Елена Гуро
Елена Гуро
Из сборника ‘Трое’
Из сборника ‘Трое’
ОТ ИЗДАТЕЛЕЙ
СОДЕРЖАНИЕ
Из сборника ‘Трое’, Гуро Елена, Год: 1914
Время на прочтение: 9 минут(ы)
В сборнике ‘Трое’ (В. Хлебников, А. Крученых, Е. Гуро) были напечатаны как новые произведения Елены Гуро, так и те, что были опубликованы в других её сборниках, а также большой фрагмент ещё не вышедшей книги ‘Небесные верблюжата’.
В данной подборке содержатся только те тексты из сборника, которые не дублировались в других изданиях.
Это последняя книжка, в которой так рано ушедшая Елена Гуро появляется вместе со своими товарищами, — книжка, задуманная ею еще в апреле.
…Новая веселая весна за порогом: новое громадное качественное завоевание мира. Точно все живое, разбитое на тысячи видимостей, искаженное и униженное в них, бурно стремится найти настоящую дорогу к себе и друг к другу, опрокидывая все установленные грани и способы человеческого общения. И недалеки, может быть, дни, когда побежденные призраки трехмерного пространства, и кажущегося, каплеобразного времени, и трусливой причинности, и еще многие и многие другие — окажутся для всех тем, что они есть, — досадными прутьями клетки, в которых бьется творческий дух человека, — и только. Новая философия, психология, музыка, живопись, порознь почти неприемлемые для нормально-усталой современной души, — так радостно, так несбыточно поясняют и дополняют друг друга: так сладки встречи только для тех, кто все сжег за собою.
Но все эти победы — только средства. А цель — тот новый удивительный мир впереди, в котором даже вещи воскреснут. И если одни завоевывают его — или хотя бы дороги к нему, — другие уже видят его, как в откровении, почти живут в нем. Такая была Ел. Гуро. Таким, почти осязаемым, — уже своим, уже выстраданным, — кажется этот мир в ее неоконченной книге ‘Бедный рыцарь’. Душа ее была слишком нежна, чтобы ломать, слишком велика и благостна, чтобы враждовать даже с прошлым, и так прозрачна, что с легкостью проходила через самые уплотненные явления мира, самые грубые наросты установленного со своей тихой свечечкой большого грядущего света. Ее саму, может быть, мало стесняли старые формы, но в молодом напоре ‘новых’ она сразу узнала свое — и не ошиблась. И если для многих связь ее с нами была каким-то печальным недоразумением, то потому только, что они не поняли ни ее, ни их.
Вот почему нам надо было сказать эти несколько слов. Для всех, лично знавших Ел. Гуро, боль утраты еще слишком велика, чтобы говорить о ней, как о прошлом, делать ее характеристику, и пр., и пр. Пусть о ней скажут ее последние дети, ее ‘Небесные верблюжата’ и ‘Рыцарь бедный’. Вся она, как личность, как художник, как писатель, со своими особыми потусторонними путями и в жизни и в искусстве — необычайное, почти непонятное в условиях современности, явление. Вся она, может быть, знак.
Знак, что приблизилось время.
Финляндия
‘Стихли над весенним солнцем доски…’
Шалопай
Из сладостных
‘Нора, моя Белоснежка…’
Моему брату
Выздоровление
Скрипка Пикассо
Лень
Немец
Кот Бот
Кот Ват
Толокнянка
‘Дай мне, дай мне силу еще больше любить людей…’
Полевунчики
‘Липнул к следкам песок на протаявший дорожке…’
Нежный дурак
Дача с призраками
‘На берегу две сосны божественного происхождения…’
‘Что мы знаем о красоте?..’
‘Вянут настурции на длинных жердинках…’
ФИНЛЯНДИЯ
Это ли? Нет ли?
Хвои шуят, шуят
Анна-Мария, Лиза — нет?
Это ли? — Озеро ли?
Лулла, лолла, лалла-лу,
Лиза, лолла, лулла-ли.
Хвои шуят, шуят,
ти-и-и, ти-и-у-у.
Лес ли, — озеро ли?
Это ли?
Эх, Анна, Мария, Лиза,
Хей-тара!
Тере-дере-дере… Ху…
Холе-кулэ-нэээ.
Озеро ли? — Лес ли?
Тио-и
ви-и… у.
***
Стихли над весенним солнцем доски,
движение красным воскликом мчалось.
Бирко — Север стал кирпичный, — берег не наш!
Ты еще надеешься исправиться, заплетаешь косу,
а во мне солнечная буря!
Трамвай, самовар, семафор
Норд-Вест во мне!
Веселая буря, не победишь,
не победишь меня!..
Под трапом дрожат мостки.
В Курляндии пивной завод,
И девушки с черными косами.
ШАЛОПАЙ
финские мелодии
Ах, деньки деньки маются!
Кто, их по ветру раскидал?
— Полоумный!
Да никто, никто умный
мои денечки не подобрал.
И не подберет,
и не принесет
к моей маме.
Мама, мама, мамочка — Не сердись —
я на днях денечки-то подберу
я на море светлое за ними побегу.
Я веселый!
Я их маме обещал моей суровой
Моя мама строгая, — точь-в-точь
я, как день — она как ночь!
………………………………….
— Подойди, подойди близенечко,
мой сынок,
проваландался маленько-маленечко
мой денек, мой денек.
Подошел, приласкался нежненечко
на часок, на часок.
У меня сердечко екнуло,
мой сынок, мой сынок.
У меня из рук плетка выпала
он смеется — дружок:
проленился я маленько. Да, маленько-маленечко
мой денек.
ИЗ СЛАДОСТНЫХ
Миниатюры
Венок весенних роз
Лежит на розовом озере.
Венок прозрачных гор
За озером.
Шлейфом задели фиалки
Белоснежность жемчужная
Лилового бархата на лугу
Зелени майской.
О мой достославный рыцарь!
Надеюсь, победой иль кровью
Почтите имя дамы!
С коня вороного спрыгнул,
Склонился, пока повяжет
Нежный узор ‘Эдита’
Бисером или шелком.
Следы пыльной подошвы
На конце покрывала.
Колючей шпорой ей
Разорвало платье.
Господин супруг Ваш едет,
Я вижу реют перья под шлемом
И лают псы на сворах.
Прощайте дама!
В час турнира сверкают ложи.
Лес копий истомленный,
Точно лес мачт победных.
Штандарты пляшут в лазури
Пестрой улыбкой.
Все глаза устремились вперед
Чья-то рука в волнении
Машет платочком.
Помчались единороги в попонах большеглазых,
Опущены забрала, лязгнули копья с визгом,
С арены пылью красной закрылись ложи
***
Строгая злая Королева распускает вороньи
волосы и поет:
Ты мне зеркальце скажи
Да всю правду доложи
Кто меня здесь милее
Нора, моя Белоснежка,
Нора, мой снежный цветик,
Мой облачный барашек.
Ох ты, снежная королева,
Облачное руно,
Нежное перышко,
Ты, горный эдельвейс,
Нора, моя мерцающая волна,
Нора, мой сладко мерцающий сон!
…Ах, строгая Королева, не казни меня,
Не присуждай меня к смерти!
Мое снежное облако,
Моя снежная сказка,
Эдельвейс с горы,
Много милее тебя!
МОЕМУ БРАТУ
Помолись за меня — ты,
Тебе открыто небо.
Ты любил маленьких птичек
И умер, замученный людьми.
Помолись обо мне, тебе позволено,
чтоб меня простили.
Ты в своей жизни не виновен в том —
в чем виновна я.
Ты можешь спасти меня.
Помолись обо мне.
……………………………..
Как рано мне приходится не спать,
оттого, что я печалюсь.
Также я думаю о тех,
кто на свете в чудаках,
кто за это в обиде у людей,
позасунуты в уголках — озябшие без ласки,
плетут неумелую жизнь, будто бредут
длинной дорогой без тепла.
Загляделись в чужие цветники,
где насажены
розовенькие и лиловенькие цветы
для своих, для домашних.
А все же их дорога ведет —
идут, куда глаза глядят,
я же — и этого не смогла.
Я смертной чертой окружена.
И не знаю, кто меня обвел.
Я только слабею и зябну здесь.
Как рано мне приходится не спать,
оттого, что я печалюсь.
ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ
Аппетит выздоровлянский,
Сон, — колодцев бездонных ряд,
и осязать молчание буфета и печки час за часом.
Знаю, отозвали от распада те, кто любят…
Вялые ноги, размягченные локти,
сумерки длинные, как томление.
Тяжело лежит и плоско тело,
и желание слышать вслух две-три
лишних строчки, — чтоб фантазию зажгли
таким безумным, звучным светом…
Тело вялое в постели непослушно,
Жизни блеск полупонятен мозгу.
И бессменный и зловещий в том же месте
опять стал отблеск фонаря…
……………………………………
Опять в путанице бесконечных сумерек…
Бредовые сумерки,
я боюсь вас.
СКРИПКА ПИКАССО
В светлой тени на мраморе трепет люстры.
В имени счастливого полустрадальца всю поднятость мучений на дощечке с золотым блеском черт выразило королевство тени нервными углами.
И длинный корпус музыканта, вырезанный втянутым жилетом, был продолжением и выгибом истомленного грифа. Изворотиком гениальным очаровано скрытое духа и страна белых стен, и настал туман белой музыки и потонувшее в мир немоты, уводящее из вещей.
Избалованный страдалец с лицом иссиня-бледным на диване, простерши измученные руки и протянув длинный подбородок к свету.
И как он, почти умирали цветы в хрустальном стакане с водой.
ЛЕНЬ