Иван Иванович Пущин, Богучарский-Яковлев Василий Яковлевич, Год: 1907

Время на прочтение: 8 минут(ы)
Галлерея Шлиссельбургскихъ узниковъ
Подъ редакціею: Н. . Анненскаго, В. Я. Богучарскаго, В. И. Семевскаго и П. Ф. Якубовича
Часть I. Съ 29 портретами.
Весь чистый доходъ предназначается въ пользу бывшихъ шлиссельбургскихъ узниковъ.
С.-Петербургъ. Типографія М. М. Стасюлевича, Bac. остр., 5 лин., 28. 1907.

Иванъ Ивановичъ происходилъ изъ старинной дворянской семьи. Онъ родился въ 1798 году и тринадцатилтнимъ мальчикомъ (въ 1811 г.) былъ отданъ въ знаменитый Царскосельскій лицей, изъ котораго вышло впослдствіи столько извстныхъ литературныхъ и общественныхъ дятелей. Уже въ стнахъ лицея въ Пущин пробудились самые живые общественные интересы, а знакомство съ кружкомъ передовыхъ русскихъ людей того времени (Муравьевы, Бурцевъ, Колошинъ, Семеновъ), какъ знакомство въ ту же эпоху лицейскаго товарища Пущина, славнаго русскаго поэта Пушкина съ Чаадаевымъ, закрпило и оформило взгляды вступавшаго въ жизнь юноши. По окончаніи лицея Пущинъ прослужилъ нкоторое время въ гвардейской конной артиллеріи, но, будучи вскор принятъ Бурцевымъ въ извстный Союзъ Благоденствія, ршилъ на дл проводить идеи Союза въ жизнь. Съ этою цлью онъ сбросилъ съ себя блестящій мундиръ гвардейскаго офицера и принялъ должность судьи въ Московскомъ надворномъ суд. Нужно вспомнить предразсудки того времени, чтобы оцнить все значеніе поступка Пущина и всю силу его убжденій.
Это былъ протестъ противъ той общественной среды, къ которой Пущинъ принадлежалъ по рожденію и воспитанію, желаніе идти по пути къ ‘опрощенію’, такъ сказать, демократизаціи личной жизни, шагъ въ томъ направленіи, по кото рому впослдствіи и, конечно, гораздо дальше, чмъ Пущинъ, шло многое множество представителей русской интеллигенціи…
Поступкомъ Пущина многіе люди его круга были шокированы, объясняя непонятный фактъ въ лучшемъ случа чудачествомъ Ивана Ивановича, желаніемъ его пооригинальничать, и лишь небольшой кружокъ лицъ понималъ т морально-политическіе мотивы, которыми руководствовался онъ въ своемъ ршеніи. Въ числ такихъ немногихъ былъ и Пушкинъ, писавшій, обращаясь именно по этому поводу, къ Пущину:
Ты освятилъ тобой избранный санъ.
Ему въ очахъ обшественнаго мннья
Завоевалъ почтеніе гражданъ.
Тутъ надо остановиться немного на отношеніяхъ Пущина къ Пушкину. Будучи, какъ уже сказано, лицейскимъ товарищемъ знаменитаго поэта, Пущинъ и по выход изъ лицея поддерживалъ съ нимъ самыя дружескія отношенія. Когда Пушкинъ находился въ ссылк въ деревн, Пущинъ постилъ изгнанника, и Пушкинъ этого никогда не забывалъ.
…Поэта домъ опальный,
О, Пущинъ мой, ты первый постилъ,
Ты усладилъ изгнанья долгъ печальный,
Ты въ день его лицея превратилъ,
писалъ Пушкинъ въ ‘Годовщин 19 октября’.
Вступивши въ тайное общество, Пущинъ раздумывалъ не принять ли въ число его членовъ и Пушкина, который подозрвалъ, что его другъ скрываетъ отъ него какую-то тайну и очень на него за это обижался. Колебался же Пущинъ не потому, чтобы образъ мыслей Пушкина отличался чмъ-нибудь отъ образа мыслей будущихъ декабристовъ, а по двумъ другимъ основаніямъ: во-первыхъ потому, что, цня въ немъ громадный литературный талантъ, боялся подвергать его риску, неизбжно связанному съ дятельностью въ тайномъ обществ и, во-вторыхъ, потому, что молодой поэтъ отличался въ то время склонностью къ втренному образу жизни, и это обстоятельство заставляло членовъ тайнаго общества воздерживаться отъ предложенія Пушкину вступить въ число его членовъ.
