История Суворова. Текст Николая Полевого, Белинский Виссарион Григорьевич, Год: 1843
Время на прочтение: 5 минут(ы)
В. Г. Белинский. Полное собрание сочинений.
Том 6. Статьи и рецензии (1842-1843).
М., Издательство Академии Наук СССР, 1955
114. История Суворова. Текст Николая Полевого. 130 политипажей, гравированных лучшими Р(р)усскими и П(п)арижскими художниками по рисункам А. П. Брюллова, П. В. Басина, А. А. Коцебу, Т. Г. Шевченко, Р. К. Жуковского и М. В. Максимова, с приложением великолепного фронтисписа, планов главнейших сражений, портрета и facsimile почерка Суворова. Выпуск первый. Санкт-Петербург. В тип. ‘Journal de Saint-PИtersbourg’. 1843. В большую 8-ю д. л. 112 стр.1
Пошло на политипажи и тексты! И те самые, которые еще недавно бранили политипажи, как унижение искусства, наконец смекнули, что политипажи — дело доброе, если к ним требуется текст… Но, увы! на этот раз политипажи, будучи не дурны по выполнению, плохи, очень плохи по изобретению… В иных рисунках не соблюдены правила перспективы — отдаленные фигуры выше и заметнее стоящих на главном плане и т. п. Не мешает также заметить, в предостережение публики, что перед фамилиею ‘Брюллов’, выставленною на заглавном листке в числе сочинителей рисунков, стоят литеры А. П., которые совсем не то, что литеры К. П. Что касается до текста,— он не то, чтоб хорош, и не то, чтоб плох, а так — середка на половине, нечто вроде наскоро составленной, из известных и переизвестных всем источников, компиляции… Компиляция будет состоять из трех выпусков, каждый из семи печатных листов, что всё составит книгу в двадцать один печатный лист, со 130 политипажами: текст невелик, и книга будет тонка не пропорционально формату.
Впрочем, гораздо интересней всей этой политипажной затеи суждение о ней ‘Северной пчелы’ (см. No 285). Там, между прочим, очень ловко замечено, что А. П. Брюллов — знаменитый архитектор, что вся книга с пересылкою будет стоить двадцать рублей ассигнациями, что некоторые политипажи в ней прекрасны, а некоторыми г. Булгарин недоволен, что г. Булгарин издает ‘Исторические и романтические очерки из жизни Суворова’, со ста картинками, рисованными г. Тиммом и гравированными бароном Клотом, бароном Неттельгорстом в Петербурге и гг. Порре и Лавиелем в Париже, и что книга г. Булгарина будет стоить только три рубля серебром…
Мы (говорит г. Булгарин) поневоле стали втупик. Один из издателей ‘Северной пчелы’ (Ф. Б.), который имеет честь беседовать с вами в нынешнем фельетоне, также паписал не ‘Историю Суворова’, а ‘Исторические и романтические очерки из жизни Суворова’, и ждет только одной части политипажей из Парижа, чтоб приступить к печатанию. Что тут говорить, встретясь с талантливым писателем на узкой стезе, лицом к лицу! Всё-таки можем сказать кое-что, например, на первый случай скажем, что сочинение Н. А. Полевого: ‘История Суворова’ и сочинение Булгарина: ‘Исторические и романтические очерки из жизни Суворова’ — две совершенно различные вещи, вовсе не похожие одна на другую, едва ли не две противоположности. Ф. Булгарин убежден, что он не в состоянии написать современную историю, или историю современного человека, так, как бы хотел написать, как должно писать историю, принимая историю не как заглавие книги, а как науку. Ф. Булгарин думает, что прежде ста лет по смерти Суворова нельзя писать его истории, по тем понятиям, какие имеет Ф. Б. по истории, и что теперь можно писать только биографии и очерки или отрывки из жизни, расположенные в хронологическом порядке, а для освежения или оживления биографической сухости Ф. Булгарин придумал поместить между историческими событиями романтические или вымышленные сцены, которых интерес основан на истории, т. е. на истине.
С тем, что история Суворова прежде, по крайней мере, ста лет от смерти его невозможна,— мы совершенно согласны, равно как и с тем, что ‘История Суворова’ г. Полевого, уж по одному этому, есть не история, а компиляция, но насчет того, что романтические сцены всё равно, что вымышленные,— мы не согласны: другое дело тождество романических и вымышленных сцен. Равным образом, мы не согласны и с тем, чтоб книга г. Булгарина потому была лучше книги г. Полевого, что в ней будет ‘романтизм’: положим даже, что ‘романтический’ и ‘романический’ — одно и то же,— и тут нельзя согласиться, чтоб книга г. Булгарина была лучше книги г. Полевого: романические, или, пожалуй, романтические, сцены тогда только могут быть хороши, когда их напишет поэт, а мы, право, не помним, чтоб г. Булгарин когда-нибудь был поэтом… Разве желание оказать г-ну Полевому приятельскую услугу, т. е. показать ему, как должно с успехом составлять книги о Суворове, внезапно осенило его поэтическим вдохновением?.. Может быть! Но — далее:
Н. А. Полевой, по своим понятиям уверенный, что уже можно и должно писать историю Суворова, написал историю, как все вообще наши истории, т. е. панегирик Суворову, с тою разницею, что Н. А. Полевой, как человек с талантом и притом с умом, представил дело в приятных формах. Мы полагаем, что H A. Полевой не прогневается на нас, если мы ему скажем, что, не видав вещи, почти невозможно описать ее верно, из одних рассказов. Н. А. Полевой, хоть храбро сражался и даже одерживал блистательные победы в чернильных битвах, не бывал, однако ж. как пишется в формуляре, в действительных сражениях, где наносят удары не перьями, а штыками и саблями, и где льется кровь, а не чернила, и потому эта часть, т. е. война, никогда не может быть так верно изображена мирным литератором, как литератором-воином, {Т. е., тем, кто — прибавим мы от себя — Уже не воин, а писатель…} который десять лет сряду, так сказать, не слезал с коня и жил в виду неприятеля.
Хотя и всем известно, что г. Булгарин долго ходил под знаменами2 (для удостоверения в этом, достаточно его ‘Воспоминаний об Испании’), — однако же из этого еще не следует большой разницы между г. Булгариным и г. Полевым — в деле военной истории: строевой офицер еще не одно и то же, что генерал, тактик, стратегик. Каждый русский солдат храбро дерется, иной бывал двадцать раз в деле, но о войне рассуждать или писать солдат русский не может.
Далее, г. Булгарин уверяет, что военная часть в ‘Истории Суворова’ г. Полевого слаба, а дипломатическая — хороша, H что вообще ‘История Суворова’, г. Полевым написанная, есть ‘явление важное и замечательное в нашей литературе’: в первом случае мы совершенно согласны с тем, что говорит г. Булгарин, а во втором и третьем — с тем, что хочет сказать г. Булгарин. Пришлось же ведь наконец согласиться!.. В заключение г. Булгарин говорит, что он ‘боится писать стихи (хотя нынешние стихи, т. е. без рифм, право, легче писать, нежели хорошую прозу), боится драмы’ (вот что наделала коварная ‘Шкуна’!),3 ‘боится того и другого и знает, что одно может написать лучше, другое хуже’, и предоставляет решить — что лучше у г. Полевого — ‘История Суворова’ или классическое, по мнению его, г. Булгарина, сочинение — ‘Очерки русской литературы’, а сам боится судить решительно, опасаясь, чтоб его не оподозрили в пристрастии, т. е. в желании дать ход своей книге на счет книги г. Полевого…
Помилуйте, как это возможно! Уж и из сказанного видно, что г. Булгарин поступил совершенно по-рыцарски, как великодушный соперник…
1. ‘Отеч. записки’ 1843, т. XXVI, No 1 (ценз. разр. 31/XII 1842). отд. VI, стр. 15—17. Без подписи.
Титульный лист рецензируемой книги выглядит так: ‘История Италийского графа Суворова-Рымникского, генералиссимуса российских войск’. Сочинение Н. А. Полевого. Рисунки гг. Коцебу, Жуковского, Шевченки, гравировка на дереве, в Париже, гг. Andrews, Best, Le Loire, и в С.-Петербурге, г-на Дерикера и др. Санкт-Петербург, в типографии ‘Journal de St. PИtersbourg’, 1843. Бeлинский в целях разоблачения коммерческих ухищрений и дутой рекламы своих противников дополнил воспроизведение титульного листа книги Полевого теми сведениями, которые были даны о ней в объявлении ‘Сев. пчелы’ (1842, No 280).
В тексте ‘Отеч. записок’ в заглавии настоящей рецензии ошибочно приводится имя художника Маслова, отсутствующее как на титульном листе рецензируемой книги, так и в печатных объявлениях о поступлении ее в продажу. В настоящем издании слова: ‘М. В. Маслова’, как явная опечатка, заменены, согласно газетным объявлениям о рецензируемой книге, словами: ‘М. В. Максимова’.
2. Выражения: ‘уже не воин, а писатель…’ и ‘… г. Булгарин долго ходил под знаменами…’ являются приведенными Белинским по памяти цитатами из следующих двух строф эпиграммы П. А. Вяземского на Булгарина, ходившей в 30-х годах в списках ‘Фиглярин, вот поляк примерный…’):
То мало, что из злобы к русским,
Хоть от природы трусоват,
Бродил он под орлом французским
И в битвах жизни был не рад.
Патриотический предатель,
Расстрига, самозванец сей,
Уже не воин, уж наш писатель,
Уж русский к сраму наших дней.
Еще в своей ‘Журнальной заметке’, напечатанной в No 46—47 ‘Молвы’ за 1836 г., Белинский дал пример мастерского использования названной эпиграммы в полемике с ‘рыцарями’ ‘Сев. пчелы’ (см. ИАН, т. I, No 125, а также: А. И, Дельвиг. Полвека русской жизни. ‘Academie’, M.— Л., 1930, стр. 139—140 и Н. Лернер. Эпиграммы Вяземского на Булгарина. ‘Русская старина’ 1908, т. 133, стр. 113—117).
3. См. примеч. 2012, а также стр. 454 и 578.