Историческое известие о трех Альдах Мануциях, славных типографщиках своего времени
Историческое известие о трех Альдах Мануциях, славных типографщиках своего времени
(Из Французского Меркурия.)
——
Историческое известие о трех Альдах Мануциях, славных типографщиках своего времени, Неизвестные_французы, Год: 1804
Время на прочтение: 6 минут(ы)
‘Де-Ту, говоря о Роберте Этьене, полагает, что Франциск I обязан сему типографщику своею славою более, нежели великим своим подвигам, воинским и гражданским, и что Роберт Этьен сделал не только для Франции, но для всех христианских держав более, нежели величайшие полководцы всеми победами и знаменитыми делами. В наше время такая похвала показалась бы смешною, но Де-Ту сказал совершенно правду. В самом деле Франция одолжена и скорыми успехами в словесности и прекращением всех зол, под которыми страдало человечество — Роберту Этьену и его сыну Генриху.
Типографщик, которого имя долженствует, если только возможно, быть еще почтеннейшим для потомства, нежели имена самых Эьтеней, есть Альд старший, который, родясь прежде их и ближе к эпохе восстановления наук, открыл им дорогу трудами великими, превосходящими вероятие наших современников.
Этьени имели двух историков, возвестивших потомству дела их, Жанссона Альмеловена и Меттера, которых сочинение довольно изрядно. Многие библиографы равным образом трудились над жизнеописаниями Альда, Павла Мануция — сына его, и Альда младшего его внука, и издали списки напечатанным от них книгам. Но изыскания их вообще были очень несовершенны. Г. Ренуар — сочинитель Летописи — без всякого противоречия, первый издал полную историю сих трех типографщиков, и сочинил точный, обстоятельный список всем книгам, вышедшим по их старанию.
Надеюсь, что никто не почтет бесполезно потерянным времени, употребленного на собирание анекдотов жизни сих ученых, трудолюбивых мужей, и на сочинение критического каталога превосходных, редких сочинений, напечатанных в их типографии, надеюсь, по крайней мере, что упреки — если кто-нибудь делает их — выходят из уст мелких словесников, едва умеющих марать нелепые, ребяческие романы, но люди благомыслящие, умные, любящие науки и почитающие тех, которые со славою занимались ими и еще с большею распространили их в мире — люди с признательностью воспоминающие благодеяния, излитые на человечество сими патриархами учености, с удивлением взирающие на невероятные труды их — сии люди, без сомнения, одобрят изыскания г. Ренуара — и одобрения их наградят с избытком, за несправедливый приговор легкомыслия и невежества.
Альд старший родился в половине пятнадцатого века, когда недавно изобретенное искусство книгопечатания и пришествие греков, убежавших от свирепого завоевателя восточной столицы, одушевили в Европе, и особливо в Италии, ревность к наукам и охоту ко всем изящным знаниям. Славные профессоры языков, Кальдерино — греческого, и Гварини — латинского, были его учителями. Многочисленные издания с прекрасными предисловияии, писанными им на обоих языках, показывают, с какою пользою он слушал их наставления.
Первое сочинение вышло из типографии Альдовой в 1496 году, в Венеции. Надобно думать, что славный Пик де ла Мирандоль, и князь Карпи, ученик Альдов, известный своими несчастьями и странностями в рассуждении богословских распрей, употребили собственные издержки на первое заведение, ибо Альд был небогат. Он умер спустя потом двадцать один год, имея от роду около семидесяти лет: едва поверить можно, сколько успел он сделать в столь короткое время. Он выдал первые издания Аристотеля, Платона, Аристофана, Эсхила, Софокла, все сочинения Эврипида, Пиндара, Арата, Геродота, Фукидида, Афенея, Гезихия, Гарпократиона, Филострата, Поллукса, Ликофрона, Стефана Византийского, Дионисия Периегета, Музея, Квинта Смирнского, Колуфа, Трифиодора, многих ораторов, риторов и эпистолографов греческих, нравоучительные сочинения Плутарха и проч. Не упоминаю о множестве других, более или менее важных, сочинений на латинском и итальянском языках и о разных изданиях, печатанных вторым тиснением.
Кто из нынешних типографщиков решится на такие предприятия? Кто осмелится даже подумать о них? Но удивление должно превышать все меры, если представить еще, с какими трудностями сопряжены были первоначальные напечатания. Надлежало пробираться путями непроходимыми, новыми, надлежало разбирать древние рукописи, по большой части дурно написанные, наполненные затруднительными сокращениями, искаженные во всех отношениях, надлежало сличать их — продолжительная, несносная робота! — выбирать между несходными местами лучшие, для всего этого потребны и вкус, и обширные знания. Ясно, что Альду необходимо надлежало быть не только содержателем типографии, но и ученым, и критиком — по счастью, был он и тем и другим.
Быв столько же скромным, сколько умным, ревнуя более всего к славе и пользе просвещения, Альд составил общество из ученых мужей, под названием Новой академии, с которым советовался при выборе для напечатания неизданных еще сочинений, и при критическом рассматривании текстов. В числе членов сей Академии были: Андрей Навагеро — который каждый год в честь Катулла сжигал по одному экземпляру Марциала, славный кардинал Бембо, монах Больцани — первый из писавших на латинском языке о правилах греческой грамматики, Алционио — которого обвиняют в умышленном истреблении единственного рукописного Цицеронова трактата о славе, после того как переписал лучшие из него места в свои сочинения, грек Музуро, ученейший муж своего времени, Димитрий Халкондил — которому обязаны мы первым изданием Гомера, и Алеандро — бывший потом кардиналом и игравший славную роль в делах церковных шестнадцатого века.
Остающееся от занятий по типографии время Альд употребил на написание полезных сочинений, он выдал латинскую грамматику — в ту эпоху самую лучшую, трактат о стопосложении Горациевом — после вновь напечатанный много раз, словарь греческий и латинский — который не может сравниться с вышедшими потом, но в то время был единственною употребительною книгой в своем роде. Сверх того занимался примечаниями на разных авторов, переводами и мелким сочинениям.
Альд не имел недостатка и в неприятелях: ибо украшался достоинствами и оказал свету важные услуги. Бесстыдный Урцей Кодр упрекал его в том, что он очень дорого продавал книги и не выправлял их с надлежащим старанием. Г. Ренуар оправдывает его в неисправности, а небольшое имение, оставленное им после смерти, доказывает, что и другое укорение столько же справедливо, как и первое. Г. Буриньи, по моему мнению, не прав, положась на слова Урцея, он утверждает — в жизни Эразма — будто Альд книжною торговлею нажил великое богатство. Скалигер, которому более можно поверить, свидетельствует, что Альд напечатал невероятное множество книг, и со всеет тем был беден.
Андрей Азола, тесть Альдов, заступив его место, издал многих авторов, и его издания столько же уважаются, как Альдовы. Достойнейшие примечания книги, вышедшие из его типографии, суть: первые тиснения Галеева, Иппократа, Страбона, Павзания, Артемидора и Павла Эгинского.
В 1533 году Павел Мануцей, сын Альда, получил имение в типографии своего отца. Он издал не многих греческих авторов: жатва с поля сего почти вся была собрана. Латинская словесность оставалась единственным предметом трудов его. Кроме прочих писателей, он особливо прилепился к Цицерону и напечатал множество изданий его творений, которые обогатил своими учеными примечаниями, уважаемыми даже в наше время. Павел Мануций образовал слог свой прилежным чтением сего великого оратора и почитался одним из лучших его подражателей. Это была господствующая мода того века. Авторы один перед другим старались писать слогом Цицероновым, некоторые затейливую страсть свою простирали до того, что не позволяли себе употреблять слов, которых не находили в его сочинениях. Кардинал Бембо говорил о Боге всегда в числе множественном. В одном из своих писем он упоминает, что папа взошел на престол римский по благоизволению Богов бессмертных: beneficio Deorum immortalium, в грамоте, которую написал от имени Леона к Франциску, убеждая короля сего начать войну против турок, говорит он, по обычаю язычников: per Deos atque homines (именем Богов и человеков). Религия христианская не называлась тогда fides (вeра), но persuasio (уверение), Евхаристия не sacramentum corporis Dominici (таинство телa Христова), но sanctisicum crustulum (освящающая лепешка) — что гораздо ближе к свойству языка латинского, не excommunicare — слово неизвестное древним — (выключить из общества), но diris devovere (предать фуриям) — что также по-латыни очень красиво. Наконец цицеронисты, если бы только осмелились, назвали б Иисуса Христа Iovem optimum maximum (Юпитером всеблагим, величайшим), потому что имени Спасителева не находится в творениях Цицероновых, но страх удержал их от сей крайности— Павел Мануций не впал в это заблуждение, смешное и нелепое, он подражал Цицерону, но подражал с благоразумием и осторожностью.
Павел Мануций, в качестве типографщика, долго удерживал при себе превосходство так же, как и отец его, но в последние годы его жизни типография начала приходить в упадок: печатаемые в ней сочинения были неисправны, словесность уступила место схоластической философии, богословию и юриспруденции. Сие состояние продолжалось и при Альде младшем, который в 1574 году вступил в отправление дел отца своего, Павла Мануция, умершего в Риме в то же время.
Альд младший очень рано — ранее, нежели ожидать было можно — оказал свои дарования. Имея от роду одиннадцать лет, он выдал собрание лучших отрывков из латинской и итальянской литературы, извлеченных со вкусом и выбором знатока, оно было напечатано много раз. В четырнадцать лет издал превосходный трактат систематический о латинской орфографии, сие сочинение, основанное на достоверности древних памятников и рукописей, также много раз было напечатано, и заслуживает, чтобы читали его даже в наше время. Альд младший, рожденный, кажется, для блистательнейших успехов в словесности, не был из числа типографщиков самых исправных. Характер его имел в себе нечто нерешительное, непостоянное, что много вредило счастливым его склонностям, и препятствовало ими пользоваться. В словесности он не вознесся выше границ посредственности, и книги, вышедшие из его типографии, которой десять лет распоряжался какой-то иностранец, имеют достоинство только перед глазами библиоманов, хранящих все издания Альдов, начиная от деда до внука. Альд младший умер в 1597 году, и с ним погасло имя, которое дед и отец сделали столько славным.’
Далее, рецензент, отдавая справедливую похвалу книге Ренуаровой, говорит, что приложенный при ней пространный список всем напечатанным в типографии Альдов сочинениям есть — образцовое произведение в своем роде, необходимо нужное для библиотекарей, библиографов, библиоманов и книгопродавцов, тем более, что г. Ренуар сам видел почти все издания, о которых упоминает, пересматривал и сличал разные экземпляры, многие годы занимался своим делом с неусыпным прилежанием, и ничего не упустил из виду, чтобы сделать книгу свою соответствующею предположенной цели во всех отношениях.
Историческое известие о трех Альдах Мануциях, славных типографщиках своего времени: (Из французскаго Меркурия) // Вестн. Европы. — 1804. — Ч.14, N 7. — С.205-216.