Время на прочтение: 6 минут(ы)
Павел Александрович Катенин
Русские писатели о переводе: XVIII-XX вв. Под ред. Ю. Д. Левина и А. Ф. Федорова.
Л., ‘Советский писатель’, 1960.
П. А. Катенин — поэт, драматург и критик, один из видных деятелей тайного революционного общества Союз спасения (1816—1818), объединявшего дворянских революционеров, будущих декабристов.
Литературная и переводческая деятельность Катенина 1810—1820-х годов в основном связана с его театральными интересами. Он переводил с французского для постановки в театре трагедии: ‘Ариана’ Т. Корнеля (1811), четвертое действие ‘Горациев’ (1817) и ‘Сид’ (1822) П. Корнеля, ‘Эсфирь’ (1816) и ‘Баязет’ (1824—1825) Расина, комедии: ‘Злой’ Грессе (под названием ‘Сплетни’ — 1820), ‘Нечаянный заклад, или Без ключа дверь не отопрешь’ Седена (1819), ‘Обман в пользу любви’, ‘Говорить правду — потерять дружбу’ и ‘Игра любви и случая’ Мариво (1826). Катенин перевел также ‘Романсы о Сиде’ (1823, с немецкого перевода Гердера) и I—III песни ‘Ада’ Данте.
Его вольный перевод баллады Бюргера ‘Ленора’ (под названием ‘Ольга’ — 1816) вызвал острую полемику между Гнедичем и Грибоедовым.
Выбор произведений для перевода и самая переводческая практика Катенина, особенно до 1825 года, были подчинены задачам политической агитации в духе декабристских идей.
В его ‘Размышлениях и разборах’ (‘Литературная газета’, 1830), журнальных полемических статьях, в письмах к другу и единомышленнику Н. И. Бахтину содержится много высказываний по вопросам теории и практики перевода.
Письма П. А. Катенина к Н. И. Бахтину (Материалы для истории русской литературы 20-х и 30-х годов XIX века). С вступительною статьею и примечаниями А. А. Чебышева. СПб., 1911.
ПРИНЦИПЫ СТИХОТВОРНОГО ПЕРЕВОДА. ПРОБЛЕМА ПЕРЕВОДИМОСТИ. РАЗМЕР, ЯЗЫК И СТИЛЬ
На днях, перечитывая Расина, вздумалось мне испытать своих сил над всем известным рассказом Ферамена,3 и злой дух помог мне его откачать довольно скоро, хорошо ли, другой вопрос, далеко не разрешенный, посылаю его к вам, каков он ни есть. Во всяком случае это дело недурное: род задачи, урока, une etude d’apres Raphael. {<этюд по Рафаэлю (франц.).>} Я дивлюсь, как в музеях, университетах и т. п. не задают молодым людям с некоторою способностью к стихотворству задач в этом роде, трудясь над превосходным образцом, вникая в него прилежно, задорясь не везде по крайней мере уступить ему, они бы и поэзию и фактуру стихов хороших узнали сами собою в сто раз более и лучше, чем из всех педантических теорий и по пошлым предрассудкам выбранных примеров.
1828. Письмо к Н. И. Бахтину, 17 июля.— Письма Катенина к Бахтину, стр. 123—124.
…Обращаюсь к замечаниям Вашим на перевод второй и третьей песни ‘Ада’:
Я ни Эней, ни Павел, и в себе
Не зрю один достоинства чрез меру.
Легко мне ошибаться, но я тут не вижу меньшей скромности, чем в подлиннике, разве большую: я не думаю про себя один, что я чудо, заключает в себе уже ту мысль, что прочие и подавно этого не думают, а я не так глуп, чтобы один мечтал о себе невесть что. Переменить зрю на чту легко, но лучше ли будет? оба глагола равно к разговорному языку не принадлежат, и им одним переводить Данте нельзя и не должно, надо его искусно только смешивать с книжным и высоким, избегая скачков, не зрю мне кажется здесь живее, нежели не чту или не мню. Можно сделать еще так: Я ни Эней, ни Павел, и в себе не вижу сам достоинства чрез меру, но пропадет один, право, весьма скромный и дельный. Я не упорствую, а рассуждаю, ищу, прошу совета, объяснения, убеждения и тогда с удовольствием поправлю. Если не вижу сам покажется Вам, по сличению, лучше, нежели не зрю один, пожалуй: не вижу сам, je le veuxbien. {<пусть так (франц.).>}
Так после дум в ущельи мрачном том и пр.
В глухой степи преткнут в пути своем и пр.
Ваше топографическое исследование важно, и я постараюсь Вас удовлетворить. Вначале заблуждался Данте in una selva oscura, selvaggia ed aspra e forte, в переводе: в лесу густом, диком, где дорога cosa dura, по-русски: трудна и опасна. Выбрался он оттоле к холму, un colle, где si terrainava quella valle, где сей юдоли конец, он начал всходить, ed ecco quasi al cominciar dell’erta, и вот почти в начале под горою встретились ему звери, испуганный волком и, отступая с испуга без оглядки, он уже rovinava падал in basso loco, в тесную стремнину dove’l soltace, где солнца луч не светит. Но появился Виргилий, и, увидев его nel gran diserto, в степи пустой от век, Данте ободрился. NB. Тут уже не лес, лес остался позади, а пустое место, степь, при подъеме от юдоли, la valle, а на холм, il colle. В этом опасном месте, до прихода Виргилиева, усмотрела его небесная жена и называет его diserta piaggia, в переводе: глухая степь, Виргилий и берется вывесть его d’esto luogo selvaggio, из сей пустыни дикой. Пошли они уже не на холм, а другим путем, per altro viaggio, ко дверям ада, сей путь ведет чрез una costa oscura, чрез мрачное ущелье. NB. Это совсем уже другое место, Ахерон течет в третьем месте, не только за дверьми ада, но даже за всем пространным полем, где казнены бездушные, ужаленные осами, а стих:
Non vedi tu la morte, che’l combaffe.
Su la fiumana, onde’l mar non ha vanto? {*}
{* <Разве ты не видишь смерти, сражающейся с ними на берегах реки, перед которою бессильно море (итал.).>}
не означает ни Ахерона (ибо Данте далеко до него не дошел и покуда не туда идет), никакой реки физической, но аллегорическую реку жизни, обуреваемой страстьми, где тонут столько, что перед нею самое море non ha vanto, должно уступить в похвальбе.
Входящие! надежды нет для злого.
Лучше этого сделать не умею. Двусмыслия насчет добрых не может быть, те отправляются иным путем, иными волнами, как говорит после Харон, сей надписи некому и читать, кроме входящих злых, для них только и написана сия страшная угроза в виде сентенции, сам же Данте, по воле небесной, исключение из общего правила, и даже по-русски оно к нему не относится, что еще сходнее с понятием о премудрости вечной, которая ни в слове не ошибется.
Здесь всяких благ от вечныя разлуки и пр.
Грамматическая задача, о которой надо подумать. Я осмелился поставить разлуку вместо потери, утраты, лишения, если разлука не сочетается с родительным падежом отнюдь, если это не смелость поэтическая, а просто неправильность и ошибка, надо переменить. На скорую руку положим так:
Здесь с благом их от вечныя разлуки,
что, кажется, по всему лучше.
1829. Письмо к Н. И. Бахтину, 12 августа.— Письма Катенина к Бахтину, стр. 148—150.
Голицын прислал мне недавно чей-то перевод все той же ‘Леноры’ Бюргера и под названием немецким, перевод дрянь, и разве одно в нем достоинство, что размер подлинника сохранен в точности,5 но он заставил меня пересмотреть мое подражанье и кое-что исправить: сообщаю вам сии переделки для помещения на места. Конец 3-го и начало 4-го куплета так:
Все навстречу, на дорогу,
Кличут: ‘Здравствуй! слава богу!’ —
Ах! на Ольгин лишь привет
Ниотколь ответа нет.
Ищет, спрашивает, худо:
Слух пропал о нем давно,
Жив ли, мертв, не знают, чудо!
Словно канул он на дно.
Конец 17-го куплета так:
Встань, ступай, садись за мной,
Гости ждут меня с женой.
Конец 21-го так:
Что ж вы, певчие! Не стойте,
Песнь на свадьбу мне пропойте,
Службу, поп!.. и ты яви,
Нас ко сну благослови.6
Покуда больше нет, потрудитесь выскоблить старое и новым заменить.
1831. Письмо к Н. И. Бахтину, 29 августа.— Письма Катенина к Бахтину, стр. 195—196.
Фраза о слове и деле естественно слилась с пера по случаю сокрушения критика, вероятно, Вы в ней видите род лишнего хвастовства, как бы я говорил, что Жуковский (NB он здесь, и я его на днях как-нибудь встречу) перевел хуже моего, но она заключает в себе и другой смысл, в котором только надлежит признаваться перед недоброжелателями, то есть: слово Грибоедова в споре с Гнедичем и дело Жуковского, вторым переводом признавшегося, что первый недостаточен, равно оправдали меня в предприятии ‘Ольги’, несмотря уже на существование ‘Людмилы’.9
1833. Письмо к Н. И. Бахтину, 23 сентября.— Письма Катенина к Бахтину, стр. 204—205.
3 Рассказ Ферамена — отрывок из ‘Федры’ Расина. Перевод Катенина был напечатан в его ‘Сочинениях’ (ч. 2. СПб., 1832, стр. 69—71).
4 Попытки перевести ‘Одиссею’ на русский язык делались неоднократно, начиная с прозаического перевода, изданного анонимно в Москве в 1788 г. Однако подлинно художественный перевод ‘Одиссеи’ был сделан только В, А. Жуковским в 1842—1849 гг.
5 Катенин пишет о втором переводе Жуковского, который дважды переводил ‘Ленору’ (см. ниже примеч. 8). Очевидно, Голицын прислал Катенину в Шаево список перевода.
6 В первоначальном тексте перевода (1816) приведенные стихи читаются так. Конец 3-й и начало 4-й строфы:
Жены, дети им в дорогу
Кличут: ‘здравствуй! слава богу!’
Ах! знать, Ольге жить одной,
Быть на век свой сиротой.
Тщетно ищет, вопрошает,
Слух пропал о нем давно,
Жив ли, нет, никто не знает,
Будто канул он на дно.
Конец 17-й строфы:
Встань, ступай, садись за мной,
Гости ждут, готов покой.
Конец 21-й строфы:
Что ж вы, певчие! не стойте,
Песнь на свадьбу мне пропойте,
Поп! и ты беги сейчас,
Обвенчай навеки нас!
(‘Сын отечества’, 1816, ч. 30, No 24, стр. 186, 189, 190).
7 Катенин напоминает о полемике между Гнедичем и Грибоедовым по поводу катенинского перевода баллады Бюргера ‘Ленора’ (см. стр. 99—107 и 109—118 наст. изд.).
8 Жуковский дважды переводил ‘Ленору’ Бюргера. Первый раз — в 1808 г. (‘Людмила, русская баллада. Подражание Биргеровой Леноре’.— ‘Вестник Европы’, No 9), второй раз — в 1831 г. (‘Ленора’.— В кн.: ‘Баллады и повести В. А. Жуковского’. 1831).
9 Катенин пишет о своем ‘Ответе г-ну Полевому на критику, помещенную в ‘Московском телеграфе» (см. предшествующую цитату).
Прочитали? Поделиться с друзьями:
