Время на прочтение: 11 минут(ы)
История новой философии Куно-Фишера. Том I. Перевод Н. Страхова. СПб., 1862.
Исторiя новой философiи, Куно-Фишера. Т. I.
Классическiй вкъ догматической философiи. Перев. Н. Страхова. Изд.
Въ послднее время у насъ обнаружился нкоторый интересъ къ философiи. Въ лучшихъ журналахъ стали появляться статьи о философскихъ предметахъ, появились новыя имена, которыя стали упоминаться съ прибавленiемъ названiя — философъ. Все это можно считать указанiемъ на то, что у насъ существуетъ потребность въ ознакомленiи съ философiею. Въ виду такой потребности безъ сомннiя и издается Куно-Фишеръ въ русскомъ перевод.
Мы не будемъ говорить о достоинствахъ этого сочиненiя тмъ боле, что похвалы и порицанiя здсъ подвергаются опасности или стать голословными, или сдлаться непонятными. Понимать достоинства философскаго сочиненiя и даже отличить философское сочиненiе отъ такого, въ которомъ нтъ и тни философiи, можетъ только тотъ, кто уже знакомъ съ философiею. Поэтому мы возьмемъ лучше предметъ боле общiй, именно вопросъ: какъ знакомиться съ философiей? Въ настоящее время тутъ встрчается повидимому большое затрудненiе. Господствующей школы нтъ, есть множество разныхъ системъ и школъ, слдующихъ тмъ или другимъ философамъ. Есть даже такiе мыслители, которые считаютъ правиломъ никому не слдовать, и тоже усердно приглашаютъ слдовать за собою. Спрашивается, съ кого же начинать? Кому слдовать, кого изучать?
На это затрудненiе Гегель отвчаетъ слдующимъ образомъ: ‘какъ бы нибыли различны между собою разныя философiи, у нихъ однакоже то общее, что вс он суть философiи. Слдовательно кто изучилъ и усвоилъ себ какую бы нибыло философiю (если только впрочемъ это настоящая философiя), для того философiя уже знакома, уже своя.’
Разсужденiе чрезвычайно наивное, но какъ читатель долженъ согласиться, совершенно справедливое. Конечно мы сейчасъ бы захотли наилучшей, наиврнйшей философiи, захотли бы стать наилучшими философами, но прежде чмъ заноситься съ высокими требованiями, очевидно нужно умть исполнить требованiя боле простыя. Если ужь мы непремнно хотимъ быть философами, то лучше быть хоть какими-нибудь философами, чмъ вовсе не быть никакими. Если мы такъ усердно хлопочемъ о философiи, то лучше имть какую-нибудь философiю, чмъ не имть никакой. Или, говоря словами старушки, которыя любилъ повторять Гегель: ‘дурная погода еще ничего, гораздо хуже бы было, если бы вовсе не было погоды.’
Поэтому ничего не можетъ быть ядовите того замчанiя, которое длаютъ злые люди: говорятъ, будтобы у насъ много толковъ о философiи, но самой философiи еще неимется.
Наивное разсужденiе Гегеля, которое мы привели, существенно согласно съ его ученiемъ и съ этой стороны какъ нельзя лучше рекомендуетъ самое ученiе. Въ самомъ дл оно указываетъ на какой-то широкiй и прямой либерализмъ, на величавое спокойствiе мышленiя и полное доврiе его къ себ. Для философа, который такъ думаетъ, никакая система не кажется вредною и опасною, ни одна философiя не считается ересью и соблазномъ, ни на одну не налагается запрещенiе и не воздвигается гоненiе. Собственная система Гегеля, по мысли ея основателя, должна быть такова, что она свободно, силою своего мышленiя поднимется выше другихъ системъ и возобладаетъ надъ ними.
Такой взглядъ впрочемъ мы уже привыкли считать философскимъ взглядомъ вообще. Исключительность, нетерпимость въ мннiяхъ и убжденiяхъ мы привыкли считать признакомъ не-философскихъ убжденiй. Кто хочетъ философствовать, тотъ долженъ отказаться отъ нетерпимости, какъ отъ свойства, противнаго философiи. Но дло это не такъ легко, какъ нелегко вообще достигнуть настоящей философiи. Понятно поэтому, что мы нашли напримръ нетерпимость въ рецензiи на переводъ Куно-Фишера, помщенной недавно въ ‘Современник’ (февраль 1862). Мы примкнемъ наши разсужденiя къ этой рецензiи, такъ какъ она можетъ служить для нихъ нагляднымъ поясненiемъ, какъ фактъ, какъ примръ того, что иногда дйствительно думаютъ люди.
Сущность рецензiи заключается въ томъ, что книга Куно-Фишера есть книга опасная, вредная, какую можно еще терпть въ Германiи, но никакъ не у насъ. Основанiе этому то, что Куно-Фишеръ есть гегелистъ и слдовательно въ извстномъ смысл философскiй еретикъ и отступникъ. В Германiи, гд такъ распространена философiя, его ересь не можетъ имть большого влiянiя, но у насъ совсмъ другое дло. ‘У насъ — жалуется ‘Современникъ’ — въ масс нтъ даже элементарныхъ свднiй по исторiи философiи’, ‘у насъ эта исторiя неизвстна большинству даже въ общихъ чертахъ’, ‘у насъ нтъ возможности каждому судить о философской книг’1. И слдовательно книга Куно-Фишера можетъ у насъ подйствовать самымъ ужаснымъ образомъ, можетъ заразить двственные умы русскихъ читателей гибельнйшимъ ученiемъ, именно ученiемъ, которое несогласно съ мннiями ‘Современника’.
Справедливо ли это? На первый взглядъ кажется едвали такъ. Куно-Фишеръ хитеръ какъ настоящiй нмецъ, вслдствiе этого онъ занялъ повидимому совершенно неприступную и неподверженную опасности сомннiя позицiю. Онъ вдь пишетъ ‘исторiю философiи’. Слдовательно, если вообразимъ его передъ слушателями врод рецензента ‘Современника’, то онъ могъ бы обратиться къ нимъ съ такою рчью:
‘Я желалъ бы познакомить васъ съ философiею. Но вы вдь смотрите на меня недоврчиво и подозрительно. Среди сумятицы мннiй, которая кипитъ около васъ, вы не въ состоянiи отдлаться отъ скептицизма и предаться спокойному, полному убжденiю. Поэтому я и не стану вамъ проповдывать и доказывать собственныхъ мыслей. Займемся лучше дломъ, фактами, исторiею. Можетъ-быть вы думаете напримръ, что даже вовсе не должно философствовать. Положимъ и такъ. Но что Декартъ, Спиноза и т. д. философствовали, это никакъ не моя вина и измнить этого уже никакъ нельзя. Еслибы я сталъ умствовать предъ вами, вы можетъ-быть захотли бы заставить меня молчать. Но прошлаго уже не воротишь. Истребить и изгладить историческое явленiе и значенiе Декарта, Спинозы и пр. уже невозможно. Я надюсь, вы не станете отвергать пользу изученiя исторiи. Исторiя очень поучительна. Она состоитъ не изъ мечтанiй и предположенiй, а изъ изложенiя дйствительныхъ фактовъ. А факты — кто скажетъ хоть слово противъ фактовъ?’
Такую — нужно сказать правду — хитрйшую уловку употребилъ Куно-Фишеръ. Злоумышленная цлъ его совершенно ясна: онъ хочетъ познакомить читателей сперва съ какою-нибудь философiею, потомучто увренъ, что кто началъ философствовать, тотъ можетъ-быть достигнетъ и наилучшей философiи, если же кто вовсе не будетъ философствовать, тотъ не будетъ обладать нетолько врнйшей философiей, но и ровно никакой.
Итакъ повидимому Куно-Фишеръ стоитъ незыблемо-твердо. Такъ напримръ въ первомъ том онъ подробно излагаетъ ученiя Декарта и Спинозы. Если васъ интересуетъ исторiя умственнаго развитiя, если вы считаете нужнымъ имть понятiе о томъ и другомъ ученiи, читайте, если же нтъ, — ну тогда разумется съ вами трудно справиться.
Чтоже нашолъ возразить противъ Куно-Фишера рецензентъ? А вотъ что онъ говоритъ:
‘Куно Фишеръ есть послдователь Гегеля, вся его исторiя философiи направлена къ тому, чтобы оправдать и доказать основныя положенiя гегелизма, которыя будтобы составляютъ сущность всякой возможной философiи.’
И затмъ рецензiя многократно и настойчиво утверждаетъ, что будтобы въ книг Фишера ученiя философовъ извращены, передланы, перестроены, перетолкованы…
Какой жестокiй обманъ! подумаетъ иной читатель и пожалуй удивится глубокому коварству нмца и немене глубокой проницательности русскаго рецензента.
Но если благосклонный читатель вздумаетъ проврить, въ чемъ же искажены Куно-Фишеромъ системы Декарта и Спинозы, то къ немалому огорченiю для своей любознательности, онъ ничего не найдетъ въ ‘Современник’. Рецензентъ не приводитъ ни одной черты, ни самаго малаго доказательства своихъ словъ.
Это даже можетъ показаться страннымъ. Любезный и снисходительный читатель можетъ подумать, что рецензентъ, твердя такъ много объ искаженiяхъ и извращенiяхъ, самъ однакоже даже не читалъ книги, что если и читалъ, то не въ силахъ судить о томъ, врно или нтъ изложены Декартъ и Спиноза, что слдовательно во всякомъ случа онъ оклеветалъ книгу, такъ какъ имть въ рукахъ доказательства и не представить ни одного — дло очень странное и подозрительное.
Оно объясняется однакоже гораздо проще. Рецензентъ просто добродушнйшимъ образомъ поврилъ своему собственному глубокомысленному соображенiю, состоящему въ томъ, что если книга написана гегелистомъ, то не можетъ быть, чтобы въ ней небыло искаженiй. Умозаключенiе это очень обыкновенно и слдовательно стоитъ обратить на него серьозное вниманiе. Недавно намъ случилось слышать слдующiй разговоръ:
— Въ новой книжк ‘Современника’ есть рецензiя на Куно-Фишера.
— Ну чтоже? Хороша?
— Помилуйте, разв можетъ быть хорошая рецензiя на философскую книгу въ ‘Современник’?
Вотъ заключенiе, сдланное совершенно по той же метод, по которой судитъ рецензентъ. Не знаемъ какъ оно нравится ему, но намъ положительно не нравится. Мы находимъ его слишкомъ легкомысленнымъ, неудовлетворяющимъ логической строгости и потому дающимъ неправильный выводъ. Такъ опрометчиво судить не слдуетъ. Мы находимъ совершенно неосновательнымъ предполагать, что въ ‘Современник’ никогда, ни въ какомъ случа не можетъ явиться хорошей философской рецензiи. И потому, когда дло касается такой рецензiи, мы считаемъ необходимымъ судить по самому факту, по самой рецензiи.
Для вящшей ясности продолжимъ еще нсколько эти интересныя соображенiя. Прилагая общiя идеи къ предметамъ близкимъ, вполн всмъ знакомымъ, мы можетъ-быть успемъ сдлать эти идеи боле наглядными и понятными.
Представьте, какъ бы мы хороши были, еслибы вздумали нападать на ‘Современникъ’ слдующимъ образомъ:
‘Современникъ’ есть журналъ исполненный всякихъ искаженiй и извращенiй, всякой лжи и фальши. Потомучто ‘Современникъ’, какъ извстно, издается подъ редакцiею г. Чернышевскаго. Слдовательно все, что излагается въ этомъ журнал, непремнно перестроивается, передлывается и измняется такъ, какъ это нужно для полнаго согласiя съ мннiями г. Чернышевскаго. И потому всякiй читающiй ‘Современникъ’ подвергается опасности впасть во всякаго рода ложь и заблужденiе.’
Или напримръ — въ послдней своей стать г. Антоновичъ ссылается на физiологiю. Хорошо ли было бы возразить ему такъ: — ‘Шутите! Ткъ мы вамъ и повримъ! Будто мы не знаемъ, что у васъ вс ссылки перепутаны и искажены съ заднею мыслью!’
Или вотъ — рецензентъ, котораго мы разбираемъ, находитъ, что было бы ‘ужь слишкомъ странно сказать, что вся философiя трудилась и работала для того, чтобы выработать Гегеля съ его воззрнiями.’ Что, еслибы мы въ подражанiе этому сочинили бы слдующее возраженiе противъ г. Чернышевскаго: ‘Ужели кто можетъ думать, что вся русская литература трудилась и работала для того, чтобы выработать г. Чернышевскаго съ его воззрнiями?’
Не правда ли, что подобныя выходки съ нашей стороны не возбудили бы ничего, кром смха? Всякiй могъ бы очень резонно отвчать намъ на нихъ такъ: сколько вы ни толкуйте на эту тему, вы ничего не докажете. Покажите, въ чемъ состоятъ извращенiя и искаженiя ‘Современника’, тогда другое дло. А до тхъ поръ, пока вы этого не сдлаете, мы все-таки будемъ полагать, что и въ ‘Современник’ можетъ быть что-нибудь дльное, и что г. Чернышевскiй не ошибается непремнно во всемъ, что онъ ни скажетъ.
Всми этими примрами мы хотли показать, что ‘Современникъ’ учитъ своихъ читателей очень опасной для него самого логик. Эту логику, какъ мы сказали, мы признаемъ недостаточною. Мы думаемъ, что для того чтобы судить о книг Куно-Фишера, недостаточно знать только, что он гегелистъ, но нужно вникнуть въ самую книгу. Какъ излагаетъ философскiя системы Куно-Фишеръ? О своихъ прiемахъ въ этомъ дл онъ говоритъ весьма обстоятельно и отчетливо. Въ предисловiи онъ выражается такъ:
‘Въ отношенiи къ произведенiямъ философiи я стану на такую точку зрнiя, которая необходимо должна предохранить мое изложенiе отъ всякаго предубжденiя, способнаго исказить его, и отъ всякихъ вставокъ, могущихъ нарушить его правильный ходъ. При разсмотрнiи явленiй природы, когда дло идетъ объ ихъ закон, нтъ мста предразсудкамъ и невозможно никакое пристрастiе, при изложенiи драматическихъ характеровъ, когда нужно воспроизвести ихъ во всей жизненности, нтъ мста постороннимъ рчамъ и всякiй лишнiй эпизодъ будетъ лишнею остановкою. По моему мннiю системы философiи точно также необходимо разсматривать, какъ явленiя закономрной природы, потомучто он суть завершонные продукты, и какъ характеры духовной драмы, потомучто каждая система играетъ извстную роль въ своемъ исторически опредленномъ мiровомъ порядк. Вотъ простыя основанiя, которыми будетъ руководиться мое изложенiе, если силы будутъ соотвтствовать намренiю, то это сочиненiе должно представить въ чистой форм наглядный образъ всей совокупности новой философiи.’ (Куно Фишеръ, т. I. Предисл., стр. IX).
Тотъ же взглядъ еще ясне онъ высказываетъ окончивши изложенiе Спинозы.
‘Какъ при изложенiи, такъ и при изслдованiи философскiхъ системъ, мы имли въ виду совершенно иную задачу, чмъ та, которую часто задаютъ себ при этихъ предметахъ, и ршенiе которой именно въ настоящее время требуется идiотами. Какой смыслъ можетъ имть изложенiе какой-нибудь системы, или какого-нибудь философскаго перiода, если оно не погружается вполн въ духъ своего объекта и не раскрываетъ въ немъ его собственный смыслъ такъ, что само отршается отъ всего чуждаго и посторонняго, чмъ могло бы быть нарушено истинное впечатлнiе дла? Почему бы творенiе человческаго духа не должно быть разсматриваемо съ тмъ же спокойствiемъ и вниманiемъ, съ какимъ разсматривается любопытное явленiе природы? Если физику дозволяется наблюдать свои предметы безъ всякой посторонней мысли и описывать их съ невозмутимою точностью, то почему этотъ научный долгъ долженъ быть вмненъ намъ въ преступленiе, если мы съ такою же врностью стараемся проникнуть и передать духъ какой-нибудь философской системы? При борьб мннiй, конечно участiе въ предмет спора можетъ выражаться только порцiально, оно принуждено принять исключительную форму подачи голоса, потомучто здсь дло въ томъ, чтобы высказать свое мннiе и побороть чужое. Но гд дло идетъ не о борьб взглядовъ, а только о разсмотрнiи и познанiи предмета, тамъ каждая подача голоса есть преждевременно поднятый крикъ и каждое парцiальное сужденiе есть несвоевременное и вроятно незрлое мннiе, къ которому обыкновенно прибгаютъ люди несвдущiе. Вдь гораздо легче повторять уже готовое сужденiе, чмъ собственными усилiями, свободнымъ и основательнымъ изученiемъ познакомиться съ сущностью какого-нибудь дла. Гораздо легче судить посредствомъ черепковъ, чмъ посредствомъ мыслей! Въ отношенiи къ объектамъ должна существовать точка зрнiя, на которой взгляды партiй лишаются голоса, къ явленiямъ, довершоннымъ природою или исторiею, нужно умть стать въ отношенiе, которое было бы свободно отъ всякаго предубжденнаго настроенiя, и только въ такомъ отношенiи къ вещамъ я могу представлять себ истинную науку. Спокойствiе совершившагося факта требуетъ спокойнаго и безстрастнаго обсужденiя, и въ царств познанiя ничто не должно быть жертвою чуждаго мыслей остракизма. Сознаюсь, что въ отношенiи къ философскимъ системамъ я стараюсь достигнуть того чистаго и объективнаго настроенiя духа, съ которымъ математикъ разсматриваетъ фигуры, естествоиспытатель тла природы, эстетикъ и археологъ произведенiя искуства. Чмъ ясне и самостоятельне каждый изъ нихъ понимаетъ и излагаетъ природу своего объекта, чмъ меньше вмшиваются въ ихъ изложенiе чуждые элементы, тмъ лучше, говорятъ, они разршили въ данномъ случа задачу науки. Такъ напримръ математикъ объясняетъ и вычисляетъ свойства и фигурацiю многогранника, незаботясь о томъ, что это тло можетъ быть острое, жосткое, и что люди могутъ ушибиться объ его ребра и углы. Такъ естествоиспытатель описываетъ вс части и отправленiя человческаго тла, небезпокоясь объ общественныхъ правахъ и небоясь упрека въ неприличiи. Археологъ долженъ вдумываться въ языческое художественное произведенiе, историкъ въ чужое время, невзвшивая съ боязливой заботливостью, насколько первое удалено отъ ныншнихъ идеаловъ, а второе отъ настоящаго положенiя длъ. Если они только передаютъ свои объекты наглядно, врно, конгенiально, то никто не спрашиваетъ и не заботится объ ихъ личномъ вроисповданiи. Почему же одн системы философiи должны составлять въ этомъ случа исключенiе? Всякое изложенiе требуетъ одинаковаго стиля совершенной и простой объективности, оно не должно ни укорачивать своего предмета, умалчивая о какихъ-нибудь выдающихся его чертахъ, ни искажать его, навязчиво и несвоевременно примшивая къ нему собственное мннiе. Системы философiи сходны съ художественными произведенiями въ томъ, что въ нихъ обнаруживается опредленный духъ, и потому требуютъ, чтобы ихъ разсматривали какъ живые характеры, которыхъ нельзя изобразить обыкновеннымъ тономъ описанiя и расказа. Чтобы быть къ нимъ справедливымъ, нужно возсоздать дло творенiя въ живомъ дух ихъ творца, и отношенiе между объектомъ и изложенiемъ здсь будетъ похоже на то отношенiе, въ какое мимическiй художникъ становится къ драматическому характеру. Система, излагаемая нами, есть характеръ, съ которымъ мы отожествляемся до тхъ поръ, пока заняты его изложенiемъ, ему до тхъ поръ принадлежатъ вс наши душевныя движенiя, и мы вполн отличаемъ себя отъ него только тогда, когда уже высказали его послднюю мысль. Только такимъ образомъ мы въ этомъ случа достигнемъ естественной правды’ и т. д.
Изъ этихъ словъ, которыя, мы надемся, нимало не досадили читателю, всякiй можетъ видть, что Куно-Фишеръ отлично понимаетъ свое дло. Рецензентъ же къ крайнему своему изумленiю замтитъ, что можно быть гегелистомъ и однакоже нетолько не имть въ виду искажать исторiю философiи, но даже съ тончайшею проницательностью заботиться о врности этой исторiи. Нашъ рецензентъ, когда самъ вздумалъ пояснить, ккъ по его мннiю слдуетъ излагать исторiю философiи, сумлъ только замтить, что ее нужно писать безъ заднихъ мыслей, едвали онъ признаетъ нужными также и какiя-нибудь переднiя мысли, такъ что мы думаемъ, точная его идея состоитъ въ томъ, что исторiю философiи нужно писать просто безъ мыслей… Куно-Фишеръ, какъ отчасти убдился читатель, держится въ этомъ случа боле опредленныхъ мннiй.
Итакъ упрекъ въ искаженiи и не доказанъ, и судя по тому, какъ понимаетъ дло Куно-Фишеръ, едвали справедливъ. Другой упрекъ, на которомъ сильно настаиваетъ рецензiя, заключается въ томъ, что Куно-Фишеръ не о всхъ философiяхъ говоритъ, что онъ будтобы пропускаетъ отличныхъ философовъ, такъ что читатели лишаются возможности выбрать то, чт рецензентъ считаетъ лучшимъ, и могутъ заразиться тмъ, чт далеко не лучшее. Какая нжная заботливость о читателяхъ! Какое рвенiе къ ихъ руководству и наставленiю на путь истины! Дйствительно Куно-Фишеръ, особенно же если ограничиться его первымъ томомъ, непростительно виноватъ. Въ этомъ том излагается подробно ученiе Декарта, затмъ вкратц — его послдователей, наконецъ весьма пространно — ученiе Спинозы. И только. Мало, очень мало! Какъ не побояться въ самомъ дл, что у насъ явится множество картезьянцевъ и спинозистовъ, между тмъ какъ рецензенту хотлось бы совсмъ другого! Какъ видно, Декартъ для него — ересь, и Спиноза — соблазнъ и безумiе. Вмсто того чтобы говорить о нихъ, онъ старается указать, чего нтъ у Куно-Фишера, въ своемъ увлеченiи онъ доходитъ до того, что ставитъ ему въ упрекъ и въ коварство недостатокъ изложенiя великихъ натуралистовъ…
Чего нтъ у Фишера! — Но помилуйте, нельзя же все вдругъ, хорошаго понемножку. Т, которые хотятъ все вдругъ и все самое лучшее, кажется напрасно себя безпокоятъ такими глубокими мыслями. Если Куно-Фишеръ не представилъ ученiя великихъ натуралистовъ, то тутъ бды никакой нтъ, этимъ дломъ занимались другiе. Натуралисты великiе и малые знакомы намъ можетъ-быть лучше, чмъ что-нибудь другое. Вотъ недавно г. Хотинскiй перевелъ ‘Изложенiе мiра’ маркиза Лапласа. Г. Фроловъ уже давно перевелъ ‘Космосъ’ Гумбольдта. Астрономiя, зоологiя, ботаника и пр., все это намъ въ тысячу разъ знакоме, чмъ философiя, между нашими натуралистами есть даже люди, извстные своими трудами Европ.
Изо всего приведеннаго нами читатель можетъ вывести только то прямое заключенiе, что книга Куно-Фишера не подходитъ подъ интересы рецензента. Это нимало не значитъ, чтобы она не подходила подъ интересы философiи. Въ самомъ дл, этимъ интересамъ она служитъ какъ нельзя лучше. Главный предметъ книги составляетъ основательное и полное изложенiе философiи Спинозы, философiи, которая уже издавна считается неподражаемымъ образцомъ философскiхъ системъ. Система же Декарта служитъ естественнымъ и легкимъ введенiемъ въ философiю Спинозы. Такимъ образомъ первый томъ Куно-Фишера можетъ служить средствомъ изучить образцовую философскую систему, которая, при всей своей глубин, можетъ-быть наиболе доступна для начинающаго. Для всякаго же, кто проникнетъ въ духъ этой системы, философiя, какъ говоритъ Гегель, будетъ уже знакома, будетъ уже своя.
Итакъ интересъ философiи и интересъ ‘Современника’ не совпадаютъ. Тутъ нтъ ничего дурного и ничего мудренаго. Мало ли какiе у кого бываютъ интересы? Мудрено и дурно то, что это разнорчiе не сознается и потому не высказывается прямо, открыто. Гораздо бы послдовательне было, еслибы ‘Современникъ’ прямо отказался отъ философiи и не считалъ нужнымъ принимать на себя видъ, что онъ о ней заботится. Право эта откровенность вовсе не такъ страшна, какъ можетъ-быть думаетъ ‘Современникъ’. Начто намъ въ самомъ дл философiя и исторiя философiи? Эти праздныя умозрнiя только мшаютъ дло длать. Посмотрите на нмцевъ. Разв философiя ихъ не испортила? Если положимъ и не испортила, то разв способствовала она чмъ-нибудь ихъ общему благосостоянiю?
Еслибы такъ говорилъ ‘Современникъ’, то онъ былъ бы несравненно послдовательне и пряме, чмъ теперь. Слдовательно онъ былъ бы праве и съ чисто-философской точки зрнiя. Потомучто въ отношенiи къ философiи, какъ мы уже замтили, дурно стоять на низкой степени философiи, хуже того — не имть никакой философiи, но еще хуже, и хуже этого ужь и быть ничего неможетъ, — неимть никакой философiи и однакоже считать себя философомъ и быть вполн довольнымъ собою.
1 Здсь рецензентъ намекаетъ вроятно на другiя планеты, потомучто на земномъ шар нтъ, не было и конечно не будетъ никогда уголка, гд бы каждый могъ судить о философскихъ сочиненiяхъ.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
