Из дневника Л. А. Тихомирова, Тихомиров Лев Александрович, Год: 1916 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 186 минут(ы)

Из дневника Л. А. Тихомирова

(1915 г.)

А. В. Репников

Предисловие к публикации*

Лев Александрович Тихомиров (1852-1923) родился в семье военного врача Александра Александровича и Христины Николаевны (урожденной Каратаевой). В 1864 он поступил в Александровскую гимназию в Керчи, где увлекся революционными идеями. После окончания гимназии, в августе 1870 поступил на юридический факультет Московского университета, откуда в следующем году перевелся на медицинский (выбор факультета определялся интересом к естественным наукам). Был одним из активных участников народнического движения. Осенью 1871 вошел в кружок ‘чайковцев’. Летом 1873 переехал в Петербург, где продолжал заниматься революционно-пропагандистской деятельностью. 11 ноября 1873 был арестован. Более 4-х лет провел в Петропавловской крепости и Доме предварительного заключения. В октябре 1877 проходил по ‘процессу 193-х’ народников-пропагандистов. Освобожден в январе 1878, так как годы тюрьмы компенсировали срок наказания, и отдан под административный надзор полиции с определением обязательного места проживания. Был выслан на родину, в Новороссийск, и перешел на нелегальное положение. После раскола ‘Земли и воли’ на ‘Черный передел’ и ‘Народную волю’ примкнул к последней, став членом Исполнительного комитета, Распорядительной комиссии и редакции ‘Народной воли’. После убийства Александра II и разгрома партии, в 1882 уехал за границу. В Париже, вместе с П. Л. Лавровым, редактировал ‘Вестник Народной воли’ (1883-1886). В полицейской справке о его деятельности отмечалось: ‘Прежде всего, Тихомиров приложил все свои силы к поднятию тогда упавшей революционной литературы’1.

В эмиграции во взглядах Тихомирова произошел переворот, и в 1888 в Париже увидела свет его брошюра ‘Почему я перестал быть революционером?’. 12 сентября 1888 он подал Александру III прошение с просьбой о помиловании. Бывшие соратники Тихомирова по революционному движению дали различные оценки произошедшего с ним переворота. Н. А. Морозов писал, что у Тихомирова ‘никогда не было прочных убеждений в необходимости изменения самодержавного образа правления’2. А. П. Прибылева-Корба считала, что ‘поведение Тихомирова… есть последствие его психического заболевания…’3. Аналогичной точки зрения придерживалась и В. Н. Фигнер 4.

Тихомиров был амнистирован, и смог вернуться на родину, но должен был в течение пяти лет состоять под гласным надзором. После прибытия в Россию, побыв недолго в Петербурге, был вынужден обосноваться в Новороссийске. Впоследствии было принято решение освободить Тихомирова от гласного надзора и разрешить ему ‘повсеместное в империи жительство’. В 1890 он перебрался в Москву. В 1895 был избран членом Общества любителей духовного просвещения, а в 1896 — действительным членом Общества ревнителей русского исторического просвещения в память императора Александра III. С сентября 1890 — штатный сотрудник, а с 1909 по 1913 редактор ‘Московских ведомостей’.

Попытки Тихомирова стать ‘духовным отцом’ монархического движения не увенчались успехом. Его фундаментальная книга — ‘Монархическая государственность’ — пылилась на полках магазинов, а сам он сетовал, что среди консервативных газет нет ни одной, поддерживающей его. Правые издания и лидеры монархистов (Н. Н. Тиханович-Савицкий, В. П. Соколов и др.) неоднократно высказывали недовольство поведением Тихомирова, который отмечал в своем дневнике: ‘Я нахожусь вне современной России… Нет вокруг родственного духа, и я чужой каждому. От правых, кажется, я стою в стороне больше, чем от левых’5. К тому же ‘Московские ведомости’ вызвали недовольство Николая II, включившись в антираспутинскую компанию, и опубликовав ряд критических статей религиозного писателя М. А. Новоселова. В газете так же была опубликована колонка редактора, в которой утверждалось, что Г. Е. Распутин — хлыст и так как ‘секта хлыстов по закону гражданскому считается сектой вредною и недопустимою’, то автор обращает на это обстоятельство внимание Св. Синода6. Митрополит Вениамин (Федченков) вспоминал, что в этот период ‘группа интеллигентов’ хотела написать Николаю II ‘открытое письмо’ по поводу Распутина, но Тихомиров убедил не делать этого: ‘Все бесполезно! Господь закрыл очи царя и никто не может изменить этого. Революция все равно неизбежно придет, но я… дал клятву Богу не принимать больше никакого участия в ней. Революция — от дьявола. А вы своим письмом не остановите, а лишь ускорите ее’7.

В 1913 Тихомиров оставил пост редактора ‘Московских ведомостей’, отошел от публицистической деятельности и переехал в Сергиев Посад. Андрей Белый, случайно столкнувшийся там с Тихомировым, оставил крайне язвительный портрет: ‘ставшая узеньким клинушком белая вовсе бородка напомнила лик старовера перед самосожжением в изображении Нестерова, не хватало лишь куколя на голове, потому что сюртук длинный и черный — как мантия, жердеобразная палка, колом, — мне напомнила жезл, точно инок, он шел на меня, сухо переступая и сухо втыкая ‘жезл’ в землю… Он не отпустил нас без чаю… я разглядывал тощее благообразие профиля, четко построенного, благолепие жестов, с которыми он брал стакан, ломал хлеб, совершая чин службы, а не чаепития: не то действительный статский от схимы, не то схимник — от самодержавия…’8.

Среди тех, с кем Тихомиров общался в Сергиевом Посаде, можно назвать философов и богословов: С. Н. Булгакова, П. А. Флоренского, М. А. Новоселова, В. А. Кожевникова9, отца и сына Мансуровых10 и др. Записи дневника уточняют воспоминания С. Фуделя — сына И. Фуделя, согласно которым, Тихомиров ‘…больше жил в тенях прошлого… не сближался с жившими тогда там же Флоренским, Мансуровым, Розановым, Дурылиным и часто туда приезжавшим Новоселовым’11. Это наблюдение верно только в отношении С. Н. Дурылина и В. В. Розанова (о последнем Тихомиров еще в 1899 г. написал в дневнике: ‘Розанов Василий Васильевич, в сущности, скотина, хотя у него есть искорки честности’). А вот с М. А. Новоселовым Тихомиров, напротив, часто встречался и беседовал, да и с П. А. Флоренским12 и Мансуровыми виделся, поскольку к этому времени погрузился в работу над исследованием ‘Религиозно-философские основы истории’ (‘Борьба за Царствие Божие’), процесс создания которого отражен на страницах дневника. Тихомиров входил в так называемый ‘Новоселовский кружок’ (‘Кружок ищущих христианского просвещения’). На квартире Новоселова он прочел ряд докладов: ‘О гностицизме’, ‘О философии Каббалы’, ‘О магометанском мистицизме’ и др., материалы которых вошли в его работу. На религиозной почве происходит сближение Тихомирова с религиозным писателем М. В. Лодыженским (1852-1917), автором ‘Мистической трилогии’13. В 1915 г. Тихомиров обращается к нему с письмами, в которых пытается дать своему личному религиозному опыту осмысление в форме ‘различных категорий бытия’14.

Начавшаяся война и политический кризис принесли новые проблемы. Страницы дневника за 1915 год содержат записи, в которых получили отражение переживания автора. Большое внимание было уделено Г. Е. Распутину и связанным с ним слухам, дискредитирующим правящую династию. В связи с неудачами на фронте и в тылу, менялось и отношение к Николаю II. Крушение самодержавие было встречено Тихомировым, как закономерное событие. В это время он был в Москве, и супруга сообщила ему из Сергиева Посада, что их дом посетили представители новой власти, угрожавшие арестовать Льва Александровича, как редактора ‘опоры реакции’ — газеты ‘Московские Ведомости’. Тихомиров предпринял ответные действия, и вскоре газеты сообщили, что 8 марта он явился в милицию и дал подписку: ‘Я, нижеподписавшийся, Лев Александрович Тихомиров, даю сию подписку в том, что Новое Правительство я признаю, и все распоряжения оного исполню и во всем ему буду повиноваться’15. Опасаясь возможных репрессий, Тихомиров решил прекратить вести свой дневник, но на следующий день ему позвонила жена и успокоила, сообщив, что заходивший к ней комиссар удовлетворен информацией о подписке.

В конце мая 1917 г. Тихомиров и его двоюродный племянник Ю. К. Терапиано оказались свидетелями революционного митинга, за которым Тихомиров наблюдал, стоя на ступенях крыльца Храма Христа Спасителя. ‘Вся площадь, вся улица, все громадное крыльцо храма были заполнены народом. Толпа напирала, было душно и жарко. Шествие дефилировало бесконечно. Особенное внимание обращали на себя анархисты: они везли гроб, развевались черные знамена. Толпа орала и выкрикивала лозунги, множество солдат, расхлябанных и расхлестанных, без погон и поясов, многие из них были пьяны, шли под руку с девицами. В манифестацию влилась вся муть и накипь тогдашней революционной толпы. Оторвавшись на минуту от зрелища, я взглянул на Льва Александровича: никогда не забуду выражения страдания на его лице, как будто погибало что-то самое для него дорогое. Он был страшен’16. Чуть позже Тихомиров сказал ‘Я вспомнил, там, на площади <...> мое прошлое <...>, то, что было с нами <...> ради этого <...>’17. В это же время он записывает в дневнике: ‘Я ухожу с сознанием, что искренне хотел блага народу России, человечеству. Я служил этому благу честно и старательно. Но мои идеи, мои представления об этом благе отвергнуты и покинуты народом, Россией и человечеством. Я не могу признать их правыми в идеалах, я не могу отказаться от своих идеалов. Но они имеют право жить, как считают лучшим для себя. Я не могу и даже не хочу, не имею права, им мешать устраиваться, как им угодно, хотя бы и гораздо хуже, чем они могли бы устроиться. И точно — я отрезанный ломоть от жизни. Жизнь уже не для меня. Для меня во всей силе осталась одна задача, единственная: позаботиться о спасении души своей’18.

Особое опасение у Тихомирова вызывала судьба его близких: ‘Конечно, я достаточно объективен, чтобы не судить об интересах России по своим интересам. Но мне страшно за семью. Бедная мама, зачем она прожила так долго! Неисповедимы судьбы Господни. Да и я сам, — почему не умер раньше?’ (8 мая 1917 г.)19. Фиксируя в своих записях отсутствие в России каких-либо демократических традиций, Тихомиров приходил к выводу о неизбежности установления диктатуры, если не одного пролетариата, то малоимущих классов в целом, что, по его мнению, должно было неизбежно привести к потрясениям. Надежды на лучшее, которые Тихомиров связывал с фигурой А. Ф. Керенского, сменились разочарованием, апатией и ожиданием ‘второго акта смуты’. 16 октября 1917 г. он делает последнюю запись, связанную с недолгим пребыванием дома сына Николая, прибывшего на побывку из Петрограда: ‘Вообще он утешил меня, да и всех. Благослови Господь его путь <...> Благодарю за него Господа, и славлю Его попечение. Думаю, что он будет добрым братом и сыном. С этой мыслью мне и умирать легче, если судит это Бог. Спаси его Господь!’20.

К тому времени Тихомиров целиком обратился к проблемам религиозного характера, завершив исследование ‘Религиозно-философские основы истории’ и написав мистическую повесть ‘В последние дни’ (1919 — 1920), которая посвящена Екатерине Дмитриевне Тихомировой. Ее начало датировано 18 ноября 1919 г. а окончание 28 января 1920 г. (по старому стилю). Повесть впервые увидела свет только в 1999 году. По своей направленности она перекликается с работой Тихомирова ‘Религиозно-философские основы истории’, однако, мистическая повесть ‘В последние дни’ не является чисто философским произведением, поскольку в ней действуют выдуманные герои. Эти работы писались без какой-либо надежды на публикацию, а в реальной жизни нужно было кормить семью. По словам С. А. Волкова, общавшегося с Тихомировым, тот ‘заканчивал свое жизненное странствие’ в бедности, работая ‘делопроизводителем школы имени М. Горького (бывшей Сергиево-Посадской мужской гимназии)’. Ученики, ‘к его огромному неудовольствию’, прозвали бывшего монархиста (вероятно, за его бороду) ‘Карл Маркс’21.

Тихомирову нужно было позаботиться и о судьбе собственного архива. Только почти через год, после последней записи, сделанной в дневнике, Тихомиров пишет письмо председателю ученой коллегии Румянцевского музея: ‘Покорнейше прошу Вас принять на хранение в Румянцевском Музее прилагаемые при сем двадцать семь переплетенных тетрадей моих дневников и записок на следующих условиях:

1) В течение моей жизни и десять лет по моей смерти право пользоваться этими рукописями оставляю исключительно за собой и членами моей семьи: а) Е. Д. Тихомировой, б) архимандритом Тихоном Тихомировым, в) Н. Л. Тихомировым, г) Надеждой Львовной Тихомировой, и д) Верой Львовной Тихомировой.

2) Через 10 лет по моей смерти рукописи поступают в распоряжение Румянцевского музея на общих основаниях.

3) Право пользоваться по п. 1 включает и право публикации’22.

Просьба бывшего народовольца была исполнена.

В 1922 году Тихомиров смог зарегистрироваться в КУБУ (Комиссии по улучшению быта ученых). Интересен в этой связи заполненный им в мае 1922 года опросный лист, хранящийся в ГАРФ23. Перечисляя места своей работы и характер деятельности Тихомиров, помимо прочего, писал: Библиографический отдел Главного управления по делам печати в 1905-1909 гг., библиографические и статистические работы по составлению и изданию ‘Книжной летописи’, членство в Совете Главного управления по делам печати, литератор, сотрудничавший в журналах ‘Слово’, ‘Дело’, ‘Отечественные записки’, ‘Русское обозрение’, газетах ‘Новое время’, ‘Санкт-Петербургские ведомости’, ‘Московские ведомости’, ‘Московский голос’, ‘Россия’, ‘Русское слово’ и др. В обязательном списке научных трудов были указаны и двусмысленные для 1922 года публикации: ‘Борьба века’, ‘Социальные миражи современности’, ‘Альтруизм и христианская любовь’, ‘Личность, общество и церковь’, ‘Земля и фабрика’ и др. Были вписаны неизданные работы: ‘Религиозно-философские основы истории’, ‘Тени прошлого’ и ‘Основы государственной власти’ (судя по всему, имелась в виду ‘Монархическая государственность’, которую Тихомиров планировал переработать). Под заполненной анкетой стоит дата — 1 мая 1922 г., а рядом зачеркнута другая дата — 28 апреля. Получалось, что советская власть должна содержать человека, который долгие годы пропагандировал православие, самодержавие и народность, в то время как большинство соратников Тихомирова по монархическому движению уже погибли или эмигрировали. В ответном письме, от 4 июля 1922 г. секретаря московского отделения комиссии В. П. Панаевой к Тихомирову сообщалось, что он зарегистрирован по 3-й категории — история литературы, языковедение, библиотековедение (всего было 5 категорий, из которых высшей считалась пятая). Ему выделялась определенная денежная сумма, и паек — 1 пуд, 12 фунтов муки, 16 фунтов гороха, 10 фунтов риса, 6 фунтов масла, 30 фунтов мяса, Ў фунта чая, 4 фунта сахара, 3 фунта соли. Возможно, что на благоприятное для Тихомирова решение повлияли ходатайства его старых соратников — В. Н. Фигнер и М. Ф. Фроленко.

Еще одним занятием Тихомирова на склоне лет стало написание воспоминаний. Многие из запланированных автором очерков так и не были написаны, но даже то, что было создано, свидетельствует о желании Тихомирова поделиться опытом. На 23 сентября 1918 г. подготовленный список тем составлял 80 наименований! А. Д. Михайлов, С. Л. Перовская, С. Н. Халтурин, К. Н. Леонтьев, П. Е. Астафьев, Вл. С. Соловьев — все они стали ‘тенями прошлого’. Тихомиров, переживший их всех, стремился исполнить свой последний долг, запечатлеть на бумаге те ‘мелочи жизни’, которые ‘нужно знать будущему историку’24. Воспоминания отличаются мягкостью тона, как по отношению к соратникам по монархическому лагерю, так и по отношению к бывшим друзьям-революционерам. Объединенные под общим названием ‘Тени прошлого’, они были полностью изданы только через 77 лет после смерти Тихомирова, который скончался в Сергиевом Посаде 16 октября 1923 г.

Записи, которые на протяжении ряда лет вел Тихомиров, являются уникальным источником. Его дневники, относящиеся к промежутку времени с 1883 г. по октябрь 1917 г. хранятся в личном фонде Л. А. Тихомирова, который находится в Государственном архиве Российской Федерации (ф.634)25. Всего они составляют 27 единиц хранения. Множество подробностей из жизни их автора, описание его размышлений, окружавшей его обстановки, — все это позволяет нам увидеть внутренний мир Тихомирова во всей его противоречивости. Некоторая часть его записей за 1883-1895 гг. и 1904-1906 гг. была опубликована в конце 20-х — начале 30-х гг.26

Мы предлагаем вниманию читателей фрагменты из дневника Тихомирова за 1915 год (ГАРФ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 24, Д. 25). Все приводимые ниже фрагменты публикуются впервые. Сокращения, предпринятые публикатором, отмечены в тексте квадратными скобками […]. Сохранены сделанные Тихомировым выделения слов, языковые и стилистические особенности оригинала.

Примечания к предисловию

* Работа над расшифровкой текста дневника, его комментированием и подготовкой к изданию велась в рамках гранта РГНФ 02-01-00365а.

Л. А. Тихомиров

ДНЕВНИК

27 января.

Моя ‘Борьба за Царствие Божие’27, в своей первой части, т. е. в дохристианский период, выровнялась довольно стройно, и — когда закончу две главы (вставные, внутри) — можно считать законченной. Останется только чисто литературная отделка и переписка. Но хорошо ли? Нашел ли я концы, которые искал? Думаю, что не очень то! Я надеялся на нечто более ясное. Но какой смысл моей работы, если я не сведу концов с концами? Ведь это не исследование фактов (с этой стороны моей работе, понятно, грош цена), а исследование внутреннего смысла, тенденций, идей. Если я ничего ясного не обнаружу — то из-за чего огород городить?

Горе мое, поздно пришел к этой работе, когда уже ни сил, ни времени впереди. А может быть такая работа неисполнима без большой интуиции, которая у меня напротив крайне слаба. Собственно для себя я кое-что извлек, но для людей — кажется — нет.28

30 янв[аря].

Читал у Новоселова 29 введение ‘Борьбы за Царствие Божие’. Было очень многолюдно, человек 60, забили всю комнату, не хватало стульев. […] 30

26 февраля.

Чтение у Новоселова. Читал о мистицизме. Очень интересные разговоры. Масса возражений, иногда дельных. Но вместе с этим — был удивлен чрезвычайной неподготовленностью, отсутствием чего-нибудь обдуманного о мистицизме, среди людей, так много о нем говорящих.31

18 марта.

В Москве становится очень трудно жить. Все страшно дорого, или даже совсем нет. У нас дров нет. Осталось на несколько дней, а на дровяных складах не дают, говорят — нет. Не знаю, что из этого выйдет, и не придется ли уезжать в Посад за невозможностью топить. Правда, что и в Посаде плохо с дровами. Эти дурацкие губернаторские запрещения вывоза заморозят Россию, хуже чем немцы. Мы в Посаде на границе Владимирской губ[ернии] и живем ее продуктами. […]

У нас создается внутренней блокадой то, что в Германии внешней, и может быть мы себя заморим успешнее, чем Германию.32

19 марта.

Невообразимая чепуха со снабжением населения предметами первой необходимости. Правительство наделало столько зла, сколько не сделал бы и умный неприятель. Всего в России довольно, в огромном избытке. Если бы Правительство не совало своего носа, не регулировало — все бы было сыто: и армия, и народ, и на вывоз хватило бы. Каждый думает о себе: интендантство об армии, частные торговцы о рынке, внутренние — о внутреннем, экспортеры — о заграничном. Производители сбыли бы свои продукты, покупатели имели бы, что кому нужно, экономический организм функционировал бы, была бы снабжена и армия.

Но бестолковая власть, губернаторы воспрещает вывоз и провоз. Никто ничего не может продать, никто ничего не может купить, нечем кормить людей, нечем кормить лошадей, а сено, овес, хлеб — гниют и пожираются крысами. Это какие-то неисправимые глупцы, не способные понять — где нужна власть, и что она не должна мешаться.

Теперь — дров нет. А живем около лесной области, где каждое лето горит лесу больше, чем нам нужно на отопление. Насколько нужно быть гениально глупым, что [бы] умудриться замораживать население Москвы?

Но вот — додумали.

Теперь — к Праздникам все караул кричат, нет яиц, нет масла, нет сыра, нет ветчины. Сейчас Катя33 в лавке покупала яйца (для Фуделей34 — на Арбат с Басманной!). Стон стоит, приказчики одурели, покупательницы орут и ревут, а яиц нет. Дают по пятку, по десятку. И даже не эксплуатируют, дают по 40 коп[еек] десять (в прочих местах по 45 к[опеек], в Посаде — 50 коп[еек]), но яиц нет, нельзя давать одним и отказывать другим, поэтому дают понемножку. В этом гвалте хозяин получил телеграмму. Оказывается, что Министр разрешил ‘пропустить’ в осажденный губернаторами город Москву шесть вагонов яиц. Эти шесть вагонов идут уже пять дней. Торговцы только руками разводят: ‘Они привезут на Фоминой35… Что мы будем делать с этими яйцами?!’

Теперь Четверг Страстной Недели. Яйца нужны сейчас, до Праздника. После Праздника половина их гнить будет у торговцев.

Это маленький образчик ерунды, создаваемой властями. Прямо ужасные люди, и зачем только они суют свой нос?

Теперь забирают в военное ведомство и воспретили продавать почти все дезинфекционные вещества.

А администрация под страхом штрафов и тюрьмы, велит дезинфицировать дворы. Да и вправду: ведь эпидемии угрожали и будут. Чем же нам защищаться от заразы?

Сам Вильгельм не мог бы лучше дезорганизовать, замучить и обессилить врага. Очень возможно, что наперекор стихиям — Россия будет заморена раньше, чем Германия.

Ну, авось Господь выручит как-нибудь.

Сегодня был на Страстях. Коммерческое училище дает мне возможность бывать в церкви. Правда, служба упрощенная, однако для меня самая подходящая, а главное — я тут могу бывать, а в приходе немыслимо.36

12 апреля.

[…] В хозяйственном смысле год неудобный: рабочих нет. Впрочем, наше хозяйство все равно не более как забава. Пока — этот Посадский дом — составляет для нас одну обузу без малейшей пользы. А налоги — растут безобразно.

Лично для меня, конечно, не один Посадский дом, а все, что со мной делается, — составляет нечто без смысла и без цели. Может быть, и есть какой-нибудь смысл, но мне он неизвестен. Это очень курьезно. Весь век я имея цели, и ставя их себе, и думая, будто бы я для чего-то нужен на свете… Не мог себе представить иного конца как тот, что я умру на каком то деле, на ‘своем посту’… И вот эти ‘дела’ и ‘посты’ исчезли, как мыльные пузыри… Курьезно. Не могу иначе назвать. Прежде я даже воображал, будто я что-то ‘сделал’, написал… Оказывается, что все это нуль, иллюзия, нечто ни на что не нужное и даже никому неизвестное… Конечно — таков же результат жизни сотен миллионов людей. Но я воображал будто принадлежу не к категории сотен миллионов, а просто сотен, более или менее ‘избранных’… Вот так и ‘избранность’! Весьма курьезно — 63 года прожить, с такой странной иллюзией.

А ведь меня в нее вводили десятки очень умных людей. Как могли они все так странно заблуждаться? Весь секрет заключается в коренной ложной постановке моей жизни. У меня ум — теоретический. Я гожусь по способностям (годился) к изучению явлений, фактов, принципов, к их анализу, к обобщению и выводам. Но — у меня полное отсутствие способностей, практических. Между тем моя жизнь сделала из меня практического ‘деятеля’. Я собственно никогда и не был практическим деятелем, но состоя при практических деятелях, мог быть им полезен, истолковывать их идеи, и, так сказать, украшать их, возводя в принципы. При этом — мои писания были всегда выше практики этих людей, и я — мог казаться ‘очень умным’. Но все же, вечно связанный с практическими деятелями, я не мог никогда отдаться своему истинному делу — чистой теории и вышел — середкой на половинку. Потому то и результаты жизни — нулевые. Конечно, это очень жаль, но теперь — придя к концу жизни — уж не стоит жалеть о непоправимом прошлом. Стало быть, Богу было угодно попустить моей жизни сложиться столь бесплодно. А теперь единственный живой вопрос — чтобы дал мне Господь спасение души.37

28 апреля.

[…] На театре войны мерзко: бьют нас и на севере и на юге. Начинает одолевать тоска. Пока дела русских шли хорошо или сносно — не так еще было тяжело сидеть вне всякого дела. Но если России становится плохо — то страшно тяжко ничем ей не помогать. Между тем — я выброшен из всех возможностей служить ей, и это неисправимо, я не могу никуда сунуться, нет никакой щелки.38

1 июня.

[…] В Москве пришлось пережить страшные дни, подобных которым я не видал в жизни. Говорю о немецком погроме39.

До меня доходили очень глухие слухи о недовольстве в народе на потачки немцам, о том, что немцы отравляют колодцы, пуская холерные бациллы. Однако ни о каких разгромах не говорили, т. е. я не слыхал.

Утром 28 мая я должен был поехать к глазному врачу […] Не успели проехать по Никольской ста шагов, как увидели со стороны Красной Площади толпу с национальными флагами. Впереди бежали мальчишки, десятка четыре, с громкими криками: ‘Шапки долой’. Патриотические манифестации теперь обычны и привычны. Сняли шапки и остановились, как и все на улице. Толпа тысячи две-три человек со знаменами и несколькими портретами Государя, с криками ‘ура’ прошла мимо нас. Все это были люди довольно молодые, но не мальчики, прилично одетые, по всем признакам фабричные рабочие, т. е. прилично держащиеся и с интеллигентными лицами. Наконец мы могли тронуться, но еще через сотни две шагов завидели новую толпу со знаменами. Мы поторопились свернуть в переулок, но он был так забит другими экипажами, что пришлось остановиться снова, и толпа продефилировала у наших задних колес. Она пела: ‘Спаси, Господи, люди Твоя’ и была менее многочисленна.

Двинулись дальше, и извозчик сказал мне, что это ‘по случаю высылки немцев из Москвы’, и видимо обеспокоился, доедем ли мы до Молчановки. Однако, выбирая наиболее безлюдные улицы, доехали без дальнейших встреч.

Через несколько времени вернулась домой Вера40, и рассказала, что в Москве идет разгром немцев, она была захвачена толпою на Кузнецком, и была невольною свидетельницей разгрома магазина Цинделя. После того стали доходить слухи о все шире развивающемся погроме, который через несколько часов докатился до Арбата.

Прибежал какой-то человек на Арбат и говорит взволнованно извозчику, видимо, знакомому:

— А знаешь, какая забастовка идет на Кузнецком?

— Да ну?

— Верно. Погром во всю.

— А что же сюда, к нам, будут?

— Теперь там занялись? После придут.

И действительно пришли. Послышались крики ‘ура’, и долго грохотали издали с Арбата. Мимо нас однажды пробежала небольшая толпа со знаменами и, заворачивая на Молчановку, кричала ура перед Английским консульством, где висит английский флаг. Наша прислуга выбежала посмотреть, пробежали мимо нас люди, особенно бабы с узлами. Вот и все, что я лично видал, да еще, уже после, целый ряд разгромленных магазинов на Арбате, Тверской, Кузнецком Мосту с переулками, по Лубянской площади и Лубянке… Но я целый день и последующие дни сидел на [не разб.], и видел несколько человек, лично видевших разгром, по соседству от себя или даже ходивших за толпой. Картина у меня составилась полная. Она сходна с тем, что опубликовано Петроградским Телеграфным агентством, но конечно гораздо ярче, ибо в этих событиях кипел огонь и текла даже человеческая кровь.

Как ее обрисовать?

Та толпа, которая меня задержала на Никольской, была одна из начинавших отрядов. Они все таковы. Дело, очевидно, подготовлено и организовано с величайшим искусством и ведено замечательно дисциплинированно, по крайней мере, со стороны ‘регулярных’ отрядов. Они действовали систематично, не спеша, обдуманно. Задание было — разгромить предприятия германских подданных. Немцев русских подданных не трогали. Я сам видел несколько разбитых магазинов, заколоченных досками с громадными черными надписями: ‘Разбито по ошибке. Фирма русская’. Но это — ошибки, и если ошибку замечали вовремя, то прекращали разгром. Так на Арбате разбили стекло у Райхмана, который в действительности еврей, и затем — никаких дальнейших враждебных действий не было. Наоборот: разгромлено садовое заведение Соловьева. Оказалось, что это подставное лицо, и заведение принадлежит немцу Мацке. У регулярных отрядов громил были списки подлежащих уничтожению. Толпа подходила к заведению. Несколько человек входило в магазин, и требовали документы, которые перечитывали. Если открывалось, что хозяин русский подданный — шли мирно дальше, иногда даже крича обеспокоенному нечаянно ‘ура’. У Мейера (садоводство) проверка книг шла полтора часа и все это время толпа стояла на улице с неподвижностью и усердием войсковой части. Но Мейеру не удалось ‘оправдаться’, его немецкое подданство было обнаружено и заведение было снесено с лица земли.

Делалось это с исступляющей энергией. Выбивались окна, весь товар уничтожался, выбрасывался на улицу, [не разб.], разрывали, рубили ломами и топорами. Я видел образчики опустошенных магазинов. На Кузнецком мосту громадный трехэтажный мебельный магазин Кона представлял незабываемую картину. Зеркальные окна, составлявшие лицевую стену — уничтожены так, что нет даже кусочка целого, три этажа зияют один над другим, как громадные открытые сцены театра. В них все видно до последнего угла, но видно только пустоту. Стены ободраны, даже полок нет, ничего нет. У ног бывшего магазина груды безобразных обломков бывшей мебели. Я видел это, когда главные груды были уже убраны, но свидетели говорят, что эти горы представляли нечто поразительное. Из выломанных окон бросали на улицу драгоценнейшую резную мебель. У Циммермана — так выбросили пианино и прочие инструменты. Их рубили топорами, разбивали ломами. Рассказывают случай, когда эти куски (?) дерева и стали убивали на улице зазевавшихся зрителей, а может быть и участников. Так передавали, что глазевший мальчик был убит швейной машиной, летевшей из окна. Поразительная аккуратность громил. Видишь, например, бывший магазин Эйнема, — в котором очистили все окна, нет даже обломков стекол, а внутри сплошное голое пространство стены, пол и потолок. Следующее рядом окно русского магазина, в пол-аршина расстояние — целехонько, не задето [не разб.], не заметно царапинки на вывеске, вплотную подходящей к Эйнему. Бывали только ошибки, да еще напасть от огня, переходившего, конечно, и на окружающие здания.

Кто зажигал? Я думаю, судя по рассказам, что все. Несомненно, зажигали русские, несомненно, зажигали немцы: плеснет бензином на товары и зажигает. Несомненно, что пожары происходили и сами собой при разгроме заводов, мастерских, котельных и пр., где было много огня.

Передавали случай, когда зажгла полиция. Улица (что за Никольской) была загромождена грудами материи. Частный пристав приказал — ‘убрать все это!’. Но кому убирать и куда? Тут толпилось множество баб. Городовые крикнули им — ‘уноси это’. Тут бабы бросились с удовольствием, но сейчас же передрались между собой за лучшие куски. Улица стала вовсе непроходимая. Частный пристав приказал баб прогнать, груды хламу облил керосином и сжег. Не знаю, правда ли. Это уличный рассказ. Как бы то ни было, к вечеру начались пожары.

Когда регулярные отряды удалялись, на груды погромленного начали набрасываться разные лица, бабы и пр[очие] — растаскивать. Сверх того появились, как выразился один рассказчик (извозчик) ‘подложные’ отряды, которые уже разбивали не одних немецких подданных, а всех вообще немцев. Тут же явился и грабеж, особенно когда появились пьяные. Пьянство началось с разгрома немецких винных складов. У Шустера в погребах ходили по колено в водке. Разумеется, начали пить, поили и публику. Таких складов разбито несколько. Утром 21 мая наша Маша41, выйдя на Смоленский рынок, видела по Новинскому бульвару и рынку множество спящих пьяных, около которых валялись бутылки. В том числе валялся и городовой.

К ночи правляющие отряды исчезли и громили уже ‘подложные’ или же чистокровные босяки-хулиганы. Пожаров возникло множество (во всяком случае, более 40**). Семнадцать частей наших пожарных разрывались в усилиях и не могли справиться. У меня из окон целый день 29 мая и значительную часть 30 мая видны были в направлении центра высокие облака дыма.[…]

Пострадали от ‘подложных’ множество немцев — русских подданных. Но я не слыхал ни одной русской по фамилии фирмы, которые бы затронули, исключая нескольких подставных имен. Но русских, разоренных пожарами, очень много.

Собственно насилий над личностью не производилось. Не слыхал ни одного, даже и тогда, когда стали громить частные квартиры немецких подданных. Есть очень немного убитых и раненых. Я слыхал о двух убитых. Но это, по-видимому, только при вооруженной защите. Так на заводе Цинделя убит директор Карл Зон, который стрелял в толпу. Говорят, что немцы стреляли во многих местах. Рассказывали о какой-то немке, которая неистово ругала громильщиков и кричала: ‘Постойте, через месяц император Вильгельм будет в Москве, и вы будете целовать нам ноги!’… Между погромщиками, говорят, многие ранены выстрелами. Вообще русских много пострадало, будучи пришибленными летящими из окон предметами, а затем при усмирении солдатами было немало убитых и раненых.

Поведение полиции 28 мая вполне пассивное. Малочисленные городовые только смотрели и посмеивались. Мне говорили об одном городовом, который крикнул громившему, безуспешно трудившемуся под окном: ‘Да ты бей сверху’. Я спрашивал, однако, извозчика хорошо видевшего погромы, неужели полиция не мешала громить? ‘Какое — мешала! — ответил он, смеясь, — помогала’. Даже 29 мая, по рассказу очевидца, Никольская, Ильинка, Лубянская площадь и т. д. представляли непостижимое зрелище. Все покрыто сплошной толпой, пронизанной цепями городовых и солдат с примкнутыми штыками. В такой обстановке идет погром! Чистая публика стоит и смотрит, а оборванцы громят. Пылают два дома. Пожарные их тушат, а громилы им мешают. Нечто непостижимое! Лишь к концу дня, говорят, солдаты стали стрелять, причем был дан приказ: не делать промахов, но целить в ноги.

К ночи 29 мая в центре города громилы были разогнаны, но по предместьям шла работа — в Сокольниках, в Петровском-Разумовском, за Дорогомиловкой и т. д. Громили и квартиры немцев. В Петровском-Разумовском разгромлена фабрика Закича. Толпа начала громить квартиры некоторых профессоров. Одного, Михельсона (который не немец, а еврей) отстояли студенты, заявив толпе, что он не немец и что они будут за него драться. Вообще говоря, ни одного еврея не трогали.

Изумительная история произошла (как кажется, несомненно) у Великой Княгини Елизаветы Федоровны42. К ней, недавно столь популярной, явилась на Ордынку толпа женщин с криками и угрозами — крича, что у ней в Общине лечат раненых немцев. Великая Княгиня (уверяют) вышла к толпе, приказала отворить все двери, и сказала: ‘Идите и смотрите, кого мы лечим!’. Те пошли, и понятно не нашли немцев. Но поразительно само подозрение и такое падение доверия. Какими нетактичностями могла она разрушить свою нравственную связь с русским народом? Ее стали вообще бранить и подозревать.

30 мая Москва успокоилась уже, и полиция с городским управлением были заняты лишь очищением улиц. Это очищение шло и раньше при деятельном участии населения, растаскивавшего вещи по домам. ‘Регулярные’ отряды ничего не брали и не позволяли брать. Рассказывали об одном случае, когда рабочие, разбивши кассу предприятия, были потрясены ручьем золотых денег, полившимся из кассы: ‘Ну, уж тут брали, заметил рассказчик, насыпали карманы золотом’. Но толпа больше или менее ‘безыдейная’ тащила ночью все. Говорят, все дворы кругом были набиты разным скарбом.

Рассказывали мне об одной бабе, которая с восторгом говорила, что сошьет себе теперь бархатное платье. […]

Производились ли при усмирении аресты? Меня уверяли, будто полиция никого не забирала, а только разгоняла. Хотя я видел раз арестантскую карету под конвоем городовых, но в народе говорили, что это ‘везут немцев, которые стреляли в народ’. Вообще в народе распространено убеждение, будто погром сделан по приказанию начальства. ‘Это князь Юсупов43 нехорошо поступил, говорили женщины, пострадавшие от пожара, он должен был позакрывать (?) магазины, а немцев выслать. Может тогда бы и товар не пропал, и никто и не пострадал, а он вместо этого приказал сделать погром’. Совершенно то же выражал извозчик: ‘Если бы у нас были русские правители, то немцев бы выслали, а товар арестовали, а вместо этого — начальство сделало погром’.[…]

[…] я вижу теперь всюду многих, которые одобряют происшедший погром, понимая его в том смысле, что от немцев необходимо избавиться, и так как этого не хочет сделать правительство, то это сделал сам народ. Точка зрения чисто революционная, но ею проникнуто огромное число людей. Боюсь, что если война не окончится блистательно, то у нас будет революция без сравнения сильнейшая, чем в 1905 году. […] 44

Примечания:

** Впоследствии насчитали 64 пожара.

3 июня.

До сих пор не принимался за работу. Вообще я чувствую какую-то пассивность. Строго общественной деятельности я уже даже не хочу. Она во мне возбуждает какое-то отвращение.[…]

Судьбы России меня живо интересуют, я за ними слежу, думаю о них, болею и радуюсь ими. Но работать для них у меня нет способов, и я остаюсь в положении наблюдателя.

Должно сказать, что понять эволюцию России очень трудно. В ней идут процессы сложные, неясные. Партийные люди их оценивают по своей мерке. Я же и умом и сердцем стою вне партий, и меня привлекает лишь мысль о всенародной сущности. И вот эта совокупность процессов, в России совершающихся, сложна до таинственности.

Жива ли в народе религиозная вера? Живет ли в его сердце царский принцип? Каковы чувства между сословиями? Развивается ли принцип народного представительства? В каком направлении складывается идея справедливости, права, долга? На все можно выдать разноречивые ответы. Какова равнодействующая линия этих ответов, — невозможно рассмотреть.

Ясно, очень ясно, одно: что тот или иной исход войны будет иметь решающие значение. Победа или поражение? Это двинет сразу по двум совершено разным направлениям. А между тем — трудно мне представить исход войны. Германия обнаруживает громадный запас ресурсов и действует, как один человек. А союзники разрознены. Их силы действуют не дружно, и все-таки каждый себе на уме. На Россию немцы наваливают все силы, как будто на западе им ровно ничего не угрожает. Вот выступила Италия, и это не заставило Австрию и Германию не только ослабить натиск на нас, но даже не уменьшило беспрерывного увеличения своего натиска на Россию. Что же может выйти при таких условиях?

А мы, т. е. Россия, вдобавок переполнены немцами в правительственных сферах, в армии, во всех функциях страны. Кто из этих немцев не изменник, если не явный, то в глубине души? На этот вопрос трудно ответить.

В довершение всего — нет центра народного единения. Государя любят и жалеют — это факт. Именно жалеют, т. е. хотели бы все ему помочь. Но мысль о Нем, как о человеке, способном помочь России — кажется, почти исчезла. Его слабость представляется, быть может, даже в преувеличенном виде. Теперь создали себе идола в Николае Николаевиче, и на него смотрят как на центр народа. Но он все-таки не царь, и всякий понимает, что в общем ходе дел России он не имеет решающего голоса. И вот — у нас нет того, что есть у немцев. У них Вильгельм — центр, ясный и бесспорный. У нас такого центра в сознании народа нет. А между тем — война ведется, в сущности, только нами, Россией. Из остальных одна Англия кое-что делает. Остальные — ничего. Бельгия не существует, Франция воюет только для соблюдения apparence45 […]. Говорить о маленькой истощенной Сербии — не приходится. Япония ровно ничего не делает. Германия же единовластно объединяет силы свои, Австрийские и Турецкие. В сущности, ее должно признать при таких условиях более сильной стороной, и ей страшна только Россия. Вот и валится вся страшная теперь на нас одних.

Как тут предвидеть исход войны? Если мы дрогнем, — победа Германии несомненна. Наши же ‘союзники’, по видимому, мало этим озабочены. Одна Англия чувствует свою судьбу связанной с судьбой России. Франция и Италия, вероятно, имеют такую мысль, что, возможно, поладят с Германией и сохранят свои ‘интересы’ за счет интересов Австрии и России. Германия и Австрия — отдадут желаемые Францией и Италией куски, если будут иметь ‘компенсации’ на счет России. Вот эта кошмарная мысль давит меня.46

9 июня.

[…] Препорядочный упадок духа перед немцами. Все печальные ‘слухи’ и опасения. Кто-то из Москвы привез слух, что Рига уже взята. Другой передает, что из Петрограда вывозят Госуд[арственный] банк и другие учреждения, так как ждут прихода немцев. Нехорошие настроения. Верховный Главнокомандующий официально протестует против ‘трусов’, распространяющих тревожные слухи. Но факт в том, что мы отступаем по всем фронтам.[…] Это не слухи, а официальные известия. Долго ли мы удержим Варшаву? Вероятно до тех пор, пока немцы не порешат взять ее. Дела всесторонне скверны. Недостаток снарядов признан официально, а без снарядов — какая же война?

Можно, конечно, отступать и по расчетам. Но какие ж у нас расчеты? Конечно, тот, что без орудий и снарядов попытки удержаться, во что бы то ни стало — означали бы только беспощадное истребление нашего войска немецкими снарядами. Разумеется, лучше отступить, чем быть истребленным. Но при таком положении — выходит у нас не война, а медленное завоевание России неприятелем.

И вот — смотришь на свой дом, сад, на железную дорогу вдали, и думаешь: а что если увидишь на всем этом — немцев, истребляющих, рас-поряжающихся и надругающихся над тобой? Скверно на душе становится. И что же тут невозможного? Без снарядов — что можно сделать?

За последнее время я было двинул наконец вперед вторую часть своего сочинения. Путь изложения, долго остававшийся для меня необозримо темным, прояснился и работа двинулась складно и быстро. Но отвратительный ход войны опустил мне руки. Перед воображением развертываются такие картины, что мирная работа представляется какой-то бессмыслицей. Теперь бы нужно было помогать России. Но как, где, чем? Если бы я был здоров и силен — мог бы хоть на войну идти. Но куда я гожусь? Я не могу пройти пешком даже верст двух, я не могу поднять одного пуда. А здесь — я не знаю, что делать, ибо я вне всяких связей общеизвестных или правительственных. Я гожусь еще только для кабинетной работы, в той или иной канцелярии. Но нет такой канцелярии, куда бы меня пустили47.

19 июня.

[…] А наши войска все отступают… Союзники абсолютно ничего не делают. В Дарданеллах никакого толку. Все, на всех фронтах, сражаются необычайно мужественно и наносят страшные потери, а немцы преспокойно всех колотят. ‘Великая мировая война’ получает необычайно печальный вид.

Моя работа продвигается черепашьими шагами. За все лето переделал две главы первой части, да кое-как написал четыре главы второй части. Жара одолевает. На день вряд ли выходит часа 4 работы. Положим, спешить некуда: все равно печатать негде.48

27 июня.

[…] Сегодня в Посаде говорили, что схвачен прилично одетый немец, хотевший бросить мышьяк в колодец Преподобного Сергия. Может ли быть правда? От немцев всего ожидают.

В народе упорные слухи о приходе японских войск, которые будто бы везут прямо через Вологду в Петроград.

А мимо нас почти ежедневно идут воинские поезда в Москву, все везут войско (наше). Провожают с криками ‘ура’, с песнями, публика тоже провожает отчаянными ‘ура’. Все это хорошо, но не мешало бы иметь хоть один успех против немцев. Мы иногда побеждаем австрийцев, у которых половина солдат не умеют драться, но при каждой встрече с немцами, нас неукоснительно разбивают. Боюсь, что в армии пропадет всякая вера в возможность побеждать немцев. Прямо — позор. И что ни говори о недостатке снарядов, а факт остается фактом. Я думаю, что наш генеральский состав очень плох.49

1 июля.

Сегодня всю ночь и отчасти днем был сильный дождь. Огород заметно поправляется, м.б. что-нибудь и выйдет из него.

Я занимаюсь довольно много. […] Но одолевает внутренняя вялость. Очень трудно работать не по требованию общества. Холодное непонимание, безразличие — страшно сковывает всякую энергию. Легко работать самую очевидную пустяковину, если люди вокруг желают ее, требуют, возражают, интересуются. Это затягивает, и чувствуешь себя в каком то реальном созидании. Но когда работаешь один, работаешь то, потребности чего никто не чувствует и не сознает — это ужасно. И это положение — моя судьба!50

4 июля.

[…] В Москве никого не видал, ничего не слыхал, и только по газетам видел подтверждение печального факта нашего медленного неуклонного отступления перед неприятелем на всех пунктах. Чем однако это кончится?

Германия дерется с дикой свирепостью своих лесных предков, отрешившись от всего нравственного и человеческого. Но они дерутся также с изумительным самоотвержением всей нации, и с неистощимыми средствами научной и технической культуры. Это фанатичное одушевление, эта борьба на смерть — есть результат нашей глупости. Вильгельм сделал страшную ошибку, начав войну с неправильным подсчетом условий. Нам бы нужно было быть умными и справедливыми, т. е. объявить, что мы, будучи атакованы, принуждены защищаться, но ведем войну против правительств Германии и Австрии, и апеллируем к народам обоих стран, с которыми желали и желаем жить в мире. Возможно, что народы, при первых же неудачах, принудили бы свои правительства к миру. Вместо этого — мы объявили, что желаем стереть Германию и Австрию с лица земли. И вот результат! Теперь нет ничего невозможного, что мы будем биты и… до какой степени? Кто осмелится сказать?

Если воодушевление России, народа, и выручит, и сколь-нибудь уравняет страшную разницу в наших культурно технических средствах со средствами Германии, то все же война сведется на ничью. О большем — мы не имеем оснований мечтать. И это было бы еще не очень плохо. Тогда, вероятно, немцы прогнали бы Вильгельма, но и наше правительство было бы весьма скомпрометировано. В общей сложности, мы бы проиграли все-таки меньше, а выиграли бы то расширение самосознания, что перестали бы возлагать глупые надежды на Англию, Францию, да и на славянство. В начале этой войны — мы показали себя наивными ребятами в знаменитых Воззваниях Главнокомандующего и в очевидном преувеличении сил своих ‘союзников’. Прояснение сознания чего-нибудь все-таки стоит.

То, что я думаю — тяжко пессимистично. Но вот первая моя мысль при ‘воззваниях’ была именно такова. Я говорил о страшной силе Германии, об опасности доводить ее до крайности. И вот — к несчастью — факты показали уже, что я был прав. Я вообще редко ошибаюсь в общих оценках положения, и ужасно боюсь теперь, что не ошибусь в своем пессимизме. […] 51

7 июля.

[…] А 11 числа здесь будет Новикова52, и тоже хочет меня видеть. Того же, кого я хочу видеть, нет. Конечно, я и Ольгу Алексеевну охотно повидал бы. Но нужно сказать, что говорить нам не о чем. Оба мы выброшены из жизни, но я — покорился судьбе, а она упорно хватается за жалчайшие подобия ‘деятельности’ и этим мне надоедает. Меня это раздражает. Теперь происходят величайшие события России, может быть наиболее роковые за всю мою жизнь. Я же — выброшен за борт, ничего не могу делать, никому не нужен, и вдобавок болен. Этот глаз, при котором нельзя ни работать энергично, ни волноваться — окончательно меня пришибает. Разумеется — мне тяжело ‘болтать’ о деятельности. Я бы хотел все забыть. А она будет болтать о своих статьях, о том, почему я не пишу и т. п.

Военные дела идут отвратительно. Я теперь боюсь и спрашивать себя, где пределы успехов немцев? Будут ли они в Москве? Не поручишься. Каковы бы ни были причины, но мы не в состоянии им противиться. Они бьют, бьют и бьют систематически, при каждой возможности, и наши ‘успехи’ вот уже более месяца состоят только в благополучном отступлении.53

21 июля

Открылась Гос[ударственная] Дума. В общем — настроение весьма патриотичное, и выражается твердая решимость вести войну до победы. Вместе с тем — положение власти очень печально. Обвинений против нее масса, и, к сожалению, справедливых. Власть берется под надзор и опеку, и конечно — для спасения России это необходимо. Горе только в том, что фактически это относится и к Царю. Против его личности никто, кажется, искренне ничего не имеет. Но как правитель, как Царь, — его авторитет исчез. В 1612 тяжкая война привела к воскресению Монархии, здесь, по видимому, война приведет к падению Самодержавия.

Ни в Думе, ни в России, о Царе, как личности, даже не говорят. Слова Государь, Император, произносят как символ. Но власть ищут и стараются видеть не в нем, а в разных других лицах, в Великом Князе, в министрах, в Думе.

Ну а чем кончится война? Все говорят твердо, все утверждают, что будут драться до победы.

Но будет ли когда-нибудь победа? Не знаю. Мы отступаем систематически, и с потерею областей уменьшаются наши силы и средства. Германия, без сомнения, также ослабевает, но в завоевываемых областях все же значительно пополняет свои средства материальные, и — заставляя покоренных работать на себя, — заглаживает в значительной степени убыль людей. Ход войны очень плох, ослабляет нас больше, чем немцев. Если этот ход войны мы не в состоянии будем изменить довольно скоро, то страшно сказать, да нельзя не опасаться, что самый лучший исход, о котором можно будет мечтать — это розыгрыш в ничью. Но и этого нам не позволят сделать наши союзники, которые делают крайне мало и все тяготы войны обрушивают на нас, но конечно не позволят нам выскочить из их эксплуатации.

Я молюсь Богу спасти нас от наших могущественных врагов, и правду сказать — моя единственная надежда на Бога. Сама по себе Россия не представляет сколько-нибудь достаточных умственных сил. Все средне, ординарны, ни единого исключения ни в правительстве, ни в ‘парламентском’ мире, ни в общественных кругах, ни, увы, даже в армии. При этом масса полуизменников и, вероятно, даже действительных изменников, немцами Россия пронизана насквозь, и ни во власти, ни в обществе, ни тем паче в Думе — нет сознания немецкой опасности и решимости с нею энергично бороться.54

22 июля.

Моя ‘Борьба за Царствие Божие’ идет медленно и вяло. Не мудрено! Идет борьба за существование России, да не в отвлечении, не в гаданиях разума, а конкретно, в несомнительной зримой реальности. Моя участь — в это время, требующее всех русских сил — сидеть в стороне, в положении самого скромного обывателя. Это — Воля Божия. Меня никто никуда не призывает, и сам я не вижу никакого места, на котором мог бы начать работу. Требуют все разных пожертвований, которые и делаю кое-как. Ведь много все равно я не могу дать. И вот — ничего не делаю и только смотрю на эту страшную картину. Это очень тяжело. Легче было бы участвовать на каком-либо посту… Но видно Воля Божия.

Должен по совести сознаться, что в качестве публициста я вряд ли был бы полезен. Может быть больше мог бы сделать на службе, да и то не знаю, п.ч. то, что я думаю, почти всегда расходится с мотивами власти. Россия идет куда-то в неведомое будущее, по воле стихийных, внутренних сил, а не по какому либо плану разума. Я же не могу идти стихийно, на гожусь и не хочу. Я могу идти только сознательно. Значит — не гожусь и не нужен при данных условиях.55

5 августа.

Немцы штурмуют Ковно. Один форт взяли. Да, они не теряют времени по месяцам, а держатся настоящего военного правила — затрата сразу огромной силы для получения немедленного результата. Все это отвратительно мерзко. Я почти не верю в возможность победы нашей. Слишком слабо вели войну, потеряли год зря, а немцы все время готовятся и развивают силу.

Война — всегда есть страшная проверка национальной работы за долгий период. Вспышки энергий — не помогут, если за плечами этих вспышек лежат десятилетия гнилого бездействия или разнокалиберной толчеи. А у нас именно это и было, и настолько было, что остается по сию минуту. В Германии полвека идет работа хотя и различных партий, но в одном направлении. Партии разрабатывали разные стороны одной идеи: всесильного государства. Бисмарк и социал-демократы различаются только терминами, а не сущностью идеи. И даже капиталисты и социал-демократы не отличаются по существу идеалов: это две стороны одной и той же организации общества. Вся Германия работала над созданием могучего государства, опекающего личность всеми средствами могучей технической культуры. Вся Германия работала под влиянием культа силы. И считая это — высшей идеей, немцы тем самым считали себя господствующим на земле народом, народом, которого господство ведет ко благу прочие низшие народы. Это делается насильно, но этот культ силы, там нынче представляется не злом, а естественным фактором, необходимым и законным.

Этот культ силы — идея чисто Сатанинская, но это идея, и идея всенародная, создающая силу.

А у нас? У нас множество противоположных точек зрения, сосуществующих, взаимно подрывающих, каждая идея создает то, что другие подрывают, и в общей сложности получается бессилие анархии, и отсутствие национального единения. Партии не дополняют одна другую, а исключают. В общем получается бессилие.

Только страшно сильное правительство могло направлять к подобию единства эту разношерстную нацию. П. Н. Дурново56 прав, что теперь нужно уметь приказать, но он упускает из виду, что уже нет никого, кто мог бы приказать. Это было и сплыло. А за отсутствием этого — являются в критический момент только ссоры, пререкания, взаимообличения. Немцы же — вооружают армию за армией, собирают тысячи орудий, забирают одну провинцию за другой, идут упорно и систематично.

Это такое неравенство сил, что исход столкновения кажется неизбежным. Боюсь, что нас может спасти только чудо, т. е. или какое то внутреннее, от нас независящее крушение Германии, или появление у нас человека, способного ‘приказать’. Но в такой анархии, как у нас, такому человеку негде и явиться.57

9 августа. Воскресение.

[…] Меня гнетет тоска. И причины далеко не личные, хотя тяжко в такое время не иметь никаких способов помочь всенародной борьбе, тяжко думать и о том, куда деваться если наши отступления отдадут немцам Москву… Я везде обложен этими проклятыми документами Моск[овских] Вед[омостей], которые обязан хранить еще 8 Ґ лет, и которые весят не менее пудов 30… Что я сделаю с этими кандалами? Но все это — личные условия? Помимо их — страшную тоску нагоняет невообразимое народное разочарование во власти, при котором борьба с неприятелем усложняется до крайности, а в конце концов может стать невозможной. Правительство не слышит народного голоса, властям никто не сказал того, что в народе толкуют промеж себя. Вот например болтают бабы, крестьянки, привезшие на продажу разные продукты. Она громко говорит, что везде во власти изменники. На возражение, что не нужно верить этому вздору, — она говорит: ‘какой там вздор, царица чуть не каждый день посылает в Германию поезда с припасами, немцы и кормятся на наш счет, и побеждают нас’. Напрасны возражения, что это нелепость, и что физически невозможно посылать поезда… Баба отвечает: ‘Ну уж там они найдут, как посылать’… Как ultimo ratio58 ей говорят, неужто она, дура, не понимает, что Государь ничего подобного не допустит? Она отвечает: ‘Что говорить о Царе, его уже давно нет в России’. — ‘Да куда же он девался?’ — ‘Известно, в Германию уехал’. — ‘Да, глупая баба, разве Царь может отдать свое царство немцам?’. — Она с апломбом отвечает: ‘Да ведь он уехал на время — только переждать войну’…

Кто распространяет такие чудовищные бессмыслицы? Это вопрос не важный. Могут распространять не только наши революционеры, но даже сами немцы. Но дело не в этом, что распространяют, а в том, что верят. Вот ужас. Конечно — баба дура, и, вероятно, даже перевирает то, что в менее бессмысленных формах толкуют мужики. Мужик и более молчалив, он осторожен, а баба — что на уме, то и на языке. И вот наибольший ужас, что в народе верят басням такого характера. Нужно сказать, что даже и эта смиряется перед Николаем Николаевичем. Ей говорят: ‘Ну а Великий Князь разве может допустить помощь неприятелю!’ Она тотчас меняет тон, и говорит, что ‘Великий Князь за всем смотрит, на него надежда, да разве за всем усмотришь? Он и то уж измаялся, постарел, весь седой стал’…

Великого Князя народ облюбовал, на него смотрит с надеждой. Значит в этих печальных легендах не все сочиняется революционерами. Они бы не стали щадить и Великого Князя. Горе в том, что в народе мысль работает в таком направлении, что клеветы революционеров могут вызывать доверие.

Большое счастье, что в народе расходится масса газет. Их известия все-таки значительно расширяют реальный горизонт народа, и должны, думаю, очень парализовывать по крайней мере слишком нелепые легенды. Однако они все-таки живут. Сверх того — немецкие симпатии, и немецкое влияние — факт реальный, который виден и из газет, а еще лучше виден народу по ежедневному опыту.

В результате — недоверие к власти — укрепилось в народе как-то необоримо. Говорить против этого — почти бесполезно и возбуждает только подозрения против говорящего.

Если у нас не будет в скором времени успехов военных, — то Россия придет к немыслимой деморализации. Хвостов59 в Думе очень хорошо очертил различие ‘петроградской’ психологии и народной, но и сам поддался петроградской психологии в своих странных обличениях ‘самосуда’. Никто в народе, я думаю, ‘самосуда’ не защищает, а все наполнены лишь потребностью ‘обуздать’ и ‘застращать’ немцев внутри страны. Чтобы не было ‘самосуда’ — нужно действие власти в смысле обуздания внутренних немцев. Тогда вся масса будет против самосуда. Но когда народ имеет перед собой дилемму — ‘самосуд’ или ‘предоставление немцам свободы разрушать Россию’, то народная психология решает в пользу ‘самосуда’. ‘Петроградская’ психология, кажется, неспособна этого понять, как видно и по характеру расследования сенатора Крашенинникова60. Петроград рассуждает по нормам обычного, благополучного времени. А народ — по нормам salus populi suprema lex61, чувствуя, что Россия находится не в момент ‘благополучия’, а в момент крайней ‘национальной опасности’.62

10 августа

[…] Ночь. Сейчас слухи о будто бы взятии Дарданелл. Телеграфировал в Москву, но ничего не мог узнать. Наверное вранье, как уже было десяток раз.63

11 августа.

Разумеется никаких Дарданелл не взяли. Это выдумала какая то поганая газета (вечерняя), которая всполошила Москву, вызвала демонстрации, столкновения с полицией, аресты и т. п. Вот тебе и военная цензура! Как могут выходить такие скандалы?

Я крайне плохо сплю. Вот эти вести и раздражают и угнетают. Нестерпимо сидеть в бездействии. Написал кой-кому из знакомых. Хочу искать какого-нибудь места, где можно бы было работать. Не важно — какая работа, лишь бы не стоять в стороне. Разумеется — не публицистика. Это — ни на что не нужно. Да при нынешнем отношении к печати и нельзя работать. В любой канцелярии больше смысла. Боюсь только, что никуда не возьмут. Все связи пропали. А мне уже не о том думать, чтобы польза была от работы, но хоть бы душу свою чем-нибудь заткнуть, чтобы некогда было думать ни о чем из этих угрюмых обстоятельств.

Невольно ропщу на покойника Петра Аркадьевича64, что принудил меня запрячься в эти проклятые ‘Московские Ведомости’, и через это оставить службу. Теперь бы вертел какое-нибудь колесо общего механизма, и уж конечно не хуже других, а главное — не стоял бы вне рядов общей службы России.65

13 августа.

[…] Катя возвратилась из Москвы. Там мало видела людей, но достаточно, чтобы чувствовать общее мерзкое настроение. Надо полагать, что ‘работает’ масса немецких шпионов. На вокзале какой-то артиллерист при Кате ругался, что ‘шныряют повсюду и смотрят какие-то в солдатской форме, а черт их знает, солдаты они или нет’… На улицах часто какие-то личности ругают не только правительство, а неприлично поносят самого Государя. Всюду толки об измене, выходит, будто чуть не все начальство — изменники. Огромную опасность составляет масса наших немцев всяких подданств. Огромную глупость, мне кажется, составляет набивание Москвы беженцами. Они неизбежно деморализуют население, а сверх того, как не подумать, что под видом беженцев, в числе их, немцы непременно двинут тысячи своих шпионов, которым мы теперь будем давать денежные пособия и отыскивать места.

Тошно жить! И нет никакой надежды на улучшение положения. Я боюсь, что англичане уже выродились, как заявляют немцы. Ничего не умеют сделать. Немцы целят создать грозную силу из Турции. Казалось бы, из России можно бы сделать просто вдесятеро более грозное. Но англичане — ослы. Они не обращают на Россию внимания, не знают по-русски, не имеют здесь связей, и настолько глупы, что не умеют даже дать нам оружие, которое им самим ни на что не нужно, п.ч. они все равно не будут воевать.

Вооружают (будто бы) 2 миллиона войска у себя. Для чего? Не умнее было бы вооружить 2 миллиона русских? А уж эти их Дарданеллы прямо один срам. Даже на таком пункте не могут выдвинуть достаточных сил. Такой же срам и Америка: не умеют парализовать немецкого влияния. Совсем пропал куда-то их былой ум.66

15 августа.

[…] Известия о Германии: — вся страна превращена в фабрику снарядов, в лагерь обучения населения военному делу. Вся нация — как один человек.

А Россия рассыпается. Не понимаю, что может нас спасти!

[…] Сегодня мы видели пять поездов с войсками, идущими в Москву. О них заранее давали знать отчаянные крики ‘ура’ с вокзала, вдоль всей линии, где только попадался народ. Из окон вагонов солдаты беспрерывно махали платками, а с посада — жители махали платками им. Все это хорошо, но, Господи, где нам взять хоть чуть-чуть сносное правительство? Теперь бы нужен был диктатор, который бы заставил работать, и — особенно обуздал бы немцев внутри и показал бы стране, что власть не за немцев, не изменники. Вся масса народа стала бы за него горой. Но нет человека! Уж хоть бы Кривошеина67 назначили! Все же не знаю никого крупнее его. Напихали ничтожностей хуже прежних.[…] 68

19 августа

Замечательно скверно проходит время. От утра до утра ждешь газетных известий, хотя заранее знаешь, в чем они будут состоять: будут занятие Вильно, сдача Гродно, переход немцев на правый берег Двины. Проходить в Бесарабию, вероятно, еще пока не будут… Конечно и Вильно и Гродно еще не были сданы, но это вопрос дня или нескольких дней… Ощущение du dernier jour de condamn69, не имеющего часов, но знающего неизбежный исход. Задаешь себе лишь вопросы — дойдут ли до Москвы? И что тогда делать? Заниматься чем-либо мало-мальски серьезно — немыслимо. Проволакиваешь время как-нибудь. В успех — уже совсем нет веры. О мире не только не думаешь, но и не хочешь его: это все равно гибель, и еще более постыдная. Да он и невозможен нравственно. Правительство не только связано договором, но сверх то понимает, что если бы это было даже нужно для России, то для него и для династии — это все равно гибель… И вот сидишь — и ждешь гибели России и своей… Бессильно ругаешься, да уже и ругаться недолго.[…] 70

20 августа.

[…] по городу (Москва) говорят, что на днях будет опубликовано, что Государь Император принимает личное командование армией!

Боже, что с нами делается! Одно и тоже сверху и снизу. Finis Russiae71…

Впрочем, возможно предположить, что это номинальное командование. М.б. Государь думает ободрить войска, что к сожалению весьма сомнительно. Может быть, он просто не хочет оставаться в Петербурге, где, действительно, Дума делает его положение крайне неприятным, почти унизительным. Вообще нельзя не чувствовать глубокого сожаления к этому Монарху, которому выпадают на долю все тяжкие испытания и несчастья, какие только могут выпадать человеку, и которым не видно и конца. Но если его жалко, то ведь и Россия при нем систематически разрушается, а в настоящей войне дошла до вопроса о своем существовании.

И в такую минуту — телеграмма Тихановича-Савицкого72, упорно зовущая меня на их дурацкий съезд ‘правых’. Несчастные! Насколько нужно быть политическими тупицами для таких затей в такие минуты!73

26 августа.

[…] Рассказывают, что дня два назад протоиерей Восторгов74 говорил, что слышал от Вас[илия] Мих[айловича] Скворцова 75, что Григорий Распутин 76, уезжая из Петербурга в Тюмень, сказал ему, Скворцову: ‘Еще я не доеду до Тюмени, как Вел[икий] Князь Николай Николаевич будет отправлен на Кавказ, а армией командовать будет Сам Государь’. Выходит, что Распутин знал это, по крайней мере, за неделю до опубликования.

——-

Этот зловещий Распутин — прямо гибель Царского Дома. Какое непостижимое колдовство оковало разумное на высотах власти?

Впрочем — это грех очень широких слоев и самого населения.

——-

Ночь. Впечатления улеглись, и более чем когда-либо мне кажется, что мы — погибли. Не знаю, конечно, возможных закулисных сил, нас подрывающих, но и ясные кажутся условия — вполне отчаянные. Наша гибель — не в одних ошибках правительства, а еще больше во внутренней разложенности русского так называемого образованного общества. Теперь в передовых (т. е. ‘кадетских’) слоях идет безумная политическая спекуляция в целях упразднить Самодержавие и добиться либеральной конституции (с ответственным министерством). Под влиянием страшно компрометированной власти теперь бесчисленные общественные управления поддались агитации конституционалистов-демократов и осыпают Государя требованиями о назначении министров по желанию якобы ‘общества’ или ‘страны’, а в действительности нескольких тысяч человек передовых партий. ‘Страна’ и понятия не имеет о людях, которых те хотят провести во власть, но поддерживает их агитацию своими постановлениями разных самоуправлений и корпораций. Этим окончательно подрывается власть, а стало быть и оборона страны.

Теперь нам нужен диктатор, а мы вместо этого создаем анархию.

‘Страна’ охвачена каким то безумным психозом.

Без сомнения, Германия всячески его раздувает и поддерживает.

Нравственное падение русских чрезвычайно. Изменников у нас, несомненно, много, и вряд ли только немецкой или еврейской национальности, а также и русской. Мясоедов — русский. Мне за верное сообщали, что комендант Ковно, генерал Григорьев77 (русский) судим военным судом и расстрелян за преднамеренную сдачу крепости. Частные слухи гласят, что крепость не оборонялась, и что ‘Ковна продана’.

Конечно, у нас вспыхивает патриотизм, но толку из этого за недостатком объединяющего центра не получается.[…]

Правительство не умеет взять в свои руки власть и распоряжаться, даже не смеет, и только изворачивается в проволочках времени. Теперь, насколько я вижу, есть только два человека, которых можно бы было поставить во главе правительства: В. К. Николай Николаевич и А. И. Гучков78. Оба они имеют доверие страны, и около них могли бы сомкнуться как армия, так и народ. Но А. И. Гучкова держат упорно на задворках. Он стоит во главе лишь военно-промышленных организаций. Что они ничего не делают — он знает очень хорошо (сам сказал Сахарнову), но, не имея власти — молчит, вероятно, видя, что если он рассорится с промышленными комитетами, то потеряет уж и малейшее влияние на правительство и отойдет в политическое небытие. Почему его так упорно не призывают к участию во власти? Это обстоятельство роковое. Что касается Николая Николаевича — то вот он отослан на Кавказ … еще бы не доставало — в Туркестан!

Как Государь будет командовать и армиями и управлять государством — это непостижимо. Говорят, что командование будет фактически у ген. Рузского. Но, во-первых, Рузский вовсе не так популярен, как Великий Князь, во-вторых, присутствие Государя будет связывать ему руки. Присутствие Монарха хорошо только тогда, когда он и действительно командует, как Наполеон, Петр I, Фридрих Великий и т. д.

Что же может получиться из создавшегося положения? Внутри — можно ждать беспорядков, м.б. бунтов, извне — разгрома армии.

Если бы Государь был даже первоклассным полководцем, то все-таки нужно было бы это доказать войску и стране какими-нибудь блестящими победами. Тогда конечно около него сомкнулись бы… Но ведь это невозможное предположение. Пока у нас нет снарядов, никакой Наполеон не может одержать блестящих побед.

Напротив, теперь скорее можно ждать дальнейших побед немцев, и ответственность за это будет падать уже лично на Государя.

Положение прямо ужасное, из которого нельзя предвидеть никакого спасения. Может быть надежда на Бога, но если бы Господь имел Волю нас спасти, то, конечно, не допустил бы создания стольких условий государственной катастрофы…79

2 сентября

[…] В середине дня меня неожиданно посетил А. А. Нейдгардт80. Погода была чудная, теплый и светлый осенний день. Нейдгардт непременно захотел сидеть на террасе, и конечно — разговор моментально сошел на политику, и опять меня разволновал самым анти-медицинским образом. А что толку? Он — уже совсем плохо видит, еле ходит. Читать уже не может, и ему все утро читает газеты наемный чтец… Я — тоже с подбитым глазом, полунеспособный к труду, и уже не мог бы даже умереть за Отечество с какой-либо для него прибылью. И вот — сидим, волнуемся, призываем никому неведомого и вероятно не существующего ‘человека’, спасающего Россию. Глупо!

Если Господь не за нас, то всякий может быть против нас.

Наши нынешние ‘люди’ — это Милюков с одной стороны и Гришка Распутин с другой, а середина заполнена нулями и битыми горшками вроде нас, слепые, глухие, сухорукие и колченогие!

С театра войны известия неутешительные. Несмотря на успехи левого фланга — в общем мы медленно отступаем. Перемена Верховного командования, кажется, ничего не переменила, и стратегия Янушкевича, по-видимому, продолжает считаться единственно возможной. Из-за чего же, однако, бранили Янушкевича?

Моя работа, можно сказать, стала на мель. Сердце пусто, празден ум, нет ни сил, ни желания работать, и кажется мне, что уже нет для меня пробуждения. Не для чего работать, не для кого работать… Одна тоска не умолкает, не устает точить душу.

И кажется, что это настроение весьма распространено. Вот и у Филиппа Степанова81, всегда очень жизненного — то же самое. Он даже похудел. Сам он отстранился от всякой политики, и — горячо одобрил меня за мое устранение от политики и от партий. Кого поддерживать и что поддерживать? Что нынче лучше? Нет ничего лучшего, а есть только разные виды плохого. Это почти подлинные его выражения. Но он счастливее меня тем, что имеет служебное дело, которое хотя никому не нужно, но занимает время, некоторой якобы деловой суетой […].82

10 сентября.

Наши союзы с поддержкой целой массы городов и заводов — стремятся произвести фактический государственный переворот, задавить Царя, созвать Думу и составить правительство, не им назначенное. Уж не знаю, что сделает он! Теперь к нему отправили депутацию, в которую не пустили даже А. И. Гучкова (как поддержавшего Думу на основах 3 июня, и как не пустившего левых в ком. госуд. обороны). Круг ненависти и лиц чисто революционный. Выбрали в депутацию Челнокова83, Рябушинского84 и Астрова85. Рябушинский имел здравый смысл — стараясь увильнуть от этой чести, но его задавили.

Примет ли их Государь? И что он сделает? Мудреная вещь.

Я бы на его месте — объявил им, что с такими подданными жить не могу, отказываюсь от престола и назначаю Регентом Николая Николаевича, и оповестил бы это Манифестом. По моему это единственный достойный исход, раз уже невозможно для него (и для него это невозможно) отправить их в тюрьму.

У нас предстоит пренеприятная вещь. Козлова, изгнанная отовсюду, — не находит пристанища. Приходится сдать ей комнату, если ей понравится. Но иметь чужого человека тут же, на своей шее, среди семьи — это ужасная вещь. А между тем, как быть? Боюсь только, что при моем характере скоро наделаю ей каких-нибудь грубостей и расстройств.

Правда, что теперь не время ссориться с кем бы то ни было. Мы находимся в катастрофе, как рыбаки, втянутые в водоворот Мальштромом. Между прочим, еще недавно немцы были на 600 верст от Москвы, а теперь уже в 560, и не видно силы, способной их остановить. Можно ли не думать ни о чем, кроме гибели. Но характер есть характер, и его трудно изменить.

Что касается России, то она имеет вид погибшей страны, и, несмотря на все вины свыше — прямая и непосредственная вина лежит в этом на ‘кадетах’. Они наносят нам теперь окончательный удар — перед неприятельским нашествием раздавливают власть… Правда, эта власть ужасна, но она власть, и на ее место не поставить другой так быстро. А без власти — как противиться немецкому завоеванию?86

22 сентября. Ночь.

[…] Ах, скучная вещь наша жизнь, с ее вечной борьбой. Вот теперь передралась вся Европа. Миллионы людей гибнут. Это, говорят, великие исторические события… А все одна чепуха… И что такое ‘великие исторические события’. Все исходы этой всемирной бойни, какие только могут быть, — одинаково не дадут ничего великого, в смысле высокого, идеального, осуществленного блага. Ничего высокого не заключает жизнь Германии, Австрии, России, Англии, Франции. Победа Германии была бы победой облеченного в силу культуры варварства. Победа наша — не дала бы ровно ничего, ни плюса, ни минуса. Пожалуй — защита от варварства, но во имя чего? Ничего вместо германского культурного варварства мы не можем дать…87

6 октября

[…] У нас — борьба за существование. Нет в продаже ржаной муки. Бегали, покупали пшеничную. Купили 4 пуда.

Уже не дают керосин. Бегаем, чтобы как-нибудь запастись.

Совсем нет сахара.

Кажется, хуже, чем в Германии. Там есть порядок и власть, пресекающие бестолочь и беспощадную спекуляцию. У нас же — создают голод при обилии в стране продуктов.

Торговцы — бессовестно наживаются на общем бедствии, и создают искусственный недостаток продуктов, что бы брать дороже. У нас, например, сегодня достали ржаной муки, но за тот сорт, который стоил 9 руб. торговец взял 11 р. И что же делать? Не брать? И вот, из-за этого мошенничества, приходится делать запасы и переплачивать. А возможно, что завтра наш дом займут солдаты, и вот эти запасы, во первых и спрятать будет некуда, во вторых же — раскрадут солдаты. Соединение бессовестности личной и анархии правительственной. В результате положение, которое может стать тяжелей, чем в Германии.

Правду сказать, я теперь уже не имею никакого сомнения в победе Германии. Вопросы могут быть лишь частные: возьмут ли немцы Москву? Возьмут ли они Петербург? Но они, конечно, победят, и наши союзники сами на мир согласятся. Немцы умны, патриотичны, имеют превосходное государство. А у нас — все скверно, и подданные и правительство, нет ни ума, ни знаний, ни порядка, ни даже совести. Из всех же [нрзб.] зол — самое ужасное — это власть, которая, вероятно, погубила бы нас даже и в том случае, если бы мы были порядочным народом.[…] 88

7 октября

Был у полицмейстера спросить о порядках расквартирования войск. Он объяснил, что пока о частных квартирах нет речи. Сейчас будут постоялые дворы, затем перейдут к трактирам и харчевням, и лишь после этого к частным квартирам.[…]

Когда я говорил с полицмейстером, то упомянул, что слышал в Москве, что в Московской губернии расквартировывается 250000 человек. Он ни слова не озвучил, но как то многозначительно улыбнулся. Вероятно — не 250 т., а миллион… ‘Все для войны’.

Еще сказал он, что беженцев в Посад больше не направляют. Это хоть хорошо, а то прямо тяжко становится жить.

Всех обуяла спекуляция и дух живодерства. Лавочник вместо 6 фунтов керосину дает 5 (не довесил) и — еще в виде благодеяния. Сахару нет. Мужик, выгружавший (?) уголь — сегодня взял 1 р. 20 к. за мешок, вместо 90 к., и объявил, что потом будет брать по 1 р. 50 к. ‘Уголь нынче дороже’… Почему дороже? Какое отношение к войне? Никакого, но все дерут, вот торговцы говорят, что все дороже. Почему же и мужику не драть дороже?

Всех обуял дух обирания ближнего. Каждый старается набить карман. ‘Все для войны!’ Собственно говоря — прескверный народ наш.

Завтра собираюсь переезжать в Москву совсем. Укладываю необходимейшие книги. К сожалению, все немыслимо забрать. И без того много багажу.

Кончилось лето. В саду — облетели все листья. Огород — гол, земля безобразно чернеет, кое-где вихрами торчат засохшие кусты помидоров. Трава — как-то побурела в тон земле, да и какая трава? В вершок вышины. Настоящего снега нет, но иней сереет в тени весь день. Прудик замерз. Холодно, мертво. Какие-то похороны природы, уже лежащей в гробу и только еще не покрытой саваном…

Да лета почти и не было. А на душе все время было нудно, и чем дальше, тем больше. Вместе с природой близилась к концу, казалось, вся Россия, а с ней и сам, и все близкие, для которых только и живешь. Ужасное время послала Воля Божия, время, которое напоминает Апокалипсические страницы. Неужели — так и не будет нам милости свыше? Ни луча света впереди, и если бы даже не попали мы прямо в руки зверовидного неприятеля, то ничего светлого все-таки нельзя ожидать от будущих внутренних междуусобий! Мне кажется все более вероятным, что Россия уже стала игрушкой масонства, ведущего штурм против последнего оплота христианства.

Конечно, христианство в нашем государстве уже стало лишь стертой и выцветшей вывеской прошлого, но пока висит эта заржавелая вывеска, — все еще теплится какая-то надежда на возрождение. Думается — масонство взялось содрать ее и у нас, как содрало во Франции и в Италии. Эта мысль крайне мучительна. Неужели конец всему светлому и дорогому, — темная могила всей жизни?

Выходишь в опустелый, безжизненный сад и переносишься как будто в эту смерть всего светлого.[…] 89

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Цит. по: Вахрушев И. С. Очерки истории русской революционно-демократической печати 1873-1886 гг. Саратов, 1980. С.191.

2 Морозов Н. А. Повести моей жизни. Т.2. М., 1961. С.684.

3 РГАЛИ. Ф.1185. Оп. 1. Д. 675. Л.98.

4 Фигнер В. Н. П.с.с. в 7-ми тт. М., 1932. Т. 5.

5 ГАРФ. Ф. 634. Оп.1. Д. 22. Л.34.

6 Тихомиров Л. А. О Григории Распутине, иеромонахе Илиодоре и прочих. // Московские ведомости 1910. 30 апреля.

7 Митрополит Вениамин (Федченков) На рубеже двух эпох. М., 1994. С. 142.

8 Белый А. Начало века. М., 1990. С.164-165.

9 Кожевников Владимир Александрович (1852 — 1917) — историк культуры, философ, публицист. Получил домашнее воспитание, овладел главными европейскими и основными древними языками. Учился в Московском университете, в качестве вольнослушателя, к выпускным экзаменам допущен не был и аттестации об окончании университета не имел. Много путешествовал, совершил паломничество в Святую Землю, жил в Западной Европе. В 1874 дебютировал книгой ‘Нравственное и умственное развитие римского общества во II веке’. В 1875 познакомился с Н. Ф. Федоровым и стал одним из наиболее близких к нему людей, впоследствии посвятив ему монографию ‘Н. Ф. Федоров. Опыт изложения его учения по изданным и неизданным произведениям, переписке и личным беседам’ (М., 1908, ч. I), а также способствовав опубликованию Федоровской ‘Философии общего дела’. Был одним из активных членов ‘Кружка ищущих христианского просвещения в духе Православной Христовой Церкви’. Автор ряда трудов: ‘О добросовестности в вере и неверии’ (1909), ‘Буддизм в сравнении с христианством’ (1916) и др. В 1912 был избран в почетные члены Московской Духовной академии. (В ХРОНОСе также см. ст. Кожевников Владимир Александрович).

10 Мансуров Павел Борисович (1860-1932) — дипломат, духовный писатель, директор Московского главного архива иностранных дел, один из учредителей ‘Кружка ищущих христианского просвещения’ М. А. Новоселова, член Поместного Собора 1917-1918 гг., секретарь общины Троице-Сергиевой лавры, член Комиссии по охране памятников искусства и старины Троице-Сергиевой лавры. В 1920-е годы неоднократно подвергался арестам. Мансуров Сергей Павлович (1890-1929) — сын П. Б. Мансурова, церковный историк, член ‘Кружка ищущих христианского просвещения’ М. А. Новоселова, священник (1926), автор незавершенных ‘Очерков по истории Церкви’, опубликованных посмертно.

11 Фудель С. Воспоминания // Новый мир. 1991. No 4. С. 183.

12 Флоренский Павел Александрович (1882-1937) — религиозный философ, математик, искусствовед, православный священник (с 1911). В 1900 поступил на физико-математический факультет Московского университета, который окончил в 1904, одновременно слушал лекции на историко-филологическом факультете Московского университета. В 1904 поступил в Московскую духовную академию (окончил в 1908), там же преподавал, был профессором (1912-17). В 1912-17 возглавлял журнал ‘Богословский вестник’, в 1914 издал свой главный труд ‘Столп и утверждение Истины’, написанный на основе его магистерской диссертации ‘О Духовной истине’, защищенной ранее в том же году в Московской духовной академии. В 1918 опубликовал другой фундаментальный труд ‘У водоразделов мысли (черты конкретной метафизики)’. С середины 1920-х работал большей частью в области электротехники. Арестован 22 (9) мая 1928 (позднее в том же году освобожден), вторично арестован в 1933. В Сергиевом Посаде проживал по адресу Штатная Сергиевская улица. Дом Озерова. Помимо общих интересов, существовала еще одна причина для сближения о. Павла и Л. А. Тихомирова. Флоренский вспоминал, что когда он был на первом курсе Академии, весною 1905 года, вместе с ним в комнате жил ‘Александр Львович Тихомиров, впоследствии архимандрит Тихон, сын редактора ‘Московских Ведомостей’ // Флоренский П., священник. Детям моим. Воспоминания прошлых дней. Генеалогические исследования. Из Соловецких писем. Завещание. М., 1992. С. 300 (Тихомиров Александр Львович (1882-1955) — иеромонах Тихон (1907), сын Л. А. Тихомирова, архимандрит, ректор новгородской духовной семинарии (1913), викарий Новгородской епархии, епископ Череповецкий (1920), Кирилловский (1924), провел три года в лагерях, работая на лесозаготовках (1927-1930), вернулся инвалидом, жил в Загорске, затем в Ярославле. Подробнее см.: Фудель С. И. Собр. соч. в 3-х томах. М., 2001. Т.1. С. 61). (В ХРОНОСе см. ст. Флоренский Павел Александрович)

13 Лодыженский М. В. Мистическая трилогия. М., 1998. Т.1-3, См.: Чесноков С. В. Святитель Митрофан Воронежский и тайна материнского благословения Льва Тихомирова // Трибуна русской мысли. 2002. No 2.

14 См. Тихомиров Л. А. Письма к М. В. Лодыженскому // Вопросы философии. 1992. No 5.

15 Русское слово. 1917. 10 марта.

16 Терапиано Ю. К. Встречи: 1926-1971. М., 2002. С. 20.

17 Там же.

18 ГАРФ. Ф.634. Оп. 1. Д. 27. Л. 133-133 об.

19 Там же. Л.132.

20 Там же. Л. 143.

21 Волков С. А. Возле монастырских стен. Мемуары. Дневники. Письма. М., 2000. С.282.

22 ГАРФ. Ф.634. Оп. 1. Д. 2. Л.1.

23 Там же. Д. 3. Л.3 — 4 об.

24 Тихомиров Л. А. Тени прошлого. М., 2000. С.18.

25 См.: Ефименко А. Р. Л. А. Тихомиров: обзор документов личного фонда. // Вестник архивиста. No 6 (ноябрь-декабрь) 1999. С. 61 — 67.

26 Воспоминания Льва Тихомирова М.-Л., 1927, 25 лет назад (Из дневников Л. Тихомирова) // Красный архив. 1930. тт. 1-5, Из дневника Л. А. Тихомирова // Красный архив, 1933, т.6, 1935, тт. 5-6, 1936, тт.1-2.

27 Имеется в виду работа Тихомирова, получившая в итоге название ‘Религиозно-философские основы истории’. Тихомиров Л. А. Религиозно-философские основы истории. М., 1997. Издано М. Б. Смолиным без ссылки на ГАРФ, см. ГАРФ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 48-58. Впоследствии работа неоднократно переиздавалась. Последнее переиздание: Тихомиров Л. А. Религиозно-философские основы истории / Сост., предисл. и прим. Смолина М. Б. М., 2004. (Библиотека истории и культуры).

28 ГАРФ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 24. Л. 3 об-4.

29 Новоселов Михаил Александрович (1864-1938) — духовный писатель, издатель и публицист. Окончил историко-филологический факультет Московского университета. В юные годы — последователь религиозных взглядов Л. Н. Толстого, под влиянием которого начал преподавать в сельской школе. В 1888 создал одну из первых толстовских земледельческих общин. Затем православный духовный писатель и издатель. Печатался в ‘Миссионерском обозрении’ и ‘Церковных ведомостях’. Участвовал в религиозно-философских собраниях 1902-03 гг. в Петербурге. Издатель ‘Религиозно-философской библиотеки’ (1902-17) и ‘Листков Религиозно-философской библиотеки’.

Противник Г. Е. Распутина. В 1910 напечатал в ‘Московских ведомостях’ несколько статей о Распутине (No 49 — ‘Духовный гастролер Григорий Распутин’, No 72 — ‘Еще нечто о Григории Распутине’). Был автором брошюры ‘Григорий Распутин и мистическое распутство’ (М., 1912), которая, несмотря на конфискованный тираж, была размножена и широко ходила по рукам. Основатель (в 1907) и руководитель ‘Кружка ищущих христианского просвещения в духе Православной Христовой Церкви’, в котором принимали участие о. Иосиф Фудель, о. Павел Флоренский, С. Н. Булгаков, В. А. Кожевников, Ф. Д. Самарин и др. В Москве проживал близ Храма Христа Спасителя. Был арестован 12 августа 1922 и до 19 марта 1923 находился под арестом. С 1923 и до ареста в 1929 жил на нелегальном положении, продолжал свою литературную деятельность. По некоторым данным в 1920 тайно принял монашеский постриг с именем Марк, а в 1923 в Даниловом монастыре тайно был хиротонисан во епископа Сергиевского и стал деятельным членом ‘катакомбной’ церкви. Один из духовных руководителей движения ‘непоминающих’, прекративших молитвенное общение с заместителем патриаршего местоблюстителя митрополитом Сергием (Страгородским) после опубликования последним в 1927 г. ‘Декларации’ о лояльности Церкви к советской власти. Был арестован в 1929 в Ярославле, как один из организаторов и идеологов оппозиции митрополиту Сергию (Страгородскому). Приговорен к 8 годам заключения, но 7 февраля 1937 был обвинен в ‘контрреволюционной деятельности’ и срок заключения был увеличен. Отбывал заключение в одиночке Ярославского политизолятора. 17 января 1938 был приговорен к расстрелу в Вологодской тюрьме. Расстрелян. Канонизирован Юбилейным Архиерейским Собором Русской Православной Церкви 13-16 августа 2000 г. Мать Новоселова Капитолина Михайловна была серьезно больна. Подробнее см.: Новоселов М. А. Полицейско-врачебный протокол и христианские добродетели. СПб., 1904, Его же. В тихой пристани. (Посвящается братии Зосимовой пустыни). Изд. 2-е Сергиев Посад, 1911, Письма М. А. Новоселова к Л. Н. Толстому // Минувшее. Вып. 15. М., — СПб., 1994, Новоселов М. А. Письма к друзьям. М., 1994, Архив священника Павла Александровича Флоренского. Вып. 2. Переписка с М. А. Новоселовым. Томск, 1998, Переписка священника П. А. Флоренского со священником С. Н. Булгаковым: Архив священника П. А. Флоренского. Вып. 4. Томск, 2001. Арсеньев Н. О московских религиозно-философских и литературных кружках и собраниях начала ХХ в. // Современник. Торонто, 1962, No 6, октябрь. С. 34. (В ХРОНОСе см. ст. Новоселов Михаил Александрович)

30 ГАРФ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 24. Л. 4 об.

31 ГАРФ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 24. Л. 13 об. — 14.

32 Там же. Л. 19 об. — 20.

33 Тихомирова Екатерина Дмитриевна — жена Л. А. Тихомирова.

34 Фудель Иосиф Иванович (1864-1918) — протоиерей, рукоположен (1889) по благословению преп. Амвросия Оптинского. С 1892 служил в Москве. Публицист, издатель Собрания сочинений К. Н. Леонтьева. Мария Иосифовна Фудель (1892-1949) — дочь прот. И. Фуделя. Окончила гимназию С.Н. Фишер со званием ‘домашняя наставница’. Во время 1-й мировой войны была сестрой милосердия. После революции единожды была арестована. До самой смерти жила в квартире отца (Арбат, 47, кв. 2). Дружила с семьями друзей отца, в т.ч. с Нестеровыми, Флоренскими и др.

35 Фомина неделя — первое воскресение после Пасхи (т.н. ‘Антипасха’).

36 Там же. Л. 20 об. — 22 об.

37 ГАРФ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 24. Л. 31 об — 32 об.

38 Там же. Л. 37 об.

39 Подробнее о погромах в Москве в мае 1915 года см.: Харламов Н. Избиение в первопрестольной. Немецкий погром в Москве в мае 1915 года // Родина. 1993. No 8-9, Кирьянов Ю. И. ‘Майские беспорядки’ 1915 г. в Москве // Вопросы истории. 1994. No 12, Рябиченко С. Три дня из жизни неизвестной Москвы. Погромы 1915 г. М., 2000, Гатагова Л. Хроника бесчинств. Немецкие погромы в Москве в 1915 году // Родина. 2002. No 10.

40 Дочь Л. А Тихомирова.

41 Служанка.

42 Елизавета Федоровна (1864-1918) — Великая княгиня, супруга Великого князя Сергея Александровича, убитого террористами. Канонизирована Архиерейским Собором Русской Православной Церкви 4 апреля 1992.

43 Юсупов Феликс Феликсович (1856 -1928), князь, граф Сумароков-Эльстон, русский генерал-лейтенант (1915), генерал-адъютант (1915). Его отец — Феликс Эльстон (он был внебрачным сыном германского императора Вильгельма I, женился на единственной дочери графа Сумарокова и получил право именоваться графом Сумароковым-Эльстоном). Учился в Пажеском корпусе (не окончил), в 1876 выдержал офицерский экзамен при Чугуевском пехотном юнкерском училище. В 1876 выпущен в Одесский уланский полк, в 1879 прикомандирован к Кавалергардскому полку. В 1882 женился на последней в роде княжне Зинаиде Николаевне Юсуповой, в 1891 ему было разрешено носить титул и фамилию жены (в дальнейшем титул князя Юсупова мог наследовать только старший сын). В 1883 — 1885 причислен к Министерству внутренних дел. С 1886 адъютант великого князя Сергея Александровича. С 1904 командир Кавалергардского полка, в 1908-1911 — 2-й бригады 2-й гвардейской кавказской дивизии. С 1912 председатель совета Императорского Строгановского центра Художественно-промышленного училища. С 1915 главный начальник Московского ВО и главноначальствующий над Москвой. 19 июня 1915 был освобожден от должности главного начальника, а 3. 9. 1915 — от должности главноначальствующего. После Октябрьской революции уехал в Крым, а в 1919 покинул Россию. Его сын: Феликс Феликсович Юсупов (1887-1967) был одним из участников убийства Г. Е. Распутина.

44 ГАРФ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 24. Л. 45 — 50, 51 об — 54 об, 55 об — 56.

45 Видимости (фр.)

46 Там же. Л. 58 об — 61.

47 Там же. Л. 62 об. — 63 об.

48 Там же. Л. 68 об — 69.

49 Там же. Л. 73 — 73 об.

50 Там же. Л. 74 об.

51 Там же. Л. 75 — 76.

52 Новикова Ольга Алексеевна (1840-1925) — родилась в семье славянофилов Киреевых. Большую часть жизни провела в Англии, где занималась общественно-публицистической деятельностью. Сотрудничала в ‘Московских ведомостях’ и ‘Русском обозрении’. Была одной из трех женщин (включая С. Л. Перовскую и Е. Д. Сергееву), сыгравших особую роль в судьбе Тихомирова, с которым вела многолетнюю активную переписку (см.: Два письма Льва Тихомирова к Ольге Новиковой // В сб.: Эхо. Сборник статей по новой и новейшей истории Отечества. Вып. 3. М., 2000. С.104-109).

53 ГАРФ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 24. Л. 77 — 77 об.

54 Там же. Л. 81 — 82.

55 Там же. Л. 82 — 82 об.

56 Дурново Петр Николаевич (1846 — 1915). Дворянин. Окончил Морской кадетский корпус (1860), Александровскую Военно-юридическую академию (1870). Служил в судебных учреждениях Кронштадта, Владимира, Москвы, Рыбинска, Киева. С 1880 в МВД: управляющий судебным отделом департамента государственной полиции, вице-директор, директор Департамента полиции, товарищ министра, в октябре 1905 — апреле 1906 — министр внутренних дел в кабинете С. Ю. Витте. Член Государственного совета (1905), статс-секретарь (1906), сенатор (1893), действительный статский советник.

57 ГАРФ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 24. Л. 88 — 89 об.

58 Последний довод (лат.)

59 Хвостов Алексей Николаевич (1872 — 1918). Орловский помещик, действительный статский советник, камергер Высочайшего двора (1912). Служил в 44-ом Нижегородском драгунском полку. С 1892 в отставке. Гласный Полтавского губернского земства. В 1906 — 1910 — вологодский губернатор, в 1912 — нижегородский губернатор. С 1907 полтавский губернский предводитель дворянства. Депутат IV Государственной думы. В 1912 — председатель бюро фракции правых IV Государственной думы. Выступал против ‘немецкого засилья’. С октября 1915 по март 1916 министр внутренних дел и главно-начальствующий отдельного корпуса жандармов. Пользовался поддержкой Г. Е. Распутина, однако впоследствии разошелся с ним. После Октябрьской революции расстрелян ВЧК. (В ХРОНОСе см. ст. Хвостов Алексей Николаевич)

60 Крашенинников Илья Сергеевич — тайный советник, сенатор, старший председатель Петербургской судебной палаты. Председательствовал на процессе 1-го Петербургского Совета рабочих депутатов. Возглавлял сенатскую комиссию, созданную 8 июня 1915 для выяснения причин и виновников майских беспорядков в Москве. Согласно рапорту Крашенинникова ‘поступки московского градоначальника’ заключали в себе ‘признаки противозаконного бездействия власти по предотвращению и прекращению беспорядков’. Передал Сенату заключение комиссии на предмет возбуждения против бывшего московского градоначальника А. В. Адрианова уголовного преследования. Первый Департамент Сената постановил назначить над Адриановым предварительное следствие, но дальнейшего хода дело так и не получило. (Подробнее см.: Джунковский В. Ф. Воспоминания: в 2 т. Т. 2. М., 1997.). После свержения самодержавия Крашенинников был арестован. Об обстоятельствах ареста сообщает Н. Н. Суханов: ‘Я лично подписал единственный подсунутый мне ордер об аресте за всю революцию. Моей случайной жертвой был человек, во всяком случае достойный своей участи более, чем многие сотни и тысячи. Это был Крашенинников… высокодаровитый человек и убежденный черносотенец, возможный глава царистской реакции и вдохновитель серьезных монархических заговоров. Он был освобожден через несколько дней. Потом в петербургский период большевистской власти, переехав с Карповки на Шпалерную, я обнаружил, что мы соседи, живем на одной площадке… А в московский период большевизма Крашенинников, как я прочитал в газетах, был, не знаю кем и при каких обстоятельствах, расстрелян на Кавказе’ // Суханов Н. Н. Записки о революции: В 3 т. Т. 1. Кн. 1-2. М., 1991. С. 124.

61 Спасение общества — это высший закон (лат.).

62 ГАРФ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 24. Л. 94 — 96 об.

63 Там же. Л. 97.

64 Имеется в виду П.А. Столыпин.

65 ГАРФ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 24. Л. Л. 97 — 98.

66 Там же. Л. 99 об — 100 об.

67 Кривошеин Александр Васильевич (1857 — 1921). Из дворян. Окончил юридический факультет Петербургского университета, юрисконсультант частной Северо-Донецкой железной дороги. С 1884 служил в Министерстве юстиции, с 1887 — в земском отделе МВД. В 1889-1891 — комиссар по крестьянским делам в Царстве Польском. С 1902 начальник Переселенческого управления МВД. С 1905 товарищ главноуправляющего землеустройством и земледелием. С 1906 член Государственного совета и товарищ министра финансов. Гофмейстер (1909), статс-секретарь (1910). В 1908-1915 Главноуправляющий землеустройством и земледелием, один из соратников П. А. Столыпина в проведении аграрной реформы, сторонник ликвидации общинного землевладения и развития хуторского хозяйства. С 1916 член комиссии по делам сельского хозяйства Государственного совета. После Октябрьской революции один из организаторов ‘правого центра’. В 1918 в Киеве организовал монархический ‘Совет государственного объединения России’ (был товарищем его председателя). В годы гражданской войны был председателем ‘Правительства Юга России’ П. Н. Врангеля. С 1920 в эмиграции. (В ХРОНОСе см.ст. Кривошеин Александр Васильевич)

68 ГАРФ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 24. Л. 101 об. — 102.

69 Последнего дня осужденного к смерти (франц.).

70 ГАРФ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 24. Л. 104 об. — 105.

71 Конец России

72 Тиханович-Савицкий Нестор Николаевич (1866 — после июля 1917) Из астраханских купцов, владелец музыкального магазина. Председатель астраханского отдела Союза русского народа. Затем председатель Астраханской народной монархической партии. Был ее руководителем вплоть до запрещения партии, после февраля 1917. В 1915-1917 гг. многократно направлял телеграммы министрам, требуя ‘обуздать’ Думу и Прогрессивный блок. В марте-мае 1916 направил несколько аналогичных посланий Николаю II. (В ХРОНОСе см.ст. Тиханович-Савицкий Нестор Николаевич)

73 ГАРФ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 24. Л. 105 об. — 106.

74 Восторгов Иоанн Иоаннович (Иван Иванович) (1864-1918). Родился в семье священника. В 1887 окончил Ставропольскую Духовную семинарию. В 1887-1889 — надзиратель и учитель русского и церковнославянского языков в Ставропольском духовном училище. С августа 1889 в священном сане, служил в Ставропольской епархии. С 1894 служил в Закавказье. С 1900 — епархиальный наблюдатель церковноприходских школ и школ грамоты. С января 1901 — протоиерей. Был редактором журнала ‘Духовный вестник Грузинского экзархата’. В 1901 был командирован в Персию для обозрения дел Российской Православной духовной миссии и ревизии состоящих при миссии школ. С июня 1906 служил в Московской епархии в должности проповедника-миссионера с правами противосектантского епархиального миссионера. Член Совета Братства св. Петра митрополита в Москве. Член Предсоборного Присутствия при Св. Синоде. В августе 1907 — участник миссионерского съезда в Нижнем Новгороде. С октября 1907 синодальный миссионер-проповедник при Св. Синоде. В 1908 — участник IV Всероссийского миссионерского съезда в Киеве. С 1909 — заведующий московскими пастырскими курсами. Настоятель Князе-Владимирской церкви при Московском епархиальном доме. Основатель Московских Высших богословских женских курсов. С мая 1913 — настоятель Покровского собора (храма Василия Блаженного) в Москве. 30 мая 1918 арестован ВЧК в Москве и помещен в московскую внутреннюю тюрьму ВЧК, потом был переведен в Бутырскую тюрьму. Расстрелян в Москве (об обстоятельствах расстрела см.: Кобяков С. Красный суд // Архив русской революции. Кн. 4. Т. 7. М., 1991). Канонизирован Юбилейным Освященным Архиерейским Собором Русской Православной Церкви. См.: Павликова Л. Ф. Протоиерей Иоанн Иоаннович Восторгов [Воспоминания о Февральской революции в Москве] // Записки Отдела рукописей. Вып. 51. М., 2000. (В ХРОНОСе см. ст. Восторгов Иоанн Иоаннович)

75 Скворцов Василий Михайлович (1859-1932) — миссионер, церковный публицист. Окончил Киевскую духовную академию, чиновник особых поручений при обер-прокуроре Св. Синода (с 1895), миссионер Киевской и Полтавской епархий. Редактор-издатель журнала ‘Миссионерское обозрение’. В 1906-17 издавал церковно-политическую газету ‘Колокол’. После 1917 в эмиграции. Жил в Югославии. В 1921 — член Карловацкого Всезаграничного церковного собора. Преподавал в Сараевской духовной семинарии.

76 Распутин (Новых) Григорий Ефимович (1872 — 1916). Родился в крестьянской семье в селе Покровском Тобольской губернии. При содействии Тобольского епископа Варнавы и ректора Петербургской духовной академии Феофана был принят в придворных кругах. Приобрел славу целителя и ‘старца’. Был приближен к царской семье. Убит в ночь с 16 на 17 декабря 1916 в доме князя Ф. Ф. Юсупова в результате заговора. В убийстве принимали участие великий князь Дмитрий Павлович, князь Ф. Ф. Юсупов, член Государственной думы В. М. Пуришкевич, считавшие, что деятельность Распутина дискредитирует царскую фамилию, и надеявшиеся с помощью его убийства укрепить положения правящей династии. (В ХРОНОСе см. ст. Распутин (Новых) Григорий Ефимович)

77 Григорьев Владимир Николаевич (1851 — ?) — генерал от кавалерии (1912). 7 марта 1909 назначен комендантом Ковенской крепости. 24 июля (6 августа) 1915 крепость была обложена германскими войсками под командованием генерала К. Литцмана. 26 июля (6 августа) началась артподготовка. Григорьев, бросив подчиненные ему войска, бежал. 4 (17) августа крепость была сдана. Потери составили 20 тыс. человек и 405 крепостных орудий. Двинский военно-окружной суд, рассмотрев 19-26 сентября 1915 дело Григорьева, признал того виновным в том, что он не подготовил крепость к обороне, а когда неприятель уже ворвался в нее, ‘самовольно’ покинул свой пост. Григорьева приговорили к 15 годам каторжных работ. 22 ноября 1915 приговор был утвержден главнокомандующим армиями фронта. (В ХРОНОСе см. ст. Григорьев Владимир Николаевич)

78 Гучков Александр Иванович (1862 — 1936). Родился в купеческой семье. В 1885 окончил историко-филологический факультет Московского университета. В 1891 — чиновник особых поручений при нижегородском генерал-губернаторе. С 1893 — член Московской городской управы. В 1899 — волонтер в армии буров в англо-бурской войне в Южной Африке, был ранен. В 1901 назначен директором, затем управляющим Московским учетным банком. В 1904 воевал в Македонии с турками. Во время русско-японской войны 1904 — 1905 был уполномоченным отряда Красного Креста. Один из основателей и лидер ‘Союза 17 октября’. Депутат III и IV Государственной думы. С марта 1910 по март 1911 ее председатель. В 1915 избран в Государственный совет. Во время первой мировой войны председатель Центрального военно-промышленного комитета, член Особого совещания по обороне. Участник ‘Прогрессивного блока’. Вместе с В. В. Шульгиным принял документ об отречении Николая II. После Февральской революции — начальник Петроградского военного гарнизона, затем военный и морской министр в первом составе Временного правительства. Выступал за войну ‘до победного конца’. После Октябрьской революции участвовал в организации борьбы против большевиков. С 1918 в эмиграции. Жил в Берлине, затем в Париже. (В ХРОНОСе см. ст. Гучков Александр Иванович)

79 ГАРФ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 24. Л. 110 — 113 об.

80 Нейдгардт Алексей Александрович (1832 — 1915) — прокурор Московской Синодальной конторы.

81 Степанов Филипп Петрович (1857 — ?) — прокурор Московской Синодальной конторы.

82 ГАРФ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 24. Л. 128 — 129 об.

83 Челноков Михаил Васильевич (1863 — 1935) Окончил Лазаревский институт восточных языков, с 1889 гласный Московской городской думы и губернского земского собрания. С 1890 председатель Московской уездной управы, в 1894 — 1906 член Московской губернской земской управы. Депутат II — IV Государственной думы. Секретарь II Думы. Член кадетской партии.

84 Рябушинский Павел Павлович (1871 — 1924). Из старообрядческой семьи. Окончил Московскую Практическую академию коммерческих наук (1890). С 1902 совладелец банкирского дома ‘Братья Рябушинские’ и председатель совета организованного на его основе Московского банка (с 1912). С 1906 старшина (с 1915 председатель) Московского биржевого комитета, член Совета съездов представителей промышленности и торговли. С 1905 член ЦК ‘Союза 17 октября’, в октябре 1906 перешел в Партию ‘мирного обновления’. В 1912 один из инициаторов создания партии прогрессистов, член ЦК и председатель ее Московского комитета. Издавал газеты ‘Утро’ (1907) и ‘Утро России’ (1907, 1908 — 1917). С июня 1915 председатель Московского Военно-Промышленного комитета. Был избран в Государственный Совет. В Февральскую революцию один из инициаторов создания московского Комитета общественных организаций. Поддержал идею военной диктатуры, после краха корниловского выступления отошел от политики. В 1919 эмигрировал. (В ХРОНОСе см. ст. Рябушинский Павел Павлович)

85 Астров Николай Иванович (1868 — 1934). Родился в семье врача. Окончил юридический факультет Московского университета (1892). С 1890-х работал в органах московского городского самоуправления. В 1903 избран гласным Городской думы. Член кадетской партии и ее московского городского комитета. В Городской думе в 1913 — 1916 председатель Комитета прогрессивной группы гласных. В годы первой мировой войны — член Главного Комитета Всероссийского союза городов. С 1916 член ЦК партии кадетов. После Февральской революции товарищ комиссара Временного правительства в Москве. В конце марта — конце июня — московский городской глава. После Октябрьской революции — в эмиграции. Оставил ‘Воспоминания’ (Париж, 1941, М., 2000).

86 ГАРФ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 25. Л. 4 об — 6.

87 Там же. Л. 37 — 38.

88 Там же. Л. 50 — 51.

89 Там же. Л. 51 об, 52 об. — 54 об.

Из дневника Л. А. Тихомирова

(1916 г.)

Предисловие к публикации*

В последние годы жизнь и судьба Льва Александровича Тихомирова (1852-1923) оказалась в центре внимания отечественных исследователей. Сочинения этого автора переиздаются и пользуются повышенным спросом, не залеживаясь на прилавках магазинов1. Вышло несколько монографий и десятки публикаций, посвященных его жизни и мировоззрению2.

Тихомиров стал одним из главных героев исторических романов Ю. В. Давыдова3 и О. Н. Михайлова4. Дважды была издана написанная в историко-литературном ключе книга А. И. Яковлева ‘Корона и крест’, в которой большое внимание уделено эволюции взглядов бывшего народовольца, ставшего монархистом5. Книга, несомненно, представляет большой интерес для всех исследователей творчества Тихомирова, но, к сожалению, при цитировании автором книги дневника Тихомирова был допущен ряд искажений. Например, Яковлев цитирует запись от 5 марта 1915 г.: ‘…Собрались говорить об определении мистического. Но не трогали даже составленной мною записки. О. Павел сразу свел вопрос к тому, что не важны определения… Он очень меня смущает. Конечно, он не старец, но могло в нем говорить и некоторое прозрение о личной моей потребности’6. В оригинале дневника читаем: ‘Собрались говорить об определении мистического. Но не трогали даже составленной мною записки. О. Павел сразу свел вопрос на то, что не важны определения… Он меня очень смущает. Конечно — он не ‘старец’. Но однако — могло в нем говорить и некоторое прозрение о личной моей потребности…’7. Подобные искажения, не меняющие, впрочем, смысла фраз, присутствуют при цитировании Яковлевым ряда других записей.

Споры о Тихомирове не смолкают и по сей день. Одни, подобно публикатору его трудов М. Б. Смолину, восторгаются: ‘Он гениален в своем упорном и последовательном протесте против сумасшествия антигосударственных сил XIX и ХХ века… о Тихомирове можно сказать, что он был политическим теологом, метафизиком монархической государственности’8. Другие исследователи, такие как С. М. Сергеев9 и С. В. Фомин10 считают, что идеализация Тихомирова может принести больше вреда, чем пользы11. О бывшем народовольце, ставшем монархистом, публикуют позитивные статьи в церковных изданиях и газетах КПРФ, ‘Нашем современнике’ и ‘Новом мире’, ‘Вопросах истории’ и монархических изданиях. Появились работы, в которых, утверждается определение ‘монархизма Л. А. Тихомирова как революционной монархо-фашистской идеологии…’12, или отмечается, что ‘Тихомиров в своих дневниках новый правый, он во многом, скорее, предтеча русских фашистов, чем зарубежников, мечтающих о восстановлении исторической России’13.

Разнообразие оценок не только делает дискуссию о жизни и взглядах Тихомирова злободневной, но и отдаляет нас от подлинного, мучающегося сомнениями и постоянно рефлексирующего, Льва Александровича с его непростой жизнью, и специфическим мировоззрением.

Пытаясь очистить портрет нашего героя от дальнейших временных ‘наслоений’ мы обращаемся к архивным документам. В данном случае — к дневниковым записям Тихомирова, которые хранятся в его личном фонде в Государственном архиве Российской Федерации (ф. 634).

Фрагменты из дневника за 1883-1895 гг. публиковались в 1927 году14, а в начале 30-х гг. в ‘Красном архиве’ была опубликована часть дневников, относящаяся к периоду первой русской революции15. Поскольку публикации осуществлялись с неотмеченными купюрами, относиться к ним сегодня нужно осторожно. Фрагменты дневника за 1901, 1905 и 1912-1917 гг. были опубликованы в 2002 году в сборнике, посвященном юбилею С. В. Фомина16.

Две публикации, включавшие ранее не публиковавшиеся фрагменты из дневников Тихомирова за 1899-1904 гг., были подготовлены Г. Николаевым и размещены в 2005 г. на сайте pravaya. Ru17

Некоторые, ранее неизвестные, материалы дневника были введены нами в научный оборот в статьях 2004-2005 гг.18, в том числе и в первом номере журнала ‘Философская культура’, где были помещены фрагменты дневника, относящиеся к 1915 году19.

Ниже публикуются фрагменты из дневника Л. А. Тихомирова за 1916 г.

При подготовке к публикации текст был приведен в соответствие с нормами современного русского языка, явные описки исправлены без оговорок. Расшифрованные или вставленные от составителя слоги, недостающие по смыслу слова, фамилии заключены в квадратные скобки […]. Сохранены сделанные Тихомировым подчеркивания отдельных слов и фраз.

Вряд ли когда-нибудь удастся опубликовать весь дневник Тихомирова, начиная с 1883 года, поскольку это требует значительных материальных затрат. В настоящее время нами (в рамках гранта РГНФ) готовится публикация полного текста дневника Л. А. Тихомирова за период 1915-1917 гг.20

Автор выражает искреннюю признательность и глубокую благодарность Григорию Борисовичу Кремневу, Владимиру Геннадиевичу Макарову, Елене Михайловне Мягковой и Любови Константиновне Репниковой за всестороннюю помощь, оказанную при подготовке данной публикации.

Все замечания, поправки и дополнения прошу присылать по электронной почте: Repnikov@mail.ru.

Примечания к предисловию

* Работа над расшифровкой текста Дневника, его комментированием и подготовкой к изданию велась в рамках гранта РГНФ 02-01-00365а.

От редакции: Текст публикации печатается с незначительными сокращениями.

ДНЕВНИК

1 января 1916 года.

Вчера у нас, вернувшись с новогоднего молебна, засиделись часов до 2-3, сегодня попросыпались поздно. Однако я все-таки был у обедни, в приходе. Надя21 отложила отъезд в Посад до завтра. […]

Подвел свои счета за прошлый год. Несмотря на безобразные цены и экстренные расходы, все-таки прожили благополучно, с остатком. Но меня больше всего порадовало, что годовой счет сошелся вполне правильно — по приходу и расходу. В отдельных месяцах это не всегда бывало, и меня больше всего беспокоит неправильность счетов. Всякий факт нужно знать с точностью22.

2 января.

Надя со своим Руськой23 отправилась на вокзал в Посад.

Продавцы [‘]Петроградского Телефона[‘] на улице кричат: ‘Импер[атор] Вильгельм24 при смерти’… Это — вечный враль, этот Телефон. Конечно, вздор. Ну а если бы этот человек умер, — конечно, это имело бы полезное значение.

Вильгельм-то жив, и на нашу погибель, конечно, долго будет жить. А вот Ловчен взят, и Черногории приходит конец! Не помогли несчастной стране, как не помогли Сербии. Да и нам это плохо. Теперь с развязанными руками начнут опять нас бить.

Государь дал очень энергичный новогодний приказ по армии. Конечно, так и нужно говорить. Но насколько он сам верит своему оптимизму — вопрос иной. Я думаю, он получше нас знает, что наше положение весьма ненадежное.

Вот чего он, вероятно, не знает — как громко стали говорить о его Августейшей супруге. Рассказывал Н. недавно как, ехавши по траму25 (в Петрограде), его знакомый слыхал слова одного из публики: ‘А уж нашу Матушку Царицу давно бы пора заключить в монастырь’. Рассказами о Гришке26 полна Россия. Так, еще недавно слыхал уверения, что Хвостов27 назначен в министры Гришкою. Нет сомнения, что все такие слухи раздуваются врагами Самодержавия, но это не изменяет результатов. Как прежде — очень давно, в начале Царствования — общий голос был, что Царица держится в стороне от государственных дел, так теперь все и всюду говорят, что она беспрерывно и всюду мешается и проводит будто бы именно то, чего хочет Григорий Распутин. Этот злой гений Царской Фамилии сам постоянно направо и налево рассказывает о своем влиянии. Это такая язва, такая погибель, что и выразить невозможно…

Сейчас, в одиннадцатом часу ночи, распространяются два слуха: 1) будто бы умер Вильгельм, этот слух биржевой, а следовательно, очень ненадежный, 2) будто бы перед Новым годом взят нами Львов, что будто бы оттуда привезли раненого в этом бою офицера, который и сообщает о взятии Львова.

Вероятно, в этих слухах сказывается просто народная потребность в каком-нибудь успехе. Что касается смерти Вильгельма, то, конечно, сочинить такое известие весьма натурально для спекуляций.28

[…]

4 янв[аря].

[…] Сидел дома, занимался переделкой XVIII главы, работа идет трудно, множество новых данных, которые узнал после ее написания. Приходится почти заново писать.

Глаза устают. Боишься работать долго, а работать по часу, по два — это не работа, а насмешка. Можно читать понемногу, а писать хорошо — мыслимо лишь не ставя работе никаких сроков. В [конце-]концов оказывается — приходится ничего не делать значительную часть дня, что, конечно, скучно. Идти некуда и незачем, в результате — скука овладевает. Вот до чего дожил — скучно. Прежде знал только усталость, а о скуке не приходилось заботиться. Теперь мне бы следовало иметь какое-либо занятие не письменное. Но где его взять? Теперь около войны заняты все такие места охоткой. Надобности нет, кроме, конечно, медицинской работы.

Вот праздники приходят к концу. Скоро можно будет начать занятия в Публичной библиотеке, но сначала надо побывать у доктора (Снегирева 29). Что то он скажет о глазах моих?

Немецкий Вильгельм уже завтракал у своего министра. Живехонек, значит. А у нас умирает один порядочный человек — А. И. Гучков 30. Сердце не выдерживает. Судя по газетным известиям, — близка вероятность смерти. Очень, очень жаль. Все порядочные люди умирают. Конечно, Александр Иванович Гучков пользуется симпатией высших сфер, а в Думу его не выбрали болваны московские избиратели. Широкого применения своих сил он не мог находить. Но когда есть человек, то все думаешь: в случае надобности может выдвинуться. Ну а как умрет, так уже ни при какой надобности не воскресишь. […]

Я сам в числе выброшенных жизнью, но я и не имею серьезных общественных способностей, так что мое бездействие прискорбно только для меня лично. А Гучков — один из немногих способных к этой деятельности. Так уж его очень жаль 31.

6 января.

Крещение. […]

Заходил Шечков32 прямо с Двинских позиций, куда возил подарки от Курской губернии. Он возвращается завтра в Курск делать отчет о поручении своем. Говорит, что на позициях все прекрасно. Дух бодрый, веселый, содержание превосходное, полки в полном составе (нет меньше 4500 чел. в полку). Все вооружено. Снаряды в изобилии, пулеметов столько, что больше некуда девать.

Вообще из Японии доставлено, говорят, 4500000 ружей. К сожалению, ружья японские, пули малого калибра, штыки ножом. Для того, чтобы в доставке патронов не выходило путаницы, целые армии вооружаются однообразно, одни — японскими ружьями, другие — нашими. Но я думаю, что при наших порядках (а иногда и по измене) путаница все-таки возможна, и тогда в целых армиях могут оказаться патроны, не подходящие к ружьям. По мне эта двойственность оружия — очень опасная у нас штука.

Качества японского ружья офицеры хвалят. Я этому тоже плохо верю. Во всяком случае, солдат приучают к новому ружью. Я думаю, что дрянной ножевой штык — не важный в Японии, где не любят штыкового боя, — у нас окажется огромным недостатком, ибо у нас сплошь и рядом только и выезжают на штыке.

Итак, на позициях все обстоит благополучно. Но в наступление наше там не верится, потому что теперь слишком сильны снега, а когда пойдет таяние, то разлив Двины помешает. Значит, только после марта можно наступать.

Вопрос лишь в том, что, может быть, ни снега, ни разливы не помешают наступлению немцев. Они до сих пор были менее чувствительны к погоде.

Ну, дальше. Говорят, что на южном фронте, против Ковеля немцы сосредоточили 1Ґ миллиона войска. Наступление в Галиции офицеры считают в военном отношении безуспешным. Думаю, что, м[ожет] б[ыть], начальством руководили политические причины — т. е. желание воздействовать на Румынию разбитием Австро-германской армии у ее границ. Серьезное значение имело бы лишь наступление на Ковель. Но будет ли оно? Аллах ведает.

[…] Вижу изо всего этого, что я верно оценивал (т. е. как довольно пустяковое дело) это столь рекламируемое наступление. Но думается мне, что и на Двине нечему особенно радоваться. Сидя в окопах против неподвижного неприятеля, — не мудрено быть ‘бодрыми’.

Относительно Рузского33 Шечков говорил, что его рекламируют больше за либерализм, и это заставляет быть в недоумении относительно его действительных военных способностей. Быть может, это и очень верное замечание. Но Шечков сказал также, что он тоже слыхал, что на месте Рузского теперь Плеве34, т. е. наш Павел Адамович. Каковы же его военные способности и заслуги? Рузский все же кое-что сделал. Еще рассказывал, что у немцев в стране считается только 1 миллион, годный для набора и больше ничего.

Это, кажется, и все его рассказы. Остальное — военно-бытовая мелочь. Несмотря на бодрое настроение самого Шечкова, не вижу ничего особенно отрадного в самих фактах. Ничего, конечно, печального, но и ничего, способного внушить надежды на будущее. Выходит, кажется, что все надежды могут быть только на истощение Германии, и никак не на свои военные силы и способности.

Но зато вот чем порадовал меня Шечков: подарил мне книгу Kappe ‘Etude sur les origines et la nature du Zohar’35, которую раньше дал мне на прочтение. Вот уж спасибо. При нынешней трудности (из-за войны) получить книги — это прямо спасибо. А я-то над ней сидел, сколько выписок наделал — целых три тетрадки. Выходит — зря трудился. Впрочем, не совсем зря, п[отому] ч[то] при чтении с выписками книга всегда хорошо изучается. А для меня самый Зогар довольно известен, но целая половина книги — 306 страниц из 592, о еврейском мистицизме — была почти terra incognita36. Так не мешало повнимательнее проштудировать37.

7 января.

Конец еще одной трагедии. Черногория сдалась на полный произвол победителей.

Что бы ни случилось впредь, но славянство потеряно для России, а, может быть, и вообще для себя. В 1905 г. мы потеряли Дальний Восток. В 1915-16 — потеряли Запад. Да, впрочем, не только славянский, а и свой собственный. Что нам в конце-концов останется? Несчастная, погибшая страна! А ведь если бы наш правительственный слой и выращенный им командный состав армии стоили бы хоть ломаный грош, то мы могли бы быть теперь в Берлине38. […]

8 янв[аря].

Сидел дома, только выходил к переплетчику Левкину отдать в переплет Зогар Kappe. Отдал со страхом: а вдруг пропадет? Уж очень трудно нынче с книгами.

Ужасная вещь эта Каббала! Пришлось во множестве мест переделывать мою рукопись, которую я уже считал готовою. И даже теперь — хотя вообще я уверен в точности моего изложения, — но есть места, где я недоумеваю: о точном отношении ‘Сефиротов’ к ‘мирам’ разного бытия. Конечно, сами каббалисты толкуют различно, так что бесспорного, пожалуй, и нет в этой области. Но — самое главное — это страшная скудость данных о практической Каббале.

Вчера Ваганов — который дружески с детства близок с Павлом Адамовичем Плеве — рассказывал, подробно описывая ряд операций, что Плеве очень хороший генерал. Кстати, он не немец, а литовец, и не протестант, а кальвинист. В Литве когда-то горячо распространял кальвинизм всемогущий князь Радзивилл. Этот Плеве — двоюродный брат Вячеславу Константиновичу Плеве39, который — того же литовского происхождения, и не ‘фон Плеве’, а просто ‘Плеве’. Но есть родственная фамилия фон Плеве в Пруссии, конечно, тоже из литовцев. И вот когда В. К. Плеве сделался министром, его отец желал сделать свой род более ‘аристократичным’ и выхлопотал себе прибавку ‘фона’. О, Россия! Чтобы быть ‘аристократом’, нужно записаться в немцы! […]

Доселе никто не знает, назначен ли Пав[ел] Ад[амович] Плеве главнокомандующим Северной армией. Но достоверно, что он исправлял должность за Рузского.

Рассказывали вчера также о письме Родзянко40 к Горемыкину41. Он говорит об увеличивающемся расстройстве путей сообщения, указывает, что столицы сидят без необходимых продуктов, и — что всего ужаснее (его выражение) — заводы по выделке снарядов и оружия не работают по недостатку материала и топлива, которых не подвозят. Указывая на необходимость для правительства встать со всей энергией для борьбы с этой страшной опасностью, Родзянко просит Горемыкина уйти и дать место человеку более молодому и энергичному. Это письмо запрещено печатать, что даже, пожалуй, разумно. Но если верен факт бездействия заводов по обороне страны, то что же будет? Повторений прошлогодней истории — отдача немцам еще половины России?

Голова идет кругом, когда думаешь о никуда не годности нашего правительства. Конечно, Горемыкин не на месте. Но вот, вероятно, свыше боятся, что нет другого столь же ‘благонамеренного’. Однако есть же Кривошеин42, да, пожалуй, и Коковцов43…

11 января.

Заходил П. Б. Мансуров44, прочел свою заметку о покойном А. А. Нейдгардте45 к 40 дню кончины. Интересная заметка и притом чуть ли ни единственная в печати.

Может быть, следовало бы мне написать. Но я сам не могу дать себе отчета в том, почему я не сделал этого? Отчасти — негде. Конечно, в Моск[овских] Вед[омостях] 46, вероятно, поместили бы, но не хочется заваривать с ними связи. А больше и нет у меня ‘органов’. Значит — к чему писать, для кого и для чего это нужно? И, наконец, под псевдонимом не хочу писать, а под своим именем — тоже не хочу. Это значит — не о Нейдгардте говорить, а о самом себе, наполовину, на треть. Ну, это уже совсем противно. А Нейдгардт теперь перед Богом, и ему все равно, будут о нем говорить, или не будут.47

13 янв[аря].

Сегодня Мансуров служил панихиду по случаю 40 дней кончины Алекс[ея] Ал[ексан]дровича Нейдгардта, и я… забыл это и не пошел… Нехорошо. […]

Сегодня — худо ли, хорошо — кончил исправление всего моего отдела о Каббале (три главы). И теперь стал перед безбрежностью V отдела. Мысль не работает, теряясь в сложности задачи…

Нет, пожалуй, не от Бога мне эта работа! Запутался совсем, не свожу концов с концами. Для такой темы нужно иметь веру горячую, бестрепетную… Не по мне, не по моим силам.48 […]

19 января.

День моего рождения. Мне исполнилось 64 года. Никогда я не думал, чтобы Господь мне дал прожить так долго, а между этим — все еще не хочется умирать. Благодарение Богу за все. Не пошли, господи, конца прежде покаяния.

Был сегодня у врача, у Снегирева Константина Владимировича. Он остался доволен моими глазами, сказал, что нет ничего угрожающего, и прописал продолжение лечения (эрготином) на целые 50 дней, с десятью днями перерыва. Слава Богу за снятие с меня угрозы такой тяжелой.

Вечером у Д. А. Хомякова49 было заседание Совета Братства 4-х Святителей50. Я пришел послушать как они будут решать вопрос об отношении Братства к докладу Папкова и Никанорова51. Решили очень умно: попросить у них самый реферат, составить в Общество свой доклад и на чтение этого доклада пригласить гг. Папкова и Никанорова, если угодно, для защиты своих идей.

Совет Братства был в составе Д. А. Хомякова, Корнилова 52, И. А. Лебедева 53, Мансурова, Дружинина и еще неизвестного мне…

Из прошлых членов были, кроме меня, Новоселов 54 и Дурылин 55. Последний — для предложения Совету своего нового доклада в Общество56.

20 января.

В газетах известие: Горемыкин уволен от Председательства, на место его — Борис Владим[ирович] Штюрмер57. Помоложе Ивана Логгиновича, однако, все же 67 лет. Возраст почтенный. Помню, когда-то считался очень правым, и в консервативных кругах — в очень старое время — считался годным в мин[истры] внутр[енних] дел, по предполагаемой твердости своего характера. Однако все же не показал себя на деле, кажется, нигде, кроме должности губернатора (в Твери, помнится).

В общем, думаю, — вопросительный знак. Но вызывается в Царское Село Коковцов. Этот же куда?58 […]

22 Янв[аря].

Приехал Измаил Рождественский 59 из Новгорода, привез письма Тихона60 и подарки разные. У него, слава Богу, все благополучно. Сегодня же Измаил уехал в Академию.

Наде ужасно хочется, чтобы я приехал в Посад. И как не хотеть: страшно скучно одной! И у меня здесь руки опускаются на всякое дело, когда думаю о ней. Какие мои дела! Кому они нужны? Чушь, конечно. А тут все-таки человеческое существо. Но вот не вырвешься. Во-первых, почти немыслимо не прослушать доклада Папкова и Никанорова, а они все откладывают. Во-вторых, хочу переделать заключение, и для этого нужно дождаться приезда Кузнецова61 из Петрограда. Так и сижу, и тоска меня одолевает. Вот, ввязываюсь в обсуждение реформ прихода, важнейшего вопроса62. А не умеешь устроиться так, чтобы даже нескольким душам своего семейства помочь жить…

А с этим приходом ничего, кроме чепухи, не может выйти. Какие реформы при нынешнем положении России? Говорю не о войне, а о внутреннем состоянии умов и качестве деятелей. Да ведь и война — страшный вопрос. Уверен ли я, например, что ближайшим летом немцы не захватят Москвы? По правде сказать, — нисколько не уверен. А уж об окончании войны — сколько-нибудь приличном — даже и думать не могу. Мысль отказывается работать на эту тему. Непроницаемо густой туман скрывает будущее. Конечно, Господу все возможно. Но каковы суды Его? Как это проникнуть?63

23 Января. Суббота.

[…] Доклад Папкова с Никаноровым оттягивается, так как авторы не могли достать билетов жел[езной] дороги. Предполагают быть от 26 до 28 янв[аря]. Но я не верю этому.

Дело в том, что явились слухи о назначении Папкова обер-прокурором в Синод. Волжин64 будто бы совершенно ‘подорван’… Там в Петрограде какие-то ‘чудеса в решете’. Митрополит Питирим65 играет величайшую, неслыханную в его сане, политическую роль. Объезжал членов партий, советуясь, кого лучше назначить вместо Горемыкина, и когда Родзянко назвал Манухина66, Питирим сказал, что этот не пройдет. Синод, который был подобран применительно к Питириму, оказывается недостаточно единомыслен, и, говорят, будет опять перетасован. Называют ряд пред-стоящих перемен: будто бы Хвостов Внутр. Дел тоже отдал и уходит67. Уходит будто бы Харитонов68. На этом общем фоне перетасовок всюду мелькает Питирим. Он ездит к министрам, министры навещают его. Не то — граф Сен-Жермен69, не то — маркиз Карабас70. Эта необычайно оживленная деятельность Петроградского митрополита общеизвестными слухами объясняется его интимными отношениями к Григорию Распутину.

Все это прекрасно, или прескверно, но если Волжин не годится, то почему же стал годен Папков? Это любопытно. В отношении же Московского реферата — мыслимо ли, чтобы обер-прокурор Св[ятейшего] Синода сам читал реферат? Это может быть в духе нынешнего политического водевиля, но все-таки сомнительно. Чересчур смешно, чтобы обер-прокурор, имеющий возможность проводить свои просьбы через Св. Синод, Госуд[арственную] думу, Госуд. совет и личным докладом у Государя Императора, прибегнул к ‘салону’ Кологривова71… Если это непомерная честь для ‘салона’, то крайнее унижение для государственных учреждений. Вообще — невозможно даже для современной России.

Думаю, что если Папков хоть близок к обер-прокурорству, то не приедет совсем. А посему и мне откладывать поездку в Сергиев Посад нет резона.72 […]

26 января.

Моя работа совершенно ‘заколодила’. Сердце пусто, празден ум. Впрочем, сердце не пусто, а наполнено каким-то давящим чувством. Россия меня убивает. Ну каждый день — какая-нибудь чепуха в государственной и общественной жизни. Разнузданная алчность аппетитов становится все наглее и своим видом развращает всех. Уже, кажется, лучше бы газеты молчали, а то все привыкают к мысли мошенничать и грабить. Из разоблачений не получается ничего, кроме доказательства безнаказанности спекуляций.

Расправа судебная — медленная, вялая — не имеет никакого оздоровляющего действия. Распоряжения администрации постоянно неудачны, нередко просто глупы. Да и какими им быть, когда правящий персонал тасуется чуть не ежемесячно. Не понимаю, как можно это не сознавать.

И этакое внутреннее разрыхление, распадание, деморализация — во время страшной, опаснейшей войны. Я очень опасаюсь, что немцы весной опять нас будут также бить, как в прошлом году. И что выход? Его нет. Нужно правительство. И нет никакой надежды, что оно будет когда-нибудь составлено. Разве после войны… Но тогда уже поздно.

9 февраля собирается Дума. Но что она может сделать? Ее необходимо собрать, потому что власть совершенно дискредитирована. Но Дума не может изменить состава власти, да и не сделала бы, и непременно войдет в принципиальную политику. Господь нас отдал на расхищение всем злым силам, и только силам добра нет доступа к власти.

Вот Штюрмер…, может быть, он и недурен, но долго ли и он усидит? О нем близко знающий А. А. Тихомирова73 говорит, что он очень православный человек и вполне понимает значение твердых социальных устоев. И, однако, он — знаком с Распутиным и угощал его у себя завтраками, значит — отношения интимные. Без этого Распутина никакое дело не обходится. Питирим — его ставленник и протеже — пустился в высшую государственную политику. Того гляди — Варнаву74 привлекут в Синод… Чего тут ждать? Гнетущие впечатления и настроение такое, как сказано в Писании: ‘Будут издыхать в ожидании грядущих бедствий’75. Какая тут работа пойдет на ум?

А тут еще и личное положение не без неприятностей, все кругом делается не так, как бы хотелось. Расходы такие, что жить невозможно, и трудно их сократить, не уехав совсем в Посад, и нельзя уехать, когда Николай76 все учится, да и Вера77 стала учиться. Не хватает ума, как со всем этим сладить, и нет никаких благоприятных обстоятельств. Обыкновенно у всех людей бывает, да и у меня всегда бывало, что вместе с неблагоприятными условиями попадают и какие-нибудь благоприятные. Теперь уже давно — ни одной счастливой случайности. Это приводит к унынию. Все окрашивается цветом мрачности и безнадежности. Очень неприятно и тяжело. В себе совсем разочаровался, кажусь себе какой-то бездарностью и, должно быть, грешником, и это еще больше ослабляет силы. Я, пожалуй, и не печалюсь этим, что я бездарность. Мне этих дарований теперь уже не нужно. Но мне бы хотелось милости Божией, хотелось бы чувствовать, что Господь не гневается слишком, и вот этого чувства нет. А через это пропадает чувство безопасности жизни. Очень, очень неприятное состояние души.78 […]

1 февраля.

Рассказы, как об армии, так и о деятельности Земского союза, — сплошь одна грусть. Внутренняя не солидарность частей иногда превосходит все допустимое. Образчик. В кавалерийском корпусе возникает холера такой силы, что за пять дней умерло три тысячи человек, в том числе и генерал. Киселев79, приехавший для осмотра своего личного отряда, застал начальство корпуса растерявшимся, п[отому] ч[то] у него не было средств бороться с эпидемией. Выделив кое-какой персонал из своего отряда, Киселев обратился в соседний пехотный корпус, у которого был избыток врачей. Но главный врач сказал: ‘Кавалеристам? Ничего не дам!’. Военное начальство проявило такую же антипатию к ‘кавалерии’, и Киселев ничего не добился.

Рассказывал он также о дряннейшем поведении последних призывов. Сдавались бессовестно. Дисциплины никакой. Последние призывы прапорщиков запаса тоже крайне плохи. О сдачах рассказывал ему один полковой командир, что у него прямо из окопов поднялись две роты и в полном составе ушли к неприятелю. ‘Почему же их не расстреляли вдогонку’, — спрашиваю я. ‘В другом случае роту и расстреляли сзади из пулеметов’… Нижние чины распропагандированы революцией, но, конечно, мудреных программ не понимают, а думают о бунте и грабеже. Между прочим, Царский престиж страшно подорван широчайше распространенными рассказами и легендами о Распутине.

Киселев считает страшной ошибкой удаление Вел. Кн. Николая Николаевича80. Это был единственный вождь, которого любили и которому верили даже после всех неудач. В армии была значительная часть, которая ожидала, что Великий Князь откажется уйти, проявив более заботливости о России, нежели о Царской фамилии. И все таковые не одобряют Великого Князя за то, что он подчинился Воле Государя. Вот каковы настроения! В армии ходят рассказы, что под Великого Князя подкапывались Распутин и Сухомлинов 81: Распутин за то, что Великий Князь его выдворил из армии, а Сухомлинов [зачеркнуто ‘за то, что’ — А. Р.] потому, чтобы не быть уничтоженным за свои гнусности. Рассказывают, что, уезжая куда-то, Сухомлинов (тогда еще министр) просил Государя позволить проститься с Наследником Цесаревичем и разыграл такую сцену: став на колени перед Цесаревичем, в сердцах (?) воскликнул: ‘И этого невинного отрока он (Великий Князь) хочет погубить!’ Дело, конечно, не в том, сколько правды во всех этих толках, а в том, что они существуют широко, и постоянно связывают Личность Государя с самыми ненавидимыми людьми.

Относительно будущих военных столкновений передавал очень пессимистические мысли разных генералов и полковников. Дело в том, что у нас ничего не подготовляется, особенно плохо оборудован тыл армий. Дорог не устраивают, укрепления — кое-как, тогда как у немцев везде уже понаделано множество подвозных путей. Мы, вероятно, опять останемся без снарядов, не потому чтобы их не было, а потому, что их нельзя подвозить. Он убежден, что если мы и не будем погнаны по прошлого-днему, то ни в каком случае не отберем взятых неприятелем своих крепостей.

Вот каковы его впечатления. О генералах он очень невысокого мнения. Лучше всех считает Эверта82, но он непопулярен за свою требовательность и поддержание дисциплины.

Может быть, конечно, здесь на много % действует пессимизм человека очень идеалистичного, а потому всегда разочарованного всякой действительностью. Однако много % приходится предположить верным.

Отношение к будущему в армии, говорит он, легкомысленное. Настроение бодрое, но по легкомыслию, к борьбе не готовятся серьезно так, как готовятся немцы.

О Земском Союзе рассказывает также нехорошие вещи. Хищения невероятные, от больших до малых людей. Вся эта масса интеллигентов нахватывает денег, где только попадутся. Один, ехавший для раздачи подарков, выговорил себе 25 рублей суточных, так что даже князь Львов83 не выдержал и протестовал. Двухколёски в Москве заказывались по 400 и 500 рублей, тогда как Киселев, освоившись с делом, нашел возможности получать их по 210 рублей.

Все деятели кутят и шикарят, останавливаются в лучших гостиницах, расхаживают и расшвыривают деньги возмутительным образом. Именно борьба против этого и поссорила, наконец, Киселева с Земским Союзом.

Сам кн. Львов, по его убеждению, личность чистая и даже светлая, но не имеет энергии бороться со злом и, из-за необходимости популярности, все терпит и допускает. Во всем ходе дела у него величайший беспорядок. А. И. Гучков — без всякого сравнения выше и даже вообще очень крупен, но, требуя порядка, лишается популярности.

Я конечно, лишь в беглых и приблизительных чертах записываю долгое повествование Киселева.

Теперь он уже разошел[ся] с Земским Союзом и доканчивает только ликвидационные [дела?] Северо-западного отдела. Отчетные документы, говорит, нередко совершенно скандальные, но ‘придется принять’, чтобы не позорить Земский Союз.

Вот каковы рассказы (?) человека, работавшего на фронте и в тылу целый год, а я знаю Киселева за человека весьма честного и правдивого, хотя, конечно, всегда подходящего к жизни с идеальными требованиями, которых никакая жизнь никогда не вмещает. Поэтому его осуждения всегда несколько преувеличены.

Впрочем, о безобразном расхищении денег в Земском Союзе я слыхал со всех сторон. Да и в отношении прочего — отзывы по большей части в таком же роде. Я не ожидал только такого широкого распространения распутинской легенды. Это человек — истинно рок для Государя. Конечно, революционеры пользуются возможностью расшатать Царскую власть и, без сомнения, сочиняют, может быть, на 99 %, но ведь результат не легче от того, что слухи на сколько бы то ни было % ложны, раз им верят.

Конечный вывод Киселева — что только появление огромной власти может нас спасти. Но где эта власть? Уж, конечно, не Штюрмер. Не видать ее ни в земстве, ни в Думе.84 […]

27 февраля. […]

Сегодня опять звонил Бурцев85. Пристал, как банный лист! Какое-то шпионское нахальство. На сей раз разговор по телефону был краток:

Я: ‘Кто у телефона?’

Он: ‘Бурцев’.

Я: ‘Я не могу с Вами видеться’.

Он: ‘Жаль. Я уезжаю’.

Я: ‘Желаю Вам всяких благ…’

Он: ‘Я хотел сказать, чтобы Вы писали свои воспоминания’…

Я ничего не ответил и повесил трубку.

Удивительно недогадливое существо.

***

Мне даже надоело размышлять и беседовать с самим собой об одном и том же безысходном вопросе — о войне и о судьбах России. Но что делать? Как избавиться от этого кошмара, давящего тебя днем и ночью? Нет сил примириться с гибелью родины, а между тем перед всеми умами стоят самые грозные предвидения.

Во-первых — исход войны.

Теперь, кажется, уже нет ни единого человека, верующего в возможность победы. Наше положение на войне решительно всем кажется безнадежным. Совершенно ясно бессилие армии. Отсутствие военных дарований видно ясно. Невозможно не видеть бесталанности генералов, скверного качества офицеров и, наконец, даже солдат. Хотя солдаты при хороших офицерах могли бы быть хороши, но при таких начальниках — плохи. Масса сдающихся в плен поражает всех. Итак, даже полная военная катастрофа не удивила бы, а успех возможен только при какой-нибудь не от нас зависящей и непредвиденной случайности.

Еще хуже дело внутри. Неуменье устроиться грозит голодом и истощением сил не Германии, а нам. Наглая спекуляция, общее мошенничество, какие-то непонятные скупки всего — от хлеба до железа, — проводимые евреями, наполняют тревогой. Черви и бактерии разъедают все тело России.

Но что будет, когда кончится война, со средним благополучием, без разгрома России?

Тогда, по общему ожиданию, произойдет внутренний разгром в форме некоторой пугачевщины. Настроение солдат в этом отношении тревожное. Они после войны будут ‘бить господ’, как они выражаются, забирать землю и имущество. Крайне распространено мнение (вероятно, распространенное немецкими пособниками и нашими революционерами), будто бы Россия объявила войну, а не Германия, и что война нужна собственно ‘господам’, которые теперь и наживаются… Вот, после войны, с ними-то и будет расправа. А усмирять пугачевщину нечем, солдаты — это сами же ‘мужики’, своих стрелять не станут. Это — разговоры солдат в больницах.

Весь наш верхний класс, дворянский и промышленный, — ловкий на всякое хищничество — лишен идеи, самосознания, идеалов. Энергии нигде нет. Бороться энергично не может ни с кем. При опасности каждый будет спасаться сам, не заботясь о гибели других, а потому все составляют легкую добычу каждого свирепого и энергичного врага.

Авторитета не существует. Духовный провален и опозорен, и все больше падает в глазах народа.

Авторитет Царский, конечно, все-таки еще крепче, но подорван и он. Особенно помрачен он Гришкой.

Говорят, Государя непосредственно предостерегали, что Распутин губит Династию. Он отвечает: ‘Ах, это такие глупости, его значение страшно преувеличивают’. Совершенно непонятная точка зрения. Ведь от того и гибель, что преувеличивают. Ведь дело не в том, каково влияние Гришки у Государя, а в том, каким его весь народ считает. Авторитет Царя и Династии подрывается именно этим.

Кстати сказать. Этот Гришка, столь себя рекламирующий как необычайная влиятельная сила, говорят, сам находится на службе у достойной компании — кн. Андроникова 86, еврея Мануса87 и еврея Рубинштейна88. Эта компания дает директивы Гришке, дает ему задания, и он ей докладывает о своих действиях. Само собою разумеется, что эта деятельность имеет цели прежде всего грабительские, спекулятивные, но — за сим — вполне возможным считают, что через них может действовать и Вильгельм. Мануса и Рубинштейна называют первейшими мошенниками, а Андроникова — грязнейшей личностью. Утверждают еще, будто бы секретарем этой компании является Волынский89, писатель (настоящая фамилия — Флексер), еврей, конечно, проповедовавший философию Канта…90 […]..

8 марта.

Сегодня, наконец, слава Богу, заключил квартальный контракт на следующий год, т. е. от 1 июня сего года по 1 июня 1917 года. Заключили мы ‘на прежних условиях’. Но в действительности я должен уплатить вместо 1860 р. — 2000 р. […]

… Слава Богу, что обеспечен квартирой на 18 месяцев.

Сегодня стараюсь начать говеть. Но в приходе не было службы, а всенощная, говорят, будет.

Читаю, в ожидании, епископа Феофана91. Страшно подумать, какие от нас требования для жизни с Богом. Немыслимо для такого человека, как я, их исполнить. Не хватает ни одной способности для этого — ни разума, ни сердца, ни воли. […]

1 апреля.

Сегодня подвел счета за март. Несмотря на всевозможную экономию, лишение себя всего не безусловно необходимого, — все-таки 818 рублей. Прямо хоть караул кричи. Да какой там ‘Караул’! Не пройдет никакой караул, п[отому] ч[то] теперь мы в руках рыцарей ‘военной прибыли’, считая в том числе массу деятелей, кричащих ‘все для войны’ и наживающих на ‘служении родине’ громадные жалования, суточные и…, м[ожет] б[ыть], что-либо прямо воровское.

Да, пора бы войне кончиться. Боюсь, что Россия в конец измошенничается за это время ‘священной войны’, как выражаются еврейчики печати.

Вечер.

Сегодня (т. е. 1 апреля) был у Мих[аила] Петр[овича] Степанова92. Дело очень интересное: Павел Борисович Мансуров подал Великой Княгине записку об устроении отношений между Константинопольским патриархом и Русской Церковью по присоединении Константинополя к России. Великой Княгине записка очень понравилась, но из осторожности она ее дала на рассмотрение генералу Степанову. Тот переслал ее кн. Ширинскому93. Ширинский, оставшись не удовлетворенным запиской (и совершенно основательно), дал вопрос на рассмотрение проф. Дмитриевскому, который и написал свою записку, раз в 8-10 более обширную. Но князь Ширинский и ею остался недоволен (тоже основательно) и прислал обе записки генералу Степанову с критическими замечаниями, посоветовав ему спросить моего мнения. Вот мы и беседовали. Я имел две идеи об этих отношениях Патриарха и России, из которых одну сам считаю неосуществимой практически, другая же, по мне, осуществима и тоже правильна. Она-то и понравилась Степанову.

Пробеседовали с ним и решили совместно развить эту схему. Я теперь составляю записку, потом вместе ее еще раз обсудим и затем я составлю окончательную редакцию.

Великая Княгиня представит ту записку, которая ей понравится, Государю. Мы хотим достигнуть того, чтобы была представлена наша, которая, во всяком случае, без сравнения лучше этих двух, а быть может, и превосходна. По крайней мере идея мне кажется вполне правильной теоретически и вполне практичной, а вместе с тем чрезвычайно ясной и простой. Она, безусловно, оригинальна.

Теперь поздно, нужно спать, и не хочется записывать сути дела.

Между прочим, Степанов передает, что наши власти вполне уверены в победе над Германией. Дай Бог. А на Софийский храм Государь даже уже заказал Крест94. Конечно, сделать Крест легче, чем забрать Константинополь, но все это показывает степень уверенности Государя, который знает положение наше и немецкое, во всяком случае, получше нас, простой публики. Ну, дай Бог!95 […]

3 апреля.

Эти дни вожусь с запиской ‘Константинопольская церковь в Русском государстве’. Перечитав записку Дмитриевского, вижу, что особой оригинальности в идее моей и генерала Степанова нет. Дмитриевский говорит то же самое, т. е., что Константинопольская Патриархия должна остаться отдельной и независимой от Русской церкви. Но у него это выражено ужасным языком, не явственно, не понятно сразу… Ну, это отсутствие оригинальности в основной идее, конечно, не важно. Даже приятно, что значит — эта идея у нас не одинока и, следовательно, имеет больше шансов быть принятой. Но составить Записку все-таки трудно. Напрашивается масса частностей, и в то же время очевидно, что нужно избегать их, чтобы не утопить в них основных черт устройства. Сверх этой редакционной трудности мне приходится пересмотреть кучу книг, и не для того, чтобы из них что-нибудь взять, а для избежания фактических ошибок. Уже не знаю, когда я выйду на торную дорогу в составлении Записки.96

[…]

7 апреля.

Посещаю богослужения довольно аккуратно, но, к сожалению, чувствую себя простуженным. Готовлю чтение Новоселову на четверг Пасхи.

А записку о Константинополе предложено читать, вероятно, во вторник у меня, в присутствии меня, генерала Степанова и князя Шихматова97. Моя редакция записки понравилась Степанову, но князь, вероятно, будет более строг98. […]

9 апр[еля]. Великая Суббота.

Вот с какими предупреждениями встречаем Пасху: {Вклеена вырезка из газеты.}

ОБЪЯВЛЕНИЕ

Московского Градоначальника

В последнее время в городе все больше распространяются слухи о каких-то готовящихся избиениях или погромах то поляков, то евреев, то просто людей состоятельных и разносе магазинов.

Полная необоснованность подобных слухов наводит на мысль, что распространяются они людьми злонамеренными, с целью сеять тревогу, раздражать возбужденное настроение масс и обострить восприимчивость к действительным противозаконным выступлениям. Свидетельствуя, что меры к сохранению порядка и к мгновенному прекращению всяких попыток к его нарушению мною приняты, напоминаю, что распространение ложных слухов, возбуждающих тревогу в населении, обязательным постановлением командующего войсками Московского военного округа карается заключением в тюрьме на срок до 3 месяцев или денежным штрафом до 3000 рублей и что впредь взыскания эти будут мною наложены в высшей мере.

Московский Градоначальник,

Свиты Его Величества генерал-майор В. ШЕБЕКО.

1 Апреля 8 дня 1916 года.

Москва.

Доведет ли Бог пережить без смуты и кровопролития? Настроение, в массе народа премерзкое. Недели две назад кухарка слышала в лавке (нашей же), что будут бить ‘правых’, так как именно от них идет дороговизна! Этой несчастной темной массе можно внушить самую нелепую чепуху. И что такое ‘правые’? Что эти злополучные идиоты представляют себе под этим словом, как будут разбирать этих ‘правых’? Да, тяжка стала жизнь в России. Какая-то сатанинская тьма заполонила и умы, и совести.

И — с другой стороны — церкви набиты битком. Говеющих всюду массы. Мечутся несчастные русские люди, ищут помощи. Когда же сжалится, наконец, Господь, когда даст нам человека, который бы внушил доверие в измученные души?99 […]

11 апреля.

У меня был Владим[ир] Никол[аевич] Львов100.

Сейчас в 3 часа Надя с Верой уехали в Посад. Там Наде придется решать дело о бешеной Буйке. […] .. Но у меня, как нарочно, завтра свидание со Степановым и Ширинским. Злость берет! Не могу дочери помочь, из-за чего? Из-за никому не нужных переговоров о деле, столь же никому не нужном, п[отому] ч[то] Константинополя нам не видать, как своих ушей. Так и рвусь поехать в Посад.

О, Господи, помоги ради Христа Спасителя.

***

Львов говорил о своих спорах в Думской Комиссии о Церкви (по поводу приходского законопроекта). Впервые узнал, что против него очень яростно выступал Шечков. Не могу понять причин этого. По существу Львов совершенно прав. Он требует церковной автономии, доказывая, что ныне церковь управляется даже не через св[ятейший] Синод, а через обер-прокурора, т. е. даже противно 65 ст[атье] Осн[овных] Законов. Но, вероятно, есть какие-нибудь частности в постановках вопросов, которые вызывают протест Шечкова. О других ‘правых’ не говорю. Они, в сущности, думают не о церкви, а о порядке, т. е. незыблемости всякого существующего ведомства.

Во всем прочем Львов рисует положение так же, как и Олсуфьев101, и смотрит так же пессимистически. Впрочем, мне тоже не нужно слушать ‘осведомленных людей’, п[отому] ч[то] и без них я вижу положение вполне таким, как рисуют они. К несчастью, впечатления и глазомер не обманули меня. Война кончится если не позорно, то бесславно, и с потерями территорий, м[ожет] б[ыть], с получением ни на что не нужной Армении и кусочка вредной антирусской Галиции, проливов не получим. Сербию отдадим Австрии. Германия получит новые территории России и Австрии. Польшу восстановим самостоятельной державой не мы. В общей сложности обнаружим наше бессилие даже себя отстоять, а значит — начнется внутренняя российская резня. Это положение — не худшее, а лучшее. Но может выйти и хуже.

***

На верху — прежнее положение. Всесильный Распутин. Безусловное подчинение Царя его Супруге. Влиятельнейшие лица — триумвират: Распутин, Штюрмер и Питирим. Штюрмер, говорят, ловкий человек, и, вероятно, сумеет балансировать с Думой. Думе продлятся полномочия. Это единственно умная черта положения, тогда как все же это Дума с некоторым опытом и спевшаяся, а на предстоящую, вероятно, революционную пугачевщину все же лучше иметь такую Думу, чем новую не опытную и не сложившуюся внутренне102. […]

12 апреля.

Сегодня у меня собрались — ген. Степанов, Ширинский и Дмитриевский — обсуждать вопрос Константинопольской Патриархии. Кажется, мало изменяется моя записка. Толковали 2 1/2 часа. Но дело в том, что это простое времяпровождение, ибо никакого Константинополя у нас не будет. Это — полное убеждение и князя.

***

Из Посада телефон, что Буйка издохла, и фельдшер Степан в сумерки выволок ее труп в ветеринарный пункт, где его завтра будут исследовать. После этого решался вопрос Томки. Бедное животное. Надя пишет, что она, видимо, скучает по Буйке103.

***

[…] У меня было предчувствие: если мы будем биты в Японскую войну, то значит — начнется конец России! Это предчувствие, по-видимому, должно оправдаться.

Мог ли кто-нибудь, самый отчаянный пессимист, вообразить этот ужас при Императоре Александре Третьем104? Это кошмар, но это действительность. А почему? Потому что Александр III объединил элементы жизни России и этим повысил жизненность нации. Но после него на верху стали объединять элементы разложения, и в 20 лет жизненные элементы заглохли и иссякли. Что они действительно иссякли — это ясно каждому. Почему произошла эта перемена? Потому что тогда старались в стране дать силу и влияние умнейшим, сильнейшим, а после Александра силу и влияние стали получать элементы толпы — конечно, ‘интеллигентной’, но от этого еще более зловредной в смысле разложения страны.

И вдобавок — что самое ужасное — во всем этом ясно видна Рука Промысла, допускавшая все ничтожное, устранявшая все умное и сильное. Что поделаешь, если над нами тяготеет такое осуждение, уж именно Высочайшее?105

[…]

14 апреля. Четверг.

Вечером читал у Новоселова сообщение о ‘Самобытности христианского учения’. Я отрицал генетическую связь христианского учения о Слове с Логосом греков и логосом Филона 106. Филона критиковал как ум неглубокий и влияния вовсе не оказавший. Мне очень горячо возражали Рачинский107 и Кожевников108, защищая заслуги греческой философии и пытаясь (хотя это слабовато) отстоять Филона, и не решаясь в тоже время сказать или думать, что откровение св. Иоанна109 навеяно (хоть косвенно) ими. В сущности, они только не решались сказать, что вдохновение Греко-еврейское дошло самостоятельно до того же самого, что сказал св. Иоанн Богослов. Если бы они это сказали, то явился бы вопрос: для чего же нужно открывать Бога, если люди и без него способны были дойти до того же, что оно открыло?

Прослушав их долгие речи, я нахожу, что только недостаток религиозной смелости удерживает их от мысли, что в сущности Откровение Христианское ничем не отличается от интуиций нехристианских. Моя точка зрения, по мне, вполне правильна. Их — слаба и противоречива. Но думаю, что большинство аудитории — на их стороне и их лучше понимает и одобряет.

16 апреля.

[…] Конечно, война чувствуется: множество (несколько сот) лазаретов, множество раненых на улицах, всюду мелькают военные, ходят патрули. Но в настроении обывателей — прямо ничего. И не только война идет, а вообще ни у кого нет уже мысли или надежды ‘разгромить’ неприятеля. Сверх того — отчаянная дороговизна, а то время от времени отсутствие необходимых продуктов. Воровство и грабежи. Слухи о погромах, и даже вероятность погромов. Словом, кажется все скверно, и ничего хорошего ни теперь, ни в будущем. Но публика весела, беззаботна, ни о чем не думает. Легкомыслие удивительное. Невольно вспоминаешь гамму изречений, рисующих эту национальную беззаботность, все эти ‘авось’, ‘небось’, ‘как—нибудь’, ‘кривая вывезет’, ‘где наша ни пропадала’ и — к переходу в более возвышенное настроение — ‘Бог не выдаст, свинья не съест’, ‘Бог милостив’, или фаталистически беззаботное ‘ничего не поделаешь’. Ведь это целый лексикон, таких выражений можно подобрать еще сколько угодно. Так и теперь. Набежит гроза, немцы, грабеж, голод — испугаются, заорут. Но если сейчас, сию минуту никто не режет — гуляют, хохочут, и ни о чем не думают.110 […]

18 апреля.

[…] Читал с горя разные материалы, относящиеся к Логосу, и вообще — к вопросу: что античная философия вкупе с Филоном могла приготовить для Христианского Откровения. По-моему, как ни смотрю, ничего они не приготовили, кроме разочарования людей в своих силах. Но дело и тогда, и теперь в том, что к Царствию Божию много званных, да мало избранных. Суть Христианского Откровения — жизнь со Христом. А кто хочет этой жизни? И тогда — не многие, а уж теперь и того меньше… Я это не о других говорю, но и о себе. Разве же это настоящее желание, хоть у меня? Ведь в наилучших случаях я желал бы, чтобы Христос породил во мне такое желание, и много ли случаев, чтобы я пожертвовал для Христа другими своими желаниями? Горе одно! 111

N. B.

Мой дневник с 19 апреля, по 18 мая, т. е. за время пребывания в Посаде, находится в другой тетради (No 23).112

18 мая.

Приехал в Москву из Посада, где пробыл ровно месяц. К сожалению, простудился.113

19 мая.

В Русск[ом] Слове (1916 г. 18 мая, No 114) читаю следующую мерзость {Вклеена вырезка из газеты. }:

Под Икскюлем.

ДЕЙСТВУЮЩАЯ АРМИЯ, 14, V. На днях около полудня на передовых германских линиях под Икскюлем появились толпы рабочих, пытавшихся производить саперные работы.

По ним тотчас же был открыт огонь, заставивший рабочих поспешно уйти в окопы.

Непосредственно за тем из окопов раздалось хоровое пение на чистом русском языке, причем исполнялись исключительно солдатские и просто-народные песни.

Как выяснилось позже, немцы согнали для работ под нашим огнем большую партию наших же пленных, специально доставленную из Германии.

Итак, эта сволочь не только воздвигает окопы против своих, но еще поет песни. Немцы приказали строить укрепления против русских, а эти мерзкие рабы — строят, приказали петь — поют. И со стороны русского командного состава нет даже объявления о смертной казни всем изменникам во время войны или по заключении мира!

Прямо охватывает чувство позора за то, что принадлежишь к такой нации. И что тут воображать о победе? Ведь немцы честно стоят за Отечество, они ему нигде не изменяют. Как же могут их победить такие люди, которые сдаются сотнями тысяч и миллионами, и потом, за пищу, худшую, чем у свиней, не только обрабатывают немецкие поля, но помогают немцам истреблять русских на фронте.

По правде сказать, я обвиняю больше всего не самую эту сволочь, а русскую власть и русскую интеллигенцию, которые не способны чувствовать негодование против негодяев и проявлять его соответствующими действиями. Если бы у немцев был такой же дряблый высший класс, как у нас, масса их народа и армии точно так же оподлилась бы, как у нас.114

19 мая. Вознесение.

По случаю простуды не пошел в церковь. Сегодня ночью был мороз, вода замерзла. Днем хотя и солнце, но тот же ледяной ветер. Было холодно. Завтра должно быть у Мансурова сообщение В. Н. Львова. Желал бы, чтобы здоровье позволило пойти, не хочется совершенно отрываться от знакомств, хотя самый предмет чтения (о незаконности церковного управления) меня мало интересует. Ну — незаконно: что из того? Лучше не станет. Да и вообще теперь никакие общественные вопросы меня, право, не задевают, потому что эти ‘вопросы’ все равно никакого толкового решения не обещают.

Сегодня читал ряд книг, способных разъяснить пресловутое ‘влияние’ Филона: апологетов, мужей Аристобула115 (?), Гермеса Трисмегиста116 и т. п. Этот ‘вопрос’ меня интересует гораздо больше. Для моей работы о Царствии Божием он весьма важен, а эта работа — хотя я ее и не могу уже довести до конца — нужна мне просто лично, для меня, для моей веры, для состояния моей души к концу жизни, уже конечно близкому117.

[…]

26 мая.

Продолжаются благоприятные известия от Брусилова118. Уже 40000 пленных. Но что будет, когда мы истратим снаряды? Не к тому ли времени будет приурочено немецкое наступление?

Французы говорят, что у нас снарядов газовых мало, недостаточно для наступления, так что приходится оставить надежду на русское наступление, и, возможно, надежду на французский фронт. И вот после этого начинается наступление Брусилова. Что же думать об этой операции? Неужели только для выручки этих негодных итальянцев?119 […]

29 мая. День Пятидесятницы.

Вчера в середине дня внезапно прекратилась вода в водопроводе. Оказывается, что лопнула какая-то городская труба. Обещали, что в 11 часов ночи исправят и пустят воду. Сегодня просыпаемся — ни капли воды. Полное бедствие. Я звонил в полицейский участок, спрашиваю дежурного: ‘Куда обращаться?’. Отвечает честь честью: ‘в городовую управу’. Я звоню в управу. Не сразу подошел, какой-то мужской голос. Я говорю: ‘Мы второй день без воды, куда мне обратиться?’. Голос сердито восклицает: ‘Вот еще о чем вздумали спрашивать!’, и трубка брошена.

Я невольно рассмеялся. До какого откровенного свинства дошла управа. Я сижу без воды — и ‘вздумал спрашивать’ о своей участи. Прямо не придумаешь такой сатиры.

Пошел искать других телефонов.

Ну, слава Богу, отдел ‘водоснабжения’ удостоил ответом, что труба была испорчена, но ‘скоро’ подадут воду. Дадут или не дадут, но, по крайней мере, не отрицают моего права интересоваться своей участью. И то — слава Богу. Но все же, что делать, если не дадут воды? […]

***

Что сказать о наступлении армии Брусилова? Успех очень большой, и продвинулись довольно далеко. По частным сведениям — наши даже в Ковеле. Но по сопоставлению дней — кажется, что движение уже замедляется, и сопротивление австрийцев уже снова увеличивается. Не станем ли снова, хоть и на новых позициях? Очень похоже. Ясно до очевидности, что идти дальше Ковеля нельзя, если не начнет наступление хотя бы левый фланг армии Эверта. Без этого Брусилов оторвется от Эверта и обнажит свой правый фланг. Итак, если Эверт не перейдет в наступление, — это ясная примета, что Брусилов остановится скоро. А это будет значить, что имелось в виду не наступление, не ‘изгнание врага’, как было сказано у Государя, а только весьма внушительная демонстрация для оттяжки австрийских войск из Италии и немецких от Вердена.

Но если окажется, что наступление не имелось в виду, то это ясно укажет, что у нас для серьезного ‘изгнания врага’ нет достаточного количества снарядов. Таково, впрочем, и было мнение французов по осмотре России. Я думаю, что у нас вообще пропала вера в наступление.

Замечательно, что победа Брусилова совершенно не производит в публике никакого особенного впечатления. Прежде каждый успех вызывал восторги, энтузиазм, возбуждал подарки на победу. Теперь, хотя в газетах описываются беспримерность атак и успехов Брусилова, но публика просто не решается радоваться. У нас радовались бы признакам окончательной победы, но частным успехам, не влекущим за собой победы над Германией и Австрией, явно не радуются, т. е. не очень радуются, не считают таких частных побед заслуживающими серьезной Русской радости.

Сверх того — победы над австрийцами не возбуждают и сознания нашей мощи. Если бы мы разбили немецкие армии, хотя бы с половинным успехом, — это, конечно, возбудило бы восторг, т. е. сознание нашей воскресшей мощи. Но бить австрийцев, бить турок — это ничего не значит. У нас страх и сознание бессилия существует только в отношении немцев. В головы народа проникло тяжкое мнение, что мы не способны разбить немцев. Это подавляющее чувство может быть уничтожено только победами над немцами. А нас угощают поражениями турок да австрийцев. Это недостаточно для поднятия духа страны.120

30 мая.

По известиям видно, что успех Брусилова вовсе неглубок. Эффекта много, но места расположения австрийцев захвачены только клочками, неполно, так что наше положение далеко непрочно. […] Если бы к австрийцам подоспели подкрепления, то, возможно, что нашим пришлось бы отступить. К сожалению, это мне напоминает наше наступление на Пруссию, столь же шумное и эффектное, и столь же поверхностное. Становится все вероятнее, что наступление Брусилова есть простая демонстрация для оттяжки австро-немецких войск из Италии и от Вердена. Остается пожелать, чтобы эта выручка союзников обошлась нам не так страшно, как наступление Рененкампфа121 и Самсонова122. […]…

***

Есть (недавно вышла) книга ‘Из переписки г-жи Шмидт’123. Это крайнее умопомрачение девицы — истерички, вообразившей себя Святым Духом, а В. Соловьева124. — снова вочеловечившимся Христом. Эта Шмидт принесла человечеству новое откровение. Ничего замечательного, ничего талантливого… Я книжку едва перелистал, п[отому] ч[то] не станешь читать всякую ерунду, не имеющую за себя даже какой-нибудь оригинальности и в каком-либо отношении талантливости.

Кто издал эту книгу? Я подозревал по некоторым данным Булгакова. Теперь Розанов125 в ‘Колокол’ пишет фельетон о книге и выражает мнение, что анонимные издатели суть Эрн126, Новоселов, С. Н. Булгаков и пр.

Новоселов мне сказал сегодня по телефону, что он посылает в ‘Колокол’ заявление, что изданию рукописи г-жи Шмидт не сочувствовал и не сочувствует. Это он хорошо сделал, п[отому] ч[то] должна же быть, наконец, граница религиозным безобразиям, религиозному сумасшествию, доходящему до надругательства над Богом.127 […]

7 июня.

[…] Сегодняшние известия с фронта неблагоприятны. Хотя Черновцы и заняты, но на путях ко Львову (от Луцка) неприятель оказывает такое сопротивление, что в одном месте даже прорвал наш фронт и взял два орудия… Это нехороший признак. Значит, нашему наступлению успели уже противопоставить очень серьезные препятствия. Между тем, хотя Радзивилов и занят, но в сущности наступление Брусилова получило бы законченный смысл только при взятии Владимира Волынского и Ковеля. Удар удался, видно, только наполовину, и притом менее важную (Черновцы — Радзивилов). Владимир Волынский и Ковель остаются пока недоступны, и здесь, очевидно, требуется новое громадное напряжение сил, уже во всяком случае поистраченных в предыдущие две недели.

Всего пленных взято 176000 рядовых и 2900 офицеров. Это, конечно, очень много, но вопрос в том, какие силы неприятель успел сосредоточить теперь.

Когда Надя поехала в Зосимову, на вокзал поезд привез огромную партию пленных австрийцев. Они заполнили весь буфетный зал, набросились на буфетные прилавки, покупали газеты (русские). Вся эта толпа была необычайно весела и оживлена. Видно, очень рады, что попали в плен. Таких воинов, вероятно, нимало не желающих защищать Австрию, не мудрено забирать в плен десятками тысяч. Но теперь пришли немецкие подкрепления, и с этими господами потруднее справляться. А между тем наши войска все же утомлены и конечно тоже понесли немалый урон за свыше [чем] двухнедельные отчаянные бои по всему фронту Брусилова.128 […]

10 июня.

‘Без перемен’, как иногда выражаются военные бюллетени. У нас — холодные с градом дожди, солнце светит на гривенник в день. На фронте — с австрийцами кое-какие успехи, но с немцами — ни шагу. Дерутся отчаянно, того гляди, что погонят Каледина назад. Каледин 129, Щербачев130, Лечицкий131 — командующие армиями Брусилова, даже Каледин командует той армией, которой командовал Брусилов до назначения Главнокомандующим. Теперь Каледин выдвинулся как знаменитость, но его репутация составлена на битве с австрийцами. Теперь же против него вышли немцы и даже, говорят, сам Макензен132, явившийся исправлять положение. С тех пор генерал Каледин не мог сделать ни шагу вперед.133

[…]

16 июня.

[…] Сегодня опять пришлось делать запасы. Вчера была Скворцова и рассказывала что [по] каким-то достоверным сведениям скоро почти никаких продуктов не будет. Нужно сказать, что будущее, по всем толкам публики, представляется в очень мрачном виде. Мы задыхаемся экономически.

Между прочим, кое-где крестьяне перестали возить навоз на поля, п[отому] ч[то] своих лошадей нет, а за наем берут 10 рублей в день. Ну, конечно, немыслимо. Вообще алчность, сдирание шкуры с ближнего охватило всех, и крестьяне так же пожирают друг друга, как и прочие сословия.

Необходимо было бы восстановить сколько-нибудь экономику страны. Но о мире и думать нечего. На фронте наступление наше совершенно прекратилось. Не пускает неприятель. Буковина занята, а движение из нее в Галицию — не допускается неприятелем. Говорят, что Макензен, остановив наше движение на Владимир Волынский и Ковель, уже уехал в Трансильванию — поправлять тамошние дела. Да уже, по-видимому, и поправил в значительной мере.

Я почти безусловно убежден, что наше наступление оказывается невозможным из-за недостаточного количества орудий и снарядов. Для наступления, очевидно, нужен непрерывный ‘ураганный’ огонь на фронте в тысячу верст и в течение долгого времени. На это, конечно, нет ни орудий, ни снарядов. Но если так, то наступления серьезного, решающего войну, никогда не может быть, ибо мы не в состоянии так развить техническое производство. ‘Никогда’ — это значит ни в год, ни в два, ни в три. А трех лет еще мы не выдержим войны. Истощимся.

Сегодня опять был проливной дождь, впрочем, весьма летнего характера. Да что толку? Сегодня — ‘летнего’ характера, а завтра опять свернет на холод. Земля до того насыщена влагой, что уже не впитывает ее, и лужи стоят долго. На огороде и в цветнике все мерзко. Трава с каждым днем валится все больше, а косить ее немыслимо при таких дождях. Нет нам благословения Божия!134

17 июня. Пятница.

[…] Лечицкий опять нанес сильный удар австрийцам в районе Коломыи135 (более 10 тысяч пленных). Всего с 22 мая набрано 205000 пленных. Но беда в том, что ни Щербачева, ни Каледина немцы не пускают и на шаг вперед. Если бы Лечицкий имел две армии (одна — не допускающая австрийцев наступать на Черновцы, а другая — для наступления на Коломыю — Львов), — тогда, конечно, можно бы ударить во фланг австро-немцам, преграждающим путь Щербачеву… Но это какая-то кружная дорога, вроде прошлого наступления на Карпаты. Полная нелепость. Уж если у нас есть силы, то проще бы было Куропаткину136 и Эверту перейти в наступление, а если нет сил, то сколько ни ходи кругом да около — толку в результате никакого не будет. Зря растрачивать снаряды. Для победы нам нужна не Галиция и не Сандвичевы острова137, а освобождение своих провинций и угроза нашествия в Германию.

Но, вероятно, силы у нас нет, и потому мы пробавляемся бесплодными ‘успехами’ по линиям наименьшего сопротивления. Никакого толка из этого не будет. И все-таки сдается мне, что наши генералы в стратегическом отношении очень плохи. Сдается мне, что крупный стратег собрал бы все силы и, оставив в покое второстепенные пункты, вроде Буковины, бил бы во что бы то ни стало в центр. По-моему, нужно было бы бить на Курляндию и на Восточную Пруссию. У нас делают принципиально наоборот, принципиально, потому что поставили на Рижском фронте человека, который никогда, ни при каких благоприятных условиях не способен к наступлению. Впрочем, Куропаткин одинаково негоден и как стратег, и как тактик. Его назначение в Главнокомандующие уже само по себе доказывает, что о серьезном наступлении у нас не смогли и думать…

Эх-ма! Никак не разучусь я рассуждать о наших планах. А что толку думать и рассуждать, когда нет у нас людей с крупной организующей мыслью. Чепуху делаем в государственном строении, чепуху в экономике, чепуху и в стратегии. Ведь ум стратегии — это ум государственного человека. Там где иссяк государственный ум — не может быть и стратегов.138

18 июня.

Сегодня дворник Андрей опять сказал Кате139, что он хочет прибавки жалования… Он поступил в середине февраля на 15 р. (наши, конечно, харчи), с тех пор уже 2 раза требовал прибавки, грозя уйти, теперь получает 23 р. в месяц и последний раз обещал, что больше не будет требовать. Но вот его добросовестности хватило ровно на месяц. А я между тем упустил человека, просившегося на место дворника.

Добро бы не хватало Андрею. Но он тратит деньги на глупости, купил за 10 рублей гармонию, заказывает фотографии, покупает дорогие рамки для глупейших картин и т. п. Дело не в том, чтобы не хватало, а в обуявшем всех хищничестве. Мужики еще хуже других. Огромные деньги, на глазах у всех загребаемые по всей стране на войне и по поводу войны, разожгли вкусы. Все только и думают, как бы с кого ‘слупить’. Везде одно. Извозчики здесь наживают по 20 рублей в день. Крестьянки продают яйца по 60 к. десяток, тогда как в Москве цена 40 коп. Всех обуяла одна мысль — драть с живого и с мертвого. На беду, та же война создала массу людей, прямо сорящих деньгами, так что есть с кого драть. Все что состоит ‘при войне’, нахватывает кучи шалых денег… Все это из тех десятков миллиардов, которые государство заняло по всему свету в счет будущих поколений. Это превращается в какую-то вакханалию, и чем это кончится — представить невозможно. После войны, когда не с кого будет ‘драть’ легально, начнутся, вероятно, отчаянные грабежи насильственные. Кажется, придется куда-нибудь уехать из России, в какую-нибудь ‘честную’ страну… если таковые еще окажутся на свете.

[…] Японцы перед Манчжурской войной говорили, что они позволяют себе не соглашаться с высоким мнением европейцев о русской армии. Мне кажется, они правы. Наши армии были хороши очень редко и только в небольших войнах. В XIX веке все войны наши очень плохи. В 1812 г. мы в военном отношении были бесконечно ниже французов, а это была единственная компания, которая, по милости Божией, кончилась блестяще. Все остальные — или несчастны (Крымская и Японская), или еле приличны. И во всех один и тот [же] страшный недостаток: отсутствие умного распоряжения сверху, отсутствие плана, отсутствие подготовки. Наши национальные средства, по условиям всех прежних войн, были однако так громадны, что их нельзя было истощить даже при самом бездарном ведении войны. Но нынешняя война, при сохранившихся слабых сторонах собственно вооруженной силы, страшна тем, что она способна истощить самую нацию. Эта особенность нынешней войны именно и пугает меня.140 […]

25 июня.

[…] Георгий Алексеевич Шечков прислал письмо и целую тетрадь своих замечаний на Проект Тиханович-Савицкого141… Оказывается, неутомимый и неугомонный астраханец142 и к нему обращался. Замечания Шечкова вообще дельны и интересны в отвлеченном смысле. Но в практическом и умное, и глупое одинаково ‘ни к чему’. Может быть, даже ‘глупое’ практичнее, так как есть некоторое количество глупых людей и также некоторое количество умных жуликов, которые не прочь восстановить абсолютизм со всевластием бюрократии. А для ‘умного’ совсем не найдется сторонников, ибо идеал почти никого не привлекает и для обделки своих делишек не обещает почвы.

Все это — праздные разговоры, быть может, навсегда, даже вероятно навсегда. Если же не навсегда, то до какого-то необычайного гения, великого человека, вроде Петра Первого, и, конечно, более развитого, чем был Петр. Но говорить о таком человеке, это почти все равно, что говорить о непосредственном вмешательстве Самого Господа Бога. Нация сама по себе не может уже его породить.143 […]

23 июля.

[…] На фронте — противно читать, какое-то полное бездействие. На Стоходе даже успехи немцев. Ни Куропаткин, [н]и Эверт ничего не делают, не поддерживают Брусилова. Кажется, общего командования западным фронтом нет. Но почему, когда при Государе находится и Алексеев144, и — кажется — Иванов145? Могло бы быть согласование действий и особенно нужно теперь, когда у неприятеля Гинденбург получил командование всем фронтом от Риги до Румынии.

За это время сделал кое-какие серьезные перестановки частей в своем сочинении, причем много пришлось дописывать для согласования. Но вот все, что было ясно и обдумано, — сделано, и я остановился на пятом отделе… Его перестройка требует нового ‘вдохновения’, порыва мысли…, а где их взять при таком пакостном настроении?

Всего у меня можно считать готовыми четыре отдела, примерно на 350 печатных страниц. Подлежит переделке страниц сотня. Дальше — наберется отдельно же в простых набросках. А еще дальше — кое-какие материалы и заметки, отдела на 2 — даже и материалов не собрано… Мыслимо ли при таком темпе работы окончить ее в небольшой остаток моей жизни? Ужасно боюсь, что нет мне благословения Божия на этот труд. Не чувствую я его. Беспрерывные помехи, беспрерывные испытания, и как только начинаешь серьезно входить в работу, так сейчас же начинаются какие-нибудь пакости, мелкие или крупные, которые пресекают едва зародившееся вдохновение.146 […]

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Тихомиров Л. А. Монархическая государственность. СПб., 1992, Единоличная власть как принцип государственного строения. М., 1993, Его же. Религиозно-философские основы истории. М., 1997, Его же. Критика демократии. М., 1997, Его же. Монархическая государственность. М., 1998, Его же. Христианство и политика. М., 1999, Его же. Апология веры и монархии. М., 1999, Его же. Тени прошлого. Воспоминания. М., 2000, Его же. Церковный собор, единоличная власть и рабочий вопрос. М., 2003, Его же. Воспоминания. М., 2003.

2 Приведем только последние из них: Шерстюк М. В. Одиночество Льва Тихомирова // Россия XXI No 2. 2002, Верещагин В. Ю., Макеев В. В. Понежин М. Ю. Доктрина монархической государственности Л. А. Тихомирова. Монография. Ростов-на-Дону, 2003, Милевский О. А. Лев Тихомиров: две стороны одной жизни: Монография. Барнаул, 2004, Его же. ‘Московские ведомости’ о социально-экономической политике правительства в 1909 — 1911 годах: анализ передовиц Л. А. Тихомирова // Российская империя: стратегии стабилизации и опыты обновления. Воронеж. 2004, Его же. Л. А. Тихомиров и рабочий вопрос в России // Консерватизм в России и мире: в 3 ч. Воронеж. 2004. Ч. 2., Репников А. В. Тихомиров Л. А. // Общественная мысль России XVIII — начала ХХ века: Энциклопедия. М., 2005, Милевский О. А. ‘Московские ведомости’ в годы редакторства Л. А. Тихомирова: 1909 — 1913 гг. // Сборник материалов научных конференций: ‘Консерватизм в России и мире: прошлое и настоящее’, ‘Национальный вопрос в Европе в новое и новейшее время’, ‘Правый консерватизм в России и русском зарубежье в новое и новейшее время’ Воронеж, 2005

3 Давыдов Ю. В. Глухая пора листопада. М., 1996, Его же. Бестселлер. М., 2001.

4 Михайлов О. Н. Забытый император. М., 1996.

5 Яковлев А. И. Корона и крест: Сцены российской церковной жизни конца XIX — начала XX века. М., 2001. Его же. Корона и крест: Сцены российской церковной жизни конца XIX — начала XX века. 2-е изд., испр. М., 2005 (Русь православная).

6 Там же. С. 569.

7 ГАРФ. Ф. 634, Оп. 1. Д. 24. Л. 16об., 17.

8 Смолин М. Б. От Бога все его труды // Тихомиров Л. А. Тени прошлого. С. 8.

9 ‘Мы покамест, к сожалению, вместо творческого развития достижений наших любомудров занимаемся катехизацией их наследия (забывая, что нам вполне достаточно одного катехизиса — православного)… Никто из мыслителей прошлого (и Тихомиров в том числе) не сможет нам дать точных ответов на все современные вопросы’ // Сергеев С. М. ‘Мои идеалы в вечном…’ (Творческий традиционализм Льва Тихомирова) // Тихомиров Л. А. Монархическая государственность. М., 1998. С. 18.

10 ‘Однако вряд ли стоит уподобляться и современным публикаторам Л. А. Тихомирова, числящим последнего правоверным монархистом’ // Фомин С. Из дневника Л. А. Тихомирова (Москва. 1901, 1905, 1912-1917 гг.) // …И даны будут Жене два крыла. Сборник к 50-летию Сергея Фомина. М., 2002. С.556.

11 О необходимости комплексного изучения всех этапов жизненного пути и всего творческого наследия Тихомирова пишут и другие исследователи: ‘…имела место трагедия неприятия его покаяния единомышленниками-монархистами. Сам Л. А. Тихомиров осмыслял свой путь в образе евангельской притчи о возвращении блудного сына. Впоследствии, уже в 1990-е гг. в результате возрождения этого трагического образа Л. А. Тихомирова появилось новое искушение — ‘канонизировать’ Тихомирова. Наиболее ярко подобные попытки видны в традиции издания трудов Л. А. Тихомирова М. Б. Смолиным’ // Чесноков С. В. Роль идейно-политического наследия Л. А. Тихомирова в русской общественной мысли и культуре конца XIX — ХХ веков. Автореф. дис. … к. и. н. Нижний Новгород. 2005. С.17.

12 Лебедев Р. Русский монархизм и идеология фашизма на примере взглядов Л. А. Тихомирова. Киев, 2002. С.3.

13 Николаев. Г. О ‘Судьбах Промысла’ // http://www.pravaya.ru/look/2585

14 См.: Воспоминания Льва Тихомирова. М.,-Л., 1927. С. 154-438.

15 См.: 25 лет назад (Из дневников Л. Тихомирова) // Красный архив. М.,- Л., 1930. Т. 1 (38), С. 20-69, Т. 2 (39) С. 47-75, Т. 3 (40) С. 59-96, Т. 4-5 (41-42) С. 103-147, Из дневника Л. А. Тихомирова // Красный архив, М., 1933, Т. 6 (61) С. 82-128, М., 1935. Т. 5 (72) С. 120-159, Т. 6 (73) С. 170-190, М., 1936. Т. 1 (74) С. 162-191, Т. 2 (75) С. 171-184.

16 Фомин С. Из дневника Л. А. Тихомирова (Москва. 1901, 1905, 1912-1917 гг.) // …И даны будут Жене два крыла… С. 556-626. К сожалению, при публикации текстов допущено несколько ошибок. Так, вместо слов ‘распространяются слухи о каких-то готовящихся избиениях или погромах то политиков, то евреев…’ (Фомин С. Указ соч. С. 593) следует читать: ‘распространяются слухи о каких-то готовящихся избиениях или погромах то поляков, то евреев…’ (ГАРФ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 26. Л. 59). В предложении ‘Наглая спекуляция, общее мошенничество, какие-то непонятные скупки всего, от хлеба до железа, — наполняют тревогой’ (Фомин С. Указ. соч. С. 592) из текста публикации выпало словосочетание ‘проводимые евреями’ Именно выпало, поскольку его отсутствие никак не отмечено, в отличие от других случаев, когда при сокращении текста это указывается. В первоисточнике читаем: ‘Наглая спекуляция, общее мошенничество, какие-то непонятные скупки всего, от хлеба до железа, — проводимые евреями, — наполняют тревогой’ (ГАРФ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 26. Л. 45).

17 Николаев Г. Судьбы промысла // http://www. pravaya. ru/faith/12/2567, Его же. Вызов гео-апокалиптики // http://www.pravaya.ru/faith/11/4707

18 См.: Макаров В. Г., Репников А. В. Александр Дубровин и Лев Тихомиров: судьба после крушения самодержавия. // Историк и время: Сборник научных статей. Пенза, 2004, Они же. Русские монархисты после октября 1917. Новые документы // Ф. И. Тютчев (1803-1873) и проблемы российского консерватизма / Южнороссийское обозрение ЦСРИиП РГУ и ИСПИ РАН. Приложение. Сборник статей. Ростов-на-Дону, 2004. Т. 1, Репников А. В. ‘От правых, кажется, я стою в стороне больше, чем от левых…’: дневник Л. А. Тихомирова // Сборник материалов научных конференций: ‘Консерватизм в России и мире: прошлое и настоящее’, ‘Национальный вопрос в Европе в новое и новейшее время’, ‘Правый консерватизм в России и русском зарубежье в новое и новейшее время’. Воронеж, 2005, Его же. Лев Тихомиров: ‘Мои идеи отвергнуты и покинуты народом, Россией и человечеством’ // Философия и будущее цивилизации: Тезисы докладов и выступлений IV Российского философского конгресса (Москва, 24 — 28 мая 2005 г.): В 5 т. М., 2005 Т. 5, Его же. Монархисты после крушения самодержавия // Политические партии в российских революциях в начале ХХ века М., 2005, Его же. ‘Мы находимся в положении лодки, попавшей в водоворот…’ (по страницам Дневника Л. А. Тихомирова) // Ставропольский альманах Российского общества интеллектуальной истории. Ставрополь, 2005. Вып. 7.

19 См.: Философская культура. Журнал русской интеллигенции. Январь-июнь 2005. СПб., 2005. No 1. С. 105-148.

20 ГАРФ. Ф. 634, Оп. 1. Д. 24-27.

21 Тихомирова Надежда Львовна — дочь Л. А. и Е. Д. Тихомировых. После смерти отца жила в Загорске. См. о ней: Фудель С. И. Собрание сочинений в трех томах. Т. 1. М., 2001. С.357, 592.

22 ГАРФ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 26. Л.2-2об.

23 Кот, живший в семье Тихомировых.

24 Вильгельм (Wilhelm) II (1859-1941) германский Император (1888-1918).

25 Т. е. трамваю.

26 Распутин (Новых) Григорий Ефимович (1872 — 1916). Подробнее см. в примечаниях к публикации в: ‘Философская культура’, No 1 за 2005 г. С. 146.

27 Хвостов Алексей Николаевич (1872 — 1918). С октября 1915 — по март 1916 министр внутренних дел и главноначальствующий отдельного корпуса жандармов. Подробную см. в примечаниях к публикации в No 1 журнала ‘Философская культура’ за 2005 г. С.143-144 (Из дневника за 1915 г).

28 ГАРФ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 26. Л. 2об-4об.

29 Снегирев Константин Владимирович — глазной доктор, у которого лечился Тихомиров.

30 Гучков Александр Иванович (1862 — 1936). Один из основателей и лидер ‘Союза 17 октября’. Депутат III и IV Государственной думы. С марта 1910 по март 1911 ее председатель. Подробную биографию см. в примечаниях к публикации в No 1 журнала ‘Философская культура’ за 2005 г. С.146-147.

31 ГАРФ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 26. Л. 5-6об.

32 Шечков Георгий Алексеевич (1856 — 1920) — землевладелец, публицист. Окончил юридический факультет Московского университета (1881). Почетный мировой судья и земский гласный. Предводитель дворянства. Член Государственной думы 3-го и 4-го созывов от Курской губернии. Член Союза Русского народа и ‘Союза Михаила Архангела’. В начале 1917 г. намечался кандидатом в члены Совета съездов монархических организаций. Был арестован С. Петлюрой и 2 месяца содержался в заключении. После освобождения умер от сердечного приступа. (В ХРОНОСе см. ст. Шечков Георгий Алексеевич).

33 Рузский Николай Владимирович (1854 — 1918). Родился в дворянской семье. Окончил Константинопольское военное училище (1872), Николаевскую академию Генерального штаба (1881). Участник русско-турецкой войны 1877 — 1878 . В русско-японскую войну начальник штаба 2-й Маньчжурской армии. С 1906 командир 21-го армейского корпуса. С 1912 — помощник командующего войсками Киевского военного округа. В июле 1914 назначен командующим 3-й армией, в сентябре 1914 — главнокомандующим армиями Северо-Западного фронта. Генерал-адъютант (1914). С 1915 член Военного совета Военного министерства. С августа 1915 по апрель 1917 главнокомандующий армиями Северного фронта. Уволен со службы по болезни. В сентябре 1918 попал в число заложников, взятых Красной Армией, и был расстрелян. (В ХРОНОСе см. ст. Рузский Николай Владимирович)

34 Плеве Павел Адамович (1850-1916). Из дворян Петербургской губернии. Окончил академию Генерального штаба (1877). Командующий войсками Московского военного округа. Генерал от кавалерии (1907). После начала Первой мировой войны командующий 5-й армией. 14 января 1915 получил вновь сформи-рованную на Ломжинском направлении 12-ю армию. 25 января (7 февраля) начались бои на Осовецком направлении. Действия Плеве сорвали план германского командования по уничтожению 10-й армии Ф. В. Сиверса. 8 июня 1915 назначен командующим 5-й армией. С 6 декабря 1915 сменил Рузского на посту главнокомандующего армиями Северного фронта. В феврале 1916 уволен от должности в связи с назначением в Государственный совет (назначен членом Государственного совета 5 февраля 1916). Вскоре скончался от болезни. (В ХРОНОСе см. ст. Плеве Павел Адамович).

35 ‘Учение о происхождении и природе Зогар’ (франц.).

36 Неизвестная земля (лат.).

37 ГАРФ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 26. Л. 7об-10об.

38 Там же. Л. 11.

39 Плеве Вячеслав Константинович (1846-1904), государственный деятель. С 1881 директор департамента полиции, с 1884 сенатор и товарищ министра внутренних дел России, с 1894 государственный секретарь, с 1899 министр, статс-секретарь Финляндии. С 1902 министр внутренних дел и шеф отдельного корпуса жандармов. Проводил жесткую политику в отношении революционного движения. Убит эсером-террористом Е. С. Созоновым. (В ХРОНОСе см. ст. Плеве Вячеслав Константинович )

40 Родзянко Михаил Владимирович (1859 — 1924). Родился в дворянской семье крупного землевладельца. Окончил Пажеский корпус. С 1878 по 1882 служил в Кавалергардском полку, затем оставил военную службу. В 1883 новомосковским уездным собранием избран почетным мировым судьей, в 1886 — 1896 — новомосковский предводитель дворянства. С 1900 по 1906 был предводителем екатеринославской губернской земской управы. Один из основателей и лидеров ‘Союза 17 октября’. Депутат III и IV Государственных дум. В III Думе был председателем земельной комиссии, членом переселенческой комиссии. Поддерживал реформы П. А. Столыпина. С марта 1911 — председатель III Государственной думы, с ноября 1912 — IV Государственной думы. Один из лидеров ‘Прогрессивного блока’. Возглавлял Временный Комитет Государственной думы, а затем частные совещания членов Думы с апреля по август 1917 . После Октябрьской революции пытался воссоздать Совещание членов Государственной думы (включая все 4 созыва) сначала при Л. Г. Корнилове, затем при А. И. Деникине. Однако влияния в бело-гвардейских кругах не имел. В 1920 эмигрировал в Югославию. В политической деятельности не участвовал. (В ХРОНОСе см. ст. Родзянко Михаил Владимирович)

41 Горемыкин Иван Логгинович (1839 — 1917). Окончив Императорское училище правоведения (1860), начал службу в канцелярии 1-го департамента Сената, затем был чиновником особых поручений в комитете по делам Царства Польского. В 1866 назначен полоцким вице-губернатором, в 1869 перемещен на ту же должность в Келецкую губернию. В 1882-1884 -исполняющий должность товарища обер-прокурора 1-го департамента Сената, затем обер-прокурор 2-го департамента Сената. В 1891-1894 — товарищ министра юстиции, с 1894 — сенатор и управляющий Межевой частью Министерства юстиции на правах товарища министра. В 1895 — товарищ министра внутренних дел, затем (до 1900) занимал пост министра. С конца 1899 — член Государственного совета. С апреля до июля 1906 — председатель Совета Министров. В январе 1914 вновь назначен на этот пост. Выступал противником IV Государственной думы и ‘Прогрессивного блока’. Был связан с кружком Г. Е. Распутина. В январе 1916 заменен Б. В. Штюрмером. После Февральской революции был арестован и давал показания Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства. После освобождения летом 1917 выехал с семьей в имение, близ Сочи, при разгроме которого был убит бандитами. (В ХРОНОСе см. ст. Горемыкин Иван Логгинович)

42 Кривошеин Александр Васильевич (1857 — 1921). В 1908-1915 Главноуправляющий землеустройством и земледелием, один из соратников П. А. Столыпина в проведении аграрной реформы. С 1916 член комиссии по делам сельского хозяйства Государственного совета. Подробнее см. ‘Философская культура’ No 1 за 2005 г. С.144-145.

43 Коковцов Владимир Николаевич (1853-1943) — политический деятель, граф, министр финансов (1904-1914), председатель Совета Министров (1911-1914). В 1918 г. эмигрировал во Францию, где вскоре занял пост председателя International Bank of Commerce.

44 Мансуров Павел Борисович (1860-1932) — дипломат, духовный писатель, Служил в Константинополе секретарем Русского посольства, директором Московского главного архива иностранных дел, один из учредителей и участников ‘Кружка ищущих христианского просвещения’ М. А. Новоселова, член Поместного Собора 1917-1918 гг., секретарь общины Троице-Сергиевой лавры, член Комиссии по охране памятников искусства и старины Троице-Сергиевой лавры. В 1919 в Сергиевом Посаде публично выступал против закрытия Лавры, после чего был вынужден скрываться от ареста. В конце 1922 вернулся в Сергиев Посад, где вскоре умерла его жена, жил с семьей сына Сергея Павловича, в 1925 жил с семьей В. А. и В. Ф. Комаровских В 1926 арестован и по приговору ‘минус шесть’ отбывал срок, живя в Новгороде. По возвращении в Москву скитался по квартирам, проживая у знакомых. Погиб в столице, сбитый трамваем летом 1932. Похоронен на Скорбященском кладбище в Москве (в настоящее время кладбище не существует).

45 Нейдгардт Алексей Александрович (1832 — 1915) — прокурор Московской Синодальной конторы. Подробнее см.: РГИА. Фонд Синода и коллекция формулярных списков.

46 ‘Московские ведомости’ — Одна из старейших российских газет, до 1909 издание Московского университета (печаталась в Университетской типографии), выходила в Москве с 26.4.1756 до 27.10.1917, до 1842 два раза, до 1859 — три раза в неделю, затем ежедневно. Редактора: в 1896-1907 В. А. Грингмут, в 1907 и 1912 (несколько месяцев) барон А. Э. Нольде, в 1908-09 А. С. Будилович, в 1909-13 Л. А. Тихомиров, в 1914 Б. В. Назаревский, в 1915-18 В. В. Назаревский. В 1905 редакция стала центром формирования Русской монархической партии и в последующие годы отражала ее платформу. Направление газеты определяли Грингмут, К. Н. Пасхалов, Н. А. Знаменский, Б. В. Назаревский, Л. А. Тихомиров и др. В годы Первой мировой войны выступали за продолжение войны до победного конца. После ряда поражений армии редакция выступала с жесткой критикой правительства, намекая на существование ‘прогерманского заговора’ в верхах, при этом подчеркивая непричастность монархии к политическому кризису в стране, обвиняя в нем бюрократию. После Февральской революции газета критиковала действия Временного правительства, летом 1917 поддержали меры, предложенные ген. Л. Г. Корниловым для установления порядка в тылу и на фронте, выступили за введение в стране военной диктатуры. 27 октября 1917 газета была закрыты по постановлению Московского ВРК.

47 ГАРФ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 26. Л. 14-14об.

48 Там же. Л. 15.

49 Хомяков Дмитрий Алексеевич (1841 — 1919), педагог, церковный деятель, философ славянофильского направления. Старший сын основателя славянофильства А. С. Хомякова. Член правых (‘дворянских’) организаций: ‘Кружок москвичей’ и ‘Союз русских людей’ (с 1905 г.). Пользовался авторитетом в церковных кругах (являлся членом Предсоборного Присутствия). Полемизируя со взглядами М. Н. Каткова и К. П. Победоносцева, встретил понимание со стороны Л. А. Тихомирова, который творчески развил ряд принципиальных положений, выработанных Хомяковым: противопоставление самодержавия и абсолютизма, теорию средостений, представление о необходимости политического ‘общения’ власти и народа, идею русского национализма. Всеми забытый, Хомяков скончался, терпя материальные лишения. Автор ряда работ, оказавших глубокое влияние на развитие русской консервативной мысли: Самодержавие. Опыт схематического построения этого понятия. М., 1903, О классицизме. Харьков, 1904, К истории отечественной бюрократии. Тула, 1904, Соборное завершение и приходская основа церковного строя. М., 1906, О непротивлении злу. Харьков, 1907, Православие как начало просветительно-бытовое, личное и общественное. М. 1907, Народность. М. 1908, Собор, соборность, приход и пастырь. М. 1917.

50 Братство Святителей Московских Петра, Алексия, Ионы и Филиппа было учреждено в 1909 году и открыто 27 декабря 1909 в Чудовом монастыре. Председателем Совета Братства стал Ф. Д. Самарин, членами Совета — В. К. Истомин, А. А. Корнилов, П. Б. Мансуров, И. А. Лебедев, прот. Иосиф Фудель, Н. И. Шелепин.

51 Папков Александр Александрович (1868-1920) — церковный писатель. С 1900-х годов — губернатор Тавастгусской губернии в Финляндии. Член Предсоборного Совета. Член Священного Собора Российской Православной Церкви 1917-1918 гг. См. его работы: Древнерусский приход. 1897, Упадок православных приходов в России. 1899, Православные приходы в Финляндии. 1901, Церковно-общественные вопросы в эпоху царя-освободителя. (1855-1870). СПб., 1902, Необходимость преобразования в выборе и положении церковного старосты. 1902, Начало возрождения церковно-приходской жизни в России // Русский вестник. 1900. Т. 265. Февраль, Т. 266. Март, Необходимость обновления православного церковно-общественного строя // Русский вестник. 1902. Т. 279. Июнь. Т. 279. Июль. Никаноров Иосиф Всеволодович — церковный публицист.

52 Корнилов Александр Александрович (1862-1925) — врач-невропатолог, профессор Московского университета, член-учредитель ‘Кружка ищущих христианского просвещения’, член-учредитель ‘Братства Святителей Московских’ (с 1909), член Совета этого Братства. См. Арсеньев Н. С. Дары и встречи жизненного пути. Франкфурт-на-Майне, 1974. С. 61.

53 Лебедев Иван Алексеевич (? — 1916) — председатель Совета Братства Святителей Московских Петра, Алексея, Ионы и Филиппа.

54 Новоселов Михаил Александрович (1864-1938) — духовный писатель, издатель и публицист. Подробную биографию см. в примечаниях к публикации в No 1 журнала ‘Философская культура’ за 2005 г. С.140-141.

55 Дурылин Сергей Николаевич (1877-1954) — религиозный мыслитель, писатель, искусствовед. Уроженец Киева. Из мещан. Окончил Археологический институт (1915). Был секретарем религиозного общества им. Владимира Соловьева в Москве. Рукоположен в 1920. Служил в храме свт. Николая в Кленниках при Алексее Мечеве в 1920-1921. В 1922 арестован по обвинению в занятии ‘скрытой антисоветской агитацией-деятельностью’, по решению Комиссии НКВД по административным высылкам от 25 ноября 1922 г. сослан в Хиву на 2 года, по решению того же органа выслан в Челябинскую губернию. Повторно арестован в 1927 г. по обвинению в ‘распространении среди верующих литературы антисемитского содержания’, выслан в Сибирь сроком на 3 года. Занимался историей литературы, театра, автор биографии М. В. Нестерова. Профессор, доктор филологических наук. Реабилитирован 25 марта 1998 г. (за 1922 г.) и 27 мая 1993 г. (за 1927 г.). См.: Дурылин С. Н. В своем углу. М., 1991, Его же. Отец Иосиф Фудель // Литературная учеба. 1996. Кн.3. О нем: Макаров В. Г. Следственное дело 1922-го года священника С. Н. Дурылина // Интеллигенция России и Запада в ХХ — XXI вв.: поиск, выбор и реализация путей общественного развития: Материалы научной конференции 28-30 мая 2004 г. Екатеринбург, 2004.

56 ГАРФ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 26. Л. 20об-21.

57 Штюрмер Борис Владимирович (1848 — 1917). Родился в дворянской семье, крупный помещик. Окончил юридический факультет Петербургского университета. Начинал службу в 1-м департаменте Правительствующего Сената. С 1885 по 1892 обер-прокурор. Одновременно с 1879 по 1892 г заведовал церемониальной частью Министерства императорского двора. С конца 80-х гласный Бежецкого и Каширского уездных и Тверского губернского земских собраний. В 1890 — 1892 председатель губернской земской управы. Был губернатором в Нижнем Новгороде и Ярославле (1896). В 1902 директор Департамента общих дел МВД. С 1904 член Государственного совета. В январе — ноябре 1916 председатель Совета Министров. Получил это назначение при поддержке Г. Е. Распутина. Одновременно (март — июль) — министр внутренних дел и министр иностранных дел (июль — ноябрь). После Февральской революции арестован. Находился в Петропавловской крепости. Допрашивался Чрезвычайной следственной комиссией Временного правительства. Умер в Петропавловской крепости. Похоронен в Петрограде (См.: Григорьева Е. В., Б. В. Штюрмер: российский бюрократ на рубеже двух политических эпох (1872-1917 гг.). //Автореф. дис. … к. и. н. СПб., 2004). (В ХРОНОСе см. ст. Штюрмер Борис Владимирович)

58 ГАРФ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 26. Л. 21об.

59 Рождественский Измаил (? — 1937/38), священник Тверской епархии. Служил в церкви под Вышним Волочком. ‘В 1937 году его пришли арестовывать. Он в это время лежал на печи. Вошли трое незнакомых людей, и о. Измаил, поглядев на них, понял, что это пришли за ним. Склонившись с печи, он сказал ласково: ‘Матушка, согрей самовар. Видишь, как они замерзли’. Старший из пришедших поглядел, помолчал, еще поглядел на священника и сказал: ‘Пошли, ребята, тут нам уже делать нечего’. …Отец Измаил скончался спустя полтора месяца’ См.: Иеромонах Дамаскин (Орловский) Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви ХХ столетия. Жизнеописания и материалы к ним. Тверь, 1999. Кн. 3. С.151).

60 Тихомиров Александр Львович (1882-1955) — иеромонах Тихон (1907), сын Л. А. Тихомирова, архимандрит (впоследствии епископ), ректор новгородской духовной семинарии (1913), викарий Новгородской епархии, епископ Череповецкий (1920), Кирилловский (1924), провел три года в лагерях, работая на лесозаготовках (1927-1930), вернулся инвалидом, жил в Загорске, затем в Ярославле (Фудель С. И. Собрание сочинений. в 3-х томах. М., 2001. Т.1. С. 61, 117, 535, 551, 552).

61 Кузнецов Николай Дмитриевич (1868-1930?) — магистр церковного права, присяжный поверенный Московской судебной палаты, член Предсоборного Присутствия, член Святейшего Собора Православной Российской Церкви, профессор Московской духовной академии. Член Кружка ищущих христианского просвещения. После октября 1917 выступал в защиту патриарха Тихона и Церкви. Входил в совет Союза объединенных приходов г. Москвы. Арестован по ‘делу’ Союза объединенных приходов в 1919. В 1920 был приговорен к расстрелу, замененному ‘концентрационным лагерем’. В 1921 освобожден и вновь арестован около 1928. Умер в ссылке в Алма-Ате.

62 Тихомиров давно интересовался вопросами, связанными с реформой церковного прихода. Он даже вступил в полемику с С. Ф. Шараповым, критикуя идеи последнего, и считая, что попытки ‘создать из церковного прихода какую-то первичную единицу социальной и политической организации’ были бы полным извращением прихода, как церковной единицы’ // Тихомиров Л. А. Монархическая государственность. М., 1998. С.467.

63 ГАРФ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 26. Л. 23-24.

64 Волжин Александр Николаевич (1860-1933) — обер-прокурор Св. Синода (30.09.1915-01.01.1916). Окончил гимназический и университетский курс в Императорском лицее цесаревича Николая, затем удостоен степени действительного студента. С 1889 служил в Министерстве внутренних дел. С февраля 1904 — седлецкий губернатор. С мая 1914 — гофмейстер. С июля 1914 — директор Департамента общих дел. Член Государственного Совета. С 1917 — за штатом. После Февральской революции выехал на юг страны, в марте 1918 эмигрировал. Жил на Мальте, в Италии, Баварии, в последние годы — во Франции, в Ницце.

65 Питирим (Окнов Павел Васильевич) (1858-1920) — митрополит Петро-градский и Ладожский. После окончания Рижской гимназии (1879), поступил в Киевскую духовную академию. Кандидат богословия. В 1883 пострижен в монашество, и назначен преподавателем Киевской духовной семинарии. В 1887 — инспектор Ставропольской духовной семинарии, с 1890 — ее ректор и архимандрит. С 1891 — ректор Петроградской духовной семинарии. В 1894 хиротонисан во епископа Новгород-Северского, викария Черниговской епархии. С 1896 — епископ Тульский и Белевский. С 1904 — епископ Курский и Белгородский. С 1905 именовался ‘Курский и Обоянский’. В 1909 возведен в сан архиепископа. С 1911 — архиепископ Владикавказский и Моздокский. С 1913 — архиепископ Самарский и Ставропольский. С 1914 — архиепископ Карталинский и Кахетинский, экзарх Грузии, член Святейшего Синода. С ноября 1915 — митрополит Петроградский и Ладожский. 2 марта 1917 был арестован наряду с царскими министрами. 6 марта 1917 уволен на покой с пребыванием в пределах Владикавказской епархии. Находился на территориях, занятых Вооруженными силами Юга России. Умер в Новороссийске.

66 Манухин Сергей Сергеевич (1856-1922) — обер-прокурор кассационного департамента Сената (1890), товарищ министра (1900), затем министр (1904) юстиции, сенатор (1902), член Государственного совета (1906) по назначению. Действительный тайный советник (1915). С мая по декабрь 1917 — член 1-го департамента Сената, затем член Комиссии по разработке проекта договора между Россией и Финляндией. Работал консультантом Наркомфина. 21.07.1921 арестован Петроградской ЧК как ‘член профессорской группы Петроградской боевой организации’ (‘Дело Таганцева’), приговорен к двум годам принудительных работ, но 22.10 освобожден из под стражи ‘ввиду крайне болезненного состояния’. Вскоре скончался.

67 Так в тексте.

68 Харитонов Петр Алексеевич (1852 — 1916). Окончил Училище правоведения. В 1883 назначен юрисконсультом Министерства юстиции. В 1889 принимал участие в работе комиссии по пересмотру положения о земских учреждениях. С 1898 — статс-секретарь департамента гражданских и духовных дел, с 1904 — товарищ государственного секретаря. В 1906 получил звание сенатора, назначен присутствующим членом Государственного совета. В 1907 — 1916 — Государственный контролер. Во время первой мировой войны отстаивал необходимость совместной работы правительства с Государственной думой и общественными организациями. Выступал против смещения великого князя Николая Николаевича с поста верховного главнокомандующего.

69 Сен-Жермен (Saint-Germain) (? — 1785?), граф, алхимик и авантюрист XVIII в. (выступал под вымышленными именами, в том числе маркиза де Монферрата, Аймара, шевалье Шенинга). Обстоятельства жизни, его происхождение, источники его богатства остаются неизвестными. Появляясь в Италии, Голландии, Англии, распространял слухи, что он владеет философским камнем, искусством изготовлять бриллианты и жизненным эликсиром, обладал обширными познаниями в области истории и химии, говорил, что прожил много веков. В Париже сумел приобрести расположение маркизы де Помпадур и короля и привлечь внимание всего парижского общества. Замешанный в политической интриге, вынужден был оставить Францию, отправился в Англию, затем в Россию. Впоследствии жил в Касселе у ландграфа Карла Гессенского, занимаясь оккультными науками. См.: Карнович Е. П. Замечательные и загадочные личности XVIII и XIX столетий. СПб., 1884 (репринтное воспроизведение издания — Л., 1990) С. 117-118.

70 Караба (Карабас) де — маркиз, персонаж сказки Шарля Перро (1628-1703), представляющий дворянина, разбогатевшего благодаря ловкости своего кота. Имя маркиза де Караба стало именем нарицательным для ловких беспринципных пройдох, недалеких мошенников, рвачей, плутов дворянского или духовного звания.

71 Кологривов Сергей Николаевич (1856 — ?) — историк, сотрудник Императорского Санкт-Петербургского Археологического института, член ряда московских монархических организаций. Его супруга — Л. А. Кологривова была одним из членов ‘Русского Монархического Собрания’.

72 ГАРФ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 26. Л. 24об-26.

73 Тихомиров Александр Андреевич (1850-1917) — доктор зоологии, ректор Московского университета. Учился в смоленской губернской гимназии. В 1868 поступил на юридический факультет Московского университета, затем перешел в Санкт-Петербургский университет, где получил степень кандидата прав. Затем снова поступил в Московский университет на физико-математический факультет, кончил курс со степенью кандидата. Еще будучи студентом, изучал в Лейпцигском университете зоологию и сравнительную анатомию. В 1876 был командирован за границу для изучения западноевропейских зоологических садов. В 1877 определен сверхштатным ассистентом при зоологическом музее. В 1881 читал курс сравнительной анатомии в Земледельческой лесной академии. В 1887 командирован на Кавказ для изучения состояния шелководства. В 1884 командирован на 2 года за границу с научной целью. По возвращении назначен приват-доцентом зоологии в Московском университете. Защитил диссертацию на степень доктора зоологии в Санкт-Петербургском университете (1887). В 1888 назначен экстраординарным профессором в Московский университет и с 1899 — ректор. Известный антидарвинист.

74 Варнава (в миру Накропин Василий), (1859-1924) архиепископ. Окончив Петрозаводское городское училище (1897), поступил послушником в Клименецкий монастырь Олонецкой епархии, где был пострижен в мантию, и в 1898 там же рукоположен во иеродиакона и в иеромонаха, в 1899 назначен его настоятелем. В 1904 возведен в сан игумена. Член Русского собрания. С 1905 занимал должности настоятеля Палеостровского монастыря Олонецкой епархии в сане архимандрита, настоятеля Коломенского Троицкого Новоголутвина монастыря, затем Коломенского Богоявленского Староголутвина монастыря Московской епархии. В августе 1911 хиротонисан во епископа Каргопольского, викария Олонецкой епархии. С ноября 1913 — епископ Тобольский и Сибирский. В октябре 1916 возведен в сан архиепископа. В марте 1917 по распоряжению Временного правительства удален с Тобольской кафедры, назначен управляющим на правах настоятеля Высокогорским Воскресенским монастырем в Нижегородской епархии. В 1918 арестован. Уволен от управления Воскресенским монастырем. С июня 1919 настоятель Калязинского Троицкого монастыря Тверской епархии. Быв назначен архиепископом Архангельским, назначения не принял. Скончался в Москве. Отпевание совершил патриарх Тихон.

75 ‘Люди будут издыхать от страха и ожидания бедствий, грядущих на вселенную, ибо силы небесные поколеблятся’ Лк. 21:26.

76 Тихомиров Николай Львович — сын Л. А. Тихомирова и Е. Д. Тихомировой. Был репрессирован в 1920-е гг.

77 Тихомирова Вера Львовна — дочь Л. А. Тихомирова. Печаталась в ‘Московских ведомостях’, опубликовав в 1904-1905 гг. ряд заметок, повествующих о миссионерской деятельности пекинской миссии.

78 ГАРФ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 26. Л. 27об-30.

79 Киселев Михаил Гаврилович — уполномоченный Земского союза.

80 Романов Николай Николаевич (1856 — 1929), великий князь, дядя Николая II. Окончил с отличием Академию Генерального штаба. Генерал-адъютант, генерал от кавалерии. С июля 1914 по август 1915 — Верховный главнокомандующий русской армией, в 1915 — 1917 — главнокомандующий Кавказским фронтом. В первые дни Февральской революции объявил, что ‘сочувствует делу революции’. Был вновь назначен главковерхом при отречении Николая II, но был отстранен от этой должности Временным правительством. После Октябрьской революции эмигрировал. Жил во Франции. Был выдвинут монархическими кругами на императорский престол.

81 Сухомлинов Владимир Александрович (1848 — 1926). Родился в дворянской семье. Окончил 1-й Московский кадетский корпус, Николаевское кавалерийское училище (1867), Николаевскую академию Генерального штаба (1874). Участник русско-турецкой войны 1877 — 1878. С декабря 1908 — начальник Генерального штаба. С марта 1909 по июнь 1915 — военный министр. Обвинен в неподготовленности армии к войне и под давлением общественности снят с должности. В марте 1916 арестован. В сентябре 1917 приговорен к бессрочной каторге, замененной заключением, хотя обвинения против него не подтвердились. Освобожден советской властью в мае 1918 в связи с преклонным возрастом. Эмигрировал за границу. Является автором ряда статей и брошюр, посвященных административным, учебным и бытовым вопросам армейской жизни. (В ХРОНОСе см. ст. Сухомлинов Владимир Александрович)

82 Эверт Алексей Ермолаевич (1857-1918 или 1926) — окончил 3-е военное Александровское училище (1876) и Николаевскую академию Генерального штаба (1882). Участник русско-турецкой (1877-1878) и русско-японской войн. В 1906-1908 начальник Главного штаба Военного министерства, затем командир 13-го армейского корпуса. Генерал-адъютант, генерал от инфантерии (1911). С 1912 командующий войсками Иркутского военного округа и наказной атаман Забайкальского казачьего войска. В первую мировую войну командующий 10-й армией (1914) и 4-й армией (1915), главнокомандующий армиями Западного фронта (с 20.8.1915). Как военачальник проявил чрезмерную осторожность и нерешительность. 22. 3. 1917 уволен в отставку. Жил в Смоленске и Верее. По некоторым сведениям арестован и убит конвоирами. (В ХРОНОСе см. ст. Эверт Алексей Ермолаевич)

83 Львов Георгий Евгеньевич (1861 — 1925). Князь, крупный землевладелец. Окончил юридический факультет Московского университета (1885). Гласный Тульской губернской земской управы. В 1903 — 1906 ее председатель. В конце 1905 входил в Тульский комитет партии кадетов и в начале 1906 был выдвинут от блока кадетов и октябристов в депутаты Государственной думы. В 1906 — 1908 приобрел популярность благодаря благотворительной деятельности в качестве представителя от правительства во врачебно-продовольственном комитете II Государственной думы. Активно работал во Всероссийском земском союза помощи больным и раненым воинам, член Верховного совета по призрению семей лиц, призванных на войну. Один из лидеров Объединенного комитета Земско-Городского союза (Земгор). После Февральской революции с марта по июль 1917 председатель Совета Министров и министр внутренних дел Временного правительства. После Октябрьской революции был арестован, но бежал из тюрьмы, и перешел на нелегальное положение. В начале октября 1918 отбыл в США с целью получения финансовой помощи для белых армий, однако его миссия закончилась неудачей. В эмиграции занимался литературным трудом. Жил бедно, и в последние годы был вынужден для заработка заниматься шитьем кошельков и бумажников. (В ХРОНОСе см. ст. Львов Георгий Евгеньевич)

84 ГАРФ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 26. Л.37-41.

85 Бурцев Владимир Львович (1862 — 1942). Сын штабс-капитана. В 1882 — 1885 гг. учился на физико-математическом и юридическом факультетах Петербургского и Казанского университетов. С 1883 г. входил в народовольческие кружки. После ареста в 1885 г. административно сослан в Иркутскую губернию и летом 1888 бежал из ссылки. Эмигрировал в Швейцарию, затем во Францию. Жил в Великобритании. В 1900 г. начал издавать историко-революционные сборники ‘Былое’. По требованию властей в 1903 г. покинул Великобританию, а затем Швейцарию. В 1904 г. поселился в Париже. В ноябре 1905 вернулся по амнистии в Россию. В 1906 — 1907 гг. участвовал в редактировании легального журнала ‘Былое’, в 1907 г. составил ‘Историко-революционный альманах’. Осенью 1907 г. вновь эмигрировал и возобновил в Париже издание ‘Былого’. С 1906 г. специализировался на разоблачении провокаторов, раскрыл провокаторскую деятельность Е. Ф. Азефа (1908). Составил и опубликовал в ‘Былом’ список ‘Шпионы, предатели, провокаторы’. Во время первой мировой войны — оборонец. В августе 1914 г. вернулся в Россию. Был арестован на границе и сослан в Восточную Сибирь. Амнистирован в конце 1915 г. по ходатайству французского правительства, вернулся в Петроград. В 1917 г. издавал газету ‘Общее дело’, сборники ‘Будущее’. Поддержал обвинение против большевиков в сотрудничестве с Германией. Был арестован в ночь на 26 октября 1917 г. и помещен в Петропавловскую крепость. Освобожден в феврале 1918 г., в мае через Финляндию бежал в Стокгольм. За границей возобновил издание газеты ‘Общее дело’ (1918 — 1922, 1928 — 1933). Выступил в качестве свидетеля на суде в Берне (1934 — 1935), выяснявшем вопрос о подлинности ‘Протоколов сионских мудрецов’, посвятив этой проблеме книгу ‘Протоколы сионских мудрецов’ — доказанный подлог’ (1938). Был противником нацистской Германии, считал, что Россия одержит победу в войне. Умер в лечебнице для бедных. (В ХРОНОСе см. ст. Бурцев Владимир Львович)

86 Андронников Михаил Михайлович (1875 — 1919), князь, сын князя М. А. Андроникова, титулярный советник, публицист. Учился в Пажеском корпусе, отчислен по болезни (1895), причислен к Министерству внутренних дел (1897). Уволен от службы ‘ввиду непосещения’ (1914). Чиновник для особых поручений при обер-прокуроре Синода (1914-1917). В 1915-1916 гг. сблизился с Г. Е. Распутиным, преследуя корыстные цели. В 1916 выслан в Рязань. Расстрелян большевиками.

87 Манус Игнатий Порфирьевич (1860-1918), из мещан. Агент по финансовой части в правлении Самаро-Оренбургской железной дороги, мелкий газетный репортер. В начале 1900-х, занимаясь спекуляциями на бирже, приобрел значительное состояние. При содействии Г. Е. Распутина, которому предоставлял значительные финансовые средства, получил чин Действительного статского советника. Директор правления товарищества Санкт-Петербургского вагоностроительного завода, председатель правления транспортного и страхового общества, ведущий акционер ряда петербургских коммерческих банков. Имел влияние на В. П. Мещерского, публиковал в ‘Гражданине’ свои статьи по финансовым вопросам. В годы первой мировой войны обвинен в шпионаже в пользу Германии. Французский посол Морис Палеолог считал Мануса раздатчиком немецких субсидий, а генерал Д. Н. Дубенский называл его ‘душой всех друзей немцев’. 4 июля 1918 по приказу Г. Бокия арестован большевиками. Многочисленные ходатайства об освобождении Мануса под залог были отклонены ВЧК. 30 октября 1918 приговорен к расстрелу с конфискацией имущества ‘за предложение взятки комиссару дома предварительного заключения, за содействие по освобождению его из-под ареста и за предложение взяток другим служащим дома заключения за разные услуги’. Отягчающими обстоятельствами признавалось ‘скверное отношение’ Мануса к бывшим подчиненным, ‘отрицательное отношение к советскому строю, его стремление при помощи денег развратить честных коммунистов’ / Лизунов П. Расстрел с конфискацией. Судьбы петроградских банкиров // Родина. 2005. No 5. С. 86-89.

88 Рубинштейн Дмитрий Львович (1875/77 — ?) председатель правления Русско-французского банка, директор правления общества Петро-Марьевского и Варвароплесского объединения каменноугольных копей, страхового общества ‘Волга’ и др., крупный биржевой деятель, банкир. Занимался финансовыми махинациями, пытаясь использовать свою близость к Г. Е. Распутину. Знакомство их длилось всего несколько месяцев, после чего Распутин запретил принимать Рубинштейна, который был арестован летом 1916 и выслан в Псков. Был освобожден в декабре 1916.

89 Волынский Аким Львович (настоящая фамилия Флекслер) (1861или 1863 — 1926), литературный критик, журналист, историк и искусствовед. Полемизировал с Тихомировым, после его возвращения в Россию, отмечая, что в публицистике последнего нет ‘твердого внутреннего убеждения и психологической цельности’ // Волынский А. Полемическая перестрелка // Северный вестник, 1894. No 10. С.79. Сохранилась его переписка с Тихомировым: РГАЛИ Ф.95 — Волынский А. Л. (Флекслер).

90 ГАРФ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 26. Л.43об-47.

91 Феофан Затворник (Георгий Васильевич Говоров) (1815-1894) — православный богослов, публицист-проповедник. Епископ Тамбовский и Шацкий (1859). С 1857 ректор Петербургской духовной академии. В 1866 удалился в Вышенскую пустынь, с 1872 жил ‘в затворе’. Оставил книгу лекций ‘Путь ко спасению’ (1868-69), ‘Собрание писем’ (вып. 1-8, 1898-1901), перевод ‘Добротолюбия’. Канонизирован.

92 Степанов Михаил Петрович — генерал от кавалерии. Состоял при Великой Княгине Елизавете Федоровне.

93 Ширинский-Шихматов Алексей Александрович, князь (1862 — 1930) — государственный, общественно-политический и церковный деятель, публицист. Служил по ведомству Министерства внутренних дел. С 1890 — помощник юрисконсульта при обер-прокуроре Святейшего Синода, с 1894 — прокурор Московской Синодальной конторы и управляющий всеми недвижимыми имуществами, принадлежавшими Синоду в Москве и ее окрестностях. Руководил подготовкой торжеств, связанных с прославлением преподобного Серафима Саровского. С 1903 — Тверской губернатор. В октябре 1903 — гофмейстер. В мае 1905 — товарищ обер-прокурора Синода, в апреле-июле 1906 — обер-прокурор. С 1906 член Государственного совета. Один из активных деятелей Русского собрания. Вице-председатель императорского православного Палестинского общества. В 1915 основал Общество Возрождения Художественной Руси. С осени 1916 председатель Особого комитета для борьбы с злоупотреблениями, порожденными тыловой обстановкой (уклонение от воинской повинности и проч.). В 1915 — феврале 1917 входил в кружок члена Государственного совета А. А. Римского-Корсакова, подготовившего несколько записок на имя Николая II. После Октябрьской революции переехал в Москву, где участвовал в деятельности подпольных монархических организаций. Эмигрировал. На съезде правых монархистов (1921 Рейхенгаль, Германия) был избран одним из трех членов Высшего монархического совета. В 1924 переехал в Париж. В 1928 был председателем президиума монархического съезда в Париже.

94 В период войны архиепископ Антоний говорил в проповедях о том, что овладения одними проливами мало для России и невозможно ‘сносить, чтобы величайшая наша святыня — Господень Гроб и Голгофа и Вифлеем оставались в руках неверных магометан’ // Русское знамя. 1914. 22 августа. О проектах десанта на Константинополь см.: Айрапетов О. Колчак у ворот Цареграда // Родина No 9. 2004.

95 ГАРФ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 26. Л. 55-57.

96 Там же. Л.57об-58.

97 Имеется в виду Ширинский-Шихматов.

98 Там же. Л.58-58об.

99 Там же. Л. 59-59об.

100 Львов Владимир Николаевич (1872 — 1934). Родился в дворянской семье, крупный землевладелец. Окончил юридический и историко-филологический факультет Московского университета. Был вольнослушателем Московской духовной академии. В 1905 участвовал в организации в Самаре и Самарской губернии отделений партии ‘Союз 17 октября’. Депутат III и IV Государственной думы. В обеих думах председатель комиссии по делам православной церкви. В дни Февральской революции член Временного комитета Государственной думы. Со 2-го марта 1917 обер-прокурор Святейшего Синода. После Октябрьской революции отошел от политической деятельности. В 1920 эмигрировал. В эмиграции примкнул к ‘сменовеховству’, признал советскую власть и в 1922 вернулся на родину. Работал в Высшем церковном управлении. Принимал активное участие в движении ‘Живая церковь’. В феврале 1927 арестован, и выслан в Томск на три года. В сентябре 1929 освобожден из ссылки и остался жить в Томске. (В ХРОНОСе см. ст. Львов Владимир Николаевич)

101 Олсуфьев Дмитрий Адамович (1862-1937) — граф, камергер. Окончил естественный факультет Московского университета (1885). В 1886-88 служил в гвардейской конной артиллерии, уволился в запас в звании подпоручика, служил в Геологическом комитете Министерства государственных имуществ. В 1891 — земский начальник в Московском уезде, гласный и мировой судья в Дмитровском уезде. В 1894 — предводитель дворянства в Саратовской губернии, в 1902-04 — председатель Саратовской земской управы. Во время русско-японской войны работал на Дальнем Востоке в Российском обществе Красного Креста. Был взят в плен в Мукдене. В 1905 — один из организаторов ‘Союза 17 октября’. Депутат III Государственной думы от Московской губернии, член Государственного совета от земского собрания Саратовской губернии (с 1907), один из основателей и членов ‘Прогрессивного блока’. Предводитель дворянства Камышинского уезда Саратовской губернии. Член Священного Собора Российской Православной Церкви 1917-18 г.г. Эмигрировал. В 1921 — член Карловацкого Всезаграничного церковного собора, однако в заседаниях не участвовал.

102 ГАРФ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 26. Л. 62об-64об.

103 Там же. Л.65

104 Александр III (1845-1894) — российский император с 1881 года.

105 ГАРФ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 26. Л.68об.

106 Филон Александрийский (21 или 28 до н. э. — 41 или 49 год н. э.) — античный философ, представитель иудейско-греческой философии (См.: Муретов Митрофан. Философия Филона Александрийского в отношении к учению Иоанна Богослова о Логосе. М., 1885).

107 Рачинский Григорий Александрович (Алексеевич) (1859-1939) — церковный и общественный деятель, философ, писатель и переводчик. В 1919 арестован как участник и один из организаторов Союза объединенных приходов г. Москвы, член исполнительного комитета совета Союза. Был освобожден от судебного преследования перед началом процесса по делу ‘Самарина-Кузнецова’ в силу показаний психиатра о невменяемости подсудимого. В 1931 вновь подвергнут аресту. Ему принадлежит работа ‘О японской поэзии’ и исследование ‘Трагедия Ницше: опыт психологии личности’ (М., 1900). С. И. Фудель писал о нем: ‘Рачинский был широко образованный и широко мыслящий человек, знавший, говорят, наизусть в подлиннике всего ‘Фауста’, умевший объединять труднообъединяемое и премудро сглаживать ненужные углы’ (Фудель С. И. Собрание сочинений. в 3-х томах. М., 2001. Т.1. С. 66).

108 Кожевников Владимир Александрович (1852 — 1917) — историк культуры, философ, публицист. Подробнее см. в примечаниях к публикации в No 1 журнала ‘Философская культура’ за 2005 г. С.138-139.

109 Иоанн Богослов, один из двенадцати апостолов, автор четвертого Евангелия, трех посланий и Откровения.

110 ГАРФ. Ф. 634.. Л. 70об-71.

111 Там же. Л. 71об-72.

112 Там же. Л. 72об.

113 Там же.

114 Там же. Л. 72об-73об.

115 Аристобул Александрийский (сер. 2 в. д. н. э.) — философ, представитель эллинистическо-иудейского синкретизма. Автор греческого комментария на Тору.

116 Гермес Трисмегист (греч. Hermes Trismegistos, ‘Гермес Трижды-величайший’), имя, происходящее от — имени древнеегипетского бога мудрости и письма Тота (Дхути). Вымышленный автор теософского учения, излагаемого в нескольких книгах и отрывках египетско-греческого происхождения, известных под его именем. Иногда Гермеса Трисмегиста считают богом, иногда — человеком, который был сыном бога, современником библейского Моисея. Согласно Платону, Гермес Трисмегист открыл числа, геометрию, астрономию и буквы. Христианский теолог и писатель Климент Александрийский считал Гермеса Трисмегиста автором 42 трудов астролого-космографического и религиозного содержания. Средние и в эпоху . См.: Холл М. Энциклопедическое изложение масонской, герметической, каббалистической и розенкрейцеровской символической философии. М.-СПб., 2003. С. 121-140. Века и позднее пользовалась популярностью серия трудов, приписываемых Гермесу Трисмегисту и известных под наименованием ‘Герметический корпус’ или ‘Герметика’ (2-3 вв.). Эти сочинения образуют особое религиозно-философское направление в поздней античности (герметизм), оказавшее глубокое влияние на развитие естествознания в Средние века Возрождения

117 ГАРФ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 26. Л. 73об-74.

118 Брусилов Алексей Алексеевич (1853 — 1926). Родился в дворянской семье. Окончил младший специальный класс Пажеского корпуса (1872). Участвовал в русско-турецкой войне 1877 — 1878. Окончив Офицерскую кавалерийскую школу в 1883, служил в ней почти 20 лет. В 1902 — 1906 ее начальник. Генерал от кавалерии (1912), генерал-адъютант (1915). В годы первой мировой войны командовал 8-й армией (1914 — 1916), армиями Юго-Западного фронта (1916 — 1917). В мае — августе 1916 руководил наступлением на русско-германском фронте получившим позднее название ‘Брусиловского прорыва’. В мае — июле 1917 — Верховный главнокомандующий. После Октябрьской революции поступил на службу в Красную Армию, в которой занимал должности председателя Особого совещания при Главнокомандующем всеми вооруженными силами Республики, главного военного инспектора коннозаводства и коневодства, инспектора кавалерии РККА, а с марта 1924 состоял для особых поручений при РВС СССР. См.: Брусилов А. А. Мои воспоминания. М., 2001.

119 ГАРФ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 26. Л. 77.

120 Там же. Л. 79-81об.

121 Ренненкампф Павел Карлович (1854-1818) Из дворян Эстляндской губернии. Генерал от кавалерии (1910) и генерал-адъютант (1912). Окончил Гельсингфорсское пехотное юнкерское училище и Николаевскую академию Генерального штаба (1882). В 1895-1899 командир 36 драгунского Ахтырского полка. В 1899-1901 начальник штаба войск Забайкальской области. Участник китайской кампании 1900-1901. В 1901-1904 начальник 1-ой отдельной кавалерийской бригады. Во время русско-японской войны 1904 -1905 командовал Забайкальской казачьей дивизией. В 1905 в распоряжении главнокомандующего на Дальнем Востоке, командовал рядом Сибирских армейских корпусов. Участвовал в подавлении революционных выступлений в 1905 г. В 1913 — 1914 командующий войсками Виленского военного округа. В июле — ноябре 1915 — командующий 1 армией. Действия Ренненкампфа во время Восточно-Прусской операции стали предметом разбирательства специальной комиссии. 6.10.1915 уволен от службы ‘по домашним обстоятельствам’. С 18.11.1915 в распоряжении военного министра. После Февральской революции арестован, а после Октябрьской революции освобожден и уехал в Таганрог. После занятия большевиками города перешел на нелегальное положение. В ночь на 16.3.1918 арестован ЧК. Отказался от предложения вступить в Красную армию. В конце марта В. А. Антонов-Овсеенко распорядился расстрелять Ренненкампфа. В ночь на 1 апреля отвезен за город и расстрелян. По сведениям, приводимым рядом исследователей, перед расстрелом ему выкололи глаза. (В ХРОНОСе см. ст. Ренненкампф Павел Карлович)

122 Самсонов Александр Васильевич (1859-1914) — Из дворян. Окончил Николаевскую академию Генштаба (1884) Во время русско-японской войны в сражении при Вафангоу дивизия Самсонова решила участь боя. В Шахейском сражении Самоснов без сопротивления отошел назад, обнажив фланг и тыл пехоты генерала П. К. Ренненкампфа, что имело неважные последствия. При проведении мобилизации 1914 г. назначен командующим 2-й армией Северо-Западного фронта. Она развертывалась на фронте Гродно-Осовец-Остроленка. После разгрома армии пытался со штабом пробиться из окружения, но отстал от других и, видя безвыходность положения, застрелился. Армия Самсонова потеряла около 6,7 тысяч убитыми, свыше 20 тысяч ранеными, 92 тысячи человек пленными (в том числе 15 генералов), 350 орудий. Впоследствии тело Самсонова было доставлено в Петроград и затем перевезено для погребение в имение в Херсонской губернии.

123 Шмидт Анна Николаевна (начало 1850-х — 1905) учительница и журналистка из Нижнего Новгорода, проповедовавшая собственное теософическое учение, возникшее под влиянием ‘софиологических’ идей В. С. Соловьева. Шмидт считала, что ощущает в себе воплотившийся дух Церкви и находится в общении с небесным возлюбленным — новым воплощением Христа, за коего признавала Соловьева (См.: Книга о Вл. Соловьеве. М., 1991. С. 240-245). ‘Незадолго до своей смерти, в 1900 г. Соловьев знакомится, сначала по переписке, а затем и лично, с Анной Николаевной Шмидт, которая считала себя воплощением Софии, а Соловьева — воплощением Христа и написала мистический трактат о Третьем Завете, понимая Св. Духа как Дочь Божию. Соловьев признал мистический трактат Шмидт ‘истиной величайшей важности’, но после личного знакомства и чтения ‘Исповеди’ Шмидт, …испугался ее дерзновенности, и некоторые ее откровения сам признал ‘прелестью’. … См.: Андреев И. М. // Владимир Соловьев — мистик в свете православия (К 50-летию со дня смерти) // Вл. Соловьев: pro et contra. СПб., 2002. Антология. Том 2. С. 31-32. Вероятно, боязнь за состояние души новой знакомой, побудила Соловьева написать письмо А. Шмидт 22 апреля 1900 г. (См. Письма В. С. Соловьёва, Петербург, 1923, т. IV, Булгаков С. Н. Владимир Соловьёв и Анна Шмидт // Булгаков С. Н. Тихие думы. М., 1916, Фудель С. И. Собрание сочинений. в 3-х томах. М., 2001. Т.1. С. 67, 539). М. А. Новоселов оставил свидетельство о потрясении, испытанном Шмидт после смерти Соловьева (под заголовком ‘А. Н. Шмидт на похоронах В. С. Соловьева’ с инициалами М. А. Н. приведено в книге: Из рукописей А. Н. Шмидт. М., 1916)

124 Соловьев Владимир Сергеевич (1853 — 1900) — философ, публицист, историк философии.

125 Розанов Василий Васильевич (1856-1919) — известный религиозный мыслитель, писатель, публицист. Жизнь его семьи в Сергиевом Посаде после 1917 была крайне тяжелой.

126 Эрн Владимир Францевич (1881-1917) — религиозный философ, активный деятель религиозно-общественного движения в России начала ХХ в. С началом Первой мировой войны выступил с антигерманскими лекциями.

127 ГАРФ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 26. Л. 81об-83.

128 Там же. Л.92об-93об.

129 Каледин Алексей Максимович (1861 — 1918). Казак станицы Усть-Хоперской. Поступил во 2-е военное Константиновское училище, затем был переведен в Михайловское артиллерийское училище, которое окончил в 1882. Окончил Академию Генерального штаба (1889). С ноября 1889 — старший адъютант штаба 6-й пехотной дивизии, затем на штабных должностях. В декабре 1899 был произведен в полковники. С августа 1906 — помощник начальника штаба Войска Донского, в апреле 1907 был произведен в генерал-майоры, в апреле 1913 — в генерал-лейтенанты. Участвовал в первой мировой войне. В 1915 назначен командиром 12-го армейского корпуса, с марта 1916 — командующий 8-й армией Юго-Западного фронта. В июне 1916 был произведен в генералы от кавалерии. В мае 1917 смещен со своего поста. В июне Большим войсковым кругом был избран атаманом Донского казачьего войска. В октябре приступил к формированию Донской армии для борьбы с Советской властью. В январе 1918 сложил с себя полномочия и застрелился, считая, что дальнейшее продолжение борьбы бессмысленно. (В ХРОНОСе см. ст. Каледин Алексей Максимович)

130 Щербачев Дмитрий Григорьевич (1857 — 1932). Окончил Академию Генерального штаба (1884). В мае 1903 был произведен в генерал-майоры и назначен командиром лейб-гвардии Павловского полка. С января 1907 — начальник Академии Генерального штаба. В ноябре 1908 произведен в генерал-лейтенанты. Генерал от инфантерии (1914). В годы первой мировой войны — командующий 7-й Отдельной армией, затем — генерал-адъютант Свиты, с апреля 1917 — помощник главнокомандующего армиями Румынского фронта. С декабря 1917 — главнокомандующий армиями Украинского фронта. В марте 1918 дал согласие на ввод румынских войск в Бесарабию, заключив перед этим перемирие с Германией. В 1919 — главный военный представитель Верховного правителя России А. В. Колчака в Париже. Умер в эмиграции. (В ХРОНОСе см. ст. Щербачев Дмитрий Григорьевич)

131 Лечицкий Платон Алексеевич (1856-1923) генерал от инфантерии (1913). Сын священника. Образование получил в Варшавском пехотном юнкерском училище (1880). Во время русско-японской войны 1904-05 заслужил репутацию выдающегося полкового командира. С 1910 командующий войсками Приамурского военного округа и войсковой наказной атаман Амурского и Уссурийского казачьего войск. В начале Первой мировой войны командовал группой войск, направленной на помощь 4-й армии после ее неудачи у Красника. В августе 1914 назначен командующим 9-й армией. За успешные действия в августе — сентябре награжден Георгиевским оружием с бриллиантами. Успешно действовал против австро-венгерских войск в октябре 1914. После отвода генералом Н. В. Рузским армий Северо-Западного фронта наступление было остановлено. К середине апреля 1915 армия развертывалась в Заднестровье. Участвовал в наступлении вдоль реки Днестр, отбросил противника за Прут. В начале июля удерживал фронт от Днестра до румынской границы. В 1916 участвовал в наступлении генерала А. А. Брусилова. После Февральской революции 18 апреля 1917 сдал командование армией и вышел в отставку. После Октябрьской революции вступил в Красную армию. Впоследствии был арестован и умер в тюрьме.

132 Макензен Август фон (1849-1945), германский генерал-фельдмаршал (22 июня 1915). В Первую мировую войну участвовал в окружении армии А. В. Самсонова. С января 1917 командовал оккупационными войсками в Румынии. С мая по декабрь 1918 — главнокомандующий войсками в Румынии. Считался одним из самых талантливых военачальников Первой мировой войны и пользовался большой популярностью в послевоенной Германии. После прихода НСДАП к власти назначен прусским государственным советником. (В ХРОНОСе см. ст. Макензен (Mackensen) Август)

133 ГАРФ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 26. Л. 96-96об.

134 Там же. Л.100-101.

135 15 (28) июня ударная группа русских войск нанесла удар на Коломыю. 17 (30) июня Коломыя была взята.

136 Куропаткин Алексей Николаевич (1848-1925) — военный и государственный деятель, генерал, военный историк. С 1898 по 1904 — военный министр, член Государственного Совета. В русско-японскую войну главнокомандующий сухопутными войсками, а затем всеми вооруженными силами России на Дальнем Востоке. Член Всероссийского национального союза. В Первую мировую войну — командующий Северным фронтом, генерал-губернатор, командующий войсками в Туркестане. После Февральской революции арестован, затем освобожден. После Октябрьской революции на преподавательской работе.

137 Одно из названий Гавайских островов.

138 ГАРФ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 26. Л. 101об-103.

139 Тихомирова Екатерина Дмитриевна — урожденная Сергеева. Жила в Орле, училась на фельдшерских курсах. До переезда в Петербург принадлежала к ‘якобинскому’ кружку П. Г. Зайчневского. На Воронежском съезде была принята в ‘Землю и Волю’, после раскола вошла в состав Исполнительного Комитета ‘Народной Воли’. В 1880 г. Л. А. Тихомиров, использовав фальшивый паспорт, обвенчался с ней. Вопреки неписаной революционной традиции, брак Тихомирова был не только официальным, но и закреплялся церковным обрядом венчания, на котором шафером был Н. К. Михайловский.

140 ГАРФ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 26. Л. 103об-105.

141 Тиханович-Савицкий Нестор Николаевич (1866 — после июля 1917) Председатель астраханского отдела Союза русского народа. Затем председатель Астраханской народной монархической партии. Подробнее см. в примечаниях к публикации в No 1 журнала ‘Философская культура’ за 2005 г. С.145.

142 Имеется в виду Н. Н. Тиханович-Савицкий.

143 ГАРФ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 26. Л. 113-113об.

144 Алексеев Михаил Васильевич (1857 — 1918). Сын выслужившегося из фельдфебелей офицера. Окончил Московское пехотное юнкерское училище (1876). Участник русско-турецкой войны 1877-78. Окончил Академию Генерального штаба (1890). Участвовал в русско-японской войне, генерал-майор (1904), генерал-лейтенант (1908). Участвовал в Первой мировой войне. С августа 1914 — начальник штаба Юго-Западного фронта, в сентябре произведен в генералы от инфантерии, с марта 1915 — главнокомандующий армиями Северо-Западного (с 4 августа 1915 — Западного) фронта. 18 августа 1915 назначен начальником штаба верховного главнокомандующего. 1 апреля 1917 назначен Временным правительством верховным главнокомандующим. После провала корниловского выступления, пытаясь спасти его организаторов от расправы, принял должность начальника штаба вновь назначенного главковерха А. Ф. Керенского, и арестовал Л. Г. Корнилова и его сподвижников, после чего отправил арестованных в тюрьму под охрану надежных войск. В сентябре подал в отставку и тайно приступил к организации офицерских и юнкерских отрядов. После Октябрьской революции начал формировать в Новочеркасске добровольческие части из прибывающих на Дон офицеров и юнкеров. С декабря 1917 член триумвирата ‘Донского гражданского совета’. Участник 1-го Кубанского (‘ледяного’) похода. С 18 августа 1918 — Верховный руководитель Добровольческой армии. Умер в Екатеринодаре.

145 Иванов Николай Иудович (1851-1919). Генерал от артиллерии. Участник русско-турецкой и русско-японской войн. В 1908-1914 командующий Киевским военным округом. В годы первой мировой войны командовал Юго-Западным фронтом. С марта 1916 — в свите Николая II. 27 февраля 1917 назначен командующим Петроградским военным округом с диктаторскими полномочиями, однако не смог выполнить возложенную на него миссию.

146 ГАРФ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 26. Л. 127об-128об.

Из дневника Л. А. Тихомирова

(1916 — 1917 гг.)

А. В. Репников

Предисловие к публикации*

Мы завершаем публикацию фрагментов из дневника Л. А. Тихомирова. 1 В настоящее время в издательстве ‘Российская политическая энциклопедия’ (РОССПЭН) готовится книга, в которую войдет полный текст дневника за период 1915-1917 гг., снабженный вступительной статьей и комментариями. Предполагаемый срок выхода книги — конец 2006-середина 2007 гг.

———

Когда в начале марта 1917 года газета ‘Утро России’ сообщила о том, что Тихомиров сам явился в милицию и дал подписку в том, что признает новое правительство и обязуется исполнять все распоряжения оного ‘и во всем ему… повиноваться’, то некоторые из недавних соратников Льва Александровича по правому лагерю назвали его ‘дважды ренегатом’. Многие современные исследователи жизни и деятельности Тихомирова пытаются объяснить этот поступок, обращаясь как к внешним причинам, так и к внутреннему миру бывшего народовольца и бывшего идеолога монархической государственности. 2

При внимательном анализе дневниковых записей Тихомирова такое поведение одного из видных консервативных мыслителей вовсе не удивляет. Разочарование во власти и ее возможности усовершенствовать существующую систему стало общим местом в рассуждениях практически всех консервативных теоретиков и практиков начала ХХ века еще задолго до событий, произошедших в феврале 1917 года. 3

Если мы начинаем борьбу, заранее сомневаясь в победе, пугая себя и других несокрушимостью противника, мы тем самым почти наверняка обрекаем себя на поражение. Тихомиров постоянно сомневался, критикуя и себя, и окружавшую его действительность, весьма далекую от проповедуемых им идеалов. 4 Еще 11 февраля 1905 г. он писал в дневнике: ‘Нет ничего гнуснее вида нынешнего начальства — решительно везде. В администрации, в церкви, в университетах… И глупы, и подло трусливы, и ни искры чувства долга. Я уверен, что большинство этой сволочи раболепно служило бы и туркам, и японцам, если бы они завоевали Россию’, характерна и запись, сделанная в дневнике 20 мая 1905 г. после Цусимского сражения: ‘Дело не в гибели флота… но ведь и вообще все гибнет. Уж какая ни есть дрянь Россия, а все-таки надо ей жить на свете. Ах, как мне жаль этого несчастного царя! Какая-то искупительная жертва за грехи поколений. Но Россия не может не желать жить, а ей грозит гибель, она прямо находится в гибели, и царь бессилен ее спасти, бессилен делать то, что могло бы спасти его и Россию! Что ни сделает, губит и ее и его самого. И что мы, простые русские, как я, например, можем сделать? Ничего ровно. Сиди и жди, пока погибнешь!’ 5 Резкие высказывания консерваторов о последнем самодержце встречаются довольно часто. В 1909 г. В. В. Розанов, выражая свое мнение об императоре, утверждал, что тот ‘есть мелкая, мстительная и низкая душонка, человек очень жестокий, хотя производящий самое чарующее впечатление на всех, кто с ним имел дело. Подобного лицемерного и лживого государя не было в России со времени Александра I-го. Он совершенно не имеет ума государственного и в делах государственных есть как бы пустое место’. 6 Можно сослаться на то, что Розанов был личностью противоречивой, но вот еще пример: в письме от 28 декабря 1911 г. К. Н. Пасхалов жаловался Д. А. Хомякову: ‘Мы приучаемся мало помалу презирать наше правительство, сознавая его неспособность и бесполезность. А это штука очень опасная. В критическую минуту, когда революция ринется на существующий строй, стану ли я на его защиту? Нет. Мы наверно останемся в стороне… нам осталась одна надежда на великую милость Провидения, которое авось смилуется над нашей несчастной, засиженной всякой нечистью родиной’. 7

Уже после февральской революции В. М. Пуришкевич заявлял о невозможности восстановления монархии. Весной 1917 года он засвидетельствовал свою лояльность новой власти, выпустив небольшую брошюру, в которой говорилось о том, что ‘…весь старый строй русской государственной жизни, прогнивший сверху до низу, был карточным домиком, упавшим от легкого дуновения волны свежих, здоровых национальных чувств народных’. 8 Брошюра заканчивалась патетическими словами: ‘Да здравствует Временное Правительство, единая законная власть в России, впредь до Учредительного Собрания!’. Впоследствии Пуришкевич утверждал: ‘Как мог я покушаться на восстановление монархического строя, если у меня нет даже того лица, которое должно бы, по-моему, быть монархом. Назовите это лицо. Николай II? Больной царевич Алексей? Женщина, которую я ненавижу больше всех людей в мире? (Александра Федоровна — А. Р.) Весь трагизм моего положения, как идеолога-монархиста, в том и состоит, что я не вижу лица, которое поведет Россию к тихой пристани’. 9

При чтении статей и дневников М. О. Меньшикова, написанных после отречения Николая II, отмечаешь их сходство с дневниками Тихомирова. В статье ‘Жалеть ли прошлого?’ он утверждал: ‘Для русского цезаризма война эта в неожиданном ее развитии все равно обещала гибель. Может быть, это и служило одною из главных причин, парализовавших нашу подготовку к войне и энергию ее ведения… Спрашивается, стоит ли нам жалеть прошлое, если смертный приговор ему был подписан уже в самом замысле трагедии, которую переживает мир?.. Не мог же несчастный народ русский простить старой государственной сухомлиновщине того позора, к которому мы были подведены параличом власти… Жалеть ли нам прошлого, столь опозоренного, расслабленного, психически-гнилого, заражавшего свежую жизнь народную… Весь свет поражен внезапностью русского переворота и взволнован радостью, взволнована радостью и вся Россия… Старый порядок рухнул от неуважения к свободе, то неуважение подрывает и всякий порядок, который наследует эту язву’. 10 В последней статье, подписанной Меньшиковым, которая появилась в газете 19 марта, подводились грустные итоги: ‘Я далек, конечно, от мысли считать всех наших самодержцев чудовищами порока или безумия. Такие бывали, но гораздо хуже, что подавляющее большинство из монархов были слишком невыдающиеся, слишком заурядные люди. И вот в руки этих-то слабых и НЕУМНЫХ людей, очутившихся в вихре лести и измены, попала историческая судьба великого народа… сосредоточив на себе народное могущество, монархи решительно не знали, что с ним делать… Отделывались крохотными, легонькими задачками и систематически задерживали великую, наиболее необходимую перестройку своих народов. Важнейшие реформы начинались и никогда не оканчивались или оказывались безобразно смятыми… Трагедия монархии состояла в том, что, отобрав у народа его волю, его душу, — монархия сама не могла обнаружить ни воли, ни души, сколько-нибудь соответствующей огромной и стихийной жизни. Энергия народная веками глохла в… центре своей власти… Великий народ обречен был на медленное вырождение, подобно азиатским соседям, от атрофии своих высших духовных сил — сознания и воли’.11 Узнав в 1918 году о расстреле бывшего самодержца, Меньшиков писал в дневнике: ‘Жаль несчастного царя — он пал жертвой двойной бездарности — и собственной, и своего народа.’ — и далее рассуждал по поводу отречения — ‘не мы, монархисты, изменники ему, а он нам… Тот, кто с таким малодушием отказался от власти, конечно, недостоин ее. Я действительно верил в русскую монархию, пока оставалась хоть слабая надежда на ее подъем. Но как верить в машину, сброшенную под откос и совершенно изломанную?.. Мы все республиканцы поневоле, как были монархистами поневоле. Мы нуждаемся в твердой власти, а каков ее будет титул — не все ли равно?’12. По степени самобичевания дневник Меньшикова напоминает не только тихомировский дневник, но и ‘Апокалипсис нашего времени’ Розанова. Авторы обвиняли в произошедших событиях интеллигенцию и скорбно смотрели в будущее: ‘Бог не захотел более быть Руси. Он гонит ее из-под солнца… Значит мы ‘не нужны’ в подсолнечной и уходим в какую-то ночь. Ночь. Небытие. Могила… Мы умираем от единственной и основательной причины: неуважения себя. Мы, собственно, самоубиваемся… мы сами гоним себя’.13

Еще один монархист Б. В. Никольский был не менее откровенен: ‘На реставрацию не надеюсь… Страшно то, что происходит, но реставрация была бы еще страшнее. Царствовавшая династия кончена, и на меня ее представителям рассчитывать не приходится. Та монархия, к которой мы летим, должна быть цезаризмом, т. е. таким же отрицанием монархической идеи, как революция’.14 Сегодняшние монархисты не любят вспоминать о подобных высказываниях тех, кого они считают своими учителями, но, как это не печально, можно бесконечно приводить примеры подобных (и даже еще более резких) высказываний. Тихомиров с его Дневником будет здесь далеко не одинок.

Хотелось бы привести еще одну фразу, сказанную не публично, и не в личном письме, или дневнике, а произнесенную на допросе, перед политическими противниками. Это цитата из следственного дела А. И. Дубровина. На вопрос чекиста Б. М. Футоряна: ‘Вы лично считали, что Николай II по своему характеру не подходил для установления твердой власти в России?’ бывший лидер ‘Союза русского народа’ ответил: ‘По своему уму он подходил, он очень умный человек, но бесхарактерный, безвольный, но почему я против него не восставал, у нас были разговоры. Ко мне являлись люди, которые мне задавали вопрос: ‘Ты видишь, понимаешь, у нас большой недостаток в том, что у нас царь слабоват. Ты по принципам монархист. Да? Но ведь непременно для того, чтобы этот принцип существовал и действовал, не нужно быть непременно верным Николаю II и т. д. Как бы ты посмотрел, если бы случился переворот и, вместо Николая стал кто-нибудь другой, мог бы ты принять участие и пр.?’, на это я отвечал, есть текст священного писания ‘не касайся к помазаннику моему, он помазанник Божий’ и если терпим все то, что нам приходится от него терпеть, от его недостатков, отрицательных качеств, то должны смотреть на это с религиозной точки зрения, как на наказание, как на явление временное, должно пройти, и не наше дело соваться туда и изменять силой’.15

К сожалению, мы не можем судить, как именно оценил Тихомиров свершившиеся в октябре 1917 года события, поскольку записи, относящиеся к периоду после 16-го октября, в ГАРФ отсутствуют.16 Остается только гадать, о чем он думал, когда в России началась гражданская война, стали появляться сообщения о расстрелах когда-то близких ему соратников по правому лагерю и началась борьба с православной церковью. Расстреляли М. О. Меньшикова, А. И. Дубровина, И. И. Восторгова, А. С. Вязигина, П. Ф. Булацеля, Н. Н. Родзевича и многих других правых деятелей. Скончался от тифа в Новороссийске В. М. Пуришкевич. Не намного пережил его Г. Г. Замысловский, скончавшийся от той же болезни. Во время гражданской войны красные утопили епископа Гермогена, а многих лично известных Тихомирову священников подвергли гонениям за веру.

В Петрограде в числе заложников был расстрелян и Борис Никольский. Незадолго до гибели он писал Б. А. Садовскому: ‘Вы знаете, до какой степени я не большевик и даже не социалист, но я, увы, много учился, много думал, и совесть и правда мне дороже всего. Заслуг у вождей нашего большевизма нет, как нет заслуг у бомбы, которая взрывает, как нет заслуги у рычага, который опрокидывает, у тарана, который проламывает: заслуга (или преступление) в той разумной воле, которая ими движет (когда такая воля есть), но они стихийные, неудержимые и верные исполнители исторической неизбежности. Делать то, что они делают, я по совести не могу и не стану, сотрудником их я не был и не буду, но я не иду и не пойду против них: они исполнители воли Божией и правят Россией если не Божиею милостию, то Божиим гневом и попущением. Они в моих глазах наилучшее доказательство того, что несть власти, аще не от Бога. Они власть, которая нами заслужена и которая исполняет волю Промысла, хотя сама того и не хочет, и не думает. Я жду — и вижу, что глубока чаша испытаний и далеко еще до дна. Доживу ли я до конца — кто знает?’.17

Что касается отношения Тихомирова к Советской власти, то оно не было однозначным. Глухо упрекая большевиков в том, что они чрезмерно злоупотребляют принципом насилия, он вместе с тем обмолвился, что только большевики сохранили понимание государственности. С одной стороны, японский ученый Харуки Вада отметил, что ‘Октябрьская революция, в задачу которой очевидно входило установление твердой революционной диктатуры, должна была, по представлениям Тихомирова, осуществить давно лелеемую им мечту о сильной государственной власти’.18 С другой стороны, анализ последних эсхатологических работ Тихомирова показывает, что в будущем он видел только новые жесточайшие испытания: ‘мир подходит к последнему своему периоду среди страшного революционного переворота, который, очевидно, изменяет самые основы государственной власти’.19

Только почти через год после октябрьских событий Тихомиров пишет письмо председателю ученой коллегии Румянцевского музея: ‘Покорнейше прошу Вас принять на хранение в Румянцевском Музее прилагаемые при сем двадцать семь переплетенных тетрадей моих дневников и записок…’.20 Его просьба была удовлетворена.

Завершив исследование ‘Религиозно-философские основы истории’, Тихомиров пишет повесть ‘В последние дни’. Пометки свидетельствуют о том, что повесть писалась с 18.11.1919 по 28.01.1920 (даты написаны по старому стилю). С. И. Фудель сын друга Тихомирова — священника Иосифа Фуделя — хорошо описал атмосферу, царившую во время чтения этой повести: ‘Мы сидели в столовой, угощением были какие-то не очень съедобные лепешки и суррогатный чай без сахара. Лев Александрович почему-то пил его с солью. Керосина тоже не было… и горели две маленькие самодельные коптилки, освещая на столе больше всего рукопись. Апокалипсис был не только в повести… но уже и в комнате’.21 Эти работы писались без какой-либо надежды на публикацию, а в реальной жизни нужно было кормить семью. В 1920 году Тихомиров получил материальную помощь от бывшего редактора ‘Русского обозрения’ А. А. Александрова и его супруги, которым был очень благодарен (об этом свидетельствует письмо от 2 сентября 1920 г.).22 По словам С. А. Волкова, общавшегося с Тихомировым в последний период его жизни, тот ‘заканчивал свое жизненное странствование’ в бедности, работая ‘делопроизводителем школы имени М. Горького (бывшей Сергиево-Посадской мужской гимназии)’. Ученики ‘к его огромному неудовольствию’ прозвали бывшего монархиста (вероятно, за его бороду) ‘Карл Маркс’.23

Тихомиров еще успел набросать заметки с откликом на тщательно проштудированную им книгу бывшей соратницы В. Н. Фигнер ‘Запечатленный труд’, обидевшись на то, что автор книги отвел ему слишком скромную роль в народовольческом движении, и обвинив Фигнер в поверхностном взгляде на события. В последующих комментариях, которые должны были войти в его воспоминания, Тихомиров представил себя как лидера ‘Народной воли’.24

В 1922 году 70-летний Тихомиров зарегистрировался в Комиссии по улучшению быта ученых.25 Возможно, что на благоприятное для него решение повлияли ходатайства старых соратников по борьбе с самодержавием — В. Н. Фигнер и М. Ф. Фроленко.26 Другой заботой на склоне лет стало написание воспоминаний. Объединенные под общим названием ‘Тени прошлого’, они были полностью изданы после смерти Тихомирова, скончавшегося в Сергиевом Посаде 16 октября 1923 г. Незадолго до смерти он успел передать на хранение оставшиеся материалы.27

Могила Льва Александровича не сохранилась, как не сохранился и дом, в котором жила его семья. Какие-либо организованные поиски места захоронения не велись. Местные краеведы, к сожалению, не могли помочь в этом вопросе. Судьба части архива, оставшегося, у родственников Тихомирова, неизвестна. Современный историк С. Н. Бурин во вступительной статье к републикации воспоминаний Тихомирова упоминает, что ‘существует легенда, согласно которой его вдова Екатерина и дочери Надежда и Вера долгое время сохраняли огромный сундук с его рукописями, не попавшими в государственные архивы… Но судьба этого таинственного сундука, если, конечно, он вообще существовал, — увы! — неизвестна’.28

——-

Теперь, накануне выхода книги, грустно сознавать, что публикация всего дневника Тихомирова, начиная с 1883 года, вряд ли когда-нибудь осуществится, поскольку это требует многолетней кропотливой работы целого коллектива исследователей, и значительных материальных затрат.29 В настоящее время есть только один пример подобного издания, продолжающегося уже долгие годы. Это воспоминания Д. А. Милютина30, выходящие под редакцией доктора исторических наук, профессора Л. Г. Захаровой. Конечно, фигуры Д. А. Милютина и Л. А. Тихомирова вряд ли сопоставимы, но хронологические рамки дневника последнего делают его не менее интересным для исследователей, чем, например, дневник А. С. Суворина31.

Сегодняшним ‘монархистам’ (как, впрочем, и либералам’) противоречивый и мятущийся Тихомиров не интересен. Прежде всего потому, что в их воображении уже сложился совсем иной образ Льва Александровича, далекий от того, который предстает перед нами, когда мы листаем пожелтевшие страницы тетрадей.

Работа с текстом дневника 1915-1917 гг. продолжалась около 5 лет, и за это время некоторые материалы были введены нами в научный оборот.32 В ходе работы приходилось самостоятельно расшифровывать и набирать рукописный текст, готовить комментарии (в книге их будет более 400) и вступительную статью.

Большую помощь в расшифровке трудночитаемых страниц текста и в переводах оказали Л. К. Репникова и Е. М. Мягкова. При комментировании текста оказали содействие В. Г. Макаров, О. А. Милевский, Г. Б. Кремнев. Техническая поддержка была оказана С. В. Федоровым. Всем им автор выражает самую искреннюю признательность, как и коллективу журнала ‘Философская культура’, на страницах которого в 2005 году впервые увидели свет фрагменты из готовящегося издания Дневника.

———

При подготовке к публикации текст был приведен в соответствие с нормами современного русского языка, явные описки исправлены без оговорок. Расшифрованные или вставленные от составителя слоги, недостающие по смыслу слова заключены в квадратные скобки. Сокращения, предпринятые публикатором, отмечены в тексте квадратными скобками с отточием […]. Сохранены сделанные Тихомировым подчеркивания отдельных слов и фраз.

В данной публикации не дублируются биографические комментарии, которые уже приводились нами в NoNo 1 и 2 ‘Философской культуры’. {В журнальном варианте произведены незначительные сокращения представленного нам текста публикации. — Прим. редакции. }

Все замечания, поправки и дополнения прошу присылать по электронной почте: Repnikov@mail.ru

ДНЕВНИК ЗА 1916 год. 33

[…]

24 августа.

Был в музее. Прочел Филона De vita contemplativa 34. Достал процесс тамплиеров, но, увы, сплошь латынь, два громадных тома! Попробую читать со словарем.

25 августа.

Довольно тоскливо. Обыкновенно я спасаюсь от мыслей об окружающем в работу. Но теперь работа зашла в тупик. Новый отдел не укладывается в систему. Я думал самостоятельно изучить процесс Тамплиеров, но это немыслимо. Латынь читать трудно даже со словарем. В лучшем случае успею кое-как просмотреть важнейшие показания, которые однако не могу понять в тонкостях, а только в общих чертах. Об изучении и думать нечего. Это самая общая проверка того, что пишут Дешамп35, Шустер36, Финдель37, и не более того. Нужно сказать, что Мишле 38 скверно издал процесс. Необходимо было бы порядочное предисловие о том предварительном следствии, которое произвел король Филипп IV {Это неверно, я его нашел во II-ом томе. — Прим. авт.} 39. Необходимо было бы разбить процесс по заседаниям. Наконец, необходимо было послесловие.

26 августа.

[…] А чтение Мишле у меня идет получше. Язык латинский как-то воскресает в голове при чтении. Но конечно, изучить процесс в тонкостях я не буду в состоянии. Не хватит даже времени. С этим нужно бы провозиться, пожалуй, целый месяц, если задаться целью взвесить качество свидетелей — за и против обвинения. Какая нелепость (не говоря о бесчеловечности) были все эти пытки. Через этот сатанинский способ узнавать истину теперь решительно невозможно судить, была ли хоть искра правды в показаниях обвиняемых. Это все равно, как в процессах о колдовствах и ритуальных убийствах.

[…]

12 сент[ября].

[…] Вообще у меня все идет не то что скверно, а неудовлетворительно, неприятно. Между прочим и в Посаде флигель не только не сдал, но даже перестали ходить наниматели. Это очень скверно: 480 рублей потерять в год при нынешних условиях — неприятно. Вообще все нехорошо…

Сегодня я просмотрел сборник ‘Памяти К. Н. Леонтьева 40‘ 1912 г., который своевременно не мог прочитать из-за журнальной работы. Теперь я взялся за эту книгу из-за того, что скоро тут — не знаю кто, м[ожет] б[ыть], Новоселов, м[ожет] б[ыть], Фудель 41 — собираются устраивать что-то такое в день его кончины (12 ноября 1891 г.)42… У меня мелькнула мысль что-нибудь сказать или написать о нем, и эта мысль быстро погасла. Зачем? Мое ли это дело? Мне нужно самому готовиться к концу. Мне нужно найти милость Божию, а не проповедовать что-либо другим, которые меня об этом не спрашивают и которым я вряд ли могу сказать что-либо полезное для них. Это последнее — самое главное, конечно.

Правда, я копаюсь в своей ‘Борьбе за Царствие Божие’, но это отчасти для собственного поучения, да и то, конечно, не будет завершено, и я об этом не сожалею. Мне нужно теперь не то, не других учить, а себя спасти, дойти до милости Божией. Человек чувствует, что ему положено. И я чувствую, что публицистика уже не для меня, и я не для нее. Мне нужно бы кое-что сделать еще для детей своих, для Коли и остальных. Нужно также и себе не теоретически, а сердцем прийти к Богу, что зависит от Его милости.

Вот Четьи Минеи это время я читаю со вниманием, а на прочее чтение даже и охоты нет. Ах, если бы мне только дойти до Божией милости.

О Кате, о Маме43 — я думаю очень много. Но Катя, как и Мама, — гораздо ближе к Богу, чем я. Я им в этом не нужен. А вот для детей еще кое-что кажется нужным сделать, если бы мне самому для этого дойти до милости Божией.

[…]

ДНЕВНИК

1) Дополнительный с 30 апр[еля] 1916 г. по 17 мая 1916 г.

2) Общий — с 14 сентября 1916 по [Зачеркнуто — 8 мая 1917 года] Июль 1917 года.*

Дополнительный дневник Л. А. Тихомирова с 30 апр. 1916 года по 17 мая 1916 года. 44**

* Надпись на обложке тетради.

** Надпись на первой странице тетради дневника.

30 апреля.

Я уже десять дней как уехал из Москвы и нахожусь в Сергиевом Посаде. Теперь, приезжая в Посад, должен всегда ожидать, что придется идти с вокзала пешком. Извозчики дерут просто бессовестно, и — отчасти приходится беречь деньги, отчасти — просто возмутительно подчиняться этому грабежу. И действительно, на этот раз снова пришлось идти пешком. В предвидении этого, я стараюсь брать возможно меньше вещей в сумку, чтобы хватило силы дотащить. Поэтому не взял и тетради своего ‘Дневника’ — не той, в которой пишу сейчас, а обычной, очередной, так сказать.

Здесь, роясь в бумагах, нашел эту тетрадь. Это была когда-то книга моих упражнений в китайском языке. Рой воспоминаний охватил меня. Далекое, невозвратное время!.. Я нашел две тетради: одна — упражнения по японскому языку45, другая — вот эта самая — по китайскому. Уничтожить первую — не поднялась рука. Но теперь нет бумаги. Такой тетради, как эта, не найдешь ни в одном магазине. Теперь бумага — протекающая, переплеты — дряннейшие… и страшные цены. Это — война. У нас ничего не оказывается, в том числе и бумаги. И вот я соблазнился: выдрал из тетради все упражнения, кое-как заклеил эту огромную рану в книге, перевернул книгу задней стороной к переду — и готова. Имею тетрадь, какой не найдешь, может быть, у иного министра. Сколько ей лет? Не упомню. Я занимался китайским языком еще до боксерского восстания. А эту тетрадь пустил для занятий примерно скоро по взятии Пекина, когда архимандрит Иннокентий46 был только что рукоположен во епископы и отправился в Китай с радужными мечтами возродить или, точнее, создать Православную Китайскую Церковь. Я тогда мечтал, коли Бог поможет, съездить к нему, чтобы посмотреть лично на этот новый росток Православия и помогать потом Иннокентию отсюда с той смелостью, которую дает личное знакомство с описываемыми местами и деятельностью.

Увы! С тех пор прошло, стало быть, около 14 лет. Китай, Китай! Где тут думать о Китае!47 Спрашиваешь себя: в какой степени уцелеет Православие в России? Пожалуй, и у самого Иннокентия опустились руки. А я — даже уже и не годен никуда, и мне не до Китая. Вырвал свои ‘упражнения’, бросил в печку и превратил книгу в ‘Дневник’…

Многое так уже вырвал я из своего сердца. Пускай пропадает заодно с прочим и Китай.

А ведь сколько было светлых и бодрых надежд, зародившихся в царствование Императора Александра III, когда, казалось, воскресала русская духовная сила и ежегодно быстро возрастала русская мощь. Я тогда еще более старался для Японии и японский язык почти изучил. Еще немного — и я стал бы уже читать по-японски. Я мечтал сделать, сколько сил хватит, для епископа Николая48, с которым находился в постоянных сношениях, и для епископа Иннокентия. Цвет русского епископства. Двое таких, подобных которым не оставалось в России. Я мечтал, что Россия дружески сойдется и с Японией, и с Китаем, и что мы на Дальнем Востоке сыграем великую и славную роль… Все смело и уничтожило проклятое время безумной политики, в которой глупость, алчность и бессовестное попирание чужих прав привели к позору и разгрому России и к уничтожению всех надежд на Тихом Океане. После же того — пошли удары за ударами. Теперь мы изгнаны и из славянского мира, изгнаны и с Ближнего Востока. Война не кончена, но ее исход не возбуждает сомнений. Что тут думать о Тихом Океане, когда и на Западе, и на Юге мы проиграли все свое значение, погубили все дела веков.

А внутри! Что будет? Разве это будет возрождение? Ничего нельзя ожидать, кроме разложения и постепенного (если только ‘постепенного’) упадка…

Много всколыхнула в душе моей эта книга ‘упражнений’ в китайском языке и поставила передо мной такую страшную картину прогрессивного паралича родины, что непереносимо даже смотреть на нее. Прочь все эти воспоминания, пусть они пропадут, как без следа пропали надежды, как уже пропали все люди, бывшие способными их иметь. И вправду: сколько теперь в России осталось людей, которые могли бы если не разделить, то хоть понять мое настроение? Почти никого. А какие десятки и сотни тысяч людей думают даже, что Россия двинулась ‘вперед’! Идти вперед, потерявши свою национальную душу, — недурная идея.

3 мая.

Неугомонный Тиханович-Савицкий не дает мне покоя. Несмотря на мой категорический отказ заниматься их ‘монархическими’ программами, снова пишет письмо и прилагает свой проект изменения нашей конституции с просьбой сделать свои замечания.

Отвечаю ему новым категорическим отказом и даже не возвращаю проекта, выражая мнение, что у него, конечно, много копий, а мне трудно посылать на почту заказные отправления.49

Он хороший, честный человек, но неужто он не понимает, что занимается безусловно пустопорожными делами? И это теперь, когда долголетняя глупая политика привела Россию к одному из страшных кризисов ее Истории. Это — если не начало конца России, то, конечно, начало огромных внутренних переворотов, орудием которых уже не может быть монархический принцип за неимением в стране доверия к его носителям. И в такое время — заниматься выработкой ‘монархических программ’. Как будто вопрос в программах!

Эта ‘война’ становится чистой загадкой. В сущности, войны мы не ведем. Нагоняем миллионы солдат за миллионами — и ни с места. Немцы беспрестанно делают нападения, но пустячные, как будто ровно настолько, чтобы дать нам предлог не идти вперед, а обороняться. Какой смысл всего этого? У нас страна истощается все больше. Нравственно утомляется.

Лучше ли в войсках? Не имею сведений! […] А между тем, действительно, наш способ ведения войны делает ее чем-то абсолютно бессмысленным. Даже хуже: он рождает мысль, что мы не можем победить немцев. Но это мысль — страшно деморализующая, способная отнять все силы, заставить опуститься все руки.

Может быть, армию настолько деморализовали, что она уже и не может двинуться вперед? Что же, однако, тогда ждет нас?

Похоже, что Румыния открыто станет на сторону Германии. Это будет логичный результат нашего способа действий. При нем можно дождаться и выступления Швеции.

А Тиханович-Савицкий сочиняет ‘монархические программы’!

[…]

9 мая.

Вчера ходил пешком в Академическую церковь в надежде встретить кого-либо из профессоров. Сегодня пешком же ходил к Андрееву50 и Попову51 и ни одного не застал дома. Весь вопрос в том, чтобы на 2-3 дня добыть ‘Логос’ Трубецкого52, без просмотра которого не могу продолжить работу. И вот — сижу на мели. Как трудно здесь работать! Хорошо еще, что эта моя работа ни на что никому не нужна.

10 мая.

Приехала Надя. Погода — гнуснее не может быть, и все мерзко вокруг и у нас. В Москве — только и разговора о предстоящих бунтах и грабежах.

У нас издыхает Надин любимец — кот Руська. Она плачет.

11 мая.

Руська издох. Закопал его. И у самого крайне неприятное чувство. Но особенно тяжело смотреть на Надю. Она этого кота любила, как друга, как дитя. Десять лет назад взяла его котенком, возила его в Петербург и никогда доселе не расставалась. Кот был замечательно умный, кроткий, ни разу в жизни ничего не своровал и любил Надю — прямо трогательно. Это для нее ужасная потеря. Жалко смотреть на нее.

И то сказать, в сфере личных привязанностей, ей — исключая семью — только и был дан на свете один друг — этот кот. Бедная, бедная моя Надя. И это в такое время, когда вокруг повсюду ни одной радости, ни одного светлого впечатления, ничего кроме тяготы и мрака и без всякой надежды в будущем. Не в чем даже забыться. Горе, одно горе кругом у всех.

Оставляя в стороне Руську, — время какое-то апокалипсическое, что-то сходное с тяжким мраком ‘последних времен’. И самое подавляющее — то, что никакой надежды на будущее. Как будто попали под какое-то проклятье.

13 мая.

Был у меня Ив[ан] Вас[ильевич] Попов. Спасибо, дал мне несколько книг о Филоне. Но — судя по его разговору — я начинаю думать, что ошибся в своем мнении о незначительности влияния Филона. А впрочем — надо рассмотреть.

14 мая.

Сегодня день Коронации Их Величеств, и какой день — двадцатилетняя годовщина.

Живо помню вечер 14 мая 1896 года. Мы тогда всей семьей были в Румянцевском музее, и с вышки смотрели чудную панораму московской иллюминации. Все было весело и шумно. Никто не ожидал через два, кажется, дня — а, впрочем, может быть, 18 мая — страшной Ходынской катастрофы, сразу превратившей народное веселье в рыдание и ожидание грядущих бед, предвещаемых этим ужасным событием. Официальные торжества шли своим порядком, но всенародная душа покрылась трауром. Тогда все говорили, что это страшное предзнаменование. Образованные вспоминали коронацию Людовика XVI.

Благодаря Бога, до такой аналогии дело не дошло. Но сколько бедствий внутренней смуты, резни и кровопролития пришлось пережить через 10 лет после этого! Не говорю уже о неслыханном доселе Японском разгроме. Прошло еще 10 лет, и ныне мы в настроении, сильно напоминающем после-Ходынское. Ужасное время, и чем оно кончится? […]

ДНЕВНИК Л. А. ТИХОМИРОВА

С 14 сентября 1916 г. по 16 октября 1917 г.53

[…]

17 сент[ября].

[…] Налоги растут страшно, хотя все же не так, как дороговизна. Вследствие этой дороговизны и налогов, мы сделались приблизительно вдвое беднее, чем были, и никаким сокращением расходов невозможно парализовать этого процесса обеднения. Увеличивать доход — нет способов. Места я нигде не могу иметь. Литературная работа для меня тоже не существует. Мне негде писать.

Положение исключительное: в ‘левые’ органы мне нет доступа, в ‘правые’ тоже. Да притом я и не гожусь ни для тех, ни для других, п[отому] ч[то] у них одинаковая партийность, в которую я не могу запрягаться. В отношении мысли я полный одиночка.

Впрочем, я и не жалею о своем полном выбытии из журналистики. Я имею свои убеждения, но в данных условиях они, мне кажется, неприложимы к действительности. Современных людей я не могу учить даже в отношении того, в чем считаю себя не ошибающимся, не могу учить, потому что современные люди не захотят принять моих уроков и не смогли бы их осуществлять.

Я, следовательно, мог бы только вести проповедь чего-то будущего. Но за такие проповеди люди не платят денег, и я мог бы печатать только на свой счет и в убыток себе, а на это у меня нет средств. Можно бы было подготовить кружок, который когда-нибудь способен бы был повести такую проповедь. Но я стар и физически слаб для той деятельности, какая понадобилась бы при этом. Вообще я кончаю жизнь, и кончаю одиночкой. Это давно ясно, давно я с этим примирился. О невозможности действия я уже и не жалею. Мои желания совсем другие. Я желал бы — для себя лично — стать действительно верующим христианином, а затем — для семьи — увидеть детей, устроенными в жизни, и жену, спокойно провожающую свою старость. Ничего больше я не хочу, но, увы, и в этом круге желаний не получаю Божьего соизволения, по крайней мере в той степени, которой желаю.

[…]

21 сентября.

Вчера отправил Ширинскому письмо с вопросом: не знает ли чего о проектируемом ‘Русском Обществе правоведения и государственных знаний’? Мне написал о нем профессор Казанский54 (из Одессы), предлагая поступить членом — учредителем и явиться в декабре в Петроград на учредительный съезд. Если бы, как пишет Казанский, это было действительно ученое общество, то, конечно, я бы не прочь поступить, хотя, живя в Москве, очень трудно что-нибудь делать для Общества, 9/10 членов которого будут, без сомнения, в Петрограде. Но я боюсь, что это Общество ничуть не ученое, а политиканское, с теми же ‘союзниками’ правых направлений. Что же мне делать с этим народом, с которым я, слава Богу, вполне разошелся?

***

Вчера Нилус 55 рассказал мне ‘чудо’, как он выразился. И вправду чудо, хотя я сомневаюсь, чтобы оно было в действительности. Узнал он от какого-то человека (имени которого не открыл), который слышал это будто бы от Антония Храповицкого 56, лично участвовавшего в деле. В то время, когда возник вопрос о восстановлении патриаршества и созвании Церковного Собора, архиереи, как известно, собрались у Государя, и он, выразив свое сочувствие этому, спросил владык, намечали ли они между собою кандидата на Патриарший престол? Владыки (среди которых чуть не каждый мечтал быть Патриархом) — молчали. После тщетных попыток добиться у них какого-нибудь мнения, Государь будто бы сказал: ‘Тогда, владыки, выслушайте мое мнение, и скажите, согласны ли вы на мое предложение’. И затем он будто бы сообщил им такой неожиданный план: он, Государь, отказывается от престола в пользу сына, разводится с женой, поступает в монахи — и его выбирают в Патриархи. Одобрят ли владыки такой план?

Ошарашенные владыки хранили глубокое молчание. Государь переспросил, но у них языки не могли пошевельнуться… Тогда Государь, помолчав, повернулся и ушел, оставив владык в их оцепенении.

Антоний, будто бы, потом рвал на себе волосы от досады, что они пропустили такой случай получить для Церкви такого Патриарха, который бы имел даже большее значение, чем Филарет Романов 57. Но момент был упущен.

Никогда ничего подобного я доселе не слыхал, и, признаюсь, не верю. Мысль Государя, — если это имело место, — это была бы единственная комбинация, при которой Патриаршество восстало бы из могилы в небывалом величии. Однако, нельзя не сказать, что Михаил Романов 58, при всей юности своей, все-таки уже имел царский возраст, тогда как Наследник Цесаревич Алексей — тогда был еще совсем ребенком, и стало быть Россия должна была иметь Регента. Это значительно изменяло бы положение Патриарха. 59

Впрочем, повторяю, я совершенно не верю этому рассказу. Если бы что-либо подобное произошло, то я бы, конечно, слыхал от кого-либо.

[…]

17 окт[ября].

День основания нашей ‘конституции’. Прежде много шума бывало в эту годовщину. Громадное большинство теперь, вероятно, и не думает об этих пустяках, когда стоит на карте существование России.

Деревенские жители рассказывают, что у них, по деревням, очень ‘большое баловство’, т. е. другими словами — грабежи. Очень плохой признак. Бабы говорят, что жить стало страшно. У меня большая тревога в этом отношении и за наш безлюдный дом. Господи, даже понять не могу, что за бедствие с нашим флигелем: никто не снял. У меня сердце не на месте…

[…]

22 окт[ября].

Сегодня я докончил три первые главы VII отдела о тайных обществах в религиозной борьбе. Еще осталось несколько глав — не менее 2-3, — но путь мой уже уяснился. А вместе с тем мне уясняется и остальной состав сочинения, рисуется последовательное развитие частей его. Думается, что если Бог пошлет еще год работы, то оно будет кончено.

Кончено… А зачем! Что бы я сделал с ним? Напечатать этих 800-900 страниц — нет средств. Это въехало бы, по нынешним ценам, около 10 тысяч рублей.

И если бы оно было напечатано, то кто бы его читал? И для чего его читали бы?

Я — какой-то могильщик. Написал ‘Монархическую государственность’, в которой, право, как никто до меня на свете, изложил ее философию. И это явилось в дни смерти монархического принципа. Какая-то эпитафия или надгробное слово на могиле некогда великого покойника. Теперь, пожалуй, напишу такую надгробную речь над человеческой борьбой за Царствие Божие в такой момент, когда уже люди прекращают борьбу за него, и когда оно явится только с пришествием Христа. Зачем тогда нужны мои сочинения? Разве для того, чтобы представить их Судии мира в доказательство, что каков я ни есть недостойный Царствия Божия, но в своей работе ума и чувства все же думал — и в политике, и в религии — не о чем ином, как о Царствии Единого Истинного Бога. Но зачем Ему эти ‘оправдательные документы’? Он и без них знает, о чем я думал, знает лучше, чем мой ум и сердце, и что если скажет: ‘Это все словесные формулы, а вспомни-ка, о чем действительно заботился твой ум и твое сердечное чувство. О Моем ли Царствии или о своей собственной славе и доказательствах честности своей жизни?’

Что отвечу я? Что могу сказать, кроме: ‘Господи, не оправдается перед Тобой никакая плоть. Брось в огонь все мои сочинения и сотвори со мной по милости Твоей, а не по моему достоинству, которого не имел и не имею, и не в силах иметь, если Ты Сам не облечешь меня в одежду брачную’.

Толкнул ли я хоть единого человека к Богу?

Не знаю, и — вероятно — нет. Но что же мне делать? Ведь я хотел делать именно это, а если не мог, то виноват ли я? Нищ есмь и окаянен,60 и что же мне делать с собою?

[…]

24 октября.

Объявление в газетах: скоропостижно скончался 23 окт[ября] Федор Дмитриевич Самарин 61. Послал выражение соболезнования Александру Дмитриевичу.

Умирают все мои современники, все люди национальной России. Федор Самарин был по уму краса Самариных. Теперь, значит, Самаринский кружок исчез совершенно. Уж он и то на ладан дышал и держался только Федором Дмитриевичем. Александр Самарин62 бывал только из любви к брату, а сам по себе он больше тянется к общественным делам. Кожевников, сам по себе, поддерживает охотно только Новоселовский кружок. Корнилов — весь в делах Красного Креста, да и помимо того — инициативной силой никакого кружка не захочет быть. Впрочем, все это неважно. Нынешнее время не принимает ни таких людей, как Федор Дмитриевич, ни таких кружков, как Самаринский. Этот кружок имел целью быть вольным центром свободного общественного мнения умственной аристократии Русского направления. Все это уже — нечто отжившее, прошлое, последний отблеск Самаринско-Аксаковской Москвы, которой уже нет. Теперь есть Москва кадетская, Москва социалистическая, Москва промышленная, но Русской Москвы уже давно нет. Хомяков Дмитр[ий] Алексеевич живет только как антикварный, драгоценный сосуд, разбитый, но склеенный — и тоже не надолго.

[…]

26 окт[ября].

[…] Но теперь какое-то несчастное время, когда очень редко делают что-нибудь умное и удачное.

Между солдатами (ранеными) — как слышишь от всех — ужасное раздражение против начальства и властей. Они возвращаются с фронта только с разговорами об ‘измене’. Не приходилось слышать о войсках, не бывших на фронте: лучше ли их настроение.

В народе и вообще — раздражение страшное. О Москве слышал от нескольких, будто полиция вооружена пулеметами на случай волнений, которые, вероятно, очень возможны. Вообще положение самое тревожное.

Беда в том, что у нас все распоряжения крайне глупы. Особенно ужасны меры по ‘продовольственному’ делу. Я уверен, что мы никогда бы не дошли до такого тяжкого положения, если бы правительство не принимало никаких мер, а предоставило все естественному течению. И представляю еще — как являются эти мероприятия? Выдумает какую-нибудь мыслишку мелкий чинушка, и — сейчас для отлички бежит к начальнику, начальник — для той же отлички — к высшему начальнику. И — смотришь — сляпали ‘регуляцию’. Никто ничего не понимает, да и не очень то [1 слово нрзбp.] чем-либо, кроме того, чтобы была ‘принята мера’. Тут, в сущности, виновата высшая власть, которая не стоит на высоте положения и не умеет руководить низшими.

Как слышно, Дума хочет, по созыве, требовать ответственности министров. Полнейшая чепуха! Тут бы нужна была крупная личность, диктатор, да, разумеется, с характером и здравым смыслом. Большого ума не требуется, а именно здравый практический смысл. Но Дума не знает такого человека, и я не знаю, и где его искать во время такой страшной внешней опасности? Дума уже показала свою глупость на законе о ‘мясопустных днях’, и сама помешана на ‘мероприятиях’. Положение, в сущности, безвыходное. Может быть, самое лучшее, за неимением ничего другого, было бы снова отдать Командование Николаю Николаевичу… Не блестящий исход, а всё-таки… Но это безусловно невозможно. А пока военные дела стоят так скверно, — внутри ничего путного нельзя сделать.

Удивительно, что такая война не могла выдвинуть ни одного крупного человека среди генералов. Неужто же в России действительно нет ни одного человека?

10 ноября.

Павел 63 спрашивает сегодня: правда ли, что Государь приедет в Москву? Отвечаю: ‘Не знаю, а думаю, что вряд ли, п[отому] ч[то] как будто нет причин приезжать’. Он говорит: — ‘Рассказывают, что Государь приедет советоваться с народом — воевать ли или заключить мир? А если народ хочет воевать, то Государь скажет — что тогда он должен всех забрать в солдаты‘. Я ему сказал кратко, что все это пустое. Как же Государь будет советоваться? Как говорить со 100000 человек? Да притом Москва не Россия, в России есть еще 100 миллионов народу. А Госуд[арственная] дума — уже сказала, что нужно воевать, значит с кем же еще советоваться?

Кто это распускает такие слухи, и с какой целью?

Насколько замечаю, в народе пропадает всякая вера в победу, но в то же время ему стыдно сознаться, что хочется мира. Да сверх того — все чувствуют, что мир без победы — это значит кабала русских у немцев. Печально вообще состояние духа народа, и конечно — он несчастный народ. Самое же главное его несчастье — это то, что он не знает причины своего несчастья. Всех охватывает что-то таинственное, непонятное, кошмарное, подавляющее дух. Все говорят об измене, а где она — не разберешь.

[…]

22 ноября.

[…] Я теперь читаю Deschamps’a — Les societes secretes64, о влиянии франкмасонов на политику XIX века. Правду сказать, страшно делается. Очень похоже, что и мы в их руках. Как изумительно, что никто в России не читает этих книг, не подозревает о их существовании. Старые [книги?] Бутми65 и других антисемитов слишком грубы, и их развитой человек, особенно несколько либеральный, может только отшвырнуть. Но вот бы Deschamps’a стоило перевести на русский язык.

Жаль, что я не знаю книги Деласю66. Остальные — вроде Дасте67 — слабы. Копен Албанселли68 слишком гипотетичен. Вот еще аббат Барбье69 очень серьезен, очень фактичен. […]

4 декабря.

[…] Сегодня получил от Мих[аила] Петровича Степанова те соображения о Святых местах, о которых говорил князь. Мудреная штука…

Заклеиваю (из No 279 [‘]Русского слова[‘]) резолюцию 12 съезда Соединенного дворянства. Правая группа съезда составила особую резолюцию, из которой однако в газете приведены лишь клочки {Вклеена вырезка из газеты. Все подчеркивания в тексте газетной заметки сделаны Тихомировым.}.

Резолюция съезда.

’12-й съезд объединенных дворянских обществ, искони преданных своим Самодержцам, с великой скорбью усматривает, что в переживаемый Россией грозный исторический час, когда для крепости и единства государства является особенно важным монархическое начало, эта вековая основа государства претерпевает колебания в своих собственных устоях. В государственное управление внедряются чуждые законной власти безответственные темные силы. Силы эти подчиняют влияниям верхи власти и посягают даже на управление церковное. Достойнейшие святители церкви смущены происходящим на глазах у всех соблазном. Церковь, хранительница Христовой правды, не слышит свободного голоса своих епископов и видит их угнетенными. Необходимо обеспечить церкви установленное канонами внутреннее управление.

Не менее потрясено и гражданское управление страны. Подверженное тем же пагубным влияниям, оно, кроме того, не обладает необходимой сплоченностью, единством мысли и воли, и не пользуется доверием народа.

Такое положение, пагубное во всякое время, особенно гибельно в годину мировой разрухи, — оно породило разруху во всех отраслях народной жизни.

Необходимо решительно устранить влияние темных сил на дела государственные.

Необходимо создать правительство сильное, русское по мысли и чувству, пользующееся народным доверием и способное к совместной с законодательными учреждениями работе, однако ответственное только перед Монархом. Оно должно быть вооружено, в лице председателя совета министров, полнотой власти и сплочено единством общей программы.

Только такое правительство может довести войну до полной победы, без которой народная мысль не допускает мира’.

По моему мнению эта резолюция дворянского съезда производит гораздо более сильное впечатление, чем соответственные заявления Гос[ударственной] думы и Госуд[арственного] Совета. Страшно подумать, из-за какой ничтожной и гнусной личности поднимаются все эти черные тучи над Монархией. Ведь собственно, что это за ‘темные силы’? В основе всего только Григорий Распутин. Тут, которые около него налипают — мелочь и не важны. И вот только из-за этого ничтожного и гнусного человека потрясаются самые основы Монархии. Беспримерно в Истории. Готовы жертвовать Штюрмерами, Курловыми70, кем угодно — но Григорий, от которого и идет гибель, остается незыблем. Нечто роковое и мистическое.

16 декабря.

Я окончательно решил, что не могу завтра ехать в Посад. Значит, можно только в понедельник, если Богу будет угодно.

Газеты принесли известие о прекращении дела Манасевича-Мануйлова71, по какому-то ‘распоряжению’, о котором Министр Юстиции был уведомлен поздно ночью накануне заседания Суда по этому делу. Ясно, что это Высочайшее распоряжение. Газета (‘Русское Слово’) сообщает, что министр (Алек[сандр] Алек[сандрович] Макаров72) хочет уходить в отставку… Хватит ли характера? У Хвостова хватило.

Министр известил Суд о прекращении дела. […]

А впрочем, в конце концов, я допускаю, что, может быть, дело Манасевича не прекращено уже, а что имеются лишь намерения прекратить, ввиду чего суд и принял решение — оттянуть, пока выяснится — примут ли решение прекратить дело или рассудят, что не стоит этого делать. […]

Ну, а если ‘распоряжение’ не принято? Что сказать о газетах, которые распространяют неверный слух, относящийся явно к Государю? Как это юридически квалифицируется?

Но — у нас нынче истинная анархия, океан мути болотной. И это во время войны и ‘военного положения’.

Полное безлюдье. Эти земцы и городские головы не имеют ни искры государственного чутья и склада ума. Они ничего не понимают кроме оппозиции, агитации, революции. Организующей мысли нет ни на один грош. И все это ведет нас к гибели, не к либеральному устройству, а к гибели.

[…]

**Дневник Л. Тихомирова с 1 января 1917 года.* 73**

* Надпись на обложке тетради.

[…]

6 янв[аря]. Крещение

Сегодня получил офиц[иальное] приглашение на совещание Палестин—ск[ого] Общества. Отвечаю согласием, но уже написал Ширинскому и Писаревым — нельзя ли приискать в Петрограде комнату, ибо теперь где же ее найти?

Получил письмо от Коли74 от 1 января.

7 января

Тихон75 извещает о получении отпуска с 9 янв[аря]. Вероятно, 10 приедет. А Катя что-то расхворалась, и вряд ли может перепутать. Между тем, у них — Маня ушла (будто бы по болезни матери), а здесь пришли Маме (бабушке) деньги, которых нельзя было без нее получить. Мы назначили почте срок — 15 янв[аря]. Ну как же тут быть? Ее перевозить? Как? Вера76 экзамен держит. Надя? — Значит Катю одну бросить… Какой неприятный переплет усложнений. Вот она — наша жизнь человеческая… А Катя стала что-то очень часто хворать, и очень ослабла… Тяжелые мысли. Она что-то и духовно как бы созревает, стала тиха, кротка, хладнокровна к бедствиям и неудачам. О, Господи, сохрани ее все-таки для нас, для детей. Она еще нужна им.

Да, вот тянут на совещания в Петроград, говорят иногда о политике… Я вожусь со своим ‘сочинением’… А какие тут совещания да сочинения! Жизнь-то вот уже при конце стоит. Эх-ма, а не хочется этого конца. Ой, потерпи еще, Господи, грехам…

Тихон очень любит Катю, трогательно любит, как и она его. Ты это знаешь, Господи… Дай им радость безбедного свидания. Немного радости у Тихона, и он так мечтал об отпуске, так боялся его не получить. И Катя так ждала его…

Как-то сразу заволоклось каким-то туманом. Развей, Господи, дай луч светлого счастья.

[…]

10 января

Жду приезда Тихона. Между тем Маша говорит, что в Москве ‘бастуют’, т. е. будто бы разбили магазин Чичкина, выливши все молоко, и будто бы то же безобразие по другим магазинам. Теперь 9 час[ов] утра. Спросил по телефону. Маруся Фудель говорит, что ‘в малом количестве’ ‘какие-то малыши’ ходят с флягами, а о магазинах не слыхала.

Ночь

Тихон не приехал. Что то Бог даст завтра?

Относительно каких-либо беспорядков ничего больше не было слышно. Я сомневаюсь и относительно Чичкина, п[отому] ч[то] проходил днем мимо, и никаких следов какого-либо ‘разбития’ не было: торговали как обычно. Но около булочных хвосты очень длинные. С хлебом творится что-то неладное. Мука должна, по статистике (?), быть, а между тем ее, кажется, нет, и говорят, что хлеба не будет.

Когда министры меняются чуть не каждый месяц — какой может быть порядок?

Рассказывают (вероятно — враки, но рисует настроение), будто Государыня просит, чтобы Государь предоставил ей все внутреннее управление, а сам был при армии… Это выдумано, вероятно, для возбуждения народа, п[отому] ч[то] к Государыне относятся ужасно нехорошо, и такое про нее рассказывают, что страх берет. Обвиняют ее даже в сношениях с Вильгельмом77.

По поводу Распутина говорят, что она надела траур и семью также нарядила в траур, исключая Ольги Николаевны78, которая-де — решительно отказалась. О Государе болтают, что он в Ставке отнесся к смерти Распутина очень безразлично, но прибыв в Царское Село, подпал настроению Супруги. Вообще говорят, будто бы он безусловно под ее влиянием.

Катя пишет, что ей, слава Богу, не очень худо: это ее ‘прострел’, но не очень сильный. Нашли они себе и прислугу — Аксюшу, сестру Павла. Временно… да теперь все временное.

[…]

12 января

Тихон с Фомой уехали в Посад. Очень отрадно было повидаться, но беда в том, что он должен в Москве лечить зубы — все время, две недели, Катя же по болезни не может приехать в Москву. Да она, очевидно, боится и беспорядков, которые могут захватить ее неспособною к движению. Этот ее ‘прострел’ такая скверная болезнь, что она иногда не может повернуться с боку на бок на кровати. Заклеиваю ее письмо… {Письма в тексте дневника не обнаружено.}

Какое мерзкое время переживает Россия! Оставляя всякие преувеличения, — едва ли кто поручится, чтобы какая бы то ни было смута, была невозможна в любой день. Народ вообще находится в последней степени нервности и отчаяния в чем-либо хорошем. О победе пишут в газетах, но в нее, право, никто не верит. К Правительству нет ни искры доверия, не говоря уже об уважении. Наконец не верят и друг в друга, каждый считая всех других мошенниками. Конечно, масса людей загребают деньги, но вряд ли многие доверяют прочности своих приобретений. Крайне гнусное время.

На фронте все скверно. Даже на речке Аа немцы оттеснили наших на 2-3 версты. Как бы и эта наша эфемерная победа не была ликвидирована. Вялости и бессистемности наших действий не могу понять. Какая ‘темная сила’ держит нас в бездействии и дает немцам время усиливаться и нападать?

Брусилов79 говорил какому-то корреспонденту: ‘Я не пророк, но могу сказать, что в 1917 г. мы победим немцев’… Откуда такая зрящая болтовня у генерала, без сомнения, умного? Для чего они врут? Ведь все равно никто не верит, да и как можно верить, когда доказано фактами, что наша армия неспособна побеждать немцев. И разве можно победить жалкими разрозненными ударами, каждый раз давая немцам возможность концентрировать свои силы? Командование никуда не годится. Какая же может быть победа?

Позднейшая приписка {В дневнике между страницами с записью от 12 января помещен лист с текстом на двух страницах, написанном уже после отречения Николая II.}

Это бессилие армии все время объясняли ‘темной силой’, т. е. прямо изменой. Так, говорили, что план наступления в Румынии, подобно другим таким случаям, был выдан немцам. Слухи народные обвиняли в таких действиях Императрицу. Это настолько невероятно, что я не верил в непосредственное ее участие в таких делах. Впоследствии, уже после переворота, [‘]Время[‘] сообщало слух, что каким-то офицерам стало документально известно, что в среде лиц, окружающих Императрицу, велись переговоры с Берлином об отступлении наших войск от Риги. Эти офицеры сообщили документы Родзянке80, который, не сообщая Госуд[арственной] думе, сообщил Императору. В ответ на это воспоследовал Указ о роспуске Думы. С этого и началась история восстания.

[‘]Время[‘] оговаривается впрочем, что это лишь слухи. Однако — казалось бы, можно было теперь узнать наверное от депутатов.

Конечно, — при таких условиях, — если это правда — командование не может быть обвиняемо. Императрицу обвиняют и в худшем, но, конечно, немыслимо было разобраться. Если она была бессознательно в руках немцев, то и этого Император не должен был допускать, ибо результат одинаков81.

[…]

14 янв[аря]

Вера приехала с Мамой в Москву.

У меня был опять прежний, давно не бывший припадок в глазу. Это м[ожет] б[ыть] по вине табака… Никак не заставлю себя бросить курить, хотя это глупо и позорно.

16 янв[аря]

Приехали в Москву Тихон с Колей. Я получил приглашение на совещание в Петроград на 19 января, причем проф[ессор] Дмитриевский82 предложил поместиться у него. Это высоко любезно, но я не могу поспеть к 19 янв[аря], и попытаюсь приехать 21 января. Известил об этом — Ширинского83, Дмитриевского, Марусю и Колю.

17 января

Ну не пришлось поехать в Петербург. Хватила сильная инфлюэнция.

Послал в Совещание извещение, что не могу приехать.

Это, конечно, для меня совершенно не важно. Обойдутся и без меня. Я, конечно, интересуюсь Палестиной, но знаю ее довольно поверхностно.

Жаль одно: не повидаюсь с моим Колей. А очень бы хотелось повидать его вообще и его служебную обстановку. Я по нему очень соскучился.

18 января

Как нарочно: Коля нашел для меня очень удобные меблированные комнаты, недалеко от своей казармы. Ну, авось еще пригодится, если соберусь приехать специально к нему, повидать его.

А по письму Коли видно, что и ему хотелось бы повидать меня. Да и по энергическому исканию для меня комнаты — тоже видно. Ему пришлось порядочно побегать, несмотря на то, что у них идут сильные занятия. Комната, по описанию, очень подходящая, и он ее берется снять заранее, чтобы я мог прямо с вокзала ехать ‘к себе’.

Спасибо, а ничего не поделаешь. Пришлось известить его, что не могу теперь поехать. Авось удастся потом.

[…]

28 января

Я все время проболел. 26 янв[аря] ночью начался жар, который доходил днем до 39,5%. Был Талонов84, и сказал, что это инфлюэнция. Принимал уротропин и аспирин три дня. Сегодня температура была ближе (?) к нормальной, но конечно никто не воспрещает ей подняться снова…

Тихон уехал как раз 26 января, когда у меня был Талонов.

Надя уехала в Посад 27 янв[аря].

Испугавшись своей болезни, я поторопился взять из Госуд[арственного] Банка почти все, что там было — 4 тысячи. Всегда ужасно боюсь, что — помрешь, и семья останется без денег, которые зря лежат в банке, пока утвердятся в наследстве. Одна мысль о суде и его деяниях наполняет меня трепетом. Медлен, произволен, это какой-то источник зла для граждан.

Но суд, по крайней мере, давно у нас стал плох. А вот что одна страсть — это Правительство — это нечто невообразимое, и особенно со времени войны. Анархия полная. Наша нынешняя голодовка — возмутительна. Распоряжения глупые. Полная неспособность обуздать спекуляторов {Так в тексте.}. Цены поднялись до невозможности жить. У меня за прошлый [год] концы сведены с концами только благодаря распродаже разных вещей. Но в этом году продавать нечего. А между тем расход за январь превысил уже теперь maximum возможного расхода. И не мудрено. Что ни взять — вчетверо и впятеро дороже. Хлеб величиной в прежний 3-копеечный теперь 7 копеек, грибы 8 р. фунт, И это все так. Не говорю уже, что нынче Маша ходила покупать мясо к Дорогомиловской заставе. Все мясные кругом — не продают. В городской лавке на Арбате хвост покупателей тянулся minimum на полверсты. Прямо мучение. В Сибири же на железной дороге лежат миллионы пудов мяса, которые не позволяли нагружать, и наконец на днях разрешили, как раз перед тем, как жестокие морозы готовы перейти в оттепель (сегодня у нас было всего 2® мороза). Просто как будто сам черт или Вильгельм сговорился с нашим непостижимым начальством.

И вопрос об измене — ничуть не праздный, и все о нем кричат. Есть точные факты. К нам в Архангельск везут орудия, которых нельзя сгрузить теперь без ледокола, и — ледокол ‘Челюскин’ взрывается. В это же самое время немецкая подводная лодка останавливает нейтральное судно и требует ‘выдать пять русских, идущих в Англию за ледоколом’. Их выдали, и немцы отпустили судно продолжать путь. Откуда же немцы узнали так хорошо и точно это обстоятельство?

Об этой измене трубит весь народ, буквально весь. Может быть, в частностях фантазируют. Так, сейчас по поводу прибытия иноземных военных делегатов в публике говорят, что специальная цель их прибытия состоит в расследовании дела об утоплении лорда Киченера 85, выданного немцам будто бы Штюрмером. Говорят, будто бы один только Штюрмер знал точно маршрут Киченера… Но ведь если это знал Штюрмер, то, понятно, не один. Не могли не знать и его покровители. Понятно, что мысль публики идет со Штюрмера дальше,… выше.

Никто не подвергается таким обвинениям сильнее Императрицы. Против нее говорят ну буквально всё. Но этим подрывается доверие и к самому Государю, хотя тут уже полное неверие принимает иную форму, а именно — что он окружен изменой и не умеет этого рассмотреть. Указывают, что ‘полным доверием’ его пользовался Сухомлинов, которого он старается и теперь выручить, точно так же, как он упорно держится за Штюрмера, сажая его на такие посты, где ему все тайны войны были известны.

В публике ходят слухи, будто бы убийство Распутина не единственное, замышленное каким-то сообществом. Называют, что должны быть убиты также Питирим и Варнава. Рассказывают о заговоре в армии в целях того, что если вздумают заключать сепаратный мир или распустить Государств[енную] думу, то армия, продолжая войну, вышлет отдельные части в Петроград для произведения государственного переворота… Одним словом страна полна слухов, которые показывают полное падение доверия к управительным способностям Государя и какое-то прямо желание переворота. В перевороте видят единственный способ уничтожить измену. Ничего подобного не было в мире со времен Людовика XVI1. Знает ли это положение Государь? Что он думает делать в таком опаснейшем положении? Говорят, будто бы он сказал: ‘Против меня интеллигенция, но за меня народ и армия: мне нечего бояться’. Но если действительно таково его мнение, то оно несколько ошибочно. Пожалуй — и народ и армия в общем за него, но очень условно, а именно не веря его способности управлять и даже вырваться из сетей ‘измены’. Ну при таком настроении весьма возможна мысль — вырвать его силой из рук ‘измены’ и дать ему других ‘помощников’. Этого вполне достаточно для государственного переворота.

И это — вовсе не настроение одних ‘революционеров’, не ‘интеллигенции даже, а какой-то огромной массы обывателей. Положение это не имеет ничего общего с тем, как было, напр[имер], при Императоре Александре II. Там, действительно, народа против Царя не было. Теперь против Царя — в смысле полного неверия в него — множество самых обычных ‘обывателей’, даже тех, которые в 1905 г. были монархистами, правыми и самоотверженно стояли против революции. Разумеется, всем этим усердно пользуются революционеры… А Государь — очевидно — не представляет себе ужаса этого положения.

[…]

30 января

Странная история с Рабочей группой Военно-Пром[ышленного] Комитета, По поводу ареста 11 рабочих официально объявляется, что группа вела организацию рабочих с целью учреждения в будущем социально-демократической республики. Но А. И. Гучков91 и Коновалов92, собрав разных членов Гос[ударственного] Сов[ета] и Гос[ударственной] думы, объявляют, что это вздор и что если эти рабочие виновны, то одинаково виновны они сами и требуют предания себя суду. Собрание, выслушав объяснения Гучкова и Коновалова, признало, что они правы и к обвинению рабочих нет оснований. На собрании были В. Меллер-Закомельский93, В. Гурко94, М. Стахович95, Милюков96, несколько других думских констит[уционных] демократов, а из социалистов только Чхеидзе97 и Керенский98.

Что сей сон значит? Правду сказать, я не поверю, чтобы сколько-нибудь развитые рабочие думали теперь о социально-демокр[атической] республике… А вот скорее можно предположить, что рабочие виновны в том же, в чем Гучков с Коноваловым, т. е. в подготовке государственного переворота, не в смысле социальной республики, а в смысле ниспровержения одного Царя и замены его другим, конечно, с ограничением власти. Это легко себе представить. В публике теперь масса слухов о замыслах переворота с припутыванием к этому и военных почему-то именно ‘Преображенского полка’. Я не знаю, где теперь Преображенский полк, но понятно, что народная молва, ища имен, должна останавливаться на старейшем полке Гвардии. О былой роли Гвардии в переворотах теперь в публике очень вспоминают.

Вообще — похоже, что у нас действительно не кончится добром. Положение напряжено до крайности.

А хлеба в Москве недостает. В Сергиевом Посаде, как слышно, булочные закрываются. Положение тяжелое и тревожное.

***

К вечеру приехала Елена Петровская — вызванная по случаю безнадежной болезни своего отца. У него — рак. Мне это говорил Талонов, его лечащий.

Мне жаль Сергея Александровича99. Он по существу хороший человек, хотя его отношения к друзьям вызывали невольное порицание. Он был, однако, в этом случае под башмаком жены, нервной и больной, едва ли не душевнобольной. Конечно — умирать — общая участь, но смерть от рака слишком мучительна. А Петровскому скорее можно было ждать смерти от удара, который у него уже был в легкой форме.

31 янв[аря]

Заходил к Петровской ее брат, Борис, рассказывал, что у них делается.

Удивительны судьбы Божии. В этой семье все изменилось. Болезнь Сергея Александровича так повлияла на Ольгу Ивановну, что она сама вызвала Алексея Сергеевича100, и теперь так привязалась к нему, что не отпускает от себя. Он принужден был взять отпуск от музея, и совсем живет у отца. Борис у них бывает, но Ольга Ивановна теперь ищет опоры не у него, родного сына, а у Алексея, пасынка. Этот Борис — за время войны сдал государственный экзамен, и совершенно неожиданно (через Рачинского101, только не Гр[игория] Ал[ександровича]) получил место по мин[истерству] иностр[анных] дел, о чем не смел и мечтать. Пока он, как отбывающий воинскую повинность, только прикомандирован, но уже отправляется в СПб на должность. Он в восторге. Я шутливо говорю: ‘Это Вам по молитвам Елены Сергеевны. Сами, наверное, не молитесь’. Он только весело смеется. Он, конечно, не молится, и сознательно едва ли верующий. Но сердце у него кроткое и безобидное, и он честнейший малый. О, видно Бог узнает Своих по сердцу, а не по словам и поклонам… Ну, помоги ему Господь. Значит у Петровских полное благосостояние. Старший сын всем заведует в доме. Вдобавок Алексей получил чистую отставку от воинской службы, и возвратился на свое место в музее. Сам же Сергей Александрович, хотя и умирает, — рак в печени — не может подняться с кровати — но не чувствует никаких болей и не сознает близости смерти.

Теперь остается только еще примириться Елене Сергеевне, и тогда эта семья, представлявшая такую печальную картину разрушения, явится примером мира, согласия и благосостояния, и в этой обстановке Бог пошлет кончину Сергею Александровичу… {Далее вымарано шесть строк.}

1 февраля

Елена Петровская сегодня благополучно была у родителей, и худо ли, хорошо ли — примирилась с ними. Ну и слава Богу!

Вчера и сегодня ко мне, по телефону, обещал зайти гр. Д. Олсуфьев102, и оба раза надул. Ну не беда. Я делами политическими не занимаюсь, так что болтовня с ним ни на что не нужна мне: одно развлечение, да и то едва ли полезное, п[отому] ч[то] наверное только ругали бы всех направо и налево. […]

4 февраля

От Коли письмо от 1-го февраля.

Завтра начнется Масленица. А ничего нет. Едва добыли молока. Мяса — один раз совсем не добилась Маша. Потом послали Марфушу, и после долгого стояния — она получила 4 фунта (с костями). Ни печь блины не из чего, ни есть не с чем. Мне то, лично, все равно, не чем. Но прочим? ‘Широкая масленица’.

Москва — темна, фонарей не зажигают. Разумеется, жулики грабят в темноте. Такое тяжелое время! Не только прислуга живет кое-как, а даже кот Барсик похудел, как скелет. Нечего есть — ест картошку. Сегодня я пожертвовал ему 40 коп[еек], чтобы Маша поискала ему кишок. Это ее любимец, но когда нет ничего, то нечего и дать. А мышей он уже всех истребил. Жаль бедного кота.

Я уверен, что у немцев меньше лишений, по крайней мере, более равномерно. У нас есть класс, имеющий доступ к военным и административным запасам, и он — излишествует. У офицеров — что угодно! А солдат кормят скверно.

[…]

9 февраля

Я прихожу в полное уныние: мое лихорадочное состояние (инфлюэнция, или кто его знает что такое) — упорно не проходит, хотя начал каждый день принимать аспирин. Нет просвета!..

Сегодня у нас делали блины! Я, конечно, не ем, но как-то веселее на сердце, когда видишь иллюзию, будто мы еще живем ‘по-человечески’…

Ужасное время. Никогда не думал переживать что-либо подобное… Конечно — бельгийцам и сербам еще хуже. Но ведь мы в России, 170 миллионов, ‘житница Европы’…

Сейчас в 11-м часу ночи Надя телефонировала, что Павел возвратился: дали новый отпуск на два месяца. Немного. Но, конечно, могли сделать что-нибудь хуже.

А с фронта — ничего! Нет войны, кроме стычек разведчиков. Конечно, в такие морозы и трудно быть войне.

[…]

15 февраля

Был, наконец, Еленев. Очень интересны его рассказы об Александровском училище, где ему пришлось пробыть до 1 апреля. Он говорит о страшной тяжести дисциплины и отрешении от своей личности. Насколько же, однако, должно быть тяжелее положение нашего Коли, в казарме, между солдатами, от которых его отдаляет огромная разница культуры?

17 февраля

Положение продовольствия наводит какой-то ужас. Ничего нет. В Москву доставляется 1/3 нормального количества муки. Едим — ужасный хлеб, даже затхлый, количество — ничтожное. Наш бедный кот, голодный, мучит своими просьбами пищи. Но и сами в таком же роде.

Вдобавок — неумолимый мороз, не прекращающийся. Мы прямо раздавлены испытаниями. Сегодня в булочной выдали два хлебца (нас 8 человек) и сказали, что 19 ф[евраля] совсем не дадут.

Глубокоуважаемый Лев Александрович {Далее вклеено письмо Л. А. Тихомирову от К. Д. Соковниной. Все подчеркивания в тексте письма сделаны Л. А. Тихомировым.}

Поздравляю Вас со днем Вашего Ангела и желаю всяких милостей Божьих. Всю семью Вашу приветствую и поздравляю с дорогим именинником.

Послала я Вам ко дню Ангела вина собственного изделия {Она, конечно, не знает, что я уже много лет не пью ни капли вина. Л. Тих[омиров]. Прим. авт.}. Не знаю, дойдет ли оно до Вас благополучно и своевременно, теперь и письма идут иногда месяц из Петрограда до нас, а с посылками бывает и того хуже. Я плохой знаток в винах, но те, что имеются теперь в продаже, разбавкою превращены в такую бурду, что пожалуй, и самодельщина лучше, в особенности если бы ее выдержать год, другой.

Как Bы там поживаете? У нас скоро нечего будет есть, и не потому чтобы не было ничего, а так, коли Господь захочет наказать, то и при урожае будешь без хлеба и, сидя на юге, замерзнешь. Теперь вот наступил пост, а рыба не ловится, какую поймают — есть нельзя: лед толст, снегу много — она и получила вкус затхлой воды. Так и сидим мы над рыбною речкой без рыбы. Масла подсол[нечного] не было совсем, появилось сомнительное — 1 р. фунт. Грибы доходят до 9 руб. фунт. И это все в России, где добра этого всегда бывало вдоволь. Еще милость Божия что я случайно запаслась дровами более, чем делаю это обыкновенно, и теперь мне не пришлось их покупать, а то и не знали бы что делать: цены на них ужасные — и морозы ужасные, каких и не запомнили в здешних краях.

Здоровье мое пока сносно, только вот появилась какая-то боль в локте правой руки. Прежде думала — не ушиб ли это, незначительный совершенно, но долго уж очень тянется, приходится предполагать ревматизм, хотя до сего времени у меня не было признаков его.

Настроение духа — смущенное: не миновать нам настоящей беды при таком полном отсутствии власти, закона, порядка. Страшно за отечество, а за Церковь Православную еще того страшнее, — страшно, чтобы Господь не отнял у нас этой единственной опоры и святыни и не отдал бы ее другому языку, творящему плоды подобающие.

Вы живете ближе к центру, может быть, и слышите, знаете что-нибудь, а сидя вдали ничего не разберешь.

Будьте все здоровы и Богом хранимы.

Преданная Вам

К. Соковнина103.

14 февр[аля] 1917.

18 февраля

Св. Льва Папы Римского. Мои именины. Редкий случай, что в этот день была поздняя обедня, вследствие чего и был в церкви, у обедни. А Катя сегодня удостоилась принятия Св. Тайн.

У нас были Фудели, Новоселов. Прислали поздравления все Савицкие. Но от Тихона и от Николая — ни слова.

20 февр[аля]

Вчера Маруся прислала из Петрограда с оказией — Колин чемодан, набитый продовольственными продуктами: мука, горох, сахар. Очень, очень мила, замечательно отзывчивое сердце, но мне ужасно совестно, что я ее перетревожил письмом, где описывал московскую бедность. Между тем мы лично вовсе не в ‘безвыходном положении’, как она думала, п[отому] ч[то] запасы у нас вовсе не истощились. Я ей послал успокоительное письмо, с просьбой сказать, что стоят эти продукты? Конечно, получение продуктов очень приятно, они пополняют наши запасы. Но нужно же за них заплатить.

Но — хорошее сердце у Маруси, и есть активность. Есть нужда, — она и нагрузила какого-то генерала, поехавшего в Москву. Молодец.

Получил поздравительное письмо от Тихона. Оно шло 5 суток из Новгорода. Но это еще ничего. А вот тоже письмо от Клевезаля из Рязанской губернии (ст. Тума [?], на железной дороге): так это шло 15 суток! У них ветка железной дороги уж не большая, думаю, верст 60. Так поезд на одной этой ветке запаздывает на семь дней! Значит он идет в день верст 8… Вот подвози продовольствие по таким дорогам.

У меня опять насморк и горло болит. Без конца. Погода холодная и ветреная. В комнатах холодно, скверно топят, из окон дует. Ежедневно мечтал, что прекратятся же, наконец, когда-нибудь холода, а уж теперь даже не мечтаю. Так и кажется, что никогда не будет лучше, что вечно будут мороз, голод, война и болезни.

У нас простудилась Маша, сегодня не выходила, принимала аспирин, но толку нет. А мы, можно сказать, только и живем Машей. Все остальные вместе не стоят 1/10 части Маши. Она и простудилась через беготню на рынке, в лавки, стояние по 3-4 часа в ‘хвостах’. Ее болезнь — страшная угроза нам. В нынешнее тяжкое время понимаешь, что такое прислуга.

21 февраля

От Коли сразу два письма. Одно (от 17 февр[аля]) — поздравительное. Ничего у него особенного [?], но ничего и хорошего.

Катя отправилась в Посад.

У меня — насморк, повышается температура. Не видно конца болезни.

Сегодня очень экстренно отправился в Петроград брат нашей жилички, и я воспользовался случаем отправить с ним Коле просимые им вещи (брюки, тужурку, туфли), но впопыхах забыл надписать на посылке имя Коли. Если прапорщик Лавров не окажется внимательнее меня, то боюсь, как бы посылка не завалялась в самом батальоне. Обидно будет. А я так радовался быстрому исполнению надобностей Коли. Он пишет, что его брюки изорвались в дребезги, а тужурка приняла совсем хулиганский вид.

Не понимаю, какое затемнение нашло на меня. Совсем поглупела моя голова.

22 февраля

О. К. Лаврова послала брату открытку, чтобы доставил посылку не в батальон, а Писаревым.

К Маше приходил солдат Выборгского полка, из того же обоза, где Лаврентий. Передал ей его поклоны, а также сообщение, что жить скверно, что кормят плохо, что зря гоняют с места на место, что во всем беспорядок, и что все начальники — немцы.

Это все означает, конечно, что настроение у нас нехорошее. Впрочем, командир полка был действительно с немецкой фамилией, и, по-видимому, не любил давать льготы солдатам. Полк находится в Бессарабии.

Лаврентий и этот солдат жалуются даже на то, что не зависит от начальства, а от климата юга. Днем солнце печет, а ночью мороз!.. Видимо, им опротивела эта бессмысленная война, без цели, без надежды и они в таком настроении, что на все злятся. Не доброе сулит это на весну… И это в армии Брусилова… Что же у Эверта104? Слышно было давно, что ‘железная дивизия’ отказывалась ходить в атаку… Не знаю, какими чудесными судьбами можем мы быть не разбиты весной? Немцы тоже устали, и м[ожет] б[ыть] не очень изобильно едят, но у них снаряды, прекрасная артиллерия, — и полная вера в начальников. А у нас все хуже и вдобавок полное неверие в начальников, уверенность в их негодности и изменничестве.

Как слышно, Алексеев105 назначен Помощником Верховн[ого] Главнокомандующего, который будет жить в Петрограде, не присутствуя более в армии. Это хорошо, но весьма недостаточно. ‘Помощник’ все-таки не полный Начальник. Гурко, говорят, — назначен Начальником Штаба, — и в хороших отношениях с Алексеевым. Но ведь все же — ничего решительного нельзя предпринять без Верховного Главнокомандующего и нужно делать ему доклады обо всем. Насколько, при таких условиях, можно сохранить даже военную тайну?

23 февр[аля]

Вот какова ‘точность’ слухов. Сегодня опубликовано, что 22 февр[аля] Государь Император отбыл в Армию.

Вечером получено ‘Заявление’ о подоходном налоге — только на меня. Тарабарщина изрядная, и чистая мука с нею справляться.

[…]

26 февраля

Когда выходил к М. А. Лавровой, то попал под вихрь и метель, и снова как будто простудился. Сегодня уже не решился выходить. Надо платить за квартиру, и не дозовусь Управляющего. Удивительно беспорядочный человек. Вдобавок — не доставляет топлива, и дом захолодал. Сейчас прислал немного дров, но когда то снова согреет дом? К счастью на дворе стало теплее.

В Москву приехал зачем то Оптинский старец, о. Анатолий106. Остановился у знакомых (Шастовых) и старался быть в секрете от публики. И все-таки, что же выходит? Сейчас Елена Сергеевна пошла на эту квартиру, надеясь благословиться у старца. Оказывается, что там принуждены пускать по билетам, и этих билетных, записавшихся с утра, набито две комнаты. Хозяйка дежурит в передней. О. Анатолий принимает в третьей комнате. Леночке сказали, что так как она не записалась, то она не может быть принята ранее 3 часов ночи. Она не стала ждать.

Вот как жаждут религиозного совета и утешения. И какой труд приняли на себя хозяева квартиры. Много у нас верующих, видно. Завтра о. Анатолий уезжает обратно в Оптину. Он нынче наиболее уважаемый в ней старец.

А у нас в Лавре наиболее ныне почитают иеромонахов Порфирия107, Ипполита108 и Зосиму, да у Черниговской Божией Матери — другого о. Порфирия. Конечно — они не такие ‘знаменитые’, как был о. Варнавва, даже и не равны о. Анатолию, но все же народа много ходит.

[…]

1 марта

Спрашивал по телефону ‘Русское Слово’, ответили, что газета не выйдет. Значит, никакого объявления о правительстве нет.

Народ волнуется у булочных. Он думает о хлебе. Карточками недовольны, говорят, что мало дают. Да и действительно 1 фунтом хлеба сыт не будешь.

Пять часов дня

Ну, мы находимся в полной анархии. В Петрограде — нет Правительства, хотя Государь и приехал туда. Все эти списки министров (разного состава) — выражают лишь планы и намерения разных лиц. Единственно правительствующее учреждение это Комитет Государственной Думы (пред[седатель] Родзянко109, в числе членов Милюков, Керенский, Чхеидзе, Владим[ир] Львов110 и другие). Единственный бесспорный министр — это назначенный Думским Комитетом Бубликов111 (Путей Сообщ[ения]). Остальные — туман. В Москве Городск[ая] дума тоже образовала свой Комитет, а рабочие — Революционный Комитет, заседающий, говорят, там же, рядом с Думским. Рабочие призывают выбрать делегатов — нечто вроде ‘Коммуны’. На улицах висит ‘Бюллетень революции’, содержащий много интересных сведений. Но народ так толпится около этих бюллетеней, что нельзя добраться. Я слушал чтение какого-то обывателя вслух, но тоже плоховато слышно. Впрочем, сведения большей частью те же, что я уже знаю.

Полиция — отсутствует абсолютно. Кто правит городом — никому неизвестно.

Говорят (видевшие лично), что солдаты ходят с красными знаменами. Но это были артиллеристы — не везли ли они просто снаряды? Говорят, будто народ овладел Сокольничими казармами и пороховым погребом. Лавки закрываются.

Вообще положение быстро приходит в полную анархию. Видно, в Петрограде умеют устраивать только возмущения, а не организовать власть.

Сегодня ждали Манифеста. Но его нет. Газеты не выходят, п[отому] ч[то] рабочие отказываются работать, их ‘снимают’: значит это распоряжение их Комитета.

Говорят, что Царское Село окружено ‘верными’ войсками, в том числе флотским экипажем.

Говорят еще, что Протопопов не застрелился, а находится в Москве.

По всей вероятности немецкие агенты работают усердно в нашей неразберихе, и когда мы тут передеремся вдрызг, — наверное немцы начнут наступление. Погибнет Россия. Quem vult perdere — dementat {Желающий полного крушения — сеет безумие (фр.). }. И кто тут невиновен? Все, кажется, виноваты, особенно эти паршивые ‘правые’, подстрекающие власть к крутым мерам, к так называемой ‘твердости’, которая, при отсутствии ума и силы — приводит только к революции.

***

Нужно заметить, что в ‘Бюллетене революции’ помещен призыв Комитета к порядку, и самый выбор делегатов мотивируется интересами порядка. Из сведений — приводится, что Щегловитов112 арестован. Приводятся имена восставших полков, только позабыл некоторые…

Говорится, что руководители военного восстания предлагали Гос[ударственной] Думе действовать совместно, но переговоры ‘еще’ не привели к результатам.

Говорится, что телеграмма Комитета в Ставку — призывала Государя в Петроград, указывая, что малейшее промедление угрожает Династии. Вообще, много очень интересных сведений.

Ночь

Ну, ни о каких манифестах очевидно не может быть и речи. В Петрограде — никакого Правительства постоянного — нет. По слухам есть Временное Правительство, и именно Комитет Госуд[арственной] думы. Оно признано войском. Бывшие министры сидят под арестом в Министерском Павильоне Госуд[арственной] думы. Там Щегловитов113, и почему-то будто бы Макаров. Если так, то это не ‘министры’, а ‘сторонники Самодержавия’. Сам Государь, по этим известиям, не доехал до Петрограда, а задержан — кто говорит — в Тосне, а другие — в Бологом. С ним ведутся какие-то переговоры.

По другим слухам — дело идет об отречении.

Что касается Москвы, то народ и войска осаждали, а м[ожет] б[ыть] и по сейчас осаждают арсенал. Требуют сдачи от арсенальной команды и угрожают стрелять…. В данную минуту, это, кажется, еще не окончено. Но очевидно — вопрос очень краткого времени.

[…]

4 марта

Сегодня я удостоился приобщиться Св. Тайн.

В газетах — отречение Императора за себя и за сына в пользу Михаила. Михаил же объявляет, что не может принять престол без решения Учредительного Собрания, и впредь до этого призывает всех повиноваться существующему Временному Правительству.

6 марта

Наконец получено письмо от Коли (от 4 числа). Жив, здоров, говорит, что в Петрограде порядок уже полный, и — по-видимому — очень доволен совершившимся переворотом {Их рота (2-я), и он, конечно, — вырвались из казарм и присоединились к восстанию около 5 ч. дня 27 февраля. — Прим. авт. }. Да и не мудрено… Уж очень изгадился прежний строй и принял какой-то анти-национальный характер.

Приехала из Посада Надя, и тоже в полном восторге от происшедшего переворота. Говорит, что управление в Посаде наладилось очень успешно. Дай Бог114.

[…]

13 марта

Вчера были большие социалистические, и вообще народные манифестации, протекавшие, как слышно, в большом порядке.

А сегодня радостное известие о победе на Виленском фронте (около Молодечно). По-видимому победа крупная, прорыв неприятельского фронта на 75 верст, и взятие 15000 пленных. Ведь вот, значит, можно было наступать. Какая же злая сила держала войну в неподвижности полтора года?

В Москву привозили раненных в этой битве, которые рассказывают о дружности, явившейся в войсках и выражают уверенность в полной победе. Пожалуй и у них воодушевление, как было во Франции 1789 года, и так же расколотят ‘кайзерликов’. Во всяком случае — слава Богу — первая победа явилась. Бог даст, она повлечет за собою и другие победы.

14 марта

Увы, газеты не подтвердили известия о победе. Это, значит, был ложный слух.

20 марта

Покончил составлять заявление о подоходном налоге. Если успею сегодня сдать в 18 податной участок (Скарятинский пер. д. 8, кв. 6), и если Бог даст, то думаю поехать в Посад {Далее в дневнике следует перерыв в записях до 8 мая.}.

8 мая

Давно ничего не записывал, да и охоты нет.

За это время произошло лишь одно приятное событие для меня: очень краткое посещение Коли на Пасху. Он пробыл всего три дня, по краткости отпуска. Но собственно и у него не было ничего хорошего, так как он лишь выдержал экзамен на унтер-офицера и следовательно должен был перейти на офицерские классы. По возвращении в Петроград, на Пасху же, — он написал одно письмо, а засим до сих пор не пишет уже ничего.

Сам он несколько апатичен, но скорее оптимистично смотрит на будущее России, а к своей будущности, мне показалось, относится именно довольно равнодушно.

В Петрограде у Писаревых умерла сноха, т. е. Пелагея Георгиевна, которую муж (Степан Иванович) повез хоронить на родину. Больше ничего не знаю и о Писаревых.

Тихон тоже ничего не пишет с Пасхи. Вероятно, не хорошо его положение, как монаха. Теперь на монахов уже начались гонения.

Моя Мама рвется в Новороссийск, а поехать невозможно, п[отому] ч[то] нет плацкарты, в Ростове размыло мост, и сверх того солдаты, наводняющие железные дороги, местами просто бесчинствуют в отношении публики, отнимают у пассажиров места, и, бывали случаи, даже выгоняют их из поезда. Сверх того Мама не получает из Новороссийска известий, не получает и пенсии. Что это значит? Бог весть.

Если пенсии задерживают, то это ужасный удар, потому что я сам не знаю, не стану ли я скоро нищим, и вся моя семья. Предвидения всех деловых людей крайне мрачны. Уцелеют ли банки, не будут ли уничтожены обязательства Правительства и упразднены бумаги — никто ни в чем не уверен.

Вообще — мое личное положение полно только угроз будущего и опасений и нет ни одного проблеска надежд, исключая помощь Божию.

О положении России говорить трудно. Факт в том, что революция укрепляется, и, конечно, с сильным социалистическим характером. Действительную власть составляют Советы солдатских и рабочих депутатов. Временное Правительство было вполне бессильно, п[отому] ч[то] солдаты подчиняются не ему, а Совету солдатских и рабочих депутатов. Первые же столкновения показали бессилие Врем[енного] Правительства, и оно стало добиваться Коалиционного министерства, которое и учредилось (вошло 4 министра от социалистов). Солдатско-рабочие депутаты согласились на это неохотно, потому что не хотели брать на себя ответственности. Кажется, учреждению Коалиционного Министерства помогли угрозы Англии и Франции относительно того, что они, если Россия не восстановит порядка настолько, чтобы воевать с Германией, то наши союзники управятся с Германией сами, без России. Ну, конечно, это угрожало России тем, что все свои компенсации Германия станет искать в России.

По этому поводу у нас, сначала были самые тревожные разговоры в публике, в которой иные ожидали чуть не немецкого завоевания. Но все это и было крайне преувеличенно, а с возникновением Коалиционного

Министерства сила Правительства во всяком случае возросла. Армия же, хотя на основах довольно своеобразных (солдатские советы, выбор офицеров) — все ж упорядочилась, и появившаяся было в ней анархия во всяком случае заменилась некоторым порядком. Я лично думаю, что Германия сама крепче ослабла, и вряд ли способна к энергическим усилиям.

Вообще думаю, что в военном отношении нам нет оснований чего-либо опасаться. Так как Правительство уже объявило, что не хочет ни аннексий, ни контрибуций, то приобрести от войны Россия ничего не может. Но возможно, что она и потеряет немного, не считая, конечно, истощения страны и от 40 до 50 миллиардов долгов.

В настоящую минуту у нас, таким образом, сравнительно благоприятный момент. Удержится ли он, и будет ли развиваться, это зависит от того, будет ли прочно Коалиционное Министерство.

Так как оно объявило, что само будет, не прекращая войны, стараться о заключении мира, то можно думать, что мир и не далек. Затем открывается неведомый путь внутренней революционной перестройки России. Что нас ждет на этом пути, я отказываюсь предвидеть.

В этом устройстве у нас закладываются две идеи, очень противоположные: демократическая и социалистическая, которые считаются ошибочно совпадающими. В действительности глубокая демократизация, о которой стараются ‘кадеты’ — немыслима без сохранения прав и достояний буржуазии, ибо она существует, социалистическая же идея подрывает буржуазию и, в сущности, почти уничтожает. Социалистическую идею поэтому можно насаждать только при диктатуре одной лишь части народа, т. е. вообще если не одного пролетариата, то малоимущих классов. При диктатуре же, чьей бы то ни было, демократические учреждения нельзя насаждать. Это в сущности — противоположность. Не знаю, замечают ли это социалисты, или они сознательно под словом ‘демократия’ разумеют пролетариат и малоимущих. Как бы то ни было на этой почве внутреннего устроения, нельзя не ждать большого экономического и социального развала.

Правительство имеет в виду скорейший созыв Учредительного Собрания. Но оно, если будет собрано раньше демократической организации народа, может быть только более или менее захватным. Нечто вроде Конвента, который был не народным, а якобинским. У нас вместо якобинцев могут быть только социалисты, то есть — им будет предстоять задача в тысячу раз более трудная и сложная, чем во Франции предстояла якобинцам. Как они справятся, какими способами, с каким успехом — это загадка, которую едва ли кто может разгадать. Что при этом будут делать другие народы? Произойдут ли у них социальные революции или они соблазнятся мыслью расхватать Россию — это тоже загадка.

Шанс России составляет то, что весь почти мир крайне истощен и утомлен этой беспримерной войной. Это истощение и утомление может дать демократически-социальной России время устроиться. Но насколько велик этот шанс — кто его знает {Далее зачеркнуто предложение — ‘Вообще мне будущее представляется крайне туманным’.}.

В настоящее время, как слышно, у нас уже заметна эмиграция имущих классов заграницу, именно в Швецию. По прекращении войны эта эмиграция может только усилиться. Какое это будет иметь значение, предугадать не менее трудно.

Вообще будущее мне представляется очень туманным, и ясно одно, что оно, каков бы ни был окончательный исход, полно болезненных потрясений, полно множества страданий. Увидеть окончательный исход — мне, без сомнения, не суждено, но испытать все горе и страдания и все разорение первого периода — совершенно неизбежно. Конечно, я достаточно объективен, чтобы не судить об интересах России по своим интересам. Но мне страшно за семью. Бедная Мама, зачем она прожила так долго! Неисповедимы судьбы Господни! Да и я сам — почему не умер раньше? Одно можно сказать: против Воли Божией не пойдешь, и да будет Его Воля, как бы тяжко ни было страдание.

А вот относительно Бога — новая Россия проявляет большое отпадение. Трудно и в этом отношении определить степень отпадения народа от Бога, но факт несомненен.

И все это мне пришлось увидеть, пережить, перестрадать, и — это страдание, конечно, находится только в начале. Теперь я вижу цветочки, но придется вкусить и горькие, ядовитые ягодки.

В сущности, не стоит теперь уже вести Дневника. Не зачем записывать, не для чего. Теперь у меня уже кончена жизнь, и если нет еще смерти, то уже началась агония.

Тише, покончен о жизни вопрос,

Больше не нужно ни песен, ни слез.

Мне одно горько: участь семьи. Если бы Господь ее устроил — то личная моя участь не представляет большой важности. Я ухожу с сознанием, что искренне хотел блага народу, России, человечеству. Я служил этому благу честно и старательно. Но мои идеи, мои представления об этом благе отвергнуты и покинуты народом, Россией и человечеством. Я не могу признать их правыми в идеалах, я не могу отказаться от своих идеалов. Но они имеют право жить, как считают лучшим для себя. Я не могу и даже не хочу, не имею права, им мешать устраиваться как им угодно, хотя бы и гораздо хуже, чем они могли бы устроиться. В итоге — я отрезанный ломоть от жизни. Жизнь уже не для меня.

Для меня во всей силе осталась одна задача, единственная: позаботиться о спасении души своей. Да поможет мне Бог в этом, и да будет во всем Его непостижимая Воля. Не остави меня, Господи Боже мой, не отступи от меня, вонми в помощь мою, Господи спасения моего114.

20 июля

Сейчас в половину 2-го уехал наш Тихон обратно в Новгород. Он уехал из Москвы, куда приехали проводить его я и Надя. А то больше были в Посаде. Тихон сначала приехал в отпуск. Но начавшийся съезд ученых монах[ов] заставил его половину отпуска пробыть в Петрограде и на Валааме, ибо он был выбран из Академии в Предсъездную Комиссию. Но зато — для участия в съезде он получил второй отпуск, так что снова был у нас в Посаде, ибо съезд имел место в Академии.

В общем — очень хорошо провел лето это, благодарения Богу, и мы долго с ним были.

Теперь — вот, наконец, уехал окончательно. Давит меня тоска. Жизнь страшно тяжела, и тут расстаться — может быть, навсегда — с дорогим человеком — это давит как камень. Благослови Господь путь его, помоги ему жить счастливее меня.

Теперь тревожный и жгучий вопрос о Коле. У него 22 июля должны окончиться экзамены. Как они сойдут? Что дальше? Обычно им давали после экзаменов отпуск, так что мы бы могли повидаться с ним. Но теперь отпуск вообще воспрещен. Дадут ли окончившим экзамены, или двинут сразу на службу, где с одной стороны неприятель выбивает не только по 80%, но и по 100% офицеров, а с другой — оскорбляют и убивают свои собственные солдаты.

Тяжка жизнь нестерпимо. Я не записываю, что приходится перечувствовать в нашей анархии. Не говорю уже о Галицийском разгроме, о Петроградском восстании большевиков. Но и в обычной жизни — нестерпимо. Только и слышишь о грабежах, насилиях. Ни за один день своей жизни не спокоен.

Теперь, конечно, момент, когда идут толки о создании Правительства независимого и национального, а не ‘классового’, подчиненного ‘солдатско-рабочим депутатам’. Но страшные 6 месяцев анархии отучили от малейшей надежды на какой-нибудь луч света в нашем удушающем мраке.

[…]

Августа 14

Приехал в Москву, чтобы взять денег и расплатиться за квартиру. И вот на второй день свалился: воспаление толстой кишки. Один. Доктор дал наставления по телефону, но сам больной не может зайти. Лечился всякими средствами, и слабительными, и клизмами и висмутом [?], и голодом. Лежал в постели. Сегодня как будто полегче.

Здесь теперь великие собрания — всероссийское Совещание, завтра Поместный Собор… Но ни чего об этом не знаю, никого не вижу. В первый день со скуки зашел в Собрание Братства Святителей, но там только скука. Ничего интересного. Сомневаюсь, чтобы из Собора вышел большой толк. А впрочем — никто как Бог… Относительно Совещания уже и совсем не могу ничего думать. Вопрос как будто и простой — нужно единение. Да беда в том, что люди разъединены, и в сущности никто не хочет поступаться своим. Старая и вечная история. Люди объединяются около какой-нибудь силы, а силы преобладающей фактически нет. Так и толчемся на месте.

Много я за это время передумал и о себе и о пережитом мной сорокалетии жизни России, — и совершенно не могу сказать ничего другого, кроме того, что приходится сказать о настоящем моменте, нет (или очень мало) единения и безмерно много разъединения. Судить или осуждать — не мог бы никого, потому что тут все были отчасти правы, отчасти виноваты, и общее бедствие состояло из недостатка объединяющей силы. Но никого не обвиняя, я бы теперь мог при помощи своих дневников и воспоминаний написать безусловно беспристрастную картину этого сорокалетия.

Жалко, что раздергивающие нервы события не дают возможности взяться за эту работу. Я бы ее мог сделать в год времени, если бы никто и ничто не мешали. Но теперь наоборот, все мешает. Это, конечно, и не важно, п[отому] ч[то] — передо мной стоит другая задача — привести хоть в маленький порядок свою душу. Жизни мне уж, пожалуй, и года не осталось. Так что и с душой своей приходится отдаваться только на милость Божию. Да это и самое благонадежное, п[отому] ч[то] что такое все наши усилия? Жить приходится среди столкновения таких безмерно громадных и почти всегда непонятных сил, что наши усилия сходны с действием дуновения нашего рта во время урагана…

Зазвонили ко всенощной. Завтра Успенье. Завтра же открывается Собор. Для придания ему торжественности и религиозного настроения населения — будут молебны, крестные ходы и особые ектеньи. Я этого ничего не могу ни увидеть, ни услышать, ибо не могу выходить из-за болезни.

Очень мечтал бы уехать в Посад до 20 августа, п[отому] ч[то] около 20 авг[уста] угрожает железнодорожная забастовка. Тогда уж не выскочишь.

Так-то у нас: и молебны, и крестные ходы и забастовки, и самые разнообразные угрозы. Только и можно сказать: ‘не отступи от меня, вонми в помощь мою, Господи спасения моего’205.

15 августа

Успенье. Было ‘торжественное’ по случаю Поместного Собора молебствие на Красной Площади. Я не выходил. Спрашивал по телефону знакомых. Говорят ‘очень хорошо’. ‘Сколько народу было на площади?’ — ‘Очень много’. — А например: тысяч десять было?’ — ‘Нет, вряд ли десять тысяч’… Ну это для города, в котором теперь почти 2 миллиона народа, из которых 1Ґ миллиона номинально православных, — очень ничтожная цифра.

В Государственном Совещании (конечно отчет за субботу) тоже немного утешительного. Два — непримиримых направления. Оно, конечно, — у большинства видно желание не ссориться, но готовности хотя бы временно объединиться на едином правительстве — нет.

И в довершение в газетах — объявление стачечного Комитета Московского железнодорожного узла предупреждает публику, что с 12 часов ночи на 20 августа начинается забастовка, прекращается сначала движение пассажирских поездов, а через несколько дней и товарных. Будут пропускать только воинские и санитарные.

Это значит — прекратить доступ продовольствия и топлива.

Я, вероятно, завтра уеду в Посад, а то пожалуй застрянешь совсем в городе. Положим и в Посаде не лучше. Он тоже останется без продовольствия, но там все же гужевой подвоз несколько больше, чем в Москве.

Надо полагать, конечно, что Правительство — уступит и даст рабочим жалованье, ими требуемое. Но это характеристика ‘единения’ и ‘самоотвержения’ в России, а также ‘всемогущества’ и ‘неограниченности’ власти, о которых на все лады говорит Керенский.

Ведь эта власть формально воспретила железнодорожные забастовки. Уже не говорю о требованиях Корнилова ‘железной дисциплины’ на железных дорогах… Корнилов, конечно, не относится к Временному Правительству. Но Врем[енное] Правительство эвакуирует — и в значительной мере в Москву, Петроград из-за недостатка продовольствия. А железные дороги, номинально правительственные, прекратят Москве подвоз припасов.

Похоже, что мы безысходно погибли. Такого полного отсутствия народного единения — никогда не было, а власть бессильна. Не знаю, зачем собрано Государственное Совещание, если у государства нет силы, если его распоряжений не признают организованные силы рабочих и солдат.

16 октября

Девять часов вечера. Сейчас проводили Колю обратно в Петроград. Он этим летом (старшинство, помнится, 3 июля) произведен в прапорщики, и вот получил отпуск. Приехал 4 октября. Провел это время то в Москве, то в Посаде, где все время живут Катя и Надя. Завтра должен явиться на службу. Он пока служит младшим офицером второй роты электротехнического батальона.

Очень утешило нас всех это свидание, пролетевшее, как какое-то мгновение. Коля, благодаря Богу, производит очень хорошее впечатление. Он бодр, даже весел, смотрит на жизнь без нервности, с некоторым философским спокойствием. С нами всеми, и в Посаде, и здесь, был истинно братом и сыном, и внуком, ну конечно и здесь все были в радости. По-видимому, ему было тяжело уезжать, хотя он вообще проявил много сдержки и самообладания. Между прочим мелкая, но характеристическая черта — действительно бросил курить. Это все же черта характера… Тяжело расставаться с ним. Бог ведает, что будет и увидишься ли?

Я тут с ним делал разные дела по части финансового упорядочения, а также по его личному маленькому хозяйству, и он показал, что за год разлуки — приобрел много практичности и деловитости. Вообще он утешил меня, да и всех. Благослови Господь его путь и дальнейшее преуспеяние. Благодарю за него Господа, и славлю Его попечение. Думаю, что он будет добрым братом и сыном. С этой мыслью мне и умирать легче, если судит это Бог. Спаси его Господь!

ПРИМЕЧАНИЯ

1 См.: Л. А. Тихомиров (1852-1923). Из дневника за 1915 г. Публ., пред. и прим. Репникова А. В. // Философская культура. Журнал русской интеллигенции. Январь-июнь 2005. СПб., 2005. No 1. С. 105-148, Л. А. Тихомиров. Из дневника за 1916 г. Публ., пред. и прим. Репникова А. В. // Философская культура. 2005. No 2. Июль-декабрь. С. 174-227.

2 Историк С. В. Чесноков в своей диссертации уделяет значительное место рассмотрению вопроса ‘…почему 8 марта 1917 г. Тихомиров признал Временное правительство? Именно эта проблема, на взгляд диссертанта, волновала и В. Н. Костылева, диссертация которого была посвящена проблеме краха Тихомирова-монархиста, и Б. Парамонова, писавшего о ‘ненужности покаяния’ в сравнительной перспективе покаяния Тихомирова с покаянием А. И. Солженицына и других диссидентов-‘почвенников’ 1990-х гг., и Ю. В. Давыдова, в своем последнем романе ‘Бестселлер’ проводившего самые широкие параллели между нравственной проблематикой Л. А. Тихомирова и советской действительностью’ / Чесноков С. В. Роль идейно-политического наследия Л. А. Тихомирова в русской общественной мысли и культуре конца XIX — ХХ веков // Автореф. дис. … к. и. н. Нижний Новгород. 2005. С.11.

3 См.: Ильин Н. П. Воспоминание о будущем // Философская культура. 2005. No 2. Июль-декабрь. С. 143-144.

4 В этом плане Лев Александрович был ‘вечно сомневающимся’ русским интеллигентом. Отсюда и постоянные сомнения в дневниковых записях по поводу своих трудов: ‘Нет, пожалуй, не от Бога мне эта работа!’ и т. п. Характерно, как современный публикатор работ Л. А. Тихомирова М. Б. Смолин озаглавил предисловие к одной из его книг: ‘От Бога все его труды’. См.: Тихомиров Л. А. Тени прошлого. Воспоминания / Сост., вступ. ст. и прим. М. Б. Смолина. М., 2000. С. 5.

5 25 лет назад (Из дневников Л. Тихомирова). Красный архив. Т.2. М.,-Л., 1930. С.63, 71.

6 Цит по: Сукач В. Г., Репников А. В. Розанов В. В. // Общественная мысль России XVIII — начала ХХ века. Энциклопедия / Отв. ред. Журавлев В. В., Отв. сек. Репников А. В. М., 2005. С. 460.

7 Переписка и другие документы правых (1911-1913) // Вопросы истории. 1999. No 10. С. 102.

8 Пуришкевич В. М. Без забрала. Открытое письмо большевикам Совета Петроградских Рабочих Депутатов. б/м 1917. С.3-4.

9 Деникин А. И. Очерки русской смуты. Борьба генерала Корнилова. Август 1917 г. — апрель 1918 г. М., 1991. С.26.

10 Меньшиков М. О. Жалеть ли прошлого? // Новое время. 1917. 7 (20) марта.

11 Меньшиков М. О. Письма к ближним // Новое время. 1917. 19 марта (1 апреля).

12 Российский Архив (История Отечества в свидетельствах и документах XVIII-XX вв.). Вып. IV. М. О. Меньшиков. Материалы к биографии. М., 1993. С. 152-153.

13 Розанов В. В. Собрание сочинений. Мимолетное. М., 1994. С. 416.

14 Монархист и Советы. Письма Б. В. Никольского к Б. А. Садовскому // Звенья. Исторический альманах. М.-СПб., 1992. Вып.2. С. 359-360.

15 Следственное дело доктора Дубровина / Вступ. ст., публ. и прим. Макарова В. Г. // Архив еврейской истории / Международный исследовательский центр российского и восточноевропейского еврейства М., 2004. Т. 1. С. 302.

16 ‘Вероятнее всего Л. А. Тихомиров вел свои дневник и далее, — делает предположение М. Б. Смолин — возможно вплоть до своей смерти. Сложно представить, что человек, привыкший в течении более чем тридцати лет к записыванию своих мыслей в дневник, вдруг бы от этого отказался. Скорее всего, дневник после октября 1917 года, как и части воспоминаний ‘Тени прошлого’ не были по каким-то причинам отданы на хранение в архив семьей Л. А. Тихомирова’ / Смолин М. Б. Государственно-правовые идеи Л. А. Тихомирова // Автореф. дис. … к. и. н. СПб., 2004. С.9.

17 Монархист и Советы… С.372-373.

18 Вада Харуки. Россия как проблема всемирной истории. Избранные труды. М., 1999. С. 145.

19 Тихомиров Л. А. Религиозно-философские основы истории / Публ., вступ. ст. М. Б. Смолина. М., 1997. С. 580.

20 ГАРФ Ф.634. Оп. 1. Ед. хр. 2. Л.1.

21 Фудель С. И. Собрание сочинений: В 3 т. М., 2001. Т.1. С. 62. Материалы повести были впервые введены в научный оборот в статье: Репников А. В. Лев Тихомиров — от революции к апокалипсису // Россия и современный мир. 1998. Вып. 3. С. 189-198. Повесть впервые опубликована С. М. Сергеевым: В последние дни (Эсхатологическая фантазия) // Христианство и политика. / Сост., пред., коммент., прил. С. М. Сергеева М., 1999. С. 393-538.

22 См.: Вада Харуки. Указ. соч. С. 149.

23 Волков С. А. Возле монастырских стен. Мемуары. Дневники. Письма. М., 2000. С.282.

24 Сравните: ‘С одной стороны мы постоянно находим страстные отрицательные характеристики Тихомирова, но, с другой стороны, исторически несомненно, что в свое время он играл очень выдающуюся роль и стоял в центре революционных событий’ // Попов П. С. Предисловие // Тихомиров Л. Плеханов и его друзья. Из личных воспоминаний. Л., 1925. С. 6-7.

25 Подробности см.: Л. А. Тихомиров (1852-1923). Из дневника за 1915 г. Публ., пред. и прим. Репникова А. В. // Философская культура. СПб., 2005. No 1. Январь-июнь. С. 110-111.

26 Все это происходило на фоне усилившегося наступления новой власти на Православную церковь и подготовки высылки большой группы интеллигенции из Советской России.

27 ‘Их общее количество составило 61-а, в дополнение к тем 27-и, которые были переданы ранее’ // Вада Харуки. Указ. соч. С. 157.

28 Бурин С. Н. Эффект Тихомирова // Тихомиров Л. А. Воспоминания. М., 2003. С. 14. О существовании архива Тихомирова, оставшегося у родственников (в котором в т. ч. находились и материалы работы ‘Основы государственной власти’, пишет современный исследователь С. В. Чесноков, утверждая, что ‘короб с бумагами Тихомирова’ достался его старшему сыну Александру (отцу Тихону).

29 ‘Чтение и работа с дневниками Л. А. Тихомирова, чей почерк не отличается разборчивостью, представляется задачей не простой’ // Ефименко А. Р. Л. А. Тихомиров: обзор документов личного фонда. Вестник архивиста. 1999. No 6. С. 63.

30 Милютин Д. А. Воспоминания. 1816-1843. М., 1997, Его же. Воспоминания. 1860-1862. М., 1999, Его же Воспоминания. 1843-1856. М., 2000, Его же. Воспоминания. 1863-1864. М., 2003, Его же. Воспоминания. 1856-1860. М., 2004, Его же. Воспоминания. 1865-1867. М., 2005.

31 Дневник Алексея Сергеевича Суворина / Текстологич. расшифровка Н. А. Роскиной. Подготовка текста Д. Рейфилда и О. Е. Макаровой. М., London, 1999.

32 См.: Репников А. В. ‘От правых, кажется, я стою в стороне больше, чем от левых…’: дневник Л. А. Тихомирова // Сборник материалов научных конферен-ций: ‘Консерватизм в России и мире: прошлое и настоящее’, ‘Национальный вопрос в Европе в новое и новейшее время’, ‘Правый консерватизм в России и русском зарубежье в новое и новейшее время’. Воронеж, 2005, Его же. ‘Мы находимся в положении лодки, попавшей в водоворот…’ (по страницам дневника Л. А. Тихомирова) // Ставропольский альманах Российского общества интеллектуальной истории. Ставрополь, 2005. Вып. 7, Его же. ‘…Силам добра нет доступа к власти’ (Из дневников Льва Тихомирова // Наш современник. 2006. No 4, Лев Тихомиров. Из дневников 1915-1917 гг. Публ. и комм. Репникова А. В. // Там же, Лев Тихомиров. Из дневников 1915-1917 гг. Публ. и комм. Репникова А. В. // Наш современник. 2006. No 5.

33 ГАРФ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 26. Л. 142-143, 148об.-149об.

34 ‘О жизни созерцательной’ (лат.).

35 Дешамп П. — французский ученый, рассматривавший влияние масонства на политику Франции, исследователь тайных обществ. Deschamps P. Les Socits Secrtes et la socit ou philosophie de l’histoire contemporaine. Avignon-Paris, 1882.

36 См.: Шустер Г. Тайные общества, союзы и ордена. Перевод с немецкого О. А. Волькенштейн. Под. ред. проф. варшавского университета А. Л. Погодина. СПб., 1905. Т. 1. Т 2.

37 См.: Финдель И. Г. История франк-масонства от возникновения его до настоящего времени. Перевод с немецкого. 1872.

38 Мишле Жюль — французский историк. Тихомиров использовал издание: Collection de documents indits sur l’Histoire de France, publis par orde du Roi et par les soins du Ministre de l’instruction publique. Premire srie. Histoire politique. Procs de Templiers, publi par Michelet (Собрание неизданных документов по истории Франции, опубликованных с разрешения короля и усилиями министра образования. Часть первая. Политическая история. Процесс тамплиеров), Paris. Т. I в 1841 г. Т. II в 1851 г.

39 Филипп IV Красивый (1268-1314) — французский король с 1285 г.

40 Тихомиров ошибается. Сборник ‘Памяти Константина Николаевича Леонтьева’ вышел в Санкт-Петербурге в 1911, а не в 1912 году.

41 Фудель Иосиф Иванович (1864/5-1918) — протоиерей, рукоположен (1889) по благословению преподобного Амвросия Оптинского. С 1892 служил в Москве. Настоятель храма свт. Николая в Плотниках. Публицист, издатель собрания сочинений К. Н. Леонтьева.

42 ’13 ноября 1916 г. состоялось закрытое заседание Религиозно-философского общества им. Вл. Соловьева, посвященное памяти К. Н. Леонтьева, по случаю 25-летия его кончины (+ 12 ноября 1891 г.). Вступительное слово произнес Председатель Общества Г. А. Рачинский. Далее последовали речи прот. Иосифа Фуделя ‘К. Леонтьев и Вл. Соловьев, в их взаимных отношениях’, С. Н. Дурылина ‘Писатель-послушник’ и С. Н. Булгакова ‘Победитель — побежденный (Судьба Леонтьева)’, ‘Накануне дня памяти, 11 ноября, … в покоях владыки-митрополита при Чудовом монастыре состоялось общее собрание Братства Святителей Московских Петра, Алексия, Ионы и Филиппа. Председатель совета братства П. Б. Мансуров во вступительном слове своем говорил о значении деятельности К. Н. Леонтьева на Ближнем Востоке. Член Братства С. Н. Дурылин сделал сообщение: ‘Церковь, монастырь и старчество в личности и жизни К. Леонтьева’. Протоиерей И. И. Фудель дополнил это сообщение своими личными воспоминаниями о нем. Преосвященный Димитрий, епископ Можайский, сказал о значении ‘Афонских писем’ К. Леонтьева. Затем отслужена была заупокойная лития о нем со всенародным пением’ (‘Московские Ведомости’. 1916. 15 ноября), ‘Вчера в церкви Св. Николая Чудотворца, что в Плотниках, на Арбате, местным духовенством было совершено заупокойное богослужение по известном писателе К. Н. Леонтьеве …’. Преосвященным Серафимом, еп. Холмским в сослужении местного причта (а прот. Иосиф Фудель был настоятелем храма) отслужена заупокойная литургия и панихида ‘в присутствии почитателей памяти покойного’ (‘Московские Ведомости’. 1916. 13 ноября) // Цит. по.: Архив священника Павла Александровича Флоренского. Переписка с М. А. Новоселовым. Томск, 1998. Вып 2. С.158-159.

43 Тихомирова Христина Николаевна — урожденная Каратаева (1829 — ?) — мать Л. А. Тихомирова. См.: Тихомиров Л. А. Тени прошлого. М., 2000. С.33-42.

44 ГАРФ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 27. Л. 2-5об., 6-7об., 14об.-16об.

45 В начале века Тихомиров не только изучал Японию и пытался выучить японский язык, но и переписывался с одним православным японцем Какусабуро Сенумой.

46 Иннокентий (Попов-Вениаминов Иван Евсеевич) (1797-1879) — выпускник Иркутской Духовной семинарии (1821), миссионер в Америке (с 1824), протоиерей (с 1839), архимандрит (с 1840) и епископ Камчатский (с 1840), архиепископ (с 1850), митрополит Московский и Коломенский (с 1868), священно-архимандрит Троице-Сергиевой лавры, настоятель кафедрального Чудова монастыря, член Святейшего Синода, в 1870 основал в Москве Православное миссионерское общество, был знаком с о. Николаем Японским.

47 Подробнее о взглядах Тихомирова и русских монархистов на события в Китае см.: Сунь Чжинцин. Китайская политика России в русской публицистике конца XIX — начала XX вв. М., 2005.

48 Николай Японский (в миру Иван Дмитриевич Касаткин) (1836-1912) — архиепископ. Окончил семинарию, в 1860 принял монашеский постриг и был рукоположен в сан иеромонаха. В 1860 г. по собственному выбору отправился в Японию, получив должность настоятеля консульской церкви. Приехав в Японию, в течение полувека занимался миссионерской деятельностью. Основал семинарию, школы богословия, иконописную мастерскую. Овладев в совершенстве японским языком, перевел Священное Писание для своих прихожан-японцев. Ведя миссионерскую деятельность, ‘обошел всю Японию’. Был назначен начальником Российской Духовной Миссии в Японии. В 1906 был возведен в сан архиепископа. Канонизирован русской Православной церковью (1970 г.). Поддерживал переписку с Л. А. Тихомировым. Оставил обширные дневники, которые вел с 1870 по 1912 гг., недавно впервые опубликованные в полном объеме. См. Дневники святого Николая Японского: в 5 т. / Сост. К. Накамура. Т. 1 — 5. СПб., 2004.

49 Сравните: 5 мая 1916 г. Н. Н. Тиханович-Савицкий писал Н. Н. Родзевичу: ‘Если бы при теперешнем трепете наверху нам удалось добиться лишь предложенных мною небольших изменений, то и тогда мы могли бы умереть спокойно, зная, что высвободили Россию из конституционной петли и поставили ее на путь самобытного развития. ‘Но не поздно ли’? как спрашиваем меня Н. Д. Облеухов (вполне наш), близко стоящий к Пуришкевичу. Пасхалов потерял веру в восстановление самодержавия окончательно, сказать правду, и я в глубине души колеблюсь, а вы знаете, какой я упорный. Л. А. Тихомиров — совсем отошел обескураженный’ // Правые партии. 1905-1917. Документы и материалы. Т.2. 1911-1917 гг. М., 1998. С.552.

50 Андреев Федор Константинович (1887-1929) — священник, преподаватель, богослов. Окончил 3-е реальное училище в Санкт-Петербурге, затем Институт гражданских инженеров. Познакомился в Петербурге с И. П. Щербовым, который направил его в Москву к М. А. Новоселову. Здесь произошло знакомство и с П. А. Флоренским. По окончании учебы в МДА (1903-1913) защитил в июне 1913 кандидатскую диссертацию ‘Ю. Ф. Самарин, как богослов и философ’. С августа 1913 был и. д. доцента МДА по кафедре систематической философии и логики. В этот период духовно окормлялся у старца Алексия Зосимовой пустыни. Около 1920 после закрытия в 1919 МДА, вернулся в Петербург, где вместе с И. П. Щербовым открыл в башнях Александро-Невской Лавры Пастырские курсы. В 1921 открыл на Троице-Сергиевом подворье на Фонтанке Богословский институт. В декабре 1922 рукоположен в священнический сан. Служил в Казанском и Сергиевском Соборах, в Соборе Воскресения Христова (Спас на Крови). Был одним из лидеров движения ‘иосифлян’. Арестовывался. Умер от воспаления легких, осложненного болезнью сердца.

51 Попов Иван Васильевич (1867 — после 1938) — богослов, профессор патристики Московской Духовной академии (1917). Член Собора 1917-1918 гг. В 1919-25 помощник патриарха Тихона. В 1925-28 находился в Соловецком концлагере. В 1928-31 гг. в ссылке. Вскоре вновь арестован. В 1931-38 в тюрьмах и ссылках.

52 Трубецкой Сергей Николаевич (1862-1905) — русский религиозный философ, публицист, общественный деятель. Последователь Вл. Соловьева. В 1905 стал первым выборным ректором Московского университета. При написании своего исследования Тихомиров пользовался работой Трубецкого ‘Учение о Логосе в его истории’ (М., 1900).

53 ГАРФ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 27.Л. 22-23об., 25-26об.,39об.-44об., 51об-52об.

54 Казанский Петр Евгеньевич (1866-1947) — юрист, специалист по международному праву. Окончил Московский университет. Был назначен приват-доцентом в Казанский университет по кафедре международного права, где защитил магистерскую диссертацию (1895). Работал в крупнейших библиотеках Европы, написав исследование ‘Всеобщие административные союзы государств’ (1897). Вернувшись из заграничной поездки, с 1898 стал ординарным профессором, а с 1908 — деканом юридического факультета Императорского Новороссийского университета. Придерживался правых взглядов. Был одним из участников славянского движения (присутствовал в качестве делегата на славянском съезде в Софии в 1910 г.). После Февральской революции продолжал преподавательскую деятельность. В своих работах неоднократно ссылался на труды Л. А. Тихомирова (См.: Казанский П. Е. Власть Всероссийского Императора. М., 1999).

55 Нилус Сергей Александрович (1862 — 1929), религиозный писатель и общественный деятель. Из дворян. По окончании юридического факультета Московского университета (1886) служил кандидатом на судебную должность при прокуроре Эриванского окружного суда, затем в Симбирске. С 1888 жил главным образом в родовом поместье Золотарево Мценского уезда Воронежской губернии, но был вынужден продать имение. В 1907-12 жил в Оптиной пустыни, общался с ее старцами, выполнял монастырские работы, распространял свои идеи среди ее братии и паломников. Составил жизне-описание игумена Феодосия — ‘Сила Божия и немощь человеческая’ (ч. 1-2, Сергиев Посад, 1908), написал книгу об оптинских монахах — ‘Святыня под спудом. Тайны православного монашеского духа’ (Сергиев Посад, 1911). Впечатления от жизни в пустыни описал в книге ‘На берегу Божьей реки’ (Сергиев Посад, 1911). В эти же годы активно занимался публицистикой, с 1909 сотрудничал в газете ‘Троицкое слово’. В 1912-17 жил в г. Валдай Новгородской губернии. Первую мировую войну 1914-18 оценил как бойню, организованную тайными силами с целью ослабить Россию и взять ее под свой контроль. В кн. ‘Близ есть при дверех. О том, чему не желают верить и что так близко’ (Сергиев Посад, 1917, 2 изд. — СПБ, 1997) предрекал близкую катастрофу, отрицательно отнесся к событиям февраля 1917, выступал против созыва Поместного собора Русской православной церкви в отсутствии императора. После октября 1917 остался в России, в 1924 и 1925 подвергался арестам и тюремному заключению. Полемизировал с Л. А. Тихомировым. См.: Тайна печати антихриста/ [с предисл.] Л. [А.] Тихомирова. Мировая борьба добра и зла: По поводу письма С. А. Нилуса // Московские ведомости. 1910. No 228, Тихомиров Л. А. Борьба с масонством // Московские ведомости. 1911. No 243 (оба материала включены в сборник: Неизвестный Нилус. М., 1995. Т. 1. С. 191-201, 405-410. Там же приводится копия отдельного оттиска очерка ‘Искатель града невидимого’ с дарственной надписью С. А. Нилуса Л. А. Тихомирову (С. 201). В 2003-05 гг. вышло полное собрание сочинений Нилуса (Т.1. Великое в малом. Записки православного. М., 2003, Т.2. Сила Божия и немощь человеческая. Записки игумена Феодосия и другие повести. М., 2003, Т. 3. Святыня под спудом. Тайна православного монашеского духа. М., 2000, Т. 4. На берегу Божьей реки. Записки православного. М., 2002, Т. 5. Близ есть, при дверех. О том, чему не желают верить и что так близко. М., 2002. Т. 6. Произведения разных лет. Материалы к жизнеописанию Сергея Нилуса. М., 2005). (В ХРОНОСе см. ст. Нилус Сергей Александрович и кн. Стрижев А.Н. Сергей Нилус: Тайные маршруты. М., Алгоритм. 2007).

56 Антоний (Храповицкий Алексей Павлович) (1863 — 1936). Церковный и государственный деятель. Из дворян. Митрополит Киевский и Галицкий, основатель и Первоиерарх Русской Православной Церкви Заграницей, Председатель Архиерейского Собора и Синода. Учился в гимназии, затем в Санкт-Петербургской духовной Академии. В 1885 рукоположен во иеромонаха. По окончании Академии был оставлен в ней в качестве профессорского стипендиата, в то же время исполняя должность помощника инспектора Академии с 1885 по 1886 г. В 1886 назначен преподавателем Гомилетики, Литургии и Каноники в Холмскую духовную семинарию. В 1887 был избран исполняющим должность доцента Петербургской Духовной Академии. В 1888 получил степень магистра богословия. В том же году утвержден в звании доцента Академии. В 1889 году назначен исполняющим должность инспектора Петербургской Духовной Академии. В 1890 получил назначение на должность ректора Петербургской духовной семинарии, с возведением в сан архимандрита, а через несколько месяцев перемещен на должность ректора в Московскую Духовную академию, которую возглавлял в течение пяти лет. В 1895 назначен ректором Казанской Духовной Академии. 7 сентября 1897 хиротонисан во епископа Чебоксарского, викария Казанской епархии, с сохранением должности ректора. В 1900 г. стал епископом Уфимским, а в 1902 г. — Волынским и Житомирским. В 1906 возведен в сан архиепископа. В 1906-1907 гг. был членом Государственного Совета, С 1907 г. был членом Государственной Думы, где входил во фракцию правых. В 1908 г. управлял Волынской епархией. С 1909 заседал в Святейшем Синоде. В 1913-м Казанская духовная академия, которую он некогда возглавлял, присваивает ему степень доктора богословия. В 1912 был назначен членом Святейшего Синода с оставлением его на занимаемой кафедре. 14 мая 1914 назначен архиепископом Харьковским и Ахтырским. 1 мая 1917 уволен на покой, согласно прошению, с назначением ему местожительства в Валаамском Спасо-Преображенском монастыре Финляндской епархии. 16 августа 1917 г. вновь назначен архиепископом Харьковским и Ахтырским. В июне 1917 г. на Всероссийском Поместном Соборе был первым по числу голосов из трех кандидатов на Патриарший престол, избранных Собором. Принимал активное участие в работе Поместного Собора Российской Церкви (1917-1918 гг.). 28 ноября 1917 г. был возведен в сан митрополита Харьковского. С августа 1919 связал свою судьбу с Белым движением. Эмигрировал. В 1934 г. был запрещен в священнослужении Местоблюстителем Патриаршего престола митрополитом Сергием (Страгородским), однако законным запрещение не признал. Умер в 1936 г. вне канонического общения с Московским Патриархатом. (В ХРОНОСе см. ст. Антоний — Храповицкий Александр Павлович)

57 Филарет (Федор Никитич Романов) (ок. 1554/55 — 1633), патриарх (1608-10 и с 1619), отец царя Михаила Федоровича, боярин (с 1587). С 1619 фактический соправитель страны.

58 Романов Михаил Федорович (1596-1645) — царь с 1613, основатель династии Романовых.

59 Подробную информацию об этом событии см.: Неизвестный Нилус. М., 1995. Т. 2. С.496-499. Там же приводится текст этой записи из дневника от 21 сентября 1916 г.

60 См.: Молитва ко Пресвятой Богородице: ‘Пресвятая Владычице моя Богородице, святыми Твоими и всесильными мольбами отжени от мене, смиреннаго и окаяннаго раба Твоего, уныние, забвение, неразумие, нерадение и вся скверная, лукавая, и хульная помышления от окаяннаго моего сердца, и от помраченнаго ума моего, и погаси пламень страстей моих, яко нищ есмь и окаянен, и избави мя от многих и лютых воспоминаний и предприятий, и от всех действ злых свобода мя, яко благословенна еси от всех родов, и славится пречестное имя Твое во веки веков. Аминь’.

61 Самарин Федор Дмитриевич (1858-1916) — общественный и религиозный деятель. В 1880 — предводитель дворянства Богородского уезда, Московской губернии. Член Государственного Совета (1906-1907), дважды (при Витте и Столыпине) привлекался в состав правительства и отказался от предлагаемых ему должностей. Друг М. А. Новоселова и один из основателей Новоселовского кружка. Вместе с братьями П. Д. и С. Д. Самариными продолжал после отца издание сочинений Ю. Ф. Самарина. Скончался в Москве, похоронен на Донском кладбище. (См.: Шаховская-Шик Н. Д. Мои встречи с С. П. Мансуровым // Надежда. Франкфурт-на-Майне. 1979. Вып 3, Самарины. Мансуровы. Воспоминания родных // Мансурова М. Ф., Детские годы. Мансурова М. Ф., Чернышева-Самарина Е. М., Комаровская А. В., Мансуровы, Чернышева-Самарина Е. А. Александр Дмитриевич Самарин. М., 2001).

62 Самарин Александр Дмитриевич (1868/69-1932) — общественный и церковный деятель, брат Ф. Д. Самарина, дядя М. Ф. Мансуровой. Окончил историко-филологический факультет Московского университета (1891). Выступал в качестве церковного публициста. В 1891-1908 — земский начальник в Бронницах (Московская губерния). С 1908 — уездный предводитель дворянства. В 1912-17 — член Государственного Совета. Был близок к Новоселовскому кружку. С 5 июля по 26 сентября 1915 — исполнял обязанности обер-прокурора Святейшего Синода. Выступал против усиления влияния Г. Е. Распутина, за что и был смещен с должности. Сопредседатель Всероссийского Красного креста (1915-1917). С конца 1916 — председатель Постоянного совета объединенного дворянства. В июне 1917 — кандидат в митрополиты Московские (на выборах Московского митрополита оказался вторым по количеству поданных за него голосов после архиепископа Литовского Тихона (Белавина), будущего патриарха). Член Священного Собора Российской Православной Церкви 1917-18 гг., единственный из мирян кандидат в патриархи. После Октябрьской революции — председатель правления Совета объединенных приходов г. Москвы. Неоднократно арестовывался. Был в числе обвиняемых на процессе Московского Совета объединенных приходов 11-16 января 1920. В 1920 был приговорен Московским ревтрибуналом к смертной казни, замененной тюремным заключением ‘до окончания победы рабоче-крестьянской власти над мировым империализмом’. Вскоре амнистирован. С 1922 жил в Абрамцево, экскурсовод в музее-усадьбе, руководил пением в храме. В 1925 вновь арестован и сослан в Якутию. В 1929 был регентом церковного хора в Костроме, где и скончался.

63 Старостин Павел — знакомый Тихомировых.

64 Указанная книга вышла в Авиньоне и Париже в1882 г.

65 Бутми де Кацман Георгий Васильевич (1856 — после 1917) — дворянин, отставной подпоручик, писатель-экономист, литератор. Землевладелец Подольской и Бессарабской губерний. Директор-распорядитель общества каменноугольных копей. Во 2-й половине 90-х годов XIX — начале ХХ в. опубликовал ряд работ, посвященных значимости золотой валюты и финансо-вым вопросам (Золотая валюта / Сборник статей. СПб., 1904 и др.). В 1906 сотрудничал в газете ‘Союза русского народа’ ‘Русское знамя’ по вопросам ‘валютному и еврейскому’. Автор ряда брошюр. В 1912-13 действительный член Главной Палаты народного Союза им. Михаила Архангела. В 1906 в Санкт-Петербурге, Казани и Кишиневе вместе с П. А. Крушеваном выпустил ‘русское издание’ ‘Протоколов сионских мудрецов’. 1 июня 1917 давал показания ЧСК Временного правительства об участии в правых организациях и правом движении. В брошюре ‘Каббала, ереси и тайные общества’, изданной под редакцией Бутми (СПб., 1914) в качестве источников указываются работы Финделя, Копен-Альбанселли, Деласю, Дешампа, которые использовал при написании своей книги и Тихомиров.

66 Delassus Henri ‘La conjuration antichrtienne. Lille.

67 Дасте Луи — автор книги ‘Тайные общества и евреи’.

68 Копен-Албанселли — французский антимасонский писатель конца XIX — начала XX в. Глава Антимасонской лиги Франции. Copin-Albancelli. La conjuration juive contre le monde Chrtien. Paris, 1909. Его работы часто использовались в антимасонских сочинениях русских авторов начала ХХ в. (А. Селянинов, Г. В. Бутми и др.).

69 Барбье Эммануил, аббат, автор книги ‘Les infiltrations maconniques dans l’Eglise’, вышедшей в 1910 году.

70 Курлов Павел Григорьевич (1860 — 1923) — родился в дворянской семье. Учился во 2-м военном Константиновском училище, окончил Николаевское кавалерийское училище (1879). Служил в лейб-гвардии Конно-гренадерском полку, в Таурогенской, Бакинской, Петербургской бригадах пограничной стражи. В 1888 окончил Александровскую военно-юридическую академию. Прикомандирован к прокурорскому надзору Московского военного округа. С 1890 в ведомстве Министерства юстиции (товарищ прокурора Костромского, Тверского, Владимирского, Московского окружных судов). В 1891 уволен с военной службы. С 1899 прокурор Вологодского окружного суда, с 1900 товарищ прокурора Московской судебной палаты. С 1903 служил в ведомстве Министерства внутренних дел (в 1903-1905 Курский вице-губернатор, в 1905-1906 и. д. Минского губернатора, с 1906 член Совета министра внутренних дел, временно управлял Киевской губернией). С июня по август 1907 и. д. директора Департамента полиции МВД. С октября 1907 начальник Главного тюремного управления Министерства юстиции. С января 1909 товарищ министра внутренних дел, с марта 1909 командир Отдельного корпуса жандармов. После 1911 в отставке. В годы Первой мировой войны состоял при главном начальнике снабжения Северо-Западного фронта, затем помощник главного начальника Двинского военного округа по гражданской части, генерал-губернатор прибалтийских губерний, состоял в резерве чинов Петроградского военного округа. После Октябрьской революции в эмиграции. Оставил воспоминания: ‘Гибель императорской России’ (М., 1991). (В ХРОНОСе см. ст. Курлов Павел Григорьевич)

71 Манасевич-Мануйлов Иван Федорович (1869/1871 — 1918) — из еврейской мещанской семьи. В малолетнем возрасте с семьей, высланной из-за уголовного преступления отца, оказался в Сибири. Был усыновлен купцом Мануйловым. Окончил реальное училище в Петербурге. С 1888 агент столичного охранного отделения, в 1889-1890 служил в Главном дворцовом управлении. С 1890 — сверхштатный чиновник Х класса Императорского Человеколюбивого общества. С 1897 состоял на службе в Министерстве внутренних дел, одновременно выполнял поручения столичного охранного отделения. Занимался журналистикой. С 1900 исполнял обязанности агента по римско-католическим делам в Риме. С 1902 служил в Париже, получил должность чиновника особых поручений при министре внутренних дел. Коллежский асессор (1903). В 1904-1905 занимался контрразведывательной деятельностью против Японии. Во время премьерства С. Ю. Витте состоял в его распоряжении. 1 сентября 1906 уволен от службы. Входил в ближайшее окружение Г. Е. Распутина. После назначения Б. В. Штюрмера премьером с 24 января 1916 причислен к Министерству внутренних дел и откомандирован в его распоряжение. В августе 1916 арестован по обвинению в шантаже, в связи с чем задним числом уволен от службы. В феврале 1917 приговорен к полугора годам заключения. После Октябрьской революции был арестован и, при попытке бежать в Финляндию, расстрелян. (В ХРОНОСе см. ст. Манасевич-Мануйлов Иван Федорович)

72 Макаров Александр Александрович (1857-1919) — государственный деятель. После окончания юридического факультета Санкт-Петербургского университета служил в Министерстве внутренних дел. С 1906 — товарищ министра внутренних дел, в 1911-12 — министр внутренних дел и шеф жандармов. В 1916-17 — министр юстиции, член Государственного Совета. 1 марта 1917 арестован в числе других царских сановников. Расстрелян по постановлению ВЧК.

73 ГАРФ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 27. Л. 83-89об., 92-95об., 98-100об.,102об-103, 105об.-106а об.,108, 110-111, 116-117об., 122, 126-127, 134-135, 139-143об.

74 Тихомиров Николай Львович — младший сын Л. А. Тихомирова. Был репрессирован в 1920-е гг. (по одной версии — расстрелян, по другой — погиб от болезни).

75 Тихомиров Александр Львович (1882-1955) — иеромонах Тихон (1907), сын Л. А. Тихомирова. Подробную биографию см. в No 1 журнала ‘ФК’ за 2005 г. С. 140.

76 Тихомирова Вера Львовна (1880-?) — дочь Л. А. Тихомирова.

77 Вильгельм (Wilhelm) II Гогенцоллерн (1859-1941) — последний германский император (1888-1918) и прусский король, двоюродный брат императрицы Александры Федоровны. Свергнут ноябрьской революцией в Германии в 1918.

78 Ольга Николаевна Романова (1895-1918) — Великая княжна, старшая дочь Николая II. Расстреляна со всей семьей в Екатеринбурге.

79 Брусилов Алексей Алексеевич (1853-1926) — генерал от кавалерии (1912), генерал-адъютант (1915). Подробнее см. в журнале ‘ФК’. 2005 г. No 2. С. 223.

80 Родзянко Михаил Владимирович (1859-1924) — политический деятель. Подробную биографию см. в журнале ‘ФК’. 2005 г. No 2. С. 209-210

81 Характерно не только то, что Тихомиров старательно собирал и фиксировал в дневнике самые фантастические слухи о Николае II, императрице, Распутине, немецких шпионах и пр., но и то, что он скорее был склонен доверять этим слухам, чем в них сомневаться. Об этом свидетельствует целый ряд записей 1915-17 гг.

82 Дмитриевский Алексей Афанасьевич (1856-1929) — церковный ученый и церковно-общественный деятель, литургист, богослов, историк Православной Церкви. Основатель российской школы исторической литургики. Работал в Палестине, на Афоне, изучал богослужебные рукописи, занимался в Константинополе и Афинах и путешествовал по Италии. В 1898 еще раз побывал в главнейших книгохранилищах Востока, неоднократно посещал Афон. Был удостоин степени доктора церковной истории (1896). В 1906 уехал в Петербург работать в Предсоборном Присутствии. Секретарь Императорского православного палестинского общества. По поручению Священного Синода участвовал в Комиссии по исправлению славянского текста богослужебных книг. После октября 1917 участвовал в работе Русско-византийской комиссии при Академии наук и преподавал литургику на Богословских курсах в Петрограде. Был избран почетным членом всех четырех духовных академий. В 1903 его избрали членом-корреспондентом Академии наук по Отделению русского языка и словесности, а в 1923 — действительным членом Академии наук и членом Славянской комиссии Академии наук.

83 Ширинский-Шихматов Алексей Александрович, князь (1862-1930) — государственный, общественно-политический и церковный деятель, публицист. Подробнее см. в No 2 журнала ‘ФК’ за 2005 г. С. 220.

84 Талонов — доктор.

85 Киченер (Kitchener) Горацио Герберт (1850-1916) — английский фельдмаршал (1909), статс-секретарь по военным делам. Летом 1916 по приглашению Николая II отправился в Россию для обсуждения военных вопросов. Отплыл из Великобритании 05.06.1916 на броненосном крейсере, который наткнулся на мину, установленную германской подводной лодкой и затонул. Киченер и большинство сопровождавших его лиц погибли.

86 Сухомлинов Владимир Александрович (1848-1926) — военный деятель. Подробную биографию см. в журнале ‘ФК’. 2005 г. No 2. С. 217.

87 Питирим (Окнов Павел Васильевич) (1858-1920) — митрополит Петроградский и Ладожский. Подробнее см. в журнале ‘ФК’. 2005 г. No 2. С. 214-215.

88 Варнава (Накропин Василий), (1859-1924) — архиепископ. Подробную биографию см. в журнале ‘ФК’. 2005 г. No 2. С. 216-217.

89 См.: Мельгунов С. П. На путях к дворцовому перевороту. Заговоры перед революцией 1917 г. Вступ. ст., сост., коммент. А. В. Репникова. М., 2003, Якобий И. П. Император Николай II и революция. С. В. Фомин. ‘Боролись за власть генералы… И лишь Император молился’. М., СПб., 2005.

90 Людовик XVI (1754-1793) — французский король (1774-1792) из династии Бурбонов. После свержения монархии (10.08.1792) был гильотинирован по приговору Революционного трибунала.

91 Гучков Александр Иванович (1862-1936) — политический деятель. Подробнее см. в журнале ‘ФК’. 2005 г. No 1. С. 146-147.

92 Коновалов Александр Иванович (1875-1948) — крупный промышленник. Из купеческой семьи, сын хлопчатобумажного фабриканта. Учился на физико-математическом отделении факультета естественных наук Московского университета. С 1897 включился в предпринимательскую деятельность. С 1912 — один из лидеров партии прогрессистов. Депутат IV Государственной думы. В 1915-1916 заместитель председателя (и фактический руководитель) Центрального военно-промышленного комитета. В марте — июне 1917 — министр торговли и промышленности, в октябре — заместитель председателя Временного правительства. Эмигрировал.

93 Меллер-Закомельский Владимир Владимирович (1863-?) — барон, надворный советник, член Государственного совета. Член ‘Союза 17 октября’. Начальник главного управления Алтайским округом Министерства императорского двора и уделов. После прихода к власти большевиков возглавил Совет государственного объединения России. Председатель русской делегации на Ясском совещании.

94 Гурко Владимир Иосифович (1862-1927) — из семьи военных. В 1885 г. окончил Московский университет. Начал службу в должности комиссара по крестьянским делам Гроецкого и Радиминского уездов Варшавской губернии. Затем служил в Государственной канцелярии, в 1902 г. занял пост начальника земского отдела, ведавшего общественным управлением и поземельным устройством всех разрядов крестьян. Один из авторов программы ‘Прогрессивного блока’. Весной 1917 участвовал в создании ‘Союза земельных собственников’. В марте 1918 участник антибольшевистского ‘Правого центра’. В поисках союзников для борьбы с большевиками в июне отправился к Юденичу, а затем в Добровольческую армию. Эмигрировал.

95 Стахович Михаил Александрович (1861-1923) — родился в дворянской семье. Окончил Императорское училище правоведения. В 1896-1907 — орловский губернский предводитель дворянства, землевладелец, действитель-ный статский советник. Юрист, видный земский деятель. С 1907 — член Государственного совета. Депутат I и II Государственной думы от Орловской губернии, один из организаторов и член ЦК ‘Союза 17 октября’, затем один из основателей Партии мирного обновления. Играл видную роль в земском движении. После Февральской революции — финский генерал-губернатор, затем представитель Временного правительства за границей.

96 Милюков Павел Николаевич (1859-1943). — политический деятель. Окончил историко-филологический факультет Московского университета (1882). С 1886 приват-доцент этого университета. В 1892 получил степень магистра русской истории. За пропаганду либеральных идей в 1895 уволен из университета и выслан в Рязань. С 1897 преподавал в Софии. Читал лекции в Лондоне, Чикаго и др. В 1905 один из организаторов партии кадетов, член ЦК партии, ее идеолог и лидер в 1906-1917. Редактор партийной газеты ‘Речь’. С 1907 председатель ЦК партии. Депутат III и IV Государственной думы. Летом 1915 сыграл значительную роль в создании Прогрессивного блока. 27.02.1917 избран членом Временного комитета Государственной думы. С марта по май 1917 — министр иностранных дел Временного правительства. После октября 1917 участвовал в антибольшевистском движении. Эмигрировал, был одним из влиятельных лидеров русской либеральной эмиграции. Подробнее см.: Милюков П. П. История второй русской революции. Вступ. ст. Шелохаева В. В., сост. и комм. Репникова А. В. М., 2001.

97 Чхеидзе Николай (Карло) Семенович (1864-1926) — поступил вольнослушателем в Новороссийский университет (Одесса), в 1889 перешел в Харьковский ветеринарный институт, который покинул во время студенческих волнений. С 1892 входил в социал-демократическую организацию ‘Месаме-даси’ (‘Третья группа’), в 1898 вместе со всей организацией вошел в РСДРП, с 1903 — меньшевик. Участник революции 1905-1907 в Грузии. В 1907 избран гласным Тифлисской городской думы. Депутат III Государственной думы, член ее социал-демократической фракции. Депутат IV Государственной думы. Возглавлял ее меньшевистскую фракцию. В дни Февральской революции вошел во Временный комитет Государственной думы, стал председателем Исполкома Петроградского Совета РСД. Председатель I Всероссийского съезда Советов РСД, затем возглавил избранный съездом ВЦИК. Был членом Предпарламента, но вскоре уехал в Грузию. В 1918 председатель Закавказского Сейма, в 1919 — Учредительного собрания Грузии. В 1921 эмигрировал. Покончил жизнь самоубийством.

98 Керенский Александр Федорович (1881-1970) — родился в семье директора Симбирской гимназии. В 1899 поступил на историко-филологический факультет Петербургского университета, через год перевелся на юридический. Окончил университет в 1904. Член IV Государственной думы. Лидер фракции трудовиков. Во время Февральской революции участвовал в работе Временного комитета Государственной думы, был избран заместителем председателя Петроградского Совета от партии эсеров. Во Временном правительстве последовательно занимал посты министра юстиции (март — апрель), военного и морского министра (май — июнь), министра-председателя и военного и морского министра (июль — август). В сентябре — октябре 1917 совмещал посты министра-председателя и верховного главнокомандующего. После Октябрьской революции пытался организовать вооруженное сопротивление Советской власти. Эмигрировал.

99 Петровский Сергей Александрович (1846-1917?) — юрист (в 1873-1878 гг. читал в Московском университете лекции по праву). Защитил магистерскую диссертацию ‘О Сенате в царствование Петра Великого’ (1875). С 1880 сотрудник ‘Московских ведомостей’. В 1887-1896 — редактор-издатель газеты.

100 Петровский Алексей Сергеевич — пасынок С. А. Петровского и Е. С. Петровской.

101 Рачинский Григорий Александрович (Алексеевич) (1859-1939) — церковный и общественный деятель, философ, писатель и переводчик Подробнее см. в журнале ‘ФК’. 2005 г. No 2. С. 222.

102 Олсуфьев Дмитрий Адамович (1862-1937) — граф, камергер, действительный статский советник, земский и общественный деятель. Подробнее см. в журнале ‘ФК’. 2005 г. No 2. С. 221.

103 Соковнина К. Д. — писательница, публиковалась в ‘Московских ведомостях’.

104 Эверт Алексей Ермолаевич (1857-1918, по другим сведениям — 1926) — генерал от инфантерии (1911). Подробнее см. в журнале ‘ФК’. 2005 г. No 2. С. 217-218.

105 Алексеев Михаил Васильевич (1857-1918) — с августа 1914 — начальник штаба Юго-Западного фронта, в сентябре произведен в генералы от инфантерии, с марта 1915 — главнокомандующий армиями Северо-Западного (с 4 августа 1915 — Западного) фронта. 18 августа 1915 назначен начальником штаба верховного главнокомандующего. Подробнее см. в журнале ‘ФК’. 2005 г. No 2. С. 227.

106 Анатолий (Потапов Александр) (1855-1922) — иеросхимонах, старец Оптиной пустыни. Преподобный. Был духовником С. П. и М. Ф. Мансуровых. Знал С. Н. Дурылина. Характерен следующий эпизод: ‘В один из дней после длительной бессонницы, в состоянии крайнего нервного истощения Дурылин приехал к Оптинскому старцу Анатолию с решимостью уйти в монастырь. Но мудрый старец, поговорив с ним, посчитал, что пока он не готов к этому…’ Цит. по.: Фомин С. В. Отец Сергий // Дурылин С. Н. Русь прикровенная. М., 2000. С. 29.

107 Порфирий (Соколов) — монах. См. о нем: Волков С. А. Возле монастырских стен. Мемуары. Дневники. Письма. Публикация, вступительная статья, примечания и указатель А. Л. Никитина. С., 2000.

108 Ипполит (Яковлев) — бывший духовник Лавры. Проходил в 1937 г. по делу с о. Кронидом.

109 Родзянко Михаил Владимирович (1859-1924) — политический деятель. Окончил Пажеский корпус. С 1878 по 1882 служил в Кавалергардском полку, затем оставил военную службу. В 1883 новомосковским уездным собранием избран почетным мировым судьей, в 1886-1896 — новомосковский предводитель дворянства. С 1900 по 1906 был предводителем екатеринославской губернской земской управы. Один из основателей и лидеров ‘Союза 17 октября’. Депутат III и IV Государственных дум. В III Думе был председателем земельной комиссии, членом переселенческой комиссии. Поддерживал реформы П. А. Столыпина. С марта 1911 — председатель III Государственной думы, с ноября 1912 — IV Государственной думы. Один из лидеров ‘Прогрессивного блока’. Возглавлял Временный Комитет Государственной думы, а затем частные совещания членов Думы с апреля по август 1917. После Октябрьской революции пытался воссоздать Совещание членов Государственной думы (включая все 4 созыва) сначала при Л. Г. Корнилове, затем при А. И. Деникине. Эмигрировал.

110 Львов Владимир Николаевич (1872-1934) — государственный и полити-ческий деятель. Подробнее см. в журнале ‘ФК’. 2005 г. No 2. С. 221.

111 Бубликов Александр Александрович (1875-1936?) — окончил Петербург-ский институт инженеров путей сообщения. Служил начальником по изысканиям на железной дороге, постепенно сблизился с видными пред-ставителями буржуазии. Был членом межведомственной Комиссии по выработке плана развития железнодорожной сети России. Депутат IV Государственной думы. Входил во фракцию прогрессистов. С начала Февральской революции был назначен Временным комитетом Государствен-ной думы комиссаром в Министерство путей сообщения. Установил контроль над сетью российских железных дорог. По решению Временного прави-тельства вошел в число 4-х комиссаров Государственной думы, прибывших в Могилев для ареста Николая II. Критиковал уступки Временного правительства рабочим. Участвовал в работе Экономического совета, созданного Временным правительством для разработки общего плана организации народного хозяйства.

112 Щегловитов Иван Григорьевич (1861-1918) — черниговский помещик. Окончил Училище правоведения (1881), юрист (профессор). Служил в министерстве юстиции. С 1903 читал лекции в Училище правоведения по теории и практике уголовного судопроизводства. С января 1906 — товарищ министра юстиции. С апреля 1906 по июнь 1915 — министр юстиции. С января 1907 член Государственного совета. Постепенно перешел от умеренно-либеральных взглядов к правомонархическим. Покровительствовал деятельности ‘Союза русского народа’. Был освобожден от должности министра юстиции под влиянием крайне негативного мнения общественности. С ноября 1915 по ноябрь 1916 — председатель Совета монархических объединений. Председатель Государственного совета. После Февральской революции арестован и заключен в Петропавловскую крепость. Расстрелян.

113 Имеется в виду Макаров Александр Александрович.

114 Xаруки Вада отмечает: ‘…Ситуация не внушала Тихомирову оптимизма. Он решил прекратить вести дневник. Сделав последнюю, по его мысли, запись 8 марта, он написал на обложке ’14 сентября 1916 г. — 8 марта 1917 г.’. Он опасался, что продолжение дневника может навлечь на него новые неприятности. Вполне возможно, что именно в это время он вырвал страницу за 28 февраля и заменил ее новой. Однако на следующий день, 9 марта, ему снова позвонила жена и сообщила хорошие новости. Оказывается, комиссар снова заходил к ней […] счел ее объяснения убедительными и отменил арест. После таких новостей Тихомиров, похоже, настолько воспрял духом, что решил отказаться от принятого накануне решения и продолжил дневник’. Вада Харуки Указ. Соч. С. 140.

115 ‘Не остави мене, Господи Боже мой, не отступи от мене. Вонми в помощь мою, Господи спасения моего’ Псалтирь. Пс. 37, ст. 22, 23.

Оригинал здесь — http://www.hrono.ru/biograf/bio_t/tihomirov_la.php

Из дневника Л. А. Тихомирова

А. В. Репников

Предисловие к публикации*

Примечания к предисловию

ДНЕВНИК

ПРИМЕЧАНИЯ

Из дневника Л. А. Тихомирова

Предисловие к публикации*

Примечания к предисловию

ДНЕВНИК

ОБЪЯВЛЕНИЕ

Московского Градоначальника

ПРИМЕЧАНИЯ

Из дневника Л. А. Тихомирова

А. В. Репников

Предисловие к публикации*

ДНЕВНИК ЗА 1916 год. 33

ДНЕВНИК

1) Дополнительный с 30 апр[еля] 1916 г. по 17 мая 1916 г.

2) Общий — с 14 сентября 1916 по [Зачеркнуто — 8 мая 1917 года] Июль 1917 года.*

Дополнительный дневник Л. А. Тихомирова с 30 апр. 1916 года по 17 мая 1916 года.** 44

ДНЕВНИК Л. А. ТИХОМИРОВА

Дневник Л. Тихомирова с 1 января 1917 года.* 73

ПРИМЕЧАНИЯ

Читайте также:

Дополнительный дневник Л. А. Тихомирова с 30 апр. 1916 года по 17 мая 1916 года. 44**

**Дневник Л. Тихомирова с 1 января 1917 года.* 73**