Из стен неволи, Морозов Николай Александрович, Год: 1906 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 23 минут(ы)

Николай Морозовъ.

Изъ стнъ неволи.

Шлиссельбургскія и другія стихотворенія, съ рисункомъ ‘Шлисельбургскіе Мотивы’ академика И. Е. Рпина съ портретомъ автора сфотографированнымъ съ картины художника Я. А. Чахрова и предисловіемъ П. Ф. Якубовича (Мельшина)

Изд. H. Е. Парамонова
‘Донская Рчь’
въ Ростов на Дону.

ОГЛАВЛЕНІЕ.

Вотъ и разсвтъ надъ землей занимается

Проклятіе! Пиши стихи въ тюрьм

Завтъ. Посв. П. С. Поливанову

Въ заключеніи

Зимой

Свточъ

Море и Сердце

Памяти 1873—75 гг.

Некуда дться отъ муки и боли

Тюремныя виднья

Друзьямъ. Посв. Вр Фигнеръ

Сгинули силы

Людмил Волкенштейнъ

Съ черкесскаго

Изъ старыхъ воспоминаній

Передъ судомъ

Атоллъ

Привтъ

Древняя легенда

Поэтъ

На границ

Вр Фигнеръ

Ночью

Старому товарищу

Милый другъ, безумно смлый

Цпь

Изъ Апокалипсиса

Людмил Волкенштейнъ

Цпи

Борьба

Тамъ средь движенья

Осень

Встрча

Прости! Посв. Вр Фигнеръ

Пророкъ

Подъ поэтами-телеграфистами

Въ дом Предварительнаго заключенія

Снжинка

Гаданія Шлиссельбургскаго астролога

На зар.

Вотъ и разсвтъ надъ землей занимается,

Блдно алетъ востокъ…

Въ облачной дымк заря загорается,

Птица ночная въ трущобы скрывается.

Зври уходятъ съ дорогъ.

Вотъ и въ сознаньи разсвтъ занимается:

Мысли несутся вольнй,

Братское чувство въ груди зарождается,

Старыхъ боговъ обаянье теряется,

Чище въ сердцахъ у людей.

Проклятіе!

Проклятіе! Пиши стихи въ тюрьм,

Когда на вол ждетъ не слово,— дло!

Да, жить одной мечтою надоло…

Безплодно бьется мысль въ моемъ ум…

Когда къ борьб съ неправдой злой

Стремится все живое.

Когда повсюду гнетъ тупой,

Да рабство вковое,

Тогда нтъ силъ въ тюрьм сидть

И псни о невол пть!

Тогда, поэтъ, бросай перо скорй

И мечъ бери, чтобъ биться за свободу:

Стсненному неволею народу

Ты не поможешь пснею своей…

Нтъ! не рожденъ поэтомъ я!..

Средь грезъ и рифмъ забыться

Я не могу!— Душа моя

Къ борьб съ врагомъ стремится!

И муза мн на умъ нейдетъ…

Лишь жажда воли сердце рветъ! —

Завтъ.

(Посвящается И С. Поливанову).

Когда овладетъ душою печаль,

Ты вспомни, что скрыта грядущаго даль

Въ туман отъ нашего взора,

Что жизнь наша часто страданій полна.

Но вдругъ озаряется счастьемъ она,

Какъ полночь огнемъ метеора.

Не надобно въ жизни излишнихъ веригъ!

Вдь каждый мучительно прожитый мигъ

На близкихъ теб отзовется.

Всецло должны мы для ближняго жить,

Должны для него мы себя сохранить,

И бодро съ невзгодой бороться!

Въ тяжелые дни испытаній и бдъ

Даетъ намъ Вселенная вчный завтъ,

Который гласитъ всмъ скорбящимъ:

‘Во имя надежды, в.о имя любви,

‘Въ несчастьи грядущимъ и прошлымъ живи,

‘А въ счастьи живи настоящимъ!’

Въ заключеніи.

Голыя стны, тюремныя думы,

Какъ вы унылы, темны и угрюмы!..

Скверно въ невол безъ дла лежать,

Цлые годы о вол мечтать…

Все здсь такъ тихо, безжизненно, блдно.

Годы проходятъ безплодно, безслдно,

Тянутся долго недли и дни,—

Скуку тупую наводятъ они…

Мысли тупютъ отъ долгой неволи,

Тяжесть въ мозгу отъ мучительной боли.

Даже минута, какъ вчность, долга

Въ этой каморк въ четыре шага!

Душно подъ низкимъ, запачканымъ сводомъ

Силы слабютъ сильнй годъ за годомъ.

Давитъ собой этотъ каменный полъ,

Этотъ желзный прикованный столъ,

Эта кровать, этотъ стулъ, что прибиты

Къ стнамъ, какъ будто могильныя плиты —

Въ вчномъ молчаньи суровомъ, нмомъ,

Даже себя сознаешь мертвецомъ!

Наглухо рамы двойныя забиты,

Грязью и пылью вс стекла покрыты,

Муха заснула на грязной стн,

Лапки скрестивши на темной спин…

Полночь пришла…

Бой часовъ раздается,

Рзко ихъ звукъ въ корридор несется…

Давитъ, сжимаетъ болзненно грудь.

Гложетъ тоска…

Не удастся заснуть…

ЗИМОЙ.

Полно убиваться!

Полно тосковать!

Пусть снга кружатся

Подъ окномъ опять,

Пусть мятель ссыпаетъ

Горы у воротъ,—

Лтомъ все растаетъ,

И снга и ледъ!

Полно убиваться!

Полно тосковать!

Пусть невзгоды злятся

Надъ тобой опять!

Хоть вражда пускаетъ

Вс гоненья въ ходъ.—

Съ волей все растаетъ,

И вражда и гнетъ!

Свточъ.

Искалъ онъ къ правд путь далекій

Въ юдоли лжи и пошлыхъ длъ.

Его окуталъ мракъ глубокій,

А съ неба свточъ не горлъ.

Но въ мір гнета и стяжанья,

Гд трудно къ истин идти,

Онъ видлъ въ трепетномъ сіяньи

Могилы павшихъ на. пути..

И съ нихъ, любви нетлнный пламень

Ему дорогу освтилъ,

И не споткнулся онъ о камень

Въ хаос зла и темныхъ силъ…

Море и Сердце.

(Памяти Дуврскихъ утесовъ).

Море бушуетъ, и воетъ, и плещетъ,

Волны грохочутъ и бьютъ мн въ глаза.

Сердце же рвется, стучитъ и трепещетъ,

Мысль, то потухнетъ, то ярко заблещетъ…

Въ мор и въ сердц бушуетъ гроза.

Море умолкло и сердце уснуло…

Больше не бьетъ объ утесы волна…

Все, что такъ ярко въ душ промелькнуло,

Все улеглося, заглохло, минуло…

Въ мор и въ сердц стоитъ тишина..

Памяти 1873—75 г.г.

Я врагами въ тюрьм погребенъ,

Но живу все еще годъ отъ году…

Въ дни тяжелой борьбы за свободу

Было время моихъ похоронъ.

За желзной тюремной ршеткой,

За сырой и холодной стной

Яркимъ свтомъ горятъ предо мной

Эти дни моей жизни короткой.

Вспоминается мн та пора,

Какъ по нивамъ родимаго края

Раздалось, срый людъ пробуждая,

Слово братства, свободы, добра…

Какъ въ смятеньи подняли тревогу

Слуги мрака, оковъ и цпей,

И покровомъ терновыхъ втвей

Застилали къ народу дорогу…

Какъ въ борьб съ ихъ несмтной толпой

Молодая, могучая сила,

Погибая, страну пробудила

На послдній, ршительный бой!

Вы, друзья, что въ борьб уцлли,

Тоже здсь вспоминаетесь мн…

Лучше ль вамъ на родной сторон?

Ближе ль, братья, стоите вы къ цли?

Тяжкій крестъ привелось вамъ принять,

Легкій жребій мн выпалъ на долю:

Трудно жить и бороться за волю,

Но легко за нее умирать.

Трудно жить, чтобъ порой не дрожала,

На врага подымаясь, рука,

Чтобы силъ не съдала тоска,

Если счастье въ борьб измняло,

Чтобы въ томъ, кто возсталъ за любовь,

Вплоть до двери холоднаго гроба

Не смолкала могучая злоба

И кипла бы мщеніемъ кровь!..

* * *

Некуда дться отъ муки и боли!..

Порча какая случилася что ли,

Желчь ли во мн разлилась въ эту ночь,

Право, не знаю!.. Но только не въ мочь!

Противъ любимой недавно отчизны

Льются изъ сердца слова укоризны…

Русская жизнь! Средь густой темноты

Какъ неуклюже сложилася ты!..

Родина мать! нтъ ни счету, ни смты

Змямъ, что были тобою пригрты,—

Ддовъ вина и безпечность отцовъ

Создали цлое племя рабовъ!..

Ты же,— ты только терпла, страдала,

Вчно трудилась и вчно молчала,

И средь громадной родимой земли

Вчно валялся народъ твой въ пыли…

Нтъ! Разойдись ты, тоска гробовая!

Злу не поможешь, лниво страдая,—

Некогда плакать, не время стонать.

Надобно длу вс силы отдать!..

Родина мать! Разверни свои силы,

Жизнь пробуди средь молчанья могилы!

Встань! угнетенье и тьму прекрати

И за погибшихъ дтей отомсти!

Тюремныя виднія.

(Посвящается Ольг Любатовичъ).

Разъ въ башн тюремной больной я лежалъ.

Тоска мою грудь надрывала,

Въ окошко порывистый втеръ стучалъ,

И лампочка слабо мерцала.

Въ каморку сквозь тучи свтила луна,

Ршетку ея озаряя,

Болзненно блдно глядла она,

Какъ смотритъ дитя умирая.

Той темною ночью все видлись мн

Унылыя жизни картины:

Я думалъ о вол, родной сторон,

Мн грезились нивы, равнины,

И бдныя хижины съ бдной землей,

Песчаной, сухой и безплодной…

И много картинъ тхъ прошло предо мной

Въ тотъ вечеръ сырой и холодный.

II.

Казалось, иду я тернистымъ путемъ

Одинъ по обрыву крутому,

Терновникъ мн въ платье вцпился кругомъ,

И трудно идти мн, больному.

Везд непроглядною, черною мглой

Степная равнина одта.

И мрачно -и душно въ пустын глухой,

И нтъ въ ней живящаго свта.

Тамъ только, какъ смутныя тни, стоятъ

Какіе-то робкіе люди:

Глаза ихъ потухшіе въ землю глядятъ,

И впали изсохшія груди.

Темно, непривтно въ глухой сторон,

Молчитъ все въ природ глубоко,

И только, я слышу, въ ночной тишин

Ихъ псня звучитъ одиноко:

‘Таится болзненно въ бдномъ ум

‘Сознанье тяжелой неволи…

‘Весь вкъ свой мы прожили въ рабств и тьм,

‘Не видвъ ни счастья, ни воли.

‘Подъ вчнымъ трудомъ мы клонились безъ силъ,

‘Безъ хлба и крова мы жили,

‘Насъ втеръ зимой въ непогоду знобилъ,

‘Оковы и цпи давили.

‘Мы жили въ безплодныхъ и дикихъ степяхъ,

‘Въ безвстной глуши умирали,

‘И часто въ подземныхъ сырыхъ рудникахъ

‘Напрасно мы смерть призывали.

‘Вся жизнь наша долгой отравой была,

‘Рядъ бдствій, страданій и муки,

‘Ничтожныя противъ гнетущаго зла

‘Безъ силъ опускаются руки!..’

И псня, тоски безконечной полна,

Звучитъ и вдали замираетъ…

Но все безучастно… Кругомъ — тишина,

И мракъ свой покровъ не снимаетъ.

Не выглянетъ небо межъ тучъ полосой,

Блеснувши свтилъ хороводомъ,

И втеръ не дунетъ живящей струей

Надъ темнымъ, забитымъ народомъ.

III.

И грезилось мн, что сильнй и сильнй

Туманъ надъ полями ложится…

Усталый, иду я по грудамъ камней,

И умъ мой болитъ и мутится…

Я вижу Царь Мрака летитъ надъ землей,

Старинный фантомъ угнетенья.

Онъ въ бломъ хитон, съ сдой бородой,

И слышится слугъ его пнье:

‘Проклятый навки Всевышнимъ Отцомъ,

‘И съ сердцемъ, грхомъ омраченнымъ,

‘Ты долженъ быть бднымъ, покорнымъ рабомъ,

‘Служить для другихъ осужденнымъ.

‘Ты долженъ смириться душой навсегда,

‘Обиды сносить молчаливо,

‘Страдать подъ ярмомъ вкового труда,

‘И крестъ свой нести терпливо.

‘Люби свои цпи, неволю люби,

‘Томись безотрадной заботой,

‘Смиряй свою душу и тло губи,

‘И вчно молчи и работай!

‘Гони все живое, трудись въ тишин,—

‘Ты темнымъ родился и гршнымъ!

‘Иль будешь ты проклятъ и въ адскомъ огн

‘Погибнешь во мрак кромшномъ!’

Высокіе храмы сурово стоятъ

Въ равнин сухой и бездольной,

Ихъ куполы блдно во мрак блестятъ,

И слышится гулъ колокольный.

И тучею черной на гулъ тотъ идутъ

Повсюду монахи тупые,

Высоко хоругви и чаши несутъ

Служители мрака слпые.

И тихо проходятъ они по лугамъ,

По нивамъ, полямъ, съ образами,

По хижинамъ бднымъ, большимъ городамъ,

По дальнимъ деревнямъ, съ крестами…

И гд ни пройдутъ,— всюду мракъ надъ страной

Ложится, какъ саванъ суровый,

И давитъ онъ мысль человка собой,

Какъ крышкою гроба свинцовой…

IV.

И снилося мн: безконеченъ мой путь…

Все дальше и дальше онъ вьется…

И негд пристать и нельзя отдохнуть,

Чу! грохотъ навстрчу несется…

Я вижу: Царь-Гнета во мрак густомъ

Поднялся, губя, что ни встртитъ,

И свтомъ багровымъ на неб ночномъ

Кровавое зарево свтитъ.

Кругомъ его трупы убитыхъ лежатъ,

Летаютъ ракеты, какъ зми.

Орудія пытокъ на трон лежатъ,

И пушекъ гремятъ баттареи.

Предъ нимъ же, склонясь надъ дрожащей землей,

Надъ грудами ядеръ разбитыхъ,

Толпится народъ и съ томящей мольбой,

Упавъ надъ тлами убитыхъ,

Онъ проситъ пощады за то, что искалъ

Отъ грозной неправды спасенья,

И тщетно усталыя руки поднялъ,

Чтобъ свергнуть ярмо угнетенья.

Но въ грохот слышно: ‘Клонись предо мной,

‘Ты, подлое, рабское племя!

‘Пока существуетъ земля подъ тобой,

‘И въ вчность бгущее время

‘Еще не угасло,— нигд не найдешь

‘Свободы и правды на свт!

‘Ты въ рабств родилось и въ рабств умрешь,

‘И будутъ рабы твои дти!..

Напрасны мольбы передъ силою злой…

И клонятся темные люди

Надъ мокрой отъ крови погибшихъ землей,

Предъ силой ревущихъ орудій.

И вижу я, въ стройныхъ колоннахъ идутъ

Служители грознаго бога,

Оковы и плахи съ собою несутъ,

Имъ всюду открыта дорога.

И блескомъ холоднымъ, щетинясь, блестятъ

Штыки ихъ, средь дыма сверкая,

И мдныя каски во мрак горятъ,

Пожаръ и огонь отражая.

То старое рабство привычной стезей

Идетъ все губя и терзая,

И зарево ярче горитъ надъ страной,

Мученья людей освщая….

И снилось мн снова: труднй и труднй

Идти по пустын холмистой…

Какъ жарко средь этихъ песковъ и полей,

На этой дорог тернистой!

Темно, какъ въ гробу, на земл, въ небесахъ…

Природа какъ-будто застыла…

На запад дальнемъ, крутясь въ облакахъ,

Свистя, непогода завыла…

И вздрогнулъ весь міръ отъ конца до конца,

Ликъ прежнихъ царей помрачился,

И образъ царя Золотого Тельца,

Во мрак и дым явился.

Все стихло. Лишь вороновъ стая снуетъ,

На встрчу тирану слетаясь,

Да полчище слугъ на колни встаетъ,

Предъ новымъ царемъ преклоняясь…

И слышится голосъ: ‘Незыблемъ законъ

‘Господства богатства и силы,

‘Страдать терпливо ты имъ осужденъ,

‘Трудиться весь вкъ до могилы,

‘Напрасны о равенств, братств слова,

‘Гд слабаго сильный терзаетъ,

‘Успхъ или гибель! Вотъ гласъ божества,

‘Что міромъ вка управляетъ’.

И вижу я, движутся массой густой,

Какъ стаи прожорливой птицы,

И золота слитки проносятъ съ собой

Кощеевъ и скрягъ вереницы.

Фабричныя трубы весь воздухъ коптятъ,

Поднявшись средь каменныхъ сводовъ,

Какъ мрачныя тни въ долинахъ стоятъ

Высокія группы заводовъ.

И алчное войско все больше растетъ,

Всю землю собой наполняетъ,

И копотью, гарью кругомъ отдаетъ,

И все передъ нимъ погибаетъ…

VI.

Мн грезилось,— путь мой прервался во мгл

На склон долины глубокой.

Одинъ я стою на гранитной скал,

Безъ силъ, весь въ крови, одинокій…

Отсюда я вижу средь мглы, облаковъ,

Что скрыто отъ взоровъ другого,

Я вижу теченье могучихъ вковъ

И долю народа родного.

Мертва и спокойна лежитъ предо мной

Страна вкового застоя:

Орелъ безобразный, жестокій и злой

Паритъ средь ночного покоя.

Тамъ трупы погибшихъ повсюду лежатъ

И хищныя птицы летаютъ,

И высятся тюрьмы, и цпи звенятъ,

И стоны рабовъ не смолкаютъ…

Въ ней зданіе рабства на грудахъ костей

Стоитъ высоко и громадно,

И много безумныхъ жестокихъ властей

Терзаютъ народъ безпощадно.

Но вотъ въ этой тьм гробовой разлились

Какая-то жизнь и волненье,

Неясныя тни вдали поднялись,

И слышу я гимнъ пробужденья:

‘О родина! Долго-ль ты будешь страдать

‘Подъ бременемъ горькой невзгоды?

‘И долго-ль позорно ты будешь молчать

‘На голосъ призывный свободы?

‘Встань, бдный народъ! подымитесь рабы,

‘И въ битву идите скоре!

‘Довольно вы гнулись подъ игомъ судьбы!

‘Разбейте оковы смле’!

И гордый призывъ по стран прозвучалъ,

Темницы и храмы упали,

Порывъ урагана завылъ, засвисталъ,

И въ страх …. задрожали…

Съ пронзительнымъ крикомъ свалился орелъ,

Все въ страшный хаосъ обратилось,

И зданіе рабства — тирановъ престолъ,—

Сломившись, треща, повалилось…

И много людей подъ собой въ глубин,

Въ паденьи оно раздавило.

Но чудо свершилось: пропала въ стран

Неволи губящая сила!…

Разсялись тучи съ туманомъ густымъ,

Свалились оковы съ народа,

И вся ожила подъ лучемъ золотымъ

Весенняго солнца природа…

И тутъ я проснулся… Въ каморк глухой

Все было темно, безучастно…

Лишь мсяцъ сіялъ надъ моею тюрьмой

Такъ блдно, бездушно, безстрастно…

Друзьямъ.

(Посвящается Вр Фигнеръ).

Въ долгой, тяжелой разлук

Цлые годы прошли,

Горя, страданья и муки

Много они принесли…

Сталъ я о вол смутне

Помнить, какъ будто о сн…

Только друзья все ясне

Здсь вспоминаются мн.

Часто сквозь сумракъ темницы.

Въ душной каморк моей

Вижу я смлыя лица

Врныхъ свобод людей.

Часто, какъ будто живые,

Въ этой тиши гробовой

Образы ихъ дорогіе

Ясно встаютъ предо мной…

Все здсь они оживляютъ,

Все согрваютъ они,

Быстро въ душ пробуждаютъ

Вру въ грядущіе дни…

Кажется, вотъ раздается

Голосъ ихъ здсь, въ тишин..

Словно струя пронесется

Воздуха съ воли ко мн!

Знаю я, темныя силы

Ихъ не согнутъ передъ зломъ,—

Будутъ они до могилы

Биться съ народнымъ врагомъ.

(Петропавловская крпость, 1875 г.)-

* * *

Сгинули силы…

Тускло сіяніе дня…

Холодъ могилы

Обнялъ, какъ саванъ, меня…

Т же все стны,

Тяжесть тупая въ ум.

Нтъ перемны!

Глухо и душно въ тюрьм…

Чаша все ближе,

Мало осталось пути…

Благослови же,

Родина-мать, и прости!..

Людмил Волкенштейнъ.

Полна участья и привта

Среди безмолвія и тьмы,

Она сошла, какъ ангелъ свта,

Подъ своды мрачные тюрьмы.

Была чарующая сила

Въ душ прекрасной и живой,

И жизнь она намъ обновила

Своей душевной чистотой.

Въ глухой тюрьм она страдала

Среди насилія и зла,

Потомъ ушла и не узнала,

Какъ много свта унесла.

Есть въ мір души,— ихъ узнаешь

Лишь въ дни гоненій и утратъ,

Но міръ за нихъ благословляешь

И жизнь за нихъ отдать бы радъ!

Съ черкескаго.

Храбрый воинъ бьется смло,

Встрча съ нимъ — плохое дло!

Онъ въ борьб суровъ и лихъ,

Но въ плну онъ простъ и тихъ.

Жалокъ трусъ въ пылу сраженья,

Въ бгств ищетъ онъ спасенья,

Но въ плну,— спаси Аллахъ!—

Забываетъ всякій страхъ!

Изъ старыхъ воспоминаній.

Печальный день… Въ душ уныло…

Одинъ брожу по лсу я.

Безмолвенъ умъ и слабы силы…

Пойду и сяду у ручья…

Тамъ я любилъ глядть когда-то,

Какъ струйки чистыя блестятъ,

Какъ вдалек лучи заката

Верхи деревьевъ золотятъ.

Тамъ все приволье и свобода,

Тамъ всюду жизнь ключемъ кипитъ,

И врно вольная природа

Мой умъ усталый оживитъ.

Но и ручей, когда-то милый

Сегодня чуждъ душ моей.

Мн ветъ холодомъ могилы

И отъ лсовъ и отъ полей…

Мн все кругомъ полно отравой,

И только чудится лишь мн,

Что надо мной орелъ двуглавый

Ширяетъ хищно въ вышин.

Передъ судомъ.

Пріумолкла тюрьма.

Всюду тишь и покой…

И царитъ надъ землей

Полусвтъ, полутьма.

Что-то мрачно глядитъ

Нынче келья моя…

Хоть послушаю я,

Громко-ль сердце стучитъ..

Чу!.. За дверью идутъ,

Слышенъ говоръ людей…

Близокъ часъ,— поведутъ

Насъ на судъ палачей.

Но ни просьбъ, ни мольбы

И въ послдній нашъ часъ

Наши судьи рабы

Не услышатъ отъ насъ!..

Пусть уныла тюрьма,

Пусть повсюду покой,

Пусть царитъ надъ землей

Полусвтъ, полутьма,

Но и въ этой глуши,

Гд такъ долги года,

Нашей вольной души

Не сломить никогда!

Чу! въ тиши гробовой

Снова слышны шаги.

Приходите жъ за мной

Вы скоре, враги!..

Атоллъ.

Предъ атолломъ воющая

Мечется волна.

Вчно берегъ роющая

Рифъ дробитъ она.

Но за рифомъ скрывшееся

Озеро молчитъ,

И надъ нимъ склонившееся

Небо вчно спитъ.

Такъ, стнами скованные,

Въ мір грозъ и бдъ,

Словно заколдованные,

Спимъ мы много лтъ…

Привтъ.

Когда на землю ниспадаетъ

Вечерній сумракъ съ высоты,

Рка неясно отражаетъ

Свои прибрежные кусты.

Такъ на душ въ часы страданья

Все въ смутный сонъ погружено.

Молчатъ и чувства, и желанья,

И все въ ней тихо и темно!

Но какъ въ рк съ лучемъ разсвта

Мгновенно жизнь проснется вновь,

Такъ и въ душ на звукъ привта

Воскреснутъ вра и любовь.

И вновь блеснутъ въ ея сознаньи

Давно уснувшія мечты,

Какъ въ тихомъ утреннемъ сіяньи

Въ вод прибрежные кусты.

Древняя легенда.

Разъ на судъ собрались угнетающіе

Безпощадной и дикой толпой,

И предъ ними за правду страдающіе

Выходили изъ тьмы гробовой.

Тамъ, въ стнахъ крпостныхъ замуравленные,

Много лтъ были скрыты они,

Лишь одни палачи окровавленные

Сторожили ихъ ночи и дни.

За оградой тюрьмы несмолкаемая

Волновалася жизнь каждый день.

Псня воли неслась нескончаемая,

Свтъ смнялъ полуночную тнь.

А внутри только стны обваливались,

Распадаясь на мусоръ и хламъ,

Каждый годъ разростались и сваливались

Лопухи по забытымъ угламъ.

И зеленые мхи пораскинулися

По высокимъ отвсамъ бойницъ,

Тамъ, гд трещины въ стнахъ раздвинулися

И виднлись ряды черепицъ.

Но темницей глухой не подавленные

Появились страдальцы изъ тьмы

И, давно всми въ мір оставленные,

Говорили въ безмолвьи тюрьмы:

‘Пусть насилья законы безсмысленные

‘Налагаетъ на насъ произволъ,

‘Не помогутъ вамъ казни безчисленные,

‘И падетъ угнетенья престолъ. .

‘Вы не страшны для насъ, угнетающіе,

‘Хоть умремъ мы въ глуши отъ меча,

‘Вчной жизни струи обновляющія

‘Не пресчь вамъ рукой палача!’

И погибли они, обезглавленные,

Въ безпощадныхъ темницы стнахъ,

Но ихъ души, въ наслдье оставленныя,

Возродились въ грядущихъ борцахъ.

И какъ грозы гремятъ и всколыхиваютъ

Атмосферу глубокихъ ночей,

Ихъ идеи могучія вспыхиваютъ,

Озаряя сознанье людей.

И не могутъ съ тхъ поръ угнетающіе

Кончить казней кровавыхъ своихъ:

Вс за счастье людей погибающіе

Возрождаются снова на нихъ.

Поэтъ.

Былъ поэтъ…

До ста лтъ

Онъ игралъ на лир:

‘Пятью пять —

‘Двадцать пять!

Дважды два — четыре!’

Такъ поэтъ

Плъ сто лтъ,

И почилъ онъ въ мир…

Пятью пять —

Двадцать пять!

Дважды два — четыре!

На границ.

И вотъ опять она, Россія…

Опять и главы, и кресты,

И снова вижу на пути я

Слды старинной нищеты.

Опять жандармскія ливреи

Цвтами яркими блестятъ,

И выраженье: ‘Мы — лакеи!’

Черты опричниковъ хранятъ.

И вновь насилія и слезы…

И только чудится во мгл,

Что даже ели и березы

Здсь рабски клонятся къ земл!..

Вр Фигнеръ.

(Ко дню рожденія).

Пусть нашъ привтъ твои невзгоды,

О, милый другъ мой, облегчитъ!

Пусть пролетитъ сквозь эти своды,

И свтлымъ ангеломъ свободы,

Тебя въ темниц поститъ!

И пусть за годы испытанья,

Какъ въ ясный вечеръ посл бурь,

Увидишь ты конецъ страданья,

И въ блеск чуднаго сіянья

Въ грядущемъ вчную лазурь!

Ночью

Все тихо. Небесныхъ свтилъ миріады

Мерцаютъ въ лазурной дали.

Широкою тнью легли

По Волг прибрежныхъ обрывовъ громады..

Въ равнинахъ и зври, и птицы, и гады

Умолкли и въ норы ушли.

О, какъ хорошо средь природы живется!..

Тепло и спокойно везд…

Все спитъ на земл и въ вод…

Лишь только на мельниц шумъ раздается,

И грустная псня отъ барки несется

О гор, о вчномъ труд…

За рощею видны фабричные своды,

Да окна трактира блестятъ.

И въ сердце вливается ядъ:

‘Одни только пасынки вольной природы,

‘Не вдая счастья, не зная свободы,

‘Одни только люди не спятъ!’..

О люди! среди безконечнаго міра,

Гд нтъ ни рабовъ, ни….

Въ тиши этихъ чудныхъ ночей,

Вы — чуждые гости средь чуждаго пира.

Вселенная — царство свободы и мира,

А вы — достоянье цпей…

Старому товарищу.

(Посв. В. А. К-ву).

Въ годину тяжкаго недуга

Въ темниц мрачной и глухой

Въ теб судьба дала мн друга

И облегчила жребій мой…

Съ тхъ поръ прошла пора ненастья,

И стала жизнь моя свтлй,

Ты для меня среди несчастья

Былъ первый встникъ лучшихъ дней.

И время то мн стало свято,—

Съ тобой сроднился я душой,

И буду я любить, какъ брата,

Тебя, товарищъ дорогой.

* * *

Милый другъ, безумно-смлый,

Честный и живой,

Быстро время пролетло

Нашихъ встрчъ съ тобой!

Если я къ теб, бывало,

Мрачный приходилъ

И подавленный, усталый,

Съ грустью говорилъ

О тоск невыносимой,

Что людей гнететъ

Въ этой жизни нестерпимой

Горя и невзгодъ —

Ты разсянно молчала,

Слушая меня,

И скучала, и звала,

Сонъ едва гоня.

Но когда въ порыв новомъ

Рчь я заводилъ

О борьб съ врагомъ суровымъ

До послднихъ силъ,

Снова клялся за свободу

Душу положить

И врагамъ за вс невзгоды

Братьевъ отомстить,—

Вс черты твои свтлли,—

Нтъ слда тоски!

И глаза твои горли

Словно огоньки…

Цпь.

Варварство и троны,

Рабство и мечи,

Плахи и короны,

Тьма и палачи,

Тюрьмы и невзгода,

Деспоты и гнетъ!

О, когда жъ свобода

Вашу цпь порветъ.

Изъ Апокалипсиса.

Гимнъ звздъ заколотому агнцу, нашедшему себ жилище въ созвздіи

Овна передъ Свиткомъ остальныхъ созвздій Зодіака. (Апок. 5. 6).

Достоинъ ты свитокъ таинственный взять

И тайну печатей съ пергамента снять!

За насъ оскорбленъ и замученъ ты былъ,

И кровью своею ты насъ искупилъ!

За это хвалу теб пть мы пришли

Отъ всхъ языковъ и народовъ земли!

Изъ насъ угнетенныхъ ты сдлалъ царей,

И смыслъ божества ты открылъ для людей,

Гд прежде свободенъ былъ деспотъ одинъ,—

Тамъ каждый теперь надъ собой властелинъ!

За это хвалу теб пть мы пришли

Отъ всхъ языковъ и народовъ земли!

Людмил Волкенштейнъ.

Любовью и дружбой въ жилищ невзгодъ

Привтствуемъ мы твой приходъ.

Пусть въ грозномъ молчаньи нависнувшихъ тучъ

Блеснетъ теб радости лучъ,

И горе неволи потонетъ скорй

Въ сіяньи безоблачныхъ дней!

Пусть сумракъ, что въ сердц такъ долго лежитъ,

Какъ лтняя ночь, пролетитъ,

И жизнь, что въ безмолвьи мучительномъ шла,

Вновь будетъ легка и свтла!

Цпи.

Скованы цпи…

Кто же ихъ будетъ носить?..

Взятый ли въ степи

Бглый, уставшій бродить?

Воръ-ли грабитель,

Схваченный ночью глухой,

Или служитель

Братства идеи святой?

Борьба.

Могучее слово

Всесильнымъ вліяньемъ

Свтъ истины новой

Приноситъ въ сознанье

Нмого раба.

Но гордую силу,

И твердую волю,

И мощь — до могилы

Не падать въ невол,—

Даетъ лишь борьба.

Предъ грозной борьбою

За свтъ безконечный

Надъ дольной землею

Царящее вчно

Насилье бжитъ.

Лишь въ битв съ врагами,

Въ годину невзгоды,

Великое знамя

Вселенской свободы

Народъ водрузитъ!

* * *

Тамъ средь движенья

Вчныхъ .свтилъ міровыхъ

Нтъ треволненья

Бурь и страданій земныхъ.

Здсь же народы,

Вчно въ цпяхъ и крови,

Ищутъ свободы,

Правды, добра и любви…

Осень.

(Переложеніе въ стихи одной изъ тюремныхъ

замтокъ Людмилы Волкенштейнъ).

Пожелтли листья и травинки,

Притаилось въ грусти все вокругъ,

Освтилось солнышкомъ печальнымъ,

И уходитъ солнышко на югъ.

Но какъ мать благословляетъ солнце,

Разлучаясь въ жизненномъ пути,

И улыбкой свтлой призываетъ

Насъ бодрй вс бдствія нести.

Втерокъ зашелестлъ листами,

Отряхнулъ нависнувшія слезы,

И ужъ дальше шепчетъ онъ игриво:

‘Вновь придутъ и радости, и грезы!’

Встрча.

(Посвящается С. M. Кравчинскому.)

Кончены годы тупого мученія…

Гд ты мой склепъ крпостной?..

Снова въ груди моей жизни волненіе,

Снова просторъ предо мной!

Быстро лошадка моя невеселая

Мелкой рысцою бжитъ.

Скачетъ по кочкамъ телга тяжелая

И заунывно скрипитъ.

Утро мелькнуло сквозь сучья втвистые…

Кончился лиственный лсъ…

Смотрится въ лоно рки серебристое

Куполъ высокихъ небесъ.

Алой полоской заря занимается,

Капли на листьяхъ дрожатъ,

Блое облачко таетъ, скрывается,

Длинные тни лежатъ!

Утра іюльскаго сила могучая

Все пробудила отъ сна…

Жизнь безпредльная, вчно-кипучая

Бьетъ упоенья полна.

Вотъ она кроется кочкою мшистою

Въ чащ болотныхъ кустовъ.

Въ воздух пылью несется душистою,

Запахомъ свжихъ цвтовъ.

Стелетъ болота густыми туманами,

Блещетъ зеленой травой,

Втромъ шумитъ надъ лсными полянами,

Искрится въ листьяхъ росой…

Въ царств природы спокойной, блистающей,

Въ мір лсовъ и полей,

Нтъ диссонансовъ вражды несмолкающей

Бднаго міра людей…

Дышетъ свободне грудь утомленная

Въ этой далекой глуши.

Рвутся наружу отъ сна пробужденныя

Силы свободной души…

Вотъ они снова такъ много любимые

Родины дальней края:

Молча стоятъ толчеи недвижимыя

Между хлбовъ у ручья.

Съ блой оградою храмъ Вознесенія

Виденъ съ холма своего,—

Лпится робко, какъ прежде, селеніе

Къ плитамъ подножья его.

Дальше ручьи и овраги глубокіе,

Мелкій кустарникъ, лса.

Рощи, болота, пригорки высокіе,

Волжскихъ песковъ полоса…

Тихо встаютъ много лтъ позабытые

Дтства далекіе дни,—

Словно лишь только вчера пережитые,

Душу волнуютъ они!

Вотъ у пруда за деревнею Грозовой,

Прежнихъ строеній столбы,

Вонъ, на холм перелсокъ березовый,

Гд собиралъ я грибы.

Въ этомъ лсу, за забытой избушкою

Есть обвалившійся валъ,—

Часто тамъ съ нянею, дряхлой старушкою.

Въ лтніе дни я гулялъ.

Свши покойнй подъ втви зеленыя,

Вчно тиха и грустна,

Давняго прошлаго сказки мудреныя

Мн говорила она…

Въ мрак прошедшаго чары враждебныя

Бдныхъ терзали людей…

Высились до-неба замки волшебные,

Зміемъ леталъ чародй,

Въ ступ носилась надъ лсомъ беззубая,

Дряхлая баба-яга,

Все подавляла безумная, грубая

Злоба кощея — врага!

И пригорюнясь, подъ старою ивою

Робко тогда я сидлъ,—

Съ смутной тоскою и жаждой пытливою

Въ даль голубую глядлъ.

Чудныя грезы немолчно роилися

Въ дтской душ въ этотъ мигъ…

Дтскія силы низвергнуть стремилися

Царство волшебниковъ злыхъ,

Сбросить оковы, разрушить губящіе

Планы волшебства и зла!..

А предо мной монотонно-шумящая

Жизнь такъ обычно текла!

Прямо обросшій густыми рябинами,

Высился отчій мой кровъ,

Въ облак пыли густой, за овинами,

Слышался грохотъ цповъ.

Въ рваныхъ лаптяхъ, у избы, на завалинк,

Грлися два старика,

Мальчикъ подпасокъ, пузатый и маленькій.

Гналъ по деревн быка,

А на гумн подъ шумящей осиною,

Въ зелени листьевъ густой,

Ставилъ крестьянинъ колоду пчелиную,

Дряхлой склонясь головой…

Глушь вковая, нмая, глубокая!

Робко ты крестъ свой несла!..

Тихо и мирно, сторонка далекая,

Годъ ты за годомъ жила!..

Все-то въ теб, за сто лтъ предугадано,

Искони шло чередомъ,—

И безотрадно, какъ запахомъ ладона,

Вяло въ избахъ кругомъ!..

Ну, а теперь?— Все, какъ прежде, покорная,

Гнешься-ль въ безплодной борьб,

Или же жизни струя благотворная

Вдругъ пронеслась и къ теб?..

Скоро, прервавъ путешествіе длинное,

Въ старыхъ мстахъ я пройдусь,

И, посмотрвъ на жилище старинное,

Дальше я въ путь соберусь…

II.

— Что это?— Ваня!— Вотъ радость нежданная!..

Снова тебя я нашелъ!!.

Ты это?.. Здравствуй!.. Вотъ встрча желанная!

Какъ ты на Волгу забрелъ?

Быстро ямщикъ мой, отъ сна пробудившійся,

Лошадь свою придержалъ,

Спрыгнувъ съ пригорка, худой, запылившійся

Ваня ко мн подбжалъ…

Да, это онъ, мой товарищъ потерянный!

Трудно его не узнать!

Та же лежитъ на немъ силы увренной,

Воли могучей печать,

Такъ же блистаютъ глаза его впалые,

Весь, какъ тогда — средь друзей!..

Только, какъ будто лицо исхудалое

Стало суровй, грустнй,

Только лишь руки и щеки покрылися

Краской загара густой…

Помню я, крпко мы съ нимъ подружилися

Въ семьдесятъ третьемъ, зимой.

Время минувшее, время прожитое,

Время безсонныхъ ночей!

Вс твои сцены почти позабытыя,

Лица любимыхъ друзей,

Братья, навки погибнуть успвшіе,

Все пронеслось предо мной

Въ мигъ!— какъ стрлой въ небесахъ пролетвшіе

Ласточки ранней весной!..

Вотъ она, тсная комната Ванина,

Вчно въ окуркахъ, въ пыли,

Гд о борьб за свободу крестьянина

Споры горячіе шли,

Гд до полуночи книги любимыя

Вслухъ мы читали не разъ,

Гд вс за благо народа гонимые

Стали святыней для насъ…

Комнатка бдная, виду невзрачнаго,

Какъ хороша ты была!

дкое облако дыму табачнаго

Сверху стоитъ… У стола,

Съ разныхъ сторонъ, поскорй, какъ попалося,

Вс размстились кругомъ…

Сколько тутъ толковъ у насъ завязалося!

Съ Ваней въ народъ мы идемъ!

Область чужая, невдомо-чудная!

Что въ теб скрыто для насъ?…

Счастье, иль гибель?

Толпа многолюдная

Смолкла, притихла заразъ.

Занятъ всецло вопросами жгучими,

Ваня сидитъ, присмирвъ…

Вдругъ средь молчанья волнами могучими,

Грянулъ свободный напвъ:

‘Твердые волей, въ невзгод суровые,

‘Новой работы работники новые,

‘Бдная родина, бдный народъ

‘Въ бой васъ за волю зоветъ!

‘Мракъ гробовой,

‘Густъ и суровъ,

‘Легъ надъ страной

‘Вчныхъ рабовъ.

‘Мерзость казармъ

‘Въ каждомъ сел,

‘Грубый жандармъ

‘Царь на земл.

‘Выйдемъ же, братья, на мщенье великое…

‘Варварство злобное, варварство дикое

‘Всюду надъ русской землею царитъ,

‘Все въ ней живое мертвитъ!

‘Пусть насъ въ цпяхъ

‘Годы томятъ,

‘Пусть въ рудникахъ

‘Насъ уморятъ,

‘Тхъ, кто съ врагомъ

‘Въ битв падетъ,

‘Вспомнитъ добромъ

‘Русскій народъ!…

‘Время придетъ,— предъ работой упорною

‘Рухнетъ насилія зданье позорное,

‘И засіяетъ надъ русской землей

‘Солнце свободы святой!…

Долго мы молча сидли смущенные,

Было такъ тихо вокругъ…

Чувство святое, въ душ затаенное,

Къ сердцу прихлынуло вдругъ.

Мы обнялися…

О, какъ намъ хотлося

Длу вс силы отдать!

Страстная жажда въ груди загорлася

Биться, работать, страдать,

И, обновившись, съ душою свободною

Бросясь на встрчу судьб,

Вызвать бурливое море народное

Къ грозной за волю борьб!…

Вышли мы съ Ваней… Но звуки призывные

Слышались, какъ на яву…

Время ты чудное, время ты дивное,

Снова тобой я живу!…

Вотъ они снова — вс лица любимыя:

Вижу я образъ живой

Сони…

Любовью къ свобод гонимая,

Въ кругъ нашъ отъ жизни пустой

Смло на вки ушла ты, свободная,

Бросивъ отеческій кровъ

И прозябанье надменно-безплодное

Въ мір рабынь и рабовъ!

Въ отческомъ дом бездушно-парадныя,

Только лишь вншность любя,

Дтства пустого подруги нарядныя

Скоро забыли тебя —

Вслдъ теб сыпались пасквили вздорные,

Хоромъ неслись клеветы…

Но, какъ всегда, клевет непокорная,

Не оглянулася ты!

Трудной борьб ты съ врагомъ угнетающимъ

Всю посвятила себя…

Кажется, мн въ ореол сіяющемъ

Вижу я, Соня, тебя!…

Вотъ предо мною строенья кирпичныя

Фабрикъ большого села,

Гд, поступивши на зиму въ фабричныя,

Съ Ваней ты вмст жила…

Вечеръ субботы…

Работу недльную

Кончилъ фабричный народъ…

Взявъ у конторщика плату задльную,

Тихо домой онъ бредетъ.

Въ крайней изб, гд сухія, безплодныя,

Пашни лежатъ за селомъ,—

Тайно живете вы, люди свободные,

Въ царств рабовъ вковомъ…

Вотъ они, окна избушки морозныя,

Въ свт лучины блестятъ…

Въ комнат лица рабочихъ серьезныя

Съ думой глубокой глядятъ.

Ваня читаетъ:

‘За волей далекою

Четверо братьевъ пошли.

Тихо идутъ они степью широкою

Въ разныя страны земли.

Нтъ ея!

Къ сверу, въ область холодную

Первый приходитъ,— глядитъ:

Пашутъ крестьяне равнину безплодную,

Жалко ихъ платье и видъ!…

Нтъ имъ покоя въ ихъ дряхлой обители,

Вчно паши, борони!

Все отбираютъ земли той властители,

Что ни добудутъ они!

Въ южныя страны, глухія и знойныя,

Вышелъ изъ братьевъ второй…

Видитъ онъ массы народа нестройныя

Встали за волю на бой…

Грянули залпы въ толпу непокорную,

Кровью покрылись поля…

Скоро окончили бойню позорную,

Снова въ невол земля!

Третій изъ братьевъ къ востоку отправился…

Видитъ приволье и ширь,

Встртилъ онъ рки, но вплавь переправился,

Вотъ передъ нимъ монастырь.

Ярко блестятъ его главы высокія,

Мохъ по карнизамъ растетъ,

Въ церкви монахи суровые, строгіе,

Учатъ терпнью народъ.

Низко склонилась толпа безотвтная,

Внемля ихъ грознымъ словамъ,

Видны на лицахъ тоска безпросвтная,

Страхъ и покорность врагамъ…

Вышелъ четвертый изъ братьевъ-товарищей

Къ западу… Пусто вокругъ!…

Вмсто селеній тамъ пни да пожарища,

Голы поля отъ засухъ…

Цлое племя грабительства жаднаго

Когти раскрыло въ стран.

Гибнетъ народъ отъ труда безпощаднаго,

Нтъ ему воли нигд!…

Страшно измучась въ безплодныхъ исканіяхъ.

Встртились братья опять

И разсказали про все, что въ скитаніяхъ

Имъ привелось увидать.

Гд ни посмотришь — нужда безысходная,

Счастья и правды нигд!

Жадныя власти, какъ стая голодная,

Рыщутъ и грабятъ везд.

Тронуло братьевъ народа терпніе,

Горе его, и съ тхъ поръ

Всюду они проповдуютъ мщеніе,

Грозный готовятъ отпоръ!…

Быстро ихъ дло растетъ, расширяется,

Рушится древній покой,

Гнвъ на народныхъ враговъ накопляется

И разразится грозой!..’

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Съ дымомъ и чадомъ лучинки трескучія

Въ хат мерцаютъ глухой,

Изрдка падаютъ угли сыпучіе

Въ грязную кадку съ водой…

Жутко! Сырыя, угрюмыя, чадныя

Стны изъ мрака глядятъ,

Странно по стнамъ и полкамъ громадныя,

Черныя тни дрожатъ.

Словно вс духи погибшихъ, въ молчаніи,

Слушать слетлись толпой

Рчь о великомъ народномъ страданіи

И о свобод святой!…

——

Дальняго прошлаго образы ясные,

Полные вры друзья!

Быстро надвинулись годы ненастные,—

Наша погибла семья!

Буря гоненій въ безумной свирпости

Вдругъ пронеслась надъ страной…

Сгинуло все!—

Петропавловской крпости

Шпиль заблисталъ надо мной!

III.

Посл взаимныхъ объятій привтственныхъ

Ваню къ селу я подвезъ.

Въ тхъ же прошлись мы владньяхъ наслдственныхъ,

Гд на свобод я росъ.

Какъ здсь все грустно! Покрылся крапивою

Старый заброшенный садъ…

Мрачно, какъ стражи гробницъ молчаливыя,

Липы въ аллеяхъ стоятъ.

Пусто и глухо! Вотъ дома развалины

Видны безъ рамъ и оконъ.

Кучи навозу и мусору свалены

Прямо подъ ветхій балконъ.

Это ли домъ тотъ, гд шумно съзжалися

Наши сосди толпой?…

Тамъ, гд гостей голоса раздавалися,—

Остовъ остался пустой!

Въ этомъ ли остов въ годы счастливые

Рвался душою я вдаль?…

Сердце наполнили чувства тоскливыя

Стало былого мн жаль!

Въ вчность предъ страшною времени силою

Вся старина унеслась,—

И надъ прошедшаго мрачной могилою

Новая жизнь разлилась!

Только остались вы, дтства вліянія,

Въ душу запали на дно,

И прорвалися сквозь радость свиданія

Съ другомъ любимымъ давно!…

Дальше пошли мы.

Вотъ роща тнистая

Съ рядомъ пригорковъ вдали…

Какъ разрослись въ ней деревья втвистыя!..

Вмст въ нее мы вошли.

Здсь, въ этой рощ, гд въ пору старинную

Цлые дни я мечталъ,

Тихо мн Ваня всю повсть не длинную

Жизни своей разсказалъ.

‘Помнишь т годы, какъ добрые, сильные

‘Вмст въ народъ мы ушли?…

‘Трудные годы, невзгодой обильные,

‘Сколько вы силъ унесли!

‘Посл того, какъ съ тобою разсталися,

‘Помнишь, тогда — въ феврал —

‘Долго мы съ Соней еще оставалися

‘Въ нашемъ фабричномъ сел.

‘Вскор мы стали, съ работой освоившись.

‘Къ новой сред привыкать…

‘Сколько хорошихъ людей, поустроившись,

‘Намъ удалось разыскать!…

‘Скоро насъ зналъ далеко по окрестности

‘Каждый живой человкъ…

‘Только пришлось намъ — увы!— въ этой мстности

‘Дло покончить навкъ!…

‘Позднею осенью, въ пору дождливую.

‘Втеръ кругомъ бушевалъ,

‘Дробью своею немолчно-шумливою

‘Дождикъ тоску нагонялъ…

‘Было въ тотъ вечеръ у насъ на собраніи

‘Трое фабричныхъ друзей,

‘Вс мы мечтали полны упованія,

‘Какъ черезъ нсколько дней,—

‘Только окончатъ рабочіе мстные

‘Время фабричныхъ работъ,—

‘Вмст пойдемъ мы въ деревни безвстныя,

‘Въ срый крестьянскій народъ.

‘Вдругъ въ полутьм наша дверь растворилася,

‘Взвизгнувъ на’петляхъ своихъ,

‘Цлая куча жандармовъ вломилася

‘Вмст съ толпой понятыхъ!…

‘Кончено! Рушились планы завтные,

‘Жизни развязка пришла!

‘Всюду царящая тьма безпросвтная

‘Вс наши планы смела!

‘Вотъ они слуги престола законные,

‘Въ синихъ мундирахъ стоятъ…

‘Грустно рабочихъ глаза изумленные

‘Всюду за ними слдятъ…

‘Помню я сцену предъ близкой разлукою:

‘Обыскъ къ концу приходилъ,

‘Каждый прощался, подавленный мукою,

‘Молча, со всмъ, что любилъ…

‘Быстро сносили жандармы привычные

‘Въ груду большую на столъ

‘Письма, брошюры и книги различныя…

‘Стали писать протоколъ.

‘Соня шепнула:

— ‘Два адреса схвачены

‘Въ письмахъ, что сверху — гляди!

‘Только что письма къ отправк назначены,

‘Мы не успли снести…’

‘Вдругъ намъ предстала картина ужасная:

‘Обыскъ далекихъ друзей!…

‘Врныхъ товарищей гибель напрасная…

‘Бросились къ письмамъ мы съ ней —

‘И не успли жандармы смущенные

‘Съ мстъ шевельнуться своихъ,

‘Какъ эти письма, въ клочки превращенныя,

‘Были проглочены въ мигъ!

‘Все спасено!…

‘Офицеръ нашъ, какъ бшеный,

‘Блдный отъ злости вскочилъ…

‘— Бей ихъ! Вяжи ихъ скорй!’ Какъ помшанный

Съ пной у рта завопилъ.

‘— Бей ихъ! Вяжи ихъ!’

Кругомъ завозилися

‘Врные слуги тотчасъ.

‘Мигомъ веревки на сцену явилися,

‘Руки скрутили у насъ…

‘Съ саблями на-голо, съ руганью грязною

‘Бросились вс къ намъ потомъ,

‘И завязали они безобразную,

‘Дикую свалку кругомъ!

‘Самъ офицеръ, нашихъ писемъ лишившійся,

‘Соню за горло схватилъ,

‘Сжавъ его, словно бульдогъ обозлившійся…

‘Соня упала безъ силъ.

‘Тщетно до боли напрягши усилія,

‘Рвалъ я веревки свои,

‘Снова я падалъ на землю въ безсиліи,

‘Съ злобою жгучей въ крови!..

‘Чмъ эти сцены потомъ завершилися.

‘Право, и вспомнить не въ мочь!

‘Въ мстномъ острог мы вс очутилися

‘Въ эту же самую ночь!

‘Медленно, въ мрачной тюрьм, безпощадные

‘Годы пошли чередой,

‘Скрылися воли картины отрадныя.

‘Только лишь поздней порой,

‘Въ полночь глухую, въ часы нестерпимые

‘Долгихъ тюремныхъ ночей

‘Смутно мы видли сцены любимыя

‘Жизни прошедшей своей…

‘Вскор потомъ началися дознанія,

‘Ставки, допросы пошли.

‘Сколько гнетущей тоски и страданія

‘Намъ эти дни принесли!

‘Вчная пошлость, придирки, нелпости,

‘Все мы испили до дна.

‘Посл трехъ лтъ заключенія въ крпости

‘Соня была сослана.

‘Цлыхъ пять лтъ просидвъ въ заключеніи,

‘Я на свободу бжалъ

‘Съ жаждой могучей суроваго мщенія…

‘Вновь я друзей увидалъ.

‘Только лишь рдки, какъ пни на пожарищ.

‘Въ зелени новой, лсной,

‘Старые наши друзья и товарищи

‘Были въ семь молодой!

‘Вотъ ужъ два года, какъ здсь, обновленные,

‘Бьемся съ врагомъ мы опять.

‘ду теперь я въ края отдаленные

‘Соню изъ ссылки спасать’.

Кончилъ онъ…

Тихо на землю спускалася

Ночь съ голубой высоты,

Низко надъ лсомъ луна показалася,

Свтомъ обливши кусты,

И, милліонами звздъ переполненный,

Ярко весь сводъ заблисталъ.

Чудной, казалось, гармоньи исполненный

Голосъ въ природ звучалъ:

‘Видишь, какъ жизни движенье могучее

‘Къ цли предвчной идетъ?

‘Сила свободы борьбою кипучею

‘Къ счастью людскому ведетъ.

‘Таетъ насилія царство бездольное

‘Въ свт живящихъ лучей…

‘Скоро ужъ гимны услышишь ты вольные

‘Въ родин бдной твоей!

‘Скоро услышишь… То сила великая

‘Рвется подъ гнетомъ оковъ,

‘Падаетъ, рушится зврская, дикая,

‘Власть нашихъ вчныхъ враговъ!’

Въ дальнихъ селеньяхъ огни засвтилися,

Въ мрак мерцая чуть-чуть.

Время разстаться!… Мы съ Ваней простилися.

Дальше похалъ я въ путь…

ПРОСТИ.

(Посвящено Вр Фигнеръ при ея увоз

изъ Шлиссельбургской крпости).

Пусть, мой другъ дорогой, будетъ счастливъ твой путь,

И судьба твоя будетъ свтлй!

Пусть удастся съ души поскоре стряхнуть

Злые чары неволи твоей!

Скоро, милый мой другъ, вновь увидитъ твой взоръ

Лица близкихъ, родныхъ и друзей,

Окружитъ тебя вновь безпредльный просторъ

И раздолье луговъ и полей!

Ночью встртятъ тебя и развютъ твой сонъ

Милліонами звздъ небеса,

И увидишь ты вновь голубой небосклонъ,

И холмы, и ручьи, и лса!

Все, чего столько лтъ, ты была лишена,

Что въ мечтахъ обаянья полно,

Вдругъ воскреснетъ опять и нахлынетъ волна

Прежнихъ чувствъ позабытыхъ давно!

Пусть же, милый мой другъ, будетъ счастливъ твой путь.

Скоро будешь ты снова вольна,

И успешь усталой душей отдохнуть

Отъ тяжелаго долгаго сна!—

1-го сентября 1904.

ПРОРОКЪ.

‘Близко время пробужденья городовъ, селеній,

‘Время грозныхъ революцій, бурныхъ потрясеній!

‘Царство злобы, угнетенья, въ буйномъ вихр сгинетъ,

‘И престолы всхъ тирановъ буря опрокинетъ!

‘Первымъ рушится кровавый, окруженный мглою,

‘Тронъ стариннаго насилья, рабства и застоя.

‘И подъ небомъ, освщеннымъ заревомъ пожаровъ,

‘Власть меча погибнетъ въ треск громовыхъ ударовъ!

‘А затмъ, шатаясь, рухнутъ вчной тьмы престолы,

‘И исчезнетъ богъ гоненій, древній богъ Лойолы.

‘Въ свт знанья вс фантомы быстро исчезаютъ,

‘Словно зми, цпеня, въ норы уползаютъ.#

‘Скоро, братья, это время на земл настанетъ,

‘Скоро, братья, надъ насильемъ судъ народовъ грянетъ!’

Такъ пророкъ гремлъ по міру, гнвный и суровый,

Но безъ отклика терялось предвщанья слово.

Гршный міръ дремалъ въ объятьяхъ нги и порока,

И средь оргій не слыхалъ онъ голоса пророка.

Подъ поэтами-телеграфистами.

(Въ нижнемъ этаж Шлиссельбургскихъ камеръ).

Я въ камер моей, какъ въ Лондонскомъ тоннел,

Гд мощная рка несется въ вышин,

Безмолвно цлый день лежу я на постели

Въ задумчивыхъ мечтахъ, въ спокойномъ полусн.

А тамъ, надъ головой, гремящіе потоки

Лирическихъ стиховъ несутся надо мной,

Бушуютъ и шумятъ рифмованныя строки,

И хлещутъ въ стну мн грозящею волной…

Въ дом Предварительнаго заключенія.

Комнатки, точно пчелиные соты,

Стройно и плотно, рядами, стоятъ,

Люди въ нихъ тихо, безъ длъ и заботы,

Словно личинки въ тхъ сотахъ, сидятъ.

Самою чистою пылью одты

Стны кругомъ, отъ оконъ до дверей,

Лишняго воздуха, вреднаго свта,

Нтъ — какъ ума въ голов у властей.

Точно орхамъ подъ ихъ скорлупою,

Такъ намъ уютно въ каморк пустой!

Сколько удобствъ!— И за нашей стною

Стали мы бодры, какъ мухи зимой!

Снжинка.

Съ сраго неба, гд тучъ покрывало

Низко спустилось надъ кровлей тюрьмы,

Тихо ко мн на рукавъ ты упала,

Встница близкой зимы.

Гд ты, снжинка, носилась по вол?

Кто тебя въ край нашъ занесъ?

Что теб надобно въ царств неволи,

Въ царств страданій и слезъ?

Лучше-бъ легла ты на снжной вершин

Дальной свободной страны,

Тамъ теб въ дикой, холодной пустын

Снились бы чудные сны,

Тамъ ты смотрла-бъ на синее море,

Въ солнечныхъ грлась лучахъ,

И не узнала-бъ о мук и гор

Въ нашихъ забытыхъ стнахъ!

— Нтъ! Не хотла я цлые годы

Въ снжной лежать вышин,

Я принесла теб всть со свободы,

Всть о далекой весн.

Пусть цпенетъ въ холодномъ недуг

Скованный сверъ земли,—

Яркое солнце сіяетъ на юг,

Пышно цвты расцвли,

Солнце согрло свободныя страны,

Все тамъ приволье и свтъ,

И чередою валы океана

Шлютъ теб братскій привтъ!

Тамъ я возникла въ бушующемъ мор,

Въ вчной стихійной борьб,

И пролетла въ небесномъ простор

Съ всточкой этой къ теб

Гаданія Шлиссельбургскаго астролога

по кусочку неба видимому изъ окна его камеры *).

Рождественская загадка Зодіака.

Вотъ онъ поясъ — Зодіакъ,

Звздные посвы!

На Венер детъ Ракъ,

На Сатурн Два!

Левъ нагналъ на Марса страхъ,

Вспять его движенье!

Все полно на небесахъ

Тайнаго значенья!

II.

Сатурнъ въ созвздіи Водолея.

Конь небесный Сатурнъ не боится ни Пса,

Ни Дракона, ни Гидры, ни Змя.

Вотъ летитъ онъ во мгл черезъ вс небеса,

И грозитъ онъ столкнуть Водолея.

Но не трусъ Водолей! Лишь едва близъ него

Показалась фигура Сатурна,

Какъ коварный старикъ чмъ-то облилъ его

Изъ огромной фарфоровой урны!

* * *

Что же значитъ загадка Сатурна?

III.

Появленіе Двы изъ-за Солнца.

Конченъ часъ вражды и гнва:

Левъ ушелъ,— гоните страхъ!

Изъ-за солнца вышла Два

Съ сплымъ колосомъ въ рукахъ.

Звздный міръ благоволенье

Шлетъ въ лучахъ во вс концы,

И, какъ символъ примиренья,

Тамъ въ Зенит — Близнецы.

IV.

Въ ночь на 6-го августа 1905 г.

Скоро, скоро всю Вселенную

Облекутъ парчей нетлнною,

Къ золотымъ отрогамъ мсяца

Серьги яркія привсятся!

Скоро, скоро куртку куцую

Перешьютъ намъ въ конституцію,

Будетъ новая заплатушка

На теб, Россія-Матушка!

*) Венера, Марсъ, Сатурнъ — планеты. Ракъ, Два, Драконъ, Гидра, Змй, Водолей съ Урной и т. д.— созвздія.

Николай Морозовъ.

Изъ стнъ неволи.

Читайте также: