Из Гиббоновой Истории об упадке и разрушении Римской Империи, Гиббон Эдуард, Год: 1811

Время на прочтение: 47 минут(ы)

Изъ Гиббоновой Исторіи объ упадк и разрушеніи Римской Имперіи

Глава XL.

Возвышеніе Юстина Старшаго.— Царство Юстиніаново.— I. Императрица еодора.— II. Крамолы Цирка и возмущенія въ Константинопол.— III. Торгъ шелкомъ и разныя изъ него издлія.— IV. Финансы и налоги.— V. Юстиніяновы Зданія.— Церковь Св. Софіи.— Крпости и границы Восточной Имперіи.— Уничтоженіе Аинскихъ училищъ и Римскаго Консульства.

Императоръ Юстиніанъ родился (482 г. отъ Р. X.) близь развалинъ Сардики (ныншней Софіи) отъ незнатной четы варварской {Имена сихъ Дардинскихъ поселянъ суть Готическія и даже Англійскія: Юстиніанъ есть переводъ слова Управда (Upright), отецъ его Сабаціусъ (отъ Греко-варварскаго нарчія, на которомъ слово сіе значитъ стволъ, пень), живши въ деревн, назывался Истокъ (Stock), мать его Бигленица переименована въ Вигиланцію. Гиб. Управда и Бигленица отзываются Славянскими звуками, Славяне жили и въ Дакіи. К.}, обитавшей въ стран дикой и опустошенной, которая называлась сперва Дарданіею, потомъ Дакіею, наконецъ Булгаріею. Его возвышеніе приготовлено было отважнымъ характеромъ дяди его Юстина, которой съ другими двумя крестьянами той же деревни для военной службы оставилъ полезнйшее упражненіе земледльческое или пастушеское, Трое юношей вмст, имя при себ скудной запасъ сухарей, отправились пшкомъ по большой дорогъ прямо въ Константинополь, записались въ военную службу и за хорошій ростъ и крпкое сложеніе тла приняты въ тлохранители Льва Императора. Въ послдовавшія два царствованія счастливый крестьянинъ обогатился и достигъ до степени высокихъ достоинствъ. Онъ избавился отъ нкоторой опасности лишиться жизни, и сей случай посл приписанъ заступленію ангела-хранителя, бдящаго надъ судьбою государей. Долговременная и похвальная служба Юстина въ Исаврійскую и Персидскую войну не сохранила бы имени его отъ забвенія, однакожъ подвиги его по крайней мр споспшествовали ему въ достиженіи высокихъ почестей военныхъ, до которыхъ онъ въ продолженіе пятидесяти лтъ восходилъ постепенно, онъ былъ трибуномъ, комитомъ и генераломъ, потомъ сенаторомъ и начальникомъ гвардіи, которая находилась въ его повелніяхъ въ достопамятное время кончины Императора Анастасія. Сильные родственники послдняго Монарха возвышенные имъ и обогащенные, были отдалены отъ наслдованія. Евнухъ Аманцій, управлявшій всмъ въ царскихъ чертогахъ, тайно вознамрелся возложить діадиму на главу покорнйшаго изъ своихъ поклонниковъ. Дабы имть на своей сторон гвардію, онъ ршился предложить ей щедрые подарки, которые для того и вврилъ начальнику оной. Но Юстинъ сіи убдительныя доказательства коварнымъ образомъ употребилъ къ своей собственной польз, и какъ неявлялся никакой совмстникъ, то Дакскій крестьянинъ возложилъ порфиру на самаго себя по единодушному желанію воиновъ, которые знали объ его храбрости и добромъ нрав, духовенства и народа, которые не сомнвались въ его православіи, и провинціальныхъ жителей, которые слпо во всемъ повиновались вол столицы. Такимъ образомъ Юстинъ, названный старшимъ, для отличія отъ другаго Императора того же имени и той же фамиліи, восшелъ на престолъ Византійской, имя шестьдесятъ восемь лтъ отъ роду, и еслибъ онъ дйствовалъ по движеніямъ собственнаго своего разума, то въ девятилтнее правленіе подданные его ежеминутно имли бы справедливую причину раскаеваться въ своемъ выбор. Его невжество подобно было еодорикову. Достойно примчаній, что въ такое время когда ученость не совсмъ угасла, два современные Государя неимли даже начальныхъ познаній азбуки! Впрочемъ Юстинъ способностями разума не могъ равняться съ Королемъ Госкимъ, опытность въ длахъ военныхъ не надлила его искусствомъ править Имперіею. Будучи мужественнымъ по природ, онъ однакожъ чувствовалъ слабость свою, и потому сомнвался, не доврялъ себ, не могъ дйствовать съ надежностію и безъ опасенія. Государственныя дла возложены были на Ивестора Прокла, которой отправлялъ ихъ прилжно и врно. Старый Императоръ усыновилъ племянника своего Юстиніана, честолюбиваго, пылкаго и одареннаго отличными способностями юношу, котораго призвалъ онъ изъ сельскаго жилища Дакіи, и воспитывалъ въ Константинопол сперва какъ наслдника своего имнія, a потомъ какъ наслдника всей Восточной Имперіи.
Посл коварнаго употребленія денегъ евнуха Аманція надлежало лишить его и жизни. Сіе нетрудно было исполнить посредствомъ обвиненія въ истинномъ или мнимомъ заговор, и судьямъ объявлено было, къ доверщенію погибели: евнуха, что онъ тайно держался ереси Манихеевой, Аманціи лишился головы, три товарища его, первые доместики двора царскаго, равномрно наказаны смертію или заточеньемъ, a несчастной ихъ кандидатъ багряницы брошенъ въ глубокую яму, раздавленъ каменьями и съ безчестіемъ поверженъ въ море. Погибель Виталіана совершена съ большимъ трудомъ и съ большею опасностію. Сей начальникъ Гоовъ приобрлъ себ любовь народную, дерзновенно вооружившись противъ Анастасія {Императоръ Анастасій, предмстникъ ІОстина, былъ преданъ Евтихіевой ереси. К.} для защищенія вры православной, по заключеніи выгоднаго договора онъ находился близь Константинополя, предводительствуя многочисленнымъ воинствомъ варваровъ. Полагаясь на слабую защиту присяги, онъ ршился оставить выгодное мсто своего пребыванія и вврить себя стнамъ города, коего жители, a особливо синяя партія {Синяя партія Цирка благоприятствовала той же ереси. К.}, раздражены были противъ него воспоминаніями о непріязненныхъ его дйствіяхъ. Императоръ и Юстиніанъ приняли его какъ врнаго и достойнаго воина церкви и государства, и милостиво облекли сего любимца въ санъ Консула и Генерала. Однакожъ въ седмый мсяцъ своего консульства Виталианъ лишился жизни отъ семнадцати ранъ, нанесенныхъ ему на царскомъ пиршеств, Юстиниану достались въ наслдство пожитки Консуа, и его то обвивяютъ въ убійств крестнаго брата, которому клялся таинствами вры въ ненарушимомъ доброхотств. По низверженіи сего соперника, Юстиніанъ, не имвшій никакихъ дарованій для военной службы, возведенъ на степень главнаго начальника восточныхъ ополченій и по званію своему долженъ былъ предводительствовать ими на пол противу враговъ отечества. Но погнавшись за славою, Юстиніанъ упустилъ бы власть свою надъ старостію и слабостію дяди, и для того, незаботясь ни о трофеяхъ Скискихъ и Персидскихъ, ни о похвалахъ согражданъ, хитрый военачальникъ искалъ благосклонности себ у духовенства, въ цирк и въ сенат. Каолики любили Юстинова племянника, которой, посреди ересей Несторіевой и Евтихіевой, шелъ стезею православнаго ученія. Въ первые дни новаго царствованія онъ возбудилъ и питалъ въ народ сильное негодованіе противъ памяти умершаго Императора. Посл тридцати четырехлтняго раздленія онъ успокоилъ гордый и раздраженный духъ Римскаго первосвященника, и распустилъ между Латинами благоприятную молву о набожномъ своемъ почтеніи въ Римскому престолу. Мста архіерейскія на восток отданы православнымъ Епископамъ, уважавшимъ его выгоды, духовенство и монашество осыпаны его щедротами, и народъ по ихъ внушенію уже молился за будущаго своего Государя, какъ на надежду и подпору истинной вры. Юстиніанова пышность съ чрезвычайною paзточительностію оказывалась на публичныхъ зрлищахъ, a она въ умъ простаго народа дйствуетъ иногда не мене правилъ, постановленныхъ на собор Никейскомъ или Халкидонскомъ. Издержки употребленныя при торжествованіи консульства его простирались до двухъ сотъ осмидесяти осми тысячь золотыхъ, вдругъ двадцать львовъ и тридцать леопардовъ выведены были въ амфитеатръ на позорище, множество украшенныхъ богатымъ приборомъ коней назначено было для раздачи въ награду побдоноснымъ правителямъ колесницъ на ристалищ цирка. Угождая народу Константинопольскому и получая граматы отъ иностранныхъ государей, племянникъ Юстиновъ тщательно уважалъ и дружбу сената. Сіе почтенное названіе членамъ его давали право быть истолкователями: воли народной и участвовать въ назначеніи наслдника Императорскаго престола, слабый Анастасій допустилъ правиламъ аристократіи вндриться въ составъ мощнаго правительства, военные чиновники, получившіе сенаторское достоинство, сопровождаемы были своею собственною стражею, состоящею изъ ветерановъ, которые оружіемъ своимъ и восклицаніями въ ршительную минуту иногда опредляли судьбу Восточной Имперіи. Государственная казна расточаема была для полученія голосовъ сенаторскихъ, и единодушное ихъ желаніе, чтобы Юстиніанъ признанъ былъ соправителемъ, наконецъ доведено до свднія Императора. Но требованіе ихъ, напомнившее Юстину о близкой кончин его, показалось неприятнымъ подозрительному и старому Монарху, еще желавшему удержать власть безполезную для подданныхъ, и Юстинъ, ухватившись обими руками за свою багряницу, совтовалъ имъ по крайней мр назначить старшаго кандидата, ежели непремнно должно приступишь къ выбору. Не смотря на сей упрекъ, сенатъ упорно стоялъ въ своемъ намреніи и провозгласилъ Юстиніана благороднйшимъ (nobilissimus), его опредленіе было подтверждено любовію или опасеніемъ дяди. Скоро потомъ душевныя и тлесныя силы Императора совершенно ослабли отъ появившейся неизлчимой на стегн раны, и онъ уже не могъ обойтись безъ помощи соправителя. Юстинъ извстилъ о томъ патріарха и сенаторовъ и въ ихъ присутствіи возложилъ діадиму на своего племянника, которой тогда же изъ царскихъ чертоговъ торжественно отведенъ въ циркъ и поздравленъ отъ народа громкими, радостными рукоплесканіями. Жизнь Императора Юстина еще длилась четыре мсяца, однакожъ посл сего обряда его почитали уже умершимъ для Имперіи, и Юстиніанъ признанъ обладателемъ востока на сорокъ пятомъ году своего возраста.
Со времени восшествія на престолъ (съ 527 г.) До своей кончины Юстиніанъ управлялъ Римскою Имперіею тридцать восемь лтъ и семь мсяцовъ и тринадцать дней. Случившіяся въ его царствованіе происшествія, возбуждающія въ насъ движеніе любопытства своимъ множествомъ, разнообразіемъ и важностію, тщательно описаны Велизаріевымъ секретаремъ, искуснымъ риторомъ, которой за краснорчіе возведенъ на степень сенатора и префекта Константинопольскаго. Сообразно обстоятельствамъ, въ которыхъ находился Прокопій, и смотря по состоянію своего духа, въ бодрости или въ раболпномъ расположеніи пользуясь милостію, или будучи подъ гнтомъ, онъ сочинилъ исторію своего времени, похвалу ему и сатиру. Восемь книгъ о войн Персидской, Вандальской и Гоской, коихъ продолженіе находится въ пяти книгахъ Агаіевыхъ, заслуживаютъ уваженіе наше многотруднымъ и удачнымъ подражаніемъ Аттическому, или по крайней мръ Азійскому слогу писателей древней Греціи. Его свднія о происшествіяхъ собраны собственною опытностію и свободнымъ наблюденіемъ воина, политика и путешественника, слогъ его безпрерывно стремится: къ сил и изяществу, и нердко достигаетъ сихъ превосходныхъ качествъ въ разсужденіяхъ его, a особливо въ рчахъ, которыя онъ помщаетъ весьма часто, виднъ обильный запасъ познаній, какъ историкъ, одушевленный благороднымъ желаніемъ забавлять и научать потомство, онъ по видимому презираетъ народные предразсудки и придворное ласкательство. Прокопіевы сочиненія были читаемы и одобряемы современниками, но когда онъ почтительно повергъ ихъ у подножія престола, Юстиніанова гордость долженствовала оскорбиться похвалами герою, безпрестанно помрачающему славу недятельнаго Своего повелителя. Благородное достоинство независимости побждено было надеждою и страхомъ невольника, и секретарь Велизаріевъ постарался заслужить прощеніе и награду, написавъ шесть книгъ объ Императорскихъ зданіяхъ. Онъ искусно выбралъ предметомъ своимъ благовидную пышность для прославленія ума, великолпія и набожности такого Государя, которой, по словамъ его, побдами и законодательствомъ далеко превзошелъ ребяческія доблести емистокла и Кира. Можетъ быть худая удача заставила льстеца прибгнуть къ тайному мщенію, a потомъ возсіявшій лучь благоволенія опять былъ поводомъ къ сокрытію сатиры {Прокопій открываетъ себя въ Предисловіи къ Анекдотамъ, о которыхъ упоминается у Суиды въ IX книг, Тайная исторія Прокопіева найдена въ Ватиканской библіотек и напечатана 1625 года въ Лейден.}, въ которой Римскому Киру приписывается ненавистное и презрительное имя тирана, и въ которой Императоръ и супруга его еодора представлены въ вид двухъ демоновъ, воплотившихся на пагубу рода человческаго. Столь постыдное непостоянство конечно вредитъ слав Прокопія и уменьшаетъ къ нему довренность, однакожъ, давши время разойтись парамъ злословія, въ остающихся анекдотахъ и даже въ самыхъ постыдныхъ событіяхъ, о которыхъ сочинитель осторожно напоминаетъ и въ публичной своей исторіи, каждой увидитъ несомнительную достоврность и памятникъ того времени. Изъ сихъ различныхъ матеріаловъ я намренъ теперь составить описаніе царства Юстиніанова, которое займетъ немалое пространство. Въ сей Глав предложено будетъ о возвышеніи и о душевныхъ свойствахъ еодоры, о партіяхъ цирка и о гражданскомъ управленіи восточнаго Императора, въ слдующихъ трехъ Главахъ повствовать буду о войнахъ Юстиніана, въ продолженіе которыхъ покорены Африка и Италія, предложу о побдахъ Велизарія и Нарсеса, нескрывая ни хвастовства ихъ тріумфовъ, ни сопротивныхъ доблестей Персидскаго и Госкаго героевъ. Въ сей книг вмстится законодательство и богословія Императора, прнія и секты раздлявшія восточную церковь, преобразованіе Римскихъ законовъ, которымъ и ныншніе народы Европы или повинуются, или удивляются.
I. Первымъ дйствіемъ верховной власти Юстиніана было раздленіе оной между имъ и любимою женщиною, славною еодорою, коея однакожъ необычайное возвышеніе не можетъ быть прославляемо, какъ торжество женской добродтелй. Въ царство Анастасіево, присмотръ за дикими зврями, принадлежавшимъ зеленой партіи, порученъ былъ нкоему уроженцу съ острова Кипра по имени Акацію, котораго потому называли начальникомъ медвдей. Посл его смерти сія почтенная должность предоставлена была другому кандидату, не смотря на усильное стараніе вдовы, которая уже нашла было преемника умершему Акацію во всхъ должностяхъ его. Акацій оста* вилъ по себ трехъ дочерей Комиту, еодору и Анастасію, изъ коихъ старшей тогда неисполнилось семи лтъ отъ роду. Во время одного торжественнаго праздника оскорбленная и бдная вдова послала сиротъ своихъ въ театръ, одвши ихъ въ рубище просительницъ, зеленая партія приняла ихъ съ презрніемъ, a синяя съ жалостію, случай сей глубоко напечатллся въ ум еодоры, и посл имлъ сильное вліяніе въ дла Имперіи. Три сестры, приходя въ возрастъ и украшаясь прелестями своего пола, одна за другою опредляли себя на общественное и частное удовольствіе Византійскаго народа. еодора, ходившая въ театръ за Комитою въ одежд невольницы со скамейкою на голов, въ свою очередь получила дозволеніе увеселять народъ своими талантами. Она не плясала, не пла, не играла на флейт, но искусство ея состояло въ игр пантомимической, a особливо въ представленіи шутовскихъ лицъ, каждой разъ когда надувала она свои щеки, смшнымъ голосомъ и тлодвиженіями жалуясь на боль отъ нанесенныхъ ударовъ, по всему театру Константинопольскому раздавались хохотъ и рукоплесканія. Красота еодоры служила поводомъ къ другимъ похваламъ гораздо приятнйшимъ, и доставляла взорамъ сладостнйшее удовольствіе. Черты лица ея были правильныя и нжныя, цвтъ хотя нсколько блдный, однакожъ здоровой и натуральной, глаза ея умли съ живостію и мгновенно выражать каждое чувство сердца, въ ловкихъ тлодвиженіяхъ ея оказывались вс прелести: не рослой, однакожь очень стройной фигуры, любовь или ласкательство сказали бы, что Живопись и Поезія неспособны изобразить совершенную красоту ея тла. Но сія красота омрачалась отъ всегдашняго появленія на позорищ, и безчестилась удовлетвореніемъ похотливыхъ вожделній. Продажныя прелести ея покупаемы были гражданами и чужестранцами всякаго званія и промысла, счастливецъ, получившій желаемое общаніе, иногда выгоняемъ былъ какимъ нибудь новымъ, сильнйшимъ или богатйшимъ любимцемъ. На улицахъ Константинопольскихъ всякой удалялся отъ ея присутствія, кто только желалъ избжать искушенія или соблазна. Сатирическій историкъ не устыдился описать самыя неблагопристойныя сцены, въ которыхъ еодора нестыдилась забавлять зрителей наготою своего тла. Истощивши все искусство чувственныхъ удовольствій, она неблагодарно роптала на скупость натуры, но ропотъ ея, забавы и искусство должны оставаться подъ покровомъ ученаго языка. По прошествіи нкотораго времени, въ которое служила еодора предметомъ утхъ и презрнія для всей столицы, она вознамрилась сопутствовать Ецеболу, Тирскому уроженцу, назначенному правителемъ Африканскаго Пентаполя. Союзъ сей былъ весьма непроченъ: Ецеболъ скоро оставилъ расточительную и неврную свою наложницу, и она живучи въ Александріи, терпла крайнюю бдность. Возвращаясь въ Константинополь сія прекрасная Кипрянка въ каждомъ городъ востока удивляла и веселила жителей, и поведеніемъ оправдывала случай рожденія своего на островъ, посвященномъ Венер. Различныя связи еодоры и мерзостныя предосторожности предохраняли ее отъ опасности, которой она страшилась, не смотря на то однажды, и только однажды, до супружества она родила младенца. Дитя сіе было сбережено и воспитано въ Аравіи отцемъ своимъ, которой на смертномъ одр объявилъ сыну, что мать его — Императрица. Исполненный честолюбія и надежды простодушный юноша поспшилъ явиться въ царскихъ чертогахъ Константинополя и былъ допущенъ предъ лице своей матери. Но его боле уже нигд не видали даже и по смерти еодоры, и потому ее не безъ справедливой причины подозреваютъ въ истребленіи вмст съ жизнію сына, тайны столь оскорбительной для царскаго ея цломудрія.
Когда уже еодора находилась въ самомъ невыгоднйшемъ состояніи, неимя ни денегъ, ни добраго имени, какое то привидніе во сн или наяву уврило ее, что она предназначена быть супругою сильнаго Монарха. Ни мало несомнваясь въ будущемъ своемъ величіи, она возвратилась изъ Пафлагоніи въ Константинополь, какъ искусная актриса взялась играть благопристойныя лица, помогала бдности своей полезнымъ рукодліемъ и пряла ленъ, вела жизнь цломудренную и уединенную, обитая въ малой хижин, которую посл превратила въ храмъ великолпный. Красота ея, случайно или можетъ быть, по дйствію хитрости, плнила сердце Патриція Юстиніана, когда уже онъ самодержавно царствовалъ подъ именемъ своего дяди. Можетъ быть она выдумала средство возвысить достоинство красоты своей, которую столь часто для послднихъ людей расточала, можетъ быть сперва кроткими отказами, a потомъ приманками чувственныхъ удовольствіи умла она воспламенить желанія любовника, которой по природной склонности или по набожности наблюдалъ правила строгаго воздержанія. И тогда какъ первые восторги уже утихли, она удержала власть надъ душею Юстиніана нравомъ своимъ и разумомъ: Юстиніану приятно было возвысить и обогатить свою любезную: сокровища востока лежали у ногъ ея, и племянникъ Юстиніановъ ршился, можетъ быть по движенію набожнаго чувства, облечь свою наложницу въ священный санъ законной супруги. Но въ уставахъ Римскихъ именно запрещено было сенатору вступать въ брачный союзъ съ женщиною рабскаго происхожденія, или обезславившею себя появленіемъ на позорищ. Императрица Лупицина или Евфимія, варварка грубыхъ нравовъ по строгой добродтели, ршительно отреклись явную прелестницу назвать своею племянницею, и самая даже Вигиланція, легковрная мать Юстиніанова, впрочемъ отдавая справедливость красот и уму еодоры, весьма опасалась, чтобы втренность и тщеславіе сей хитрой любовницы неповредили набожности и счастію ея сына. Но сіи препятства уничтожены непобдимымъ постоянствомъ Юстиніана. Онъ терпливо дождался кончины Императрица, и неуважилъ слезъ матери своей, которая неперенесла сей горести. Отъ имени Юстина обнародованъ законъ, уничтожающій строгость древнихъ постановленій. По достохвальному состраданію къ несчастнымъ женщинамъ, такъ сказано въ закон, обезславившимъ себя появленіемъ на позорищахъ, дозволяется имъ вступать въ законный союзъ брака со знаменитйшими Римлянами. И скоро за симъ дозволеніемъ совершено торжество брачнаго союза Юстиніана съ еодорою, вмст съ супругомъ своимъ она восходила къ высочайшей степени достоинствъ, и когда Юстинъ облекъ племянника своего въ порфиру, то Патріархъ Константинопольскій въ одно и то же время возложилъ діадиму на Императора и на Императрицу. Но обыкновенныя почести, строгостію Римскихъ узаконеній предоставляемыя супругамъ государемъ, показались недостаточными для честолюбія еодоры и для страстной любви Юстиніана. Онъ посадилъ ее на престолъ какъ равную себ и независимую самодержицу, и правители областей должны были присягать въ врности равномрно какъ Юстиніану такъ и еодор, Вся Восточная Имперія благоговіла передъ умомъ и счастіемъ Акаціевой дщери. Прелестниц, опозорившей себя передъ безчисленнымъ сонмомъ зрителей Константинопольскаго театра, въ томъ же самомъ городъ покланялись, какъ цариц, сановитые начальники судилищъ, православные епископы, побдоносные полководцы и плнные монархи.
Люди увренные въ томъ, что разумъ и сердце женщины развращаются лишеніемъ цломудрія, охотно внемлютъ всмъ нарканіямъ частной злобы или общественнаго негодованія, кои умышленно утаеваютъ добродтели еодоры, увеличиваютъ ея пороки и строго осуждаютъ соблазнительные поступки молодой прелестницы. По чувству стыда или презрнія она часто уклонялась отъ рабскихъ поклоновъ толпы народной, скрывалась отъ ненавистнаго шуму столицы, и большую часть года проводила въ чертогахъ и садахъ на прекрасныхъ берегахъ Пропонтиды и Босфора. Тамъ свободные часы посвящены ею были приятнымъ заботамъ о красот своей, роскоши стола и омовеніи, продолжительному сну вечернему и утреннему. Внутреннія комнаты ея наполнены были любимыми женщинами и евнухами, коихъ выгодамъ и страстямъ угождала она вопреки справедливости, между тмъ какъ знатнйшiе государственные чиновники тснились въ мрачной и душной передней, и когда наконецъ, посл скучнаго ожиданія, ихъ вводили для цлованія ноги еодориной, они должны были сносить или молчаливую гордость Императрицы, или своенравное легкомысліе комедіантки, смотря по расположенію ея духа. Ея ненасытная страсть собирать безчисленныя сокровища извиняется опасеніемъ кончины супруга, посл которой для нее неосталось бы средины между погибелью и престоломъ. Страхъ и честолюбіе подвигнули еодору на гнвъ противъ двухъ генераловъ, кои однажды во время болзни Императора безразсудно объявили, что они отнюдь ненамрены одобрять выбора столицы. Упрекъ въ жестокости, столь несовмстной съ другими пороками еодоры, оставляетъ неизгладимое. Пятно для ея памяти. Многочисленные лазутчики ея замчали все и доносили, ей о каждомъ поступк, о каждомъ слов и взглядъ оскорбительныхъ, для ихъ повелительницы. Обвиненныхъ ими бросали въ особенныя темницы, неприступныя для дйствій законнаго правосудія, носилась даже молва, что несчастные были мучимы въ присутствіи самой еодоры, нечувствительной ни къ воплямъ жалобъ ни къ состраданію. Нкоторыя жертвы погибли въ сихъ глубокихъ и мрачныхъ темницахъ, другіе же, получившіе свободу, но потерявшіе здоровье, разумъ и богатство, возвращались въ свтъ для того только чтобъ быть живыми памятниками ея мщенія, которое обыкновенно простиралось даже и на дтей, неимвшихъ никакого участія въ справедливой или подозрваемой вин ихъ родителей. Сенаторъ или епископъ, о смерти коего или ссылк еодора произнесла свой приговоръ, былъ отдаваемъ на руки одному изъ врныхъ ея служителей, которому сама она подтверждала о точномъ исполненіи приказа слдующими словами: ‘если неисполнишь моего велнія, то клянусь Вчнымъ Богомъ, что велю содрать съ тебя кожу!’
Если бы мннія зодоры и не были заражены ересью, то примрная набожность ея извиняла бы въ мысляхъ современниковъ ея гордость, сребролюбіе и жестокость. Но какъ она вліяніемъ своимъ старалась умягчать суровость Императора въ припадкахъ нетерпливаго его нрава, то настоящія племена отдаютъ справедливость ея набожности и нестрого осуждаютъ ея умозрительныя заблужденія. еодора имла равное участіе во всхъ богоугодныхъ и человколюбивыхъ заведеніяхъ Юстиніановыхъ, изъ которыхъ одно, полезнйшее въ его царствованіе, восприяло начало свое отъ состраданія Императрицы къ несчастнымъ женщинамъ, примромъ соблазна или силою нужды вовлеченнымъ въ распутство. Дворецъ на Азійскомъ берегъ Босфора превращенъ въ монастырь великолпный и огромный, и назначена великая сумма на содержаніе пяти сотъ женщинъ, собранныхъ со всхъ улицъ и вольныхъ домовъ Константинопольскихъ. Въ семъ безопасномъ и святомъ убжищ он долженствовали жить во всегдашнемъ заключеніи, нкоторыя изъ нихъ безразсудно повергались въ море, но отчаянная ихъ ршительность истреблялась въ памяти признательныхъ отшельницъ, исторженныхъ изъ пропасти порока и нищеты рукою великодушной ихъ благотворительницы. Самъ Юстиніанъ превозносилъ разумъ еодоры, называя законы свои плодомъ мудрыхъ совтовъ почтеннйшей своей супруги, низпосланной ему въ даръ отъ Бога. Мужество ея оказалось при народномъ возмущеніи и при ужас, распространившемся въ царскихъ чертогахъ. Ея супружеское цломудріе доказывается молчаніемъ непримиримыхъ враговъ ея. Положимъ, что дочь Акаціева пресытилась сладострастіемъ, однакожъ ей принадлежитъ нкоторая похвала за твердость души, отрекшейся отъ привычки удовольствій и посвятившей себя правиламъ долга, или можетъ быть разсчетамъ своихъ выгодъ. Желанія и мольбы Императрицы о рожденіи законнаго сына остались тщетными, она произвела на свтъ одну только дочь отъ брачнаго ложа Не смотря на сію неудачу господство ея было постоянное и неограниченное, хитростію или истиннымъ достоинствомъ она удержала при себ любовь Юстиніана, и маловажныя размолвки между ими обыкновенно были пагубными для тхъ придворныхъ, которые почитали оныя значущими. Могло статься, что ея здоровье разстроилось отъ невоздержности молодыхъ лтъ, оно было уже весьма слабо, и врачи посовтовали ей пользоваться Пиійскими теплыми водами. Въ путешествіи сопровождали ее Преторіансклй Префектъ, главный хранитель сокровищъ, многіе комиты и патриціи, и свита, изъ четырехъ тысячь человкъ состоящая: на всемъ пути исправлены дороги, огромный дворецъ сооруженъ для ея пребыванія. Прозжая черезъ Виинію еодора надляла щедрою милостынею монастыри, церкви и богадльни, дабы они молились объ ея здравіи. На двадцать четвертомъ году своего супружества и на двадцать второмъ своего царствованія (въ 548 г.) еодора скончалась отъ рака, и невозвратная потеря сія была оплакиваема ея супругомъ, которой вмсто позорищной прелестницы могъ бы избрать себ цломудреннйшую и знатнйшую двицу въ Имперіи Восточной.
II. Великое различіе примчается между играми древнихъ: знаменитйшіе изъ Грековъ были дйствующими лицами на оныхъ, a Римляне только зрителями, Поприще Олимпійское открыто было для богатыхъ, для знатныхъ, для честолюбивыхъ. Искатель славы, надющійся на ловкость свою и на искусство, дерзалъ по стез Діомида и Менелая и самъ управлялъ коньми своими на поприщ. Десять, двадцать, сорокъ колесницъ вс вмст устремлялись къ одной цли. Побдитель получалъ внокъ лавровый, и слава имени его, семейства его и отечества переходила изъ рода въ родъ въ псняхъ лирическихъ, сихъ вковыхъ памятникахъ, которые тверже мди и мрамора. Но въ Рим Сенаторъ, и даже простой гражданинъ, чувствующій свое достоинство, стыдился выставлять себя или коней своихъ на позорищ цирка. Игры представляемы были издержками республики, государственныхъ чиновниковъ, Императоровъ, но браздами управляли невольническія руки, и ежели случалось, что доходы любимаго возницы иногда превышали доходы адвоката, то на подобные примры взирали неиначе какъ на слдствія народнаго легкомыслія, и большую плату почитали необходимою наградою за ремесло позорное, Конскія ристанія получили свое начало отъ простаго спора между двумя возницами, одтыми въ блое и въ красное платъя, посл прибавлены еще два цвта свтло зеленый и голубой, и какъ рыстанія повторяемы были до двадцатипяти разъ, то по сту колесницъ въ одинъ день являлось на великолпномъ позорищ цирка. Четыре партіи признаны законнымъ учрежденіемъ, имъ приписано таинственное начало, случайно принятые цвты были производимы отъ явленій натуры или отъ временъ года, и приписываемы красному сіянію Сиріуса лтомъ, зимнему снгу, темнот осени и весенней зелени. Другое истолкованіе отъ стихіи предпочтено производству цвтовъ отъ временъ года, и споры зеленой и синей партіи уподоблены враждованію земли и моря. Одержанныя побды предзнаменовали или обильную жатву, или благоприятное плаваніе, и взаимная вражда пахарей и мореходцовъ была не столько безразсудна какъ слпое бшенство Римлянъ, изъ коихъ многіе имуществомъ своимъ и жизнію жертвовали принятому ими цвту. Сумазбродство сіе было презираемо и терпимо мудрыми Государями, но имена Калигулы, Нерона, Вителлія, Веруса, Коммода, Каракаллы и Елагабала находились въ спискахъ синей или зеленой партіи цирка. Императоры сіи прилежно посщали стойла, ободряли своихъ любимцовъ, утсняли ихъ противниковъ, и старались заслужить любовь черни искреннимъ или притворнымъ подражаніемъ ея обычаямъ. Шумные и кровопролитные споры нарушали веселость забавъ народныхъ до толъ пока продолжались зрлища въ Рим, и еодорикъ, по чувству правоты можетъ быть по пристрастію, принялъ подъ свое покровительство зеленую партію, насильственно притсняемую консуломъ и патриціемъ, которые душевно преданы были партіи синей.
Константинополь перенималъ сумазбродства, a не добродтели, древняго Рима, и т же партіи, которыя неистово дйствовали въ циркъ, сугубымъ бшенствомъ отличались на ипподромъ. Въ царство Анастасіево, сіе народное сумазбродство еще боле воспылало отъ изуврства, и зеленые, по злодйскому умыслу спрятавшie ножи и камни въ корзинахъ подъ плодами, въ одинъ торжественный праздникъ умертвили три тысячи синихъ своихъ противниковъ. отъ столицы зараза сія распространилась въ провинціяхъ и въ городахъ Восточной Имперіи, и выдуманное для забавы различіе цвтовъ произвело дв страшныя и непримиримыя партіи, которыя потрясли было слабое основаніе правительства. Народныя несогласія, отъ важнйшихъ причинъ происходящія, едвали уподоблены быть могутъ симъ раздорамъ, которые нарушали миръ въ семействахъ, поселяли вражду между братьями и друзьями и побуждали женщинъ, хотя впрочемъ рдко посщавшихъ зрлища цирка, принимать сторону и мннія любовниковъ и противиться желаніямъ супруговъ. Вс законы, Божескіе и человческіе, попираемы были ногами, и доколь партія оставалась побдоносною, до тхъ поръ очарованные мечтою приверженцы ея оставались нечувствительными и къ частнымъ бдствіямъ и къ общимъ. Своевольство, однакожъ не демократическая свобода, возникло въ Антіохіи и въ Константинополь, и дошло наконецъ до того, что помощь партіи сдлалась необходимою каждому искателю почестей, гражданскихъ или духовныхъ. Зеленые почитались тайными приверженцами фамиліи или секты Анастасіевой, напротивъ того синіе были усердно преданы Юстиніану, и благодарный покровитель ихъ въ продолженіе пяти лтъ защищалъ вс безпорядки партіи, отъ которой трепетали и дворъ и сенатъ и столицы востока. Ободренные потворствомъ Императора, синіе старались казаться страшными, и для того одвались въ особливое варварское платье, носили долгіе волосы, узкіе рукава и широкія полы по обычаю Гунновъ, выступали гордо и говорили громкимъ голосомъ. Днемъ прятали они свои кинжалы, но въ ночную пору сбирались толпами вооруженные, и готовы были но всякому насильству и грабительству. Сіи ночные разбойники грабили, a иногда и убивали зеленыхъ противниковъ своихъ, или даже и мирныхъ гражданъ, и уже опасно было носить богатые пояса й золотыя пуговицы и выходить на улицу въ позднее ночное время. Своевольство, ободряемое молчаніемъ правосудія, начало вторгаться въ частные домы, и злоди употребляли огонь или для удобнйшаго нападенія, или для сокрытія своихъ преступленій. Не было мста священнаго для нихъ и безопаснаго отъ ихъ, грабительства, дабы удовлетворить своему сребролюбію или мщенію, они ручьями проливали кровь невинныхъ, храмы и жертвенники осквернились ихъ убійствами, разбойники сіи похвалялись искусствомъ своимъ въ нанесеніи неминуемой смерти однимъ ударомъ кинжала. Развратная молодежь Константинопольская присоединилась къ синей партіи, законы молчали и крпость общественнаго состава ослабла, заимодавцы принуждаемы были отказываться отъ своихъ требованій, судьи уничтожать свои приговоры, господа увольнять своихъ рабовъ, отцы доставлять деньги на мотовство дтямъ своимъ, благородныя женщины удовлетворять похотливымъ вожделніямъ служителей, дти исторгаемы были изъ родительскихъ, a жены, неупредившія несчастія своего произвольною смертію, изъ супружнихъ объятій. Отчаяніе зеленыхъ, жестоко притсняемыхъ своими неприятелями и тщетно искавшихъ правосудія, напослдокъ употребило право мщенія, но оставшіеся въ живыхъ посл битвы, повлечены на мсто казни, a несчастные бглецы, сокрывшіеся въ лсахъ и пещерахъ, безъ милосердія ограблены тмъ обществомъ, изъ котораго они изгнаны. Достойные служители правосудія, которые осмлились карать преступленіе и неуважили гнва синихъ, содлались жертвою своей ревности, Константинопольскій префектъ искалъ убжища себ при святомъ Гроб: одинъ комитъ восточный претерплъ поносное наказаніе кнутомъ, a правитель Киливіи, по приказанію еодоры, повшенъ надъ могилою двухъ злодевъ, осужденныхъ имъ на смерть за убійство своего слуги и за покушеніе на его собственную жизнь. Дло возможное, что искатель фортуны покушается созидать величье свое на смятеніи народномъ, но польза и долгъ государя требуютъ, чтобы онъ хранилъ святость законовъ. Первой указъ Юстиніановъ, которой былъ часто повторяемъ, a иногда и производимъ въ дйство, содержалъ въ себ твердую ршительность Государя защищать невинныхъ и наказывать преступниковъ всякаго наименованія и цвта безъ разбору. Однакожъ всы правосудія обыкновенно склонялись въ пользу синей партіи, по тайной приверженности, по привычк и по опасеніямъ Императора, справедливость его, посл нкоторой борьбы, всегда покорялась непреклонному памятозлобію еодоры, и Императрица всегда помнила обиды, нанесенныя комедіантк. По восшествіи на престолъ младшаго Юстина, въ объявленіи о строгомъ правосудіи показано пристрастіе прежняго правительства сими словами: ‘Вы, синіе! Юстиніана уже боле нтъ на свт, вы, зеленые! онъ живъ еще!’
Возмущеніе, которое едва неразрушило Константинополя, началось отъ взаимной ненависти и минутнаго примиренія обихъ партій. Въ пятой годъ своего цсарства Юстиніанъ праздновалъ Иды Января мсяца: въ продолженіе игръ зеленые непереставали изъявлять негодованія своего громкими воплями, до двадцать втораго бга Императоръ удерживалъ молчаливую свою важноcть, напослдокъ, потерявши терпніе, унизился до того что вступилъ въ разговоръ съ безпокойными рушителями порядка. Сей разговоръ, одинъ изъ самыхъ странныхъ, какіе когда либо происходили между государемъ и подданными, состоялъ изъ отрывистыхъ изреченій, произнесенныхъ со стороны Юстиніана посредствомъ глашатая. Зеленые сперва жаловались почтительно и кротко, они обвиняли чиновниковъ въ нагломъ притсненіи и громогласно желали Императору долголтной жизни и побдъ надъ врагами. ‘Будьте терпливы и внимательны, вы безчинные злоязычники!’ воскликнулъ Юстиніанъ: ‘онмейте, Жиды, Самаряне и Манихеи?’ Зеленые все еще неотчаевались возбудить въ немъ состраданіе: ‘Мы бдны, мы невинны, мы обижены, мы несмемъ на улицахъ появляться: всеобщее гоненіе свирпствуетъ противъ нашего имени и цвта. Вели, Государь, умереть намъ, но пускай мы умремъ по твоему приказанію и за твои выгоды!’ Повтореніе ругательствъ унизили въ глазахъ ихъ величіе порфиры, и они явно отреклись повиноваться Государю, которой отказываетъ подданнымъ своимъ въ справедливомъ удовлетвореніи, проклинали рожденіе отца Юстиніанова, a сыну его приписывали оскорбительныя имена убійцы и клятвопреступнаго тирана. ‘Такъ вамъ нежаль своей жизни?’ воскликнулъ Монархъ раздраженный. Тутъ синіе съ бшенствомъ встали съ мстъ своихъ, и грозные вопли ихъ раздались въ Ипподром, a противники ихъ, предвидя неравенство боя, разбжались и распространили ужасъ и отчаяніе по стогнамъ Константинопольскимъ. Въ сіи опасныя минуты вели на казнь семерыхъ убійцъ, принадлежавшихъ къ обимъ партіямъ и осужденныхъ Префектомъ, ихъ перевезли въ предмстіе Перу на мсто казни. Четверымъ немедленно отрублены головы, пятой повшенъ, оба послдніе подверглись равной участи, но еврейки перервались, и преступники живые упали на землю, народъ обрадовался ихъ избавленію, a монахи изъ ближняго монастыря Св. Конона перевезли ихъ на лодк къ себ и дали имъ убжище при святын церкви. Поелику преступники были одинъ синей партіи, a другой зеленое, то об стороны сіи равномрно ожесточились противу общаго притснителя и заключили между собою перемиріе до освобожденія плнниковъ и дотолъ пока неудовлетворится ихъ мщеніе. Домъ Префекта, дерзнувшаго удержать стремительной потокъ возмущенія, немедленно, преданъ пламени, чиновники его и стражи умерщвлены, отворены темницы, и возвращена свобода такимъ людямъ, которые должны были употребить ее на общую погибель. Отрядъ военный, посланный на помощь гражданскому начальству, яростно встрченъ вооруженною толпою, коея многолюдство и дерзость безпрестанно увеличивались. Герулы, самые свирпые варвары, находившіеся въ служб Имперіи, опрокинули сонмъ служителей церкви, которые вышли со святыми вещами, надясь остановить кровопролитіе. Жестокость мятежа еще боле усилилась отъ сего неуваженія къ святын, народъ жарко сражался за оскорбленіе Бога, женщины изъ оконъ и съ кровель поражали каменьями воиновъ, которые бросали пылающія головни въ домы, и пожаръ безпрепятственно распространяемый гражданами и чужестранцами свирпствовалъ по всему городу. Огонь обхватилъ уже соборную церковь Св. Софіи, бани Зевксипповы, часть дворца отъ перваго входа до Марсова жертвенника и длинной портикъ начиная отъ царскихъ чертоговъ до площади Константиновой, обширная больница съ находившимися въ ней людьми истреблена пламенемъ, многіе храмы и великолпныя зданія разрушены, безчисленныя сокровища золота и серебра или растопились, или пропали. Благоразумные и зажиточные граждане искали убжища отъ сихъ ужасныхъ происшествіи на Азійскомъ берегъ Босфора. Пять дней Константинополь былъ плачевнымъ позорищемъ бдствій, причиняемыхъ партіями, коихъ военное восклицаніе Ника, побждай, дало наименованіе сему достопамятному возмущенію.
Пока были раздлены об партіи, торжествующая синяя и отчаянная зеленая, дотол, по видимому, съ равною холодностію взирали он на безпорядки въ Государств. Но теперь онъ объ единогласно порочили умышленную слабость правосудія, и управленіе финансами, и вину общественныхъ бдствій явно приписывали двумъ министрамъ, хитрому Трибоніану и сребролюбивому Іоанну Каппадокійскому. При другихъ обстоятельствахъ ропотъ народа остался бы неуваженнымъ, но ему вняли, когда пламя угрожало городу разрушеніемъ, Квесторъ и Префектъ немедленно были смнены, и должности ихъ поручены двумъ Сенаторамъ, извстнымъ по несомнительной своей честности. Посл сего угожденія народу Юстиніанъ явился въ Ипподромъ, дабы признаться въ своихъ собственныхъ ошибкахъ и услышать раскаяніе благодарныхъ подданныхъ, но подданные неполагались на его увренія, торжественно произнесенныя передъ святымъ Евангеліемъ, и Монархъ, огорченный ихъ недоврчивостію, поспшно удалился въ укрпленные свои чертоги. Таковое упрямство и явный мятежъ признаны слдствіемъ тайнаго заговора, подозрвали, что возмутители, a особливо зеленая партія, были снабжены оружіемъ и деньгами отъ патія и Помпея, двухъ патриціевъ, которые не могли ни забыть съ честію для себя, ни вспоминать спокойно, что они были племянники Императора Анастасія. Сперва удостоенные довренности, потомъ отверженные, напослдокъ опять прощенные по боязливому легкомыслію Монарха, они явились передъ трономъ какъ врные служители своего Государя, и въ продолженіе пяти мятежныхъ дней были содержаны въ качествъ заложниковъ, но когда страхъ преодоллъ благоразуміе въ Юстиніан, которой почелъ обоихъ братьевъ опасными соглядатаями, a можетъ быть и убійцами, то имъ грозно повелно было выдти изъ чертоговъ. Посл безполезныхъ напоминаній, что повиновніе въ семъ случа можетъ довести ихъ до непроизвольной измны, они удалились въ свои домы. Въ шестой день поутру народъ схватилъ патія, невзирая ни на его сопротивленіе, ни на слезы его супруги, повлекъ на площадь Константинову, и тамъ увнчалъ его богатымъ ожерельемъ вмсто діадимы. Если бы сей принужденный похититель, защищавшій посл невинность свою медленностію, внялъ наущеніямъ своего сената и возбудилъ бы въ пользу свою бшенство народа, то первыя усилія неминуемо погубили бы робкаго Императора, или низвергли бы его съ престола. Дворецъ Византійскій имлъ свободное сообщеніе съ моремъ, суда въ готовности: стояли при лстницахъ сада, уже принято было тайное намреніе отправить Императора съ фамиліею его и сокровищами въ безопасное убжище.
Юстиніанъ погибъ бы неминуемо, если бы позорищная прелестница, возведенная имъ на высоту престола, не презрла боязливостію, какъ прежде добродтелей своего пола. Посреди совта, въ которомъ и Велизаріи присутствовалъ, одна еодора показала духъ истинно геройскій, и она только одна, не боясь гнва Юстиніанова, могла спасти Императора отъ угрожающей опасности и отъ постыднаго его страха. ‘Хотя бы бгство единственнымъ средствомъ осталось ко спасенію’ сказала супруга Юстиніанова: ‘я и тогда презрла бы сіе средство. Смерть есть неминуемый удлъ человка, но кто царствовалъ, тому стыдно пережить потерю своего достоинства и власти. Молю небо, чтобы ниже на одинъ день не лишало меня внца и багряницы, и чтобы я перестала жить на свт, переставши быть Царицею. Ежели ты, Государь, бжать вознамрился, сокровища въ твоей власти, посмотри на море, тамъ стоятъ корабли твои, но бойся, чтобы привязанность къ жизни не подвергла тебя или бдственному изгнанію, или поносной смерти. Чтожъ до меня принадлежитъ, я держусь правила древнихъ, и почитай престолъ славнымъ гробомъ.’ Непоколебимая твердость одной женщины возвратила бодрость разсуждать и дйствовать, a при бодрости не трудно найти средства даже въ самыхъ отчаянныхъ обстоятельствахъ. Положено было возобновить вражду партій, синіе надивиться не могли своей безразсудной опрометчивости, по движенію коея за маловажную обиду ршились войти въ связь съ непримиримыми врагами своими и вооружиться противъ милостиваго и щедраго своего благотворителя, они паки провозгласили величество Юстиніаново, и зеленые съ ничтожнымъ своимъ Императоромъ одни остались въ Ипподром. Врность тлохранителей была сомнительна, но кром ихъ военная сила Юстиніанова состояла въ трехъ тысячахъ ветерановъ, обучившихся мужеству и строгому порядку въ продолженіе войны Персидской и Иллирійской, Велизарій и Мундусъ тихо повели ихъ изъ дворца двумя отрядами, пробираясь черезъ узкіе переходы по угасающему пламени и валящимся зданіямъ, и вдругъ захватили съ обихъ сторонъ ворота Ипподрома. Въ семъ тсномъ мст безпорядочная и устрашенная толпа немогла сопротивляться правильному нападенію обученныхъ воиновъ, синіе ознаменовали раскаяніе свое сугубымъ бшенствомъ, боле тридцати тысячь человкъ лишилось жизни при семъ жестокомъ и кровопролитномъ побоищ, гд поражалъ одинъ другаго безъ разбора. Vпатій низведенъ съ престола и вмст съ Помпеемъ поверженъ къ стопамъ Императора, они просили помилованія, но преступленіе ихъ было явно, невинность сомнительна, и Юстиніанъ не боялся быть милосердымъ. На другой же день поутру Анастасіевы племянники съ осмнадцатью знаменитыми ихъ единомышленниками консульскаго и патриціанскаго достоинства лишены жизни воинами, трупы ихъ брошены въ море, домы разрушены, имніе описано. И въ самомъ даже Ипподром нсколько лтъ сряду царствовало печальное молчаніе: но по возстановленіи игрищъ, прежніе безпорядки возникли снова, синяя и зеленая партія опять безпокоили царство Юстиніаново и нарушали благоденствіе Имперіи Восточной.
III. Сія Имперія, когда Римъ былъ уже обладаемъ варварами, вмщала въ себ покоренные имъ народы за Адріатическимъ моремъ и до предловъ Еіопіи и Персіи. Юстиніанъ царствовалъ надъ шестьдесять четырьмя провинціями и девятьсотъ тридцатью пятью городами. Области его имли вс выгоды почвы, мстоположенія и климата, успхи человческой промышленности процвтали на берегахъ Средиземнаго моря до самаго Нила, начиная отъ древней Трои до ивъ Египетскихъ. Еще въ древнія времена Патріархъ Авраамъ воспользовался извстнымъ изобиліемъ Египта, сія область, необширная и многолюдная, въ состояніи была отпускать въ Константинополь ежегодно по двсти шестидесяти тысячь мръ пшеницы. Мануфатуры Сидонскія, въ Гомеровыхъ пснопніяхъ упомянутые, по прошествіи тысячи пяти сотъ лтъ снабжали Юстиніанову столицу своими издліями. Плодородіе земли, неистощенное двумя тысячами жатвъ, было возобновляемо и усиливаемо искусствомъ земледлія, тучнымъ удобреніемъ и благовременнымъ отдыхомъ. Породы домашнихъ животныхъ размножены до безконечности. Различныя заведенія, зданія, орудія трудолюбія и роскоши, переживающія людей, умножены попечительностію многихъ поколній. Преданіе сохраняло, a опыты доводили до совершенства полезныя ремесленныя работы: общество обогатилось раздленіемъ трудовъ и удобствомъ обмна, и одинъ Римлянинъ жилъ въ выгодномъ домъ, одвался и питался посредствомъ тысячи рукъ, посвященныхъ трудолюбію. Изобртеніе тканія и пряденія приписано богамъ. Во вс вки произведенія животнаго царства и растительнаго, волосы, кожа, шерсть, ленъ, хлопчатая бумага и напослдокъ шелкъ, были обработываемы руками для прикрытія или для украшенія человческаго тла, ихъ напаяли прочными красками, и кисть успшно помогала ткацкой работъ. При выбор сихъ красокъ, подражающихъ изяществу природы, распоряжалъ свободной вкусъ, a иногда и прихоть, но густой багрянецъ, извлекаемый Финикіянами изъ нкоторой раковины, единственно предоставленъ былъ для священной особы и чертоговъ Императора, казнь измны объявлена была противу честолюбивыхъ подданныхъ, кои дерзнули бы присвоить себ преимущества трона.
Нтъ нужды изъяснять, что шелкъ есть произведеніе извстнаго наскомаго, и что изъ него длается златовидная гробница, изъ которой червь вылетаетъ въ вид бабочки. До Юстиніанова царства шелковичные черви, на свободъ питающіеся листьями тутоваго дерева, находились только въ Кита, другіе черви тогожъ рода, живущіе при сосн, дуб и ясени, обитали въ лсахъ Азіи и Европы, но какъ воспитаніе ихъ очень затруднительно, a польза отъ нихъ весьма неврная, то и нестарались ихъ разводить нигд, кром только на маломъ островъ Цеосъ, лежащемъ близь берега Аттическаго. На семъ островъ, по изобртенію нкоторой женщины и для женскаго же употребленія, длали тонкой флеръ, которому удивлялись на Восток и въ Рим. Каковы бы ни были догадки объ одежд Мидской и Ассирійскомъ, но Виргилій первой изъ древнихъ писателей упоминаетъ о мягкой шерсти, будто бы получаемой отъ деревъ Китайскихъ, и о сей ошибк, которую легче было сдлать нежели попасть на истину, узнали уже очень поздно, непрежде какъ свдали о драгоцнномъ наскомомъ, главномъ виновник роскошества народовъ. Въ царство Тиберіево важные Римляне порочили сію утонченную роскошь, и Плиній натянутымъ, однакожъ сильнымъ слогомъ охуждаетъ ненасытность любостяжанія, которое досягаетъ до предловъ міра для пагубнаго намренія выставить наготу женщинъ подъ прозрачною одеждою, уборъ нескрывающій округлостей членовъ и цвта тла былъ приятенъ для суетности и возбуждалъ желанія, сіи причины заставляли иногда Финикійскихъ женщинъ длаемыя въ Кита дорогія ткани распускать снова и прибавлять къ нимъ льняныя нитки. Двсти лтъ посл Плинія шелковыя и полушелковыя одежды исключительно принадлежали женскому полу, наконецъ богатые граждане Рима и провинцій мало по малу подражать стали примру Елагабала, которой прежде всхъ дерзнулъ симъ женскимъ убо ромъ обезславить достоинство Императора и мущины. Авреліанъ жаловался, что за одинъ фунтъ шелку платили въ Рим по двенадцати унцій золота, но чмъ боле требовалось шелку, тмъ чаще его привозили, a по мръ привозу и цна убавлялась. Случаи и монополія поднимали цну и выше объявленной Авреліаномъ, за то уже ремесленники Тирскіе и Беритскіе иногда принуждены были довольствоваться девятою частію оной. Признано за необходимое закономъ опредлить различіе въ одеждъ между комедіантами и сенаторами, ибо изо всею количества шелку, вывозимаго изъ Китая, большая часть употребляема была подданными Юстиніана. Имъ еще боле извстны были раковины Средиземнаго моря, называемыя морскими шелковичными червями, мягкая волна, которою жемчужная матка прицпляется къ камню, нын выдлывается боле для любопытства нежели для употребленія, составленныя изъ сего вещества одежды подарены были Арменскимъ сатрапамъ отъ Римскаго Императора.
Млкія, но дорогія вещи не требуютъ большихъ издержекъ за провозъ по сухому пути, и караваны переходили въ двсти сорокъ три дни всю широту Азіи отъ Китайскаго моря до береговъ Сирійскихъ. Римляне получали шелкъ непосредственно отъ Персидскихъ купцовъ, призжавшихъ въ Арменію и въ Низибисъ на торжища, но сія торговля, въ мирное время стсняемая завистію и корыстолюбіемъ, совсмъ превращалась въ продолжительную войну между обоими государствами. Великій царь по гордости своей могъ почитать Согдіану и даже Китай въ числ своихъ провинцій, въ самомъ же длъ области его оканчивались ркою Оксомъ, и сношенія его съ жителями Согдіаны, за сею ркою обитавшими, зависли отъ произвола Блыхъ Гуновъ и Турковъ, господствовавшихъ надъ симъ промышленнымъ народомъ. Впрочемъ и самое жестокое владычество неистребило земледлія и торговли въ такой странъ, которая по читается однимъ изъ четырехъ садовъ Азіи, положеніе Самарканда и Бохары весьма удобно для обмна разныхъ произведеній, и купцы ихъ, доставши сырой или выдланной шелкъ изъ Китая, привозили его въ Персію, для передачи Римлянамъ. Согдіанскіе караваны принимаемы были въ гордой Китайской столицъ какъ покорный посланники государствъ подвластныхъ, и ежели имъ удавалось благополучно возвратиться, то отважное предприятіе ихъ всегда вознаграждаемо было чрезвычайнымъ прибыткомъ. Для труднаго и опаснаго путешествія отъ Самарканда до перваго города Шенси требовалось шестьдесять, восемьдесять и даже не мене ста дней, за ркою Яксартомъ начиналась пустыня, и бродящія толпы, неудерживаемыя арміями и гарнизонами, почитали всхъ путешественниковъ законною своею добычею. Для избжанія отъ Татарскихъ разбойниковъ и Персидскихъ тирановъ, караваны предпринимали путь на югъ, переправлялись черезъ Тибетскія горы, пускались по ркамъ Гангесу или Индусу, и въ пристаняхъ Гузерагаской или Maлабарской спокойно дожидались прибытія западнаго флота. Но опасности путешествія по пустынямъ казались имъ сносне дорожныхъ безпокойствъ, голода и потери времени, подобныя предприятія рдко были возобновляемы, и только Европеецъ перешедши неироходимый путь хвалится своею неутомимостію, когда въ десять мсяцовъ изъ Пекина достигаетъ до устья рки Индуса. Между тмъ однакожъ океанъ былъ открытъ для свободнаго сообщенія человческому роду. Эт великія рки до самаго Тропика области Китайскія были покорены и образованы сверными Императорами, со времени христіянскаго лтосчисленія онъ были наполнены городами и людьми, тутовыми деревьями и драгоцнными ихъ жителями, и если бы Китайцы при употребленіи компаса имли еще умъ и дарованія Грековъ или Финикіянъ, то конечно изобртенія свои они распространили бы на южной половинъ земнаго шара. Я не могу входить въ изслдованія и ненамренъ ничего утверждать объ отдаленныхъ путешествіяхъ ихъ до Персидскаго залива, или до Мыса доброй надежды: однакожъ предки ихъ въ трудахъ и успхахъ могли равняться настоящимъ поколніямъ, и могло статься что путешествія ихъ простирались отъ острововъ Японскихъ до Малаккскаго пролива, до сихъ такъ сказать столповъ восточнаго Геркулеса. Не теряя. изъ виду земли, они могли плыть берегомъ до крайняго мыса Ахина, ежегодно посщаемаго десятью или двенадцатью кораблями съ Китайскими произведеніями, съ издліями и даже съ художниками, островъ Суматра и противуположный ему полуостровъ, неясно описанные древними, названы золотыми и серебряными землями, упоминаемые Птоломеемъ торговые города доказываютъ, что богатство ихъ состояло не въ однхъ только рудокопняхъ. Отъ Суматры до Цейлона полагается около трехъ сотъ миль по прямой линіи, Китайскіе и Индійскіе мореплаватели, слдуя за полетомъ птицъ, или сопутствуемые періодическимъ втромъ, безопасно могли переплывать сіе разстояніе на крпкихъ судахъ, сплоченныхъ вмсто желза нитьми кокосоваго дерева. Цейлонъ (Ceреноидъ или Тапробана) управляемъ былъ двумя враждующими владтелями, одному изъ нихъ принадлежали горы, слоны и свтлые карбуннулы, другой обладалъ богатствами внутренней примышленности и вншней торговли и обширною Тринкемальскою гаванью, вмщавшею въ себ флоты Запада и Востока. На семъ гостепріимномъ островъ, лежащемъ въ равномъ, какъ вычислено, разстояніи отъ обихъ странъ, привозимый Китайскими купцами шелкъ выгодно отдаваемъ былъ на обмнъ жителямъ Персидскаго залива. Подданные великаго Царя, не боясь прекословія, могли здсь превозносить его могущество и великолпіе, a Римлянинъ, сравнившій грубую ихъ монету съ золотою медалью Императора Анастасія и тмъ уничижившій ихъ суетную гордость, приплылъ въ Цейлонъ, какъ простой путешественникъ, на корабл Еіопскомъ.
Шелкъ сдлался необходимою потребностію. Императоръ Юстиніанъ съ прискорбіемъ замтилъ, что Персы на моряхъ и на суш присвоили себ исключительную торговлю симъ дорогимъ произведеніемъ, и что богатства подданныхъ его безпрерывно истощаемы были неприязненнымъ, идолопоклонническимъ народомъ. Другое правительство, боле дятельное, возстановило-бы Египетскую торговлю и мореплаваніе по Чермному морю, ослабвшія вмст съ благосостояніемъ Имперіи, оно могло бы посылать Римскіе корабли къ пристанямъ Цейлона, Малакки и даже Китая. Юстиніанъ принялъ иное намреніе и прибгнулъ къ посредству христіянскихъ союзниковъ своихъ, Еіоплянъ Абиссинскихъ, которые недавно только познакомились съ искусствомъ мореплаванія, съ духомъ торговли и съ пристанью Адулисомъ, украшенною трофеями одного Греческаго завоевателя. Они проникли до самаго Екватора, вдоль берега Африканскаго искавши золота, смарагдовъ и благовонныхъ прозябеній, однакожъ благоразуміе недозволило имъ мшаться въ соперничество съ Персами, которые всегда могли бы предупреждать ихъ по причинъ сосдства своего съ Индіею. Такимъ образомъ намреніе Императора оставалось тщетнымъ дотол, пока неожиданный случай не удовлетворилъ его желанію. Индійцамъ проповдано было Евангельское ученіе, уже Епископъ управлялъ Христіянами Св. омы на берег Малабарскомъ, на островъ Цейлон сооружена была церковь, и дйствія проповдниковъ досягнули даже до края Азіи. Два Персидскіе монаха долго жили въ Кита, можетъ быть въ самомъ столичномъ городъ Нанкин при Дворъ Государя, къ которому присланы были съ острова Цейлона. Занимаясь набожными длами своего препорученія, они любопытными глазами смотрли на обыкновенную одежду Китайцевъ, на шелковыя издлія, на шелковичныхъ червей, коихъ воспитаніе (въ домахъ и на деревьяхъ) нкогда относилось единственно къ должности Государынь. Они между прочимъ развдали, что нтъ способа перевезти въ свое отечество сихъ недолговчныхъ животныхъ, но что можно сберечь яица ихъ и расплодить безчисленное ихъ потомство въ отдаленныхъ климатахъ. Вра, a можетъ быть и корысть, превозмогла въ Персидскихъ монахахъ любовь къ ихъ отечеству, они посл долгаго путешествія прибыли въ Константинополь, объяснили намреніе свое Императору, и были ободрены щедрыми дарами и общаніями Юстиніана. Историки сего Монарха подробне описали военные походы при подошв Кавказа нежели путешествіе сихъ проповдниковъ, которые опять здили въ Китай, набрали тамъ яицъ шелковичныхъ червей, сокрыли ихъ на внутренней пустот трости и возвратились въ Константинополь съ добычею Востока. Подъ ихъ надзоромъ яйца въ надлежащее время года высижены посредствомъ теплоты навоза, черви питались листьями тутоваго дерева и работали въ новомъ своемъ отечеств, сбережено потребное число бабочекъ для размноженія сихъ наскомыхъ, a для пищи ихъ разведены тутовыя деревья. Опытами и догадками исправлены погршности въ новомъ заведеніи, и Согдіанскіе послы въ царствованіе преемника Юстиніанова уже признавались, что Римляне самимъ Китайцамъ неуступали въ искусствъ содержать червей и выработывать драгоцнное ихъ произведеніе, которое промышленностію европейцовъ нын доведено еще дале до совершенства. уважая впрочемъ невинныя выгоды роскоши, я иногда съ прискорбіемъ думаю, что еслибъ путешествующіе монахи вмсто шелку вывезли изъ Китая искусство книгопечатанія, тогда уже извстное на краю Востока, то Менандровы Комедіи и вс Ливіевы Декады дошли бы до насъ въ изданіяхъ шестаго вка. Столь дальнія путешествія должны бы, по видимому, содйствовать успхамъ наукъ умозрительныхъ, не смотря на то однакожъ вся тогдашняя Географія основана была только на священномъ писаніи, a изслдованіе натуры почиталось явнымъ признакомъ вольнодумства. Весь міръ заключался тогда въ предлахъ умреннаго пояса, и земля почитаема была имющею протяженную поверхность въ длину на четыреста дней пути, a въ ширину на двсти, окруженною Океаномъ и покрытою крпкимъ кристальнымъ сводомъ или твердью.
IV. Юстиніановы подданные были недовольны обстоятельствами своего времени и правительствомъ. Европу разоряли варварскіе народы, въ Азіи чрезмрно размножались монахи: бдность Запада ослабляла торговлю и ремесла на Востокъ, плоды трудолюбія истощаемы были служителями церкви и государства и войскомъ, скоро оказался недостатокъ въ неподвижныхъ и обращающихся капиталахъ, составляющихъ народное богатство. Общественныя нужды облегчены были хозяйственною бережливостію Императора Анастасія, которой въ одно время и собралъ безчисленныя сокровища и освободилъ народъ свой отъ тягостныхъ и ненавистныхъ налоговъ. Вс подданные съ благодарностію прославляли уничтоженіе злата озлобленія, или подати на промышленность бдныхъ гражданъ, боле тягостной, какъ надобно думать, по качеству сбора, нежели по количеству, ибо цвтущій городъ Едесса заплатилъ только сто сорокъ фунтовъ золота, собраннаго въ четыре года съ десяти тысячъ ремесленниковъ. При сихъ человколюбивыхъ распоряженіяхъ бережливость Императора Анастасія былъ столь велика, что отъ годовыхъ доходовъ своихъ онъ могъ еще собрать триста двадцать тысячь фунтовъ золота. Племянникъ Юстиновъ не захотлъ слдовать сему примру и расточилъ сокровища на милостыни и зданія, на войну и невыгодные договоры. Доходы его оказались несоразмрными издержкамъ? Вс возможные способы употребляемы были къ вынужденію у народа золота и серебра, кои расточительною рукою бросалъ онъ и къ Персамъ и къ Франкамъ. Царство его ознаменовано быстрымъ послдствіемъ, или лучше сказать, совмстнымъ господствомъ насильственнаго хищенія и скупости, великолпія и бдности, думали, что сокровища лежатъ въ ладоняхъ его, а вмсто того онъ оставилъ долги своему преемнику. Такой характеръ справедливо былъ обвиняемъ голосомъ народа и потомства: но недовольные бываютъ обыкновенно легковрны, a частая злоба слишкомъ дерзкою, и для того искатель истины долженъ съ осторожною недоврчивостію пользоваться занимательными анекдотами Прокопія. Сей сочинитель тайной исторіи представляетъ намъ только пороки Юстиніана, и пороки его изображены черными красками: сомнительныя дйствія приписаны самымъ злымъ побудительнымъ причинамъ, ошибка вмняется въ вину, случайность не отличена отъ намренія, самые законы отъ злоупотребленія законовъ, пристрастная несправедливость одной минуты показана въ вид общаго правила, будтобы имвшаго силу свою во все продолженіе тридцати двухъ лтняго царства, Императоръ одинъ представленъ виновнымъ въ преступленіяхъ его чиновниковъ, въ безпорядкахъ его времени и въ развращенности его подданныхъ, самыя даже физическія бдствія, моровыя повтрія, землетрясенія и наводненія поставлены въ вину князю демоновъ (по словамъ Прокопія), принявшему на себя образъ Юстиніана!
И такъ, не иначе какъ съ надлежащею осторожностію, намренъ я кратко предложить анекдоты о скупости и грабительств въ слдующихъ отдленіяхъ: 1. Юстиніанъ былъ такъ расточителенъ, что не могъ быть щедрымъ. Гражданскіе и военные чиновники, принимаемые въ придворную службу, сперва получали неважной чинъ и умренное жалованье, потомъ восходили на высшія степени и достигали до изобилія и роскошныхъ выгодъ, ежегодныя издержки на выдачу имъ пенсіоновъ, коихъ знатнйшая часть уничтожена Юстиніаномъ, простирались до четырехъ сотъ тысячь фунтовъ, и сія мра домашней бережливости была оплакиваема корыстолюбивыми или бдными придворными какъ послдній ударъ нанесенный величеству Имперіи. Содержаніе почтъ, денежныя выдачи врачамъ и ночныя освщенія, были почитаемы очень важною обязанностію городовъ, которыя справедливо могли жаловаться, что Императоръ отнялъ доходы ихъ, предназначенные на столь полезныя издержки. Даже солдаты не остались безъ оскорбленія, a духъ военный въ такомъ былъ тогда упадк, что можно было оскорблять ихъ не опасаясь возмездія. Императоръ отставилъ обыкновенную выдачу по пяти золотыхъ при наступленіи пятаго года, довелъ заслуженныхъ воиновъ до нищенскаго состоянія, и цлыя арміи, неудовлетворенныя принадлежащими имъ деньгами, изнемогали: на сраженіяхъ въ Италіи и противъ Церсовъ. 2. Человколюбивые предмстники его обыкновенно при торжественныхъ случаяхъ своего царствованія остановляли взысканіе недоимочныхъ поборовъ, благоразумно отрекаясь отъ такихъ требованій, которыя по необходимости должны бы оставаться тщетными. ‘Юстиніанъ (пишетъ Прокопій) въ тридцать два года своего владычества ни единожды не оказалъ подобной милости народу, и многія изъ подданныхъ его отступились отъ принадлежавшихъ имъ земель, коихъ цна недостаточна была для заплаты въ казну налоговъ. Анастасій даровалъ городамъ, потерпвшимъ отъ неприятельскихъ нашествій, семилтнюю льготу отъ всякихъ поборовъ: Юстиніановы области опустошены Персами и Арабами, Гунами и Славянами, однакожъ тщеславное и смшное отпущеніе на одинъ годъ поборовъ дано было только тмъ городамъ, которые дйствительно покорены были непріятелемъ. Таковъ языкъ сочинителя тайной исторіи, которой именно утверждаетъ, будто никакого несдлано снисхожденія Палестинъ посл мятежа Самаританскаго, ложное и ненавистное сіе обвиненіе опровергается достоврными записками, свидтельствующими о выдачъ сей разоренной провинціи тринадцати центенаріевъ (пятидесяти двухъ тысячь фунтовъ) золота по предстательству Св. Савы. 3. Про копіи неизъяснилъ намъ системы налоговъ, которые сыпались подобно граду, и истребляли жителей подобно опустошительной даровой заразъ: они сдлались бы участками злости его, если бы приписали Юстиніану и древнее правило о взысканіи со всего округа за’частной убытокъ, понесенной однимъ гражданиномъ. Запасеніе хлба для войска и столицы сопряжено было съ тягостными самопроизвольными поборами, весьма несоразмрными имуществу и средствамъ земледльца, и сіе бдствіи увеличивалось еще отъ частныхъ злоупотребленій, отъ обмана въ вс и въ мръ и отъ издержекъ и трудовъ при дальнемъ перевозъ. Во время случившагося недостатка однажды потребованы были състные припасы изъ ближнихъ провинціи ракіи, Вииніи и Фригіи, хозяева посл тягостнаго путешествія и опаснаго мореплаванія получили столь несоразмрную цну, что имъ оставалось отказаться и отъ хлба и томъ платы. Такія предосторожности впрочемъ доказываютъ заботливость о благосостояніи столицы, однакожь Константинополе неизбавился отъ самовластнаго хищничества Юстиніанова. Прежде отправлялась свободная торговля по Босфору и Геллеспонтскому проливу, и дозволяемо было вывозить всякія вещи, кром только оружія для употребленія варваровъ, но при Юстиніан ко всмъ городскимъ воротамъ приставлены были преторы, служители царскаго корыстолюбія, наложена была тягостная пошлина какъ на корабли такъ и на товары, бдные покупатели чувствовали все бремя сего притсненія, платя за обыкновенныя вещи чрезмрную цну, и народъ привыкшій находить себ отраду отъ щедрости Государя, иногда уже принужденъ былъ жаловаться на недостатокъ воды и хлба. Воздушная дань, неимющая имени и неопредляемая никакимъ закономъ, состояла во ст двадцати тысячахъ фунтовъ, ежегодно приносящихъ въ даръ Императору отъ Префекта преторіянскаго, a способы собрать столь великую сумму зависли единственно отъ воли сего могущественнаго чиновника. 4. Но и сіи подати и сборы были гораздо сносне нежели право монополіи, коимъ стснялось полезное соревнованіе промышленности, и которые для малой и предосудительной выгоды самопроизвольно налагало несносную тяжесть на необходимыя и на прихотливыя нужды подданныхъ. ‘Какъ только продажа шелку (выписываю изъ Прокопіевыхъ анекдотовъ) поступила въ исключительное вдомство, Императорскаго казначея, то ремесленники: Тирскіе и Беритскіе немедленно пришли въ крайнюю бдность, и частію погибли отъ голода, или убжали въ Персидскія области. Нтъ сомннія, что провинція можетъ терпть ущербъ отъ разоренія ея ремесленниковъ, однакожъ, говоря о шелк, Прокопій съ намреніемъ неупомянулъ о безцнныхъ и прочныхъ выгодахъ, доставленныхъ Имперіи любопытствомъ Юстиніана. О возвышеніи седмою долею цны обыкновенной мдной монеты упомянуть должно съ разнымъ безпристрастіемъ, и перемна сія сдлана какъ видно, безъ предосудительной причины {Юстиніанъ за одинъ золотыя (aureus) платилъ вмсто 210 только 180 унцій мдью. Причиною сему вроятно былъ недостатокъ въ мелкой монет.}, ибо золотая монета, узаконенная мра цнности вещей, осталась чистою, и достоинство ея невозвышено. 5. Обширная власть предоставленная откупщикамъ казенныхъ сборовъ, дабы они могли выполнить свои обязанности, принадлежитъ къ числу ненавистныхъ установленіи, какъ будто можно покупать у Императора жизнь и имущество своихъ согражданъ! Еще явне производилась въ самомъ дворц продажа чиновъ и должностей по дозволенію, или по крайней мръ по небреженію Юстиніана и еодоры. Требованія заслуженныхъ людей и самыхъ даже любимцевъ оставались безъ уваженія, напротивъ того случалось обыкновенно, что дерзкой хитрецъ, получивши важную должность, находилъ въ ней богатое вознагражденіе за постыдные происки свои за долги, коими обременилъ себя, и за большіе платимыя надъ проценты. Наконецъ Юстиніанъ почувствовалъ всю невыгоду, столь вредной продажи и призналъ за нужное установленіемъ присяги и наказаніи оградить святость правосудія, но по прошествіи одного года дйствіе указа ослабло, и своевольство одержало верхъ надъ безсиліемъ законовъ. 6. Евлалій, Комитъ доместиковъ, въ завщаніи отказалъ все свое имніе Императору, съ тмъ однакожъ чтобы Юстиніанъ заплатилъ долги его, чтобы исполнилъ особыя завщанія о денежныхъ выдачахъ, чтобы далъ пристойное содержаніе тремъ остающимся дочерямъ его, и чтобы при замужствъ удлилъ каждой по десяти фунтовъ золота. Но все богатое имущество Евлаліево сгорло, кром небольшаго остатка, которой по списку не превышалъ пяти сотъ шестидесяти четырехъ золотыхъ, суммы весьма невеликой. Подобный примръ, сохранившіеся въ Греческой Исторіи, заставилъ Императора исполнить завщаніе своего друга, и онъ охотно заплатилъ долги умеришго, выдалъ кому слдовало принадлежащія деньги, воспиталъ дочерей подъ надзоромъ самой еодоры и удвоилъ назначенное отцемъ ихъ приданое. Такое человколюбіе Государя безъ сомннія достойно похвалы, однакожъ въ семъ добродтельномъ поступк открывается закоренлый обычай удалять законныхъ наслдниковъ, обычай приписываемый Прокопіемъ царству Юстаніана. Обвиненіе сіе подтверждается славными именами и соблазнительными примрами, ни вдовамъ, ни сиротамъ не было пощады, искусство выманивать, вынуждать, длать подложныя завщанія было выгоднымъ ремесломъ придворныхъ чиновниковъ. Столь коварное и пагубное насильство угрожало опасностію каждому гражданину, Монархъ, влекомый страстію корыстолюбія, готовъ приблизить минуту наслдованія какимъ бы то ни было способомъ, богатство почесть за явной знакъ преступленія, отъ права наслдника требующаго своей части перешагнуть ко власти Государя отписывающаго въ казну свою имніе подданнаго. 7. Къ различнымъ способамъ грабежа философъ могъ бы еще причислить и обращеніе богатыхъ язычниковъ или еретиковъ къ православію, однакожъ въ Юстиніаново царство на сіе набожное грабительство жаловались одни только т раскольники, которые содлались жертвами корыстолюбія.
Все нарканіе должно бы отразиться на характер Юстиніана, однакожъ великая часть вины, a еще большая прибытковъ, принадлежала министрамъ, возводимымъ на степень сію рдко за добродтели и невсегда избираемымъ по ихъ дарованіямъ. О заслугахъ Квестора Трибоніана будетъ упомянуто при описаніи преобразованія Римскихъ законовъ. Управленіе государственнымъ хозяйствомъ находилось въ рукахъ Префекта Преторіанскаго, того самаго Іоанна Каппадокійскаго, коего Прокопій изобразилъ въ исторіи яркими красками, и тмъ оправдалъ сказанія тайныхъ своихъ анекдотовъ. Сей Министръ свднія свои почерпнулъ не въ училищахъ, и едва умлъ писать, но онъ обладалъ силою природнаго разума и могъ подавать самые мудрые совты и при отчаянныхъ обстоятельствахъ находилъ спасительныя средства. При столь отличныхъ качествахъ разума онъ имлъ самое развращенное сердце. Его подозрвали въ магическомъ и идолопоклонническомъ суевріи, онъ однакожъ казался нечувствительнымъ ни къ божіему страху, ни въ людскому нарканію, и благоденствіе Іоанново возносилось на погибели тысячь, на бдности милліоновъ, на разореніи городовъ и на опустошеніи провинцій. Съ утренней зари до обда онъ прилжно старался обогащалъ Государя своего и себя на счетъ всей Римской Имперіи, остатокъ дня посвящаемъ былъ чувственнымъ удовольствіямъ и постыднымъ забавамъ, a тихіе часы ночи возмущаемы были безпрерывнымъ опасевіемъ мстящаго убійства. Его дарованія, a можетъ быть и пороки, сберегли продолжительную дружбу Юстиніанову: Императоръ единожды принужденъ былъ удовлетворить ярости народа, скоро однакожъ побда сія помрачилась возстанавленіемъ врага подданныхъ Юстиніана, и боле девяти лтъ подъ тягостнымъ его правленіемъ видли они, что Іоаннъ сдлался боле раздраженнымъ нежели наставленнымъ отъ случившагося съ нимъ несчастія. Ропотъ народный служилъ только къ увеличенію довренности Императора къ Министру. Наконецъ Префектъ сей въ высокоуміи своемъ дерзнулъ оскорбить еодору, неуважилъ могущества той, передъ которою вс преклоняли колна, и покусился посять смяна раздора между Императоромъ и его любимою супругою. И сама даже еодора нашлась принужденной скрыть свою досаду, ждать благоприятной минуты и невидимыми средствами сдлать Іоанна виновникомъ собственной его погибели. Въ то время когда Велизарій, знаменитый герой своего вка, долженъ былъ показаться мятежникомъ, супруга его Антонина, тайная наперсница Государыни, увдомила Іоаннову дочь Евфимію о мнимомъ своемъ негодованіи противъ еодоры, легковрная двица объявила отцу своему объ опасномъ предприятіи, и Министръ, который долженъ бы знать важность клятвъ и общаній, ршился имть въ ночную пору законопреступное свиданіе съ Велизаріевою супругою. Стража и Евнухи поставлены были въ засад по распоряженію еодоры, они кинулись съ обнаженными мечами, дабы схватить или наказать виновнаго Министра, однакожъ Іоаннъ спасенъ врною своею свитою, но вмсто того, чтобы обратиться къ милостивому своему Императору, которой тайно увдомлялъ уже его о предстоящей опасности, прибгнулъ къ защит святилища храма. Юстиніанъ принужденъ былъ супружескую нжность, или домашнее спокойствіе, предпочесть любимцу. Префектъ вступилъ въ духовное званіе и тмъ уничтожились вс его надежды. Впрочемъ дружба Императора облегчила несчастіе Іоанна, которой живучи въ сносномъ заточеніи въ город Кзін, пользовался немалою частію прежняго своего богатства. Столь слабое мщеніе неудовлетворило неукротимому гнву еодоры, убіеніе стараго неприятеля ея, Кзікскаго Епископа, подало еще благовидной случай, и наконецъ Іоаннъ Каппадокійскій, тысячу смертей заслужившій своими поступками, осужденъ былъ за такое преступленіе, въ которомъ онъ не имлъ никакого участія. Сильный Министръ, облеченный почестями консульскаго и патриціанскаго достоинства, вытерплъ безчестное наказаніе кнута, какъ преступникъ послдняго званія, отъ всхъ богатствъ осталась ему одна только епанча изношенная, его отправили въ Антинополь, въ верхній Египетъ, и Префектъ восточный доведенъ былъ до крайности просить себ подаянія въ тхъ городахъ, въ коихъ прежде отъ одного имени его вс трепетали. Въ продолженіе семи лтъ неутомимая жестокость хитрой еодоры угрожала Іоанну новыми бдствіями, и уже по кончин ея, когда Императоръ могъ вызвать обратно своего служителя, котораго долженъ былъ оставить противъ желанія, честолюбіе Іоанна Каппадокійскаго ограничилось отправленіемъ священнической должности. Преемники его доказали подданнымъ Юстиніана, что опытностію и прилжаніемъ возможно еще боле усовершенствовать искусство притсненія, обманы одного Сирійскаго банкира введены въ систему управленія финансами, примру префекта слдовали квесторъ, государственный и придворный казначей, губернаторы провинціи и вс главные начальники Восточной Имперіи.
V. Юстиніановы зданія сооружены стяжаніемъ народнымъ и скрплены кровію подданныхъ, невзирая на то, сіи пышныя громады по видимому свидтельствуютъ о благоденствіи Государства, и нын служатъ для насъ памятниками тогдашняго зодчества. Умозрительныя и въ дйствія производимыя искусства, относящіяся къ математическимъ и механическимъ наукамъ, были покровительствуемы Императорами. Проклъ и Анемій прославились немене древняго Архимеда, и если бы чудеса ихъ были описаны умными и свдущими наблюдателями, то они послужили бы нын къ распространенію круга умозрительныхъ выкладокъ ихъ и невводили бы въ сомнніе философовъ. Извстно всмъ преданіе, что Архимедъ истребилъ Римской флотъ съ пристани Сиракузской посредствомъ зажигательныхъ стеколъ, утверждаютъ, что подобнымъ способомъ и Проклъ, разрушивъ Готфскіе корабли въ гавани Константинопольской, защитилъ благодтеля своего Анастасія отъ дерзновеннаго Виталіана. Доставленная на городской стн машина состояла изъ шестиугольнаго мднаго зеркала и изъ множества подвижныхъ частей онаго, служащихъ для принятія и отраженія лучей солнечныхъ, губительное пламя досягало, вроятно, до разстоянія на двсти футовъ. Истина сего необычайнаго событія ослабляется молчаніемъ достоврнйшихъ деписателей, сверхъ того зажигательныя стекла въ послдующія времена при осад и оборонъ крпостей никогда не были употребляемы: однакожъ извстный Философъ Французскій {Бюффонъ.} удивительными своими опытами доказалъ возможность сего дйствія, и я, убждаемый возможностію событія, скоре припишу изобртенія онаго величайшему изъ древнихъ математиковъ, нежели выдумк тупаго лтописателя, монаха или софиста. Другіе говорятъ, будто Проклъ употребилъ сру для истребленія Готфскаго флота. При ныншнемъ состояніи длъ имя сры тотчасъ даетъ поводъ догадываться о порохъ, и сія догадка подкрпляется свидтельствомъ историковъ о тайныхъ искусствахъ Анемія, ученика Проклова. Одинъ гражданинъ Траллеса, что въ Азіи, имлъ пятерыхъ сыновей, отличившихся успхами своими въ разныхъ искусствахъ и наукахъ. Олимпіи былъ очень хорошій законовдецъ. Діоскоръ и Александръ оказались весьма учеными врачами, первой изъ нихъ искусство свое посвятилъ благу своихъ согражданъ, a другой, побуждаемый честолюбіемъ, отправился въ Римъ искать славы и богатства. Метродоръ извстенъ былъ въ качеств ученаго грамматика, Анемій же какъ искусный математикъ и архитекторъ: Императоръ призвалъ ихъ обоихъ въ Константинополь. Одинъ преподавалъ юношеству правила краснорчія, a другой наполнялъ столицу и провинціи боле прочными памятниками своего искусства. Нкогда, въ маловажномъ спор съ сосдомъ своимъ Зенономъ о стнахъ или окнахъ дома, Анеміи принужденъ будучи уступить краснорчію оратора, въ свою очередь отмстилъ ему неопасное механическою шуткою, впрочемъ весьма темно описанномъ историкомъ Агаіемъ. Механикъ поставилъ на низкомъ мост нсколько сосудовъ или котловъ съ водою и покрылъ каждой изъ нихъ широкимъ устьемъ кожаной трубы, другіе концы трубъ подложены были подъ перекладины и брусья сосдскаго дома. Подъ котлами разведенъ огонь, распространяющійся по трубамъ паръ колебалъ стны дома, и устрашенные жители его подумали, что землетрясеніе угрожаетъ Константинополю. Въ дргое время приятели Зеноновы, сидя за столомъ, ослплены были внезапнымъ блескомъ лучей, отразившихся отъ Анеміевыхъ зеркалъ, сверхъ того они приведены были въ изумленіе звуками нкоторыхъ вещицъ, малыхъ и звонкихъ, тогда ораторъ надутымъ слогомъ объявилъ въ Сенат, что простой смертный по невол долженъ уступить сил такого противника, которой колеблетъ землю Нептуновымъ трезубцемъ, гремитъ и блещетъ перунами самаго Юпитера. Дарованія Анемія и товарища его Исидора Милезіанскаго были ободряемы и употребляемы въ дло Государемъ, въ которомъ склонность къ зодчеству превратилась въ страсть разорительную и весьма вредную. Любимые архитекторы представляли планы свои и недоразумнія на судъ Юстиніана, смиренно исповдуя ничтожность многотрудныхъ усилій слабаго ума своего передъ вдохновенною мудростію такого Императора, коего намренія всегда клонятся ко благу своего народа, ко слав своего царствованія и ко спасенію душевному.
Главная церковь, основателемъ Константинополя сооруженная въ честь Святой Софіи или вчной премудрости, дву кратно была разрушена пожаромъ, въ первой разъ по изгнаніи Іоанна Златоуста, a въ другой при возмущеніи партіи Синей и Зеленой. Еще мятежъ непрекратился, какъ народъ христіянскій началъ уже раскаеваться въ богопротивной своей запальчивости, но онъ могъ бы веселиться несчастіемъ своимъ, еслибъ тогда предвидлъ славу новаго храма, къ сооруженію коего немедленно, по прошествіи сорока дней, приступилъ благочестивый Императоръ. Мсто очищено, назначено обширнйшее пространство, и владльцы земли едва получили самой короткой срокъ отъ нетерпливаго Монарха. Анемій начерталъ планъ, умъ его управлялъ руками десяти тысячь работниковъ, которымъ въ каждой вечеръ выдаваема была плата чистою серебряною монетою. Самъ Юстиніанъ, надвши льняную тунику, ежедневно осматривалъ поспшную работу, и ободрялъ мастеровъ ласковыми словами, ревностнымъ участіемъ и наградами. Новая каедральная церковь Св. Софіи освящена Патріархомъ посл пяти лтъ одиннадцати мсяцовъ и десяти дней отъ первоначальнаго ея основанія, и во время самаго торжества Юстиніанъ воскликнулъ съ набожнымъ тщеславіемъ: ‘Хвала Богу, удостоившему меня совершить сіе великое дло! Я побдилъ тебя, о Соломонъ!’ Но гордость Римскаго Солоона, до истеченія двадцати лтъ, унижена была землетрясеніемъ, разрушившимъ восточную часть купола. Сіе достопамятное зданіе исправлено усерднымъ стараніемъ тогожъ Государя, и въ тридцать шестое лто своего царствованія Юстиніанъ торжествовалъ обновленіе храма, которой уже двенадцать столтіи служитъ памятникомъ его славы. Зодчеству храма Св. Софіи, нын обращеннаго въ главную мечеть, подражали Турецкіе Султаны, и сія величественная громада ета и теперь возбуждаетъ безплодное удивленіе въ Грекахъ и полезное любопытство въ путешественникахъ Европейскихъ.
Зритель обманывается неправильнымъ видомъ одной половины купола и клонящимся къ земл сводомъ, сторона главнаго входа не иметъ ни простоты, ни пышности, размръ вообще уступаетъ къ которымъ каедральнымъ церквамъ Латинскимъ. Однакожъ архитекторъ, прежде всхъ вознесшій на воздухъ куполъ, по всей справедливости заслуживаетъ похвалу за смлой планъ и за искусное исполненіе. Куполъ Св. Софіи, освщаемый двадцатью четырьмя окнами, иметъ столь малое наклоненіе, что верхъ его равняется шестой части его поперешника: мра сего полерешника состоитъ изо ста пятьнадцати футовъ, a отъ верхней средины купола, на которомъ теперь мсто креста заступила луна, до земли считается сто восемьдесять футовъ по прямой линіи. Вся окружность купола держится въ четырехъ прочныхъ сводахъ, утвержденныхъ на четырехъ же огромныхъ столбахъ, подкрпляемыхъ съ сверной стороны и съ южной толикимъ же числомъ колоннъ изъ Египетскаго гранита. Греческій крестъ, начертанный на четыреугольной поверхности, представляетъ расположеніе сего зданія, широта его простирается на двести сорокъ три, a долгота на двсти шестьдесять девять футовъ, считая отъ восточнаго края олтаря до девяти западныхъ дверей, ведущихъ къ паперти и потомъ ко вншнему преддверію. Въ семъ преддверіи стояли кающіеся, средина храма наполнялась православными обоего пола, раздленными однакожъ съ благоразумною осторожностію, женщины молились въ особыхъ галлереяхъ, верхней и нижней. За свернымъ и южнымъ столбами средину храма отъ хора отдляла ршетка, при концахъ коея устроены были мста для Императора и Патріарха, между ршеткою и олтаремъ помщались пвцы и духовенство. Самый олтарь (къ имени сему нечувствительно привыкъ слухъ православныхъ Грековъ) на краю стороны восточной сооруженъ былъ въ видъ полу-цилиндра, изъ него были входы въ ризницы, въ отдленіе для крещающихся и въ сопредльныя зданія, назначенныя для обрядовъ богослуженія, или для жилищъ церковнаго причта. Помня прежнее несчастіе, Юстиніанъ вознамрился неупотреблять дерева при созиданіи новаго храма, кром только на двери, и при выборъ матеріаловъ имлъ въ виду прочность, легкость и великолпіе каждой части. Столбы, поддерживающія куполъ, составлены изъ большихъ триугольныхъ и квадратныхъ плитъ тесанаго камня, и скрплены свинцомъ съ немореною известью, но тяжесть купола облегчена качествомъ матеріала, состоящаго или изъ пемзы на поверхности воды плавающей, или изъ кирпича Родосскаго, которой впятеро легче обыкновеннаго. Все зданіе сооружено изъ кирпича, но сіе дешевое вещество закрыто мраморными досками, вся внутренность храма, куполъ, два большіе и шесть меньшихъ полукуполовъ, стны, сто колоннъ и помостъ нын плняютъ взоры варваровъ богатствомъ и разнообразіемъ красокъ. Одинъ Поетъ {Павелъ Силенціарій.}, видвшій первоначальную пышность храма Св. Софіи, исчисляетъ цвты, оттнки и пятна десяти или двенадцати разныхъ мраморовъ, яшмъ и порфировъ, роскошно и щедро испещренныхъ натурою, какъ будто искуснымъ живописцомъ. Торжество Христіанства украсилось послдними остатками отъ языческаго богослуженія, впрочемъ большая часть дорогихъ камней сихъ привезена изъ Малой Азіи, изъ острововъ Греческихъ, изъ самой Греціи, изъ Египта, Африки и Галліи. Восемь колоннъ порфировыхъ, Авреліаномъ поставленныхъ во храмъ Солнца, предложены въ даръ отъ набожности одной госпожи Римской, еще восемь колоннъ зеленаго мрамора представлены отъ честолюбиваго усердія градоначальниковъ Ефесскихъ: т и другіе удивительны по величин своей и по изяществу, но неправильныя капители ихъ не принадлежатъ ни къ какому ордену архитектуры. Различныя украшенія и фигуры изображены мозаическимъ искусствомъ начертанія лицъ Христа Спасителя, Пречистыя Двы, Святыхъ угодниковъ и Ангеловъ, изглажены теперь изуврствомъ Турковъ. Образа сіи украшены были золотыми ризами. Ршетка передъ олтаремъ, капители на колоннахъ, украшенія на дверяхъ и въ галлереяхъ, сдланныя изъ бронзы, покрыты были золотомъ, зритель ослплялся блескомъ купола, одинъ олтарь содержалъ въ себ сорокъ тысячь футовъ, священные сосуды и одежды сдланы были изъ чистйшаго золота и украшены безцнными камнями. Построеніе стнъ вышиною отъ земли въ два локтя стоило уже сорокъ пять тысячь двсти: фунтовъ, a все иждивеніе простиралось до трехъ cотъ двадцати тысячь: пусть читатели по своему разсужденію опредляетъ сію цну серебра или золота, но то неоспоримо что вся сумма должна состоять не мене какъ изъ одного милліона фунтовъ стерлинговъ {5,000,000 рублей серебряныхъ. К.}. Великолпный храмъ конечно есть достохвальный памятникъ усердія къ вр и народнаго вкуса, я согласенъ также, что набожный человкъ, вошедши въ церковь Святыя Софіи, въ восторг ума почесть могъ ее обиталищемъ или даже твореніемъ самаго Божества, однакожъ сколь слабо сіе произведеніе художествъ, сколь маловаженъ трудъ сей въ сравненіи съ образованіемъ послдняго наскомаго, пресмыкающагося на поверхности сего храма!
Симъ хорошимъ описаніемъ храма, къ которому сила губительнаго времени прикоснуться недерзнула, доказывается справедливость повствованія о великомъ множествъ зданіи нестоль огромныхъ и мене прочныхъ, сооруженныхъ Юстиніаномъ въ столицъ и въ провинціяхъ. Въ одномъ Константинополь и въ прилежащихъ къ нему предмстіяхъ освятилъ онъ двадцать пять церквей, сооруженныхъ во имя Христа Спасителя, Пречистыя Двы и Святыхъ угодниковъ, онъ по большей части украшены были золотомъ и мраморомъ, мста для нихъ назначены были по искусному выбору или на заселенной равнин, или въ приятной ротъ, или на берегъ моря, или на выcотъ, откуда взоръ простирался по близь лежащимъ окрестностамъ Азіи и Европы, Церковь Святыхъ Апостоловъ въ Константинополъ и другая С. Іоанна въ Ефесъ, кажется, сооружены были по одному плану и съ куполами, подобными Софійскому, на олтарь въ нихъ устроенъ былъ въ средоточіи храма, и четырьмя со всхъ сторонъ портиками гораздо явственне изображалось начертанію Креста Господня. Іерусалимская церковь Пресвятыя Багородігцы воздвинута набожнымъ Императоромъ на мстъ весьма неудобномъ для архитектора какъ по своему положенію, такъ и по трудности: привозить матеріалы. Проложена дорога по скату горы до самой ея вершины. Камни, въ ближней ям обтесанные по правильному размру, взвозимы были на особыхъ телегахъ, и для каждой плиты требовалось немене сорока воловъ самыхъ сильныхъ. Ливанъ давалъ высокіе свои кедры, a ближняя весьма кстати найденная жила краснаго мрамора снабдила удивительными колоннами, изъ коихъ дв, поддерживающія вншній портикъ, почитались самыми большими въ свт. Благочестивый Императоръ щедрою рукою сыпалъ богатства на Святую Землю, онъ соорудилъ вновь и обновилъ многіе монастыри для обоего пола, но онъ же выкопалъ колодези и построилъ больницы для покоя путешественниковъ. Жители Египта по склонности къ ересямъ незаслуживали милостей Государя, но Сирія и Африка получили нкоторое вспоможеніе, посл претерпнныхъ ими бдствіи отъ войны и землетрясеній. Карагена и Антіохія, воздвигнутыя вновь изъ праха и развалинъ, имли справедливую причину благословлять имя своего благодтеля. Почти каждой изъ угодниковъ Божіихъ имлъ храмъ, посвященный своему имени, почти каждый городъ Имперіи украшенъ построеніемъ выгодныхъ мостовъ, больницъ и водопроводныхъ каналовъ, только на бани и театры, на сіи предметы роскоши народной, щедрость Императора непростиралась. Юстиніанъ, заботясь о польз общественной, немене думалъ и о выгодахъ своего сана. Дворецъ Византійскій, поврежденный отъ пожара, вновь построенъ съ чрезвычайнымъ великолпіемъ. Можно судить о цломъ зданіи по богатому преддверію, которое называлось бронзовымъ, вроятно по украшенію дверей или по крыш. Обширный четыреугольный сводъ поддерживался толстыми четырьмя столбами, полъ и стны покрыты были разноцвтнымъ мраморомъ Лаконскимъ и Фригійскимъ, сводъ и стны представляли въ мозаическихъ изображеніяхъ тріумфы одержанныхъ побдъ въ Африк и въ Италіи. На Азійскомъ берег Пропонтиды, близь Халкидона, пышные чертоги и сады Герейскіе служили для лтняго пребыванія Императора, a боле еодоры. Современные стихотворцы прославляли союзъ Природы и искусства, согласіе нимфъ обитающихъ въ рощахъ, въ ручьяхъ и въ волнахъ моря: придворные служители напротивъ того жаловались на неудобство жилищъ своихъ, а нимфы часто пуганы были извстнымъ Порфиріономъ, большимъ китомъ, шириною въ десять, a длиною въ тридцать локтей, страшилище сіе боле пятидесяти лтъ безпокоило виды Константинопольскія, и напослдокъ погибло въ устьи рки Сангариса.
Юстиніанъ построилъ множество новыхъ крпостей въ Европ и въ Азіи, но въ сихъ часто повторяемыхъ предосторожностяхъ наблюдатель прозорливый усматриваетъ слабость Имперіи. Отъ Блграда до Евксинскаго Понта простиралась по Дунаю цпь, состоящая боле, нежели изъ восьмидесяти укрпленій. Вмсто высокихъ башень, построенныхъ для немноголюдной стражи, явились обширныя цитадели, большія и малыя крпости изполнились колонистами или гарнизономъ, при развалинахъ Траянова моста воздвигнуты крпкія стны, a разставленные во многихъ мстахъ военныя стражи, по видимому, еще хотла задунайскимъ странахъ угрожать величіемъ Римскаго имени. Но сіе имя было уже не страшно, варвары ежегодно переправлялись черезъ Дунай и обратно въ виду сихъ безполезныхъ укрпленій, и пограничные жители нетолько не могли наслаждаться покоемъ, но должны были неусыпно охранять свои жилища. Опуствшіе древніе города наполнены жителями, вновь основанные самимъ Юстиніаномъ названы, можетъ быть слишкомъ поспшно, непреодолимыми и многолюдными, a счастливая родина Императора ознаменовано особливымъ почтительнымъ отличіемъ. Прежде неизвстная деревня Таврезіумъ получила пышное наименованіе Юстинианова града (Justiniana prima) и содлалась мстопребываніемъ Архіепископа и Префекта, коихъ власть простиралась надъ семью воинственными областями Иллиритка. Бытіе онаго сохранилось въ ныншнемъ испорченномъ названіи Жюстендиля, въ мстопребываніи Турецкаго Санжака! Для чести и выгодъ земляковъ своихъ Императоръ не замедлилъ соорудить каедральную церковь, дворецъ и каналъ водопроводной, общественныя и частныя зданія отвчали пышности царственнаго града, a крпость стнъ удачно сопротивлялась неискуснымъ нападеніямъ Гунновъ и Славянъ во все продолженіе Юстиніановой жизни. Нашествія сихъ народовъ иногда были замедляемы, a надежда ихъ на полученіе добычи уничтожаема множествомъ укрпленій въ Дакіи, въ Епиръ, въ ессаліи, въ Македоніи и во ракіи. Изъ числа сихъ укрпленій шесть сотъ построены или возобновлены Юстиніаномъ, но думать надобно, что многія изъ нихъ были не иное что какъ только башни каменныя или кирпичныя, построенныя среди четыреугольнаго или круглаго пространства, окруженнаго рвомъ и стною, и что они во время опасности служили нкоторою защитою для поселянъ и для скотины деревень сосдственныхъ. Сіи сооруженія, истощившія казну государственную, не могли совершенно успокоить Императора и Европейскихъ его подданныхъ. Теплыя воды Анхіальскія во ракіи ограждены безопасностію по мр приносимой ими пользы, но тучныя пажити ессаліи опустошаемы были Скискою конницею, и на прелестной Темпейский долин, за триста миль отъ Дуная, безпрестанно раздавались военные звуки, между тмъ какъ неукрпленныя дальнія мста наслаждались благоденствіемъ мира. Врата ермопильскія, которыми по видимому защищалась Грнція, но которыя часто служили входомъ для неприятелей, были тщательно укрплены Юстиніаномъ. Отъ морскаго берега черезъ лса и долины до горъ ессалійскихъ проведена была крпкая стна, для прикрытія удобныхъ входовъ. Не толпа наскоро собранныхъ поселянъ охраняла ее, но дв тысячи воиновъ, для продовольствія которыхъ устроены были житницы и водохранилища, a на случай отступленія ихъ сооружена крпость. Стны Коринскія, разрушенныя землетрясеніемъ, и ветхія укрпленія Аинъ и Платеи возстановлены, обнаженные города Пелопонеса защищены крпостями на Коринскомъ перешейк, и варвары теряли бодрость предвидя многія и трудныя осады. На краю Европы другой полуостровъ, Херсонесъ ракійскій, вдавшійся на три дни пути въ море, отъ противуположнаго берега Азіи раздлялся проливомъ Геллеспонтскимъ. Пространство между одиннадцатью многолюдными городами состояло изъ высокаго лса, прекрасныхъ пажитей и нивъ, удобныхъ къ воздланію, и перешеекъ сего полуострова на тридцать семь стадій простирающійся былъ уже укрпленъ Спартанскимъ полководцомъ за девятьсотъ лтъ до Юстиніанова царства. Во время свободы и мужества даже слабое огражденіе могло защитить отъ внезапныхъ набговъ, вроятно, Прокопій непонималъ преимущества временъ древнихъ, ибо онъ хвалитъ крпость сооруженія и двойной парапетъ стны, досягающій съ обихъ сторонъ до моря, но и сія твердыня показалась недостаточною для защиты Херсонеса, ибо каждой городъ, а особливо Галлиполи и Сестосъ, имлъ еще собственныя свои укрпленія. Такъ называемая долгая стна была сооруженіе презрительное и вмст почтенное. Богатства столицы разливались на страны сосдственныя, окрестности Константинополя, щедро облагодтельствованныя натурою, украшались роскошными садами и загородными домами сенаторовъ и богатыхъ жителей. Но богатство ихъ служило приманкою для хищныхъ и отважныхъ варваровъ, благороднйшіе Римляне, изъ ндра безмятежной роскоши похищаемые, уводимы были въ плнъ къ Скиамъ, и Государь ихъ изъ чертоговъ своихъ могъ видть огни неприятельскіе, дерзновенно возжигаемые передъ самыми вратами царствующаго града. Анастасій принужденнымъ нашелся, въ разстояніи сорока миль, соорудить протяженную твердыню, долгая стна его, простирающаяся на шестьдесять миль отъ Пропонтиды до Чернаго Моря, возвстила о слабости его оружія, a неутомимый и предусмотрительный Юстиніанъ, по мр настоянія опасности, за благо разсудилъ прибавить къ стн сей новыя укрпленія {Описаніе Азійскихъ крпостей, сооруженныхъ и возобновленныхъ Юстиніаномъ, предоставляю охотникамъ читать въ подлинник, и поспшно къ окончанію Главы, чтобы неоткладывать онаго до будущаго года. Перев.}….
VII. Юстиніанъ уничтожилъ Аинскія училища и консульство Римское: которыя произвели столь многихъ мудрецовъ и героевъ въ человческомъ род. Хотя сіи учрежденія давно уже лишились первобытной своей славы, однакожъ справедливая укоризна падаетъ на сребролюбіе и зависть Императора, коего рукою, до конца разрушены сіи почтенныя развалины.
Аины, посл одержанныхъ побдъ надъ Персами, приняли къ себ Философію изъ Іоніи и Риторику изъ Сициліи, и сіи науки содлались наслдіемъ такого города, коего обитатели (около тридцати тысячь мужеска пола) въ продолженіе одной человческой жизни вмстили дарованія вковъ, милліоновъ людей. Какая мысль раждается въ душ нашей о достоинств натуры человка при одномъ только воспоминаніи, что Исократъ былъ товарищемъ Платона и Ксенофонта, что онъ присутствовалъ, и можетъ быть въ одно время, съ историкомъ укидидомъ при первомъ представленіи Едипа Софоклова и Еврипидовой Ифигеніи, и что ученики его Есхинъ и Димосенъ спорили о внк любви отечественной въ присутствіи Аристотеля, бывшаго наставникомъ еофрасту, которой училъ въ Аинахъ въ одно время съ основателями стоической секты и Епикурейской! Благорожденные юноши Аттическіе пользовались своимъ отечественнымъ ученіемъ, которое было сообщаемо безъ зависти и городамъ сопротивнымъ. Дв тысячи учениковъ слушали наставленія еофрастовы, училища риторическія были еще многолюдне, обученные юноши распространили славу своихъ учителей, языкъ и имя Греціи. Предлы сего языка разширены побдами Александра, искусства и науки Аинскія пережили свободу ихъ и могущество, и Греки, Македонянами поселенные въ Египт и разсянные по Азіи, въ продолженіе вковъ часто предпринимали набожныя путешествія для поклоненія Музамъ въ любимомъ храм ихъ на берегу Илисса. Завоеватели Римскіе почтительно внимали наставленіямъ своихъ подданныхъ и плнниковъ, имена Цицерона и Горація вписаны были въ училищахъ Аинскихъ, по утвержденію Римской Имперіи уроженцы изъ Италіи, изъ Африки, изъ Британіи бесдовали въ рощахъ Академіи съ восточными своими соучениками. Философія и краснорчіе имли естественную связь съ формою народнаго правленія, которые ободряло свободныя изслдованія и уступало единственно могуществу убжденія. Въ республикахъ Греціи и Рима искусство краснорчія было главнымъ орудіемъ любви отечественной и стремленія къ слав, въ риторическихъ школахъ образовались политики и завоеватели. По уничтоженіи свободы состязаться о длахъ общественныхъ, ораторамъ оставалась еще почтенная должность защищать невинность и справедливость, они могли еще употреблять во зло дарованія свои, сочиняя панигирики, т же правила риторическая служили софистамъ для ихъ велерчивыхъ разсужденіи, a деписателямъ для приведенія въ порядокъ историческихъ событій. Философскія системы, касательно изслдованія свойствъ Бога, человка и вселенной, занимали любопытство искателя мудрости, которой сообразно расположенію ума своего могъ сомнваться со сцептиками, утверждать ршительно со стоиками, углубляться въ созерцанія съ Платономъ, или умствовать и доказывать по строгимъ правиламъ логики съ Аристотелемъ. Суемудріе различныхъ противоположныхъ сектъ показывало невозможность достигнутъ къ воображаемому счастію и къ совершенству, но поприще ихъ было знаменито и спасительно: послдователи Зенона и даже Епикура учились дйствовать и терпть, смерть Петронія и Сенеки заключала въ себ ту пользу, что унизила тирана, обнаруживъ его безсиліе. Свтъ ученія неограничивался Аинскими стнами, несравненные писатели трудились для всего человческаго рода, живые наставники отправлялись въ Италію и въ Азію, городъ Беритъ въ позднйшія времена славился ученіемъ законоискусства, астрономія и физика процвтали въ Александрійскомъ музе, но Аттическія училища риторики имли передъ всми преимущество со временъ Пелопонесской войны даже до Юстиніанова царства. Аины, при невыгодномъ положеніи своемъ на земл безплодной, отличались здоровымъ воздухомъ, свободною пристанью и памятниками древняго искусства. Сіе священное убжище рдко возмущаемо было торговыми длами и распоряженіями правительства, и послдніе Аиняне все еще отличались пылкостію воображенія, чистотою вкуса и языка, вжливостію въ общежитіи и нкоторыми признаками, по крайней мр въ разговорахъ, великодушія своихъ предковъ. Въ предмстіяхъ города Академія Платонистовъ, Лицей перипатетиковъ, портикъ стоиковъ и садъ Епикурейцовъ наполнены были растущими деревьями и украшались статуями, тамъ философы преподавали ученіе свое, не заключенные въ тсномъ огражденіи, но гуляя по обширному пространству, которое въ опредленные часы посвящено было упражненіямъ разума и тла. Духъ основателей обиталъ еще въ сихъ почтенныхъ убжищахъ, честолюбивыхъ желаніемъ шествовать до слдамъ наставниковъ человческаго рода возбуждалось благородное соревнованіе, и достоинство кандидата при открывшемся праздномъ мст провозглашаемо было свободными голосами просвщеннаго народа. Аинскіе наставники получали отъ учениковъ своихъ плату: смотря по состоянію тхъ и другихъ и по способностямъ, цна была, какъ видно, неодинакова, и восходила отъ мины до таланта. Самъ Исократъ, осмивающій сребролюбіе софистовъ, отъ каждаго изо ста учениковъ своихъ требовалъ около тридцати фунтовъ {Около 150 рублей серебряныхъ.} за риторическія наставленія. Плата за труды есть награда справедливая и почтенная, однакожъ тотъ же Исократъ заплакалъ принимая въ первой разъ сію награду, стоикъ долженъ бы устыдиться получая деньги за наставленія о презрніи денегъ и мн прискорбно было бы узнать, что Аристотель и Платонъ, отступивши отъ примра Сократова, начали обмнивать науку на золото. Но по дозволенію законовъ философскія каедры въ Аинахъ могли приобртать земли и дома въ свою собственность и пользоваться завщаніями умирающихъ доброхотовъ. Епикуръ оставилъ ученикамъ своимъ сады, купленный за восемьдесятъ минъ {Около 1250 рублей серебряныхъ.}, и достаточный капиталъ какъ на содержаніе оныхъ, такъ и на ежемсячныя празднества. Наслдство Платоново приносило ежегодной доходъ, который въ продолженіе осми вковъ увеличился до тысячи золотыхъ. Самые мудрыя и добродтельнйшіе изъ Римскихъ Императоровъ покровительствовали Аинскія училища. Учрежденная Адріаномъ библіотека помщалась въ портикъ, украшенномъ картинами, статуями, алебастровымъ сводомъ и сотнею колоннъ, изъ Фригійскаго мрамора. Великодушные Антонины назначили жалованье отъ казны общественной, и каждой учитель политики, риторики, платонической, перипатетической, стоической и епикурейской философіи ежегодно получилъ по десяти тысячь драхмъ {Боле 1500 рубл. серебр.} на свое содержаніе. По кончин Марка сіи щедрыя выдачи и другія преимущества, къ учительскимъ каедрамъ принадлежавшія, были уничтожаемы, возобновляемы, уменьшаемы и потомъ увеличиваемы, нкоторые слды царскаго благоволенія находимъ во времена преемниковъ Константиновыхъ, но самопроизвольной ихъ выборъ недостойныхъ людей въ наставники давалъ поводъ Аинскимъ философамъ жалть о минувшихъ вкахъ бдности и свободы. Достойно примчанія, что царскія щедроты Антониновъ равномрно изливались на противныя философскія секты, и что сіи Императоры почитали ихъ равно полезными, или по крайней мр безвредными. Сократъ нкогда былъ славою и безчестіемъ своего отечества, первыя наставленія Епикуровы показались толико несносными набожнымъ душамъ Аинянъ, что по изгнаніи философа и его противниковъ они повелли прекратить вс прнія о свойствъ боговъ, но въ наступившемъ год уничтожили приговоръ свой, возвратили училищамъ прежнюю свободу, и удостоврились опытами вковъ, что нравственный характеръ философовъ совсмъ не зависитъ отъ ихъ умозрительныхъ изысканій.
Готфское окруженіе столько была пагубнымъ для Аинскихъ училищъ, какъ установленіе новой вры, коея служители, отвергая суемудріе разума, ршили всякой вопросъ закономъ принятаго ими божественнаго ученія. Они сочиняли пространныя опроверженія, доказывали слабость разума и развращенность сердца человческаго, осуждали вредныя изслдованія философовъ, противныя догматамъ. Оставшаяся секта платонистовъ, которыхъ однакожъ Платонъ постыдился бы признать своими послдователями, безумно смшивала высокія умозрнія съ суеврными дйствіями магіи. Будучи одна посреди христіянъ, она питала такую злобу противу духовнаго и свтскаго правительства, коего строгая рука уже готова была нанести послдній ударъ ея дерзости. Спустя около ста лтъ посл Іуліана, Проклъ имлъ дозволеніе учить въ Академіи философскимъ наукамъ, и прилжаніе его было такъ велико, что въ одинъ день иногда читалъ онъ по пяти лекцій и писалъ по семи сотъ строчекъ своего сочиненія. Дятельный умъ его углублялся въ сокровенности, метафизики и морали, и онъ дерзнулъ предложить осмьнадцать доказательствъ противъ христіянскихъ преданій о сотвореніи міра, Мудрецъ сей въ часы свободные отъ ученія лично бесдовалъ съ Паномъ, Ескулапомъ и Минервою, в таинства коихъ почиталъ себя посвященнымъ и коихъ отверженнымъ статуямъ усердна покланялся, твердо будучи увренъ, что философъ, какъ гражданинъ міра, долженъ служить всмъ божествамъ, почитаемымъ въ мір. Солнечное затмніе предвозвстило его кончину. Начертаніе жизни Прокла и послдователя его Исидора, сочиненіе двумя прилжнйшими ихъ учениками, представляетъ плачевную картину въ другой разъ младенчествующаго разума человческаго. Золотая цпь Платоновыхъ послдователей (названіе слишкомъ тщеславное) продолжалась сорокъ четыре года отъ Прокловой смерти до указа Юстиніанова, которымъ навсегда уничтожены Аинскія училища и которымъ возбуждено сильное негодованіе въ немногихъ оставшихся блюстителяхъ наукъ Греческихъ и суеврія. Семь друзей и философовъ Діогенъ и Герміасъ, Евлалігй и Присціанъ, Далмацій, Исидоръ и Симплицій, непринявшіе вры своего Императора, вознамрились въ чуждой стран искать свободы, коею немогли наслаждаться въ своемъ отечеств. Они слышали, и врили легкомысленно, что Платонова республика существуетъ въ деспотической Персіи, что въ семъ государств господствуетъ Монархъ-патріотъ посреди счастливаго и добродтельнйшаго изъ народовъ. Но они чрезвычайно удивились, нашедши Персію подобною другимъ странамъ міра. Хозрой, величавшійся именемъ философа, былъ Государь легкомысленный, жестокій и тщеславный, суесвятства и духъ нетерпимости обладали Магами, вельможи были высокомрны и придворные раболпны, Судьи несправедливы, преступники избгали наказанія, а невинные страдали. Огорченныя философы въ досад своей нестали замчать добродтелей въ Персахъ. Они чрезвычайно вознегодовали на многоженство и роскошество въ содержаніи наложницъ, на кровосмсительные браки, на обыкновеніе повергать мертвые тла псамъ и коршунамъ на сндніе, вмсто того чтобы засыпать ихъ землею, или истреблять пламенемъ. Странники сіи поспшно возвратились, и говорили въ слухъ, что лучше хотятъ умереть на границ Имперіи нежели наслаждаться богатствомъ и выгодами царской милости посреди варваровъ. Они однакожъ воспользовались благодяніемъ, которое показываетъ хорошую сторону характера Персидскаго Монарха, которой потребовалъ, чтобы мудрецы, постившіе Имперію его, не подлежали наказанію, закономъ Юстиніановымъ опредленному для уклоняющихся отъ христіянской вры, и сіе преимущество, въ .мирной договоръ включенное, охраняемо было бдительностію могущественнаго посредника. Симплицій и товарищи его скончали жизнь свою въ тишин и неизвстности, и какъ посл нихъ учениковъ неосталось, то ими и заключается длинный списокъ Греческихъ философовъ, такихъ, коихъ, невзирая на слабости ихъ и недостатки, можно по справедливости назвать мудрйшими и добродтельнйшими изъ числа ихъ современниковъ. Сочиненія Симплиціевы сохранились до нын физическія и метафизическія примчанія его на Аристотеля при теперешнемъ состояніи наукъ потеряли свою цну, но его нравоучительныя изъясненія Епиктета, всхъ просвщенныхъ народовъ почитаются классическою книгою, полезною для направленія воли, очищенія сердца и утвержденія разума.
Почти въ то самое время, когда Пиагоръ изобрлъ названіе философа, старшій Брутъ установилъ въ Рим вольность и консульское достоинство. Сіе достоинство сначала сопряжено было съ должностію, a потомъ состояло въ одномъ титл. Первые правители республики избираемы были народомъ, они имли въ рукахъ своихъ верховную власть въ сенат и въ войскъ, въ мирное время и въ военное, и власть сія напослдокъ принадлежать стала Императорамъ. Но преданіе о семъ достоинств долго уважаемо было Римлянами и варварами. Іорнандъ консульство еодориково называетъ верховнымъ благомъ, первымъ украшеніемъ въ здшнемъ мір, самъ Король Италійскій приносилъ поздравленіе симъ ежегоднымъ любимцамъ фортуны, которые не зная заботъ престола пользовались всмъ его блескомъ. По прошествіи тысячи лтъ, Государями избираемы были два консула къ Римъ и въ Константинопол единственно для лтоисчисленія и для празднества народнаго. Но издержки на сіе празднество, которымъ богатые и тщеславные старались превзойти своихъ предмстниковъ. Наконецъ увеличились до восьмидесяти тысячъ фунтовъ. Благоразумные сенаторы уклонялись отъ безполезной почести, влекущей за собою неминуемое разореніе всего ихъ семейства, и вроятно по сей-то причин въ консульскихъ спискахъ послдняго вка часто видимъ пустые промежутки, Юстиніановы предмстники выдавали изъ общественной казны деньги въ пособіе небогатымъ кандидатамъ, а сей бережливый Государь выдумалъ вмсто того другой дешевой и удобнйшій способъ: онъ уменьшалъ число зрлищъ, назначивъ только семь представленій, вмсто прежнихъ ристалищъ на коняхъ и на колесницахъ, единоборства атлетовъ, музыки, пантомимическихъ игрищъ и травли, вмсто золотыхъ монетъ, бросаемыхъ въ народъ и обыкновенно служившихъ поводомъ къ шумнымъ безпорядкамъ и къ пьянству, онъ приказалъ употреблять малыя серебряныя. Не смотря однакожъ на сіи предсторожности и на собственной примръ Имрератора, послдованіе консуловъ совсмъ прекратилось въ тринадцатой годъ царства Юстиніана, которой по видимому былъ очень радъ тому, что сіе титло ненапоминало уже Римлянамъ о древней ихъ свобод. Но ежегодное консульство все еще оставалось въ памяти народа, онъ безразсудно ожидалъ скораго возстановленія, и каждой разъ изъявлялъ свое удовольствіе, когда новой Государь по восшествіи на престолъ въ первой годъ принималъ на себя титло консула. Триста лтъ спустя по кончинъ Юстиніана, при Льв Философ напослдокъ уничтожено закономъ сіе обветшавшее достоинство, давно уже уничтоженное обыкновеніемъ. Неудобное лтосчисленіе по именамъ государственныхъ чиновниковъ замнено выгоднйшимъ установленіемъ постоянной Еры: Греки начали считать отъ сотворенія міра по семидесяти толковникамъ Библіи, a Латины со времени Карла Великаго приняли лтосчисленіе отъ Рождества Христова.

(Съ Англ.).

‘Встникъ Европы’, NoNo 21—24, 1811

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека