сладострастных роз среди садов цветущих,
Ни сердца прежнего у юных гордых жен.
Играли мотыльки с душою их приветной,
Вблизи их нежных уст, что всех цветов милей,
Стараясь отразить в озерах их очей
Свой драгоценный плащ с игрою разноцветной.
И жены юные под шутки и под смех
К тебе не подойдут с обычной прежде лаской,
Не обовьют тебя своею бурной пляской! —
Прошли навеки дни ребяческих утех.
Пылает твой дворец, — и грубые солдаты
Повсюду рыскают, всё руша, всё губя,
По нивам и лесам везде ища тебя,
И дико воют песнь, неистовством объяты.
На бегство, на борьбу надежды больше нет!
Уж дерзкие враги идут к твоей пещере, —
Они ползут в траве и, хищные как звери,
Увидели в тени красы твоей расцвет.
В смущении стоят они, испуга полны,
Перед твоей красой. — Но скоро осквернят
Они рукой своей твой царственный наряд
И золотых волос таинственные волны.
Ты царства лишена, и спишь спокойно ты. —
О, спи, Царица, спи в забвеньи безмятежном!
И лучше так умри, чем на песке прибрежном
Отдать врагам цветок невинной красоты!

Жорж Марло
(1872-1947)

Жоржу Роденбаху
Твой дух, блуждая при луне,
Под лаской славы оробелый,
Вздохнув, запел, как лебедь белый,
И лег на снежной пелене.
И вот толпою забелели
Молчанья девы вкруг души
И, как дитя, ее в тиши
Качают в лунной колыбели.
Дух улыбнулся — и в ночи
Зажглось под мглистым небосклоном
И колокольным мерным звоном
Как будто пламя у свечи.
О, стоны башен истомленных!
Они исполнены тоски, —
Как у затихнувшей реки
‘Прости’ мистически-влюбленных.
Дух мыслит — и слеза, из глаз
Скатясь, взята лучами утра
И блеском роз и перламутра
Над мертвым городом зажглась.
Сонет
Та роза чистоту свою
Соединила с грезой нашей,
Ее цветок мне служит чашей,
Я из нее восторги пью.
Как царь, я взял любовь твою,
Улыбку обратил в лобзанье,
В нем слышу трав благоуханье,
Лесного запаха струю.
Но ах! с надеждою твоею
Свои могильные мечты,
О Роза, слить я не посмею.
Твоей душевной чистоты,
Дитя, я также не нарушу.
Господь твою спасает душу
От сердца моего, — но в нем укрылась ты.

Артуро Граф
(1848-1913)

Смерть царица
Из моря к небесам над бурною пучиной
Гора возносится, угрюма и мрачна,
Чернея между звезд высокою вершиной,
Из праха городов воздвигнута она.
На самой крутизне там, солнцем озаренный,
Величественный храм торжественно стоит.
Он ярким куполом из жемчуга покрыт,
И держат свод его алмазные колонны.
Весь круглый и сквозной — тот храм со всех сторон,
Под темным пурпуром внутри в нем виден трон,
На троне Смерть сидит, на ней корона блещет:
И целый мир вокруг в мученьях и слезах,
Пред волею ее поверженный во прах,
Подавленный ярмом, испуганно трепещет.

Рафаэл Патканян
(1830-1892)

Тем, кто меня не любит
Ты не любишь меня, — нет сомненья, —
Ненавидишь меня и клянёшь
И перу моему в озлобленьи
Постоянно угрозы ты шлёшь.
Ты не любишь меня… Мои строки
Ядовиты, как жало змеи,
В них и желчи, и грязи потоки, —
И не любишь ты песни мои!
Ведь с гримасою горечь лекарства
Принимает дитя от врача,
От луны убегает коварство,
Скорпион — от дневного луча…
Твои боги — тельцы золотые —
Все повергнуты мною во прах,
На далёкие звёзды святые
Указал я тебе в небесах.
Не бывает пророка в отчизне!
Тот, кто правду всегда говорит,
Терпит зло и гонение в жизни
И лохмотьями вечно покрыт.
Ты сказал мне, безумец несчастный,
Когда свергнул я ложных богов:
‘Мне не надо свободы напрасной!
Пусть я буду под гнётом оков!’
Совершил ли ты доброе дело?
Что принёс ты родимой стране?
Или жизнью гордишься ты смело,
Что провёл ты в обжорстве и сне?
Ты не любишь меня… Не за то ли,
Что о долге твержу я всегда?..
Чтоб добиться достойнейшей доли,
Надо много борьбы и труда!
О себе и о детях подумай!
Свою веру, язык сохрани!
Я избавлюсь от мысли угрюмой, —
И меня ты, как хочешь, кляни!
Пронесутся года вереницей,
Уж истлеет мой прах без следа, —
И ваш грех над моею гробницей
Ваши дети оплачут тогда!

Хорен Нар-бей
(1831-1892)

Первые ростки
Едва лишь лучи золотые
Прорвали туманы густые,
Едва лишь, растаяв, сошли
Снега с пробуждённой земли,
Как вы уж надежды земные
Дарите нам, выйдя на свет,
Ростки молодые,
Привет вам, привет!
На ниве холодной и голой
Нет ласточек стаи весёлой
И сладкие гимны любви
Ещё не поют соловьи.
Вы ж, вестники счастья живые,
Несёте нам радость и свет.
Ростки молодые,
Привет вам, привет!
Убора зелёного краски,
Ваш образ, исполненный ласки,
На солнце нарядно горят,
Чаруют и нежат наш взгляд,
И думы, печально больные,
Найдут исцеленье от бед.
Ростки молодые,
Привет вам, привет!
Придите, придите в весельи,
Блесните в угрюмом ущельи,
Раскиньте зелёный покров
На ветви родимых дерев,
Гоните печали земные,
Даруйте природе расцвет!
Ростки молодые,
Привет вам, привет!
Как утро пленительной грёзы,
Встречайте весенние розы,
Зовите зефиры скорей
Резвиться у ваших кудрей!
Зовите цветы полевые!
Мы ждём их улыбки живые!
Без них нам веселия нет.
Ростки молодые,
Привет вам, привет!
Придите, о листья, придите,
На крыльях надежды спешите!
Покройте одеждой своей
Могилы нам близких друзей!
Душистой росой залитые,
Венчайте их прах, о листы!
Ростки молодые!
О крылья мечты!

Сипил
(1863—1934)

Идеал
То — солнца яркий луч, затмивший свет луны,
То — сон из пламени, бледнеющий с рассветом,
То — молния на миг пришедшей к нам весны,
Цветок, роняющий свой венчик знойным летом.
То — сон из пламени, бледнеющий с рассветом,
То — лента радуги, прозрачная, в огнях,
Цветок, роняющий свой венчик знойным летом,
Сиянье севера в лазурных небесах.
То — лента радуги, прозрачная, в огнях,
То — роза, грудь твою пронзившая шипами,
Сиянье севера в лазурных небесах,
То — пена волн в борьбе напрасной со скала ми.
То — роза, грудь твою пронзившая шипами,
От крыльев лебедя слетевший пух с высот,
То — пена волн в борьбе напрасной со скалами,
Дыханье воздуха, теченье быстрых вод.
От крыльев лебедя слетевший пух с высот,
Священный поцелуй в заоблачном пределе,
Дыханье воздуха, теченье быстрых вод,
Для духа идеал — качанье колыбели.
Священный поцелуй в заоблачном пределе,
То — дева, чуждая пылающим страстям,
Для духа идеал — качанье колыбели,
Мечтаний юных сонм, летящий к небесам.
То — дева, чуждая пылающим страстям,
Кольцо, связавшее нас с жизнью, золотое,
Мечтаний юных сонм, летящий к небесам,
Сердечный гимн любви в торжественном покое.

Левон Манвелян
(1864—1919)

Таинственная ночь
Луна скользит стезёй небесной,
Свершая вечный путь ночной,
И облака, толпою тесной,
Резвясь, несутся за луной,
Её с улыбкой обступают,
Кружась вокруг её лица,
Теснятся, страстно обнимают,
Её целуют без конца.
Но, кончив путь, над тёмной бездной
Луна им говорит: ‘прости!’
И, покидая купол зве здный,
С вершины гор спешит сойти.
И вот, лишённые отрады,
Вернулись спутники луны
И, в небе загасив лампады,
Рыдают, в скорбь погружены.
И льётся мрак от них могильный, —
Весь мир в тревоге застонал, —
И потекли рекой обильной
Их слёзы вдоль угрюмых скал.

Аршак Чобанян
(1872- 1954)

Сказка
Всевышний взял росы душистой,
С лучом небес соединил
И искру молнии огнистой
В слиянье это заронил.
Он взял частицу молчаливой,
Живой гармонии планет,
Багряный блеск зари стыдливой,
Зефира сладостный привет.
Он взял цветов благоуханье
И мощный взмах волны морской
И бросил всё в своё созданье
Своею творческой рукой.
И животворное дыханье
Вдохнул Господь в него потом,
Но раньше чувство состраданья
С безумием он создал в нём.
Помазал Бог его слезою
И негой окропил его, —
И вот воздушною мечтою
Родилось крошка-существо.
Оно, как бабочка, порхало,
Благоухало, как цветок,
Оно дыханием ласкало, —
Но это не был ветерок.
Оно, как ангел, лучезарно,
То — неземное существо,
Как демон тьмы, оно коварно, —
И ‘поцелуй’ зовут его.

Аветик Исаакян
(1875—1957)

Зима
Ночь сурово молчит…
Блещет в небе созвездий бесчисленных хор,
Отражается месяц на выступах гор,
И в сиянии лунном их снежный убор,
Как в алмазах, горит.
Ветер злобно ревёт,
Расправляет он крылья подобно орлу,
Тяжко дышит и мчится сквозь бурную мглу,
Вихри снег поднимают, заносят скалу,
Вьюга хлопьями бьёт.
Я иду всё вперёд,
Но не знаю куда, — бесконечен мой путь,
Всюду холод, зима…
О, склонюсь ли я к другу, усталый, на грудь?
Всюду ветер и тьма…
О, когда бы надежда могла мне блеснуть,
Озаряя мой путь!
* * *
Всю душу я свою отдам тебе одной, —
Отдай свою мне, дорогая!
Во тьме души моей пусть яркою звездой
Твоя любовь взойдёт, сияя!
Пусть в терниях души, как роза в летний зной,
Любовь цветёт, благоухая!

—————————————————

Исходник здесь: http://vekperevoda.com/1855/golovach.htm
Головачевский Сергей Николаевич
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Стихотворения, Мюссе Альфред Де, Год: 1886
  2. Пять стихотворений, Бодлер Шарль, Год: 1867
  3. Стихотворения, Коппе Франсуа, Год: 1886
  4. Стихотворения, Богович Мирко, Год: 1871
  5. Пять стихотворений, Фонтена Андре, Год: 1908
  6. Пред сумраком ночи (‘В облаке пыли…’), Бо Ли, Год: 762
  7. Три стихотворения, Дерулед Поль, Год: 1887
  8. Три стихотворения, Хафиз, Год: 1380
Электронная библиотека