И мысли, и писания наши должны нынче течь ‘по-военному’, т.е. без предисловий и заключений, а прямо ‘к делу’. Я выслушал чрезвычайно полезный полусовет, полууказание одной живущей по замужеству в Петрограде помещицы Самарской губернии, который передаю, как он был сказан мне: — К чему эта медлительность, и волокита, и дороговизна, и, наконец, полугодящийся материал в заготовке для армии шерстяных чулок, варежек и шарфов, когда все это есть уже готовое или может быть изготовлено в одну неделю. Я хорошо знаю, что у нас в Самарской, Саратовской и Астраханской губерниях нет крестьянской избы, где бы не хранилось двух-трех пар всего этого в сундуке. Что значит любительское петроградское вязанье, вязанье из дурной шерсти, закупленной в Гостином дворе, и закупленной по тройной цене сравнительно с тем, сколько шерсть стоит в деревнях, сравнительно с крестьянским вековым, привычным, умелым и быстрым вязаньем, — из своей родной, прекрасной и нетрепаной шерсти. Стремление к пожертвованию сильно и в деревнях, как в городах. Крестьянки с радостью отдали бы и даром эти запасы уже изготовленного у них. А если бы прибавить и маленькую цену за эти вещи, то какая была бы это помощь семьям запасных! Ведь вещи-то и вязались для мужей, для сыновей, — но за быстротой мобилизации не были захвачены из дому. Крестьяне будут только рады, что вещи и пойдут куда надо, и даже тем именно, для кого они готовились. А если приказать и еще изготовить по три пары с каждой избы, — то вся армия будет вмиг одета. И этих крестьянских вещей вы не увидите перепроданными обратно потихоньку в лавки, как сплошь и рядом случается с дамскими вязаньями: потому что крестьянами связанные вещи и носить-то умеют и любят только крестьяне, т.е. те же солдаты. Но только все это надо сделать разом и быстро, — подобно тому как в три дня были уже по всей России, по отдаленнейшим селам, закрыты винные лавки. Нужно сделать быстрым Царским повелением, быстрым правительственным повелением или распоряжением от земского союза русских городов. Мысль прекрасная, простая, ясная. Она прибавила: — Я знаю хорошо свою губернию и соседние с нею. Но уверена, что и в других русских губерниях подобные домашние запасцы шерстяных вещей есть. Не исполнить ли это? Не прибегнуть ли к этому? Мне здесь нравится и форма ‘приказа’. — ‘Не рассуждай и делай’. Все должно быть ‘по-военному’ в военное время. И сам народ любит и уважает это быстрое и энергичное распоряжение около себя. Жалко, что не пришло никому раньше этого на ум. Но и теперь — не опоздало. Ведь ‘вяжут’… А есть — ‘связанное’. Спросим его, возьмем его, купим по дешевейшей цене. Денежка эта хорошая — она в деревню пойдет.
* * *
Еще два письма ‘к сейчас‘. Из Москвы.
‘Прошу позволения побеспокоить вас. В настоящее время говорят и пишут о славянстве, о выпавшей на его долю тяжелой борьбе с германизмом. Желая пополнить познания о славянстве, когда-то приобретенные на школьной скамье, — иду в городские библиотеки, — ‘Грибоедовскую’ и ‘Тургеневскую’, — спрашиваю ‘Всеславянство’ Н.П. Аксакова, Флоренского — ‘Столп и утверждение истины’, ‘Грюнвальденский бой’, труды Хрущева, Сокольникова, ‘Греко-славянский мир’ Ламанского, ‘Заветы Скобелева славянам и отзывы его о немцах’ Апушкина, маленький томик стихотворений Хомякова (цена 20 к.). Заведующие библиотеками говорят: ‘У нас нет книг по славянскому вопросу’, говорят без смущения, как будто так и должно быть. Слишком заражены космополитизмом наши библиотекари, чем и объясняется отсутствие в библиотеках книг по славянскому вопросу. Правда, на днях профессор князь Трубецкой в зале Политехнического музея на собрании Московского религиозно-философского общества предостерегал своих слушателей от космополитизма, — но господа, выдающие книги населению Москвы, фанатично считают себя авторитетнее всех авторитетов. Они находят, что сейчас хорошо прочесть брошюру ‘Человеческая бойня’ Вильгельма Ламспуса, — поэтому пишут заглавие этой брошюры на особой красной бумажке и приклеивают последнюю на видном месте. Чтобы дать понятие вообще о войне и какие войны называются ‘бойней’, на этой же бумажке имеются заглавия и других книг: ‘Об отечественной войне 1812 года’, ‘О турецкой войне’, ‘О японской войне’, ‘Четыре дня’ Гаршина. По мнению библиотекарей Москвы, прочесть Ламспуса сейчас настоятельно необходимо, прочесть же сочинения Киреевских или ‘Славянское горе’ Амфитеатрова и знать, как пророчески предсказал Скобелев неизбежность борьбы славянства с германизмом, — все это, по мнению московских библиотекарей, — не важно, не нужно, отстало, реакционно. Не найдете ли возможным обратить внимание общества и власти на то, чтобы все библиотеки в России (подчеркнуто в письме. — В.Р.) обзавелись литературой по славянству. С почтительностью Гавриил Ш. Москва, 2-я Мещанская ул., д. Солодовникова’.
Да. Темно в наших библиотеках. Боже, как темно. Давно пора поднять занавеску и приоткрыть окно. Не хочется винить бедных библиотекарей: ведь на крошечном жалованье, лишь кое-чему выученные, они только и света видят что в сочинениях своего Д.И. Писарева. Об этом горе, о засорении городских читален только порнографией и только радикализмом, надо подумать городским самоуправлениям. Жалоба хороша и важна тем, что она идет, судя по слогу письма, — от обывателя, из толщи городской.
Он упоминает о братьях Киреевских и о двадцатикопеечном томике стихотворений А.С. Хомякова. Именно о последнем я тоже получил третьего дня письмо:
‘Напомните читателям творения Хомякова, как будто для сего дня написанные: 1) ‘Внимайте голос истребления’, ода 1832 года, ‘Суд Божий’, 1854 года, ‘Richtterspruch-Richterspruch’ {‘Приговор рыцаря — приговор судьи’ (нем.).}, 1841 года, ‘Россия’, 1854 г., ‘Раскаявшаяся Россия’, 1854 года. — Я эти стихотворения давно, с балканской войны 1877 года, читаю и перечитываю, — и удивляюсь, что настоящие писатели не вспомнят нашего славянского поэта’.
Пишет образованная женщина, мать четырех сынов, дерущихся на войне. В письме характерная приписка: ‘Лежу больная, только что окрестила внука, отец которого сейчас в бою под Варшавой, — жду всего худшего’.
Да сохранит Бог и жизнь молодого человека, и сердце матери и бабушки. Сколько-то таких сейчас, для которых трепетен всякий час, страшно каждое утро — когда берется в руки газетный лист со списком ‘раненых и убитых’.
Господа, ради их трепета — позволим себе этот год не быть ‘космополитами’. Сегодня наш ‘мир’ есть наше отечество.
Впервые опубликовано: Новое Время. 1914. 23 окт. No 13871.