Истинное зло России заключается в той гнилой части ее интеллигенции, которая чуждается своего народа, Катков Михаил Никифорович, Год: 1887

Время на прочтение: 5 минут(ы)

М.Н. Катков

Истинное зло России заключается в той гнилой части ее интеллигенции, которая чуждается своего народа

Нельзя сказать, чтоб иностранная печать мало занималась Россией и ее внутренними делами. Политические шарлатаны всех стран то и дело прописывают нам рецепты и осыпают нас советами и наставлениями. Но редко во всем этом сумбуре встретишь толковое слово вроде того, какое сейчас прочли мы в берлинской газете ‘Post’ от 25 апреля &lt,по новому стилю&gt,. На этот раз нам, по крайней мере, не навязывают конституции, а напротив, дружелюбно и умно советуют воздержаться от всяких экспериментов в деле государственного устройства, если бы такая блажная мысль могли придти нам в голову и мы вздумали бы последовать указаниям ‘исполнительного комитета’ и внушениям фельетонов русско-польской части нашей печати. ‘Кажется, — говорит берлинский публицист, — русское правительство отказалось от мысли выйти из кризиса посредством эксперимента с конституцией. Действительно, история учит, что переход от самодержавия к конституции при расшатанности государственных отношений есть шаг к революции. Мирным путем новые порядки устанавливаются, лишь когда законом закрепляется постепенно сложившееся положение народных сил’. Этот вывод и ссылки на Англию и Францию будут, может быть, полезны нашим консерваторам и либералам, заботящимся навязать России конституцию. Но этот дар нам не к месту и не ко времени вовсе не потому, что мы еще не доросли до него, вовсе не потому, что Россия еще не созрела для него, а напротив, скорее потому, что вышла из того возраста, когда еще бывает дозволительно рядиться в шутовской костюм. Устранила ли шаблонная конституция где-либо те затруднения, ради которых силятся навязать ее нам? Не тяготится ли Германия учреждениями, которые в дурную минуту она завела у себя по чужой мерке и от которых не знает теперь, как избавиться? Да простит нам Бог за то, что мы, желая щегольнуть пред Европою, насильно навязали бедной Сербии конституцию, а еще более за то, что мы этим благом в припадке либерализма недавно наделили Болгарию, за которую пролили столько дорогой нам крови. Благодаря мужеству и самоотвержению русского солдата мы освободили наших соплеменников от турецкого ига, но сыграли над ними злую шутку, предав их экспериментам политической мудрости нашей канцелярской интеллигенции и наделив их учреждениями, в сочинении которых участвовал, как говорят, даже фельетонист ‘Голоса’. Мы поставили себе удивительную задачу всячески связать и обессилить власть в стране, где национальной власти еще не было и где требовалось прежде всего создать сильную власть. Последствия этого эксперимента, так жалко заключившего великую эпопею войны, теперь налицо. Спросите, где идут дела лучше, в Восточной ли Румелии, которая осталась под властью султана, но ограждена от турецкого управления, а вместе и от нашего либерализма, или в освобожденной Болгарии, которая получила от нас ‘либеральные учреждения’?
В прошлом году в роковой день 5 февраля, ознаменовавшийся катастрофой, которая была предвестием страшного события 1 марта нынешнего года, еще до получения известия о происшедшем, ввиду возникавших тогда смутных вопросов касательно основ нашей школы мы писали следующее, что в главном и существенном может быть повторено и применительно к нынешним обстоятельствам:
…Истинное зло России именно и заключается в той гнилой части ее интеллигенции, которая стыдится своей страны и чуждается своего народа. Эта-то интеллигенция и есть наша язва, от которой мы должны во что бы то ни стало освободиться, это-то и есть то фальшивое образование, которым мы страдаем, живя чужим умом и на все свое смотря чужими глазами.
Недавние события послужили пробой народов. Русскому ли народу после этого испытания отрекаться от себя, другим ли превозноситься над ним?
В чем нам завидовать другим странам? Возьмем ли церковь, — мы обладаем христианством в его неизменном со времен апостольских существе. Церковь глубоко коренится в нашей народной жизни, она была творящею силой нашей истории, она слилась с нашею народностью и внесла в нее самое христианское в христианстве начало: дух милосердия и самоотвержения. В других же странах церковь ведет ожесточенную борьбу с государством, положительная вера исчезла в массах и религия превратилась в фарисейский decorum [благопристойность (лат.)] высших классов.
Не в политическом ли отношении завидовать нам другим? Но мы имеем то, чего теперь у других нет, — бесспорную, не-потрясенную, нераздельную, единую со всем народом государственную власть. В этой безусловности власти, этой независимости ее и единстве с народом заключается величайшее политическое благо. Такую власть нельзя создать искусственно и по произволу, где она не установлена веками или где она однажды сбита с места. Были в наше время сильные люди в Европе, но они не могли при всех усилиях и гениальности придать своей власти то значение, какое составляет ее сущность в нашем отечестве. Завидовать ли другим в том, что у них это основное начало обесславлено, выброшено на площадь и жадно вырывается друг у друга толпами? Не парламентаризму ли должны мы завидовать, этому истасканному в Европе шаблону, этой пошлой доктрине, везде потерявшей кредит, которая может быть годна только как средство постепенного ослабления власти и перемещения ее из рук в другие? Много переменили мы арлекинских костюмов, стараясь подражать чужим модам. Не дай Бог облечься в этот… не введи нас во искушение… Россия, если ей суждено жить, не может повторять зады чужих народов. Ее величие, глубокая особенность ее истории и народности, все указывает, что она есть нечто sui generis [своеобразное (лат.)] и должна идти своим путем.
В чем же завидовать? Народ наш могуч и исполнен жизненных сил, страна наша велика и обильна… У нас есть Польша, где народное богатство и довольство растет не по дням, а по часам, и нет у нас умирающей с голоду Ирландии, нет заполоненных ростовщиками Силезии и Галиции, нет пролетариата как органической болезни, нет такой ужасной нищеты и омерзительного огрубения человечества, какие гнездятся в других странах под позолотой цивилизации, творящей промышленные чудеса на свободные деньги, собранные с разных концов Mipa политикой обмана, коварства и хищения.
Что же недостает нам? Народу нашему недостает достойной его интеллигенции. У нас нет науки и всего того, что от нее исходит. Наше образование, поверхностное и подражательное, не вносит света в нашу жизнь и способно только возмущать ее. Мы лишены своих, нами самими выработанных понятий, чтобы видеть и разуметь окружающее. Юношеству, из которого выходят наши государственные деятели, наши ученые и учители, недоставало правильного и достаточно высокого умственного воспитания для приготовления к высшим, так называемым либеральным, профессиям, недоставало школы, равносильной той, где воспитывается интеллигентная Европа. Эта школа теперь нам дарована, и ее-то интрига, не гнушающаяся никаких коалиций, силится отнять у России. Под именем какой-то реальной системы хочет она возвратить нас к прежнему низкопробному и растлевающему воспитанию, которое делало нас данниками чужой мысли и порождало именно то фальшивое образование, за которое мы действительно не можем не презирать и не стыдиться себя при сравнении с другими.
Но возвратимся к берлинской газете ‘Post’. В ее статье о наших делах встретили мы еще одно замечание, на которое стоит обратить внимание. Оно отчасти совпадает с тем, что было нами сказано в последнем нумере нашей газеты. Прежде и больше всего, справедливо находит берлинский публицист, требуется, чтобы в правительственных сферах у нас возобладал дух твердости, последовательности и величайшей строгости в исполнении обязанностей. Но берлинский публицист присовокупляет к этому верному замечанию следующее: ‘Если таковы условия каждого великого дела, то всего нужнее это там, где народ в своем национальном характере имеет явный недостаток серьезности и последовательности, где народ, как песок пустыни, носится по воле ветра то в ту, то в другую сторону’… Бедный русский народ! За нас, его выродков, за нас, именующих себя образованными и старающихся как можно более отделиться от своего народа и как можно менее походить на него, взводится на него поклеп и приписываются ему грехи, в которых он неповинен, и свойства, которые ему противны!
Русский народ легкомысленно бросается из стороны в сторону! Русский народ увлекается всяким ветром! Таким представляется он иностранцу, который знаком с ним чрез его образованные классы. Однако и иностранцу следовало бы знать настолько историю России, чтобы не впасть в превратное заключение. Нет, русский народ, напротив, всегда подвергался упрекам в косности, в крайней неподатливости на всякие переставливанья его обычая. Вспомните, чего стоило очищение церковного обряда патриарху Никону, вспомните, как изнемогла пред этою народною неподатливостию даже беспримерная энергия такого преобразователя, как Петр Великий. Нет, упрекайте русский народ в чем хотите, только не в легкомыслии. Но верно то, что непростительным легкомыслием отличается наша ученая интеллигенция, отрицательно относящаяся к своему народу и не имеющая ничего общего с его духом и природными свойствами. Берлинский публицист желает, чтобы правящие классы у нас были для русского народа образцом твердости и последовательности. Было бы еще вернее пожелать, чтобы правящие классы наши хотя немного прониклись историческим духом своего народа и старались бы более сблизиться с ним, чем играть роль ученых обезьян…
Впервые опубликовано: ‘Московские Ведомости’. 17 апреля. No 105.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека