Из путевых записок, Безобразов Владимир Павлович, Год: 1861

Время на прочтение: 45 минут(ы)

ИЗЪ ПУТЕВЫХЪ ЗАПИСОКЪ
(Елиз. Дмитр. Б—ой.)

Я только что окончилъ одну изъ моихъ поздокъ по невдомымъ странамъ, и куча живыхъ впечатлній, просится на бумагу. Какъ-то страшно высказывать печатно вс эти ощущенія и мысли, еще недостаточно провренныя размышленіемъ и справками, часто схваченныя налету, но я берусь теперь же за перо, чтобы сохранить въ моихъ замткахъ тотъ характеръ первоначальнаго личнаго впечатлнія, которымъ не слдуетъ пренебрегать и который въ иныхъ наблюденіяхъ даже иметъ особую цну.

I. Изъ Владиміра до Вязниковъ.

Ныншній разъ мои странствованія начались Владиміромъ на Клязьм, этимъ пока послднимъ пунктомъ всемірной сти желзныхъ дорогъ. ‘Здсь смотрть нечего: какъ только пріхали, прямо изъ экипажа спшимъ на станцію желзной дороги’, говорятъ мн два петербургскихъ пріятеля, которыхъ я встртилъ во Владимір и которые возвращались въ Петербургъ изъ поздки во внутреннія губерніи. Во Владимір дйствительно смотрть нечего (кром разв Дмитровскаго собора, возобновленнаго въ древнемъ вкус), да едва ли и есть на Руси города, кром столицъ, гд бы на путешественник лежала тяжкая обязанность что-либо осматривать. Древнепрестольный градъ Россійскаго государства нын не боле какъ почтовая станція между Москвою и Нижнимъ и мстопребываніе губернскихъ чиновниковъ. Людямъ, не сопровождающимъ товаровъ на нижегородскую ярмарку или не производящимъ ревизіи мстъ губернскаго управленія, здсь ршительно нечего длать. Даже роль станціи вскор снята будетъ съ Владиміра, но пока дятельность мстныхъ ямщиковъ усилилась отъ проведенія желзной дороги. Желзная дорога проведена вдоль берега Клязьмы подъ горою, на которой расположенъ городъ, или просто улица съ двумя соборами и присутственными мстами, именуемая Владиміромъ, такъ что отъ станціоннаго вокзала до города около 1 1/2 версты весьма скверной дороги въ гору. Безъ сомннія, весьма не много найдется охотниковъ на эту безполезную поздку, и прозжіе изъ Москвы въ Нижній, съ открытіемъ желзной дороги на всемъ протяженіи, будутъ обходиться и безъ Владиміра, къ чрезвычайному огорченію Владимірскихъ ямщиковъ, содержателей постоялыхъ дворовъ и барышень, томящихся отъ провинціяльной скуки у оконъ Дворянской улицы. Владиміру будетъ принадлежать лишь второе его значеніе — губернской резиденціи, онъ можетъ еще надолго быть предметомъ дятельности для ревизоровъ, воодушевленныхъ благородными стремленіями къ искорененію мстныхъ злоупотребленій. Такое значеніе вроятно не скоро утратятъ наши города, какія бы ни проводились посреди нихъ и около нихъ всемірныя линіи путей и телеграфовъ.
‘Вамъ разумется смотрть здсь нечего,’ говорили мои петербургскіе пріятели, но я съ напряженнымъ любопытствомъ смотрю здсь на все, и даже не безъ нкотораго смущенія и сердечнаго трепета. Двадцать два года прошло съ тхъ поръ какъ я ухалъ или лучше былъ увезенъ изъ Владиміра, и представьте себ: эта четверть столтія, поршившая судьбы многихъ царствъ и народовъ, какъ будто и не проходила здсь, какъ будто я разстался съ Владиміромъ только вчера. Я могу вдоволь наслаждаться созерцаніемъ всхъ безъ изъятія строеній, предметовъ, бездлушекъ, окружавшихъ мое дтство, начиная отъ золотыхъ воротъ до маленькихъ кусочковъ желтаго мыла, разложенныхъ въ главныхъ воротахъ гостинаго двора. Я ршительно не нахожу перемнъ, кром подновленія деревянныхъ домовъ, новаго каменнаго дома духовной консисторіи и разрушенія части древняго архіерейскаго дона, затявшаго перестраиваться. Вотъ видите этотъ гостиный дворъ: онъ стоитъ точно также какъ стоялъ двадцать два года тому назадъ, краснй въ отсутствіи высокихъ постителей и подбливаясь въ ожиданіи ихъ, такое же множество кожевенныхъ лавокъ и т же самый издлія: кошельки, рукавицы и разныя вещи для крестьянскаго обихода, галантерейные и красные товары также почти не измнились, и т же самые сидльцы, попарно играющіе въ шашки битыхъ двнадцать часовъ и считающіе своею обязанностью посл каждой партіи прокричать проходящимъ, ‘Что покупаете?’ Что же здсь новаго? Подешевли ивановскіе ситцы, вывшены женскіе уборы, какихъ не было за двадцать два года предъ симъ и исчезла книжная лавка съ читающимъ старичкомъ въ очкахъ, внушавшимъ мн тогда чрезвычайное уваженіе. Прогрессивность женскихъ нарядовъ также же должна внушать особенныхъ опасеній, за удовлетвореніемъ этой невинной потребности, женщина самая охранительная часть человческаго рода (виноватъ, прогрессъ ознаменовался между женщинами куреніемъ папиросокъ, которыя были неизвстны четверть вка тому назадъ, а нын въ большомъ употребленіи въ провинціи). Книжная лавка однако не вовсе упразднилась, а только перенесена въ другое мсто, но и тамъ существованіе ея не сопряжено ни съ какими бурными потрясеніями, которыя могли бы препятствовать продавцу сидть спокойно и читать свои книжки…. Таково Владимірское затишье.
Во Владимір я, въ первый разъ, посл Петербурга, почувствовалъ себя на вол, то-есть освободился отъ вагона. На желзныхъ дорогахъ можетъ-быть есть мсто для наблюденій надъ общественными явленіями высшаго порядка, надъ сочетаніями и созвздіями высшихъ политическихъ севръ, но проявленіе мстной народной жизни бжитъ отъ паровоза и исчезаетъ подъ рельсами съ быстротою непостижимою. Такъ напримръ, мы видли, какъ, на первыхъ дняхъ открытія сообщенія между Москвою и Владиміромъ, бабы изъ сосднихъ деревень пытались обратить и на чугунку дятельность своего Владимірскаго промышленнаго духа. Он предлагали пассажирамъ квасъ, ягодъ и разныя иныя безыскусственныя свои произведенія, но грозное объявленіе начальниковъ станцій, что на желзной дорог никто торговать не сметъ, быстро прескло развитіе этой дятельности. Итакъ мстныя наблюденія ожидали меня впереди, пока я размышлялъ о великомъ всемірномъ значеніи желзныхъ дорогъ, ихъ необычайной космополитической сил, внезапно дающей любому русскому солдатику, одтому кондукторомъ, видъ французскаго полицейскаго коммиссара. Во всхъ этихъ людяхъ, вышколенныхъ французскою дисциплиной, совсмъ не слышно роднаго русскаго запаха съ родною безпечностью и распущенностью, все ходитъ по струнк, все обдумано, и степень наклоненія головы передъ тмъ или другимъ чиномъ du personnel de la grande socit, и высшія соображенія о покровительств des grande pouvoirs de l’tat, такъ и чувствуешь себя въ Париж, въ сердц великой націи, идущей во глав всемірной цивилизаціи…
Но я увлекся всемірною цивилизаціей, когда цль моихъ странствованій наши русскіе порядки. Во Владимір я освободился отъ всемірныхъ путей просвщенія, но я долженъ былъ выдержать переходное состояніе, въ вид перезда изъ Владиміра до Вязниковъ по Нижегородскому шоссе. Наши шоссейные тракты уже не принадлежатъ къ систем европейской цивилизаціи, но они составляютъ одно изъ звеньевъ нашей всероссійской цивилизаціи, или того офиціальнаго порядка жизни, который надо тщательно отличать отъ дйствительнаго порядка. По шоссе, въ самомъ дл, весьма удобно спшить для производства ревизій и слдствій, и также весьма неудобно путешествовать.
На этихъ государственныхъ путяхъ сообщенія, вся игра жизни заключается единственно въ столкновеніяхъ прозжающихъ со станціонными смотрителями, которые находятся въ постоянномъ осадномъ положеніи. Осада производится съ помощью офиціяльныхъ силъ, которыми вооруженъ каждый прозжающій, и затмъ побда, то-есть полученіе лошадей, остается за наиболе-вооруженнымъ или за тмъ, кто лучше изощрился въ употребленіи своего оружія. Нигд нельзя лучше воспитать въ себ чувство уваженія, ко властямъ даже въ ихъ самыхъ микроскопическихъ видахъ, которые великими изъяснителями судебъ государства не принимаются часто ни въ какое уваженіе. Путешествующіе по казенной надобности — самые страшные воины между осаждающими, за владльцами курьерскихъ подорожныхъ всегда остается побда. Микроскопическія власти бываютъ иногда особенно настойчивы, и иногда даже до такой степени, что смотритель ищетъ союзниковъ въ генералахъ изъ Петербурга, которые почему-либо покажутся ему добрыми. ‘Ты видишь: по казенной надобности, какъ ты смешь разсуждать?’ кричитъ помощникъ становаго, съ азартомъ препирающійся два часа съ смотрителемъ, приказавшимъ дать лошадей генералу.— ‘Помилуйте, ваше благородіе, да эта подорожная по другой губерніи, а не по нашей.’ — ‘Какое теб дло? можетъ быть я произвожу слдствіе по всей имперіи, намъ Царь больше довряетъ чмъ вашему брату. Теб доврены лошади, а намъ люди, такъ ты и знай своихъ лошадей, а о нашихъ длахъ не смй разговаривать.’ Никакъ не сговорившись съ грознымъ помощникомъ становаго, смотритель уже ршается умолять добраго генерала уступить своихъ лошадей. ‘Подавай бифстексъ! Гд у тебя бифстексъ? Онъ долженъ быть на станціи, онъ показанъ въ росписаніи,’ допекаетъ смотрителя неугомонный служитель просвщающей централизаціи. Впрочемъ, и инстинктамъ мягкосердечія предаваться опасно. Посл первой уступки, распространяется о васъ по всему тракту молва какъ о ‘добромъ’, и тогда начинается рядъ эксплуатацій вашей доброты. ‘Не посадите ли до той станціи вонъ этого господина? Больно приспичило ему хать, а лошадей нтъ. Мы и прогоны заставимъ его заплатить,’ говоритъ смотритель.— ‘Извольте, но только я повезу его даромъ, но дале одной станціи везти не обязуюсь.’ Послдняя оговорка необходима. Иначе на слдующей станціи вамъ опять кого-нибудь посадятъ, и дале на всемъ пути будутъ отъ васъ требовать, чтобы вы хали непремнно съ нимъ. Изо всего этого можно заключить, что лошади на почтовыхъ трактахъ не въ избытк, или лучше, что гоньба за казенные прогоны не слишкомъ выгодна для ямщиковъ. Дйствительно, везд слышатся жалобы на дорогіе кормы, но экономистъ можетъ, не безъ основанія, утшиться мыслью, что искусственное установленіе цнъ и здсь едва ли достигаетъ своей цли: почтовыя лошади уменьшаютъ количество вольныхъ и ослабляютъ конкурренцію, которая безъ первыхъ могла бы понизить цны на вольныхъ лошадей и не допустила бы ныншнихъ баснословныхъ прижимокъ со стороны ямщиковъ. Теперь дв монополіи: казенныхъ содержателей лошадей и вольныхъ ямщиковъ, вымогающихъ, вслдствіе своей малочисленности, всякія цны. Притомъ, при существованіи почтовыхъ лошадей, конкурренцію съ ними могутъ выдерживать только богатые ямщики, гоняющіе работниковъ и большое количество лошадей, мелкіе ямщики, которые бы стали возить сами, при этой систем, почти вовсе устранены отъ промысла. А именно этого рода ямщики и могли бы сбить цны, которыя теперь имютъ у насъ характеръ монопольный. Между тмъ за эти цны, достигающія самыхъ невроятныхъ размровъ (напримръ 40—45 рублей за пару на 15 верстъ), приходится безпрестанно здить не только въ сторону, но и по почтовымъ дорогамъ, когда не надешь лошадей на станціи. Возможность зды за казенные прогоны только кажущееся облегченіе, а не дйствительная дешевизна: Мн кажется, что при полной свобод ямскаго промысла, мы здили бы даже гораздо дешевле. Монополія почтовой гоньби даетъ искусственное направленіе всему промыслу и уничтожаетъ конкурренцію, которая одна только и можетъ понижать цны во всхъ безъ изъятія промыслахъ.
Однообразіе зды по шоссе прерывалось для меня въ Вязникахъ, откуда я долженъ былъ начать мое странствіе уже по натуральнымъ дорогамъ и подвергаться всякаго рода случайностямъ, весьма выгоднымъ для наблюденій, но не всегда у насъ пріятнымъ для личности путешественника. Весьма скоро по прізд въ Вязники, откуда я долженъ былъ прохать по проселкамъ въ юго-западную часть Гороховецкаго узда (Влад. г.), пришлось мн испытать на самомъ себ естественныя неровности жизни и дороги, боле опасныя чмъ ухабы нижегородскаго шоссе, искусно прикрытые деревомъ вмсто щебня.
Вопервыхъ, я былъ раздавленъ въ моемъ убожеств великолпіемъ одного мстнаго магната. Выдержавъ въ теченіи цлаго полудня натискъ вязниковскихъ ямщиковъ, я наконецъ съ величайшими усиліями выторговалъ для моей поздки пару лошадей съ телжкой, но внезапно прибылъ въ Вязники магнатъ, никогда не употребляющій для своихъ путешествій мене 12 лошадей (восьмерика въ собственную карету и четверни для свиты), и вся гостиница, и весь ямской людъ, и чуть не весь городъ пришли въ смятеніе. Когда моя телжка была подана, и я выносилъ мои вещи, чтобы въ нее ссть, то я къ крайнему моему огорченію увидалъ, что ямщикъ мой призналъ боле выгоднымъ украсить парою моихъ лошадей восьмерикъ магната. Недобросовстность ямщиковъ выходитъ здсь, какъ на многихъ нашихъ трактахъ, изъ предловъ всякаго вроятія: не говоря уже о вымогательств самыхъ непомрныхъ цнъ, безпрестанно случается, что ямщикъ, порядившись и даже получивъ отъ сдока задатокъ, узжаетъ съ другимъ, даже не возвративъ задатка. У вязниковскихъ ямщиковъ, какъ и во многихъ другихъ мстахъ, существуетъ особый, укоренившійся обычаемъ, самый дикій порядокъ ряда съ здоками. Между ямщиками водворилась постоянная стачка, которою они пользуются слдующимъ образомъ: въ каждомъ ряд участвуютъ вс безъ изъятія наличные ямщики (хозяева или ихъ работники), и никакой ямщикъ не сметъ наняться особнякомъ, безъ согласія прочихъ. Исключеніе изъ этого правила допускается лишь въ случа особаго продолжительнаго знакомства сдока съ ямщикомъ, очевидно, что подобными исключеніями пользуются большею частію ямщики-аристократы, которые имютъ связи и пользуются особымъ покровительствомъ своихъ постоянныхъ нанимателей. Вообще стачка ямщиковъ, какъ я убдился многими опытами, нисколько не обезпечиваетъ ихъ отъ взаимнаго обмана, и не служитъ защитою въ пользу боле бдныхъ или начинающихъ свое ремесло противъ богатыхъ и сильныхъ, стачка только служитъ орудіемъ вымогательства противъ прозжихъ и предлогомъ для пьянства. Въ то время какъ одинъ ямщикъ рядится, вс остальные ждутъ и за нимъ наблюдаютъ! строгость надзора простирается даже до того, что при каждомъ ряд присутствуетъ другой ямщикъ, который безъ церемоніи входитъ даже въ комнату нанимателя, если переговоры происходятъ не при открытыхъ дверяхъ. Надзирающій ямщикъ для устраненія всякаго подозрнія даже самъ торгуется, и такимъ образомъ неопытный прозжій воображаетъ, что иметъ дло съ отдльными ямщиками, въ то время какъ съ нимъ торгуются за одно пятнадцать или двадцать человкъ. Не рдко торгъ производится въ присутствіи всхъ наличныхъ ямщиковъ, и изъ нихъ нсколько человкъ торгуются и какъ будто перебиваютъ другъ друга, но только для виду. Впрочемъ бываютъ случаи дйствительно одиночнаго ряда и даже нкоторой конкурренціи въ выпрашиваніи цнъ нсколькими ямщиками, главное дйствіе стачки начинается уже посл ряда — при бросаніи жеребья. Порядившійся ямщикъ назначаетъ взметъ, то-есть ту сумму, которая раздляется поровну между всми наличными ямщиками (или ихъ работниками, но въ пользу хозяина), желающими участвовать въ жеребь, а тотъ, кому выпалъ жеребій хать, получаетъ всю рядную цну, за исключеніемъ взмета. Взметъ бываетъ различный, смотря по величин рядныхъ денегъ, дороговизн кормовъ и времени года (то есть, по обстоятельствамъ рынка, или отношеніямъ спроса на лошадей къ предложенію). Чмъ значительне рядныя деньги, то-есть, чмъ боле он превышаютъ дйствительную цну или стоимость провоза, тмъ значительне бываетъ взметъ. Очевидно, что для каждаго ямщика выгодне воспользоваться взметомъ, который есть чистая премія въ пользу каждаго могущаго участвовать въ жеребь, то-есть имющаго лошадей, нежели везти подрядившаго сдока, поэтому тотъ, кому выпалъ жребій, весьма часто опять даетъ взметъ, и снова бросается жребій. Взметныхъ денегъ приходится, смотря по обстоятельствамъ 10—20 к. на брата, и он большею частію тотчасъ же дружно пропиваются въ ближайшемъ кабак. Описаннымъ порядкомъ, провозная плата, отдаваемая въ руки ямщика, которому приходится хать по жеребью, сбивается до послдней крайности, случается, что этотъ ямщикъ нанимаетъ за себя другаго и даже приплачиваетъ свои деньги, только чтобы самому не хать или не давать своихъ лошадей. Не рдко приходятъ къ жеребью (чтобъ получить взметъ) ямщики, у которыхъ вс лошади въ разгон, и которые потому не могутъ везти, если они вынутъ жеребій, въ послднемъ случа они или нанимаютъ, или даютъ взметъ для новаго жеребья. Бываетъ также, что вс присутствующіе ямщики, не бросая жеребья, нанимаютъ кого-нибудь изъ себя за наименьшую цну, какую кто выпроситъ, и длятъ остальныя деньги, изъ рядной цны, между собою поровну, въ подобномъ случа бываетъ также (если договаривавшійся съ сдокомъ почему-либо ошибся въ разчет), что никто не хочетъ хать за рядную цну, и вс ямщики складываются и приплачиваютъ для найма, бываетъ также, что и просто оставляютъ порядившаго сдока безъ лошадей. Взметъ является здсь промышленною прибылью, для уравненія которой между всми участвующими въ промысл, ямщики инстинктивно придумали вышеизложенный порядокъ. И эта организація труда не мене честна и насильственна чмъ многія иныя организаціи, придуманныя боле возвышенными умами, и здсь тоже кажущееся уравненіе въ пользу тунеядцевъ (приходящихъ на жеребій только для пропивки взмета), мошенниковъ (участвующихъ во взмет безъ лошадей) и сильныхъ хозяевъ (имющихъ свои главныя и постоянныя дла независимо отъ жеребья и пускающихъ на жеребій только самыя пустыя дла), въ ущербъ мене богатымъ и боле добросовстнымъ ямщикамъ, и наконецъ въ ущербъ всмъ потребителямъ. Посреди такого распорядка трудно ожидать нормальнаго развитія промысла, истиннаго духа предпріимчивости, разчетливости въ расходахъ и барышахъ, заботливости о чести своего имени, любви къ длу, самолюбія и желанія отличиться передъ другими конкуррентами (напримръ въ качеств лошадей, упряжи, экипажа и проч.) Вс эти побужденія и двигатели успха заморены дикимъ распорядкомъ ямской стачки и жадностью немедленной выпивки, хотя бы на трешники (3 к. с.) взмета. Посреди этого хаоса наживаются конечно деньги и составляются даже капиталы (иногда значительные, но весьма немногочисленные,— такъ въ Вязникахъ два ямщика считаются въ 10 тысячахъ), рядомъ всякихъ прижимокъ и плутней, хотя бы, напримръ, захватомъ въ одн руки права доставлять удовольствіе мстному магнату впряганьемъ, за баснословную плату, восьмерика въ его карету, во всякій часъ дня и ночи, по первому требованію. Остальная толпа ямщиковъ роскошествуетъ въ кабакахъ и трактирахъ, и не слишкомъ благоденствуетъ въ своихъ домахъ.
Однако мое прискорбное положеніе въ Вязникахъ обратилось мн въ пользу. Посреди продолжительныхъ хлопотъ за лошадьми, я сошелся съ однимъ молодымъ ямщикомъ, новичкомъ въ промысл, еще необтыканнымь, или подобно другимъ (какъ онъ самъ выражался). Этотъ ямщикъ, хотя начинающій, былъ все-таки ямщикъ, и потому войдя съ нимъ въ пріятельскія отношенія, я могъ вмст съ нимъ безпрепятственно входить въ такіе круги, куда меня безъ него никогда бы не пустили, и сближаться съ такими людьми, которые, безъ дружбы съ ямщикомъ, видли бы во мн только барина. Приключеніемъ, насъ связавшимъ, я обязанъ именно неровностямъ нашихъ натуральныхъ дорогъ, на которыя я стремился отъ однообразія искусственныхъ путей. Приключеніе очень простое: мы оба подвергались опасности сложить наши головы, ‘принять конецъ’, какъ выразился мой ямщикъ.
Гороховецкій (отчасти и Вязниковскій) уздъ орошается рчкою Суворочемъ (на карт Суворешемъ), впадающею въ Оку. Рчка эта самая пустая, но быстрая, и имющая свойство отъ дождей внезапно и весьма высоко подыматься. Во время поздки по Вязниковскому узду, по проселкамъ (въ направленіи къ югу) въ Гороховецкій уздъ, мн приходилось въ одномъ мст перехать эту рчку. Передъ нами былъ очень порядочный мостъ, но рчка разлилась и покрыла водой значительное пространство около моста. Видя передъ собой на дорог воду, мы подумали, что по этой вод можно здить: ‘вс здятъ’, да и мужикъ на противоположномъ берегу махаетъ рукой: ‘позжайте’. Мы и похали, но съхавъ съ моста сбились съ плотины, которая впрочемъ была покрыта водой, и попали въ самое русло рки. Дальнйшія подробности этого происшествія имютъ лишь личный интересъ, и потому здсь опускаются. Скажу только, что оно чуть-чуть не окончилось весьма трагически, ибо въ рк мы тонули, а ожидать помощи было бы напрасно: ближайшая деревня была отъ насъ за версту, за горой, крестьянинъ же на другомъ берегу стоялъ какъ вкопанный, не ршаясь, какъ онъ потомъ уврялъ, идти къ намъ на помощь, чтобы не попасть въ скверное дло, то-есть не связаться съ полиціей. Страхъ этого рода умряетъ многія, можетъ-быть, лучшія влеченія въ народной жизни, и совершенно извращаетъ многія, самыя естественныя побужденія. Когда мы прибыли въ деревню, то наше спасеніе было всеобщею радостію. Крестьянская семья, давшая намъ пріютъ, безъ умолку толковала, что какая была бы напасть для всей деревни, еслибы мы утонули и наши тла выкинуло къ нимъ на берегъ. Пріемъ былъ сдланъ намъ очень радушный, хотя съ самаго начала крестьяне признали меня, по срой шляп, за неврнаго, то-есть, за француза, разъзжающаго по дламъ нижегородской желзной дороги. Не только никто не думалъ попользоваться моими критическими обстоятельствами, но даже въ изб, гд мы отогрвались, не согласились принять отъ меня никакого вознагражденіями за разныя услуги (въ теченіи 1/2 дня), ни за угощеніе. Здсь, то-есть приблизительно въ южной части Вязниковскаго узда, и въ смежной Гороховецкаго (между Клязьмою и Окой), значительно преобладаютъ, при общемъ промышленномъ характер губерніи, хлбопашество и земледльческій бытъ, съ ними связана, какъ всегда, нкоторая патріархальность нравовъ. Въ нкоторыхъ деревняхъ, крестьяне даже круглый годъ довольствуются собственнымъ хлбомъ. Главную массу составляютъ здсь удльныя имнія, отчасти есть я помщичьи.
Вязники издавна славятся своею полотняною фабрикаціей, она сдлалась неотъемлемою принадлежностію этого города, какъ хлопчатобумажная Шуи и Иванова. Но полотняныя фабрики въ Вязникахъ скоре можно назвать конторами чмъ фабриками, ибо вс он, и въ особенности главныя, раздаютъ пряжу крестьянамъ, которые ткутъ по деревнямъ. Въ прежнее время крестьяне гораздо боле работали на фабрикахъ, потому что не умли еще ткать, а теперь ткутъ точно также хорошо и безъ прямаго надзора фабрикантовъ. {Это обстоятельство и было вроятно причиною неврнаго показанія въ статистическихъ трудахъ Штукенберга, что полотняная фабрикація въ Вязниковскомъ узд годъ отъ году упадаетъ, судя по количеству кусковъ, вырабатываемыхъ собственно на фабрикахъ (см. ст. XI, стр. 22, изд. 1858 г.).} По собственному признанію одного изъ значительныхъ фабрикантовъ, работа на одномъ изъ его заведеній въ Вязникахъ продолжается только вслдствіе привычки и изъ нкотораго уваженія къ старому порядку, другое же фабричное строеніе стоитъ праздно. Окрестные крестьяне даже весьма неохотно идутъ на фабрики, къ фабричнымъ питаютъ они нкоторое отвращеніе, и мн самому случалось слышать съ какимъ негодованіемъ они говорятъ о совокупной работ мущинъ и женщинъ на фабрикахъ и о жить ихъ въ одномъ фабричномъ помщеніи, тамъ гд рабочіе не могутъ, по дальности, возвращаться домой на ночь. Для вновь-заведенной въ Вязникахъ бумаготкацкой фабрики приходится брать рабочихъ изъ другихъ мстъ, преимущественно изъ Гороховецкаго узда, котораго только смежная часть подходитъ подъ характеръ описываемой мстности, но который въ другихъ своихъ частяхъ иметъ гораздо боле промысловый характеръ. Заказъ полотенъ фабрикантами производится чрезъ посредство мелкихъ фабрикантовъ-крестьянъ, или коммиссіонеровъ, которые раздаютъ пряжу по домамъ, большею же частію они имютъ собственныя помщенія, свтелки, куда собираются ткать мущины и женщины одной деревни. Здсь однако соединеніе половъ, какъ и вся работа, иметъ иной характеръ нежели на настоящихъ фабрикахъ, именно боле семейный и домашній, эти деревенскія фабрички или свтелки, гд за однимъ и тмъ же станомъ или за нсколькими работаютъ нердко нсколько членовъ одного крестьянскаго семейства, такъ что во всякомъ случа каждый изъ рабочихъ остается посреди своей семья, и эти фабрички не разрываютъ семейныхъ узъ, не уничтожаютъ нравственнаго единства семьи и чести домашняго очага, не ослабляютъ взаимной помощи, привязанности и взаимный надзоръ между членами каждой семьи. Настоящія фабрики въ мануфактурныхъ центрахъ сопровождаются для народа иными нравственными послдствіями. Разчеты вязниковскихъ фабрикантовъ съ крестьянами-коммиссіонерами оканчиваются къ Петрову дню, іюль, августъ и сентябрь крестьяне посвящаютъ исключительно полевымъ работамъ, за станами остаются одни старики. Значительные фабриканты имютъ дло съ большимъ количествомъ коммиссіонеровъ, иные имютъ ихъ до 100. Пряжа (иногда также нкоторыя ткацкія принадлежности какъ берда) раздается по необходимости впередъ, безъ всякаго задатка и даже безъ росписокъ, въ большомъ количеств, иногда на 1000 р. с. въ одн руки, въ послднее время встрчаются случаи обмана и ощущаются нкоторыя неудобства этого порядка. Впрочемъ, коммиссіонеры имютъ съ фабрикантами постоянные или открытые счеты, принося по нскольку разъ въ годъ тканье и получая деньги и новую пряжу, у фабрикантовъ часто остаются деньги, заработанныя коммиссіонерами, и въ послднее время крестьяне часто даже просятъ какъ одолженія, чтобы фабриканты оставляли у себя на храненіе ихъ деньги, безъ всякихъ процентовъ, боясь, что въ деревняхъ ихъ украдутъ. Такимъ образомъ замчаются въ послднее время значительныя сбереженія, для которыхъ сберегательныя кассы представлялись бы самымъ естественнымъ помщеніемъ. Плата крестьянамъ за тканье различная, смотря по достоинству полотна: самая низшая 50 коп. сер. за кусокъ (самаго грубаго полотна), высшая 3 руб. сер. (тонкаго), плата всегда производится издльно. Коммиссіонеръ накладываетъ сверхъ этой платы процентъ въ свою пользу отъ 10 до 20 коп. сер. за кусокъ, вообще чистый барышъ ихъ (за всми расходами на свтелки) не такъ великъ на каждую штуку, и прибыли они получаютъ преимущественно отъ массы товара. Заработная плата поднялась здсь въ послднее время, исключительнымъ образомъ, отъ сооруженія Нижегородской желзной дороги, отвлекшей много рукъ, но уже теперь, съ окончаніемъ работъ, замчается пониженіе цнъ. Вообще же цны за тканье полотенъ держатся тверже и не подвержены такимъ быстрымъ колебаніямъ (вообще возвышенію) какъ тканье миткалей, на которые требованіе внезапно возрасло до необычайныхъ размровъ въ 1856/7 гг. Полотняная фабрикація Вязниковскаго узда, въ общей сложности, иметъ весьма серіозные размры, которые однако я никакъ не берусь опредлить цифрами. Здсь преимущественно производятся толстыя полотна, фламское полотно, равендукъ, брезентъ. Товаръ сбывается какъ на мст, такъ и въ весьма отдаленныя части имперіи, на югъ, въ Малороссію, въ Таганрогъ. Онъ служитъ на разное употребленіе: для судовъ, мшковъ, чумацкихъ куртокъ и проч. Пряжа употребляется большею частію механическая, она совершенно вытсняетъ ручную, такъ что крестьяне въ мстностяхъ льнянаго производства (главнйше Костромской губ. и отчасти въ Меленковскомъ узд, Владимірской губерніи) находятъ гораздо выгодне для себя сбывать ленъ въ сыромъ вид нежели въ пряж, несмотря на то что они съ трудомъ отвыкаютъ отъ пряденья, которое искони составляетъ здсь занятіе крестьянки (въ особенности въ означенныхъ мстностяхъ). Между тмъ ручное тканье держится, и даже съ чрезвычайнымъ упорствомъ, число полотняныхъ фабрикъ, съ паровымъ двигателемъ, до сихъ поръ весьма ограничено (кажется, не боле трехъ въ имперіи, исключая Остзейскія губерніи), и он до сихъ поръ существуютъ только въ вид опыта. Характеръ, принимаемый у насъ развитіемъ полотняной фабрикаціи, обусловливается тмъ фактомъ, что потребность массъ въ льняныхъ произведеніяхъ до сихъ поръ обращается только за самые грубые продукты этой отрасли, а потребность высшихъ классовъ удовлетворяется самыми тонкими иностранными полотнами. Массы требуютъ пока ситцевъ и нарядовъ, а не блья, крестьянка предпочитаетъ надть яркое ситцевое платье безъ рубашки, нежели имть рубашку и самое дешевое платье, ей лучше блеснуть на базар шелковымъ головнымъ платкомъ нежели спать на простын. Въ этихъ вкусахъ заключается пока прогрессъ народнаго благоденствія, и хлопчатобумажныя фабрики продолжаютъ ставить каждый день новыя машины и разводить новые пары.
Главные полотняные фабриканты въ Вязникахъ — гг. Сеньковы и Демидовъ {Сеньковы устраиваютъ теперь механическую (паровую) льнопрядильню въ Пучестахъ на Волг, а Демидовъ недавно завелъ въ Вязникахъ паровую бумаго-ткацкую фабрику.}. Пользуемся этимъ случаемъ, чтобы заявить нашу искреннюю благодарность Ивану Осиповичу Сенькову и Василію едоровичу Демидову за радушный пріемъ, которымъ они меня почтили, ихъ гостепріимною готовностью содйствовать моимъ занятіямъ, я обязанъ многими свдніями, а боле всего тмъ ободреніемъ, которое необходимо для путешественника, въ особенности въ нашемъ отечеств, гд онъ часто производитъ непріятное впечатлніе незванаго гостя, и всегда долженъ страшиться быть принятъ за ‘неврнаго’. Въ особенности дорожу я просвщенною бесдою Ивана Осиповича Сенькова, пользующагося (вмст съ своимъ братомъ Осипомъ Осиповичемъ) во всемъ кра почетною промышленною извстностью. По нашему убжденію, именно въ такихъ людяхъ преимущественно нуждается наша промышленность для успховъ. Намъ именно нужны такіе промышленные и коммерческіе люди, которые свято хранятъ добрыя преданія своего дла, зорко слдятъ за его движеніемъ на всемірныхъ рынкахъ и постепенно, неуклонно усвояютъ своему производству усовершенствованія, вынуждаемыя временемъ и возможныя при нашихъ условіяхъ, но не бросаются опрометчиво на всякую новую диковинку и штучку, лишь бы удивить людей своею предпріимчивостью:— намъ нужны промышленники, не чуждые умственному движенію нашего общества, но не щеголяющіе фразами, выхваченными изъ журналовъ, и прилагающіе заботы объ основательномъ воспитаніи своихъ дтей. Такіе люди могутъ быть истинными просвтителями народа, даже когда они не заводятъ на показъ воскресныхъ школъ для рабочихъ. И для рабочихъ, и для потребителей, они истинные благодтели, хотя бы они руководствовались только однимъ золотымъ правиломъ, что ‘честное дло есть самое выгодное коммерческое дло.’ Все что мы повсемстно слышали о дом Сеньковыхъ, коммерчески существующемъ 94 года, убдило насъ, что это правило, высказанное намъ между прочимъ и самимъ И. О. Сеньковымъ, осуществилось во всхъ операціяхъ его дома.
Сдлаю еще нсколько замтокъ о народонаселеніи этой мстности, представляющемъ собою совершенно иной и даже противоположный типъ въ сравненіи съ народонаселеніемъ, о-бокъ съ нимъ живущимъ (въ сверной и сверо восточной части Вязниковскаго узда, въ особенности по лвую сторону теченія Клязьмы и Тезы), то-есть съ Офенскимъ краемъ. Не могу въ точности обозначать границы описываемаго пространства, он только приблизительно указаны мною. Я уже сказалъ, что здсь преобладаетъ земледльческій бытъ, но гораздо врне будетъ сказать — просто крестьянскій. Тканье полотенъ — главное занятіе жителей въ свободное отъ полевыхъ работъ время, а другіе промыслы пока служатъ только подспорьемъ ихъ крестьянскаго довольства. Чисто-крестьянскій типъ лежитъ здсь на всемъ быт. Полотняная фабрикація почти исключительно домашняя, по порядку своего производства, и можетъ-быть по самому свойству товара, она уживается съ крестьянскимъ бытомъ, вноситъ въ него нкоторое довольство, и съ нимъ не ссорится. По самому своему матеріялу, полотно подручне издавна-сложившимся понятіямъ крестьянъ, оно сродни его пашн, оно не далеко ушло отъ холста, и еще едва освободилось отъ веретена, отъ котораго никакъ не можетъ отвыкнуть крестьянская баба. Но этотъ крестьянскій бытъ уже готовъ совсмъ освоиться съ промышленнымъ духомъ, который проникаетъ въ эту мстность отвсюду разными путями. Такъ, кром тканья, крестьяне много занимаются въ зимнее время извозомъ. Они возятъ чужой товаръ съ фабрикъ на югъ, и закупаютъ тамъ за свой счетъ бакалейные товары. Поэтому, провозная плата за кладь бываетъ здсь зимою невроятно низка. Такіе крестьяне пока еще остаются крестьянами, и ихъ нельзя назвать настоящими торговцами и спекулянтами, они извозничаютъ на своихъ рабочихъ лошадяхъ, возвращаются къ полевымъ работамъ и не пускаются въ широкіе коммерческіе обороты. При первомъ толчк, при размноженіи фабрикъ, открытіи нижегородской желзной дороги, которая перескаетъ эту мстность, она вполн готова перейдти въ чисто-промышленную фазу. Но пока ея часъ еще не пробилъ, и она держится крестьянства.
По наружной физіономіи, здшній народъ нельзя не признать за одинъ изъ лучшихъ представителей великорусскаго типа. Онъ сохранилъ всю статность и красоту этого типа, и къ нему вполн могутъ быть отнесены слова, слышанныя мною отъ одной старухи-крестьянки: ‘Нечего сказать, Володимірецъ отборная ягода.’ Здсь слышится чистая русская рчь, чрезвычайно выразительная и энергическая. Сарафанъ и какуй (кокошникъ) здсь еще повсемстно владычествуютъ, въ шумныхъ, многочисленныхъ хороводахъ, чрезвычайно здсь любимыхъ, тамъ и сямъ мелькаютъ уже нмецкія платья, черные жилеты съ свтлыми пуговками, надтые на красную рубашку, раздается иногда, посреди стройной хоровой псни, замысловатый свистъ съ припвомъ изъ романса, занесенный бывалымъ парнемъ изъ-подъ оконъ городскихъ барышень, но все это только удаль нсколькихъ боле прыткихъ затйниковъ, а весь народъ веселится, поетъ и рядится по старому обряду, первая красавица на сел продолжаетъ вздыхать по золотомъ каку, и лучшій щеголь одвается въ синій крестьяскій кафтанъ. Женщина сохраняетъ еще всю массивность и грубость крестьянской красоты, которая иметъ здсь блестящихъ представительницъ, но она уже не знаетъ робости и застнчивости крестьянскаго захолустья, она еще употребляетъ мстоименіе ты въ разговор съ зазжимъ бариномъ, но охотно и съ большою развязностію вступаетъ въ разговоръ, ей совершенно чужды вызывающій до наглости тонъ и вертлявость женщинъ сосднихъ промышленныхъ и фабричныхъ полосъ, она еще сохраняетъ нкоторую горделивость и холодность осанки, но уже въ глазахъ замтно лукавство, извдавшее не одни побои и ласки строптиваго мужа или свекра, а много и иныхъ печалей и радостей, и встрчъ съ ‘неврными’. Въ домахъ, большею частію просторныхъ, но не отступающихъ и у самыхъ богатыхъ хозяевъ отъ архитектурнаго типа русской избы,— чистота и опрятность, иногда поразительныя, особенно въ сравненіи съ домами въ фабричныхъ мстностяхъ, деревни построены правильными длинными порядками, которые съ большимъ количествомъ огородовъ, садовъ и аллей, были бы весьма живописны. Самовары не у всхъ домохозяевъ, а только у самыхъ зажиточныхъ, и голосъ хозяйки-старухи упорно изгоняетъ изъ избы табачный дымъ, которымъ уже пробуетъ шалить новое поколніе. Хозяйка, въ изб, въ которой я отогрвался отъ потопленія, никакъ не позволила мн курить, не смотря на настоянія сыновей. Водка, безъ сомннія, и здсь господствуетъ какъ на всхъ пространствахъ нашего отечества, но въ законные дни: на полкахъ и столахъ ея не видать. Наконецъ, какъ о характеристической черт, упомяну еще о набожности, проявляющейся въ строгомъ выполненіи церковныхъ обрядовъ. На каждомъ перекрестк, въ поляхъ и лсахъ, встрчаете часовенку, или деревянный столбикъ съ иконою, такихъ столбиковъ здсь несмтное множество.

II. Изъ Вязниковъ въ Иваново.

Изъ Вязниковъ я долженъ былъ хать въ Шую и знаменитое село Иваново. Значитъ я долженъ былъ прозжать чрезъ отечество Владимірскихъ торговцевъ-разнощиковъ, разсянныхъ по всему лицу земли Русской, подъ названіемъ ходебщиковъ, или офеней. Этотъ край, извстный также иконописью (слывущею большею частію подъ именемъ суздальскаго письма), и другими домашними фабричными производствами жителей, въ высшей степени любопытенъ для изученія. Разумется, кратковременное знакомство мое съ этимъ краемъ далеко недостаточно для изысканій, какихъ бы онъ заслуживалъ, и по чрезвычайной сложности бытовыхъ его элементовъ. Я въ особенности долженъ сожалть, что обстоятельства не позволили мн употребить достаточно времени на изученіе этой оригинальной жизни офеней, до такой степени выдавшейся посреди всего остальнаго народонаселенія. Я могъ замтить только нкоторыя вншнія характеристическія черты ихъ физіономіи и слышать отзывы и разказы о нихъ людей, коротко съ ними знакомыхъ {Читателямъ, желающимъ ближе ознакомиться съ офенями, мы рекомендуемъ любопытную статью г. Максимова въ Отечественныхъ Запискахъ 1860 г. (No 8.)}.
Офенскій край занимаетъ весьма значительное пространство въ сверовосточной части Владимірской губерніи. Судя по карт г. Дубенскаго, {Статистическая карта влад. губ. изд. въ 1857 г.. Всякій, путешествующій по Владимірской губерніи, обязанъ особенною благодарностію г. Дубенскому за этотъ трудъ, служащій важнымъ пособіемъ для знакомства съ губерніей.} въ него входитъ большая часть Вязниковскаго узда (сверная), и часть Ковровскаго (средняя). Его орошаютъ рки Клязьма (въ среднемъ своемъ теченіи) и Теза. Вся эта мстность не представляетъ естественныхъ условій, выгодныхъ для земледлія, большая ея часть песчана и неплодоносна, есть и болотистыя мста. Край этотъ весьма населенъ, а около главныхъ центровъ промышленности даже чрезвычайно густо, есть впрочемъ мста и съ рдкимъ населеніемъ даже пустынныя, именно въ сторон отъ большихъ дорогъ и на вовсе-безплодной почв (собственно въ восточной части). При условіяхъ почвы, весьма богатой дарами природы и потому не важной для равномрнаго распредленія народонаселенія, оно очевидно громоздилось около промышленныхъ и обжитыхъ пунктовъ, и судоходныхъ и торговыхъ путей.
Оконечности офенскаго края со всхъ сторонъ врзываются въ другія сосднія полосы, гд всюду можно встртить дома офеней, разсянные между совершенно иными группами народонаселенія, съ которымъ они однако не смшиваются. Они попадаются и въ той мстности, которую я описывалъ, и чмъ ближе подъзжаешь (съ востока и юга) къ Вязникамъ, тмъ чаще. Дома офеней можно тотчасъ отличить, они построены на подобіе деревенскихъ помщичьихъ домовъ старой архитектуры, съ рзными вычурностями и украшеніями. Посреди сплошной линіи крестьянскихъ избъ, боле или мене обширныхъ и боле или мене изукрашенныхъ рзьбою, но неумолимо покорныхъ одному и тому же обряду деревенскаго міра, посреди великорусской деревни просторной и раскинувшейся во вс концы, утомляющей глазъ однообразіемъ своего строя, но и внушающей глазу почтеніе неуклонною строгостію на всемъ царящаго обряда, подл избы, распахнувшейся на вс стороны, съ мужичкомъ въ грязной холщевой рубах, богатырски храпящимъ на завалинк, съ полнйшею безпечностью растворившаго вс свои затворы и солнечному зною, и втру, и всякому прохожему,— по невол бросается въ глаза этотъ чистенькій одноэтажный домикъ господской архитектуры (почти всегда крашеный), съ мезониномъ, тщательно со всхъ сторонъ притворенный и убранный, съ горшками геранія и миткалевыми занавсками въ окнахъ, съ двойными рамами въ іюльскій зной, и разными сухими травками, сухими цвточками между рамами,— домикъ со всхъ сторонъ собранный, а также и этотъ человчекъ, не мене собранный, его хозяинъ, въ безукоризненно-черномъ одяніи (черныхъ суконныхъ панталонахъ, такомъ же жилет съ свтящимися стеклянными и металлическими пуговками, такомъ же длинномъ сюртук стариннаго покроя, и такой же фуражк), малорослый аккуратно сидящій на скамейк подъ окнами, съ лицомъ сосредоточеннымъ, соображающимъ, съ правою рукою всегда готовою подняться къ козырьку передъ всякимъ прозжимъ благороднаго званія, съ небольшими глазками, если и не бойко, не слишкомъ ршительно окидывающими каждаго прозжающаго, то весьма быстро и осторожно пробгающим вс малйшія части и подробности его личности, отъ головы до ногъ. Иногда на такомъ домик или на такомъ господин васъ поразитъ какая-нибудь бездлка, о которой вы долго будете потомъ размышлять, придумывая вакими путями она могла залетть въ русскую деревушку, такъ поразятъ васъ длинные оленьи рога, самой рдкой породы, прикрпленные посреди фасада такого домика, или алжирское бронзовое украшеніе съ восточными таинственными знаками, воткнутое въ блую манишку такого господина, можетъ быть многіе годы скитавшееся по лицу земли, прежде чмъ попало въ глубь Вязниковскаго узда.
— Это ужь безпремнно офеня, говоритъ вамъ съ усмшкою ямщикъ, экой затйникъ! Гляди какой домъ поставилъ, поди-тка, и одвается какъ господа, а такой же мужикъ… Есть и такіе щеголи, что къ порткамъ эдакіе суконные ремешки подъ сапоги прикрпляютъ (штрипки).
— Чай въ дороги хаживали, кричитъ ямщикъ черненькому господину.
— Что ты? вдь этакъ ты его обидишь.
— Помилуйте, баринъ, да они это себ во славу считаютъ. Вдь вы все спрашивали у меня про офеней, такъ вотъ я вамъ ихъ покажу.
— Какъ-же-съ, всякій народъ видали, ко веякому званію пріобыкли, отвчаетъ черненькій господинъ ямщику, презрительно на него посматривая, и вжливо вставая и раскланиваясь съ сдокомъ благороднаго званія.
Вотъ этотъ офеня, этотъ типъ, съ своеобразною физіономіей, съ особеннымъ бытомъ, даже съ своимъ самодльнымъ языкомъ, во многихъ отношеніяхъ загадочный для изслдователя, вы легко его замчаете, и съ любопытствомъ въ него всматриваетесь, даже безъ всякаго указанія ямщика, однако онъ не слишкомъ долюбливаетъ пытливый взоръ, и бережно уходитъ въ свой домъ, запирая за собою калитку. А очень не хотлось бы отказаться отъ наблюденія надъ этимъ человкомъ, претерпвшимъ всякіе земные климаты и такъ отходящимъ отъ всей окружающей среды. Онъ очень выпукло выставляется, съ этою собранностію, обглаженностію, аккуратностію и миніатюрностію своего бытія, начиная отъ припомаженной головы до узкихъ панталонъ и опойковыхъ сапогъ, тщательно вычищенныхъ, съ этою осторожностію всхъ своихъ движеній,— різко выдается на этомъ общемъ фон русской равнины, съ ея широкими, массивными очертаніями, съ ея привольемъ и распущенностью, съ размашистостью движеній и удальствомъ быта. И этотъ полный особенностей человкъ — точно такой же крестьянинъ какъ и его сосдъ, совершенно ему соплеменный, и даже большею частію такой же точно крпостной, теперь временно-обязанный.
Посл нсколькихъ встрчъ до Вязниковъ съ жилищами офеней, я наконецъ попалъ въ самое сердце офенскаго края, на дорогу изъ Вязниковъ до Холуя. Эта дорога, идущая отъ нижегородскаго шоссе на сверъ, къ Шу, къ Иванову, къ Волг, принадлежитъ къ числу такъ-называемыхъ коммерческихъ трактовъ, чрезвычайно, оживленныхъ и бойкихъ. Время года было также весьма благопріятное, чтобы взглянуть на народную дятельность въ этой мстности. Около іюня, собираются ходебщики со всхъ концовъ Россіи, для закупки товаровъ и для свиданія съ семействами, нкоторые, не дальніе, приходятъ домой ежегодно, другіе, торгующіе въ дальнихъ мстахъ, какъ напримръ Сибири, возвращаются черезъ нсколько лтъ, иногда только черезъ пять. 24 го іюня начиналась тихвинская ярмарка въ Холу, до нея была ярмарка въ Мстер {Мстера, по мстному произношенію. На карт Местера.}, одномъ изъ главныхъ средоточій офенскаго народонаселенія, и около этого времени развертывается цлый рядъ ярмарокъ и торжковъ, внчающихся полновластнымъ ршителемъ судебъ всего ярморочнаго міра — Макаріемъ.
Дорога отъ Вязниковъ до Мстеры идетъ по правому берегу Клязьмы и очень живописна. Этотъ перездъ можно назвать прогулкой, и я весьма сожалю, что не сдлалъ его пшкомъ, хотя халъ не спша, безпрестанно выходя изъ телжки, и постоянно бесдовалъ съ моимъ пріятелемъ ямщикомъ.
Жаль однако, что я не усплъ запастись попутчикомъ-офеней. Я отдавалъ попутчика въ пользу ямщика, лишь бы попутчикъ былъ подходящій подъ мои виды, извстные ямщику, вступившему со мной въ самый тсный союзъ, но вс старанія ямщика найдти въ Вязникахъ попутчика изъ офеней остались тщетны, хотя толпы офеней и шли въ Холуй на ярмарку. Вс, съ кмъ рядился ямщикъ, смекнули съ свойственною имъ пронырливостью, что представлялся случай прохать чуть-чуть не задаромъ и предлагали плату неслыханно низкую. Ямщикъ готовъ былъ везти для меня попутчика и даромъ, да подряжавшіе офени больно одолвали кладью, которую они намревались закупить на ярмарк и которую слдовало везти въ Вязники на обратномъ пути. Особенно прижимистъ былъ одинъ богатый вязниковскій торговецъ, уже освшій офеня, и потому не совсмъ подходившій подъ наши виды.
Дорога отъ Вязниковъ до Мстеры извивается по нагорному берегу Клязьмы, то взбираясь на самый верхъ горы и развертывая передъ глазами путешественника чудную, на десятки верстъ, панораму теченія рки и множества селъ и деревень, которыми усяна равнина за ркой, то быстро спускаясь въ долину, къ самой рк, и создавая сельскіе виды иного характера, но не мене живописные: съ одной стороны передъ вами голубыя, тихія воды Клязьмы, съ другой — крутая какъ стна гора, поросшая деревьями и кустарниками. Большая часть дороги внизу окаймляется аллеей березъ. Эта мстность такъ населена, что едва ли не на каждой верст,— безъ преувеличенія на каждыхъ двухъ верстахъ,— стоитъ деревня или на самой дорог, или вблизи отъ нея. Это уже сплошныя офенскія поселенія. Густота народонаселенія служитъ первымъ поводомъ къ развитію торгашества въ этой мстности, но, разумется, для объясненія офенства надо искать и другихъ историческихъ причинъ. На всемъ протяженіи дороги, то толпами, то поодиночк, снуетъ народъ, идутъ возы съ самыми разнообразными товарами, дорога боле похожа на улицу, даже весьма оживленную улицу, нежели на русскій проселочный трактъ. Весь этотъ встрчный людъ былъ почти исключительно изъ офеней.
Ямщику больно хотлось посадить сдока въ нашу телжку, и многимъ прохожимъ онъ предлагалъ подвезти до Мстеры.
— Благодарствуйте, насидлись, бывалъ отвтъ.
— Ишь какой народъ! Чай тысячу верстъ прошелъ пшкомъ, а таки куражится, разсуждалъ ямщикъ, котораго мн уже приходилось унимать въ его рвеніи къ общественно-физіологической наук. Безъ сомннія, приведенный отвтъ офени обнаруживалъ, большею частію, только желаніе выторговать какъ можно сходне цну за провозъ и не уронятъ своего пшеходнаго хожденія въ глазахъ порядочно-одтаго прозжаго.
Группы народа по дорог чрезвычайно оживлены присутствіемъ женщинъ. Во всей мстности, которую я здсь описываю, сарафанъ и вс принадлежности народнаго женскаго одянія совсмъ исчезли изъ употребленія, ихъ почти не увидишь. Преобладающая здсь женская одежда для женщинъ и двушекъ состоитъ въ плать (ситцевомъ, шерстяномъ, а иногда и шелковомъ), передник, всегда другаго цвта, и большомъ платк (съ пестрыми узорами, бумажномъ, или шалевомъ, то-есть шерстяномъ, иногда шелковомъ), надтомъ на голову и висящемъ со всхъ сторонъ до пояса. Это одяніе однообразно и не граціозно, головной платокъ, не снимаемый даже дома, окаймляетъ и какъ-то сжимаетъ лицо, покрываетъ не только прическу, но почти вс волосы, и весь станъ. Женщины здсь не отличаются красотой, он представляютъ такую же противуположность въ отношеніи къ общему типу великорусской крестьянки, какъ мущины-офени въ отношеніи къ мужичку. Ихъ малорослость, ихъ вертлявость и изысканность (что бы не сказать искусственность) не напомнятъ вамъ о дюжей и здоровой русской баб, но также не напомнятъ и о ея статности и плавности, самыя красивыя между ними могутъ быть названы разв только миловидными. Здшній женскій полъ, со всею своею обстановкой, всего ближе подходитъ подъ тотъ типъ, который мы привыкли соединять съ понятіемъ о русской мщанк, въ провинціальныхъ и уздныхъ городахъ, типъ блдный, нершительный, промежуточный, бойкій, только въ самыхъ вншнихъ и механическихъ своихъ проявленіяхъ, типъ, который не знаешь какъ поставить, позади или впереди типа чистой великорусской крестьянки, точно также какъ недоумваешь, кто боле выдвигается впередъ въ успхахъ народной жизни — офеня или его сосдъ-земледлецъ?
На дорог большею частію встрчаешь торгашей-ходебщиковъ, попарно съ ихъ женами. Эти везд разсянныя по тропинкамъ и полямъ парочки, предающіяся мирному удовольствію прогулки и погруженныя въ тихую, интимную бесду, пріятно поражаютъ глазъ, и порадовали бы васъ мыслію о тихомъ счастіи семейной жизни, которое вкушаетъ все это народонаселеніе, еслибы такая идиллія не разлеталась мечтою при мысли, что вс эти домашнія радости озаряютъ офеню въ теченіи 2—6 недль, посл одиночнаго скитанія въ теченіи цлаго года, часто двухъ, трехъ, пяти лтъ. Это не семейная жизнь, а побывка на дому посреди вчнаго шатанья и холостой жизни, льготами которой пользуется и прекрасная половина внчальнаго союза. Не столько своею еемьей, сколько побывкой наслаждается офеня. Претерпвъ всякія невзгоды и лишенія, везд ежась и сгибаясь, онъ здсь самъ себ хозяинъ. Отрада чувствовать себя хозяиномъ, быть у себя дома, имть кому приказать, передъ кмъ похвастаться, кого удостоить своей компаніи, наконецъ имть минуты покоя, въ которыя нтъ обязанности напрягать вс свои умственныя силы на плутни, или на защиту отъ чужихъ плутней,— эта отрада велика для человка, котораго вся жизнь есть скитаніе по чужимъ домамъ и дорогамъ, пролзаніе во всякія щели, выпрашиваніе товара и кредита, натираніе себ всякихъ мозолей, физическихъ и нравственныхъ. И надо видть, съ какою нгой предается офеня наслажденію побывки. Ему важно не то что у него есть жена, а то что можно ее показать, и вотъ онъ наряжаетъ ее, и чинно выходитъ съ нею напоказъ. Чрезвычайно забавляли меня разказы ямщиковъ, какъ хвастливы офени, когда они возвращаются домой съ дальней стороны. Разспросамъ о жить быть на родин, о подробностяхъ на счетъ каждаго изъ земляковъ и родныхъ, о слухахъ про того или другаго — конца нтъ. Надо знать, съ какой стороны подъхать къ каждому изъ старыхъ пріятелей, чмъ себя показать и чмъ лучше удивить, да и о жен не мшаетъ провдать. Иногда нсколько тысячъ верстъ пройдетъ офеня пшкомъ, а къ самому дому надо непремнно подъхать на лошадяхъ. дутъ офени на пар, вдали отъ деревень хоть и шагомъ, а въ деревню надо всегда въхать вскачь, пофорсисте, передъ въздомъ въ деревню часто стрляютъ изъ своихъ ружей, чтобы въздъ былъ великолпне. Любимый костюмъ Офени, когда онъ у себя дома — халатъ, который онъ считаетъ самымъ передовымъ франтовствомъ въ мір. Халатъ — большею частію восточный и на ват (несмотря на лтній зной). Офеня надваетъ его (поверхъ черныхъ панталонъ, галстуха и жилета съ часами и бронзовою цпочкою) и на прогулку, даже на разныя игры, которыми увеселяется молодежь на лугу около деревень. Кром халата, составляющаго роскошное одяніе, офени одваются и по городскому, всегда въ черное или самое темноцвтное сукно. Ихъ можно, не зная, вообще всего скоре принять за лакеевъ, они почти вс замчательно мелкой породы, посреди массы крупнаго и статнаго великорусскаго населенія, у нихъ угловатая физіономія, черные волосы и мягкій органъ голоса. Есть также много офеней, принадлежащихъ къ самому низшему или бдному слою этой группы людей, и ничмъ по своему вншнему виду и одежд не отличающихся отъ обыкновенныхъ крестьянъ.
Я упомянулъ объ играхъ. Ими еще боле оживлялась дорога, по которой я прозжалъ. Хороводы и хоровыя псни изгнаны отсюда, и ихъ нигд не услышишь, не увидишь. Ихъ замняютъ разныя деревенскія увеселенія городскаго характера, и преимущественно горлки, какъ наиболе соотвтствующія здшней тонкости обращенія между полами. И все это веселится и гуляетъ безъ крика, шума и псень, весьма чинно и прилично, изысканности въ манерахъ халатовъ и сибирокъ, бгающихъ съ подобающею важностью, не слишкомъ шибко, за своими дамами, въ горлкахъ,— стараются подражать и дамы.
Такія груипы мущинъ и женщинъ были живописно разбросаны около дороги, на полянахъ и пригоркахъ, иныя изъ нихъ мирно предавались бесд, превращавшей лугъ въ салонъ. Конечно общая гармонія этой чинной и приглаженной картины нарушалась иной разъ крпкимъ русскимъ словцомъ, прорывавшимся у того или другаго кавалера, при разказь о какой нибудь коммерческой неудач или при неловкомъ паденіи въ горлкахъ, либо нсколько развязными объятіями собесдниковъ и собесдницъ, позабывшихъ, что они веселятся на людяхъ, но эти невольные прорывы натуры, напоминающіе зрителю объ иныхъ нравахъ и отношеніяхъ, которыя замаскированы декораціей веселящагося общества, нельзя поставить въ упрекъ людямъ, которые исполнены искреннйшаго желанія держаться правилъ благовоспитанности. Да и гд не случается подобныхъ прорывовъ? Отъ нихъ не упасешься и посреди многихъ другихъ, боле знакомыхъ намъ слоевъ общества, приглаженныхъ уже не вязниковскою, а настоящею парижскою помадой.
Но не будемъ пускаться въ разсужденіе, чтобы не забраться слишкомъ далеко отъ этой пестрой группы, которая разслась около одной изъ деревень на мстерской дорог и показалась мн особенно людною и привлекательною, я не могъ отказать себ въ удовольствіи присоединиться къ этому обществу. Оно весьма радушно приняло меня. Когда я извинился, что можетъ-быть обезпокою компанію моимъ присутствіемъ, мн отвчали:
— Помилуйте, сударь, мы пріятному гостю всегда рады, мы люди привычные, со всякимъ званіемъ сношеніе имли-съ.
Дйствительно, никакое постороннее лицо не смутитъ этихъ людей, они легко вступаютъ въ разговоры со всякимъ прозжимъ, хотя и никогда не выскажутся больше чмъ нужно. Чрезвычайно умильно кланяется мн на дорог одинъ прохожій и видимо напрашивается на разговоръ, кланяюсь и спрашиваю, не знакомый ли. Отвтъ:
— Кланяюсь я потому, что вижу благородное лицо. Мы крестьяне господъ П., такъ сызмала къ благороднымъ особамъ уваженіе получили.
Такимъ запахомъ въ достаточной пропорціи пропитанъ весь офенскій край, который большею частію состоитъ изъ помщичьихъ имній. Элементы крпостнаго права вошли въ составъ офенской физіономіи, и можетъ-быть многія послдствія крпостнаго состоянія, въ обширномъ его значеніи (обязательная приписка по ревизіи и искусственныя препятствія свободному избранію мстожительства и занятій), и обусловили это шатанье, замкнутость, скрытность и терпкость характера.
Деревня, около которой я остановился, была очень незначительная. На гор стоялъ особнякомъ ветхій господскій домикъ, съ закрытыми ставнями, со схъ сторонъ заколоченный.
— Вотъ какой жалкій домишко у помщика этой деревни, а у его же крестьянъ много домовъ богаче и лучше. Говорятъ, у многихъ найдутся сотни тысячъ капитала, замтилъ я моему ямщику.
— Да тутъ господа никогда и не живутъ. Этотъ домъ давно стоитъ пустой, въ немъ жить нельзя. Въ немъ черти живутъ. Пытали въ немъ жить, такъ одной ночи никто ни вытерпитъ, такой содомъ подымаютъ, объяснилъ мн ямщикъ.
— Ужь не офени ли выдумали этихъ злыхъ духовъ. Безъ барина-то жить все-таки попросторне?
— А кто ихъ знаетъ они на всякія выдумки горазды.
Офенскій народъ, какъ видно изъ моихъ разказовъ, самый обходительный. Замчу здсь фактъ несовсмъ безразличный: въ масс народонаселенія, здсь преобладаютъ въ разговор мстоименіе вы и обозначеніе лицъ по имени и отечеству. Весьма характерично, что лучшею похвальбой служитъ здсь сказать про человка, что онъ обходительный. Это здсь почти то же, что въ другихъ сферахъ назвать кого ‘порядочнымъ человкомъ’, или ‘джентльменомъ’.
Прежде чмъ говорить о Мстер, куда привелъ насъ мой разказъ, сообщу, въ связи съ предыдущими замтками, нсколько свдній объ офеняхъ. По всеобщимъ отзывамъ, офенство падаетъ, самые значительные изъ офеней длаются осдлыми торговцами и совсмъ не возвращаются на родину (въ особенности изъ Сибири), говорятъ, что до пятисотъ офенскихъ семействъ выселились въ послднее время изъ Вязниковскаго узда. Это явленіе весьма понятно. Развитіе правильныхъ путей и способовъ сообщенія, развитіе мстной торговли въ отдаленныхъ краяхъ имперіи, по необходимости должны упразднять промыселъ торговцевъ-ходебщиковъ, основанный на непостоянств и неврности общественныхъ условій торговли. Успхи промышленности стали требовать боле точныхъ и правильныхъ способовъ сбыта и боле опредленныхъ условій для коммерческихъ сдлокъ,— способовъ и условій, которые бы боле поддавались точному разчету и заране принятому плану, ибо безъ точнаго разчета и предначертаннаго плана операціи не можетъ обходиться современемъ по преимуществу механическая форма фабрикаціи. Лучшіе фабриканты теперь избгаютъ офеней, иные даже систематически не хотятъ имть съ ними никакого дла, и предпочитаютъ имть постоянныхъ гуртовыхъ покупщиковъ въ мстныхъ торговцахъ и пересылать имъ товаръ собственнымъ попеченіемъ. Кредитныя сдлки, преобладающія въ длахъ съ офенями, стали весьма не врны, он вроятно и никогда не были очень врны, но прежде легче отпускался товаръ на вру, безъ всякихъ документовъ, чмъ теперь, требованія торговли были иныя. Говорятъ, что самые обыкновенные прежде случаи отпуска ходебщику товара въ кредитъ, съ придачею даже отъ фабриканта значительныхъ наличныхъ денегъ на путевые расходы, теперь почти не бываютъ. Большинство офеней не знаетъ грамоты, память и сноровка въ обращеніи, знакомство съ товаромъ, замняютъ для нихъ всякіе письменные счеты, книги и записки, но съ успхами просвщенія едва ли будутъ въ состояніи безграмотные торговцы конкуррировать съ грамотными, какъ ни изумительны фокусы памяти и наблюдательности, придуманные въ замну письма. При этомъ намъ не разъ приходила въ голову мысль о сил рутины, которая заставляетъ цлыя поколнія людей подвергать свои умственныя способности не всть какимъ истязаніямъ, необходимымъ въ этой мнемонистики, вмсто того чтобы замнить ихъ такою простою машиною какъ азбука, требующая несравненно меньшихъ усилій. Извстно, что офсни имютъ издавна свой собственный языкъ, котораго тайны они стараются скрыть отъ непосвященныхъ. Сущность офенскаго языка заключается, въ условномъ употребленіи однихъ русскихъ словъ вмсто другихъ (напримръ рюмка называется аршиномъ, лошадь — острякомъ, и проч.), въ филологическомъ же отношеніи это тотъ-же самый русскій языкъ. Мы слышали на мст, что офенскій языкъ безпрестанно измняется, и если это справедливо, то въ составленіи офенскихъ словарей необходимо было бы принять элементъ хронологическій. Этотъ особый языкъ, которымъ славятся офени, придаетъ имъ нкоторый оттнокъ таинственности, загадочности и сектаторской замкнутости, и весьма характеризуетъ ту ступень коммерческаго развитія, къ которой принадлежитъ офенство.
Какъ я уже сказалъ выше, мн предстояла станція въ сел Мстер. Это одно изъ самыхъ бойкихъ мстъ края. Мстера (имніе графа Панина) только носитъ оффиціяльное званіе села, а по фабричной дятельности (разныя домашнія производства, преимущественно иконопись {Иконописное производство въ Мстер въ особенности замчательно наконецъ старинныхъ иконъ, сбываемыхъ за большія деньги раскольникамъ. Къ сожалнію я не усплъ постить этого рода мастерскія, содержимыя въ нкоторой тайн, хотя и имлъ къ тому случай. Сколько мн извстно, этою контрафакціей занимаются сами раскольники.}) и торговли, и по всему быту жителей, вовсе не занимающихся земледліемъ, кром огородничества, въ особенности значительнаго разведенія лука,— это настоящій городъ. Подъ словомъ городъ мы разумемъ не боле какъ ту помсь города съ деревней, фабричности и коммерціи съ сельскимъ бытомъ, городскихъ нравовъ съ крестьянскими, какою представляется множество поселеній въ этомъ кра. Иваново есть высшее выраженіе этого типа. Онъ никакъ не подходитъ подъ понятіе города въ западноевропейскомъ смысл, однако гораздо боле принадлежитъ къ категоріи городовъ чмъ многіе наши офиціальные города. Во всякомъ случа, такіе центры населенія съ преобладающею промышленною и торговою дятельностію — пока самые естественные города у насъ, и еслибы не искусственныя препоны, они получили бы иное, еще боле широкое развитіе. Самый вншній видъ Мстеры интересенъ въ этомъ отношеніи: нсколько большихъ старинныхъ церквей, каменныхъ зданій, какихъ не имютъ многіе города, лавокъ, перемшанныхъ съ избами и деревенскими постоялыми дворами. Здсь коммерческій пунктъ, и самый пестрый прозжій народъ смняется ежеминутно на постоялыхъ дворахъ. Дворникъ или хозяинъ постоялаго двора встрчаетъ всякаго гостя съ распростертыми объятіями, и самъ всегда навесел. Мы остановились у самаго бойкаго. Нечего сказать, тертый калачъ этотъ человкъ, много длъ прошло черезъ его руки. Его постоялый дворъ едва ли уступитъ въ оживленности любой петербургской или московской гостиниц, но ршительно превзойдетъ ихъ развязною общительностію и непринужденною веселостію постояльцевъ. Безпрестанно отъзжаетъ экипажъ отъ воротъ, и безпрестанно възжаетъ новый. Хозяинъ самъ каждаго встрчаетъ, цлуется, подаетъ руку (всякому, даже кого онъ видитъ въ первый разъ), сообщаетъ вс нужныя ему новости, и въ мигъ отыскиваетъ и приводитъ всхъ нужныхъ ему людей. Возгласы и привтствія: ‘Иванъ Петровичъ, Трофимъ Васильевичъ, добро пожаловать, а мы васъ таки поджидали’ и т. д. ежеминутно раздаются на двор и въ сняхъ. Соображенія объ іерархической важности прізжаго лица не входятъ въ мысли хозяина, да и всхъ присутствующихъ. Каждый прізжаетъ или прозжаетъ за дломъ, и за собственнымъ дломъ, а интересы настоящаго дла гонятъ отъ себя вс китайскія церемоніи, губящія время людей, которыя занимаются не своимъ, а чужимъ дломъ. Самоваръ кипитъ, и въ мигъ образуется на постояломъ двор компанія изъ всхъ прозжихъ, безъ разбору чиновъ и званій. Хозяинъ садится за общій столъ, къ компаніи присоединяются и ямщики, которые тутъ же получаютъ разчетъ или рядятся съ новыми сдоками. Чай и водка развязываютъ языки, и живая бесда, со всми приправами русскаго юмора и злорчія, льется непринужденною ркой. Чай и водка не мшаютъ однако длу, посреди болтовни завязываются и развязываются дла, и собесдники часто удаляются въ сторону или въ особую комнату для своего разговора. Ходу веселой бесды и дла хозяинъ способствуетъ съ величайшимъ тактомъ, и, несмотря на учащающіяся порціи очищенной, не пропуститъ между ушей ни одного слова. Заботы по хозяйству и угощенію не обременяютъ его, на это есть у него Машенька (его дочь), молодая двушка,— сущее провидніе дома и всхъ прозжихъ. Дятельность ея, которая, хажется, не вдаетъ что такое усталь, поистин изумительна. Вс прозжающіе по этому тракту знаютъ Марью Васильевну {Предупреждаю, что имена въ моемъ разказ вымышленныя.} и чествуютъ ее. Безъ нея, при склонности отца къ винцу, было бы плохо постоялому двору. Посреди всхъ своихъ заботъ по хозяйству и бготни по дому и селу, отъ ранняго утра до поздней ночи, она должна еще отвчать на любезности гостей, подпвать иногда веселой компаніи, въ которой ей также приходится участвовать, и которая относится въ ней однако съ нкоторымъ почтеніемъ. Это — бойкая, но, какъ говорятъ, ‘соблюдающая себя’ двица, хотя доля ея не легка, посреди исполненія всякихъ приказаній пьянаго отца, безпрестанно оглашающихъ постоялый дворъ: ‘Машенька сбгай въ кабакъ за косушкой, Машенька тебя постояльцы зовутъ чай пить’ и т. д. Посреди веселости всякихъ гостей, которыхъ надо ‘уважить’, если не за то, что они милы, такъ за то, что карманы ихъ толсты, много проносится нескромныхъ словъ мимо ея двическаго уха, и ‘соблюденіе себя’ выходитъ подвигомъ уже черезчуръ труднымъ. Эта Машенька, или Марья Васильевна,— не исключительное явленіе въ здшнемъ краю. Нигд не случалось намъ до сихъ поръ встртить на Руси женщинъ, и въ особенности двушекъ, до такой степени обремененныхъ работою, и вмст съ тмъ такихъ живыхъ, бойкихъ, неутомимыхъ и безропотныхъ какъ здсь, он напомнили намъ женщинъ въ Германіи, въ особенности неутомимыхъ служительницъ въ тамошнихъ гостиницахъ. Въ описываемомъ мною краю, этотъ женскій типъ, и вообще рабочая жизнь женщинъ въ семьяхъ не очень богатыхъ, кажутся намъ послдствіемъ крайняго индустріализма, который здсь преобладаетъ.
Хозяинъ постоялаго двора, съ свойственною ему проницательностію, сразу смекнулъ кого намъ нужно. Несмотря на поздній часъ ночи, сдлано было чрезъ Машеньку надлежащее распоряженіе, и черезъ десять минутъ уже сидлъ подл меня, около всеодухотворяющаго самовара, мстный литераторъ-крестьянинъ…
Посреди всхъ этихъ впечатлній, бгло набросанныхъ мною, чувствуешь столь рдкую на Руси струю публичной жизни, настоящей, неподдльной, народной, которая журчитъ около селъ по всему этому тракту, и придаетъ здшнему быту особенный колоритъ. Самымъ отличительнымъ признакомъ публичности я считаю свободное обращеніе съ чужимъ человкомъ. Эта струя будетъ расти по направленію къ главному ярморочному центру, и разольется наконецъ въ Холу полнымъ разливомъ, вмст съ своею спутницей водкой. Какъ ни грязны многіе ея оттнки, какъ ни дики и невжественны многія ея проявленія, но чувствуешь себя какъ будто посреди настоящей жизни, не приводимой въ движеніе никакими пружинами, и не приводящей въ движеніе никакихъ автоматовъ, а привольно раскинувшейся около дйствительныхъ человческихъ нуждъ и влеченій. Если бы вдохнуть нсколько боле идей въ эти влеченія и нсколько боле просвщенія въ эти интересы, какъ хорошо развернулась бы эта жизнь! Но при этой мысли, невольно западающей въ душу, васъ объемлетъ страхъ, основанный на томъ опыт, что и просвщеніе можетъ пойдти избитою колеей регламентацій, которая будетъ еще неудобне для прозда чмъ эти натуральные ухабы, и вамъ становится жаль коммерческаго тракта, и вы уже готовы пожалуй, вступиться за его права, за его свободу, противъ просвщенія….
— Ну, Петръ Петровичъ, вотъ теб графинчикъ, распоясывайся живй, да разказывай ему все, и про свою статистику, и про все, что ты намаралъ. Онъ можетъ и пособитъ, разказывай все, ему можно, говоритъ хозяинъ литератору, и дружелюбно треплетъ меня по плечу своею здоровою ладонью.
Спать было нельзя, за неимніемъ на кровати блья въ этомъ эльдорадо, и я употребилъ ночь на разсмотрніе картинокъ, (почти исключительно такъ-называемыхъ лубочныхъ), которыми покрыты вс стны, съ верху до низу, на постояломъ двор. Сюжеты коллекціи мстерскаго постоялаго двора заключаются преимущественно: въ изображеніяхъ особъ русскаго царствующаго дома (наибольшее количество экземпляровъ приходятся, какъ всегда, на долю Петра Великаго) разныхъ аллегорическихъ мукъ, ниспосылаемыхъ за разные пороки, рдкихъ и диковинныхъ чужестранныхъ сатиръ на женскія слабости, и женщинъ въ разныхъ соблазнительныхъ положеніяхъ. Послдняго рода картинокъ особенно много, и передъ ними постители постоялаго двора останавливаются съ особеннымъ удовольствіемъ, хотя соблазнъ этихъ весьма неискусныхъ изображеній заключается почти единственно въ намреніяхъ художника, высказывающихся въ подписяхъ, а отнюдь не въ исполненіи (прелестная одалиска, купающіяся сильфиды и проч.) Большинство картинокъ — произведенія мстнаго искусства, мстерской литографіи, и изданы въ послдніе два года. Особенно замысловатою показалась мн одна аллегорическая картинка съ слдующею объяснительною подписью: ‘злость’. Представляютъ ее въ образ женщины среднихъ лтъ, гласитъ дале подпись для того, что въ сихъ лтахъ имютъ гораздо боле склонности къ безстыдству, побдивъ застнчивость. Взглядъ ея ужасенъ, видъ пасмуренъ, и волосы въ безпорядк изъявляютъ внутреннія движеніе души. Съ удовольствіемъ взираетъ она на Аспида и на кинжалъ. Прочія знаменованія ея суть змй съ лицомъ человческимъ, означаетъ хитрость, обезьяна есть эмблема злобы, а паукъ, основывающій свою паутину, относится къ стямъ, которыя злоба постановляетъ чести, жизни и благосостоянію ближнихъ {Подпись передается здсь съ буквальною точностью, кром своеобразной орографіи.}.’
Не безъ сожалнія долженъ былъ я на другое утро разстаться съ моею удобною обсерваторіей. Утромъ, постоялый дворъ вмст съ своимъ хозяиномъ былъ погруженъ въ глубокій сонъ, посл обычной вечерней выпивки, на ногахъ была одна Марья Васильевна, неизвстно когда отдыхающая, и купеческій прикащикъ, заботливо вставшій прежде другихъ прикащиковъ, конкурирующихъ съ нимъ и въ одно время съхавшихся въ Мстер для закупки одного и того же товара. Бдительность прикащика, спшившаго раннею закупкой товара посадить своихъ пріятелей, была замчательна, но онъ скоро успокоилъ мое удивленіе объясненіемъ: ‘нашему брату, разумется, отъ хозяйскихъ барышей пользы никакой нтъ, ну, да ловко повернешь дло, такъ хозяина маленько и ущипнуть можно.’ Прикащикъ, по значительности своего хозяина, принадлежалъ къ разряду тхъ прикащиковъ, которые, обладая полною довренностью своихъ хозяевъ и распоряжаясь огромными капиталами и оборотами, принадлежатъ къ главнымъ дятелямъ всероссійскаго торговаго міра.
Передъ выздомъ изъ Мстеры, я усплъ однако поститъ собрата по литературному ремеслу. Впрочемъ, выраженіе ремесло здсь не совсмъ точно, ибо мстерскій писатель занимается литературой по любви, а ремесло его миніатюрная иконопись. Мы легко нашли другъ въ друг сочувственныя струны и общій для нихъ языкъ, какъ члены одной семьи (respublica litterarum). Сосдство питейнаго дома нарушало нсколько разъ миръ нашей бесды. Мстерскій литераторъ былъ не веселъ какъ и вся его семья, но его горе было не похоже на обыкновенное горе литераторовъ: рекрутчина, оброкъ помщику, обиды бурмистра, плутни офеней, въ расплатахъ за его произведенія (иконы), и преслдованія другихъ его враговъ, старовровъ {Половина жителей Мстеры раскольники.}, озлобленныхъ за его археологическія розысканія и даже воспретившихъ ему входъ въ свои церкви. Этотъ человкъ не всегда однако былъ въ нищет, какъ свидтельствуетъ его каменный двухъ-этажный домъ, вмщавшій въ себ прежде цлую иконописную фабрику. Теперь этотъ домъ кажется какимъ-то пустыннымъ и мрачнымъ жилищемъ, онъ буквально пустъ внутри, покачнувшійся столъ съ нсколькими начатыми иконами и пожелтвшими рукописями, два сломанные стула, самоваръ и штофъ съ рюмкой — почти единственственныя вещи во всемъ дом, которыя не только не оживляютъ его, но еще какъ-то иронически смотрятъ на васъ посреди этой пустыни. Крестьянинъ-литераторъ съ чахлымъ, блднымъ лицомъ, особенно рзко выступающимъ при черной густой бород и красной ситцевой рубах, съ сверкающими и озирающимися изъ-подъ лобья глазами, съ судорожными движеніями, медленно и протяжно, церковнымъ голосомъ, разбирающій свои безконечныя рукописи…. также не веселое явленіе въ пустын. Онъ въ полномъ смысл слова самоучка и остается совершенно чуждъ ныншней литератур, а потому и не производитъ собою тхъ впечатлній какъ другіе простонародные литераторы, которыхъ часто встрчаешь на нашихъ дорогахъ — съ мутными, несознанными тенденціями, съ геніемъ на чел и съ языкомъ, механически составленнымъ изъ фразъ, вытверженныхъ наизусть и производящихъ въ слушател тошноту несказанную.
Разставаясь съ Мстерой, я обязанъ упомянуть о мстномъ литографическомъ заведеніи Александра Кузьмича Голышева. Къ сожалнію, я не могъ осмотрть самаго заведенія, ибо вс работы на немъ были пріостановлены въ теченіи холуйской ярмарки, но я имлъ удовольствіе познакомиться съ почтеннымъ хозяиномъ уже въ Холу, и долженъ выразить здсь Александру Кузьмичу благодарность, какъ одному изъ лицъ, оказавшихъ мн радушное содйствіе въ моемъ путешествіи. Голышевъ производитъ обширную торговлю книгами, преимущественно для народнаго чтенія и чрезъ посредство офеней, въ этомъ отношеніи (то-есть, по народной книжной торговл и литератур) онъ обладаетъ огромнымъ запасомъ свдній, пріобртенныхъ десятками годовъ дятельности и постоянныхъ ежедневныхъ сношеніи съ народомъ, такъ что едва ли кто другой можетъ съ нимъ сравниться. При самомъ короткомъ знакомств со всми преданіями, обычаями и условіями дла, весьма сложнаго и прихотливаго, каково изданіе книгъ и картинъ для народа и торговля ими, при полномъ навык и при самомъ практическомъ взгляд на вещи, г. Голышевъ мучимъ тми стремленіями къ усовершенствованію дла, къ нововведеніямъ, къ новымъ путямъ, которыя такъ рдко встрчаются у нашихъ практическихъ людяхъ. Имя его пользуется всеобщимъ уваженіемъ въ кра, доказывающимъ добросовстность въ веденіи длъ. При содйствіи людей, посвятившихъ себя великому длу народнаго образованія — такой человкъ, въ самомъ сердц народной жизни, можетъ сдлаться однимъ изъ полезнйшихъ его дятелей. Отъ него мы слышали, что офсни любятъ запасаться книгами, дабы подъ прикрытіемъ ихъ производить безъ торговаго свидтельства торговлю другими товарами.
Въ собственномъ своемъ заведеніи, г. Голышевъ литографируетъ и раскрашиваетъ картины, преимущественно для простаго народа. Пріятно поражаетъ глазъ въ селеніи Мстер вывска большими буквами: Литографія Голышева, которою гордятся вс жители. Въ самомъ дл: почему бы кажется заводить въ сел литографію, состоящую въ разряд городскихъ промышленныхъ заведеній, и заводить крестьянину, да еще крпостному? Когда встрчаешься очію со всми подобными вопросами, на которые ршительно нечего отвчать, кром повторенія самаго вопроса съ отрицательною частицей (а почему бы не заводить?) тогда уже не можешь съ само довольствомъ разсуждать о недостатк самодятельности и иниціативы въ народ, или о необходимости таможеннаго тарифа для успховъ народной промышленности.
Перездъ изъ Мстеры въ Холуй былъ очень не веселъ и утомителенъ. Дорога шла почти все песками и лсами. Однообразіе дороги прерывалось лишь перевозомъ на холуйской пристани (на Клязьм) и часовнею съ деревяннымъ изваяніемъ святаго чудотворца Николая, стоящею посреди мрачнаго лса. Съ этою часовней связаны народныя легенды, которыя съ трепетомъ разказывалъ мн ямщикъ, между прочимъ, изображеніе святаго нсколько разъ было переносимо въ монастырь, которому принадлежитъ часовня, но каждый разъ оно вновь появлялось въ часовн. Темнота и холодъ въ этой древней часовн, посреди нея колосальная блая фигура угодника, стоящаго съ большимъ мечомъ въ рукахъ и пустынный лсъ вокругъ, дйствительно производятъ трепетъ въ душ.
Въ Холуй я прибылъ въ самый разгаръ тихвинской ярмарки, въ коренной ея день (24 іюня), и потому могъ вполн насладиться зрлищемъ нравовъ холуйскихъ жителей и постителей ярмарки, но за то не могъ видть самаго производства работъ тамошнихъ иконописцевъ, такъ-называемыхъ въ простонародь, богомазовъ.
Холуй {Обращаю вниманіе на удареніе въ слов Холуй, мстные жители иначе не произносятъ его какъ съ удареніемъ на о, тогда какъ всякій въ насъ расположенъ сдлать удареніе на у, и произносить о какъ а.} (или Холуйская слобода) расположенъ довольно живописно на рк Тер, протекающей по самой его средин. Одна часть слободы принадлежитъ графу Бобринскому и населена крестьянами на помщичьемъ прав (то есть временнообязанными), а другая принадлежитъ казн и населена государственными крестьянами. Стройка почти исключительно деревянная, дома двухъ-этажные, небольшіе, преимущественно на манеръ постоялыхъ дворовъ: съ свтелками, мезонинами и разными пристройками. Большихъ каменныхъ домовъ, какъ въ другихъ подобныхъ промышленныхъ селеніяхъ, здсь не видно, но также не видно и крестьянскихъ избъ. Здсь ршительно не замтно той капитальной зажиточности, какая поражаетъ васъ въ другихъ селеніяхъ этого края, здсь и нтъ вовсе мстныхъ крупныхъ капиталовъ, но здсь вовсе нтъ и крестьянъ, хотя бы вс холуйскіе жители и именовались офиціально крестьянами. Холуй и его жители, при характер, общемъ всему офенскому краю, имютъ вмст съ тмъ свою собственную физіономію и особенности въ своемъ быт, совершенно отличныя отъ всего окружающаго міра. Иконопись составляетъ исключительный промыселъ жителей, земледліемъ здсь вовсе не занимаются. Нужды народонаселенія, вс безъ изъятія, удовлетворяются произведеніями другихъ мстъ. Холуй, имющій въ теченіи года четыре гуртовыя ярмарки, на которыхъ производятся огромные обороты по распродаж произведеній московскихъ и Владимірскихъ фабрикъ, есть главное средоточіе массы офенскаго народонаселенія, которое преимущественно здсь запасается своимъ товаромъ и разноситъ его по всему лицу земли Русской, разумется, отсюда надо исключить самыхъ крупныхъ торгашей-офеней, которые покупаютъ товаръ на нижегородской ярмарк или съ фабрикъ. Торгашество офенскаго міра, тсно связанное въ своемъ историческомъ развитіи съ иконописью, даетъ жизнь Холую. Эта слобода какъ будто живетъ со дня на день, и это придаетъ всему мстному быту, дятельности и заработкамъ, характеръ случайности. Это — жизнь небезбдная, вслдствіе постояннаго (даже и не въ ярмарочное время) движенія коммерческихъ оборотовъ и прибылей, безпрестаннаго прилива офеней, возвращающихся на побывки, и легкости разныхъ случайныхъ барышей и заработковъ. Я слышалъ, что самаго простаго поденщика нельзя нагідти здсь дешевле 75 к. въ день, за то и пьянство достигаетъ здсь самыхъ неистовыхъ, невроятнйшихъ размровъ {Пьянства, подобнаго холуйскому, и нигд не видывалъ. ‘То же самое говоритъ г. Максимовъ, въ своей стать (упомянутой выше). Мое показаніе еще не имло бы такого значенія, какъ показаніе этого писателя, гораздо боле меня опытнаго въ дл путешествій и изучившаго многіе, самые разнообразные, края Россіи. Г. Максимовъ говоритъ, что ‘пьянства большаго, чмъ по воскресеньямъ въ Холу, онъ нигд не видалъ, ни прежде, ни посл.’ Съ нимъ можетъ сравниться разв только пьянство въ Иванов, въ казанскій (годовой) праздникъ, судя по разказамъ Ивановцевъ. Но ивановское пьянство, хотя вообще также замчательное, достигаетъ такихъ размровъ только разъ въ годъ, и потому пока пальма первенства принадлежитъ все-таки Холую.}.
Холуй производитъ исключительно самый низшій и дешевый разборъ вязниковской иконописи (такъ называемой суздальской {Главныя средоточія иконописи въ этомъ краю: Мстера, Холуй, Мордовское и Палеха.}) Произведенія этого искусства разв только въ насмшку могутъ быть названы произведеніями искусства, дешевизна ихъ и скорость работы, выходящія изъ границъ всякаго вроятія, составляютъ предметъ народнаго юмора, выражающагося въ разныхъ анекдотахъ и поговоркахъ, вымышленныхъ на счетъ этихъ художниковъ, прозванныхъ въ народ богомазами. При такихъ невроятно низкихъ цнахъ (напримръ 6 к. с. за икону въ 1/4 арш. величины, изображающую нсколько лицъ или цлую картину), едва превосходящихъ цну матеріяла или кусковъ дерева, не понимаешь, какое можетъ оставаться вознагражденіе за трудъ, прибыль происходитъ единственно отъ массы и быстроты этого производства, мгновенно превращающаго возы лса (еловаго, ольховаго, дубоваго, частію кипариснаго) въ возы съ иконами, то-есть доски въ дски. Предложеніе товара велико, оно сбиваетъ цны до самыхъ крайнихъ предловъ заработной платы и промышленной прибыли (въ рукахъ офеней однако значительно возрастающей вмст съ цною), но и требованіе велико, оно возникаетъ изъ всеобщей насущной потребности десятковъ милліоновъ народа, въ которомъ каждый нищій скоре согласится обойдтись въ своемъ углу безъ куска хлба, даже безъ водки, чмъ безъ благочестія. Громадность этой потребности, не умолкающей посреди всякихъ вншнихъ переворотовъ и потрясеній въ народномъ быту, не позволяетъ пока заработку богомаза низойдти до цнъ, при которыхъ его промыселъ былъ бы невозможенъ, до цнъ лса и красокъ.
Какъ промыселъ, холуйская иконопись, о которой мастера въ Мстер и Палех говорятъ съ презрніемъ, но которая тмъ не мене удовлетворяетъ главныя массы потребителей, не совершенствуется. Онъ соотвтствуетъ той области народнаго быта, который измняется не быстро, будущность его, какъ она ни любопытна для экономиста, трудно предугадывать. Машинъ, угрожающихъ всякимъ другимъ мстнымъ домашнимъ производствамъ, опасаться здсь нечего, но просвщеніе (въ особенности дйствующее посредствомъ предписаній), даже при самыхъ лучшихъ намреніяхъ относительно усовершенствованія промысла, должно прикасаться къ нему съ осторожностію. Заботы объ улучшеніи этого весьма щекотливаго производства, о распространеніи между мастерами боле правильныхъ понятій о рисунк, могутъ повести, вопреки лучшимъ желаніямъ, къ невыгоднымъ результатамъ, и поставить цнность иконы въ глазахъ покупателей, несмотря на правильность ея рисунка и точность перспективы, гораздо ниже цнности холуйской дски, съ ея нелаою техникой. {Къ сожалнію мы ничего не знаемъ о послдствіяхъ благихъ намреній мстной палаты государственныхъ имуществъ, пригласившей учителя живописи для иконописнаго училища, недавно заведеннаго въ сел Алексин.}
Иконописцы могутъ быть раздлены на три категоріи: фабриканты, работники-хозяева и простые работники, къ числу которыхъ принадлежатъ и мальчики. Сколько мы могли замтить между этими тремя классами нтъ слишкомъ рзкихъ различій, ибо очень крупныхъ фабрикантовъ и капиталистовъ здсь не замтно. Фабриканты содержатъ мастерскія, въ которыхъ пишутъ 10, 15, 20 человкъ работниковъ. Работниками-хозяевами я называю тхъ, которые имютъ свое хозяйство и занимаются исключительно у себя на дому, поставляя работу или фабриканту, или скупщику. Знакомство и даже сближеніе со всми этими людьми — не трудно, холуйскіе жители отличаются необыкновеннымъ гостепріимствомъ и обходительностію. На улиц каждый проходящій готовъ вступить съ вами въ разговоръ, и воспользоваться малйшимъ поводомъ чтобы зазвать васъ къ себ. И тутъ ужь начинается потчиване, такое радушное, какого мы не видывали. Вопервыхъ водка!.. Объ этомъ ежечасномъ и повсемстномъ угощеніи водкой, не побывавъ въ Холу, нельзя имть никакого понятія. Вообще, ршившись странствовать по разнымъ внутреннимъ тропамъ нашего отечества, чтобы видть живыхъ людей, а не одн дороги и не одну безконечную даль равнины, необходимо обречь свои нервы въ жертву божествамъ чая и водки. Съ нкоторымъ природнымъ русскимъ расположеніемъ и навыкомъ къ первому напитку можно легко достигнуть способности наслаждаться имъ во всякій часъ дня и ночи, и проводить цлые дни за самоваромъ. Но второй напитокъ представляетъ боле затрудненій, а между тмъ чай еще только приступъ, чаекъ только начинается распоясыванье, и безъ спиртнаго напитка, если хочешь сколько-нибудь проникнуть въ душу собесдника, обойдтись невозможно. А заставлять пить другаго и не пить самому — скверное дло въ глазахъ каждаго русскаго человка, да и дйствительно оно скверное. Впрочемъ, и этотъ напитокъ самъ по себ (по крайней мр, для многихъ) еще не заключаетъ въ себ особенныхъ неудобствъ, ибо вопервыхъ вы можете, большею частію, употреблять очищенную, хотя тхъ двусмысленныхъ свойствъ, какія придаютъ ей содержатели акцизно-откупнаго коммиссіонерства, а вовторыхъ задача наблюдателя не можетъ требовать вкушенія этого напитка сверхъ мры. Но дло въ томъ, что трудно пріобрсть навыкъ къ употребленію водки, какъ чая, во всякое время, и въ особенности натощакъ, раннимъ утромъ. А такое неправильное употребленіе водки пользуется у насъ особенною народною любовью, и по нашему мннію, въ особенности гибельно, не только въ физическомъ, но и въ нравственномъ отношеніи, ибо человкъ, опьянвшій съ утра, прежде чмъ принялся за работу, ршительно ни на что не годенъ. Однажды (и именно, кажется, въ Холу), когда въ подобномъ случа мы объясняли затруднительность нашего положенія хозяйк постоялаго двора, она намъ отвчала: ‘И, батюшка, да ныньче, кажется и человка такого на свт не найдешь, который бы не опохмлялся’. Холуйскіе жители ршительно превзошли всхъ угощеніемъ водкой. Она стоитъ на стол и ожидаетъ готовая каждаго мимо идущаго человка, въ каждомъ дом, въ каждой жилой комнат. Вы идете къ ямщикамъ нанимать лошадей, къ вашей хозяйк спросить чего-нибудь недостающаго въ вашей квартир, къ мирскимъ властямъ, къ чиновнику объясниться по какому-нибудь длу, и вамъ прежде всякаго разговора предлагаютъ выпить водки. И все это длается съ такою любезностью и мягкосердечіемъ, что отказаться — выше всякихъ силъ.
Читатель можетъ-быть не прочь будетъ войдти съ нами въ домъ къ одному изъ холуйскихъ жителей, къ иконописцу. Этотъ домъ, хотя также крестьянскій, есть совершенный контрастъ съ тми крестьянскими избами, о которыхъ я говорилъ, при описаніи поздки на югъ отъ Вязниковъ, Домъ весьма просторенъ, но въ немъ чрезвычайная неопрятность и безпорядокъ. Здсь есть и кровати, и самоваръ, и разная мебель, и многія иныя принадлежности городскаго комфорта, но видъ этого жилища, ори всемъ хлбосольств хозяина, не радуетъ души, и съ удовольствіемъ вспоминаешь объ изб зажиточнаго вязниковскаго или гороховецкаго крестьянина, въ этой изб вамъ просторне, хотя она и гораздо меньше, въ ней вы знаете, куда вамъ ссть, и какъ ссть, и какъ повести разговоръ: вы ршительно садитесь въ красный уголъ и безмятежно бесдуете съ хозяиномъ, который попросту сядетъ подл васъ, если вы не слишкомъ заняты вашимъ дворянскимъ происхожденіемъ, везд довольство и изобиліе: все въ гармоніи съ крпко-сложившимся бытомъ. А здсь вы именно не знаете какъ ссть и на какой стулъ, и несмотря на чай и водку, на пестрыя угощенія, непремнно за ними слдующія (изюмъ, миндальные оршки, конфеты, мармеладъ), вы уныло смотрите на кровати, невдающія блья, на полурастворенный шкапъ, съ подбитыми экземплярами всякой посуды, со штофомъ всегда полнымъ, даже и въ такую пору, когда въ цломъ дом не отыщется ни куска хлба,— на эти произведенія досуга, свтскія картины, валяющіяся на полу, и въ художественномъ отношеніи уступающія даже произведеніямъ ремесла, то-есть, декамъ, въ которыхъ размахи кисти обуздываются, по крайней мр, обрядомъ, наконецъ посреди этого сора всего непріятне подйствуетъ на васъ какая-нибудь прихотливая вещица, напримръ футляръ для папиросокъ, этихъ необходимыхъ спутниковъ каждаго холуйскаго жителя, футляръ съ какимъ-нибудь нескромнымъ французскимъ изображеніемъ, дико разящимъ подл дски, на которую онъ былъ обмненъ. Вы чувствуете себя посреди кучи обрывковъ изъ всякихъ бытовъ и цивилизацій, которую втры офенской всесвтной комерціи вносятъ въ головы и жилища этихъ людей, оцпенвшихъ надъ производствомъ предмета самаго неизмннаго и самаго покорнаго преданію и обряду. Въ это же время эти люди, несмотря на боевую ярморочную жизнь и токи всякихъ иноземныхъ встей вокругъ, сами до сихъ поръ были прикованы къ почв крпостнаго права, изъ котораго высунуться, боле чмъ на папироску, нельзя было безъ особенныхъ прибытковъ. А прибытки иконописцевъ, какъ мы уже видли, весьма не велики, они ничтожны въ сравненіи съ прибытками отъ ивановскихъ ситцевъ и офенскаго торгашества, осилившихъ кору крпостнаго права. Такъ объясняемъ мы себ этотъ хаосъ въ понятіяхъ и быт. Обрывки принадлежностей всякаго быта носятся ярмарочною пылью вокругъ холуйскаго богомаза, и садятся, то тамъ, то сямъ на его плать, въ его дом, въ его голов, но не въ его дом, ни въ его голов, вс эти обрывки не могутъ претвориться ни въ цльное убранство быта, ни въ цльное понятіе, ни въ цльное стремленіе, также точно какъ когда его ремесло, по самой своей сущности, не можетъ перейдти ни въ настоящее художество, ни въ правильное промышленное предпріятіе, такой переходъ былъ бы днемъ его смерти. {Мы разумемъ здсь именно холуйскую живопись, а никакую иную той же категоріи.} Этотъ человкъ потчуетъ папироской и развязно закуриваетъ ее, вдругъ брякнетъ вамъ какою-нибудь фразой, безконечно далекой отъ круга понятій, связанныхъ съ его произведеніями, распахнется смутными извстіями о похожденіяхъ Гарибальди и Лудовика-Наполеона, котораго портретъ непремнно украшаетъ и ярмарку и постоялый дворъ, и потомъ прилежно займется съ вами толкованіями своего суздальскаго письма и его узкими очертаніями, не вдающими никакихъ законовъ переспективы и искусства, кром двухъ, трехъ преданій, которымъ онъ неограниченно покоренъ и вн которыхъ онъ собственно ничего не видитъ. Вашъ амфитріонъ видимо терзается мыслею какъ съ вами обойдтись, и также быстро садится съ вами за самоваръ и за водку, какъ быстро встаетъ, чтобы съ подобострастіемъ крпостнаго крестьянина отвчать на ваши вопросы, какъ на вопросы своего барина, или бжать въ другую комнату и прикрыть черною суконною сибиркой свою ситцевую крестьянскую рубашку. А этотъ другой его товарищъ, нсколько поразжившійся, пошелъ еще дальше его, онъ носитъ какую-то черную широкую и длинную одежду, похожую на пальто и на плащъ, но всего боле напоминающую артистистическіе костюмы, въ его манерахъ лоскъ благовоспитанности, прическа и усы ршительно l’artiste, и оригинальная, верхняя одежда накинута съ театральною небрежностью, но она едва прикрываетъ нижнее блье и голенищи сапогъ, непосредственно подъ нею находящіеся. Вы ищете смысла, и пожалуй исторіи этого наряда, и блуждаете, эта непосредственность никакъ не вяжется съ пальто, она съ нимъ невозможна, она принадлежитъ крестьянину, который точно также непосредственно надваетъ армякъ или кафтанъ, какъ здсь надто пальто, исправляющее его должность. Ваше смущеніе еще боле возрастаетъ, когда передъ вами стоитъ, съ подносомъ чая, молодая хозяйка, окончательно преобразившаяся въ шелки и кринолины.
Другой злементъ жизни Холуя — его ярмарки. Эти ярмарки такъ значительны, что ежегодный сборъ съ лавокъ доставляетъ 30.000 р. с. Но ярмарки бываютъ по преимуществу гуртовыя, и ничего особеннаго для глаза не представляютъ, главные обороты совершаются партіями и потому не на виду. Къ лавкамъ подходятъ торговаться только покупщики-потребители: крестьяне и бабы и мелкіе торгаши-офени, главныя сдлки производятся въ трактир, гд офени угощаются фабрикантами, и также по домамъ. Въ рядахъ можно разв только приглядться къ уловкамъ торгашества мелкихъ осеней въ схватк съ не мене продувными московскими и ивановскими прикащиками. ‘Товаръ больно блъ, давайте красне’ — ‘Чего же вамъ красне? красне не бываетъ.’ Торгашъ удаляется отъ лавки, не имющей боле краснаго товара, но прикащикъ останавливаетъ его: ‘Есть и покрасне.’ — ‘Такъ вы его показывайте.’ — ‘Да вдь на какой товаръ какой покупщикъ, покрасне будетъ подороже’ и т. д. Изъ этихъ нескончаемыхъ разговоровъ можно замтить, что офенскіе коммерческіе обычаи не чужды и другой сторон, вопіющей однако противъ мошенничества Офеней и конкурренціи англійскихъ мануфактуръ.
Ярмарки въ Холу спеціально офенскія, здсь единственное мсто во всемъ торговомъ мір, гд офени уже у себя дома, а московская и Владимірская фабрикація уже сама идетъ къ нимъ за покупщикомъ. Это заставляетъ горделивую фабрикацію длать первый шагъ, не совсмъ необходимый при ныншнихъ ея отношеніяхъ къ осенямъ и какъ будто обидный, возникала даже мысль, въ нкоторыхъ передовыхъ коммерческихъ умахъ (кажется, между гражданами Вознесенскаго посада), о сокращеніи этого обиднаго шага, посредствомъ перенесенія холуйскихъ ярмарокъ въ Шую. Но подобныя насильственныя перенесенія, какъ извстно, не всегда удаются и такъ же мало вяжутся съ передовыми намреніями, какъ и заботы о таможенномъ покровительств. Ограничусь пока этими свдніями о холуйскихъ ярмаркахъ, замтивъ, что ныншній разъ Тихвинская ярмарка была, по всмъ отзывамъ, особенно тиха.
Мн остается сказать о третьей и послдней стихіи Холуя — пьянств. Пьянство здсь, какъ сказано, не вообразимое, утромъ народъ еще кой-какъ держится, но къ вечеру безусловно все что есть на улиц — пьяно, до тхъ дикихъ размровъ, до какихъ пьянство доходитъ теперь только въ Россіи. Нсколько боле опрятные офени однако не валяются по улицамъ, они наслаждаются въ четырехъ стнахъ, въ своей компаніи. На улиц гамь, крики, вопли, псни, доходятъ до такого неистовства, что, при самомъ упорномъ желаніи и навык къ постоялымъ дворамъ, нтъ никакой возможности чмъ бы то ни было заняться въ своей комнат. Къ несчастію, я помщался въ нижнемъ этаж, который словно тонулъ въ обступавшихъ его со всхъ сторонъ волнахъ гуляющаго народа. При добромъ чувств къ народу, всячески отворачиваешься отъ этихъ отвратительныхъ вакханалій, обезображивающихъ его прекрасную личность, всячески стараешься остановиться мыслію на ея лучшихъ чертахъ. Подобною успокоительною чертой можетъ служить напримръ тотъ замчательный фактъ, что посреди всей этой изступленной гульбы количество важныхъ уголовныхъ преступленій весьма ничтожно, о злодйствахъ почти не слышно.
Чтобы дать нкоторое понятіе о холуйскомъ пьянств и нравахъ, разкажу вкратц ночь, проведенную мною на постояломъ двор. По прізд моемъ, все семейство хозяина двора представилось мн въ самомъ привлекательномъ вид. Хозяинъ, почтенный старецъ, хотя и вертлявый, какъ вс здшніе жители, въ городской одежд, тотчасъ слъ со мною бесдовать и, съ обходительностью содержателей прирейнскихъ гостиницъ, осыпалъ меня попеченіями о самомалйшихъ нуждахъ путешественника. Онъ прикомандировалъ ко мн, въ качеств чичероне, сына, благообразнаго молодаго человка лтъ семнадцати, съ виду настоящаго джентльмена, находящагося въ услуженіи у сосдняго помщика. Дочь хозяина — щеголеватая молодая двица (экземпляръ типа, уже описаннаго выше), кром того куча маленькихъ дтей, прибранныхъ и выглаженныхъ, и мать, со всею семьею, преданная заботамъ о благосостояніи дома. Къ вечеру, когда я шелъ домой, глаза семейства, скинувъ все верхнее платье, въ красной рубах, возвращался изъ сосдняго кабака, мертвецки пьяный, и передо мной, на мст прежняго цивилизованнаго содержателя прирейнской гостиницы, явился мужикъ, въ самомъ грубомъ смысл этого слова. Несмотря на мольбы всей семьи (жившей подл моей комнаты) улечься спать, онъ принялся неистовствовать по всему дому и наконецъ привелъ въ мой номеръ какую-то старую, пьяную женщину и услся подл меня пить съ нею чай и водку. На вс мои просьбы освободить меня отъ такой подозрительной компаніи, наконецъ даже на мои угрозы, хозяинъ отвчалъ мн, что ‘эту женщину надо уважить, что она родственница бурмистра.’ Наконецъ я принялъ ршительныя мры и заперся въ моей комнат. Ночью хозяинъ, а за нимъ и жена его ушли въ кабакъ. Весь постоялый дворъ остался на отвтственности ихъ молодой дочери, но эта отвтственность была не легкая. Двери дома были буквально осаждаемы всми пьяными, толкавшимися на улиц, которые рвались въ домъ. Желзный запоръ не много обезпечивалъ внутреннюю безопасность, ибо то самъ отецъ, то сама мать требовали впуска въ домъ и потомъ опять уходили въ кабакъ. Джентльменъ возвратился домой съ ватагой пріятелей, не скоро уступившею мольбамъ сестры. Наконецъ и мои запоры не выдержали, какой-то пьяный послушникъ сорвалъ крючокъ и ворвался уже въ мою комнату. Приходилось подумать о личной безопасности… Когда на другое утро, посл такихъ волненій и личной защиты, чуть-чуть не рукопашной, я старался объяснить хозяйк опасность, которой были подвержены ихъ жилище и дти, то она отозвалась, что, при вид мужа не въ своемъ вид, и ей захотлось повеселиться, а за домомъ и ребятишками смотрла дочь, что она ‘двка золотая, со всмъ можетъ управиться.’ — ‘Но вдь и ей, приходилось плохо. Да и какъ оставлять семнадцатилтнюю двушку посреди пьянаго народа? наконецъ все это можетъ и ее ввести въ грхъ.’ — Куда! Сметъ она у насъ! да ей отецъ голову отрубитъ, коли что про нее узнаетъ…’ таково было объясненіе матери семейства, едва стоявшей на ногахъ отъ ночной попойки, въ то время какъ самъ грозный отецъ проснулся отъ мертвецкаго сна и неистово кричалъ дочери, чтобъ она принесла ему опохмлиться… Такова семейная жизнь, и таковы нравы!..
Холуемъ закончились мои странствованія по офенскому краю… Но прежде чмъ его покинуть, я сдлалъ, съ дороги въ Шую, быстрый заздъ въ селеніе Палеху, стоящее на самомъ рубеж этого края (на сверовостокъ отъ Холуя, на востокъ отъ Шуи). Палеха (имніе гг. Батурлина и Грязева) славится своими иконописными мастерскими, занимающими первое мсто не только въ вязниковской иконописной полос, но едва ли не во всей Россіи. Порядокъ производства работъ здсь тотъ же какъ и въ Холу, то-есть на дому, у отдльныхъ хозяевъ, и на фабрикахъ или въ большихъ мастерскихъ (называемыхъ здсь заводами), но палеховская иконопись по своей техник стоитъ неизмримо выше холуйской. Это уже искусство. Главный производитель въ селеніи Палех — Н. И. Сафоновъ, которому я обязанъ благодарностью за показаніе его заведенія и за сообщеніе многихъ любопытныхъ свдній объ иконописи. На завод г. Сафонова работаетъ до 50 человкъ, изъ которыхъ лтомъ большая часть разсылается имъ для работъ по церквамъ, въ разныя стороны и даже въ весьма-отдаленные края Россіи. Г. Сафоновъ получаетъ заказы даже изъ Сибири. У него можно найдти систематическія коллекціи картинъ разныхъ стилей и собраніе классическихъ иностранныхъ сочиненій по части живописи. Въ Палех занимаются иконописью не одни мстные крестьяне, но многіе приходящіе и изъ другихъ мстъ и даже частію переселившіеся сюда, съ семействами. Переселенія были однако весьма затруднительны, такъ какъ Палеха помщичье имніе. Здсь мы слышали замчаніе, что люди, занимающіеся иконописью, вслдствіе сидячей жизни, вообще болзненные (чахоточные), и народонаселеніе мало нарастаетъ. Не знаю въ какой степени это замчаніе основательно.
Въ Палех крестьяне занимаются хлбопашествомъ, и здсь чувствуешь себя на границ другаго края. По дорог къ Шу, въ большомъ торговомъ сел Васильевскомъ, я былъ уже совсмъ въ другой области быта.

В. Безобразовъ.

1 августа 1861.
Носково.

‘Русскій Встникъ’, No 7, 1861

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека