В. Львовъ-Рогачевскій.
‘Современникъ’, кн. VI, 1913 г.
Ив. Коновалов. ‘Очерки современной деревни’, Львов-Рогачевский Василий Львович, Год: 1913
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Ив. Коноваловъ. ‘Очерки современной деревни’. Предисловіе В. П. Кранихфельда. Издательское товарищество писателей. С.-Петербургъ. Стр. 397. Ц. 1 р. 50 к. 1913 г.
‘Очерки современной деревни’ и повсть Ив. Коновалова ‘Дневникъ агитатора’, не поражаютъ художественными достоинствами, но они войдутъ въ русскую литературу, какъ правдивый, цнный документъ послдневолюціонной полосы. Бываютъ книги, въ которыхъ — ‘слова, слова, слова’, и за словами чуть-чуть тепленькими, красивыми, звучными, равнодушное, безразличное отношеніе къ жизни, и къ тому, о чемъ пишетъ литераторъ. Въ книг Ивана Андреевича Коновалова, ‘товарища Николая’ нтъ такой ни къ чему не обязывающей словесности. Для него слово — дло, для него вопросы: что длать, скоро-ли придетъ новая волна, гд найти силы, чтобы переждать черные годы до новаго подъема, это вопросы жизни или смерти.
Ив. Коноваловъ не принадлежалъ къ ‘попутчикамъ’, которые въ годы застоя отхлынули и прекрасно устроили свои личныя дла. Сколько всевозможныхъ соціалъ-эстетовъ, эс-дековъ пристроилось при торгово-промышленной газет, при харьковскомъ създ горно-промышленниковъ, при петербургскомъ създ промышленниковъ! Къ этому новому третьему элементу Ив. Коноваловъ не принадлежалъ. Онъ до послднихъ дней своей жизни былъ кровно связанъ съ деревенской бднотой и рабочими. ‘Во мн существуетъ какая-то нить, которой я крпко связанъ съ ними’… ‘Безъ силы, которую вливаютъ они въ меня, безъ надежды, которую я возлагаю на нихъ — я лишній, ненужный человкъ’.— Такъ пишетъ Ив. Коноваловъ въ ‘Дневник агитатора’. Безъ ‘массы’, ‘безъ постоянной жгучей атмосферы’ товарищъ Николай, какъ и герой его дневника, не можетъ жить. Въ своемъ полубеллетристическомъ дневник, въ которомъ документъ переплетается съ весьма прозрачнымъ вымысломъ, Ив. Коноваловъ разсказываетъ о дтств, и юности. Этотъ разсказъ объясняетъ, почему такъ тсна была связь писателя-агитатора съ массой.
‘Отецъ мой — бывшій полицейскій. Теперь онъ служитъ лсникомъ, получая 6 руб. въ мсяцъ. Когда родился я, у отца было уже четверо дтей, и я далеко не былъ желательнымъ. Жили мы въ маленькомъ уздномъ городишк и, въ большинств случаевъ, жизнь вели полуголодную’. Съ 12 лтъ мальчикъ думаетъ о хлб насущномъ, въ юности поступаетъ въ чиновники въ почтово-телеграфную контору. Но всегда его ‘терзалъ какой-то непонятный демонъ’. Встрча съ революціонерами натолкнула Ив. Коновалова на опредленный путь, и вотъ вся жизнь его проходитъ въ непрерывной борьб за красивую, свтлую, осмысленную жизнь. Онъ живетъ подъ огнемъ, и въ огн, въ жгучей атмосфер, онъ не чувствуетъ себя, не замчаетъ окружающихъ, онъ переживаетъ восторгъ самозабвенья, ‘силу гнва, пламя страсти и увренности въ побд’. Еще вчера полуголодный, онъ несетъ полуголодному люду благую всть.
Когда посл огненной полосы пришла тьма реакціи, Ив. Коноваловъ продолжалъ работать, но червячокъ тоски точилъ его сердце. Онъ былъ увренъ, что идетъ новая волна, свой ‘Дневникъ агитатора’ онъ закончилъ пророческими словами-: ‘Начинается періодъ новаго подъема… Настроенье замтно повышается… Очевидно, скоро настанетъ время, когда никто изъ насъ не захочетъ отдыхать’. (397). Но этого времени, этой новой волны ‘товарищъ Николай’ не смогъ дождаться. То, что написалъ въ своей записк Герасимъ передъ тмъ, какъ застрлиться, вполн примнились къ нему, ‘Революціонная волна, которая давала цль моей жизни, умерла. Вмст съ ней умираю и я. Ждать другой нтъ силъ’. Силы въ предшествующій періодъ были подорваны, демонъ безпокойства не хотлъ и не умлъ ждать.
Когда читаешь ‘Дневникъ агитатора’,— переживать не тоску, а радость… Нтъ въ этомъ дневник покорности, примиренія, жажды пристроиться. Тутъ самая смерть — борьба, тутъ самая смерть говоритъ о страстной любви къ кипучей, самоотверженной жизни.
Цнно въ этомъ дневник исканіе новыхъ путей борьбы, цнно стремленіе расширить личность, сдлать ее богатой, многогранной. Здсь — завтъ уходящаго на отдыхъ, завтъ новымъ силамъ.
‘Деревенскіе очерки’ Ив. Коновалова мене интересны. Но какъ они выгодно отличаются по настроенію, по отношенію къ мужику отъ всего, что было написано о деревн! Писатель-революціонеръ пристально всматривался въ лицо новой деревни, жадно бесдовалъ съ новыми людьми. Сибирскіе чалдоны, волжскіе земляки, орловскіе крестьяне, деревенскіе учителя и учительницы, дти, съ ихъ наивными и потому особенно страшными разсказами о казакахъ и забастовк, привлекали его вниманіе. Это не разговоры барина съ мужикомъ, у котораго баринъ видитъ ‘звриный коготь’, это бесда по душ своихъ людей, родныхъ по крови. Новая деревня, новый бытъ, новыя настроенія, глубоко интересуютъ Ив. Коновалов
Въ новой деревн тоже еще переходная эпоха. Старое умерло, новое не окрпло. ‘Съ одной стороны — тоскливая безысходность, съ другой — настойчивое исканье’. Тамъ ведутъ разговоры о томъ, чтобы ‘начать съ другого конца’, тамъ въ каждой мелочи ‘ищутъ точку опоры, въ то-же время стараются найти отвтъ въ книгахъ, въ исторіи другихъ странъ’. Это исканіе, считаетъ авторъ книги ‘единственнымъ отраднымъ явленіемъ въ современной деревн’. Онъ съ особеннымъ братскимъ сочувствіемъ пишетъ о тхъ крестьянахъ, которые съ мучительнымъ напряженіемъ стараются ‘осилить’, ‘преодолть’ путаницу. ‘Нкоторые,— пишетъ онъ въ январ 1911 года, за два мсяца до своей смерти,— кончаютъ самоубійствомъ. И это характерно, потому что 10 лтъ тому назадъ самоубійство въ деревн было исключительнымъ явленіемъ’.
Когда читаешь книгу Ив. Коновалова, съ радостью чувствуешь, что страшныя полосы уже на исход, что новымъ силамъ удастся осилить и преодолть путаницу. Для этихъ новыхъ силъ опытъ старшаго поколнія не пропадетъ даромъ, не пропадетъ даромъ и слово-дло товарища Николая.