Из моих воспоминаний о Н. Я. Гроте, Оболенский Леонид Егорович, Год: 1899 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 9 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

Николай Яковлевичъ Гротъ
въ очеркахъ, воспоминаніяхъ и письмахъ
товарищей и учениковъ, друзей и почитателей.

Очерки и воспоминанія

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія Министерства Путей Сообщенія (Товарищества И. Н. Кушнеревъ и К), Фонтанка, 117.
1911.

Изъ моихъ воспоминаній о Н. Я. Грот.

Л. Е. Оболенскаго ¹).

¹) Напеч. подъ заглавіемъ ‘Высокій нравственный образецъ’ въ ‘Одесскомъ Листк’ 1899, No 212.

Почему именно съ одесситами я хочу поговорить о безвременно умершемъ, высоко-талантливомъ русскомъ философ и превосходномъ человк?

Прежде всего потому, что онъ жилъ въ Одесс, работалъ здсь, возбуждая мысль студенческой молодежи своими прекрасными лекціями и бесдами въ домашнемъ кругу, живыми членами котораго были и его ученики. Здсь онъ будилъ и мысль публики своими общедоступными, талантливыми публичными лекціями…

Впослдствіи онъ сталъ достояніемъ всей Россіи, а, быть можетъ, и Европы, создавъ первый въ Россіи философскій журналъ и первое дйствительно работавшее философское общество. Я тутъ не длаю ошибки: .Психологическое общещество’ при Московскомъ университет было основано проф. Троицкимъ, но создано поздне Н. Я. Гротомъ. Такимъ образомъ, Одесса можетъ считать его отчасти своимъ и гордиться тмъ, что такой человкъ жилъ и работалъ въ ея сред, встрчая живой откликъ своимъ стремленіямъ.

Да, это было лучшее время въ духовной жизни Одессы!

Я зналъ лично Грота съ 1879 г. по 1899 г., т. е. двадцать лтъ. Въ послдній разъ я видлъ его въ 1897 г., прозжая лтомъ черезъ Москву и захавъ къ нему. А послднее письмо получилъ отъ него недли за дв до его смерти. Письмо это поразило меня своимъ измученнымъ, утомленнымъ тономъ и необычнымъ для Николая Яковлевича перечисленіемъ его значенія и заслугъ для русской философіи. Я тогда же написалъ объ этомъ нкоторымъ общимъ московскимъ друзьямъ и отъ одного изъ нихъ, студента А. Л. Ф—ва, получилъ тревожный отвтъ: онъ писалъ, что нашъ общій любимецъ, Николай Яковлевичъ, неузнаваемъ послдніе дни: когда приходишь къ нему на квартиру, онъ говоритъ почти исключительно о себ, о своей усталости, о масс писемъ, получаемыхъ имъ изъ-за границы и изъ Россіи, онъ даже показывалъ конверты и даты этихъ писемъ и т. д.

Мои московскіе знакомые выражали серьезныя опасенія, что ихъ любимый профессоръ переутомился до послдней степени, что его силы надломились и что это состояніе угрожаетъ ему неминуемой бдой, если обстоятельства его жизни не измнятся радикально къ лучшему.

Изъ нашего послдняго свиданія въ Москв, о которомъ я упомянулъ выше, мною было вынесено, наоборотъ, довольно хорошее впечатленіе относительно состоянія здоровья Николая Яковлевича. Я провелъ у него тогда нсколько часовъ, завтракалъ съ его семьей, оставившей во мн самое симпатичное воспоминаніе тсно сплоченнаго кружка взаимно любящихъ другъ друга людей. При мн къ Гроту пришелъ извстный московскій философъ и талантливый молодой профессоръ, князь Трубецкой, отношенія между нимъ и Гротомъ были почти братскія, дружескія, и эти отношенія дополнили для меня впечатлніе теплоты, вынесенное изъ пребыванія у Грота.

Я замтилъ, впрочемъ, и тогда одну черту, которая, однако, не заставила меня задумываться о его душевномъ состояніи: нсколько разъ въ теченіе нашей бесды его покойное, радостное настроеніе смнялось выраженіемъ крайней задумчивости, какъ будто бы онъ на мгновеніе уходилъ мыслью далеко отъ насъ и нашей бесды и былъ тяжко озабоченъ чмъ-то.

Когда посл завтрака мы ушли въ его кабинетъ, и онъ съ волненіемъ началъ разсказывать мн о крупной краж, сдланной артельщикомъ журнала ‘Вопросы философіи и психологіи’ изъ книжнаго склада этого журнала, я приписалъ вышеупомянутыя минуты его задумчивости этому обстоятельству: въ склад были книги, отданныя на комиссію, за растрату приходилось нести нравственную и отчасти матеріальную отвтственность Н. Я. Гроту и, хотя товарищи, конечно, сдлали все, чтобы облегчить этотъ неожиданный ударъ, онъ былъ, тмъ не мене, очень тяжелъ для Николая Яковлевича.

Вотъ все, что я знаю о послднихъ годахъ личной жизни глубокоуважаемаго ученаго.

Къ этому могу прибавить разв только то, что около времени моего послдняго свиданія съ нимъ редактированіе журнала отошло отъ него въ своихъ деталяхъ. ‘Психологическое общество’ избрало, по предложенію самого Грота, нсколькихъ редакторовъ журнала, оставивъ за нимъ, какъ за своимъ представителемъ, только общее наблюденіе.

Николая Яковлевича, повидимому, огорчала недостаточная распространенность журнала среди русской публики, хотя тутъ же онъ доказывалъ, что его журналъ иметъ больше подписчиковъ, чмъ французскій ‘Revue Philosophique’. Въ этихъ заботахъ о большемъ распространеніи, онъ много говорилъ со мною о необходимости ввести въ журналъ статьи по вопросамъ соціологическимъ на философской почв. И мы тогда же уговорились съ нимъ о ряд статей, которыя я долженъ буду дать по этимъ вопросамъ. Впослдствіи я могъ выполнить это предположеніе наше лишь отчасти по нкоторымъ обстоятельствамъ, не зависвшимъ отъ Грота.

Мои воспоминанія я началъ съ конца по весьма понятной причин: конецъ больше всего меня поразилъ, и я не могу до сей поры оправиться отъ тягостнаго впечатлнія, произведеннаго на меня извстіемъ о неожиданной смерти этого выдающагося человка. Передъ моими глазами до сихъ поръ встаетъ худощавая фигура и глубоко-симпатичное, живое, нервное лицо его, какъ я видлъ ихъ въ послдній разъ. Старости не было ни тни, ни малйшихъ признаковъ въ этомъ лиц, въ этой живой, подвижной фигур, въ этихъ милыхъ, юношескихъ, глубокихъ глазахъ! И какъ могла смерть такъ быстро скосить эту выдающуюся, рдкую натуру!?

II.

А натура у Николая Яковлевича была, дйствительно, рдкая. Владиміръ Сергевичъ Соловьевъ, въ своей замтк о немъ, въ іюльской книжк ‘Встника Европы’, замчаетъ справедливо, что рдко можно встртить человка, который такъ благожелательно, съ такимъ полнымъ отсутствіемъ личнаго самолюбія, относился бы къ своимъ собратьямъ по философіи. Обыкновенно бываетъ, что различія въ философскихъ мнніяхъ порождаютъ ярую полемику и даже личную вражду между философами. Извстный французскій психологъ Рибо высказалъ даже однажды мысль, что философія изъ всхъ другихъ областей знанія и мысли наиболе способна раздлять людей и поселять вражду между ними. Онъ указывалъ, что вс спеціальности имютъ свои сплоченныя ‘общества’ и только философовъ нельзя себ представить въ подобномъ объединеніи,— до такой степени они враждебно настроены другъ противъ друга.

Нельзя сказать, чтобы въ этихъ словахъ Рибо не было доли правды. Чмъ убжденне философъ и чмъ больше онъ иметъ основаній думать, что создалъ новую систему, новое міросозерцаніе, тмъ больше онъ способенъ враждовать съ другими міровоззрніями, которыя, какъ ему кажется, стоятъ камнями на пути распространенія того, что онъ самъ считаетъ ея единственной истиной. И это враждебное отношеніе къ другимъ бываетъ не только у оригинальныхъ философовъ-изобртателей, но и у горячихъ послдователей какой-нибудь чужой философіи.

Этимъ послднимъ фактомъ доказывается, что философская вражда не есть дло честолюбія, или, по меньшей мр, что честолюбіе здсь далеко не главный и не единственный факторъ.

Относительно Грота можно сказать, что онъ въ этомъ отношеніи представлялъ рдкое исключеніе. Онъ справедливо могъ считать себя,— особенно въ начал своей философской карьеры,— боле или мене оригинальнымъ изобртателемъ, если не философской, то психологической системы на почв біологіи.

Тмъ больше, значитъ, причинъ было у него для вражды съ другими философами. Между тмъ, въ дйствительности, не было человка, который съ большимъ вниманіемъ, терпимостью, даже любовью, относился къ трудамъ другихъ, хотя бы они расходились съ нимъ въ своихъ основаніяхъ и выводахъ, даже полемизировали противъ его взглядовъ.

Это — явленіе до такой степени рдкое, до такой степени высоко-цнное, что, говоря о Н. Я. Грот, его нужно поставить на первое мсто.

Только этой чертой характера нашего симпатичнаго мыслителя можно объяснить себ то огромное вліяніе, какое онъ сумлъ оказать на развитіе русской философіи, на объединеніе ея дятелей въ ‘Психологическомъ обществ’ и въ журнал ‘Вопросы философіи и психологіи’.

И не думайте, чтобы такая терпимость къ чужимъ мнніямъ и такое уваженіе къ чужому труду обходились Гроту безнаказанно. О, далеко нтъ! Когда основался журналъ ‘Вопросы философіи и психологіи’, многіе были возмущены — особенно въ Петербург, встртивъ въ числ именъ опубликованныхъ сотрудниковъ его два-три имени несимпатичныхъ по своей тогдашней общественной дятельности.

Это обстоятельство лишило журналъ сочувствія нкоторыхъ интеллигентныхъ кружковъ, что ограничило значительно и кругъ его сотрудниковъ, и кругъ его подписчиковъ.

Помню, что я, подъ впечатлніемъ раздражающихъ толковъ, слышавшихся объ этомъ въ Петербург, написалъ тогда Гроту, что онъ сдлалъ, по моему, крупную ошибку, допустивъ въ списокъ сотрудниковъ эти несимпатичныя имена. На это письмо я получилъ пространный отвтъ Грота. Онъ глубоко возмущался этой нетерпимостью нкоторой части публики (къ сожалнію, наиболе прогрессивной), говорилъ о необходимости уважать каждый серьезный трудъ, хотя бы онъ исходилъ отъ противника нашихъ общественныхъ убжденій. Съ противными мнніями слдуетъ бороться доводами и доказательствами, а не остракизмомъ и т. д.

Въ письм не было даже намека на то, что иногда такая терпимость важна и ради ‘политики’, если желаешь провести и сохранить новое дло, которое легко можетъ быть опорочено въ извстномъ смысл. Быть можетъ, безсознательно для самого себя, Гротъ находился и подъ давленіемъ необходимости держаться извстной политики относительно лицъ другихъ направленій, но сознательно, даже въ интимномъ письм, этого нельзя было замтить: онъ стоялъ исключительно на чистомъ этическомъ принцип извстнаго уваженія къ чужимъ взглядамъ, которыхъ нельзя стснять вншнимъ образомъ. Можно соглашаться или не соглашаться съ такой широкой терпимостью Н. Я. Грота, но нельзя отказать ей въ глубокой симпатичности. Кром того, она была логически-послдовательно связана съ его общими философскими и психологическими воззрніями, развитыми особенно ярко и талантливо въ двухъ капитальныхъ трудахъ: ‘Психологіи чувствованій’ и ‘Реформ логики’, а затмъ въ его лекціяхъ, читанныхъ студентамъ Новороссійскаго университета. Съ ними я имлъ удовольствіе подробно ознакомиться, такъ какъ нкоторыя выдержки изъ этихъ лекцій получилъ тогда отъ Грота для напечатанія въ бывшемъ моемъ журнал ‘Русское Богатство’, въ которомъ Н. Я. Гротъ былъ самымъ усерднымъ (и всегда безплатнымъ) сотрудникомъ до основанія имъ своего собственнаго журнала (объ идеяхъ этихъ сочиненій и лекцій скажу ниже).

III.

Кром поддержки моего журнала безвозмезднымъ сотрудничествомъ, Николай Яковлевичъ помогъ ему и другимъ способомъ. Въ начал SO годовъ, я написалъ ему, что мн нуженъ компаніонъ для улучшенія журнала, и не прошло мсяца, какъ онъ отыскалъ его мн среди своихъ молодыхъ почитателей.

Насколько симпатично и благожелательно относился онъ къ трудамъ другихъ и особенно начинающихъ мыслителей, видно изъ слдующаго. Первая психологическая работа, съ которой, я выступилъ въ печати, была небольшая книжка., изданная мною въ 1878 году, подъ заглавіемъ ‘Физіологическія объясненія нкоторыхъ элементовъ чувства красоты’ (ране она была помщена въ одномъ научномъ журнал). И вотъ выходитъ въ свтъ обширная диссертація Н. Я. Грота ‘Психологія чувствованій’, и въ ней я нашелъ въ исторической части подробное изложеніе своей работы и самое доброжелательное указаніе на то новое, что она вносила въ психологію эстетическаго чувства, на-ряду съ другими подобными же работами иностранныхъ и русскихъ психологовъ.

Надо замтить, что въ то время я еще не былъ знакомъ съ Гротомъ лично и, кром этого моего труда (правда, встртившаго довольно добрые отзывы въ тогдашнихъ ‘толстыхъ’ журналахъ), ничмъ еще не завоевалъ себ права на такое вниманіе. Но для Грота было достаточно, что въ моей книжечк онъ нашелъ нчто цнное и новое, и онъ не поколебался указать въ своемъ историческомъ очерк даже на то, что я являлся предшественникомъ одного извстнаго французскаго психолога, высказавшаго годъ спустя подобные же взгляды.

Съ такимъ же вниманіемъ онъ относился и къ другимъ русскимъ работамъ и, конечно, не къ однимъ моимъ. Каждая его лекція по какому-нибудь философскому или психологическому вопросу начиналась перечисленіемъ, изложеніемъ и разборомъ мнній его предшественниковъ въ данномъ вопрос и особенно русскихъ предшественниковъ, хотя бы они были еще мало извстны нашей публик.

Этимъ онъ достигалъ важныхъ результатовъ для роста и развитія русской философіи: начинающіе работать въ этой области и успвшіе сказать что-либо заслуживающее вниманія могли быть уврены, что ихъ трудъ не будетъ ‘замолчанъ’,— что Н. Я. Гротъ непремнно выдвинетъ его передъ публикой. А, вдь, такая надежда является уже огромнымъ стимуломъ, побуждающимъ къ работ. И это было особенно важно у насъ, гд публика еще недавно смотрла на философію. какъ на какую-то пустую забаву, и любой кропатель плохихъ романовъ, повстей и разсказовъ могъ надяться на большую извстность, чмъ философъ или психологъ…

Съ другой стороны, Гротъ возбуждалъ и въ обществ интересъ къ философіи, читая свои публичныя лекціи,— какъ было въ Одесс,— на которыхъ онъ популяризировалъ философскія и психологическія задачи, сближалъ ихъ съ жизнью и проводилъ въ толпу, не умвшую еще мыслить ни о чемъ, кром своихъ житейскихъ длъ и свтскихъ отношеніи.

IV.

Не мшаетъ здсь сказать вкратц о тхъ идеяхъ, которыя развивалъ Н. Я. Гротъ въ теченіе своей философской карьеры. Наиболе выдающимся трудомъ его я считаю вышеупомянутую диссертацію ‘Психологія чувствованій’. Въ ней онъ длаетъ попытку, имвшую, впрочемъ, предшественниковъ, поставить наши чувствованія въ связь съ біологическими процессами въ организм. Основная мысль этого труда взята у Герберта Спенсера, хотя развита и обработана Гротомъ оригинально и самостоятельно. Спенсеръ замтилъ, что работа, для которой запасено въ организм или орган достаточное количество энергіи, доставляетъ удовольствіе. И, наоборотъ, недостатокъ энергіи вызываетъ страданіе при работ.

Гротъ расширяетъ, обобщаетъ и, такъ сказать, округляетъ эту мысль. Онъ доказываетъ, что удовольствіе можетъ получаться и положительно, и отрицательно, а именно, во-первыхъ, отъ израсходованія накопленной энергіи и, во-вторыхъ, отъ возстановленія истраченной энергіи. Въ свою очередь, и страданіе можетъ получаться путемъ положительнымъ и путемъ отрицательнымъ: во 1-хъ, отъ недостатка работы при избытк энергіи и, во 2-хъ, при излишк работы, превышающей затрачиваемую на нее энергію.

Теорія эта была изящна, законченна и объясняла, дйствительно, значительное большинство нашихъ пріятныхъ и непріятныхъ чувствованій, хотя въ одной изъ моихъ работъ мн пришлось сдлать противъ нея возраженія, которыя мн кажутся существенными, впрочемъ, говоря точне, я сдлалъ не возраженія, а дополненія. Дло въ томъ, что теорія Грота не объясняла вредныхъ или анормальныхъ удовольствій, напр., отъ куренія, опьяненія — алкоголемъ, морфіемъ и т. д. Не объясняетъ она и страданій, испытываемыхъ людьми, пріобртшими вредныя привычки, когда имъ приходится воздерживаться отъ тхъ же привычекъ, напр., когда алкоголикъ или курильщикъ не могутъ удовлетворить своей привычки къ водк или никотину. Поэтому, я дополнялъ теорію Грога теоріей равновсія и гармоніи въ дломъ организм и отдльныхъ его органахъ, причемъ удовольствіе зависитъ отъ возстановленія равновсія хотя бы и вреднаго, но привычнаго, а страданіе — отъ его нарушенія. Такимъ образомъ, теорія Грота входила въ мою какъ одна часть, или частный случай нарушенія или возстановленія равновсія (энергіи).

Въ своей ‘Реформ логики’ Гротъ сдлалъ попытку поставить и процессы нашего мышленія въ связь съ біологическими процессами. Такъ какъ здсь его идея боле сложна и едва ли интересна газетнымъ читателямъ, то я не буду излагать ее.

Боле общеинтересной является его попытка, сдланная въ вышеупомянутыхъ его лекціяхъ студентамъ Новороссійскаго университета,— привести въ связь съ біологіей смну различныхъ философскихъ направленій, при чемъ въ метафизическомъ мистицизм онъ видлъ ослабленіе энергіи, старчество организма, а, слдовательно, мозга и его мышленія.

Впослдствіи, Гротъ значительно измнилъ этотъ взглядъ и сдлался самъ защитникомъ метафизики, а отчасти, даже, и мистицизма. Онъ искалъ особой психической энергіи для объясненія душевныхъ явленій и т. п. Этотъ переворотъ, который, однако, самъ онъ считалъ не переворотомъ въ своихъ идеяхъ, а лишь кругообразнымъ (циклическимъ) развитіемъ своихъ взглядовъ, совершился въ немъ въ московскій періодъ его дятельности. Быть можетъ, нкоторое вліяніе на этотъ переворотъ имло и ученіе Л. Н. Толстого, возбуждавшаго этическое чувство на мистической подкладк.

Измненіе взглядовъ не помшало Гроту оставаться такимъ же терпимымъ и благожелательнымъ къ воззрніямъ совершенно несогласнымъ съ его взглядами, и, даже, противнымъ этимъ взглядамъ. Его журналъ (т. е. ‘Журналъ Психологическаго общества’, въ которомъ онъ былъ предсдателемъ), продолжалъ давать мсто статьямъ мыслителей всхъ философскихъ направленій. Въ то же время, Гротъ, если когда-нибудь и полемизировалъ съ противниками, то эта полемика была образцомъ уваженія къ чужимъ идеямъ и мнніямъ. Я увренъ, что во всхъ его работахъ невозможно отыскать даже одного слова или выраженія, которое было бы оскорбительно для его противниковъ. Это — поистин неоцнимое качество. И, быть можетъ, оно доказываетъ лучше всего, что Гротъ былъ не только философъ, но и мудрецъ, глубоко понимавшій необходимость и плодотворность разномыслія для достиженія истины. Конечно, можно многое сознавать и, тмъ не мене, поступать вопреки своимъ убжденіямъ. Гротъ же, наоборотъ, поступалъ такъ, какъ онъ думалъ. Для этого мало даже быть мудрецомъ, а необходимо быть и превосходнымъ человкомъ въ этическомъ смысл необходимо любить людей, даже враговъ своихъ, т. е. уважать ихъ мысли, а слдовательно, ихъ духовную свободу, выше любви и уваженія къ своимъ собственнымъ идеямъ и произведеніямъ. Такихъ людей мы найдемъ не много во всей исторіи человческой мысли. И, мн кажется, что еще придетъ время, когда эта сторона духовной натуры Николая Яковлевича будетъ оцнена и поставлена высоко, создавъ ему неувядаемую славу дятельнаго борца за духовную и философскую свободу. В. С. Соловьевъ указываетъ на эту сторону его натуры лишь въ рамкахъ благожелательности къ своимъ товарищамъ и отсутствія зависти относительно ихъ. Но эта мрка черезъчуръ узка. Правда, это — фактъ, но фактъ, составляющій, такъ сказать, частный случай, частное проявленіе высокой, рдкой, образцовой этической личности и этическихъ убжденій Грота.

Благословимъ же память этого рдкаго человка и возьмемъ его себ образцомъ терпимости и духовной свободы.

Николай Яковлевичъ Гротъвъ очеркахъ, воспоминаніяхъ и письмахътоварищей и учениковъ, друзей и почитателей.

Изъ моихъ воспоминаній о Н. Я. Грот.

Читайте также:

Николай Яковлевичъ Гротъ
въ очеркахъ, воспоминаніяхъ и письмахъ
товарищей и учениковъ, друзей и почитателей.