…Умер Достоевский, умер неожиданно, почти скоропостижно, но так, что все еще не хочется верить, что он мертв. Точно земля зашаталась под ногами. Общие симпатии и большое волнение. Толпы теснятся к трупу с утра до вечера <,…>, Лавра дает место и будет даром отпевать. Словом, совершаются похороны великого писателя1.
Простите, я очень расстроен, и мне трудно писать. Завтра вынос тела, а послезавтра похороны… Суета сует, и всё суета!..
Автограф. ЛБ, ф. 315.11.30.
1 Об отношении Страхова к Достоевскому см. подробно в статье Л. М. Розенблюм. ‘Творческие дневники Достоевского’.— ‘Лит. наследство’, т. 83, стр. 9—92, а также в ряде писем настоящей публикации и в Приложении к ней.
3 февраля Страхов писал Л. Н. Толстому: ‘Чувство ужасной пустоты <,…>, не оставляет меня с той минуты, когда я узнал о смерти Достоевского. Как будто провалилось пол-Петербурга или вымерло пол-литературы. Хоть мы не ладили все последнее время, но тут я почувствовал, какое значение он для меня имел: мне хотелось быть перед ним и умным, и хорошим, и то глубокое уважение, которое мы друг к другу испытывали, несмотря на глупые размолвки, было для меня, как я вижу, бесконечно дорого…’ (‘Переписка Л. Н. Толстого с Н. Н. Страховым. 1870—1894’. СПб., 1914, стр. 266).