Н. Кареев.
Историческая наука, Кареев Николай Иванович, Год: 1911
Время на прочтение: 11 минут(ы)
22) Историческая наука. Главным предметом исторической науки в России является прошлое родной страны, над которым работало и работает наибольшее число русских историков и на которое направлена, главным образом, деятельность разных учреждений, посвященных исторической науке (исторические кафедры в Академии наук, в университетах и духовных академиях, ученые исторические общества, археографическая и архивные комиссии, исторические журналы {Русские историч. журналы и периодич. сборники: ‘Византийск. временник’, ‘Историческая библиотека’, ‘Исторический вестник’, ‘Историч. обозрение’, ‘Записки Одесского общества истории и древн.’, ‘Русский архив’, ‘Русская старина’, ‘Сборник Моск. ист. общ.’, ‘Чтения в Общ. ист. и древн. российских’, много статей по истории в ‘Журн. Мин. нар. просв.’ и издания университетов. Из журналов главным образом посвящены всеобщей истории ‘Истор. обозрение’, издаваемое Истор. обществом издаваемое при СПб. унив., и ‘Сборник Историч. общ. при Моск. университете’.} и т. п.). Очерк русской историографии выделен в особую статью, предпосланную истории Р. (см.): здесь мы остановимся главным образом на разработке в Р. истории других народов или того, что у нас принято называть всеобщей историей. Занятия всеобщей историей у нас находятся, отчасти, в тесной связи с разными ‘филологиями’, т. е. с изучением иностранных языков и литератур, мертвых и живых, к числу деятелей исторической науки необходимо отнести поэтому многих ориенталистов, классиков и славистов, поскольку они делали предметом своих занятий историю Востока, античного мира или славянских народов, о них, как и о тех государствоведах, юристах или экономистах, которые разрабатывают исторические темы, см. в соотв. отделах. Кроме того, благодаря, главным образом, существованию в наших университетах особой кафедры всеобщей истории, история других народов, разрабатывается у нас и вполне самостоятельно. До тридцатых годов XIX стол. всеобщая история находилась в Р. в очень жалком состоянии (см.). Лучшие времена начались для нашей науки с обновления наших университетов после устава 1835 г. Первыми настоящими профессорами всеобщей истории были Куторга, начавший свою преподавательскую деятельность в петербургском университете в 1835 г., и Грановский, занимавший кафедру в Московском унив. с 1839 по 1855 г. Куторгу справедливо называют первым русским ученым, посвятившим себя самостоятельной разработке всеобщей истории, Грановский первый внес в преподавание этой науки гуманитарную и общественную точку зрения, сумев тем самым заинтересовать всеобщей историей широкие круги общества, чему немало помогал его замечательный талант лектора. От Грановского и Куторги начинается у нас непрерывная традиция всеобщей истории в университетах. Куторга выдвигал на первый план греческую историю и побуждал своих учеников и вообще лиц, искавших ученых степеней, писать диссертации на темы, взятые из греческой истории (Бауер, Васильевский, Люперсольский, Ф. Ф. Соколов, Стасюлевич), Грановский, сам более работавший в области средневековой истории, направлял в эту сторону и интересы своих учеников (Кудрявцев, Ешевский). Для занятий новой историей это время было крайне неблагоприятно, Грановский, напр., не мог читать курса по истории реформации. Реакция конца сороковых и начала пятидесятых гг. задержала развитие у нас и исторической науки. На дальнейшие ее успехи оказала влияние лишь посылка за границу (в начале шестидесятых годов) большого числа молодых людей для приготовления к профессорскому званию, а затем университетский устав 1863 г. С того времени подобные командировки вошли в обычай, что было очень полезно, в особенности для всеобщей истории. Сначала профессорские стипендиаты ездили почти исключительно в Германию, где главным образом ‘доучивались’, слушая лекции и работая в семинариях, но с течением времени они стали отправляться и в другие страны — во Францию, в Англию, в Италию, в Испанию, в Швецию (не говоря о славянских землях, куда ездили и раньше), и уже для более самостоятельных работ в библиотеках и архивах. Последнее сделалось возможным благодаря лучшей научной подготовке, которую они получали теперь у себя дома. Устав 1863 г. много содействовал и улучшению исторического преподавания. При действии этого устава совершилось разделение историко-филологических факультетов на отделения, в числе которых образовано было и специально историческое, и начали вводиться практические занятия по образцу немецких исторических семинарий. Устав 1884 г. уничтожил было специальные отделения историко-филологических факультетов, превратив последние в чисто классические школы, но такой порядок вещей просуществовал недолго, и исторические отделения снова существуют в наших университетах. Благодаря более живому общению с западной наукой и улучшению университетского преподавания всеобщая история за последние десятилетия сделала у нас заметные успехи, чтобы убедиться в этом, стоит только сравнить магистерские и докторские диссертации по всеобщей истории дореформенного времени (хотя бы, напр., обе диссертации Грановского) с теперешними. За последнее время не раз печатались, большей частью по инициативе самих факультетов, даже студенческие работы по истории (так называемые ‘медальные’), которые в былые времена могли бы сойти за магистерские диссертации. Из числа диссертаций на высшие ученые степени многие написаны на основании неизданных источников, хранящихся в заграничных архивах и библиотеках. Лучшим доказательством успехов, достигнутых русской наукой в этой области, может служить то обстоятельство, что труды русских историков переводятся иногда на языки тех стран, истории которых они посвящены. Тем не менее, у нас все еще мало ученых сил на поприще всеобщей истории, это видно из затруднений, сопряженных с замещением вакантных кафедр. В отношении научного метода и руководящих философских и общественных идей историческая наука в Р. всегда, в большей или меньшей степени, отражала на себе главнейшие историологические направления и течения, возникавшие на Западе, но в то же время в ней чувствовались внутренние общественные настроения. Научное движение в области всеобщей истории началось у нас под влиянием Нибурова критицизма (Куторга) и французской и немецкой исторических школ первых десятилетий XIX в. (Грановский). На занятиях историей славян, Византии, Западной Европы сказывалось влияние так называемых славянофильского и западнического направлений, в связи с их борьбой находится, напр., деятельность Грановского. С другой стороны, новейшие культурное и экономическое направления в истории оказали большое влияние и на нашу историческую науку. В общем, можно сказать, что в области всеобщей истории русские ученые сравнительно мало занимались специально критикой источников и что в их трудах так называемая внешняя и прагматическая история все более и более отступает на задний план перед историей внутренних отношений. В частности, за последнее время исследование социальной (и экономической) истории даже стремится получить перевес над историей духовной культуры, хотя, конечно, последняя не может быть вытеснена из науки. Переходя к обзору русской литературы по всеобщей истории по главнейшим отделам, отсылаем за указаниями, касающимися Востока и древнего мира, к востоковедению и классической филологии {Русские исторические исследования, посвященные древним Греции и Риму, перечислены в статьях об их истории, (IX, 636—637, и XXVI, 756, 784, 787, 789).} и начинаем прямо со Средних веков, включая сюда и последние времена Римской империи. Начало изучения Ср. вв. на Западе было положено в Московск. унив. Грановским (‘Аббат Сугерий’), ближайшими последователями которого в этом отношении были Кудрявцев (‘Судьба Италии от падения Западной Римской империи до восстановления ее Карлом’ и неоконченная работа ‘Каролинги в Италии’) и Ешевский (‘Аполлинарий Сидоний’ и прекрасный курс: ‘История переселения народов, Меровинги и Каролинги’). По средней же истории читал первоначально свои курсы в Москве и В. И. Герье, который завел по этому предмету и правильные практические занятия. Ученик его П. Г. Виноградов сделал предметом своих специальных занятий западноевропейский феодализм, взятый преимущественно с социально-экономической точки зрения. Его ‘Происхождение феодальных отношений в лангобардской Италии’ и ‘Исследования по социальной истории Англии в Средние века’, равно как английская переработка этой книги (‘Villanage in England’), вполне самостоятельные работы, созданные в архивах и книгохранилищах Италии и Англии. В петербургском унив. работы по средневековой истории зарождались главным образом под влиянием В. Г. Васильевского. Один из его учеников, Н. М. Бубнов, написал большой историко-критический труд ‘Сборник писем Герберта как исторический источник’. И. М. Гревс предпринял ряд исследований в области истории землевладения в эпоху Римской империи. Средневековыми городами занимались А. Н. Смирнов (‘Коммуна средневековой Франции’), Ф. Я. Фортинский (‘Приморские вендские города и их влияние на образование ганзейского союза’) и И. Н. Смирнов (труды по истории славянских городских общин в Далмации). Английскому крестьянскому движению XIV в. посвятил большой труд Д. М. Петрушевский (‘Восстание Уота Тайлера. Очерки из истории разложения феодального строя в Англии’). Общий очерк истории франц. крестьян имеется в небольшой книжке Н. И. Кареева. Истории сословно-представительных учреждений на Западе касаются диссертация В. К. Пискорского (‘Кастильские кортесы в переходную эпоху от Ср. веков к новому времени’) и книга Н. И. Кареева о польском сейме. Средневековой истории посвящена докторская диссертация М. М. Ковалевского ‘Общественный строй Англии в конце Ср. веков’ (ср. его же, ‘Английская пугачевщина’, в ‘Русс. мысли’ за 90 — е года). В области славистики социальной истории посвящена диссертация А. Н. Ясинского ‘Падение земского строя в Чехии’. Религиозные и церковные отношения Ср. вв. тоже обращали на себя внимание наших историков: Г. Вызинский, ‘Папство и Священная Римская империя в XIV и XV вв.’, Налимов, ‘Вопрос о папской власти на Констанцком соборе’, В. К. Надлер, ‘Причины и первые проявления оппозиции католицизму в Чехии и Зап. Европе в конце XIV и нач. XV вв.’, Н. А. Осокин, ‘История альбигойцев’ и ‘Первая инквизиция и завоевание Лангедока французами’. Особенный интерес для русских исследователей представляют личность и учение Гуса, причем некоторые авторы старались поставить учение Гуса в связь с православием (Гильфердинг, в ‘Истории Чехии’, Новиков, ‘Гус и Лютер’, В. А. Бильбасов, ‘Чех Ян Гус из Гусинца’, И. С. Пальмов, ‘Вопрос о чаше в гуситском движении’: ‘Памятники кирилло-мефод. старины в Чехии и Моравии’, ‘К вопросу о сношениях чехов-гуситов с вост. церковью в середине XV в.’). Иная точка зрения — в работах С. А. Венгерова о гуситах и таборитах (в ‘Русск. мысли’ и ‘Вестн. Евр.’ за 1881—82 г.). Обращает на себя внимание ряд больших статей В. И. Герье в ‘Вестнике Европы’ за 90 — е годы: ‘Средневековое мировоззрение’, ‘Торжество теократического начала на Западе’, ‘Франциск Ассизский’ и ‘Катарина Сиенская’. За самое последнее время в русской исторической литературе особенно посчастливилось Папе Григорию VII, которому посвящены работы кн. Е. Н. Трубецкого (‘Религиозно-общественный идеал зап. христианства в XI веке’) и А. Вязигина (‘Очерки из истории папства в XI в.’). Отдельно стоят, кроме упомянутого труда Бубнова, сочинения В. А. Бильбасова (‘Крестовый поход Фридриха II’ и ‘Поповский король Генрих Распе’), В. К. Надлера (‘Адальберт Бременский’), В. Э. Регеля (‘Хроника Козьмы Пражского’), Ф. Я. Фортинского (‘Титмар Мерзебургский и его хроника’) и др. Научное исследование византийской истории сделало важные успехи преимущественно за последнюю четверть века, причем первыми русским византинистом по всей справедливости следует считать скончавшегося в 1899 г. петерб. проф. средневековой истории В. Г. Васильевского, автора целого ряда работ по византийской истории, печатавшихся в ‘Журн. Мин. нар. просв.’ (отдельно — неоконченное ‘Обозрение трудов по византийской истории’). Васильевский основал и специальный орган для этой области исторического знания ‘Византийский Временник’, который и редактировал вместе с одним из своих учеников, В. Е. Регелем. Другим видным русским византинистом является Ф. И. Успенский, занимающий в настоящее время должность директора Археологического института в Константинополе, специально основанного для византийских изучений. Ему принадлежит ряд статей в ‘Журн. Мин. нар. просв.’ и книга ‘Очерки по истории византийской образованности’. К числу русских византинистов относятся еще П. В. Безобразов (‘Византийский писатель и государственный деятель Михаил Пселл’), Н. А. Скабаланович (‘Византийская церковь и государство в XI веке’), Регель (‘Analecta Byzantino-Russica’, ‘Fontes rerum byzantinarum’ и др.) и др. Кроме того, некоторые ученые и раньше занимались византийским правом (см.), а в области истории византийского искусства особенно важны труды Н. П. Кондакова. В деле изучения истории гуманизма русская наука выдвинула двух ученых, много работавших над итальянским Ренессансом с культурной и литературной точек зрения и притом по неизданным материалам. Александру Николаевичу Веселовскому принадлежат ‘Вилла Альберти’, ‘Боккаччо’ и множество более мелких работ. Недавно (1899) скончавшийся моск. проф. М. С. Корекин, кроме целого ряда статей, отчасти собранных в одну книжку (‘Очерки итальянского Возрождения’), оставил капитальный труд ‘Ранний итальянский гуманизм и его историография’. Тем же периодом итальянской истории занимались Н. А. Осокин (‘Савонарола и Флоренция’, ‘Аттендоло Сфорца и королева Иоанна’, ‘Неаполитанские государи XIV в.’), А. С. Алексеев (‘Макиавелли как политический мыслитель’), Садов (‘Виссарион Никейский’), В. К. Пискорский (‘Франческо Феруччи и его время’). Над историей Реформации XVI в. и реформационной эпохи вообще наиболее трудились: И. В. Лучицкий (‘Феодальная аристократии и кальвинисты во Франции’, ‘Католическая лига и кальвинисты во Франции’), Н. Н. Любович (‘История Реформации в Польше’, ‘Начало католической реакции и упадок Реформации в Польше’, ‘Марникс де Сент-Альдегонд’), Р. Ю. Виппер (‘Церковь и государство в Женеве в эпоху Кальвина’). Все трое много работали в заграничных архивах. Менее важны сочинения Клячина (‘Политические собрания и политическая организация кальвинистов во Франции в XVI веке’) и С. Ф. Фортунатова (‘Представитель индепендентов Генри Вер’). Этот отдел западноевропейской истории привлекал к себе внимание и профессоров дух. академий, из числа которых всего более заслуживают внимания труды Будрина (‘Антитринитария XVI века’), П. Н. Жуковича (‘Кардинал Гозий и польская церковь его времени’) и В. Соколова (‘Реформация в Англии’). К реформационному же периоду относятся и обе диссертации Г. В. Форстена, представляющие собой результат изысканий в заграничных архивах (‘Борьба из-за господства над Балтийским морем в XV и XVI вв.’ и ‘Балтийский вопрос в XVII и XVIII стол.’). По истории XVII и XVIII вв. на Западе имеются работы Вызинского (‘Англия в XVIII веке’), В. И. Герье (‘Лейбниц и его век’, сборник писем Лейбница), А. С. Трачевского (‘Германия накануне революции’, ‘Союз князей и немецкая политика Екатерины II, Фридриха II и Иосифа II’), П. Соколова (‘Церковная реформа императора Иосифа II’). Особенное внимание русских историков обратила на себя Франция, в особенности революция 1789 г., долго бывшая своего рода запретным плодом. Начало изучения истории французской революции в наших университетах положил своими специальными курсами В. И. Герье, написавший об этом предмете несколько небольших работ (‘L’abbe de Mably’, ‘Понятие о народе у Руссо’, ‘Понятие о власти и народе по наказам 1789 г.’, ‘Республика или монархия установится во Франции’, ряд статей о Тэне). Первым по времени самостоятельным трудом, написанным по архивным источникам, является диссертация Н. И. Кареева ‘Крестьяне и крестьянский вопрос во Франции в последней четверти XVIII века’ (есть франц. перевод). Особенное развитие изучение у нас французской революции получило в последнее время. Ей посвятил свой четырехтомный труд ‘Происхождение современной демократии’ М. М. Ковалевский. Одновременно И. В. Лучицкий предпринял большое исследование по истории крестьянского землевладения и распродажи национальных имуществ во Франции в эпоху революции, для чего совершил несколько поездок во Францию, где занимался в провинциальных архивах, пока им в отдельных статьях и брошюрах на русском и французском языках обнародованы лишь некоторые результаты его изысканий. В настоящее время в ‘Журн. Мин. нар. просв.’ печатаются две работы, основанные на архивных материалах: П. Н. Ардашева (‘Провинциальная администрация во Франции в последнюю пору старого порядка’) и А. М. Ону (‘Наказы третьего сословия во Франции в 1789 г.’). В. Хорошун только что выпустил в свет первый том большого исследования: ‘Дворянские наказы во Франции в 1789 г.’. К этой же эпохе имеют отношение труды Г. Е. Афанасьева (‘Министерская деятельность Тюрго’, ‘Условия хлебной торговли во Франции в XVIII веке’), И. И. Иванова (‘Французский театр и философия XVIII в.’), Алексеева (‘Этюды о Руссо’). Для истории XIX в. в русской литературе сделано сравнительно мало, если не считать издания архивных источников (Ф. Ф. Мартенса и в ‘Сборн. Русск. ист. общ.’) под редакцией А. С. Трачевского и Н. К. Шильдера), а также сочинений по дипломатической (С. М. Соловьева, В. К. Надлера, С. С. Татищева и др.) и военной истории, имеющих большее или меньшее отношение к истории Р. Общими трудами по истории XIX в. (кроме переводных, которых много) являются книги бывшего профессора Педагогического института Лоренца, учебник Григоровича и IV и V тома ‘Истории Зап. Европы в новое время’ Кареева да очень общий очерк Осокина ‘Политические движения в Европе в первой половине нашего века’. Из числа отдельных работ более замечательны: В. Даневский, ‘Системы политического равновесия и легитимизма и начало национальности в их взаимной связи’, Надлер, ‘Меттерних и европейская реакция’, А. Шахов, ‘Французская литература в первые годы XIX в.’ и ‘Очерки литературного движения в первую половину XIX в.’, И. Янжул, ‘Английская свободная торговля’, М. Туган-Барановский, ‘Промышленные кризисы в современной Англии’, С. Фортунатов, ‘История политических учений в Соединенных Штатах’, А. Градовский, ‘Германская конституция’, А. Трачевский, ‘Объединение Германии’, А. Назимов, ‘Реакция в Пруссии’, Н. Молчановский, ‘Цеховая система в Пруссии и реформа цехов при Штейне и Гарденберге’, Ю. Самарин, ‘Уничтожение крепостного права в Пруссии’, Н. Попов, ‘История вольного города Кракова’, Первольф, ‘Славянское движение в Австрии в 1800—48 гг.’, П. Кулаковский, ‘Иллиризм’, Б. Чичерин, ‘История политических учений’, Щеглов, ‘История социальных учений’. Самостоятельные занятия польской историей ведут свое начало с 60-х гг. Ввиду той связи, которая существует между историей русской и польской, к разработке последней особенно стремился приохотить своих учеников в Москве С. М. Соловьев, который сам написал ‘Историю падения Польши’. Так возникли, между прочим, ‘Борьба за польский престол в 1733 г.’ В. И. Герье и ‘Польское бескоролевье по смерти Ягеллонов’ А. С. Трачевского. К числу историков, занимавшихся Польшей, нужно отнести и Д. И. Иловайского (‘Гродненский сейм 1793 г.’). Тесная связь между русской и польской историей направила в ту же область и Н. И. Костомарова (‘Последние годы Речи Посполитой’), а также М. Ф. де Пуле (‘Станислав-Август Понятовский и Литва в 1794—95 гг.’) и Ф. М. Уманца (‘Два года после Ягеллонов’). Более с точки зрении ‘всеобщих’ историков занимались Польшей Н. Н. Любович, автор названных трудов по истории польской Реформации, Н. И. Кареев (‘Реформационное движение и католическая реакция в Польше’, ‘Очерк польского сейма’, ‘Польские реформы XVIII века’, ‘Падение Польши в исторической литературе’, три последние соч. есть в польск. перев.), П. Я. Жукович (‘Гозий’) и В. А. Мякотин (‘Крестьянский вопрос в Польше в эпоху ее разделов’). Наибольшее количество русских трудов по польской истории посвящено, таким образом, новому времени, средневековая история Польши почти совсем не разрабатывалась у нас (кроме работ Линниченко, Филевича, Павлова, Тихомирова, Любавского и т. п., относящихся более к русской истории, как и ‘Люблинская уния’ Кояловича). По истории польской литературы на русском языке имеется труд В. Д. Спасовича. Особый отдел историографии представляет собой философия истории. Интерес к этой отрасли знания появился у нас впервые в эпоху усиленных занятий философией (особенно системой Гегеля) и спора между западниками и славянофилами в исходе первой половины XIX в. Новую эпоху в истории этого интереса представляют собой шестидесятые года, когда особенно сильное впечатление на русское общество оказала ‘История цивилизации в Англии’ Бокля. С семидесятых годов историко-философские вопросы начинают все более и более получать социологическую постановку (см. Россия. Социология, где указана и соответствующая литература). Отметим здесь только два наиболее важных историко-философских труда славянофильского лагеря: Хомяков, ‘Записки по всемирной истории’, и Данилевский, ‘Россия и Европа’ (последняя книга вызвала большую полемику). Диссертации на ученые степени по философии истории писались М. М. Стасюлевичем (‘Опыт исторического обзора главных систем философии истории’) и Н. И. Кареевым (‘Основные вопросы философии истории’). Историческая методология разрабатывалась у нас сравнительно мало (см.). Историографическая литература, посвященная всеобщей истории, представлена следующими сочинениями: Герье, ‘Очерк развития исторической науки’, Петров, ‘Новейшая национальная историография в Германии, Англии и Франции’, Виноградов, ‘Очерки западноевропейской историографии’ (в ‘Журн. Мин. нар. просв.’ за восьмидесятые годы), Тураев, ‘Очерк истории изучения финикийской древности’ (в ‘Истор. обозрении’), ‘Новейшие успехи и современное состояние египтологии’ (там же), Покровский, ‘Новые явления в области разработки греческой истории’ (там же), Герье, ‘Вступление археологии в круг римской историографии’ (в ‘Сборн. Моск. ист. общ.’), Васильевский, ‘Обозрение трудов по византийской истории’, Бузескул, ‘Обзор немецкой литературы по истории Средних веков’, Осокин, ‘Историография Средних веков’, Вязигин, ‘Личность и значение Григория VII в исторической литературе’ (в ‘Ист. обозрении’), Ламанский, ‘Об историческом изучении греко-славянского мира в Европе’, Корелин, ‘Итальянский гуманизм и его историография’, Кареев, ‘Вопрос о религиозной реформации XVI в. в исторической литературе’, ‘Падение Польши в исторической литературе’, ‘Новейшие работы по истории французской революции’ (в ‘Ист. обозрении’), а также небольшие историографические очерки в ‘Истории Зап. Евр.’ и обзор исторической литературы в ‘Программах чтения для самообразования’, Павинский, ‘Обзор современного состояния польской историографии’ (в ‘Ист. Обозрении’), Пташицкий, ‘Новейшие польские сочинения по польской истории XVIII века’ (ib.). Историографические обзоры можно найти и во многих специальных трудах (напр. очерк историографии феодализма — в кн. Виноградова о лангоб. феодализме, очерк разработки истории крестьян на Западе — в соч. В. И. Семевского о русских крестьянах при Екатерине II и т. п.). Существуют, наконец, статьи об отдельных историках (Бестужева-Рюмина о Ешевском, Бузескула о Зибеле и Ранке, Виноградова о Ранке, Фюстель де Куланже, Грановском, Герье о Тэне, Мишле, Кудрявцеве, Соловьеве, Грановского о Нибуре, Кареева о Грановском и т. п.). Обширных трудов, обнимающих историю всего человечества, кроме переводных, у нас нет, университетские курсы издаются редко (Петров, ‘Лекции по всемирной истории’, Трачевский, ‘Учебник истории’, С. М. Соловьев, ‘Курс новой истории’, Осокин, ‘История Средних веков’, Бауер, ‘Лекции по новой истории’, Кареев, ‘История Западной Европы в новое время’). Имеются собрания сочинений Грановского, Кудрявцева, Ешевского, Куторги, Петрова и других. Лучшие школьные руководства, обнимающие всю историю написаны Щульгиным (устарело) и профессором Виноградовым. Как пособия, важны хрестоматии Стасюлевича (средние в.), Виноградова (ср. вв.), Гуревича (новая история). Переводная литература по всеобщей истории у нас весьма обширна, и едва ли найдется какая-либо другая литература, которая обладала бы такой массой переводов иностранных исторических книг.
Оригинал здесь