‘Иван Грозный’
Фильм о русском ренессансе XVI века
‘Иван Грозный’
Фильм о русском ренессансе XVI века
* * *
* * *
Комментарии
Комментарии
——
‘Иван Грозный’, Эйзенштейн Сергей Михайлович, Год: 1942
Время на прочтение: 7 минут(ы)
Эйзенштейн С. М. Избранные произведения: В 6 т. Т. 1.
М.: Искусство, 1964.
Есть исторические персонажи, с которыми литературная традиция и легенда сыграли злую шутку.
Был в Англии честный военачальник. Он даже отличился в боях. Был героем. И лег под своды фамильного склепа, овеянный шумом крыльев славы. И нужно же было, чтобы некий сочинитель в поисках фамилии, подходящей для монументальной фигуры пройдохи, чревоугодника и сластолюбца, — нашел бы нужное ему созвучное словосочетание как раз в имени покойного достойного английского джентльмена.
Фальстаф так перекликается игрой слов с false stuff {Мы бы сказали: ‘Вредный элемент’! (Прим. С. М. Эйзенштейна).}, что трудно было не соблазниться этим именем и, очернив память исторического носителя этого доброго имени, навеки закрепить его за бессмертной фигурой шекспировского героя вовсе противоположного нравственного облика!
Защиту памяти бедного исторического сэра Фальстафа взял на себя Бальзак. И в тот именно момент, когда сам он собирался в незаконченном фрагменте романа обелить память одной исторической фигуры большого государственного калибра и ума.
Еще в ‘Утраченных иллюзиях’ он писал об этой королеве, чья политическая мудрость на долгие годы была заслонена мелодраматическими деталями ее непосредственной деятельности.
Назовите имя Екатерины Медичи, и она мгновенно предстанет перед вами окруженная всеми атрибутами романов Дюма: отравленными перчатками, отравленными свечами, отравленными цветами, отравленными страницами Библии.
И кровавые отсветы станут бросать на ее облик страшные огни Варфоломеевской ночи…
Бальзак писал:
‘Дерзните… восстановить прекрасную, великолепную фигуру Екатерины Медичи, которую вы заклали в жертву предрассудкам, все еще тяготеющим над нею’.
И прекрасное великолепие этой фигуры он видел в том, что она была одним из пионеров по созданию золотого века великого национального Французского государства эпохи Короля Солнца в XVII веке. Об этом Бальзак пишет в другом месте: ‘Вольтер продолжал дело Паскаля. Людовик XIV продолжил дело Екатерины Медичи и Ришелье’…
К такого же рода историческим персонажам, чья репутация немало пострадала от литературной традиции, относится и мой герой.
Историки определенного склада и писатели определенной тенденции заклеймили этого современника Екатерины Медичи маньяком бессмысленной жестокости.
И это настолько широко, что мало кто сейчас поверит в то, что именно он, ославленный в истории как безумец и садист, очень вразумительно осуждал свою современницу Екатерину за… бессмысленную жестокость именно этих огней Варфоломеевской ночи!
Между тем именно это писал в своем письме императору Рудольфу[i] о Варфоломеевской ночи герой законченного мною сценария и будущего моего фильма… Иван Грозный!
Судьба этого человека удивительна.
В детстве никто им лично не интересовался, но фигура его служила средством ожесточенной борьбы между отдельными придворными партиями.
С исторической памятью о нем случилось то же самое.
Мало кто вникал в суть его великолепной государственной деятельности — до мельчайших черт предвосхитившей то, что победоносно удалось совершить Петру Великому.
Но зато яростно использовали его таинственную и подчас зловещую фигуру — в целях полемических и в целях политической борьбы.
В те десятилетия, когда дряхлевший и изживший себя исторически царизм ожидал лишь мощного дуновения Октябрьской революции, чтобы навсегда разлететься осколками разбитого вдребезги, — либеральные историки и литераторы видели в образе Грозного — первого российского венчанного царя — и в странностях его характера слишком благодарную мишень для атаки царизма современного, то есть изживавшего себя, готового сойти со сцены и тем более судорожно хватавшегося за власть.
При этом они забывали, что к разным этапам истории приходится подходить по-разному, и то обстоятельство, что то, что является прогрессивным в эпоху российского Ренессанса XVI века, может оказаться глубоко реакционным для конца XIX и начала XX века!
Централизация государственной власти в единых руках абсолютного монарха для той эпохи была таким же единственным условием спасения и жизненности страны и государства, раздираемого личными интересами феодальных группировок, как сейчас единственным залогом жизнеспособности и победоносности народов, вступивших в смертельную борьбу с нацизмом, является единство их устремлений под руководством вождей, которых по вольному демократическому выбору народы ставят во главе своих стран, доверяя им свои судьбы и будущее.
Но мракобесом и кровавым псом окажется тот, кто в великий век демократических свобод XX столетия приемами средневекового феодального разбойника с большой дороги, воровски захватив власть у своего народа, обратив в новое рабство свой собственный народ, двинется на покорение и порабощение миролюбивых соседей и других стран.
Он будет смешон, будучи пригвожден к позорному столбу истории в образе Аденоида Хинкеля[ii] в гениальной комедии Чаплина — он будет отвратителен и мерзок в своем прообразе Адольфа Гитлера в кровавой трагедии, развернутой им по обоим полушариям нашей планеты.
И вместе с тем это нисколько не будет мешать пониманию того факта, что исторически-прогрессивными и положительными окажутся для своего времени те пути к объединению государства и централизации власти, которыми проходит повсеместно этот процесс в XV и XVI веках, откладываясь в истории весьма драматической деятельностью Людовика XI, Карла VIII, Елизаветы Английской, Екатерины Медичи или царя Ивана Васильевича Грозного.
Рука врагов, сокрушенных Иваном в его исторической борьбе за Московское государство, сделала все, что могла, чтобы очернить память о том человеке, который при жизни твердой ногой попирал их змеиные головы.
Там, где об его железную нерушимость разбивались копья интервентов и вдребезги раскалывались кинжалы наемных убийц, там услужливо потоками клеветы разливались ядовитые перья беглых изменников, высланных шпионов, обезвреженных наемников враждебных государств.
Именно таковы первые ‘беспристрастные’ сведения о Московском государстве и истории государствования Ивана Грозного, появившиеся еще при жизни Ивана за границами тогдашней России.
Одно из них принадлежит князю Курбскому[iii], бывшему другу и ближайшему соратнику Ивана, чье честолюбие и зависть, умело разожженные иностранной агентурой, заставили его, предательски проиграв битву под Невелем, перейти на сторону врагов России.
Свою переполненную ядом и ненавистью к Ивану историю его царствования он выпускает в тот момент, когда победоносного Ивана хотят избрать на польский престол.
Составленная со всем демагогическим блеском предвыборной агитационной литературы сегодняшнего дня, она несет единственную цель — кроме отдушины озлобленного предателя, не сумевшего из своего предательства извлечь нужной ему пользы, — запугать польских избирателей и восстановить их против Ивана. (Это, кстати сказать, наравне с другими причинами вполне удалось князю Курбскому.)
Другой источник — записи двух немцев — Таубе и Крузе — имел целью послужить ‘оправдательным материалом’ для готовившейся интервенции в пределы Московского государства.
Третий источник — записки немца-опричника Штадена, бывшего на службе у Ивана, записки, поражающие своим чисто нацистским цинизмом бессовестного наймита, — вообще имели целью быть лишь приложением к подробному плану ‘оккупации Московии’, который Штаденом был представлен императору Рудольфу II, и т. д. и т. д.
Прибавьте к этому гору антиивановских памфлетов эпохи Ливонской войны, одинаково охотно печатавшихся как в Риге (!!), так и в Нюрнберге (!!!) XVI века, вопивших о ‘зверствах русских’, с изображением русских, рассекающих в куски (!) женщин и поедающих (!) младенцев, — и вам станет понятен тот исходный комплекс материалов, который способствовал созданию легенд о ‘бессмысленно кровавом маньяке Иване’.
Если мы обратимся к более объективному источнику истории к творениям русских хроникеров XVI века — к летописцам, то и тут мы найдем немало страшных и жестоких страниц биографии нашего героя. Но мы стали понапрасну искать хотя бы одной страницы, где бы они оказались… бессмысленными и необоснованными.
Иван действительно идет походом на Псков и Новгород.
Он действительно жесток в своих репрессиях.
Но объективный летописец так же бесстрастно объясняет и то, за что так жестока расправа.
И этой ‘пустяковой’ причиной оказывается — готовность и договоренность правительственной верхушки обоих этих городов и областей — вопреки воле народа! — целиком отделиться от Московского государства и в личных своих выгодах и интересах перейти к соседней Ливонии!
И так — шаг за шагом, страница за страницей — исторические записи открывают нам не только глубокую осмысленность, но и простую историческую необходимость поступать так, как поступал Иван, с теми, кто искал в своих личных корыстных целях путей к развалу, распродаже и предательству своего отечества.
Того отечества, которое собирал, укреплял и победоносно водил в бой великий государственный ум Ивана Грозного.
Не обелять его в народной памяти, не делать из Ивана Грозного (Ivan the Terrible) Ивана Сладчайшего (Ivan the Sweet) собираемся мы в нашем фильме!
Но сделать то, на что имеет право всякий герой прошлого: объективно показать полный разворот и размах его деятельности. Ибо только это может объяснить все черты, неожиданные или темные, иногда суровые и часто страшные, которыми должен был обладать государственный деятель такой страстной и кровавой эпохи, какой был Ренессанс XVI века — все равно — в залитой ли солнцем Италии, в Англии, становившейся в лице королевы Елизаветы королевой морей, во Франции, Испании или Священной Римской империи.
Показать Ивана во всем размахе этой деятельности и борьбы за Московское государство — вот что лежит в основе фильма. И нужно прямо сказать, что деятельностью и борьбой это было громадной и кровавой.
Но ни одного грамма пролитой крови мы не собираемся сбрасывать со счетов биографии царя Ивана. Не обелить, но объяснить.
Сохранить, сделав понятной, мы хотим титаническую деятельность этого завершителя объединения Российского государства вокруг Москвы.
И сегодняшний зритель — англичанин, американец или русский — не сможет не понять решительной деятельности, необходимой жестокости, а подчас и беспощадности человека, которому историей была доверена миссия создать одно из сильнейших и крупнейших государств мира!
Ибо сегодня, в дни войны, как никогда, понятно всякому, что достоин смерти тот, кто зовет к развалу отечества, что достоин кары тот, кто переходит на сторону врагов своей родины, что нужно быть беспощадным с тем, кто открывает врагу границы своей страны.
Так, не утаивая и не смягчая ничего в истории деятельности Ивана Грозного, ничем не посягая на грозную романтику этого великолепного образа прошлого, мы сумеем донести его в целости до зрителей всего мира. И этот образ, пугающий и привлекательный, обаятельный и страшный, в полном смысле слова — трагический по той внутренней борьбе с самим собой, которую он вел неразрывно с борьбой против врагов своей родины, станет близким и понятным сегодняшнему человеку.
Вокруг него мы постараемся воскресить всю плеяду его врагов и сподвижников,
людей того русского Ренессанса XVI века, которые никогда не появлялись до сих пор на экране во всем размахе своих государственных страстей и интересов,
людей того ‘третьего Рима’, как любили они называть свою Москву, видя в ней уже тогда преемницу ведущей исторической роли, когда-то бывшей за Византией и за Римской империей.
Перед зрителем пройдут образы русских феодальных князей и бояр, не уступающих Цезарю Борджиа и Малатесте, князей церкви, по властности достойных римских пап, по политической интриге равных Макиавелли и Лойоле, русских женщин, не уступающих Екатерине Медичи и Марии Кровавой.
‘Внезапно’ возникшее в XVI веке единое сильное Московское государство было неожиданностью для Запада. ‘Откуда внезапно появился этот московский царь и это сильнейшее государство на Востоке?’ — встревоженно писали друг другу дипломаты, гуманисты, князья и короли Запада.
Мы — люди Москвы XX века — пережили такое же недоумение Запада, постепенно ‘открывавшего’ советскую Москву XX века, как некогда, изумляясь, удивленный Запад неожиданно ‘открывал’ наших предков той героической Красной Армии, которую к своему ужасу и на свою гибель столь неожиданно для себя сейчас ‘открыл’ и познал Гитлер!
Показать, кем были эти наши предки, показать русский народ в его прошлом, показать его в живых образах своих государственных деятелей, в их страстях, в их борьбе, во всем их историческом калибре прошлого — вот что входит в наши задачи.
Показать великую традицию патриотизма, любви к Родине, беспощадность борьбы с врагами, где бы и кем бы они ни были, — вот что входит в цели показа нашего фильма.
Когда ближе знакомишься с человеком, естественно, хочется самому представить, а ему познакомиться с вашей женой, двоюродным братом, отцом, матерью, бабушкой.
Если случится, что жив еще и прадедушка, то, к обоюдному удовольствию, это совсем хорошо.
Так же и в дружбе народов: сближаясь, как сейчас, все ближе с нашими английскими и американскими союзниками, нам все глубже и лучше хочется узнать друг друга.
И на этом пути ознакомление друг друга с историческим прошлым наших народов, с нашими прапрадедами и прапрабабками — один из путей лучшего и более глубокого познания между собой тех, кто в священном союзе ведет прекраснейшую и наиболее светлую борьбу, которую когда-либо вело передовое и прогрессивное человечество.
Наш фильм о веке Ивана Грозного трудится в этом именно направлении!
Статья написана 1 мая 1942 г.
Опубликована в газете ‘Литература и искусство’ 4 июля 1942 г., в ЦГАЛИ хранится авторизованная машинопись этой статьи, текст которой и воспроизводится (ф. 1923, оп. 1, ед. хр. 1334).
[i] Рудольф II — император ‘Священной Римской империи’. Годы правления Рудольфа II (1576 — 1612) отличались разгулом католической реакции.
[ii] Аденоид Хинкель — персонаж фильма Чарли Чаплина ‘Великий диктатор’ (1940), прообразом которого был Гитлер.
[iii] Курбский Андрей Михайлович, князь (1528 — 1583) — военный и политический деятель XVI в., писатель.