Из воспоминаний H. В. Кукольника, Кукольник Нестор Васильевич, Год: 1891 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 26 минут(ы)

ИЗЪ ВОСПОМИНАНІЙ H. В. КУКОЛЬНИКА ¹).

¹) Въ бумагахъ покойнаго Нестора Васильевича Кукольника сохранилась рукопись, озаглавленная имъ ‘Мои воспоминанія’. Рукопись эта, очевидно, составляетъ начало обширныхъ записокъ, которыя авторъ предполагалъ написать, потому что въ ней изложены только дтскіе годы Кукольника и довольно подробныя біографическія свднія объ его отц, Василі Григорьевич, бывшемъ профессор и первомъ директор Нжинскаго лицея. При сличенія ‘Воспоминаній’ съ жизнеописаніемъ B. Г. Кукольника, составленнымъ его сыномъ и помщеннымъ въ сборник ‘Лицей князя Безбородко’, оказалось, что хотя ‘Воспоминанія’ и послужили матеріаломъ для жизнеописанія, но тмъ не мене заключаютъ въ себ не мало новаго и интереснаго. Печатая рукопись, мы приносимъ благодарность за ея сообщеніе племяннику Кукольника, И. А. Пузыревскому. Ред.

Въ зеркальной храмин живыхъ воспоминаній
И весело, и грустно будетъ мн.
Въ ней буду кланяться могиламъ ожиданій,
Любимыхъ женъ и двъ гробамъ, иль сдин,
Пыль оботру съ костей неконченныхъ созданій…
И весело, и грустно будетъ мн!
Sine ira et studio.

Въ царствованіе императора Александра I, въ лто тысячу восемьсотъ девятое, въ осьмой день сентября мсяца, на память Рождества Пресвятыя Богородицы, отъ отца Василія Григорьевича Кукольника и отъ матери Софіи Николаевны, урожденной Пилянкевичъ, родился сынъ Несторъ, седьмой отъ нихъ ребенокъ, пятый и предпослдній сынъ {Шестой сынъ, Владиміръ, родился тоже въ Петербург и умеръ въ раннемъ дтств.}, въ которомъ часу — не помню, а очень жаль, во-первыхъ, отъ того біографія теряетъ полноту, во-вторыхъ, при празднованіи рожденія въ этотъ часъ я непремнно бы палилъ изъ пушки, такъ какъ этотъ способъ торжествованія при дйствительномъ рожденіи моемъ былъ пропущенъ, не понимаю по какимъ поводамъ. Пятидесяти трехъ послдующихъ дней я ршительно не помню, но 31-е число октября 1809 года живо представляется моему воображенію, потому что блаженной памяти матушка Софья Николаевна до позднихъ дней жизни разсказывала о 31-мъ октябр 1309 года. По желанію матушки, отецъ просилъ государя быть моимъ воспріемникомъ. 23-го октября, М. М. Сперанскій увдомилъ отца моего, что государь согласенъ . и назначилъ держать царское мсто министра просвщенія гр. Петра Васильевича Завадовскаго, матушка была въ восторг, но батюшка, не думаю, и вотъ причина: надо было пригласить крестить уже не простого попа, а самую важную особу уніатскаго духовенства, каковымъ тогда и былъ полоцкій архіепископъ Іоаннъ Красовскій. Крестной матери въ такихъ случаяхъ не бываетъ, а жаль, потому что крестный отецъ для меня ничего не усплъ сдлать. И такъ, съ 31-го октября, день, который я теперь буду праздновать, я сталъ христіаниномъ.

Пока я буду рости, любезнйшіе потомки, позвольте васъ познакомить съ Василіемъ Григорьевичемъ Кукольникомъ, моимъ незабвеннымъ родителемъ. Благоговніе, питаемое мною къ нему, не помшаетъ мн быть безпристрастнымъ. Я слъ писать письма къ вамъ, поставивъ передъ собою надпись огромными буквами: Sine на et studio.

Василій Григорьевичъ Кукольникъ родился 30-го января 1765 г. въ Венгріи, Мункачскаго округа, въ селеніи Кукольникахъ, составлявшемъ когда-то княжество, но во время гоненія православныхъ за вру, князья Кукольники лишились своего княжества и въ замокъ ихъ переселились іезуиты, овладвшіе не только имуществомъ, но и всми бумагами Кукольниковъ. Бумаги эти хранились въ государственномъ внскомъ архив, гд ихъ видлъ отецъ мой и многіе другіе, объ этомъ онъ шутя разсказывалъ великому князю Николаю Павловичу, тотъ въ свое время общалъ похлопотать о возвращеніи титула, но, разсказывая объ этомъ, отецъ съ улыбкою заключалъ: ‘что въ титул безъ княжества, пусть лучше будетъ такъ, какъ теперь’. Принадлежа къ дворянству, В. Г. могъ бы искать мстъ и честей въ Венгріи, но тогда уже мадьяры господствовали надъ всми другими племенами. Карпаторуссу и уніату не представлялось никакихъ средствъ проложить себ въ Венгріи или даже въ Австріи почетную дорогу. Ученая карьера тогда была повсемстно въ почет и В. Г. избралъ этотъ путь. Кто зналъ его въ юности, тотъ никакъ не ршилъ бы, по какой отрасли наукъ пойдетъ Кукольникъ: вс науки и вс языки были ему равно любезны. Онъ предавался изученію каждой съ сцеціальною любовью. Куда какъ измнились начала педагогики. Увряютъ, что все то, что является позже, всегда лучше предшествовавшаго. Едва ли. Неужели александрійская школа была умне Сократа и Платона? Арабскіе мудрецы — Аристотеля, канціанцы — Канта? Посл періода, обильнаго умами, человчество впадаетъ въ какое-то умственное разслабленіе, ученые дятели спорятъ о мелочахъ, каждый вкъ иметъ періодъ своей схоластики и мы, кажется, изволимъ вращаться именно въ такомъ період. Безъ философіи чулка связать нельзя, а гд наши свтила? Ни одно не отражаетъ того свта, которымъ блещетъ, освщаетъ и согрваетъ геній. Въ періодъ, когда В. Г. изучалъ философію, хотя Кантъ уже существовалъ, но ученіе его еще не распространилось. Лейбницъ и Вольфъ господствовали въ Германіи, энциклопедисты — во Франціи, горизонтъ политическій весьма сходствовалъ съ ныншнимъ, съ тою только разницею, что Германія казалась еще державою сильною, въ особенности Австрія, возвеличенная Іосифомъ II, но система австрійскаго воспитанія, пагубная для государства, гибельная для молодежи, строго поддерживалась правительствомъ. В. Г. уже въ Петербург, нердко вооружался противъ этой системы, съ примтною горячностью онъ тосковалъ, что эта система лишила его многихъ полезныхъ своевременныхъ свдній. Въ какой мр онъ былъ правъ, я не могу теперь проврить, ибо помню смутно только цль его филиппикъ, а содержанія затвердить я не былъ еще въ состояніи. Не смотря на тсноту системы австрійскаго воспитанія, отецъ мой пріобрлъ по многосторонности, многочисленности и глубин, удивительныя познанія, такъ что, окончивъ курсы въ Внскомъ университет, онъ могъ ad libitum занять каедру правъ, естественныхъ наукъ, математики, политическихъ наукъ, любого изъ древнихъ и многихъ новыхъ языковъ и литературъ. Не надясь на Венгрію, не любя Австріи, В. Г. ршился посвятить труды свои славянамъ и какъ отличный доцентъ Внскаго университета легко получилъ мсто преподавателя сельскаго хозяйства въ Замость. Здсь онъ женился на польк, Софіи Николаевн Пилянкевичъ, пылкой, гордой, самолюбивой, но прекрасной наружности женщин. Годъ женитьбы опредлить трудно, но, соображая лта старшаго сына, Николая, должно полагать, что онъ женился очень рано, между 27 и 28 годомъ отъ роду. Въ Замость послалъ имъ Богъ четырехъ сыновей: Николая, Павла, Александра и Платона и дочь Марію. Свднія въ сельскомъ хозяйств доставили Кукольнику почетную извстность, по крайней мр, въ Галиціи. Это тмъ замчательне, что слава Теера еще не возникла, да и сама агрономія, какъ наука, еще не существовала. Въ числ знаменитыхъ подвиговъ Василія Григорьевича, о коихъ матушка любила разсказывать, едва ли не первое мсто занимало перенесеніе жилого дома цликомъ съ одного мста на другое, купивъ выгодно усадебное мсто въ Замость, гд Василій Григорьевичъ въ теченіе нсколькихъ лтъ былъ преподавателемъ физики, онъ, ужъ не знаю какъ, воздвигъ отъ земли домъ свой со всми принадлежностями, поставилъ его на катки и къ удивленію горожанъ, моему и, вроятно, вашему, любезнйшіе потомки, торжественно перевезъ его на новокупленное мсто. Передаю безъ комментаріевъ, что слышалъ отъ старшихъ членовъ семейства. Но эти свднія и юридическія консультаціи многочисленной кліентели были причиною, что извстность его проникла въ Петербургъ, гд на ученомъ поприщ подвизались уже многіе его соотечественники, въ-томъ числ и пользовавшійся почетною извстностью медикъ Орлай, учившійся вмст съ отцомъ моимъ въ Вн. Иванъ Семеновичъ Орлай {Впослдствіи директоръ Нжинской гимназіи высшихъ наукъ князя Безбородко, замнившій Кукольника.} самъ мн сказывалъ, что по наукамъ отецъ мой былъ всегда первый, а онъ второй, а по шалостямъ Орлай всегда первый, а отецъ — послдній. Петербургъ тогда былъ нчто въ род древнихъ Аинъ или новаго Мюнхена. То былъ 1803 годъ. Посл краткаго павловскаго антракта, опять въ Россіи, да еще съ большимъ энтузіазмомъ, принялись за реформы и просвщеніе. Министерства только-что получили начала и стремились оправдать идею централизаціи и монархіи административной. Министры дйствительно были избраны довольно удачно и дло пошло довольно складно, тмъ боле, что геній графа Васильева, изъ государственныхъ казначеевъ переименованнаго въ министры финансовъ, придалъ новымъ учрежденіямъ особенный блескъ. Блистательное состояніе финансовъ, раскрытыхъ прозорливостью министра, представляло и по другимъ частямъ возможность дйствовать съ быстротою, одушевленіемъ и пользою. Просвщеніе, справедливо признанное лучшимъ путемъ къ достиженію общаго благоденствія, обратило на себя особенное вниманіе правительства. Правда, что въ этомъ великомъ дл работали и люди недюженные. Назову только двухъ: Николая Николаевича Новосильцова и Михаила Михаиловича Сперанскаго. Въ этомъ дл также принималъ участіе и Разумовскій, ветхій старецъ, уже наканун смерти, и Трощинскій и, наконецъ, князь Адамъ Чарторижскій, уже тогда носившій въ душ своей мысль о независимой Польш. Характеръ императора Александра въ первые годы его царствованія могъ дйствительно льстить его надеждамъ. Но замчательно, что въ то же самое время, какъ подымался Чарторижскій, возвышался и постоянный, мощный противникъ его, Новосильцевъ, которому было суждено въ продолжительной борьб если не уничтожить, то въ значительной мр обезсилить тайную отраву польскаго патріотизма. Но въ 1802 г. Новосильцевъ и Чарторижскій были друзьями, дйствовали сообща, на экзаменахъ и ученыхъ собраніяхъ являлись вмст. Черезъ ихъ:дf руки проходили государственныя дла. Не излишнимъ считаю упомянуть, что . П. Вронченко и Я. А. Дружининъ служили мельчай|, шими чиновниками въ канцеляріи Новосильцева. Никто боле H. H. .|’,. не хлопоталъ о просвщеніи, онъ перечиталъ все, что только можно о педагогик и педагогическій институтъ былъ первымъ плодомъ его истинно логическихъ соображеній. Нельзя учить народъ, не имя учителей. Тогда еще не было кантонистовъ, а то бы непремнно набрали доморощенныхъ профессоровъ изъ этого класса людей. Тогда низшее племя въ обществ были семинаристы, изъ нихъ сдлали наборъ въ учителя, а для образованія выписали профессоровъ изъ-за границы, которые, не зная по-русски, должны были учить русскихъ, не знающихъ ни одного изъ живыхъ языковъ. Но что же длать? Случай ли или благоразумный разсчетъ Новосильцева палъ на славянскихъ ученыхъ и, по совту Орлая и другихъ, въ числ многихъ были выписаны изъ Австріи Балугьянскій, П. Д. Лодій и отецъ мой. Эти три профессора, по крайней мр, разумли свой церковный книжный славянскій языкъ, имъ легче и скоре можно было усвоить русскій. Отецъ мой былъ выписанъ для преподаванія римскаго права, но еще не усплъ пріхать, какъ каедра его была отдана другому. Министръ чрезвычайно затруднился, но многосторонняя ученость Василія Григорьевича выручила.

— Не можете ли вы преподавать что-либо другое?— спросилъ министръ.

— Все то, что прописано въ моихъ докторскихъ дипломахъ.

— Ну, а физику?

— Съ удовольствіемъ…

И 6-го августа отецъ назначенъ ординарнымъ профессоромъ опытной физики при С.-Петербургскомъ педагогическомъ институт. Не забавное ли сближеніе? Дти поповъ и церковниковъ слушали физику на славянскомъ язык! Да и на томъ плавно говорить В. Г. еще затруднялся. Въ двойныхъ трудахъ преподаванія и изученія русскаго языка онъ проводилъ безсонныя ночи, надъ чмъ лнтяй Балугьянскій всегда смялся, но за тоже и отличился, когда ихъ утвердили въ чинахъ 7-го класса и представили государю…

— Въ какой чинъ васъ переименовали?— спросилъ царь.

— Въ надворные совтники, ваше благородіе!..— отвчалъ Балугьянскій, всегда скорый и разсянный.

——

О Балугьянскомъ я мало знаю подробностей. Помню только, что онъ былъ въ большой милости у графа Гурьева, ему легко было дурачить человка безъ идей — суету, какъ и самъ Балугьянскій. Всегда растрепанный, неряха, онъ часто забывалъ застегивать подтяжки и въ такомъ вид нердко являлся къ знатнымъ, а къ знатнымъ страстно любилъ лазать. Въ глазахъ же знатныхъ — туалетъ и рчи, точно также, придавали Балугьянскому оригинальность необыкновеннаго человка, чмъ онъ и умлъ весьма искусно пользоваться. Онъ удился хорошо, зналъ много — особенно стараго, обладалъ необыкновенною памятью, но не слдилъ за наукой, онъ понялъ, что свдній его для Россіи слишкомъ много, и что въ Петербург гораздо полезне пріобрсти покровителей, нежели познанія. У М. А. много было дочерей, изъ нихъ замчательна одна, Дараганъ, потому-что сочиняла дтскія книжки, а сдлавшись директрисою Николаевскаго сиротскаго института своимъ бурнымъ характеромъ заслужила перемну фамиліи. Вс ее зовутъ мадамъ Ураганъ.

Еще вспомнилъ, какъ Балугьянскій былъ наказанъ за пристрастіе къ знатнымъ. Государь пожаловалъ ему землю, въ хорошей губерніи, ему и деньги давали за нее хорошія, но онъ предпочелъ ее продать графу Милорадовичу, и деньги, и земля пропали, хороши были оба. Въ разсянности смшивая личности, Милорадовичъ два раза извинялся передъ отцомъ моимъ, что не заплатилъ ему денегъ за землю (Балугьянскаго). Этимъ только путемъ и вывели эту продажу и куплю на чистую воду, а то бы Балугьянскій никогда не признался въ своей неосторжности.

Но возвратимся къ профессору римскаго права, преподающему физику на славянскомъ язык съ примсью нмецкихъ и другихъ словъ. Не боле какъ въ годъ В. Г. уже могъ весьма изрядно изъясняться по-русски, сочиняя, впрочемъ часто, собственныя свои слова для выраженія понятій и предметовъ, для коихъ на русскомъ язык не было въ то время соотвтственныхъ словъ, что замтно и въ сочиненіяхъ его, появившихся гораздо позже. Просвщенное начальство, узнавъ В. Г., незамедлило воспользоваться его многостороннею ученостію и знаніемъ русскаго языка: на него, почти одновременно возложено было публичное преподаваніе химіи, технологіи и сельскаго хозяйства, собственно для чиновниковъ. Тогда было высшее Училище Правовднія, которое впослдствіи уничтожено, вроятно по тмъ же причинамъ, по которымъ слдовало бы сдлать тоже и съ ныншнимъ. Скоро убдились, что юриспруденція можетъ быть предметомъ только разумнаго изученія въ возраст зрломъ, когда способности довольно развиты для того, чтобы сознавать сущность правъ и обязанностей, свойства и качества законовъ положительныхъ, ихъ естественные источники и наконецъ глубокія, часто едва примтныя соотношенія и столкновенія всхъ этихъ элементовъ юриспруденціи. Въ это училище В. Г. назначенъ профессоромъ римскаго права, гд и оставался до закрытія училища, послдовавшаго въ 1816 году. Воротились къ систем естественной, университетской. Въ наше время возобновленіе Училища Правовднія, кажется, произошло такъ, случайно, вслдствіе излишняго досуга и незнанія существа юриспруденціи. Спеціальныя заведенія хороши тамъ, гд наука требуетъ механико-техническихъ приложеній, а въ юриспруденціи нтъ даже прямыхъ предуготовительныхъ предметовъ, для того, чтобы сдлаться отличнымъ юриспрудентомъ, надо прежде достигнуть самаго обширнаго универсальнаго энциклопедическаго образованія, изъ котораго не изъемлется даже медицина, а тогда уже приступать къ изученію правовднія въ высшемъ смысл.

Въ то же время, когда В. Г. занимался составленіемъ и преподаваніемъ римскаго права (составленіемъ потому, что до него, по этому предмему, не было ни одного даже дурного учебника) — правительство обратило особенное вниманіе и на земледліе. Опять обратились къ В. Г., онъ принялъ на себя изданіе экономическаго журнала, въ пособіе государь пожаловалъ 1,000 руб. (1807). Въ это же время данъ былъ ему и бриліантовый перстень — первая служебная награда. Я не упоминалъ бы объ немъ, потому-что это принадлежитъ боле къ послужному списку, нежели къ его біографіи, но онъ важенъ по семейнымъ обстоятельствамъ, и по психологическимъ изъ нихъ выводамъ. Хотите ли быть богатымъ? Какъ можно раньше положите хоть сто рублей въ банкъ, это у васъ родитъ желаніе класть туда побольше, и при первой возможности вы будете носить даже по двадцати пяти рублей, тоже съ бриліантами, къ одному приростаетъ другой, и потомъ уже не разлучаются, на серебр домашнемъ это еще видне. Батюшка оставилъ не мало долговъ, но ни одинъ перстень не былъ вымненъ на деньги, они срослись въ великолпную діадиму, которую маменька цнила въ 10, а гости въ 7 тыс. руб. ассиг.

Тотчасъ посл моего рожденія мода на просвщеніе достигла своего зенита. Вышло узаконеніе едва ли неважне Legis Popee Рореа. Объявлена истребительная война невжеству чиновниковъ, на дорог служебной поставлены заставы, безъ необходимйшихъ познаній въ наукахъ и языкахъ — ни въ штабъ-офицеры, ни въ бригадиры по гражданской части нельзя было прохать, надо было выдержать карантинъ, т. е. экзаменъ въ особомъ комитет, въ числ экзаминаторовъ былъ и мой отецъ, помню не событія, а разсказы, и сожалю, что не былъ очевидцемъ тхъ забавныхъ сценъ, которыя необходимо должны были происходить между заматерлыми титулярными и коллежскими совтниками. Воображаю, какъ почтовый чиновникъ хвалилъ географію и ругалъ вс остальныя науки! Какъ человкъ, незнавшій ни одного живого языка, въ томъ числ и своего, принужденъ былъ заучивать наизусть смыслъ и произношеніе первыхъ двухъ страничекъ Телемака, которыя, по сниходительности экзаминаторовъ, служили поприщемъ для испытуемыхъ въ знаніи французскаго языка. Забавно было, я думаю, смотрть, какъ коллежскій совтникъ и кавалеръ орденовъ Анны на ше и Владиміра въ петлиц, по окончаніи испытанія, разсказывалъ жен и домочадцамъ за великую новость про побды Анибала и Сципіона. Полагаю, было и не безъ примровъ сумасшествія на чиновной учености. Мн разсказывали, что одинъ столоначальникъ Антонъ Ивановичъ имлъ жену Розу Карловну, пораженный примромъ римской исторіи, онъ привелъ жену свою въ русскую вру и далъ ей имя Клеопатры, да и самъ уже подписывался не Антонъ, а Антоній такой-то. Къ несчастію, нашелся какой-то Августъ, — ревизоръ, — и Антоній кончилъ жизнь по-римски, видя неизбжную необходимость путешествія къ сибирскимъ скиамъ, зарзался, а испуганной Клеопатр, вмсто аспида приставили къ груди шестьдесятъ піявокъ. Другому, также столоначальнику, понравились крестовые походы, и онъ окончательно спился на Крестовскомъ, разсказывая гостямъ и половымъ въ трактир про подвиги Готфрида Бульонскаго и Ричарда II. Но не одна исторія производила чудеса, одинъ добывалъ изо всего электричество, все, что бы ни попалось ему въ руки, подвергалось страшному тренію, онъ былъ человкъ не бдный, не богатый, но весь достатокъ его исчезъ на физическіе опыты. Онъ нарочно собиралъ гостей, запиралъ ихъ въ темную комнату со внутренними ставнями и, пропуская солнечный лучъ сквозь призму, тшилъ ихъ искусственною радугой, или, закрывъ плотно солнечную скважину, ставилъ передъ ними картину, жена вертла электрическую машину, а онъ объяснялъ молнію, пробгавшую по картин и освщавшую пейзажъ, какого теперь не удастся встртить и на табакеркахъ. Начальникъ, еще до указа проскочившій въ статскіе совтники, почувствовалъ къ подчиненному такой страхъ и отвращеніе, что скрпя сердце, объявилъ ему, что онъ съ нимъ служить не можетъ. Вотъ до чего доводитъ физика! Но при всемъ томъ нельзя не похвалить этой великой мры, по крайней мр, закоснлые въ невжеств отцы поняли необходимость воспитывать дтей. Вс сорты нашего пестраго дворянства начали учиться. Испытательный комитетъ былъ страшне тайныхъ и явныхъ полицейскихъ учрежденій, да и президентъ наводилъ ужасъ, то былъ извстный у насъ Мартыновъ. Не знаю, будетъ ли онъ вамъ извстенъ, любезнйшіе потомки, потому, что и теперь о немъ знаютъ только присяжные литераторы, а въ то время, какъ ему было не пользоваться огромною извстностью. Онъ изучалъ, т. е. читалъ греческихъ классиковъ въ подлинник и переводилъ подстрочно, т. е. ставилъ слово подъ слово, и право этотъ трудъ былъ бы не лишнимъ и въ ныншней педагогик, но за то, когда онъ подстрочную свою работу приводилъ въ русскую изящную рчь, ушамъ было больно. Не мене того въ пустын русской учености нельзя было не замтить такого бедуина. Онъ къ сожалнію отъ грековъ Демосеновыхъ заимствовалъ и нравственныя качества: вздорный, мелочной, онъ привязывался не только къ бднымъ классикамъ, но къ экзаминаторамъ и чиновникамъ испытуемымъ. Отецъ мой, обладавшій превосходнымъ познаніемъ древнихъ языковъ, въ томъ числ и еврейскаго, не могъ быть ему пріятенъ, но ни чмъ невозмутимое хладнокровіе, твердыя правила чести и честности и наконецъ общее уваженіе, какимъ Василій Григорьевичъ уже пользовался — лишали его всякой возможности къ выгодной войн. Вс экзаминаторы по возможности имли у себя пансіонеровъ, которыхъ приготовляли къ экзамену, отцу это было тмъ удобне, что старшій сынъ его Николай Васильевичъ необыкновенныхъ способностей, замчательной для его лтъ учености и начитанноcти, могъ уже съ пользою быть ему помощникомъ, при томъ же и содержаніе было отличное, матушка была блистательная хозяйка, хоть этотъ блескъ обходился ей не дешево, по этому въ нашемъ дом всегда было много такихъ воспитанниковъ. Припоминаю себ фамиліи Милорадовичей, Эрделли, Струкова, Похвиснева… учениковъ Bac. Гр., признательно помнящихъ его — я на моемъ вку встрчалъ множество, въ этомъ числ былъ и Ломоносовъ, не родня поэту, но помщикъ великороссійскій, много разсказывалъ онъ мн анекдотовъ, изъ которыхъ нкоторые разскажу и вамъ, забавы ради, сюда же принадлежитъ и слдующій. Ломоносовъ жилъ и учился у насъ. Мартыновъ это зналъ, какъ только Ломоносовъ явился къ экзамену, Мартыновъ не упустилъ случая сдлать отцу моему непріятность.

— Изъ чего вы будете экзаменоваться…

— Изъ геометріи, — отвчалъ Ломоносовъ.

Это нсколько смутило Мартынова, потому-что онъ самъ зналъ математику только понаслышк, однакоже, волнуемый желаніемъ досадить батюшк, схватилъ млъ, подошелъ къ доск, начертилъ кругъ и съ торжествующей миной спросилъ: ‘Что вы сдлаете съ этимъ кругомъ?’ Вопросъ былъ поистин забавенъ, Ломоносовъ посмотрлъ съ удивленіемъ на Мартынова, потомъ на экзаминаторовъ, улыбнулся подошелъ къ доск, взялъ губку, сказалъ очень торжественно: ‘сотру!’ поклонился и ушелъ. Множество подобныхъ анекдотовъ слышалъ я отъ отца моего, который почти четыре года, съ 1809 по 1813 г., присутствовалъ въ этомъ забавномъ и вмст печальномъ комитет.

Наступилъ страшный 1811 годъ, тяжкій годъ для Россіи, непріятный и для насъ, потому-что въ дом нашемъ, гд хозяйка была полька, собирались случайно поляки я разные иностранцы, которыхъ тогда въ Петербург было множество. Разговоры тогда преслдовались, какъ теперь книги и журналы. Въ числ этихъ иностранцевъ было больше всего духовныхъ, одинъ изъ нихъ — аббатъ Дюве повадился часто ходить къ намъ и болтать политическія глупости, батюшка не однократно предостерегалъ его, и представьте ужасъ маменьки, — разъ за обдомъ докладываютъ, что пришелъ какой-то полицейскій чиновникъ и проситъ вызвать г. Дюве. Тотъ поблднлъ, однако же вышелъ и уже не воротился, Богъ знаетъ куда онъ двался. Одиннадцатый годъ памятенъ и мн лично. Вы будете смяться, любезнйшіе потомки, но я увряю васъ, что не смотря на то, что мн было два года и три мсяца я живо помню страшную комету. Мы жили уже въ зданіи XII коллегій на седьмомъ крыльц, передній фасъ этого зданія былъ въ три жилья, задній въ два. По заднему фасу шла крыша, на которой профессора устроили себ балконы- вотъ на такой балконъ мы вылзли вс черезъ кухню и любовались страшной звздой. Острая память младенца всегда возбуждала недовріе, когда я разсказывалъ о комет, но я и теперь ее помню, гораздо лучше всхъ небесныхъ явленій, какія мн случалось видть на моемъ вку. Наступилъ и достопамятный двнадцатый годъ… Отечественная война пылала, всхъ студентовъ, съ музеями и архивами, уложили на барки и увезли въ Петрозаводскъ. Петербургъ готовился къ сдач. Не только частныя лица спшили удалиться, но злонамренные люди распустили слухъ, что дворъ и августйшіе члены императорской фамиліи хотятъ оставить Петербургъ и бжать въ Англію. Народъ сильно взволновался. Казанская площадь была биткомъ набита, полиція потеряла силу, разсказывали, будто императрица Марія едоровна, пріхавъ въ Казанскій соборъ, принуждена была выдти изъ кареты и выслушать непристойныя филипики взволнованнаго и оскорбленнаго отдачею Москвы народа. Подвиги Витгенштейна положили конецъ волненію, ободрили надеждою, а въ 1813 году, не смотря на то, что война продолжалась (и недовольно успшно), но народъ считалъ побду надъ Наполеономъ уже совершившеюся, и ждалъ какою казнью покончатъ антихриста. Это названіе Наполеонъ носилъ во всей Россіи. Не подумайте, что оно создано воображеніемъ народа. Нтъ, эта выдумка принадлежала одной изъ самыхъ просвщенныхъ головъ того времени, Н. Н. Новосильцеву, онъ даже сочинилъ о томъ циркулярное извщеніе, которое подъ рукою приказано было читать по воскресеньямъ въ приходахъ. Онъ же поддерживалъ и поощрялъ филипики Сергя Николаевича Глинки, который кричалъ въ уши русскаго народа въ ужасную трубу ‘Русскаго Встника’, по его же совту и настоянію правительство распространяло, не только весьма остроумныя карикатуры Теребенева, но и лубочныя картины съ такимъ же пасквильнымъ содержаніемъ. Народъ былъ въ какомъ-то опьяненіи отъ восторга, простодушные патріоты удивлялись совтамъ Кутузова, не идти дале предловъ Россіи и восхваляли даже великодушіе Александра I въ томъ, что онъ не беретъ контрибуцій, хотя сами за серебряный рубль платили уже втрое ассигнаціями. Упадокъ нашихъ ассигнацій случился однако же нсколько раньше, именно въ 1807 году по заключеніи Тильзитскаго трактата. Александръ подарилъ безденежно Наполеону — Испанію, а Наполеонъ подарилъ Александру Финляндію, но съ тмъ, чтобы Россія уплатила на расходы по этой дарственной записи нсколько милліоновъ. Убыль звонкой монеты въ такомъ количеств разомъ — тотчасъ же уронила курсъ нашихъ ассигнацій, не смотря на возроставшую дороговизну, Россія ликовала. Дворъ занялся удовольствіями, между прочимъ и воспитаніемъ великихъ князей Николая Павловича и Михаила Павловича, сочли нужнымъ и ихъ высочествамъ преподавать разныя науки, въ томъ числ римское и россійское гражданское право, что и возложено было на Василія Григорьевича. Преподаваніе съ 20 апрля 1813 года продолжалось по 1-е іюня 1817 года, казалось бы четырехъ слишкомъ лтъ было весьма достаточно, но ученіе шло съ большими промежутками, такъ что, кром новой службы по званію члена во временномъ департамент коммерцъ-коллегіи, отецъ мой имлъ довольно досуга, въ качеств визитатора, обозрть не только вс училища и частные пансіоны въ С.-Петербург, но и вс учебныя заведенія въ Псковской губерніи. Весьма замчательно, что первенствующая столица до того времени неимла университета, или такой по крайней мр академіи, которая бы могла давать ученыя степени, такъ что потерявъ старшаго сына и приготовивъ второго Павла къ докторскому экзамену, батюшка долженъ былъ взять его съ собою въ Полоцкъ, гд братъ Павелъ Васильевичъ держалъ докторскій экзаменъ въ іезуитской коллегіи.

Домъ нашъ ршительно измнилъ свою физіономію: явился молодой докторъ, — поэтъ трагическій, и таковой же актеръ, братъ Александръ — поэтъ комическій, живописецъ и механикъ, сестра Марія Васильевича взята изъ Екатерининскаго института, по слабости здоровья. Зимою домашніе спектакли, необыкновенныя маски, ежедневный бостонъ, а въ кавалерской комнат — шахматы, лтомъ, пожеланію императрицы Маріи едоровны мы жили обыкновенно въ Павловск.

Когда начали учить меня, не помню. Знаю только, что въ послдніе годы нашего пребыванія въ Петербург, я уже говорилъ по-латыни, но методически еще ничему не учился. Помню, однако, что я умлъ уже читать и писать по-русски, по-польски и по-латыни, получилъ въ числ книжекъ, составлявшихъ мою библіотеку, іезуитскую латинскую грамматику и латинскій лексиконъ. Отецъ не обнаруживалъ ни къ кому изъ дтей особаго предпочтенія, но, сколько мн теперь кажется, боле нжности питалъ онъ къ сестр моей Маріи Васильевн, какъ къ больной и ангельскаго характера двушк, и, ко мн, какъ младшему члену семейства, да еще, можетъ быть, и потому, что матушка меня видимо не жаловала. Изъ всхъ братьевъ только одинъ я не былъ собою хорошъ, да и по характеру былъ угрюмъ, упрямъ и всегда держался отъ маменьки поодаль. Отецъ, замтивъ не любовь ко мн матери, старался вознаградить меня своею нжностью. Шалости мои не подчинялись цензур матушки, бывало нашалю (отецъ на-лекціяхъ) и принимаюсь за лексиконъ: составляю извиненіе, перевожу на латинскій, заучиваю и жду возвращенія домой отца. Онъ на порогъ, а я съ латинской рчью, разсказываю случай и прошу прощенія и, разумется, вина отпускалась, не смотря на цицероновскія обвинительныя филипики моей матери. Разъ только матушка перешла предлы своей власти. Въ узкой гостиной стоялъ у насъ комодъ краснаго дерева, на которомъ красовались фарфоровыя чашки, большею частью подарки къ Пасх императрицы Маріи едоровны. Ежегодно присылалась такая великолпная чашка и богатое фарфоровое яичко. Въ этой узкой гостиной стояла кушетка, обитая сафьяномъ, на которой отдыхалъ отецъ мой посл обда, въ остальное время на этой кушетк учился и игралъ я, въ отсутствіе отца во всемъ дом единственное живое существо, съ которымъ я могъ бесдовать, была кошка, мы жили съ нею въ ладахъ, но однажды утромъ кошка видно была не въ дух, царапнула меня такъ больно, что я не выдержалъ и швырнулъ ее вверхъ, кошка упала прямо на комодъ и одна изъ лучшихъ чашекъ упала на полъ, зазвенла такъ громко, что маменька услышала въ кухн, я не усплъ опомниться, какъ меня уже тащили за шиворотъ въ кухню, откуда-то взялись ликторы съ принадлежностью, матушка собственпоручно произвела экзекуцію и вытолкала меня изъ кухни. Этотъ поступокъ мн показался какимъ-то страшнымъ тиранствомъ и требовалъ мести, по крайней мр, демонстраціи. Въ темной прихожей висли шубы и салопы, я приставилъ стулъ подъ салопъ матушки, сталъ на стулъ, завернулся салопомъ. Месть удалась совершенно. Невозможно было понять, куда я двался, до прихода отца уже поднялась въ дом суматоха, меня искали чуть не въ карманахъ, пошли слезы, шумъ, крикъ, я былъ отомщенъ, но на бду лекціи въ этотъ день продолжались до самаго обда и я просидлъ въ салоп боле двухъ часовъ. Наконецъ, приходитъ Василій Григорьевичъ, возл меня вшаютъ мховой его сюртукъ, не знаютъ, какъ сказать о пропаж, я выползаю изъ засады, черезъ кухню пробираюсь, не хуже моей пріятельницы кошки, въ узкую гостиную и какъ ни въ чемъ не бывало сажусь на кушетку. Слышу черезъ дверь доносъ на меня, слышу, какъ отецъ разсердился за учиненную мн площадную казнь — и торжествую, слышу, какъ батюшка приходитъ въ ужасъ, когда сказали, что я исчезъ, слышу, какъ онъ, всегда хладнокровный, покойный, тревожно и громко зоветъ меня… Бгу, отворяю двери и, въ свою очередь, громко и тревожно отвчаю: Hic adsum!— Гд ты это былъ?— спрашиваетъ обрадованный отецъ. — Спрятался…— Куда?..— Не могу сказать, — отвчаю смло. — Отчего не можешь?..— А въ случа бды куда же я опять спрячусь?.. Отецъ улыбнулся. Матушка посмотрла на меня со злобой, я торжествовалъ, не понимая, что этимъ минутнымъ торжествомъ я, можетъ быть, окончательно разладилъ съ сердцемъ матери. Ни одинъ докторъ лечить, ни одинъ педагогъ не долженъ самъ воспитывать своихъ дтей, или излишняя снисходительность, или излишняя взыскательность заберутся въ воспитаніе. Я слишкомъ далекъ отъ-того, чтобы обвинять моего незабвеннаго, обожаемаго родителя, но почти положительно увренъ, что вс непріятности, встрченныя мною въ жизни, засялись и пустили свои корни именно въ этотъ періодъ моей жизни. Обстановка зарождаетъ наклонности именно въ этомъ возрост, кругомъ меня какія стояли декораціи а отражались на чистомъ зеркал души 7—8 и 9-лтняго ребенка? глубокая ученость, честность и доброта отца… страсть къ наряду и параду, къ открытой не по средствамъ жизни моей матери, драматическій экстазъ старшаго брата Павла Васильевича Кукольника, страсть его къ театру, переводъ исторіи Сегюра, имъ предпринятый, о которомъ чуть не безпрестанно толковали въ семейств, страсть къ остроумнымъ шалостямъ второго брата Александра Васильевича. Маски его наполняли разговоромъ весь Петербургъ, онъ дебютировалъ въ маск птуха. Можете себ представить птуха, отлично выклееннаго изъ картона и оклееннаго перьями до обмана, во весь ростъ высокаго мужчины, только ноги оставались наружу, весьма ловко поддланныя подъ птушиныя, туловище съ головою входило въ птушій корпусъ, глаза приходились прямо противъ глазъ птуха. Эфектъ былъ изумительный, маску возили изъ дома въ домъ на показъ и потху, гранды интересовались ее видть. Случайно или нтъ, въ Крещеніе везли куда-то на показъ птуха на Васильевскій островъ, толпа народа, окружавшая Іорданъ на Нев, противъ дворца, увидавъ чудовище, бросилась за нимъ, и на церемоніи водосвятія остались только должностныя лица. Успхъ ободряетъ, за птухомъ въ слдующій годъ явился тюлень. На стол, покрытомъ скатертью до полу, помщалась кадка, въ которой плавалъ тюлень, къ кадк прибита дощечка съ надписью: ‘Первое мсто даромъ, второе — тожъ’. На третій годъ въ такомъ же род явилась обезьяна въ огромной клтк. На четвертый — Александръ Васильевичъ пересолилъ: на стол сидлъ портной съ множествомъ мрокъ, на каждой мрк четкими большими буквами была написана дкая эпиграмма на разныя извстныя личности въ Петербург. Въ день маскарада братъ Александръ не смлъ иначе отправиться въ залу Косиковскаго, какъ посл предварительнаго осмотра маски отцомъ… Вратъ, вроятно, полагалъ, что отецъ не обратитъ особеннаго вниманія на содержаніе надписей на мркахъ, но, увы, картина умилительная: по середи комнаты, братъ Александръ, сидя на стол въ вид портного, расхаживаетъ вмст со столомъ, матушка, братья, знакомые держатъ свчи, Василій Григорьевичъ въ фуражк, халат, съ длиннымъ чубукомъ, осматриваетъ маску и улыбается, мы рады, хохочемъ, доходитъ дло до мрокъ, батюшка прочелъ одну и нахмурился, прочелъ другую, третью не дочиталъ, снялъ съ чубука трубку съ плетеной крышкой, положилъ на столъ, а чубукомъ давай хлестать портного… Теперь, какъ вспомнишь, ужасно смшно! Портной, сидя, бгалъ по комнат вмст со столомъ, а тогда мы страхъ перепугались, брата не пустили въ маскарадъ, мы вс собрались и заперлись въ кавалерскую и неутшно скорбли, что маска не удалась. Это была послдняя продлка въ этомъ род во время нашего пребыванія въ Петербург. Не знаю, удалось ли брату потшиться посл нашего отъзда. Не думаю… родительскаго теплаго гнзда не стало, а на своихъ хлбахъ не повезло бдному брату. Когда думаешь и соображаешь жизнь хладнокровно, поневол приходишь къ тому заключенію, что человкъ — хозяинъ на этомъ свт своей судьбы и потомъ, сближая факты, начинаешь философствовать. Вотъ, если бы ты не сдлалъ того или поступилъ такъ, вышло бы такъ и ты бы сталъ тамъ-то, а между тмъ вышло совсмъ иначе. Въ жизни своей и другихъ видишь тысячи ошибокъ, часто неисправимыхъ… Если когда-нибудь, въ чемъ крпко сомнваюсь, удастся мн кончить настоящую мою затю и до тла истощить задуманный мною предметъ, то можно будетъ вывести забавный перечень всхъ глупостей, которыя я сдлалъ въ моей жизни и, замнивъ ихъ фактами благоразумія, поставить меня на то мсто, какое я могъ и долженъ былъ занять въ свт. Жизнь брата Александра Васильевича иметъ такъ много аналогіи съ моею, что я невольно увлекаюсь воспоминаніями и хочу о немъ побесдовать съ вами поподробне. Вратъ былъ весьма богатъ талантами. При другомъ направленіи изъ него могъ выйти весьма замчательный комическій писатель, превосходный рисовальщикъ, остроумный механикъ, но все это испарилось въ домашнемъ мотовств способностей и воли.

Въ Петербургъ пріхала на житье помщица, кажется, псковская, Костюрина, у нея былъ свой домъ въ пятой линіи на Васильевскомъ остров, на искосокъ Академіи Художествъ, мимо этого дома проходитъ Академическій переулокъ, впослдствіи этотъ домъ принадлежалъ Апполону едос. Щедрину, архитектору. и случаю было угодно, чтобы этотъ домъ былъ театромъ и моихъ шалостей. Какимъ образомъ, этого я уже не помню, только Костюрина съ дочерьми познакомилась съ Александромъ Васильевичемъ, а потомъ и съ нашимъ домомъ. Вс думали, что Александръ задумалъ жениться на одной изъ дочерей ея, онъ дйствительно посщалъ Костюриныхъ весьма усердно, но оказалось, что все это длалось для этюда. Старуха была ужасная скряга, дочери — деревенщина неотесанная, явилась комедія въ шестистопныхъ стихахъ, я теперь и заглавія не припомню, но знаю, что она и въ кавалерской комнат, а потомъ и на домашнемъ театр у насъ, возбуждала общій смхъ. Изъ всей комедіи уцллъ въ моей памяти одинъ только стихъ. Когда старух-скряг докладываютъ, что у ея доморощенныхъ музыкантовъ нтъ струнъ и надо купить, старуха говоритъ: На шелковыхъ струнахъ пусть бестіи играютъ. А какъ домашніе спектакли были у насъ ежегодно, то въ слдующемъ году Александръ Васильевичъ не приминулъ посмяться и надъ страстью къ театру старшаго брата, Павла Васильевича, и написалъ вторую комедію: ‘Донъ-Кихотъ или домашній театръ’, Содержаніе этой комедіи я больше помню. Какъ въ Гамлет, и въ драм пятый актъ — театръ на театр. Представляютъ трагедію Донъ-Кихотъ. Герой, т. е. Донъ-Кихотъ, закалывается и падаетъ въ кресло, но вдругъ вскакиваетъ… удивленные его неожиданнымъ воскресеніемъ, дйствующія лица спрашиваютъ, разумется, не какъ Донъ-Кихота, а какъ актера, по прозвищу.— Веснушкинъ! Что съ тобою? Донъ-Кихотъ:— Булавку въ стулъ воткнули!.. Припоминая эфектъ обихъ комедій, постоянный смхъ во время представленій, полагаю, что об пьесы обличали не малый комическій талантъ, но, къ сожалнію, у брата было много талантовъ, всхъ вмст воздлать онъ не имлъ ни средствъ, ни терпнія, а потому одинъ другого уничтожали, безпрестанно увлекая его дятельность въ разныя стороны. Онъ рисовалъ самоучкой, но чрезвычайно мило, сходство ловилъ на лету. Портретъ отца, нарисованный чернымъ карандашемъ, до сихъ поръ хранится у меня {Отосланъ въ Нжинскій лицей.}, рисунокъ плохъ, сходство необыкновенное {Литографія съ этого портрета помщена въ изданіи графа Кушелева-Безбородко ‘Нжинскій Лицей’.}, но эта способность ловить такъ быстро сходство увлекала его къ карикатур, карикатура доставила ему не мало враговъ и пропасть друзей. Эти друзья, эта чума всхъ молодыхъ талантовъ, унесла бднаго брата съ этого свта преждевременно и ни одному изъ его талантовъ не дала развиться какъ слдуетъ. Декораціи на нашемъ домашнемъ театр славились въ Петербург, писалъ ихъ Александръ Васильевичъ. Въ числ трагедій la Eacine (вс произведенія старшаго брата Павла) была одна венгерская подъ заглавіемъ ‘Эмерикъ’, въ которой и я имлъ роль маленькаго сына Эмерика. Желая сдлать отцу пріятный сюрпризъ, Александръ Васильевичъ откопалъ гд-то видъ Оффена или Буды, распрашивалъ батюшку о разныхъ особенностяхъ мстности, не давая замтить цли… Въ день представленія, на венгерскую трагедію натурально приглашены были’ вс карпатороссы: и Орлай, и Валугьянскій, и П. Д. Лодій. Дошло дло до пятаго акта. Подымается занавсъ… Карпатороссы, не смотря на свои лта и служебное значеніе, вскакиваютъ съ мста и первый П. Д. Лодій кричитъ съ восторгомъ: Буда, Буда!! Такъ удачно угадалъ братъ и освщеніе, и перспективу своей декораціи. Александръ Васильевичъ служилъ нашему театру усердно какъ декораторъ и машинистъ, но самъ не любилъ играть, сознавая, что онъ плохой актеръ, а главное не любилъ учить ролей, изъ угожденія брату Павлу онъ принялъ на себя роль короля богемскаго. Роли, разумется, не выучилъ, какъ быть? выходитъ на сцену, спотыкается, растягивается во всю длину своего весьма почтеннаго роста и глядитъ на публику въ оба, какъ будто по роли такъ и слдуетъ. Павелъ Васильевичъ за кулисами слышитъ, не начинаютъ, партеръ хохочетъ…

— Ну, что жъ?— кричитъ Пав. В. черезъ сцену А. И. Храповицкому.— Начинайте!..

— Лежитъ!— отвчаетъ тотъ переконфуженный, — лежитъ!..

Съ тхъ поръ, Алек. Bac. не игралъ въ трагедіяхъ старшаго брата — къ взаимной польз и удовольствію обоихъ,

Рисовальный талантъ брата во время нашего пребыванія въ Петербург, изъ страха къ отцу, еще не перешелъ въ карикатуры, но имлъ довольно странное примненіе… Онъ рисовалъ ка, бархат превосходно, до обмана, цвты и фрукты. И все это приносилось въ даръ — государын императриц Маріи едоровн, которую въ семейств нашемъ просто обожали. Я думаю и теперь еще въ старыхъ складахъ ‘Розоваго павильона’ можно бы между старымъ хламомъ отыскать работы Алекс. Васильев. Въ 1838 году я еще нашелъ изъ нихъ многія, въ томъ числ и курьезный столикъ на одной ножк, верхняя доска была сдлана изъ еловыхъ шишекъ, чешуя этихъ шишекъ представляла необыкновенно гладкую поверхность, такъ что куда не поведешь рукою — ровно, гладко, будто полировано, а между тмъ, нтъ, это чешуя шишекъ была такъ искусно подобрана и наклеена собственными руками Алекс. Васильев. Забавно было видть художника, который въ парк павловскаго дворца катилъ передъ собою тачку и собиралъ къ общему удивленію — еловыя шишки. Государыня весьма цнила эту остроумную работу и до самой ея кончины этотъ столикъ всегда занималъ въ Розовомъ павильон видное мсто. Матушка жила въ Павловск лтомъ и къ намъ прізжали городскіе гости, она не пропускала случая сводить ихъ въ Розовый павильонъ и показать этотъ столикъ, живопись на бархат и дйствительно великолпные цвты изъ синели, которые братъ длалъ истинно на удивленіе, и такъ скоро, между разговоровъ, точно опытная чулочница носки вязала. Еще до періода карикатуръ синелевые цвты доставили ему между фрейлинами пріятныя знакомства и жаркихъ покровительницъ.

Братъ Александръ былъ молодъ. Будущность передъ нимъ лежала какъ пустое мсто, на которомъ что захотлъ, то могъ бы и построить… но роковое событіе разразилось надъ всею нашею семьею, тогда оно не имло такого устрашающаго вида, напротивъ, оно общало всмъ намъ такъ много, мы оставляли Петербургъ съ самыми удивительными надеждами. Самъ братъ Александръ Bac. можетъ быть въ тайн былъ доволенъ отъздомъ родителей, ничто такъ не соблазнительно для молодого человка какъ перспектива самостоятельности и независимости… Мы ухали. Эманципація совершилась… Появились карикатуры, которыя возбудили общее вниманіе, тмъ боле, что въ нихъ красовались фрейлины и камеръ-юнкеры, одна изъ этихъ карикатуръ представляла — модную тогда фрейлину, львицу того времени. Фрейлина была представлена сорокой, кавалеръ — Никита Всеволожскій галкой, эта пара, касаясь крылышками, выплясывала мазурку. Сходство было до того поразительно, позы до того врны и вмст смшны, что весь Петербургъ заговорилъ о брат, соперницы модной фрейлины, —

Я прежде зналъ, но позабылъ

Ея нетрудное прозванье, —

горячо приняли брата подъ свое покровительство, доставили ему возможность посщать аристократическіе салоны, тмъ боле, что онъ танцовалъ отлично. В. П. Кочубей былъ тогда кажется министромъ внутреннихъ длъ, братъ Александръ поступилъ къ нему на службу и на дежурствахъ всегда умлъ угодить и позабавить начальника, но онъ смялся и смшилъ безъ разсчета, а потому отъ этой службы крутыя обстоятельства его не поправились. Надо было одваться щегольски, а друзья безпрерывными пирушками и попойками не давали времени опомниться и приняться за какой-нибудь серьезный трудъ. Нужда прижимала однакоже, и Александръ Васильев. пустился на спекуляцію: тогда разгорлась война за независимость Греціи, Ипсиланти и Али-паша наполняли собою газеты и салонныя бесды, не видавъ не только героевъ греческой войны, но даже ихъ портретовъ, Алек. Bac, не долго думая, сочинилъ физіономіи и костюмы для этихъ двухъ интересныхъ личностей, на литографировалъ ихъ портреты, и самъ, я думаю, удивился успху своей зати. Не знаю сколько и по какой цн, но только множество экземпляровъ было продано, въ одномъ Нжин разошлось около 300 оттисковъ, смшне всего было видть, какъ греки, имвшіе случай видть и Али-пашу, и князя Ипсиланти, удивлялись, какъ у нихъ физіономіи въ такое короткое время такъ странно измнились, и при всемъ томъ покупали и вшали портреты на почетныхъ мстахъ. Это была послдняя шалость, о которой я зналъ и, признаюсь, крпко досадовалъ на брата. Впослдствіи мн разсказывали Я. И. Ростовцевъ и М. П. Позенъ, что они принадлежали къ клик петербургскихъ шалуновъ, состоявшей подъ нравственнымъ началомъ брата Александра и участвовали во многихъ его юмористическихъ продлкахъ. По середин Невскаго проспекта тогда красовался бульваръ, а нмецкій театръ помщался въ одномъ изъ домовъ, которые полукругомъ стояли на дворцовой площади на мст ныншняго зданія главнаго Штаба. Дилетанты искусства шутить посл веселаго обда навязывали на концы палокъ узлы съ пряниками и дешевыми сладостями, закидывали ихъ на плеча, и гуськомъ, одинъ отъ другого въ разстояніи тридцати, сорока шаговъ, отправлялись по Невскому бульвару, каждый, кого бы не встртилъ, неостанавливаясь снималъ шляпу и почтительно докладывалъ прохожему: ‘Мы идемъ — пшкомъ въ маленькій нмецкій театръ’. Слдующій длалъ и повторялъ то же, и вс вмст приводили публику въ недоумніе, или досаду, а къ чему тутъ было привязаться. Эти процессіи повторялись и въ другомъ род. Замтивъ, напримръ, совершенно прилично одтую даму, первый осматривалъ ее съ ногъ до головы и, улыбнувшись, отворачивался, второй при взгляд на даму выражалъ удивленіе, и уходилъ съ улыбкой, третій зажималъ себ ротъ, чтобы не расхохотаться и такъ дале. Несчастная жертва шутки сначала осматривала себя, какъ могла, потомъ ощупывала свой туалетъ, наконецъ, приходила въ такое смущеніе, что опрометью съ бульвара бросалась въ первый магазинъ, чтобы удостовриться, что такъ ужасно поражало въ ея наружности проходящихъ. Шалуны замтили, что въ Колокольной улиц, въ первомъ этаж, лтомъ у открытаго окна сидитъ. почтенный нмецъ въ очкахъ и прилежно читаетъ книгу. Первый, проходя мимо, снялъ шляпу и почтительно поклонился. Нмецъ улыбнулся самодовольно и качая головой отвчалъ: ‘здравствуйте’… Идетъ второй, — тотъ же поклонъ. Нмецъ еще не понимаетъ въ чемъ штука. Очень доволенъ, кланяется, весело и ласково говоритъ: ‘здравствуйте! какіе учтивые молодые люди!’ Но третій, четвертый… и нмецъ начинаетъ догадываться, сердиться. ‘Здравствуйте!’ — говоритъ отрывисто, съ досадой. ‘Здравствуйте, здравствуйте!’ — crescendo зле ворчитъ нмецъ. ‘Здравствуйте, чортъ васъ побери!..’ уже кричитъ нмецъ, ‘здравствуйте!!! здравствуйте, здравствуйте!’ и очки, а за ними и книга полетли на улицу, нмецъ самъ, наконецъ, выскакиваетъ за вороты:—поздно! Учтивые молодые люди — исчезли и не на комъ вымстить досаду… Много, очень много разсказывали мн такихъ и подобныхъ исторій сподвижники брата, ихъ молодость прошла также бурно и весело, они достигли довольства, почета et cetera, а бдный братъ не выдержалъ, побился объ закладъ, что състъ сто польскихъ мясныхъ пельменей вмсто закуски передъ обдомъ, — състь сълъ, — но схватилъ воспаленіе кишекъ и черезъ три дня его не стало. Слишкомъ давняя печаль — не волнуетъ такъ, а все однакоже воспоминаніе о преждевременной кончин брата Александра до того меня разстроило, что я, безъ церемоніи, попрошу у васъ позволенія отдохнуть и успокоиться.

——

Невольное чувство заставляетъ меня возвратиться къ нкоторымъ подробностямъ и воспоминаніямъ объ отц моемъ… Два лта 1816 и 1817 годовъ сохранились въ моей памяти въ совершенной свжести, какъ будто все это случилось вчера. Въ 1816 г. все лто отецъ мой, отправляясь въ Павловскъ, каждый разъ бралъ съ собою и меня, а въ 1817 г. все наше семейство провело въ Павловск лто въ казенномъ домик, но въ это же самое лто зародилась и гибельная мысль переселенія изъ Петербурга. Сестра Марія Васильевна {Посл смерти родителей вышла замужъ за коллежск. сои. Алекся Онуфріевича Пузыревскаго (1825 г.).} въ это время вышла изъ Екатерининскаго института, здоровье ея было совершенно разстроено, врачи утверждали, что помочь можетъ только одинъ теплый климатъ, какъ нарочно, и случай къ тому скоро представился. Въ этомъ однакоже період дятельность Bac. Григорьев. значительно увеличилась. Въ 1814 году, онъ былъ назначенъ членомъ временнаго департамента комерцъ-коллегіи, въ качеств визитатора обозрвалъ вс учебныя казенныя и частныя заведенія сначала въ С.-Петербург, лотомъ въ Псковской губерніи (1815), назначенъ (1817) совтникомъ правленія главнаго педагогическаго института, два раза исполнялъ должность директора этого института, а съ 1816 г., т. е. по закрытіи высшаго Училища Правовднія преподавалъ права римское и отечественное на публичныхъ курсахъ при Главномъ Педагогическомъ Институт и съ тмъ вмст опредленъ и въ комиссію законовъ, но вс эти годы — вс труды, вс мысли его — принадлежали уже не Главному Педагогическому Институту, а новому заведенію, затянному по собственнымъ его идеямъ и педагогическимъ видамъ, Въ числ учениковъ его находился и молодой гр. Александръ Григорьевичъ Кушелевъ-Безбородко, которому принадлежало исполнить завтъ Ильи Андреевича Безбородко основать и устроить высшее учебное заведеніе на родин князя, въ Малороссіи, а именно въ Нжин. Въ Кіев, тогда университета еще не было, Харьковскій былъ не близко, казалось выборъ мста былъ удаченъ, небо благословенной Малороссіи соблазнительно, а еще боле — возможность создать, по собственнымъ педагогическимъ соображеніямъ, провреннымъ столь продолжительнымъ опытомъ, новое, высшее учебное заведеніе. Казалось судьба хотла вознаградить труженика исполненіемъ лучшихъ его желаній, общавшихъ любимой дочери исцленіе, самому любимую, независимую, самостоятельную дятельность, тмъ боле что и все казалось благопріятствовало, общало содйствіе предпріятію. Намреніе Bac. Григорьев. оставить Петербургъ встртило, однакоже, и противорчіе, даже противодйствіе во многихъ — знавшихъ и цнившихъ его. Къ сожалнію, не смю наименовать бывшихъ въ томъ числ особъ, хотя и он уже оставили земную обитель. Ничто не помогало. Fatum, судьба увлекала. Напрасно 2-го марта 1819 г. отецъ назначенъ былъ предсдательствующимъ въ конференціи новорожденнаго Петербургскаго университета. Въ видахъ улучшенія средствъ жизни, пожалована аренда въ Виленской губерніи, съ приближеніемъ срока открытія университета общій голосъ назначалъ его первымъ ректоромъ… Судьба шла своимъ путемъ. Въ день назначенный для избранія ректора, Bac. Григорьев. въ заключеніи рчи, по этому случаю произнесенной, впередъ поблагодарилъ тхъ, которые бы по расположенію своему вздумали подать за него свой избирательный голосъ и объявилъ, что дло уже кончено и онъ въ Петербург ни въ какомъ случа не останется. Вслдствіе того большинствомъ голосовъ былъ избранъ первымъ ректоромъ Петербургскаго университета Михаилъ Андреевичъ Балугьянскій.

Сложивъ 1 октября того же года должность главы университета, Василій Григорьевичъ занялся исключительно своимъ малороссійскимъ дтищемъ. Безусловное къ нему довріе почетнаго попечителя новаго заведенія графа Александра Григорьевича и высшаго начальства — было безпримрно. Онъ закупалъ въ Петербург все необходимое для первоначальнаго устройства заведенія, и.е отдавая никому отчета, не спрашивая ни у кого разршенія, онъ самъ избралъ и назначилъ преподавателей, и утвержденіе ихъ въ предположенныхъ имъ должностяхъ было общано, 21 іюля 1820 года послдовало увольненіе его отъ должности профессора и совтника правленія при Петербургскомъ университет, а 5 августа мы были уже на пути въ благословенную Малороссію.

Гимназія высшихъ наукъ князя Безбородко, такъ называлось новое заведеніе, организаціей своей представляла учрежденіе для доставленія юношеству такъ сказать необходимйшаго общественнаго образованія, но съ тмъ вмст въ такихъ размрахъ, въ которыхъ бы воспитанники достаточно приготовлялись для дальнйшихъ, если бы захотли, спеціальныхъ занятій. Тогдашняя педагогика справедливо сознавала непригодность спеціальныхъ заведеній съ низшими классами. Страннымъ казалось предуказывать ребенку тотъ или другой путь, насилуя способности и характеръ. Ршительная наклонность къ той или другой отрасли наукъ или искусствъ положительно обнаруживается весьма поздно. Если ребенокъ любитъ стучать въ дтскій барабанъ или играть деревянной саблей, это еще не есть ручательство въ наклонности его къ военному ремеслу. Назначать впередъ этому быть воиномъ, тому врачемъ или юристомъ — похоже на способъ устройства нашихъ полковыхъ оркестровъ, гд, сортируя рекрутъ, назначаютъ: ты будешь фаготъ, а ты кларнетъ, а ты флейта. Тже послдствія видимъ въ образованіи спеціальномъ, если оно начинается съ низшихъ классовъ — и не ужели юристъ долженъ знать другой катихизисъ, другую ариметику, другую географію и т. д., чмъ офицеръ, негоціантъ и члены прочихъ сословій, науки спеціально могутъ преподаваться съ успхомъ только слушателямъ, приготовленнымъ энциклопедически, и то въ такомъ только случа, когда охота и стремленіе къ спеціальному изученію проявились и положительно обнаружились въ возраст сознательномъ. Эти-то начала имлись въ виду при учрежденіи гимназіи высшихъ наукъ князя Безбородко. Курсъ ученія продолжался девять лтъ и вроятно только потому, что нельзя было такимъ продолжительнымъ опытомъ не убдиться, что у насъ еще не любятъ такъ долго учиться, мы хотимъ знать все, скоро, на лету, и окончательно. Кончимъ курсъ, считаемъ, что исчерпали источникъ образованности, бросаемъ книги, читаемъ журналы и газеты политико-литературные, недогадываемся, что не только въ гимназіяхъ, но и въ университетахъ насъ учили только какъ учиться, какъ приняться за подвигъ — истиннаго и необходимаго просвщенія. Не смотря однако же на столь продолжительный курсъ ученія, какъ тогда казалось многимъ, съ перваго шага явилось много охотниковъ, больше чмъ ожидали. Прибывъ въ Нжинъ, Василій Григорьевичъ принужденъ былъ черезъ мсяцъ открыть курсъ ученія, воспитанниковъ набралось до 50, ихъ раздлили на два класса больше и меньше знающихъ, преподаватели еще не прізжали, отецъ съ помощію сына Платона сталъ учить всему самъ… Помаленьку стали являться и профессоры, но на бду не вс т, которыхъ просилъ отецъ и какъ общали. Это былъ первый и слишкомъ чувствительный ударъ добросовстному педагогу. Надежды разомъ были уничтожены, средства отняты, къ тому же присоединилась тяжкая скука ученаго, совершенно изолированнаго, потому-что не только общество, но и т, которые должны были служить ему помощниками, не могли вполн понимать видовъ его, раздлять его мысли и чувства, и тоска слишкомъ скоро потрясла чувствительный организмъ. Онъ впалъ въ ипохондрію, быстро и неотразимо увлекшую его въ преждевременную могилу. Василій Григорьевичъ Кукольникъ скончался {В. Г. Кукольникъ въ припадк меланхоліи выбросился изъ окна третьяго этажа вданія лицея и умеръ вслдствіе этого паденія.} 8 февраля 1821 года на 56-мъ году жизни и похороненъ въ оград стараго Нжинскаго монастыря, по желанію единственнаго въ Нжин друга его и соотечественника архимандрита Виктора.

Н. Кукольникъ.

‘Историческій встникъ’, іюль, 1891 г.

Читайте также: