Изъ политической жизни 80-хъ годовъ.
Изъ политической жизни 80-хъ годовъ.
——
——
——
В. Фигнеръ.
‘Русское Богатство’, No 11, 1912
Из политической жизни 80-х годов, Фигнер Вера Николаевна, Год: 1912
Время на прочтение: 17 минут(ы)
Въ начал текущаго года появилась книга В. Я. Богучарскаго: ‘Изъ исторіи политической борьбы 70-хъ и 80-хъ годовъ XIX вка. Партія народной воли, ея происхожденіе, судьбы и гибель’.
Эта книга, уже вызвавшая нкоторый откликъ въ литератур {См. рецензію въ январской кн. ‘Рус. Бог.’, ‘Совр. Міръ’ кн. V, ст. Плеханова, брошюру Кистяковскаго: ‘Страницы прошлаго’. М. 1912 г.}, требовала бы тщательнаго просмотра и поправокъ со стороны оставшихся въ живыхъ народовольцевъ. Но въ данномъ случа я не задаюсь этимъ и обращаюсь къ той части книги В. Я. Богучарскаго, которая посвящена тому, что извстно въ публик подъ названіемъ переговоровъ правительства съ ‘Исполнительнымъ Комитетомъ’ партіи ‘Народной Воли’ въ 1882 г.
Еще въ 1906 и 1907 гг. въ журнал ‘Былое’ печатался рядъ воспоминаній разныхъ лицъ, такъ или иначе причастныхъ къ этимъ переговорамъ. Писали: николадзе, Бороздинъ, была перепечатана посмертная записка H. К. Михайловскаго, и т. д.
Подъ впечатлніемъ этихъ статей, и желая зафиксировать собственныя воспоминанія, я тогда же, въ конц 1907 г., записала то, что знала сама объ этомъ. Дло въ томъ, что, какъ указываютъ эти авторы, осенью 1882 г. H. К. Михайловскій прізжалъ ко мн въ Харьковъ, какъ къ единственному члену Исполнительнаго Комитета, остававшемуся тогда на свобод въ Россіи. И прізжалъ онъ именно съ тмъ, чтобы передать предложенія, которыя, по его выраженію, длало правительство черезъ николадзе партіи ‘Народной Воли’.
О свиданіи H. К. Михайловскаго со мной я и хочу разсказать теперь, потому что въ книг Богучарскаго повторяются т же версіи, которыя заставили меня 5 лтъ тому назадъ записать то, что совершенно отчетливо сохранилось у меня въ памяти. Я считаю это тмъ боле необходимымъ, что въ замтк Михайловскаго наша дловая бесда передана кратко, блдно, мстами неврно и безъ того опредленнаго характера, который она носила. Нкоторыя интересныя подробности ея совсмъ опущены: объ однхъ онъ могъ совсмъ забыть, а о другихъ, быть можетъ, находилъ неудобнымъ писать. Что же касается разсказа Николадзе, перепечатаннаго теперь въ книг В. Я. Богучарскаго, то онъ находится въ полномъ противорчіи съ тмъ, что 30 лтъ тому назадъ мн передалъ H. К. Михайловскій, со словъ того же Николадзе. Въ этомъ можетъ убдиться всякій, кто сравнитъ соотвтствующія мста въ моемъ разсказ и въ передач Николадзе (см. въ особенности стр. 355, 356 соч. Богучарскаго).
Ниже я переписываю свою прежнюю статью, безъ внесенія въ нее какихъ-либо измненій, кром тхъ, которыя вызваны появленіемъ упомянутой книги, тщательно отмчая то, что мн лично извстно по данному длу. Находясь въ Шлиссельбург, я, въ теченіе боле чмъ 15 лтъ, не имла возможности говорить съ кмъ-либо на эту тему, а въ послдующія 5 я слышала кое-что отъ товарища по заключенію С. А. Иванова. О первой стадіи переговоровъ, происходившихъ въ Россіи, и о которыхъ я намрена разсказать теперь, онъ ровно ничего не зналъ, зато могъ разсказать мн о второй стадіи, имвшей мсто за границей.
Тутъ я услыхала не мало для меня новаго и нкоторымъ подробностямъ съ трудомъ могла поврить. Такъ, напр., онъ разсказывалъ о милліон не то франковъ, не то рублей, которые правительство будто бы должно было дать революціонной партіи Народной Воли въ случа успха переговоровъ о прекращеніи террора. Такъ передавалъ С. А. Ивановъ, такъ и говорится въ записк, написанной имъ по моей просьб въ 1907 г.
Николадзе совсмъ не упоминаетъ о милліон {‘Былое’, сентябрь 1906 г.}, а Бороздинъ говоритъ {‘Былое’, октябрь 1907 г.}, что, по предложенію Тихомирова, этотъ милліонъ, положенный въ банкъ, долженъ былъ играть роль залога по выполненію правительствомъ тхъ обязательствъ, которыя оно на себя принимало, и въ случа неисполненія — перейти въ руки Исполнительнаго Комитета.
Разсказы С. А. Иванова имли своимъ источникомъ его бесды съ Л. Тихомировымъ и М. Ашаниной-Оловенниковой, когда въ 1885 г., т. е. 3 года спустя посл событій, онъ попалъ за границу.
Нечего и говорить, что ни о какихъ милліонахъ въ Россіи рчи не было, и, я думаю, что, выплыви они на сцену, Николай Константиновичъ даже не взялся бы передавать мн обо всемъ дл.
15 октября 1882 г. H. К. Михайловскій пріхалъ въ Харьковъ и черезъ книжный магазинъ Кончаловскаго розыскалъ меня. Встртившись, мы отправились въ какой-то ресторанъ, и тамъ въ отдльной комнат, гд можно было свободно говорить, онъ сказалъ, что, подъ предлогомъ устройства своихъ литературныхъ длъ, пріхалъ спеціально ко мн по очень серьезному, важному длу. Онъ разсказалъ, что къ нему явился Николадзе и передалъ слдующее: одно весьма высокопоставленное лицо, по своему характеру заслуживающее полнаго доврія, просило его (Николадзе) быть посредникомъ между правительствомъ и партіей Народной Воли и войти въ переговоры съ Исполнительнымъ Комитетомъ партіи съ цлью заключить перемиріе…
Моя увренность въ H. К. Михайловскомъ была такъ велика, что — разъ онъ не назвалъ мн высокопоставленное лицо — я не сочла возможнымъ спрашивать имя. Я спросила только, извстно ли ему это имя, и вполн ли данное лицо заслуживаетъ доврія? Отвтъ былъ данъ утвердительный.
Только въ Шлиссельбург отъ С. А. Иванова я узнала, что это былъ министръ двора графъ Воронцовъ-Дашковъ.
‘Правительство, — такъ со словъ Николадзе, передавалъ Михайловскій рчь министра,— утомлено борьбой съ Народной Волей и жаждетъ мира. Оно сознаетъ, что рамки общественной дятельности должны быть расширены, и готово вступить на путь назрвшихъ реформъ. Но оно не можетъ приступить къ нимъ подъ угрозою революціоннаго террора. Не что другое, а только терроръ является тормазомъ для осуществленія благихъ намреній правительства… Прекратится терроръ — и реформы будутъ произведены. Итакъ, все дло заключается въ томъ, чтобы партія Народной Воли прекратила свои разрушительные акты. Правительство предлагаетъ Исполнительному Комитету партіи пріостановить свою террористическую дятельность до коронаціи. И въ такомъ случа при коронаціи будетъ изданъ манифестъ, который дастъ:
1) полную политическую амнистію,
2) свободу печати,
3) свободу мирной соціалистической пропаганды’.
По моимъ воспоминаніямъ, относительно прекращенія террора Исполнительный Комитетъ долженъ былъ дать лишь словесное общаніе. Но покойный Спандони {Умеръ 15 октября 1906 г.}, котораго, какъ и Дегаева, я посвятила потомъ въ это дло, на мой запросъ о томъ, что помнитъ онъ о прізд ко мн Н. К. Михайловскаго, въ сохранившемся у меня письм отъ 26 марта, отвтилъ: ‘Исполнительный Комитетъ долженъ былъ выпустить прокламацію, въ которой объявлялъ бы о томъ, что до коронаціи онъ не предприметъ террористическаго покушенія’…
А Дебагоріо-Мокріевичъ сообщаетъ {‘Былое’ апрль 1907 г.}, будто въ 1882 г. такая прокламація Исполнительнаго Комитета была, какъ онъ слышалъ, даже опубликована въ одномъ изъ польскихъ революціонныхъ изданій въ Варшав (?)
Если это не ошибка со стороны Мокріевича, то это какой-то подлогъ: никакой подобной прокламаціи вплоть до моего ареста въ феврал 1883 г. Народная Воля не выпускала и, по самому ходу дла, не могла выпустить.
Въ доказательство искренности своихъ общаній правительство, по разсказу Михайловскаго, предлагало: тотчасъ же выпустить кого-нибудь изъ политическихъ узниковъ, ране осужденныхъ, напр., Исаева, содержавшагося тогда вмст съ другими народовольцами въ Алексевскомъ равелин.
Это имя крайне удивило меня, и его одного было достаточно, чтобы заставить насторожиться и вызвать улыбку: Исаевъ, очень хорошій человкъ и цнный техникъ, важной роли въ партіи не игралъ, освобожденіе его, не имя для партіи существеннаго значенія, никоимъ образомъ не могло служить доказательствомъ какой бы то ни было искренности правительства. Какъ-разъ наоборотъ, предложеніе выпустить именно его, а не кого-нибудь изъ другихъ выдающихся членовъ Исполнительнаго Комитета, томившихся въ равелин, было само по себ подозрительно.
Любопытно, что въ Шлиссельбург отъ Фроленко, гулявшаго съ Исаевымъ (ум. въ Шлиссельбург), я впослдствіи узнала, что къ Исаеву въ равелинъ являлся Судейкинъ и предлагалъ свободу, если онъ дастъ общаніе уговаривать своихъ, еще находящихся на вол, товарищей отказаться отъ террора. Отъ подобной миссіи Исаевъ, конечно, отказался.
Интересно, было ли предложеніе графа Воронцова-Дашкова и Судейкина выпустить Исаева простымъ совпаденіемъ, или же графъ Воронцовъ-Дашковъ дйствовалъ тутъ въ полномъ согласіи съ начальникомъ политическаго сыска? Или же, въ виду версіи В. Я. Богучарскаго объ интригахъ и соперничеств между графомъ Воронцовымъ-Дашковымъ и министромъ вы. длъ графомъ Д. Толстымъ купно съ Судепкинымъ, слдуетъ допустить, что въ данномъ случа они сознательно оспаривали другъ у друга, каждый съ особымицлями, одно и тоже орудіе.
Михайловскій сказалъ мн, что онъ придаетъ большое значеніе предложенію правительства и потому по просьб Николадзе взялся розыскать кого-нибудь изъ членовъ Исполнительнаго Комитета. Экая, что я нахожусь въ Харьков, онъ пріхалъ для переговоровъ со мной, какъ единственнымъ, извстнымъ ему, членомъ Комитета, оставшимся въ Россіи.
Лично онъ врилъ въ возможность осуществленія по иниціатив правительства вышеназванныхъ трехъ пунктовъ и сочувствовалъ тому, чтобы Комитетъ вступилъ въ договоръ.
Что касается меня, то съ перваго же раза я отнеслась ко всему предложенію совершенно отрицательно. Я указывала Михайловскому, что предложеніе высокопоставленнаго лица есть не что иное, какъ полицейская ловушка съ цлью напасть на слдъ революціонной организаціи, чтобы потомъ нитка по нитк всю ее разобрать. Слдя за тми, кто ведетъ переговоры, легко было достигнуть этого. Посл открытія въ іюн динамитной мастерской въ Петербург и арестовъ: Буцевича, Грачевскаго, Корба, Прибылевыхъ и др., этотъ слдъ былъ потерянъ, и теперь полиціи, во что бы то ни стало, нужно было снова найти его.
На это Михайловскій твердилъ одно: высокопоставленное лицо, давшее порученіе Николадзе, выше всякихъ подозрній и ничего общаго съ политическимъ сыскомъ не иметъ.
Но, по самому существу дла, оно казалось мн невроятнымъ. Правительство, которое въ 1881 г., посл 1-го марта, не сдлало никакихъ уступокъ и открыто заявило, что никакихъ измненій въ политическомъ стро не послдуетъ, это самое правительство теперь, посл полуторагодового почти полнаго затишья {За все время былъ лишь одинъ террористическій актъ — убійство военнаго прокурора Стрльникова въ Одесс.}, искало перемирія съ партіей Народной Воли… Оно было утомлено борьбой… Понимало потребность общества въ большей свобод… и готово было вступить на путь реформъ…
Это казалось страннымъ…
Въ прошломъ была исторія съ Гольденбергомъ, арестованнымъ три года назадъ. Взывая къ его патріотическому чувству, прокуроръ Добржинскій уловилъ его увреніями, что только терроръ мшаетъ правительству осуществить столь необходимыя либеральныя реформы: пусть Гольденбергъ раскроетъ вс силы и планы террористовъ… пусть пожертвуетъ друзьями и товарищами — это будетъ великая жертва родин, для которой откроется возможность идти впередъ по пути прогресса.
Гольденбергъ увровалъ… Онъ началъ свои показанія словами: ‘Сердце мое обливается кровью, но я долженъ…’ Дале слдовали хвалебныя характеристики наиболе близкихъ и дорогихъ ему людей и наряду съ этимъ ихъ физическія примты… Онъ сообщилъ относительно Народной Воли все, что зналъ, но, убдившись потомъ, что ‘жертва’ была безплодна, кончилъ самоубійствомъ въ Петропавловской крпости.
Теперь снова терроръ являлся единственнымъ препятствіемъ для реформъ, и рчи Добржинскаго повторялись почти слово въ слово.
Если же предложеніе, переданное черезъ Николадке, принять за военную хитрость, то все становилось понятнымъ. Прошло уже боле полутора года посл смерти Александра И, а о коронація новаго императора не было ни слуху, ни духу. По общему убжденію, такое промедленіе происходило отъ неувренности правительства въ безопасности коронаціонныхъ торжествъ. Посл взрыва царскаго позда подъ Москвою, взрыва въ Зимнемъ дворц и катастрофы 1 марта — чего нельзя было ждать отъ Исполнительнаго Комитета?!.. Несмотря на множество арестовъ и судьбищъ въ 1881 и 1882 г.г., самые безпокоящіе слухи циркулировали въ публик и, конечно, волновали государственную полицію, Такъ, въ конц 1881 г. разсказывали, что Кобозевъ (Юрій Богдановичъ), содержавшій магазинъ сыровъ на Малой Садовой, гд была заложена мина для 1-го марта, проникъ въ число предпринимателей по коронаціонной иллюминаціи въ Москв… Понятно, какія опасенія внушали подобные слухи, и какую тревогу возбуждала мысль о возможныхъ послдствіяхъ террористическаго акта во время торжествъ. Быть спокойнымъ въ этомъ отношеніи, обезопасить коронацію отъ всякихъ неожиданностей, конечно, было очень важно и для этого стоило дать общанія. Наконецъ, для осуществленія предполагавшихся свободъ — свободы печати и свободы соціалистической пропаганды {Не лишнее вспомнить, что Судейкинъ не разъ въ бесдахъ въ арестованными называлъ себя соціалистомъ, сторонникомъ мирной соціалистической пропаганды — лишь бы не терроръ!} — никакихъ гарантій не предлагалось. Слова: ‘Народное представительство’, ‘Конституція’ при всхъ этихъ разговорахъ ни разу непроизносились.
Вс эти соображенія были приняты во вниманіе въ бесд съ Михайловскимъ, но онъ поставилъ мн въ упоръ существенный вопросъ: ‘А можете ли вы, фактически, осуществлять террористическую часть програмы? Предпримете ли вы и можете ли вы что-нибудь предпринять въ смысл центральнаго террора?’
На такой прямой вопросъ я могла отвтить только отрицательно. Обманывать его или себя какими-либо иллюзіями на этотъ счетъ не было возможности. Центръ партіи Народной Воли — Исполнительный Комитетъ — въ то время уже не существовалъ. Вс его члены погибли: одни на эшафот, другіе умирали въ Алекcевскомъ равелин, третьи ждали суда, Тихомировъ и Ашанина удалились за границу. Оттуда они совтовали мн создать новый центръ изъ молодыхъ народовольцевъ, но я относилась къ этому плану совершенно отрицательно: эти молодыя, неиспытанныя силы не могли замнить старыхъ, опытныхъ товарищей. При такихъ условіяхъ и полномъ разгром связей въ Петербург и Москв о какихъ-нибудь серьезныхъ актахъ нечего было и думать.
Я отвчала Михайловскому категорическимъ: ‘Нтъ!’
Этимъ я дала ему оружіе противъ себя. Онъ сталъ убждать меня, что, разъ мы не въ силахъ въ данное время продолжать борьбу съ правительствомъ въ прежней форм и, вмсто террористическихъ актовъ, должны заняться накопленіемъ силъ и ихъ организаціей, то наша обязанность воспользоваться случаемъ, который посылаетъ судьба въ форм предложенія правительства. Терять при такихъ обстоятельствахъ, по мннію Михайловскаго, мы ничего не теряли, такъ какъ и безъ того принуждены были сдлать то, чего хотло отъ насъ правительство, а между тмъ ‘все-таки, говорилъ онъ, есть надежда что-нибудь да получить’.
Доводы и уговоры Николая Константиновича заставили меня сойти съ той твердой почвы полнаго отрицанія всякихъ переговоровъ, на которой я ране стояла.
Обдумавъ все, я предложила Николаю Константиновичу слдующую комбинацію: лично я ршительно отказываюсь отъ какихъ бы то ни было сношеній по этому длу и предлагаю Михайловскому сообщить Николадзе, что никого изъ членовъ Исполнительнаго Комитета онъ не нашелъ, потому что, какъ онъ узналъ, мстопребываніе комитета перенесено за границу, пусть Николадзе отправляется туда и обратится со своимъ предложеніемъ къ Л. Тихомирову и М. Ашаниной-Оловенниковой. Тмъ временемъ я, безъ вдома Николадзе, пошлю къ нимъ человка, чтобы извстить о его миссіи, возможномъ прізд къ нимъ и моемъ недоврчивомъ отношеніи ко всему длу. Вмст съ тмъ, я намревалась передать Тихомирову, что, направляя къ нему Николадзе, мы, въ Россіи, сохраняемъ полную свободу дйствія и будемъ руководиться лишь наличными условіями и возможностями, оставляя за собой въ послднемъ счет право принять или отвергнуть т условія, которыя Тихомировъ и Ашанина могутъ выработать за границей, если войдутъ въ сношеніе съ Николадзе.
Относительно предложенія освободить Исаева, въ доказательство искренности правительства, я ршительно заявила Михайловскому, что требовать надо не Исаева, а Нечаева, Александра Михайлова или — какъ того хотлъ самъ Михайловскій — Чернышевскаго, и что въ этомъ же смысл мной будетъ данъ наказъ за границу.
О назначеніи разслдованія по поводу разгрома и избіеній въ Карійской тюрьм между мной и Михайловскимъ рчи не было. Гд и когда возникъ вопросъ объ этомъ, я ничего не знаю.
Условившись обо всемъ, мы разстались: Михайловскій ухалъ въ Петербургъ, а я вызвала изъ Одессы Садову и просила ее отправиться за границу съ моимъ порученіемъ къ Тихомирову, что та и сдлала.
Дальнйшій ходъ дла за границей остался мн лично совершенно неизвстнымъ, такъ какъ вплоть до моего ареста, 10 февраля 1883 г., я не получала никакихъ писемъ,— ни отъ Саловой, ни отъ Тихомирова изъ-за границы, ни отъ Михайловскаго изъ Петербурга. Да и сама я не обращалась ни къ кому изъ нихъ съ какими-либо запросами, считая все дло пустымъ и безнадежнымъ.
Между тмъ, какъ теперь это извстно, Николадзе, по указанію Михайловскаго, дйствительно отправился къ Тихомирову, и переговоры между ними состоялись: сначала — въ Женев 27 и 28 ноября ст. ст., а потомъ, начиная съ 8 декабря, въ Париж.
Сергй Андреевичъ Ивановъ въ записк, написанной для меня, говоритъ, что однажды, когда переговоры между Тихомировымъ и Николадзе были въ полномъ разгар, послдній ‘прибжалъ къ Тихомирову крайне встревоженный и показалъ только что полученную имъ изъ Петербурга телеграмму, въ которой говорилось о необходимости тотчасъ же ликвидировать начатое предпріятіе, но избжаніе крупныхъ убытковъ. Иносказательный смыслъ этой телеграммы былъ таковъ: прекращайте немедленно переговоры и возвращайтесь въ Россію, если не хотите нажить крупныхъ непріятносте й… Николадзе высказывалъ крайнее изумленіе по поводу такого оборота дла, но, конечно, тотчасъ возвратился въ Россію’…
Николадзе ни о какой телеграмм не говоритъ, а Бороздинъ повствуетъ, что посл того, какъ Николадзе получилъ отъ Тихомирова проектъ договора, ‘ему ничего боле не оставалось длать въ Париж, а какъ въ то же время телеграммой изъ Петербурга извщали его о тяжкой болзни княжны Гурамовой, онъ и поспшилъ выхать. Нсколько дней спустя выхалъ и я’,— говоритъ Бороздинъ — ‘и 31 декабря былъ уже въ Петербург’. (‘Былое’, октябрь 1907 г., стр. 161).
Смшалъ ли С. А. Ивановъ въ разсказ Тихомирова объ исторіи съ телеграммой имя Николадзе съ именемъ Нивинскаго, который въ август 1882 г. велъ подобные же переговоры съ Лавровымъ отъ имени ‘Земской лиги’ {Подъ этимъ флагомъ дйствовала та же Священная Дружина, но уже въ лиц кн. Щербатова.} и былъ внезапно вызванъ въ Петербургъ, или Николадзе, по какимъ-нибудь соображеніямъ, ввелъ въ заблужденіе Бороздина — такъ или иначе, дло съ переговорами на этомъ обрывается.
Въ стать ‘Освобожденіе Чернышевскаго’ {‘Былое’, сентябрь, 1906 г., стр. 270.}, Николадзе разсказываетъ, что, вернувшись въ Петербургъ въ послднихъ числахъ декабря, онъ передалъ гр. Воронцову-Дашкову собственноручную записку Тихомирова объ условіяхъ перемирія между Народной Волей и правительствомъ, но гр. Воронцовъ-Дашковъ встртилъ его заявленіемъ, что ‘надежды и разсчеты его разрушились: положеніе длъ въ Петербург измнилось настолько, что ему наврядъ ли теперь удастся хоть что-нибудь сдлать въ смысл прежнихъ предположеній. Онъ просилъ Николадзе немедленно увдомить объ этомъ Тихомирова и сообщить ему, что онъ и его товарищи, въ виду измнившихся обстоятельствъ, вольны считать себя свободными отъ всякаго уговора’.
Такую же перемну въ настроеніяхъ въ Петербург нашелъ и Бороздинъ {‘Былое’, октябрь, 1907 г., стр. 161.}.
Нельзя не обратить вниманія на то, что въ той же стать (стр. 271) Николадзе говоритъ, что по прізд въ Петербургъ все, что нужно, онъ сообщилъ Михайловскому, высланному въ Выборгъ, черезъ О. Н. Кривенко, довольно часто навщавшаго Михайловскаго въ изгнаніи. Между тмъ Михайловскій въ своей посмертной записк пишетъ, что Николадзе ‘вернулся съ очень страннымъ результатомъ, никого не нашелъ’ {‘Былое’, сентябрь, 1907 г., стр. 213.}.
Если бы Николадзе сообщилъ ему дйствительный ходъ и развязку дла, которому Михайловскій придавалъ значеніе и въ которомъ Михайловскій участвовалъ, разсказалъ бы все то, о чемъ онъ пишетъ въ своихъ мемуарахъ {‘Былое’, 1906 г., сентябрь.},— то мыслимо ли, чтобы Михайловскій могъ забыть ршительно все, и занести слова, что Николадзе ‘никого за границей не нашелъ’?
А въ такомъ случа, чмъ же объяснить поведеніе Николадзе по отношенію къ Михайловскому?
Истинная причина перерыва переговоровъ для непосредственственныхъ участниковъ дла осталась въ то время тайной, и, какъ мн кажется, можетъ считаться еще и теперь спорной.
Въ 1882 г., когда велись переговоры, въ нихъ постоянно фигурировало слово: ‘Правительство’. Исполнительный Комитетъ все время былъ увренъ, что иметъ дло именно съ нимъ. За правительство уже въ теченіе цлаго 25-лтія принимало одну изъ договаривающихся сторонъ и общественное мнніе.
Но В. Я. Богучарскій въ своей книг объясняетъ, что подъ именемъ правительства оперировала ‘Священная Дружина’ — анти-революціонное тайное общество. Въ число членовъ этого общества, образовавшагося посл 1 марта, входили многія высокопоставленныя и вліятельныя лица, имвшія большія связи и денежныя средства. Но направленіе и тенденціи этихъ лицъ были весьма различны. Съ одной стороны — это были люди, преслдовавшіе цли чистйшаго сыска и искавшіе сношеній съ Исполнительнымъ Комитетомъ, чтобы, проникнувъ въ сокровенныя тайны его, предать ихъ въ руки полиціи. Съ другой — это были люди либеральные, желавшіе для Россіи свободныхъ учрежденій и думавшіе бороться ‘съ крамолой’ путемъ введенія конституціонныхъ реформъ. Таковы были: гр. Воронцовъ-Дашковъ и гр. Павелъ Петровичъ Шуваловъ. Но версіи В. Я. Богучарскаго, эти искренніе конституціоналисты предполагали обезоружить Исполнительный Комитетъ посредствомъ договора,— съ тмъ, чтобы дйствительно добиться общанныхъ въ договор свободъ, но имъ помшалъ въ этомъ министръ вн. длъ Д. Толстой. В. Я. Богучарскій разсказываетъ, что между Священной Дружиной и министерствомъ вы. длъ существовала непрерывная борьба за власть, за вліяніе. Священная Дружина въ цломъ, какъ организація совершенно обособленная, отъ министерства совершенно независимая, но преслдовавшая, однако, по отношенію къ революціи одну и ту же цль — искорененія,— была занозой въ глазу гр. Д. Толстого и его правой руки — Судейкина. Стремленія же графовъ Воронцова-Дашкова и Шувалова въ ихъ глазахъ могли быть только революціонной попыткой сверху. Соперничество и интриги Д. Толстого привели наконецъ къ роспуску Священной Дружины — этой добровольной охраны, не состоявшей ни подъ какимъ офиціальнымъ контролемъ. 5 декабря 1882 г., какъ сообщаетъ В. Я. Богучарскій, по приказанію государя, Дружина была распущена.
Это и было, по мннію того же автора, истинной причиной прекращенія переговоровъ.
Однако, среди участниковъ переговоровъ, какъ и въ широкой публик, до самаго послдняго времени господствовало совершенно другое объясненіе.
20 декабря 1882 г. въ Одесс былъ арестованъ Дегаевъ, хозяинъ типографіи, устроенной имъ по моему порученію.
Изъ документа, предъявленнаго мн въ Петропавловской крпости весною 1884 г. и написаннаго собственной рукой Дегаева, я увидла, что онъ предалъ ршительно все, что только было ему извстно о революціонныхъ длахъ партіи. А въ то время, посл ареста старйшихъ членовъ Исполнительнаго Комитета, онъ былъ посвященъ мною во все, боле итти мене важное, между прочимъ, и во вс детали моей бесды съ. Михайловскимъ. Кром того, по моему же порученію, передъ поселеніемъ въ Одесс, онъ совершилъ объздъ всхъ пунктовъ, гд были военные кружки, въ числ которыхъ были такіе, доступа къ которымъ онъ ране совершенно не имлъ (Кіевъ, Одесса, Николаевъ).
Когда прокуроръ Добржинскій, въ присутствіи генерала Середы, но Высочайшему повелнію назначеннаго для производства слдствія по всей имперіи по длу о военной организаціи, предъявилъ мн тетрадь съ признаніями Дегаева, то прежде всего спросилъ:
— ‘Узнаете ли вы этотъ почеркъ?’
Почеркъ былъ незнакомъ (я не знала руку Дегаева), и я отв тила отрицательно. Тогда Добржинскій перевернулъ ту тетрадь срой бумаги большого формата, которая лежала передо мной, и я увидла подпись: ‘Сергй Дегаевъ’, и, какъ это ни странно, у меня сохранилось воспоминаніе, что стоявшіе тутъ же рядомъ число и мсяцъ были: 20 ноября. И это число оставалось у меня въ памяти до опубликованія въ ‘Быломъ’ воспоминанія Спандони, въ которомъ говорится, что Дегаевъ былъ арестованъ 18 декабря (по даннымъ Богучарскаго — 20 декабря).
Я видла подпись и число лишь одинъ мигъ и была, быть можетъ, слишкомъ потрясена открытіемъ, чтобы потомъ не спутать мсяца, хотя иногда въ такія минуты все запечатлвается особенно ясно. Но тогда подпись была для меня важне числа, во всякомъ случа, оно было ужасающе близко къ моменту ареста Дегаева…
Посл того, какъ Дегаевъ далъ свои показанія, онъ вошелъ въ сдлку съ жандармами: ему былъ устроенъ фиктивный побгъ по дорог на вокзалъ, куда его повезли на извозчик, будто бы для отправки въ Кіевъ. Какъ бглецъ, онъ явился сначала въ Николаевъ, а потомъ ко мн въ Харьковъ, чтобы выдать меня. Здсь не мсто описывать подробности нашей встрчи, когда я волновалась радостью видть его на свобод, а онъ былъ совершенно подавленъ предстоящимъ предательствомъ.
Числа съ 25—26 января по 10 февраля 1888 г. Дегаевъ пробылъ въ Харьков въ постоянныхъ сношеніяхъ со мной, при чемъ ту психическую перемну, которую я видла въ немъ, я объясняла тмъ, что его жена, арестованная вмст съ нимъ, оставалась еще въ тюрьм. За это время прежній другъ, всегда выказывавшій мн крайнюю преданность, тщательно выспросилъ у меня вс подробности моей повседневной жизни и отъ меня самой получилъ вс указанія, необходимыя для того, чтобы, не будучи заподозрннымъ, выдать меня. Для этого онъ воспользовался другимъ предателемъ — рабочимъ Меркуловымъ, который ране, на улицахъ Одессы, ловилъ для полиціи своихъ прежнихъ товарищей. Услышавъ отъ меня, что я считаю себя въ Харьков въ полной безопасности, если только не встрчусь съ Меркуловымъ, который знаетъ меня въ лицо, Дегаевъ выписалъ его и поставилъ на моемъ пути съ квартиры.
Въ одинъ изъ 14—15 дней, которые при мн Дегаевъ провелъ въ Харьков, послдовало правительственное распоряженіе о назначеніи въ ма коронаціи, внушавшей до того времени такъ много опасеній.
Теперь, посл предательства Дегаева, бояться и опасаться было нечего. Дегаевъ зналъ, что Исполнительный Комитетъ уже не существуетъ, а молодыя группы въ Харьков, Кіев, Одесс и отдльные народовольцы Москвы и Петербурга не въ силахъ предпринять что-нибудь серьезное. Военная организація, начало которой было положено зимой 1880 г., хотя и бездйствовала со времени ареста Суханова, но до декабря 1882 г. была въ полной цлости, оживить ее я надялась при помощи выхода въ отставку Ашенбреннера, Рогачева, Крайскаго и Похитонова. Посредникомъ между мною и ими по этому поводу былъ Дегаевъ, постившій ихъ передъ отъздомъ въ Одессу. Теперь вс они, вся военная организація, были отданы Дегаевымъ въ руки политической полиціи. Совершенный Дегаевымъ объздъ Петербурга, Москвы, Кіева, Одессы, Николаева давалъ ему доступъ ко всмъ мстнымъ организаціямъ, и ему было достаточно въ каждомъ город назвать хотя бы одно лицо, чтобы но нему, какъ по концу нитки, размотать весь клубокъ.
Кром того, съ этого времени во глав революціоннаго движенія становится тайный агентъ правительства: Дегаевъ не остановился на измн и предательств — онъ сталъ провокаторомъ, въ исторіи русскаго революціоннаго движенія первымъ провокаторомъ изъ интеллигенціи {До этого человка 4—5 рабочихъ были въ разныхъ мстахъ убиты, какъ таковые (Рсйнштейнъ въ Москв, Никоновъ, Прейсъ и др.).}.
Такимъ образомъ полиціи не только выяснялось настоящее, но было обезпечено и будущее.
Когда передъ правительствомъ вс карты были раскрыты — къ чему были нужны какіе бы то ни было переговоры, искренніе или лукавые, исходившіе отъ конституціоналистовъ или отъ сыщиковъ? Положеніе партіи Народной Воли было ясно, вс наличныя силы — извстны, и на будущее время въ организаціи, въ самыхъ верхахъ ея, становился провокаторъ.
Итакъ, несмотря на новыя данныя В. Я. Богучарскаго о роспуск Священной Дружины 5 декабря 1882 г., я все же считаю, что истинной причиной прекращенія переговоровъ былъ не этотъ роспускъ, а измна Дегаева (арестованнаго въ конц декабря), измна, не оставившая въ революціонномъ мір ничего тайнаго для правительства.
Что врне? Что правдоподобне?
Интриги и взаимное подсиживаніе между лицами различныхъ вдомствъ вполн возможны. Исторія и въ прошломъ, и въ настоящемъ даетъ немало тому примровъ. Нтъ ничего невроятнаго, что роспускъ Священной Дружины произошелъ по настоянію министра вы. д. Д. Толстого. Она могла быть распущена, но графъ Воронцовъ-Дашковъ и графъ Шуваловъ могли и посл этого продолжать вести свою линію. Разв роспускъ Священной Дружины, въ которой были разнообразные элементы, самъ по себ доказываетъ, что графъ Воронцовъ-Дашковъ и графъ Шуваловъ потеряли довріе и расположеніе верховъ?
Самые переговоры съ Тихомировымъ въ Париж происходили, по словамъ Николадзе, около половины декабря {Съ этимъ согласуются даты Бороздина.}, т. е. посл роспуска Дружины {‘Былое’ 1900 г., сентябрь, стр. 270.}, а по возвращеніи въ Петербургъ онъ еще въ март и апрл 1883 г. видался съ графомъ Шуваловымъ. Послдній даже предлагалъ ему выхлопотать аудіенцію у государя, если онъ, Николадзе, согласится ‘твердо и властно уврить’, что революціонеры произведутъ новое страшное потрясеніе, если Россіи не будетъ дана конституція {Ib. стр. 271—272—279.}.
Очевидно, графъ Шуваловъ не зналъ, что во глав революціоннаго движенія правительство иметъ провокатора и ему не страшны уже никакія угрозы. Между тмъ это обстоятельство было такимъ большимъ козыремъ въ игр Д. Толстого и Судейкина, что за спиной гр. Воронцова-Дашкова и гр. Шувалова отнимало у нихъ всякую почву и измняло положеніе длъ въ Петербург настолько, что всякіе шансы на успхъ ихъ конституціонныхъ плановъ утрачивались.
Оставляя въ сторон, насколько искренними конституціоналистами были графы Воронцовъ-Дашковъ и Шуваловъ, какъ-ни-какъ состоявшіе въ одномъ сообществ съ неофиціальными сыщиками, при чтеніи документовъ бросается въ глаза, что они ламентировали на одну и ту же тему, одними и тми же словами и давали такія же общанія, какъ и представители государственной полиціи. Такъ, въ томъ же 1882 году, прокуроръ Добржинскій и директоръ департамента полиціи Плеве предлагали О. Любатовичъ и Г. Романенко быть посредниками между партіей Народной Воли и правительствомъ (‘Былое’ 1906 г., іюнь, ст. О. Любатовичъ: ‘Далекое и Недавнее’).
Подозрительно похожи другъ на друга также и вс крахи этихъ попытокъ. Такъ, Плеве по неизвстной причин внезапно прерываетъ переговоры съ Любатовичъ и Романенко, докторъ Нивинскій {Представитель графа Щербатова (по Богучарскому).}, въ август 1882 года ведетъ переговоры съ Лавровымъ и Оловенниковой и внезапно прерываетъ ихъ, вызванный въ Петербургъ. Поздне, если вренъ разсказъ С. А. Иванова, то же самое происходитъ и съ Николадзе… Что за странныя совпаденія!..
Посмертная записка Михайловскаго начинается словами:, Первое, что мн вспоминается, это одна необыкновенно грустная исторія, которую стыдно разсказать, а грхъ утаить’ {‘Былое’, сентябрь, 1907 г., стр. 212.}.
Эти строки, конечно, вызваны мыслью, что вс переговоры, въ которые Николадзе вовлекъ Михайловскаго и Народную Волю, были комедіей, пустой игрой, не стоившей вниманія и траты силъ.
Но какимъ образомъ могло случиться, что, выслушавъ Николадзе, Михайловскій передалъ мн содержаніе ихъ бесды въ томъ вид, какъ я разсказываю, а не такъ, какъ 24 года спустя Николадзе говоритъ въ стать ‘Освобожденіе Чернышевскаго’ {‘Былое’, сентябрь 1906 г.}.
При первомъ свиданіи съ министромъ Двора, пишетъ Николадзе, я развивалъ программу, которая ‘заключалась въ приглашеніи (курсивъ мой. В. Ф.) правительства стать на путь соціальныхъ, врне — экономическихъ, улучшеній народнаго быта, съ значительнымъ въ этомъ смысл расширеніемъ сферы воздйствія печати и земскаго или общественнаго самоуправленія’ {‘Освобожденіе Чернышевскаго’, стр. 256.}.
Во время второго свиданія, продолжаетъ Николадзе, ‘я услышалъ отъ графа Воронцова-Дашкова, что осуществленіе правительствомъ высказанныхъ мной предположеній (курсивъ мой. В. Ф.) было бы возможно, если бы существовала увренность, что этимъ путемъ положенъ будетъ конецъ террористическимъ явленіямъ и вообще нелегальной дятельности революціонной партіи‘ (курсивъ мой. В. Ф.).
‘Но раньше, чмъ правительство окончательно станетъ на этотъ путь и приметъ ршеніе держаться такой политики, ему необходимо получить точныя свднія о минимальныхъ стремленіяхъ революціонной партіи, узнать изъ достоврнаго источника, насколько и въ какихъ случаяхъ можно быть увреннымъ, что она откажется отъ своей подпольной дятельности и вернется къ легальной. Не предпринимая, покамстъ, ничего, не принимая на себя никакихъ обязательствъ и не общая ни малйшаго измненія своихъ дйствій, правительство, для своихъ соображеній, желало бы уяснить эти вопросы. Поэтому гр. Воронцовъ-Дашковъ просилъ меня обстоятельно переговорить съ кмъ-либо изъ руководителей партія и выяснить осторожно ея виды и стремленія, не компрометируя правительства {Курсивъ въ обихъ цитатахъ — мой.} и не подвергаясь опасности принять единоличное мнніе того или другого заговорщика за настроеніе и программу всей партіи’. (Стр. 265—266, ‘Освоб. Чернышевскаго’, ‘Былое’, сентябрь 1906 г.).
Итакъ, Николадзе высказываетъ Воронцову-Дашкову свои предположенія объ умиротвореніи страны, а министръ проситъ, не компрометируя правительства, сдлать осторожную развдку…
Между тмъ, H. К. Михайловскій, со словъ Николадзе, передаетъ дло въ такомъ вид, что въ глазахъ однихъ — роняетъ личное достоинство гр. Воронцова-Дашкова, внушая мысль о его причастности къ сыску, а въ глазахъ другихъ — явно компрометируетъ полновластное правительство, которое унижается до трусливаго заискиванія у революціонной партіи.
Правда, на страницахъ, предшествующихъ только-что приведеннымъ цитатамъ, Николадзе пишетъ, что содержаніе бесдъ съ гр. Воронцовымъ-Дашковымъ было предварительно обсуждено съ H. К. Михайловскимъ и С. Н. Кривенко… Но, въ такомъ случа, какимъ образомъ Михайловскій могъ скрыть отъ меня истинный характеръ этихъ бесдъ?
А если Михайловскій умолчалъ, то почему за границей, въ переговорахъ съ Тихомировымъ, молчалъ Николадзе и не обрисовалъ, какъ слдуетъ, роль вельможи — роль, осторожную и ни къ чему не обязывающую?..
Все это загадки… загадки, придающія всему эпизоду видъ мистификаціи.
Кто же кого мистифицировалъ? Михайловскій — меня или Николадзе — Михайловскаго, Тихомирова и черезъ нихъ (и меня) ‘Народную Волю’?..
И поневол думаешь, что въ исторіи революціоннаго движенія, быть можетъ, теперь совершенно отсутствовала бы глава о переговорахъ Священной Дружины съ Исполнительнымъ Комитетомъ партіи ‘Народной Воли’, если бъ содержаніе 265—266 страницъ статьи Николадзе было въ свое время извстно всмъ непосредственнымъ участникамъ пресловутыхъ ‘переговоровъ’.