Из писем А.И.Тургенева 1830 г, Тургенев Александр Иванович, Год: 1830 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 20 минут(ы)

Новое литературное обозрение, No 13, 1995

В. Мильчина

ЧАСТНАЯ И ОБЩЕСТВЕННАЯ ЖИЗНЬ СЕН-СИМОНИСТОВ ГЛАЗАМИ РУССКОГО НАБЛЮДАТЕЛЯ

(Из писем А.И.Тургенева 1830 г.)

Александр Иванович Тургенев (1784—1845) по призванию и по долгу службы (с 1810 по 1824 г. он служил директором Департамента духовных дел иностранных вероисповеданий), а после отставки исключительно по воле сердца и ума живо интересовался религиозными убеждениями людей едва ли не всех европейских конфессий. Православный по воспитанию и по вере, он испытывал сочувственный интерес к протестантизму (‘Мы не греки и не римляне, — писал он 11 июня 1830 г. брату Николаю Ивановичу, — а, вероятно, христиане, следовательно, по правилам протестантизма ближе к нему, нежели к греческому православию’¹), исправно посещал в бытность свою в Париже проповеди и духовные беседы (confrences) всех католических священников, чем-либо прославившихся на ниве церковного красноречия, и, очевидно, считал своей миссией посредничество не только между светскими культурами России и Европы, но и между их религиями: наряду с новинками изящной словесности, истории и философии он постоянно пересылал в Россию религиозные сочинения разного рода, газеты, брошюры и проч. Внимание Тургенева привлекали не только ‘официальные’ вероисповедания, но и возникавшие в Европе, в частности во Франции, новейшие ереси, такие, например, как Французская церковь аббата Шателя (1795-1857) и Французская апостольская церковь аббата Озу (1806—1881) — некие ‘усовершенствованные’ версии католического культа. Тургенев испытывает к ним влечение, в котором любопытство переплетается с гадливостью, и, несмотря на отвращение, посещает богослужения новой ‘церкви’ неоднократно. ‘Но всего интереснее для меня и для будущего Франции — новые храмы Шателя и Auzou! — сообщает он 11 июня 1835 г. московскому приятелю почтдиректору А. Я. Булгакову. — Один, в наряде архиерейском и с посохом (crosse), проповедует себя и Христа называет только братом и законодателем, а старушки и многие красотки слушают его и припевают гимны, где славят разум и натура Другой, Auzou, отщепившись от Шателя для того якобы, что он не признает И<исуса> Х<риста> Богом, и нарядившись также в костюм католического священника, проповедует Беранже и выхваляет все народные слабости и пороки, начиная с танцев до пьянства и….., приводит тексты из Священного Писания о пляске Давида перед ковчегом, о свободе, где воду в вино обратили, — и все с адскою насмешкою! <...> Никогда так кровь не кипела во мне негодованием…’⁷

В сен-симонистах, вслед за своим основателем настаивавших на своем желании создать ‘новое христианство’, которое отменит старое, Тургенев видел такую же невежественную секту и с удовлетворением отмечал падение интереса к подобным еретикам среди французов. ‘К утешению благочестивых и к исправлению ошибочного мнения о теперешнем состоянии церкви французской и о расположении умов, особливо в Париже, — писал он Вяземскому и Жуковскому из Парижа 22 февраля / 5 марта 1836 г.,— должно заметить, что здесь не все сенсимонисты, не все шателисты и Озуисты, возникает какое-то чувство к християнству вообще и католицизму галликанской церкви в особенности. Между молодыми людьми — множество любителей духовного, множество ученых, кои избрали предметом — церковь, ее историю, ее учение в разные эпохи християнства’³.

Неприятие новых верований, однако, нисколько не уменьшало интереса Тургенева к ним. Ум Тургенева был устроен так, что едва ли не любое новое явление в сфере литературы, философии, религии немедленно привлекало его внимание. Поэтому уже в первый свой приезд в Париж в 1825—1826 гг. он, среди прочих новинок, присматривается и к сенсимонизму. ‘Промышленники: умом можно торговать точно так же, как промышленными товарами. Сен-Симон и журнал его ‘Производитель’ — главные распространители сей промышленности’⁴, — записывает он в дневник 4/16 ноября 1826 г.

Одним из основных тезисов доктрины Сен-Симона было утверждение, что управлять обществом и играть в нем главенствующую роль должны не те люди, которые получили богатство и титулы по наследству, но те, которые выказали себя способными к властной и созидательной деятельности, среди них Сен-Симон выделял промышленников, ученых и художников (людей искусства)⁵, это предпочтение, отдаваемое талантам, вкупе с человеколюбивыми декларациями на рубеже 1820—1830-х гг. привлекало к сенсимонизму многих французских литераторов, которые в большей или меньшей степени поддавались обаянию нового учения. Публикуемые фрагменты из писем Александра Ивановича Тургенева к брату, Николаю Ивановичу Тургеневу, находившемуся в это время в Англии, свидетельствуют о том, что А. И. Тургенев, в отличие от многих современников-французов, с самого начала не обольщался насчет ‘мнимой системы мнимой религии’. Фрагменты эти — наиболее развернутые отзывы Тургенева о сен-симонизме, период же, когда они были написаны, октябрь — ноябрь 1830 г., — пора самого живого интереса Тургенева к последователям Сен-Симона. 23 декабря 1830 г. Александр Иванович уехал в Лондон⁶, а в следующий его приезд во Францию в 1835 году сен-симонистское движение хотя и не прекратилось, но, можно сказать, отошло в Париже на периферию общественного сознания. В России у сен-симонизма еще нашлись позднее, в конце 1830-х — начале 1840-х годов, страстные поклонники и продолжатели, например, в лице петрашевцев⁷или В.С.Печерина, но если последнему потребовалось пройти через многолетнее поклонение ‘святому Сен-Симону’ для того, чтобы в конце жизни понять, что сен-симонизм — ‘та же католическая церковь, только в новом виде’ и что в нем ‘опять видна та неизлечимая любовь к крайней централизации и деспотизму, какою страждут французы’⁸, то Тургенев различил фальшь нового учения тотчас же. Его смутили даже не ‘диктаторские’ потенции сен-симонизма, который, как любая утопическая теория, стремился полностью подчинить личность высшим интересам общества, но непросвещенность новых жрецов, их ‘шарлатанство’. С самого начала он смог бы подписаться под ‘приговором’, который вынес сен-симонизму в парижской корреспонденции I апреля 1836 г.: ‘Разве сен-симонисты не християнству обязаны тем, что в них было не нелепого?’⁹Источник публикации — РО ИРЛИ. Ф.309. No 314.

Примечания

1 Тургенев А.И. Политическая проза. М., 1989. С. 11.

2 РГАЛИ. Ф.79. Оп.1. No 48. Л.29-29 об.

3 РО ИРЛИ. Ф.309. No 1217. Л.21 об.

4 Тургенев А.И. Хроника русского. М.—Л., 1964. С. 436 (далее везде: Хроника).

5 О переоценке понятия ‘художник’ в начале XIX века и об обретении им смысла сугубо положительного и даже сакрального см. : Bnichou P. Le sacre de Г crivain. 1750—1830. Essai sur l’av&egrave,nement d’un pouvoir spirituel laque dans la France moderne. P., 1973. P.421—422. Краткую библиографию работ о связях крупнейших французских писателей XIX в. с сен-симонизмом см.: Walch J. Bibliographie du saint-Simonis me. P., 1967, по указ.

6 См.: РО ИРЛИ. Ф.309. No 314. Л. 212.

7 См., например: Первые русские социалисты-утописты: Воспоминания участников кружков петрашевцев в Петербурге. / Сост. Б.Ф.Егоров. Л., 1984. По указ.

8 Печерин B.C. Замогильные записки.— Русское общество 30-х гг. XIX века. М., 1989. С.233.

9 Хроника. С.98.

А. И. ТУРГЕНЕВ — Н. И. ТУРГЕНЕВУ

10 октября 1830. <...>В полдень отправился я в улицу Taitbout, salle Taitbout же, где les Saint-Simoniens начинали сегодня свое сборище публичное и проповедь¹. Все это время над ними и над их системою многие смеялись и в журналах ежедневных, и в брошюрах, и особливо нападали на них за то, что члены их записались и в число друзей народа², но они заявляют, что сходство цели, общеполезной для народа, вовлекло их в сообщество с другим обществом. Меня впустили в залу, наполненную дамами и публикой мужской, и в зале на эстраде поставили кафедру, по сторонам коей сидели отцы, между коими одна мать, жена главного из отцов Mr Bazard³, ревностнейшего ученика Сен-Симона. Мне указали почетное место, и я спросил у провожавшего меня отца, лет в двадцать пять⁴, какова цель общества и верно ли освещена она в изданной ими в 1829 году доктрине Сен-Симона⁵, умершего в 1826 году⁶. Так как он сказал мне, что она там неполна и что лучше с их религией познакомиться в ‘Пропагатере’, журнале, ими издаваемом⁷, и в<о> втором томе, который скоро издан будет, он начал объяснять мне новую свою религию, которая должна покорить мир и показать ничтожность всех других и падение слепого християнина. Из слов я заметил, что они настоящие пантеисты ⁸, то есть принимающие Творца и Творение заедино, так, как Спиноза, Лесинг и наш знакомец Шеллинг⁹. Но он начал еще более запутываться в объяснениях и утверждать, что они названия пантеистов не принимают, а только существо учения их, что Спиноза, Лесенж¹⁰, Гердер, Вико, Баланш¹¹ темно угадывали, намекали о том, что Сен-Симон возвестил для спасения и для наставления всего мира, притом из некоторых слов показалось мне, что они и християнство принимают, и я сказал ему: Vous tes donc chrtiens? — Oh non, Monsieur! {Так вы христиане? — О нет, сударь! (фр.).} — вскричал мой сен-симонист, начал просить позволения прийти ко мне и доставить мне случай познакомиться с главными отцами их, и ввести меня завтра и в другие дни в другую залу, где они собираются в неделю два раза для объяснений своей доктрины, но вечером¹². Приглашение принял, а от визита отнекался. Между тем час проповеди наступал, публика заняла все ложи и партер, и оратор¹³ с смешною важностию начал излагать системы всех религий, начиная с фетишей, политеизма, Моисея до Христа, о коем говорил с почтением и почти с энтузиазмом, представлял християнскую систему и всю доктрину Иисуса как непрочную и везде падающую и уступающую везде — сен-симонизму: — а их в Париже, в Тулузе и в Авиньоне всего-навсе<го> 500 — и с устроителями¹⁴. В християнстве находил он главным недостатком — что оно основано на одном спиритуализме ¹⁵, не объяснило всего в человеке, то есть и материи, столь же существенной части человеческой и Божеской натуры, как и спиритуальная. Порицал християнскую Троицу и составлял какую-то свою, так горячился, что пена была у рта и что, изложив доктрины предшествовавших религий, запил их водою с сахаром, перевел дух — и начал излагать уже свой сен-симонизм, говоря и вздор и непонятные фразы, а иногда выскакивали фразы и красноречивые, заключил молитвою мистическою и воззванием к Святому Сен-Симону, коего поставлял выше Христа и проч. Нас называл сыновьями и дочерьми, а сидевших вокруг отцов братьями и отцами¹⁶. Все слушали с большою важностию, а у меня вырывалась усмешка. По окончании проповеди мой отец-юноша опять подсел ко мне и, как ни отрывали его другие, он не отступал от меня, толковал непонятную свою доктрину и все упрашивал войти со мною в прение. Я обещал только завтра прийти к ним в собрание. Я спросил, правда ли, что они проповедуют общину имений и жен¹⁷ и пр. Он отвечал, что нет, что это выдумали их противники, что, разделяя умы на перво- и второклассные, они полагают, что те, кои своими умственными средствами приобрели достаток, должны им и пользоваться, но что наследства передавать не могут¹⁸, или что-то подобное. Вильменя ¹⁹поставил он во второй класс умов — и будто бы он за это рассердился. Сказывают, что и между ними уже есть расколы²⁰ и что отщепенцы собираются в другое время. В Англии подобных сект много, но здесь это еще редкость.

12 октября 1830. <...> Вчера ввечеру был я в заседании сен-симонистов. Перед началом чтения и прений тот же отец объяснял свою цель, религиозную и политическую: главное средство политического возрождения в отмене права наследства. В 8-м часу началось чтение одной из глав книги, где изложена доктрина, хотя еще не вполне, Сен-Симона: глава о методах, чтение коей из печатной и всем слушателям известной книги продолжалось более часу, содержит декламацию и неясные мысли о многом, но мало о методах: потом начались споры между отцами и слушателями, кои нападали за некоторые положения в учении С<ен>-Симона. Двое из отцов спорили не без таланта, но о мнениях философических: результат для меня был тот, что я убедился в их невежестве и что профессор немецкий лекциями эклектическими или энциклопедическими, то есть хорошей историей разных философских систем — удержал бы Сен-Симона и его последователей от желания — установить новую религию! Я ушел в половине десятого часа, но остановился у дверей, потому что услышал насмешки отца над Аристотелем, на коего ссылался один из слушателей, и одобрение сего же отца какого-то мнения Иисуса Хр<иста>, коего выдавал за более глубокомысленного человека. Tout chaud {по горячим следам (фр.).} передал я это Свечиной²¹ и ее салону и кончил вечер — до полуночи, у St-Aulaire²², где штутгартский умный charg d’affaires {поверенный в делах (фр.).} Hgel²³ вторил мне и Ганцу²⁴ в наших объяснениях невежества сенсимонистов. Вчера и Mme St-Aulaire и Mme Belloc²⁵ были на их проповеди, но я не заметил их. Отец — хотел непременно сегодня прийти ко мне и снабдить меня ‘Пропагатером’ — на путь грядущий! <...> Отец мешает продолжать: он пришел толковать мне о своей Доктрине.

13 октября 1830. <...> <вчера> Отец Ламуанье долго сидел у меня и старался всем возможным красноречием объяснений прямых начал своей мнимой религии убедить меня и привлечь к ней, но — не успел. Он мне понравился, однако ж, терпением, с коим выслушал мои замечания и мои искренние сожаления, что отцы и братья и сыновья его — о Св<ятом> Симоне — не имели случая сделать полного курса философии, в коей нашли бы и свои мнения, и то, что они выдают за свое, и увидели бы неосновательность оных — и свое глубокое невежество. Я обвинял Правительство, что оно по сию пору не завело во Франции ни порядочного университета, ни философской кафедры по немецкому масштабу²⁶. Пора была уже к обеду, а он все убеждал меня и, отходя, просил позволения привести на помощь свою другого, более углубленного в учение Симона, и прийти сегодня с издаваемым им журналом и с отпечатанными листами второй части их лекций. Я согласился на его вторичное посещение, но еще не знаю, дождусь ли, ибо вижу, что нового он мне ничего не скажет. — Ввечеру отправился к герцогине Броглио²⁷ и нашел там Кузеня²⁸ и гр<афа> Бонды²⁹ (квестора камеры депутатов). — Другой философ, Жофруа³⁰, уходил от нее. Разговор начался о сен-симонистах — ибо и все журналы о них теперь упоминают. Я рассказал, что слышал в двух заседаниях. Кузен высказал нам о своем знакомстве с самим С<ен>-Симоном и с его ревностными последователями, кои беспрестанно навязывались на него и — Auguste Comte³¹, писатель не без ума, но теперь несколько помешавшийся, неоднократно упрашивал Кузеня, именем всех сен-симонистов, составить для них религию! — ибо-де, они не имеют для сего довольно веры, а в Кузене этого материяла, нужного для сочинения религии, — достаточно! Кузень уверял, что Сен-Симон был совершенный невежа, но с довольно блестящим умом, что жизнь его была почти развратная, что он два раза был женат³² и что в другой раз он кому-то предлагал жену свою для достижения какой-то цели³³. Кузень, качаясь в креслах у столика, где лежал недочитанный Броглио Паскаль, начал толковать нам мнимую систему мнимого философа Сен-Симона, сравнивать его бредни с системами немецкими, говорил о Гегеле и Канте, о пантеизме, называл сен-симонистов полу пантеистами и полуматериалистами, соглашался со мною, что им нужен немецкий профессор философии, хотя сам он должен бы был заменить его. Оказалось, что и Бонди коротко знавал Сен-Симона: он почти ежедневно бывал у него, занимал деньги³⁴ и пр. — вошел сам Броглио, возвратившийся из Совета Корол<евско>го, пожал мне руку, удивившись моему пребыванию в Париже, ибо в первый раз удалось мне встретить его, и предмет разговора изменился.

14 октября 1830. <..,> Сен-симонист сидел у меня долго, оттого что при нем был и Полторацкий³⁵, коего голова загорелась от бредней его. Они целовались, но я взял слово с сен-симониста, что он его вводить в общество не будет, ибо это могло бы ему повредить в России, и что первая его обязанность не об усовершенствовании рода человеческого думать, а о своих рабах и рабынях, коих Провидение ему вверило, и дать им со временем свободу, которую, по словам его, он уже обещал, не продав ни одной души и после проигрыша миллиона в Москве.

15 октября 1830. <...> Шуберт³⁶ зашел ко мне сегодня поутру, и я повел его завтракать в Palais-R <...> Шуберт рассказывал мне много о Сен-Симоне, коего знавал лично: он тратил миллионы и был идеал сладострастия, сенсуальности. Строил, содержал б… и два раза был женат: во второй раз он женился на вдове нашего генерала Бауера, умной женщине-авторе³⁷, но с тем, чтобы уступить ее академику Пуасону³⁸ для опытов, то есть для того, чтобы видеть, какой результат будет от сочетания славного математика с умною женщиной. Он сам предлагал Пуасону быть мнимым ее мужем и отдать ему ее для употребления. И этот муж — ставится выше Христа!