H. С. ТРУБЕЦКОЙ
H. С. ТРУБЕЦКОЙ
Из писем П. H. Савицкому
Из писем П. H. Савицкому
1
1 января 19331
2
19 июня 19347
КОММЕНТАРИИ
КОММЕНТАРИИ
Из писем П. H. Савицкому, Трубецкой Николай Сергеевич, Год: 1929
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Н.Ф.Федоров: pro et contra: В 2 кн. Книга вторая
СПб.: РХГА, 2008.
Вы спрашиваете моего суждения о харбинских федоровцах. Не будучи философом, я, конечно, не могу судить особенно компетентно. Сочинение А. К. Горностаева ‘Достоевский и Федоров’2 не выдерживает никакой критики. Это — совершенно недопустимый подход к литературе. Другое его сочинение, ‘Толстой и Федоров’3, несколько лучше, главным образом потому, что оперирует не с литературными произведениями, а с биографическими данными. Но, в общем, непременное желание федоровцев доказать решающее влияние Федорова на всех русских мыслителей своего времени совершенно антиисторично. Положительных свидетельств о таком влиянии слишком мало, и только разглядывая их сквозь лупу сектантского фанатизма, можно усмотреть в них то, что усматривают федоровцы. При этом упускается из виду крайне неустойчивый и склонный к минутным увлечениям характер русских ‘богоискателей-профессионалов’ того времени. И Достоевский, и Толстой того времени, а уж особенно Владимир Соловьев вполне могли написать кому-нибудь восторженное письмо, что-де они с ним во всем согласны, неделю-две носиться с каким-нибудь открытым ими мыслителем, а через год уже настолько его позабыть, что и следов-то не разыщешь. Из произведений Остромирова я читал только ‘Организация мировоздействия’4. Высказываться об этой книге значит высказываться о федоровстве вообще5, к чему я, повторяю, как не философ и не богослов не компетентен. При чтении федоровских книгу меня возникают вот какие мысли. Чего, собственно, требует от людей Федоров, говоря практически? Чтобы люди сосредоточили все свои усилия на упразднении смерти и воскресении мертвых. Но ведь существуют ученые медики, которые только и делают, что ищут способы упразднения смерти. Правда, зато есть некоторое (кстати, вовсе уж не такое большое) число ученых артиллеристов и других подобных им, которые изобретают способы массового уничтожения людей. Но неужели дело упразднения смерти подвинулось бы, если бы этих инженеров-артиллеристов не было или если бы им всем было приказано учиться медицине и заниматься исканием способов упразднения смерти? Конечно, нет. Научные открытия зависят не от числа изобретателей, ломающих себе голову над какой-нибудь проблемой. В современной Америке (да и в Европе) гениальный медик, которому удастся изобрести не то что средство упразднения смерти, а хотя бы средство против рака или против туберкулеза, заработает на своем открытии гораздо больше, чем инженер-артиллерист, изобретший какую-нибудь ужасную пушку. Т<,аким>, о<,бразом>,, материальная выгода и при современной цивилизации толкает людей скорее к тому, чтобы заниматься научной медициной. И если, тем не менее, не все на это идут, то объясняется это тем, что большинство людей к этому роду деятельности не чувствуют призвания, а без призвания наукой плодотворно заниматься нельзя, — это все мы, ученые, знаем, знаем и то, что каждый ученый имеет призвание только к одному определенному кругу наук, и только в пределах данных наук может что-нибудь дельное изобресть (если он вообще по своей природе изобретатель). Если упразднение смерти и воскресение усопших должно быть достигнуто ‘прогрессом науки’, — то это есть отнюдь не ‘общее дело’, а дело очень небольшого числа ученых специалистов, работающих в лабораториях. — Церковь учит, что в последний день мертвые воскреснут, плоть преобразится, сделается новая земля и новое небо и что все это произойдет чудом, по слову Божию. О том, чтобы в этом участвовали сами люди, ничего нигде в Писании не сказано, и Отцы Церкви понимали это так, что воскресение и преображение произойдет без активного участия человеческого разума. Федоров предлагает верить, что все это произойдет благодаря научному прогрессу. Спрашивается: чему легче поверить? Кому, как мне, много пришлось на своем веку полечиться, тот знает цену современной медицины и в ее грядущее всемогущество верить не склонен. Да и вообще, когда заглянешь за кулисы современной науки… Словом, я считаю, что толкование Святых Отцов куда правдоподобнее мечты Федорова. — Не понимаю я в федоровстве и еще одного. В Писании определенно сказано: ‘и изъидут сотворшая благая в воскресение живота, а сотворшая злая — в воскресение суда’6. Как различить эти две категории воскресших при химическо-биологическом способе воскресения? Вообще вся этическая сторона Философии Федорова совершенно искусственно прикреплена к ‘организации воздействия на мироздание’. Тут, с одной стороны, спекуляция на игру слов: ‘дружная работа’, т.е. коллективное и хорошо организованное действие, вовсе не предполагает ‘дружбы’, т. е. взаимного доброжелательства. С другой стороны, спекуляция на распространенный в обществе миф о том, будто ученые занимаются наукой из любви к человечеству (тогда как на самом деле для настоящего, хорошего ученого его наука просто страсть — как игра для игрока или вино для алкоголика, — а об человечестве они не думает). — Все мировоззрение Федорова представляется мне некоторым эквивалентом позитивишческого культа Разума, но только глубоко автохтонным русским. Безоговорочная вера в науку и в прогресс была характерна для того времени. У Федорова эта вера настолько сильна, что стала равна религии. Не думаю, однако, чтобы при настоящем философском подходе можно было оправдать это отождествление науки и религии.
Во всяком случае, дальневосточные федоровцы меня интересуют, и я очень рад буду и впредь получать их издания, несмотря на то, что сам ни в коей мере не являюсь сторонником Федорова.
Когда сравниваем современную стадию евразийства с докламаровским периодом, приходится констатировать упадок идеологического творчества, а главное — упадок идеологической самостоятельности. Соблазн вместо выковывания собственной самобытной идеи принять готовые чужие учения Маркса и Федорова восходит к Сувчинскому8. Соблазн этот не только не преодолен, но наложил на все последующее евразийство, как кламарское, так и некламарское, глубокий отпечаток. Разговоры о синтезе Федорова и Маркса все продолжаются, и не только у дальневосточных попутчиков евразийства, но, по-видимому, и в европейских еа-группах. В свое время Сувчинский и Мирский руководились отчасти снобизмом, а отчасти просто подготовляли капитуляцию перед большевизмом: марксизм нужно было принять, потому что он-де в СССР глубоко укоренился, и от него ‘новый правящий отбор’ отказаться не может, а федоровщина есть удобный мост от православия к материализму. В настоящее время евразийцы, толкующие о синтезе марксизма и федоровщины, либо руководствуются ‘тактическими соображениями’, либо просто ленятся выдумать что-нибудь свое собственное и, расписываясь в своем идеологическом бессилии, готовы ухватиться за любые9 чужие идеи. Во всяком случае, вопрос об истинности или ложности этих идей, в сущности, далее не ставится, а ставится вопрос лишь об их прагматической ценности — явление, по-моему, глубоко упадочное. Чтобы выпрямить идеологическую линию евразийства, необходимо резко порвать с федоровщиной10, и прекратить подлаживание к марксизму11.
1 Печатается по машинописной копии, хранящейся в собрании Fedoroviana Pragensia (FP.I.3.27).
2 Горностаев А. К. [А. К. Горский]. Рай на земле. К идеологии творчества Ф. М. Достоевского. Ф. М. Достоевский и Н. Ф. Федоров. Харбин, 1929.
3 Горностаев А. К. [А. К. Горский]. Перед лицем смерти: Л. Н. Толстой и Н. Ф. Федоров. Харбин, 1928.
4 Остромиров А. [А. К. Горский]. Н. Ф. Федоров и современность. Вып. 3. Организация мировоздействия. Харбин, 1932.
5 Фраза Н. С. Трубецкого весьма характерна. Русской эмиграции идеи Федорова зачастую становились известны не из собственных его работ (дореволюционное издание I—II томов ‘Философии общего дела’ было тогда практически недоступно, а новое издание, предпринятое Сетницким в Харбине, остановилось на третьем выпуске, включив в себя лишь третью часть I тома), а из книг и статей его последователей — Горского, Сетницкого, в меньшей степени — В. Муравьева. Это накладывало свой отпечаток на восприятие идей мыслителя, определяя и линии критической оценки, которая нередко оказывалась критикой интерпретации, а не первоисточника, полемикой с авторскими построениями Горского, Сетницкого, Муравьева, а не с самим Федоровым.
6 Ин 5:29.
7 Печатается по: FP.I.3.27. Этот фрагмент письма Трубецкого Савицкому, перепечатанный на машинке К. А. Чхеидзе, был вложен в его письмо Н. А. Сетницкому от 22 июня 1934 г. На тексте имеются пометы Чхеидзе.
Письмо Трубецкого было написано в преддверии евразийского совещания, состоявшегося в Праге в июле 1934 г. Облик евразийства 1930-х гг., значительно эволюционировавшего по сравнению с евразийством эпохи ‘Исхода к Востоку’, не удовлетворял родоначальника движения. Выдвинутая К. А. Чхеидзе концепция ‘совершенной идеократии’, в фундамент которой легли идеи Федорова, раздражала его: в ней достигла своего апогея та тенденция к ‘оправданию истории’, построению целостной религиозной концепции социального действия, которая развивалась в евразийстве еще с середины 1920-х гг. и вступала в конфликт с установками теоретиков раннего евразийства Г. В. Флоровского и самого Трубецкого (см. подробнее: Гачева А. Г. Неизвестные страницы евразийства 1920—1930-х гг. К. А. Чхеидзе и его концепция ‘совершенной идеократии’ // Вопросы философии. 2005. No 9). Наконец, раздражало Трубецкого и то внимание, которое уделяла Пражская евразийская группа обсуждению федоровской темы. Так, 23 января 1934 г., по инициативе К. А. Чхеидзе и П. Н. Савицкого, пражане обсуждали статью Н. А. Сетницкого ‘Евразийство и пореволюционники’ и вопрос о ‘евразийстве и федоровстве’ звучал там полногласно. Члены группы активно знакомились с харбинскими изданиями. Предполагали посвятить отдельный семинар второму сборнику ‘Вселенское Дело’. Идеи Федорова горячо обсуждались в эстонской и брюссельской евразийских группах (см. ниже фрагменты переписки Чхеидзе с эстонскими евразийцами). В 1933—1934 гг. они звучали на страницах ‘Евразийца’, ‘дискуссионного внутри-евразийского органа’. В No 22 (май 1933) печатались выдержки из письма о Федорове эстонского евразийца С. И. Чуева, а в примечании от редакции выражалась благодарность за ‘последнюю брошюру А. Остромирова ‘Н. Ф. Федоров и современность» и говорилось об актуальности идей Федорова. В No 24 (май 1934) была помещена рецензия И. А. Перфильева на ‘Вселенское Дело’ (С. 20—24): Перфильев подробно разбирал сборник, представляющий, по его мнению, ‘ценный труд’ для евразийцев, и констатировал, что правое крыло евразийства, ‘долго боровшееся против федоровства’, в конечном итоге ‘приняло его’ (С. 20). В No 25 (июнь 1934) печатались ‘Мысли федоровца’ за подписью ‘Идеократ’. Скрывшийся под сим псевдонимом член эстонской евразийской группы И. С. Снетков призывал тех евразийцев, которые ‘восприняли учение Н.Ф.Федорова как непреложную истину, которой суждено лечь в основу великого будущего нашей страны’, работать над собой, нравственно воспитывать себя, так, чтобы слово не расходилось с делом: ‘Борьба объединенного человечества с тлением, распадом, смертью, борьба с темными силами природы должна начаться борьбою человека с самим собой’ (С. 7).
8 К этой фразе Чхеидзе делает на полях приписку: ‘Фраза ‘сделана’ по немецкому образцу!’
9 Комментарий Чхеидзе: ‘Это словечко показывает градус несправедливого раздражения е<,вр>,а<,зийско>,го Юпитера’.
10 Комментарий Чхеидзе: ‘Сие не произойдет!’
11 Комментарий Чхеидзе: ‘А ‘подлаживания’ и вовсе нету’.