История лютни, Гао-Дзечен-Тонг-киа, Год: 1356

Время на прочтение: 16 минут(ы)

Гао Дзечен Тонг-киа (Мин).

(1307 — 1368 гг.)

0x01 graphic

История лютни.

Китайская драма наньси.

Перевод В. С. Межевича с французского перевода М. Базана (1847 г.).

0x01 graphic

0x01 graphic

Действующие лица:

Цай Боцзе.
Его отец.
Его мать.
Унян, урождённая Чжао — его жена.
Ню — министр, великий наставник императорского двора.
Девица Ню — его дочь.
Правитель уезда.
Дворцовый евнух.
Экзаменатор из министерства церемоний.
Студенты:
Ли Цюньюй.
Ло Дэси.
Чан Байцзян.
Лакей в доме Ню.
Сичунь — молодая служанка у Ню.
Чжан — сосед семьи Цай.
Станционный смотритель.
Ритуальный распорядитель.
Сельский староста.
Ли, его помощник.
Чтец пролога.
Придворные, свахи, слуги, служанки, чиновники и прочие.

Действие происходит в эпоху династии Хань, годы царствования императора Сяогуань-ди (Славного Повелителя) (Лю Чжи или Лю Цзи) от девиза Цзяньхэ по Юншоу. Начинается примерно с 2785 г. со времён 5 императора Гуньсуня (Хуан-ди, Жёлтого императора), 41 года 46 цикла, Жёлтой земляной крысы (148 г. от Р. Х.).

0x01 graphic

Пролог.

Чтец открывает представление.

Чтец
(поёт на мотив ‘Водица’)
Осень. Свет лампы на занавес изумрудный пал.
Вечер. За столом книги с запахом руты листаю.
С древности самой по наше нелёгкое время
Легенд и преданий различных уж накопилось немало!
О гениях и о прекрасных девах,
А так же о святых и чертовщине.
Но всё то мелочь, что вниманья недостойна!
И правда: поучительного мало
В рассказах тех. Они хоть неплохи,
Но все большою частью бесполезны.
Иное дело — драмы, веселят
Легко, растрогать же они труднее могут.
Ценитель музыки, муж благородный, будет
Рассматривать иначе представленье.
Он не обсудит позы и ужимки,
Мелодии перечислять не станет.
Моральную отметит лишь основу
Прежде всего: как в пьесе отразились
И верность жён, и вечный долг детей.
То правда, если князя конь шагает,
То кто его вдруг обогнать посмеет?
(Обращается за сцену).
Спрошу-ка братьев из драматического училища, какого мастера сегодня ставится представление? Что за пьеса?
Голос изнутри. ‘История лютни’, о трёх непослушаниях.
Чтец. Оказывается, вот какая пьеса! Позвольте мне, недостойному, сказать несколько слов вступления, — и вы узнаете суть дела. (Поёт на мотив ‘Весна в саду дочери императора’).
Девицы Чжао лик прекрасен,
Цай Юн словесности знаток,
Всего два месяца, как в брак они вступили.
Что делать? ‘Жёлтый манифест’ Двора
Призвал мужей мудрейших со всех мест.
Тогда приказ сурового отца
Принудил Юна поспешить в столицу.
В мгновенье ока он экзамены все сдал,
На голову ступил сам черепахи,
Женился вновь — на девушке из Ню,
Деньгами, славой обзавёлся и
Забыл о доме. Навсегда, как будто.
В голодный и неурожайный год
Отец и мать его скончались. Горьким,
Поистине, то время злое было!
Чжао Унян жила, терпя страданья,
Лишилась ароматных своих кос,
В последний проводила путь двух свёкров.
Носила землю в юбке из холста —
Насыпала могильный холм огромный,
Под звуки лютни изливая скорбь,
В столичный город шла. Боцзе надменен,
Мудра, почтительна девица Ню!
О, трогательна встреча в книжном зале!
И тяжко было в поле близ могил!
Один супруг и две его жены
Прославили навек ворота дома.
Министр Ню — он знатен и богат.
А справедлив и добр — дядя Чжан.
Смела, решительна девица Чжао.
И осмеянью подлежит Цай Бодзе.

(Уходит).

0x01 graphic

Действие I.

Картина 1.

Пожелание родителям долголетия.

0x01 graphic

Дом Цаев.

Появляется Цай Бодзе.

Цай Бодзе
(поёт на мотив ‘Небожитель на благовествующем журавле’)
Десять лет мне был родным свет лампы,
О моих познаньях говоря,
Не хвалите Баня с Ма вы.
В стране великого царя,
В такое время вдаль рысак несётся,
‘Драконом карпу стать придётся’.
Глубоко задумаюсь и станет
Мне печально, ведь оставил тех,
У чьих ног я прежде находился?
Но зато у нас потом будет вдоволь хлеба,
А заслуги, знатность, честь пусть дадутся Небом.
(На другой мотив).
Сколь талантлив был Сун Юй, говорить не стоит,
О познаниях Цзы Юня слух напрасно ходит.
На три тысячи вёрст (чжан) свет звезды моей,
В десять тысяч ли иль миль путь совершу я ветра быстрей.
Умелец в управления делах,
Герой, кто благо принесёт,
Разве в академию я не вознесусь?
А тогда уж к матери и к отцу вернусь,
Уж тогда
До конца
Выполню долг сына…
Цай Юн глубоко опьянён Шестью цзинами (Конфуцианское шестикнижие) и в совершенстве постиг учение ста философских школ. От курса права и музыки, силлогизмов мин и у вплоть до стихов ши, фу, цы и прозы — всё знакомо мне до тонкостей. От инь и ян (добра и зла) и звёздного календаря до звуков музыки, чистописания и счёта — нет ничего неведомого мне. Я обладаю удивительными способностями в управлении, живу в эпоху рассвета просвещения. Люди говорят: ‘Молод — учись, утвердился — действуй’. Я то же гляжу в даль розовых облаков. Ещё говорят: ‘Дома будь почтителен к родителям, на стороне — уважай старших’. Но как я покину седовласых отца и мать? Уж лучше радоваться бобам и воде, довольствоваться солью и имбирём. Истины так: ‘Сыновний долг выполняй сам, а воздаяния жди от неба’… С той поры, как недавно взяли в дом жену, прошло лишь два месяца. Она из области Чэньлю, по имени Унян из семьи Чжао. Лик её прекрасен, и не хвалите перед ней красоту цветов персика или сливы. Добродетельной и скромной, ей можно полностью доверить поручения, связанные с полынью и ряской. Поистине ‘супруги в мире и согласии, родители — в покое и здравии’. В ‘Книге песен’ поётся:
‘По этой весне приготовим вино,
Что б старцев почтенных с седыми бровями
На долгие годы бодрило оно’.
(‘Песня о седьмой луне’, раздел ‘Песни царств’, глава ‘Песни царства Бинь’).
Сегодня я рад, что оба родителя во многих летах и здравствуют. Как было бы хорошо в этот весенний день прямо среди цветов выпить чашу вина и пожелать им долгой жизни! Вчера я уже наказал Унян приготовить угощение. Надо бы поторопить её… (В сторону), Унян! Когда вино будет готово, попроси батюшку и матушку выйти!

Чжао Унян изнутри кричит: ‘Слышу’! Через некоторое время выходят отец и мать Юна.

Отец
(поёт на мотив ‘Драгоценный треножник’)
Во все дворы и переулки пришла весна,
Коврами расстелилась душистая трава,
Стали люди беззаботны, а дни — ясны.
Мать
(поёт)
Люди стареют,
Власы их седеют,
Вновь наступает весна —
Год за годом так.

Входит Цай Унян.

К великой радости сегодня утром вино созрело молодое!
Куда ни кинешь взор — повсюду зернь раскрывшихся цветов.
Отец и мать Юна
(поют вместе)
Пусть из года в год
Люди средь цветов
Будут вечно услаждаться
Молодым вином!
Отец. Сынок, зачем ты нас позвал сюда?
Цай Боцзе (становится на колени). Батюшка и матушка, вам известно, что человеку на жизнь отводится сто лет. Но как долог бывает его век? Вам, к счастью, минуло полных восемьдесят. Мне с одной стороны радостно, с другой — тревожно. В этот погожий весенний день, не ведая забот, мы с Унян приготовили блюда и вино, дабы пожелать вам долголетия.
Мать (радуясь). Старик, славно покушаем!
Отец. Жена, когда сын почтителен, родители радуются, в семье мир и во всех делах — удача.

Цай Боцзе подносит вино.

Цай Боцзе
(поёт на мотив ‘Луна в парчовом зале’)
Нежный ветер треплет занавески,
Полог у порога много дней висит.
Свежий ветерок утром пробирает.
Родня вся дома — рад я, но грущу
С тем вместе, желаю только я,
Что бы сосна и дуб прожили до ста лет
И уподобились ольхе и цветикам весенним.
Цай Боцзе и Унян
(поют вместе)
Нальём весеннего вина,
Цветами насладимся, песню громкую споём
И пожелаем старикам жить до седых бровей!
Унян
(поёт одна на тот же мотив)
Спицами в оси колеса
Съединилась фениксов чета.
Некий трепет ощущаю.
Поднося вино,
Робкого волнения полна.
Тревожусь: вдруг худа
Я во владении полынью и ряской,
Метлой, совком служить я не умею?
Я лишь хочу с любимым жить века,
И дольше радовать сердца у свёкра и свекрови.
Оба вместе.
Нальём весеннего вина,
Цветами насладимся, песню громкую споём
И пожелаем старикам жить до седых бровей!
Отец.
Как грустно! Голова моя седа,
И веки многократно покраснели.
В году минувшем сердце захворало.
Боюсь, торопит время нас, людей,
Бежит — и не сдержать его. Сынок,
Прошу, что б свитки ты и лампу
На вицмундир и ленты поменял
Как можно раньше.

Цай Боцзе и его молодая жена поют вместе.

Цай и Унян.
Нальём весеннего вина,
Цветами насладимся, песню громкую споём
И пожелаем старикам жить до седых бровей!
Мать.
В сильной я печали!
Средь сосен и бамбука тишина.
Я с мужем нынче стала как тутовник
И кипарис вечернею порой,
Лишь год грядущий может показать,
Останемся ли живы и здоровы.
Вздыхаю: в доме нет ни орхидей,
Ни твёрдых, как нефрит, прекрасных внуков,
Корица не цветёт ещё так пышно.
Невестка, я хочу, что б вы, супруги
Столь молодые, неразлучные достали
Нам радость славным многочисленным потомством.
Цай и Унян.
Нальём весеннего вина,
Цветами насладимся, песню громкую споём
И пожелаем старикам жить до седых бровей!
Цай Боцзе
(поёт на мотив ‘Захмелевший старик’)
Назад лишь посмотрю, как вижу: заяц
Бежит столь быстро, ворон так летит!
О время! Мать, отец мой милый старый,
Пускай вас Небо лучше сохранит.
Унян.
Так, мой друг! Нам не страшны тревоги!
Счастье же не каждому дано.
Оба вместе.
Всех поздравим! Песен споём много,
Старшим снова поднесём вино!
Отец. Сынок, сегодня ты поздравляешь нас и желаешь долголетия. В этом состоит твоя любовь. Но в жизни человек обязан не только быть почтительным к родителям, но и преданным государю. Только тогда он — истинный муж. Я помню, нынешний год — год экзаменов. Вчера в области был чиновник и призывал всех на них. Ты мог бы отправиться в столицу попытать счастья. Если сменишь холст простой на зелёный халат, будешь управлять страной и обеспечивать благоденствие народа, только тогда станешь и почтительным сыном, и преданным чиновником.
Цай Боцзе. Когда дома родители в таких летах и некому за ними ухаживать, разве осмелится сын покинуть их и уехать далеко? Поистине, мне трудно последовать вашей воле!
Отец.
Послушай, сын! Так неразумно это…
Достойный муж отцов, да и детей
Своих прославит мудростью своей.
И в этом суть благих явлений света.
Но всё ж пораньше воротись, дела свершив,
Ли тысячи, стремясь ко мне, покрыв!
Мать.
Послушайте вы и меня: в деревне
Жизнь кажется прекрасней и полезней!
К чему же лезть в высокие чины?
Все
(поют)
Не будем праздник омрачать весны!
Всех поздравим! Песен споём много,
Старшим снова поднесём вино!
Цай Боцзе и Унян
(поют на мотив ‘Песни о карлике’)
В цветах весенних пёстры рукава,
Вином наполнены все чаши золотые,
Пусть уважают люди всех права,
Отец и мать, муж и жена, и дети молодые!
Отец и мать
(поют)
Муж и жена всегда радеют друг о друге.
Родители мечтают жить подольше,
Близ гор сидеть, чья свежесть и прохлада
В распахнутые двери проникает.
Смотреть, как речка, меж полей петляя,
Лазоревые воды вдаль несёт.
(На мотив ‘Двенадцатый час’).
Горы крепки, реки лазурны. Ох!
Но молодость дважды вкусить мы не сможем,
Но радости час и веселья не плох!
Отец.
На природе из уст льётся громкая песня.
Мать.
На сколь долгий век мы надеяться можем?
Цай Бозце.
Несметное количество злата — ничто!
Унян. Покой и благоденствие семьи дороже денег.

Все уходят.

Картина 2.

Девица Ню поучает служанку.

Чаньань. Сад возле дома семьи Ню.

Входит старый лакей.

Лакей.
Ветер уносит дым от жаровни на соседский двор.
Солнце движет тени цветов, поднимается над пустынным садом.
Крик иволги вносит отраду,
Дни стали длиннее, и люди спешат на простор.
Я — не кто иной, как слуга в доме императорского наставника Ню. Если говорить о богатстве и знатности нашего господина, то, на самом деле, над ним только Небо. Нет другой горы, равной ему по высоте. Он поднимет голову — рядом окажется красное светило, глянет вниз — далеко плывут белые облака. Как обозреть его богатства и знатность? Только посмотрите: он властью подмял весь императорский двор. Деньгами его можно заполонить парки императора. Солнце озаряет песчаную дорогу, что ведёт к его дворцу. Будто в уборе инея блестят у ворот украшенные алебарды. За воротами идут нескончаемые потоки повозок. По улице с горизонтом сливаются особняки первых лиц государства. В роскошных башнях с дюжиной этажей пьют вино и любуются луной. Порчовые шатры, расшитые весенними цветами, тянутся на пятьдесят ли. Невозможно описать красоты парков, наполненных благоуханием от ярких шелков. Несказанно чудесны виды в саду — всюду сверкают драгоценности. Забавно, но лёгкие лакированные повозки везут золотистые упитанные бычки. В шатрах с бахромой, которых нигде не увидишь, весной тепло спать до криков петухов. В расписанных залах поднимают чаши и предлагают вино, здесь расхаживают ‘пурпурные шнуры и золотые соболя’ (важные сановники и знатные люди). У ширм с причудливой вышивкой стоят в ряд напомаженные и напудренные красавицы — играют на флейтах и цине (струнном инструменте). Пред столами из черепашьего панциря жгут дорогие благовония — поистине, каждый день — праздник ‘холодной пищи’ (Хань ши, отмечается 22 марта)! Ночами устраивают юаньсяо (праздник фонарей, 15 января): в застеклённых окнах горят непрерывно яркие свечи. Неудивительно, что в таком раю обитает Нефритовая девушка (одна из духов низшего ранга в даосской мифологии)! Не будем хвалить богатого и знатного министра Ню, а поговорим о добродетельной молодой госпоже. Она — поистине удивительная барышня! Посмотрите, какой у неё прекрасный и благородный вид! Без единого изъяна на дивном лице она подобна совершенному нефриту. Её непорочное сердце чисто, как прозрачная вода, сквозь толщу которой видно дно. Госпожа выросла среди драгоценных камней, но прихорашивается скромно, изящно. С рождения окружена толпами в роскошных одеждах, но картины пышного великолепия противны ей. Она не находит услады для слуха в пении и музыке, любит одно рукоделие: с удовольствием уединяется и целыми днями не покидает девичьей. У неё вызывают улыбку походы других девиц на прогулки. Разве она согласится оставить палаты даже в сопровождении девушек? Повсюду цветёт яблоня, а госпожа даже не спросит, как много цветов осыпается ночами. В воздухе летают последние пушинки тополя и ивы, а ей не любопытно, что будет, как весна уйдёт. Лишь ясный месяц, чей свет проникает в резные окна, знает её целомудренное сердце, и только лёгкий ветер, нежно откидывающий изумрудные занавески, может увидеть её очаровательные глаза. Нет, она не подобна Вэнь-цзюнь, что полюбила Сыма (в молодости поэт Сыма Сянжу был беден и развлекал вельмож на пирах игрой на цине и пением. Чжо Вэнь-цзюнь, дочь богача, пленилась его игрой, полюбила Сыма Сянжу, бежала с ним и стала его женой, несмотря на то, что разгневанный отец лишил её приданого)! Наверняка она подражает Дэ Яо, выбравшей Бо Луаня (Дэ Яо вышла замуж за бедного литератора Бо Луаня, образец послушной дочери и верной супруги). Но больше люди завидуют её отменной начитанности и превосходному воспитанию. В этом она — ‘не покидающая дом девушка-сюцай (то есть абитуриент)’. Если говорить о её добродетельном поведении, она — настоящий благородный муж в шапке учёного! Всё потому, что она из дома министра! Жаль, что она не родилась мужчиной! А сколько отпрысков из благородных семей наперебой приходит просить её руки! Так ведь знает толк! Она была феей, ведавшей деловыми письмами во дворце Яшмового владыки. В наказание за крошечные мечты о суетном мире её сослали с девятого яруса Неба (самого верхнего) на землю. Неудивительно, что она насквозь пропитана благоуханием орхидеи: её одеяние из облаков зари когда-то было окружено дымкой курений верховного владыки небес… Как странно! Я вижу: из дома со смехом выходят старая служанка и девушка-прислужница Сичунь. Спрячусь-ка в стороне: посмотрю, зачем они идут сюда? (Скрывается).

Входят две служанки.

Старая служанка
(поёт на мотив ‘Падающий гусь’)
В доме министра, будто в темнице!
Как не роптать от горя?
Мужа коль хочешь себе отыскать —
Выхода нет никакого!
Сичунь
(поёт)
Когда смогу я с милым мужем
В ‘Пляске’ диких гусей покружиться (иносказательно — о замужестве)?

Обе замечают лакея.

Лакей. Скажите-ка. Вы обе никогда прежде не были такими весёлыми. Отчего же так вы радуетесь сегодня?
Сичунь. Почтенный, откуда тебе знать? Я страдаю из-за госпожи. Мне не позволяют и полшага лишних пройти, а о том, что бы выйти замуж, и вовсе заикаться не стоит. Ох! Вот горе! Ты в муже не нуждаешься, но мне-то он нужен!.. Она говорит, что мы с ней в одинаковом положении. Даже чуточку посмеяться нельзя. Сегодня Небо смилостивилось надо мной. С его помощью я убедила госпожу разрешить мне всего-то на часик пойти на задний двор погулять. Скажи, как я могу не радоваться?
Старая служанка. Почтеннейший, а я? Мне и того нельзя, и этого. В прошлой жизни, очевидно, я никогда не вершила добрых дел, раз отец и мать отдали меня сюда в услужение. Я уже состарилась, а и дня покоя не знала. Сегодня Небо пожалело меня: старый министр ушёл ко двору, — и я, наконец, смогла выбраться сюда погулять. Скажи, отчего мне не радоваться?
Лакей. Оказывается, вот что! Тот-то вы такие довольные!
Старая служанка. Почтенный, ты служишь министру: у вас мужское сталкивается с мужским. Мы с Сичунь служим госпоже: у нас женское сталкивается с женским.
Лакей. Ой! Старуха, с чего это ты так заговорила? Сичунь девчонка. Неудивительно, что переживает за свою молодость. Ты же в таком возрасте! К лицу ли тебе говорит о девичьих вздохах?
Старая служанка. Тьфу! Старая тварь, видит меня насквозь! Но разве не говорят, что ‘осенние баклажаны поздно зреют, осенние хризантемы поздно цветут’? Я хоть и стара, зато как финик в столице: снаружи сморщенный, внутри хороший… Ты не слышал, в деревне Дуньцунь живёт старуха Ли? Ей семьдесят, а то и восемьдесят, голова блестит без волос, а сама только собирается выходит замуж. Её спрашивают: ‘Бабка, ты такая дряхлая, куда тебе’? Так она в ответ придумала четверостишие.
Лакей. Как ответила?
Старая служанка
(декламирует)
Ответила:
‘Для иных и семьдесят лет мало,
Если раньше не вышла, что же ждать?
Скинула волосы, с мужем лягу, как невеста:
На изголовье будут два больших лысых песта’.
Лакей. Тебе недостаёт строгости.
Сичунь. Бросьте нести вздор! Сегодня выйти в сад погулять было нелегко. Раз уж мы здесь натолкнулись на этого почтенного мужа, почему бы нам втроём не сыграть во что-нибудь?
Лакей. Верно, но во что нам лучше всего сыграть?
Старая служанка. Почтеннейший, давайте в мяч.
Лакей. Не походит.
Старая служанка. Почему не подходит?
Лакей
(декламирует на мотив ‘Луна над западной рекой’)
‘В игре байда всегда показывал уменье
И с девства славился игрою в гуаньчан.
Теперь я стар, ослабли мои ноги,
И делать нечего мне возле же-де-пома’.
Я напрасно смочу потом шитую куртку да испачкаю шёлковые туфли в пыли. Это — хорошая забава для молодых ребят. Старуха, не тебе выделывать трюки с мячом.
Сичунь. Отец, если не хотите в мяч, то давайте сыграем в добуцао (‘собери букет’).
Лакей. Нет.
Сичунь. Почему?
Лакей
(на тот же мотив)
На тропе ароматной мы траву потопчем,
У резных перил помнём цветы,
К тому же ты этим князей не тронешь,
Зачем свои нам тратить силы зря?
Мы напугаем прелестных иволг и говорливых ласточек, потревожим легкомысленных бабочек и неистовых пчёл. А если вдобавок найдём два цветка лотоса на одном стебле (символ супружеской пары), барышня Сичунь, то расстроим твоё молодое сердце.
Старая служанка и Сичунь. Почтеннейший, раз уж обе игры вам не нравятся, давайте покачаемся на качелях. Идёт?
Лакей. А вот это можно. Вы послушайте, что я скажу:
На яшмовом девичьем стане капли душистого пота,
Узорная юбка качается, подобная радуге,
Лилейные тонкие руки держатся за пёстрые верёвки, —
Поистине, эту картину изобразить бы стоило!
Это — развлечение северных варваров. Оно давно пришло во дворец и в состоятельные дома. Когда барышни качаются у стены, обвитой цветами, — как будто полубогини потешаются.
Старая служанка и Сичунь. Стало быть, качаемся на качелях! Но только у нас нет перекладины.
Лакей. А откуда ей быть в этом саду? Во-первых, старому министру это не нравится, во-вторых, молодая госпожа не любит. Даже если бы и была — снесли бы.
Сичунь. Почтенный, ничего не поделаешь. Нас трое, будем качелями по очереди: один качается, двое держат.
Лакей. Можно и так… Кто начнёт первым?
Старая служанка и Сичунь. Мы будем держать, а ты качайся. (Изображают качели).
Лакей. Вы, обе, не уроните меня!
Старая служанка и Сичунь. Будьте спокойны, почтеннейший. Вы только качайтесь.

Лакей качается.

Лакей
(поёт на мотив ‘По земле волочится парчовая пола’)
Маки алы, ивы зелены, густа трава,
Нынче выдался денёк погожий.
Если на качелях не прокачусь разочка два,
Значит, весь мой век напрасно прожит.

Старая служанка и Сичунь бросают лакея на землю.

Вы меня сильно ушибли!.. Теперь черёд старухи качаться.
Старая служанка. Вы, оба, то же не уроните меня!
Лакей. Старуха, не беспокойся. Ты качайся себе!

Старая служанка качается.

Старая служанка
(поёт на тот же мотив)
Ясны весенние дни, чудны природные виды.
Цветочные грядки обхожу, слышу крики кукушек.
В парке белые, как вата, пушинки ивы.
С тобой на качелях я не качалась —
Прошла моя юность впустую.

Лакей и Сичунь бросают старую служанку на землю.

Старая служанка. Вы, оба, меня здорово провели!.. Теперь черёд Сичунь качаться.
Сичунь. И вы, смотрите, не уроните меня!
Старая служанка. Не беспокойся, Сичунь. Ты качайся себе!

Сичунь качается.

Сичунь
(поёт на тот же мотив)
Я — весёлая фея в мире людей.
Насытившись рисом, люблю поспать.
Но если увидит меня госпожа —
Подвесят меня и дадут три тысячи палок!

Лакей и старая служанка бросают Сичунь на землю.

Входит девица Ню.

Ню. Не верьте честнейшим из честнейших, остерегайтесь бесчеловечности поступков от людей человечных! Хорошо вы развлекаетесь!

Лакей и старая служанка убегают.

Сичунь (делает вид, что не понимает, вслед им). Вы подло надули меня… Я покачалась, теперь очередь лакея.
Ню (хватая Сичунь за ухо). Плутовка! Ты чего так легкомысленна? Только и знаешь, что веселишься да шумишь!
Сичунь (пугаясь). Госпожа, как здесь не шуметь? Посмотрите, качели сами движутся!
Ню. Негодница, я всего лишь разрешила тебе погулять здесь недолго. Кто позволил тебе так безобразничать?
Сичунь. Госпожа, у меня на сердце печаль, мне нужно было только развеяться.
Ню. С чего у тебя на сердце печаль?..
Сичунь. Госпожа, моё имя ведь можно истолковать, как ‘жалеющая о весне’. Видя, как весна начала уходить, я затосковала по ней. Как мне не печалиться?
Ню. Дура! Чему здесь можно печалиться?
Сичунь. Госпожа, по утрам я только и слышу, как холодный пронзительный ветер за окном разметает ивовый пух. Днём лишь вижу, как мелкий дождь сбивает лепестки, облепляющие грушевые деревья. Иногда щебечут несколько пар иволг, изредка кричит кукушка. Глядя на уходящую весну, как мне не тосковать?
Ню. Оттого, что уходит весна, какая может быть тоска? Пойдём заниматься рукоделием, и хватит на этом.
Сичунь. Ах! Вот мука! В такую погоду кто не пойдёт играть, а госпожа велит мне заниматься рукоделием! Я же умру от скуки!
Ню. Кто даст тебе развлекаться? Чем же ещё можно заниматься, кроме шитья и вышивания? Не хочешь — будешь сидеть в девичьей взаперти.
Сичунь. Госпожа, ваши сундуки ломятся от легчайшего шёлка, волосы сплошь унизаны жемчугом и изумрудами. Чего же вам недостаёт, что вы так мучите себя?
Ню. Негодница! Чему удивляешься?! Шить и вышивать — твоя женская обязанность! Бессмысленно спрашивать о том, что есть и чего нет.
Сичунь. В таком случае я прощусь с вами и уйду.
Ню. Куда ты уйдёшь?
Сичунь. Госпожа, я пойду служить другим людям, буду сообщать им новости и заодно весело жить.
Ню. Ах, вот бесстыдница! Разве я чем обидела тебя, пока ты служила мне?
Сичунь. Госпожа, пока я служу вам, мне при встрече с мужчиной даже головы поднять нельзя, что бы посмотреть. В последние дни погода такая замечательная, солнечная, кругом расцвели цветы, деревья покрылись зеленью. Кошки и те разволновались, а вы даже капли чувств не выказали. Ныне близится конец весны, птицы поют, цветы осыпаются. Собаки — и те загрустили, а вы — нисколько. Мне, правда, трудно жить с вами.
Ню. Ах, вот нахалка! Ты с ума сошла говорить такое! Я пойду и расскажу всё старому министру. Тебя хорошенько накажут.
Сичунь (падая на колени). Госпожа, пожалейте! Мне на сердце тоскливо, поэтому я так сказала.
Ню. Бессовестная! Я прощаю тебя на этот раз, но смотри!
(Поёт на мотив ‘Песни о Чжу Интай и Лян Шаньбо’).
Деревья покрылись сенью,
Цветы осыпались дождём —
Весны уже и нет!
Сичунь. Я слышала, что в западном предместье по-прежнему бывают кони и повозки.
Ню
(поёт)
Сравниться ли предместью
С пухом ивы в шторах окон?
Цветами сливы у нас в саду?
Обе вместе.
Как замечательна погода на Цин-мин (праздник, что бывает на следующий день после Хань ши)!
Сичунь
(декламирует на мотив ‘Весна в Нефритовом тереме’)
На Цинмин примеряют обычно все летние платья.
Только люди безмолвны всё время, за крепкие скрывшись затворы.
Ню
(декламирует)
Сердце моё не ведает сети беспорядочных чувств.
Робко взираю на летящие нити и пух.
Сичунь. Госпожа, хотела бы я у резного окна держать пальцами с ниткой иглу, но вдруг услышу щебетанье пар ласточек и иволг?
Ню. Дура! Зачем напрасно бередить чувства? Пусть весна приходит и уходит.
Сичунь. Госпожа, научите меня, как избегать тоски?
Ню. Послушай, я тебе скажу.
(Поёт на мотив ‘Чжу Интай’).
Забудь весенние пейзажи!
Предай восточному потоку конец третьей луны!
Сичунь. Госпожа, жалобное пение птиц и осыпание цветов хотя бы немного удручает вас?
Ню
(поёт)
Крикливая состарилась кукушка,
Багряные опали лепестки.
Поистине, не стоит удручаться по весне.
Сичунь. Вам не скучно и вы не хотели бы погулять?
Ню
(поёт)
Нет! Нет! Не выйдет дева из своих покоев,
И никто искать не будет ивы и цветы (искать ивы и цветы в Китае: заниматься развратом, ‘ивы и цветы’, как и у нас в России ‘ёлка’, — образное обозначение непотребного дома).
Сичунь. Госпожа, если вы не будете выходит на прогулку, то, боюсь, исхудаете.
Ню
(поёт)
Лик мой цветочный
Как из-за весны исхудает?
Сичунь
(поёт)
Весенними днями
Только и видно:
Ласточки в пары слетаются,
Бабочки в стайки собираются.
Иволги кричат, будто ищут подруг.
Ню. Ах, дура! Ты человек, и к чему тебе говорить о птицах да насекомых?
Сичунь
(поёт)
Тогда:
Узорные повозки у ив,
Резные сёдла на цветах —
Гуляет только мододёжь!
Ню. Вот дура! Зачем тебе говорить о тех мужчинах?
Сичунь
(поёт)
Трудно жить дальше:
В девичьей тоскливо, безлюдно.
Друга найти хочу себе подходящего!
Ню. Ой! Никак ты начинаешь думать о замужестве!
Сичунь
(поёт)
Если так утверждать,
Мне никогда не быть в чете луаней (лошадей).
Ню
(поёт)
Знаешь, Сичунь, почему я не поднимаю занавесок жемчужных,
Сижу одна, люблю тишину и покой?
Сичунь. Тишину и покой, тишину и покой! Как можно терпеть такую скуку?!
Ню
(поёт)
Пусть давят тысячи ху скук
И всевозможная весенняя тоска —
Бровей не подниму.
Сичунь. Госпожа, я лишь боюсь, что вы не продержитесь так долго.
Ню
(поёт)
Не нужно унывать,
Пусть каждый год весна приходит,
Моё сердце останется прежним.
Сичунь. Только бы какой-нибудь ветреный молодой человек не обольстил вас.
Ню
(поёт)
Разве не долго Вэньцзюнь
Не замечает звуков Сянжу?
Сичунь
(поёт)
Отныне верю, вы поистине чисты.
А я была так не права!
Ню. Сичунь, отчего твоё сердце никак не успокоится?
Сичунь
(поёт)
Думы облакам подобны вечерним,
Предать весеннему ветру
Чувства я не могу.
Ню. Почему бы тебе не подражать мне?
Сичунь
(поёт)
Вы — фея из Нефритового сада, дворца Бутонов для святых.
С вами не сравниться рабам суетного мира, к соблазнам склонным.
Ню. В таком случае, ступай за мной учиться рукоделию, и хватит об этом.
Сичунь
(поёт)
Покорно следую за госпожой,
Возьму иглу и стану вышивать.
Сестрица, послушайте, как всё же красиво кричит кукшка!
Ню. Не слушай, как на ветке кукушка кричит.
Сичунь. Скучно, когда прервёшь шитьё и молчишь.
Ню. Солнечный свет за окном в мгновенье ока проходит.
Сичунь. Перед циновкой быстро мелькают цветочные тени.

Обе уходят.

Картина 3.

Старик Цай принуждает сына держать экзамены.

0x01 graphic

Декорация первой картины. Входит Цай Боцзе.

Цай Боцзе.
От персика цветов вдаль льётся аромат,
Быть рыбой не хочу, драконом стать бы рад.
Экзаменов пора весенних уже скоро.
На них призывы уж раздались в эту пору.
В округе слухи о приказах приглашенья
Для умников младых. Но мне милей служенье
Родному дому
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека