ИЗЪ ИСТОРІИ РАБСТВА
ИЗЪ ИСТОРІИ РАБСТВА
I.
II.
III.
IV.
Из истории рабства, Х. Х., Год: 1869
Время на прочтение: 37 минут(ы)
Получивъ приказаніе Марселя {Предлагаемый очеркъ, составляя отдльный эпизодъ изъ исторіи рабства, тмъ не мене служитъ продолженіемъ очерковъ, напечатанныхъ въ 11-й и 12-й книжкахъ ‘Дло’ за 1868 годъ. Поэтому считаемъ необходимымъ для новыхъ подписчиковъ передать вкратц содержаніе предыдущаго очерка. Въ XIV вк злоупотребленія власти сеньеровъ, надъ ихъ рабами и вассалами, дошли до крайнихъ предловъ: поселяне были совершенно раззорены, отягчены чрезмрными налогами, самая жизнь ихъ зависла отъ каприза сеньеровъ. Правосудіе находилось въ рукахъ тхъ же самыхъ сеньеровъ, слдовательно обращаться къ нему было безполезно. Въ это время, въ деревн Крамуази, принадлежащей сиру де-Нуантелю, проживалъ энергическій человкъ Гильомъ Кэле. Его дочь, Авелина, была просватана за раба той же сеньеріи Мазурски. Авелина была очень хороша собой, потому естественно было предполагать, что сеньеръ Вуантель воспользуется правомъ первой ночи съ новобрачной’. Надобно было выкупать это право, что допускаюсь обычаемъ феодальнаго произвола. Кэле продалъ, что было можно и передалъ деньга Мазуреку, который понесъ ихъ въ вид выкупа сеньеру. По дорог несчастныя былъ ограбленъ шевалье де-Шомонтедомъ,— случай не рдкій въ то время. Мазурекъ жаловался своему сеньеру, но его жалоба признана клеветой. Такимъ образомъ сеньоръ воспользовался правомъ первой ночи, а судъ приговорилъ: Мазуреку испросить публичное прощеніе сеньора за го, что онъ хотть воспрепятствовать ему въ его прав, затмъ сражаться на турнир съ палкой въ рук противъ Шомонтели, вооруженнаго съ могъ до головы, и если безоружнаго раба побдятъ, то онъ будетъ брошенъ въ воду. Разумется, Мазурекъ былъ побжденъ и его, зашитаго въ мшокъ, бросили въ воду. Онъ не погибъ, его спасли Магіэ, адвокатъ, пріхавшій на турниръ изъ Парижа, и Кале, но событіе, помимо другихъ предлоговъ, послужило причиной взрыва, который на время былъ удержанъ Магіи, посовтовавшимъ ждать сигнала изъ Парижа. Въ Париж городскимъ головой былъ Марсель, одинъ изъ самыхъ замчательнйшихъ людей Франціи. Англичане объявили войну, произошла битва при Пуатье, французы были разбиты, король Жанъ взятъ въ плнъ. Регентомъ королевства назначенъ былъ его сынъ Карлъ. Между тмъ собрались генеральные штаты, Карлъ утвердилъ вс ихъ постановленія и обязался клятвою исполнять ихъ. Марсель, во глав милиціи, на время остановилъ успхи англичанъ. Когда прошла первая опасность, Карлъ сталъ нарушать свои общанія, парижское населеніе произвело торжественную демонстрацію. Регентъ оставилъ Парижъ и ршился силой принести его къ повиновенію. Марсель обратился къ Карлу Злобному, королю наварскому, пожелавшему овладть французскимъ трономъ, и назначилъ его главнокомандующимъ Парижа, и подалъ знакъ ко всеобщему возстанію рабовъ, которымъ стали руководить Магіэ и Кэле.} поднять возстаніе между рабами и виленами, Магіэ и Кале спшили, насколько позволяла возможность, на родину Кэле — въ деревню Крамуази.
Деревня эта въ то время, какъ въ нее възжали будущіе предводители народнаго возстанія,— представляла видъ совершеннйшей пустыни. Вс дома были оставлены ихъ обитателями. На улицахъ ни души, только кое-гд завоетъ голодный песъ, да разв прокрадется истощенная, исхудалая кошка…
Мертво и тихо въ Крамуази. Его жители, услыхавъ о приближеніи страшнаго капитана Грифита, разбжались по лсамъ, гд скрылись въ землянкахъ, выкопанныхъ имя на случай. Но въ т ужасныя времена и дремучій лсъ и тайныя убжища не спасали несчастныхъ районъ отъ хищности и жадности ихъ эксплуататоровъ, имвшихъ у себя такихъ выдрессированныхъ ищеекъ, которыя чутьемъ угадывали присутствіе раба, и въ особенности зарытыхъ имъ въ землю сокровищъ, состоявшихъ изъ нсколькихъ мдныхъ монетъ.
Управляющій землями плоэрнельской сеньеріи принадлежалъ къ числу замчательно-искусныхъ ищеекъ, своимъ чуткимъ носомъ онъ угадалъ куда скрылись гонимые ужасомъ люди, и задумалъ воспользоваться своимъ открытіемъ.
Сиръ Нуантель, въ числ многихъ другихъ сеньоровъ, постыдно бжавшихъ съ поля сраженія при Пуатье,— попался въ плнъ англичанахъ и, но раздлу, достался на долю герцогу Норфольку. По обычаямъ того времени плнникъ могъ получить свободу, внеся за себя установленный выкупъ. Свобода Нуантеля была оцнена въ 6,000 флориновъ. Эти деньги управляющій его имніями обязанъ былъ выдать капитану Грифиту, побочному сыну Лорфолька.
Получивъ приказаніе своего сеньора управляющій задумался, такой суммы въ касс не оказывалось, положимъ, нетрудно было достать недостающее количество, — въ Нуантел проживалъ жидокъ, охотно снабжавшій сеньоровъ деньгами за хорошіе проценты,— но зачмъ же производить излишнія траты, когда эти деньги можно было получить другимъ, боле удобнымъ и дешевымъ способомъ, выжавъ ихъ изъ рабовъ, на то вдь они и рабы, чтобы расплачиваться за вс грхи и безобразія своихъ господъ.
Но гд же взять рабовъ, когда они разбжались повсюду, даже изъ городка Нуантеля, и скрылись неизвстно куда? И вотъ носъ управляющаго началъ работать, и работалъ такъ успшно, что скоро донюхался до скрытаго въ дремучемъ лсу подземелья.
Заручившись такимъ открытіемъ, управляющій поскакалъ къ страшному капитану.
Интересная личность былъ этотъ капитанъ, истинное чадо своего времени. Незаконнорожденный сынъ богатйшаго и могущественнйшаго вельможи Англіи, герцога. Норфолька, онъ. несмотря на такое блистательное родство, въ одинъ прекрасный день очутился на улиц безъ всякихъ средствъ къ существованію. Ему самому приходилось пробивать дорогу въ жизни. Въ тотъ вкъ личная физическая сила была лучшей рекомендаціей свободнаго человка и открывала ему дорогу къ богатству, почестямъ и слав. У Грифита въ карман не было ни гроша, за то были здоровые кулаки и достаточный запасъ наглости. Прославившись уличными драками и кабачными исторіями, онъ сталъ замтнымъ лицомъ и попалъ въ милость къ одному изъ начальниковъ вольныхъ дружинъ,— составленныхъ изъ превосходныхъ стрлковъ,— которые въ то время бороздили вдоль и подеретъ всю Англію, раззоряя мирныхъ жителей и приставая то къ той, то къ другой изъ враждующихъ партій буйныхъ сеньоровъ. Грифитъ попалъ въ одну изъ такихъ дружинъ и скоро самъ сдлался начальникомъ самой многочисленной и самой страшной изъ этихъ разбойничьихъ шаекъ, пополнявшихъ свой составъ сбродомъ всевозможныхъ негодяевъ и развратниковъ.
Съ своей доблестной шайкой Грифитъ, вмст съ англійской арміей, высадился во Францію, участвовалъ въ сраженіи при Пуатье, побилъ множество французовъ, а посл сраженія пошелъ гулять по стран, предавая все огню, мечу и грабежу. Удивительные были эти люди XIV столтія! Суеврные, ханжи, они, когда разыгрывалась ихъ необузданная волюшка, съ особенной охотой издвались и истребляли вс т предметы, которые считали священными, передъ которыми благоговли и которыхъ боялись пуще смерти. Таковъ былъ и капитанъ Грифитъ. Бывали времена, когда онъ бичевалъ себя, ползъ десятки сажень на колняхъ за крестнымъ ходомъ, но наступала другая пора, и тогда онъ длался самымъ ярымъ преслдователемъ всего, имвшаго религіозный характеръ, онъ длался самымъ безжалостнымъ мучителемъ духовенства, которому еще за нсколько дней передъ тмъ цловалъ руки и ноги и исполнялъ всевозможныя его требованія. Проходила пора жестокой мести и Грифитъ снова пресмыкался предъ духовенствомъ, вымаливая, прощеніе за свои прегршенія. Грифитъ боялся адскихъ мукъ и надялся, примиряясь съ духовенствомъ, избжать ихъ.
Можно представить теперь, какими подвигами ознаменовала себя во Франціи шайка капитана Грифита посл пораженія французовъ при Пуатье, результатомъ котораго было совершенное уничтоженіе французской арміи и оставленіе страны безъ всякой защиты. Отдувались за всхъ и про все, разумется, рабы, съ ними капитанъ Грифитъ продлывалъ такія штуки, которыя показались ужасными даже плуэрнельскому управляющему, достаточно изощренному въ искуств вытягиванія у раба послдняго гроша, жертвой страшныхъ лишеній припасеннаго про черный день. Не мене доставалось отъ Грифита и монастырямъ, обыкновенно онъ грабилъ ихъ, не исключая церквей, до послдней лампадки, самихъ же монаховъ вздергивалъ на вислицу. Въ женскихъ же монастыряхъ для молодыхъ монахинь вислица замнялась бракомъ съ солдатами шайки. Бракъ совершался по всмъ каноническимъ правиламъ, лейтенантъ Грифита, онъ же и капеланъ отряда, произносилъ приличныя случаю молитвы, бракъ считался законнымъ, но импровизированный мужъ оставлялъ за собой право прогнать такимъ образомъ навязанную ему жену, когда ему заблагоразсудится, или просто повсить ее, если такой способъ расторженія брака почему либо казался ему боле удобнымъ.
Вотъ къ этому-то Грифиту и отправился управляющій имніями сира де-Нуантеля.
Грифитъ завтракалъ ветчиной, запивая ее виномъ, налитымъ въ чашу, когда предъ его грозные очи предсталъ управляющій. Капитанъ сдлалъ такой выразительный жестъ, что его гость затрясся всмъ тломъ.
— Ты чего лезешь, управляющій, сказалъ Грифитъ,— врно притащился конючить гроши. Врешь, братъ! меня но разжалобишь, не на- таковскаго напалъ, у меня подавай все, что есть, иначе будетъ плохо. Ты, я думаю, слышалъ, какія шутки я умю продлывать?
— Я къ вамъ пришелъ, достопочтенный капитанъ, по приказанію вашего отца, герцога Норфолька. Мн поручено передать вамъ выкупъ за моего милостиваго сеньора, сира де-Нуантеля… Вотъ письмо.
— А это другое дло, сказалъ Грифитъ, прочитавъ письмо.— Такъ ты привезъ деньги? (5,000 флориновъ — хорошая сумма, подавай же ее. Чтожъ ты медлишь?
— Многомилостивый капитанъ, я полагаю, вамъ извстно, что но случаю войны съ вами, нашъ сеньеръ долженъ былъ затратить вс деньги, какія имлъ у себя, отвчалъ дрожащій отъ страха управляющій,— и денегъ теперь у меня въ касс нтъ ни гроша… Оно не то, чтобы ихъ не было совсмъ, прибавилъ онъ, замтивъ грозный жестъ капитана,— по они находятся не у меня, а у нашихъ вассаловъ, которые зарыли ихъ въ землю и не платятъ ни гроша, съ той поры, какъ сеньоръ ухалъ въ походъ. Но съ вашею помощію я надюсь получить ихъ…
— Еще бы! Мн ршительно все равно: ты ли отдашь, съ нихъ ли мы возьмемъ,— мн лишь бы получить свои 0,000 флориновъ. Надо хать куда, что ли,— такъ подемъ.
— Видите ли, достопочтенный капитанъ,— они забрались въ такія трущобы, куда верхомъ прохать невозможно: придется идти узенькими тропинками, пробираться почти ползкомъ. Я полагаю также. что намъ нтъ надобности брать весь вашъ отрядъ, будетъ довольно человкъ съ десятокъ,
Они отправились. Путь ихъ лежалъ густымъ, трудно проходимымъ лсомъ, по краю глубокаго оврага, то спускаясь въ оврагъ, то поднимаясь опять вверхъ. Дороги никакой не существовало, даже незамтно было никакихъ слдовъ тропинки и нужны были необыкновенныя способности ищейки, столь развитыя у управляющаго, чтобы не заплутаться въ этомъ ужасномъ лабиринт. Капитанъ Грифитъ безпрестанно и энергически выражалъ свое нетерпніе, и не разъ уже подгибались колни у трусливаго управляющаго, все время про себя читавшаго молитвы во избавленіе отъ лукавой напасти. Наконецъ показалась и цль ихъ пути. Управляющій вздохнулъ свободне, капитанъ какъ будто нсколько успокоился.
Собственно говоря, впрочемъ, ничего не показалось очевиднаго для глазъ. Даже самый опытный, охотничій взглядъ едва ли бы усмотрлъ здсь признаки человческаго жилья: на земл ничего не возвышалось, кром кустовъ и деревьевъ, не было и признаковъ какихъ либо искуственныхъ углубленій или возвышеній. Между тмъ тутъ было громадное подземелье, входомъ въ которое служилъ колодезь, искусно прикрытый вращающеюся дверью изъ хвороста. Было также нсколько отдушинъ для притока воздуха и прохода свту, но и они были искусно замаскированы. Такихъ подземелій было множество въ тогдашней Франціи и большая часть изъ нихъ была выкопана еще во времена набга норманновъ.
Въ этомъ подземелья въ описываемое время скрывалась масса обитателей деревни Крамуази и сосднихъ съ нею поселковъ. Печальный видъ представляли яти несчастные, почти лишенные свта и принужденные дышать затхлымъ, испорченнымъ воздухомъ. Они сидли группами, разговаривая о своихъ невзгодахъ, о возможности скораго освобожденія и копошились надъ разными работами. Между ними находились и наши старые знакомцы: Мазурекъ, Авелиня и Ализона. Послдняя вынуждена была искать убжища у Мазурека посл совершеннаго разрушенія англичанами городка Нуантеля, причемъ сгорлъ и ея кабачокъ. Ей -удалось, захвативъ съ собою деньги’ кое-что изъ одежды, счастливо отдлаться отъ англичанъ, которые, разумется, замтили бы ея красоту и обошлись съ нею также, какъ обходились со всми хорошенькими женщинами. Вмст съ Мазурекомъ изъ Крамуази она вынуждена была скрыться въ это печальное логовище.
Работали и разговаривали несчастные рабы, не ожидая, что надъ головами ихъ виситъ уже опасность. Вдругъ раздвинулась верхняя дверь и прогремлъ грозный, хорошо знакомый имъ голосъ:
— Вассалы крамуазійскаго прихода, но приказанію нашего благороднйшаго, могущественнйшаго и любимаго сеньера на васъ наложена подать въ 1,000 флориновъ, другіе приходы заплотятъ каждый по стольку же. Я знаю, вы станете отговариваться, что у васъ нтъ такой большой суммы, но мн также хорошо извстно, что въ земл у васъ зарыто гораздо боле. Раскошеливайтесь же скоре, иначе…. вы знаете, я шутить не люблю. Вы дорожите своими деньгами, также, какъ и своей кожей. Выбирайте же, и живе, между смертью и уплатой денегъ. Обдумайте хорошенько, и пока я прочту ‘богородицу и отче нашъ’, одинъ изъ васъ непремнно долженъ вынести ко мн требуемую сумму. Въ случа же вашего ослушанія, я закрою вс отдушины, забросаю колодезь хворостомъ, зажгу его, и посмотрю тогда какъ-то вы справитесь съ дымомъ. Вы, вдь, хитры, какъ лисицы, слдовательно и съ вами надо поступить, какъ поступаютъ съ лисой, когда желаютъ, чтобы она выскочила изъ своей норы.
Что могли отвчать на это наглое требованіе люди раззоренные до послдней возможности, люди слабые, больные? Имъ оставалось только покориться своей участи и задохнуться отъ дыму, который вскор долженъ былъ наполнить всю ихъ яму. Время, назначенное управляющимъ, миновало, онъ уже усплъ прочитать и богородицу и отче нашъ. Видя, что никто изъ рабовъ не показывается съ деньгами, палачи спустились въ подземелье. Ставъ съ копьями у входа въ самую пещеру, чтобы препятствовать рабамъ, инстинктивно пожелавшимъ помшать первому огню, они завалили какъ входъ въ пещеру, такъ отчасти и самый колодезь хворостомъ и зажгли его. дкій дымъ сталъ наполнять пещеру, несчастные рабы метались изъ угла въ уголъ, ища выхода или какой нибудь отдушины, чтобы дохнуть свжимъ воздухомъ. Многіе попадали въ обморокъ, и въ числ ихъ Авелина. Отъ крайняго истощенія силъ и болзни, несчастная не выдержала этого послдняго удара и умерла. Мазурекъ, до сихъ поръ боле другихъ сохранявшій присутствіе духа, окончательно потерялъ его, онъ бросился на трупъ жены, цловалъ его и горько рыдалъ, дрожа конвульсивно всмъ своимъ тломъ.
Эта смерть также убійственно подйствовала и на всхъ другихъ обитателей пещеры. Не потерялась только одна мужественная трактирщица Адизона.
— Теперь не время плакать, сказала она, обращаясь къ Мазуреку.— Надо мстить. Попытаемся отсюда выйдти. У меня есть 300 флориновъ, отдадимъ ихъ управляющему и онъ, вроятно, насъ отпуститъ. Если же онъ не согласится,— нотъ твои вилы, чмъ он не оружіе, ими также можно убить, какъ и мечомъ или стрлой.
Мужество трактирщицы быстро сообщилось Мазуреку. Онъ схватилъ въ одну руку вилы, другою взялъ Ализону и стремительно бросился къ выходу. Flo какъ пройдти чрезъ эту массу огня и дыма?
Въ минуты крайности человкъ всегда длается сообразительне. Имя въ рукахъ вилы, Мазурекъ сообразилъ, что, съ помощью ихъ, легко втащить внутрь пещеры часть костра и, такимъ образомъ, очистить свободный отъ огни и дыма проходъ. Одинъ, другой взмахъ, нсколько шаговъ впередъ, и Мазурекъ почувствовалъ свжій воздухъ, увидлъ небесный сводъ. Силы его удвоились, онъ рванулся впередъ и очутился предъ изумленными палачами. Еще секунда — и онъ напалъ на управляющаго, всадилъ ему вилы въ животъ, повалилъ на земь, наступилъ ногой на грудь и сталъ наносить ему ударъ за ударомъ.
— Это теб, волкъ, за Авелину, силою приведенную тобой на постель сеньера, это теб за Авелину, злодйски задушенную тобой, это теб за вс мученія, которымъ подвергалъ ты насъ, бдныхъ людей….
Вс были такъ озадачены неожиданнымъ появленіемъ Мазурека, что никто не ршился или даже не усплъ прійдти на помощь къ управляющему. Капитанъ же Грифитъ, держась за бока, хохоталъ во все горло.
— Право молодецъ! кричалъ онъ.— Капеланъ! посмотри, какъ онъ ловко отдлалъ пузатаго управляющаго! Я бору этого бшенаго подъ свое покровительство, никто не смй дотронуться до него! Ей Богу, я и не подозрвалъ, что можно такъ ловко расправляться вилами.
— Ба, ба, ба.! А это кто же, продолжалъ капитанъ, замтивъ Ализону,— вотъ красотка-то.
Ализона только-что показалась, она едва дышала, силы ей измняли. Капитанъ схватилъ ее на руки и потащилъ.
— Отпустите меня, шептала Ализона, я дамъ за себя выкупъ.
— О выкуп мы потолкуемъ посл, а теперь займемся любовію, моя раскрасавица, отвчалъ Грифитъ, продолжая тащить Ализону, подальше въ лсъ.
— Помогите! Мазурекъ, помоги! кричала несчастная.
— Я здсь, сказалъ кто-то, только не Мазурекъ.
Это былъ Магіэ, въ сопровожденіи Гильома Кэле, Адама-Дьявола и многочисленной толпы рабовъ, вооруженныхъ кто топоромъ, кто вилами, кто ломомъ.
— Я здсь, прекрасная трактирщица, кричалъ Магіэ, перескакивая съ камня на камень съ мечомъ въ рукахъ.
— А, это мой бомонскій плнникъ, сказалъ Грифитъ.— Ты пришелъ помриться со мной.— прекрасно. Прежде покончимъ съ тобой, а красавица не уйдетъ изъ моихъ рукъ.
Между ними началась ожесточенная борьба, въ это же время спутники Магіэ напали на людей Грифита и управляющаго. Хотя англичане были отлично вооружены и пользовались славою превосходныхъ воиновъ, однакоже они не могли ничего подлать противъ массы напавшей на нихъ, они были подавлены численностью и погибли вс до одного.
Грифиту также не посчастливилось: его противникъ вышибъ у него изъ рукъ оружіе, повалилъ на земь и смертельно ранилъ.
— Утшаюсь мыслію, что приходится погибнуть отъ руки такого молодца, какъ ты, но разстаюсь съ жизнію въ досад, что не удалось попользоваться этой красавицей, а также, что умираю безъ исповди.— Это были послднія слова знаменитаго англійскаго авантюриста, наводившаго ужасъ своимъ именемъ всюду, гд онъ показывался.
Во время этой битвы Мазурекъ бросился къ подземелью и сталъ вытаскивать изъ колодца горячій хворостъ, чтобы очистить путь для несчастныхъ заключенныхъ. Его усилія увнчались успхомъ, онъ спустился въ подземелье и вскор вышелъ оттуда съ трупомъ Авелины на рукахъ.
Подошли и побдители англичанъ.
— Идите туда, сказалъ Мазурекъ.— Тамъ найдете вы трупы, и только трупы. Сеньеру нашему понадобились деньги, онъ потребовалъ съ насъ, а откуда мы ихъ возьмемъ, когда кругомъ раззорены. Эта подлая собака, управляющій хотлъ попытать, не будемъ ли мы сговорчиве, когда попробуемъ, каково задыхаться отъ дыму…
— Отецъ, продолжалъ онъ, обращаясь къ Кале,— я выплакалъ вс слезы, ихъ нтъ теперь у меня. Вотъ дочь твоя, а моя жена, она умерла, несчастная, она не вынесла горя и страданій, она умерла но милости нашего господина, какъ умерли многіе другіе тамъ, въ нашемъ подземельи.
Одного за другимъ выносили мертвыхъ и умирающихъ. Очень немногихъ удалось привести въ жизни. Рабы хранили мертвое молчаніе.
— Выроемте нашимъ братьямъ и сестрамъ могилу и предадимъ ихъ земл, сквозь рыданія произнесъ Кэле, припадая къ трупу милой дочери. Онъ поднялъ глаза къ небу, выраженіе его лица было ужасно.
Въ мертвомъ молчаніи рабы копали могилу, по ихъ суровымъ лицамъ катились слезы.
Окончена грустная работа. Мертвецовъ одного за другимъ снесли въ могилу и положили рядомъ. Вс живые преклонили колни. Стало, кажется, еще тише, хотя вся церемонія происходила въ совершеннйшей тишин. Какія мысли носились тогда въ умахъ бдныхъ. забитыхъ нуждою и притсненіями страдальцевъ?
Торжественна была эта печальная, безмолвная церемонія! Какая картина представлялась взорамъ наблюдателя! Съ одной стороны большой могилы, наполненной трупами жертвъ невжества и лютости,— толпа смиренныхъ, замученныхъ рабовъ, въ мертвомъ молчаніи преклонившихъ колни и. казалось, взывающихъ къ небу о мести, съ другой, обезображенный трупъ управляющаго, виновника столькихъ погибшихъ жертвъ, окруженный трупами англичанъ, Богъ знаетъ для чего забредшихъ на чужую землю и. можетъ быть, оставившихъ дома семьи, которыя будутъ горько оплакивать ихъ гибель на чужбин. Да, поразительная была эта картина!
Началось торжественное печальное прощаніе. Глухія рыданія пронеслись въ спокойномъ воздух.
Могилу засыпали. Тогда Кале, поднявъ дрожащія руки къ небу, произнесъ потрясающимъ голосомъ:
— Клянусь трупомъ моего дитяти, зарытаго здсь моими собственными руками! клянусь трупами нашихъ друзей, нашихъ родныхъ. погибшихъ въ этомъ подземелья! клянусь муками, которыя мы терпли! клянусь потомъ и кровью нашихъ отцовъ! клянусь нищетой, ожидающей нашихъ дтей!— я отомщу за свою дочь! я отомщу за нашихъ отцовъ, я постараюсь вырвать нашу расу на свободу, изъ той тюрьмы, въ которой насъ держатъ! Смерть франкамъ! Смерть нашилъ угнетателямъ! Мщеніе!…
Мщеніе! Смерть мучителямъ! повторяла толпа, потрясая своимъ разнообразнымъ оружіемъ.
Вы видли, сколько здсь мертвыхъ стариковъ и юношей, женщинъ и дтей! Вс они умерли разомъ, въ какіе нибудь полчаса! О, Жакъ Бономъ! придетъ время и ты скажешь: нтъ боле тиранновъ, нтъ сеньеровъ! вс они умерли или бжали изъ нашей Галліи и старики и молодые, и женщины и дти! Вставай же Жакъ Бономъ! Твое имя возбуждало смхъ, пусть же оно будетъ причинять слезы. Вставайте же Жаки, начнемте Жакерію!
— Она начнется въ замк Шиври! вскричалъ Адамъ-Дьяволъ.— Сегодня туда прибудетъ нашъ сепьеръ для празднованія своей свадьбы съ красавицей Глоріандой.
— Въ день турнира, продолжалъ онъ, обращаясь ужь къ одному Мазуреку,— она смялась надъ тобой, эта благородная двица. Теперь твоя очередь посмяться. Мужайтесь Жаки. Жакерія начинается!
— А, а, прекрасная Глоріанда! отвчалъ Мазурекъ съ ужаснымъ смхомъ.— Какъ я счастливъ теперь, что окривлъ, что мой носъ сплюснутъ, что я похожъ на чудовище. Тмъ ужасне будетъ для нея слушать, когда я скажу: ‘твой мужъ изнасиловалъ мою невсту, я тебя изнасилую’.
— Въ Шиври! въ Шиври! кричала толпа, возставшихъ рабовъ, слдуя за Кэле, Адамомъ и Мазурекомъ.— Смлй Жаки! Начинается Жакерія!
Въ замк Шиври идетъ страшная суматоха. Слуги приготовляютъ обденный столъ, несутъ вино. въ кухн навалены цлыя груды провизіи, готовится богатый пиръ. Сегодня назначена свадьба прекрасной Глоріапды де-Шиври. Въ замк множество гостей,— цвтъ провинціальной сеньеріи. Нтъ только жениха Конрада де-Нуантеля и его вчнаго спутника Жерарда де-Шомонтеля. Женихъ сдержалъ половину своего слова: онъ сражался съ англичанами, ему оставалось сдержать другую: привести въ даръ своей невст десять скованныхъ англійскихъ плнниковъ.
Не замедлилъ явиться и онъ. Конрадъ вошелъ въ зало въ сопровожденіи своего друга Шомонтеля. За ними слдовали десять скованныхъ людей въ англійской боевой одежд. Они были встрчены громкими восклицаніями всхъ собравшихся гостей.
Копрадъ подошелъ къ своей невст. Окованные люди преклонили свои колни.
— Моя дама приказала мн идти на войну съ англичанами и привести ей десять скованныхъ плнниковъ, гордо сказалъ сэръ де-Нуантель.— Я точно исполнилъ ея приказаніе. Вотъ плнники, они принадлежатъ моей дам. Она можетъ располагать ихъ судьбой, какъ ей будетъ угодно.
Мой храбрый рыцарь просить меня но моей вол располагать судьбой этихъ плнныхъ, отвчала Глоріанда, — я, съ своей стороны, буду просить его немедленно освободить этихъ несчастныхъ и щедро вознаградить ихъ. Я желаю, чтобы въ день моей свадьбы было какъ можно боле веселыхъ и счастливыхъ людей.
— Вотъ вамъ рука моя, сэръ де-Нуантель, продолжала она.— Я считаю себя самой счастливой женщиной въ мір, выходя замужъ за такого храбраго и великодушнаго рыцаря.
Въ плнниковъ сняли цпи и увели изъ залы. Сеньери же отправились въ церковь, гд долженъ былъ совершиться обрядъ бракосочетанія.
По окончаніи обряда, вс услись за обденный столъ, который ни обычаю того времени, тянулся цлыхъ шесть часовъ. Вина было выпито страшное количество и во второй половин обда языки пирующихъ развязались. Пили много, какъ мужчины, такъ и дамы, и потому разговоръ принялъ эротическое направленіе. Не пили только женихъ и невста. Боле же всхъ наливался виномъ Шомонтель. Онъ съ пьяна болталъ разный вздоръ.
— Припоминается мн, говорилъ онъ,— прошлогодній турниръ. Помните, тотъ негодяй, что дрался со мною… мы его утопили… а онъ сказалъ мн: ‘ты меня утопилъ и тебя утопятъ’, а теб, Конрадъ: ‘ты изнасиловалъ мою невсту, твоя невста будетъ изнасилована’… Правда, Конрадъ, ты помнишь?
Опасаясь, чтобы пьяный Шомонгель не высказалъ еще чего нибудь худшяго, Нуантель шепнулъ Глоріанд, что пора вставать изъ-за стола.
Отозвавшись нездоровьемъ, Глоріаида просила отца окончить пиръ.
Въ эту минуту въ комнату вбжалъ окровавленный оруженосецъ. Онъ прошепталъ:, монсеньеръ… монсеньеръ’, и упалъ мертвый.
За нимъ вбжалъ другой, крича:
— Измна, измна!.. Плнные англичане перерзали стражу. Къ нимъ присоединился разный сбродъ и они идутъ сюда.
Съ криками: ‘Жакерія, Жакерія’! въ залу ворвалась толпа Жаковъ, предводимыхъ Адамомъ-Дьяволомъ, который, въ числ десяти, игралъ роль плнныхъ англичанъ.
Сеньеры были застигнуты въ расплохъ, при нихъ не было оружія, оно осталось въ спальняхъ, ибо, но обычаю, брачный пиръ происходилъ въ придворныхъ костюмахъ, безъ мечей. Видя невозможность защищаться, они хотли спастись бгствомъ чрезъ другія двери, но тамъ встртили новый отрядъ Жаковъ, имющихъ во глав Кале и Мазурека, Жаки были вооружены палками, топорами, ломами, все оружіе ихъ было въ крови, они только-что перебили полупьяный гарнизонъ замка. Почти вс они состояли изъ рабовъ, принадлежащихъ Нуантелю и Шиври.
При вид этой свирпой, полуобнаженной, окровавленной толпы, почти вс дамы попадали въ обморокъ. Сеньоры схватили въ руки, что попало: столовые ножи, массивные кубки, скамейки, чтобъ чмъ нибудь защищаться: почти у всхъ хмль вылетлъ изъ головы.
Кэле подалъ знакъ и между рабами водворилась тишина.
— Мои Жаки, вскричалъ онъ,— вы принесли съ собой веревки, скрутите-ка руки всмъ чтимъ господамъ, кто будетъ сопротивляться — убейте, не убивайте только отца и мужа этой молодой, а также кавалера Жерарда де-Шомонтеля.
— Я беру на себя этихъ трехъ, сказалъ Адамъ,— Я ихъ хорошо знаю. За мной, англичане!
Рабы бросились исполнять данное приказаніе. Нкоторые изъ сеньеровъ сопротивлялись до послдней крайности, они переранили нападавшихъ, но были убиты. Большинство же, озадаченное внезапностію нападенія, не могло оказать никакого сопротивленія, ихъ сразу перевязали. Въ числ послднихъ находился графъ Шиври. Жерардъ де-Шомоптель и сэръ де-Нуантель, изъ рукъ котораго вырвали прекрасную Глоріанду.
— Всякому свой чередъ, прекрасная барышня, сказалъ ей Адамъ-дьяволъ.— Въ прошломъ году на турнир въ Нуантел ты смялась надъ нами, сегодня мы посмемся надъ тобой.
— Этотъ англійскій плнникъ меня знаетъ, онъ говоритъ по-французски, вскричала. Глоріаяда.— Не ужасный ли сонъ вс эти событія?
— Я вовсе не англичанинъ, прекрасная барышня, отвчалъ Адамъ.— Я вассалъ сеньора Нуантеля. Голь плнника навязалъ мн твой благородный супругъ, твой храбрый рыцарь, сэръ Нуантель, онъ слишкомъ трусливъ, чтобы взять въ плнъ въ бою настоящаго англичанина. Онъ намъ приказалъ играть эту роль, онъ встртилъ насъ сегодня подл лса и веллъ слдовать за собой, переодлъ и. подъ страхомъ вислицы, запретилъ намъ проговариваться о нашемъ маскарад. Мы согласились помогать его обману, онъ былъ намъ на руку. Мы предупредили своихъ, и они, пользуясь темнотой, прокрались къ замку, мы перебили пьяную стражу у моста,— она перепилась чествуя твою свадьбу,— опустили моетъ и впустили своихъ. Затмъ перебили весь гарнизонъ замка и теперь смемся надъ тобой, какъ ты смялась надъ нами.
— Такъ Конрадъ солгалъ! Конрадъ меня обманулъ! Онъ трусъ! твердила съ грустію Глоріанда.
— Да, твой благородный супругъ лжецъ и трусъ! отвчалъ Адамъ.— Теб нуженъ боле храбрый и мужественный мужъ, и я тебя отведу къ нему… Пойдемъ же… пойдемъ… твой первый бракъ ничего не значитъ.
И онъ повелъ Глоріанду, которая послдовала за нимъ безсознательно, удрученная горестной новостью объ обман Конрада.
Они подошли къ толп, среди которой находился Мазурекъ. Видъ его былъ ужасенъ. Полуодтый въ изорванную хламиду изъ козьей шерсти, съ окровавленными руками, кривымъ глазомъ, сплюснутымъ носомъ, всклокоченными волосами, онъ олицетворялъ собою совершеннйшее безобразіе.
— Вотъ твой новый мужъ, сказалъ Адамъ своей спутниц, указывая ей на Мазурека.
Но Глоріанда не слыхала его словъ, она отшатнулась, увидя это олицетворенное безобразіе, и могла только произнести: ‘какое чудовище’!
Каковъ же былъ ея ужасъ, когда она увидла, что это чудовище медленно подходитъ къ ней и его единственный глазъ смотритъ на нее съ ненавистью, и, наконецъ, почувствовала, что его грубая рука оперлась на ея нжное плечо.
— По праву побдителя, я беру тебя въ свою собственность, сказалъ Мазурекъ.— Ты принадлежишь мн также точно, какъ моя покойная жена. Авелина принадлежала твоему мужу.
— Что говоритъ это чудовище? шептала несчастная Гдоріанда, почти совсмъ потерявъ разсудокъ.— Батюшка! Помогите же мн, мой отецъ!
Но какую помощь могъ оказать ей отецъ, связанный по рукамъ и по ногамъ?
— Батюшка, помогите же! кричала несчастная, тщетно желавшая освободиться отъ Мазурека.
— Вассалъ! сказалъ старый Шиври, обращаясь къ Гильому Кэле,— ты. кажется, начальникъ этой бшеной толпы, спаси жизнь и честь моей дочери, и я, клянусь теб Богомъ, — я избавлю тебя отъ наказанія, которое ты заслужилъ своими преступленіями.
— Скажи мн, перебиль его предводитель Жаковъ съ ледянымъ спокойствіемъ,— скажи мн, благородный сеньеръ, не правда ли, что день замужества нашихъ дтей — одинъ изъ самыхъ лучшихъ дней въ нашей жизни?
— Увы! Нынче утромъ я думалъ именно такъ.
— Я также думалъ, что день свадьбы моей дочери Авелины будетъ счастливымъ днемъ для меня. Поврь, что и рабъ иметъ отцовскія чувства, а я такъ нжно любилъ мою дочь. Она-была кротка, прекрасна и чиста, она была единственной радостью, гордостью въ моей горькой жизни… И знаешь ли ты, что случилось съ нею?.. Сиръ де-Нуантель, твой зять, приказалъ притащить ее къ себ на кровать, обезчестилъ ее…
— Вассалъ! вскричалъ Шиври.— Ты забываешь, что сиръ де-Нуантель дйствовалъ но праву, онъ иметъ право первой ночи на всякую двушку своего раба, живущаго на его земляхъ.
— Откуда же вышло это право? Кто далъ его? Вы, сеньоры, вы сами его выдумали, потому что вы насъ побдили. Сегодня мы побдители и беремъ себ право надъ вашими дочерьми. Но слушай дале. Мазурекъ, мужъ моей дочери, попытался избавить свою жену отъ безчестія, за это его заставили испросить на колняхъ прощеніе у его сеньера. Слушай еще. Вчера моя дочь, вмст со многими другими несчастными жертвами, задушена дымомъ въ подземелье. Это преступленіе совершено управляющимъ сира де-Нуантеля. Ужасна была смерть моей дочери… да, ужасна!
— Но разв это моя вина? сказалъ де-Шиври.
— А разв моя? отвчалъ Кэде.— Око за око, зубъ за зубъ: сиръ де-Нуантель изнасиловалъ жену Мазурека, Мазурекъ изнасилуетъ жену сира де-Нуантеля.
— Но чмъ же виновата моя дочь, что….
— А чмъ же виновата моя, что ее силой привели на постель сеньера? Нтъ, нтъ, пусть страдаютъ сегодня т, кто долженъ пострадать! Сегодня побдилъ Жакъ Бономъ, и онъ воспользуется своей побдой. Долго вы смялись надъ нимъ, пришло время и вамъ поплакать!
Жаки восторженными кликами высказали свое согласіе съ словами своего предводителя. Адамъ-Дьяволъ перешелъ галлерею и отворилъ дверь, за которой находилась спальня для новобрачныхъ.
— Пойдемъ! сказалъ Мазурекъ, таща несчастную Глоріанду.— Пойдемъ!
— Отецъ! защити меня! Убей, но спаси мою честь! кричала она.— Избавь меня отъ этого чудовища.
Въ отвтъ на ея отчаянныя вопли графъ Шиври отвчалъ одними рыданіями.
— Авелина также тщетно призывала меня на помощь, сурово сказалъ Кэле, обращаясь къ Шиври.— Да, я понимаю, какъ ужасно отцу знать, что въ эту минуту безчестятъ его дочь и быть не въ силахъ подать ей помощь. Это мученіе Жакъ Бономъ испытывалъ въ теченіе сотень лтъ, попробуй же его на себ, и ты, гордый сеньеръ!
— О, лучше смерть, чмъ вс эти оскорбленія, вскричалъ выведенный изъ себя Конрадъ де-Нуантель.— Этотъ подлый рабъ осмливается наложить руку на Глоріанду!
— А и тебя разобрало, отвчалъ ему Адамъ, хохоча во все горло.— Ты на колняхъ испросишь прощеніе у Мазурека за то, что ругалъ его.
— Конрадъ, покажемъ этимъ негодяямъ, какъ надо умирать, сказалъ Жерардъ де-Шомонтель.— Наши страданія не останутся безнаказанными. За ними воспослдуетъ страшная месть, и ни одинъ изъ этихъ негодяевъ не ускользнетъ отъ заслуженной кары.
— И тебя мы хорошо помнимъ, Жерардъ де-Шомонтель, отвчалъ ему Кэле.— Придетъ и твой чередъ. Ты вооруженный и въ латахъ дрался противъ Мазурека, имющаго оружіемъ одну палку. Завтра онъ будетъ съ мечомъ, а ты съ палкой. Если ты будешь побжденъ, тебя зашьютъ въ мшокъ и бросятъ въ воду.
— А пока придетъ время битвы, вскричалъ Адамъ, — сядемъ-ка за столъ. Здсь осталось довольно еще вина въ погребахъ. Выпьемъ его, Жаки! Здсь много женщинъ, берите каждый по своему вкусу. Сажайте ихъ въ колни. Пусть отцы и братья любуются. какъ мы станемъ цловать, миловать ихъ дочерей и сестеръ. Частенько заставляли насъ присутствовать при безчестіи вашихъ дочерей и сестеръ, пускай же узнаютъ теперь, какъ это пріятно! Смлй, Жаки! да здравствуетъ любовь, да здравствуетъ вино!
Затмъ началась адская оргія. Возмутительныя дйствія слдовали одно за другимъ. Обезумвшіе отъ мести и вина люди совершенно утратили человческія чувства. Но и можно ли было ожидать чего либо другого отъ людей, перенесшихъ такія ужасныя страданія, какія выпали на долю галловъ, ставшихъ рабами франковъ? Франки, побдивъ галловъ, варварски воспользовались побдой, они отняли у своего побжденнаго врага все, что дорого человку, они третировали его, какъ вьючный скотъ. Что же удивительнаго, если этотъ загнанный, забитый, доведенный до нищеты рабъ, одержавъ побду, прибгнулъ къ самому ужасному возмездію, запятналъ себя возмутительными, кровавыми поступками?
Ночь оргіи прошла. Настало утро. Жаки, предавъ въ замк все мечу и истребленію, зажгли его. Исполнивъ спою месть они направились къ орвильскому мосту, съ котораго, въ прошломъ году, Мазурекъ. зашитый въ мшокъ, былъ брошенъ въ воду. Во глав толпы шли Кале, Мазурекъ, Магіэ и Адамъ. За ними вели сира де- Нуантеля и шевалье де-Шомонтеля, у обоихъ были крпко связаны руки. Мазурекъ имлъ на себ шлемъ Шомонтеля, также какъ и его мечъ и кинжалъ.
Выйдя на равнину, откуда открывался видъ на окрестность, версты на 3, на 4 во вс стороны, Кале, указывая на свтящіяся красныя точки на горизонт, сказалъ:
— Смотрите, это все горятъ замки. Слышите ли, звонятъ деревенскіе колокола: они призываютъ къ мести вассаловъ! Цлую ночь звонили они, звонятъ и теперь… Слушайте! слушайте!
Въ самомъ дл отдаленный звонъ слышался со всхъ сторонъ, отдаленныя зарева слабо мерцали тамъ и сямъ на горизонт.
— Смотрите, они въ огн, въ развалинахъ теперь эти гордыя твердыни, эти тюрьмы, въ которыхъ столько вковъ мучили и терзали бдныхъ рабовъ, сказалъ Адамъ.— О, франки, о сеньоры! сколько зла вы намъ сдлали! Я объ одномъ жалю, что не могу быть разомъ на всхъ мстахъ, гд теперь льется кровь, гд летятъ головни, гд слышатся стоны и вопли умирающихъ! Съ какимъ бы наслажденіемъ я помогалъ везд истреблять нашихъ мучителей!…
— Утшься, прервалъ его Гильонъ.— Не одни мы упиваемся побдой. На всемъ пространств Бовуази, Даоне, Пикардіи, Вермандуа, Шампаніи, — везд наши братья сегодня торжествуютъ свою первую побду!
— Я бы хотлъ видть вс пожары, я бы желалъ слышать вс крики, твердилъ свое неугомонный Адамъ.
— Да, сказалъ Магіэ съ горечью, — если бы мы могли слышать теперь предсмертные крики нашихъ бдныхъ отцовъ, рабовъ или вассаловъ, замученныхъ со времени франкскаго завоеванія, если бы теперь раздались раздирающіе душу вопли нашихъ матерей, изнывшихъ на тяжкой работ, изнасилованныхъ нашими сеньерами, если бы могли дойти до нашихъ ушей эти вопли и крики, — какой бы страшный концертъ составился изъ проклятій, горестныхъ рыданій, съ какой ужасающей силой взывалъ бы онъ къ ненависти и мести!
— Братъ мой, сказалъ Мазурекъ, дотрогиваясь до руки Магіэ, и отставая нсколько отъ своихъ товарищей, — твои слова произвели во мн трепетъ и дрожь, мн стало стыдно за свою слабость….
— Какую слабость?
— Когда сегодня ночью я втащилъ Глоріанду въ спальню и дверь заперлась за нами, это несчастное прекрасное созданіе упало къ моимъ ногамъ и раздирающимъ душу голосомъ стало молить о пощад. Этотъ вопль поразилъ меня въ самое сердце. ‘Моя бдная Авелина также молила о пощад въ ту ночь, когда она была изнасилована… она должна была чувствовать т же страданія, которыя чувствуетъ теперь Глоріанда’, подумалъ я. Въ мое сердце прокралась жалость… Я плакалъ, думая объ Аволин, я забылъ о своей ненависти и мести…. Прекрасная Глоріанда, увидя меня плачущимъ, удвоила свои просьбы. Я поднялъ ее съ колнъ и посадилъ на стулъ. ‘Въ моемъ бдственномъ и презираемомъ положеніи раба — сказалъ я ей — у меня была только одна радость: любовь Авелины… Она была изнасилована моимъ сеньоромъ, твоимъ женихомъ, потомъ, посл нсколькихъ мсяцевъ горя и печали, она умерла, задушенная дымомъ въ подземельяхъ нуантельскаго лса… Я имю право и возможность отмстить на теб за нее, но я итого не сдлаю… Въ твоихъ слезахъ, въ твоихъ вопляхъ, я вижу слезы и слышу вопли Авелины, умоляющей сеньера не насиловать ее…. Это воспоминаніе о ней возбудило мою жалость къ теб… не бойся же меня!’ Глоріанда схватила мои руки, покрыла ихъ поцлуями и слезами… она просила меня дозволить ей бжать чрезъ потайной ходъ… я согласился. Я оставался въ комнат до тхъ поръ, пока не зажгли замокъ. Гильомъ и Адамъ думаютъ, что Глоріанда погибла въ пламени. Но у меня недостало мужества отомстить до конца. Скажи же, братъ, насколько я виноватъ, насколько я измнилъ своимъ братьямъ.
— О, великодушный братъ, отвчалъ Магіэ, сжимая ему руку.— Какое нжное у тебя сердце! Ты рожденъ для любви, ненависть теб не сродна, и если ты иногда доходилъ до жестокости, то какія же страшныя страданія должны были вызывать ее! Увы! ты правъ: месть не возвращаетъ потеряннаго счастія. Смерть, которой законъ наказываетъ убійцу, не возвращаетъ убитому жизни… но въ теченіи цлыхъ вковъ рабства, къ кому могли обратиться наши отцы за справедливостію? Вс остались глухи къ ихъ законному ропоту. Что же имъ оставалось длать? Теперь они ршились мстить, и разомъ во многихъ мстахъ поразили своихъ притснителей и потомковъ мучителей ихъ отцовъ. Правда, все это ужасно, все это безчеловчно. Но что же длать, если люди иначе не умютъ устроить своихъ отношеній. Всегда зло влечетъ за собой зло, кровь смывается кровью же, насиліе очищается насиліемъ! Пускай же пролитая кровь падетъ на головы тхъ, кто первые ее пролили! Въ такія ужасныя времена, какъ наше, милосердію нтъ мста!…
— Ты никому не говори о своемъ великодушіи, продолжалъ онъ.— Необходимо, чтобы Конрадъ врилъ, что ты изнасиловалъ его жену.
Въ это время они перешли мостъ и вступили на лугъ, гд происходилъ турниръ. Здсь они остановились. Большинство изъ нихъ было свидтелями юридической дуэли между Мазурекомъ и кавалеромъ Шомонтелемъ. Тотчасъ били срублены молоденькія деревца и отгорожено мсто для арены.
Подвели сюда, и плнниковъ. Шомонтель былъ хотя блденъ, но твердъ, Конрадъ же былъ совершенно убитъ: онъ видлъ исполненіе предсказанія своего вассала: ‘ты изнасиловалъ мою невсту, твоя будетъ изнасилована.’ Его богатыя одежды были частію съ него сняты, частію изорваны и висли клочьями.
— Нсколько мсяцевъ тому назадъ, — обратился къ нему Гильомъ Кэле.— мою дочь силой притащили къ теб на постель и ты ее изнасиловалъ, нынче ночью Мазурекъ сдлалъ тоже съ Глоріандбй… Моя дочь и столько другихъ жертвъ погибли страшной смертью въ подземель нуантольскаго лса, нынче ночью Глоріанда и ея гости, вмст съ замкомъ Шиври, преданы огню и мечу. Но этого мн мало. Мазурека заставили испросить у тебя публично прощеніе за то, что онъ, посл тщетной мольбы объ избавленіи своей невсты отъ позора, съ горяча сказалъ нсколько бранныхъ словъ, нынче ночью ты ругалъ Мазурека подлымъ рабомъ, когда онъ тащилъ твою супругу…. Ты долженъ испросить прощеніе у Мазурека… Если же ты откажешься, продолжалъ страшный предводитель Жаковъ, замтивъ, что Конрадъ бшено топнулъ ногой — тогда мы привяжемъ тебя къ двумъ молодымъ деревьямъ и разорвемъ на части.
— Какъ сдлалъ твой управляющій съ моимъ кумомъ въ прошломъ году, замтилъ Адамъ.— О, я хорошо знаю, какъ производится это мученіе. Выбирай же: испрошеніе прощенія или мука? Что теб больше нравится?
— Конрадъ, сказалъ съ надменной горечью Шомоптель,— покоримся до конца всмъ безумствамъ этихъ бродягъ. Повторяю теб, мы будемъ отмщены. Недолго они станутъ безобразничать: шлемъ и копье всегда возьмутъ верхъ надъ колпакомъ и вилами….
— Хорошо, я согласенъ, сказалъ Конрадъ.— Жерардъ, не оставляй меня одного, прошу тебя.
— Я буду твоимъ врнымъ товарищемъ до конца, отвчалъ шевалье.— Вмст веселились, вмст и умремъ.
Обоихъ плнниковъ ввели на арену, гд гордо стоялъ Мазурекъ, опираясь на мечъ. Конрада силой поставили на колни.
— Повторяй за мной, сказалъ Адамъ, положивъ ему на плечо свою сильную руку.— ‘Сеньеръ Жакъ Бономъ, я раскаиваюсь въ томъ, что осмлится произнести бранная слова противъ васъ нынче ночью. Въ то время, какъ вы вели мою жену, прекрасную Глоріанду, чтобы ее изнасиловать’.
Насмшки, гиканья, усканьи Жаковъ послдовали на этими словами. Конрадъ молчалъ, его душила злоба, кровь прилила въ голов и невольныя слезы закапали изъ его глазъ.
— Не правда ли, сиръ де-Нуантель, какъ ужасно узнать, что та, которую любишь, изнасиловали, сказалъ Гильомъ Кэле,— И потомъ еще испытывать униженіе просить прощеніе за то, что хотлъ воспрепятствовать насилію надъ любимой женщиной. Да, это ужасно, это мучительно, по вспомни, что по твоей милости эту самую муку терплъ къ прошломъ году Мазурекъ!…
— Однакоже поспшимъ, рзко прервалъ его Адамъ.— Или проси прощенія, или мы тебя разорвемъ.
Нуантель отвчалъ только рычаніями,
— Конрадъ, сказалъ Жерардъ.— повтори эти глупыя слова, утшь этихъ бездльниковъ, что ты подлаешь противъ силы?
— Никогда, вскричалъ Конрадъ,— лучше тысячу разъ умереть самой мучительной смертью, чмъ просить прощенія у этого подлаго раба, который… на моихъ глазахъ… тащилъ мою прекрасную и гордую Глоріанду… Я чувствую адъ въ душ… О, еслибы я былъ свободенъ, я изтерзалъ бы этихъ бродягъ ногтями, зубами!…
— Сиръ де-Нуантель, если ты согласишься просить прощенія, даю теб слово драться съ тобой съ мечомъ въ рук. Я дамъ теб мечъ, и если ты будешь побжденъ, такъ, по крайней мр, умрешь храбрымъ человкомъ,
— Въ самомъ дл, вскричалъ Конрадъ съ радостію,— ты дашь мн мечъ и я увижу, какъ потечетъ кровь одного изъ васъ, возмутившихся подлыхъ рабовъ! О, я жажду крови, я готовъ, пить ее! Я согласенъ
— Такъ повторяй за мной, началъ Адамъ,— ‘Сеньеръ Жакъ Бономъ, я раскаиваюсь въ томъ, что осмлился произнести бранныя слова противъ васъ нынче ночью’…
Конрадъ повторилъ при громкомъ хохот, крикахъ и свисткахъ толпы.
— ‘… въ то время, какъ вы вели мою жену, прекрасную Глоріанду, чтобы ее изнасиловать’, продолжалъ Адамъ.
— Ни за что, никогда не повторю этихъ словъ, съ бшенствомъ вскричалъ Конрадъ.
— Смотри, я раненъ сегодня, сказалъ Mariэ, снимая съ себя латы и растягивая кафтанъ.— Я буду драться съ гобой съ обнаженной грудью. Вотъ мечъ, я кладу его около тебя, и какъ только ты повторишь требуемыя слова, теб развяжутъ руки и мы вступимъ въ честный бой.
— А, незаконнорожденная собака подлой плебейской расы, покоренной моими предками! Я тебя убью, и упьюсь твоею кровью! вскричалъ Копрадъ вн себя отъ возбужденія, и, съ глухими рыданіями, повторилъ за Адамомъ послднія слова.
— Встань, могущественный сеньеръ Нуантель! Жакъ Бономъ прощаетъ теб оскорбленіе, произнесъ Мазурекъ, посреди криковъ торжества, хохота и свистковъ.
— Мечъ, мечъ! кричалъ Конрадъ, обращаясь къ Магіэ.— Ты общалъ мн крови, моей или твоей — это все равно, но лишь бы мн увидть ее передъ смертію.
Пока Жаки развязывали Конрада, къ нему подошелъ Жерардъ де-Шомонтель.
— Прощай, Конрадъ, сказалъ онъ.— Тебя ослпляетъ ярость, ты ослаблъ вслдствіе событій этой ночи, тебя убьетъ этотъ геркулесъ, одинъ изъ извстнйшихъ судебныхъ адвокатовъ.
— Меня убьетъ? вскричалъ Шуантель съ ужаснымъ смхомъ.— Нтъ, нтъ, я убью эту незаконнорожденную собаку: ты увидишь, какъ растянется эта туша подъ моими ударами.
Но толп, повидимому, хотлось поскоре увидть кровавую расправу.
— Смерть ему, къ чему бой, убьемъ его просто, кричали въ толп.
— Я имю твое слово, сказалъ трепещущій Конрадъ.— Неужели ты не дашь мн умереть съ мечомъ въ рук.
— Я сказалъ, что мы будемъ драться и будемъ. Одинъ изъ насъ долженъ умереть. Бери же мечъ!
— И я съ своей стороны буду биться на смерть съ этимъ мошенникомъ, который причинилъ мн столько несчастій, сказалъ Мазурекъ.— Только я стану противъ него не съ мечомъ, какъ онъ бился со мной въ турнир, а съ вилами. Адамъ, развяжи его.
Жерардъ де-Шомонтель, освобожденный отъ веревокъ и верхней одежды, съ палкою въ рук сталъ противъ Мазурека.
Подали сигналъ къ бою. Скоро Шомонтель, отступая отъ вилъ Мазурека,— очутился за оградой.
— Стой, стой, закричалъ Адамъ, — за ограду не выходить. Станемъ-ка, братцы, въ нсколькихъ шагахъ сзади этого трусливаго рыцаря, и если ему придетъ охота въ другой разъ удрать за барьеръ. такъ онъ встртить наши вилы и попробуетъ, крпки ли они.
— Подлые бродяги! съ яростію закричалъ Жерардъ,— вы злоупотребляете вашею силой!
— А ты, отвчалъ Адамъ,— ты разв не злоупотреблялъ своей силой, когда сражался верхомъ на лошади, вооруженный съ ногъ до головы, противъ Мазурека, полуобнаженнаго и имющаго для своей защиты одну простую палку.
Пока происходили эти переговоры, сиръ де-Нуантель яростно напалъ на Магіэ. Молодой, ловкій, сильный Конрадъ отлично владлъ мечомъ, онъ началъ нсколькими чрезвычайно-искусными ударами, но Магіэ отстранилъ ихъ не мене искусно, какъ знатокъ своего дла.
— Такъ хорошо владть мечомъ и бжать съ поля сраженія при Пуатье — тройной стыдъ! сказалъ адвокатъ.
Въ эту минуту, искуснымъ нападеніемъ, Магіэ, отстранивъ мечъ Конрада, нанесъ своему противнику довольно сильный ударъ. Къ его удивленію, Нуантель упалъ на землю безъ движенія.
— Какъ, сказалъ адвокатъ опуская свой мечъ,— уже умеръ… отъ такихъ пустяковъ!
— Братъ, берегись, это можетъ быть хитрость! вскричалъ Maзурекъ, которому Жерардъ де-Шомонтель нанесъ страшный ударъ палкой по шлему.— Если бы не этотъ шлемъ, моя голова была бы раздроблена. Берегись же, братъ!
Оказавъ это, Мазурекъ съ новыми силами напалъ на Жерарда и всадилъ ему вилы въ животъ. Тотъ упалъ, изрыгая проклятія.
Магіэ же осторожно приблизился къ своему противнику, имя мечъ въ рукахъ, тотъ внезапно поднялся, схватилъ адвоката за ногу, вытащилъ изъ за сапога тайно-спрятанный короткій кинжалъ и намревался всадить его въ животъ Магіэ.
— А, лисица, сказалъ послдній, поражая Конрада мечомъ въ грудь.— Я зорко слдилъ за тобой, и твоя хитрость теб не удалась. Умри же измнникомъ!
— Жерардъ! прошепталъ Конрадъ умирающимъ голосомъ.— Я раскаиваюсь въ томъ, что изнасиловалъ жену этого вассала. О, Глоріанда! Глоріанда!
И сеньеръ Нуантель испустилъ духъ при громкихъ крикахъ торжества его вассаловъ.
Магіэ грустно посмотрлъ на него, покачалъ головой и медленно удалился въ сторону.
Едва онъ отошелъ, какъ вассалы Конрада, столько разъ испытавшіе на себ его жестокость, бросились на арену и стали наносить удары уже холодному трупу. Магіэ. увидвъ это, отвернулся, онъ понялъ, что эти люди, доведенные страданіемъ и нищетой до зврства, достойны скоре сожалнія, чмъ укора.
Въ тоже время Адамъ съ нсколькими другими Жаками, поднялъ шевалье до-Шомонтеля, еще живого, хотиясмертельно-раненаго.
— Дайте мшокъ и веревку, сказалъ Адамъ.
Принесли мшокъ и положили въ него окровавленный трупъ Жерарда. Онъ еще дышалъ, но уже отходилъ.
— Вспомни мое предсказаніе, сказалъ Мазурекъ.— Оно исполнилось.
— Я наказанъ справедливо, — слабо проговорилъ Шомонтель, — я дйствительно похитилъ тогда твой кошелекъ. Боже, прости меня!
И испустилъ духъ.
Тло его, завязанное въ мшокъ, было брошено въ воду.
— Такъ погибнутъ вс т, которые терзали и мучили нашихъ братьевъ! рзкимъ голосомъ вскричалъ Каде.— Смерть франкамъ! Да освободится отъ нихъ наша Галлія!
Жаки сняли шапки, стали на колни и произнесли горячую молитву за свободу родины.
Едва они встали и хотли двинуться дале, какъ вдали показался скачущій всадникъ. Его лошадь была въ мыл. Магіэ узналъ въ немъ парижанина.
— Это ко мн. сказалъ онъ. принимая изъ рукъ всадника свернутый въ трубочку пергаментъ,
— Я долженъ возвратиться въ Парижъ, продолжалъ Магіэ, прочитавъ письмо.— Меня зоветъ Марсель. Онъ знаетъ, что теперь уже везд поданъ сигналъ къ возстанію и, вроятно, хочетъ дать ему правильное направленіе. Регентъ въ Компьен, онъ объявилъ Парижъ вн закона, и предполагаетъ идти на него съ королевскими войсками. Вс главные города пристали къ Парижу, они вооружаются. Король наварскій назначенъ главнокомандующимъ Парижа, этотъ человкъ заслуживаетъ названіе ‘Злобнаго’, которое ему дано, но онъ необходимъ Марселю и безопасенъ пока съ нами въ союз. Часъ возстановленія народныхъ правъ пробилъ!… Но чтобы вести дло какъ слдуетъ, необходимо организовать Жакерію, отдльныя ея банды должны быть Соединены въ одно цлое, и дисциплинированы такъ, чтобы могли составить армію, способную сражаться сначала противъ регента, а потомъ противъ англичанъ.
— Справедливо, сказалъ Кэле,— десять бандъ, каждая отдльно, значатъ мало, соединенныя же вмст он составятъ достаточную, серьезную силу. Меня хорошо знаютъ во всемъ округ, я постараюсь соединить всхъ возставшихъ рабовъ этой провинціи.
— Но слушай дале, продолжалъ Магіэ.— Вотъ что веллъ передать вамъ Марсель. Король наварскій на нашей сторон, онъ надется, посредствомъ народной партіи, завладть французскимъ трономъ, онъ находится теперь въ Клермонт съ своими войсками, онъ долженъ вести ихъ къ Парижу, чтобы тамъ встртиться съ арміей регента, онъ нуждается въ подкрпленіяхъ. Къ тому же Марсель но совсмъ довряетъ ему. Собери вс банды Жаковъ и ступай въ Клермонтъ съ отрядомъ въ 7, 8.000 человкъ. Ты безбоязненно можешь соединиться съ январскимъ королемъ, хотя, предупреждаю тебя, будь остороженъ съ нимъ. Въ его войск считается всего 2,000 человкъ пхоты и 500 кавалеристовъ. Противъ такой силы у тебя будетъ 8,000 Жаковъ, слдовательно, ты можешь помриться съ нимъ въ случа надобности….
— Въ Клермонт ты получишь новыя инструкціи отъ Марселя, продолжалъ Магіэ, посл непродолжительнаго молчанія.— Цль Марселя: сдлать безвредной сеньорію, лишить престола регента и изгнать иностранцевъ. Когда она будетъ достигнута, тогда придетъ часъ совершеннаго освобожденія Франціи, и она будетъ процвтать, спокойно наслаждаясь плодами рукъ своихъ… Ты, Гильомъ, ты, Мазурекъ и ты, Адамъ, — вы, можетъ быть, послднія жертвы безчеловчной тиранніи франковъ, такъ ужасно воспользовавшихся побдой надъ галлами!.. Прощайте, друзья мои.
Онъ слъ на лошадь и поскакалъ по дорог въ Парижъ.
Во второмъ этаж замка графовъ Клермонтскихъ, въ огромной комнат, окна которой выходили на городскую площадь, король наварскій, Карлъ Злобный, разговаривалъ съ однимъ изъ своихъ оруженосцевъ. Было раннее утро.
— Поставили эшафотъ? спросилъ король.
— Да, государь, вы можете видть его изъ этого окна.
— Ну, а каково состояніе умовъ?
— Горожане ошеломлены, вс лавки заперты, никто не выходитъ на улицу. Простой народъ устрашенъ, если можно, еще боле буржуазіи.
— Прекрасно, однакожъ нужна осторожность, пусть мои наварцы хорошенько стерегутъ городскіе ворота, пусть они держатъ патрулей на улицахъ и безъ милосердія убиваютъ всякаго — буржуа, поселянина, ремесленника, который бы вздумалъ показать носъ на улицу до полудня.
— Приказанія объ этомъ отданы самыя точныя.
— А начальники этихъ проклятыхъ Жаковъ?
Все также хладнокровны и спокойны, государь.
— Гм! Надо чтобы все было окончено къ семи часамъ. Привели сюда этого человка, который сегодня ночью былъ арестованъ и прислалъ мн медаль.
— Да, государь, его привели безоружнаго и связаннаго веревками. Онъ здсь внизу.
— Ввести его ко мн.
Карлъ Злобный всталъ со стула и подошелъ къ окну, откуда былъ виднъ эшафотъ, сооруженный на площади. Онъ отворилъ окно и долго разсматривалъ эшафотъ съ злобной, иронической улыбкой. Послышался шумъ отворяемой двери и на порог показались оруженосцы, окружающіе связаннаго человка, Карлъ обернулся и пристально посмотрлъ на Магіэ (связанный человкъ былъ онъ), потомъ махнулъ рукой. Стража удалилась и она, остался наедин съ адвокатомъ.
— Государь, что значитъ такое обращеніе со мной? вскричалъ Магіэ. — Ошибка это или измна? Для вашей чести я желалъ бы. чтобы это была только ошибка.
— Тутъ нтъ никакой ошибки.
— Тогда это измна! обезоружить меня! скрутить веревками, меня! который вручилъ медаль и письмо, удостовряющія, что и посланъ къ вамъ Марселемъ. Это измна, государь! недостойное вроломство!
— Повторяю теб, что тутъ нтъ ни ошибки, ни вроломства, а простая мра предосторожности… Скажи-ка лучше, съ какимъ порученіемъ прислалъ тебя ко мн Марсель?
— Вы узнаете его только тогда, какъ освободите меня отъ веревокъ.
— Но веревки нисколько не мшаютъ теб говорить,
— Они унижаютъ мое достоинство.
— Ты, можетъ быть, и правъ, но время дорого, твое порученіе вроятно не пустое, и дло можетъ пострадать, если ты станешь медлить.
— Государь, я пришелъ къ вамъ, если не какъ другъ, то, по крайней мр, какъ союзникъ, а вы обходитесь со мной, какъ съ врагомъ, поэтому я не намренъ произнести ни слова и убжденъ, что Марсель оправдаетъ меня.
— Пусть будетъ по твоему, сказалъ наварскій король, и ударилъ въ мдную доску.
Вошелъ оруженосецъ.
— Отведите этого человка за городъ и заприте за нимъ ворота.
Магіэ поразмыслилъ немного и объявилъ, что станетъ говорить.
— Марсель поручилъ мн передать вамъ, государь, что теперь самое удобное время для васъ открыть компанію, началъ Магіэ, по уход оруженосца,— армія регента идетъ на Парижъ, недовольные вассалы взялись за оружіе, многочисленные отряды Жаковъ — какъ они назвали себя въ воспоминаніе оскорбительнаго имени даннаго имъ сеньеріей — теперь на поход къ Клермонту, чтобы присоединиться къ вамъ. Я даже удивился, что не нашелъ здсь Жаковъ…
— Пока ты ожидалъ моего отвта, ты не разговаривалъ ни съ однимъ изъ моихъ солдатъ? спросилъ Карлъ.
— Нтъ, меня сейчасъ же заперли въ какой-то комнат и оставили одного.
— Продолжай.
— Марсель желаетъ знать вашъ планъ компаніи, когда къ вамъ присоединятся 8 или 10,000 Жаковъ, которые сегодня непремнно должны придти въ Клермонтъ.
— Мы поговоримъ объ этомъ посл, а теперь скажи-ка мн, каково положеніе Парижа?
— Партизаны регента дйствуютъ энергически, они пытаются устрашить населеніе, приписывая возмущенію вс бдствія, отъ которыхъ страдаетъ городъ. Королевскіе отряды расположились было въ Этамп и Корбейл, чтобы мшать подвозу състныхъ припасовъ въ Парижъ и произвести въ немъ голодъ, но Марсель, съ городской милиціей, разбилъ ихъ и очистилъ дорогу отъ непріятеля. Тайные лазутчики регента, однакоже, проникли въ городъ и мутятъ горожанъ. Впрочемъ, до сихъ поръ они ничего по сдлали, горожане по прежнему твердо идутъ за Марселемъ и врятъ ему, въ особенности съ той поры, какъ узнали о возстаніи Жаковъ…
— Ты говоришь, что партизаны регента не сидятъ сложа руки. Мальяръ — одинъ изъ вожаковъ этой партіи?
— Можетъ быть тайно, но открыто нтъ. Извстные предводители этой партіи: шевалье Шарни и шевалье Жакъ де-Понтуазъ. Да, государь, нужно дйствовать быстро, ршительно. Ваши шансы царствовать будутъ безспорны, если вы придете на помощь Парижу, разбейте войска регента, употребите на пользу могучій союзъ, который вамъ дастъ Жакерія! Марсель желаетъ, воспользовавшись возмущеніемъ Жаковъ, организовать ихъ банды и потомъ ударить съ ними на англичанъ. Побда несомннна, Жаки экзальтированы, они ненавидятъ англичанъ и съ радостію пойдутъ на избавленіе родины отъ этихъ наглыхъ чужеземцевъ. Вотъ съ какой цлью Марсель желаетъ присоединить къ вашей арміи армію Жаковъ.
— Да, да, отвчалъ Карлъ, — нашъ другъ Марсель весьма разсудительно набираетъ мн союзниковъ.
И онъ опять ударилъ въ мдную доску.
Явился оруженосецъ. Карлъ сказалъ ему что-то на ухо. Не прошло и минуты, явились еще двое здоровыхъ молодцовъ и кинулись на Магіэ. Онъ богатырски защищался, хотя его руки были связаны, и одинъ изъ оруженосцевъ отлетлъ шаговъ на десять.
— Ого! какой ты геркулесъ! Какая страшная у тебя сила! Хорошо, что я принялъ противъ тебя мры.
Трое оруженосцевъ пересилили адвоката и стянули веревками его ноги.
— Посадите господина посланника на стулъ подл окна, я уйдите, сказалъ Карлъ.— Теперь мы можемъ продолжать нашъ разговоръ спокойно, я не рискую, что теб можетъ прійти охота брыкаться.
— Мои подозрнія оправдались. Значитъ, я жертва недостойнаго вроломства. Вы хотите сообщить мн о своей измн и боитесь моего гнва, вскричалъ вн себя Магіэ.
Король наварскій презрительно пожалъ плечами.
— Вассалъ, если бы и сдлалъ теб честь и боялся тебя, ты былъ бы давно повшенъ, если бы я измнилъ договору моему съ Марселемъ, я былъ бы въ Компьен, подл регента. Ты не повшенъ, я не въ Компьен, слдовательно ты говоришь вздоръ. Ну, такъ возобновимъ нашъ разговоръ, прерванный на Жакахъ, этихъ честныхъ союзникахъ, которыхъ мн далъ Марсель, Они пришли сюда, эти Жаки, въ числ 8,000 человкъ.
— Но гд же они?
— Гд они? отвчалъ Карлъ съ злобной усмшкой.— Они тамъ, гд мы будемъ вс…