Из писем к B.C. Миролюбову, Лазаревский Борис Александрович, Год: 1914 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 41 минут(ы)

Тыняновский сборник. II

‘ДЛЯ МЕНЯ ОН НЕ УМЕР’

ИЗ ПИСЕМ Б.А. ЛАЗАРЕВСКОГО к B.C. МИРОЛЮБОВУ

Публикация Константина Азадовского

Памяти А.П. Чудакова

Мы были мало знакомы, встречались раз или два — в библиотечных коридорах, второпях, мельком. Лишь однажды нам довелось поговорить по душам. Это было в середине восьмидесятых. Он приехал в Ленинград, и кто-то из общих знакомых устроил его ко мне на ночлег.

Александр Павлович пришел вечером, мы сели ужинать и проговорили далеко за полночь. Сначала, как водится, — о делах насущных. О ситуации, нараставшей в стране. О друзьях и знакомых — о тех, что уехали или ‘сидели в отказе’. Потом незаметно перешли к Чехову. Говорили главным образом об архивных материалах — малоизвестных, неопубликованных, недоступных. Я рассказывал о дневниках Ф.Ф. Фидлера, петербургского переводчика и коллекционера, и его погибшем ‘музее’, в котором были чеховские материалы, — часть из них до сих пор не обнаружена. Само собой всплыло имя Бориса Лазаревского, в ту пору не слишком известное (писатель умер в Париже в 1936 году). Впрочем, Александр Павлович, как и все чеховеды, хорошо представлял себе, о ком идет речь. Не удивительно. Мало кто из современников Чехова относился к нему с таким обожанием, как Лазаревский…

Никто из нас не мог тогда и предположить, что уже через несколько лет писатели-эмигранты получат в России ‘зеленый свет’. Да и слово ‘эмигрант’ отойдет в прошлое, станет понятием минувшей эпохи. (Впрочем, Лазаревскому повезло меньше других: его произведения не переиздаются и в современной России, о нем вспоминают лишь в связи с Чеховым.)

Та встреча — единственная, которая запомнилась надолго. В бурные девяностые мы не раз встречались, но опять-таки от случая к случаю, на бегу, наспех. Продолжая изучение многотомных дневников Фидлера и Лазаревского, я не раз хотел обратиться к Александру Павловичу, познакомить его с новонайденными записями, о чем-то спросить, заручиться его суждением… Случись такой разговор в новейшее время, мы могли бы, наверное, провести еще один вечер — незабываемый, как и тот, ленинградский.

Но история знает лишь одно наклонение.

Борис Лазаревский получил известность в начале 1900-х годов: его рассказы и повести широко печатались в русской периодике. В 1911-1915 годах Лазаревский выпустил в свет собрание своих сочинений¹. Впрочем, большинство современников воспринимало его творчество настороженно: за Лазаревским прочно закрепилась репутация второстепенного беллетриста, эпигона, подражающего своему ‘божеству’ — Чехову². ‘Удивительный случай литературной мимикрии’ -так оценил в свое время творчество Лазаревского А.Г. Горнфельд³.

Заочное знакомство Лазаревского с Чеховым восходит к 1897 году, их дружеское общение началось, однако, позднее — после личной встречи, состоявшейся 3 сентября 1899 года в Ялте (незадолго до этого Лазаревский прислал Чехову свой первый сборник рассказов ‘Забытые люди’, изданный в Одессе в 1899 году). В течение последующих трех с половиной лет Лазаревский — частый посетитель чеховского дома в Аутке. Завязывается переписка (к настоящему времени выявлено и опубликовано 13 писем Чехова, а в Отделе рукописей Российской государственной библиотеки и РГАЛИ хранится в общей сложности 92 письма Лазаревского).

Для начинающего тогда беллетриста знакомство с Чеховым оказалось важнейшим событием, во многом определившим его дальнейшую судьбу. Чехов дружески и тепло (правда, не без иронии, подчас и раздраженно) относился к Лазаревскому, покровительствовал ему и способствовал первым успехам. Он ободрял Лазаревского, давал советы, рекомендовал столичным издателям. И тот, испытывая к своему ‘учителю’ искреннюю благодарность, все более подпадал под его влияние. Со временем — особенно после смерти Чехова — он становится страстным его почитателем: поддерживает отношения с семьей Чехова (вдовой, сестрой, братьями) и, стремясь увековечить образ любимого писателя, превозносит его творчество и славит его человеческие качества. ‘Во всю мою жизнь, — писал Лазаревский, — мне не приходилось встречать человека с более ласковым сердцем, с большею способностью не только понимать, но и чувствовать страдания других людей’⁴.

Благодарную память об Антоне Павловиче Лазаревский пронес сквозь всю свою жизнь. Преклоняясь перед Чеховым, он вдохновлялся им и в собственном творчестве, и в обыденной жизни. Кроме того, перу Лазаревского принадлежит не менее десяти публикаций и статей, посвященных памяти Чехова, о котором он писал с неизменным волнением: то с трогательной нежностью, то с болезненно-щемящей тоской.

После Лазаревского остались многочисленные дневники — он вел их, начиная с ранней юности. Дневники распылились уже при жизни писателя, он дарил их, отдавал на хранение знакомым…⁵ В 1977 году Н.И. Гитович опубликовала в одном из томов ‘Литературного наследства’ выдержки за 1901-1910 годы⁶ — отрывки, посвященные исключительно Чехову (единственная обстоятельная публикация советского времени, связанная с Лазаревским!). Интерес к этим весьма содержательным дневникам, разбросанным ныне по миру и хранящимся в различных архивах, оживился в последние годы. Предпочтение отдается, впрочем, не записям самого Лазаревского, а вклеенным в дневник письмам других писателей, с которыми он был знаком и состоял в переписке⁷.

Публикуемые письма Лазаревского обращены к Виктору Сергеевичу Миролюбову (1860-1939), редактору иллюстрированного литературного и научно-популярного ‘Журнала для всех’ (1896— 1906) — одного из наиболее популярных периодических изданий в России начала XX века. В истории русской журналистики этот журнал занимает видное место. В годы Первой русской революции ‘Журнал для всех’ регулярно публиковал материалы антиправительственного характера и в сентябре 1906 года был закрыт в административном порядке (продолжая выходить до февраля 1908 года под другими названиями). А сам Миролюбов, привлеченный к судебной ответственности, вынужден был покинуть Россию.

Превратив свой журнал в общедоступный, Миролюбов пригласил к сотрудничеству в нем лучших писателей того времени. В ‘Журнале для всех’ (с апреля 1903 года — ‘Ежемесячный журнал для всех’) печатались Л.Н. Толстой и А.П. Чехов, М. Горький и Л.Н. Андреев, И.А. Бунин и А.И. Куприн, М.П. Арцыбашев и В.В. Вересаев. В то же время Миролюбов публиковал и произведения писателей символистского круга (Ю.К. Балтрушайтиса, К.Д. Бальмонта, А.А. Блока, З.Н. Гиппиус и др.). Кроме того, Миролюбов охотно открывал страницы журнала писателям ‘из народа’, а также молодым, еще безвестным авторам…’ Многие поэты и прозаики, впоследствии весьма именитые, начинали свой литературный путь в миролюбовском журнале.

Почти все, кому довелось сотрудничать с Миролюбовым, неизменно отмечали его привлекательные качества: открытость, отзывчивость, сердечность. Сохранившиеся письма к нему -свидетельство того огромного обаяния, которым он обладал, умения покорять сердца. ‘Я вспоминаю Вас с любовью, -писал, например, К.Д. Бальмонт 6 июля 1899 года. — Знаю, что Вы один из немногих, в чьей душе для меня есть угол’⁹. ‘Ей-богу, Вы очень хороший человек…’, — восклицает Л.Н. Андреев (письмо от 10 октября 1900 года)¹⁰. ‘.. .С Вами одним я могу говорить так, потому что не знаю никого из писателей, встречи с которыми имели бы для меня такой смысл и значение, как встречи с Вами…’, — признается Миролюбову H.A. Клюев в феврале 1914 года’.

Чехов также высоко ценил Миролюбова и его журнал. В одном из своих очерков Лазаревский приводит рассказ ‘литератора Е.’ о его беседе с Чеховым:

‘Говорили о Журнале для всех, который Чехов считал идеальным как по цене, так и по содержанию и в котором охотно печатал свои последние рассказы.

— Чудесный журнал, отличный. Непременно выпишите его себе и читайте.

— Для меня не совсем ясно его направление, — возразил собеседник.

— Как направление?

— Да вот какое оно?..

— Хорошее направление, чудесное направление, вот выпишите и читайте. Это особенный журнал’¹².

Точно так же, с глубоким благодарственным чувством, относился к Миролюбову и Лазаревский. Их знакомство состоялось в Ялте 2 января 1902 года. Юрист по образованию, служивший в то время следователем севастопольского военно-морского суда, Лазаревский проводил в Ялте новогодние дни (4 января он познакомился у Чехова с М. Горьким). Судя по сохранившимся письмам, их первая встреча протекала трудно, должно быть, Лазаревский слишком настойчиво предлагал Миролюбову свои сочинения. ‘Помните, в Ялте, в гостинице ‘Россия’, я пришел к Вам в первый раз и наговорил чепухи’, — вспоминает Лазаревский в письме к Миролюбову от 23 декабря 1904 года. Вернувшись в Севастополь, он написал Чехову и просил ‘заступиться’ за него перед Миро-любовым¹³. Раздражение сквозит и в письме Лазаревского от 12 января 1902 года — в этот день он встречал в Севастополе М.П. Чехову, сестру писателя. ‘С борта Мария Павловна сказала мне, что с ней Миролюбов. Этот огромный господин¹⁴ где-то прятался за рубкой. Хотелось и с ним поболтать. Прошли, наконец, два часа ожидания на пристани. Вышли Мария Павловна и Миролюбов. Казалось мне, что он чертом на меня смотрит и, вероятно, думает, что я с ним буду говорить о своих рассказах’¹⁵.

Отправляя это письмо, Лазаревский еще не получил от Чехова отклика на свою просьбу о ‘заступничестве’. Ответ, написанный Чеховым 12 января, пришел в Севастополь лишь через несколько дней, в нем сообщалось:

‘Я виделся и говорил с Миролюбивым. Он нисколько на Вас не сердится, а, наоборот, расположен к Вам и, по-видимому, рад Вашему сотрудничеству’¹⁶.

Доброжелательный отзыв Чехова сыграл очевидную роль: Миролюбов привлекает Лазаревского к сотрудничеству в ‘Журнале для всех’. Во второй половине 1902 года — в августовской и сентябрьской книжках — появились рассказ ‘Человек’ и очерк ‘Отъезд’. Выступавший в южной периодической печати с 1894 года, Лазаревский, однако, называл именно эти публикации началом своей литературной карьеры. ‘Печататься по-настоящему я стал с 1901-го года. Сначала в ‘Журнале для Всех’ (Миролюбова), а в следующем 1902 году в ‘Русском Богатстве’ был помещен мой рассказ ‘Сирэн»¹⁷. (Лазаревский не точен в датах: его сотрудничество в ‘Журнале для всех’, наладившееся при участии и поддержке Чехова, началось именно в 1902 году — после крымской встречи с Миролюбовым.)

Участие Лазаревского в миролюбовском журнале продолжилось и в дальнейшем: его рассказы появляются в 1904, 1905 и 1906 годах (история этих публикаций отразилась в его письмах к Миролюбову). Позднее, в 10-х годах, Лазаревский сотрудничает в ‘Ежемесячном журнале литературы, науки и общественной жизни’ (1914-1918), продолжавшем традиции ‘Журнала для всех’ (это издание Миролюбов основал и возглавил после своего возвращения в Россию в 1913 г.)^|К.

В отличие от других современников Миролюбов признавал писательский талант Лазаревского и охотно печатал его произведения в своих изданиях. В этом он занимал совсем иную позицию, чем, скажем, М. Горький, решительно отказывавший Лазаревскому в каком бы то ни было литературном даровании. 18 (31) декабря 1911 года в письме к Миролюбову Горький заявлял, что Лазаревский ‘бездарен как уличный фонарь’¹⁹. Не менее раздраженная характеристика содержится и в одном из последующих писем Горького к Миролюбову: ‘Повесть Лазаревского²⁰ бесталанна, как все, что он пишет, а его преклонение пред Чеховым нисходит до пошлости. Даже и настоящей искренней любви к Ан. Пав. еще мало для того, чтобы стать хорошим писателем’²¹. Однако Миролюбов судил иначе и разделял — в отношении Лазаревского — скорее, чеховскую точку зрения. В июле 1906 г. он прислал Лазаревскому письмо, которое завершалось словами: ‘Нужно<,> чтобы знала и любила писателя Лазаревского вся читающая Россия’²².

На протяжении многих лет Лазаревский сохранял по отношению к Миролюбову чувство искренней, сердечной привязанности. Это был для него второй после Чехова человек, перед кем он готов был ‘излить душу’ (ср. в письме от 29 июля 1904 года: ‘После Чехова Вы — второй человек, который понял, что в литературе вся моя жизнь’), открыть интимные стороны своей биографии²¹. ‘B.C. Миролюбову учителю любимому’ — такую надпись сделал Лазаревский на своей фотографии, посланной в 1914 году²⁴. Живя с 1906 года в Петербурге, Лазаревский часто навещал редакцию ‘Журнала для всех’, позднее — ‘Ежемесячного журнала’, где радушно принимали гостей, устраивали литературные вечера и чаепития. ‘В Питере почти все время провел в редакции ‘Журн<ала> д<ля> всех» — записывает, например, Лазаревский в своем дневнике 3 июля 1906 года²⁵. Вечера, проведенные в редакции миролюбовского журнала, нашли отражение и в дневниковых записях последующих лет.

Большинство публикуемых ниже писем написано во Владивостоке, куда Лазаревский был назначен в феврале 1904 года военным прокурором. Здесь в начале июля 1904 года его и настигла весть о кончине Чехова, послужившая непосредственным толчком к переписке (письма более раннего времени не обнаружены).

‘Пятого июля 1904 года во Владивостоке была жара и носилась пыль, -вспоминал Лазаревский. — Я купил у китайченка телеграммы, напечатанные на синей бумаге. Ветер рвал в руках листок, и его трудно было прочесть. Наконец, в числе военных сообщений, я увидел очень короткую телеграмму <...> Я прочел и удивился, а потом растерялся и не знал, с кем поделиться напавшим на меня ужасом…’²⁶.

Своим ‘ужасом’ Лазаревский поделился с Миролюбовым. Памятуя о крымских встречах, Лазаревский полагал, что его чувства найдут живой отклик. И — не ошибался: Миролюбов действительно переживал смерть Чехова как огромную общенациональную беду²⁷. Первое письмо Лазаревского к Миролюбову местами напоминает горестный вопль, проникнутый болью и отчаяньем. Таковы и некоторые из последующих писем.

Письма Лазаревского к Миролюбову — ценное дополнение к его дневниковым записям и мемуарным очеркам о Чехове. В них зеркально отражена своеобразная личность самого Лазаревского: восторженное преклонение перед Чеховым, с одной стороны, мнительность, уязвимость, неуверенность в себе, — с другой. Эти письма можно назвать ‘лирическими’: любовь к покойному сквозит буквально в каждой строке. В письме от 23 декабря 1904 года он уподобляет Чехова и Льва Толстого, сказавших миру ‘так много горьких истин’ и якобы не услышанных современностью, самому Христу. Каждое критическое слово о любимом писателе Лазаревский воспринимает как оскорбление в свой адрес. Так, широко утвердившиеся в революционную пору суждения о ‘пессимизме’ Чехова, его ‘неверии’, тягостном настроении, недостатке в его произведениях ‘общественного элемента’ и т. п. — все это с возмущением отвергается Лазаревским. Он видит в нем только светлое, чистое, доброе начало, гуманность, по его мнению, существеннее и выше так называемого ‘гражданского чувства’. ‘Я все думаю о тех, которые вопили о недостатке гражданственности у Чехова, — записывает он в дневнике 12 июня 1905 года. — Ах, слепые! Да он сделал в тысячу раз больше, чем все те, которые подделываются под Горького’²⁸.

Отношение Лазаревского к другим писателям-современникам также определялось его чувством к Чехову. Оценивая творчество того или иного автора, он непременно сравнивает его с Чеховым, видит через ‘чеховскую призму’. Характерны в этом плане отзывы о Леониде Андрееве, позволившем себе однажды — при встрече с Лазаревским — недоброжелательное суждение о Чехове. ‘И я чуть не расплакался, когда вернулся домой. И уже чувствовал, что это не друг Чехову и не понимает значения деятельности Чехова’ (письмо от 23 декабря 1904 года). Пройдет несколько лет — Лазаревский не изменит своего взгляда. ‘Я не люблю Леонида Андреева, — записывает он в дневнике

1 декабря 1906 года, — не могу простить ему холодного отношения к А.П. Ч<ехову>, но все же мне его жаль очень’²⁹. Запись от 4 июля 1907 года: ‘Далеко Андрееву до Чехова — душа пошире была у Антона Павловича’³⁰. Не менее примечательна и запись от 2 декабря 1906 года: ‘Скабичевский плевал когда-то на А.П. Чехова. Чехов стал великим, а Скабичевский остался нулем’³¹.

Правомерен вопрос: заблуждались ли современники, воспринимавшие Лазаревского как тень Чехова и считавшие его прозу эпигонской?³² Справедливо ли столь категоричное утверждение? Думается, справедливо, но — до известной степени. Любой художник, сотворивший себе кумира, невольно оглядывается на свой идеал, тянется к нему, соотносит собственное творчество с манерой и стилем обожаемого мастера… Таков и Лазаревский. Его литературная судьба видится с этой точки зрения неудачливой. Покоренный силой чеховского гения, бесконечно его очаровавшего, Лазаревский воистину ‘разбился’ о Чехова — не смог утвердиться как самостоятельная творческая личность. Чеховский голос заглушал его собственный³³. История литературы знает такие примеры.

Тем не менее, как бы ни относиться к прозе Бориса Лазаревского, порой действительно вялой и подражательной, нельзя не признать: он был своеобразным писателем, обладавшим чуткой, ранимой душой. В его рассказах есть болезненная нота, тревожная грусть, способная волновать читателя. Говоря о несовершенствах Лазаревского-писателя, следовало бы видеть и его особенности. И самое главное: Лазаревский оставил после себя значительное, едва ли не уникальное для нашей культуры произведение — свод дневниковых записей, мемуарных статей и писем, посвященных Чехову. Это не просто чеховиана, это — история любви одного писателя к другому, захватывающая своим драматизмом.

Публикуя фрагмент этого ‘романа’, мы надеемся, что Борис Лазаревский сможет однажды занять достойное место среди писателей первой половины XX века — не как бесцветный подражатель Чехова, а как убежденный и преданный его почитатель.

Переписка Лазаревского с B.C. Миролюбовым известна односторонне, письма последнего в основной своей части утрачены (в отличие от писем ‘знаменитостей’ Лазаревский не считал нужным вклеивать их в свой дневник)²⁴. Зато письма самого Лазаревского сохранились, видимо, полностью (в общей сложности -41 письмо) в обширном фонде Миролюбова, поступившем после его смерти в Пушкинский Дом (Ф. 185. Оп. 1. Ед. хр. 700). Письма охватывают 1904-1917 годы. Для настоящей публикации выбраны лишь ‘чеховские’ отрывки — часть возможного в будущем тома под предположительным названием ‘Чехов в дневниках и письмах Б.А. Лазаревского’.

Примечания

¹ В 1911-1915 гг.вышло восемь томов (в разных издательствах).

² О Б.А. Лазаревском см. статью A.B. Чанцева (при участии Т.Л. Никольской) в биографическом словаре ‘Русские писатели. 1800-1917. Т. 3. К — M. (M., 1994. С. 280-282).

³ См.: Русское богатство. 1906. No 9. С. 176.

⁴ Лазаревский Б. Памяти А.П. Чехова // Дальний Восток. Ежедневная газета, посвященная интересам Приморского края. 1904. No 148. 7 июля. С. 2.

⁵ В своей ‘Автобиографии’ (1913) Лазаревский сообщает: ‘…Иногда думается, что самое важное, что я сделал и написал, — это мои дневники с фотографическими и карандашными иллюстрациями, которые я веду с 1883 года и по сей день. Часть их находится у доктора Студенцова, часть у коллекционера Э.П. Юргенсона, все остальное, за последнее десятилетие, — в Литературном музее Ф.Ф. Фидлера. Две тетради за 901, 902-903 годы мною переданы Ив<ану> Павл<овичу> Чехову’ (ИРЛИ. Ф. 145. Ед. хр. 14. Л. 5об.-6). Упоминаются Николай Павлович Студенцов (1873 — после 1935), Эрнест Петрович Юргенсон (1891-1932) и Федор Федорович Фидлер (1859-1917). Об И.П. Чехове см. примеч. 51 к письмам.

О дневниках Лазаревского, впоследствии оказавшихся за границей (и частично вернувшихся в СССР), см.: Русская Прага, русская Ницца, русский Париж. Из дневника Бориса Лазаревского (тридцать три письма Михаила Арцыбашева, Ивана Бунина, Александра Куприна, Ильи Сургучева и др.) / Предисл., публ. и коммент. Сергея Шумихина // Диаспора. Новые материалы. <Вып.> 1. Париж — СПб., 2001. С. 648-651.

⁶ См.: Записи о Чехове в дневниках Б.А. Лазаревского / Предисл. и публ. Н.И. Гитович // Из истории русской литературы и общественной мысли 1860-1890-х гг.М., 1977. С. 319-356 (Литературное наследство. Т. 87).

⁷ См. публикацию СВ. Шумихина, указ. в примеч. 5. С. 645-714, ‘Милый барбарис!..’ Письма И.А. Бунина и А.И. Куприна в дневниках Б.А. Лазаревского / Публ., подг. текста, предисл. М.В. Михайловой, коммент. М.В. Михайловой при участии O.P. Демидовой // Новый мир. 2006. No 5. С. 123-140.

⁸ См.: Коляда Е.Г. ‘Журнал для всех’ // Литературный процесс и русская журналистика конца XIX — начала XX века. 1890-1904. Социал-демократические и общедемократические издания. М., 1981. С. 309-352. Сводку публикаций, посвященных ‘Журналу для всех’, за 1960-1988 гг. см. в кн.: История русской литературы XIX — начала XX века. Библиографический указатель. Общая часть / Под ред. К.Д. Муратовой. СПб., 1993. С. 394.

⁹ Бальмонт К.Д. Письма к B.C. Миролюбову (1894-1907) / Подг. А.Б. Муратовым // Литературный архив. [Вып.] 5. Под ред. К.Д. Муратовой. М.-Л., 1960. С. 147.

¹⁰ Андреев Л.Н. Письма к B.C. Миролюбову (1899-1907) / Подг. К.Д. Муратовой // Там же. С. 80.

¹¹ Клюев Николаи. ‘Я славлю Россию…’ Из творческого наследия. 1. Автобиографическая проза. II. Из писем к B.C. Миролюбову. III. Стихотворения / Публ. K.M. Азадовского // Литературное обозрение. 1987. No 8. С. 107.

¹² Лазаревский Б. А.П. Чехов. (Материалы для биографии) // Русская мысль. 1906. No 11 (2-я пагинация). С. 91-99.

¹³ Цит. по комментарию И.П. Видуэцкой в: Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Письма. Т. 10. Апрель 1901 — июль 1902. М., 1981. С. 439.

¹⁴ B.C. Миролюбов был высокого роста.

¹⁵ Чехов А.П. Указ. соч.

¹⁶ Там же. С. 165. Ср. запись в дневнике Лазаревского от 18 января 1902 г.: ‘Позавчера я получил письмо <...> от дорогого моего А.П., он успокаивает меня, говоря, что Миролюбов ко мне даже расположен и рад моему сотрудничеству’ (Записи о Чехове в дневниках Б.А. Лазаревского… С. 341).

¹⁷ Автобиография (1913) // ИРЛИ. Ф. 145. Ед. хр. 14. Л. 3. Рассказ ‘Сирэн’, напечатанный в июньской книжке ‘Русского богатства’ за 1902 г. (с. 5-26), был посвящен А.П. Чехову.

¹⁸ Первая публикация Лазаревского в ‘Ежемесячном журнале’ — очерк ‘О Чехове’ (1914. No 7. С. 65-67).

¹⁹ Горький М. Письма в двадцати четырех томах. Т. 9. Март 1911 — март 1912. М., 2002. С. 208.

²⁰ Имеется в виду повесть ‘Шура’ (1911).

²¹ Письмо с Капри от 20 декабря 1911/2 января 1912 г. // Горький М. Указ. соч. С. 210.

²² Цит. по записи в дневнике Лазаревского от 14 июля 1906 г. // ИРЛИ. Ф. 145. Ед. хр. 2. Л. 86.

²³ ‘Посылаю Вам одно из писем покойной жены. Никакой Достоевский такого письма не выдумает. Прочитайте и возвратите. Посылаю его Вам, ибо люблю Вас и хочу, чтобы Вы знали всю правду’, — писал Лазаревский Миролюбову 1 мая 1913 г. из Киева (ИРЛИ. Ф. 185. Оп. 1. Ед. хр. 700. Л. 53 об.). О Л.Н. Лазаревской см. примеч. 9 к письмам.

²⁴ ИРЛИ. Ф. 185. Ед. хр. 700. Л. 65.

²⁵ ИРЛИ. Ф. 145. Ед. хр. 2. Л. 93 об.

²⁶ Лазаревский Б. А.П. Чехов. Личные впечатления // Ежемесячный журнал для всех. 1905. No 7. С. 429.

²⁷ См.: Из записных книжек B.C. Миролюбова. / Публ. Н.И. Гитович // Чехов. М., 1960. С. 521 (Литературное наследство. Т. 68).

²⁸ Записи о Чехове в дневниках Б.А. Лазаревского… С. 347.

²⁹ ИРЛИ. Ф. 145. Ед. хр. 2. Л. 163 об.

³⁰ Записи о Чехове в дневнике Б.А. Лазаревского… С. 347. Впрочем, в августе того же года Лазаревский изменил свое отношение к Леониду Андрееву, о чем свидетельствует запись в дневнике от 15 августа 1907 г.:

‘— Мне кажется и казалось, что Вы не любите Чехова. — Нет, очень люблю и, пожалуй, даже больше всех из новейшей литературы.

На душе у меня стало веселее, и к Андрееву сердце уже не задерживалось враждебно’ (Там же. С. 348).

³¹ ИРЛИ. Ф. 145. Ед. хр. 2. Л. 166.

³² Лазаревский и поныне аттестуется как ‘малозначительный беллетрист’, писатель ‘с неярким дарованием’, эпигон Чехова и т. п. (см., например, статью о нем в энциклопедии ‘Писатели Русского Зарубежья’ (М., 1997. С. 239-240, автор — М.Г. Павловец).

³³ Лазаревский знал за собой эту ‘слабость’ и в своих письмах к Чехову неоднократно возвращался к больному для него вопросу об ‘эпигонстве’, стремился отвести от себя упреки в подражательности.

³⁴ В фонде Лазаревского хранится лишь одно письмо Миролюбова — от 3 декабря 1911г. (ИРЛИ. Ф. 145. Ед. хр. 43).

Владивосток, 29 июля 1904

Глубокоуважаемый и любимый Виктор Сергеевич!

Здесь нет ни одного человека, который бы понимал, какого человека и писателя мы потеряли в лице Чехова. Потребность же говорить и думать об этом ужасном факте у меня страшно велика. Я любил его так, как любила его Мария Павловна¹. Любил тогда, когда лично его не знал, а за последние шесть лет жизни моей в Крыму я узнал его еще ближе. Это был первый большой писатель, который приласкал меня… Хочется мне плакать, когда я думаю о нем. Не знаю, обуял ли бы меня такой ужас, если бы умерла моя дочь². В Петербурге гроба не встретили за исключением Вас и немногих. Маркс³ присылает венок ‘другу’, если бы Чехов был жив и знал бы это, он сказал бы: ‘Ultima ratio...’⁴. В сравнительно честной газете ‘Южн<ое> Обозр<ение>‘⁵ дурак Лоэнгрин, за два дня до смерти Чехова вопивший о его беспринципности, пишет о том, как встретил его Чехов в Ялте в первый и последний раз⁶, — а я знаю, что деликатнейший А<нтон> П<авлович> просто попросил его убираться, т. к. г. Лоэнгрин требовал, чтобы ему был дан рассказ для газеты⁷. Слава Богу, в Москве понят, кого потеряли. Сколько там народу было такого, для которого интересна была только процессия, а я, готовый ему душу отдать, принужден был сидеть здесь за 1000 верст среди совсем равнодушной массы!..

Когда я принес в местную редакцию некролог, то его нельзя было напечатать в тот же день, т. к. нужно было поместить что-то о Кружке⁸. Я получил сюда три письма от А<нтона> П<авловича>, и, по совести говоря, разве только жена⁹ старалась так ободрить меня, как он. А ведь я для него чужой был… Я веду и вел дневники, и в них записан каждый разговор с Чеховым детально {Если бы я умер здесь, то используйте этот материал о Чехове, он у меня: Киев, Жилянская, 41.}. Из этих записок я сделаю статью и напечатаю ее, когда вернусь в Россию¹⁰, я твердо решил выйти в отставку, как только меня выпустят, т. е. когда окончится война. Если я напечатаю только через год все, что я думаю, знаю и что у меня записано у нем (очень много), то это будет лучше, пусть публика его вспомнит тогда, когда его смерть физическая не будет злобой дня. Вы, умный и сердечный человек, поймете, какими чувствами вызвано было это письмо. Думаю, что вряд ли, кроме Вас, кто-нибудь поймет мою печаль. Нервы у меня совсем разъехались. После Чехова Вы — второй человек, который понял, что в литературе вся моя жизнь. Не забудьте меня. Люблю Вас.

Бор<ис> Лазаревский

Умоляю Вас, дайте мне знать, если будет литературный сборник в память А<нтона> П<авловича>¹¹. Может, меня и не пустят туда, но я попытаюсь.

17 октября 1904

<...> Живу по-прежнему неважно. Выручает писанье. На днях пошлю Вам рассказ¹², который бы очень хотел поместить в сборник памяти Антона Павловича.

Неужели такого сборника не будет?

Сегодня просмотрел сентябрьскую книжку ‘Русской Мысли’ и увидел, что в числе венков нет моего¹¹. Как это могло быть? Я думаю, что кто-нибудь заменил мою фамилию словами: ‘от благодарного начинающего писателя’¹⁴. Если это так, то хорошо. <...>

В сентябрьской книжке ‘Журнала для всех’ я в восторге от рассказа ‘Ничшенианец’¹⁵, еще очень понравилось мне стихотворение Маковского ‘Мне страшно. Целуя тебя’¹⁶.

Я не очень долюбливаю стихи, а в этих действительно есть пыл и есть чувство. Чехов у меня не выходит из головы. Я часто, когда бываю один, нарочно произношу его голосом несколько фраз — это очень волнует.

Говорят, что ‘Журн<ал> для всех’ очень изменился и стал ‘не для всех’¹⁷, т. е. для людей интеллигентных, а я на это отвечаю, что все же он ‘для всех’ и редакция хочет, чтобы все знали и читали настоящие художественные вещи и имели бы понятие о высшем искусстве. Правда?

Если сборник памяти А<нтона> П<авловича> почему-либо не будет издан, то рассказ возьмите для ‘Журн<ала> д<ля> в<сех>‘, если же рассказ не подойдет, то протелеграфируйте мне во всяком случае. Два рубля посылаю на телеграмму, а два рубля на подписку в 1905 г., один мне, другой жене по адресу: Киев, Нестеровская, 13. Л.Н. Лазаревской.

Сборник можно издать великолепно и разойдется он весь безусловно, можно <пустить?> всю выгоду на дело памяти А<нтона> П<авлови>ча.

Будьте здоровы. Легче на душе, когда подумаешь, что вспоминают тебя там в Питере среди людей литературы.

Любящий Вас

Бор<ис> Лазаревский

20 октября 1904

<...> Как я завидую Вам, что Вы читаете посмертную рукопись Антона Павловича, хотя сколько грустных мыслей должно пройти у Вас, когда глядите на почерк любимого человека.

Вы понимаете его больше, чем кто-нибудь другой, и больше сердцем, чем анализом.

Когда в сентябре 1903 г. я был в Ясной Поляне¹⁸, то Л<ев> Н<иколаевич> сказал мне о Чехове так: ‘Чехов — это Пушкин в прозе, как у Пушкина каждый человек может найти отклик на переживаемый момент, так и у Чехова всякий может найти рассказ, в котором увидит отражение своей души’¹⁹.

31 октября 1904

Дорогой и многоуважаемый Виктор Сергеевич!

Посылаю рассказ. Искреннее и большое мое желание, чтобы он попал в сборник памяти А<нтона> П<авловича>, мне кажется, что содержанием своим он будет приятен душе А<нтона> П<авловича>.

Если же сборника такого совсем не будет, то возьмите его себе, если, конечно, найдете стоющим, для журнала, я думаю, что каждая книжка его тоже приятна душе ласкового, любимого А<нтона> П<авловича>!

Для меня он не умер. Заканчивая рассказ, я всегда ценю написанное с его точки зрения. И если чувствую, что он был бы доволен, то и я доволен.

Во всяком случае, телеграфируйте.

Посылаю Вам три разных снимках себя, на одном из них я ‘шибко’ на арестанта похож.

Прилагаемые деньги внесите в фонд А<нтона> П<авлови>ча, все равно куда, но только на дело его имени.

С деньгами рассказ вернее дойдет, хотя и без того в нем нет ничего ‘до военных действий имеющего касательства’.

Я стараюсь не давать себе распускаться, но весной так или иначе, если не обращусь в идиота, то вырвусь в Россию²⁰. <...>

Владивосток, 3 ноября 1904

Многоуважаемый Виктор Сергеевич!

Только что ко мне в руки попал No ‘Родной речи’ No 28 от 25 июля 1904 г. Там я наткнулся на заметку о похоронах А.П. Чехова²¹. Это что-то невероятно возмутительное, у кого поднялась рука писать такие гадости. Еще вставлена заметка из какой-то ‘южной газеты’²². Неужели Лоэнгрин? Даже не верится.

По совести говорю, не подозревал о существовании таких мерзавцев на свете…

Жду Нового года, и почему-то надежда мелькает, что в 1905 году вернусь в Россию. Думаю о том, понравится или нет Вам рассказ ‘Беда’ и будет ли сборник памяти А.П. Ч<ехова>?

Помните сборник ‘Красный цветок’? — памяти Гаршина, где помещен рассказ А<нтона> П<авловича> ‘Припадок’, хорошо был издан²³. Чехов дает такую массу тем для иллюстратора, что можно было бы целую галерею составить.

Я лично мечтаю о привлечении в качестве иллюстраторов Пастернака²⁴, Репина и Далькевича²⁵.

Далькевичу я бы поручил иллюстрировать ‘Дуэль’ и ‘Степь’. Пастернаку — ‘Скучную историю’, ‘Палату No 6’ и ‘Черного монаха’.

Репина я бы попросил сделать портрет А<нтона> П<авлови>ча, в плетеном кресле, в Ялте на балконе, в шапочке вроде дорожной… Там выражение доброе, доброе такое — примирился, простил всем и все.

Уже будучи взрослым человеком, лежа на кровати, я читал в первый раз чеховского ‘Володю’, и когда прочел, чуть не заплакал²⁶. И удивился писателю, который не забыл, что от Нюты пахло миндальным мылом²⁷. Еще этот рассказ навел меня на мысль, что Чехов думал о загробном мире.

Помните, когда Володя выстрелил, то увидал отца, — в цилиндре с флером, — и тот его обнял.

Особенно заканчивается ‘Черный монах’. Когда Коврин умер (от чахотки), то на лице у него ‘застыла блаженная улыбка’. Кажется мне, что автор этим хотел не только передать точно факт, но хотел еще сказать, что Коврин после момента смерти увидел что-то чудесное, непонятное для нас.

А<нтон> П<авлович> как бы постеснялся добавить это словами, заставил читателя подумать.

Рассказ мне этот дорог, т. к. последние моменты его происходят в Севастополе в гостинице Кист²⁸, и монах появился из-за Сухарной балки, — северной бухты²⁹.

Бесконечно люблю я еще ‘Даму с собачкой’, во-первых, потому, что она писалась почти при мне, во-вторых, А<нтон> П<авлович> подарил мне экземпляр ее с надписью, в-третьих, я люблю Ялту и все связанное с нею.

Я убежден, что и Вы любите ‘Даму с собачкой’ и когда сидите в Петербурге и читаете ее, то представляете себе площадку Floren’a³⁰, слышите прибой моря, ‘которое также будет шуметь, когда не будет на свете нас, и также шумело, когда здесь еще не было ни Ялты, ни Ореанды’³¹…

Мощь ‘Дамы с собачкой’ как произведения — огромна. По размеру — это маленький рассказ, по сущности, это огромная поэма о том, что такое человеческая жизнь и любовь, и такой поэмы — не написал бы и Пушкин, а разве Лермонтов и Гоголь, но и тот, и другой, с нашей точки зрения, — испортил бы ее вычурностью.

Помните, когда на рассвете пришел пароход из Феодосии и долго выворачивался, и весь был освещен зарею, а трава под ногами Анны Сергеевны и Д.Д. Гурова была от росы влажная³².

Я волнуюсь, читая эти места. Я бы хотел быть миллионером только для того, чтобы издать Чехова так, как рисуется это издание у меня в голове.

На месте Пастернака, я бы не вытерпел, чтобы не иллюстрировать ‘Палату No 6’, я бы не мог не иллюстрировать.

Почему-то кажется мне, что ‘Даму с собачкой’ сделали бы или Бодарев-ский³³ или Пимоненко³⁴.

Я знаю, многим ‘Дама с собачкой’ кажется ничтожною вещью, но у многих душа трепещет, от первой страницы до последней, потому что там каждое слово серьезно. Имеяй уши слышети, да слышит³⁵. Я с тех пор возненавидел Буренина, как он обругал этот рассказ³⁶, — нет у него ни ушей, ни сердца!

Ну, до свиданья. Расписался я. Пришлите мне Вашу фотографию.

Весь Ваш.

Бор<ис> Лазаревский

Владивосток, 16 ноября 1904

Дорогой и многоуважаемый Виктор Сергеевич!

Сижу и думаю о судьбе своего рассказа и о сборнике памяти А.П. Ч<ехова>. Как с завязанными глазами здесь живешь. Я считаю дни, когда может прийти ответ.

Физически нездоровится, нравственно весело, — я сегодня отказался от обвинения одного матроса, и он возрадовался. Вообще же быть прокурором — это не дай Бог, особенно военным в военное время! Помню, А<нтон> П<авлович> когда-то меня утешал, говоря, что на этой должности, если иметь такт, то можно много добра сделать. Может, и так, но себе нервы испортишь, и писать мало времени. <...>

Прочел я октябрьскую книжку ‘Ж<урнала> д<ля> в<сех>‘. Лучшим мне показался рассказ ‘Для Бога’ Данарова³⁷. Наиболее слабым — ‘Проповедь’³⁸ -тенденция заслонила художественность, а нужно, чтобы это, как у Чехова,— было незаметно, тогда сильнее выходит.

Любящий Вас.

Бор<ис> Лазаревский.

Владивост<ок>, 27 ноября 1904

Многоуважаемый Виктор Сергеевич!

Только что получил Вашу телеграмму. Как жаль, что не удалось мне попасть в сборник, но что поделаешь… Я все-таки очень рад, что рассказ увидит свет в январе. <...>

Если будете мне отвечать, то сообщите, что думаете о нижеследующем моем проекте. Издать при помощи хорошего человека второй сборник памяти А.П. Ч<ехова>. В основу его ляжет моя статья о встречах и разговорах с А.П. Ч<еховым>, ведь за шесть лет я каждый раз записывал в тот же день с фотографической точностью все, что говорил и делал А<нтон> П<авлович>, и все, что делалось возле него другими в этот день. Главное, чего я буду стараться достичь, это не банальности и правдивости изложения. Такая статья даст 5-4 печатных листа. Затем думаю, что даст рассказ Потапенко³⁹, которого А<нтон> П<авлович> очень-очень любил. Дадут по рассказу Бунин и Куприн, и Юшкевич (С). Относительно Андреева и Горького не знаю. Даст стихи Бальмонт, даст стихи Ляпунов⁴⁰ (горячо его рекомендовал Л.Н. Толстой). Иллюстрации дадут 1 ) Мария Павловна, 2) Сулержицкий⁴¹, Вы его, вероятно, видели в Ясной Поляне, 3) можно будет упросить Игумнову⁴² дать рисунок. Далькевича и Пастернака.

Обложка светло-голубая, на углу ее виньетка — силуэт Новодевичьего монастыря и только. Надпись простая: »Памяти Антона Павловича Чехова’. Литературный сборник’. Ведь в память Гаршина было два сборника⁴³. Только этому сборнику мне хотелось бы придать особо задушевный характер, если в нем не примут участия корифеи литературы, а только dii minores, то не опечалится душа Чехова, нужно будет сделать только так, чтобы рассказы были достойны его имени.

Дабы никто не подумал, что я так горячусь ради удовлетворения мелкого и вообще собственного честолюбия, под статьей я подпишусь только инициалами Б.Л.

Я думаю, что Сытин, которого Чехов пустил в свет⁴⁴, не откажется издать такой сборник. Спросите его об этом, когда будете в Москве. <...>

Вл<а>д<ивосток>, 23 декабря 1904

Дорогой, уважаемый Виктор Сергеевич!

Я слишком часто пишу Вам, но это одно из больших утешений. Говорить искренно, хоть письменно, доставляет большую радость. А здесь на счет искренности очень нехорошо.

Сегодня случайно говорил с невоенным человеком, уполномоченным Красного Креста гр<афом> Шереметевым⁴⁵. Я очень обрадовался, узнав, что Вы знакомы с ним.

Несомненный дегенерат, разбрасывающийся дилетант, но 1) с добрым сердцем и 2) искренне любящий искусство, а это уже много.

Мне хотелось поговорить с ним относительно издания второго сборника памяти А.П. Чехова. Но как-то я постеснялся…

Возможно, что сборник будет хорош, первый, но Вы понимаете и чувствуете, что А<нтон> П<авлович> был слишком крупной величиной, чтобы воспоминанья Бунина могли исчерпать о нем все. Да и сам А<нтон> П<авлович> от ‘Знания’ был далек. Впрочем, я слишком не беспристрастен, говоря об этом святом писателе. По-моему, уши у публики заложило, если она не реагировала на все им сказанное. У меня есть проект — перед одним серьезным делом дать Председателю⁴⁶ прочесть ‘Рассказ старшего садовника’⁴⁷. По глубине мысли рассказ этот нисколько не ниже любых страниц Л.Н. Т<олстого>. Между тем, не только здесь, среди озверевших людей, но и в России, мне очень редко приходилось встречать человека, который бы читал этот рассказ и думал о нем. Даже и адвокаты, и те не знают рассказа этого, как не знают рассказа ‘О любви’. Оба эти рассказа так ярко говорят о суде человеческом, — это страницы ‘Воскресенья’.

Я бы хотел познакомиться с Буниным и Куприным, я почему-то убежден в их недобром отношении ко мне. Думается мне (без всякого основания), что представляюсь я им нахалом, стремящимся через Чехова выбраться наверх его именем. Но видит Бог, не повинен я в этом. Любил и люблю этого человека, и не безумно, а совершенно сознательно, ибо кажется мне, что никто, кроме Толстого, не сказал человечеству так много горьких истин, как А.П. Ч<ехов>. И если не услышали, то сами виноваты. Так ведь и с Христом было.

В литературе на каждого нового человека смотрят недоверчиво. Не помню, по поводу чего (рассказа) я написал Куприну горячее письмо (в ‘Мир Божий’ он не принял моего рассказа) и вместо ответа — ничего не получил. ‘Это свинство — не отвечать на письма’, — говорил А<нтон> П<авлович>. И действительно, хоть открыткой всегда да ответит, а по поводу больших вопросов всегда отвечал большими письмами.

Помню, я в Севастополе в ‘Северной Гостинице’ пошел к Андрееву⁴⁸. Спустились вниз в ресторан. Спросили пива. Я стал расспрашивать обо многом, отвечал он нехорошо, между прочим, сказал, что был лейб-уланом⁴⁹.

А когда заговорили об А<нтоне> П<авловиче>, то помянули ‘Новое Время’… И я чуть не расплакался, когда вернулся домой. И уже чувствовал, что это не друг Чехову и не понимает значения деятельности Чехова.

В инцидентах подобного рода виноват я. И не сдержан я, и не воспитан, и представлялось мне всегда, что писатель не умеет быть ни сердитым, ни грубым и с баца видит человека насквозь.

От Чехова и от Горького я никогда не слыхал сурового слова и думал, что все так.

Теперь жизнь меня сильно изменила. Уже нет легкомыслия при разговоре с новым человеком.

Помните, в Ялте, в ‘России’⁵⁰, я пришел к Вам в первый раз и наговорил чепухи. Смешно теперь вспомнить, а тогда ой как нехорошо было! Слава Богу, прошло это, — миновало. Тем не менее, теперь, когда думаю о людях, то кажется мне, что знают и чувствуют меня немногие.

1) Жена, 2) Ив<ан> П<авлович> Чехов⁵¹, 3) Вы да еще два-три товарища. Чехов Антон Павлович знал, какое и когда я слово скажу, при нем я мог себе позволить что угодно, его мозги сразу отбрасывали мое неискреннее от искреннего. Еще знают меня Вересаев и Чириков. Последний, скорее, публицист, чем художник, умеет быстро анализировать, и я его не боюсь и люблю, хотя считаю его в 1000 раз меньше Чехова, Андреева, Бунина. Как магнитом, меня тянет к литературному миру. <...>

25 декабря 1904
Первый день Р.Х.

<...> День я закончил, лежа на кровати с Чеховым в руках. Читал я XII том Марксовского издания. Читал и перечитывал ‘Архиерея’⁵². И в некоторых местах плакать хотелось.

‘Это первое евангелие, самое длинное, самое красивое читал он сам. Бодрое здоровое настроение овладело им… ‘Ныне прославися сын человеческий…» И, читая, он изредка поднимал глаза и видел по обе стороны целое море огней, слышал треск свечей, но людей не было видно’…

Я люблю ‘Архиерея’ как поэму исстрадавшейся души, принужденной всю жизнь прятать свое я, даже для любимых людей.

Иногда мне кажется, что это нарисовала больная душа самого Антона Павловича, уже в те времена, когда чахотка совсем расшатала физические силы, когда Ольга Леонардовна⁵⁴ часто была против того, чтобы в кабинет входили и Мария Павловна, и Евгения Яковлевна⁵⁵. А Чехов так любил мать! Так и матери архиерея казалось, что Петя уже не ее. Когда-то она сказала мне: ‘Мне кажется, что Антоша теперь уже и не мой’. А самому архиерею до слез хотелось простоты отношений, простоты кушаний, простоты разговоров. Но он был — архиерей…

Думаю, что и Антону Павловичу хотелось быть ближе к матери, но он был большим писателем, и все возле него уже не могло быть обыкновенно, -мучительно это.

Я был у него в ноябре 1903, он был совсем один. Готовила просто нянька, и ему это нравилось, а кушанья казались вкусными. Войдет Арсений⁵⁶, зажжет лампу, брякнет стеклом и опять уйдет. Казался он тогда бодрым.

Я привез ему от Татариновой⁵⁷ камелий. Он попробовал взять вазон и не мог, а потом сказал:

— Помогите мне, голубчик, поставить этот цветок на окно.

Я поставил. А слово ‘голубчик’ так приласкало меня, так приласкало!..

— Это холодный цветок, — сказал А<нтон> П<авлович>.

— Почему холодный?

— Без запаха…

Он любовно стал расправлять листья, немного измятые папиросной бумагой, в которую был завернут весь цветок. Бог так сделал, что я видел его в последний раз один на один и очень долго. Все, что говорилось, все записано у меня.

Я непременно восстановлю все это, если вернусь.

Я очень волновался, когда А<нтон> П<авлович> говорил о моей книге.

Он⁵⁸ любил⁵⁹ мой рассказ ‘Доктор’ и написал мне это в письме, которое я храню как святыню⁶⁰. Внизу в столовой он сказал мне:

— Попробуйте написать пьесу.— Не сумею я…

— Вот попробуйте, я сам берусь устроить так, что ее поставят в Художественном театре.

— Почему Вы так настаиваете на пьесе?

— А вот видите, у Вас в рассказах люди так говорят между собою, как и в жизни. Значит, и пьеса вышла бы жизненной… Вот Горький, он большой поэт, очень большой поэт, но у него люди не всегда говорят так, как это бывает на самом деле — в жизни…

Не знаю, напишу ли я когда-нибудь пьесу, но и сейчас слова эти сладко припомнить. До выхода моей книжки⁶¹ А<нтон> П<авлович>, кажется, относился к моему писанию скептически, да и вряд ли читал, а книгу прочел всю. Вот если вернусь в Россию, выйдет второй том, а он его уже не увидит! А<нтон> П<авлович> ставил мне в пример часто Куприна, а я вещей Куприна, кроме ‘Молоха’⁶², не люблю. Не сильно. Одно Андреевское ‘Молчание’⁶³сильнее всего тома Куприна, хотя личности Андреева я боюсь, я его мало знаю, но чеховской доброты в нем нет — это я чувствую. Я помню, как А<нтон> П<авлович> пробрал меня за то, что я сказал: ‘Бунин так давно пишет, так хорошо пишет, но так мало дал’.

— Что Вы, что Вы… Как можно. Бунин очень много сделал…

Помните, мы с Вами выходили из ‘России’ в Ялте. Чехов позвал меня к телефону, чтобы предложить мне денег. Я отказался наотрез…⁶⁴

Вы это помните! Это мог только Чехов сделать, по телефону вызывать, чтобы спросить, не нужно ли денег!

Таких у меня случаев записано много. Если не будет второго сборника⁶⁵, то я эти записки дам Вам, для июльской книжки.

Вот пишу эти строки и забыл, что я во Владивостоке. Забыл, что завтра может явиться японская эскадра!

Значит, влияние большой человеческой личности А<нтона> П<авловича> сильно и после смерти физической, значит, жив он, коли владеет умами живых!

Весь Ваш

Бор<ис> Лазаревский

P. S. Мой киевский адрес:

Нестеровская, 13

или Жилянская, 41, кв. Мельниковых

Киев

Если буду писать Вам следующее письмо, то в виде виньетки нарисую Ялту, я знаю, Вы любите ее, как и я.

Помните, я, Вы и Беклимишев⁶⁶ сидели на той самой площадке, где сидели над морем Гуров и Анна Сергеевна (‘Дама с собачкой’).

Если Румянцевский музей не даст комнаты для вещей А.П. Чехова, то нельзя ли это сделать через в<еликого> к<нязя> Константина Константиновича⁶⁷, он любил А.П. Ч<ехова>.

Все у меня стоят в голове слова: ‘Ныне прославися сын человеческий…’⁶⁸А потом 17 января в Художест<венном> театре⁶⁹, а потом Баденвейлер… (аналогия)

31 мая 1905

<...> Посылаю портрет Чехова, который вряд ли у Вас есть. Молодой он, сильный, серьезный…

Я все думаю о рисунках и содержании июльской книжки⁷⁰. Непременно нужно поместить фотографию комнаты в Баденвейлере. Иллюстрацию Репина к ‘Мужикам’, у него, вероятно, сохранился оригинал рисунка, помещенного на обложке французского издания ‘Les moujiks’ Denis’a Roche⁷¹. Если бы у меня были деньги, я бы сейчас дал 1000 рублей, чтобы эта книжка вышла на веленевой бумаге. Нужно снимок дачи. Нужно снимок с портрета А<нтона> П<авловича>, который есть у Ив<ана> Пав<ловича>. Там А<нтон> П<авлович> поразительно похож на Антона Рубинштейна⁷².

Пусть эта книжечка будет памятка-альманах об А.П. Ч<ехове>, такая, чтобы каждому подписчику захотелось ее переплесть отдельно.

Эх, если бы в нее еще Горький дал кусочек своих воспоминаний, куда же он душевнее Бунина⁷³, или такой балаболки, как Гиляровского⁷⁴ <так! -- К.А.>. Напишите A.A. Хотяинцевой⁷⁵ в Москву, чтобы она дала рисунок, она близка была семье Чеховых. У меня сохранилась ее карикатура: Чехов перед своим портретом в Третьяковской галерее⁷⁶.

Я размечтался. Я знаю, что и без меня Вы сделаете все возможное.

Чехов был гораздо, гораздо шире, чем Горький и Андреев… Они думают, что душа человеческая должна быть такою-то и такою-то и ее можно вогнать в рамки, а Чехов понимал, что душа — это необъятное, что это тайна, что это Божество… <...>

21 июля 1905

Дорогой Виктор Сергеевич!

Надежда на перевод в Кронштадт все растет, но окончательно не выросла⁷⁷. В июньской книжке Литературных приложений к ‘Ниве’ есть воспоминания Ив<ана> Щеглова об А.П. Ч<ехове>⁷⁸. Не нравится мне тон их. Как Вам? Там же есть рассказа Мих<аила> П. Чехова ‘Сироты’⁷⁹, техника брата, я с наслаждением читал его, — точная неизданная рукопись А.П. 4<ехова>⁸⁰¹.

Будьте добры, сделайте распоряжение, чтобы мне июльскую книжку выслали в десяти экземплярах. Сообщите также, сколько я еще буду должен редакции, считая, что часть долга (100 р.) покроются статьей об А.П. Ч<ехове> и эти десять экз<емпляров>.

Любящий Вас

Бор<ис> Лазаревский

Волжскому⁸¹ я написал (по адресу ‘Вопр<осов> Жизни’) и послал маленький рассказ, но ответа не получил.

Второго июля надеюсь быть на Новодевичьем⁸².

Мариехамн, до востребования
Аландские о<стро>ва⁸¹3 июля 1914

Дорогой Виктор Сергеевич!

Сегодня в тяжелую годовщину смерти А.П. Ч<ехова> просмотрел ‘Биржевку’ — Измайлов чепухи наплел об А<нтоне> П<авловиче> — будто он только земное любил и о вечности не думал⁸⁴.

Экий Измайлов — тупица!

Прочел я также о покушении на Распутина⁸⁵. И… если Вы прочтете мое предыдущее письмо, то увидите, что снился мне сей муж как раз в тот день, когда фанатичка-баба бросилась на него. Вам одному я писал об этом сне⁸⁶, который считал ерундой и даже в дневник не занес. И вышло одно из тех многих ‘совпадений’, которые в моей жизни повторялись много раз.

О смерти А.П. Ч<ехова> я тоже узнал во сне в этот же день или в ту же ночь⁸⁷. <...>

Примечания

¹ Чехова Мария Павловна (1863-1957) — сестра писателя, педагог, публикатор его писем и популяризатор его творчества, автор воспоминаний о нем. В 1921-1957 гг.— директор Дома-музея А.П. Чехова в Ялте. Сохранилось письмо М.П. Чеховой к Б.А. Лазаревскому от 3 февраля 1913 г. (ИРЛИ. Ф. 145. Ед. хр. 6. Л. 48^9).

В дневнике Лазаревского 22 августа 1901 г. (в этот день он был у Чехова в Ялте) записано:

‘Я все наблюдал Марию Павловну. Кажется, это первая и последняя старая дева, симпатичнейшая, чем все самые красавицы дамы, девицы и барышни. Что-то прелестное есть в выражении ее глаз, что-то умное и страдальческое. Как необыкновенно хороша, должно быть, она была в молодости’ (Записи о Чехове в дневниках Б.А. Лазаревского / Предисл. и публ. Н.И. Гитович // Из истории русской литературы и общественной мысли 1860-1890 гг. М., 1977. С. 333 (Лит. наследство. Т. 87)). Там же опубликованы записи Лазаревского о встречах с М.П. Чеховой 16 января и 9 июня 1910 г. (С. 348-349).

² Имеется в виду старшая дочь писателя, Вера Лазаревская (1899 — ?). В письме Лазаревского к B.C. Миролюбову от 6 января 1905 г. сказано: ‘У А.П. Чехова была карточка моей старшей дочери, не знаю, к кому она попала’ (ИРЛИ. Ф. 185. Ед. хр. 700. Л. 24 об. — 25).

³ Маркс Адольф Федорович (1838-1904), известный петербургский издатель и книготорговец, с которым Чехов в январе 1899 г., заключил договор, уступив ему за 75 тысяч рублей право на издание всех своих литературных произведений. В 1899-1911 гг. издательством Маркса было выпущено собрание сочинений Чехова в 15 томах, в 1903-1916 гг. — ‘Полное собрание сочинений’ в 23 томах.

Договор Чехова с А.Ф. Марксом получил немалый общественный резонанс: издателя упрекали в том, что он ‘обобрал’ писателя и ‘нажился’ на издании его книг. Полемика по данному вопросу обострилась на страницах русской печати в связи со смертью писателя. См. подробно: Видуэцкая И.П. А.П. Чехов и его издатель А.Ф. Маркс. М., 1977.

⁴ ‘Последний довод’ (лат.). Лазаревский имеет в виду, что венок на чеховскую могилу был последним аргументом, при помощи которого Маркс пытался убедить общественность в своих дружеских отношениях с покойным.

⁵ ‘Южное обозрение’ — политическая, научная, литературная, торгово-промышленная и финансовая ежедневная газета (Одесса, 1896-1906). Лазаревский публиковал в этой газете свои рассказы в 1901-1903 гг. Что касается Чехова, то редакция ‘Южного обозрения’ предлагала ему в конце 1901 г. сотрудничество, на что писатель поначалу согласился, однако ни одно из его произведений здесь так и не появилось (см. комментарий И.Л. Видуэцкой к письму Чехова И.А. Бунину от 15 января 1902 г. // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем в 30 томах. Письма. Т. 10. Апрель 1901 — июль 1902. М., 1981. С. 442-443).

⁶ Лоэнгрин (наст. имя и фамилия — Петр Титович Герцо-Виноградский, 1867-1921), журналист, публицист, сотрудник ряда периодических изданий на юге России, был секретарем редакции в газете ‘Южное обозрение’, затем — автор ежедневной рубрики ‘Зигзаги’ в той же газете. Неоднократно писал о Чехове, откликнулся короткой статьей на смерть писателя (Лоэнгрин. А.П. Чехов // Южное обозрение. 1904. No 2539. 3 июля. С. 3). Утверждая, что ‘Чехов — это целая эра в нашей литературе’ и что ‘имя его незабвенно на столбцах нашей литературы’, Лоэнгрин вспоминал о своей встрече с писателем в Ялте в 1902 году (‘в первый и в последний раз в своей жизни’) и их состоявшейся 4 мая беседе (‘Беседу с ним я считаю полной высокого интереса и поучения’). На другой день Лоэнгрин поведал в ‘Южном обозрении’ о содержании этой беседы (Лоэнгрин. А.П. Чехов // Южное обозрение. No 2540. 4 июля. С. 3). Однако в предыдущих ‘Зигзагах’ фельетонист отзывался о Чехове более сдержанно, подчеркивал его ‘безнадежный пессимизм’ и т. п. (см., например: Южное обозрение. 1904. No 2516. 9 июня. С. 3). ‘…Когда я смотрю в будущее нашей литературы, я там не нахожу места г. Чехову’, — говорилось, между прочим, в этом очерке, посвященном статье И. Джонсона (И.В. Иванова) в ежемесячном московском журнале ‘Правда’ (1904. No 5. С. 232-234) о рассказе Чехова ‘Невеста’. Эпитет ‘беспринципный’ по отношению к Чехову в очерках Лоэнгрина за июнь-июль 1904 года не обнаружен.

На статьи Лоэнгрина Лазаревский откликнулся в печати сразу же после смерти Чехова. ‘Перебирая газеты недельного и двухнедельного возраста, я наткнулся в ‘Южном Обозрении’ на статью некоего г. Лоэнгрина. Фельетонист удивлялся тем людям, которые видели в рассказе Чехова ‘Невеста’ (‘Журнал для всех’, декабрь 1903) его надежду, что в жизни человечества наступят лучшие времена. В нескольких предыдущих своих фельетонах о Чехове г. Лоэнгрин находил его творчество бесполезным. Статьи эти было очень неприятно читать <...> особенно неприятно в скорбные дни, когда уже мертвого Чехова еще не приняла в свои недра родная земля. Я подумал, что если бы Антон Павлович был жив и прочел рассуждения г. Лоэнгрина, то, вероятно бы, только искренно улыбнулся’ (Л<азаревский> Б. Мысли о смерти А.П. Чехова // Владивосток. Газета общественная и литературная. 1904. No 33. 15 авг. С. 17-19).

⁷ В своих воспоминаниях о Чехове Лазаревский также упомянул об этом эпизоде, не называя Лоэнгрина по имени: ‘В этот день Чехов был вообще оживленнее обычного. Его лицо приняло мрачный оттенок только, когда он заговорил о приезде одного одесского фельетониста, с напоминанием относительно сотрудничества в газете’ (Лазаревский Б.А. А.П. Чехов. Личные впечатления // Ежемесячный журнал для всех. 1905. No 7. С. 414-420).

‘ Ср. в воспоминаниях Лазаревского: ‘Набросав несколько строк, я снес их в редакцию местного ‘Дальнего Востока’. Обещали напечатать завтра же. На следующий день, однако, заметка не появилась, и на мой вопрос, почему, ответили: ‘Не хватило места’. Редактор обещал напечатать некролог в следующем номере (что и исполнил), затем сказал, что я могу и еще что-нибудь дать о Чехове, ‘только поменьше, — ведь Чехова и без того знали» (Лазаревский Б. А.П. Чехов. (Материалы для биографии) // Русская мысль. 1906. No 11. С. 92 (вторая нумерация).

Некролог Лазаревского ‘Памяти А.П. Чехова’ появился в газете ‘Дальний Восток’ (‘Ежедневная газета, посвященная интересам Приамурского края’) 7 июля 1904 г. (No 148. С. 2). ‘Я близко знал покойного, — писал Лазаревский.— <...> Во всю мою жизнь мне не приходилось встречать человека с более ласковым сердцем, с большею способностью не только понимать, но и чувствовать страдания других людей’.

Упоминаний о ‘кружке’ в номерах газеты ‘Дальний Восток’ от 5 и 6 июля не обнаружено. Возможно, Лазаревский имеет в виду сообщение о том, что 3 июля инженер Микулин прочел в здании местного музея ‘интересный публичный доклад о радии’ (Дальний Восток. 1904. No 147. 6 июля. С. 2).

⁹ Лазаревская (урожд. Мельникова) Лидия Николаевна (1879-1909), жена Б.А. Лазаревского (с 1898 г.). Брак распался в 1907 г.

¹⁰ Имеется в виду европейская часть России (в противоположность Сибири и Дальнему Востоку).

¹¹ Литературный сборник в память Чехова был задуман в июле 1904 г. в кругу писателей-знаньевцев. ‘…в Москве Куприн, Пятницкий задумали издать в память Ан. Пав. книгу, доход с которой — в части или целом, это потом решим — употребить на памятник ему или на что-нибудь в этом роде, — сообщал Горький Бунину 11 июля 1904 г. — Нам кажется, что будет вполне достаточно и очень хорошо, если в этой книге примут участие только четверо — Куприн, Вы, Андреев и я’ (Горький М. Полное собрание сочинений. Письма в 24 томах. Т. 4. М., 1998. С. 105). О том же Горький писал в те дни и Л.Н. Андрееву (Там же. С. 106). Сборник был издан в январе 1905 года (Сборник товарищества ‘Знание’ за 1904 год. Кн. 3). Помимо четверых названных писателей в нем участвовал Скиталец (книга открывалась его стихотворением ‘Памяти Чехова’).

¹² Об этом рассказе (первоначальное название — ‘Беда’, окончательное название — ‘Всевочка’) не раз упоминается в последующих письмах. Рассказ опубликован в ‘Журнале для всех’ (1905. No 1. С. 17-28).

Всевочка (Всеволод) — имя сына Лазаревского (умер в 1910 г.).

¹³ В девятой книжке журнала ‘Русская мысль’ за 1904 год на с. 169-172 был напечатан ‘Список венков на могилу А.П. Чехова’ (т. е. текст надписей на лентах венков, возложенных на могилу писателя). Венка от имени Лазаревского в этом перечне нет.

¹⁴ В ‘Списке венков…’ (с. 171) была помещена надпись следующего содержания: ‘Горячо любимому отзывчивому А.П. Чехову. Благодарный начинающий писатель’.

¹⁵ См.: Волохов Марк. Нитцшеанец. Из дневника настроений // Ежемесячный журнал для всех. 1904. No 9. С. 517-520.

¹⁶ Там же. С. 515.

¹⁷ В конце 1903 г. ‘Журнал для всех’ действительно изменил свою идейную ориентацию. Захваченный религиозно-философскими (‘декадентскими’) настроениями, Миролюбов (активный участник петербургских Религиозно-философских собраний в 1901-1903 гг.) открывает страницы для проповеди ‘идеализма’, нападок на марксизм и т. п. Особый резонанс вызвали статьи нового сотрудника, привлеченного Миролюбовым, — критика Волжского (A.C. Глинки): ‘Литературные отголоски. По поводу книги г. Булгакова’ (1903. No 12) и ‘О некоторых мотивах творчества М. Горького’ (1904. NoNo 1 и 2). В декабре 1903 г. Горький прекращает свое сотрудничество в миролюбовском журнале. А в январе 1904 г. писатели демократического лагеря (Л. Андреев, И. Белоусов, В. Вересаев, А. Серафимович и др.) обращаются к Миролюбову с коллективным протестом, осуждая выступление Волжского.

‘В настоящее время ‘Ж<урнал> д<ля> всех’ занимает среднее положение между ‘Новым путем’ и ортодоксально-прогрессивными органами печати, — писал Миролюбову Л.Н. Андреев в июле 1904 г., — и невыгоды такого положения сказываются вдвойне: с одной стороны его справедливо упрекают в уступках декадентству и теологическому идеализму, с другой, так же справедливо — в позитивизме и реализме <...> И очень скоро Вам придется вполне определенно примкнуть к тому или другому течению: или слиться с ‘Новым Путем’ и породниться с ним через участие в Вашем журнале Розанова, Мережковского, Андрея Белого, Антона Крайнего и пр., или вернуться к старому’ (Андреев Л.Н. Письма к B.C. Миролюбову (1899-1907) / Публикация К.Д. Муратовой // Литературный архив. Материалы по истории литературы и общественного движения. Вып. 5. Под ред. К.Д. Муратовой. М.— Л., 1960. С. 109).

Развитие общественной ситуации в России в 1904 г. и события 1905 года помогли Миролюбову выйти из этого двойственного положения: ‘Журнал для всех’ занимает в годы Первой русской революции радикально ‘левую’ позицию, публикуя ряд материалов антиправительственного содержания и постоянно подвергаясь цензурным преследованиям. Закрытый осенью 1906 г., журнал продолжается под другими названиями. В начале 1908 г. прекращается окончательно, а редактор-издатель, привлеченный к судебной ответственности, вынужденно покидает Россию.

См. подробнее: Коляда Е.Г. ‘Журнал для всех’ // Литературный процесс и русская журналистика конца XIX — начала XX века. 1890-1904. Социал-демократические и общедемократические издания / Отв. ред. Б.А. Бялик. М., 1981. С. 309-352, Горький М. Неизданная переписка с Богдановым, Лениным, Сталиным, Зиновьевым, Каменевым, Короленко. М., 1998. С. 32—33, Колеров М.А. Idealismus militans // Исследования по истории русской мысли / Под общей редакцией М.А. Колерова. М., 2002. С. 206-209, и др. ^1,1 В своей автобиографии (1913) Лазаревский вспоминал: ‘В 1903 г. я побывал в Ясной Поляне. <...> В общей сложности я пробыл с Л<ьвом> Н<иколаевичем> один на один не менее трех часов. Моя служба в военно-морском суде очень его заинтересовала. Простота и сердечность, а главное память Л<ьва> Н<иколаевича> произвели на меня неизгладимое впечатление’ (ИРЛИ. Ф. 145. Ед. хр. 14. Л. 4).

Свой визит к Толстому Лазаревский описал в очерке ‘Семь лет назад. (В Ясной Поляне)’ (О Толстом. Международный толстовский альманах, составленный П. Сергеенко. М., 1909. С. 88-97). См. также воспоминания Лазаревского о Л.Н. Толстом, опубликованные в петербургском еженедельнике ‘Искорки’ (1910. No 45. Ноябрь. С. 3—4).

¹⁹ Эти слова Л.Н. Толстого Лазаревский сообщил Чехову в одном из писем к нему в 1903 г. См. также воспоминания Лазаревского ‘А.П. Чехов’ (в кн.: Лазаревский Б. Повести и рассказы. Т. 2. М., 1906. С. 21, перепечатано (не полностью) в кн.: А.П. Чехов в воспоминаниях современников / Вступ. статья А.М. Туркова. Сост., подг. текста и коммент. Н.И. Гитович. М., 1986. С. 567-582 (на с. 703 — содержательный комментарий по поводу данного отзыва Толстого о Чехове). То же — в воспоминаниях Лазаревского ‘Семь лет назад. (В Ясной Поляне)’ (О Толстом. Международный толстовский альманах… С. 92).

²⁰ Лазаревскому удалось ‘вырваться’ из Владивостока в июне 1905 г. К осени 1905 г. он был переведен в Кронштадт, а с 1906 г. вышел в отставку, занявшись исключительно литературным трудом.

²¹ Имеется в виду анонимная заметка в московском еженедельнике ‘Родная речь’ (1904. No 28. 25 июля. С. 3), в которой приводились пренебрежительные и даже оскорбительные отзывы о Чехове, появившиеся якобы ‘и в еврейских, и в либеральных ‘органах» в связи со смертью и похоронами писателя.

²² В ‘Родной речи’ сказано: ‘…выдержка из одной еврейской газеты’. Приводим начало ‘выдержки’:

‘Чехов является драматургом не только слабым, но почти курьезным, в достаточной мере пустым, вялым, однообразным. Драмы г. Чехова, несмотря на всю их рекламную славу, даже не могут называться драмами…’

²³ Красный цветок. Литературный сборник в память Всеволода Михайловича Гаршина. СПб., 1889 (составители: М.Н. Альбов, К.С. Баранцевич, В.В. Лихачев).

²⁴ Пастернак Леонид Осипович (1862-1945) — живописец, портретист, мемуарист. Академик (с 1905 г.). Получил известность своими иллюстрациями к произведениям Л.Н. Толстого. В 1889 г. выполнил иллюстрацию к драматическому этюду Чехова ‘Лебединая песня (Калхас)’, открывающую публикацию этого произведения в журнале ‘Артист’ (1889. Кн. 2. С. 68).

²⁵ Далькевич Мечислав Михайлович (1861-1942) — живописец, иллюстратор, художественный критик, сотрудник журнала ‘Осколки’.

²⁶ В одном из своих жизнеописаний Лазаревский вспоминает, что рассказ ‘Володя’, который он впервые прочел в университете, произвел на него ‘подавляющее впечатление’ (см.: Первые литературные шаги. Автобиографии современных русских писателей. Собрал Ф.Ф. Фидлер. М., 1911. С. 6).

²⁷ Нюта (Анна Федоровна) — персонаж рассказа Чехова ‘Володя’ (первая редакция — 1887). Лазаревский цитирует фразу ‘От нее <Нюты> шел влажный прохладный запах купальни и миндального мыла’.

^2К Отель Киста (по имени владельца) — севастопольская гостиница.

²⁹ Т. е. Севастопольской (Ахтиарской) бухты.

³⁰ Имеется в виду павильон кондитерской Флорена (ранее — Верне) на ялтинской набережной.

³¹ Неточная цитата из ‘Дамы с собачкой’.

³² Контаминация двух эпизодов: вечером на пристани в Ялте Гуров и Анна Сергеевна смотрят на прибывший пароход, который ‘долго поворачивался’, утром на площадке в Ореанде: ‘Видно было, как пришел пароход из Феодосии, освещенный утренней зарей’.

³³ Бодаревский Николай Корнильевич (1850-1921) — живописец. Академик (1908). Работал в основном на Украине.

³⁴ Пимоненко Николай Корнилович (1862-1912) — живописец.

³⁵ Старославянская редакция известных евангельских слов — ими заканчиваются многие речения и притчи Христа (Матф. 11, 15, Мк. 4, 9, Лк. 8, 8, и др.).

³⁶ См.: Буренин В. Критические очерки // Новое время. 1900. No 619. 25 февраля. С. 2.

³⁷ Данаров Н. Для Бога. Рассказ деревенского старожила // Ежемесячный журнал для всех. 1904. No 10. С. 596-599.

Данаров (наст, фамилия — Аргунин) Николай Петрович — литератор. В архиве Миролюбова хранится ряд его писем за 1904-1905 гг., отправленных из Западной Европы (Швейцарии, Италии, Франции). В одном из них, от 24 сентября 1904 г., Данаров рассказывает о себе: ‘Я недоучившийся студент, проживающий ‘по независящим от меня обстоятельствам’ больше двух лет за границей. Родных у меня нет, а потому средства к жизни приходится добывать собственным трудом. Нелегко это было в России, а в чужих краях и того трудней. Имея большую склонность к физическому труду и бродяжничеству, я послонялся по Европе и по Африке, занимался то грузкой <так. -- К.А.>, то огородничеством. <...> Случайно попал в Лозанну, где встретился с И.Ф. Наживиным, которому прочел кое-что из своих вещей. Еще в бытность в России я напечатал в ‘Терских Вед<омостях>‘ два рассказа <...>‘ (ИРЛИ. Ф. 185. Оп. 1. Ед. хр. 474), упоминается писатель-прозаик Иван Федорович Наживин (1874—1940), неоднократно публиковавшийся в миро-любовском журнале. Ср. письмо И.Ф. Наживина к Миролюбову (из Лозанны) от 14 марта 1903 г.: ‘Жду с нетерпением Вашего ответа относительно г. Аргунина. Отвечайте и, если можно, высылайте деньги на мое имя, я передам. На его имя, т<ак> к<ак> у него нет паспорта. ‘Данаров’ его псевдоним’ (ИРЛИ. Ф. 185. Оп. 1. Ед. хр. 830. Л. 1).

В ‘Журнале для всех’ были опубликованы еще два рассказа Н. Данарова: ‘За морем’ (1903. No 11. С. 1191-1202) и ‘Клуб здравомыслящих’ (1905. No9. С. 524-531).

Под псевдонимом ‘Аргунин’ в ‘Журнале для всех’ публиковался (!) A.A. Смирнов (см.: Масапов И.Ф. Словарь псевдонимов русских писателей, ученых и общественных деятелей. Т. 1. М., 1956. С. 106). Так, в No 5 ‘Журнала для всех’ за 1901 г. на с. 585 было напечатано его стихотворение ‘Скоро, знаю, белые черешни…’.

³⁸ Немоловский М. Проповедь. Картинка // Ежемесячный журнал для всех. 1904. 1904. No 10. С. 599-606.

³⁹ Немоловский Михаил Иванович (?—1905) — беллетрист.

Потапенко Игнатий Николаевич (1856-1929) — прозаик, драматург, друг Чехова, автор воспоминаний о нем.

⁴⁰ Ляпунов Всеволод Дмитриевич (1873-1905) — поэт-самоучка. В 1897 г. посетил Ясную Поляну, где и остался жить, служил чернорабочим, затем стал управляющим яснополянским имением. В 1901 г. переехал в Крым, умер в Ялте. В одной из своих мемуарных статей, посвященных Чехову, Лазаревский приводит отзыв писателя о Ляпунове: ‘…Отличный, чудесный поэт, но он не может оставить серьезного следа в литературе, потому что форма, в которую он облекает свои стихи, создана не им, а его предшественниками: Кольцовым, Некрасовым’ (Лазаревский Б. А.П. Чехов. (Материалы для биографии) // Русская мысль. 1906. No 11 (2-я пагинация). С. 92).

⁴¹ Сулержицкий (Суллержицкий) Леопольд Антонович (1872-1916) — писатель, критик, режиссер Московского Художественного театра. Корреспондент Чехова, автор воспоминаний о нем.

⁴² Игумнова Юлия Константиновна (1871-1940) — художница, с 1900 г. жила в семье Л.Н. Толстого, выполняя обязанности переписчицы и секретаря.

⁴³ Памяти Гаршина было, действительно, посвящено два сборника, выпущенных почти одновременно. Наряду со сборником ‘Красный цветок’ (см. примеч. 23), был издан другой — ‘Памяти В.М. Гаршина. Художественно-литературный сборник’ (СПб., 1889). Инициатором этого издания был A.A. Плещеев. Редакторы обоих сборников занимали в отношении друг друга враждебную позицию. Чехов писал по этому поводу И.Л. Леонтьеву (Щеглову) 4 апреля 1888 г.: ‘Баранцевич и К^о столкнулись нос к носу с Евреиновой и К^о в одном и том же деле (памятник Гаршина) и, точно испугавшись конкуренции, облаяли друг друга ‘лжелибералами’. Судя по письмам той и другой стороны, доброе дело оказалось дурным, ибо поссорило порядочных людей’ (Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем в 30 т. Письма. Том второй. 1887 — сентябрь 1888. М., 1975. С. 231), упоминается Анна Михайловна Евреинова (1844-1919), редактор журнала ‘Северный вестник’. В редакции этого журнала велись весной 1888 г. переговоры о слиянии двух сборников в один, однако договоренность не была достигнута, и каждая из сторон стала составлять свой собственный сборник.

⁴⁴ Сытин Иван Дмитриевич (1851-1934) — московский издатель и книготорговец, с 1897 г. издавал газету ‘Русское слово’. В 1894 г. выпустил том ‘Повестей и рассказов’ Чехова, с которым был близко знаком, встречался и переписывался. Утверждение Лазаревского, что Чехов ‘пустил’ Сытина ‘в свет’, представляется преувеличением.

⁴⁵ Шереметев Павел Сергеевич, граф (1871-1943) — писатель, историк, художник. Предводитель дворянства Звенигородского уезда Московской губернии. Участник русско-японской войны. Член Государственного совета по выборам от дворянства (с 1915 г.). В 1922-1929 гг. — главный хранитель усадьбы-музея Остафьево. В архиве Миролюбова сохранилось несколько его писем 1898 и 1903 гг. (ИРЛИ. Ф. 185. Оп. 1. Ед. хр. 1263).

⁴⁶ Имеется в виду председатель военно-полевого суда.

⁴⁷ Рассказ Чехова (1894), основная мысль которого заключается в том, что при вынесения судебного приговора вера в человека должна быть выше уличающих его доказательств.

⁴⁸ Видимо, в марте 1902 г. Ср. в письме Л.Н. Андреева к Миролюбову от 24 марта 1902 г.: ‘Только сейчас вернулся с женой из Крыма, где провел около месяца’ (Андреев Л.Н. Письма к B.C. Миролюбову / Публикация К.Д. Муратовой // Литературный архив. Материалы по истории литературы и общественного движения. 5. Под редакцией К.Д. Муратовой. М.— Л., 1960. С. 93). Тогда же, в марте 1902 г., Л.Н. Андреев встречался с Чеховым в Ялте.

⁴⁹ Лейб-уланом Л.Н. Андреев не был.

⁵⁰ Ныне — гостиница ‘Таврида’, мемориальное здание, связанное с пребыванием в Ялте известных людей.

⁵¹ Чехов Иван Павлович (1861-1922)— брат писателя, педагог. Посетив его в Москве, Лазаревский отметил в своем дневнике: ‘Он директор Городского училища имени императора Александра II. Удивительное училище. Идеал школы. Я уверен, что в России ничего подобного нет больше’ (Записи о Чехове в дневниках Б.А. Лазаревского… С. 343, запись сделана задним числом в августе 1903 г. — Лазаревский пытался восстановить по памяти украденный у него дневник за 1902-1903 гг. ).

⁵² Рассказ был впервые напечатан в миролюбовском ‘Журнале для всех’ (1902. No 4. С. 447-^62).

⁵³ Слова Иисуса: ‘…Ныне прославился Сын Человеческий, и Бог прославился в нем’ (Иоанн 13, 31). С этих слов начинается первое из ‘страстных евангелий’, читаемых на утрени в Великую Пятницу.

⁵⁴ Книппер (Книппер-Чехова) Ольга Леонардовна (1868-1959) — актриса МХТа. Жена А.П. Чехова (с 1901 г.).

⁵⁵ Чехова (урожд. Морозова) Евгения Яковлевна (1835-1919) — мать Чехова.

⁵⁶ Арсений Щербаков — работник на даче Чехова в Ялте.

⁵⁷ Татаринова Фанни Карловна (1863-1923) — ялтинская домовладелица, издательница газеты ‘Ялтинский листок’. Позднее переехала в Москву, преподавала пение в Московском Художественном театре.

⁵⁸ Далее в оригинале зачеркнуто слово ‘очень’.

⁵⁹ В оригинале — ‘любит’.

⁶⁰ Имеется в виду письмо Чехова к Лазаревскому от 28 июля 1903 г. из Ялты (впервые опубликовано в 1909 г.). Утверждение Лазаревского о том, что Чехов ‘любил’ его рассказ ‘Доктор’, представляется преувеличением. Прочитав и в целом одобрив книгу Лазаревского ‘Повести и рассказы’ (М., 1903), в которую вошел и этот рассказ, Чехов писал ему: ‘Рассказы однотонные, трудно сказать, какой из них лучше, но если долго выбирать, как выбирают, например, папу (римского), то я остановился бы на ‘Докторе» (Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем в 30 томах. Письма. Т. 11. Июль 1902 — декабрь 1903. М., 1982. С. 237).

⁶¹ Имеется в виду книга Лазаревского, указ. в примеч. 60.

⁶² Повесть А.И. Куприна (1896).

⁶³ Рассказ Л.Н. Андреева, впервые напечатанный в ‘Журнале для всех’ (1900. No 12. С. 1427-1438).

⁶⁴ Этот эпизод, описанный также в дневнике Лазаревского, относится к августу 1903 г. (см.: Записи о Чехове в дневниках Б.А. Лазаревского… С. 343).

⁶⁵ Второй чеховский сборник (по замыслу Лазаревского, изложенному в данном письме) не состоялся.

⁶⁶ Беклемишев Владимир Александрович (1861-1920) — скульптор, профессор Академии художеств. Отношения Лазаревского с Беклимешевым, завязавшиеся в Крыму, продолжались и в дальнейшем. См. запись в дневнике Лазаревского от 15 октября 1906 г.: ‘За это время я только раз отдохнул душой в милой семье Беклемишевых…’ (ИРЛИ. Ф. 145. Ед. хр. 2. Л. 51).

⁶⁷ Великий князь Константин Константинович (1858-1915) — поэт, выступавший под криптонимом K.P. С 1899 г. — президент Академии наук.

⁶⁸ См. примеч. 53.

⁶⁹ 17 января 1904 г., в день рождения А.П. Чехова, в Московском Художественном театре состоялось первое представление ‘Вишневого сада’, вылившееся (после третьего акта) в публичное чествование писателя — по случаю 25-летнего юбилея его литературной деятельности. Спустя два года Лазаревский опубликовал в связи с этой датой статью ‘Два года назад’ (Биржевые ведомости. Веч. вып. 1906. No 9167. 17 января. С. 3—4). Ср. запись в его дневнике от 17 января 1906 г.: ‘День именин А.П. Чехова. День постановки ‘Вишневого сада’. Кажется, печатно во всей России только я вспомнил этот день’ (ИРЛИ. Ф. 145. Ед. хр. 2. Л. 9 об.).

⁷⁰ Т.е. июльской книжки ‘Журнала для всех’ (1905) с материалами о Чехове.

⁷¹ Рош (Roche) Морис-Дени (1868-1951) — французский литератор, переводчик Чехова на французский язык (сохранилась их переписка за в 1897-1903 гг. ), автор статьи о его творчестве. Повесть Чехова ‘Мужики’ в переводе Роша впервые появилась в парижском двухнедельном журнале ‘La Quinzaine’ в сентябре 1897 г. (No 69 от 1 сентября и No 70 от 16 сентября). В 1901 г. ‘Мужики’ в переводе Роша были выпущены в Париже отдельным изданием, обложку которого украшал выполненный в 1899 г. рисунок Репина (Tchkov Anton. Les Moujiks. Traduit du russe avec l’autorisation de l’auteur par Denis Roche. Paris, 1901). Оригинал рисунка был препровожден Чехову, а тот в свою очередь подарил его в Таганрогский музей (см. комментарий И.Е. Гитович к письму Чехова Ф.Д. Батюшкову от 24 января 1900 г. и комментарий А.М. Малаховой к письму Чехова П.Ф. Иорданову от 10 апреля 1901 г. // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем в 30 томах. Письма. Т. 9. М., 1980. С. 269-270, Т. 10. 1902. М., 1981. С. 275-276).

В 1905 г. Лазаревский обратился к Репину с просьбой предоставить этот набросок для сборника памяти Чехова (см. примеч. 11). Репин согласился, но ответил, что оригинал рисунка принадлежит С.С. Боткину (см. письмо Репина к Лазаревскому от 24 ноября 1905 г. // ИРЛИ. Ф. 145. Ед. хр. 1. Л. 165-166, Сергей Сергеевич Боткин (1859-1910) — врач, коллекционер). Видимо, рисунок к ‘Мужикам’ был выполнен Репиным в нескольких редакциях.

В дневнике Лазаревского имеется запись (от 18 февраля 1906 г.): ‘Получил из Парижа известие, что Denis Roche собирается писать обо мне и о Щеглове…’ (ИРЛИ. Ф. 145. Ед. хр. 2. Л. 21 об.). Насколько справедливым было это известие и писал ли Д. Рош о Лазаревском, не установлено.

⁷² Ср. в дневнике Лазаревского (запись, сделанная в августе 1903 г. — см. выше примеч. 51):

‘У Ивана Павловича я видел два больших писанных масляными красками портрета А.П. — без бороды и усов он чрезвычайно, на редкость, похож на Антона Рубинштейна — и портрет Николая Павловича, покойного художника’. В комментарии Н.И. Гитович сообщается: ‘Вероятно, портреты молодого Чехова, написанные И.И. Левитаном и Н.П. Чеховым (ныне находятся в Доме-музее А.П. Чехова в Москве)’ (Записи о Чехове в дневниках Б.А. Лазаревского… С. 343, 354, упоминается Николай Павлович Чехов (1858-1889), брат писателя, художник).

⁷¹ Лазаревский имеет в виду воспоминания Бунина о Чехове в третьей книжке сборников товарищества ‘Знание’ (СПб., 1905). Ср. примеч. 11.

⁷⁴ Гиляровский Владимир Алексеевич (1883-1935) — журналист, прозаик, поэт. Лазаревский имеет в виду его статьи, опубликованные в газете ‘Русское слово’: ‘Памяти А.П. Чехова’ (1904. No 183. 3 июля. С. 3) и ‘О Чехове’ (1904. No 186. 6 июля. С. 3, No 188. 8 июля. С. 2-3).

⁷⁵ Хотяинцева Александра Александровна (1865-1942) — художница, знакомая семьи Чеховых, автор воспоминаний о писателе. Летом 1897 г. выполнила два карандашных портрета его, позднее — серию карикатур, которую сама называла ‘Чехиадой’ (сохранившиеся листы хранятся в Доме-музее А.П. Чехова в Москве и Ялтинском Доме-музее). В дневник. Лазаревского за 1905 г. вклеено письмо к нему Хотяинцевой от 15 апреля 1905 г., ее рисунок и фотография (ИРЛИ. Ф. 145. Ед. хр. 1. Л. 57-59).

⁷⁶ Имеется в виду портрет Чехова работы И.Э. Браза (1897-1898), выполненный по заказу П.М. Третьякова. Рисунок Хотяинцевой ‘Антон Чехов перед своим портретом в Третьяковской галерее в Москве’ напечатан в газете ‘Новое время’ (1898. No 8108. 23 сентября. С. 7).

⁷⁷ См. примеч. 20.

⁷⁸ В этой книжке ‘Ежемесячных литературных и популярно-научных приложений к журналу ‘Нива’ на 1905 год’ на с. 227-258 напечатана первая часть мемуарного очерка И.Л. Щеглова (Леонтьева) ‘Из воспоминаний об Антоне Чехове’. Окончание — в июльской книжке того же журнала (С. 389—424).

⁷⁹ Чехов М. Сироты // Ежемесячные литературные и популярно-научные приложения к журналу ‘Нива’ на 1905 год. Июнь. С. 197-224.

Чехов Михаил Павлович (1865-1936) — прозаик, переводчик. Младший брат А.П. Чехова и его биограф. Лазаревский не раз навещал его в Москве после смерти Антона Павловича. Один из визитов отмечен в его дневнике (запись от 11 октября 1905 г.):

‘Вечером я пошел на авось к Мих<аилу> Пав<ловичу> Чехову и застал его дома. Он сообщил мне такую массу интересных фактов об А<нтоне> П<авловиче>, что голова у меня закружилась. Во-первых, в Баденвейлере немцы уже поставили памятник Антону Павловичу, принимал участие наш посланник Эйхлер.<...>

Михаил Павлович Чехов с остренькой бородкой, подвижный очень, с проседью чуть — будто более молодой, чем на самом деле. Очень он симпатичен, но глубины Ан<тона> П<авловича>, Ив<ана> Пав<ловича> и Марии Павловны в нем нет. Он талантлив, но не поэт. Иногда бывает похож на зверька какого-то симпатичного, немножко коммерсант по складу ума. Беден не будет’ (ИРЛИ. Ф. 145. Ед. хр. 1. Л. 132 об. — 133), упоминается Дмитрий Адольфович фон Эйхлер (1854-1932), русский посланник при Баденском дворе.

⁸⁰ Ср. запись в дневнике Лазаревского от 3 июля 1906 г.: ‘Прочел я новые воспоминания М. Чехова об Антоне Чехове. Чудесно!’ (ИРЛИ. Ф. 145. Ед. хр. 2. Л. 93 об.).

⁸¹ Волжский (Глинка-Волжский) Александр Сергеевич (1878-1940) — критик, историк литературы. В 1904 г. вел раздел ‘Литературная хроника’ в миролюбовском ‘Журнале для всех’, автор статей религиозно-богоискательского характера, вызвавших острый конфликт между Миролюбовым и группой писателей-знаньевцев во главе с Горьким (см. примеч. 17). Расставшись с ‘Журналом для всех’ в сентябре 1904 г., активно сотрудничал в журналах ‘Новый путь’ и ‘Вопросы жизни’.

⁸² То есть на могиле Чехова в день его смерти.

⁸³ Группа островов в Балтийском море у входа в Ботнический залив, первоначально принадлежавших Швеции и переданных по Фридрихсгамскому миру 1809 г. России, с 1921 г. и по настоящее время принадлежит Финляндии. Единственный город и порт Аландских островов — Марианхамина (шведское название — Марианхамн).

⁸⁴ A.A. Измайлов писал: ‘Из писателей реального, земного, языческого склада Чехов — один из самых реальных, самых земных. <...> Чехов не только не умел возвышенно говорить об идеалах, увлекать зрителя или читателя на какую-нибудь борьбу, но решительно не выносил сколько-нибудь приподнятого темпа в простых человеческих отношениях. Самое большее, он мог просто по-человечески пожалеть. В своих рассказах, как и в жизни, Чехов просто не умел, не мог говорить возбуждающих речей, призывать к энтузиазму, манить на высоты. <...> Он мечтал от начала до конца о счастливой земле, согретой изяществом, любовью, братством. Он никогда не соблазнился звать своего читателя к самоотречению от этих земных благ во имя какого-то другого неведомого мира’ (Измайлов А. Земле земное. (К 10-летию смерти А.П. Чехова) // Биржевые ведомости. Утр. вып. 1914. No 14232. 2 июля. С. 2).

⁸⁵ 30 июня 1914 г. в селе Покровское царицынская мещанка Хиония Кузьминична Гусева, покушаясь на жизнь Распутина, нанесла ему удар кинжалом. Рана оказалась тяжелой, но не опасной для жизни.

⁸⁶ В предыдущем письме от 1 июля 1914 г. Лазаревский писал Миролюбову, что видел во сне ‘Распутина, Сургучова и каких-то палачей…’ (ИРЛИ. Ф. 185. Оп. 1. Ед. хр. 700. Л. 60), упоминается писатель Илья Дмитриевич Сургучев (1881—1956), недруг и соперник Лазаревского.

⁸⁷ В творчестве Лазаревского, его дневниках и письмах снам уделяется особое внимание. Писатель верил в сны, пытался их ‘разгадать’ и осмыслить. Приведем из дневника Лазаревского два описания его снов, в которых является Чехов:

’18 апреля<1905>.

Видел сегодня во сне А<нтона> П<авловича> Ч<ехова> в теплом пальто, в шляпе, стоит в какой-то темной двери. Увидел меня и так ласково улыбнулся. Я спросил:

— Вы получили письмо?

— Нет.

— А то, что с отрывными зубчиками?

— Нет.

И опять улыбка — счастливая, счастливая и добрая.

Если есть загробный мир, то ему хорошо и меня он любит. Я это знаю’ (ИРЛИ. Ф. 145. Ед. хр. 1.Л. 60).

‘4 апреля<1906>.

Мне приснился Антон П<авлович> Чехов. Будто он сидит на одном конце стола и задумался очень. Потом вдруг повернул голову, увидел меня и испугался. Я улыбнулся и сказал:

— Я знаю, почему Вы испугались, — Вы приняли меня за привидение.

— Да, — сказал А<нтон> П<авлович>.

Я потом целый день думал, зачем этот сон’ (ИРЛИ. Ф. 145. Ед. хр. 2. Л. 43 об.).

‘ДЛЯ МЕНЯ ОН НЕ УМЕР’

ИЗ ПИСЕМ Б.А. ЛАЗАРЕВСКОГО к B.C. МИРОЛЮБОВУ

Примечания

Читайте также: