История книги, Кирпичников Александр Иванович, Год: 1888

История литературы
Время на прочтение: 67 минут(ы)
Скачать в PDF

ОЧЕРКЪ ИСТОРІИ КНИГИ.

ДВ ПУБЛИЧНЫЯ ЛЕКЦІИ, ЧИТАННЫЯ ВЪ г. ОДЕСС

проф. А. И. Кирпичниковымъ.

Изданіе журнала ‘Пантеонъ Литературы’.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія H А. Лебедева, Невскій проспектъ, д. No 8.
1888.

ЛЕКЦІЯ I.
Книга до книгопечатанія.

Разсказываютъ {Egger. Histoire du livre 1.}, что разъ въ парижскую публичную библіотеку пришелъ одинъ господинъ и сказалъ дежурному чиновнику:
— Дайте мн самую старую книгу, какая есть на свт.
— Самую старую печатную книгу или самую древнюю рукопись? спросилъ его чиновникъ.
— Я не знаю этихъ тонкостей, сказалъ поститель:— я только хотлъ-бы видть самую древнюю книгу, какая только существуетъ, книгу, которая написана прежде всхъ.
Неизвстно, какъ-бы поступилъ въ данномъ случа нмецкій или англійскій библіотекарь: можетъ быть, онъ просто прогналъ-бы невжественнаго постителя, а можетъ быть, стремясь съ полной добросовстностью исполнить его желаніе, привелъ-бы его къ витрин и показалъ-бы ему какъ древнйшую рукопись, находящуюся въ этой библіотек, такъ и древнйшую старопечатную книгу. Весьма возможно, что какъ въ томъ, такъ и въ другомъ случа поститель зозиратился-бы домой не умне, чмъ пришелъ въ библіотеку. Находчивый французъ поступилъ иначе: не особенно затрудняя себя, онъ съумлъ дать постителю назидательный и понятный урокъ и предложилъ ему… Библію.
Нтъ сомннія, что такой простой отвтъ на мудреный вопросъ можетъ удовлетворить только весьма немудраго вопрошателя, который наклоненъ смшать первенство по достоинству съ первенствомъ по времени. Въ глазахъ человка боле развитого, Библія, во-первыхъ, представляется не одной книгой, а цлой библіотекой книгъ разныхъ эпохъ, а во-вторыхъ, и древнйшія изъ ея составныхъ частей предполагаютъ уже высокую ступень умственной, вообще въ частности литературной, книжной культуры. Эта книжная культура, какъ и все человческое, начинается не сразу, и первыя стадіи ея, одновременно и независимо проходимыя людьми въ разныхъ концахъ земли, отдляются другъ отъ друга цлыми тысячелтіями.
Исходнымъ пунктомъ искусства письма служитъ ограниченность человческой памяти. Изображеніе животнаго, служащаго родовымъ знакомъ умершаго индйца или указывающаго на его личное имя, и черточки углемъ или зарубки, которыми камчадалъ отмчаетъ число звриныхъ шкурь, справедливо считаются началомъ письменности. Отъ этихъ напоминающихъ изображеній безконечно далеко не только до книги, но и до самой грубой іероглифической надписи на камн или торговаго договора, кое-какъ начертаннаго на куск невыдланной кожи. Нуженъ былъ умственный трудъ цлаго ряда поколній, чтобы выработать какое нибудь, хоть самое первобытное средство выражать потребные факты и мысли полностію, такъ, чтобы ихъ понималъ не только авторъ или тотъ, кто слышалъ объясненія отъ автора, но и всякій другой членъ того же общества, выучившійся разбирать эти знаки. Длинный рядъ поколній, цлыя сотни и тысячи лтъ потребовались на то, чтобъ прійти къ заключенію, что знаки, выражающіе звуки, гораздо удобне, нежели знаки, выражающіе цлыя понятія. Какъ люди дорожили этимъ открытіемъ, видно изъ исторіи звуковой азбуки, которая, какъ оказывается, разъ выдуманная, въ продолженіи цлыхъ тысячелтій переходитъ, подвергаясь только легкимъ модификаціямъ, отъ одного культурнаго народа къ другому: отъ египтянъ къ финикіянамъ, отъ финикіянъ къ грекамъ, отъ грековъ къ римлянамъ и т. д.
Но исторія нашей азбуки сама по себ могла-бы составить предметъ нсколькихъ чтеній, даже самый краткій очеркъ ея отвлекъ-бы меня далеко отъ моей темы, отъ исторіи камня, очертить которую въ двухъ лекціяхъ я могу только при условіи самой скрупулёзной экономіи. Въ ныншней моей лекціи я буду говорить о книг до начала книгопечатанія. Я буду до-нельзя кратокъ относительно колыбели цивилизаціи: Азіи и Египта и остановлю ваше вниманіе на книжномъ дл въ Греціи, Рим и средневковомъ обществ, включая туда-же и наше русское.
Какъ среди американскихъ дикарей въ настоящее или не давнее время, такъ и за много тысячъ лтъ при начал нашей цивилизаціи, надгробные памятники — первый матеріалъ для передачи извстныхъ фактовъ на пользованіе отдаленному потомству. Такимъ образомъ, первая книга человка — деревянная или каменная, первое перо его — крпкій ножъ или топоръ.
Одновременно съ надгробными памятниками, появляются пограничные столбы и монументы, поставленные въ воспоминаніе какихъ-либо выдающихся событій. Эти столбы и природой созданныя скалы тоже служатъ записными книжками своего рода. Поздне ту-же роль играютъ каменныя, потомъ металлическія плиты, на которыхъ вырзаются надписи. Остатки всего этого, не какъ потерявшее смыслъ переживаніе, а какъ естественную потребность упрочить надпись, мы видимъ до сихъ поръ вокругъ себя. Но, въ настоящее время, имя возможность сообщаться съ потомствомъ другимъ образомъ, человкъ въ такихъ разныхъ надписяхъ бываетъ до крайности лакониченъ. Не такъ бывало въ древности. На египетскихъ обелискахъ есть надписи, которыя, будучи воспроизведены въ печатной книг средняго формата, занимаютъ въ ней многіе десятки страницъ. И поздне, въ греко-римскомъ мір, когда уже существовали книги и даже цлыя библіотеки, общественные договоры, дипломатическіе документы и даже нкоторыя грамоты, касавшіяся частныхъ лицъ (напр., такъ называемыя honestae missiones, почетныя отставки воинамъ), продолжали вырзать на камн или на бронз, въ послднемъ случа, доску иногда исписывали съ двухъ сторонъ и вшали на цпи. Между ними встрчаются надписи, занимающія десятки страницъ in folio. Даже въ здшнемъ музе общества исторіи и древностей можно видть надписи въ 40—50 строкъ и боле. Въ ліонскомъ музе есть одна надпись на бронзовой доск, занимающая цлую стну и содержащая въ себ почти всю рчь болтливаго императора Клавдія.
Но каковы-бы ни были успхи техники гравировальнаго дла, каменныя плиты или мдныя доски не могутъ приблизиться къ понятію о книг по дороговизн производства и по своей тяжести, которая почти не допускаетъ возможности переносить написанное съ мста на мсто. Есть, правда, указанія, что изрдка употреблялись тонкіе свинцовые листы, на которыхъ писали довольно легко и скоро острой желзной палочкой, а индусы подобной-же палочкой писали на пальмовыхъ листьяхъ, которые можно было сшивать, но первый способъ былъ, повидимому, въ ходу въ то время, когда древнйшій изъ извстныхъ въ Европ родовъ бумаги пользовался уже широкимъ распространеніемъ, а листья, хотя-бы и пальмовые,— матеріалъ слишкомъ не прочный.
Есть еще способъ отмчать факты и даже мысли, не имющій ничего общаго съ писаніемъ: это условные узелки и завязки на шнурк. Извстно, что испанцы нашли въ монархіи инковъ, въ Перу, цлые склады подобныхъ вязаныхъ книгъ. Но такъ-какъ этотъ способъ не имлъ никакого вліянія на развитіе нашей европейской книги, то я и оставляю его въ сторон.
Въ старомъ свт первыя извстная намъ библіотеки состояли изъ книгъ глиняныхъ. Важное открытіе этой ломкой литературы всецло принадлежитъ нашему столтію. На томъ мст, гд стояла столица древней Ассиріи, довольно давно уже находили барельефы съ такъ называемыми клинообразными надписями на язык древнихъ халдеевъ, иначе: на язык аккадійскомъ. Около половины ныншняго столтія стали находить и съ надписями на томъ же язык кирпичи или глиняныя плитки, на которыхъ писали черточками, прежде чмъ глина окрпнетъ. Посредствомъ разныхъ остроумныхъ догадокъ и упорнаго труда выучились свободно читать эти черточки, и теперь извстно, что этотъ аккадійскій языкъ былъ мертвымъ уже за 1700 лтъ до P. X., но ассирійскіе ученые на немъ писали и много поздне, такъ-же, какъ въ средневковой Европ писали по-латыни. Обширная ассирійская литература состоитъ изъ переводовъ съ аккадійскаго и изъ подражаній аккадійскимъ авторамъ на ихъ-же язык. Теперь прочитаны цликомъ или въ отрывкахъ многіе десятки грамотъ, судебныхъ приговоровъ, религіозныхъ гимновъ и поэмъ, лтописи, трактаты грамматическіе, астрономическіе, агрономическіе и т. д., и т. д. Извстно, что изъ такихъ глиняныхъ книгъ составлялисъ цлыя общественныя библіотеки, гд читатели, какъ и у насъ, требовали книги по каталогу, отмчая только нумеръ сочиненія, такія библіотеки были во многихъ городахъ Мессопотаміи. Эта древне-халдейская культура черезъ персовъ, финикіянъ и евреевъ оказала сильное вліяніе на Европу, достаточно сказать, что 12 мсяцевъ года и 7 дней недли мы унаслдовали оттуда.
Матеріалъ для ассирійскихъ книгъ очень дешевъ, чернила не стоили ни копйки, прочность ихъ, если он стоятъ на мст, вн всякаго сомннія, и отъ нихъ легко было дойти до книгопечатанія: мягкая глина давала возможность оттискивать при выпуклыхъ буквахъ неопредленное количество экземпляровъ. Но глиняныя книги неудобны для переноски и занимаютъ слишкомъ много мста: если-бы написать клинообразными знаками на такихъ плиткахъ все содержаніе одного No газеты ‘Times’, десять самыхъ сильныхъ носильщиковъ не могли-бы перенести ихъ съ мста на мсто, и если-бъ наша университетская библіотека состояла изъ книгъ, написанныхъ такимъ образомъ, для ея помщенія не хватило-бы, пожалуй, половины Одессы.
Боле удобный матеріалъ для писанія, служившій древнему міру, изобртенъ въ другой колыбели нашей цивилизаціи, въ Египт. Неизвстно когда, но во всякомъ случа больше чмъ за 1000 лтъ до P. X., тамъ стали выдлывать бумагу изъ волоконъ одного растенія — папируса (cyperus papyrus). Эта бумага была много хуже и много дороже ныншней и на ней писали только съ одной стороны. Тмъ не мене, это изобртеніе иметъ громадную важность: только благодаря ему, умственная культура древняго міра могла подняться такъ высоко.
Папирусъ не длился на листы, а изъ него приготовляли длинныя полосы въ род ныншнихъ кусковъ узкаго полотна, эти полосы навертывали на палку, оба конца которой имли утолщенія, на верхнемъ конц прикрплялся ярлычекъ съ обозначеніемъ заглавія, который высовывался изъ футляра, большею частію кожанаго, соотвтствовавшаго нашему переплету. Для переноски такіе свитки помщали въ круглыя корзинки, съ отверстіями во внутренней крышк, въ род тхъ, въ которыхъ теперь помщаются флаконы съ духами. Въ библіотекахъ эти свитки не ставились, а клались на полки такъ, что ярлычки были на виду. Писали на нихъ или одной вертикальной колонной, длина которой равнялась длин свитка, или поперекъ, рядомъ многихъ параллельныхъ коллонъ. Остатки такого способа писанія на свитк всякій изъ васъ, безъ сомннія, видалъ, если не въ вид грамотъ, которыя у насъ на Руси писались на свиткахъ до начала XVIII вка включительно, то на старыхъ картинкахъ или иконахъ, гд свитки со словами вытягиваются изо-рта говорящаго.
Папирусъ и способъ писанія на свиткахъ изъ Египта перешелъ въ Грецію около VII столтія до Рождества Христова, а оттуда и въ Римъ, но египтяне долго сохраняли монополію выдлки папируса, и только въ послднее время римской республики римляне завели собственныя папирусныя фабрики.
Во время Плинія {Отъ него получаемъ мы главныя наши свднія о папирус. См. Hist. Nat. XIII, 11-13.} это производство достигаетъ въ римской имперіи высокой степени развитія, различается много видовъ бумаги, отъ перваго сорта, который употреблялся только для важнйшихъ документовъ, и до бумаги оберточной, стоившей сравнительно очень недорого. Употреблялся цвтной папирусъ или накрашенный съ одной стороны, былъ папирусъ глянцевитый, очень красивый на видъ, но плохо вбиравшій въ себя чернила и т. д. Это производство было подвержено временнымъ остановкамъ вслдствіе неурожая папируса, изъ-за котораго одинъ разъ, при император Тиверіи, чуть не вспыхнуло народное возмущеніе. Въ эпоху эллинскую папирусъ былъ значительно дороже, нежели въ римскую, такъ при Перикл кусокъ папируса средней величины стоилъ около 4-хъ франковъ, т. е. въ двсти разъ дороже, чмъ теперь стоить листъ самой лучшей англійской бумаги, вслдствіе этого въ Греціи чаще, нежели въ Рим, шли въ ходъ другіе матеріалы для писанія, между прочимъ, черепки (откуда получилъ свое названіе извстный судъ на черепкахъ — остракизмъ). Но и въ римскія времена на черепкахъ нацарапывали или рисовали кистью счеты, квитанціи, военные приказы и пр. Употреблялась также и кора дерева, береста {Что береста когда-то была очень употребительна, видно изъ латинскаго названія книги (liber), которое означало также кору дерева.}, какъ впослдствіи и у насъ на Руси, писали и на полотн {Libri lintei — полотняныя книги были, по свидтельству Ливія, офиціальными списками должностныхъ лицъ, он хранились въ храмахъ.}. Но все это были исключенія, и въ библіотекахъ, какъ и въ канцеляріяхъ, папирусъ царствовалъ безраздльно.
Во второмъ столтіи до Рождества Христова у папируса явился соперникъ, впрочемъ, въ начал не особенно могущественный, разумю пергаментъ. Кожа изстари служила употребительнйшимъ матеріаломъ для писанія на всемъ почти восток. По преданію, св. книги древнихъ персовъ были написаны на 1200 бычачьихъ кожахъ. Съ востока обычай писать на кож перешолъ и въ Грецію, когда впослдствіи сталъ входить въ употребленіе папирусъ, іоняне, до тхъ поръ одни только умвшіе писать, называли и его кожею {}. Іудеи удержали до нашихъ дней обычай писать заповди для синагогъ на кож, въ древнія времена они длали изъ кожи такіе большіе свитки, что на нихъ умщалось все пятикнижіе Моисеево. Когда малоазійскій царь Эвменъ II (отъ 197 до 158 г. до Рождества Христова) основалъ въ Пергам большую библіотеку, александрійскіе Птолемеи, не желавшіе существованія соперницы для своей библіотеки, запретили вывозъ папируса, и Эвменъ устроилъ въ Пергам фабрику для спеціальной выдлки кожъ, какъ матеріала для писанія. Пергаментъ былъ дороже папируса, но за то гораздо прочне, и могъ исписываться съ обихъ сторонъ. Изъ него неудобно было длать такія длинныя полосы, какъ изъ папируса, вслдствіе чего форма свитка замнилась другой — книгой въ листахъ, соединенныхъ одною стороною. Но потомъ запрещеніе, а за нимъ и монополія уничтожились, и папирусъ снова вошелъ во всеобщее употребленіе. Библіотека философа, которую нашли въ Геркуланум, къ сожалнію, обуглившеюся, вся состояла изъ свитковъ папируса.
Въ греко-римское время былъ въ большомъ ходу еще особый матеріалъ, употреблявшійся, впрочемъ, не для книгъ, а для коротенькихъ записокъ (письма писались на папирус) — навощенныя дощечки (codicilli, tabellae), на которыхъ писали стилемъ, т. е. острой палочкой. Обыкновенно ихъ было дв (отчего он и назывались диптихи), каждая навощена была съ одной стороны, он связывались вмст, навощенной стороной внутрь, снуркомъ и иногда запечатывались, часто на одной табличк писалась записка, а на другой отвтъ на нее. Упоминаются также тройныя, четвертныя и т. д. таблички, изъ которыхъ составлялся цлый кодексъ. Диптихи, роскошно украшенные рзьбою, консулы и др. важные чиновники имли обычай разсылать друзьямъ въ день своего вступленія въ должность. Они играютъ важную роль въ исторіи книги потому, что въ христіанское время дорогіе диптики покрывались съ внутренней стороны пергаментомъ, на которомъ писались списки епископовъ, государей и другіе важнйшіе документы. Если число пергаментныхъ листовъ увеличивалось, диптихъ превращался въ книгу въ роскошномъ переплет.
У грековь и римлянъ, несмотря на полное отсутствіе книгопечатанія, книжное дло стояло очень высоко. Въ большихъ городахъ Греціи были библіотеки въ тысячи томовъ, Александрійская библіотека, погибшая во времена Юлія Цезаря, заключала въ себ около полумилліона томовъ на разныхъ языкахъ. Въ Рим при императорахъ были частныя библіотеки въ 30,000 томовъ и боле. Въ общественныхъ библіотекахъ Римской имперіи обыкновенно бывало два отдленія: латинское и греческое, подобно тому, какъ у насъ въ XVIII вк римское и французское {Любопытный слдъ такого дленія сохраняется до сихъ поръ въ Императорской Публичной Библіотек въ Петербург, гд русскія книги безъ различія спеціальностей отдлены отъ иностранныхъ.}.
Въ маленькомъ городк Геркуланум, въ библіотек философа, о которой я уже упоминалъ, было 1,500 свитковъ. Богатые люди (какъ напр. Плиній Младшій) дарили своимъ роднымъ городамъ большія библіотеки. Римскіе писатели находили свои сочиненія въ книжныхъ лавочкахъ въ отдаленнйшихъ провинціяхъ имперіи. Въ самомъ Рим, кром большихъ и малыхъ книжныхъ магазиновъ, было множество лавочекъ букинистовъ, которые держали свой товаръ на открытомъ воздух. Книги издавались, какъ и у насъ, и извстные авторы получали даже гонораръ или, по крайней мр, даровые экземпляры.
Какъ-же могли издавать книги безъ книгопечатанія, когда всякій новый экземпляръ рукописи стоилъ переписчику столько времени и механическаго труда, сколько и чистовой экземпляръ автору? Нужда научитъ.
Извстный писатель, положимъ, хоть Овидій, окончилъ новую поэму, онъ идетъ въ большой книжный магазинъ и заключаетъ условіе съ книгопродавцемъ. Тотъ, пріобртя у него рукопись, относитъ ее въ обширную залу за магазиномъ, гд сидятъ за столиками десятки, а иногда и сотни искусныхъ писцовъ, отчасти рабовъ, отчасти вольнонаемныхъ, передъ каждымъ изъ нихъ чистые свитки разной величины, двойныя чернильницы съ чернилами двухъ цвтовъ и хорошо очиненный тростникъ. По приказу хозяина они оставляютъ всякую другую работу, одинъ изъ нихъ входитъ на возвышеніе и начинаетъ диктовать вновь пріобртенную поэму, и вотъ черезъ нсколько часовъ уже готово столько экземпляровъ поэмы, сколько писцовъ у книгопродавца {Число экземпляровъ, которое книгопродавецъ могъ пустить въ ходъ, обыкновенно считалось не десятками, а сотнями. Плиній Младшій даже говоритъ объ изданіи въ тысячу экземпляровъ.}. Вечеромъ Овидій получалъ условленное число экземпляровъ, утромъ на другой день на столбахъ и перекресткахъ красовалось объявленіе о появленіи у такоіо-то книгопродавца такой-то поэмы, а черезъ посредство римской газеты о томъ-же черезъ нсколько дней узнавали и самыя отдаленныя провинціи имперіи.
Да, гг., у римлянъ была своя ежедневная газета, такъ называемыя Acta Diurna или, для краткости, просто Diurna, положимъ, безъ передовыхъ статей и фельетоновъ, но зато безъ грязной полемики и безъ газетныхъ утокъ. Она заключала въ себ краткія, но за то врныя извстія о новыхъ законахъ, о перемнахъ въ администраціи, о политическихъ новостяхъ, о смертныхъ и другихъ случаяхъ, о зрлищахъ и, между прочимъ, о новыхъ книгахъ. Благодаря отличнымъ римскимъ дорогамъ и безукоризненному устройству почтъ, она получалась на Рейн, въ ныншнемъ Кельн, черезъ двое сутокъ посл выхода. Газета, какъ и книги, диктовалась сразу огромному количеству искусныхъ скорописцевъ. Насколько скоро работали римскіе писцы, видно изъ словъ сатирика Марціала {II, 15. Наес. una peragit librarius hora.}, который говоритъ, что вторую книгу его эпиграммъ писецъ переписываетъ въ одинъ часъ, эта книга заключаетъ въ себ 93 эпиграммы, которыя составляютъ 540 стиховъ, не считая заглавій, стало-быть, писецъ (librarius) писалъ по крайней мр 9 стиховъ въ минуту. Разумется, эта изумительная скорость возможна только при условіи всмъ понятныхъ сокращеній, въ род тхъ, къ которымъ теперь прибгаютъ студенты, записывающіе лекціи прямо начисто и безъ посредства стенографіи.
Но у древнихъ была и стенографія и даже нсколькихъ системъ. Въ Рим въ наибольшемъ ходу были такъ называемые тироновскіе знаки (notae), изобртенные вольноотпущенникомъ и воспитанникомъ, а потомъ помощникомъ и другомъ Цицерона Тулліемъ Тирономъ. Такія notae употреблялись въ судахъ и публичныхъ заведеніяхъ, и секретари, писавшіе ими, назывались нотаріусами {Авзоній хвалитъ тахиграфовъ (скорописцевъ), поспвающихъ за словами оратора, а Квивтилліанъ жалуется на нихъ.}. Для книгъ эти значки, конечно, не годились.
При множеств рабовъ, трудъ былъ вообще дешевъ въ Рим, стало быть, не были дороги и книги. Вышеупомянутый Марціалъ говоритъ, что его Ксеніи, занимающія теперь въ изданіи Тейбнера 14 убористыхъ страницъ, издатель Трифонъ продавалъ по 4 сестерціи, т. е. около 30 коп. даже при ныншнемъ курс, и по словамъ сатирика, Трифонъ не былъ-бы въ наклад, еслибъ назначилъ даже вдвое меньшую цну. При незначительности гонорара и при полной возможности сомнительную книгу выпускать сперва въ небольшомъ числ экземпляровъ, издатель почти ничмъ не рисковалъ, не терплъ убытковъ ни на одной книг и, стало быть, не долженъ былъ наверстывать ихъ на другой.
Кром обыкновенныхъ дешевыхъ экземпляровъ, на полкахъ магазиновъ лежали и всякія чудеса каллиграфическаго искусства: были экземпляры, роскошно иллюстрированные, были компактныя книги, книжки-крошки, Цицеронъ видлъ экземпляръ Иліады, который могъ помститься въ скорлуп орха, упоминается полный экземпляръ Ливія (127 книгъ), уписанный въ одномъ томик, и т. д.
Помимо книгъ красивыхъ и всякихъ курьезовъ, высоко цнились экземпляры, исправленные извстными грамматиками или самими авторами, особенно-же автографы писателей, эти автографы до книгопечатанія вовсе не составляли предмета любительской роскоши, а представляли единственный безукоризненно врный экземпляръ. Еще въ Аинахъ въ государственномъ учрежденіи Акропол складывали извстныя книги, очищенныя отъ ошибокъ. Въ Рим при большомъ книжномъ магазин быль одинъ или нсколько грамматиковъ, на обязанности которыхъ лежало исправленіе рукописей, исправивъ экземпляръ, они скрпляли его своею подписью.
Дороговизна автографовъ вызывала поддлки, поддлывались и подъ стиль писаря, и подъ его руку. По смлости литературныхъ обмановъ древніе не только не уступали намъ, но, по неразвитости критики, даже значительно насъ превосходили: были въ ходу письма Пріама, автографы Гомера и т. д. Плагіатъ, т. е. литературное воровство, былъ тоже въ ходу, только не въ такой степени: литература приносила меньше денежныхъ выгодъ.
Книжные магазины въ Рим, какъ у насъ въ эпоху Смир дина, служили мстомъ свиданія литераторовъ, ученыхъ и любителей литературы, при магазинахъ находились и кабинеты для чтенія, гд за небольшую плату можно было просмотрть литературныя новинки или сличить свой экземпляръ съ исправленнымъ. Въ эпоху императоровъ подобные-же книжные магазины съ кабинетами и съ залой для переписчиковь появляются почти во всхъ городахъ провинціи. Плиній Младшій съ удовольствіемъ узналъ, что въ отдаленномъ Ліон его книги стоятъ, выражаясь по нашему, ‘на выставк’. Въ небольшомъ город Помпе уже откопали книжную лавку, при которой находилось помщеніе для писцовъ. Въ риторскихъ школахъ и даже во многихъ помщичьихъ замкахъ, имлись очень хорошія библіотеки.
На минуту позволяю себ отвлечься отъ вншней исторіи книги, которая составляетъ предметъ моей лекціи, чтобы заглянуть въ ея внутренность, и сказать два слова о положеніи писателя въ древнемъ, и спеціально въ римскомъ мір, вдь это положеніе опредляется тмъ вліяніемъ, какое книга производитъ на общество. Тогда мгновенно потускнютъ блестящія краски, въ которыхъ обыкновенно изображается культура древняго міра, и раздушенный римскій аристократъ, все утро шатающійся по книжнымъ магазинамъ, держащій дома десятки рабовъ-либраріевъ и тысячи книгъ, способный изловить Виргилія на ошибк въ просодіи и не говорящій десяти словъ безъ греческой цитаты, окажется въ нкоторыхъ отношеніяхъ боле варваромъ въ книжномъ дл, нежели грубый крестоносецъ-солдатъ или малограмотный удльный князекъ русскій: т, по крайней мр, преклонялись хоть передъ одною книгою, и высоко чтили хоть одинъ видъ умственнаго труда, римлянинъ не длалъ такихъ исключеній, и для него вс книги, конечно, кром счетныхъ и подобныхъ имъ, были приблизительно тмъ-же, чмъ карты для петербургскаго чиновника, и онъ собиралъ книги такъ-же, какъ теперь любители собираютъ почтовыя марки разныхъ странъ и народовъ.
Здсь я не могу обойтись безъ примровъ, я возьму только два общеизвстныхъ, и съ перваго взгляда, говорящихъ противъ меня. Это — Цицеронъ и Горацій. Первый изъ нихъ изъ провинціальныхъ всадниковъ достигъ, благодаря своему литературному образованію и таланту, высшей ступени въ государств и, не смотря на свой нестойкій характеръ и политическую близорукость, игралъ первенствующую роль въ исторіи своего времени, второй, сынъ вольноотпущенника, безславно потерявшій отцовское наслдство въ политической бур и занимавшій незначительную должность квесторскаго писца, своими стихами, отнюдь не льстивыми, открылъ себ доступъ къ столу и сердцу полномочнаго министра Августа, былъ предметомъ зависти аристократовъ, получалъ лестныя предложенія отъ самого властителя міра, прожилъ весь свой вкъ въ довольств и спокойствіи и не умеръ богачемъ только потому, что самъ не захотлъ этого.
Но еслибъ Цицеронъ не выступилъ въ качеств адвоката, онъ не былъ-бы политическимъ дятелемъ, а еслибъ онъ не былъ консуломъ, не обличатъ Катилины, не являлся ораторомъ могучей политической партіи и ограничилъ-бы свою дятельность писаніемъ книгъ по теоріи и исторіи ораторскаго искусства и философскихъ трактатовъ, можетъ быть, до насъ не дошло-бы и самое имя его, во всякомъ случа, онъ не былъ-бы извстне Квинтилліана. Онъ тогда садится за книги, когда политическая волна выбрасываетъ его изъ города въ провинцію или въ деревню, и на свое писательство самъ смотритъ, какъ на отдыхъ, какъ на жизнь для себя. Его книги читались съ вниманіемъ къ содержанію такими-же отшельниками и мыслителями поневол, какъ и онъ самъ, прочіе-же интересовались ими ради знаменитаго стиля, или ради еще боле знаменитаго имени автора.
Еслибъ Горацій не нашелъ друга и покровителя въ Меценат, онъ и окончилъ-бы жизнь въ званіи квесторскаго писца. Въ своихъ умныхъ и тонко обдланныхъ одахъ и сатирахъ онъ слдуетъ за общественными идеалами, а не направляетъ ихъ, онъ примиряетъ общество съ существующимъ порядкомъ, и за это-то миролюбіе, соединенное съ прекраснымъ стилемъ, ему и предлагаютъ мсто домашняго секретаря императора, которое при наслдникахъ Августа занимали грязные вольноотпущенники. Какъ мало это похоже на аинянъ, которые, говорятъ, назначили Софокла стратегомъ за то, что онъ вложилъ въ уста одного изъ своихъ героевъ прекрасный монологъ объ обязанностяхъ стратега!
Вообще въ Рим жизнь и литература шли независимо одна отъ другой, и напр. писаніе слащавыхъ идиллій въ то время, какъ происходила страшная революція монархизма, никого не поражало странностью. Были, правда, исключенія въ род Ювенала и Тацита, но исключенія не измняютъ правила. Въ общемъ-же, вслдстіе этой отчужденности отъ жизни, римская литература, сравнительно съ греческой и новоевропейской, носитъ школьный, мертвенный характеръ.

——

Великое переселеніе народовъ и побда христіанства надъ язычествомъ произвели страшную революцію въ исторіи книги, такъ-же, какъ и во всхъ другихъ средахъ человческой жизни. Вторженіе варваровъ въ предлы имперіи на первое время, разумется, должно было имть только отрицательное вліяніе. Человку на низкой ступени развитія свойственно непріязненно относиться къ тому, чего онъ не понимаетъ, и нечему удивляться, что вандалы или гарулы, грабя римскій городъ, съ особеннымъ удовольствіемъ рвали на куски папирусные свитки или складывали изъ нихъ потшные костры. Распространеніе между ними христіанства вселило въ нихъ уваженіе къ книг церковной, но не измнило къ лучшему ихъ отношенія къ свиткамъ, заключавшимъ мудрость древнихъ, напротивъ того: прежде они смотрли на эти свитки, какъ на непонятныя игрушки, истреблять которыя было удовольствіе, теперь-же, если въ ихъ рядахъ были фанатическіе аріанскіе священники или египетскіе старцы, сожженіе этихъ свитковъ представлялось имъ дломъ богоугоднымъ.
Высокочтимые вроучители цивилизованныхъ христіанъ, по отношенію къ этой языческой мудрости, раздлялись на дв партіи, соотвтственно времени, когда они жили, и условіямъ своего воспитанія. Одни изъ нихъ считали науку и поэзію древнихъ необходимымъ или, по крайней мр — полезнымъ элементомъ въ воспитаніи и умственномъ развитіи, другіе были убждены, что языческая мудрость приноситъ только вредъ душ и сердцу христіанина. Между этими двумя крайностями была средняя партія, члены которой стремились удержать кое-что изъ античной науки и поэзіи и именно такое, что, не вредя душ, было-бы полезно для ума и чувства. Они стремились влить вино новое въ мхи старые, составляли изъ Гомеровскихъ гекзаметровъ поэмы о земной жизни Христа и изъ Эврипидовыхъ стиховъ — трагедію о Его страданіяхъ, или въ диптихахъ и эподахъ собственной работы излагали основы христіанской догматики и морали. Другіе, мене сознательные члены той же партіи, не обращая вниманія на форму, спшили, будто предчувствуя надвигавшуюся тьму варварства, составлять извлеченія, сокращенія изъ научныхъ сочиненіи древнихъ, сочинять сборники и энциклопедіи. Эти энциклопедіи и сокращенія принесли человчеству свою долю пользы и долю довольно значительную: благодаря имъ, и средніе вка сохранили порядочный запасъ научныхъ свдній, и новому человчеству не пришлось начинать сначала. Благодаря имъ, до насъ дошли отрывки древнихъ писателей, которыхъ безъ такихъ посредниковъ мы, можетъ быть, не знали-бы и по имени. Но нтъ добра безъ зла, и эти извлеченія заставляли забрасывать безъ вниманія ихъ оригиналы: если изъ многихъ свитковъ Тита Ливія составлена удобная карманная книжка, заключающая въ себ, по убжденію автора, все необходимое, что мшаетъ отдать пыльные свитки на подтопку печей? Во времена Августа, одинъ грамматикъ Веррій Флаккъ, бывшій нкоторое время учителемъ внука императора, составилъ большой словарь латинскаго языка {Подъ заглавіемъ: De verborum significatione.}, содержавшій въ себ вс слова, не исключая и устарлыхъ, съ цитатами изъ авторовъ Еслибъ этотъ словарь дошелъ до насъ, онъ былъ-бы величайшею драгоцнностью для филологовъ. Поздне его считали слишкомъ большимъ и неудобнымъ, три столтія спустя, Помпей Фестъ сократилъ его, но и его сокращеніе казалось черезъ-чуръ обширнымъ, и Павелъ Дьяконъ при Карл Великомъ сдлалъ сокращеніе изъ этого сокращенія. Только трудъ Павла Дьякона дошелъ до насъ, но значеніе его въ глазахъ науки сравнительно очень ничтожно.
Христіанскіе вроучители, по самой твердости и опредленности своихъ убжденій, были боле строгими цензорами, нежели древніе, и вс три выше поименованныя партіи сходились въ томъ, что книги, противныя христіанству или православію, а также и книги, вредныя для нравственности, должны быть нетребляемы. Поэтому сочиненія противниковъ христіанства дошли до насъ только въ отрывкахъ, сохраненныхъ у апологетиковъ, а книги Арія совсмъ исчезли, сохраненіемъ-же важныхъ литературныхъ и культурно-историческихъ памятниковъ въ род Апулея, Лукьяна, Петронія (послдняго въ отрывкахъ) мы, вроятно, обязаны невжеству переписчиковъ, которые не понимали, что писали.
Въ общемъ средніе вка, конечно, представляютъ регрессъ въ исторіи развитія книжнаго, и черезъ четыре, пять столтій посл паденія Западной Римской имперіи, во многихъ изъ тхъ городовъ римскихъ провинцій, гд когда-то были десятки школъ и сотни частныхъ коллекцій книгъ, не считая магазиновъ и общественной библіотеки, теперь трудно было найти хоть одну рукопись литературнаго или научнаго содержанія. Не говоря про замки бароновъ, въ которыхъ книга была почти такимъ же незнакомымъ инструментомъ, какъ и электрическая машина, даже во дворцахъ богатыхъ епископовъ часто единственнымъ представителемъ умственной культуры былъ затасканный служебникъ. Но все-же и въ этомъ отношеніи средніе вка не были такой эпохой духовной тьмы и грубаго варварства, какъ думали Вольтеръ и его современники.
Наша наука, въ послднее время, находитъ смыслъ и глубокій историческій интересъ въ житіяхъ, описаніяхъ чудесъ и легендахъ, которыя сто лтъ назадъ считали ни на что ненужнымъ хламомъ, наивныя мудрствованія и морализаціи средневковыхъ теологовъ оказываются чрезвычайно важными для пониманія въ высшей степени оригинальнаго церковнаго и полуцерковнаго средневковаго искусства, нечего и говорить про свтскую поэзію, которая по богатству своему во много разъ превосходитъ классическую. Во все продолженіе среднихъ вковъ были любители и труженики книжнаго дла, сначала въ монастыряхъ, а потомъ въ большихъ, преимущественно университетскихъ, городахъ. Я скажу предварительно нсколько словъ о вншней сторон средневковой книги, а потомъ перейду къ очерку ея исторіи
Папирусная бумага, бывшая, какъ мы видли, главнымъ и дешевымъ матеріаломъ для книги римской, продержалась довольно долго, но далеко не имла прежней распространенности. Вслдствіе политическихъ неурядицъ, многія фабрики ея закрылись еще до нашествія арабовъ на Африку, но и посл арабскаго завоеванія выдлка папируса не совсмъ прекратилась. Встрчаются папирусныя грамоты и небольшія рукописи въ VII, VIII и даже до X и XI столтій, происходящія преимущественно изъ Италіи, въ особенности долго держался папирусъ въ папской канцеляріи. Папирусъ окончательно исчезаетъ съ XII вка, когда появилась боле дешевая бумага.
Впрочемъ, папирусъ по своей непрочности былъ и неособенно удобенъ для тхъ книгъ, которыя были въ наибольшемъ ходу въ начал среднихъ вковъ: для священнаго писанія и богослужебныхъ книгъ боле подходилъ пергаментъ, какъ матеріалъ вковчный {Считаемъ не лишнимъ привести въ дословномъ перевод одинъ изъ первыхъ документовъ, касающійся изготовленія въ большомъ количеств книгъ этого рода и вида. Это письмо императора Константина Великаго къ Евсевію, епископу Кесаріи:
‘Побдоносный Константинъ, великій Августъ, Евсевію.
‘Въ соименномъ намъ город (т. е. въ только что основанномъ Константинопол), при содйствіи Божественнаго Провидніи, великое множество людей присоединилось къ святйшей церкви. Такъ какъ въ немъ все получаетъ великое преумноженіе, очень важнымъ представляется также устроить въ немъ многіе храмы. И такъ, покажи готовность способствовать нашему предначертанію. Ибо приличнымъ намъ кажется объявить твоей премудрости, чтобы ты приказалъ художникамъ каллиграфамъ, доподлинно знающимъ это искусство, написать 50 книгъ (аюрсітіа) на выдланной кож () на выдланной кож ( ), легко читаемыхъ и удобопереносимыхъ, именно св. писанія, которыя ты признаешь необходимыми для церкви. Послана отъ нашей кротости грамота къ правителю провинціи, чтобы онъ озаботился доставкою всего необходимаго для приготовленія этихъ книгъ, а твоей заботливости предоставляется возможно скорйшее приведеніе этого дла къ концу. Въ силу этой грамоты, ты имешь взять дв казенныя подводы для перевозки ихъ. Когда книги будутъ хорошо написаны, одинъ изъ дьяконовъ твоей церкви доставитъ ихъ къ намъ на вышеуказанныхъ подводахъ, и когда онъ прибудетъ къ намъ, онъ щедро воспользуется нишей милостью. Сохрани тебя Боже, братъ возлюбленный! (См. : : 1865. II, 590).}. Для евангелій и другихъ богослужебныхъ книгъ его обдлывали не всегда искусно, но очень старательно {Въ Византіи писцы покупали его совсмъ готовымъ, на запад большею частью сами приготовляли его. Вотъ какъ описываетъ эту работу одинъ проповдникъ конца XI или начала XII вка: ‘Вы знаете, какъ поступаетъ писецъ?— сперва онъ бритвою очищаетъ пергаментъ отъ жира и сникаетъ большія пятна, потомъ пемзою счищаетъ совершенно волосы и жилы. Если онъ этого не сдлаетъ, то буквы не войдутъ въ него или недолго продержатся. Потомъ онъ прикладываетъ линейку, чтобы сохранять порядокъ въ писаніи’. (Wattenbach: Das schrifwesen in Mittelalter. Lpz. 1871, стр. 130).}, иногда (преимущественно отъ III в. до VII, но въ вид исключенія и до XIV) его окрашивали въ красную краску. Писали крупно, четко и красиво, въ отдлк заглавныхъ буквъ доходили до высокой художественности, ихъ раскрашивали золотомъ и другими красками {Заглавія еще у римлянъ писали красными чернилами, откуда и названіе — рубрика (отъ ruber).}. Иногда и всю рукопись отъ первой строчки до послдней писали разведеннымъ серебромъ, а большія буквы-золотомъ. Книги украшали иллюстраціями, такъ называемыми миніатюрами (отъ слова minium — сурикъ, наибольше употребительная въ раннихъ миніатюрахъ краска {Даже самый краткій обзоръ средневковой миніатюры и орнаментики рукописей завлекъ-бы насъ слишкомъ далеко. Для желающихъ ознакомиться съ этимъ дломъ въ общихъ чертахъ рекомендуемъ главу: Malerei (стр. 196 и слд.) въ вышеупомянутой книг Ваттенбаха и практично составленную книжку Lecoy de la Marche въ Bibl. de renseignements des beaux arts (Les Manuscrits et la Miniature).}. Орудіемъ для писанія въ начал попрежнему служилъ очиненный тростникъ, съ VII столтія входятъ въ употребленіе перья.
Дороговизна пергамента заставляла иногда прибгать къ варварскому пріему — смыванію и очистк прежняго текста, чтобы на его мст написать новый. Такимъ образомъ, являлись такъ называемые палимисесты {Они были въ ходу еще въ древности, какъ видно напр. изъ Сіc. Ер. fam. 7, 18 (съ папируса чернила смывались очень легко, но не безъ слдовъ). Въ средніе вки, какъ видно изъ разсказа Fra Salimbene — ‘bene radere chartas’, считалось особеннымъ искусствомъ, которому учились у учителей.}, на которыхъ съ помощью химическихъ манипуляцій въ настоящее время выучились возстановлять первоначальный текстъ, къ сожалнію, эти химическіе реагенты портятъ рукопись и даже совсмъ разрушаютъ ее, но въ послднее время успхи фотографіи даютъ возможность сохранить врное ея воспроизведеніе. Палимисесты встрчаются главнымъ образомъ отъ VII до XIII столтія, т. е. до распространенія бумаги.
Бумага изъ хлопчатника существовала у китайцевъ съ незапамятныхъ временъ и стала извстна арабамъ при завоеваніи Самарканда въ 704 г., посл этого ее начали выдлывать на мусульманскомъ восток, главнымъ образомъ въ Дамаск. Эта бумага, извстная подъ названіемъ бомбицина и отличавшаяся отъ нашей большей толщиной, ломкостью и дороговизной, отъ арабовъ перешла къ грекамъ, а отъ грековъ на Русь и въ западную Европу, гд она называлась иногда греческимъ пергаментомъ {Древнйшій памятникъ, на ней написанный, грамота короля Ропера Сицилійскаго отъ 1102 г.}.
Наша бумага, льняная или тряпичная, уже идетъ съ востока, отъ арабовъ, которые употребляли ее уже въ XII столтіи, она переходитъ къ испанцамъ, а отъ нихъ въ Италію и южную Францію. Дешевизна быстро ввела ее во всеобщее употребленіе, но люди не любятъ рзко разставаться съ стариной, и пергаментъ держался почти до нашихъ дней: на немъ писали и печатали въ XVI столтіи, а для почетныхъ дипломовъ онъ употреблялся до послдняго времени.
Чтобы потомъ не возвращаться въ мусульманскій міръ, скажу теперь-же, что въ т пять столтій, когда мусульмане превосходили христіанъ умственнымъ развитіемъ, естественно, и книжное дло стояло у нихъ неизмримо выше. Въ Испаніи насчитывали 70 общественныхъ библіотекъ, и въ Кордовской библіотек было, говорятъ, до 400,000 томовъ, т. е. по крайней мр въ 10 разъ больше, нежели въ Одесской публичной библіотек. Не надо, впрочемъ, забывать, что даже самыя роскошныя мусульманскія рукописи не допускаютъ миніатюръ.
Отъ V до IX вка въ западной Европ книжное дло существуетъ. такъ сказать спорадически: то въ одномъ, то въ другомъ мст, благодаря трудамъ одного книголюбца или цлой школы таковыхъ, дятельно списываютъ старыя книги и составляются новыя, преимущественно поучительныя или историческія. Такъ, въ VI вк извстный Кассіодоръ, составитель нсколькихъ энциклопедій, покинувъ міръ, устроилъ въ одномъ изъ калабрійскихъ монастырей цлый институтъ писцовъ. Такъ, въ VII столтіи чтеніе и книгописаніе процвтали въ ирландскихъ монастыряхъ, и ирландскіе миссіонеры разносили свои книги по всему материку Европы. Иріандцевъ смнили ихъ побдители англосаксы, знаменитый Алкуинъ до своего переселенія къ Карлу Великому занималъ въ Іорк должность преподавателя и библіотекаря Іоркской школы, въ ней учениковъ считали тысячами, а книги, конечно, десятками тысячъ. Послуживъ Карлу, Алкуинъ длается аббатомъ Турскаго монастыря (во Франціи), тамъ онъ расширяетъ школу и устраиваетъ богатую библіотеку.
Несмотря на вс ужасы, пережитые міродержавнымъ Римомъ во время Алариха и Гензериха, онъ все-таки и оставался въ VII и VIII вкахъ главнымъ книжнымъ рынкомъ, сюда обращались за умственной пищей и съ береговъ Темзы, и съ береговъ Рейна и даже Дуная {Wattenbftch, о. с. 295.}. Сюда-же посылалъ за книгами и за художниками и Карлъ Великій.
Просвтительная дятельность Карла не принесла тхъ блестящихъ результатовъ, на которые онъ разсчитывалъ, но она и не прошла безслдно. Съ IX вка, не смотря на вс политическія бури и неустройства, въ любой моментъ можно указать въ западной Европ нсколько уголковъ, гд ученье и книга въ большомъ почет, да и повсемстно монастырская школа открываетъ путь къ епископской митр, а митра — къ княжескому престолу или большой канцлерской печати.
Съ IX вка приблизительно до середины XII продолжается второй періодъ въ исторіи средневковой книги, когда они чувствуетъ себя дома за крпкою каменною оградою монастыря и только изрдка посщаетъ епископскіе дворцы и дворы немногихъ любителей — князей.
Въ монастыр жизнь тихая, время дешевое. Надъ книгой работаютъ неспша, и если стараются писать мельче и съ сокращеніями, то не изъ экономіи труда, а изъ экономіи пергамента. Писаніе считалось дломъ очень труднымъ, но за то въ высшей степени душеспасительнымъ {Какъ западный міръ смотрлъ на заслуги писцовъ, всего яснй можно видть изъ слдующаго разсказа Ордерика Виталія г. Ordericus Vitalis Angligena Uticeosis monachus: Historiae ecclesiasticae libri XIII): Одинъ монахъ велъ очень дурную и грховную жизнь, но самъ въ вид эпитиміи наложилъ на себя трудъ переписать толстый кодексъ св. писанія. Когда онъ умеръ, дьяволы потребовали его душу себ, но ангелъ принесъ къ престолу Судьи его рукопись. Ршено было счесть число написанныхъ буквъ, и такъ какъ число это на одну единицу превысило число его грховъ, то дьяволамъ было отказано, и монахъ возвратился къ жизни, чтобы искупить свои грхи покаяніемъ. А быть-бы ему въ геенн огненной, если-бы онъ пропустилъ хоть одну лишнюю букву, замчаетъ разсказчикъ.
Высокое уваженіе средневковаго человка къ книг видно и изъ характернаго сравненія, которое длаетъ извстный Цезарій Гейстербахъ. Онъ говоритъ: ‘Христосъ есть книга живота… на кож тла его были написаны меньшія и черныя буквы синебагровыми рубцами бичей, заглавныя красныя буквы — вбиваніемъ гвоздей, точки и запятыя были изображены уколами тернія. Та-же кожа его предварительно была какъ-бы пемзою вытерта, вслдствіе многихъ ударовъ, заушеніями и плевками, какъ мломъ натерта и тростникомъ налинована. (Dial. Mir. 8,35), Другой проповдникъ еще обстоятельнй проводитъ такую параллель между книгою и Богородицей. См. Wattenbach о. с. 130—1.}. Чтеніе книгъ часто сопровождалось писаніемъ замтокъ на читаемой книг, пишутъ глоссы и подстрочные переводы (Interlinealversionen), отчасти по внутреннему безсознательному побужденію, отчасти для удобства и поученія будущихъ читателей. Подстрочные переводы остались теперь только въ ученическихъ книжкахъ, а образчики современныхъ глоссъ, въ вид-ли выраженія личнаго мннія или въ вид объективныхъ примчаній, можетъ видть всякій, кто беретъ книги въ старой библіотек для чтенія.
Теперь гг. глоссаторы только книги пачкаютъ, за что и подвергаются штрафамъ, а въ средніе вка ихъ роль была гораздо серьезне, иногда глоссы составляютъ древнйшіе памятники нарчій Европы и часто даютъ драгоцнные матеріалы для исторіи культуры, за-то иной разъ современные намъ ученые должны долго ломать себ голову, чтобы отдлить непрошенный трудъ глоссатора отъ первоначальнаго текста, если послдній дошелъ до насъ въ копіи наивнаго переписчика, который внесъ глоссу въ средину книги.
Перепискою и украшеніемъ книгъ занимались и благочестивыя женщины, многія изъ нихъ прославились книгописаніемъ, и на миніатюрахъ нердко встрчаются изображенія монахини или аббатиссы, подносящей свой трудъ Богоматери.
Наивное усердіе монастырскихъ переписчиковъ и переплетчиковъ породило особый родъ книгъ, родъ, который по богатству своихъ представителей, какъ на запад, такъ и въ Россіи, уступаетъ только книгамъ богослужебнымъ, это сборники, прародители нашихъ толстыхъ журналовъ. Они написаны или одной рукой, или состоятъ изъ тетрадокъ разныхъ рукъ, но одного формата, соединенныхъ подъ одинъ переплетъ. Иногда составитель сборника руководствовался извстной идеей, напр. собиралъ поученія одного вроучителя или чудеса одного святого, которыя онъ соединялъ съ его житіемъ и службой ему, но часто никакой подобной идеи у составителя не было, и рядомъ съ записанной псней мы находимъ кухонный рецептъ, а потомъ житіе безъ конца, потомъ благочестивое поученіе, потомъ отрывокъ лтописи или выписки изъ классика. Закончивъ весь этотъ винегретъ, писецъ съ облегченнымъ сердцемъ расписывался и приписывалъ иногда традиціонный стихъ:
Explicit hic totiim
Per Christum da mihi potum.
T. e этотъ все изложилъ, ради Христа дай мн все питье. Но гораздо чаще краткія приписки боле соотвтствовали благочестивому и смиренному духу времени: ‘Благодареніе Богу. Аминь’. (Deo gratias. Amen), какъ стереотипная фраза, перешла и въ первопечатныя изданія. ‘По окончаніи книги, да воздастся благодарность Христу. Имени писца не ставлю, такъ какъ не хочу хвалиться’.
(Explelo libro, referatur gratia Christo.
Nomen scriptoria non pono, quia ipsum landare nolo).
Заключаетъ одинъ скромный труженикъ, но плохой поэтъ. И т. п.
Въ греческихъ сборникахъ, когда приводится апокрифическая, т. е. неодобряемая церковью, статья, часто на поляхъ бываетъ замтка: ‘запрещается читать въ церквахъ, а слдуетъ сжечь’ (), но какъ сжечь книгу, когда въ ней столько благочестивыхъ статей! Ее оставляли въ цлости, а слдующій переписчикъ вносилъ замчаніе строгаго цензора въ самый текстъ.
Если западному монаху попадалась въ римскомъ классик греческая фраза, онъ, не умя переписать ее, ставилъ только дв буквы: gr или наивно объяснялъ — graecuin est, non legitur, т. e. по гречески, прочесть нельзя.
Монастырскія библіотеки пополнялись другъ изъ друга, пересылаясь рукописями, а такъ какъ многіе монастыри по уставу вовсе не выдавали книгъ, то чаще монахъ, взявъ съ собою связку пергаментныхъ листовъ, отправлялся черезъ горы и лса, чтобы списать книгу и оставить свой трудъ на пользу духовнымъ наслдникамъ. Къ извстнымъ знатокамъ-монахамъ присылали книги на исправленіе {Про аббата Вильгельма изъ Гиршау Тритемій разсказываетъ подъ 1070 годомъ, что онъ опредлилъ въ переписчики 12 монаховъ и поставилъ надъ ними одного весьма ученаго человка, ‘чтобы онъ исправлялъ ошибки небрежно пишущихъ’ (qui menda negligentius scribentumi emendaret).}. Епископамъ и частнымъ лицамъ иногда выдавали книгу для чтенія или списыванія подъ денежный залогъ, иногда богослужебную книгу выдавали частному лицу для пожизненнаго пользованія за ежегодную плату.
Книги монастырскія считались сокровищемъ, и если ихъ было немного, он хранились въ ризниц вмст съ драгоцнными церковными сосудами {Въ моск. синодальной библіотек до сихъ поръ главный ея начальникъ есть въ то-же время и ризничій.}. Иныя изъ нихъ — книги богослужебныя — были и на самомъ дл сокровищами не только по содержанію своему, но и по многоцннымъ переплетамъ-окладамъ. Въ тяжелые годы монастыри иногда закладывали свои книги даже евреямъ, иногда продавали т изъ нихъ, безъ которыхъ могли обойтись.
Небольшія коллекціи почти исключительно изъ богослужебныхъ книгъ были и при городскихъ церквахъ, он составлялись главнымъ образомъ изъ пожертвованій благочестивыхъ прихожанъ, которые часто складывались по нскольку человкъ, чтобы заказать хорошему переписчику книгу, въ такомъ случа ихъ имена вписывались въ нее-же на вчное поминовеніе.
Въ эпоху крестовыхъ походовъ повсемстно въ западной Европ крайній спиритуализмъ перестаетъ быть господствующимъ направленіемъ, и мірскіе, жизнерадостные интересы человка вступаютъ въ права свои. Поэзія и даже исторіографія изъ рукъ духовенства переходитъ въ руки свтскихъ людей, церковная латынь начинаетъ понемногу уступать мсто языкамъ народнымъ, и въ лучшихъ людяхъ общества пробуждается неутомимая жажда знанія. Тогда въ исторіи средневковой книги наступаетъ третій періодъ, который можно назвать университетско-городскимъ. И въ этотъ періодъ монастыри не прекратили, конечно, своей книгописной дятельности, и въ богатйшихъ изъ нихъ по-прежнему скрипятъ ежедневно десятки перьевъ, но центрами просвщенія, а стало-быть и письменности, становятся города, особенно имвшіе въ себ большія школы.
Первымъ по значенію университетомъ въ Европ быль университетъ парижскій, одновременно съ нимъ развивались высшія школы Италіи, въ городахъ которой никогда грамотность и книжная культура не падали такъ низко, какъ по ту сторону Альпъ Гд есть студенты, тамъ есть и въ значительномъ количеств книги, должны быть и зачатки книжной торговли. Въ XIII вк при университетахъ былъ особый видъ должностныхъ лицъ, такъ называемые stationarii {Отъ лат. statio — помщеніе для писцовъ.}, они давали студентамъ списывать рукописи, брали книги на коммиссію отъ ростовщиковъ евреевъ, которые сами не имли права торговать книгами, а также отъ студентовъ, выселявшихся изъ города: въ нкоторыхъ университетахъ былъ строго запрещенъ вывозъ книгъ, эта мра, весьма стснительная для иностранцевъ, имла однако-же свое разумное основаніе: благодаря ей, учебники были но дороги и запасъ ихъ все увеличивался. Стаціонаріи, въ рукахъ которыхъ скоплялось иногда помногу книгъ, являются, стало-быть, первыми книгопродавцами въ новой Европ, но они еще не купцы, а чиновники, они подчинены университету и съ торговлей книгами часто соединяли обязанности педелей. Остатки этого института можно до сихъ поръ отыскать даже въ нкоторыхъ русскихъ университетахъ, гд у ка кого-нибудь стараго служителя или черезъ его посредство можно купить и старые курсы литографированныхъ лекціи, и нкоторыя пособія.
Въ начал XIV вка въ Париж книгопродавцы въ собственномъ смысл уже отдлились отъ стаціонаріевъ, но и они приносили присягу университету и были подчинены его вднію, это обстоятельство, разумется, до извстной степени оберегало тощіе карманы студентовъ и профессоровъ отъ ихъ произвола {Во время ранней молодости автора, при московскомъ университет еще была университетская книжная лавка.}. Были также и присяжные продавцы писчихъ матеріаловъ. Въ конц XIV и начал XV столтія въ Париж, конечно, въ латинскомъ квартал, цлые дома и переулки были заселены переписчиками, каллиграфами, переплетчиками, миніатюристами (иначе иллюминаторами), пергаментщиками, продавцами бумаги и пр. Изъ такого большого города, какъ Парижа, нельзя было запретить вывоза книгъ, и теперь сюда здятъ за книгами, какъ прежде въ Римъ. Уже Герсонъ жалуется, что столица Франціи скоро распродастъ вс свои умственныя сокровища. Въ Лондон каллиграфы и переписчики (text-writers) въ 1403 г. соединились въ особый цхъ, то-же мстами было и въ Голландіи. Въ Италіи въ XV вк были книгопродавцы, содержавшіе при своемъ магазин массу писцовъ и слд. способные издавать я переиздавать книгу. Въ Германіи книгами торговали главнымъ образомъ городскіе писцы и школьные учителя.
Увеличеніе количества рукописей, естественно, повліяло неблагопріятно на ихъ качество и на степень уваженія къ нимъ. Большинство книгъ пишется небрежно, не только безъ миніатюръ и заставокъ, но даже почти безъ прописныхъ буквъ, книги перестаютъ быть драгоцнностью: владльцы часто обращаются съ ними такъ-же ‘запросто’, какъ мы теперь. Очень любопытны жалобы, которыя одинъ книголюбецъ начала XIV столтія {Richard de Bury. О немъ см у Watten bach’а о. с. стр. 304 и слд.} влагаетъ въ уста самимъ книгамъ: ‘Когда-то насъ высоко цнили’, плачутся несчастныя: ‘а нынче мы должны уступать свое мсто собакамъ и соколамъ, и кром того двуногое животное, называемое женщиной (bestia bipedalis, scilicet millier) постоянно побуждаетъ владтелей придавать насъ. Она гонитъ насъ не безъ причины и ненавидла-бы еще сильнй, еслибъ знала, что въ насъ написано {Книги не совсмъ неправы: въ одномъ изъ сборниковъ Внской библіотеки есть, напр., статья, озаглавленная такимъ образомъ: ‘quod quaevis millier a natnra meretrix est’.}. Пропалъ нашъ природный блескъ, насъ покрываетъ пыль, тла наши стъ червь, и никто не воззоветъ къ намъ: ‘Лазарю! гряди вонъ!’
Но эти жалобы старыхъ книгъ на худыя времена, какъ, обыкновенно жалобы стариковъ — справедливы только отчасти. Правда, во многихъ монастыряхъ, гд 100, 200 лтъ назадъ книжное дло занимало много рукъ и головъ, теперь книги лежали ворохомъ въ самомъ дальнемъ углу ризницы, но зато въ свтскомъ обществ книга уже не была ни страшилищемъ. ни рдкостью. Правда, что студенты обращались съ своими учебниками не особенно почтительно, но эти учебники, по небрежности написанія, пожалуй, и не заслуживали лучшаго обращенія. За то возросло число библіотекъ, доступныхъ если не всмъ, то многимъ, и ежедневно умножалось число коллекцій богатыхъ любителей, а для этихъ библіотекъ и коллекцій книги писались на заказъ, и никогда не отдлывались он съ такой роскошью, какъ въ XIV и особенно въ XV столтіи. Во Франціи уже Людовикъ св. составилъ библіотеку изъ сотни книгъ. Его біографъ разсказываетъ, что когда ему представлялся случай купить книгу, онъ предпочиталъ заказать съ нея копію, чтобы оригиналъ могъ попрежнему гулять по свту. Король Карлъ V собралъ библіотеку въ 1,200 томовъ, конечно, это немного сравнительно съ 400,000 томовъ Кордовской библіотеки, но надо имть въ виду, что наврно треть книгъ въ библіотек Карла имла миніатюры и слдовательно, кром литературнаго, представляла еще художественный интересъ. Братъ короля Карла герцогъ Беррійскій тоже собралъ коллекцію до 300 томовъ, и о немъ документально извстно, что онъ заказывалъ свои книги лучшимъ писцамъ и миніатюристамъ. Трудъ этихъ людей былъ не дешовъ: извстны случаи, что за хорошую копію большой книги платили до 1,000 франковъ и боле. Въ конц XV вка художникамъ, которые иллюстрировали такъ называемый Бревіарій Гримано, было заплачено по тогдашней цн денегъ цлое состояніе. Но иныя книги и безъ миніатюръ не могли быть дешевы по самому своему объему: энциклопедія Викентія Бове, такъ наз. ‘Зерцало Великое’ — въ это время опять пошла мода на энциклопедіи: подводились итоги средневковой мудрости — даже въ печати занимаетъ 4 огромные фоліанта по 1,000 слишкомъ листовъ каждый, въ два убористыхъ столбца. Подъ залогъ одной части его (Зерцала Историческаго) баронъ Бухгеймъ въ половин XV столтія получилъ отъ закладчиковъ 80 гульденовъ. Подобныя книги иногда мняли на лошадей и даже на земельную собственность. Боле дешевымъ образомъ пріобртали книги отъ обднвшихъ монастырей. отъ закладчиковъ и отъ бродячихъ клериковъ (вагантовъ), которые часто оставляли свои служебники по гостинницамъ и кабакамъ, вмсто платы за продовольствіе.
Въ XV вк, наканун изобртенія книгопечатанія, не говоря уже про Италію, куда греки, спасшіеся отъ турокъ, заносили книги тысячами и гд возрожденіе древности внесло въ умственную жизнь безпримрное оживленіе, во всхъ большихъ городахъ средней Европы книжное дло стояло очень высоко: почти везд были общественныя библіотеки изъ которыхъ иныя книги выдавались на домъ (libri vagantes), другія же, особенно цнныя и объемистыя, прикрплялись къ письменнымъ столикамъ крпкими цпями. Почти везд были книгопродавцы и общества переписчиковъ, старавшіеся удовлетворить не только богатыхъ любителей, но и людей средняго состоянія молитвенниками, книжками поучительными и даже забавными. Даже богато-украшенные экземпляры писались не всегда по заказу, но и на продажу, какъ видно изъ находимыхъ кое-гд пустыхъ мстъ для герба владльца.
Достаточно будетъ, мн кажется, указать на тотъ фактъ, что даже въ нашей Императорской публичной библіотек латинскія и французскія рукописи XV столтія считаются многими сотнями и между ними много часослововъ и популярныхъ романовъ, украшенныхъ великолпными миніатюрами. Насколько силенъ былъ умственный голодъ, мы увидимъ по необыкновенной быстрот распространенія книгопечанія, очевидно, что еслибъ не изобрли этого способа умножать и удешевлять книги, выдумали-бы какой-нибудь другой.
Перехожу къ послдней части моей сегодняшней лекціи, къ книгописанію въ Россіи.
Книга пришла къ намъ на Русь вмст съ христіанствомъ и оттуда-же, откуда и христіанство, т. е. изъ Византіи. Но любопытно, что въ нкоторыхъ чертахъ ея исторія на Руси больше сходится съ исторіей книги средне-европейской, нежели византійской. О византійской книг я не имю времени распространяться, укажу только на фактъ, а priori ясный: въ стран съ древней цивилизаціей, столица и центры которой были хорошо защищены отъ напора грубаго варварства, античная книжная культура держалась долго на высот, въ другихъ частяхъ Европы неизвстной. Книгъ было много, содержаніе ихъ было разнообразно, литературное образованіе было дломъ обычнымъ не для одного духовенства {Для желающихъ ознакомиться съ византійской книжной культурой слдуетъ прежде всего указать на 2-ую часть изслдованія. Rambaud: L’empire grec an Х-me s. etc. Paris. 1870.}. За то къ концу среднихъ вковъ, когда на запад такъ сильно замтенъ прогрессъ книжнаго дла, выражающійся и въ количеств, и въ качеств книгъ, здсь, напротивъ, наблюдается, подъ вліяніемъ неблагопріятныхъ политическихъ условій, движеніе регрессивное.
Кіевскіе князья входятъ въ близкія и непосредственныя связи съ Царьградомъ и принимаютъ отъ него христіанство въ лучшее время развитія византійской культуры, переработавшей по-своему остатки культуры античной, въ эпоху македонской династіи, когда писали Фотій, Метафрастъ и Константинъ Порфирородный. Но Русь принимаетъ оттуда книги, почти исключительно богослужебныя и благочестиво-назидательныя, и дло книжнаго просвщенія въ ней ведется духовенствомъ и только весьма немногими любителями изъ высокопоставленныхъ лицъ. Конечно, были и исключенія, но они не уничтожаютъ силы общаго положенія. По словамъ проповдника Кирилла Туровскаго, свтскіе люди говорили: ‘Жену имамъ и дти кормлю… не наше есть дло почитаніе книжное, но чернечьское’. Если мірской человкъ и принимался читать или даже списывать книги, онъ длалъ это не для удовольствія и даже не для поученія, а для спасенія души. Между такими подвижниками были и князья, и княгини, и даже княжны, нкоторые князья {Напр. Владиміръ Васильковичъ.} держали по нскольку переписчиковъ и составляли цлыя библіотечки. Въ род Ярослава книголюбіе было какъ-бы наслдственно. Но все это были только счастливыя исключенія. Какъ смотрло на ученіе книжное большинство, видно изъ былины о Васьк Буслаев, онъ получилъ полное образованіе, а состояло оно вотъ въ чемъ:
Стали его грамот учить:
Грамота ему въ наукъ пошла.
Посадили его перомъ писать:
И письмо ему въ наукъ пошло.
Это, такъ сказать, курсъ гимназическій, на которомъ не остановилось образованіе героя, онъ идеи, дальше:
Стали его учить пнью церковному:
И нтъ у насъ въ Новгород такого пвца
Супротивъ Васиньки Буслаева.
Это курсъ университетскій, академическій, затмъ слдовалъ его выходъ на улицу и извстныя игры съ ‘мужики новогородскими’.
Въ до монгольскій и монгольскій періоды, какъ въ западной Европ въ первую половину среднихъ вковъ, у насъ книжное дло сосредоточивается исключительно въ монастыряхъ, и поэтому большая часть того, что было говорено о книгахъ монастырскаго времени на запад, относится къ древне-русской книга. Извстна прекрасная картинка изъ жизни еодосія Печерскаго, какъ онъ волну плелъ для переплета въ то время и въ той комнат, гд Иларіонъ списывать книги, а старецъ Никонъ переплеталъ ихъ. Монахи писали только съ дозволенія игумена и потому книга или даже всякая отдльная статья начинается обыкновенно съ формулы: ‘благослови, отче’ {Часто по-гречески русскими буквами: евлогисонъ патеръ.}. Писали на пергамент (харать, отъ Charta), на большихъ листахъ, большею частію въ два столбца, крупными и прямыми буквами, такъ называемымъ уставомъ, который постепенно переходитъ черезъ полууставъ въ неразборчивую скоропись XVII вка. Заглавныя буквы и заставки большею частію разрисовывали красками и золотомъ, красками-же вырисовывали миніатюры строгаго гіератическаго типа. Нечему, стало быть, удивляться, что дьяконъ Григорій писалъ Остромірово Евангеліе почти 7 мсяцевъ, скорй надо удивляться необыкновенной быстрот работы монаха Лаврентія, писца лтописи, который окончилъ ее въ 2 мсяца и 6 дней, и тому больному монаху, который подарилъ монастырю 35 книгъ, имъ самимъ списанныхъ {Востоковъ. Описаніе рук., Рум. Муз. стр. 176.}. И какую наивную, но вполн понятную радость выражаетъ списатель, кончая книгу! Онъ самъ сравниваетъ себя съ женихомъ, дождавшимся невсты, съ кормчимъ, въ ‘отишіе’ приставшимъ, съ странникомъ, въ отечество пришедшимъ, даже съ зайцемъ, изъ тенетъ избгшимъ, съ птицей, изъ ‘кляпци’ (т. е. силковъ) излетвшей и т. д. и т. д.
За то и читатели относились къ чтенію не по нашему. Вотъ какъ рекомендуетъ заниматься этимъ дломъ извстная статья Изборника Святослава: ‘Когда читаешь книги, не старайся скоре дойти до другой главы, но пойми, что говорятъ книги и слова т, и по три раза возвращайся къ одной глав’. Что это не было только рини desiderium, а дйствительно я исполняюсь, видно изъ встрчающихся кой-гд отмтокъ о томъ, когда грамотникъ началъ читать книгу и когда окончилъ: нсколько мсяцевъ читался прологъ или сборникъ, который современный поститель библіотеки просматриваетъ въ 2—3 утра.
Нашествіе монголовъ, раззоривъ югъ Россіи, перенесло центръ государственной жизни на суровый сверъ. Книжное дло, разумется, упало: до книгъ-ли тутъ было, когда приходилось тяжкимъ трудомъ добывать себ пропитаніе и дань татарскую?— Монастырскій періодъ въ исторіи русской книги именно отъ этого былъ гораздо продолжительне на Руси, чмъ на Запад. Безъ половцевъ и татаръ даровитый и свжій силами народъ Руси кіевской, тсно связанный съ цивилизованной Византіей, несомннно скоро догналъ-бы, если не обогналъ, своихъ западныхъ братьевъ.
Какъ трудно было заниматься книжнымъ дломъ на свер, ясно свидтельствуетъ житіе Сергія Радонежскаго, который., не имя ни харатьи, ни бумаги, писалъ на берест древесной.
Только въ Новгород былъ досугъ и средства, и тамъ писаніе книгъ производилось не въ однихъ монастыряхъ. О Моисе, архіепископ новогородскомъ (1353 — 1362), лтопись говоритъ, что онъ ‘добр пасяше стадо свое, поживъ въ цломудріи, и многи писцы изыскавъ и книгы многы исписавъ г.
Но вотъ, въ XV столтіи, ослась цивилизація и въ средней Россіи, и вмст съ тмъ немедленно усиливается и книгописаніе. Ересь жидовствующихъ, сама служащая показателемъ боле напряженной духовной жизни, вызываетъ цлую политическую литературу. Въ лучшихъ монастыряхъ оказываются такіе книголюбцы, что ‘печаль обдержить’ ихъ, если они день проводятъ безъ писанія (напр. Нилъ Сорскій). Уже чувствуется потребность въ боле изящной литературной форм для житій святыхъ и описаній чудесъ ихъ, сознавая Свою литературную отсталость,, наши предки охотно принимаютъ и обезпечиваютъ довольно обильнымъ по тому времени содержаніемъ боле образованныхъ южныхъ славянъ: таковъ былъ Пахомій Сербинъ, котораго за его передлки житій святыхъ хорошо содержали и въ Троицкой Лавр, и въ Москв, и даже въ Устюг, и въ Новгород дарили серебромъ, кунами и соболями. Даже самая механическая работа списыванья книгъ можетъ въ это время доставить человку средства къ жизни. ‘О человче! восклицаетъ одинъ усердный списатель: Аще трудолюбно потщишися къ божественному писанію прилежати, трое блага получити: первое,— отъ своихъ трудовъ питаешися, второе,— празднаго бса изгониши, третіе — съ Богомъ бесдовати имаши’.
Когда писецъ пишетъ безъ мзды, онъ съ гордостью отмчаетъ это въ послсловіи {Напр. ‘Сію книгу св. Евангеліе писалъ безъ мезды за свое душевное спасеніе и за родител’. (Вост. Оп., стр. 189).}, но и пишущій за мзду, кром выгоды временной, надется получить и душ спасеніе. Онъ проситъ читателей молиться и за заказчика, и за него гршнаго, причемъ писецъ часто отодвигаетъ заказчика на задній планъ, сообщая о себ гораздо боле подробностей, нежели о томъ, за чьи деньги работалъ онъ {Напр. ‘А писалъ сію книгу (сверскую минею конца XV вка, принадлежащую нын Кіевскому христіанскому музею) нхто ать Березка 3 Новгородка и Литовского поповичъ попа дитовоцкаго сынъ Семіоновъ Долбнича и иже и митрополіи. А писалъ есми отъ початка книги самъ, отъ доски до половины, отъ св. Семіона до сорока святыхъ’. А объ заказчик мы узнаемъ только, что онъ былъ рабъ божій еодоръ.}. Но въ тхъ-же послсловіяхъ, какъ въ этомъ вк, такъ и въ послдующихъ, писцы любятъ выказывать свое смиреніе, заране испрашивая прощенія за ошибки, происшедшія отъ ихъ молодости или невжества, неумнія, скудоумія и вообще не жаля для себя браи ныхъ словъ. ‘Аще буду гд соблазняся криво написалъ или строку преступилъ въ своей грубости и въ молод ум, то и вы…. отцы и братіе, имуще разумъ великъ, въ сердци своемъ собою доправливаите, а мене худого не унижайте {Вост. Оп., стр. 13.}’. ‘Азъ наукою не наученъ, а писанію весьма неискусенъ…’ ‘Тупъ есмь разумомъ…’ ‘Эллинскихъ мудростей не текохъ…’ ‘Азъ преокаяннйшій…’ ‘Писана сія книга рукой многогршнаго. и лниваго, и недостойнаго, и стропотливаго, и лживаго раба божія Моисея Иванова… {Ibid.}, ‘гд прописался азъ гршный не разумомъ или не смыслилъ (несмысліемъ?) или недоумніемъ, или непокорствомъ, или непослушаніемъ, или не разсмотрилъ, или полнился разсмотритъ, или не дозрилъ, и вы меня. Бога ради, простите и не кляните, а сами собою исправливайте’ {А. А. Титовъ: Рукописи славянскія и русскія, принадлежащія И. А. Вахрамеву. М. 1888, стр. 17. Иногда писецъ и пользовался этимъ случаемъ, чтобы поговорить о своихъ болзняхъ, или о ‘печаляхъ міра сего’, его утсняющихъ. (Вост. Опис. 194, 189 и др.).}.
Но въ этомъ преувеличенномъ смиренств такъ-же, какъ и въ тайнописаніяхъ разнаго рода, которыя начинаютъ входить въ употребленіе съ того-же XV вка {См. образцы у Восток. стр. 554 и слд. Одна изъ самыхъ легкихъ и употребительныхъ криптографій та, когда гласныя оставались т-же самыя а согласныя употреблялись въ обратномъ азбучномъ порядк. Напр. см. А. А. Титовъ о. с. стр. 6. ри. 1498 г. ‘а ниласъ цнятопъ Ишалъ Рогасошъ’, т. е. ‘а писалъ діаконъ Иванъ Мочаловъ’. Поздне вмсти тайно-писанія является нчто въ род шарадъ. Напр. ‘Переводивый сію книгу (Бароніи въ 1878 г. См. Арх. Леонида Описаніе Успенскаго ж. мон. Спб. 1884 стр. 119 — 120) имя его седмилитерно, троесложно, въ немъ-же убо 4 гласныхъ и 3 согласныхъ, начало пріемлетъ отъ перваго гласнаго, число-же его суть….’ (недописано: Іоасафъ?)}, именно для послсловій писцовъ и для обозначеній ихъ именъ, нельзя не видть невольнаго проявленія нкоторой литературной гордыни и вры въ свое право на память потомства.
Чтобъ боле не возвращаться къ послсловіямъ и припискамъ, мы должны упомянуть о такъ-называемыхъ вкладныхъ, т. е. припискахъ, которыя длались или въ конц книги, или по листамъ и которыя говорили, кто, за кого и какому церковному учрежденію пожертвовалъ эту книгу, при этомъ обыкновенно вкладчикъ грозилъ судомъ Божіимъ тому, кто нарушитъ его завщаніе. Если вкладчикъ даетъ книгу за себя, онъ проситъ ‘о здравіи его Бога молить, а по смерти душу его поминать’, такая просьба обращается не только къ церкви и монастырю, но и ко всякому, кто будетъ эту книгу читать. Если вкладчикъ самъ не могъ писать, за него вкладную писалъ другой, иногда при этомъ случа поминавшій и себя. Вкладныя писались и отъ лица нсколькихъ участниковъ въ расход на книгу, и отъ цлаго прихода. Если книга не заказывалась, а пріобрталась покупкою, вкладная упоминала, у кого она куплена, за сколько и какую сумму кто изъ участниковъ вклада заплатилъ. Надписывали богослужебную книгу и т лица, которыя только на свой счетъ переплетали ее въ бархатъ или снабжали окладомъ. Иногда книгу жертвовали въ церковь не навсегда, а только ‘до живота’ такого-то священника или іеромонаха, чтобъ по ней за владльца Бога молилъ. Книгами благочестивые люди благословляли иногда дтей своихъ и обозначали это въ приписк, ‘а иному никому до сея книги дла нтъ’, прибавляетъ одинъ изъ такихъ отцовъ. Это очень мягкая формула, во вкладныхъ угрозы нарушителямъ завщанія обыкновенно выражены гораздо сильне: вкладчикъ предаетъ ихъ анаем, грозитъ судиться съ ними на страшномъ суд, подвергаетъ ихъ клятв Арія и т. д. Въ надписяхъ продавца книги иногда видно, какъ ему тяжело было разставаться съ драгоцнностью: онъ ссылается на крайнія нужды, которыя его побудили къ продаж, общается при первомъ-же случа купить такую-же книгу или списать ее. Вообще эта литература послдней страницы очень интересна, но, къ сожалнію, у насъ еще мало изслдована.
Въ XVI вк начинается въ исторіи русской книги городской періодъ. Число грамотныхъ людей въ городахъ замтно возростало, но во многихъ монастыряхъ книжное дло падало: изъ монастырей заказываютъ писать книги дьякамъ, и въ иныхъ обителяхъ, по ихъ бдности и невжеству, чувствуется крайняя нужда даже въ книгахъ богослужебныхъ.
Въ общемъ итог, образованіе страны въ первой половин XVI вка стоитъ очень низко, и на самой грани столтія у Геннадія Новогородскаго вырывается изъ-подъ пера знаменитая жалоба: ‘Такова, господине, земля: не можемъ добыти, кто-бы гораздъ грамот’. Но самыя жалобы Геннадія и черезъ полстолтія стованія Стоглава на паденіе образованія {Гл. 25: ‘Прежъ сего въ россійскомъ царствіи грамот и писати и пти и чести гораздыхъ много было, пвцы и четцы и доброписцы тогда славны были по всей земл и до днесь’.}, указываютъ на близость лучшаго будущаго, и тотъ-же Стоглавъ свидтельствуетъ о городскихъ писцахъ, дятельность которыхъ онъ желаетъ подвергнуть цензорскому надзору. Во всякомъ описаніи рукописей поразительно велико число книгъ, написанныхъ при Грозномъ. Митрополитъ Макарій, который сидлъ на этомъ стоглавомъ собор, еще въ бытность архіепископомъ новогородскимъ, много лтъ ‘не щадя сребра’ работалъ надъ составленіемъ знаменитыхъ своихъ Миней Четіихъ, которыя, такъ же, какъ энциклопедія Випкентія Бове на Запад, подводятъ итоги всей средневковой русской письменности. По объему Макарьевскія минеи не уступаютъ Бове, а даже значительно превосходятъ его трудъ: это 12 огромныхъ фоліантовъ по нсколько тысячъ страницъ въ каждомъ. Но о нашей умственной отсталости помимо содержанія миней — церковный характеръ въ нихъ преобладаетъ до исключительности, и статьи не переработаны, а только собраны — всего яснй свидтельствуетъ тотъ фактъ, что Зерцало Бове распространилось въ тысячахъ экземпляровъ, а Великія Минеи дошли всего въ 2-хъ спискахъ, изъ которыхъ одинъ неполный, полнаго-же воспроизведенія въ печати он и до сихъ поръ не удостоились.
Тотъ-же Макарій заботится объ исправленіи богослужебныхъ книгъ, испорченныхъ невжественными переписчиками, и хлопочетъ объ учрежденіи первой типографіи въ Москв, черезъ 100 слишкомъ лтъ посл изобртенія книгопечатанія, когда на Запад число ежедневно печатаемыхъ названій считаютъ уже тысячами!
Я кончилъ свой краткій очеркъ книги до печати. Вмсто заключенія, позволю себ сдлать одно замчаніе.
Рукописная книга — тормазъ для умственной культуры не столько потому, что она дорога:— мы видли на примр римлянъ, что ее можно удешевить почти до цны печатной,— и не столько потому, что она рдка: въ томъ-же Рим дешевизна обусловила обиліе книгъ, и потомъ, когда книги рдки, ихъ читаютъ внимательнй и чаще, а извстно, что полезнй десять разъ прочитать одну неглупую книгу, нежели пробжать два десятка какой-нибудь желзнодорожной библіотеки. Нтъ, главная бда не въ этомъ и даже не въ отсутствіи гонорара на литературный трудъ (хотя нельзя не признать, что этотъ гонораръ значительно способствуетъ подъему литературной производительности и достоинству ея, избавляя писателя отъ печальной необходимости искать меценатовъ или тратить время на другое хлбное занятіе), тмъ боле, что и высокій гонораръ, обиліе и дешевизна книгъ, длающія ихъ доступными для массы народа — все это явилось не вмст съ книгопечатаніемъ, а много посл него, чуть не въ наше время, стало быть, изобртеніе Гуттенберга здсь непричемъ.
Но самая темная сторона рукописной книги, сейчасъ устраненная печатнымъ станкомъ, это — неизбжныя въ ней ошибки и произволъ писцовъ. Хотя у римлянъ переписчиками были большею частію рабы, жизнь и смерть которыхъ была въ рукахъ ихъ господъ, все-же литераторы постоянно жалуются на ихъ описки и вольности Въ средніе вка, какъ на Запад, такъ и у насъ, часто исчезало различіе между авторомъ и копіистомъ: такъ свободно послдній относился къ оригиналу. А какъ портили текстъ даже богослужебныхъ книгъ неумышленными ошибками и къ какимъ серьезнымъ послдствіямъ вели он, показываетъ дло никоновскаго исправленія книгъ, отторгшее отъ нашей церкви милліоны народа. Если теперь нсколько разъ перепечатываемая книга не подвергается при каждомъ изданіи тщательному присмотру, а предоставляется произволу дешевыхъ корректоровъ — какъ это бываетъ съ лубочными романами, въ род ‘Георга, милорда англійскаго’,— она теряетъ первоначальный видъ и мстами смыслъ человческій: легко себ представить, что длается съ несчастной книгой, если она пройдетъ черезъ руки нсколькихъ переписчиковъ, которые въ масс были мене грамотны и внимательны, чмъ корректоры — родной отецъ не узнаетъ своего искалченнаго дтища!
Войдите въ любую большую библіотеку Европы, въ рукописное отдленіе, и посмотрите на склоненныя лица работниковъ. Все это ученые, или уже извстные своими трудами, или молодые люди, готовящіеся пріобрсти извстность, это — соль европейскихъ университетовъ. На что съ такимъ упорствомъ тратятъ они свое драгоцнное время? Какая общая цль ихъ напряженной работы?
Эти сотни умныхъ достаютъ изъ воды каменья, которые бросилъ туда средневковой переписчикъ, они отыскиваютъ золото первоначальнаго текста, какъ онъ вышелъ изъ рукъ автора, и очищаютъ его отъ наносныхъ примсей, на эту необходимую, по печальную работу употребляютъ они свою ученость, остроуміе и лучшіе годы свои. Наши потомки будутъ свободны отъ этой малопроизводительной затраты силъ и времени. Потому-то изобртатель подвижныхъ буквъ и печатнаго станка и считается однимъ изъ величайшихъ благо ітелей человчества.

ЛЕКЦІЯ II.
Книга отъ начала книгопечатанія до нашихъ дней.

Говорятъ: исторія интересна, какъ романъ, даже интересне романа, такъ какъ она разсказываетъ не о вымышленныхъ лицахъ и событіяхъ, а о дйствительныхъ. Чтобы признать это положеніе справедливымъ, надо или исторію не считать наукой, или романъ не считать поэтическимъ произведеніемъ. Романъ, который только фотографируетъ жизнь со всею ея сутолокой и неопредленностью, не освщая ея ни единой идеей, который не создаетъ ни одного характера, а только копируетъ не типичныя и противорчащія себ единицы общества, и исторія, которая, не изслдуя жизни народа во всхъ ея самыхъ прозаичныхъ проявленіяхъ, повствуетъ только о необыкновенныхъ приключеніяхъ и славныхъ подвигахъ героевъ, стоятъ другъ друга. До господства перваго мы еще, слава Богу, не дожили, а вторая уже давно стана въ архивъ.
Ныншняя исторія, иначе сказать, исторія, какъ наука, не только не есть повствованіе о герояхъ, но неблагосклонному къ ней наблюдателю можетъ даже казаться, что она будто съ какою-то злобою преслдуетъ этихъ героевъ, отнимая у нихъ славу ихъ дяній, чтобы передать ее безъименнымъ или малоизвстнымъ ихъ предшественникамъ, современникамъ или послдователямъ, современная исторія доказываетъ, что эти герои командуютъ человчествомъ такъ, какъ въ роман А. Толстого ‘Война и Миръ’ старикъ Кутузовъ командовалъ въ бородинской битв своей арміей: онъ только поддакивалъ, когда ему предлагали ту или другую мру, вполн увренный, что эти мры не будутъ приведены въ исполненіе и что дло ршится духомъ, которымъ проникнуты строевые офицеры и солдаты, т. е. такъ называемое ‘пушечное мясо’.
Школьная исторія не есть еще наука, а только сумма фактическихъ свдній, служащая пропедевтикой для науки, въ ней ‘герои’ играютъ еще видную роль, въ университетскомъ преподаваніи ихъ роль сокращается до минимума. Гимназистъ заучиваетъ, что славолюбіе и геній влекли Александра Македонскаго къ завоеванію царства Персидскаго, а энергія папы Григорія VII возвеличила римскаго первосвященника надъ государями западной Европы, студентъ представляетъ себ дло иначе. Школьникъ знаетъ, что книгопечатаніе изобрлъ Іоганнъ Гуттенбергъ изъ Майнца, а съ этой каедры дло надо разъяснить нсколько обстоятельне, и у нашего всеобщаго патрона придется отнять часть его славы на пользу меньшихъ братій. Но Гуттенбергъ если и герой, то самый скромный, непритязательный, и судьба какъ бы награждаетъ его за скромность, отнимая у него немногое и оставляя ему и его товарищамъ сравнительно гораздо боле, нежели Александрамъ, Григоріямъ и Людовикамъ.
Я не буду приводить анекдотовъ о печатаніи до книгопечатанія, въ род напр. разсказа Плутарха о греческомъ полководц, который, чтобы воодушевить солдатъ, написалъ на своей рук наоборотъ слово (побждай) и незамтно отпечаталъ его на печени жертвенной птицы,— такъ какъ подобные курьезы къ исторіи книги не имютъ прямого отношенія, и не буду касаться исторіи гравюры, такъ какъ это увлекло бы насъ слишкомъ далеко, я обращу ваше вниманіе только на нсколько фактовъ, имющихъ ближайшее отношеніе къ изобртенію Гуттенберга.
Во-первыхъ, извстно, что китайцы задолго до начала нашей новой исторіи употребляли рзныя доски, посредствомъ которыхъ они отпечатывали на своей тонкой бумаг сперва правительственныя распоряженія, а потомъ и цлыя книги, что знаменитый путешественникъ Марко Поло, въ начал XIV столтія, видлъ книги или листы, отпечатанные такимъ ксилографическимъ, какъ его обыкновенно называютъ, способомъ (отъ дерево и пишу) — это боле, чмъ вроятно, но имли ли разсказы Марко Поло вліяніе на развитіе этого дла въ Европ — неизвстно.
Во всякомъ случа, ксилографія употребляется въ западной Европ уже въ самомъ начал XV вка, только не для книгъ, а для священныхъ изображеній съ подписями и для игральныхъ картъ, которыя были изобртены не за долго до тхъ поръ и, пока раскрашивались отъ руки, были доступны по цн своей немногимъ богачамъ. Изображенія, напечатанныя на одномъ лист и, конечно, только съ одной стороны, встрчаются въ довольно большомъ количеств уже въ первой четверти этого столтія, можетъ быть, они появляются независимо въ разныхъ странахъ Европы, но Голландія иметъ, повидимому, право претендовать на львиную долю въ этомъ дл, и въ ней ксилографія черезъ посредство иконы съ надписью (легендой) переходить къ цлому ряду изображеній на отдльныхъ, но соединенныхъ между собою листахъ цлой книжечки, состоящей изъ рисунковъ съ надписями.
Здсь я не могу не коснуться мимоходомъ одного спорнаго вопроса, который когда-то вызвалъ цлую литературу pro и contra, я разумю претензію голландцевъ на изобртеніе ихъ соотечественникомъ настоящаго книгопечатанія.
Слишкомъ черезъ сто лтъ посл Гуттенберга, когда его изобртеніе уже измнило всю умственную физіономію Европы, одинъ голландецъ, Адріанъ Юніусъ, въ своей книг Batavia, написанной въ 1565—69 годахъ и напечатанной въ 1588 г. въ Лейден, утвердительно говоритъ, что книгопечатаніе изобртено около 1440 г. въ Гаарлем гражданиномъ этого города, Лаврентіемъ Янсономъ Кестеромъ. Костеръ, по его словамъ, сперва для забавы своихъ внуковъ вырзалъ деревянныя буквы изъ буковой коры и отпечатывалъ ими строки на бумаг, потомъ сталъ вырзать цлыя страницы съ рисунками, а затмъ перешелъ къ металлическимъ передвижнымъ буквамъ, и началъ этимъ способомъ печатать цлыя книги. Такъ какъ дло представляло значительныя выгоды, то онъ набралъ себ помощниковъ, обязавъ ихъ клятвою хранить его секретъ. Одинъ изъ этихъ помощниковъ, какой-то Іоганнъ, обокралъ хозяина, бжалъ въ Майнцъ и уже въ 1441-омъ году напечаталъ съ помощью чужого изобртенія цлую книгу.
Голландцы изъ національной гордости всею силою своей учености,— а они въ конц XVI-го и въ XVII-онъ столтіи были самой просвщенной націей въ Европ,— поддерживали разсказъ Юніуса. Но въ этомъ разсказ и безъ обстоятельнаго изслдованія всхъ данныхъ многое представляется невроятнымъ: во-1-хъ, какъ это тарлемцы молчали въ продолженіе цлаго столтія о такой важной вещи?! Bo-2-хъ, ходъ дла былъ не такой: не отъ подвижныхъ деревянныхъ буквъ ксилографія перешла къ рисункамъ, а наоборотъ. Въ-З-хъ, книжки, напечатанной въ 1441 г., никто никогда не видалъ. Въ-4-хъ, бглый рабочій Іоганнъ не можетъ быть отождествленъ ни съ кмъ изъ майнцскихъ типографовъ.
По всей вроятности. Костеръ былъ изъ содержателей ксилографическаго заведенія, можетъ быть, онъ и сдлалъ какое-нибудь немаловажное усовершенствованіе въ ксилографіи: ему приписываютъ изданіе мистической книжки ‘Искусство умирать’ (Ars moriendi) изъ 11 рисунковъ съ надписями, и также изданіе ксилографическаго Апокалипсиса,— но до печатнаго станка онъ, повидимому, далеко не дошелъ.
Главное неудобство рзной книги, кром трудности, а Стало быть, и дороговизны ея производства, въ томъ, что ошибка, сдланная рщикомъ, не могла быть исправлена, и если въ доск выламывалось нсколько буквъ, что при непрочности матеріала могло случиться очень легко, она уже становилась никуда негодной. Этому горю пытались помочь, наклеивая или другимъ способомъ укрпляя новую надпись, отсюда впервые родилась идея подвижныхъ буквъ.
Наиболе вроятный изобртатель металлическихъ литыхъ буквъ и печатнаго станка Іоганнъ Гензфлейшъ, прозванный Гуттенбергомъ, родился въ Майнц отъ патриціанской фамиліи между 1395 и 1400 гг., дтство провелъ онъ въ родномъ город, въ отцовскомъ дом, и рано заинтересовался механическими искусствами. Около 1420 г. онъ принужденъ былъ покинуть Майнцъ, вроятно, вслдствіе политическихъ волненій. Въ тридцатыхъ годахъ онъ проживаетъ въ Страсбург, и вотъ тамъ-то родилась у него идея улучшить ксилографію настолько, чтобы можно было поддлываться подъ рукопись, и удешевить книги. Первая задача его была сдлать такія буквы, которыя годились бы не для одной страницы, а для многихъ, иначе сказать: буквы подвижныя. Весьма вроятно, что онъ пробовалъ сперва употреблять для нихъ дерево, но потомъ дошелъ до мысли отливать буквы изъ мди въ такъ называемыхъ матрицахъ, которыя употребляются и до сихъ поръ, вторая задача его была выдумать прессъ и черезъ то получить возможность длать оттиски боле ясные и чистые и на обихъ сторонахъ бумаги. Неизвстно, дошелъ ли онъ до этихъ важныхъ изобртеній въ Страсбург или поздне, вроятне послднее, но и въ Страсбург онъ работалъ, повидимому, надъ этимъ же или близкимъ къ этому дломъ, и въ 1436 г составилъ товарищество для какого-то механическаго производства. Черезъ два года одинъ изъ главныхъ членовъ товарищества умеръ, его братъ началъ съ Гуттенбергомъ процессъ и выигралъ его. Акты процесса темны, несомннно только, что Гуттенбергъ оказался раззореннымъ. Въ 1443 г. онъ возвращается въ Майнцъ, продолжаетъ работать надъ своими изобртеніями, въ 1450 г. заключаетъ договоръ съ золотыхъ длъ мастеромъ Іоганномъ Фаустомъ или Фустомъ. Въ этотъ моментъ уже несомннно были изобртены литыя буквы и прессъ, и товарищество поставило себ грандіозную задачу: отпечатать самую дорогую и самую нужную книгу — библію. Гуттенбергъ, послдніе остатки состоянія котораго ушли на опыты, вносилъ въ товарищество свою идею и трудъ, Фустъ — средства, скоро они приняли къ себ третьяго компаньона Петра Шефера или Шейфхера, зятя Фуста, образованнаго и искуснаго писца, который нуженъ былъ для рисованія буквъ. Пока товарищи работали надъ библіею, въ Майнцъ пришли продавцы индульгенцій, и узнавъ, что здсь есть какая-то фабрика, могущая изготовлять въ короткое время большое количество тожественныхъ рукописей, они обратились къ товариществу, и оно своими подвижными буквами изготовило имъ достаточный запасъ этого товара. Такимъ образомъ, по странной случайности то самое изобртеніе, которому предстояло быть въ рукахъ Лютера и гуманистовъ могучимъ орудіемъ для низверженія авторитета папы и уничтоженія умственной тьмы, прежде всего было примнено для распространенія этой тьмы.
Между тмъ, товарищество распалось по неизвстной намъ причин, мы только можемъ догадываться, что и здсь сила рубля столкнулась съ силой генія, и рубль, конечно, остался побдителемъ: Гуттенбергъ не могъ выплатить Фусту сдланныхъ имъ затратъ и лишился типографіи, которая осталась за Фустомъ и Шеферомъ, начатая имъ библія вышла уже безъ него въ конц 1455 или начал 1456 г. въ 2-хъ томахъ и, повидимому, принесла Фусту большіе барыши, такъ какъ черезъ годъ съ небольшимъ онъ выпустилъ псалтырь, книгу не столь дорогую, но еще боле ходкую.
Первая библія, за которой по праву удержалось названіе Гуттенберговой, дошла до насъ въ весьма немногихъ экземплярахъ, которые цнятся не на всъ золота, а гораздо дороже. Въ прошломъ году одинъ одесскій любитель заплатилъ 150 марокъ за одинъ листокъ Гуттенберговой библіи (отдльные листки узнаютъ по характеру шрифта, а прежде всего, по числу строкъ).
Но и Гуттенбергу удалось воспользоваться своимъ изобртеніемъ, хотя и не въ такой мр, какъ Фусту: одинъ членъ майнцской ратуши, Гуммеръ, далъ ему средства открыть свою небольшую типографію, въ которой онъ работалъ до 1465 г., въ этомъ году онъ былъ возведенъ въ дворянство и поступилъ на службу къ архіепископу Адольфу Нассаускому, черезъ три года онъ умеръ, но его типографія работала въ Майнц и въ начал слдующаго столтія.
Между тмъ, въ 1462 г. Майнцъ подвергся разграбленію, и многіе работники изъ типографіи Фуста разбжались, разнося съ собою новое изобртеніе, но немного спустя, типографія нашла новыхъ работниковъ, и посл смерти Фуста ею владлъ Шеферъ, женившійся на его дочери.
Важенъ былъ только первый толчекъ, теперь дло пошло такъ быстро, что черезъ какой-нибудь десятокъ лтъ типографское искусство измнило весь характеръ книжнаго дла, а съ тмъ вмст и умственную жизнь европейскаго общества. Уже въ 1470 г. печатаются книги въ Венеціи, потомъ въ Рим и во всхъ большихъ городахъ Италіи, уже до 1480 г. Германія иметъ типографіи въ Праг, Аугсбург, Любек, Ульм, Эйслинген и т. д. Въ 1481 г. отпечатана первая книга въ Лондон. Центръ тогдашняго просвщенія — парижскій университетъ — встртилъ до крайности недоврчиво первыя извстія о книгопечатаніи, многіе изъ его членовъ считали его измышленіемъ дьявола, во уже въ 70-хъ годахъ тамъ работаетъ типографія, основанная тремя нмцами, вскор примру Парижа послдовалъ Ліонъ и другіе города Франціи. Часословъ одного французскаго типографа, не переходя границы слдующаго столтія, выдержалъ около ста изданій. Всхъ ‘названій’, вышедшихъ въ разныхъ городахъ западной Европы, считается боле 15,000!
Только въ самое первое время типографщики стремились обмануть публику, выдавая печатныя книги за рукописи, но скоро этотъ обманъ длается ненужнымъ. Уже въ 1468 г., вслдствіе Гуттенбергова изобртенія, рукописи удешевляются на 80%: такова была сравнительная цнность книги и рукописи. Многочисленные переписчики, конечно, считали себя ограбленными (какъ поздне ямщики при проведеніи желзныхъ дорогъ), но такъ какъ потребители книгъ были почти вс на сторон книгопечатанія, то ихъ протесты ни къ чему не привели, и многіе изъ нихъ принуждены были опредлиться наборщиками въ типографіи. Впрочемъ, боле искусные каллиграфы еще довольно долго находили себ работу: въ первыя десятилтія посл Гуттенберга заглавныя буквы не печатались, а раскрашивались отъ руки. Можно указать и переходную ступень. Такъ въ чешской библіи 1488 г. (имется въ Одесс въ собраніи И. И. Куриса) большіе иниціалы, съ которыхъ начинается глава, написаны отъ руки красками, иниціалы меньшіе, внутри строкъ, отпечатаны, но перечеркнуты краской отъ руки, такъ же, какъ отъ руки длались и миніатюры, кром того, иные богатые книголюбцы все еще отдавали предпочтеніе на заказъ писаннымъ рукописями передъ некрасивыми, произведенными фабричнымъ способомъ, печатными книгами. И надо сознаться, что искусство книгописанія, точно собирая вс свои силы для отчаянной борьбы съ печатнымъ станкомъ, именно въ конц XV и начал XVI столтія, давало образцы рдкой красоты. Но все же борьба была безнадежная.
Первопечатныя книги называются инкунабулами, отъ латинскаго слова: cunabula — колыбель, это названіе обыкновенно присвоивается всмъ книгамъ, вышедшимъ до 1500, а по другимъ, до 1525 года, он въ полномъ прав имть свое спеціальное названіе, такъ какъ помимо росписанныхъ отъ руки иниціаловъ и заглавій, имютъ и другія особенности, указывающія на ихъ тсную связь съ рукописью, он не имютъ заглавнаго листа, и указаніе мста и времени, а также и имя типографщика, помщаются въ послсловіи, въ самомъ конц книги, это послсловіе обыкновенно заключается словомъ: аминъ. Если между переплетомъ и началомъ книги есть свободный листъ, то онъ служитъ для герба владльца. Въ текст встрчается множество сокращеній, очень удобныхъ въ рукописи, но крайне затрудняющихъ наборщиковъ. Цыфръ для счета страницъ нтъ. Инкунабулы имютъ съ рукописями много общаго и по внутреннему содержанію, въ особенности если мы для сравненія возьмемъ книгу нашего времени. Теперь книга служитъ главнымъ образомъ для того, чтобы распространять въ масс то, что хотятъ сказать ей современники, едва ли десятая часть изъ продуктовъ печати воспроизводитъ написанное прежними писателями, а девять десятыхъ служатъ интересамъ дня. Первопечатныя книги интересами дня и измышленіями современниковъ не занимаются вовсе, первыя типографіи воспроизводятъ библіи, псалтыри, классиковъ, средневковые сборники и старые учебники, книги, сочиненныя для печати, встрчаются только въ послднее десятилтіе XV вка.
Первенствующая въ то время по образованію страна, Ита лія,— быстро двинула впередъ нмецкое изобртеніе, въ ней инкунабулы начинаютъ рано претендовать на изящество. Итальянскіе Линіи, Плиніи и Цицероны, печатанные in fo въ 70-хъ и 80-хъ годахъ, если ихъ хорошенько отчистить, какъ это умютъ длать библіофилы, даже насъ поражаютъ правильностью строчекъ и красотою своего шрифта. Заглавія стали длать раньше всего въ Венеціи, гд къ концу XV вка книжныя лавки считались чуть не сотнями. Въ той же Венеціи жилъ и дйствовалъ знаменитый типографщикъ Альдъ Мануцій, произведшій цлую революцію въ книгопечатаніи какъ разъ на самой границ XVI столтія. Онъ родился въ 1447 году, былъ одинъ изъ образованнйшихъ гуманистовъ и поселился въ Венеціи въ 1488 г. съ намреніемъ заняться преподаваніемъ греческаго языка, но увлекся типографскимъ дломъ и пріобрлъ имъ всемірную извстность. Дло въ томъ, что онъ, какъ и многіе извстные типографщики Франціи, работалъ не для наживы, а изъ любви къ наук и просвщенію. Онъ ввелъ въ употребленіе буквы боле тонкія и красивыя, чмъ т, которыя были въ ходу до сихъ поръ, ввелъ рзныя украшенія, простыя, но въ то-же время изящныя, тщательно наблюдалъ сперва самъ, а потомъ черезъ своихъ многочисленныхъ помощниковъ за исправностью текста и такимъ образомъ открылъ для книги доступъ въ библіотеки богатыхъ и требовательныхъ библіофиловъ. А съ другой стороны, тотъ же Альдъ Мануцій дешевизною своихъ изданій сдлалъ книгу доступною для всякаго, даже небогатаго студента.
Великая умственная революція, извстная подъ именемъ Возрожденія, быстротою и силою своею обязана изобртенію Гуттенберга. Чтобы убдиться въ этомъ, представимъ себ положеніе учащагося молодого человка до книгопечатанія и положеніе его внука черезъ пятьдесятъ лтъ посл Гуттенберга. Ддъ, положимъ, принадлежавшій къ дворянству средней руки, выучился грамот и латыни у капеллана замка по затасканному часослову и Донату, и затмъ, сндаемый жаждой знанія, отправился въ Лейпцигъ, Вну или хоть даже Парижъ. Онъ нашелъ въ университет нсколько преподавателей, прославленныхъ искусствомъ и знаніемъ, списалъ или заказалъ списать необходимйшіе учебники и, вооружившись тетрадками, сталъ посщать лекціи. Онъ учится прилежно, въ узаконенное время получаетъ вс должныя ученыя степени, участвуетъ въ диспутахъ и черезъ нсколько лтъ, съ докторскою шляпою на голов, побдителемъ возвращается въ домъ отеческій. Что принесъ онъ подъ этой докторской шляпой? Умнье бгло говорить на плохой латыни, умнье спорить о пустякахъ, да знаніе нсколькихъ десятковъ профессорскихъ тетрадокъ. Все, что сообщили ему профессора, онъ заучивалъ, какъ ‘отче нашъ’, принимая на вру, по неимнію фактовъ для проврки, а профессора сообщали ему то, что они, также безъ критики, приняли отъ своихъ учителей, съ немногими дополненіями, заимствованными изъ переполненныхъ ошибками рукописей. Если молодому доктору сказать, что все заученное имъ вздоръ, онъ не повритъ этому разв только изъ самолюбія и упрямства, а настоящей увренности у него нтъ и быть не можетъ. Живое слово — великое орудіе знанія, но только тогда, когда оно можетъ быть подтверждено и проврено.
Черезъ нсколько лтъ, профессорскія тетрадки улетучиваются изъ головы, и у доктора остаются т немногіе научные факты, которые онъ ежедневно пускаетъ въ оборотъ въ своей практической дятельности, да нсколько десятковъ курьезовъ баснословнаго характера въ род разсказовъ о народ съ собачьими головами, о превращеніи лошадинаго волоса въ червя, о звр единорог и т. д. Въ сущности же онъ такъ-же невжественъ, какъ и его братъ, изъ-за часослова непосредственно перешедшій къ исполненію своихъ помщичьихъ или судейскихъ обязанностей.
Внукъ уже и дома видлъ и читалъ нсколько книгъ, кром часослова. Онъ хорошо знаетъ, что каждая книга иметъ автора, и ей можно врить настолько, насколько ея авторъ могъ знать правду: ома Аквинскій — авторитетъ въ длахъ вры, Цицеронъ — лучшій латинскій стилистъ, Плиній — великій естествоиспытатель и т. д. Онъ прізжаетъ въ университетъ и тамъ, кром профессоровъ, находитъ тысячи книгъ, доступныхъ даже для пріобртенія въ полную собственность. Диспуты о томъ, на какомъ язык говорили Адамъ и Ева въ раю, или объ отличіи сущаго отъ сущности уже никого не занимаютъ, а молодые люди стремятся пріобрсти возможно большее количество положительныхъ знаній и развить свой умъ и вкусъ изученіемъ древнихъ поэтовъ и мудрецовъ, которыхъ ихъ дды знали только по имени и только изрдка видли въ рукахъ какого-нибудь любителя профессора. Профессора не могутъ говорить, что имъ взбредетъ на умъ, потому что у студентовъ въ рукахъ средство проврить ихъ слова, и если профессоръ изъ году въ годъ будетъ преподавать по старой наслдственной тетрадк, его аудиторія опустетъ, а студенты будутъ сходиться у какого-нибудь бездипломнаго преподавателя, который, работая самостоятельно, окажется способнымъ ввести ихъ въ чарующій міръ истинной науки.
Изъ университета внукъ, можетъ быть, и не привезетъ домой диплома, но онъ привезетъ то, что лучше диплома: развитой умъ, два три десятка книгъ и стремленіе учиться и покупать новыя книги, когда къ тому окажется возможность.
Теперь я сдлаю краткій очеркъ исторіи книги по тремъ слдующимъ вкамъ и къ описанію наружности книги присоединю нсколько общихъ замчаній объ ея содержаніи. Анри Бушо говоритъ въ самомъ начал своей искусно составленной монографіи {Heuri Bouchot. Le livre, l’illustration, la reliure. Paris. Maison Quautin (Bibl. de l’enseignement des beaux arts.}: ‘Книга всегда была самымъ совершеннымъ изображеніемъ своей эпохи: наивная и откровенная въ начал, украшенная грубыми фигурами, она въ XVI в. отражаетъ гордый полетъ Возрожденія и является изящной по шрифту и украшеніямъ {Авторъ разуметъ книгу во Франціи.}, то глубокомысленной, то веселой, смотря по обстоятельствамъ. Въ конц столтія, въ угоду политическимъ и религіознымъ партіямъ, она доводитъ до крайности мистицизмъ или сатиру. Поздне, подъ вліяніемъ художниковъ и придворныхъ великой монархіи Людовика, она надваетъ парикъ, украшается колоннами и пилястрами, становится надуто-грандіозной и вся расплывается въ аллегоріи и условности. Въ эпоху регентства она длается кокетливой, при Людовикахъ XV и XVI безвкусной и сантиментальной, и въ конц XVIII столтія внезапно принимаетъ строгую греко-римскую мину героевъ революціи’.
Едва-ли нужно доказывать, что это иначе и быть не могло. Всякое твореніе рукъ человческихъ носитъ на себ печать духа и настроенія своего творца. Если это справедливо относительно мебели, посуды, женскихъ украшеній, тмъ боле это безспорно относительно такого задушевнаго произведенія, какъ книга.
Первое столтіе новой исторіи для книги, какъ и для всхъ прочихъ сторонъ жизни культурной, началось при самыхъ благопріятныхъ условіяхъ. Многимъ тогда казалось, что наступаетъ золотой вкъ, не тотъ золотой вкъ душевной и умственной невинности (иначе сказать, невжества), который изстари воспвался поэтами, а золотой вкъ свободы, истины и красоты, вкъ мирной цивилизаціи, о которомъ мечтали и до сихъ поръ мечтаютъ мыслители, глубоко врящіе въ про грессъ человчества. Но это столтіе не дошло и до половины. какъ все измнилось: вся Европа окрасилась кровью, освтилась кострами, и люди оказались зле и дальше отъ конечной цли мирнаго прогресса, чмъ когда бы то ни было.
Все это сильно отразилось на судьб книги. Французскій король Людовикъ XII въ своемъ указ отъ 1513 г., которымъ онъ утверждаетъ привилегіи университетскихъ типографщиковъ, называетъ книгопечатаніе ‘скоре божественнымъ, чмъ человческимъ изобртеніемъ’. Съ нимъ было согласно значительное большинство властителей Запада, и они чуть не поголовно старались поддержать и распространить книгу и науку: награждали авторовъ и типографщиковъ, собирали значительныя библіотеки, заказывали роскошнйшія изданія, не жалли денегъ на благоустройство высшихъ школъ, — Но уже при наслдник Людовика XII, Франциск I, учреждается цензура, сдавливающая это божественное изобртеніе крпкими тисками, и зажигаются костры для истребленія его продуктовъ вмст съ ихъ авторами. Книга XVI вка по своей наружности уже рзко отличается отъ рукописи: сокращенія исчезаютъ, буквы почти повсемстно принимаютъ форму боле удобную для печати, украшенія и рисунки уже длаются не отъ руки, а механически, изобртается средство печатать одновременно текстъ и гравюру, появляются во множеств богатыя иллюстрированныя изданія, рзьба на мди заступаетъ мсто рзьбы по дереву. Книга значительно уменьшается въ размрахъ: во множеств появляются изданія классиковъ съ комментаріями, цлую библіотеку которыхъ легко помстить въ чемоданъ средняго объема, но и эти маленькія книжки украшаются виньетками, портретами авторовъ, а иногда и типографщиковъ. Типографщики — часто люди очень образованные, даже ученые, они-же бываютъ и писателями {Таковы были во Франціи Этьенны (Stephanus Estienne), въ особенности Робертъ (1503—1559), авторъ знаменитой книги: ‘Thesaurus linguae latinae’ и сынъ его Генрихъ Этьеннъ (1528—1598), уже 20 лтъ отъ роду издавшій свои комментаріи къ Горацію, а въ 1572 напечатавшій Thesaurus linguae graecae, потомъ не одинъ разъ переизданный даже и въ нашемъ столтіи. Таковы были въ Германіи Іоаннъ Фробенъ (Proben, род. 1460, ум. 1527), достойный другъ Эразма Роттердамскаго.}. Но занятія латинскимъ, греческимъ и еврейскимъ яз. не отвлекаютъ ихъ вниманія отъ техники дла, и они же часто исполняютъ должность и граверовъ, и корректоровъ
Въ начал столтія одна и та-же бумага служитъ и для письма, и для печати, и ее иногда (въ особенности въ молитвенникахъ) смняетъ пергаментъ, къ концу XVI в. входитъ въ употребленіе особая бумага для печати, боле дешевая и удобная.
По содержанію и району распространенія, въ книг еще замтне прогрессъ: она начинаетъ служить интересамъ дня и замтно демократизируется, она становится доступной и интересной не только для людей, серьезно образованныхъ, но и для массы, она уже желанный гость и милый сердцу жилецъ на женской половин купеческаго или небогатаго помщичьяго дома. Она уже служитъ не только для поученія и назиданія, но и для легкаго чтенія. Съ этихъ поръ начинается вковчная борьба между книгой и картами, и должно признаться не къ чести нашего времени, что въ конц XVI столтія книга казалась даже ближе къ побд, чмъ теперь.
Напомню только одинъ общеизвстный фактъ: обширную библіотеку стихотвореній и романовъ, которую собралъ въ своей убогой каморк бдный ламанчскій помщикъ Кихада, впослдствіи назвавшійся Донъ-Кихотомъ Ламанчскимъ Современные Кихады часто пренебрегаютъ длами и тупютъ отъ излишней привязанности къ картамъ, но неслышно, чтобы кто-нибудь изъ нихъ помшался отъ усиленнаго чтенія.
‘Забавная’ прозаическая литература XVI столтія представляетъ такое неисчерпаемое богатство и по количеству, и по качеству, что трудно и представить себ, не начавъ въ ней копаться. Недавно получившей право гражданства формой романа и повсти (Prosadiclitung), легкой и для автора, и для читателя, пользуются такъ неумренно, что затопляютъ ршительно вс литературы, ею пользуются и для того, чтобы отвыкать отъ обыденной пошлости въ мір идеаловъ, и для того, чтобы указывать средства измнить жизнь къ лучшему. Эту форму взялъ Рабле для своей могучей сатиры, эту форму избралъ Томасъ Моръ для своего трактата объ идеальномъ устройств общества, у ихъ многочисленныхъ товарищей непритязательная и растяжимая форма повсти часто переходитъ въ политическій и соціальный памфлетъ, служащій интересамъ минуты. Памфлеты появляются съ самаго начала XVI столтія: они пишутся и въ проз, и въ стихахъ, и по латыни, и на національныхъ языкахъ, служатъ и мелкимъ личнымъ, и весьма важнымъ общественнымъ цлямъ. Скоро памфлетъ становится такимъ-же могучимъ орудіемъ въ борьб противъ неразумнаго давленія авторитета, какъ пушка — въ борьб противъ твердынь рыцарскаго замка. Въ памфлетной войн окрпли принципы реформаціи, и черезъ нихъ она стала извстна масс народа. Реформація, нуждаясь въ поддержк этой массы, повсемстно работаетъ на пользу національныхъ языковъ, и Лютерова библія, первый крупный памятникъ ноно-нмецкой книжной рчи, есть мать всей новонмецкой литературы.
Къ памфлетамъ близки и но содержанію, и по сфер дйствія летучіе листки, въ которыхъ грубая гравюра и текстъ взаимно комментируютъ другъ друга и которые дожили до нашего времени въ вид такъ называемыхъ лубочныхъ картинъ.
Насколько книжка становится народною потребностью, видео напр. изъ многихъ изданій нмецкихъ псенниковъ, до нельзя грубыхъ по вншней форм и, стало быть, очень дешевыхъ, между тмъ, не подлежитъ сомннію, что до насъ дошла меньшая часть этихъ народныхъ книжекъ, а большая — исчезла безслдно.
Въ XVI столтіи книгопечатаніе проникаетъ и къ намъ на Русь. Въ 1564 г., въ царствующемъ град Москв, дьяконъ Иванъ едоровъ и Петръ Тимофеевъ Мстиславецъ напечатали первую книгу Апостолъ, въ послсловіи котораго сказано: ‘И повел (царь) поставити штанбу {Итал. stampa. Ср. нм. stampten.}, сирчь дло печатныхъ книгъ, ко очищенію и ко исправленію ненаученыхъ и неискусныхъ въ разум книгописцевъ’. Это происходило черезъ 110 лтъ посл изданія Гуттенберговой библіи, почти черезъ 90 лтъ посл появленія книгопечатанія въ Богеміи и черезъ 40 лтъ посл открытія славянской типографіи въ Вильн! Но и это было слишкомъ рано для москвичей: въ слдующемъ 1565 г. посл напечатанія второй книги Часовника, типографія была сожжена, и печатники едва спаслись отъ толпы, которая считала ихъ колдунами и губителями св. Писанія. Въ 1568 г. типографія была возобновлена, но до лучшихъ лтъ царствованія Михаила еодоровича печатное дло шло въ Москв очень плохо. А едоровъ и Мстиславецъ, между тмъ, бжали въ югозападную Русь, которая была тогда гораздо образованнй свера, и печатали книги у гетмана Хоткевича въ Заблудов, потомъ Ив. едоровъ перешелъ во Львовъ, а Петръ Тимофеевъ — въ Вильно, поздне Иванъ едоровъ нкоторое время работалъ въ Острог, у знаменитаго поборника православнаго просвщенія князя Константина Острожскаго. Онъ умеръ въ страшной нужд во Львов 5 декабря 1583 г., на его надгробномъ камн написано: ‘друкарь книгъ предъ тымъ невиданныхъ’ {У кого учились первые московскіе типографы — неизвстно, многіе типографскіе термины (штамба, тередорщикъ, батырщикъ, фрашкетъ, маца и пр.) указываютъ на посредственное или непосредственное вліяніе Италіи, вроятне всего, Венеціи. Знакъ, который Ив. едоровъ употреблялъ въ своихъ книгахъ, какъ гербъ, и который находится на его надгробномъ камн (если онъ врно воспроизведенъ въ юбилейномъ изданіи ‘Общества графическихъ искусствъ’), не есть ли грубое подражаніе дельфину Альда Мануція? Припомнимъ, что другой просвтитель московской Руси Максимъ Грекъ, дйствовавшій немного раньше 1556 г.), зналъ Мануція лично.}. Въ конц столтія въ югозападной Руси было уже много типографій, и во время борьбы за православіе противъ католичества и уніи книга была боле могучимъ орудіемъ, чмъ казацкая пика и даже московская пушка.
Въ Москв, только въ слдующемъ XVII столтіи, типографское дло становится прочно — и то благодаря пришлымъ съ югозапада ученымъ. Въ такъ называемой верхней, т. е. дворцовой типографіи при цар едор Алексевич книги печатаются красиво и справно и украшаются превосходными гравюрами Симона Ушакова и др., но и тогда церковный шрифтъ, множество ни на что ненужныхъ надстрочныхъ знаковъ и неудобныхъ для печати сокращеній длаютъ книгу мало кому доступною по цн. Вотъ отчего списываніе книгъ не прекращается у насъ очень долго, и въ 1725 г. академикъ Коль удивляется количеству людей, живущихъ этимъ ремесломъ, почти забытымъ въ цивилизованныхъ странахъ {Но въ XVIII вк, очевидно, не безъ давленія печатной книги цны на рукописи падаютъ: въ 1728 г. за восемнадцать алтынъ проданъ однимъ мезенцемъ его же земляку сборникъ въ 494 листа (А. А. Титовъ о. с., стр. 157). Въ шестидесятыхъ годахъ блецъ Яковлевъ, съ особенной любовью переписывавшій твореніи Димитрія Ростовскаго, за рукопись въ 591 листъ беретъ отъ письма 3 р. 60 к. (ibid. 56), Въ 1796 г. вдова Ирина Сергева въ Архангельск продаетъ рукопись въ 410 л. за 1 рубль (.ibid 85—6). Впрочемъ, можно указать и примры довольно высокихъ цнъ: въ 1726 г. Житель Вязовскій Даміанко Яценько покупаетъ Апостолъ XVI в. ‘за повпята золотою навитою казацкою’, но длаетъ онъ это ‘ради гриховъ своихъ отпущенія’. (Востоковъ, Опис. стр. 13).
Любопытно, что и въ конц XVIII в. люди высшихъ классовъ пріобртаютъ рукописи, повидимому, вовсе не изъ археологическаго интереса, на хронограф XVII в. находимъ запись: ‘Сія книга Гранографъ лейбъ-гвардіи капитана-поручика кн. Павла едоровича Голицына, 1775 г. іюля 4 дня’ (А. А. Титовъ о. с. стр. 97).}. Раскольники-старообрядцы, не имвшіе своей типографіи до послдняго времени, списываютъ книги еще и теперь, это такъ называемыя поморскія {Т. е. писанныя по берегамъ Благо моря.} рукописи.
Возвращаюсь въ западную Европу. Въ XVII вк во вншности книги, кром вполн естественнаго прогресса въ количеств, дешевизн и красот ея и кром вышеуказаннаго соотвтствія наружности книги съ напускнымъ величіемъ и церемонностью вка Людовика XIV, особо характерныхъ перемнъ не замчается форматъ книги удерживаетъ то разнообразіе, которое онъ выработалъ въ вкъ предшествующій, но по особенному свойству науки XVII вка, далеко отстоявшей отъ жизни и работавшей не для публики, а для немногихъ избранныхъ, именно въ этомъ столтіи выходятъ въ очень большомъ количеств многотомные фоліанты, поглощавшіе десятки лтъ жизни авторовъ и составленные съ такой ученостью и тщательностью, что въ ныншнее время, когда люди работаютъ сравнительно на спхъ, ихъ только перепечатываютъ, пересмотрвши и дополнивши, при чемъ иногда даже сохраняютъ старую пагинацію для удобства справокъ {Такъ напр. длаютъ составители коллекцій Минья (Migne): Patrologiae cursus compltas.}.
Назовемъ столь извстныя въ наук имена Баронія {Caesar Baronius род. 1538 г. въ Неапол, ум. 1607 г.}, лучшимъ изданіемъ церковныхъ лтописей котораго {Annales ecclesiastici a Christo nato ad annum 1198, Майнцъ. 1601—1605, 12 томовъ.} начинается столтіе, Дюканжа {Charles Dufresne sieur Du Cange род. въ 1610 г. въ Аміен, ум. 1688 г., въ Париж.}, словари котораго {Glossarium ad scriptores mediae et infimae latinitatis, 1-е изд. въ 3 т 1678 (послднее въ 7 т. Henschel 1840—1850) и Glossarium ad scriptores mediae et infimae graecitatis. 2 т. 1688.} до сихъ поръ остаются незамнимымъ пособіемъ при чтеніи средневковыхъ писателей какъ латинскаго запада, такъ и Византіи, Ламбеція {Peter Lambeck, обыкновенно наз. Lambecciue, род въ Гамбург въ 1628 г., умеръ въ 1680 г. въ Вн, гд онъ былъ библіотекаремъ. Главный его трудъ, до сихъ поръ образцовый: Commenturii de bibliotheca caesarea Vindobonnensi, 8 т. 1665—79, 2-е изд. 1766—82.}, основателя исторіи литературы, какъ предмета преподаванія, наконецъ, Фабриція {Jah. Albert Fabricius род. въ 1668 г. въ Лейпциг, ум. въ Гамбург въ 1736 году.}, ‘Латинская Библіотека’ котораго почти заключаетъ XVII вкъ {Bibliotheca Latina 1697 г., уже въ 1721 г. было. 5-е изд. Но ваи нй ея Bibliotheca Graeca, 14 т. 1705—8.}, эти книголюбцы, навсегда остающіеся образцами усердія, ученой добросовстности и почти героическаго терпнія, не могутъ быть обойдены молчаніемъ хотя бы въ самомъ краткомъ очерк исторіи книги.
Въ XVII же столтіи начинаетъ выходить книга, до сихъ поръ не оконченная: это Acta Sanctorum, имющая огромное значеніе не только для богослововъ, но и для историковъ всхъ спеціальностей и оттнковъ: ее нельзя назвать настольной только потому, что она ни на одинъ столъ ученаго не уставится. Планъ этого грандіознаго труда выработалъ голландскій іезуитъ Росвейнъ (Rosweyn), не дожившій до его осуществленія (ум. 1629 г.), первый томъ выпустилъ Болландъ {Отсюда и названіе Болландистовъ.} въ Антверпен въ 1643 г., до 1794 г. вышло всего 53 фоліанта, тогда, вслдствіе вторженія французовъ, изданіе было пріостановлено и возобновилось только въ средин ныншняго столтія {1846 г. вышелъ 54 т., 1854—55 т.}, первые темы теперь вновь перепечатаны.
Той же Голландіи и тому же XVII вку принадлежатъ и маленькія, красивыя, замчательно исправно напечатанныя книжки, называющіяся по имени издателей эльзевирами. Фамилія Эльзевировъ работала на поприщ издательства цлое столтіе, отъ 80 хъ годовъ XVI вка до 80-хъ годовъ XVII вка. Начало фирм положилъ Людвигъ Эльзевиръ, педель Лейденскаго университета, онъ оставилъ семь сыновей, изъ которыхъ пять сдлались издателями-книгопродавцами въ Лейден и Антверпен, посл сыновей работали его внуки. Эльзевиры издавали латинскихъ и греческихъ классиковъ въ двнадцатую долю листа и напечатали множество французскихъ книгъ разнообразнаго содержанія. Изданія ихъ были чрезвычайно прочны и изящны, но не роскошны и, стало быть, общедоступны. Одною изъ особенностей ихъ фирмы, говорятъ, было то, что они для корректуры предпочитали женскій трудъ мужскому въ виду извстной аккуратности и меньшей самонадянности женщинъ. Даже знаменитые Эльзевиры, не говоря уже о другихъ издателяхъ XVII столтія, были скорй образованные купцы и фабриканты, нежели ученые, очевидно, книга становится товаромъ, какъ и всякій другой предметъ ежедневнаго потребленія. Она даетъ возможность наживаться посредникамъ между производителемъ и потребителемъ, и вотъ почему издательское дло и книжная торговля начинаютъ привлекать массу дятелей. Въ Париж въ одномъ 1610 г. было основано 50 новыхъ издательскихъ и книгопродавческихъ фирмъ.
Тамъ, въ Париж, книжную торговлю оживляетъ сильно возбужденный въ дворянств и богатой буржуазіи вкусъ къ изящной словесности, въ особенности къ стихамъ и романамъ. Это было время отеля Рамбулье и безчисленныхъ отеликовъ, ему подражавшихъ, затмъ наступила эпоха Буало, Корнеля, Расина, Мольера, ‘золотой вкъ’ Людовика XIV, какъ прежде его называли. Какъ-бы ни былъ въ общемъ вреденъ для Франціи режимъ этого теперь развнчаннаго ‘великаго’ короля, то уваженіе, которое онъ въ лучшіе годы свои оказывалъ наук и поэзіи, не могло не оказать благотворнаго вліянія на развитіе книжнаго дла во Франціи, а, стало быть, и въ остальной западной Европ, государи которой стремились копировать Людовика.
Въ томъ-же XVII вк и въ той-же Франціи развивается и скоро получаетъ большое значеніе и періодическая пресса, газеты. Слово: газета происходитъ отъ названія мелкой итальянской монеты, которую еще въ XVI вк взимало венеціанское правительство за право чтенія писанныхъ объявленій о политическихъ новостяхъ — notizie scritte. Во Франціи еще раньше того, во время похода Карла VIII въ Италію, донесенія съ театра войны распространялись въ летучихъ листкахъ. Но ни эти летучіе листки, ни венеціанскія рукописныя notizie, тоже появлявшіяся только во время войны республики съ турками, ни два Меркурія, англійскій и французскій, выходившіе по мр накопленія матеріала, не имютъ еще двухъ главныхъ свойствъ газеты — періодичности и постоянства. Первыя еженедльныя газеты стали выходитъ въ разныхъ городахъ Германіи {Раньше другихъ, въ 1615 г. во Франкфурт газета книгопродавца Эгенольфа Эммеля.}, но он имли главнымъ образомъ мстный интересъ и, стало быть, небольшой кругъ читателей. Съ 1622 г. появляется первая постоянная (тоже еженедльная) газета въ Англіи, издаваемая Натаніелемъ Butter’омъ {Подъ названіемъ: The certain newes of this present week.}, который прежде разсылалъ своимъ абонентамъ рукописныя извстія, за нею послдовали многія другія {Вторая газета называлась: The weekly courant, курантами-же назывались голландскія городскія газеты, появившіяся во множеств въ XVII вк. Отсюда и наши куранты.}, во время гражданской войны газеты играли важную политическую роль, но районъ ихъ дйствія ограничивался главнымъ образомъ Великобританіей. О происхожденіи первой газеты но Франціи разсказываютъ слдующее:
Въ двадцатыхъ годахъ XVII столтія въ Париж проживалъ одинъ практикующій врачъ Теофрастъ Ренодо (Renaudot), человкъ очень ловкій и промышленный, онъ изобрталъ раз ные способы для обогащенія и, между прочимъ, открылъ справочную контору, которая шла довольно ходко, служащіе въ ней по самому роду своихъ занятій должны были слдить за всми новостями дня какъ во Франціи, такъ и вн ея. Въ контор постоянно толпилась публика, отчасти приходившая за длами, отчасти изъ желанія узнать, что длается на бломъ свт. Чтобы она не отрывала служащихъ отъ занятій, Ренодо придумалъ вывшивать объявленія о новостяхъ. Передъ этими объявленіями постоянно стояла толпа, и знатные люди, не желавшіе тереться въ ней, заказывали себ копіи съ объявленій. Тогда Ренодо увидалъ, что это дло можно утилизировать не безъ выгоды, началъ печатать (съ 1-го апрля 1631 г.) каждую недлю эти новости подъ именемъ Gazette и разсылать за плату подписчикамъ, число которыхъ быстро увеличивалось {По другому преданію, Ренодо своими новостями первоначально развлекалъ паціентовъ, заграничныя-же извстія онъ получалъ отъ извстнаго генеалога Hozier, который имлъ огромную корреспонденцію.}. Умный кардиналъ Ришелье понялъ, какая огромная политическая сила можетъ заключаться въ этомъ ничтожномъ листк, съ 6-го нумера даль Реводо королевскую привиллегію и съумлъ утилизировать газету въ свою пользу: въ ней печатались статьи, объяснявшія и оправдывавшія мропріятія правительства, не всегда симпатичныя для публики. Говорятъ, безсильный король Людовикъ XIII иногда помщалъ тамъ замтки, въ которыхъ мстилъ кардиналу и своей жен за домашнія непріятности.
Во второй половин XVII вка, когда публика привыкла къ періодичности политическихъ извстій, появляются періодическія изданія научныхъ новостей: съ 1665 г. начинаетъ выходить Journal des Savants во Франціи, съ 1668 г. Jiornale de Letterati въ Италіи, съ 1682 г. Acta Eruditorum въ Германіи и около того-же времени Philosophical Transactions въ Лондон.
Политическая журналистика, конечно, не сразу достигаетъ того положенія, какое она занимаетъ теперь, и въ XVII вк съ ней успшно борются памфлеты и трактаты, выходящіе отдльными книгами. Чтобы показать ихъ силу, достаточно назвать книжку Сальмазія ‘Защита царская за Карла I’ {Defensio regia pro Carolo I 1649 г. Сальмазій, собсти. Claude de Sauігаіяе, род. 1588 г., ум. 1653 г.}, которая выдержала боле 40 изданій. Англійскій революціонный парламентъ вытснилъ за эту книжку Сальмазія изъ Лейденскаго университета, гд тотъ былъ профессоромъ, и принудилъ его переселиться въ Швецію, но въ правительственныхъ сферахъ той-же Англіи и приблизительно въ то-же время раздавился звучный и вдохновенный голосъ за неограниченную свободу печатнаго слова. ‘Несправедливо думаютъ, говоритъ Мильтонъ въ своихъ Areopagitica (1644 г.), что книги мертвы, въ нихъ кроется жизненная мощь, только она можетъ надлить ихъ такимъ-же вліяніемъ, какое иметъ умъ, ихъ породившій. Скажу боле: он сохраняютъ въ себ, какъ въ фіал, силу и сущность души, которая ихъ создала, он живучи и производительны, какъ зубы сказочнаго дракона, разсянныя повсюду, он способны порождать вооруженныхъ людей. Убить человка или хорошую книгу почти равносильно. Кто убьетъ человка, тотъ уничтожить разумное существо, созданное по образу Божьему, но кто убиваетъ хорошую книгу, тотъ уничтожаетъ самый разумъ, образъ Бога, отразившійся въ слов мыслителя. Многіе люди живутъ, напрасно обременяя землю, но хорошая книга — драгоцнная кровь ума высшаго, набожно (охраненная, какъ сокровище, и назначенная существовать безконечно доле самого писателя’ {Эти слова Мильтона съ благодарностью вспоминались черезъ полораста лтъ знаменитымъ Мирабо.}.
Людовикъ XIV, очевидно, тоже смотрлъ на книги, какъ на ‘зубы дракона’, могущіе порождать вооруженныхъ воиновъ, и поэтому учредилъ постоянную и правильную цензуру для книгъ, одновременно съ нею, естественно, возникаетъ и не легальная или подпольная книга, печатаемая въ Швейцаріи или Голландіи и довольно легко проникающая во Францію черезъ таможни или помимо ихъ.
XVIII столтіе, въ особенности вторая его половина, называется вкомъ просвщенія по преимуществу. Идеи этого просвщенія вырабатываются прежде всего въ свободной Англіи, потомъ перерабатываются въ передовой Франціи и изъ нея, черезъ посредство ея книгъ и журналовъ, растекаются по всей Европ. Достаточно назвать одно имя Вольтера, чтобы всякому образованному человку дать понятіе о томъ какую огромную силу представляла тогда собою французская либеральная книжка.
Спрашивается, какимъ образомъ при тогдашнемъ абсолютномъ и враждебномъ всякому свободомыслію правительств, при крайней строгости цензуры, могли печататься во Франціи и распространяться въ огромномъ количеств книги, справедливо называемыя предвстниками революціи?
Это странное явленіе объясняется тмъ, что правительство только тогда можетъ съ надеждой на успхъ проводить строгія мропріятія, когда имъ сочувствуютъ или, по крайней мр, не сочувствуютъ чему нибудь противоположному исполнители, т. е. значительная часть общества. Иначе эти мропріятія могутъ достигнуть только обратныхъ результатовъ.
Во Франціи въ это время была даже не одна цензура, а нсколько: три предварительныхъ и карательная, а на практик проходили безъ послдствій такія пещи, за которыя даже въ свободной Англіи авторъ могъ бы подвергнуться наказанію. Дло велось такимъ образомъ: авторы наиболе опасныхъ и рзкихъ книгъ не ставили на нихъ своего имени, и хотя весь свтъ зналъ, чья это книга, передъ судомъ ея сочинитель оказывался въ ней неповиннымъ. Сегодня вечеромъ авторъ подноситъ экземпляръ своего сочиненія либеральному пріятелю, и тотъ разсыпается въ комплиментахъ, а завтра тотъ же пріятель, въ качеств прокурора, снимаетъ съ автора допросъ, незнаетъ-ли онъ, кто сочинилъ эту зловредную книгу? и въ отвтъ получаетъ: знать не знаю, вдать не вдаю.
Книги, всмъ завдомо печатанныя въ Париж, появлялись съ именемъ Женевы или Неаполя на заглавномъ лист, и начальство длало видъ, будто оно вритъ этимъ ложнымъ указаніямъ, и посылало выговоры пограничнымъ чиновникамъ.
Малербъ быль Directeur de la Librairie (по нашему: главноуправляющимъ по дламъ печати) отъ 1750 до 1768 г. Въ одно прекрасное утро онъ пишетъ Дидро, что завтра долженъ дать приказаніе захватить вс его бумаги. ‘Это невозможно, отвчаетъ Дидро: когда я успю пересмотрть ихъ? Гд найду мсто для нихъ въ 24 часа?’ ‘Пришлите ихъ ко мн, отвчаетъ Малербъ: он будутъ у меня въ сохранности’, и полиція находитъ у Дидро только пустые ящики.
Другой случай: Руссо за Эмиля долженъ былъ подвергнуться аресту, герцогъ и герцогиня Люксамбургскіе уговорили его бжать. Самъ герцогъ помогалъ ему приводить бумаги въ порядокъ и жечь боле опасныя. Арестъ долженъ былъ произойти въ полдень, но Руссо не усплъ управиться раньше 4 часовъ, полиція была настолько предупредительна, что не безпокоила его все это время. Наконецъ, Руссо отправился: дали знать сыщикамъ, и т поспшили исполнить приказъ относительно обыска и ареста. Говорятъ, что они встртились съ Руссо и раскланялись съ нимъ, усмхаясь. Извстно, что вс литераторы-предвстники революціи, Вольтеръ, Дидро, Даламберь и пр., называются однимъ общимъ именемъ энниклопедистовъ, такъ какъ они вмст со многими единомышленными сотрудниками принимали участіе въ составленіи большой энциклопедіи, вышедшей между 1751 и 1777 гг., въ 33 томахъ (изъ нихъ 12 томовъ рисунковъ) и заключающей въ себ, кром массы вполн объективныхъ научныхъ фактовъ, сводъ ихъ либеральныхъ или радикальныхъ убжденій. Книга имла необычайный успхъ: она печаталась въ количеств 30,000 экземпляровъ, которые стоили издателямъ больше милліона франковъ: но чистая прибыль ихъ превысила 2 милліона. Раньше окончанія этого труда уже появилось 4 перевода.
Вотъ какими путями эта опасная книга избгла подводныхъ камней многочисленныхъ цензуръ. Во-первыхъ, редакторы прибгли къ нкоторой, впрочемъ, весьма наивной хитрости, которую сами же разъяснили внутри книги, въ стать объ энциклопедіи: подъ тми рубриками, гд цензура ожидала найти мысли особенно опасныя, они были очень осторожны, а подъ рубриками сходными, но по заглавію невинными они помщали свое ученіе въ самой рзкой форм. Дале: когда вышли два первые тома, Сорбонна возмутилась, и архіепископъ парижскій издалъ противъ энциклопедіи грозное окружное посланіе. Правительство не могло не обратить на это вниманія, и вышедшіе томы были запрещены, но предпріятіе не было остановлено. Запрещеніе и громы архіепископа, какъ это часто бываетъ, только способствовали распространенію книги, до тхъ поръ извстной сравнительно немногимъ. Когда въ 1757 г. вышелъ наиболе рзкій — седьмой томъ, появленіе котораго совпало съ выходомъ извстной книги Гельвеція о дух, іезуиты подняли такой крикъ, что правительство принуждено было назначить слдствіе, королевская привиллегія была уничтожена, и продажа вышедшихъ и имющихъ выйти томовъ строго запрещена Это. однако, не остановило предпріятія, и когда въ 1766 г. вышли сразу 10 слдующихъ томовъ, книгопродавевъ посадили на 3 дней въ Бастилію, но распространенію книги полиція почти не препятствовала. Чтобы облегчить послднее еще боле, два либеральныхъ министра устроили такъ, что одинъ разъ, за обдомъ во дворц, король спросилъ о приготовленіи пороха, а всесильная фаворитка m-me Помпадуръ — о лучшей помад. Для справки принесли Энциклопедію, и король былъ вполн доволенъ полученными изъ нея свдніями. Нельзя же энергично преслдовать книгу, которой пользуются во дворц. Такимъ-то образомъ полицейская терпимость относительно энциклопедіи была санкціонирована самимъ королемъ.
Энциклопедія показываетъ наглядно, какъ въ XVIII столтіи измнили свое назначеніе и характеръ толстыя и дорогія книги: он пишутся и издаются уже не для спеціалистовъ ученыхъ, а для массы образованныхъ людей, не для библіотекъ. а для частныхъ кабинетовъ, не для отдаленнаго потомства, а для современниковъ.
Маленькая книга и книга для легкаго чтенія въ XVIII вк прогрессируетъ попрежнему и въ отношеніи количества, и въ отношеніи качества и дешевизны. Въ типографскомъ дл появились нсколько усовершенствованій, способствовавшихъ такому прогрессу, между прочимъ, изобртаютъ стереотипъ. т. е. средство получать, не теряя при этомъ шрифта, почти безконечное количество оттисковъ съ одного и того же набора. Изящныя иллюстрированныя изданія дешевютъ, стало быть длаются доступны среднему сословію, которому въ конц столтія принадлежитъ главенство во всей западной Европ.
XVIII вкъ есть время зарожденія и развитія новой русской книги. Къ самому началу столтія относится и первая русская книга гражданской печати, и первая русская газета {‘Вдомости о военныхъ и иныхъ длахъ, достойныхъ знанія и памяти, случившихся въ Московскомъ государств и въ иныхъ окрестныхъ странахъ. Начаты въ лто отъ Христа 1703’.}. И тмъ, и другимъ мы обязаны Петру Великому, который и въ этомъ отношеніи насъ ‘изъ небытія въ бытіе’ привелъ. Петръ, какъ извстно, самъ держали корректуру и газеты, и множества учебниковъ, къ концу царствованія онъ усиленно хлопочетъ о томъ, чтобы дать русскимъ грамотнымъ людямъ и легкое чтеніе. Отъ Петра до Екатерины II и въ исторіи книги, какъ во всхъ другихъ областяхъ, прогрессъ совершается очень медленно, пересаженная цивилизація развивается только по инерціи, благодаря богатырскому толчку Великаго и естественному давленію духа времени. Съ Екатерины начинается новая эра, уже въ первое десятилтіе ея правленія журналы появляются десятками, а книги — сотнями. Но эти журналы, въ особенности сатирическіе, столь интересные и живые по содержанію, рзко свидтельствуютъ о нашей отсталости уже однимъ тмъ, что самые популярные изъ нихъ расходились только въ числ 200—300 экземпляровъ, тогда какъ въ то-же время вовсе неостроумные лейпцигскіе журналы — я не говорю уже про Францію и Англію — имли тысячи подписчиковъ. Съ 1775 г., со времени ‘учрежденія для управленія губерній’, появляются типографіи въ провинціяхъ, при губернскихъ правленіяхъ. Наконецъ, 15 января 1783 г. выходитъ знаменитый указъ о вольныхъ типографіяхъ, сразу поднявшій русскую книгу до неожиданной высоты. Въ Москв и въ Петербург посл этого указа типографіи растутъ какъ грибы, открываются книжныя лавки въ такихъ городахъ и мстечкахъ, гд ихъ нтъ до сихъ поръ и, можетъ быть, не будетъ еще десятки лтъ {По счету Сопикова, выходили книги minimum въ 15 провинціальныхъ городахъ.}. Богатые помщики заводятъ типографіи въ своихъ усадьбахъ. Издаются цлыя библіотеки греческихъ и римскихъ классиковъ и англійскихъ и французскихъ романовъ, выходятъ сотнями собственныя подражанія послднимъ, скучныя мистическія книги масоновъ находятъ сотни и даже тысячи покупателей и выдерживаютъ по нскольку изданій. Новиковская многотомная Вивліика, заключающая въ себ сухіе, интересные только для спеціалистовъ матеріалы по русской исторіи, выдерживаетъ 2 изданія и попадаетъ въ помщичьи дома въ такіе медвжьи углы, гд до тхъ поръ на цлый уздъ не было ни одной книги, кром святцевъ. Въ каждомъ нумеръ Московскихъ и Петербургскихъ Вдомостей объявляется о выход нсколькихъ новыхъ книгъ. Возьмите каталогъ Смирдина, и вы убдитесь, что многія классическія произведенія европейской литературы, считающіяся не переведенными до сихъ поръ или переведенными только въ самое послднее время, были переложены и изданы при Екатерин. Переводы эти часто бываютъ тяжеловаты и слишкомъ близки къ подлиннику, но сдланы почти всегда добросовстно и внимательно. Переводчики (большею частію безъименные) если не знаютъ языка оригинала, честно заявляютъ, что они переводили съ французскаго, за то, если они говорятъ, что перевели книгу съ ‘аглицкаго’ или ‘гишпанскаго’, имъ смло можно врить. Извстны кое-какіе документы съ обозначеніемъ званія переводчиковъ: оказывается, что большинство ихъ была, какъ и естественно ожидать, учащаяся молодежь: студенты университета, студенты семинарій, но не мало между ними и солдатъ и унтеръ-офицеровъ (разумется, изъ дворянъ) и мщанъ, и что особенно поразительно: довольно часто попадаются и крпостные люди. Переводчики работали не для наживы, а изъ любви къ длу — за авторскіе экземпляры и за книги, нсколько рублей гонорару были рдкимъ исключеніемъ. Установились такіе литературные обычаи, которымъ можетъ позавидовать и наше время: такъ, напр., принимающійся за переводъ обыкновенно объявлялъ объ этомъ въ газетахъ, чтобы другіе не трудились надъ той-же книгой.
Періодъ процвтанія русской печати продолжался до сентября 1796 г., когда вышелъ указъ о закрытіи вольныхъ типографій {Онъ былъ отмненъ уже при Александр I: 9 февраля 1802 г.}.
При Екатерин у насъ несравненно больше прежняго заботятся и о вншней красот книги: часто встрчаются изданія, украшенныя гравюрами,даже многія казенныя изданія, даже уставы украшаются изящными виньетками.
Въ томъ-же XVIII столтіи книгопечатаніе проникаетъ и въ наимене просвщенное изъ европейскихъ государствъ: въ 1727 г. открыта первая типографія въ Константинопол.
Перехожу къ нашему столтію, я буду кратокъ, такъ какъ факты у всхъ на глазахъ и значительная часть ихъ констатируется и группируется по нскольку разъ въ годъ газетами и журналами. Самый важный фактъ въ исторіи книги XIX вка, по моему мннію, тотъ, что она стала обогащать автора, обогащать не посредствомъ подарковъ и пенсій отъ богачей и правительства, а посредствомъ продажи книгъ въ публику. Даровитые писатели становятся богачами, и литературный трудъ, при благопріятныхъ обстоятельствахъ, даже заурядному работнику даетъ средства къ безбдному существованію. Уже въ начал столтія Вальтеръ Скоттъ на доходы съ своихъ поэмъ и романовъ покупаетъ большое помстье и выстраиваетъ роскошный замокъ съ музеями, паркомъ и т. д. Правда, онъ кром гонорара пользуется частію барышей съ огромной издательской фирмы, во глав которой стоялъ ‘Наполеонъ книжной торговли’, какъ его называли, Констэбль, поставившій себ благородную задачу до того удешевить книгу, чтобы каждый зажиточный фермеръ могъ имть у себя дома цлую библіотеку отечественныхъ классиковъ. Но когда въ 1826 г. Фирма рухнула вслдствіе торговаго кризиса, Вальтеръ Скоттъ, одинъ изъ всхъ компаньоновъ, взялся уплатить милліонный долгъ работой пера своего и уплатилъ его.
Александръ Дюма-отецъ, не принимавшій серьезнаго уча стія ни въ какихъ издательскихъ предпріятіяхъ, романами и пьесами въ лучшіе годы свои наживаетъ милліоны франковъ, доставляетъ своимъ многочисленнымъ помощникамъ возможность проживать десятки тысячъ, строитъ замки, скупаетъ дома и имнія и живетъ во всю ширь французско-африканской натуры, онъ нсколько разъ проматывался до нитки и опять становился милліонеромъ.
Но Дюма принадлежитъ къ такъ называемой литератур индустріализма, которая подлаживалась ко вкусу публики. Возьмемъ писателя безукоризненно честнаго и преисполненнаго благородной гордости — Виктора Гюго. Въ продолженіе всего царствованія Наполеона III онъ живетъ въ изгнаніи, съ большой семьей, книги его запрещены въ его отечеств, а кром книгъ у него ничего нтъ. но какъ живетъ онъ? Въ собственномъ замк, двери котораго широко открыты для гостей. Онъ десятки тысячъ отдаетъ другимъ изгнанникамъ, разсыпаетъ благодянія вокругъ себя, совершаетъ увеселительныя поздки на особомъ корабл, и все это благодаря продаж книгъ своихъ. Вс 18 лтъ Гюго ведетъ ожесточенную войну съ императоромъ французовъ, какъ равный съ равнымъ, и исходъ борьбы показалъ, что литераторскій тронъ, пожалуй, крпче Наполеонова.
А Диккенсъ, котораго тоже никто не упрекнетъ въ потворств грубымъ вкусамъ толпы? Онъ тоже наживаетъ сотни тысячъ ежегодно, онъ тоже сильнй всякаго государственнаго человка своего времени.
Если мы отъ западно-европейской книги обратимся къ бдной русской, и здсь уже въ первой половин столтія замтимъ въ этомъ отношеніи гигантскій шагъ впередъ. Карамзинъ, истративъ свое небольшое наслдство на пополненіе своего образованія и на путешествіе за границу, ршился жить литературнымъ трудомъ и прожилъ нсколько лтъ не бдствуя. Когда въ 1818 г. вышли 8 томовъ его исторіи, изданіе въ 3000 экземпляровъ разошлось, говорятъ, въ одинъ мсяцъ и положило начало многимъ деревенскимъ библіотекамъ. Исторія государства Россійскаго, положимъ, явленіе выдающееся и исключительное, но и другія книги, нын совсмъ забытыя, доставляли значительныя выгоды авторамъ: аддей Булгаринъ продалъ, говорятъ, свой романъ ‘Иванъ Выжигинъ’ за 30,000 рублей, деньги по тому времени огромныя, на нихъ тогда можно было купить деревню съ 200 душъ.
Другая характерная черта времени, тоже проявившаяся повсемстно уже въ первой половин столтія, та, что авторы сильно расходящихся и вліятельныхъ книгъ, даровитые поэты и романисты, чувствуя наглядно свою силу, выражающуюся въ гонорар, стремятся вліять на общество непрестанно, или по крайней мр періодически, иначе сказать, стремятся сдлаться редакторами газетъ и журналовъ: до того выросло значеніе послднихъ. Въ прошломъ столтіи даже такой архи-публицистическій талантъ, какъ Вольтеръ, обогатился брошюрами и книгами, въ нашемъ — журналистами длаются Шатобріанъ, Бенжаменъ Констанъ, Диккенсъ, Пушкинъ. Въ особенности характеренъ для нашего времени поразительнымъ разнообразіемъ своего содержанія ежемсячный или 2-хъ недльный журналъ, эта ‘книга для всхъ’ каждымъ номеромъ своимъ плодитъ десятки новыхъ читателей и каждымъ годомъ — десятки писателей. Журналы популяризируютъ науку, заставляя ея представителей писать ясно, коротко, общедоступно и по возможности интересно, они порождаютъ такъ называемыхъ эссеистовъ, въ маленькихъ монографіяхъ которыхъ иногда больше новаго и больше мысли, нежели въ иныхъ толстыхъ диссертаціяхъ, они даютъ пищу всякому уму и человка, живущаго въ глуши деревенской, непрестанно поддерживаютъ въ связи съ культурой во всхъ ея самыхъ интересныхъ проявленіяхъ.
Тотъ-же самый духъ общественности, стремленіе дйствовать компаніей, союзомъ, которое проявляется въ процвтаніи журналовъ, сказывается и въ другихъ фактахъ изъ новйшей исторіи книги: кром правительствомъ учрежденныхъ академій, повсемстно слагаются частныя ученыя общества, публикующія труды своихъ членовъ и издающія массу памятниковъ, которые безъ нихъ были-бы осуждены гнить въ рукописяхъ или недоступныхъ старыхъ книгахъ. Укажу, напр., на Шекспировское или Дантовское общества въ Германіи, на рядъ Шекспировскихъ обществъ въ Англіи, на Чосеровское общество тамъ-же, на общество изданія древнихъ текстовъ во Франціи и даже въ Россіи можно указать общество любителей древнерусской письменности, которое въ немного лтъ издало сотни драгоцнныхъ памятниковъ.
Тотъ-же принципъ лежитъ и въ развитіи общественныхъ библіотекъ, которыя въ наше время подавляютъ и поглощаютъ библіотеки частныя и служатъ лучшимъ показателемъ умственнаго развитія городовъ и народовъ {Въ Италіи публичныя библіотеки появляются еще въ XVI вк, во Франціи первой по времени публичной считается библіотека Мазарини, ставшая таковой съ 1643 г. Въ 1737 г. открыта для всхъ королевская библіотека въ Париж, теперь подъ именемъ Національной, занимающая одно изъ первыхъ мстъ. Британскій музей въ Лондон открытъ въ 1753 г., въ 1823 г. гуда поступила библіотека короля Георга III, но только со 2-й половины нашего столтія, именно съ 1857 г. получилъ онъ свое ныншнее помщеніе, стоившее 4 милліона франковъ, и образцовое устройство.}.
Третья важнйшая особенность книги нашего столтія принадлежитъ главнымъ образомъ второй его половин: что со дня на день усиливающаяся демократизація хорошей книги, идущая, естественно, рука объ руку съ ея удешевленіемъ. Человкь, тратящій на книги приблизительно 2—3 рубля въ годъ и бережно сохраняющій ихъ, можетъ имлъ черезъ 10 лтъ въ своемъ распоряженіи цлую библіотечку. Изданія роскошныя, прежде доступныя только богачамъ, теперь въ западной Европ не составляютъ рдкости на полк учителя начальной школы. Съ другой стороны, умираетъ лубочная книга, такъ какъ изъ коморки рабочаго и изъ крестьянской избы ее вытсняетъ своею крайнею дешевизной книга умная, изданная извстной фирмой.
Приведу 2—3 примра, которые могутъ объяснить, какъ это длается. Лтъ 8 тому назадъ было объявлено о выход въ Лейпциг исторіи нмецкой литературы нкоего Кёнига со множествомъ гравюръ, портретовъ, снимковъ и т. д., въ 3-хъ томахъ, по 2 рубля за каждый на наши деньги. Я былъ въ то время въ Лейпциг и, пріобртая первые 2 выпуска, ни на іоту не обманувшіе относительно иллюстрацій самыя пылкія ожиданія покупателей, спросилъ въ магазин: въ какомъ количеств экземпляровъ печатается эта книга? Мн сказати какую-то почтенную, но не поразительную цифру.— А какая часть изданія окупитъ книгу? спросилъ я.— Если разойдутся вс до одного экземпляры, мы будемъ въ убытк на нсколько тысячъ марокъ.— На что-же вы разсчитываете?— На слдую щія изданія, для которыхъ клише уже готовы. Разсчетъ не обманулъ предпріимчиваго нмца: хотя текстъ оказался очень плохъ, я уже 4 года назадъ видль 9-е изданіе этой книги: стало быть, издатель въ барышахъ на сотни тысячъ.
Приблизительно въ то-же время Онкенъ объявилъ о выход громадной всеобщей исторіи въ длинномъ ряд монографій, написанныхъ лучшими спеціалистами, со множествомъ роскошныхъ иллюстрацій, по 3 марки, т.-е. по полтора рубля за выпускъ. Теперь вышло уже боле 150 выпусковъ, и такъ какъ они ни въ отношеніи текста, ни въ отношеніи иллюстрацій не ниже общаннаго, издатель, конечно, въ убытк не будетъ Проф. Брикнерь для этого изданія написалъ исторію Петра Великаго и исторію Екатерины II, которыя г. Суворинъ издалъ въ русскомъ перевод, выписавъ клише изъ Берлина.
Уже нсколько лтъ у Quantin’а въ Париж выходитъ Biblotlieque de l’enseignement des beaux arts, заключающая рядъ прекрасно составленныхъ спеціальныхъ монографій и обозрній по исторіи искусства, изданныхъ съ замчательнымъ изяществомъ и роскошью. Въ каждой книжк — по крайней мр сотня иллюстрацій, очень хорошо исполненныхъ, книга здсь въ Одесс въ превосходномъ переплет стоить около 2-хъ руб.
Всмъ извстны маленькія красноватыя нмецкія книжечки, носящія общее названіе Universal bibliothek, или называемыя по имени издателя Реклама и стоящія по 10 коп. за книжку. Ихъ теперь вышло уже боле полуторы тысячи. Тамъ нмецкій читатель найдетъ всхъ своихъ лучшихъ писателей, а также и классиковъ всхъ временъ и народовъ. Благодаря предпріимчивости издателя, теперь нмецъ можетъ, стало быть, за 150 рублей имть библіотеку, которая его дду обошлась-бы въ нсколько тысячъ на наши деньги
Нсколько лтъ назадъ примръ Реклама нашелъ подражателя въ Италіи: тамъ миланская фирма Сонцоньо по той-же цн начала издавать Biblioteca Universale съ такой-же широкой задачей, но съ нсколько большимъ изяществомъ, уже лтъ 5 назадъ, благодаря этой библіотек, итальянскій крестьянинъ могъ пріобрсти за 25 сантимовъ Бориса Годунова Пушкина въ хорошемъ прозаическомъ перевод {Насколько эта библіотека выгодна издателю, видно изъ того, что скоро ей явился соперникъ въ Рим, начавшій Biblioteca nuova.}. Та-же фирма издаетъ и ‘Библіотеку Народную’, томикъ которой съ гравюрами стоитъ всего 15 сантимовъ, т.-е. 6 коп.
Подобныя библіотеки издаются и во Франціи и даже въ отсталой Испаніи, любого классика которой можно имть по 20 коп. за томъ, въ той-же Испаніи выходитъ изящная Biblioteca amenae instructiva, въ которой Донъ-Кихотъ въ 2-хъ красиво переплетенныхъ томахъ съ 300 гравюръ стоить на наши деньги 2 рубля съ коп., а первая испанская драма Салестина, еще недавно составлявшая въ Европ любопытную библіографическую рдкость,— мене полутора рубля.
Въ Англіи уже въ пятидесятыхъ годахъ большія выгоды издателямъ доставило полное изданіе Шекспира съ гравюрами, стоящее одинъ шиллингъ, т. е. немного боле 30 коп. по тогдашнему курсу.
Разсчетъ всхъ издателей подобныхъ книгъ очень простъ и вренъ: лучше получить 100,000 коп. барыша отъ 100,000 потребителей, нежели 200 руб. отъ 200.
Эти баснословно дешевыя изданія стали возможны только вслдствіе увеличившагося спроса, а также и усовершенствованія и удешевленія производства какъ бумаги, такъ и печати: уже въ семидесятыхъ годахъ одна Сорельская бумажная фабрика во Франціи изготовляла отъ 78000 километровъ бумаги въ день, стало быть, работая 10 мсяцевъ, она могла-бы легко обернуть бумагой весь шаръ земной, а хорошая паровая скоропечатная машина новой системы можетъ въ нсколько часовъ изготовить 150,000 экземпляровъ газеты или книжки.
Въ настоящее время, Гуттенбергово изобртеніе съ позднйшими усовершенствованіями работаетъ во всхъ уголкахъ міра. Еще 60 съ небольшимъ лтъ назадъ Греція получала изъ Франціи и бумагу и шрифтъ для прокламацій и школьныхъ книгъ, теперь-же тамъ дйствуютъ сотни машинъ и выходятъ ежегодно тысячи названій книгъ. Городокъ Гонолулу, на Гаити, иметъ, говорятъ, 8 журналовъ и нсколько типографій. Въ Париж однихъ медицинскихъ журналовъ выходитъ до 30. Національная библіотека получаетъ всего около 3000 періодическихъ изданій. Одинъ парижскій книгопродавецъ Дидо въ 1846 г. выпускалъ въ день отъ 2000 до 2500 томовъ, въ 1876 г. число это удвоилось, въ томъ-же году Національная типографія выпускала въ свтъ круглымъ счетомъ до 10,000 томовъ. Даже у насъ московская книгопродавческая фирма Силаевыхъ, занимающаяся преимущественно учебниками, по при близительному разсчету, издаетъ въ годъ до 2.000,000 томовъ, что составитъ около 7000 книгъ на каждый рабочій день.
Вообще же книжное дло у насъ въ Россіи все еще въ очень неудовлетворительномъ состояніи, наши издатели и наши книгопродавцы, начиная съ золотого вка русской поэзіи въ 30 гг. и до нашихъ дней, довольно рзко распадаются на дв группы. Меньшинство — люди образованные или по крайней мр начитанные, идеалисты, относящіеся къ книг не только съ любовью, но со страстію, въ род Смирдина и Кожанчикова, о нихъ Съ благодарностью вспоминаютъ ученые и литераторы, имвшіе съ ними дло, вспомнитъ когда-нибудь и историкъ русской культуры, но дятельность ихъ непродолжительна: они скоро раззоряются. Другіе — купцы, для которыхъ книги — просто товаръ невыгодный, медленно обращающійся. Они избгаютъ риска и только стремятся всми силами поменьше заплатить и побольше выручить, въ ихъ неискусныхъ и несмлыхъ рукахъ книжная торговля въ Россіи ползетъ черепашьимъ шагомъ. Есть, конечно, и отрадныя исключенія, но больше въ сторону добросовстности, чмъ смлости. Наши типографіи и мастерскія для изготовленія картъ, фототипій, фотолитографій и пр. настолько отстали отъ западныхъ, что иные и теперь предпочитаютъ печатать дорогія книги или атласы въ Берлин, Лейпциг, Париж и даже Праг. Книги для народа почти до восьмидесятыхъ годовъ печатались промышленниками самаго низкаго разбора и только теперь ими занялись люди, заботящіеся о польз читателей.
Съ тхъ-же восьмидесятыхъ годовъ появляется и у насъ свой ‘Наполеонъ книжной торговли’, человкъ несомннно предпріимчивый и энергичный: я разумю г. Суворина, ‘Дешевая Библіотека’ котораго есть важный шагъ въ развитіи русской книги, такой-же по крайней мр важный, какъ и изданія фирмы ‘Посредникъ’ и Педагогическаго музея, сотнями тысячъ распространяемыя въ народ. Впрочемъ, ни широко задуманныя предпріятія г. Суворина ни благотворительная дятельность Посредника’ не отошли въ область исторіи, это — явленія, еще не завершившіяся.
Но вотъ что совершилось на нашихъ глазахъ. Тотъ, кому мы обязаны лучшими, вчно безсмертными произведеніями нашей національной словесности, изъ-за гроба, черезъ полстолтія посл смерти своей, явился реформаторомъ въ исторіи развитія и распространенія русской книги. Еще 2 года назадъ, бдный русскій грамотникъ за свои трудовые гроши могъ пріобрсти только десятокъ повстей изъ дешевыхъ изданій для народа или нсколько томиковъ съ повстями Марлинскаго, Кукольника и съ отдльными главами изъ исторіи Карамзина изъ Дешевой Библіотеки. Съ 29 января 1887 г. онъ за т-же гроши получилъ возможность купить себ всего Пушкина, а Пушкинъ для него будетъ цлой библіотекой, источникомъ духовнаго перерожденія. Пушкинъ можетъ дополнить дло Петра и навсегда уничтожить пропасть между русскимъ народомъ и интеллигенціей.
Кирпичников Александр Иванович
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. К истории реального романа, Веселовский Алексей Николаевич, Год: 1903
  2. Курганов, Николай Гаврилович, Кирпичников Александр Иванович, Год: 1891
  3. Джусти, Кирпичников Александр Иванович, Год: 1893
  4. Лессинг, Готгольд Эфраим, Кирпичников Александр Иванович, Год: 1899
  5. Карамзин как литератор, Кирпичников Александр Иванович, Год: 1901
  6. Канадская литература, Канадская_литература, Год: 1966
  7. Проблема жизни и смерти в творчестве Толстого, Бицилли Петр Михайлович, Год: 1928
  8. Пушкин и Вяземский, Бицилли Петр Михайлович, Год: 1939
Электронная библиотека