Ивашечка и ведьма
Ивашечка и ведьма
Ивашечка и ведьма, Гатцук Владимир Алексеевич, Год: 1894
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Источник текста: В. А. Гатцук — Сказки русского народа.
Издательство ‘ЭОС’, Москва, 1992 г.
OCR, spell check и перевод в современную орфографию: Уайльд цитаты (Официальный сайт Оскара Уайльда).
Худое было житье старику со старухою: век они прожили, а детей не нажили. Смолоду еще ничего, жили, друг другу помогали, состарились — напиться подать некому… И тужат и плачут.
Пошел раз старик в лес за дровами, выбрал дерево, какое приглянулось, и только что замахнулся топором, вдруг говорит ему дерево человечьим голосом: ‘Подожди, добрый человек, не руби меня под корень, дай мне еще на белом свете постоять, на ясном солнышке погреться. Я твое горе знаю и в нем тебе помогу. Срежь ты с меня малую веточку, снеси домой, прикажи старухе ее в чистые пеленки укутать, новым свивальником обвить да в теплую золу под печку положить — увидишь, что будет’. Послушался старик дерева, сделал все по-сказанному.
Ночью сидят старик и старуха в избе, ждут: что из веточки будет. Вдруг зашевелилось что-то под печкой, и голосок слышится: ‘Батюшка, матушка, выньте меня отсюда!’ Поглядела старуха под печку, а там мальчик лежит, в пеленочках завернут, да такой славный — настоящая ягодка. Уж как сынку старики обрадовались, и сказать нельзя. Назвали его Ивашечкой и стали беречь-растить.
Растет Ивашечка, подрастает, в разум приходит. Как стало ему семь годков, говорит он отцу: ‘Сделай мне, батюшка, челночок да весельце: буду я по озеру плавать, вам рыбку ловить’. ‘Куда тебе, ты еще мал, утонешь чего доброго!’ — Нет, не утону, пусти’. Сделал ему старик челночок да весельце, старуха надела на сынка белую рубашку с красным поясом — и отпустили. Вот Ивашечка сел в свою лодку и стал приговаривать: ‘Челночок-челночок, плыви от берега дальше. Челночок-челночок, плыви от берега дальше!’ Челнок и поплыл — далеко-далеко.
В воскресенье пришла старуха на берег и стала кликать Ивашечку: ‘Ивашечка, мой сыночек, плыви-плыви к бережочку! Я, мать, пришла, тебе есть принесла. Принесла тебе есть-пить, чистую рубашечку переменить!’ Услыхал Ивашечка материн голос и стал приговаривать: ‘Челночок-челночок, плыви к берегу ближе: это матушка зовет!’ Приплыл челнок к берегу, старуха Ивашечку накормила, напоила, чистую рубашечку с красным пояском на него надела и опять за рыбкой отпустила.
На другую неделю старик пришел к берегу и зовет сынка: ‘Ивашечка, мой сыночек, плыви-плыви к бережочку! Я, отец, пришел, тебе есть принес. Принес тебе есть-пить, чистую рубашечку переменить!’ Услыхал Ивашечка отцов голос и стал приговаривать: ‘Челночок-челночок, плыви к берегу ближе: это меня батюшка зовет!’ Челнок приплыл к бережку, старик забрал рыбу, что Ивашечка наловил, напоил-накормил сынка, переменил ему чистую рубашку и отпустил опять ловить рыбу.
Услыхала ведьма, как старик и старуха сынка кликали, и задумала поймать Ивашечку, чтобы его съесть. Вот пришла она на берег и завыла страшным голосом: ‘Ивашечка, мой сыночек! Плыви-плыви к бережочку! Я, мать, пришла, тебе есть принесла!’ А Ивашечка распознал, что это ведьмин голос, а не материн, и говорит: ‘Челночокчелночок, плыви от берега дальше! Челночок-челночок, плыви от берега дальше! То не мать, то ведьма зовет!’ Челнок и поплыл — далеко-далеко.
Ведьма видит, что так Ивашечку не обманешь, побежала к кузнецу: ‘Кузнец-кузнец, — говорит, — скуй мне такой голосок, как у Ивашкиной матери, а не то я тебя съем’. Испугался кузнец, нечего делать: сковал ведьме такой голосок, как у Ивашечкиной матери. Ведьма прибежала к берегу, спряталась в кустах и давай кликать Ивашечку точь-в-точь таким голоском, как у его матери:
Ивашечка, мой сыночек, плыви-плыви к бережочку! Я, мать, пришла, тебе есть принесла. Принесла тебе есть-пить, чистую рубашечку переменить!’ Ивашечка обознался, приплыл к берегу, а ведьма выскочила, схватила его, сунула в мешок и помчала к себе домой.
Пришла ведьма домой и приказывает своей работнице, Аленке: ‘Истопи печь да зажарь мне Ивашку хорошенько, а я пойду по делу’.
Вот Аленка истопила печь жарко-жарко, взяла лопату, на которой хлебы в печь сажают, и говорит Ивашечке: ‘Ну, ложись на лопату!’ Ивашечка лег поперек лопаты — нельзя Аленке его в печь сунуть.
‘Не так, глупый: ты вдоль ляг!’ Ивашечка лег вдоль, да ногами в устье печки уперся — опять нельзя Аденке его всунуть. ‘Эх, опять не так!’ — ‘Да я мал еще, не знаю, как тебе нужно, — говорит Ивашечка. — Ты сама мне покажи’. — ‘Хорошо, показать недолго!’ Легла Аленка вдоль лопаты, ноги вытянула, руки сложила, а Ивашечка — шмыг ее в печь, заслонкой закрыл, лопатой заслонку припер. Сам вышел из ведьминого дома, запер двери, залез на высокое-высокое дерево, на самую верхушку, и сидит.
Воротилась ведьма домой, стучится, никто ей не отворяет. ‘Ишь, — говорит, — ушла лентяйка из дому, наверно, где-нибудь теперь с подругами болтается!’ Влезла ведьма в окошко, отворила изнутри дверь, накрыла стол, вынула жареную Аленку из печи — и давай есть. Елаела — всю Аленку съела, потом вышла на лужок и стала на травке валяться да приговаривать: ‘Покатаюся-поваляюся, Ивашкиного мясца поевши!’ А Ивашечка ей с дерева: ‘Покатайся-поваляйся, Аленкиного мясца поевши!’ ‘Что это, будто меня кто переговаривает?’ — говорит ведьма. Поглядела туда-сюда — нет никого. Опять давай валяться по травке: ‘Покатаюся-поваляюся, Ивашкиного мясца поевши!’ А Ивашечка с дерева опять ей: ‘Покатайся-поваляйся, Аленкиного мясца поевши!’
Перестала ведьма кататься, прислушалась, посмотрела туда-сюда. Глядь, а на дереве Ивашечка сидит. Так и взвыла она со злости, заскрипела зубами и бросилась грызть дерево, на котором Ивашечка сидел. Грызлагрызла-грызла — передние зубы выломала. Побежала к кузнецу: ‘Кузнец-кузнец! Скуй мне железные зубы, а не то я тебя съем!’ Что кузнецу делать? Сковал он ей железные зубы. Прибежала ведьма к дереву, впилась в него железными зубами: зашаталось, затрещало дерево.
Сидит, Ивашечка ни жив, ни мертв — вдруг видит: летит стая гусей. Взмолился он, стал их упрашивать: ‘Гуси мои, лебедушки! Возьмите меня на крылышки! Отнесите к отцу, к матери: там вас накормят-напоят!’ ‘Ка-га! — говорят гуси. — Пусть тебя задние возьмут!’
А ведьма грызет — только щепки летят, дерево трещит, шатается. Летит другая стая гусей. ‘Гуси мои, лебедушки! — молит их Ивашечка. — Возьмите меня на крылышки! Отнесите к отцу, к матери: там вас накормят-напоят!’ — ‘Ка-га! — говорят гуси. — Пусть тебя отсталый гусенок возьмет!’
Не летит отсталый гусенок, а дерево совсем уж перегрызено, вот-вот повалится. Остановилась ведьма отдохнуть, глядит на Ивашечку, облизывается. Вдруг летит отсталый гусенок, чуть крылышками машет. Взмолился к нему Ивашечка: ‘Ой ты, гусек-лебедь мой! Возьми меня на крылышки, отнеси к отцу, к матери: там тебя досыта накормят, холодной водицей напоят!’ Пожалел гусенок Ивашечку, подхватил его на крылья и полетел с ним вместе.
Прилетел гусенок к Ивашечкиному дому и опустился на крышу. А старуха в то время блинов напекла, сидят они со стариком, сынка Ивашечку поминают. ‘Это тебе, старик, блин, а это мне! Это — тебе, а это — мне, это — тебе, а это — мне’, — говорит старуха. ‘А мне?’ — отозвался Ивашечка. ‘Это тебе, старик, а это — мне…’ — ‘А мне?’ — ‘Посмотри-ка, старик, кто это там на крыше отзывается’. Вышел старик, глядь: а на крыше Ивашечка сидит, живой, здоровый. Обрадовались ему отец с матерью так, что и рассказать нельзя.
И стали они жить-поживать, добра наживать. А отсталого гусенка отпоили, накормили, на волю пустили. С той поры начал он широко крыльями махать, впереди стаи летать. И теперь живет-поживает, Ивашечку вспоминает.