‘Преслдуемый мыслью, что у меня есть тайна отъ Пушкина и что, можетъ быть, этимъ самымъ я лишаю Общество полезнаго дятеля, — разсказываетъ въ своихъ запискахъ Пущинъ, — я почти ршился броситься къ нему и все высказать, зажмуря глаза на послдствія’, но тутъ Пущинъ, какъ нарочно, встртилъ отца Пушкина Сергя Львовича, который разсказалъ Ивану Ивановичу о какой-то новой проказ молодого поэта и тмъ отвратилъ Пущина отъ его ршенія.
Изъ записокъ Якушкина извстно, какъ страстно желалъ Пушкинъ вступить въ число членовъ тайнаго общества (встрча Якушкина съ Пушкинымъ въ имніи декабриста Давыдова Каменк) и потому, сдлай ему Пущинъ предложеніе, оно было бы, безъ сомннія, принято поэтомъ съ величайчайшею радостью.
Случайная встрча Пущина съ Сергемъ Львовичемъ помшала такому предложенію и тмъ, — кто знаетъ, — быть можетъ, спасла для Россіи великаго Пушкина отъ эшафота, каторги или Сибири…
Въ 1828 году Пущинъ былъ въ Читинскомъ острог. ‘Что длалось въ это время съ Пушкинымъ, — пишетъ въ своихъ запискахъ Пущинъ, — я ршительно не знаю. Знаю только и глубоко чувствую, что Пушкинъ первый встртилъ меня въ Сибири задушевнымъ словомъ. Въ самый день моего прізда въ Читу призываетъ меня къ частоколу А. Г. Муравьева (добровольно послдовавшая въ Сибирь жена декабриста H. М. Муравьева) и отдаетъ листикъ бумаги, на которомъ неизвстною рукою написано было:
Мой первый другъ, мой другъ безцнный,
И я судьбу благословилъ,
Когда мои дворъ уединенный
Твой колокольчикъ огласилъ.
Молю святое Провиднье,
Да голосъ мой душ твоей
Даруетъ то же утшенье,
Да озаритъ онъ заточенье
Лучемъ лицейскихъ ясныхъ дней.
Псковъ, 15 декабря 1826 года.
Отрадно отозвался во мн голосъ Пушкина. Преисполненрый глубокой, живительной благодарности, я не могъ обнять его, какъ онъ меня обнималъ, когда я первый постилъ его въ изгнаньи. Увы, я не могъ даже пожать руку той женщины, которая такъ радостно спшила утшить меня воспоминаніемъ друга, но она поняла мое чувство безъ всякаго вншняго проявленія, нужнаго, можетъ быть, другимъ людямъ и при другихъ обстоятельствахъ. А Пушкину, врно, тогда не разъ икнулось. Наскоро, черезъ частоколъ, Александра Григорьевна проговорила мн, что получила этотъ листокъ отъ одного своего знакомаго предъ самымъ отъздомъ изъ Петербурга, хранила его до свиданія со мной и рада, что могла, наконецъ, исполнить порученное поэтомъ. По прізд моемъ въ Тобольскъ въ 1839 г. я послалъ эти стихи къ Плетневу. Такимъ образомъ они были напечатаны (въ ‘Современник’ за 1841 г.), а въ 1842 г. мой братъ Михаилъ отыскалъ въ Псков самый подлинникъ Пушкина, который теперь хранится у меня въ числ завтныхъ моихъ сокровищъ’.
Но возвратимся къ Пущину еще свободному, Пущину — судь, Пущину — общественному дятелю, Пущину — члену тайнаго общества.
Гуманный образъ мыслей, горячее, отзывчивое на страданія ближняго сердце и благородный, ршительный характеръ завоевали Пущину ‘почтеніе гражданъ’. Даже Гречъ, тотъ самый Гречъ, который далъ въ своихъ ‘Запискахъ’ столько несправедливыхъ характеристикъ многихъ декабристовъ, отозвался о Пущин такими строками:
‘Иванъ Ивановичъ Пущинъ, одинъ изъ воспитанниковъ Царскосельскаго Лицея перваго блистательнаго выпуска, благородный, милый, добрый человкъ, истинный филантропъ, покровитель бдныхъ, гонитель неправды. Въ добродтельныхъ порывахъ для благотворенія человчеству вступилъ онъ на службу безвозмездно но выборамъ въ уголовную палату… Онъ выстрадалъ слишкомъ тридцать лтъ въ Сибири… Память объ его ум, сердц и характер и глубокое сожалніе объ его несчастьи останутся навки въ глубин души моей!..’
Строки, несомннно свидтельствующія о завоеваніи Пущинымъ ‘почтенія гражданъ’.
Когда Союзъ благоденствія былъ закрытъ и въ Петербург возникло Сверное Общество, Пущинъ тотчасъ же вступилъ и въ него.
Имъ, по свидтельству кн. Оболенскаго, былъ принятъ въ Общество Рылевъ, — обстоятельство, имвшее, какъ извстно, въ судьбахъ Общества важное значеніе.
Принимая дятельное участіе во всхъ начинаніяхъ Общества, Пущинъ особенно горячо интересовался постановкою въ немъ вопроса объ освобожденіи крпостныхъ крестьянъ. Извстно, что но вопросу о томъ, на какихъ именно основаніяхъ слдуетъ освободить крестьянъ, среди декабристовъ существовали различныя мннія. Во второй редакціи конституціи H. М. Муравьева но этому поводу говорится слдующее: ‘Земли помщиковъ остаются за ними. Дома поселянъ, съ огородами оныхъ, признаются ихъ собственностью со всми земледльческими орудіями и скотомъ, имъ принадлежащимъ’. На поляхъ этой рукописи другою рукою написано: ‘ежели огородъ, то и земля’. Существуетъ мнніе, что замчаніе это принадлежитъ Рылеву, но В. И. Семевскій, путемъ тщательнаго сличенія почерка, пришелъ къ заключенію, что замчаніе ‘ежели огородъ, то и земля’, сдлано на рукописи Пущинымъ.
Пущинъ много занимался пропагандою въ обществ идеи освобожденія крестьянъ. Въ стать В. И. Семевскаго ‘Крестьянскій вопросъ въ Россіи во второй половин XVIII и первой половин XIX вка’ находятся такія, основанныя на подлинныхъ показаніяхъ декабристовъ, строки:
‘Въ своемъ показаніи, въ январ 1826 года, Пущинъ говоритъ: ‘въ начал прошлаго 1825 года, не находя никакихъ средствъ къ распространенію Общества и желая хоть нсколько содйствовать къ общему благу въ дух онаго, я учредилъ въ Москв изъ своихъ знакомыхъ союзъ, имющій цлью личное освобожденіе дворовыхъ людей. Обязанность члена состояла въ томъ, чтобы непремнно (курсивъ, — замчаетъ В. И. Семевскій, — въ подлинник) не имть при своей услуг крпостныхъ людей, если онъ въ прав ихъ освободить, если же онъ еще не управляетъ своимъ имніемъ, то по вступленіи въ управленіе онаго, непремнно долженъ выполнить обязанность свою. Сверхъ того, при всякомъ случа, гд есть возможность къ освобожденію какого-нибудь лица’, члены союза обязывались ‘оказывать пособіе или денежное, или какое-нибудь другое, по мр возможности’. Изъ этого видно, что мысль объ освобожденіи крестьянъ и желаніе такъ или иначе реализовать ее въ жизни постоянно заботила Пущина.
Въ декабр 1825 г. Пущинъ находился въ Москв, но, узнавъ о замыслахъ петербургскихъ товарищей, тотчасъ же, не взирая на нежеланіе его служебнаго начальства дать ему отпускъ, поскакалъ въ Петербургъ.
Здсь онъ принялъ, между прочимъ, участіе въ томъ совщаніи заговорщиковъ 13 декабря, на которомъ Рылевъ предлагалъ Каховскому убить императора Николая, и это обстоятельство, несмотря на то, что о немъ Пущинъ въ дйствительности ровно ничего не зналъ, было поставлено ему судомъ въ особо тяжкую вину. Не будучи военнымъ, Пущинъ не могъ быть, конечно, и особенно полезнымъ непосредственно въ дл возмущенія войскъ противъ Николая, но онъ старался принести maximum пользы тому же длу и проявилъ въ этомъ кипучую энергію. Такъ, того же 13 декабря, не взирая на множество другихъ длъ и хлопотъ, онъ нашелъ время написать въ Москву члену Тайнаго Общества Семенову письмо, изъ котораго ‘Донесеніе слдственной коммиссіи’ приводитъ такія строки:
‘Насъ, по справедливости, назвали бы подлецами, если бы мы пропустили ныншній единственный случай. Когда ты получишь это письмо, все уже будетъ кончено. Насъ здсь 60 членовъ. Мы можемъ надяться на 1500 рядовыхъ, которыхъ уврятъ, что Цесаревичъ не отказывался отъ престола. Прощай, вздохни о насъ, если и проч.’. ‘Въ заключеніе, — продолжаетъ ‘Донесеніе’, — онъ (Пущинъ) поручаетъ Семенову показать его письмо генералъ-маіорамъ Фонъ-Визину и Михаилу Орлову, коихъ, по старымъ связямъ и образу мыслей, вроятно, внутренно считалъ благопріятствующими видамъ Тайнаго Общества’.
Конечно, можно имть многое противъ фразы о 1500 рядовыхъ, ‘которыхъ уврятъ, что Цесаревичъ не отказывался отъ престола’, но это уже вопросъ объ оцнк революціонной тактики всхъ петербургскихъ декабристовъ, а не лично Пущина. Такъ сложились обстоятельства, такъ ршило Общество, а не онъ, и Пущинъ стремительно бросился впередъ, къ завтной цли, къ свобод родины, къ той ‘зар плнительнаго счастья’, ради восшествія которой соль земли русской готова была на какія угодно жертвы.
И когда, вмсто невзошедшей надъ Россіей ‘зари плнительнаго счастья’, взошелъ незабвенный Николай, она, — эта соль земли русской, — мученической смертью на эшафот однихъ изъ своихъ членовъ и тридцатилтнимъ пребываніемъ въ угрюмо-холодной Сибири другихъ, сумла заставить замолкнуть всякое злословіе…
Данными слдствія установлено, что заговорщики хотли принудить сенатъ опубликовать особый манифестъ о созыв депутатовъ для выработки конституціи Россійскаго Государства. Составить такой манифестъ было поручено Батенкову, а доставить его въ сенатъ должны были тотъ же Батенковъ, Рылевъ и Пущинъ.
Въ день 14 декабря Пущинъ принялъ прямое участіе къ событіяхъ на сенатской площади и выдержалъ на себ въ числ другихъ убійственное дйствіе картечи. ‘На другой день его сестра зашивала шубу, пробитую во многихъ мстахъ картечью’. Такъ разсказываетъ самъ Пущинъ, говоря о себ въ третьемъ лиц.
Преданный Верховному Уголовному Суду, Пущинъ былъ признанъ виновнымъ въ слдующихъ преступленіяхъ:
‘Участвовалъ въ умысл на цареубійство одобреніемъ выбора лица, къ тому предназначеннаго, участвовалъ въ управленіи Общества, принималъ членовъ и давалъ порученія, лично дйствовалъ въ мятеж и возбуждалъ нижнихъ чиновъ’.
За эти дянія Пущинъ былъ приговоренъ судомъ къ смертной казни черезъ отсченіе головы. По конфирмаціи смертная казнь была замнена ему безсрочными каторжными работами, но, прежде чмъ отправить его въ Сибирь, онъ былъ заключенъ въ Шлиссельбургскую крпость, гд и пробылъ до конца 1827 г. Посл этого его отправили въ Читинскій острогъ.
Дальнйшая жизнь Пущина уже мало отличается отъ жизни всхъ другихъ его соучастниковъ. Онъ пробылъ въ каторг до 1839 года, а затмъ былъ водворенъ на поселеніе въ города Тобольской губерніи, сначала Туринскъ, а потомъ Ялуторовскъ.
Въ своей книг ‘Декабристы въ Западной Сибири’ Дмитріевъ-Мамоновъ пишетъ о поселенческой жизни Пущина, на основаніи находившихся въ Тобольск оффиціальныхъ объ этомъ свдній, такія строки:
‘Во время четырнадцати-мсячнаго пребыванія въ Туринск, какъ доносилъ туринскій городничій и какъ показывали тобольскіе губернаторы въ вдомостяхъ о лицахъ, состоящихъ подъ надзоромъ полиціи, Пущинъ, ‘кром чтенія книгъ, ничмъ не занимался’. По перевод же въ Ялуторовскъ, по донесеніямъ мстной администраціи, онъ, кром чтенія книгъ, занимался хозяйствомъ.
Первые годы пребыванія въ Ялуторовск Иванъ Ивановичъ жилъ вмст съ Е. П. Оболенскимъ, занимая просторный домъ купца Бронникова, но когда Евгеній Петровичъ женился, то Иванъ Ивановичъ поселился одинъ на квартир. Климатическія условія Сибири вредно дйствовали на его здоровье’, почему онъ ходатайствовалъ о перевод его изъ Туринска въ Ялуторовскъ, въ городъ съ лучшими климатическими условіями, что и было ему разршено. ‘Во время шестнадцатилтлтняго пребыванія въ Сибири, — продолжаетъ Дмитріевъ-Мамоновъ, — Иванъ Ивановичъ аттестовался, какъ полиціею, такъ и тобольскими губернаторами, лицомъ, отличающимся ‘хорошимъ поведеніемъ’. По воспослдованіи всемилостивйшаго манифеста 26 августа 1856 года Иванъ Пущинъ выбылъ изъ Сибири въ Россію’.
Жизнь въ Россіи ознаменовалась для Пущина, между прочимъ, его женитьбой на вдов его умершаго товарища и соузника Фонъ-Визина Н. Д. Фонъ-Визиной. По свидтельству кн. М. Н. Волконской, Фонъ-Внянна вышла замужъ за Пущина, когда ей было уже 53 года отъ роду.
Находясь въ Россіи, по просьб одного изъ своихъ друзей, Пущинъ написалъ ‘Записки’, касающіяся его отношеній къ Пушкину. Эти записки были напечатаны въ мартъ-апрльской книжк журнала ‘Атеней’ за 1859 годъ. (‘Журналъ критики, современной исторіи и литературы, подъ редакціею Е. Корша’), но, по обыкновенію, съ цензурными купюрами, возстановленными только заграницею въ герценовской ‘Полярной Звзд’ за 1862 годъ. Такъ обстояло дло до 1899 года, когда Л. Н. Майковъ издалъ свою извстную книгу ‘Пушкинъ — біографическіе матеріалы и историко-литературные очерки’. Въ книгу эту вошли полностью и Записки И. И. Пущина.
Кром этихъ записокъ Пущинъ написалъ также, по нкоторымъ даннымъ, совмстно съ Е. И. Оболенскимъ, очеркъ подъ заглавіемъ ’14 декабря’. Очеркъ этотъ былъ напечатанъ въ изданномъ Герценомъ сборник ‘Тайное общество и 14 декабря’.
Наконецъ, въ кн. III ‘Русскаго Архива’ за 1879 г. было напечатано письмо Пущина къ директору Царскосельскаго лицея Е. А. Энгельгарду (отъ 1845 г.). Въ письм этомъ Пущинъ живо и ярко рисуетъ свое подневольное существованіе въ Ялуторовск.
И. И. Пущинъ скончался 3 апрля 1859 года въ сельц Марьино близъ Бронниц Московской губерніи и похороненъ въ Бронницахъ около стараго собора.
Таковъ краткій очеркъ жизни и дятельности одного изъ замчательнйшихъ русскихъ людей, дйствовавшихъ на арен общественной жизни второго и третьяго десятилтія XIX в., друга поэта, такъ страстно желавшаго видть ‘народъ неугнетеннымъ’ и ‘отечество свободой просвщеннымъ’, борца и мученика за Россію, за благо и счастье родного народа.
Тяжкія испытанія не сломили его благородную натуру.

В. Богучарскій.

 []

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека