ИТАЛІЯ И МАЦЦИНИ
ИТАЛІЯ И МАЦЦИНИ
(1808-1868).
XII *).
*) См. выше, янв. 176, февр. 759, май, 168 стр. и слд.
XIII.
XIV.
——
В. И.
‘Встникъ Европы’, No 7, 1869
Италия и Маццини, Лихачев Владимир Иванович, Год: 1869
Время на прочтение: 36 минут(ы)
Life and Writings of J. Mozzini. London. 1864—1868.
Histoire politique des popes, p. Lanfrey. Parie. 1868.
Geschickte Italien’s, v. Retichlin. Leipzig. 1860.— Von Achtundvierzig bie Einundfnfzig v. J. Scherr. Leipzig. 1868.
Die nationale Presse in Italien tmendie Kunst der Rebellen, v. Cironi, bers, v. Aesing. Leipzig. 1868.
Въ то время, когда, шагъ за шагомъ, сначала какъ будто осуществлялись, а потомъ падали, одна за другою, иллюзіи, построенныя Джоберти и Бальбо, итальянская революціонная партія не оставалась въ бездйствіи.
Вслдъ за февральской революціей, Маццини пріхалъ въ Парижъ, и 5 марта, т. е. недлю спустя посл провозглашенія республики, основалъ тамъ національное итальянское общество. Программа этого новаго общества очень проста: идея національности преобладаетъ надъ всми другими. Первымъ дйствіемъ общества, представителями котораго были Маццини, Джанноне и Валухи, было выразить свое сочувствіе французской революціи адресомъ временному правительству новой республики. Для этого Маццини, съ остальными членами общества, отправился въ городскую ратушу, гд адресъ былъ прочтенъ. Въ отвтъ на него Ламартинъ, всегда богатый громкими фразами, общалъ итальянцамъ не только сочувствіе Франціи, но даже, въ случа надобности ея оружіе, на это Маццини отвчалъ, что надется на освобожденіе Италіи ея собственными силами, и что итальянцамъ боле нужна нравственная поддержка Франціи, нежели ея оружіе.
Посл возстанія Милана и Венеціи, Маццини увидлъ, что для него пришло время вернуться на родину, посл семнадцатилтняго изгнанія. 8-го апрля 1848 г. онъ пріхалъ въ Миланъ, и первыя слова, произнесенныя имъ, при вступленіи на родную землю, были слова примиренія. Жители Брешіи находились во враждебныхъ отношеніяхъ въ временному правительству Милана. Маццини сталъ между ними посредникомъ и превратилъ несогласіе. Въ тоже время національная итальянская ассоціація вооружила во Франціи легіонъ итальянскихъ эмигрантовъ, который въ апрл вступилъ въ Ломбардію подъ предводительствомъ генерала Антонини, ветерана наполеоновскихъ войнъ. Съ этого времени ассоціація издавала ежедневную газету подъ названіемъ ‘l’Italie del popolo’ (‘Народная Италія’), главными сотрудниками которой были Маццини, Ревере и де-Бони. Эта газета издавалась въ Милан съ 20 мая до 3 августа 1848 года, она первая доказывала необходимость народной войны для освобожденія Италіи, и Гарибальди, тогда только-что возвратившійся изъ Монтевидео, печаталъ въ ней свои первыя воззванія въ оружію.
Слдя за революціоннымъ движеніемъ Италіи, Маццнни съ радостью привтствовалъ возстаніе въ Сициліи 12 января 1848 г. Но его испугали стремленія сицилійцевъ отдлить свою судьбу отъ судьбы всего полуострова, онъ видлъ въ этомъ нарушеніе того единства, которому всегда служилъ, и желая предостеречь сицилійцевъ отъ гибельнаго пути, на который вело ихъ временное правительство, возстановлявшее конституцію, данную острову англичанами въ 1812 году, онъ обратился къ нимъ съ слдующимъ посланіемъ, которое — по словамъ историка Діего Соріа {‘Общая исторія Италія съ 1846 по 1850 годъ’, соч. Діего Соріа, перев. П. Кончаловскаго. Спб. 1863 г. T. I, стр. 393—398.} — должна сохранять исторія Италіи, какъ дорогой для нея памятникъ’:
‘Сицилійцы! вы велики. Вы въ нсколько дней сдлали больше для Италіи, нашего общаго отечества, нежели мы въ два года борьбы и движеній, которыя, будучи великодушны по цли, были бдны по своимъ шаткимъ средствахъ. Вы, испробовавъ сначала вс мирные пути, сознали святость войны за неприкосновенность правъ человка и гражданина. Въ торжественную минуту вдохновенія, вы, внявши голосу Боса, ршились сдлаться свободными, вы сражались, побдили и сохранили въ побд благоразуміе сильныхъ. Ваша побда измнила судьбу Италіи. Она обозначила, новый фазисъ итальянскаго развитія. Ваша побда пробудила въ итальянцахъ сознаніе своихъ силъ и вру въ свои права. Благодаря вамъ, мы, итальянскіе изгнанники, теперь гордо и прямо смотримъ въ глаза тмъ самымъ иностранцахъ, которые вчера о насъ жалли, а сегодня вамъ удивляются. Да благословитъ Богъ ваше оружіе, вашихъ женъ и вашихъ священниковъ! Любите насъ, такъ, какъ любятъ васъ и будутъ любить всегда ваши братья.
‘Но, любя какъ, повторяя съ гордостью иностранцамъ ваши имена и ваши дйствія, и поклоняясь, въ лиц вашемъ, принципу итальянскаго прогресса, мы имемъ право говорить съ вамиы свободно, какъ братья съ братьями, мы имемъ право сказать вамъ: вы принадлежите намъ, вы не можете отъ насъ отдлиться, вы не можете назваться лучшими изъ всхъ италіянцевъ, только для того, чтобы остаться въ сторон и уединиться отъ насъ.
‘Сицилія, имя огромное населеніе, выгодное географическое положеніе, флотъ и армію, составляетъ важнйшую и наиболе жизненную силу итальянскаго государства.
‘Вы первые провозгласили въ Италіи слово свободы и первые восторжествовали, вы заслужили единодушное удивленіе вашихъ соплеменниковъ на континент, вы пріобрли вліяніе, которое не погибнетъ никогда, нравственное могущество, котораго никто не захочетъ и не можетъ у васъ оспаривать, и права, которыя никто не осмлится у васъ отнять. Что же заставляетъ васъ, отдлясь, уменьшать ваши силы и силы вашихъ соплеменниковъ? Зачмъ, обрекая себя на самоубійство, хотите’ вы отказаться отъ того могущества, до котораго можете дойти, оставшись въ соединеніи, и занять четвертое или послднее мсто въ ряду европейскихъ державъ? Зачмъ, подчиняясь ненавистному могуществу иностранцевъ, приговаривать себя къ вчному безсилію? Ужъ не потому ли вы ршаетесь на это, что неаполитанское правительство, считая Сицилію своей колоніей, долго и жестоко угнетало васъ? Но не та ли самая тираннія тяготла надъ вашими соплеменниками на материк? Разв неаполитанцы не заявляли и не заявляютъ теперь, точно также, какъ и вы, свою всегдашнюю къ ней ненависть? Разв они не протестуютъ противъ нея заговорами, тайными обществами и своей чистой кровью? Разв ваши палачи не были въ тоже время палачами неаполитанцевъ? Разв знаменитыя революціи не повторялись одинаково въ Сициліи и Калабріи? и когда, въ 1847 году, въ Реджіо и Мессин одновременно было поднято знамя свободы, разв не было это блистательной манифестаціей не только Италіи, но и всей Европы? Не забывайте, сицилійцы, союза, скрпленнаго кровью мучениковъ Реджіо, Мессины и Гераче. Не измняйте посл побды общаніямъ, даннымъ вами до сраженія. Будьте всегда тми же братьями, какими вы клялись быть. Пусть не скажетъ иностранецъ: они, можетъ быть, будутъ свободны, но никогда не соединятся и не сдлаются могущественны. Вы показали Италіи силу своей храбрости, покажите же ей святость любви, вру въ единство, которыя могутъ въ третій разъ доставить Италіи силу и могущество.
‘Я не неаполитанецъ, я родился въ Гену, въ город, великомъ въ свое время, великомъ своею жизнью, независимостью и свободой, великомъ настолько, что онъ могъ, въ 1746 году, показать засыпавшей Италіи послдній примръ любви къ отечеству, какъ вы теперь подаете первый примръ этой любви пробуждающейся Италіи. Какъ вы, такъ и мы, въ 1815 году, были принуждены, безъ нашего согласія, покориться другому итальянскому государству, прошедшее соперничество съ которымъ разжигало въ насъ взаимную ненависть, и мы изъ этого союза, въ продолженіи многихъ лтъ, ничего не вынесли кром горя, что всегда бываетъ, если союзъ основанъ на недовріи и насиліи, Тмъ не мене, вс, любившіе общее отечество и имвшіе надежду вру въ будущее, уважали этотъ союзъ, какъ волю Провиднія. Въ этомъ тихомъ, но постоянномъ движеніи народа, который теперь приближается къ своей цли и который, будучи задавленъ вковыми трудами деспотовъ, вліяніемъ господствующихъ кастъ, феодальной аристократіей и соперничествомъ муниципальныхъ городовъ, готовитъ теперь Европ, посл Италіи кесарей и Италіи папъ,— Италію народа. Каждое соединеніе одной части итальянской земли съ другою служитъ народному длу облегчаетъ трудности его исполненія. Сицилійцы! молю небо, чтобы вы не подали собою роковой примръ.
‘Сицилійцы, вашъ вопросъ иметъ отношеніе не къ одному Неаполю, онъ касается судьбы всей Италіи, тутъ рчь идетъ о всеобщемъ единств ига пагубномъ мстномъ индивидуализм, ‘тросъ между Европой, желающей знать, чтобы произнести судъ надъ вашими длами, воскресаете ли вы для національной жизни, или для удовлетворенія требованіямъ эгоистичной свободы и матеріальной выгоды, и Австріей, которая ищетъ случая подавить вамъ, что ей и удается, если мы, вмсто того, чтобы сомкнуться въ одинъ строй, возьмемъ за девизъ безнравственное правило — ‘каждый за себя’, и останемся постыдно хладнокровными въ общей судьб. Однимъ словомъ, вамъ предстоитъ выборъ между могущественною, дятельною европейскою жизнію, къ которой готовятся двадцать милліоновъ итальянцевъ, богатыхъ умомъ, сердцемъ и средствами, и существованіемъ ничтожнымъ и слабымъ, которое подчинитъ васъ первому постороннему вліянію, подобное существованіе будетъ неизбжно, если Сицилія отдлится отъ полуострова. Подумайте объ этомъ. Многіе изъ васъ говорятъ о вашихъ учрежденіяхъ, о вашихъ договорахъ, о вашемъ народномъ прав, основанномъ на прежнихъ нравахъ 1812 года. Но, ради Бога, не унижайте своего высокаго положенія, добытаго цною послднихъ подвиговъ подобными мелкими разсчетами. Если вы низойдете до того, что станете искать въ прошедшемъ своихъ правъ, то этимъ вы не признаете будущей Италіи, и оскорбите свою совсть, заставившую васъ возстать и сдлаться достойными побдъ.
‘Сицилійцы, ваши права заключаются не въ конституціи, не соотвтствующей требованіямъ нашего времени, не въ конституціи, которая была дана англичанами, въ то время, когда англійскому кабинету необходимо было сдлать изъ вашего острова военную станцію для своей арміи (подлинныя слова лорда Кэстльри, въ парламент, въ 1821 году), и которая была у васъ отнята, когда, при паденія Наполеона, эта необходимость миновалась, основаніе вашихъ правъ — возстаніе 12 января, а гарантія ихъ — энергическое подражаніе ему всхъ частей полуострова. Правъ этихъ у васъ не отнимутъ, они принадлежатъ всей Италіи, они не стснены никакими старыми условіями 1815 года, они дадутъ новую форму нашей жизни, жизни націи, которая до сихъ поръ не существовала и только теперь начинаетъ жить. Что касается другихъ древнихъ правъ, которыя не вами были выработаны и добыты, а назадъ тому сорокъ лтъ написаны двусмысленно и лживо, которыя постоянно нарушались государями и теперь уничтожены оружіемъ и кровью народовъ, то эти нрава, своими ложными преданіями, уничтожатъ вашъ прогрессъ, они втянутъ васъ въ сти подкупной и развратной дипломатіи и рано или поздно приготовятъ, испытанныя уже вами, новыя измны.
‘Братья сицилійцы! имете ли вы настолько силы, чтобы изъ самихъ себя вызвать ту жизнь, въ которой стремится вся Италія? Можете ли вы однимъ шагомъ достигнуть идеала, затаеннаго въ вашемъ ум? Можете ли вы сразу составить себ законы, лучше тхъ, которые существуютъ теперь, законы, которые бы были удобоприложимы ко всей націи? Если вы все это сдлаете одни, тогда я, какъ и вс мы, перестанемъ предлагать вамъ союзъ съ континентомъ. Но, если вы чувствуете, что подобное предпріятіе еще вамъ не по силамъ, если между вами и неаполитанцами существуютъ теперь только формальныя разногласія о различныхъ учрежденіяхъ, касающихся большей или меньшей мстной эмансипаціи, то услышьте слова брата, который, посл Бога, любитъ больше всего свое отечество, и котораго вся жизнь посвящена этой любви, слова эти я смло могу сказать всей Италіи. Положите на чашку всовъ святое имя націи. Не подавайте примра разъединенія своимъ братьямъ. Сохраните единство съ своими соотечественниками полуострова, сохраните его, чтобы вмст съ ними воевать на свободу и вмст съ ними пріобрсти независимость, сохраните единство^ чтобы укрпить насъ своимъ присутствіемъ и своимъ разумнымъ словомъ на нашихъ сходкахъ и собраніяхъ, сохраните его, чтобы наши братья, находящіеся еще въ рабств, мужественно шли на священную войну, чтобы иноплеменный врагъ трепеталъ при вид насъ, чтобы онъ удивлялся нашей добродтели и нашимъ жертвамъ, и, наконецъ, сохраните единство для того, чтобы при вашей помощи судьба Италіи совершилась скоре, чтобы человчество ликовало и чтобы Богъ благословилъ свою любимую землю, прекрасную какъ идеалъ величія и любви.’ Сицилійцы не послушались всхъ этихъ увщаній Маццини. Временное правительство острова, продолжая только говорить о желаніи принять участіе въ возрожденіи общаго отечества, ничмъ не обнаружило намренія примнить свои слова къ длу. Не принеся помощи возстававшей континентальной Италіи, Сицилія скоро увидла себя одинокою, когда король Фердинандъ, разогнавъ парламентъ въ Неапол, двинулъ свои войска для покоренія острова. Не помогли сицилійцамъ ихъ храбрость и мужество: посл разрушенія Мессины и страшныхъ жестокостей, совершенныхъ неаполитанскими войсками, сдалась Падермо, и островъ снова подпалъ подъ бурбонскій деспотизмъ.
Когда австрійцы, въ август 1848 года, возвратились въ Миланъ, а патріоты должны были выйти изъ него, Маццини. для котораго во всей Италіи не оставалось уголка, могущаго датъ ему убжище, пройдя нсколько миль съ карабиномъ на плечахъ, въ колонн волонтеровъ Гарибальди, выбился изъ силъ и Сольной отправился въ Лугано, гд издалъ свое ‘Воззваніе въ итальянскимъ народамъ’, въ которомъ предрекалъ окончаніе королевской войны качало войны народной. Но въ Швейцаріи Маццини оставался не долго. Его снова призывала въ Италію революція въ Тоскан и Рим.
Двусмысленное поведеніе герцога Леопольда не могло нисколько удовлетворить его подданныхъ, требовавшихъ уже не реформъ, а учредительнаго собранія. Посл долгихъ колебаній, герцогъ общалъ исполнить и эти требованія, призвалъ въ министерство Гверрацци и Монтанелли, — но уже было поздно, я герцогъ бжалъ къ Радецкому, который незадолго передъ тмъ писалъ ему, ‘что какъ только онъ укротитъ сардинскихъ демагоговъ, тотчасъ же прилетитъ съ тридцатью тысячами своихъ молодцовъ и возстановитъ герцога на трон его предковъ’. 8 февраля 1849 года, въ тотъ самый день, когда Леопольдъ II выхалъ изъ Тосканы, Маццини прибылъ въ Ливорно. Городъ, избравшій его своимъ депутатомъ въ итальянское народное собраніе (гд засдалъ Гарибальди, бывшій депутатомъ отъ города Мачераты), сдлалъ въ его честь празднество. Въ Ливорно Маццини оставался всего два дня, онъ спшилъ во Флоренцію, надясь уговорить тріумвиратъ, составившійся изъ Гверрацци, Монтанелли и Маццони, объявить немедленное соединеніе тосканской республики съ римскою и вызвать народное возстаніе. Но уже всеобщее воодушевленіе истощилось, а финансы новой республики были въ самомъ жалкомъ состояніи. Совты Маццини не могли исправить безвыходнаго положенія, въ которое, съ самаго начала, было поставлено временное правительство Тосканы, и онъ ухалъ въ Римъ.
Въ Рим уже давно Пій IX потерялъ свою популярность и любовь народа. Его реакціонныя стремленія выразились совершенно ясно во время министерства Маміани, который и вынужденъ былъ выйти въ отставку. Думая остановить движеніе твердыми и ршительными мрами, папа, наконецъ, обратился къ помощи Росси, бывшаго французскаго посланника въ Рим, друга и ученика Гизо. Доктринеръ, подобно своему учителю, Росси, презиравшій общественное мнніе и народныя желанія, не удовлетворялъ ни либеральную, ни реакціонную партію, и палъ подъ ножемъ неизвстнаго убійцы. Хотя не было никакихъ основаній предполагать, чтобы въ этомъ убійств принимала участіе республиканская или либеральная партія, но Пій IX понялъ это событіе именно въ такомъ смысл, отдался въ руки реакціонеровъ и мечталъ только объ одномъ: какъ бы бжать изъ Рима. Посланникъ французской республики предлагалъ ему бжать въ Чивита-Веккію, а оттуда во Францію, посланникъ Испаніи предлагалъ ему убжищемъ Балеарскіе острова, посланникъ Баваріи, бывшій въ то же время уполномоченнымъ Австріи, указывалъ Гаэту. Пій IX выбралъ послднее, и 25 ноября 1848 года бжалъ изъ Рима искать убжища у Фердинанда II.
Посл бгства папы въ Гаэту и его отказа принять прибывшую изъ Рима, для переговоровъ, депутацію, партія Маццини, въ лщ народнаго оратора Чичероваккіо, сдлалась господствующею въ Церковной области. Римъ, провозглашенный народнымъ собраніемъ республикой, въ ночь съ 8 на 9 февраля объявилъ свтскую власть папы упраздненною, а 25 февраля выбралъ Маццини своимъ представителемъ, девятью тысячами голосовъ. Маццини прибылъ въ Римъ. 5 марта и сдлался руководителемъ народа и временного правительства. Съ первыхъ хе своихъ рчей онъ показалъ, какъ понимаетъ онъ итальянское дло. Піемонтъ обратился съ просьбою о помощи, въ начинавшейся войн, къ Риму. Многимъ депутатамъ казалось невозможнымъ, чтобы республиканское правительство помогало королю Карлу Альберту, Маццини разсялъ эти сомннія словами: ‘Нечего теперь смотрть на различіе государственныхъ порядковъ. Теперь есть только дв партіи итальянцевъ: одна, которая хочетъ войны, и другая, которая ея не желаетъ. Пусть республиканскій Римъ сражается рядомъ съ монархическимъ Піемонтомъ’. Въ отвтъ на эти слова римскія женщины, присутствовавшія въ собраніи, сняли съ себя драгоцнныя украшенія и бросили ихъ къ ногамъ предмета собранія, со всхъ сторонъ стали поступать пожертвованія, и населеніе Церковной области было призвано къ оружію. Но пораженіе при Новар прервало эти приготовленія, а черезъ нсколько дней Маццини былъ выбранъ тріумвиромъ вмст съ Армеллини и Саффи. Въ этомъ новомъ званіи Маццини обнаружилъ замчательную дятельность. Усилившіеся въ послднее время грабежи и разбои вызвали съ его стороны строгія вры, которыя и прекратили зло. Почти весь трудъ по составленію новой республиканской конституціи, обнародованной 17-го апрля, лежалъ на немъ.
Римская конституція отмняла конфискацію имуществъ и смертную казнь. Законодательная власть предоставлялась народному собранію, исполнительная власть вврялась избираемымъ на два года двумъ консуламъ, подлежавшимъ отвтственности не только каждый за себя, но и одинъ за другого, имъ также дано било право помилованія и право назначенія чиновниковъ. Двнадцать трибуновъ, избираемыхъ на пять лтъ и пользовавшихся правомъ неприкосновенности не только во время отправленія своей должности, но еще и въ теченіе года посл выхода изъ нея, охраняли ненарушимость конституціи. Въ силу предоставленной имъ власти, трибуны могли требовать обсужденія, въ народномъ собраніи, какого либо вопроса во второй и даже въ третій разъ, если только не составилось по немъ большинства трехъ четвертей голосовъ. Въ случа установленія народныхъ собраніемъ временной диктатуры, трибуны должны были слдить за ходомъ событій и созвать народное собраніе посл того, какъ опасность миновала и диктатура сдлалась ненужною. Народное собраніе, состоящее изъ представителей, избираемыхъ также, какъ и трибуны, посредствомъ примой и всеобщей подачи голосовъ, не могло быть распущено. Полномочіе давалось народнымъ представителяхъ на три года. Пятнадцать гражданъ, выбиравшихся различными провинціями, составляли государственный совтъ. Каждый гражданинъ, достигшій 21 года, длался избирателемъ и самъ могъ быть избранъ въ народное собраніе. Но въ консулы и трибуны могли быть избираемы лица не моложе тридцати лтъ. Измненіе конституціи могло послдовать не иначе, какъ вслдствіе троекратно, съ шести-мсячными промежутками, повтореннаго постановленія народнаго собранія, утвержденнаго самимъ народомъ.
Но пока республиканскій Римъ занимался внутреннимъ устройствомъ, событія шли своимъ чередомъ. Давно уже приготовлялось вторженіе въ папскія владнія для возстановленія престола Пія IX. Весь вопросъ заключался въ томъ — кому поручить это возстановленіе. Франція выражала желаніе, чтобы это было дломъ короля сардинскаго, или неаполитанскаго, но папа не хотлъ и слышать о первомъ, а Фердинанда считалъ слишкомъ слабымъ. Ему боле всего хотлось призвать на помощь австрійцевъ. Тогда Франція, чтобы предупредить вступленіе австрійцевъ, ршилась отправить сама войска въ Римъ. Предлогомъ выставлялось желаніе оказать дружеское посредничество и поддержать дарованныя Піемъ IX реформы. Жюль Фавръ сказалъ въ палат, что пораженіе Пьемонта обязываетъ Францію явиться въ Италіи во имя человколюбія.
Когда Удино съ корпусомъ французскихъ войскъ высадился въ Чивита-Веккію, римская республика думала, что онъ идетъ на защиту Рима отъ австрійцевъ. Скоро исчезло это недоразумніе. Съ шеститысячною арміею Удино подошелъ къ Риму, думая занять городъ безъ сопротивленія. Но первая же встрча съ отрядомъ, предводительствуемымъ Гарибальди, доказала, насколько ошибался французскій главнокомандующій, несмотря на свое численное превосходство, французы были отбиты и должны были отступить, при этомъ нсколько французскихъ солдатъ попались въ плнъ. Ихъ отправили въ Римъ въ церковь св. Петра, гд они вмст съ итальянцами молились на братство и свободу народовъ.
Эта первая побда римлянъ, которые, по словамъ Тьера, не умли сражаться, — вызвала во Франціи уваженіе къ римскому временному правительству, и Лессепсу было дано порученіе вступить съ нимъ въ переговоры. Маццини, самъ неспособный къ обману и потому доврчивый къ другимъ и не посвященный въ дипломатическія тонкости, прямо выразилъ свои требованія, въ числ которыхъ было, — лишеніе папы свтской власти и признаніе римской республики, но они не были приняты французскимъ правительствомъ. Въ своихъ запискахъ, Орсини обвиняетъ Маццини въ излишней доврчивости и въ томъ, что онъ попался въ сть, разставленную ему французскимъ уполномоченнымъ, давъ непріятелю только возможность выиграть время {Memorie politiche di Feltce Orsini scritte da lui medesimo e dedicatc alla Giovenna italia. 5 ed. Torino, 1862.}.
Переговоры, въ продолженіе которыхъ Гирибадди удалось прогнать неаполитанскую армію, подходившую, подъ начальствомъ самого короля, въ Риму, были прерваны наступательнымъ движеніемъ на Римъ, со сторону Удино, который получилъ о томъ приказаніе отъ Людовика Бонапарта, уже имвшаго власть въ своихъ рукахъ. Обнаживъ Римъ и сдлавъ вс приготовленія къ осад, Удино продвигалъ ему сдаться и получилъ въ отвтъ, что римляне предпочитаютъ смерть рабству. Тогда началось бомбардированіе. Тщетно протестовали иностранные консулы. Тщетно временное правительство убждало французскую армію, что она уничтожаетъ городъ, который ей ничего не сдлалъ, что она поддерживаетъ Австрію, не имя даже духу прямо это высказать, что она пятнаетъ свое знамя, возстановляя клерикальное правительство. ‘Печальна страница, которую теперь вписываетъ ваше правительство въ исторію Франціи’, такъ кончалась прокламація. Мсяцъ продолжалось упорное сопротивленіе римлянъ, прославившее Гарибальди. Наконецъ народное собраніе нашло невозможнымъ дальнйшее сопротивленіе. Пригласили въ собраніе Гарибальди, чтобы спросить его мнніе. Онъ явился, покрытый кровью, закопченный пороговымъ дымомъ, и предложилъ очистить одну половину города и укрпиться въ другой. ‘Сколько же времени въ такомъ случа продлится сопротивленіе’? спросилъ одинъ голосъ: ‘нсколько дней’,— отвчалъ Гарибальди. Посл этого ршено было сдать городъ.
Тріумвиратъ отказался отъ власти и передалъ отъ себя государственную казну, оказавшуюся въ совершенномъ порядк, муниципалитету, который и повелъ переговоры съ Удино. 2 іюля 1849 года, французы вступили въ Римъ для возстановленія папскаго престола, разогнали народное собраніе. Но римская республика, при послднемъ издыханіи, сдлала постановленіе, которымъ давала право Маццини и его товарищамъ продолжать ея легальную жизнь, тогда уже она матеріально умерла. 4 іюля 1849 г., меньшинство собранія выбрало національный итальянскій комитетъ изъ Маццини, Саффи и Монтекки, дало ему право заключить заемъ отъ имени римской республики для спасенія Италіи, умножать, по усмотрнію, число членовъ собранія и сдлать воззваніе въ итальянцамъ о помощи.
Наканун вступленія французовъ, Гарибальди, сопутствуемый своею женою, Анитою, и патеромъ Гавацци, вышелъ изъ Рима съ отрядомъ волонтеровъ въ 4,600 человкъ. Чичероваккіо служилъ проводникомъ. Преслдуемый со всхъ сторонъ французами, неаполитанцами и австрійцами, Гарибальди наконецъ достигъ республики Санъ-Марино. Тутъ онъ предложилъ своимъ волонтерамъ разойтись, чтобы не подвергаться боле опасностямъ. Правительство маленькой республики, боясь австрійцевъ, просило ихъ сдаться. Но они отказались, предпочитая идти на защиту Венеціи, куда Гарибальди, въ сопровожденіи жены и трехъ сотъ волонтеровъ, и направилъ свой путь. На тринадцати рыбачьихъ лодкахъ, онъ съ отрядомъ уже подплывалъ къ Венеціи, когда за нимъ пустились въ погоню австрійскіе корабли. Имъ удалось захватить восемь лодокъ, а съ остальными Гарибальди вернулся къ римскимъ берегамъ. Тутъ умерла его жена, изнуренная лишеніями и опасностями, а самъ онъ прибрался въ Геную и оттуда отплилъ въ Америку. Вс сподвижники его, попавшіеся въ руки австрійцевъ, были разстрляны, въ числ ихъ и Чичероваккіо съ дтьми, или разсажены по тюрьмамъ и казематамъ.
Въ то время, какъ Гарибальди переплывалъ океанъ, Маццини, вырванный изъ Швейцаріи, гд онъ думалъ найти себ убжище, возвращался опять въ Англію.
Везд въ Италіи, кром одного Піемонта, торжествовала полная реакція. Посл сдачи Венеціи, 98 августа 1849 года, Австрія снова вступила въ безотчетное управленіе всей Ломбардіей, истерзанной жестокостями Гайнау. Еще гораздо ране этого, герцоги Пармскій и Моденскій, возстановленные Австріею, посадили австрійскіе гарнизоны въ своихъ крпостяхъ и превратили свои герцогства въ австрійскія провинціи. Почти тоже самое произошло и въ Тоскан, куда Леопольдъ II вернулся подъ прикрытіемъ австрійскихъ штыковъ, тотчасъ же уничтожилъ данныя имъ реформы, возстановилъ смертную казнь за политическія преступленія, произвелъ многочисленные аресты, такъ что въ самое короткое время насчитывалось 14,000 политическихъ арестантовъ, и приговорилъ вліятельнйшихъ лицъ, въ томъ числ Гверрацци, Монтанелли, Маццини къ вчному изгнанію. Церковную область до 1850 года занимали, кром французскихъ и австрійскихъ войскъ, еще неаполитанскія и испанскія. Наконецъ эти послднія вышли, и папа вернулся въ свои владнія, поставленныя въ то самое положеніе, въ какомъ находились при Григоріи XVI.
По прізд въ Англію, Маццини организовалъ въ Лондон національный итальянскій комитетъ, членами котораго были Саффи, Монтекки, Авралій Саличетти, Джузеппе Сиртори, секретаремъ комитета былъ Чезаре Агостино. Въ сентябр 1850 г., комитетъ объявилъ подписку на національный заемъ для освобожденія Италіи, и хотя ни одна биржа не врила въ прочность такого займа, но подписчиковъ нашлось достаточно: въ одной Тоскан Чирони (одинъ изъ членовъ ‘Юной Италіи’) собралъ въ два мсяца около мести тысячъ франковъ.
Оставаясь въ Лондон, Маццини сосредоточивалъ въ своихъ рукахъ вс нити революціонной жизни Италіи. Не было ни одной вспышки, ни одного движенія, которое бы длалось безъ его вдома. Вс эти попытки, оставаясь безъ серьезныхъ, по видимому, послдствій, приближали однако время, когда наконецъ Индія могла освободиться, призвавъ на помощь Піемонтъ въ союз съ революціонными силами полуострова.
Въ начал 1853 года, Маццини подготовилъ обширное возстаніе, которое должно было вспыхнуть въ Милан и откликнуться во всхъ главнйшихъ городахъ Италіи. Самъ Маццини пріхалъ для этого въ Лугано, и тутъ убдился, что надежды его на возстаніе были ошибочны. Тогда Орсини предложилъ свой планъ экспедиціи, состоявшій въ томъ, чтобы небольшой отрядъ революціонеровъ избралъ мстомъ своихъ дйствій Апеннины. Маццини, хотя и сомнвался къ успх, но поручилъ Орсини пріискивать средства въ приведенію его плана въ исполненіе, а самъ ухалъ въ Лондонъ. Орсини, собравъ 8,000 франковъ, отправился въ август того же года въ Туринъ, гд, сговорившись съ нсколькими офицерами, принявшими участіе въ заговор, похалъ въ Сарцану. Тамъ, въ назначенномъ мст, собрались вожди, но напрасно прождавъ общанныхъ волонтеровъ должны бли разойтись, услышавъ о приближенія берсальеровъ.
Въ 1854 году, задумана экспедиція въ Лунитіану и Сицилію. Маццини предложилъ принять начальство экспедиціи въ Сицилію Гарибальди, но посл его отказа, поручилъ его Орсини. Тутъ повторялась таже неудача. Вмсто ожидаемыхъ 200 ружей и нсколькихъ тысячъ человкъ, Орсини не нашелъ ничего, вслдствіе измны и бгства одного изъ предводителей отряда. Волонтеры не хотли подвергаться участи Бандіера, а Орсини едва удалось спрятать оружіе, на берегу, но одинъ рыбакъ, видвшій, какъ прятали оружіе, и думая, что иметъ дло съ контрабандистами, воспользовался случаемъ получить награду и донесъ таможенной страж, которая съ помощью берсальеровъ захватила все оружіе, а черезъ нсколько дней были арестованы волонтеры, не успвшіе скрыться. Между тмъ, по всей Италіи разнеслось извстіе о готовившейся экспедиціи, и вызвало страшную тревогу. Изъ Генуи прибылъ пароходъ съ войсками и нсколько канонерскихъ лодокъ, въ Массу и Каррару со всхъ сторонъ направлялись войска, изъ Флоренціи двинулись отряды австрійцевъ. Орсини едва удалось, посл нсколькихъ дней, проведенныхъ тайкомъ въ Гену, спастись въ Марсель.
Несмотря на эту неудачу, отел свиданія съ Маццини, въ Женев, Орсини принялъ его предложеніе участвовать въ новой экспедиція въ Вальтеллину. Но и тутъ, какъ въ Сарцан, ничего не было приготовлено. Вмсто двухъсотъ волонтеровъ, общавшихъ явиться на сборное мсто, прибыло всего только пять человкъ. Полиція давно уже слдила за готовившимся предпріятіемъ, приняла свои мры, и чуть-было не арестовала самого Орсини, которому однако удалось бжать.
Тогда, сндаемый жаждою дятельности, Орсини сообщилъ Маццини о своемъ желаніи поступитъ на службу въ русскую армію, чтобы сражаться въ Крыму противъ ненавистныхъ ему французовъ, которыхъ онъ считать виновниками порабощенія: Рима и Италіи. Но Маццини отговорилъ его и далъ ему новое порученіе. 1-го октября 1864 года, получивъ отъ Маццини 1,000 франковъ, Орсини отправился черезъ Сенъ-Готардъ въ Туринъ, гд вмсто сочувствія нашелъ сильное раздраженіе противъ Маццини. Въ Милан ходили даже слухи, что Маццини — австрійскій агентъ, умышленно вызывающій реакцію мелкими революціонными вспышками. Отправившись за тмъ въ Вну, Орсини былъ узнанъ на дорог однимъ евреемъ, арестованъ и 17-го декабря отправленъ въ Мантую, въ крпость. Здсь бы вроятно онъ и умеръ, если бы одна женщина Эмма Гервегъ, не передала ему орудій, способствовавшихъ его избавленію. Съ необыкновеннымъ терпніемъ Ореини перепилилъ восемь полосъ желзной ршетки, по лстниц, связанной изъ блья, спустился съ высоты боле 40 метровъ и упалъ въ ровъ цитадели, сильно ушибенный. Оттуда потащился онъ кое-какъ дале и просидлъ двое сутокъ въ пруд. Затмъ, съ величайшими трудностями и опасностями, онъ пробрался въ Англію.
Въ 1857 году, Маццини подготовилъ новую экспедицію, которая должна была сдлать высадку въ королевств обихъ Сицилій, чтобы произвести тамъ возстаніе. Во глав этой экспедиціи сталъ неаполитанецъ Карло Визакане, герцогъ ди-Санъ-Джованни, одинъ изъ защитниковъ Рима подъ начальствомъ Гарибальди въ 1849 году. Съ двадцатью семью заговорщиками, свшими на сардинскій пароходъ ‘Кальяри’, подъ видомъ перезда изъ Генуя въ Тунисъ, онъ овладлъ пароходомъ и заставилъ капитана направиться къ лежащему недалеко отъ неаполитанскаго залива острову Понца, гд содержались государственные преступники. Имъ удалось освободить заключенныхъ, и при отплытіи съ Понца, революціонный отрядъ состоялъ уже изъ 328 человкъ. Не имя возможности продолжать путь дальше, за неимніемъ угля, пароходъ остановился въ Неаполитанскомъ залив. Заговорщики высадились съ крикомъ ‘да здравствуетъ Италія! да здравствуетъ республика!’ Но революціонный отрядъ былъ слишкомъ малочисленъ для того, чтобы выдержать столкновеніе съ королевскими войсками и привлечь на свою сторону мстное населеніе, не имвшее надежды на успхъ. Желая продлить сопротивленіе въ ожиданіи прибытія изъ Генуи новыхъ отрядовъ волонтеровъ, Пизакане направился въ горы. Тутъ, выдержавши нсколько стычекъ съ королевскими войсками, Пизакане, тяжело раненный, былъ взятъ въ плнъ, и тотчасъ же разстрлянъ. Остальные, подавшіеся въ руки неаполитанскаго правительства, были преданы суду, который приговорилъ семерыхъ главныхъ начальниковъ экспедиціи, въ тонъ числ и барона Никотера, друга Гарибальди, къ смертной казни, замненной королекъ пожизненною каторгой, и 205 человкъ къ каторжной работ.
Одновременно съ отнятіемъ Пизакане изъ Генуи, должно было вспыхнутъ революціонное движеніе въ Гену, гд революціонеры надялись захватить корабли для перевозки волонтеровъ въ южную Италію, на помощь Пизакане. Но и этотъ планъ не удался. Овладвъ казармой и 500 ружьями заговорщики были арестованы и преданы суду, изъ 41 подсудимыхъ 25 были оправданы, а остальные приговорены къ тяжкимъ наказаніямъ. Самъ Маццини, прізжавшій передъ тмъ тайкомъ въ Геную, былъ приговоренъ заочно въ смтной вавд.
Тогда-то Гарибальди, хотя и однихъ убжденій съ Маццини, но уже съ 1854 года расходившійся съ нимъ въ способахъ исполненія, находя вреднымъ для итальянскаго дла раздражать Піемонтъ безплодными попытками возстанія, напечаталъ письма къ Маццини, въ которомъ между прочимъ говорилъ, что возбуждать эти неудачныя возстанія могутъ только съумасшедшіе или враги итальянскаго дла. Письмо это такъ огорчило Маццини, что онъ заболлъ.
Въ конц 1857 года, опять заговорили объ Маццини при открытіи заговора противъ Наполеона 111, задуманнаго въ Лондон, во глав котораго, если врить слдствію, производившемуся въ Париж, стояли Маццини и Ледрю-Ролленъ. Этотъ заговоръ и самый процессъ до того темны, что въ Лондон носились слухи, будто весь заговоръ былъ устроенъ французской полиціей для того, чтобы помшать Ледрю-Роллену возвратиться во Францію и воспользоваться амнистіей, которой тогда ждали. Имя Маццини ни разу не упомянули сами подсудимые, три итальянца: Тибальди, Бартолони и Гридли. Но это не помшало французскому правительству кричать о томъ, что самое покушеніе было задумано Маццини, основываясь единственно на какихъ то перехваченныхъ полиціею письмахъ его, въ которыхъ не было и намека на убійство Наполеона III.
Между тмъ Орсини, возвратившись въ Лондонъ, издалъ тамъ свои записки подъ заглавіемъ: ‘Пятнадцати-мсячное пребываніе въ крпости’, и скоро сдлался однимъ изъ самыхъ дятельныхъ членовъ французскихъ демократическихъ клубокъ. Тутъ-то онъ познакомился и сблизился съ французскимъ эмигрантомъ Бернаромъ, бжавшимъ изъ Франціи въ 1849 году, чтобы спастись отъ тюремнаго заключенія, къ которому былъ приговоренъ за политическіе проступки. Маццини, представитель республиканской, деистической Италіи, стоялъ съ своею партіею особнякомъ отъ французскихъ и нмецкихъ соціалистовъ-демократовъ, потому посл сближенія Орсини съ Бернаромъ отношенія перваго къ Маццини охладились. Желая вернуть его въ себ, Маццини написалъ ему письмо, въ которомъ между прочимъ говорилъ: ‘Подумайте, что никакая національная иниціатива въ Италіи невозможна помимо меня. Имйте въ виду, что я стою въ центр всхъ элементовъ и говорю это, имя на то основаніе.’ На это письмо Орсини отвчалъ насмшкою надъ Маццини и его друзьями и потомъ издалъ свои мемуары, въ которыхъ порицалъ дйствія Маццини и тмъ еще боле вооружилъ противъ себя его сторонниковъ.
Оторвавшись отъ Маццини, Орсини все боле и боле сближался съ Бернаромъ и укрплялся въ своей ненависти къ Наполеону III. Въ январ 1858 года, Бернаръ, на одномъ публичномъ собраніи, прямо намекалъ на какія-то важныя событія, которые должны скоро измнить положеніе длъ въ Европ. Черезъ нсколько дней посл этого произошло, 14-го января, покушеніе на жизнь Наполеона III. Случайность спасла жизнь Наполеона III, но разорвавшіяся гранаты убили восемь человкъ. Приговоренный судомъ къ смертной казни, Орсини написалъ изъ мазасской тюрьмы письмо къ Наполеону, въ которомъ высказалъ побудительныя причины своего покушенія: ‘Показанія, сдланныя мною противъ себя самого въ политическомъ процесс, возникшемъ по поводу покушенія 14-го января, достаточны, чтобъ осудить меня на смерть, и я приму ее, не прося помилованія, какъ потому, что я никогда не унижу себя предъ тмъ, кто убилъ зародившуюся свободу моей несчастной родины, такъ и потому, что въ моемъ положеніи смерть для меня благодяніе.
‘При конц моего поприща, я хочу однако попробовать послднее усиліе, чтобы придти въ помощь Италіи, за независимость которой я шелъ до того времени на вс опасности, на встрчу всмъ пожертвованіямъ. Италія — постоянный предметъ всхъ моихъ чувствъ, и послднюю мою мысль о ней хочу я изложить въ словахъ, съ которыми обращаюсь къ вашему величеству.
‘Чтобы сохранить теперешнее равновсіе въ Европ, надобно дать независимость Италіи, или стянуть цпи, которыми Австрія держитъ ее въ рабств. Буду ли я просить объ ея освобожденіи, просить, чтобы кровь французовъ была пролита за нее? Нтъ! Я не иду такъ далеко. Италія проситъ, чтобы Франція не вмшивалась въ дло противъ нея, она проситъ, чтобы Франція не допускала Германію поддерживать Австрію въ борьб, которая, быть можетъ, вскор начнется. Это, ваше величество можете сдлать, если только захотите, отъ этой воли зависитъ благосостояніе или несчастіе моей родины, жизнь или смерть націи, второй Европа обязана большею частію своей образованности.
‘Вотъ просьба, съ которою я осмливаюсь обратиться къ вашему величеству, не отчаиваясь въ томъ, что голосъ мой будетъ услышанъ. Заклинаю ваше величество отдать моей родин независимость, которую она утратила въ 1849 году, по ошибк самихъ французовъ.
‘Вспомните, ваше величество, что итальянцы, въ числ которыхъ былъ и отецъ мой, съ радостію проливали кровь свою за Наполеона Великаго, повсюду, куда только вздумалось ему вести ихъ, вспомните, что они оставались врными ему до самаго его паденія, вспомните, что покуда Италія не будетъ независимою, спокойствіе Европы и ваше собственное останутся одною только мечтою. Не отвергайте, ваше величество, предсмертный голосъ патріота, освободите мою родину, и благословенія двадцати пяти милліоновъ людей послдуютъ за вами въ потомство’.
Посл этихъ катастрофъ, несмотря на взаимное раздраженіе враждующихъ партій, ни у кого изъ противниковъ Маццини не хватило доказательствъ для обвиненія его въ подстрекательств въ политическимъ убійствамъ. Даже и такіе біографы, какъ напримръ Монтаціо, этотъ итальянскій Миркуръ, который задачею своею имлъ уронить значеніе Маццини и втоптать его въ грязь, обвинялъ его въ трусости, бездарности, политической безтактности, даже и онъ не имлъ духу обойти молчаніемъ обвиненіе Маццини въ покушеніяхъ на жизнь Наполеона III, и хоть слегка намекнулъ объ ихъ нелпости, а въ біографіи Орсини, говоря о размолвк его съ Маццини, передъ январьскимъ покушеніемъ, всю отвтственность въ покушеніи сложилъ на Симона Бернара….
При первыхъ проявленіяхъ итальянскаго возрожденія, Маццини написалъ нсколько статей въ англійскихъ изданіяхъ и основалъ новый журналъ ‘Pensiero ed Azione’ (‘Мысль и дйствіе’), который сначала издавался въ Швейцаріи, а потомъ въ Лондон, съ 1-го сентября 1858 года до половины 1860 года. Въ одномъ изъ первыхъ нумеровъ появился адресъ Маццини въ Виктору-Эммануилу, въ которомъ онъ напоминалъ королю готовность итальянцевъ слдовать за нимъ и говорилъ: ‘забудьте, что вы король, вооружитесь за единство Италіи, — и мы вс идемъ за вами’. Въ Италіи органомъ Маццини служилъ ‘Unita Italiana’, который явился посл ‘Italia del Popolo’ и выходилъ въ Гену и Флоренціи подъ различными редакціями, а потомъ издавался въ Милан.
‘Во всхъ своихъ статьяхъ, Маццини возставалъ противъ вмшательства французовъ въ итальянскія дла, противъ дипломатическихъ сдлокъ и уступокъ. Онъ ожидалъ возрожденія Италіи отъ итальянскаго народа и обращался къ нему съ такими словами:
‘Кто, 29 мая 1176 г., одержалъ первую великую побду за итальянскую независимость въ Леньяно, надъ Фридрихомъ Барбароссой? Народъ.
‘Кто тридцать лтъ выдерживалъ удары Фридриха Второго, гибеллинскаго патриціата и истощилъ ихъ силы при Милан, Брешіи, Парм, Піаченц, Болонь? Народъ.
‘Кто обуздалъ въ Сициліи тираннію Карла Анжуйскаго и организовалъ въ март 1282 г. Сицилійскую вечерню на гибель врагамъ? Народъ.
‘Кто возставалъ въ Неапол въ средин XVII вка противъ правши Филиппа IV Испанскаго и герцога Аркосскаго? Народъ.
‘Кто съ неутомимымъ упорствомъ препятствовалъ господствовавшей во всей Европ инквизиціи водвориться въ королевств обихъ Сицилій? Народъ.
‘Кто во время усыпленія всей Италіи, прогналъ, въ декабр 1746 г., изъ Генуи австрійскую армію? Народъ.
‘Кто, въ 1848 г., одержалъ побду въ пять достопамятныхъ ломбардскихъ дней? Народъ.
‘Кто два раза, въ август 1848 г. и въ ма 1849 г., защитилъ Болонью отъ нападенія австрійцевъ? Народъ.
‘Кто, въ 1849 г., спасъ въ Рим и Венеціи честь Италіи, которую запятнала монархія сдачей Милана и пораженіемъ при Новарр? Народъ?
‘Народъ безъ имени, сражающійся безъ надежды на славу, это герой, человкъ-милліонъ, который всегда откликался во имя священной свободы, на призывъ людей, олицетворявшихъ собою дло и вру’.
Между тмъ, благодаря либеральной политик Виктора-Эммануила, Піемонтъ постепенно пріобрталъ себ большее число сторонниковъ въ Италіи. Въ то же время австрійское правительство и его система въ герцогствахъ, легатствахъ и королевств Неаполитанскомъ усиливали, своими репрессивными мрами, общее неудовольствіе. Но изъ прежнихъ опытовъ итальянцы убдились, что ни королевская, ни революціонная силы не достаточны, одна безъ другой, для освобожденія Италіи. Готовясь въ войн 1859 года, Викторъ-Эммануилъ обратился къ помощи Франціи, съ которою Піемонтъ былъ въ союз въ крымскую войну, и народныхъ революціонныхъ силъ страны, во глав которыхъ сталъ Гарибальди.
Маццини, въ виду всеобщаго настроенія, не колебался въ своихъ прежнихъ убжденіяхъ. Онъ не отступалъ отъ своей республиканской программы и, если готовъ былъ принять, для освобожденія Италіи, помощь королевской власти, то единственно по необходимости, какъ временную, переходную мру.
‘Т, которые убждаютъ васъ — говорилъ онъ итальянцамъ — упредить королевскую диктатуру, какъ средство облегчить вашу побду,— или глупцы, или обманщики. Неужели исполненіе общаго дла можетъ облегчиться тмъ, что исполненіе его будетъ вврено одному человку, дятельность котораго лишена всякаго контроля. Предки ваши, въ минуты грозной опасности, выбирали себ диктаторовъ изъ гражданъ, извстныхъ своими гражданскими или военными доблестями, но позади диктатора они ставили народнаго ликтора, поднятый мечъ котораго ежеминутно грозилъ голов измнника.
‘Вы должны упрочить вашу свободу не на куск стараго пергамента, который всегда можетъ быть замненъ другимъ такимъ же пергаментомъ, не въ силу добровольныхъ уступокъ, за которыми слдуетъ реакція, а во имя неизмннаго человческаго права. И если, забывъ итальянскія традиціи и исторію послднихъ пятидесяти лтъ, вы захотите дать себ короля, пусть этотъ король будетъ по крайней мр избранникомъ вашей свободы и пусть онъ получитъ въ Рим ворону вмст съ договоромъ, который составятъ народные представители и который бы напоминалъ ему, что вы можете отнять отъ него эту ворону, если онъ нарушитъ договоръ, или когда вы сами захотите установить у себя образъ правленія, боле близкій къ истин и боле полезный вашему отечеству:’….
Наконецъ, посл продолжительныхъ переговоровъ и ожиданій, Наполеонъ III объявилъ, что Франція желаетъ видть Италію свободною отъ Альпъ до Адріатическаго моря, и 12 мая 1859 года, высадился въ Гену. Въ іюн, Ломбардія была очищена отъ австрійцевъ, которые отступили и изъ Болоньи. Герцоги бжали изъ Пармы, Модены и Тосканы и населенія подчинялись диктатур сардинскаго короля. Но перемиріе въ Виллафранк остановило начатое итальянское дло на полъ-дорог. Итальянскій: народъ открыто выразилъ свое негодованіе: въ Ливорно и Флоренціи едва не вспыхнуло возстаніе.
‘Разочарованіе наступило скоре, нежели мы сами ожидали’, писалъ Маццини 20 іюля 1859 года въ ‘Pensiero ed Azione’. ‘Измна совершилась. Вс наши предсказанія сбылись. Безчестный договоръ заключенъ по настоянію Наполеона’. Видя готовность піемонтскихъ государственныхъ людей подчиниться предписаннымъ имъ условіямъ мира, Маццини обратился въ волонтерамъ:
‘Почему же остановились вы, итальянскіе волонтеры, на половин дороги? Почему, подобно поэм, прерванной смертью создавшаго ея генія, прервалось начатое вами предпріятіе? Разв Италія уже свободна и едина? иди и вы подписали вмст съ чужеземцемъ договоръ въ Виллафранк?
‘Вы встали на призывъ отечества съ именемъ Италіи на устахъ, съ цвтами Италіи на груди. Но разв Минчіо составляетъ границу вашего отечества? Разв земля, лежащая къ сверу и югу отъ этой границы не итальянская?
‘Каждый изъ васъ хранитъ обтъ — освободить Италію отъ Альпъ до моря. Но разв Венеція не по-сю сторону Альпъ? Разв наше море не омываетъ плодородныхъ береговъ Сициліи?
‘А Римъ? Римъ, гд пребываетъ единство отечества? Римъ,— это сердце, храмъ итальянской націи? Разв вы стерли его съ карты Италіи?
‘Среди опустошенныхъ владній намстника генія зла высится замокъ, въ которомъ десятки лтъ заключены сотни людей, приготовлявшихъ вамъ путь. Дале — въ страшныхъ неаполитанскихъ тайникахъ, въ казематахъ, на островахъ, лежащихъ у южныхъ итальянскихъ границъ, за-живо погребены предвстники вашего дла, волонтеры вашего же знамени. Обратите ваши взоры въ другую сторону: тамъ, среди лагунъ умираетъ въ медленной, страшной агоніи Римъ Адріатики — Венеція, которая учила васъ независимости еще въ ту пору, когда впервые стали вторгаться въ ваши страны народы Свера, Венеція, посл всхъ опустившая, десять лтъ тому назадъ, знамя свободы Италіи, Венеція, которой вы столько разъ клялись въ томъ, что никогда ваша судьба не отдлится отъ ея.
‘Вы клялись Венеціи, Отечеству, Богу. Что жъ останавливаетъ васъ?..’ {Ai Giovani d’Italia parole di Giuseppe Mnzzini. (Seconda Edixioue). Lugano, 1859 pp. 43—46.}
Не долго партія дйствія оставалась неподвижною, ее не могли остановить никакія опасности и государственныя соображенія.
Въ ночь да 5 мая 1860 года, Гарибальди неожиданно высадился въ Кварто, близъ Генуи и, овладвъ двумя частными пароходами, вышелъ въ море сопровождаемый Биксіо, Сиртори, Тюрромъ и ‘тысячью’ волонтеровъ, явившихся на его призывъ съ разныхъ концовъ Италіи.
Куда отплывалъ этотъ отрядъ, состоявшій преимущественно изъ итальянской молодежи, оставившей на время свои университетскія занятія и въ первый разъ взявшей въ руки ружье? Этого никто пока не зналъ. Извщенные телеграфомъ объ отплытіи Гарибальди, европейскіе дипломаты устремили все вниманіе на Средиземное море, когда, спустя нсколько дней, до нихъ дошло извстіе, что Гарибальди, миновавъ благополучно неаполитанскихъ крейсеровъ, высадился въ Марсал, небольшомъ приморскомъ городк Сициліи.
Нсколькихъ дней посл высадки было довольно для Гарибальди, чтобы овладть Сициліею, уже давно готовой къ революціи. За нимъ съ восторгомъ шло мстное населеніе и, разбивъ 15 мая королевскія войска при Калатафими, Гарибальди 27 мая вступилъ въ Палермо.
Принявъ диктаторскую власть и учредивъ временное правительство, Гарибальди, несмотря на увщанія Виктора-Эммануила, не думалъ ограничиться одною экспедиціею въ Сицилію. У него была другая программа, которую онъ и высказалъ въ Мессин, идти въ Неаполь, потомъ въ Римъ, Венецію и Ниццу.
8-го августа 1860 года, началась переправа первыхъ гарибальдійскихъ отрядовъ, подъ предводительствомъ Миссори, въКалабрію, а мсяцъ спустя Гарибальди, уничтоживъ власть короля обихъ Сицилій почти во всей стран, съ восторгомъ встрчавшей своего освободителя, побдоносно вступилъ въ Неаполь. Вслдъ затмъ въ Неаполь прибылъ и Маццини. Его вліяніе на Гарибальди, съ которымъ онъ уже давно помирился, посл временной размолвки, замтно проглядывало въ нкоторыхъ распоряженіяхъ Гарибальди. Такъ, въ оффиціальныхъ бумагахъ этого времени въ первый разъ является названіе ‘Соединенные штаты Италіи’. Въ этомъ названіи заключается цлый планъ, цлая система, не имющая ничего общаго съ планами и стремленіями Кавура и его преемниковъ.
Но никогда въ дйствіяхъ Гарибальди не было ничего враждебнаго Виктору-Эммануилу. Напротивъ того, не только онъ самъ, но и его сподвижники, въ числ которыхъ самымъ дятельнымъ въ этомъ отношеніи былъ отецъ Гавацци {Превосходная характеристика этой замчательной личности сдлана Н. А. Добролюбовымъ въ ею стать ‘Отецъ Александръ Гавацци и его проповди.’ Соч. Добролюбова, т. IV.} постоянно проповдывали союзъ съ королевскимъ Піемонтомъ. И когда, въ виду нершительныхъ дйствій піемонтскаго правительства въ Гарибальди являлись депутаціи, предлагавшія ему пожизненную диктатуру, онъ останавливалъ ихъ словами — ‘Италія и Викторъ-Эммануилъ!’
Конечно, проповдуя единство Италіи съ Викторомъ-Эммануиломъ, Гарибальди не врилъ необходимости на долго отложить исполненіе своей программы. Когда же эта необходимость стала очевидною, онъ сложилъ съ себя званіе диктатора и генерала и, печальный, удалился на свою Капреру въ то самое время, когда Викторъ-Эммануилъ вступилъ во владніе Неаполитанскимъ королевствомъ. Тогда и Маццини ухалъ въ Швейцарію и оттуда напоминалъ итальянской молодежи, что еще не все потеряно, что временная остановка не уничтожаетъ надежды на освобожденіе Венеціи и Рима. Вотъ его слова:
‘Вблизи, или вдали, генералъ, или не генералъ, Гарибальди все же остается вождемъ итальянскихъ волонтеровъ и, связанный своею клятвою и любовью къ отечеству, онъ отвтитъ на ихъ призывъ и поведетъ за собою, если они поймутъ свой долгъ и изберутъ себ итальянское поле битвы. Пусть они это сдлаютъ скоре, потому что въ самомъ дл, если люди нашей партіи, которая сильна организаціей и оружіемъ, не разорвутъ мужественнымъ дломъ сть безчестныхъ изворотовъ, низкихъ уступокъ, опутывающихъ въ настоящее время Италію, то народное дло погибло.
‘Погибло, и погибло безчестно. Все равно,— что бы ни скрывало отъ итальянцевъ истинную причину удаленія Гарибальди, удаленіе это означаетъ, что итальянская идея пожертвовала иде королевства Сардино-ломбардскаго, оно означаетъ отказъ въ помощи братьевъ братьямъ, окончательное оставленіе Венеціи и Рима, раболпное исполненіе всякаго желанія Бонапарта, признаніе передъ Европою, что мы рождены для того, чтобы быть рабами, что вс наши возстанія ведутъ только въ перемн господина, что мы можемъ сражаться за короля, или ради возвеличенія династіи, но не умемъ и не хотимъ сражаться за единство и свободу отечества. И если итальянская молодежь подчиняется подобной программ, то пусть она воздвигаетъ памятникъ не павшимъ въ битв, не королю освободителю, или великодушному союзнику, а Ламартину. Онъ одинъ понялъ Италію, сказавъ, что ‘наша земля — земля мертвыхъ’!
Событія 1859 — 1869 годовъ такъ близки къ намъ, что объ нихъ довольно трудно имть полное и ясное представленіе. Многое осталось неразгаданнымъ, такъ, не выяснилось еще непосредственное участіе Маццини въ итальянскомъ переворот я вліяніе его на Гарибальди. Но, конечно, не можетъ быть и сомннія въ томъ, что ни одна экспедиція, имвшая своею цлію присоединеніе Рима къ Италіи, не длалась безъ вдома Маццини.
Когда, наконецъ, Италія сдлалась свободною и ‘почти единою’, когда въ итальянской палат депутатовъ стали раздаваться голоса, громко требовавшіе освобожденія Венеціи и Рима,— Маццини, проповдывавшій это освобожденіе еще въ то время, когда такая проповдь считалась государственнымъ преступленіемъ, — оставался въ изгнаніи. Люди, не принадлежавшіе вовсе къ партіи Маццини, но уважавшіе искренность его убжденій, его безкорыстную дятельность на пользу Италіи, напрасно заявляли требованіе объ отмн тяготвшаго надъ Маццини смертнаго приговора и о возвращеніи отечеству человка, посвятившаго всю свою жизнь на служеніе одному итальянскому народному длу. Туринскіе государственные люди оставались глухи къ этимъ требованіямъ. Они, неизвстно почему, считали себя заклятыми противниками революціи и революціонеровъ, хотя служили правительству, управлявшему 22-мя милліонами итальянцевъ, революціонною силою сплотившихся подъ скипетромъ Виктора-Эммануила.
Но требованія о возвращеніи Маццини съ каждымъ годомъ раздавались все громче и громче, итальянскіе города выбирали его своимъ представителемъ въ палату депутатовъ и, наконецъ, послдовала королевская амнистія, дававшая Маццини право возвратиться въ Италію.
Тогда Маццини отказался отъ этого права и остался въ Лондон. Причины этого поступка, а также и свой взглядъ на современное положеніе Италіи и итальянскаго общества онъ изложилъ въ своей стать, напечатанной въ ‘Westminster Review’ подъ заглавіемъ ‘Религіозная сторона итальянскаго вопроса’ {West Rw. LXIII, Julv, 1867. Скоро посл своего появленія эта статья переведена, съ небольшими измненіями, въ ‘Revue Britannique’, Octobre, 1867.}. Вотъ что говоритъ въ ней Маццини:
‘Въ послднее время, друзья мои, въ Англіи, часто спрашиваютъ меня: почему я отказываюсь вернуться въ отечество а присоединить мои труды къ заботамъ правительства, для большей пользы Италіи. Амнистія — говорятъ мн — открыла вамъ законный путь къ распространенію вашихъ мнній, принявъ званіе народнаго представителя, которое такъ часто вамъ предлагали, вы бы доставили людямъ, управляющимъ государствомъ, поддержку всей республиканской партіи. Бросая на сторону недовольныхъ всъ вашего имени и вліянія, не замедляете ли вы упроченіе политическаго и нравственнаго единства, безъ котораго простой матеріальный союзъ остается безплоднымъ для народа.
‘Вопросъ этотъ, предлагаемый людьми, желающими добра моей стран, заслуживаетъ серьезнаго отвта. Прежде всего позволяю себ замтить, что съ 1859 года республиканская партія дйствовала именно такъ, какъ мои англійскіе друзья совтуютъ ей! Она пожертвовала великой иде итальянскаго единства даже правомъ проповдовать свое ученіе, она терпливо ожидала исхода испытанія, которое длала королевская власть. Она ршилась лучше переносить вс злоупотребленія власти, нежели дать ей поводъ не осуществить высказаннаго ею намренія начать войну, съ цлію возвратить намъ нашу территорію и наши границы, война эта, какъ всякій видлъ и зналъ, была для Италіи высшимъ и единственнымъ условіемъ безопасности и чести, если бы она была ведена съ точки зрнія дйствительно національной, то она возвысила бы духъ народа.
‘Для приготовленія ея, королевская власть имла пять лтъ времени, обширныя денежныя средства, покорный парламентъ и (какъ доказали факты) вся Италія готова была отдать свою кровь и свое имущество.
‘Гд-же результаты? Наша монархія, начавшая кампанію съ тремя стами пятьюдесятью тысячами человкъ регулярныхъ войскъ, ста тысячами человкъ національной гвардіи и тридцатью тысячами волонтеровъ Гарибальди, имя цлую націю въ резерв, вдругъ останавливаетъ свои дйствія посл плачевныхъ неудачъ Кустоццы и Лиссы по одному сигналу Франціи, она постыдно оставляетъ нашу настоящую границу и принимаетъ Венецію какъ милостыню, презрительно брошенную намъ героемъ второго декабря.
‘Мн скажутъ, что если народъ покорно подчиняется безчестію, наносимому ему самому, его арміи, его волонтерамъ, то онъ заслуживаетъ его.
‘Я не буду возражать, но масса, по своей природ, привыкла смотрть выше себя и направлять свои дйствія по примру власти и правительства. Если итальянскій народъ не иметъ сознанія своего высокаго назначенія, ни понятія о своей истинной сил и призваніи, если въ то самое время, какъ 24 милліона итальянцевъ сгруппированы, не смю сказать въ силу унитарнаго понятія, но просто въ силу факта, великая душа Италіи все еще лежитъ скованная въ могил, вырытой для нея три вка назадъ папствомъ и имперіей, — то причина этого, утверждаю, кроется въ безнравственности и испорченности нашихъ правителей.
‘Истинную жизнь народа слдуетъ искать въ преобладающей иде или понятіи, посредствомъ котораго имъ управляютъ и руководятъ.
‘Настоящая жизнь націи требуетъ сознанія общей цли и братскаго сосредоточенія всхъ жизненныхъ силъ страны для содйствія къ осуществленію этой дли.
‘Эта національная цль указывается традиціями прошлаго и провозглашается настоящимъ сознаніемъ народа. Разъ опредленная, она длается основою верховной власти и критеріумомъ, примнимымъ въ поступкамъ гражданъ.
‘Нравственный законъ не терпитъ компромисса. Только религіей долга нація связана съ человчествомъ, только тутъ она почерпаетъ источникъ своего права, получаетъ свое мсто и свое значеніе для человчества.
‘Таковы существенныя черты того, что мы, въ настоящее время, называемъ націей. Вн этого остается только союзъ семействъ, временно связанныхъ для лучшей защиты противъ золъ жизни, семействъ, соединенныхъ, худо-ли, хорошо-ли, старыми привычками и старыми интересами, приводящими, рано или поздно, къ многочисленнымъ столкновеніямъ.
‘По недостатку великой идеи, сдерживающей эгоистическіе разсчеты, всякій умственный или экономическій прогрессъ, вмсто того, чтобы одинаково проникать ко всмъ членамъ національной семьи, ведетъ, постепенно, къ образованію ученыхъ и финансистовъ, но не доставляетъ націи ни признанной роли, ни мста, ни достоинства, ни славы въ глазахъ другихъ народовъ.
‘Замчанія эти, справедливыя для всхъ народовъ, тмъ боле справедливы въ отношеніи народа, выходящаго изъ продолжительной каталепсіи.
‘Вс другіе слдятъ за каждымъ его шагомъ. Если онъ поднимаетъ знамя высокаго призванія, если его первые шаги освящены крещеніемъ великаго принципа, другія націи длаютъ ему дружественный пріемъ, надются на него, готовы слдовать по пути, указанному ему Богомъ. Если, напротивъ, они не открываютъ у него никакихъ признаковъ высшей нравственной идеи, никакого плодотворнаго будущаго, они научаются презирать его, смотрть на его территорію, какъ на новое поле, открытое политическому грабежу, прямому или косвенному покоренію.
‘Признаки высокаго призванія нигд не выступаютъ такъ ярко и сильно, какъ въ Италіи. Одни мы, изъ древнихъ, мертвыхъ націй, воскресли два раза и въ два пріема придали новую жизнь Европ. Врожденное итальянскому духу стремленіе — всегда приводить въ гармонію слово и дло, подтверждаетъ это откровеніе исторіи и довершаетъ доказательство того, что роль Италіи заключается въ дл нравственнаго обновленія, которое есть послдняя черта цивилизаціи.
‘Италія есть религія.
‘Обращая вниманіе на непосредственную національную цль и неизбжныя послдствія полнаго установленія Италіи въ націю, мы видимъ, что ни одному народу въ Европ не предсталъ боле высокой дятельности для приготовленія и приспособленія человчества къ одному изъ тхъ переворотовъ, и которымъ Провидніе направляетъ насъ отъ времени до времени. Само собою наше единство положитъ въ мір начало могущественной иниціатив.
‘Голый фактъ нашего существованія въ форм націи даетъ начало важному преобразованію во внутренней и вншней жизни Европы.
‘Когда мы возвратимъ себ Римъ, то это будетъ для того, чтобы разрушить папство и провозгласить, ко благу всего человчества, свободу совсти, которую реформація 16-го вка пріобрла только для одной части Европы.
‘Великія идеи образуютъ великіе народы и одного чувства ізумітельной силы, нераздльной съ существованіемъ нашей Италіи какъ націи, достаточно для того, чтобы сдлать насъ великими. Сознаюсь, и Богъ видитъ съ какою горечью, что этого чувства у насъ нтъ.
‘Теперь одно слово объ амнистіи.
‘Если бы я расположенъ былъ повиноваться личнымъ соображеніямъ, когда дло идетъ о спасеніи моего отечества, я могъ бы отвчать, что изъ всхъ знающихъ меня людей не найдется никого, кто посовтовалъ бы мн отказаться отъ моего прошлаго и запятнать немногіе годы остающейся мн жизни, принятіемъ предложенія проститъ мн то, что я боле всего на свт любилъ — Италію, что я боролся за итальянское единство въ то время, когда, въ мнніи всхъ, оно было химерой.
‘Всего мене я думаю оправдываться и послдствія покажутъ, что принесеніе въ жертву моего личнаго достоинства было бы безполезно.
‘Въ моихъ прошедшихъ, настоящихъ и будущихъ трудахъ для дла нравственнаго и политическаго возрожденія моей страны, я руководился, руковожусь и буду руководиться религіозною идеей.
‘Въ прошедшемъ, настоящемъ и будущемъ, правители наши заблуждались, заблуждаются и будутъ заблуждаться матеріализмомъ.
‘Религіозный вопросъ воплощаетъ въ себ вс другіе и преобладаетъ надъ ними. Политическіе вопросы по необходимости второстепенны и побочны.
‘Люди, серьезно врющіе въ превосходство нравственнаго закона, какъ единственнаго чистаго источника всякой власти, которые вруютъ въ религію долга, такіе люди, каково-бы ни было ихъ личное самоотверженіе, не могутъ дйствовать за одно съ правительствомъ, основаннымъ на обожаніи временныхъ и матеріальныхъ интересовъ.
‘У нашихъ правителей нтъ великой идеи, руководящей ихъ дйствіями, нтъ врованія въ превосходство нравственнаго закона, нтъ истинной идеи о жизни и единств человческаго рода, нтъ никакого сознанія о цли, указанной Богомъ, которую человчество должно достигнуть трудомъ и жертвами. Они — матеріалисты, и, какъ логическое послдствіе отсутствія всякой вры въ Бога и Его законъ, они замняютъ понятіе долга понятіемъ выгоды, смлое утвержденіе истины смутнымъ понятіемъ о знанія.
‘Вотъ почему они протестуютъ противъ несправедливости, не смя бороться съ нею, вотъ почему они оставили большую дорогу и пошли по извилистымъ тропинкамъ, обольщенные тщеславнымъ желаніемъ разыгрывать роль государственныхъ людей, они забыли, что наши государственные люди и привели насъ къ рабству. Вотъ почему наше правительство унизила Италію до положенія французской префектуры, вотъ почему наша парламентская оппозиція перенимаетъ печальныя заблужденія ‘лвой стороны’ французскихъ палатъ временъ реставраціи.
‘Факты эти, повторяю, суть слдствія, а не причины. Мы можемъ перемнять личности, стоящія во глав управленія, они всегда будутъ руководствоваться того же пагубною и ложною идеею, такъ какъ самая система основана на ложномъ принцип. Они неспособны направить по честному пути обловленную жизнь итальянскаго народа, вырвать его изъ глубокой и старой безнравственности
‘Теперь, такъ какъ нельзя служить Богу и Мамон въ одно и то же время, то обязанность демократической партіи въ Италіи состоитъ въ забот о народномъ воспитаніи, а такъ какъ основа всякаго воспитанія есть истина, то надо стараться доказать, что безсиліе и политическая испорченность Италіи происходятъ отъ двухъ причинъ, которыя можно привести къ одной:
‘У насъ нтъ религіи, а на мсто ея мы поставили отрицаніе.
‘Съ одной стороны, какъ форма и подобіе религіи, у насъ есть папство.
‘Я помню, что тридцать лтъ назадъ, когда еще никто не смлъ открыто приступать къ этому вопросу, когда самые смлые ограничивались тмъ, что потихоньку говорили о необходимости преобразовать церковную дисциплину, когда писатели, съ претензіями на философію, какъ Джоберти, думали выказать знаніе, лаская утопію итальянской гегемоніи, основанной на какомъ-то невозможномъ возрожденіи католицизма, — еще въ то время я писалъ, что папство и католицизмъ — два свтильника, потухшіе по недостатку масла.
‘Я разумлъ догматъ, дававшій имъ жизнь.
‘Время подтвердило мое сужденіе. Въ настоящую минуту папство — трупъ, который ничто не можетъ гальванизировать,— неодушевленная маска религіи.
‘Это происходитъ не потому, что кардиналы, епископы и монахи три вка торговали индульгенціями, не потому, что тотъ или другой папа, подлыми уступками и семейными связями, старались пріобрсти клочекъ территоріи или крупицу свтской власти, не потому, что папы часто управляли по своему капризу. Это происходитъ отъ того, что если бы они и хотли, то не могли бы дйствовать иначе.
‘Это зло и ошибки не суть причины, но послдствія. Если допустить даже невозможную гипотезу обращенія порочныхъ людей, пусть янсенисты или другіе реформаторы призовутъ, окруженныхъ дурными совтчиками, папъ къ милосердію и смиренію первыхъ вковъ, — они только помогутъ папству умереть боле достойнымъ образомъ, но никогда не возвратятъ ему его прежнюю роль — руководителя совсти народовъ.
‘Призваніе папства (такое великое и священное, что бы ни говорили теперь фанатики возмущенія, извращая исторію, и клевеща, въ прошедшемъ, на сердце и духъ человчества) исполнилось шесть вковъ тому назадъ, ни могущество генія, ни чудеса воли не воскресятъ его. Оно лишено всякаго вдохновляющаго вліянія на цивилизацію, оно сдлалось безсильнымъ отрицаніемъ всякаго движенія, всякой свободы, всякаго развитія въ наук и жизни, оно не обладаетъ ни чувствомъ долга, ни способностью самопожертвованія, ни врою въ свою судьбу, оно поддерживается чужестранными штыками и дрожитъ передъ ли домъ народовъ, оставленное человчествомъ, ищущимъ въ другомъ мст путей прогресса.
‘Въ наше время папство утратило всякую нравственную основу, свою цль, санкцію, свой источникъ силы.
‘Вотъ почему папство при послднемъ издыханіи. Провозглашать это безъ лицемрныхъ колебаній, безъ притворнаго уваженіи къ тому, на что мы нападаемъ, не затягивая вопроса вмсто того, чтобъ разршить его — есть долгъ каждаго. Будущее не можетъ быть открыто во всей своей полнот до тхъ поръ, пока прошедшее не погребено какъ слдуетъ, и медля изъ слабости, мы рискуемъ ввести антоновъ огонь въ рану.
‘Порвавъ вс связи съ небомъ, безполезное на земл, готовящейся привтствовать варю новаго догмата, папство, когда-то полезное и святое, не иметъ боле причинъ для своего существованія.
‘Когда-то полезное и святое’,— это говорю я, ибо безъ единства нравственной жизни, въ которомъ насъ папство поддерживало боле восьми вковъ, мы бы не были теперь готовы осуществить будущее единство, безъ догмата равенства людей на неб, мы бы никогда не могли провозгласить равенство людей на земл.
‘Поэтому, долгъ всякаго, принимающаго къ сердцу торжество истины, — вести войну съ самимъ папствомъ, а не только съ его свтской властью, потому, что невозможно было бы отказать въ этой власти представителю Бога на земл. Мы должны доказать, что догматы, основа учрежденія, сдлались недостаточными, что они не отвчаютъ боле нравственнымъ нуждамъ, стремленіямъ, рождающейся вр человчества.
‘Т, которые, въ наше время, нападаютъ на владтеля Рима, ставя своею профессіею уважать папу и быть искренними католиками, т впадаютъ или въ очевидное противорчіе, или въ лицемріе.
‘Думающіе разршить задачу учрежденіемъ свободной церкви въ свободномъ государств, находятся подъ вліяніемъ достойной сожалнія трусости или лишены всякаго нравственнаго убжденія.
‘Отдленіе церкви отъ государства иметъ хорошую сторону, какъ оружіе для обороны противъ церкви, недостойной боле своего имени. До тхъ поръ, пока она будетъ отдлена отъ государства, церковь всегда будетъ стремиться къ тому, чтобы возвратить себ преобладаніе надъ нимъ въ интересахъ стараго догмата. Если государство освободится отъ вры отрицательною политикою, какъ напримръ посредствомъ атеистическаго и равнодушнаго парламента, оно станетъ добычею анархической доктрины, владычества личности и поклоненія выгодамъ, оно впадаетъ въ эгоизмъ, въ обожаніе совершившагося факта, и отсюда, по неизбжному пути — въ деспотизмъ, единственное лекарство для золъ анархіи.
‘Если мы захотимъ видть примръ этого у современныхъ намъ народовъ, то намъ стоитъ только взглянуть по другую сторону Альповъ.
‘Съ другой стороны противоположенъ папству, но служитъ одинаково источникомъ испорченности, — матеріализмъ.
‘Матеріализмъ, явленіе старое, весьма извстное въ исторіи и нераздльное отъ смерти религіознаго догмата, — это философія всхъ умирающихъ эпохъ и всхъ близкихъ въ упадку народовъ. Это реакція поверхностныхъ умовъ, которые, будучи неспособны возвыситься до широкаго и полнаго взгляда на жизнь человчества, неспособные усвоить себ, по преданію, существенныя черты ея, отвергаютъ. религіозный идеалъ въ цломъ, вмсто того, чтобы просто констатировать смерть одного воплощенія этого идеала.
‘Лютеръ сравнивалъ человческій умъ съ пьянымъ мужикомъ, падающимъ то на одну, то на другую сторону лошади, въ примненіи въ временамъ переходнымъ, каково наше, — сравненіе это покажется чрезвычайно врнымъ. Итальянская молодежь, грубо освобожденная отъ трехвкового рабскаго воспитанія, упоенная своею свободою, стоитъ лицомъ къ лицу съ церковью, боле не врющею даже въ себя. Эта молодежь видитъ, что существующій догматъ въ очевидномъ противорчіи съ преобладающей идеей, управляющею всми стремленіями нашей эпохи, что догматическое понятіе о божеств ниже того, что намъ открываетъ наука, человческое сознаніе, философія и боле высокое понятіе о жизни, извлеченное изъ изученія исторіи человчества. Увренная, что она установляетъ свою нравственную свободу на непоколебимомъ и вчномъ основаніи, эта молодежь отвергаетъ, въ цломъ, всякую идею о церкви, догмат и Бог.
‘Говоря философски, эти необдуманныя преувеличенія, исходя отъ людей, поднимающихъ знамя разрушенія, не угрожаютъ никакою серьезною опасностію человческому прогрессу. Обыденное повтореніе того, что всегда бываетъ на закат и при смерти всхъ догматовъ, эти заблужденія пройдутъ рано или поздно, какъ они всегда проходили. Настанетъ день, когда наша молодежь замтитъ, что она не выказала многое здраваго смысла, отвергая, кром догматовъ, существованіе Бога и религіозную жизнь человчества. Она скажетъ себ, что ея предки, отвернувъ и разбивъ феодальную систему, могли бы на тхъ же основаніяхъ отбросить и всякую форму соціальной организаціи или объявить искусство навсегда исчезнувшимъ во время переходнаго періода, когда греческая форма перестала отвчать стремленіямъ, посредствомъ которыхъ человческій духъ прокладывалъ пути средневковымъ соборамъ и школ христіанскаго искусства.
‘Искусство, общество, религія, все это неразлучно съ человческою жизнью, прогрессивно и вчно какъ жизнь. Каждая эпоха человчества всегда имла и всегда будетъ имть свое особенное соціальное, артистическое и религіозное выраженіе. Во всякую эпоху человкъ будетъ спрашивать у преданія и у сознанія,— откуда онъ происходитъ и куда онъ идетъ, какими путями онъ можетъ достичь цли, онъ всегда будетъ стараться разршить задачу, возбуждаемую присутствіемъ въ немъ идеи о безконечномъ и идеал, достигнуть котораго невозможно въ конечныхъ условіяхъ его земнаго существованія. Отъ времени до времени онъ будетъ ставить новые вопросы по мр того, какъ горизонтъ преданія расширяется прогрессомъ и сознаніе человка просвтляется, но, конечно, это ршеніе никогда не будетъ голымъ и сухимъ отрицаніемъ.
‘Пусть матеріалисты отвергаютъ уроки исторіи, пусть они заключаютъ себя въ механизмъ аналитическаго наблюденія, пусть они замняютъ біологію и психологію ихъ скудною и сухою физіологіею, не будучи въ состояніи, посредствомъ такого несовершеннаго метода, понять законы и первыя причины вещей, они сердятся какъ дти, отрицаютъ существованіе этихъ законовъ и объявляютъ, что все человчество ошибалось и было ослплено до нихъ. Еслибы Италія была уже націею хотя бы только полвка, я бы не видлъ въ ихъ ученіяхъ и тни дйствительной опасности. Человчество не сойдетъ для нихъ съ своего пути. Въ нашъ вкъ, когда открытія всхъ великихъ мыслителей подтверждаютъ существованіе разумнаго и предуставленнаго закона единства и прогресса, проповдь матеріализма подъ именемъ науки со стороны людей, перелиставшихъ брошюру Фогта или присутствовавшихъ на лекціи Молешотта.— боле смшитъ, нежели сердитъ.
‘Но Италія еще не образовавшаяся нація. ЭтО нація еще образующаяся. Настоящая минута важна и знаменательна. Подобно первымъ примрамъ, приводимымъ дтямъ, первые уроки, преподаваемые народу, прошедшее котораго полно заблужденій и испорченности, который еще колеблется въ выбор своего будущаго, могутъ имть самыя важныя послдствія. Еслибы ученіе федерализма проповдывать во Франціи теперь, то оно было бы безобидною утопіей, но въ первые годы революціи оно чуть не погубило страну. Оно открывало путь чужеземному оружію, оно вынудило ‘Гору’ на кровавыя и ужасныя репрессивныя мры. Таковы для насъ печальныя ученія, о которыхъ я говорю.
‘Судьба предлагаетъ намъ великое и святое призваніе, которое можетъ быть замедлено на полвка, если мы не съумемъ выполнить его теперь. Всякое промедленіе, всякая ошибка можетъ быть пагубною и народъ, который долженъ служить намъ помощникомъ, остается безъ образованія, готовый слушать вс заблужденія, лишь бы ему говорили о войн съ прошлымъ, готовый, во привычк долгаго рабства, впадать въ эгоизмъ.
‘Тенденція матеріалистическаго ученія заключается въ приведеніи массъ къ эгоизму путемъ личныхъ выгодъ. Поэтому я пугаюсь, когда слышу, что у васъ эти ученія проповдуются многочисленною молодежью, столько же великодушною, сколько и втренною, я умоляю ее, во имя всего для нея священнаго, глубоко обдумать нравственныя послдствія ихъ, и особенно изучить ихъ дйствіе на примр сосдней націи, въ послднее столтіе доведшей отрицаніе до крайности, а теперь погруженной въ матеріальные интересы.
‘Всякое заблужденіе есть преступленіе со стороны тхъ, кто долженъ бодрствовать у колыбели націи.
‘Нужно выбрать одно изъ двухъ: или идею Бога, нравственнаго закона, исходящаго изъ него человческаго долга, свободно-принятаго человческимъ родомъ, какъ практическое послдствіе этого закона,— или идею силы вещей, управляющую всмъ, и какъ практическое слдствіе,— поклоненіе сил индивидуальной или успху, всемогуществу факта.
‘Эта дилемма не иметъ исхода.
‘Нужно или допустить господство цли, предписанной совстью, которой содйствовать должны вс люди, составляющіе націю, и преслдованіе которой составляетъ національность народа въ сред множества народовъ, составляющихъ человчество, цль всми признанную за высшую и, слдовательно, религіозную, или нужно допустить для всякой націи господство, опредляемаго, и какъ практическое послдствіе, — преслдованіе каждою личностью своего личнаго интереса, удовлетвореніе своихъ собственныхъ желаній, своего собственнаго благосостоянія,— ничтожество высшаго долга, которому бы вс граждане, отъ правителей до послдняго изъ управляемыхъ, обязаны были повиноваться и приносить себя въ жертву.
‘Какое изъ этихъ ученій будетъ боле дйствительнымъ для того, чтобы привести нашу страну къ великимъ дламъ?
‘Ученые, умные люди, люди добродтельные охотно допускаютъ, что благосостояніе отдльной личности должно совпадать, даже цною нкоторыхъ пожертвованій, съ общимъ благосостояніемъ, но не будемъ забывать, что подъ своимъ благосостояніемъ, толпа всегда будетъ понимать матеріальныя наслажденія, что она отброситъ, какъ ненужный грузъ, всякую идею о пожертвованіи, что она захочетъ быть счастливою по своему, даже въ ущербъ другимъ.
‘Она будетъ искать своего счастія одинъ день въ свобод, другой — въ обманчивыхъ общаніяхъ деспота, но неизбжный практическій результатъ этого ученія о прав на счастіе, будетъ погоня за грубымъ удовлетвореніемъ индивидуальнаго эгоизма.
‘Странное противорчіе! Люди, которые должны противодйствовать практическому эгоизму, привитому итальянцамъ тиранніей, которые должны вдохновлять ихъ священной преданностью отечеству, образовать изъ нихъ великую, передовую націю, — эти люди, какъ первую умственную пищу, подносятъ народу, возрождающемуся къ новой жизни, сильному только добрыми инстинктами и простотою ума, — теорію, конечныя послдствія которой направлены къ упроченію эгоизма на основаніи права.
‘Эти люди хотятъ, чтобы народъ достойно несъ тяжесть великихъ традицій прошлаго, когда съ одного конца страны до другого, папы, принцы, военные начальники, ученые, попирали дерзко ногами свободу, или измняли ей съ подлымъ равнодушіемъ. И они проповдуютъ ему ученіе, отнимающее у него всякую вру въ прогрессъ, всякую охоту содйствовать ему, жертвуя собою изъ благороднаго стремленія. Они отнимаютъ у него вру, позволяющую разсчитывать на побду и длающую пораженіе плодотворнымъ для торжества. Т же самые люди, которые предписываютъ народу долгъ проливать свою кровь за идею, начинаютъ съ того, что говорятъ ему: ‘Не надйтесь ни на какую будущую жизнь. Вра въ безсмертіе, этотъ прекрасный урокъ, переданный вамъ древнимъ человчествомъ,— ложь. Порывъ втра, малйшій недостатокъ равновсія въ животныхъ отправленіяхъ, уничтожаетъ васъ безвозвратно. Вы даже не можете быть уврены, что результаты вашихъ трудовъ будутъ долговчны. Нтъ законовъ Провиднію, поэтому не существуетъ никакой возможной теоріи будущаго. То, что вы строите сегодня, завтра можетъ быть опрокинуто неожиданнымъ событіемъ, слпою силою, случайнымъ обстоятельствомъ.
‘Для того, чтобы ободрить своихъ братьевъ и возбудить ихъ духъ, они учатъ ихъ, что они ничто иное, какъ прахъ, мысль какого-нибудь Кеплера ии Данта есть пыль или, скоре, фосфоръ, что геній Прометея никогда не похищалъ у неба божественную искру, что нравственный законъ, свободная воля, достоинство, усовершенствованіе себя суть не боле, какъ иллюзіи, что нами управляютъ событія, слдующія одно за другимъ, что они — наши властелины неумолимые, безотвтные, въ отношеніи которыхъ человческая воля безсильна.
‘И они не видятъ, что дйствуя такъ, они упрочиваютъ рабскую покорность совершившемуся факту, доктрину приспособленія въ обстоятельствамъ, выродившійся макіавелизмъ, поклоненіе интересамъ минуты, равнодушіе ко всмъ великимъ идеяхъ, однимъ словомъ все то, что выступаетъ въ настоящее время въ нашей стран, гд высшіе классы измняютъ своему національному долгу, гд массы погружены въ тупую покорность’….
Эти страницы можно назвать почти послдними страницами въ жизни Маццини и по времени, когда он были написаны и по законченности изображенія тхъ идей, которыя лежали въ основаніи всей его дятельности. Впрочемъ, онъ самъ сознавалъ, что осуществленія своихъ стремленій онъ не можетъ ожидать отъ современниковъ, но вра въ лучшее будущее препятствовала Маццини колебаться и отступать. Позже, вспоминая объ ‘Юной Италіи’, задуманной имъ во время его заключенія въ Савонн, онъ писалъ: ‘объ этомъ я мечталъ при вечернемъ допрос Антоніетти, въ моей тюрьм въ Савонн, и слушая наставленія коменданта фонтана. То же я думаю и теперь, сидя въ комнатк не боле обширной, чмъ моя прежняя тюрьма. Эта мысли стоили мн названія утописта и сумасшедшаго, оскорбленій и разочарованій, которыя часто заставляли меня жалть о моей тюрьм въ Савонн, между небомъ и землею, далеко отъ общества людей. Будущее покажетъ, — прозрвалъ ли я, или бредилъ. Господство безнравственныхъ матеріалистовъ, превозносимыхъ невжественною и испорченною толпою, противорчитъ, повидимому, моимъ надеждамъ. Но то, что есть смерть для другихъ народовъ,— сонъ для Италіи’.