ИЗ НАБЛЮДЕНИЙ БЮРОКРАТА ПОСЛЕДНЕЙ ФОРМАЦИИ
ИЗ НАБЛЮДЕНИЙ БЮРОКРАТА ПОСЛЕДНЕЙ ФОРМАЦИИ
* * *
КОММЕНТАРИИ
КОММЕНТАРИИ
Из наблюдений бюрократа последней формации, Юровский Леонид Наумович, Год: 1917
Время на прочтение: 9 минут(ы)
Юровский Л. Н. Впечатления. Статьи 1916-1918 годов
Сост., предисл. и коммент. А.Ю. Мельникова.
М., 2010.
Автор нижеследующих строк принадлежит к этой именно категории — бюрократов последней формации. Он попал в эту категорию внезапно. Он был ошеломлён всем тем, что с ним произошло с того самого момента, как он занял своё место в вагоне петроградского поезда в Москве, на Николаевском вокзале. И, будучи убеждён, что его переживания, находящиеся ныне под непосредственным влиянием дел государственных, не могут быть безразличны для тех читателей, к которым он обращался в течение нескольких лет, он, т.е. автор нижеследующих строк, решился изложить свои наблюдения в форме газетной статьи, подписанной соответствующим псевдонимом.
По дороге в Петроград попутчики автора разочарованно беседовали о московском государственном совещании, особенно стараясь разгадать смысл заключительного его аккорда. Так как автор вообще никакого смысла в этом аккорде найти не мог, то он должен был уклониться от участия в обсуждении означенного вопроса.
В Любани пассажиры, как бывшие, так и не бывшие членами московского государственного совещания, набросились с необыкновенной живостью на имевшиеся в ресторане суррогаты питательных веществ, которые продавались здесь на вес кредитных билетов. Этот новый способ оценки хозяйственных благ, по мнению автора, весьма интересен и заслуживает внимания и экономистов-теоретиков, и министра финансов.
В Петрограде автор прежде всего и сильнее был поражён отсутствием на улицах солдат, этого вредного для международного благополучия наследия варварских времён на Неве почти не имеется. Осталось лишь изрядное количество людей, носящих форму, похожую на солдатскую, вероятно, за отсутствием иной одежды. Указанные люди, занимавшиеся ещё недавно некоторыми видами торговли, вынуждены были бросить это занятие по независящим обстоятельствам и посвящать свои досуги как прогулкам по проспектам и скверам, так и заботам о том, чтобы женское сословие Петрограда не скучало. Милитаризму и империализму эти лица не оказывают, разумеется, никакой поддержки, за что и получают от казны стол, квартиру и содержание.
Как человек, не освоившийся ещё с тем, что он занимает государственный пост, автор по приезде в Петроград отправился завтракать в кофейню Филиппова, что на углу Невского и Троицкой улицы и всем бывавшим в Петрограде небезызвестна. В виду отсутствия прежних блюд здесь теперь сервируют питательные вещества в новых комбинациях, в роде, например, кофе с яблочным вареньем. Что же касается хлеба, то таковой, будучи отправляем ‘в адрес’ кормильца Петрограда В.Г. Громана, составляет для потребителя редкий предмет роскоши и в кафе сервируется не ежедневно. Однако, весьма сведущий официант тут же сообщил автору, что эти мелкие дефекты продовольственной организации будут исправлены, лишь только В.Г. Громан закончит начатый им подсчёт запасов, производства, распределения и потребления всех существующих в пределах государства Российского товаров и настоит на том, чтобы временное правительство достаточно часто созывало всероссийские съезды.
Наконец, автор отправился в своё министерство, дабы осведомиться о том, в каком состоянии находятся порученные ему дела государственной важности. И тут-то произошло самое замечательное. Тут-то автор и усмотрел, что быть бюрократом последней формации — это и есть самая печальная доля из всех, которые уготованы человеку. Что за государственные дела ему препоручаются, никто сообщить автору не мог, и там, где должен был быть его департамент, он обрёл пустое место. Однако автор не может рассказать эту историю во всех её конкретных деталях и ограничится поэтому некоторыми обобщениями.
Правительство вместе с министерствами есть аппарат политический и технический. Революция поставила во главе этого аппарата новых людей с новыми идеями. Затем ход событий переменил этих людей несколько раз. Обстановка, в которой происходила эта смена, определённо обязывала изъять и заменить новыми лицами лишь тех чиновников, которые играли при старом порядке руководящую политическую роль, и, по возможности, щадить весь механизм. Может быть, это очень печально и неприятно, но это безусловно так. Правительственный аппарат огромен и необыкновенно сложен. Заменить его, притом ещё в военное время, новым аппаратом было бы совершенно немыслимым начинанием. Худо ли, хорошо ли работала старая организация, у неё был огромный опыт и она располагала многими техническими навыками (я имею в виду преимущественно финансово-экономическое управление). Только живой души не было в этой организации. Надо было вдохнуть эту душу, но помнить, что у нас ‘нет людей’, и относиться к тому, что есть, необыкновенно бережно.
Бесспорно, очень многие это понимали. Но под давлением ли обстоятельств и новых политических организаций, или по собственной вине далеко не все это в достойной мере соблюли. ‘Новые’ косо смотрели на ‘старых’, и параллельно министерской пошла чиновничья чехарда. А так как людей от этого не становилось больше, то дело сводилось к тому, что чиновник, изгнанный в качестве представителя старого режима из одного министерства, часто принимался в другом министерстве в качестве представителя новых начал. Но своё старое дело он знал, а с новым ему приходилось лишь знакомиться. И расшатанная машина ещё больше расшатывалась.
Плохо работали наши министерства? Да, плохо. Но никогда не работали они так отчаянно, как теперь. Ещё в старых организациях дело идёт кое-как, вертятся колёса машины, велика инерция и лишь производительность упала. Но бюрократические организации, возникшие заново, внушают больше чем тревогу и больше чем страх. Глядя на них, иной раз удивляешься, как это вообще ещё действует государственный механизм, и начинаешь верить, что может поступить такой час, когда он перестанет работать в буквальном смысле слова.
Ломать этот механизм ещё раз, снова реорганизовывать и продолжать чехарду было бы безумием. Существует лишь один выход из положения: по возможности упростить стоящие перед государством задачи. Сюда относится прежде всего недавно выдвинутый вопрос о сокращении армии путём демобилизации всех лишних её элементов. С какой бы стороны не подходить к нашим государственным бедствиям, всё очевиднее становится, что с этого именно необходимо начинать.
‘Русские Ведомости’, 24 августа (6 сентября) 1917 года, No 193, с. 1-2 (опубликовано под псевдонимом ‘Юр. Лигин’).
Стр. 65. ‘Автор нижеследующих строк принадлежит к этой именно категории — бюрократов последней формации’. — ‘Юровский… был назначен в августе 1917 года управляющим Особым статистико-экономическим отделом министерства продовольствия Временного правительства’. — Ю.М. Голанд, ‘Леонид Наумович Юровский. Портрет на фоне эпохи’ в книге Л.Н. Юровский, ‘Денежная политика Советской власти (1917-1927). Избранные статьи’, Москва, ‘Экономика’, с. 6. Именно в таком качестве Л.Н. Юровский выступал с докладом ‘Продовольственная политика’ на состоявшемся 14-17 октября 1917 года VII съезде союза городов, который ‘выделил для рассмотрения продовольственного вопроса специальную секцию’ — см. издание Министерства Продовольствия ‘Известия по продовольственному делу’, No 3 (34), сентябрь-октябрь 1917 года, с. 59. Здесь его должность названа немного иначе — ‘заведующий статистико-экономическим отделом министерства продовольствия’. Однако, если говорить о названии отдела, то у Ю.М. Роланда он назван точно. Согласно Положению о Министерстве Продовольствия (3.7.г) статистико-экономический отдел носил название ‘особый’. — ‘Известия по продовольственному делу’, июнь-июль 1917 года, No 2 (33), с. 3. Министерство Продовольствия было образовано Постановлением Временного Правительства от 5 мая 1917 года.
Вот данное здесь же (отчёт ‘Продовольственный вопрос на VII съезде союза городов’) изложение доклада ‘Продовольственная политика’: ‘Свой интересный доклад Л.Н. Юровский посвятил, главным образом, истории регулирования хлебного дела. Он пришёл к выводу, что хотя регулировка и представляется совершенно неизбежной для всех воюющих государств, тем не менее ‘в зависимости от различных политических, культурных и экономических условий отдельные государства… вынуждены были осуществить систему регулирования с различной степенью полноты’ и, что, в частности ‘страны, располагающие незначительными культурными силами и малодисциплинированным населением, способны проводить в жизнь с достаточным успехом лишь элементарные меры’.
Рассматривая принятые Временным Правительством в последнее время меры для борьбы с продовольственным кризисом, Л.Н. Юровский указал, что 1) ‘снабжение населения предметами первой необходимости, представляясь мерой правильной, является лишь мелким паллиативом’… ‘особенно, в той форме, в какой оно осуществляется в настоящее время’, 2) произведённое повышение твёрдых цен на хлеб, бывшее необходимым, ‘осуществлено глубоко неправильно, оно даёт лишь временные и неповсеместные результаты’, почему необходимо осторожное и планомерное ‘понижение твёрдых цен для ускорения подвоза хлеба’, и 3) ‘предоставление министерству продовольствия новых прав в отношении продовольственных комитетов (1) не может разрешить организационный вопрос в продовольственном деле. По этому злободневному сейчас вопросу, имевшему особенную важность для первого съезда представителей, выбранных на демократических началах, городских самоуправлений, Л.Н. Юровский находил необходимым, отделив распределительную операцию от заготовочной, только первую передать органам общественного самоуправления. Заготовку, как дело государственное, он находил нужным организовать через ‘лиц, непосредственно зависящих от центральной власти’, т.е. попросту назначенных министерством’.
(1) ‘Упразднять их, или лишать тех или иных прав, когда министр найдёт это нужным’. Постановление Временного Правительства от 25 августа.
Доклад Л.Н. Юровского ‘Продовольственная политика’ может служить историческим введением к его статье ‘Вольные цены или свободная торговля’ (‘Русские Ведомости’, 15 февраля (2 марта) 1918 года, No 36, с. 1). Этот доклад известен историкам экономики. Со ссылкой на архивы (ЦГВИА, ф. 12593, оп. 36, д. 69, лл. 22-24) два отрывка из него цитировались в литературе — П.В. Волобуев, Экономическая политика Временного Правительства, Москва, 1962, с. 433, 440. Вот первый, цитированный П.В. Волобуевым фрагмент, касающийся оценки Л.Н. Юровским Постановления Временного Правительства от 27 августа 1917 года, согласно которому твёрдые цены на хлеб (установленные в марте) с 1 августа повышались вдвое: ‘…Я полагаю, что это была необходимая мера, но эта мера была проведена самым невозможным способом. Это было огульное повышение в два раза… но всё же не было никакого основания повышать всюду цены по одинаковому образцу, именно на 100%’ (лл. 22-23). Второй, приводимый П.В. Волобуевым фрагмент касается оценки Л.Н. Юровским причин успешности хлебозаготовок осени 1917 года: ‘…в настоящее время зерно поступает главным образом от крупных помещиков, не потому что у них виден благородный порыв, а потому, что они опасаются, с одной стороны, понижения цен, а с другой, с полным основанием опасаются не государственной, а местной реквизиции зерна…’ (лл. 23-24). Добавим, что VII съезд союза городов проходил в Москве, в здании московской городской Думы — см. Н. Астров, ‘Седьмой съезд союза городов’, ‘Русские Ведомости’, 14 октября (27 октября) 1917 года, No 235, с. 2.
Стр. 65. ‘…попутчики автора разочарованно беседовали о московском государственном совещании, особенно стараясь разгадать смысл заключительного его аккорда’. — Возможно, имеется в виду эпизод выступления закрывающего Государственное совещание А.Ф. Керенского. В репортаже ‘Русских Ведомостей’ говорится: ‘И был момент особенно сильного напряжения у оратора и в зале, когда стал он говорить о том, что некоторые группы требуют от него суровых методов в управлении, что вынуждают его отказаться от тех чувств, которые живут в его душе, которыми он всегда дорожил. В чрезвычайном волнении А.Ф. Керенский восклицает, что, может быть, приведут его к этому, и сердце станет как камень. Эти слова произнесены почти в экстазе. В зале волнение. Волнение и за министерским столом. Министры делают какое-то движение в сторону стоящего в их центре’ — ‘Русские Ведомости’, 17 августа (30 августа) 1917 года, No 187, с. 5. Несколько дней спустя после Государственного совещания началось выступление генерала Л.Г. Корнилова, знаменитые ‘корниловские дни’. А.Ф. Керенский писал спустя 11 лет в своей книге La RИvolution russe: ‘Московское Государственное совещание оказалось прологом к ужасной трагедии, разразившейся между Могилёвом, где располагалась Ставка Верховного главнокомандующего, и Петроградом, где находилось Временное правительство’. — А.Ф. Керенский, Русская революция. 1917, Москва, ‘Центрполиграф’, 2005, с. 261 (перевод с французского Е.В. Нетесовой).
Стр. 67. ‘...лишь только В.Т. Громан закончит начатый им подсчёт запасов, производства, распределения и потребления всех существующих в пределах государства Российского товаров…’ — Ср. фрагмент о Владимире Густавовиче Громане из воспоминаний Марка Вениаминовича Вишняка, относящийся, правда, к другому периоду, но интересный в связи с замечанием Л.Н. Юровского:
‘Революции не ждали, хотя в катастрофическом положении страны были убеждены и не щадили самых мрачных красок для его изображения. В самом начале 17-го года Громан надумал дать моментальный снимок катастрофического продовольствования русских городов. Дать картину положения городского населения России на определенную дату имело, по мнению Громана, не только научный и исторический интерес, но и крупное политическое значение. Поставленная лицом к лицу с неопровержимыми фактами и цифрами, власть вынуждена будет признать, аргументировал Громан, что, если не будут немедленно приняты радикальные меры, русские города обречены на голод и вымирание.
Громану удалось убедить Астрова в полезности одновременного обследования городов. В спешном порядке разработали опросный лист, наметили объект обследования, составили группу анкетёров, снабдили их инструкцией и телеграфировали городским головам просьбу об оказании содействия. В половине января мы разъехались в разные стороны с наказом представить итоги обследования в десятидневный срок.
Мне поручено было совершить рейд в южном направлении. Я побывал в городских управах Курска, Симферополя, Ялты, опросил кого мог и кто был расположен беседовать, собрал печатные материалы и письменные доклады и вернулся обратно. Впечатление получилось тяжелое. Всюду выстраивались длинные очереди, терявшие часы в ожидании предметов первой необходимости, которые чаще обещали, нежели доставляли. Транспорт был не только расстроен, он был перегружен и истощен, — был, как тогда говорилось, в параличе. Остро ощущался недостаток в хлебе, муке, крупе, угле, керосине, даже в дровах. Все были утомлены и недовольны, жаловались на жизнь, на порядки, на межведомственные распри и соперничество. Но ‘вулкана’, на котором мы, по убеждению статистиков и экономистов, будто бы сидели, я не заметил. Не было и той абсолютной ‘разрухи’, о которой не переставали писать газеты.
Много лет спустя, возвращаясь мыслью к предфевральским дням уже из эмигрантского далека, М.А. Алданов заметил, что о ‘продовольственных затруднениях’ как ‘причине революции’ историку после 1920 г. писать ‘будет неловко’. То же повторил позднее и другой историк СП. Мельгунов (‘Возрождение’, No 12. 1950 г.). Это, конечно, не так. Это было бы так, если бы 1920-ый год предшествовал 1917-му. И фактически продовольственное положение пред революцией не было благополучным и не исчерпывалось одними ‘затруднениями’, как это представляется на расстоянии десятилетий. И психологически ‘затруднения’ производили такое ‘революционизирующее’ впечатление именно потому, что будущее оставалось скрытым, и ничье воображение не могло себе представить, что печальное начало 17-го года — идиллия по сравнению с тем, что случится через 2-3 года.
Одновременно со мной вернулись из поездки и другие участники обследования. Я попал в число обследователей за недостатком профессиональных статистиков и экономистов. Я был, поэтому, чрезвычайно удивлен, когда Астров обратился ко мне с личной и специальной просьбой взять на себя обработать все поступившие данные и составить в спешном порядке Записку о продовольственном положении городов. Доверительно он сообщил, что Записку повезет в Петроград Челноков, которому, как главноуполномоченному Союза городов, уже назначен доклад у государя. Астров просил меня пожертвовать масленичным отдыхом, чтобы выполнить общественный долг.
Как ни прискорбно было работать на масленой, поручение было слишком серьезно — и лестно, — чтобы его не выполнить. Я просидел за Запиской пять дней и, частью, ночей и сдал ее в переписку на машинке. Ни Громан, ни Астров ее не просмотрели, и она была вручена Челнокову, отправившемуся в Петроград. Записка была помечена 10-м февраля и появилась в очередном выпуске ‘Известий’ Союза городов — конечно, без моей подписи — уже после революции’. — Марк Вишняк, Дань прошлому, Нью-Йорк, Издательство имени Чехова, 1954, с. 241-243. О В.Г. Громане см. в книге знавшего его Н.М. Ясного — Naum Yasny, Soviet economists of the twenties: names to be remembered. Cambridge University Press. 1972, pp. 91-123. Н.М. Ясный также упоминается в воспоминаниях M.В. Вишняка.
Стр. 67. ‘Только живой души не было в этой организации. Надо было вдохнуть эту душу, но помнить, что у нас ‘нет людей’, и относиться к тому, что есть, необыкновенно бережно’. — Ср. эти сожаления Л.Н. Юровского о сделанных ошибках с написанными спустя 3 года записками народного социалиста Александра Алексеевича Демьянова. После образования Совета рабочих депутатов Петербурга он был его членом, затем назначен руководить 2-м департаментом Министерства Юстиции Временного Правительства. И, наконец, с мая по октябрь 1917 года служил товарищем министра юстиции (был назначен на этот пост Павлом Николаевичем Переверзевым, близким товарищем которого был). ‘Новая власть родилась неожиданно. Она упала как снег на голову всем старым чиновникам. Казалось бы, со стороны последних новая власть должна была встретить, если не отпор, то по крайней мере недружелюбное отношение. Но таково было презрение к старой власти и такая надежда возлагалась на новую власть, что не только не было заметно со стороны чиновников недружелюбного отношения к новой власти, а наоборот чувствовалось самое предупредительное отношение, связанное с желанием помочь новой власти в её новой деятельности. Такое отношение не может быть объяснено гуттаперчевой душой чиновника, слишком ясны были признаки доверия к новой власти, и достаточно красноречивых данных для установления этого обстоятельства’. — А. Демьяненко, Моя служба при Временном Правительстве, ‘Архив русской революции’, издаваемый И.В. Гессеном, Берлин, 1922 год, т. IV, с. 67.
См. также сделанное в апреле 1918 года замечание бывшего в прошлом Управляющим делами Временного Правительства В.Д. Набокова: ‘Я хотел сказать — и думаю теперь, — что огромное большинство бюрократии нисколько не заражено стремлением быть plus royaliste que le roi, — оно охотно бы признало fait accompli, подчинилось бы новому порядку и никаким ‘саботажем’ не стало бы заниматься. Конечно, и в центре, и на местах, как тогда, в 1905 году, так и теперь, в 1917-м, были отдельные люди, которых их прежняя деятельность и совершенно определённая, яркая политическая физиономия делала и принципиально, и практически неприемлемыми для нового строя. Эти единицы и подлежали бы изъятию’. — В.Д. Набоков, Временное Правительство, ‘Архив русской революции’, издаваемый И.В. Гессеном, т. I, с. 26.