Из общественной и литературной хроники Запада, Энгельгардт Анна Николаевна, Год: 1893 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 32 минут(ы)

Изъ общественной и литературной хроники Запада.

Конецъ года и конецъ вка.— Тайна ‘желзнаго канцлера’.— Фальсификація Эмской депеши.— Двадцать лтъ катастрофъ.— Страничка изъ отрывного календаря. — Христофоръ Колумбъ и Фердинандъ Лессепсъ. — Повстка апелляціоннаго суда города Парижа. — Семьдесятъ пять сантимовъ.— Изъ прошлаго министра юстиціи Рикара.— Набережная Лессепса.— Встрча Лессепса Рикаромъ. — ‘Великій французъ’. — Интервью съ Делаге.— Панамская пивная.— Депутатъ клянется добраться до дна клоаки.— Убжище Лессепса.— Замокъ Агнесы Сорель.— Счастливое невдніе.— Мельхіоръ де Вогюэ о Панамскомъ дл.— Новый феодализмъ. — Пресса и ея смыслъ.— Спящая власть.— Интервью съ главою Арміи Спасенія.— Идеи генерала Бута.— Движеніе въ католицизм.— Антиклерикальный папа.— Схоластики нестественники.— Бунтъ медиковъ въ Париж.— ‘Paris-Tripot’.— Грозный редакторъ.— Убійство застрахованной жены.— Писательскій мозгъ.— Мозгъ Альфонса Додэ, Эмиля Зола и Франсуа Коппэ.

Годъ закончился для Европы такими событіями, которыя представятъ, конечно, для будущаго историка переживаемаго нами времени, поучительнйшую и интереснйшую страницу. Панамское дло, развернувшее передъ взорами изумленнаго человчества язвы современнаго, выродившагося парламентскаго режима, великій Лессепсъ, облагодтельствовавшій міръ, подъ судомъ, смшанъ съ шайкой парламентской черни, банкировъ, биржевиковъ, всякихъ ‘дльцовъ’, вотъ одна половина картины. Другая — бывшій желзный канцлеръ, опутывавшій, какъ паукъ своими стями Европу — Бисмаркъ, открываетъ страшную тайну, ту уловку ‘маклера’, съ помощью которой онъ поднялъ одну націю на другую и пролилъ рки крови.

Фальфисикація депеши! вотъ кровавая тайна, которую выдало время въ подтвержденіе того, что нтъ ничего тайнаго, что не сдлалось бы явнымъ. Только старческимъ ослабленіемъ можно объяснить то, что Бисмаркъ открылъ свой секретъ.

‘Я былъ въ Варцин,— говоритъ Бисмаркъ,— когда по Парижу прокатилась всть о кандидатур принца Леопольда Гогенцоллерна на тронъ Испаніи. Французы взволновались, словно потеряли голову… Положеніе вещей было какъ нельзя боле удобнымъ для насъ… Я отправился въ Берлинъ, чтобы переговорить съ Мольтке и Роономъ о всхъ вопросахъ. Дорогою, я получилъ слдующее телеграфическое сообщеніе: ‘Принцъ Карлъ Гогенцоллернъ, изъ любви къ миру, взялъ обратно кандидатуру своего сына Леопольда. Все въ порядк’.

‘Я былъ крайне пораженъ этимъ оборотомъ дла. Представится ли еще такой удобный случай? думалъ я…

‘… Я сидлъ за столомъ съ Мольтке и Роономъ, когда пришла Эмская депеша. Въ ней значилось: ‘Извстіе объ отреченіи наслднаго принца Гогенцоллерна было оффиціально сообщено испанскимъ правительствомъ французскому, когда французскій посланникъ въ Эмс обратился къ его величеству съ просьбой уполномочить его, телеграфировать въ Парижъ, что его величество король не выскажетъ одобренія, въ томъ случа, если Гогенцоллерны заявятъ вновь свою кандидатуру.

‘Слдовало длинное объясненіе о заявленіяхъ Бенедетти и отказ короля принять французскаго посла.

‘Прочитавъ это письмо, я обратился къ Мольтке:

‘_—Думаете-ли вы,— сказалъ я,— что наша армія достаточно хороша, чтобы начать войну?

Мольтке отвчалъ:

‘_—Мы никогда еще не имли лучшей арміи, какъ въ эту минуту.

‘_—Будьте спокойны,— отвчалъ я. Я внимательно перечелъ депешу, взялъ крандашъ, и вычеркнулъ всю середину, гд говорилось, что Бенедетти проситъ новую аудіенцію и проч. Я оставилъ только голову и хвостъ. Теперь, депеша явилась совершенно въ иномъ вид и тон… Я немедленно приказалъ ее разослать съ возможною поспшностью въ телеграфныя бюро, во вс газеты, во вс миссіи. Желаемый эффектъ былъ произведенъ. Депеша словно бомба разразилась надъ Парижемъ. Что затмъ слдовало — извстно. Я полагалъ,— прибавляетъ Бисмаркъ,— что былъ уполномоченъ сдлать эту помарку, казавшуюся мн совершенно необходимой. Въ моей вол было опубликовать депешу in extenso или въ извлеченіи. Я не жалю, что опубликовалъ ее въ извлеченіи’.

Да, что затмъ послдовало — извстно. Кровавый годъ франко-прусской войны до сихъ поръ какъ гигантскій призракъ тяготетъ надъ Франціей, сгоняя улыбку съ ея прекраснаго лица, заставляя кланить голову великій лавроносный народъ,— да, этотъ годъ не забудется, такъ же тяготетъ онъ надъ Франціей, какъ надъ Русью — годъ Берлинскаго конгресса.

Страшный годъ! Газетное витійство

И рзня, проклятая рзня!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

О, любовь! — гд вс твои усилья?

Разумъ! — гд плоды твоихъ трудовъ?

Жадный пиръ злодйства и насилья,

Торжество картечи и штыковъ!

Этотъ годъ готовитъ и для внуковъ

Смена раздора и войны.

Въ мір нтъ святыхъ и кроткихъ звуковъ,

Нтъ любви, свободы, тишины!

Чего только не пережила Франція за эти двадцать лтъ! Война, нашествіе, ужасы государственнаго крушенія, междуусобица, религіозныя преслдованія, насилія надъ совстью, изгнаніе потомковъ царствующихъ династій, разложеніе королевскихъ домовъ, крахъ аристократіи, честь, попранная деньгами, разложеніе правящихъ классовь, темныя силы пролетаріата громче и громче заявляютъ о себ, трагическія стачки, динамитъ, динамитъ, динамитъ! ужасающая разнузданность аппетитовъ и пороковъ, солдатъ едва не схватилъ внца Франціи, но кончилъ самоубійствомъ, нравы грубо преобразились, пресса продажна, парламентъ продаженъ, крахи финансовыхъ спекуляцій, порнографія и натурализмъ въ литератур, ‘bote humaine’ живописуемая со всей силой могучаго поэтическаго дара, магическій прогрессъ наукъ, новыя страны открыты для цивилизаціи и… для пороха и алькоголя, перемщеніе политическаго центра тяжести, Россія протягиваетъ руку Республик, русскій народъ съ несмолкаемыми криками восторга встрчаетъ въ Москв французовъ, святйшій отецъ благословляетъ республиканскую Францію и принимаетъ четвертое сословіе подъ свое покровительство, крушеніе принциповъ и идей, добро и зло, честь и безчестіе, дла, за которыя должно краснть, и дла, которыми должно гордиться!

Какое пестрое двадцатилтіе! Сколько поучительнаго въ исторіи этихъ лихорадочныхъ дней! Ни одна эпоха на такомъ маломъ промежутк времени не сконцентрировала столькихъ разнообразныхъ событій. И мы еще не дожили до развязки. Этотъ вкъ общаетъ кончиться такъ же, какъ начался. Вс струны натянуты. Европа въ равновсіи неустойчивомъ, толчокъ и… Политическія и соціальныя метаморфозы, которыми чревато грядущее столтіе, предвщаются массою ‘признаковъ времени’, для тхъ, ‘кто иметъ очи, чтобы видть’, и конечно эти метаморфозы будутъ совершенно неожиданными для всевозможныхъ доктринеровъ.

Но изъ всхъ событій послднихъ дней, позорнйшимъ является конечно Панамское предпріятіе, начавшееся съ ткимъ блескомъ и рухнувшее съ такимъ трескомъ.

* * *

Возьмите любой французскій ‘отрывной’ календарь на 1892 г. и вы въ немъ найдете:

НОЯБРЬ

Солнце восх. 7 ч. 18 м. Заход. 4 ч. 13 м.

20

1869. Торжественное открытіе Сэуцкаго канала, прорытаго Лессепсомъ, для соединенія Средиземнаго моря съ Краснымъ.

Воскресенье

325. св. Эдмонда. 41.

20 ноября 1869 г., при рукоплесканіяхъ всхъ націй земного шара, великій Лессепсъ открылъ Суэцкій каналъ.

А 20 ноября 1892 г., судебный приставъ представилъ Лессепсу повстку, приглашающую его предстать передъ трибуналомъ его страны.

Эта повстка можетъ идти въ параллель съ цпями Христофора Колумба, открывшаго Новый Свтъ.

Какъ Христофоръ Колумбъ свои цпи, такъ и старецъ Фердинандъ Лессепсъ можетъ потребовать, чтобы эту повстку положили ему въ гробъ.

Другія націи завидовали Франціи, что она иметъ такого человка. Съ его именемъ сроднилась слава его страны. Вс правительства почитали его. Гамбетта именемъ Республики наименовалъ его ‘Великимъ французомъ’ и это имя осталось за нимъ какъ титулъ, признанное цлымъ міромъ. Французская академія открыла ему свои двери. Его слова цитировали, его бумаги хранили какъ акты царственнаго лица. Ему улыбались какъ дду, когда онъ еще нсколько лтъ тому назадъ катался верхомъ по аллеямъ Булонскаго лса, окруженный своими дтьми, составлявшими его кортежъ. Завистливая, стремящаяся все нивелироватъ демократія признавала его права на высокое положеніе.

Творецъ Суэцкаго канала! Почти девяностолтній старикъ — и его отдать подъ судъ! Событія движутся съ неумолимостью падающей гири, и никто не замчаетъ, что вновь совершается дло, которое занесется въ летописи человчества, какъ примръ, среди многихъ другихъ, превратности человческой судьбы.

Древній старикъ едва ли даже хорошенько понимаетъ, что съ нимъ происходитъ. Геній его угасъ подъ бременемъ трудовъ и лтъ, самое сознаніе потускнло.

Неужели же его въ креслахъ принесутъ въ судъ?

Неужели служитель емиды въ своей удивительной шапк будетъ его спрашивать:

— Подсудимый, какъ ваше имя?

* * *

Но, скажутъ, какъ бы то ни было, а Панамское предпріятіе рухнуло и вкладчики поплатились за свою доврчивость?

Но неужели нельзя отдлить очевидно опутаннаго плутоватыми аферистами старика отъ этихъ аферистовъ? Въ то время, какъ Америка приступала къ чествованію Христофора Колумба, во Франціи былъ составленъ слдующій актъ на своеобразномъ судейскомъ жаргон:

‘Апелляціонный Судъ города Парижа.

Тысяча восемьсотъ девяносто второго года, двадцатаго ноября по докладу г. Генеральнаго Прокурора передъ Апелляціоннымъ Парижскимъ судомъ, въ засданіи онаго, въ вышеназванномъ город, въ зданіи суда.

‘Я, Шарль-Мари-Жоржъ Дюпюи, приставъ Апелляціоннаго Парижскаго Суда, проживающій въ зданіи суда, нижеподписавшійся,

‘Призванный явиться въ пятницу двадцать пятаго текущаго ноября, предъ оберъ-президентомъ, президентами и совтниками Аппеляціоннаго Суда, заявилъ, что приговоръ произнесенъ будетъ заочно въ случа если не явятся слдующіе лица:

‘во 1-хъ, де-Лессепсъ (Фердинандъ-Мари), кавалеръ креста Почетнаго Легіона первой степени, проживающій въ Париж, въ улиц Монтень, 11,

‘во 2-хъ, де-Лессепсъ (Шарль-Эме-Мари), членъ общества Панамскаго канала, проживающій въ Париж, въ улиц Монтень, 51,

‘въ 3-хъ, Фонтанъ (Маріусъ-Этьенъ), проживающій въ Париж, улица Шарро, 9,

‘въ 4-хъ, Коттю (Анри-Луи-Феликсъ), проживающій въ Париж, улица Булонскаго лса, 36,

‘въ 5-хъ, Эйфель (Александръ-Гюставъ), проживающій въ Париж, улица Рабле, 1:

обвиняемые въ томъ, что они въ сообществ и въ теченіе трехъ лтъ употребляли мошенническіе пріемы съ цлью заставить врить въ химерическое предпріятіе и воображаемый кредитъ, растратили ввренныя имъ на опредленное дло и употребленіе подъ акціи суммы и такимъ образомъ присвоили себ чужую собственность, что предусмотрно и наказуемо статьями 405, 406, 408, 2, 5, 59 и 62 уголовнаго кодекса.

‘А для того, чтобы они не могли отговориться незнаніемъ, я вручилъ каждому изъ нихъ копію съ настоящаго акта, стоимость коей 0 франковъ 75 сантимовъ.

‘Подписалъ Жоржъ Дюпюи’.

405 статья, подъ которую ‘подвели’ великаго Лессепса, присуждаетъ каждаго, кто съ помощью мошенническихъ пріемовъ увритъ другихъ въ химерическомъ предпріятіи, возбудитъ ложныя надежды на успхъ и заставитъ другихъ пріобртать дутыя акціи, облигаціи и т. п., присвоитъ себ ихъ собственность, подвергается тюремному заключенію отъ одного до пяти лтъ, а также можетъ быть лишенъ особыхъ правъ и преимуществъ, срокомъ minimum на пять лтъ и maximum десять (права голосованія, избираемости, лишается права занимать общественныя должности, носить оружіе, неспособенъ быть опекуномъ, экспертомъ, свидтелемъ и т. д.).

Палата вотировала 580-ю голосами необходимость принять во вниманіе высокое достоинство ордена Почетнаго Легіона, котораго Лессепсъ кавалеръ (а не его заслугъ, значитъ!?), но тмъ не мене судебное преслдованіе возбуждено {Въ конц-концовъ все-таки нашли возможнымъ выдлить пока Фердинанда Лессепса изъ числа прочихъ.} Риваромъ, хранителемъ печати, министромъ юстиціи и культовъ. Понятно, ни съ чмъ не сравнимое волненіе, которое произвело это извстіе въ Париж и во всей Франціи. Нтъ городка, деревушки, послдняго кабачка, гд бы съ жаромъ не трактовали о Панамскомъ дл.

Любопытно, что Риваръ, нын возбудившій преслдованіе противъ Лессепса, нкогда былъ мэромъ Руана. Въ качеств послдняго, онъ въ 1885 году организовалъ въ честь Лессепса празднество въ Руан. По его настоянію набережная въ порту была названа по имени великаго француза и торжественное ея открытіе совершено было 5 мая въ присутствіи Лессепса.

Ему были предоставлены покои префектуры и Риваръ первый его привтствовалъ по прибытіи, поднесъ ему дипломъ отъ Муниципальнаго совта на званіе ‘Гражданина Руана’ и произнесъ рчь:

‘Monsieur de Lesseps!

‘Городъ Руанъ счастливъ васъ привтствовать и открыть въ вашемъ присутствіи набережную, названную набережной Лессепса!..

‘Ваша славная жизнь такъ полна полезными дяніями, что я и помыслить не могу перечислить вс услуги, оказанныя вами стран.

‘Имя ‘Великаго француза’ (le Grand Franais) у всхъ на устахъ, я могу утверждать, что оно такъ же и во всхъ сердцахъ…’ и т. д. и т. д. и т. д.

Въ Руанскихъ газетахъ можно отыскать эти рчи Рикара.

Что написано перомъ, того не вырубишь топоромъ.

* * *

Газеты своевременно извстили русскую публику о томъ бурномъ засданіи французской палаты депутатовъ, въ которомъ Делаге бросилъ въ лицо парламенту и пресс обвяненіе въ продажности, не отвчая на требованія назвать имена, назначено слдствіе, затмъ судъ — дло въ конц-концовъ разъяснится конечно. Но когда мы пишемъ эти строки, оно еще бурлитъ и клокочетъ, поднимая грязь со дна французскаго общества, мутный потокъ ширится, разливается, готовъ все поглотить, одна за другой подмывается имъ репутація дятелей политики и прессы, словно вновь началось ‘половодье’, долженствующее очистить Францію отъ накопившагося сору. Если бы Буланже былъ живъ, если бы у него хватило силъ душевныхъ перенести кризисъ своей блестящей карьеры, его бы фонды въ настоящую минуту поднялись высоко, и, кто знаетъ, какъ бы высоко взнесли его волны Панамскаго дла. Но Буланже нтъ.

Продажность французской прессы — дло не новое. Но подобныя разоблаченія происходятъ въ первый разъ и, повидимому, журналисты ничего такого не ожидали. Они сжились съ обычаемъ ‘благодарности’, какъ гоголевскіе чиновники со взятками. Но вдь гоголевскіе чиновники жили въ город, изъ котораго хоть три года скачи, никуда недоскачешь, были людьми невжественными и представителями мертвой канцелярщины и ябеды, а тутъ вдь дло идетъ о міровой столиц, о центр цивилизаціи, о ‘пресс’, о представителяхъ мысли, пера, печатнаго слова!

Разоблаченія, сопровождающія Панамское дло, освщаютъ недостатки парламентскаго режима, который такъ долго выставлялся вепогршимымъ. Депутаты ‘грютъ руки’, пресса ‘гретъ руки’, создатель новой вавилонской башни, Эйфель, ‘гретъ руки’… и это на порог двадцатаго столтія. Право, точно переносишься въ Миргородъ, въ доброе старое время, когда еще тамъ проживали едоръ Ивановичъ съ Иваномъ Никифоровичемъ.

Своеобразные порядки французской прессы начались, впрочемъ, не съ сегодняшняго дня: еще Бальзакъ въ своемъ роман ‘Illusions Perdues’ (въ перевод ‘Погибшія мечтанія’ помщался въ истекшсмъ году въ нашемъ журнал) рисуетъ первый расцвтъ ‘разбойничества пера’. Мы видимъ уже созрвшій плодъ его.

* * *

Однимъ изъ дятельнйшихъ разоблачителей Панамскаго краха явился, какъ извстно, депутатъ Делаге. Любопытно ‘интервью’ одного парижскаго журналиста съ этимъ энергическимъ обличителемъ.

Депутатъ, поднимающій такія бури въ Палат, живетъ въ спокойномъ и молчаливомъ квартал, гд возвышаются суровыя стны монастырскихъ зданій, пустынно, тихо, точно не въ Париж. Депутатъ живетъ во двор, во второмъ этаж. Надо подняться нсколько ступеней вверхъ.

— Звоню,— разсказываетъ журналистъ,— слуга отворяеть. Представляю мого карточку и черезъ нсколько минутъ появляется Делаге, только что свшій за обдъ. Онъ приглашаетъ меня пройти въ столовую.

— У меня вс секунды на счету,— говоритъ мн любезный депутатъ Индры и Луары,— но, если желаете, пока я буду кончать обдъ, потолкуемъ.

— Вы знаете зачмъ я явился, mon cher dput, и извините, надюсь, нескромность посщенія въ такой необычный часъ. Ршено начать преслдованіе противъ администраціи Панамы, и я желалъ бы знать…

— Буду ли я требовать ускореннаго разслдованія дла??.. Непремнно. И такъ это положительно врно, что ршили преслдовать???..

— Совершенно врно…

— Ну, а предприниматели? — разспрашиваетъ Делаге, какъ будто совершенно посторонній длу.

— Покамстъ называютъ только одного…

— Эйфеля!.. Я не считаю его виновне другихъ. Я желаю одного — разслдованія. Я желаю, чтобы вс участники, вс вкладчики могли ясно видть суть этого темнаго дла, вс его пружины. Я желаю одного, и борюсь за это изъ всхъ силъ,— чтобы правосудіе обличило и покарало всхъ низкихъ плутовъ, бравшихъ дань со всхъ. Тутъ дло не въ частномъ нарушеніи нравственности, тутъ задта политическая мораль, и если виновными окажутся даже члены Парламента, что длать! Безъ колебанія надо ими пожертвовать. Скандалъ страшный и будетъ еще больше!

Вы представить себ не можете, какія разоблаченія приходятъ ко мн со всхъ сторонъ, отъ всхъ партій, со всхъ концовъ Франціи, на счетъ низостей, которыя совершила Панамская компанія. Каждый день разоблачаются новыя вражи, которыя совершались съ самымъ наглымъ цинизмомъ.

— Вы думаете, что должно преслдовать предпрняимателей?

— Да, но всю отвтственность должно сложить на инженеровъ, и какъ тутъ цвтъ французскихъ инженеровъ будетъ скомпрометированъ, то вы можете угадать, что произойдетъ…

Но среди администраторовъ есть же хоть сколько нибудь, которые вели себя какъ честные люди.

— Да, конечно… Но остальные! Существуетъ въ счетахъ чековъ на семьдесятъ милліоновъ, подписанныхъ Маріусомъ Фонтаномъ… Употребленіе этихъ секретныхъ суммъ порою совершенно невроятное. Поврите ли, что компанія давала субсидію одной пивной съ женской прислугой!

— Пивной съ женской прислугой?

— Да… Существовала въ Латинскомъ квартал пивнаясъ вывсвой ‘А l’Isthme de Panama’, въ окн этой панамской пивной выставленъ былъ громадный транспарантъ, представлявшій работы по прорытію канала. И вотъ хозяинъ этой пивной съ женской прислугой, дла которой шли не блестяще, получалъ изъ кассы компаніи регулярное вспомоществованіе… Хороши гуси, а?! Вотъ почему, милостивый государь, я буду настаивать на разоблаченія этой шайки. Необходимо, чтобы въ это дло внесенъ былъ свтъ… и я пойду до конца, я взрою до дна эту клоаку.

Такъ объясняетъ депутатъ свою дятельность. Каковы истинныя пружины его — опредлить трудно.

Во всякомъ случа онъ достигъ своего — клоака возмущена и вся грязь поднялась со дна.

* * *

Въ тридцати километрахъ отъ городка Иссуденъ находится замокъ Шене. Холоднымъ туманнымъ утромъ, въ ноябр, дорога среди голой и ровной пустынной мстности этого уголка Берри кажется довольно долгой, а телжка, въ которой приходится совершать это путешествіе, довольно тряской. Словоохотливость философа-возницы, впрочемъ, можетъ нсколько скрасить скучную дорогу, опровергая нелестное мнніе Бальзака о жителяхъ Иссудена, высказанное въ одномъ изъ его романовъ.

Вотъ уже 25 лтъ, какъ замокъ Шене служитъ лтней резиденціей фамиліи Лессепсовъ. Онъ расположенъ въ открытой мстности, въ разстояніи одного лье отъ мстечка Ватана.

Выйдя изъ экипажа, путешественникъ замчаетъ въ осеннемъ туман, среди построекъ раскинувшейся фермы, окружающей замокъ и рощи парка, дв башеньки древней резиденціи Агнесы Сорель.

По мр увеличенія семейства, Лессепсъ пристраивалъ къ древнему зданію новыя, и мало помалу образовался патріархальный фаланстеръ, гд старика лтомъ окружаютъ его тринадцать дтей (старшему 52 года, а самому младшему 7), многочисленные друзья и домашніе.

— Подъ деревомъ собираются во время тихой погоды, въ грозу же благоразумные спшатъ отъ него удалиться,— сказалъ Овидій.

Но съ Лессепсомъ этого не случилось. Несмотря на тяжелыя времена, онъ окруженъ друзьями. За послдніе три года силы старика значительно упали. Жена является его ангеломъ-хранителемъ. Панамская катастрофа сразу подорвала силы Фердинанда Лессепса, одолвавшаго въ теченіе тридцати лтъ надвигавшуюся старость. Теперь онъ слабъ и боленъ, катается въ коляск по парку своего уединеннаго убжища, иногда пройдется и пшкомъ.

Парижанинъ, пріхавшій ‘интервьюировать’ старика, былъ проведенъ женою въ нему. Уже полдень и скоро должны позвонить къ завтраку.

Лицо Лессепса мало измнилось: т же черные глаза въ морщинистыхъ орбитахъ, съ напряженнымъ блескомъ, полные жизни, улыбка осталась молодой и милой. Первое его движеніе — протянуть руку постителю, первыя слова:

— Вы завтракаете съ нами?

Большую часть дня Лессепсъ посвящаетъ чтенію ‘Revue des Deux Mondes’ и ‘Nouvelle Revue’, которыя всегда у него подъ руками. Онъ разспрашиваетъ гостя о m-me Adam, o парижскихъ друзьяхъ, говоритъ мало — онъ слишкомъ слабъ.

Отъ него скрываютъ печальныя новости, приходящія изъ Парижа. Жена, конечно, все знаетъ.

— Я немного фаталистка,— говоритъ она,— какъ и мой мужъ. Въ тяжелые дни своей жизни, онъ всегда надялся на счастливый исходъ. Онъ предоставлялъ событіямъ идти своимъ чередомъ, онъ считалъ, что вещи должны совершаться въ томъ порядк, въ которомъ он совершаются. Я практивую его философію. Я понимаю, что этотъ процессъ неизбженъ, и не боюсь его… Я врю, что истина и справедливость восторжествуютъ наконецъ. Что такое Панама, чья тутъ ошибка? Ничего не могу сказать, но я убждена въ одномъ — въ абсолютной честности моего мужа и его сыновей. Ошибки или иллюзіи? Не знаю. Безчестная плутня? Никогда. О всемъ, что извстно моему мужу, онъ думаетъ какъ и я. Я ежедневно провожу нсколько часовъ, отвчая на письма, телеграммы, заявленія любви, уваженія, доврія, которыя приносятъ почти каждое утро, подписанныя какъ самими славными, такъ и самыми скромными именами. Я спокойна. Я забочусь лишь объ одномъ, чтобы нашъ дорогой больной не зналъ всхъ этихъ печальныхъ вещей и мирно наслаждался покоемъ въ кругу любимыхъ дтей.

Завтракъ конченъ. Толпа близкихъ и гостей, до 25-ти человкъ, окружаетъ знаменитаго старца. Его переносятъ въ будуаръ, возл обширной гостиной, гд со стны улыбается изъ массивнаго золота рамы туманная фигура Агнесы Сорель. Молодая двушка садится за фортепьяно и мелодичный вальсъ навваетъ сладкія грезы на засыпающаго старика. Остальная молодежь идетъ въ паркъ, гд старыя деревья слабо шумятъ подъ холодными лучами осенняго солнца.

Такъ въ счастливомъ невдніи дремлетъ, среди безконечныхъ равнинъ, въ старомъ замк, ‘Великій Французъ’, съ младенческой улыбкой на устахъ. Онъ не слышитъ криковъ ораторовъ, вопля парламентской черни, онъ далекъ отъ борьбы, грызни, своры, раздавленныхъ самолюбій, разъяренныхъ страстей, парижскаго гвалта.

Онъ не знаетъ ничего изъ того, что произошло въ эти послдніе три года. Не знаетъ, что происходитъ сегодня и, быть можетъ, не узнаетъ и того, что произойдетъ завтра.

* * *

Сдлать правильную оцнку настоящаго момента, переживаемаго Франціей, разобраться въ той бур, которая возмутила общественную и политическую жизнь ея, конечно не легко. Тмъ интересне появившаяся въ послдней книжк ‘Revue des Deux Mondes’ статья Мельхіора де-Вогюэ,— ‘L’Heure prsente’.

Мы считаемъ умстнымъ изложить нкоторыя мысли этого писателя по поводу послдняго кризиса, которыхъ нельзя не признать весьма остроумными и бросающими свтъ на общее положеніе длъ во Франціи.

Республика вела въ теченіе 20 лтъ долгую и упорную борьбу за существованіе, она была въ двухъ шагахъ отъ гибели, когда восторжествовалъ буланжизмъ, и спаслась только благодаря удивительному малодушію, вдругъ выказанному человкомъ, который по выраженію Мельхіора де-Вогюэ, ‘схватилъ ее горло’. Она, наконецъ, совершенно истощилась въ борьб, не признаваемая тми европейскими странами, которыя были чужды ея политическихъ тенденцій. Но вдругъ счастье ей улыбнулось. Въ три года она возросла и укрпилась вновь. Воспоминаніе Всемірной выставки и Кронштадскихъ манифестацій увнчали ее двойнымъ ореоломъ богатства и силы.

Ошибки ея основателей, партійный духъ, все было забыто. ‘Съ каждымъ днемъ закрплялись дружественныя связи съ могучей имперіей,— говоритъ Мельхіоръ де-Вогюэ, — викарій Христа, казалось только и думалъ и писалъ о томъ, какъ поддержать Францію, свою любимую дочь’.

Республика основала обширныя колоніи. Удалось соединить у кормила правленія страной нсколькихъ изъ наиболе почтенныхъ ветерановъ политики и молодыхъ, но выдавшихся несомннными достоинствами дятелей.

И вдругъ въ этомъ тріумфальномъ шествіи республика спотыкнулась на трупъ темнаго ажіотажнаго предпріятія, и вся правительственная машина потрясена, общество смущено, порядокъ нарушенъ. Что собственно произошло? Сомнительное дло рухнуло. Но неужели раньше это не бывало? Почему оно могло такъ страшно потрясти организмъ государства? ‘Потому что этотъ пошлый случай,— утверждаетъ Вогюэ,— открылъ неизлечимое худосочіе нашего политическаго и соціальнаго организма, обнаружилъ его внутреннюю нищету. Анархія и отсутствіе власти предстали воочію’.

И министры, люди съ несомннными личными достоинствами, дятели, которые въ своихъ департаментахъ выказали себя въ качеств хорошихъ администраторовъ, кажутся паралитиками, когда они собраны у трибуны, и должны ршать государственные вопросы. Мельхіоръ де-Вогюэ указываетъ на то вырожденіе идей, положенныхъ въ основу современной Франціи, которое обезсилило и обезцвтило учрежденія и вс функціи общественной жизни. Первоначальная доктрина, за которую стояли теоретиви, движимые самыми благородными побужденіями въ жизни, видоизмнились до неузнаваемости. Напримръ, къ чему повела свобода прессы? Она создала изъ нее страшную силу, но сила эта начинаетъ становиться зловредной.

Политическою и общественною жизнью правитъ финансовый феодализмъ, онъ-же дйствуетъ и въ пресс. Существуетъ волоссальное недоразумніе въ отношеніяхъ читателя и газеты. Въ силу медленности, съ какою происходитъ измненіе разъ составленнаго мннія, публика продолжаетъ требовать направленія мысли отъ промышленнаго заведенія.

Пря своемъ появленіи газета являлась служительницей и носительницей чистой идеи, цннымъ орудіемъ политическихъ и литературныхъ движеній.

Въ силу неуловимой эволюціи, она превратилась въ цвтущую отрасль промышленности. Всякій разъ, какъ въ мір появляется новая сила, выгода, эта главная пружина челоческой дятельности, не можетъ успокоиться, пока не овладетъ этой силой и не заставитъ ее служить своимъ цлямъ. Сознавая свое могущество, увлекаемая всемірнымъ утилитаризмомъ, пресса заняла важное мсто въ новомъ феодальномъ мір. Нтъ такой дорожки, такого ручейка, которые не были загорожены ея заставами. Она беретъ дань со всего живущаго, со всхъ проявленій жизни, какъ бароны брали въ эпохи великихъ грабежей.

Многіе мечтаютъ въ наше время объ этомъ ми, о безкорыстной газет, которая говорила бы истину и только истину. Мечта неосуществимая быть можетъ.

Спутанная по ногамъ и рукамъ интересами партій и матеріальными выгодами, каждая газета осуждена на условный языкъ, какъ вс общественные дятели, на плечахъ которыхъ лежитъ отвтственность за важныя предпріятія. Всякій органъ принимаетъ участіе въ условной лжи нашей цивилизаціи. Но и разнузданности аппетитовъ, и вообще стремленію раздуть скандалъ, довести его до степени общественнаго краха, Мельхіоръ де-Вогюэ полагаетъ возможнымъ положить предлъ. Онъ указываетъ на власть президента, которую игнорируютъ.

‘Для нашего народа,— говоритъ онъ,— президентъ Республики является прежде всего иниціаторомъ выставки и Кронштадта. Онъ въ глазахъ народа — l’homme de l’Exposition, l’homme de Cronstadt, и прежде всего высоко честный человкъ, неподкупно честный, въ эпоху, когда всякаго почти подозрваютъ чуть не въ мошенничеств’. Т, кто посщалъ департаменты, убждались, какъ имя этого человка уважаемо,могущественно, популярно: это имя друга Россіи.

Въ политическихъ сферахъ другіе дятели являются, повидимому, первыми величинами, а слава о ихъ достоинствахъ находитъ лишь самый слабый и глухой отголосокъ въ народныхъ массахъ.

Но президентъ, скажутъ, плнникъ конституціи. Она его сковываетъ по рукамъ и ногамъ.

Общее мсто, которое повторяютъ, не считая нужнымъ проврить, основательно-ли оно.

Перечитайте конституцію. Она даетъ глав государства не малую власть. Президенту совмстно съ членами палатъ принадлежитъ власть законодательная.

Онъ располагаетъ вооруженными силами, отъ него исходятъ вс гражданскія и военныя назначенія.

Президентъ сообщается съ палатами посредствомъ посланій, читаемыхъ министромъ. Президентъ можетъ потребовать отъ палаты новаго постановленія, можетъ распустить ее на мсяцъ два раза въ одну сессію, можетъ смнить ее, наконецъ, по соглашенію съ сенатомъ. Наконецъ, онъ ничмъ не стсненъ въ выбор министровъ и можетъ въ посланіяхъ обращаться прямо къ стран.

Мы изложили эти мысли Мельхіора де-Вогюэ, хотя он и касаются области политики. Но въ настоящее время общественная и литературная жизнь Франціи до того тсно связана съ вопросами соціальными и политическими, что хроникеру трудно не касаться ихъ, говоря объ общественной жизни. Событія данныхъ дней освщаются исторіей дней прошлыхъ, вопросы религіозные, такъ же, какъ и вопросы о матеріальномъ упорядоченіи отношеній людей, становятся двигателями общественной жизни Запада, даютъ ей цвтъ, тонъ и направленіе. Дйствительно, религіозные вопросы сплетаются съ соціальными, въ общемъ вопрос объ отношеніи человка къ человку. И мы видимъ, какъ эта близость выражется въ своеобразныхъ явленіяхъ.

Взять хотя бы ‘Армію Спасенія’. При своемъ появленіи она возбуждала только смхъ. Но теперь серьезность дла уже заставляетъ отнестись къ нему съ уваженіемъ.

По своему устройству ‘Арміи’ напоминаетъ идеи Игнатія Лойолы, когда он еще не принизились и не выродились въ чудовищный іезуитизмъ. Военное устройство обоихъ орденовъ роднитъ ихъ. ‘Офицеръ’ ‘Арміи Спасенія’, какъ и іезуитъ, является въ рукахъ генерала послушнымъ ‘какъ трупъ’. Каждую минуту онъ долженъ быть готовъ идти хоть на край свта.

Новый орденъ развтвился по всему земному шару, исключая Россіи, гд, за неимніемъ еще пролетаріата, ему и длать нечего.

Не многимъ извстно то необыкновенное развитіе, котораго достигла въ Англіи и въ особенности въ Америк ‘Армія Спасенія’.

Исторія этой своеобразной ассоціаціи въ высшей степени поучительна. Въ настоящее время она владетъ милліонными капиталами, заинтересовала дахе англійскую королеву въ своемъ дл и насчитываетъ въ одномъ Лондон боле ста тысячъ послдователей. ‘Салютисты’ сходятся на митинги тысячами. Иногда собирается ихъ до 20 тысячъ.

Какъ изрстно, иниціаторъ этого дла генералъ Бутъ. Еслт бы онъ былъ только основателемъ секты, какихъ сотни въ Англіи, онъ еще не представлялъ бы особаго интереса. Онъ основалъ въ окрестностяхъ Лондона колонноубжище, гд работаетъ до двухъ тысячъ его послдователей, пашутъ землю, хорошо живутъ, получаютъ значительный доходъ и заботятся о своемъ нравственномъ развитіи. Въ самомъ Лондон нсколько сотенъ рабочихъ-салютистовъ занято выдлкой разныхъ вещей: спичекъ, калошъ и т. д.

Борьба съ пауперизмомъ — вотъ цль генерала Бута и онъ надется достигнуть результатовъ, имющихъ универсальное значеніе.

Какъ бы то ни было Бутъ доказалъ свои необыкновенныя административныя способности, и весьма интересенъ тотъ путь, который онъ избралъ, чтобы осуществить въ конкректной форм абстракціи теоретиков.

Нкій Жюль Гюре, наиболе юркій изъ парижскихъ интервьюеровъ, описываетъ свое посщеніе генерала Бута и бесду съ нимъ, сообщая нкоторыя данныя, которыя могутъ послужить къ характеристик этого человка, и его дятельности.

‘Я видлъ генерала Бута,— разсказываетъ журналистъ,— въ его главной квартир, въ улиц королевы Викторіи, въ Лондон. Помщеніе его состоитъ изъ обширнаго дома въ нсколько этажей, постоянно переполненнаго постателями, внизу идетъ торговля самыми разнообразными предметами, сваленными въ различныхъ частяхъ этажа — тутъ связки колоссальныхъ размровъ моркови, съ этикетами: ‘Фермы колоніи Армія Спасенія’. Рядомъ — тамбурины, которыеслужатъ возбуждающимъ средствомъ на собраніяхъ салютистовъ, предметы хозяйства, сработанные на лондонскихъ мануфактурахъ, брошюры для пропаганды идей ‘Арміи’, башмаки, кастаньеты. Здсь цлый отрядъ молодыхъ людей, приказчиковъ, въ красномъ форменномъ плать ‘Арміи’, молчаливыхъ, проворныхъ, вжливыхъ. Въ первомъ этаж помщаются: бюро, конторы, нсколько разгороженныхъ маленькихъ пріемныхъ’.

‘Меня попросили дать списокъ тхъ вопросовъ, которые и хочу задать генералу, я написалъ ихъ и меня попросили пожаловать на другой день.

‘Генералу можно дать 55 лтъ. Это человкъ высокаго роста, худощавый, съ широкой походкой, борода съ просдью, падаетъ ему на грудь, увшанную крестами и медалями, вроятно знаками его достоинства. Одтъ онъ въ широкуіо черную сутану на красной подкладк. У него необыкновенно живые глаза, жесты быстрые, иногда разсянные.

‘— Генералъ, я-бы желалъ узнать, какъ вы разршаете соціальный вопросъ?

‘— Я знаю одно, что до тхъ поръ на земл будетъ существовать грхъ, пока будетъ нищета. Я не знаю, всегда ли нищета будетъ и не могу предложить окончательнаго ршенія вопроса. Во всякомъ случа, прежде всего надо стремиться воспитывать душу низшихъ классовъ и я думаю, что если выполнить мои планы, то можно будетъ значительно подавить бдность!..

— Вотъ именно это мн интересно знать. Какіе же ваши планы?

— Государство должно вступиться и это такъ легко: достаточно обработывать землю‘экономически’. Вотъ, напримръ, въ Австраліи существуютъ владнія въ 50.000 акровъ (боле двадцати милліоновъквадратныхъ метровъ), принадлежащихъ одному капиталисту. На земляхъ этихъ пасется скотъ и приносятъ он крайне незначительный доходъ. Если эти земли распредлить между нсколькими тысячами рабочихъ, он будутъ приносить въ 50 разъ боле. Въ весьма короткомъ времени эти рабочіе выкупятъ всю землю, изъ произведеній полученныхъ ими здсь же. Я убждал мельбурнскихъ рабочихъ, что они могутъ въ нсколько лтъ, принимая существующія цны, выкупить вс земли въ Австраліи!

‘Да, все, въ томъ, чтобы культивировать земли экономически. Я доказываю, что обладая куском земли въ 1.200 акровъ (около 500 гектаровъ), можно занять работой и прокормить дв или три тысячи работников. Англія насчитываетъ около 35 милліоновъ жителей, страна не велика и тмъ не мене земли достаточно, чтобы дать жизнь сотнямъ милліоновъ людей.

‘— Но эти земли принадлежатъ въ настоящее время частнымъ собственникамъ. Въ этомъ весь вопросъ. Какъ сдлать, чтобы он перешли въ руки тхъ, кто въ нихъ нуждается?

‘Генералъ пропустилъ длинные пальцы въ свои волосы и отвчалъ, съ нкоторымъ колебаніемъ:

‘— Если рабочіе не могутъ сами, продуктами своего труда, выкупить земли, въ такомъ случа государство должно вступиться, и сдлать эту операцію… Такъ или иначе придется перераспредлитъ собственность…

‘— Но какимъ образомъ совершить эту экспропріацію, какъ такъ сдлать, чтобы зло вновь не возродилось сейчасъ же? Передлъ земли будетъ безплоденъ, такъ какъ сейчасъ же боле трудолюбивые возьмутъ перевсъ надъ лнивыми. Не возобновится ли черезъ нсколько лтъ то положеніе, которое мы видимъ сейчасъ?

‘— Земля будетъ принадлежать государству. Всякій работникъ будетъ фермеромъ государства.

‘—Но не будетъ-ли это лишь перемною собственника? Какую гарантію будетъ имть человкъ, что новый собственникъ не обманетъ его довріе?

‘Генералъ поднялъ глаза къ небу и медленно заговорилъ:

‘—Нищета иметъ три источника: неблагоустройство общества, несчастный случай и распутство. Необходимо преобразовать условія соціальной жизни.

‘— Могу я узнать подробности того плана, при помощи котораго вы осуществите это?

‘—Я думаю, что все сказанное мной — истяна. Вотъ и все.

‘— Желаетели вы улучшить положеніе бдныхъ людей или только спасти ихъ души?

‘— И то, я другое! Я желаю исцлить душу бдняка, дйствуя на его тло, и напитать тло, облагородивъ душу. Если я не имю власти спасти ихъ въ будущей жизни, я желаю по крайней мр сдлать ихъ лучше въ этой.

‘И генералъ прибавилъ, пожавъ плечами:

‘— Очень трудно спасать душу!

‘— Но думаете ли вы, что ничего прочнаго не можетъ быть создано безъ религіи?

‘— Я дйствительно убжденъ, что безъ религіи и вры въ Іисуса Христа ничего не можетъ быть сдлано прочнаго. Человческій эгоизмъ есть основа его нищеты. Только христіанская любовь можетъ побдить этотъ эгоизмъ. Я задался цлью возродить души бдняковъ и много уже работалъ въ этомъ направленіи и видлъ чудесныя преображенія, произведенныя по милости Божіей.

‘—Что вы думаете о другихъ дятеляхъ въ области соціальнаго вопроса? Вы признаете ихъ теоріи?

— Эти люди изобрли божественныя системы, только и требуютъ они божественныхъ свойствъ отъ своихъ послдователей. Мн кажется, что съ людьми, не равными ангеламъ, имъ не осуществить своихъ высокихъ теорій.

‘— Послдній вопросъ. Вы употребляете немного грубыя, извините меня, балаганныя средства, чтобы дйствовать на толпу: флейты, барабаны, кастаньеты, трубы, представленія, изображающія спасеніе души, скажите, вся эта обстановка, бьющая на эффеитъ, у васъ одно изъ существенныхъ средствъ, или вы пускаете все это только при случа, при подходящихъ обстоятельствахъ? Не боитесь вы, что это можетъ оттолкнуть отъ васъ боле деликатныя, тонкія души?

‘— Конечно мы сообразуемся съ обстоятельствами. Поврьте, что если бы мы задумали спасти души редакторовъ газеты ‘Figaro’, мы прибгли бы къ чему либо боле тонкому, чмъ барабанный бой. Лично вы, я думаю, хорошій человкъ, и еслибы вы вврили нашимъ заботамъ вашу душу, мы въ скоромъ времени причислили бы васъ къ лику избранныхъ…

‘Но тутъ,— прибавляетъ журналистъ,— я долженъ былъ прервать, къ сожалнію, нашу интересную бесду’…

* * *

Обозрвая картину современной жизни Запада, мы должны въ ряду преобладающихъ въ ней явленій, отвести выдающееся мсто тому движенію, которое началось въ католическомъ мір.

Давно ли, казалось, вс устои Рима пошатнулись. Торжество республики во Франціи, вмст съ тмъ было повидимому торжествомъ антихристіанскихъ началъ.

Въ настоящее время во всей Европ замчается сильный поворотъ въ иную сторону. Конечно, это не значитъ, чтобы западное человчество отказывалось отъ научныхъ пріобртеній. Истинная, строгая наука конечно останется по прежнему руководительницей умовъ. Но скоросплыя теоріи и обобщенія сами собой устарли и обветшали и жизнь показала всю ихъ ничтожность. Наука конечно не можетъ, при объясненіяхъ естественныхъ явленій, прибгать къ какимъ бы то ни было сверхъестественнымъ дятелямъ, въ этомъ отношеніи наука роковымъ образомъ матеріалистична, но ея матеріализмъ не иметъ ничего общаго съ матеріализмомъ ‘полунауки’, матеріализмомъ толпы.

Дйствуя въ опредленной сфер, наука тмъ вовсе не отрицаетъ того, что находится вн ея, и что часто представляетъ самую сокровенную суть жизни человчества, даетъ ей смыслъ и цну.

Была въ отрицательныхъ увлеченіяхъ третьей четверти нашего вка и своя хорошая сторона. Скептицизмъ ‘осолилъ’, выражаясь библейскимъ рченіемъ, идеи, превратившіяся въ избитыя мста, расшевелилъ религіозную мысль и плодомъ этого явились, напримръ, новыя, крайне любопытныя теченія въ католическомъ мір. Глава католической церкви, тмъ интересомъ, которое онъ выказалъ къ наисущественнйшему и самому жгучему вопросу современной Европы,— вопросу четвертаго сословія, всхъ униженныхъ, оскорбленныхъ и обойденныхъ цивилизаціей, тмъ покровительствомъ, которымъ онъ оснилъ Францію, примиреніемъ своимъ съ республикой, произвелъ сильное недоумніе во многихъ, въ комъ рутина мшала взглянуть на суть дла.

Многіе были удивлены, и ихъ удивленіе весьма естественно, и вотъ почему: французы вообще, и парижане въ частности, представляютъ себ всегда вмст Тронъ и Алтарь. Почтенный буржуа еще кое-какъ пойметъ, что папа можетъ быть въ раздор съ королемъ, но ни въ какомъ случа, той простой вещи, что принципъ церкви вовсе не связанъ необходимымъ образомъ съ принципомъ королевской власти.

Въ представленіяхъ народа, папа является ‘plus royaliste que les rois’ и слово ‘ультрамонтанъ’ (названіе партизановъ доктринъ, возникающихъ по ту сторону Альпъ), обозначаеть для большинства ‘ультрароялистъ’ или ‘ультракатоликъ’, что, съ точки зрнія массъ, тожественно.

Когда же увидли, что его святйшество Левъ XIII формальнымъ образомъ примирился съ французской республикой, его признали новаторомъ, Папой, который заводитъ опасныя новшества.

Это глупое слово ‘fin de si&egrave,cle’ произнесено было и по этому поводу.

Но ничего нтъ ошибочне этого взгляда, отожествляющаго папу съ королемъ. Съ порожденія своего папство являлось въ характерной роли противовса королевскому могуществу въ пользу народныхъ массъ, такъ по крайней мр утверждаютъ современные богословы, подыскивая историческое оправданіе дйствіямъ папы, такъ что, признавъ республику, основанную на народномъ голосованіи, папа поступилъ совершенно логически. Извстно, что папа ярый ‘томистъ’, т. е. послдователь доктринъ св. омы Аквинскаго. А по ученію омы Аквината, право народовъ выше права властителей.

Конечно отъ этого не слдуетъ предполагать, чтобы папа не признавалъ одного источника власти — божественнаго.

Формула: ‘Милостью Божіею и волею народною’, является compendium’омъ идей св. омы и Льва XIII.

Замтимъ, что мы излагаемъ здсь разговоръ почтеннаго представителя французской церкви, не пожелавшаго открыть своего имени, съ однимъ парижскимъ журналистомъ.

* * *

Святой отецъ, такъ же какъ и его знаменитый учитель, вовсе не республиканецъ, онъ только думаетъ, что въ данный моментъ воля французскаго народа за Республику.

Смущаетъ многихъ и то, что папа, повидимому, выказываетъ симпатію къ лагерямъ враждебнымъ католицизму и его органы цитируютъ матеріалистскій ‘Temps’ и другія газеты свободомыслящихъ, протестантовъ и франмассоновъ.

До того доходитъ, что Льва XIII называютъ ‘антиклерикальнымъ Папой’. И это до извстной степени иметъ основаніе. Папа дйствительно абсолютно не одобряетъ главныя тенденціи современнаго католическаго духовенства.

Но тутъ надо остеречься ложной и опасной мысли, будто Левъ XIII,— ‘Папа-реформаторъ’, для этого придется войти въ нкоторыя общія объясненія.

Католическая церковь, неизмняемая въ своей сущности, тмъ не мене допускаетъ прогрессивное развитіе своихъ идей. Ея догматы, ея доктрины, конечно, неизмнимы въ своихъ основахъ, но какъ въ смени таится цвтокъ, такъ основная идея церкви должна прорости, развиться, расцвсть и распуститься во всей крас, проявиться, наконецъ, полностью, что и будетъ внцомъ ея существованія, и окончательнымъ тріумфомъ, предсказаннымъ пророками, по мысли папы.

Но это проростаніе, ростъ и расцвтъ сопровождаются появленіемъ формъ, которыя соотвтствуютъ характеру извстной эпохи, не нарушая неизмнности основнаго направленія.

Въ силу вышеизложеннаго, характеръ формъ, въ которыя отливается сущность идеи, не тотъ уже въ эпоху великихъ схоластиковъ, какимъ онъ былъ въ первые вка церкви, не тотъ уже въ эпоху Игнатія Лойолы, какимъ былъ въ эпоху омы Аквинскаго.

Средніе вка, великолпно резонирующіе, проникнутые идеями Аристотеля, иначе обставляли вншнюю форму религіи, чмъ XVII, артистическій и романтическій вкъ. Могучій мозгъ омы Аквинскаго былъ иначе организованъ, чмъ пламенный и блестящій мозгъ основателя ордена Іисуса, рыцаря св. Двы, котораго де-Местръ называетъ Донъ-Кихотомъ вры.

Наконецъ настала минута, когда подъ вліяніями, объяснять которыя было-бы слишкомъ долго и трудно, католицизмъ принялъ формы боле чувственно-вншнія, чмъ духовныя, боле мистическія, чмъ разумныя, боле простонародныя, если можно такъ выразиться, чмъ истинно мистическія.

То, что нкогда считалось лишь частнымъ и не существеннымъ выраженіемъ религіозныхъ чувствъ, заняло главенствующее мсто и оттснило все остальное.

Такъ несоразмрно развились формы обожанія св. Двы, хотя и полныя трогательной вры, но порою слишкомъ театральныя, если позволено такое выраженіе. Будучи далевимъ отъ грубаго и жестоваго слова ‘inariolatria’, пущеннаго враждебными лагерями, нельзя было не сознаться многимъ изъ сторонниковъ католицизма, что такого рода благочестивыя сами по себ формы обожанія священныхъ идей, могутъ стать почти опасными, если не будутъ сдержаны въ извстныхъ границахъ.

Видимъ, напримръ, картины, изображающія Notre Dame de la Salette, преклонившуюся передъ Notre Dame de Lourdes, трогательные обряды поклоненія сердцу Іисуса, порою переходятъ границы, отдляющія вру отъ ереси.

— Вы, конечно, знаете,— сказало духовное лицо въ своемъ разговор съ журналистомъ, надпись на фронтон церкви св. Сердца на Монмартр? Вотъ она:

Sacratissimo Cordi Jesa, Gallia
penitens et devota.

Что такое сердце Іисуса? Это самъ Іисусъ, это Богъ, вдь нельзя предпочитать созданіе Создателю. Это тавталогія, которая, однако, можетъ прямо повлечь къ ереси.

Я знаю, что въ Рим были очень недовольны этой надписью, но измнить ее, конечно, невозможно.

Вотъ въ силу всего этого въ настоящее время есть два элемента въ католической церкви, которые стремятся къ нкотораго рода реформ, именно, въ этой тенденціи возводить на главное мсто частныя формы поклоненія святын, которыя мене всего могутъ имть raison d’tre въ эпоху, когда положительное знаніе и жизнь, полная нервной мысли и дятельности, сокрушила не самую доктрину, которая безсмертна, но, опасныя для нея самой, вншнія, частныя формы ея, оторванныя отъ связи съ цлымъ и доведенныя до абсурда.

Эти два элемента во первыхъ схоластики, которые стремятся построить церковную доктрину на остроумныхъ теологическихъ выкладкахъ среднихъ вковъ, а во вторыхъ т, которыхъ можно назвать ‘естественниками’, которые хотятъ внести новый элементъ въ апологетику и побдить позитивное атеистическое знаніе знаніемъ спиритуалистическимъ, христіанскимъ, также имющимъ позитивный характеръ.

Левъ XIII, многіе итальянскіе и испанскіе теологи — во глав схоластиковъ, многіе нмецкіе, англійскіе и французскіе духовные лица и писатели — во глав естественниковъ.

Эти два лагеря, въ начал враждебные, нын объединяются въ борьб съ вышеупомянутыми сторонниками вншнихъ формъ. Вмсто блестящаго культа, который въ обыча у французскаго духовенства, они желаютъ учредить обрядность упрощенную, боле соотвтствующую настроенію современныхъ умовъ, охлажденныхъ тмъ, что принято называть побдами точнаго знанія. Хотятъ смягчить то, что отталкиваетъ въ католическихъ обрядахъ современнаго европейца и отдаляетъ съ каждымъ днемъ многихъ и многихъ отъ церкви.

Надются произвести переворотъ мирнымъ путемъ прогрессивнаго роста идей.

* * *

Въ Париж разбушевались медики и съ такимъ азартомъ, что публика разслышала ихъ даже чрезъ громы Панамскаго дла.

Праздношатающіеся, равно какъ и дловые люди, были недавно удивлены сборищемъ на площади Htel de Ville.

Тамъ кричала и жестикулировала толпа молодыхъ людей,

— Кто такіе? Что за шумъ? Анархисты? — слышались тревожные вопросы.

Но это были просто студенты-медики.

Вотъ изъ-за чего они взволновались:

Муниципальный совтникъ Штраусъ явился въ госпиталь св. Антонія. У него произошло столкновеніе съ экстерномъ госпиталя Салмономъ, въ одной изъ залъ, которую онъ осматривалъ. Уходя, онъ сказалъ студенту:

— Вы еще услышите обо мн!

Три дня спустя Салмонъ былъ исключенъ.

Въ одно прекрасное утро четверо профессоровъ явились въ амфитеатръ зданія Общественнаго Призрнія, чтобы экзаменовать поступающихъ въ госпиталь экстернами.

Войдя въ залу, господа эти нашли тамъ множество студентовъ, около 700, которые явились протестовать противъ мры, принятой Пейрономъ, директоромъ госпиталя, противъ ихъ товарища.

Студенты желали помшать экзамену.

Профессора сли за экзаменаціонный столъ среди невообразимаго гвалта, писка, визга, лая, мяуканья, гоготанья, грохота, хохота, свиста и стука.

Почтенный предсдатель экзаменаціонной коммиссіи принялся за звонокъ, надясь возстановить спокойствіе. Но напрасно. Переждавъ четверть часа, онъ возопилъ:

— Silencium!

Затихли.

Предсдатель заявилъ, что корпорація профессоровъ никогда не думала порвать солидарность, объединяющую ее съ учащимися…

Студенты захлопали.

— Но,— продолжалъ докторъ,— хотя я самъ просилъ придти въ амфитеатръ г. Пейрода, онъ положительно заявилъ, что явиться не можетъ.

При этихъ словахъ гамъ возобновился съ новой силой. Стали ломать свамейки, ршетки, бросать обломками въ окна, въ люстры… Студенты не желали, чтобы экзаменъ состоялся. Одинъ изъ нихъ подошелъ къ столу, гд сидли профессора, спокойно налилъ въ стаканъ предсдателя воды, выпилъ и затмъ разбилъ его въ дребезги у ногъ почтеннаго ареопага. Затмъ потушили газъ… Экзаменаціонная коммиссія ретировалась.

‘Освиставъ’ директора госпиталя, студенты съ пснями направились къ ратуш, намреваясь вытребовать муниципальнаго совтника Штрауса для объясненій.

Одни шумли на площади, другіе забрались въ ратушу, крича:

— Долой Пейрона! Въ отставку! Долой Штрауса!

Муниципалитета въ ратуш не оказалось, но скоро явилась муниципальная гвардія и полицейскіе агенты и медикамъ пришлось разойтись.

* * *

Скандалъ этотъ, разумется, надлалъ шума. Газеты отрядили репортеровъ для разслдованія дла.

Прежде всего допрошенъ былъ почтенный муниципальный совтникъ Штраусъ.

— Муниципальный совтъ,— заявилъ тотъ обиженно,— даетъ ежегодно на общественное призрніе 20 милліоновъ. Кажется его представители могутъ на этомъ основаніи, при посщеніи госпиталей, разсчитывать по крайней мр на вжливое обращеніе.

Коммиссія общественнаго призрнія, которой президентомъ я имю честь состоять, послала насъ осмотрть госпиталь, чтобы убдиться, какъ обращаются тамъ съ больными, на содержаніе которыхъ городъ столько жертвуетъ. Мы явились какъ снгъ на голову. Войдя въ одну изъ палатъ, мы нашли тамъ трехъ экстерновъ, они были въ шапкахъ, болтали, одинъ курилъ.

Мы имемъ привычку, входя въ палату къ больнымъ, снимать шляпы.

Я ясно слышалъ, какъ сопровождавшій насъ директоръ шепнулъ экстернамъ:

— Это муниципальные совтники.

Они не перемнили своихъ манеръ. Тогда я подошелъ въ тремъ безпечнымъ молодымъ людямъ и сказалъ имъ: ‘Меня крайне удивляетъ, господа, что вы себя такъ держите въ палат, гд лежатъ больные. Вы говорите громко, курите, въ шляпахъ’.

Двое сняли шляпы, третій же отвчалъ: ‘Какое вамъ до насъ дло? Мы вдь не вашего прихода’.— ‘Я муниципальный совтникъ, и если это званіе ничего вамъ не говоритъ, то я къ тому же и членъ гигіеническаго совта’.

Узнали имя студента и онъ былъ исключенъ, но лишь на полтора мсяца. Товарищи его подняли шумъ. Вотъ и все,— заключилъ парижскій эдилъ.

Отъ Штрауса репортеръ отправился съ студентамъ, въ ихъ клубъ.

— Мы не знали,— сказали они,— что Салмонъ исключенъ лишь на время. Онъ талантливый человкъ и славный малый. Мы не допустимъ, чтобы его карьера была разбита. Эти господа муниципалы, распоряжаясь городскими суммами, проникаются мыслью, что это ихъ собственныя деньги. ‘Мы, молъ, жертвуемъ на это столько-то, а на то вонъ столько!’. Они на этомъ основаніи почитаютъ себя нашимъ начальствомъ. Но въ госпитал мы никого не признаемъ, кром главнаго доктора.

* * *

Въ амфитеатр зданія Общественнаго Призрнія состоялось любопытное собраніе интерновъ и экстерновъ медиковъ. Говорились рчи.

— Въ Бордо,— вопіялъ одинъ ораторъ,— былъ удаленъ интернъ. Товарищи пригрозили стачкой и его опять приняли. Такая же исторія произошла въ Ларибуазіер. Примемъ энергическія мры и нашъ товарищъ будетъ спасенъ.

Обсуждали какъ устроить забастовку (la gr&egrave,ve).

— Это будетъ жестоко — лишить больныхъ нашей помощи. Будущіе доктора не должны на больныхъ вымщать досаду на администрацію.

— Мы можемъ сами забастовать, но выбрать въ каждый госпиталь одного экстерна и одного интерна, которыя будутъ дежурить, на всякій случай.

— Голосовать! Голосовать!

Предсдатель ставитъ вопросъ:

— Желаете вы забастовку?

— Да.

Пишется постановленіе: общее собраніе учащихся медиковъ протестуетъ противъ исключенія ихъ товарища Салмона. Если администрація не приметъ его опять, собраніе постановляетъ забастовку.

Собрались тоже и муниципальные совтники. Долго рядили и судили, говорили рчи.

Кончилось, однако, тмъ, что Салмонъ былъ вновь принятъ.

Медики успокоились.

* * *

Періодъ разоблаченій! Обличено не только Панамское общество, не только печать, подкупленная имъ, обличенъ и ‘Paris-Tripot’!

Вы, конечно, спросите, что такое ‘Paris-Tripot’? Органъ, органъ особого рода шантажа, гроза ресторановъ, кафе, кабачковъ, клубовъ, докторовъ, продающихъ цлебныя мази и лкарства. Просуществовалъ онъ, впрочемъ, недолго.

‘Paris-Tripot’—подъ этимъ остроумнымъ заглавіемъ стала выходить газетка съ прошлаго лта. Подъ заголовкомъ стояди слдующія, глубоко ироническія слова: ‘Газета, охраняющая интересы публики отъ мошенниковъ’.

Подписная цна — десять франковъ въ годъ. Но не подпиской думалъ существовать ‘Paris-Tripot’. Это былъ органъ обличительный. Редакторъ имлъ списокъ всхъ злачныхъ мстъ въ Париж, и тхъ, которыя не вносили контрибуціи, обличалъ жестоко, платящихъ же воспвалъ въ высокомъ слог.

Онъ обличалъ грязныя салфетки и маргаринъ ресторановъ.

Онъ вопилъ о фальсификаціи винъ въ кабачкахъ.

Онъ трагически предостерегалъ молодыхъ людей, посщавшахъ т или иные сады и кафе, торгующіе въ ночное время.

Онъ, наконецъ, раскрывал тайны всеизлчивающихъ лкарствъ, указывая на ихъ составъ изъ сенской воды и всякихъ химическихъ отбросовъ.

Хозяева заведеній, доктора спшили въ редакцію и, посл непродолжительнаго разговора, на другой день читали восторженныя похвалы въ ‘Paris-Tripot’.

Издатель листка былъ невидимъ. Главный редакторъ, Тальма, положительно терроризировалъ парижскихъ виночерпіевъ.

— Вс кафе въ Париж у моихъ ногъ,— говорилъ онъ въ упоеніи своимъ могуществомъ.— Безъ моего позволенія, ни въ одномъ трактир не посмютъ съиграть въ вегли.

Этотъ ужасный человкъ требовалъ отъ парижскихъ кабатчиковъ раболпія. Онъ былъ жестокъ и неумолимъ, и смлгчился лишь получивъ дань. Молчаніе ‘Paris-Tripot’ стоило дорого, похвала еще дороже.

Теперь ‘Paris-Tripot’ молчитъ даромъ, такъ какъ редакторъ его со всми сотрудниками сидитъ на казенныхъ хлбахъ въ тюрьм.

* * *

Шантажные и иные подвиги уже можно было бы классифицировать на нсколько категорій. Есть особые спеціалисты, напримръ, обдлывающіе свои длишки при помощи страхованія жизни. Такого рода предпріятіе недавно разоблачено въ Бельгіи.

Дв молодыя работницы, сестры Жанна и Люси Россумъ, встрчаютъ на улиц въ Брюссел въ поздній часъ двухъ господъ, довольно приличнаго вида.

Сестры входятъ въ кафе, за ними незнакомцы и быстро завязывается знакомство. Молодые люди назвали себя: Шмидтъ и Дебавелеръ. Они пріхали изъ Франціи, намреваясь основаться въ Бельгіи. Одинъ изъ нихъ, Шмидтъ, по его словамъ, надялся получить наслдство и пріобрсти положеніе въ дловомъ мір. Онъ желалъ жениться по любви.

Не выходя изъ кафе, онъ объяснился въ любви Жанн Россумъ, младшей сестр, восемнадцатилтней двиц. Шмидтъ, безъ дальнихъ проволочекъ, предложилъ ей руку и сердце, но просилъ, чтобы свадьба была не въ Брюссел, а въ провинціи.

Жанна отказалась наотрзъ.

Тогда Шмидтъ обратился съ предложеніемъ къ схаршей, Люси, двушк 22 лтъ. Перспектива замужества съ богатымъ человкомъ ей улыбнулась. Она согласилась.

Тогда пріятели помстили Люси въ меблированныхъ комнатахъ. Затмъ, черезъ нсколько дней, Шмидтъ, по важнымъ яко бы дламъ, отправился въ Люттихъ, оставивъ Люси на попеченіи друга.

Въ Люттих Шмидтъ купилъ передвижную печку, нанялъ меблированную квартиру въ одномъ изъ подозрительныхъ кварталовъ и телеграфировавъ Люси, прося ее пріхать.

Свадьба была ршена. Но Шмидтъ высказалъ желаніе застраховать жизнь своей будущей супруги: ‘Мало ли что можетъ случиться! — говорилъ онъ. Онъ обратился въ одно страховое общество, желая застраховать жизнь своей жены въ 40.000 руб. Этотъ капиталъ въ случа ея смерти долженъ быть выданъ мужу. Но во всхъ обществахъ, въ Люттих, въ которыя обращался Шмидтъ, ему отказывали. Наконецъ ему удалось застраховать свою будущую супругу въ Парижскомъ обществ страхованія жизни, ‘Urbaine’, при чемъ онъ и уплатилъ 1.340 франковъ.

Нсколько дней спустя, женихъ и невста, въ сопровожденіи Дебавелера, отправились въ Тирлемонъ, гд заняли меблированную квартиру изъ трехъ комнатъ. Купленная женихомъ въ Люттих переносная печка поставлена была въ комнат Люси.

Въ день рожденья Люси устроенъ былъ ужинъ и пировали до трехъ часовъ утра. Люси была наконецъ отведена въ ея комнату, гд и заснула мертвымъ сномъ, между тмъ какъ друзья продолжали сидть за столомъ, чокаясь и балагуря.

Молодая двушка заснула такъ крпко, что ужь больше и не просыпалась.

Утромъ на другой день, докторъ, приглашенный друзьями, нашелъ ее мертвой въ постели и уже совершенно остывшей. Онъ констатировалъ аневризмъ, послдовавшій отъ прилива врови въ мозгу, произведеннаго опьяненіемъ и переполненіемъ сердца.

Шмидтъ и Дебавелеръ выражали неподдльное горе, граничившее съ отчаяніемъ.

Вечеромъ того дня, когда было совершено погребеніе бдной Люси, Шмидтъ явился въ общество ‘Urbaine’ и потребовалъ 40.000 страховой преміи, такъ какъ жена его умерда. Инспекторъ общества отправился въ Тирлемонъ и потребовалъ, чтобы было назначено слдствіе. Тло было вскрыто и химическій анализъ показалъ, что Люси Ванъ Россимъ умерла отъ отравленія угольной кислотой.

Она была отравлена угаромъ. Убійца поставилъ возл ея кровати переносную печку съ утольями, и несчастная не проснулась больше.

Дебавелеръ убжалъ. Слды его потеряны въ Англіи. Шмидтъ же былъ арестованъ. Онъ оказался контрабандистомъ, извстнымъ своей дятельностью на французской границ. Это человкъ лтъ 30, съ тонкой и хитрой физіономіей, одтый весьма элегантно въ черное, въ бломъ галстух, выражающійся съ изысканнымъ изяществомъ. Онъ осужденъ на смертную казнь.

* * *

Какъ устроенъ мозгь писателя? Какъ онъ думаетъ, какъ чувствуетъ, какъ работаетъ его мыслительная машина? Разршеніемъ этого любопытнаго вопроса занятъ въ настоящее время профессоръ Лавассанъ Ліонскаго факультета.

Онъ предполагаетъ проврить доктрину, созданную Галлемъ о ‘мозговой локализаціи’. Конечно, самый искусный физіологъ не въ состояніи проникнуть въ чужой мозгъ, докол владлецъ его живъ. Разслдованіе производится на основаніи показаній и самонаблюденій писателей, надъ процессомъ творчества.

Прежде всего надо изучить ‘внутренній языкъ и различные способы представленія’. Умственные процессы въ послднемъ отношеніи классифицируются сообразно мозговымъ центрамъ и преимущественной роли того или другого въ процесс мысли, слдующимъ образомъ:

Процессъ этотъ ‘воззрительный’ (visuels), если читаютъ слова своихъ мыслей.

‘Слуховой’ (auditifs), если ихъ слышатъ.

‘Словесный’ (moteurs), если ихъ говорятъ.

По теоріи можно напередъ утверждать, что реалистъ Эмиль Зола, обладающій конкретной мыслью, думаетъ на иной манеръ, чмъ отецъ Дидонъ, спиритуалистъ, съ умомъ абстрактнымъ. Одинъ изъ учениковъ Лавассаня постилъ многихъ артистовъ, литераторовъ, замчательныхъ мыслителей. Результаты его изслдованій составили драгоцнные психологическіе матеріалы.

Вотъ нкоторыя изъ этихъ характеристикъ ‘писательскаго мозга’:

Альфонсъ Додэ.

— Страдаю сильной близорукостью съ дтства, въ Ліон мои профессора никогда не хотли этому врить, и я вышедъ изъ лицея, такъ ни разу и не видавъ, что такое писалось на доск во время объясненій,— сообщилъ Додэ постившему его физіологу.

— Позвольте узнать напряженность вашего зрнія?

— Постоянно ровная, не увеличивается и не уменьшается.

— Слухъ?

— Превосходный, какъ у слпца. Въ ушахъ — мое зрніе.

— Воззрительная память?

— Прекрасная. Я помню со всми деталями картину, которую видлъ десять лтъ тому назадъ.

— Какъ вы представляете себ безконечность, вчность,совершенство и тому подобныя отвлеченныя идеи?

— Я ихъ никакъ себ не представляю. Я никогда не могъ вызвать ихъ въ своемъ мозгу.

— Память слуха?

— Отличная. Звуки запоминаются мною удивительно. Ихъ своеобразные оттнки отпечатлваются съ необыкновенной точностью. Мн припоминаются аккорды фразы, уловленные мимоходомъ. Если я хочу возстановить то состояніе ума, души, которое было у меня нкогда, вспомнить что либо изъ давняго прошлаго, я всегда стараюсь вспомнить ту арію, которую я тогда напвалъ, и разъ она воскреснетъ въ моемъ ух, память возстановитъ все остальное. Что касается процесса моей мысли, то вотъ что я могу сказать:

Когда я желалъ охарактеризовать въ Нума Руместан южанина, я заставилъ его сказать: ‘я только тогда думаю, когда говорю’. Эту характеристику, которую я считалъ новою, потомъ я отыскалъ у Монтеня. Очевидно, это характеристика вполн врная, южнаго ума, такъ какъ Монтень былъ тоже южанинъ.

Часто, когда въ ум моемъ возникаетъ какое либо слово, я машинально соображаю четное или нечетное число составляющихъ его буквъ. Эта манія такъ уже давно меня преслдуетъ, что теперь я почти мгновенно могу сказать четное или нечетное число буквъ у даннаго слова.

Чтобы запомнить номеръ дома, я быстро складываю числа. Напр. д. No 31 улица Бельшасъ… 3+1 = 4…

— Видите вы сны?

— Уже пять или шесть лтъ, что я не могу спать безъ пріема наркотика, и не вижу больше сновъ. Но прежде я видлъ часто такіе живые и яркіе сны, что писалъ на нихъ сказки. Я часто записывалъ свои сны, проснувшись и еще въ поту отъ кошмара. Вотъ, напримръ, нкоторыя: Le Calvaire dans les cerises, Monsieur Daudet не regardez pas droite, l’Urubu…

— Обладаеіе вы умомъ синтетическимъ или аналитическимъ?

— Абсолютно аналитическимъ.

— Вы хорошій наблюдатель?

— До маніи и съ дтства. Съ дтства же я могъ такъ же раздвояться и наблюдать за самимъ собою…

* * *

Эмиль Зола.

— Когда я былъ ребенкомъ у меня была отличная память. Въ школ я выдавался, благодаря ей. Уже я тогда работалъ лишь настолько, насколько было необходимо, не надрывался въ усердіи. Я торопился всегда кончить занятія и затмъ ничего не длать. Въ постели я повторялъ про себя уроки, прежде чмъ уснуть, это лучшій способъ укрпить выученное въ памяти.

На другой день я ихъ отлично зналъ, и могъ повторить ихъ отъ слова до слова. Я очень рдко ошибался или запинался. Память позволяла мн съ легкостью заучивать быстро и хорошо, но все вылетало изъ моей головы такъ же быстро и хорошо.

И въ то время, какъ и теперь, моя память воспринимая, затмъ какъ бы утрачивала воспринятое, но въ нужную минуту вновь обнаруживая повидимому забытое. Это губка, весьма быстро высыхающая, это рка, которая все увлекаетъ и воды которой затмъ быстро пропадаютъ въ песчаныхъ меляхъ. Отличительное свойство моей памяти, воспринимать и вызывать воспоминанія, согласно моему желанію. Я обладаю прекрасною памятью на предметы, но если я смотрю на нихъ безъ желанія ихъ запомнить, они не остаются въ моемъ сознаніи. Когда я былъ назначенъ президентомъ общества литераторовъ, мн понадобилось боле трехъ недль, чтобы запомнить лица 24 членовъ общества.

Но когда я хочу написать романъ, вс нужныя мн представленія возникаютъ въ моемъ ум, такъ-какъ мн хочется, чтобы они возникли.

Воспоминанія видннаго у меня необыкновенно выпуклы и ярки. Моя память безконечна, чудесна, она стсняетъ меня. Когда я вызову представленіе о какомъ либо предмет, оно предо мною является какъ совершенно реальный предметъ, со всми линіями, формами, цвтами, запахами, звуками. Это просто матеріализація вещи.

Солнце, которое освщаетъ предметы въ моемъ воображеніи, просто ослпляетъ меня, запахъ меня душитъ, выступаетъ столько деталей, что он мшаютъ мн видть цлое.

Но эта способность вызывать, во всей его реальной яркости представленіе, недолго сравнительно дйствуетъ. Сначала образъ необыкновенно рельефенъ, но потомъ блднетъ и исчезаетъ.

— Это,— продолжаетъ Зола,— счастливый для меня феноменъ, я написалъ много романовъ, собралъ значительные матеріалы, такъ что еслибы моя память все это хранила, я былъ-бы раздавленъ ихъ тяжестью. Я забываю романъ по мр его написанія. Когда я приду къ концу сочиненія, я уже забуду его начало. Я составляю столько же отдльныхъ плановъ, сколько предполагаю написать главъ, если романъ изъ двадцати главъ,— двадцать плановъ, разработанныхъ до послднихъ мелочей. Затмъ уже я спокоенъ, съ такимъ планомъ я уже не заблужусь… Выводъ же такой — моя память характеризуется выходящей изъ ряду вонъ силой запоминанія и вмст съ тмъ необыкновенной хрупкостью своихъ впечатлній.

Я не запоминаю, ради удовольствія помнить, не обладаю той памятью, которою пользуются для того, чтобы поражать быстротою запоминанія…

Вс знаютъ, какъ я пишу свои романы. Я собираю вс документы, какіе только могу достать, путешествую, такъ какъ мн необходимо подышать той атмосферой, въ которой будетъ развиваться мой романъ, я знакомлюсь съ очевидцами того, что хочу описывать, я ничего не выдумываю, романъ уже заключенъ въ матеріалахъ къ нему…

Для меня слово не иметъ особаго значенія. Его можетъ породить образъ или доводъ. Я могу легко говорить, но истинно краснорчивымъ становлюсь лишь подъ вліяніемъ страсти. Я не переношу общихъ, избитыхъ мстъ, он меня парализируютъ, мшаютъ мн говорить. Часто написанное слово приводитъ меня въ удивленіе, словно я его въ первый разъ узналъ, оно кажется мн дикимъ, грубымъ, некрасивымъ, неграціознымъ, слово пробуждаетъ въ моемъ ум образъ, я никогда не читаю и не произношу его въ ум, но когда я пишу, фраза слышна мн, она сопровождается какъ бы музыкой.

Когда я былъ юнъ, я обожалъ стихи и много ихъ писалъ, настоящая музыка не трогаетъ меня, вроятно у меня не достаточно врное ухо.

Я не приготовляю фразы, я бросаюсь какъ въ воду, начиная писать, я не боюсь фразы, я храбро овладваю ею, гляжу ей прямо въ лицо, беру ее приступомъ. У нашихъ романистовъ это рдко встрчается. Вс писатели, которыхъ я знаю, долго оттачиваютъ фразу, прежде чмъ ее написать… Я скоро устаю, написавъ четыре, пять положенныхъ страницъ, я долженъ бросить перо, я работаю всего часа три въ день, это создало мн репутацію труженика, но это ошибка, я чрезвычайно регуляренъ и чрезвычайно лнивъ, я спшу окончить урокъ, чтобы потомъ уже ничего не длать…

…Я близорукъ и ношу 9-й номеръ очковъ, я надлъ ихъ въ 16 лтъ.

Вообще же мои органы чувствъ въ хорошемъ состояніи: обоняніе великолпное. Я часто вижу сны, но они не ярки, я не вижу ихъ при солнечномъ блеск, сверкающемъ днемъ, предметы и лица окутаны свтлыми сумерками, ихъ нжныя очертанія на половину теряются въ разсянномъ и сроватомъ свт…

* * *

Франсуа Коппэ.

— Зрніе до сорока пяти лтъ нормальное, а затмъ немного дальнозоркое. Я имъ сильно злоупотреблялъ въ моей жизни. И теперь еще я читаю по ночамъ.

— Слухъ? — хорошій.— Прочіе органы чувствъ? — Нормальные (по крайней мр, я такъ думаю).— Память? — о, да, у меня еще превосходная память. Она немного ослабла въ послдніе годы, сравнительно съ прошлымъ (особенно относительно именъ). Всякое слово вызываетъ передо мною образъ. Я ненавижу абстрактныя идеи и метафизику. Я обладаю врнымъ голосомъ и нкоторой музыкальной памятью, несмотря на мое полное невжество въ музык.

— Когда вы думаете, то не бываетъ съ вами, что вы внутренно слышите произносимыми вс слова своихъ мыслей, какъ это было у Ривароля, который утверждалъ, что въ одиночеств и тишин, размышляющій человкъ слышитъ тайный голосъ, который называетъ ему вс предметы, о которыхъ онъ думаетъ.

— Я не длалъ надъ собою такихъ наблюденій. Однако нтъ… я не слышу словъ моихъ мыслей.

— Быть можетъ вы принадлежите къ числу тхъ, которые читаютъ слова своихъ мыслей такъ, какъ будто видятъ ихъ передъ собою написанными? Такъ, Шарма сказалъ: ‘Мы думаемъ написаннымъ, такъ же какъ и записываемъ то, что думаемъ’.

— Нтъ.

— Такъ вы принадлежите къ числу тхъ, которые умственно произносятъ слова своихъ мыслей, какъ, напримръ, Монтень, сказавшій: ‘все то, что мы говоримъ, мы должны сперва сказать самимъ себ, все это должно отозваться въ нашемъ ух, прежде, чмъ его услышитъ чужое’.

— И этого нтъ. На года и числа у меня плохая память. Повидимому, простыя слова всего свойственне мн. Къ иностраннымъ языкамъ у меня плохія способности.

Я вижу сны всегда въ вид образовъ, но рдко говорю и слышу слова во сн. Галлюцинацій со мною вообще не бывало. Только порою, крайне рдко, неизвстный голосъ отрывисто произноситъ около меня мою фамилію: Коппэ. Въ выраженіи голоса слышно состраданіе, если мн тяжело, упрекъ, если я собою недоволенъ.

Меня сильно интересуютъ естественныя науки. Кажется и могъ бы сдлаться докторомъ. Предметъ моихъ всегдашнихъ наблюденій — вншній міръ.

— Развитъ у васъ музыкальный инстинитъ?

— Довольно развитъ. Я не ‘чувствую’ музыки, не понимаю ее, но иногда, только иногда, она производятъ на меня очень сильное впечатлніе.

— Вообще искусства вы любите?

— Я живу только литературою. Ребенкомъ у меня было расположеніе къ рисованію. Мой отецъ, очень любившій литературу, самъ кое-что писалъ и не безъ таланта. Ничего не издано.

А. Э.

‘Встникъ иностранной литературы’, No 1, 1893

OCR Бычков М. Н.

Изъ общественной и литературной хроники Запада.

20

Воскресенье

Альфонсъ Додэ.

Эмиль Зола.

Франсуа Коппэ.

Читайте также: