Из юношеских идеалов Шиллера. К столетию со дня его смерти ум. 27 апреля 1805 г., Тихомиров Павел Васильевич, Год: 1905 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 13 минут(ы)

Тихомиров П. В. Из юношеских идеалов Шиллера. К столетию со дня его смерти ум. 27 апреля 1805 г.: [Дружба в изображении Шиллера. Философский комментарий к трагедии ‘Дон Карлос’] // Богословский вестник 1905. Т. 2. No 6. С. 279-292 (2-я пагин.).

ИЗЪ ЮНОШЕСКИХЪ ИДЕАЛОВЪ ШИЛЛЕРА (ум. 27 АПР. 1805 г.).

Къ столтію со дня его смерти.

ДРУЖБА ВЪ ИЗОБРАЖЕНІИ ШИЛЛЕРА.

Философскій комментарій къ трагедіи ‘Донъ Карлосъ’).

ПРЕДИСЛОВІЕ.

26 апрля 1905 года по старому стилю исполнилось 100 лтъ со дня смерти знаменитаго нмецкаго поэта, чрезвычайно популярнаго и у насъ въ Россіи и за границей, Фридриха Шиллера (ум. 27 апр. с. с. — 9 мая н. с. 1805 г.), котораго называютъ иногда нмецкимъ Софокломъ. Юбилей этотъ торжественно отпразднованъ не только въ Веймар, ставшемъ роднымъ городомъ Шиллера, но и во всхъ крупныхъ центрахъ Германіи и другихъ культурныхъ странъ. Шиллера помнятъ и цнятъ не только какъ одного изъ величайшихъ художниковъ, но и какъ философа и, вмст съ твмъ, пламеннаго борца за идеалы свободы, за права личности. Въ послднемъ отношеніи онъ и до сихъ поръ если не остается въ полномъ смысл слова вдохновителемъ, то, во всякомъ случа, даетъ наилучшую форму для провозглашенія и выраженія тхъ ‘освободительныхъ’ порывовъ, какими проникнуты и живутъ лучшіе, передовые люди странъ, подобныхъ, напримръ, нашему отечеству,— странъ, для которыхъ мечты и идеалы Шиллера все еще остаются пока только мечтами и идеалами. Едва ли чмъ врне, нежели тирадами изъ ‘Разбойниковъ’, ‘Донъ Карлоса’ и т. п., политическая декламація нашихъ дней можетъ зажигать сердца обширныхъ аудиторіи и митинговъ. Поэтъ, философъ и политическій проповдникъ (публицистъ) — вотъ три стороны, съ которыхъ прежде всего приходить въ голову обсуждать значеніе Шиллера въ посвящаемой ему юбилейной стать.

Каждая изъ этихъ характеристикъ иметъ свою несомннную цнность и вс три вмст даютъ довольно полное представленіе о чествуемой личности. Но не трудно понять, что не только такая всесторонняя оцнка не можетъ быть съ надлежащей научной удовлетворительностью выполнена въ рамкахъ предположеннаго нами небольшого общедоступнаго этюда, но и каждая въ отдльности изъ указанныхъ составныхъ частей ея, при громадности Шиллеровской литературы, накопившейся за сто слишкомъ лтъ, потребовала бы для своей обработки гораздо больше времени и гораздо большого объема изслдованія, чмъ сколько мы въ состояніи посвятить этому. По необходимости ограничивая и суживая свою задачу, мы приходимъ къ тому, чтобы выбрать для обсужденія изъ предлежащаго намъ громаднаго матеріала какой-нибудь небольшой сюжетъ, достаточно однако характерный для воспоминаемаго поэта, и обработать его съ такой точки зрнія, при которой не представлялось бы существенно нужнымъ вдаваться въ историческія и литературно-критическія экскурсіи.

Этимъ условіямъ вполн удовлетворяетъ избранная нами тема — о воззрніяхъ Шиллера на дружбу, какъ они выразились въ его трагедіи ‘Донъ Карлосъ’. И въ личной жизни Шиллера дружба играла очень большую роль, а еще того боле — въ его нравственномъ міровоззрніи. Его по справедливости можно назвать (и называютъ) энтузіастомъ дружбы. Такой дружбы, какая существуетъ между Карлосомъ и маркизомъ Позой, Шиллеръ жаждалъ съ самыхъ раннихъ поръ своего дтства. Въ томъ возраст, когда писался и издавался ‘Донъ Карлосъ’ (отъ 23 до 29 лтъ), она вполн еще оставалась его пламенной мечтой и насущной потребностью {Vgl. J. Mator, Schiller. Sein Leben und seine Werke. B. II. Berlin. 1900 S. 551}. Знакомясь съ его идеями объ этомъ предмет, мы входимъ, такъ сказать, въ самое святилище его личной жизни и личныхъ идеаловъ. Слдовательно, о томъ, что предметъ этотъ достаточно характеренъ для воспоминаемаго поэта, не можетъ быть никакого спора. Но и помимо этого, до нкоторой степени вншняго, основанія — и по существу дла данный предметъ и трактація его Шиллеромъ представляетъ очень большой морально-философскій (если угодно,— даже практическій) интересъ. Послдній мы ршаемся поставить даже выше интереса его политической проповди или, во всякомъ случа, на ряду съ нимъ. Въ самомъ дл, вдь политическія мечты нашего поэта для многихъ странъ сдлались уже анахронизмомъ, а недалеко то время, когда таковымъ он станутъ почти повсюду: на соотечественниковъ Шиллера уже мало производитъ впечатлнія его краснорчивое исповданіе гражданскихъ чувствъ, заставляющее наши сердца сильне биться, но только,— кто знаетъ?— очень ли намъ далеко до нмцевъ? Это принадлежитъ къ числу вещей, которыя, будучи разъ пріобртены, начинаютъ такъ же мало замчаться и цниться, какъ сдлавшійся привычнымъ хорошій воздухъ, которымъ мы дышимъ. Между тмъ содержаніе личной жизни и нравственные идеалы составляютъ вчную цнность, для которой соціальныя и политическія условія являются лишь рамкой или ареной. Правда, отъ свойствъ этихъ рамокъ зависитъ очень многое,— иногда въ ихъ тискахъ нравственная жизнь совсмъ замираетъ или даже вырождается въ свою противоположность, а иногда наоборотъ, какъ то просто и само собой появляется то, о чемъ вками моралисты осмливались только безплодно мечтать, тмъ не мене, съ принципіальной или философской точки зрнія абсолютной цнностью остаются только нравственные идеалы, политическіе же и соціальные суть цнности второго порядка, или относительныя. А затмъ,— и это особенно важно,— самое осуществленіе гражданскихъ мечтаній не пойдетъ ли быстре и не будетъ ли достигаться врне, если факторомъ соціальной эволюціи будетъ не экономическій только интересъ и вншняя сила, а также и интересъ нравственный и сила духа? Говоря такъ, мы не забываемъ, что проповдь нравственнаго самоусовершенствованія, какъ панацея противъ всхъ жизненныхъ золъ, сильно скомпрометирована лицемріемъ особенно охотно хватающихся за такую проповдь разныхъ реакціонеровъ и обскурантовъ, но мы полагаемъ, что, во-1-хъ, злоупотребленіе извстнымъ средствомъ не опорочиваетъ его законнаго употребленія, а во-2-хъ, вдь и разные существуютъ типы нравственности,— если квіетистически-аскетическая, пассивная нравственность можетъ оказаться на руку реакціи, располагая къ примиренію съ соціальными и политическими безобразіями, то наоборотъ, бодрая альтруистическая нравственность, активная, можетъ стать источникомъ самой благородной соціально-политической предпріимчивости. Относительно подлежащаго нашему разсмотрнію нравственнаго идеала Шиллера (дружба) мы надемся въ дальнйшемъ изложеніи показать, что онъ принадлежитъ къ числу такихъ именно благотворнйшихъ жизненныхъ началъ.

ГЛАВА I.

Значеніе вопроса о дружб и опредленіе понятія ея.

Въ наше время дружба перестала быть предметомъ, привлекающимъ къ себ такое вниманіе писателей и мыслителей, какимъ она пользовалась въ древности и даже въ новое время, почти до половины прошлаго столтія, когда ей посвящались спеціальные философскіе трактаты, ее воспвала лирика, образцы ея выводились въ повстяхъ и драмахъ {Изрдка, правда, и теперь въ литератур трактуется тема о дружб, но эта тема въ настоящее время утратила свою прежнюю популярность: ее берутъ крайне рдко и неохотно, а пишутъ на нее блдно и не увлекательно, Прежній искренній и захватывающій читателя энтузіазмъ въ ея разработк замнился теперь либо сухимъ и дловымъ обсужденіемъ (въ род того, напр., какой дается въ курс этики Паульсена), либо риторическимъ пустословіемъ, какимъ, напр., въ ‘Книжкахъ Недли’ (за одинъ изъ послднихъ годовъ существованія этого журнала) угощалъ читающую публику г. Меньшиковъ.}. Это, несомннно, въ значительной мр зависитъ отъ того, что сами люди теперь вообще стали гораздо меньше искать удовлетворенія своихъ моральныхъ и сердечныхъ потребностей въ дружб. Самое имя ‘нжной дружбы’ звучитъ теперь нердко пренебрежительнымъ и ироническимъ названіемъ. Другія слова заставляютъ сильне биться сердца большей части современнаго культурнаго человчества.Только въ жизни юношества обоихъ половъ, особенно учащагося, и досел еще весьма часты какъ примры искренней и беззавтной дружбы, такъ и случаи восторженнаго идеализированія этого чистйшаго и возвышеннйшаго изъ человческихъ союзовъ. Пожилые же люди,— въ тхъ сравнительно рдкихъ случаяхъ, когда они сохраняютъ дружескія связи юности или заключаютъ таковыя вновь,— почти никогда не обнаруживаютъ той горячности чувства и той высоты нравственнаго одушевленія, какія свойственны юношеской дружб. Даже боле того,— они почти всегда съ чувствомъ нкотораго какъ бы стыда и смущенія вспоминаютъ свой прежній энтузіазмъ (если только имъ есть что вспоминать), а къ проявленіямъ его въ молодомъ поколніи относиться съ нескрываемой насмшливостью {Такое отношеніе можетъ отчасти оправдываться тми формами, какія нердко принимаетъ юношеская дружба, и тми не сознаваемыми психофизическими мотивами, которые иногда обусловливаютъ ея горячность. Начинающееся пробужденіе половыхъ инстинктовъ, вмст съ избыткомъ силъ вообще, сообщаетъ всему поведенію юношества (симпатіямъ и антипатіямъ, отношенію къ вопросамъ религіознымъ, общественнымъ, политическимъ, школьнымъ и т. п.) нсколько порывистый и страстный характеръ. Обыкновенно чмъ юноша или двица нравственно чище, тмъ мене они способны понять источникъ этого страстнаго колорита всхъ своихъ затй и увлеченій и тмъ полне и доврчиве отдаются влеченіямъ своего сердца, испорченный и развращенный юноша обыкновенно бываетъ холодне, практичне и разсчетливе, — вообще, эгоистичне. Вполн понятно, какъ легко упомянутая страстность, присоединяясь къ дружескимъ отношеніямъ, можетъ сообщать имъ въ иныхъ случаяхъ нсколько двусмысленный, эротическій характеръ. Дружба пріобртаетъ тогда вс признаки влюбленности и ухаживанья до крайнихъ проявленій ревности включительно. При этомъ, въ случаяхъ одинаковой обоюдной горячности чувства, друзья обыкновенно не замчаютъ этого контрабанднаго въ ихъ отношеніяхъ колорита и приходятъ въ совершенно искреннее негодованіе, если кто нибудь со стороны имъ укажетъ на это. Но надо сказать, что это сходство юношеской дружбы съ влюбленностью молодыхъ людей разнаго пола отнюдь не слдуетъ преувеличивать, и мене всего умстны здсь т дикія подозрнія, какія позволяютъ себ нердко присяжные и неприсяжные педагоги, вдохновляемые проницательностью своего циничнаго и развращеннаго воображенія. Въ общемъ, эротическій элементъ въ юношеской дружб никогда почти не сознается отчетливо самими друзьями, онъ остается лишь скрытымъ источникомъ ихъ горячности, а эквивалентомъ его въ сознаніи всегда является извстная идеализація лицъ и связывающихъ ихъ отношеній и извстный моральный подъемъ духа. Юноша, способный къ такому идеализму, почти гарантированъ отъ распутства и отъ соблазновъ такъ называемой свободной любви. Умстно ли, слдовательно, здсь слово осужденія?!… А затмъ, не слдуетъ упускать изъ виду, что далеко не всегда, а лишь въ значительномъ меньшинств случаевъ юношеская дружба, при всей своей горячности и нжности, принимаетъ такой замтно эротическій колоритъ. Въ виду этого, слдуетъ еще поразмыслить, утрачиваетъ ли дружба по существу дла,— будучи даже совершенно освобождена отъ малйшей примси физіологическихъ импульсовъ, — свою горячность и нжность. Не составляютъ ли послднія ея законной (конститутивной) принадлежности? Не должны ли образцы юношеской дружбы служить скоре укоромъ пожилымъ людямъ, чмъ объектомъ ихъ снисходительной насмшки?…}. Неудивительно, что при такой понизившейся способности современнаго человчества къ дружб, и самое понятіе о послдней стало сбивчивымъ, и характеристика ея,— напр., въ курсахъ психологіи и этики,— блдне и какъ бы сдержанне, чмъ въ литератур прежняго времени.

О такомъ положеніи дла нельзя не сожалть, потому что дружба, безспорно, представляетъ собою идеальную форму взаимныхъ нравственныхъ отношеній людей. Я если бы вообразить себ общество, вс члены котораго связаны узами истинной дружбы, то такое общество надо бы было признать съ нравственной точки зрнія прямо идеальнымъ: въ немъ сами собой упразднялись бы и разршались вс наиболе жгучіе и наболвшіе соціальные вопросы {Значеніе ‘дружелюбія’, какъ мотива. даже ‘хозяйственной дятельности’. признается и нкоторыми политико-экономистами (ср. проф.) А. Исаева, Начала политической экономіи. 4 изд. 1898 г., стр. 17—22. А если бы это ‘дружелюбіе’ стало основной формой общественныхъ отношеній (допустимъ на минуту невозможное!), то роль его, понятно, возросла бы безконечно, и самые экономическіе законы и отношенія получили бы тогда совершенно иной смыслъ, чмъ теперь.}. Не даромъ въ золотой вкъ христіанской общины, къ которому мечтаютъ до извстной степени вернуться даже нкоторыя соціалистическія доктрины,— въ вкъ, когда ‘никто ничего изъ имнія своего не называлъ своимъ, но все было общее’ (Дян. 4, 32),— психологическое основаніе для такого идеальнаго строя указывалось въ томъ же, что служитъ и до нашихъ дней основаніемъ всякой дружбы: ‘у множества увровавшихъ было одно сердце и одна душа’ (тамъ же). Правда, нравственные идеалы, если и могутъ боле или мене полно воплощаться (что, впрочемъ, вообще трудно допустить), то лишь въ особенно исключительныхъ случаяхъ, не надолго и въ сравнительно небольшихъ группахъ людей (имемъ въ виду именно первохристіанскую общину), — обыкновенно же идеалъ во всякую историческую эпоху остается не достигнутымъ въ весьма большой степени. Но несомннно, что фактическій уровень нравственности въ извстномъ обществ всегда соотвтствуетъ тремъ даннымъ: 1) высот идеала, являющагося крайнимъ предломъ нравственныхъ стремленій, 2) интенсивности стремленій къ его достиженію и 3) его распространенности между членами общества. Чмъ идеалъ выше, чмъ сильне отдльныя личности стремятся къ его достиженію, и чмъ больше такихъ, проникнутыхъ идеальными стремленіями личностей, тмъ, въ итог, выше и нравственное состояніе общества въ цломъ. Въ настоящее же время, какъ мы сказали, и самое понятіе о дружб не столь возвышенно, какъ прежде, и образцовъ ея меньше, и даже самое стремленіе къ ней какъ будто значительно ослабло. ‘Другія слова’, заставляющія, какъ сказано въ начал этой главы, сильне биться сердца современныхъ культурныхъ людей, слышатся въ проповдяхъ Ибсена, Ницше, ремонтированнаго Штирнера и въ разныхъ беллетристическихъ и лирическихъ ихъ отголоскахъ. Конечно, и эти призывы въ извстномъ смысл весьма цнны, какъ смлое заявленіе правъ индивидуальности, энергичный и гордый протестъ противъ житейской пошлости и не разсуждающей стадности и (самое главное) какъ вполн законный коррективъ противъ переоцнки ‘соціальныхъ’ чувствъ и обязанностей человка, но мы полагаемъ, что вся эта эмансипація индивидуальности могла бы покупаться и не непремнно цною ‘одиночества’, а достигаться (даже, можетъ быть, успшне) и въ дружескомъ сообществ изоморфныхъ индивидуальностей (родственныхъ душъ). Во всякомъ случа, то обстоятельство, что дружба теперь, такъ сказать, ‘не въ мод’, должно быть зачтено въ пассивъ современной нравственности.

А пренебрегать такимъ недочетомъ нельзя ни съ какой точки зрнія,— даже, между прочимъ, и съ соціально-экономической (если ужъ нуженъ аргументъ, убдительный и для матеріалистически настроенныхъ людей нашего времени). Въ самомъ дл, беремъ крайній моментъ соціально-экономической эволюціи, какъ она рисуется въ марксистской программ,— моментъ, когда почувствовавшіе свою силу и сплотившіеся представители труда экспропріируютъ капиталъ и вс условія производства изъ частныхъ рукъ (капиталистическихъ предпринимателей): гд гарантіи, что тогда настанетъ безусловно справедливое соотношеніе между количествомъ труда и поступающими въ пользу труженника хозяйственными благами? Ниспровергнутая капиталистическая тираннія не можетъ ли довольно неожиданно замниться какимъ либо эксплоататорскимъ комплотомъ, построеннымъ на какихъ-либо новыхъ, теперь едва ли предвидимыхъ, условіяхъ? Во вншнихъ условіяхъ человческой культуры и соціальной эволюціи такихъ гарантій нтъ. Остается только врить, что этого не случится только въ силу нравственной невозможности для людей будущаго еще разъ подмнить высокіе и благородные принципы ‘свободы, равенства и братства’ новой формой эксплоатаціи и порабощенія. А чтобы эта вра не оказалась суетной, человчество должно уже и теперь озабочиваться накопленіемъ солиднаго фонда ‘братскихъ’ чувствъ и навыковъ.

Разработка вопроса о дружб и о возможно широкомъ распространеніи между людьми этой формы нравственной связи и должна служить цлямъ созданія такого ‘нравственнаго фонда’ для человческаго прогресса. Этой великой цли посвящаемъ и мы свой слабый трудъ о Шиллеровскомъ идеал дружбы, побуждаемые къ тому, конечно, не тщеславной надеждой достигнуть въ данномъ отношеніи какого-либо замтнаго результата (такое притязаніе было бы крайне наивно), а единственно сознаніемъ важности предмета, обязывающей высказаться о немъ всякаго, кто иметъ что сказать.

——

Приступая къ своему предмету, мы заране оговариваемся, что не думаемъ касаться личнаго опыта Шиллера, той роли, какую дружба играла въ его собственной жизни. Точно также не собираемся мы останавливаться и на подробномъ анализ другихъ произведеній Шиллера, кром ‘Донъ Карлоса’, къ нимъ мы будемъ только иногда обращаться для дополненій, поясненій и т. п. сопоставленій съ матеріаломъ, находимымъ въ ‘Д. К.’,— подобнымъ образомъ мы длаемъ ссылки, напр., на ‘Поруку’ и ‘Идеалы’. Съ другой стороны, съ тою же цлью боле точнаго и нагляднаго выясненія Шиллеровскихъ идей, мы будемъ иногда обращаться и къ другимъ авторамъ, писавшимъ о дружб, равно какъ и къ иного рода сопоставленіямъ — психологическимъ, философскимъ, филологическимъ и т. п. Свое изслдованіе мы называемъ ‘философскимъ комментаріемъ’ къ ‘Донъ Карлосу’ потому, что главное вниманіе сосредоточиваемъ на психологической и этической конструкціи того идеала дружбы, который предпоносился поэту и воплощенъ имъ въ его герояхъ — Карлос и Поз, а не останавливаемся на историко-литературной сторон предмета.

——

Мы уже не разъ говорили, что въ настоящее время самое понятіе о дружб не отличается точностью и ясностью. Естественно поэтому прежде всего спросить, какъ опредляется въ представленіи Шиллера это понятіе. Само собою понятно, что рчь идетъ не о логически построенномъ опредленіи,— такового мы въ ‘Донъ Карлос’ не найдемъ,— а о тхъ элементахъ, которые могутъ быть употреблены на построеніе опредленія. Мы должны уже сами отвлечь это опредленіе отъ отдльныхъ фразъ и изреченій Шиллеровскихъ героевъ.

Въ словахъ разныхъ европейскихъ языковъ, кром русскаго, обозначающихъ понятіе дружбы, можно находить указаніе на то, что сущностью ея полагается взаимная любовь друзей. Греческое слово — ‘дружба’ происходитъ отъ глагола — ‘люблю’, латинское amicitia (соотвтств. франц. amitie и итал. amicizia) отъ гл. amare (фр. aimier) — тоже. Точно также, напр., англійское friendship происходитъ отъ санскр. корня freon, означающаго ‘любить’ (=to love), точно также и нмецкое — Freund,, которое значитъ собственно ‘любящій’ (ein Liebender). {Въ дух этого выразившагося въ языв представленія прямо вы-сказывается одинъ философскій пксатель древности, трактовавшій во-просъ ? дружб, именно Цицеронъ въ своемъ сочиненіи ‘Laelius sive de amicitia’, c. VIII: ‘Amor, ex quo amicitia nominata est, princeps est ad benevolentiam conjungendam’. C. IX: ‘Amicitiam non spe mercedis adducti, ~sd quod omnis ejus fructus in ipso amore inest, expetendam putamus’. XIV: ‘Non tam utilitas, parta per amicum, quam amici amor ipse delectat’.}. Поскольку здсь выразились идеи о сущности дружбы у народовъ, говорящихъ на указанныхъ языкахъ, постольку же и наоборотъ, самое словоупотребленіе закрпляетъ въ сознаніи говорящихъ извстную идею. Такимъ образомъ, можно безошибочно утверждать, что обыденное, популярное представленіе западноевропейскихъ народовъ сущность дружбы сводитъ къ любви. Но это можно сказать и не объ однихъ только популярныхъ представленіяхъ. Точно также и философскія объясненія разсматриваемаго понятія обычно опредляютъ дружбу, какъ особый видъ любви {Такія опредленія мы находимъ въ философскихъ лексиконахъ. Вотъ, напр., у J. М. Baldwin’a. (Dictionary of philosophy and psychology. Vol. I. 1901. p. 396): ‘The relation of mutual benevolence or love between two or more persons who desire one another’s society’. Подобнымъ же образомъ опредляется въ славаряхъ Томсона, Кирхнера (1 изд.), въ старинномъ — Круга и др. Здсь же можно сослаться еще на книгу Тейхмюллера — ‘Ueber das Wesen der Liebe’ (1879), нмецкіе курсы этики и т. п.}. При этомъ въ качеств видового отличія отъ половой любви одни указываютъ то обстоятельство, что это — любовь между лицами одного пола, другіе — что она не стоитъ ни въ какой связи съ половыми особенностями.

Но что касается перваго отличительнаго признака (одинаковость пола), то, хотя для громаднаго числа случаевъ онъ дйствительно годится, тмъ не мене есть вскія основанія отказаться отъ пользованія имъ при опредленіи понятія дружбы. Такъ, во-1-хъ, противъ этого говорятъ примры дружбы между лицами разнаго пола. Правда, могутъ возражать, что примры эти не особенно многочисленны, и затмъ — относительно ихъ нельзя во всхъ случаяхъ имть полной увренности, была ли здсь только дружба, или ея именемъ прикрывалось иное чувство, но какъ бы то ни было, если бы безспорные примры этого рода и пришлось считать только единицами, они все-таки существуютъ, и логическое опредленіе общаго понятія дружбы не иметъ никакого права ихъ игнорировать {Много такихъ примровъ и соображеній по поводу ихъ можно найти въ книг Кирхнера (Fr. Kirehner), ‘Buch der Freundschaft. Mit 53 Portrats 1891’.}. И теоретическихъ основаній отвергать возможность дружбы между мужчиной и женщиной нтъ никакихъ. Пусть такая дружба будетъ очень близко граничить съ любовью,— между юношами и молодыми двицами это почти неизбжно, легко бываетъ и между мужчинами и дамами боле зрлаго возраста, пусть чистая духовная близость будетъ иногда омрачаться примсью физическаго влеченія, но вдь остается же въ сил та основная нринадлежяость этого отношенія, по которой сами заинтересованныя стороны сознательно называютъ его дружбой, а не любовью.— Во-2-хь, еще боле говоритъ противъ опредленія дружбы, какъ любви между лицами одного пола, то соображеніе, что тогда подъ это понятіе подойдутъ и такія явленія, которыя едва ли кто согласится называть дружбой. Вдь одно представленіе о ‘гомосексуализм’ {Довольно неуклюже составленное изъ греческаго ???? (тотъ же самый) и латин. sexus (полъ) — слово ‘Homosexualismus’ (въ такой форм оно встрчается въ современномъ нмецкомъ язык) обозначаетъ противоестественныя половыя сношенія лицъ одного пола.}, на сближеніе съ которымъ однако по своей вншней форм такъ сильно напрашивается разсматриваемое опредленіе дружбы, развертываетъ предъ нашимъ воображеніемъ достаточно отталкивающую картину, чтобы пропала всякая охота держаться такого опредленія. Но на самомъ дл имъ создавалось бы не одно вншнее (терминологическое) сходство, а и по существу сглаживалась бы грань между возвышенными моральными явленіями дружбы и психопатологическими явленіями, имющими свой скрытый, а часто и совершенно явный корень въ половомъ инстинкт. Въ самомъ дл, вдь любовь, несомннно, есть во всхъ этихъ эротическихъ экстравагантностяхъ, которыми такъ богата классическая древность {Памятникомъ этого остались существующія и въ наше время названія: ‘аинская любовь (amor atheniensis)’ — и ‘лесбосская любовь (amor lesbicus).’} и которыя встрчаются и досел въ закрытыхъ учебныхъ заведеніяхъ, он имютъ массу оттнковъ, начиная съ невиннаго и робкаго ‘обожанія’, продолжая явленіями, по вншности сходными съ пылкой дружбой, но легко отличимыми отъ послдней по особенной страстности и жажд физической близости, и оканчивая уже прямо гнусностью. Въ нашей литератур этотъ типъ любви хорошо изображенъ въ ‘Неточк Незвановой’ Достоевскаго.

Второе опредленіе сущности дружбы,— какъ любви, не стоящей ни въ какой связи съ половыми особенностями,— гршитъ тмъ, что нарушаетъ основное требованіе логически правильнаго опредленія: ne sit negans. Оно только вноситъ путаницу въ представленіе дла. Мало ли съ чмъ не стоитъ въ необходимой связи дружба? Алкоголизмъ, морфинизмъ, взяточничество, разстройство пищеваренія — все это по методу отрицательныхъ опредленій можно бы было поставить въ связь съ понятіемъ дружбы…

Гораздо ближе сущность дружбы выражается ея русскимъ названіемъ. Наше слово ‘другъ’, корень котораго — въ слов ‘другой’, значитъ другой ‘я’ = alter ego. Въ этомъ понятіи, какъ въ зерн, даны вс признаки, какими на самомъ дл характеризуется дружба. Они вс изъ него слдуютъ и притомъ — съ логической необходимостью. Выводъ этихъ признаковъ изъ даннаго понятія мы сдлаемъ въ своемъ мст ниже. Теперь же обратимся къ Шиллеру, что, собственно говоря, намъ уже давно пора сдлать. А упомянули мы здсь объ адэкватности идеи, содержащейся въ русскомъ термин, съ дйствительнымъ понятіемъ дружбы потому, что художественное изображеніе дружбы Шиллеромъ вполн укладывается въ схему, развиваемую изъ формулы другъ = другой я. Конечно, это — только счастливая случайность, но эта случайность очень лестна для нашего національнаго самолюбія.

Измученный внутренней борьбой и колебаніями между чувствомъ долга по отношенію къ отцу и любовью къ мачех, принцъ Карлосъ спшитъ выплакать свое горе на груди своего друга (маркиза Позы) и здсь между прочимъ, въ отвтъ на ласку и нжность Позы, говоритъ:

‘. . . . . . . . .О! если правда то,

‘Что говоритъ мн сердце, если ты

‘Изъ милліоновъ созданъ, чтобъ понять

‘Меня, о! если правда, что природа,

‘Родриго въ Карл чудно повторила

‘И нашихъ душъ невидимыя струны

‘На утр дней настроила равно,

‘Когда моя слеза теб дороже

‘Всхъ милостей отцовскихъ’…

Поза, перебивая его, отвчаетъ:

‘О! дороже,

‘Чмъ цлый свтъ!’ (Дйств. I, вых. 2) ¹).

¹) Цитируемъ по русскому переводу М. Достоевскаго (въ изданіи Брокгаузъ-Ефрона, 1901, т. II, стр. 87—186). Подлинникъ, гд оказывается нужнымъ, приводимъ по изданію: ‘Schillers smmtliche Veike in zwif Bnden. Ш. Band. Stuttgart und Tbingen. J. G. Cottascher Verlag. 1847. SS. 133—434). Курсивъ здсь и ниже — нашъ.

Во 11 дйствіи, вых. 2, Карлосъ предлагаетъ отцу своему (Филиппу) стать для него другомъ и при этомъ такъ описываетъ сущность и проявленія дружеской связи:

‘Какъ сладко, хорошо въ душ прекрасной

‘Себя преображать! какъ сладко думать {Въ подл. сильне — ‘wissen’.},

‘Что наша радость краситъ щеки друга,

‘Что наша грусть другую грудь сжимаетъ,

‘Что наша скорбь глаза другіе мочитъ.

‘Какъ сладко, хорошо, рука съ рукою,

‘Пройти съ своимъ многообтнымъ {Въ подл. ‘vielgeliebten’.} сыномъ

‘Въ другой разъ юности путемъ цвтущимъ,

‘Въ другой разъ съ нимъ прогрезить жизни сонъ!?’

Какъ видимъ, здсь духовная жизнь друзей представляется совершенно общею: одинъ всецло понимаетъ другого, потому что есть его полное повтореніе, потому что любитъ его и дорожитъ имъ больше всего на свт, радуется его радостями и скорбитъ его горемъ {Черты такого взгляда на дружбу можно находить и у Цицерона: ‘Quid dulcius, спрашиваетъ онъ, quam habere quocum omnia ut tecum audeas loqui? Ouis esset tantus fructus in prosperis rebus, nisi haberes. qui illis aeque ac tu ipse gauderet! Adversas vero ferre difficilius esset sine eo, qui illas gravius etiam, quam tu ferret’ (cap. VI).}. Вторая изъ приведенныхъ выдержекъ тмъ боле заслуживаетъ вниманія, что въ ней слова Карлоса обращены не къ нжно любимому имъ Поз,— въ каковомъ случа они могли бы быть психологически истолкованы, какъ естественная гипербола, подсказанная горячей любовью,— а къ Филиппу, который ненавидитъ Карлоса и котораго послдній убждаетъ перемнить вражду на дружбу. Очевидно, въ данномъ случа характеристика дружбы не отвлекается отъ дйствительныхъ отношеній между Филиппомъ и Карлосомъ, а длается съ точки зрнія идеала.

Итакъ, существо дружбы Шиллеръ полагаетъ въ этическомъ отожествленіи одной личности съ другою. Еще ясне это будетъ для насъ, когда мы увидимъ,— въ слдующихъ главахъ,— но конкретное изображеніе отношеній Карлоса и Позы признаетъ и воспроизводитъ также и вс т логическія слдствія, которыя могутъ быть выведены изъ этого основного представленія въ примненіи къ составу чувствъ, образующихъ дружеское настроеніе, и къ взаимнымъ нравственнымъ обязанностямъ друзей.

(Продолженіе слдуетъ).

П. Тихомировъ.

ИЗЪ ЮНОШЕСКИХЪ ИДЕАЛОВЪ ШИЛЛЕРА (ум. 27 АПР. 1805 г.).

Къ столтію со дня его смерти.

ДРУЖБА ВЪ ИЗОБРАЖЕНІИ ШИЛЛЕРА.

Философскій комментарій къ трагедіи ‘Донъ Карлосъ’).

Значеніе вопроса о дружб и опредленіе понятія ея.

Читайте также: