Личность и творчество Владимира Соловьева в оценке русских мыслителей и исследователей. Антология. Т. I
Издательство Русского Христианского гуманитарного института, Санкт-Петербург, 2000
Соловьева привел ко мне Янжул. Он с первого раза привлек мою симпатию — смешно сказать, своей красотой и своим пророческим видом. Я не видел более красивых и вдумчивых глаз. На лице была написана победа идейности над животностью. Скоро у меня явилось новое основание любить Соловьева: простота и ровность его обращения, связанная с редкой непрактичностью, большая живость ума, постоянная кипучесть мысли. Соловьев работал в Британском музее, занимаясь Каббалою и литературою о Каббале. По вечерам он нередко показывался в обществе немногих русских, сходившихся у Янжула или у меня. Английская пища, с характеризующим ее избытком мяса, была ему неприятна. Поэтому он обыкновенно обедал у одного итальянского кондитера на Тоттенгам Корт Род (Tottenham Court Ro-ad), кормившего его яйцами, рыбой, овощами и сладкими блюдами, до которых Соловьев был большой охотник.
Соловьев интересовался спиритизмом не в смысле дамской забавы верчения столиков, в котором он сам ранее принимал участие в Москве скорее шутя, чем серьезно, а так как он надеялся найти в явлениях, выдаваемых за материализацию духов, средство общения с загробным миром1. Он убедил меня и Янжула пойти с ним в метафизическое общество, помещавшееся в то время на Great Russell Street, почти напротив Британского музея, на спиритический сеанс. Заранее были куплены билеты, по 5 шиллингов каждый. Нас поставили в круг. Потушили огни. На расстоянии нескольких секунд послышались звуки арфы. Соловьев внезапно выдернул руку у своего соседа, русского корреспондента ‘Голоса’, и схватил за руку державшего арфу. Он, разумеется, стал отбиваться и слегка задел ею по голове русского корреспондента. Раздался крик. Все пришли в смущение. Снова зажгли электричество. Сделали нам строгий выговор и пригрозили вывести при повторении. Отвели затем в соседнюю комнату, где должна была последовать материализация духа какого-то морского разбойника. После томительного ожидания мы увидели на некотором расстоянии от себя голову довольно дикого старика с белой бородой. Вполне материализовалась только нижняя часть лица. На выраженное нами желание видеть духа во весь рост последовал ответ, что в комнате слишком много скептицизма, а духи вольны в этом случае и отказать в полной материализации. Этот ответ вызвал с нашей стороны дружный смех, но Соловьева он рассердил — слишком уж серьезно он относился к этим вопросам. Владимир Сергеевич решил, что дело так оставить нельзя, и на следующий день пришел ко мне за подписью к подобию письменной жалобы, которую он направил комитету, заведовавшему метафизическим обществом. Нужно ли прибавлять, что никакого ответа на свою бумагу он не получил?
Интерес к спиритизму Вл. С. обнаружил и по случаю приезда туда известного русского спирита Аксакова2. Целью его прибытия в Англию было найти медиума. Такой оказался в Ньюкэстле, если память мне не изменяет, какой-то кузнец. Это тот самый медиум, который разоблачен был Менделеевым на сеансе в Петрограде3. Я спрашивал Соловьева: какие причины обратили Аксакова в спирита? Он улыбаясь ответил мне: неудачный второй брак и желание свидеться с первой супругой4. Полушутя, полусерьезно Соловьев сообщил мне, что по ночам его смущает злой дух, Питер, пророча ему скорую гибель. Это было во время нашего совместного возвращения из музея госпожи Тюссо, музея восковых фигур. Я остановился на дороге и с некоторым раздражением, смотря в упор Соловьеву, сказал ему: ‘Уж не принимаете ли вы меня за одну из тех старых дев, которые, распустив уши, благоговейно внимают всему этому вздору в Москве?’ Соловьев разразился детским смехом и не дал мне никакого положительного ответа. Вскоре я подал ему повод пошутить надо мной. Он просидел у меня весь вечер и собрался домой только в двенадцатом часу. Ночью я проснулся, и в незакрытой двери в гостиную мне предстал его образ, в черном сюртуке и высокой шляпе, в глубоком вольтеровском кресле. Вечером мы говорили о спиритизме. Я был еще под впечатлением этой беседы и поэтому невольно закричал, увидев материализацию духа живого человека. ‘А еще ничему не хотите верить’, — послышался голос Соловьева. Дело объяснилось весьма просто. Крайне рассеянный, Соловьев забыл дома ключ от входа в свою квартиру. Пробродив некоторое время по улицам Лондона, он постучал ко мне. Его впустили. Не желая никого беспокоить, он устроился на остаток ночи в моем кресле.
Как-то после вечера, проведенного в приятельской беседе с Янжулом и Соловьевым, я завел их обоих в только что открывшийся тогда в Лондоне бар, содержимый известной виноторговческой компанией Посада. Подали хороший херес. Оба моих приятеля очень быстро опьянели. Янжул стал попрекать Соловьева за его самонадеянность. ‘Много думаете о себе, Владимир Сергеевич! — говорил он ему. — Считаете себя вторым Белинским!’ Соловьев, точно задетый этой фразой, ответил: ‘Белинский не был самостоятельным мыслителем, а я мыслитель самостоятельный’. Мне вскоре пришлось развозить приятелей по домам. Соловьева я собственноручно уложил в постель. На следующий день он снова вернулся в наше общество тем же приятелем, и о вчерашней размолвке не было и речи.
Помню также, как однажды, не знаю уж по какой причине, Соловьев стал приглашать нас обоих пойти к Лаврову (Петру Лавровичу5), в это время издававшему в Лондоне ‘Вперед!’. Я в то время очень мало интересовался, да и мало был осведомлен о русской внутренней политике, и потому не поддержал его предложения. С Лавровым мне пришлось встретиться только год спустя в доме Карла Маркса. Кажется, и сам Соловьев не дал дальнейшего хода внезапно посетившей его мысли.
Кроме меня и Янжула, он бывал еще в определенные дни у Ольги Алексеевны Новиковой, урожденной Киреевой6. Однажды он свел меня к ней. У нее собирались некоторые члены англиканского духовенства, озабоченные мыслью о сближении Православной и Англиканской церкви7. Неизменно в определенный час устраивался около камина и старик Кинглек8, автор известного сочинения о Крымской войне. Ольга Алексеевна в то время была еще женщиной с привлекательной наружностью. Отличное знакомство с английским языком и большие связи (ее муж был братом русского посла в Константинополе), наконец, самый тот факт, что она занимала квартиру в Вестенде на Бон Стрит, — не только в аристократическом квартале, но и на улице, соседней с клубом и редакциями многих газет, — были причиной того, что между пятью и шестью часами у нее можно было застать немало интересных англичан. Салон этот вскоре сделался и политическим. Ольга Алексеевна выступила защитницей русских и славянских интересов9. Во время сербской войны ее брат поступил на службу добровольцем и был убит10. Ольга Алексеевна написала Гладстону11 письмо, в котором, под влиянием пережитого горя, она попрекала англичан в поддержке турок. Гладстон был противником Дизраэли12 в вопросах внешней политики и нашел в Ольге Алексеевне бесценного информатора по славянским делам. Между ними возникла оживленная переписка, которая продолжалась до самой смерти ‘великого старца’. В салоне Ольги Алексеевны можно было встретить людей, редко где показывавшихся, между прочим, историка Карлейля13. Я привел в тот же салон однажды Фредерика Гаррисона14, известного главу английских позитивистов. В то время, когда этот салон посещаем был довольно часто Владимиром Соловьевым, политическая роль Ольги Алексеевны была еще в зародыше. Соловьева, видимо, привлекали беседы и знакомства с членами англиканской иерархии. Более частному общению с англичанами служило Соловьеву некоторым препятствием недостаточное знакомство с английским разговорным языком. Он поэтому охотнее бывал или в обществе своих соотечественников, или у тех англичан, которые, как Рольстон15, владели русским языком и интересовались Россией. Рольстон был одним из библиотекарей в Британском музее, заведовал отделом ‘Rossica’, написал книгу о русских былинах и сказках, был в корреспонденции с Тургеневым, а в месяцы, предшествовавшие войне России с Турцией, устроил публичные лекции с целью ознакомить своих соотечественников с русским прошлым и вызвать симпатии к их освободительной миссии на Ближнем Востоке.
Во все время его пребывания в Лондоне Соловьев чувствовал себя не особенно хорошо. Начавшиеся осенние туманы переносились им с трудом. При большой худобе и бледности он легко мог вызвать опасения у любящей его матери, которая все более и более настаивала в своих письмах на его отъезде в более мягкий климат. Мне пришлось уехать в Париж и Ниццу для свидания с матерью. По моем возвращении я уже не застал Соловьева в Лондоне и вскоре узнал, что он уехал в Египет…
ПРИМЕЧАНИЯ
Печатается по первопубликации: Лукьянов С. М. О Вл. С. Соловьеве в его молодые годы: Материалы к биографии. М., 1990. Кн. III. Вып. 1. С. 135—142. Текст был передан М. М. Ковалевским С. М. Лукьянову 4 апреля 1915 г.
Ковалевский Максим Максимович (1851—1916) — социолог, историк, правовед, профессор Московского университета.
1…средство общения с загробным миром. — Н. И. Кареев сообщал С. М. Лукьянову: ‘Соловьев серьезно был одно время убежден в возможности материализации духа единым актом собственной воли и доказывал мне, что в этом нет ничего невероятного. Тогда много говорили о некоей Кэти Кинг, материализированный дух которой долго жил в одной семье, а потом внезапно исчез’ (Лукьянов С. М. Указ. соч. Примеч. 1412. С. 136).
2Аксаков А. Н. (1832—1903) — публицист, издатель.
3…разоблачен был Менделеевым на сеансе в Петрограде. — В 1875 г. по предложению Д. И. Менделеева была составлена комиссия под председательством Ф. Ф. Эвальда для рассмотрения медиумических явлений. На одно из первых заседаний был приглашен А. Н. Аксаков, который предложил в качестве медиумов двух братьев из семейства Петти в Ньюкэстле. Труды комиссии с неблагоприятным для спиритизма заключением были изданы Д. И. Менделеевым: Материалы для суждения о спиритизме. СПб., 1876.
4…неудачный второй брак и желание свидеться с первой супругой. — А. Н. Аксаков состоял в браке лишь один раз, с Софьей Александровной Долговой, по первому мужу Манухиной, а по второму — Беккерс. С. А. Аксакова скончалась 14 октября 1880 г. После ее смерти у А. Н. Аксакова водворилась Надежда Михайловна Бутлерова, вдова А. М. Бутлерова, урожденная Глумилина. В брак с ней А. Н. Аксаков не вступал. См.: Лукьянов С. М. Указ. соч. Примеч. 1414. С. 137.
5Лавров Петр Лаврович (1823—1900) — известный русский философ и публицист.
6Новикова (урожд. Киреева) Ольга Алексеевна (1840—1925) — писательница и общественная деятельница.
7…мыслью о сближении Православной и Англиканской церкви. — Начало попыток к сближению Англиканской церкви с Православною относится к первой четверти XVIII в. В XIX в. это сближение связано с именем архидиакона Пальмера, планы которого присоединиться к православию не осуществились, и он вместе с выдающимся богословом Ньюманом присоединился к Римской церкви.
8Кинглек А.-В. (1810—1891) — английский политичический деятель, писатель.
9 О. А. Новикова — автор ряда трудов по русскому и славянскому вопросу: Is Russia wrong? London, 1878, Friends, or foes? London, 1879, Russia and England, a protes and an appeal. London, 1880, Skobeleff abd the Slavonic Cause. London,1884.
10…ее брат поступил на службу добровольцем и был убит. — Николай Алексеевич Киреев (1841—1876) организовал в 1876 г. отправку добровольцев в Сербию, куда затем отправился и сам, вступив в состав сербской армии. Убит 12 сентября 1876 г. под Раковицами.
11Гладстон В.-Ю. (1809—1898) — английский государственный деятель.
12Дизраэли Б. (1804—1881) — английский государственный деятель, писатель.
13КарлейльТ. (1795—1881) — английский философ, историк и писатель. Вл. С. Соловьев получил прозвание ‘русский Карлейль’.
14Гаррисон Ф. (1831—?) — английский философ-позитивист, юрист, профессор международного права.
15Рольстон В. (1829—1889) — английский писатель, изучал русские народные сказки и песни, между 1868 и 1875 гг. посетил Россию четыре раза.