Истинное повествование, или Жизнь Гавриила Добрынина, им самим написанная, Добрынин Гавриил Иванович, Год: 1824

Мемуары
Время на прочтение: 377 минут(ы)
Скачать в PDF
Добрынин Г.И. Истинное повествование, или Жизнь Гавриила Добрынина, им самим написанная. 1752-1827 // Русская старина, 1871. — Т. 3. — No 2. — С. 119-160, No 3. — С. 247-271, No 4. — С. 395-420, No 5. — С. 563-604, No 6. — С. 652-672, Т. 4. — No 7. — С. 1-38, No 8. — С. 97-153, No 9. — С. 177-222, No 10. — С. 305-378.

ИСТИННОЕ ПОВСТВОВАНIЕ
или
ЖИЗНЬ ГАВРІИЛА ДОБРЫНИНА,
ИМ САМИМЪ НАПИСАННАЯ.

1752—1827.

Сынъ священника, затмъ пвчій, келейникъ и секретарь Свскихъ архіереевъ, впослдствіи чиновникъ въ Блоруссіи въ эпоху возвращенія этого края нашему отечеству — Добрынинъ оставилъ посл себя весьма интересныя записки. Подлинникъ ихъ занимаетъ дв толстыя тетради и длится на три части: первая— обнимаетъ время съ 1752 по 1777 г., вторая — останавливается на 1810 г. и, наконецъ, третья—доведена до 1827 г. Въ первой, самой обширной, авторъ описываетъ дтство и молодость, проведенныя имъ въ сред низшаго и особенно высшаго духовенства. Эта часть написана Добрынинымъ въ 1787 году, именно въ то время, когда онъ только что вырвался изъ прежней колеи своей жизни, написана имъ на 35-мъ году отъ роду, въ полномъ развитіи физическихъ и душевныхъ силъ, чмъ и объясняется необыкновенная свжесть и живость красокъ его разсказа. Пишетъ Добрынинъ весьма своеобразно: слогъ его для современнаго читателя покажется мстами тяжелъ, какъ вообще языкъ ‘книжныхъ’ людей прошлаго столтія, но тяжеловсность слога искупается мастерствомъ разсказа и весьма замчательнымъ юморомъ. Съ самымъ спокойнымъ тономъ Добрынинъ повствуетъ объ уморительнйшихъ эпизодахъ изъ своей жизни — причемъ нердко является совершеннымъ художникомъ: такъ поразительно живы набрасываемыя имъ бытовыя картины, типы духовныхъ сановниковъ, помщиковъ, чиновниковъ, губернаторовъ… Необходимо при этомъ замтить, что Добрынинъ писалъ не для печати, тм не мене, какъ видно изъ его труда, весьма близко знакомый съ современною ему переводною и оригинальною русскою словесностью (иностранныхъ языковъ онъ не зналъ), авторъ усвоилъ себ вс пріемы даровитыхъ писателей: онъ почти вовсе не даетъ мста такимъ мелочамъ, которыя бы не имли ни интереса, ни значенія, но почти всегда выдвигаетъ только такія подробности, которыя чрезвычайно ярко окрашиваютъ современное ему общество и боле крупныхъ въ немъ дятелей, съ которыми только приходилось ему сталкиваться. Въ этомъ отношеніи особенно хороша первая часть записокъ Добрынина, на нее мы обращаемъ особое вниманіе читателей: многія страницы въ ней положительно напоминаютъ то исполненныя смха и слезъ картины великаго художника Гоголя, — то яркіе очерки писателя, столь безвременно сошедшаго въ могилу — Помяловскаго….
Независимо отъ несомннныхъ литературныхъ достоинствъ, записки Добрынина для ‘Русской Старины’ дороги еще и тмъ, что они какъ бы восполняютъ другой замчательный историко-литературный памятникъ: мы разумемъ записки Болотова. Какъ автобіографія Болотова является цлою эпопею быта русскаго дворянина XVIII вка, во всевозможныхъ сферахъ его дятельности, такъ ‘Жизнь’ Добрынина выдвигаетъ на страницы нашего изданія длинный рядъ мастерски набросанныхъ картинъ быта русскаго духовнаго лица того же вка, почти тхъ же годовъ (1750—1781) и также на всхъ ступеняхъ его положенія, начиная съ причетника сельской церкви и кончая архіерейскою каедрою….
Рукопись записокъ Добрынина найдена, если не ошибаемся, въ одномъ изъ погостовъ Могилевской губерніи, даровитымъ малороссійскимъ писателемъ, Алексемъ Петровичемъ Стороженко и подарена имъ Лук Николаевичу Антропову, отъ котораго ‘Русская Старина’ приобрла эти записки для печати.
Отрывокъ изъ нихъ былъ помщенъ въ ‘Виленскомъ Сборник’, изданномъ г. Кулинымъ въ 1869 г., отрывокъ этотъ не великъ и взятъ изъ начала второй, а также изъ третьей части, именно изъ разсказа автора о его служебной дятельности, въ качеств чиновника, въ Могилевскомъ намстничеств. Мы, съ своей стороны, даемъ мсто на страницахъ ‘Русской Старины’ только тмъ главамъ изъ записокъ Добрынина, которыя не были еще въ печати: при этомъ мы помстимъ ихъ не въ цломъ ряд книгъ ‘Русской Старины’, а съ нкоторыми промежутками времени: такой порядокъ изданія этихъ записокъ представляется тмъ боле возможнымъ, что собственно біографія Добрынина (человка, впрочемъ, подобно Болотову, замчательно честнаго и во многихъ отношеніяхъ симпатичнаго) — не можетъ представлять большого историческаго интереса, такъ какъ авторъ ‘Истиннаго повствованія’ не игралъ особенно важной роли ни въ общественной, ни тмъ боле въ государственной жизни русскаго общества прошлаго вка: ‘повствованіе’ его иметъ значеніе главнымъ образомъ въ отношеніи бытоописательномъ {Авторъ, впрочемъ, даетъ довольно много мста біографическимъ очеркамъ нкоторыхъ историческихъ дятелей прошлаго вка: необыкновенно типично обрисованы имъ Свскіе архіереи Тихонъ Якубовскій и Кириллъ Фліоринскій, епископъ Анатолій Мелесъ, извстный ученый архимандритъ Карпинскій, Кіевскій митрополитъ Гавріилъ Кременецкій, Блорусскій генералъ-губернаторъ, нкогда знаменитый участникъ въ іюнскомъ переворот 1762 г., Паленъ, ученикъ Вольтера — Полянскій и многіе другіе, не столь высоко стоявшіе, тмъ не мене по характерамъ, складу своего развитія или по своей жизни — интересныя лица. Вообще авторы историческихъ повстей и романовъ изъ эпохи ХVІІІ вка — найдутъ въ ‘Истинномъ повствованiи’ Добрынина весьма богатый матеріалъ прн составленіи своихъ произведеній. Ред.}. Съ этой стороны, какъ мы уже замтили, особенно важна и интересна первая часть, и она, составляя совершенно законченную картину быта русскаго духовенства въ XVIII вк, явится вполн на страницахъ ‘Русской Старины’.

Ред.

ПРЕДУВДОМЛЕНІЕ.

Нтъ, думаю, ни одного человка изъ могущихъ мыслить, которому бы не приходила когда-нибудь мысль: кто я? гд я? откуда я пришелъ? что вижу я? и куда пойду? и подобныя сему задачи. Но вс мыслящіе такъ, и желающіе постигнуть и разршить сію сокрытую отъ смертныхъ тайну остаются по прежнему въ глубокомъ о ней невдніи.
Посл сего, осталось ли мн мсто писать на тотъ конецъ, чтобы другіе читали? Намренье мое состоитъ въ томъ, чтобъ писать сущую правду для собственнаго въ настоящее и будущее время приведенія на память прошедшихъ моихъ лтъ и приключеній, писать такъ, какъ пишутся дневныя записки. Слдовательно писать небылицы или выдумки было бы тожъ самое, что обманывать самого себя. Во избжаніе сего и тонъ моей повсти и порядокъ въ ней всего безпорядка основалъ я на пословиц покойника моего дда: ‘мшай дло съ бездльемъ — лучше, съ ума не сойдешь’.
Сродное однакожъ человку любочестіе заставило меня примкнуть сію пословицу, дабы блеснуть, что я мудраго дда внукъ……

I.
Время отъ рожденія моего до смерти отца моего, заключающее въ себ пять лтъ.

Въ бездн безначальнаго и безконечнаго времени, предъ разсвтомъ, уже былъ 20-й день марта 1752 г., по старому грекороссійскому счисленію, когда природа, по непремнному своему закону, употребя орудіемъ мою невинность, слабйшіе и едва существующіе члены и невдніе, терзала утробу моей матери, и наградила ее такимъ во мн подаркомъ, котораго цна извстна, говорятъ, однимъ только матерямъ. Это значитъ: я родился. Вс мои предки, коихъ глубокое начало покрыто неизвстностью, — можетъ быть потому, что они не охотники были писать собственныхъ исторій, посвящаемы были на службу алтарю Господню. Въ семъ священномъ званіи нашелъ я въ мір двухъ моихъ ддовъ и отца, изъ коихъ ддъ мой по отцу жительствовалъ отъ Москвы, въ разстояніи пятисотъ верстъ, Свскаго узда {Городъ Свскъ нын Орловской губ. Ред.} въ сел Радогож {По исторіи россійской, писанной княземъ Щербатовымъ, Радогожъ былъ городъ, и въ разныя времена потерплъ отъ набговъ татаръ многія разоренія. При одномъ изъ набговъ, какъ говоритъ царственная книга царя Ивана Васильевича и князь Щербатовъ, былъ въ немъ воевода Сыновъ (?). A въ мои дтскія лта, были тамъ, да несомнваюсь и нын еще суть, остатки земляной маленькой крпости, близъ бывшаго тамъ, при рк Нерус, Спасскаго монастыря, но Радогожъ принадлежалъ уже графу Петру Григорьевичу Чернышову по жен, которая была изъ роду Ушаковыхъ, а отъ Чернышова достался, по наслдству, одному изъ князей Голицыныхъ. Г. Д.}, гд я и родился, а ддъ по матери (жилъ) того-жъ узда въ сел Невар.
Въ 1756 году, радогожской мой ддъ ухалъ въ Москву для докончанія тяжебнаго дла съ соперниками своими, а въ 1757 г. апрля 12 умеръ отецъ мой. Мать моя столько о немъ сокрушалась, сколько недоброхоты нашего семейства радовались, потому что зло во вс состоянія вмшивается. А ддъ, извстясь въ Москв о потер сына, впалъ въ горячку, и едва за нимъ не послдовалъ, и хотя отецъ мой былъ въ такомъ состояніи, что не могъ бы дать сыну своему лучшаго счастія, нежели имлъ самъ, однакожъ то неоспоримо, что я остался сиротою, а мать моя вдовою, да сверхъ того, получилъ я въ наслдство шестой годъ отъ рожденія и чувствительное сердце не по мр лтъ. Я и теперь {Я сіе пишу 1787 г. апрля 19: слдовательно мн теперь тридцать пять лтъ отъ роду. Г. Д.} еще не забылъ, какъ въ одну пору въ печальномъ размышленіи уединился въ сарай, и началъ на свобод плакать подобно Исмаилу, о которомъ, правду сказать, я еще и не слыхивалъ. Мать, не видя сына дольше обыкновеннаго, по многимъ поискамъ нашедъ меня въ семъ положеніи, спросила о причин плача, я отвтствовалъ: ‘мн скучно, что отецъ мой умеръ!’ Она, схвативъ меня на руки, отвчала мн на это горькими слезами. Потомъ стала меня утшать общаніемъ, что мы подемъ къ дду неварскому, — т.-е. къ отцу ея, что и въ самомъ дл исполнила, къ чему не меньше принуждена была и притсненіями отъ недоброхотовъ радогожскаго моего дда, а ея свекра.

II.
Переселеніе къ дду.

По прибытіи къ дду неварскому, жили мы у него съ матерью почти съ годъ, слдовательно исполнилось мн шесть лтъ, а на седьмомъ, веллъ мн ддъ положить три поклона въ землю предъ иконою, и началъ мн вступленіе въ науку азбуку, по которой доучилъ меня до ‘буки-аз-ба’. Говорятъ, что ‘доброе начало — половина дла’, и на сей-то половин кончилъ мой ддъ свой надо мной трудъ. Между тмъ, радогожской ддъ прибылъ изъ Москвы въ Свской Спасской монастырь, для докончанія въ ономъ, по указу московской духовной консисторіи, тяжебнаго его съ своими непріятелями дла. Пишетъ оттуда письмо за письмомъ о присылк къ нему внука его, въ Свскъ, но неварскій ненаходитъ надобности отяготить себя нарочною подводою, такимъ образомъ, жребій мой между двухъ ддовъ колебался не малое время, наконецъ, посл свтлаго праздника десятая пятница ршила быть мн у радогожскаго дда, ибо въ день оныя бываетъ въ Свск ярмарка, на которую неварскій ддъ послалъ племянника своего Степана для покупки сухой донской рыбы, называемой тарань, которая потребна ему была для постныхъ дней на покосъ. При сей оказіи и я отправился, благодаря дда, десятую пятницу и сухую рыбу тарань.

III.
Переселеніе отъ одного дда къ другому.

Радогожскій ддъ, увидя меня, схватилъ на руки съ несказаннымъ восхищеніемъ, и прижимая къ груди поминутно, называлъ меня оставленнаго ему отъ Бога на утшеніе отраслью и другими именами, какія влагала ему въ уста сердечная горячность. Все сіе меня оживляло, а теченіе цлой жизни дало мн отжить и безпримрно-нжную ко мн любовь моего дда, и (убдиться) что чувствительность во мн открылась очень рано, и даже всегда предшествовала моему разсудку, сколько я ни работалъ, чтобъ она уступала ему первенство. Истина стиха славнаго Лафонтена владетъ мною и теперь во всей сил:
‘Мы вчно тмъ, чмъ намъ быть въ свт суждено: Гони природу въ дверь, она влетитъ въ окно’.
Отскочивши отъ матеріи, возвращаюсь къ ней. Ддъ далъ мн, доставши отъ монастырскихъ малярей, нсколько деревянныхъ, выточенныхъ, позолоченныхъ и посребренныхъ яицъ. Они мн въ ту пору пріятне были вылитыхъ изъ золота и серебра. Онъ обнадеживалъ меня довести до той премудрости, что буду я умть читать и писать. Время доказало, что онъ не солгалъ. Достигши подъ юной возрастъ, могъ я видть, что онъ былъ по натур боекъ, памятливъ, понятенъ, горячъ, предпріимчивъ, неустрашимъ въ злоключеніяхъ и терпливъ въ горестяхъ, которыхъ ему въ его жизни не недоставало. Долговременные по присутственнымъ мстамъ иски правосудія противъ злодйскихъ и разбойническихъ на него нападеній, послужили ему къ знанію въ судовдніи {Радогожъ, принадлежавшій съ деревнями графу Петру Григорьевичу Чернышову, управляемъ былъ смоленскимъ шляхтичемъ Іосифомъ Краевскимъ. Сей Краевскій, не помню, по мдаденчеству, за что злобствуя на моего дда, захватилъ его насильно, затащилъ въ конюшню и мучилъ тамъ на смерть. Я, по возраст моемъ, видлъ заросшіе знаки тиранства на тл моего дда. Смерть жены священника, по тогдашнимъ духовнымъ правиламъ, обязывала вдовца иттить въ монастырь, дабы тмъ сохранить святость сана отъ грхопаденія. Симъ противосильственнымъ правомъ, и вмст съ симъ дда моего несчастіемъ пользуясь, его злоди потащили его по монастырямъ. Первая вышесказанная тяжкая обида, и другія почти ей подобныя, сдлали ему тяжбу на половину жизни, а потеря жены и дтей увеличили горесть! Сіе послднее вознаградится хоть на томъ свт, поелику здсь несчастный заплатилъ наличною монетою, но то останется въ безконечномъ удивленіи, что во вс времена трудно или невозможно обиженному найти удовлетвореніе соразмрное его обид. Кто первый сказалъ, что ‘богатство всегда будетъ имть предъ всмъ перевсъ’, тотъ не хотлъ никого обманывать. Въ дни безсмертныя Екатерины II, ея дянія и ея законы: ‘не бить дворянина, священнослужителя, гражданина, не бить, безъ суда, мщанина и простолюдина’, ежели не истребили, по крайней мр поколебали, ослабили и уменьшили насиліе и варварство сильныхъ и богатыхъ. Г. Д.}, и еслибъ къ природнымъ его способностямъ доставало ему воспитанія, которымъ тогда въ Россіи и богачи не вс могли пользоваться, то былъ бы онъ человкъ со способностями къ дламъ государственнымъ. A посему не удивительно, что многіе люди бываютъ не тмъ, чмъ бы они быть могли, еслибы имъ доставало способовъ къ воспитанію и содержанію себя. Я не оспориваю мннія многихъ, ‘что бдность есть мать наукъ и другихъ полезныхъ изобртеній’, но сколько сія мать породила невжества и зла, сколько погасила дарованій и добродтелей въ самомъ ихъ зародыш, на это еще никто не сдлалъ выкладки. Равно какъ неоспоримо и то, что достатокъ не меньше можетъ колебать всеобщее и частное спокойствіе смертныхъ въ краткой ихъ жизни, когда къ нему недостаетъ воспитанія, или, при воспитаніи, нравственности. Склонность и нужда познакомили его отчасти съ рукодліями: токарнымъ, столярнымъ, портнымъ и книго-переплетнымъ. Онъ ни въ одномъ не былъ совершенъ, потому что никоторому не учился, но все зналъ н занимался для пользы собственной и для услуги другимъ. Между тмъ, пока отроческія мои при немъ лта протекали, время отдохновенія, — сидя въ лтній особливо вечеръ подъ деревомъ подл жилья — сопровождалъ онъ любимою своею пснію, которой я по нын не забылъ, потому что и самъ эту, по побужденію его, иногда подтягивалъ. Она слдуетъ подъ симъ:
Ахъ! какъ трудно человку
Жить безъ счастья въ младомъ вку,
Печаль тяжко сокрушаетъ,
Сердце въ скорбхъ всегда таетъ.
Ахъ, младыя мои лта!
Что дражайши всяка цвта!
Въ несчастіи уплываютъ,
Дряхлу старость ожидаютъ,
Когда-жъ пройдетъ цвтъ младости,
Не чаешь быть ужъ въ радости.
Съ весны зима непріятна,
Ахъ! жизнь наша такъ превратна!
Въ старомъ вк нтъ покою,
Только болзни съ бдою,
Тогда счастье хоть бы было,
Ужъ въ старости не такъ мило!
Счастье, гд ты пребываешь?
Или съ зврьми обитаешь?
Престань счастье съ зврьми жити
Прійди бдну послужити.
Сихъ старинныхъ стиховъ смыслъ открываетъ то, что у него было на сердц. Онъ, по чувствамъ своимъ, выбралъ или случайно напалъ на такую псню, которая сходствовала съ его жребіемъ въ жизни. Но не прерывая бол собственной исторіи, скажу, что я, подъ опекою моего дда живя въ семъ подгородномъ монастыр почти три года, выучился не только читать, но и писцомъ уже у монаховъ прослылъ. Архимандритъ, будучи доволенъ чтеніемъ и пніемъ моимъ въ церкви, подарилъ мн съ себя полукафтанье зеленой китайки, стеганое на бумаг, которое хотя мн и перешили, однакожъ я много въ немъ похожъ былъ на самого архимандрита.
Сей архимандритъ именовался: Иннокентій Григоровичъ. Онъ сдланъ архимандритомъ изъ казначеевъ Троицкой Сергіевской лавры въ Свскъ, а изъ сего вскор переведенъ въ Серпуховской Высокой монастырь, а пока еще другой на мсто его не прибылъ, управлялъ монастыремъ казначей, отецъ Савва Тре-бартенскій.
Во время сего междовластія, начала братія, по сил допускаемыхъ въ монастыряхъ обыкновенiй, стомаха ради {Въ монастыряхъ употребляемое слово: ‘выпить стомаха ради’. Стомахъ есть слово греческое, значитъ желудокъ, а монахи, уповательно, взяли сей полезный для себя текстъ — изъ святого Павла, который въ посланiи своемъ говоритъ Тимоею: ‘не пій воды, но мало вина пріемли, стомаха ради твоего и частыхъ твоихъ недуговъ’ (Тим. 5, 23). Г. Д.} (испивати). Въ такихъ упражненіяхъ, случилось въ одинъ вечеръ старому монаху Иліодору поссориться съ моимъ ддомъ. Посл сего ддъ, по-видимому не думая много о пустой ссор — легъ спать, а меня положилъ подл себя. Но чернецъ не былъ столько забывчивъ. Онъ, когда погасили свчу и вс позаснули, взялъ изъ дровъ полно, и пришелъ на соннаго моего дда, съ намреніемъ въ потемкахъ его поколотить, но вмсто дда потрафилъ съ перваго удара по внуку. Я вскричалъ безъ памяти, а ддъ, не понимая причины моего вопля, насилу добился отъ меня, что я ударенъ. Тогда ддъ мой, не сомнваясь, что сей невидимый ударъ есть дйствіе человколюбія непамятозлобнаго чернца, пошелъ тотчасъ къ казначею. Разбудя его, объявилъ причину своего ирихода, и просилъ, чтобъ сіе дло разсмотрно было сей же часъ на мст преступленія. Вслдствіе чего, казначей учреждаетъ коммисію изъ собственной персоны, и беретъ къ себ въ ассесоры монастырскаго Вароломея. Приходятъ они въ нашу келью со свтильниками. Допрашиваютъ чернца, чернецъ чинитъ запирательство. Ддъ настоитъ, чтобъ черноризца допрашивать подъ пристрастіемъ {Слово: ‘пристрастіе’, происходящее отъ слова: ‘страхъ’ значило въ т времена на правномъ, или юридическомъ язык, ‘правду открыть посредствомъ истязанія тлеснаго’. A нын на діалект новйшихъ временъ ‘пристрастіе’ значитъ: ‘правду затмить посредствомъ монополiи, или интересовъ’. Г. Д.}, яко по длу уголовному, или онъ ‘то сдлаетъ, что завтрашній день и судимый и судьи забраны будутъ въ Свскую провинціальную канцелярію’. Судьи, симъ выговореннымъ изо всей мочи словомъ, приведены были въ страхъ и замшательство, тмъ бол, что ключникъ (былъ) безграмотной, а казначей снаравливалъ моему дду за сочиненіе приходныхъ и расходныхъ книгъ. Они отдаютъ чернца дду головою, чернецъ, сколько ни былъ простъ, понялъ, что нтъ ничего хуже какъ быть судиму обиженнымъ судьею, признается въ своемъ злодяніи и падаетъ дду въ ноги. Ддъ настоитъ, чтобъ виноватый былъ наказанъ по крайней мр, ежели не больше, трапезными чотками, съ медленнымъ прочтеніемъ трехъ разъ покаяннаго Давыдова пятдесятаго псалма, по сил монастырскаго устава. Чернецъ проситъ пощады, и во избжаніе боль-шаго зла, проситъ наложить на себя цпь. Ддъ, по многимъ преніямъ, остановился на одномъ, чтобъ по наложеніи на монаха цпи, посадить его въ пустую башню на цлую седмицу подъ запрещеніемъ вкушенія вина и елея, что тогда же и учинено. Такимъ образомъ кончилось дйствіе, посл котораго монахъ Иліодоръ, хотя уже никогда никого не искалъ по ночам бить, однакожъ часто мн снился съ полномъ въ рукахъ.
Вскор потомъ прибылъ пзъ Москвы въ монастырь полный начальникъ, архимандритъ Пахомій, мужъ старый до дряхлости, въ подагр. Не усплъ еще онъ осмотрться, какъ ужъ братія и вознегодовала на него за нарушеніе прежнихъ монастырскихъ обыкновеній:
1) что онъ въ праздничные и торжественные дни не проситъ братію къ себ на водку, 2) что уничтожилъ печеніе по субботамъ блиновъ, а по воскресеньямъ — пироговъ. Въ сіе общество вмшался монастырскій, по тогдашнему называемый, ‘служка’ Семенъ Малышевъ, которому было не боле 26-ти лтъ отъ роду, и который не меньше моего дда почитался искусникомъ въ приказныхъ длахъ. Сіе искусство почерпнулъ онъ будучи въ бгахъ, и проживая въ город Кинешм въ качеств слуги, у тамошняго воеводы Борноволокова, котораго доносомъ своимъ, состоявшимъ не знаю въ какихъ важностяхъ, заставилъ отвчать въ тогдашней тайной канцеляріи.
Сей опытный человкъ кричалъ и уврялъ монаховъ, что архимандритъ богопротивникъ, и что за это надобно на него закричать по первому и второму пункту.
Я, слушая сего скопища заговоры, въ которыхъ сильно охотился понять, что значатъ слова: ‘по 1-му и 2-му пункту’, и догадывался, что 1-й пунктъ значитъ, запрещеніе печь блины, а 2-й — пироги, и винилъ въ моихъ мысляхъ безъ пощады архимандрита за такое преступленіе. Сей скопъ и заговоръ не кончился словами. Служка Малышевъ вбжалъ въ Свскую провинціальную канцелярію, закричалъ тамъ употребительное тогда ‘слово и дло'{‘Слово и дло’ значило донесть на кого по 1-му пункту, то-есть, что тотъ виновенъ въ дерзновеніи противъ Бога и церкви. По 2-му пункту, — въ оскорбленіи или въ знаніи намреній противъ государя и государства и проч. … Для производства таковыхъ длъ учреждено было въ Москв особливое присутственное мсто, называемое ‘тайная канцелярія’, подобная во всемъ ‘инквизиціи’, существующей еще и нын въ нкоторыхъ католицкихъ государствахъ. Г. Д.}, почему провинціальная канцелярія, во исполненіе тогдашнихъ законовъ, наложила на премаститую архимандричью старость оковы, отослала съ доносителемъ и свидтельми, кои вс были монахи, за крпкимъ карауломъ, въ тайную канцелярію, гд открылся доносъ, что архимандритъ, во время всенощнаго на торжественный день моленія, приказалъ стихиры читать, а не пть. Вслдствіе сего, хотя ревностный защитникъ 1-го и 2-го пункта наказанъ тлесно и отданъ въ солдаты, однакожъ старый архимандритъ, вроятно, во вс остальные свои дни, не отговариваясь подагрою, всенощныя отправлялъ на распвъ.
Окончившаяся такимъ образомъ экспедиція не оставила безъ подозрнія и дда моего, хотя онъ и не былъ ни доносителемъ, ни свидтелемъ, почему оправданный архимандритъ испросилъ отъ московскаго митрополита Тимоея повелніе, о переведеніи его съ тяжебнымъ дломъ въ Николаевскій Столбовскій монастырь, отстоящій отъ Свска на 50 верстъ, куда и я послдовалъ за ддомъ, 1762 года, на страстной недл.

IV.
Пребываніе мое въ Столбовскомъ монастыр.

По прибытіи моемъ въ Столбовскій монастырь, отстоящій отъ Радогожа верстъ на 7, тамошній архимандритъ Варлаамъ Маевскій, снисходя на просьбу моего дда, уволилъ его на житье въ подсудственную сему монастырю Радогожскую пустынь {Такъ назывались въ Россіи малые монастыри, а особливо гд нтъ архимандрита или игумна, а начальствуютъ въ нихъ іеромонахи, титулуемые: ‘строительми’. Г. Д.}, отстоящую отъ дому дда моего, слдственно и отъ дому моего рожденія, на одну версту, а меня оставилъ у себя яко почетную особу въ достоинств аманата, въ самомъ же дл для того, что мой дышкантъ ему понравился. Къ тому же, удаленіе моего дда надежнымъ было для архимандрита средствомъ, что онъ не будетъ отвчать по 1-му и 2-му пункту. По порядку теченія времени, долженъ я себ припомнить, что мать моя, жившая по нын у своего отца, а моего дда, избрала для себя сего 1762-го года, августа 31 д., блаженное жилище въ Свскомъ женскомъ монастыр, съ намреніемъ принятія монашества. Припомнивши о семъ, возвращаюсь къ Столбовскому монастырю.
У столбовскаго архимандрита единолтное мое пребываніе ничего въ себ важнаго и достойнаго свднія всему міру не заключаетъ, кром что иногда меня монахи запрашивали въ свои кельи и внушали желаніе, чтобы я отъ юныхъ лтъ старался возлюбить добродтель и удостоиться полученія ангельскаго чина — такъ они свой называли, — между тмъ, одинъ нечаянный случай произвелъ въ нихъ обо мн худое мнніе. Во время вечерняго въ церкви моленія, въ небытность въ оной архимандрита, — поелику онъ начальникъ, — одинъ изъ черноризцевъ, отецъ Арсеній, соскочилъ съ лваго клироса, поднялъ свою мантію, схватилъ ее въ одинъ узелъ, прижалъ къ самой груди, и началъ по церкви прыгать, какъ обезьяна. Онъ былъ пьянъ. Но мн сіе показалось очень забавно. Я чувствовалъ, что онъ тмъ искрасилъ всю нашу вечерню, и мн казалось, что если я сіе дйствіе перескажу архимандриту, то онъ заставитъ отца Арсенія еще такъ же попрыгать для забавы, но со-всмъ противное вышло моему ожиданію. Онъ послалъ о. Арсенія на недлю въ хлбню — монастырская поварня — дрова рубить, воду носить, муку сять, и проч. За сіе вс черноризцы меня воз-ненавидли, какъ будто вс они въ заговор были прыгать по церкви, а архимандритъ полюбилъ (меня) больше прежняго, и, неоднократно заставляя меня представлять дйствіе прыгающаго чернца, смялся со всхъ силъ и прихлопывалъ въ ладони.
До окончанія еще года, архимандритъ переведенъ на ваканцію въ Калугу, а Столбовскій монастырь велно приуготовить къ обращенію въ приходскую церковь, съ прочими, уничтожаемыми тогда по всей Великой Россіи, — кром Малой Россіи, — монастырями, а я

V.
изъ Столбовскаго монастыря очутился въ Радогожской пустын.

Отправился къ моему дду, въ Радогожскую пустынь, гд прожилъ года три слишкомъ, посвящая все время на должность въ церкви чтеца и пвца, и, пользуясь праздностью, перебгалъ изъ монастыря въ Радогожъ домой, а изъ дому обратно въ монастырь. Иногда же отъзжалъ въ столбовское духовное правленіе для помочи тамошнему канцеляристу писать духовныя вдомости о бывшихъ и небывшихъ у исповди, отправляемыя каждогодно въ Московскую консисторію, и притомъ, учился у находящагося въ Радогожской пустыни монаха Онуфрія пть ‘по нот’. Понятно, что наука сія не длаетъ ни дльцомъ штатскимъ, ни служивымъ въ пол, ни ученымъ, ни ремесленникомъ, и не заключаетъ въ себ нравственности, но я посл видалъ многихъ, учившихся въ классахъ, пансіонахъ и проч. — видлъ даже самыхъ учителей и чувствовалъ побужденіе къ подозрнію, что они писали духовныя вдомости и учились у монаха Онуфрія пть по нот.
Въ теченіе сего времени, учреждена въ Свск епархія, почему и прежнее мое обиталище, Свскій Спасскій монастырь, преобразованъ въ домъ архіерейскій, а Радогожская пустынь съ другими многими монастырями, давно уже назначенными къ уничтоженію, уничтожена. Куда же мн дваться?
Въ 1765-мъ году повезъ меня ддъ въ Свскъ, съ намреніемъ пристроить меня тамъ въ консисторію, но консисторіи секретарь Звревъ отвчалъ, что консисторія уже укомплектована. Надобно вновь искать предмета должностнаго или училищнаго.
Народныхъ училищъ тогда не было въ Россіи, изъ семинарій самая ближняя въ пятистахъ верстахъ, то-есть въ Москв. Да и оныя тмъ только хороши, что лучше ихъ не было. A университеты и гимназіи не для насъ, да правду сказать, мы съ ддомъ ни о чемъ этакомъ, чего нтъ, и помышлять не могли. A пишу о семъ въ настоящемъ времени для того только, чтобъ дать мсто разсужденію, каковы у насъ были времена для наставленія и просвщенія юношества, и припомнить самому для себя, что непостижимая смертному судьба печется о немъ, какъ мать о младенц, непонимающемъ того, что его берегутъ. Но пока сія мать воздйствуетъ съ большею матернею силою, ходилъ я каждодневно, по желанію моего дда, въ домовую вотчинную графа Петра Григ. Чернышова контору, для усовершенствованія себя въ писаніи. Конторы сей образованіе было въ надлежа-щемъ порядк, а именно: вотчинный управитель, капитанъ Як. Иван. Макрушинъ, прикащикъ и бурмистръ, были присутствующіе члены, земскій писарь — въ качеств секретаря. Прочіе рядовые приказные были какъ и вс, кром управителя — изъ собственныхъ его домовыхъ людей.
Контора состояла изъ двухъ чистыхъ горницъ и раздлялась на столы или на повытьи. Судейскій столъ въ первомъ мст горницы, за перилами, покрытъ краснымъ сукномъ. На немъ уложеніе царя Алекся Михайловича, также повелнія и формы графскія, о управленіи вотчиною. Стны конторы уставлены изображеніями царской фамиліи въ эстампахъ, и (тутъ же) генеральная всей вотчины ландкарта. Напротивъ конторы, чрезъ большія сни кладовая для храненія государственныхъ денежныхъ сборовъ, и караульня съ комплектомъ сторожей и разсыльщиковъ, и въ особомъ отдленіи архивъ. По возраст моемъ, уврился я изъ опыта, что порядокъ по всякой части, между большими боярами, исключительно принадлежалъ роду графовъ Чернышовыхъ и графа Шереметева. Итакъ, продолжая усовершенствованіе своихъ талантовъ въ сей академіи, не знающей правописанія, похалъ я, въ 1766-мъ году мая 8-го, съ ддомъ моимъ, въ уничтоженный уже, однакожъ не совсмъ еще разоренный Столбовской монастырь къ николаеву дню на ярмарку. — Знавъ тамошнія во время сего праздника обыкновеніи, не пропустилъ я для себя полезнаго случая. Схватилъ въ канцеляріи духовнаго правленія чернильницу и бумагу, и побжалъ въ церковь и сталъ къ окну. Горячіе богомольцы, коими набита была церковь, и кои нанимая священномонаховъ, остававшихся еще тамъ до нкотораго времени, отправляли непрерывные молебны, начали ко мн подходить, прося о написаніи именъ ихъ на карточкахъ къ подач священнослужителю, приносящему за нихъ молитвы. Я принялся охотно содйствовать горячему усердію однихъ и другихъ, за добровольную плату. И какъ проходя сію должность нсколько часовъ, почувствовалъ въ карман плодъ моего труда, состоящій въ нсколькихъ гривнахъ, то усугубилъ мою ревность къ услугамъ богомольцевъ и возвысилъ цну, что, однакожъ, горячихъ богомольческихъ сердецъ не могло отвратить отъ испол-ненія ихъ добрыхъ намреній, хотя иные и сморщившись мн платили, а я, не разсуждая о грх, хотя и въ монастыряхъ живалъ, бралъ спокойно деньги до тхъ поръ, какъ уже увидлъ, что время пробжало къ вечеру на куртагъ, въ карет заложенной безчисленными минутами, въ препровожденіи неисчетнаго числа жребіевъ человческихъ, кои вс межъ собою столькожъ различествовали, какъ и человки, — кром самаго времени, которое сидло столь важно и постоянно, что перемняя непремнно и безпрерывно все, само казалось презирало перемну. Сіе явленіе обольстило меня, какъ смертнаго, почему бросился я вслдъ за нимъ къ вечеру, но оно, повернувшись тамъ на скользкой и незыблемой своей ног, мгновенно поскакало въ бездну самого себя, оставя мн одну мечту, да т 60 копекъ, которыя собралъ я съ богомольцевъ, и которыя за вычетомъ на фунтъ черносливу, отдалъ вс безъ исключенія любезному моему радогожскому дду.

VI.
Дйствіе судьбы.

По возвращеніи нашемъ изъ Столбова домой, объявилъ дду моему управляющій вотчиною графа Петра Григорьевича Чернышова, коллежскій секретарь Яковъ, повелніе Свскаго архіерея Тихона Якубовскаго, полученное имъ въ бытность его у сего преосвященнаго на поклон, чтобы ддъ представилъ меня къ нему, поелику онъ отъ многихъ уже обо мн извщенъ, въ томъ числ и отъ управителя, и что я, по общему гласу и мннію, долженъ принадлежать къ штату архіерейскому.
Такая всть тшила мое честолюбіе, ибо, въ чувствительныхъ честолюбіе открывается очень рано. — Я мечталъ, не знаю почему, что мн надлежитъ быть при архіере не послднимъ лицомъ, къ сему увеличивала еще мою мечту и знакомость прежняго моего жилища.
Но дивиться надобно сил привычки! Я желалъ быть при дом архіерейскомъ, предузнавалъ, или предчувствовалъ будущую пользу, и не хотлъ разстаться съ настоящею жизнію, съ которою разставаясь, грустилъ и плакалъ сильно, вообра-жая, что долженъ быть подъ правилами, или наукою, которыя мн еще неизвстны, и которыя стсняютъ природу. Мудрено-ли, что простыя двки, а иногда и благородныя, плачучи идутъ замужъ!
Ддъ мой, внимая пастырскому гласу, дошедшему къ нему хотя и не по команд, повезъ меня въ Свскъ, гд, лишь только вошли мы въ ограду прежняго моего обиталища, встртился намъ самъ архіерей съ немалою ассистенціею. Я хотя и не видывалъ до тхъ поръ архіереевъ, однако не сомнвался, что съ такою пышностію нельзя быть лицу простого монаха. Но ддъ мой, будучи въ сомнніи, подошедъ спрашивалъ самого архіерея: въ какую можно пору удостоиться намъ видть своего архипастыря? — Архіерей, примтя замшательство, улыбнулся и отвчалъ, чтобъ ддъ мой завтра въ 9-мъ часу поутру пришелъ къ архіерею въ переднюю и веллъ о себ доложить.
Тотъ старый монахъ Иліодоръ, который ударилъ меня ночью соннаго полномъ, былъ тогда уже іеромонахомъ и архіерейскимъ духовникомъ, и видлъ изъ окна своей кельи нашу незнакомую съ архіереемъ аудіенцію, посл которой запросилъ онъ насъ къ себ, весьма смиренно принялъ, увдомилъ насъ, что мы видли архіерея, и общалъ свою помощь, если бы она въ какомъ случа понадобилась.
На завтрашній день, по заплат келейному десяти копекъ, допущены мы были къ его преосвященству. Онъ сидлъ на вызолоченныхъ деревянныхъ креслахъ, въ гарнитуровой темновишневаго цвта ряс, и въ штофномъ зеленаго цвта подрясник. Панагія на немъ висла не очень блестящая, кругленькой фи-гуры, величиною съ мдный пятакъ.
Сему православія столпу мы благоговйно поклонились въ ноги, а онъ тихимъ голосомъ сказалъ: ‘А! это тотъ мальчикъ, о которомъ говорили мн многіе, для чего ты давно его ко мн не привезъ? я его назначилъ въ пвчіе’. Имя пвчаго поразило меня, какъ громомъ, мракъ покрылъ чело мое, какъ грозная туча, и слезы покатились дождемъ. Архіерей, примтя во мн сырую погоду съ мятелицею, подозвалъ меня къ себ поближе, спросилъ о причин плача, мой отвтъ былъ, что ‘я ноты не учился’ — смалчивая плутовато о монах Онуфрі — ‘почему и пвчимъ быть не гожусь’, ‘а мн бы хотлось быть, продолжалъ я чистосердечно, въ консисторіи при пер’. Тогда архіерей приказалъ мн на столик, стоявшемъ по правую его руку, написать на чистой бумаг, диктуя мн самъ: ‘Премудрости наставникъ, и смысла податель, Слово отчее, Христосъ Богъ’.
— ‘Ты пишешь не худо’, сказалъ мн преосвященный: ‘Надобно теперь поучиться тому, чего мы не знаемъ. У меня и секретарь знаетъ ноту, и самъ я по нот пть умю, ты, обучившись партесу нот — можешь со временемъ также быть’, примолвилъ онъ съ улыбкою, ‘консисторскимъ у меня секретаремъ’. Потомъ, приказано мн съ дишкантистымъ пвчимъ запть для пробы кантъ, — сочиненія св. Димитрія: ‘Іисусе мой прелюбезный, сердцу сладосте’ и проч., въ которомъ, хотя я и старался слукавить моимъ голосомъ, — ибо партесъ меня тревожилъ, и я думалъ, что такой премудрости немногіе достига-ютъ, — однакожъ, несмотря на мою осторожность, его преосвященство, призвавъ изъ консисторіи канцеляриста Андрея Михайлова, веллъ ему написать отъ имени моего прошеніе объ опредленіи меня куда его преосвященство заблагоразсудитъ, и съ тмъ насъ отпустилъ въ консисторію.
На другой день, послдовала на прошеніи резолюція: ‘Регенту, преподобному отцу Палладію, обучать подателя прошенія партесу, имя его въ особенномъ своемъ надзираніи и попеченіи’.— Это случилось, если память меня не обманываетъ, мая 16 дня, того (1765-го) года.
Съ симъ жестокимъ для меня декретомъ, — ибо я не желалъ быть пвчимъ, — отведены мы къ отцу Палладію, у котораго первому нашему взгляду представилась на стол большая бутыль съ настоенною на трифоліи хлбною водкою {Трефоліумъ, по-россійски троелистникъ, трава горькая, ростетъ по мстамъ болотнымъ. Она очень полезна людямъ скорбутнымъ-цынготнымъ. Мн она извстна стала отъ тхъ поръ, какъ я для отца Палладія ее собирывалъ и вялилъ въ тни. Ботаники, аптекари и медики знаютъ ее прежде, нежели я зналъ отца Палладія. Г. Д.}.
Въ семъ архіерейскомъ дом прожилъ я одиннадцать лтъ и одинъ съ половиною мсяцъ, въ теченіи которыхъ что со мною случилось, означу я слдующимъ порядкомъ:

VII.
Начало жизни моей въ Свскомъ архіерейскомъ дом.

Архіерей Тихонъ Якубовскій былъ, по своему сану, особа важная, безъ спси. Особа въ поведеніи препорядочная, постоянная и по всему образцовая. Всякой день онъ въ обдн, а утреня и вечерня обыкновенно бывали у него въ зал, называемой въ домахъ архіерейскихъ: ‘крестовая келья’. Слдственно рано вставать на утреню и потомъ быть готовымъ къ обдн съ концертомъ и напослдокъ въ крестовую къ вечерн, было вседневною и непремнною обязанностію капелліи.
Посл утрени, почти каждодневно, выходилъ преосвященный изъ внутреннихъ покоевъ въ крестовую. Давъ общее всмъ осненіе и принявши, по уставу греко-восточному, отъ хора пвчихъ псенное поздравленіе на греческомъ язык: ‘исъ полла ети деспота’, т. е. на многая лта владыко, — давалъ каждому благословеніе. Останавливался на нсколько минутъ, велъ обыкновенный разговоръ, а иногда вмшивалъ нравоученіе, какое придется по случаю разговора. Онъ, бывши въ Кенигсберг — будучи уже духовнымъ — при миссіи, также въ С.-Петербург, не помню въ которомъ кадетскомъ корпус, учителемъ закона, былъ просвщенне, нежели обыкновенный, учившійся и учившій въ семинаріи учитель или проповдникъ {Болотовъ, знавшій Тихона Якубовскаго въ Кёнигсберг въ 1760 г. отзывается о немъ такъ ‘…мужъ прямо благочестивый, кроткій, ученый и такой, который не длалъ стыда нашимъ россіянамъ, но всмъ поведеніемъ своимъ приобрлъ почтеніе и отъ самыхъ прусскихъ духовныхъ’ (См. ‘Русскую Старину’ 1870 г., прилож. стр. 1000). Ред.}.
Въ одну пору архіерей, по обыкновенію своему вышедъ посл утрени къ намъ въ крестовую и давъ каждому свое благословеніе, спросилъ отца Палладія о успх моемъ въ партес. Услыша отвтъ, что я понимаю очень хорошо, приказалъ сдлать для меня шинель зеленаго тонкаго сукна, не въ примръ прочимъ. Вс пвчіе, особливо т, которые были ближе ко мн лтами, завидуя моей шинели, и зная, что я въ обществ ихъ быть не имлъ охоты, прозвали меня секретаремъ. Но какъ эти насмшки меня не безпокоили, — слдственно и намренье ихъ раздосадовать меня оставалось безъ успха, то присовокупили другія дв. Они упрекали меня тмъ, что я не ношу на ше креста и на рубашк пояса. Это довольно доказываетъ, какимъ невжествомъ омрачалось утро моей жизни.
При начал осени, отправился преосвященный, по долгу званія апостольскаго, для посщенія христіанъ своей епархіи, обитающихъ въ городахъ: Трубчевск, Брянск и Карачев. По призд въ каждый отправлено было въ церквахъ священнослуженіе съ надлежащимъ сану архіерейскому величіемъ. Везд простой народъ тснился видть святителя, а духовные и дворяне угощали преосвященнаго съ приличнымъ уваженіемъ.
Въ семъ небольшомъ путешествіи хотя должность моя состояла въ томъ, чтобы смотрть безочередно за партесными книгами, — поелику я по служб былъ всхъ моложе, и раздавать ихъ по рукамъ пвчимъ, когда надобно было пть концертъ, оставляя при себ книгу своего голоса и хранить ихъ, однакожъ въ награду того, не малое количество въ одной точк людей, перемнные предметы невиданныхъ мстъ, достатокъ въ столовомъ содержаніи, свобода и неподверженность строгимъ отчетамъ за такія важныя дла, какихъ по духовной служб совсмъ нтъ, производили во мн чувствительное удовольствіе, да и были, могу сказать, большимъ для меня образованіемъ, нежели какъ кто никуда не вызжалъ изъ мста, въ которомъ родился или кто, выхавши въ чужіе краи, предоставлялъ вмсто себя замчаніе всего хорошаго своимъ слугамъ, а самъ занимался героическимъ подвигомъ — псовою охотой, наилучшимъ въ природ даромъ — любовницами, — способомъ къ поощренію ума, къ приобртенію знакомства и друзей — картами.
Карачевскаго узда, въ Полбинской пустын, назначенной тогда къ уничтоженію, разладился нсколько нашъ порядокъ и возмутился покой. Учитель и опекунъ мой о. Палладій, имя повидимому врожденную любовь, подъ именемъ золотой вольности къ самоволію, скрылся невдомо куда. Вскор узнали, что въ ту же пору убжалъ изъ Свскаго архіерейскаго дома экономъ, іеромонахъ Арсеній. Единовременное ихъ изъ разныхъ мстъ бгство, не безъ основанія приписывали тайному ихъ согласію, и какъ сіе случилось въ начал октября, то слышно было, или догадывались, что они, подражая нжнымъ птицамъ небеснымъ, слетли противъ зимы въ теплые Волохскіе края {Въ т времена россійское монашество находило для себя пріютъ или праздную и независимую жизнь въ Волохскомъ и Молдавскомъ княжествахъ. Г. Д.}.
На возвратномъ въ Свскъ пути постилъ преосвященный, въ Карачевскомъ узд, въ сел Кретов помщика, гвардіи отставного секундъ-маіора Евтиха Ивановича Сафонова. Хозяинъ былъ хоть старикъ, однако радъ гостю, угощалъ два дня хорошо, а проводилъ еще лучше. Сколько архіерей ни уговаривалъ его, чтобы онъ возвратился домой, однакожъ г. Сафоновъ на эту пору былъ упрямъ. Онъ чрезъ нсколько верстъ, провожая преосвященнаго по старому манеру, не давалъ ему можно сказать на каждомъ шагу покою, поилъ разными напитками, кормилъ закусками, плодами — архіерея и сущихъ съ нимъ. Вся архіерейская скромность и трезвенность не могли устоять противъ чистаго усердія г. Сафонова. Архіерей расходился и восплъ: ‘спаси Господи люди твоя’, и проч. Хоръ пвчихъ вступилъ въ свою должность, — и было за что! хозяинъ того стоилъ. ‘Спаси Господи’ повторяемо было не щадно. Разставшись почти въ ночь, поспли въ вышеупомянутый мною уничтоженный Столбовскій Николаевскій монастырь, знакомое мн мсто. Сіе угощеніе трезвенной архіерейской натур не дешево обошлось. Онъ проболлъ, однакожъ напослдокъ, собравшись съ силами, приказалъ передъ полуднемъ собрать всхъ своихъ офиціалистовъ. Веллъ, чтобы имъ поднесли по рюмк, кто чего хочетъ, а самъ, сидя и опираясь на трость, улыбался между тмъ назирая, какъ каждый поправлялъ свое здоровье и желалъ онаго своему доброму архипастырю. Одинъ же только и былъ Сафоновъ, которому удалось искусить преосвященнаго, боле никогда и нигд, во всю мою при немъ бытность, не поддался онъ подобному искушенію.
Я обтекъ монастырь, проходилъ прежнія тропинки, вошелъ въ огромную, знакомую мн, но недостроенную церковь, тамъ довелось свидть кусокъ кирпича, обратившагося отъ времени въ мелкіе куски, вырзанный искусною рукою иконостасъ сложенъ былъ въ одномъ углу и въ половину уже согнилъ и осы-пался, крыша сгнила и осыпалась, но стнъ ничто не коснулось, — он сложены прочно. Карнизы и около дверей и оконъ пиластры и проч. изъ благо камня, желзныя ршетки въ окнахъ сработаны наилучшимъ образомъ, внутри и извн на высотахъ церкви снуютъ безпрерывно воробьи и ласточки, кои отъ давнихъ временъ наслдственно вьютъ тамъ свои гнзда. Въ обширныя и никогда еще незакрыванныя двери и окны тснится свистъ втра и глухой раздается по церкви вой. Гд ты князь Димитрій Кантемиръ, который не усплъ довершить своего храма {Еще будучи при архимандрит Варлаам Маевскомъ я слыхалъ, что сія церковь заложена и построена князь-Димитріемъ Кантемиромъ, повидимому, по случаю близости сего монастыря къ его владнію, изъ коего теперь первое его село обращено въ уздный городъ, называемый Дмитровскъ, и что одинъ, наипаче, изъ его сыновей, Тимоей, занимался только псовою охотой. Г. Д.}? A вы, сыновья его, князь Тимоей и князь Сергій, для чего не кончили отцовскаго намренія и воли? Потерпло-ль бы чрезъ то ваше обыкновенное въ Москв упражненіе во псовой охот, еслибы каждодневно возглашаемо здсь было: ‘создателей святаго храма сего да помянетъ Господь Богъ?’…
Мы выхали изъ Столбова. Путь нашъ лежалъ чрезъ Радогожъ, мсто моего рожденія, тамъ започивалъ преосвященный въ господскомъ дом, принадлежащемъ графу Петру Григорьевичу Чернышеву. Я видлся съ моимъ ддомъ и со всми знакомыми. Но мн, особенно при пасмурной осенней погод, показалось все скучнымъ и непріятнымъ, какъ ребенку грудь, отъ которой онъ уже давно отнятъ. Спасской радогожской пустыни, частаго моего пребыванія, уже не было. Она по уничтоженіи уже распродана, а церковь, по повелнію преосвященнаго, пере-везена въ село, принадлежавшее прежде Свскому Спасскому монастырю, обращенному въ домъ архіерейскій. Оставшіяся кучи щебня, глины, знаки мстъ гд было строеніе, охранявшее нкогда и мои еще хрящевые составы, дйствовали сильно на мою чувствительность. Итакъ, отъ Столбова до Радогожа и Радогожской пустыни все для меня было покрыто душевнымъ мракомъ.
По призд въ Свскъ, я уже не имлъ надъ собою особаго инспектора посл отца Палладія, я почувствовалъ новую пользу свободы. Онъ былъ человкъ съ латынью, до побга еще своего онъ усплъ меня обрекомендовать ученымъ домовымъ и другимъ чиновникамъ, яко то: катихизатору, экзаминатору, казна-чею, консисторскимъ членамъ, ризничему и проч., которые, полюбя меня, не пропускали иногда внушать преосвященному, что я такой добрый и добрымъ моимъ поведеніемъ отличаюсь ото всхъ тхъ, которые хуже меня. Говорятъ, что мнніе людей о человк производитъ въ мір великія шалости: оно длаетъ нестоющаго счастія — счастливымъ, дурака — умнымъ, умнаго — дуракомъ. Слдственно, мнніе и жребій суть одно и тоже. Вслдствіе сего преосвященный приказалъ мн перейти изъ пвческой жить къ казначею, для помощи казначейскому приказному, — и притомъ поручено мн прописаніе поповскихъ и дьяконскихъ грамотъ {Въ сихъ грамотахъ вписывается на порожнихъ мстахъ, оставленныхъ между печатными строками, имя поставленнаго попа или дьякона, такожъ — куда, къ какой церкви? когда посвященъ? и проч. и напослдокъ въ начал грамоты подписываетъ ее самъ архіерей по форм: ‘Божіею милостію… смиренный NN епископъ или митрополитъ’ и проч. Г. Д.
}, кои доставляли мн годового дохода около шестидесяти рублей, безъ лишенія меня и пвческихъ прибылей съ титуломъ моего званія.

VIII.
Продолженіе жизни въ Свскомъ архіерейскомъ дом.

Въ начал 1768 года преосвященный Тихонъ Якубовскій переведенъ на Воронежскую епархію. Но прежде отъзда своего на оную, здилъ со всмъ штатомъ своимъ для прощанія съ матерью своею въ малороссійское мстечко Коропъ — нын уздный городъ {Коропъ — заштатный городъ Чернигов. губ., Кролевецкаго узда. Рд.
}, а на мсто его произведенъ въ епископы Кирилъ Фліоринскій, который, по призд своемъ, въ недлю православія посвятилъ меня въ стихарь, опредлилъ меня держать передъ нимъ во священнодйствіи чиновникъ-книгу, по которой архіерей священнодйствуетъ, принимать и подавать ему пастырскій жезлъ. Стихари разныхъ матерій очень меня веселили, а близость къ архіерею вливала въ меня нкое любочестіе. Сей архипастырь, яко видвшій большой парижскій свтъ, приказалъ, чтобы вс окружающіе его, въ его священнодйствіи, молодые люди были причесаны съ пуклями подъ пудрою. Не будемъ вопрошать, кстати ли пудра и пукли къ алтарю и къ распущеннымъ по плечамъ волосамъ? Но скажемъ о томъ, что ему не малаго стоило труда приучивать къ сей прихоти закоснлую монастырщину, напротивъ чего я, склоненъ будучи отъ природы къ опрятности до щегольства, всегда его веселилъ спшною чоскою моихъ волосъ, и былъ у него образцомъ для другихъ…..
Кирилъ Фліоринскій родился въ малороссійскомъ мстечк Барышовк. Онъ, будучи въ Кіев студентомъ, взятъ былъ съ прочими ко двору пвчимъ, но, не пожелавъ продолжать сей должности, ходилъ на лекціи экспериментальной физики къ профессору Морбаху. Оттуда взятъ митрополит. новгородск. Сченовымъ въ учители 4-го класса новгородской семинаріи и посвященъ въ сортъ людей клянущихся быть нищими, и отрекающихся произвольно отъ всего того, что въ жизни есть для смертнаго пріятнымъ. Посему можно догадаться, что онъ постриженъ въ монахи. Потомъ, посланъ въ Парижъ, для отправленія при россійскомъ полномочномъ посл священнической должности, откуда, по прошествіи пяти лть, возвратился въ Россію, сдланъ архимандритомъ въ новоторжскій борисоглбскій монастырь, изъ коего посвященъ въ архіереи, въ свскую епархію. По его словамъ, онъ избранъ въ сіе достоинство самою императрицею Екатериною Второю, по случаю говоренной имъ къ особ ея рчи, во время путешествія ея изъ Петербурга, чрезъ Тверь и Торжокъ, въ Москву. Онъ былъ чрезмрно пылкаго, высокомрнаго и горячаго свойства, твердаго духа и остраго разума. Даръ слова и присутствіе памяти — были первыми его дарованіями, а латинскій и французскій языки, которые онъ хорошо зналъ, придавали ему со стороны другихъ хорошее мнніе. Но не знаю, къ какому царству природы надлежитъ приписать ту силу, которая сильна была отвлечь его отъ трезвости, скромности въ язык и въ рукахъ. Свойства его ясне будутъ видны изъ описанія его дяній, присоединяющихся по временамъ и обстоятельствамъ къ моей исторической матеріи.
Въ прибавку къ счастію моихъ волосъ, архіерей вошелъ однажды съ архимандритомъ Карпинскимъ {Рыльскій архимандритъ Іакинфъ Карпинскій. Онъ былъ особа въ числ ученыхъ, въ латинскомъ язык называли его Цицерономъ. Его сочиненія есть книга печатныхъ проповдей. Онъ былъ малорослъ и тонокъ, чрезмрно честолюбивъ и горячъ, и иногда чрезмрно скроменъ, иногда же чрезмрно веселъ, говорливъ и забавенъ. Вс архіереи, его временъ, знали его и почитали за ученость, но не любили за самолюбіе. Многіе были изъ его учениковъ архіереями, въ томъ числ и оба свскіе, т.-е. Якубовскій и Фліоринскій. Ему неоднократно по старшинству и учености доставалось быть епископомъ, — но, — какъ я слыхалъ отъ преосвященнаго Фліоринскаго, — одинъ изъ синодальныхъ членовъ на сей случай сказалъ: ‘Онъ по натур пигмей, а думаетъ о себ,что онъ съ ивановскую московскую колокольню’. А другой: ‘онъ достоинъ быть архіереемъ, но всю ризницу по своему росту перепортитъ’, и, между тмъ, какъ великаны пересуживали пигмея и переводили его изъ монастыря въ монастырь, съ архимандріи на архимандрію, то-есть изъ Свскаго-Спасскаго, — что потомъ архіерейскій домъ, — въ Рыльскій Николаевскій, изъ Рыльскаго — въ Голутвинъ, изъ Голутвина въ Блоозерскій Кириловскій, — Карпинскій дожилъ до глубокой старости, и скончался мирно, не получа архіерейства, по причин, что былъ малаго роста и высокаго ума. Г. Д.} въ казначейскую контору, и увидвъ меня пишущаго, похвалилъ мое письмо. Архимандритъ прибавилъ къ тому, что я дтина скромный и постоянный, и что бывшій архіерей меня жаловалъ. Я въ первый разъ тогда услышалъ, что скромность и постоянство въ людяхъ не меньше значатъ, какъ и чоска волосъ.
Въ семъ архіерейскомъ дом было обыкновеніе, занятое отъ московскаго архіерейскаго дома {Свская епархія отдлена отъ московской, почему и свскій архіерей именовался съ первыхъ лтъ учрежденія: ‘московской епархіи викарій’. Г. Д.}, что производящіеся во священно и церковнослужители, посылаемы были отъ архіерея для наученія ихъ читать, писать, познанію церковнаго устава и проч. къ почетнымъ заслуженнымъ монашествующимъ и къ пвчимъ, и до тхъ поръ не были они посвящаемы и опредляемы къ мстамъ, пока не получали письменныхъ къ архіерею отъ своихъ учителей засвидтельствованій. Сіи засвидтельствованія могли умножать годовые всякаго учителя доходы, до двухъ сотъ рублей, смотря по числу и достатку учениковъ. Его преосвященство удостоилъ и меня сей не безкорыстной должности, чмъ сравнялъ меня съ продолжавшими двадцати-лтнюю при дом службу, хотя мн и отъ роду не было еще 20-ти лтъ. Но какъ я не былъ еще искусенъ пользоваться сими неокладными доходами, то и довольствовался всегда тмъ, что мн дадутъ. Просители, узнавъ одинъ отъ другого мою добродтельную простоту, начали многіе просить посредства консисторскаго члена крестоваго іеромонаха Иринарха Рудановскаго, который близокъ былъ къ архіерею, чтобъ они въ наученіе отсылаемы были ко мн, а не къ другимъ. Простосердечные просители не постигали, что они симъ прошеніемъ обижаютъ правосуднаго консисторскаго судію. Оскорбленное его корыстолюбіе проникнуло, что по мр умноженія у меня ставлениковъ, уменьшилось бы у него количество оныхъ. Онъ не имлъ слабости пренебречь простоту просителей, и разсмяться моей невинности. Вмсто того, онъ заблагоразсудилъ оклеветать меня архіерею, что будто я изъ корысти подговариваю просителей проситься ко мн въ наученіе, сію клевету объявилъ мн пріятельски судейской фаворитъ. Извстно, что отъ фаворитовъ ничего не скрываютъ, а фавориты, такъ же, не всегда все и не передъ всякимъ скрываютъ. Архіерей, однакожъ, оставилъ докладъ безъ вниманія. Можетъ быть, онъ видлъ что тутъ дйствовали корыстолюбіе и зависть. Но чмъ меньше имлъ Рудановскій успха въ своемъ подвиг, тмъ боле я нажилъ въ немъ для себя непріятеля. Зло возвышается тмъ же правиломъ, которымъ и добродтель, оно никогда на первомъ шагу не останавливается. Однакожъ, пока что послдуетъ, счастье мое по сему духовному департаменту восходило постепенно, а слдующій случай возвысилъ его еще больше.
Во всякую четыредесятницу принялся его преосвященство толковать каждодневно въ церкви народу псалтирь. Къ чести его должно сказать, что онъ многія въ оной непонятныя многимъ неученымъ и многимъ ученымъ мста, кратко и ясно открывалъ, а мн, стоя въ олтар, вздумалось, пока онъ говорилъ, любопытнйшія изъ его толкованій мста записывать на-скоро въ тетрадку. Продолжая нсколько дней мои замчанія, понерадлъ единожды схватить съ окна мою тетрадку, какъ архіерей, по окончаніи своего къ народу поученія и изъясненія псалтири, вошелъ въ олтарь. Онъ увидлъ и сталъ смотрть записки, а я не зналъ за что почтется моя канцелярія. Къ счастію, я сомнвался напрасно, ему не противно было читать свое разсужденіе, изъясняющее самыя темныя въ псалтир мста.
Онъ подозвалъ меня къ себ, и держа въ одной рук мою тетрадку, а въ другую взявъ мою руку, говорилъ мн привтствіе и поученіе, почти въ точныхъ словахъ:
‘Не одинъ тотъ бываетъ ученъ, кто многимъ учился наукамъ, но и тотъ, кто съ примчаніемъ живетъ. Я въ теб нахожу послднее. Продолжай такъ, какъ ты началъ. Примчай всякое мое слово, не только въ публичныхъ поученіяхъ, но и въ обыкновенныхъ разговорахъ, врь мн, что ты, будучи подъ моимъ руководствомъ, будешь умне всякаго кіевскаго студента, ибо я, по благости Господней, имю столько знанія, что меня уже никто учить не въ состояніи’.
При моемъ радостномъ замшательств, хотя трудно мн было узнать, себя ли онъ больше хвалилъ, или меня одобрялъ, однакожъ я не забылъ, по обыкновенію духовныхъ, пасть ему въ ноги. Казалось мн, что я уже на третьемъ неб, и слышу неизреченные глаголы, о свтскихъ степеняхъ тогда слабое имлъ я понятіе, и мн он казались больше препятствіемъ къ наслдованію царства небеснаго, нежели знаками внутреннихъ достоинствъ, и заслугъ государю и отечеству, тмъ боле, что люди, находящіеся въ свтской служб, дятъ по постамъ мясо, такъ какъ вс иноземцы {Въ среднемъ уже моемъ вк я образумился, что ‘ежели грхъ мясо сть въ постъ, то гршне еще убивать животныхъ въ мясодъ’, и что какъ духовные, такъ и свтскіе наружные знаки достоинствъ не рдко бываютъ вывсками качествъ дурныхъ и пронырливыхъ людей. Г. Д.}.
По семъ явленіи и дйствіи, я уже никогда не выпущалъ изъ рукъ пера и тетрадки во время толкованія его преосвященствомъ псалтири. Помни, говорилъ я самъ себ, что учителя твоего никто учить не въ состояніи, и врно потому, что онъ былъ въ Париж, о которомъ нкоторые вояжиры разсказываютъ, что тамъ и ослы перерождаются въ подобныя имъ манежныя лошади’.
Питаясь гордыми и всмъ псалтырьникамъ свойственными мыслями, надулся я не меньше, какъ тотъ кіевской филіозофусъ, которой попался на уздъ въ инспекторы къ дтямъ богатаго господина, и преобразился изъ длинной черкески въ куцый кафтанъ.

IX.
Путешествіе.

Въ ма мсяц (1768 г.) послдовалъ отъздъ преосвященнаго въ Глинскую пустынь, отстоящую отъ Свска 70, а отъ Глухова 10 верстъ. Дв причины побудили его къ сему отъзду: 1-я) приниманіе соковъ, 2-я) защищеніе принадлежащаго той пустын прекраснаго и достаточнаго лса, отъ князя Ивана Сергевича Барятинскаго, который на ту пору былъ въ рыльскихъ своихъ деревняхъ, и которому тотъ лсъ потребенъ былъ на винокурни, состоящія въ ивановской его отчин.
По возвращеніи въ Свскъ, послдовалъ — съ дозволенія снода — отъздъ преосвященнаго, іюня 9-го въ Кіевъ, на 29 дней, со всмъ клиромъ. Путешествіе было очень пріятное въ разсужденіи немалолюдства и погоды.
Въ Батурин сказанный мною выше архимандритъ Карпинскій пошелъ изъ любопытства въ домъ и садъ фельдмаршала графа Разумовскаго, котораго на ту пору не было дома. Потомъ въ старинной земляной замокъ, къ церкви, построенной гетманомъ Мазепою и разбитой Петромъ Великимъ по извстному въ исторіи происшествію. Я ввязался за нимъ. Стны церкви и внутри два столба, поддерживавшіе нкогда куполъ или арку, были еще въ цлости. Онъ, зная, что произошло съ сею церковью, съ Батуриномъ и съ Мазепою, во время войны противъ шведовъ и повидимому разсуждая мысленно о происшедшихъ на сихъ мстахъ между смертными дйствіяхъ, и о проклятіи, съ печальнымъ видомъ сказалъ текстъ изъ пророка Давида: ‘проклянутъ тіи, и ты благословиши’.
Въ Нжинскомъ греческомъ монастыр преосвященный литургисалъ. Посл чего, греки запросили его изъ церкви на водку, и поднесли ему на тарелк, въ подарокъ, имперіалъ. Архіерей, взглянувъ на жертвоприношеніе, благодарилъ ихъ слдующими словами: ‘Даръ Духа Святаго на сребр не продается. Архіереи россійскіе пользуются опредленнымъ монаршимъ содержаніемъ, а въ Греціи они живутъ подаяніемъ. Отдайте-жъ этотъ имперіалъ своимъ нищимъ архіереямъ. Они вамъ спасибо скажутъ’.
Македоно-византійцы {Примтить надлежитъ, что всякій грекъ, когда его спросишь, изъ которой онъ страны Греціи? отвчаетъ: ‘изъ Македоніи’, дабы придать себ важности славою Александра, великаго завоевателя. Г. Д.} не разсудили испытать десяткомъ имперіаловъ не продающаго на сребр даръ Духа Святаго. Они, будучи знатоки въ оригинал священнаго писанія, боялись чести услышать другой священный текстъ: ‘Кто пасетъ стадо, тотъ отъ млека его стъ, и отъ шерсти одвается’, и: ‘служащіи алтарю, съ алтаремъ длятся’. Посему, взявши назадъ имперіалъ, кончили сіе дйствіе пантомимомъ: ‘не введи насъ во искушеніе’.
Прибывъ въ городъ Козелецъ, захалъ преосвященный, для отдохновенія, къ тамошнему протопопу Дубянскому. Протопопъ, или не предваренъ будучи о прибытіи гостя, или надутъ корыстью полученною отъ двора {Онъ былъ духовникомъ государыни императрицы Елисаветы Петровны. Г. Д.} царскаго, не только не встртилъ архіерея, но и въ самыхъ своихъ покояхъ заставилъ дожидать себя довольное время. Архіерей, между тмъ, ходя по горниц и разговаривая съ архимандритомъ Карпинскимъ, который всегда при немъ находился, услышавъ шумъ хозяйскаго изъ дальнихъ покоевъ шествія, обратился лицомъ къ большому на стн зеркалу. Протопопъ, подошедъ съ низкимъ поклономъ въ бокъ къ архіерею, ‘проситъ благословенія архипастырскаго’. Архіерей, не отвтствуя ему, продолжаетъ съ архимандритомъ разговоръ, на счетъ гордости духовныхъ и любостяжанія. Архимандритъ, сообразуясь, какъ ученый, — философіи, какъ духовный — религіи, продолжаетъ лицемрно: ‘порфироносный пророкъ обладалъ цлымъ царствомъ, но кротость и незлобіе его суть для насъ, и будутъ для потомковъ нашихъ вчнымъ примромъ’. Архіерей: ‘Кое общеніе свту ко тьм! кое общеніе Христови съ Веліаромъ!’
Протопопъ сталъ какъ осужденный, принужденъ былъ дослушивать драму, представленную на его счетъ въ его дом, а архимандритъ сказалъ погромче: ‘ваше преосвященство! отецъ протопопъ здсь’. Архіерей повернувшись сказалъ: ‘а! я думалъ васъ и дома нтъ’. Протопопъ извинялся, какъ умлъ, и какъ требовало обстоятельство дла, а архіерей прекратилъ его извиненіе сими миролюбивыми словами: ‘Богъ да проститъ и помилуетъ всхъ васъ, и подобныхъ вамъ дураковъ’.
Такимъ образомъ, смиренный*) епископъ исправя протопопскую неисправность своею гордостью, выхалъ, по отдохновеніи, изъ Козельца съ Карпинскимъ впередъ. Въ числ оставшагося назади обоза, находился и я.
Въ обоз нашемъ случилось напереди хать поварн, подъ которою вскор что-то повредилось. Пьяный поваръ Степанъ хотлъ слзть для поправки, но силы ему измнили. Онъ упалъ головою внизъ къ лошадямъ, а ноги остались на оглобл, и въ семъ положеніи пребылъ спокоенъ надолго. По сей причин, весь обозъ остановился и разъхался безъ порядка по дорог.
Въ самую ту пору, усмотрли мы сзади себя скачущихъ вдалек по дорог дв кибитки тройками во весь опоръ, съ которыхъ вс пассажиры, будучи еще въ самой дальности, машутъ руками и кричатъ, повторяя почти безперерывно: ‘съ дороги — съ дороги! право — право!’ я понялъ ясное требованіе, свернулъ не только съ дороги, но и убрался въ сторону саженей на 10, съ моею кибиткою. A прочіе, хотя и не вс были пьяны, однакожъ вознерадли исполнить требованіе скоробгущихъ, которые, наскакавши въ одинъ мигъ, выскочили изъ кибитокъ 4 человка съ толстыми калмыцкими плетьми. Пьяный поваръ покоился еще въ прежнемъ положеніи, и лежа между колесъ кричалъ: ‘Государева дорога широка’. Но какъ неизвстные наши прыткачи накрыли его толстыми своими плетьми, то онъ, мгновенно встрепенувшись, началъ бгать въ об стороны дороги, а они, въ догонку, не переставали подгонять его къ измренію широты государевой дороги, приговаривая за каждымъ ударомъ: ‘кабинетъ-курьеру давай дорогу! кабинетъ-курьеру не указывай’. Изъ сей приговорки я узналъ о ихъ званіи, если только правду они говорили. Удовольствовавъ такимъ образомъ повара, бросились къ ближней кибитк, въ которой сидлъ бловолосой дьяконъ Степанъ Лукьяновъ. Онъ былъ боленъ лихорадкою, отъ которой, въ прибавку къ блымъ его волосамъ, поблекъ цвтъ его лица, посему они сочли его за сдого старика, и за господина всего обоза. Кричатъ на него: ‘для чего ты, сдой хрнъ, не учишь своихъ подкомандныхъ? чортъ ты, или протопопъ?’ съ сими вдругъ словами, выдергиваютъ его за руки изъ кибитки. Дьяконъ уже былъ на готов къ измренію въ свою очередь широты государевой дороги, однакожъ великодушные курьеры, продержавъ его на одномъ мст и влпивъ ему въ спину съ полдюжины нагаекъ, ускакали въ свой путь. Они безъ сомннія были бы дальше, если бы не останавливались для такихъ дракъ, безъ которыхъ всякому курьеру обойтиться можно, а особливо такому, которому время назначается отъ кабинета.
Изъ сей трагедо-комедіи вышла польза та, что съ повара соскочилъ хмль, а дьякона покинула лихорадка. Посему, посовтовалъ я дьякону и повару догнать курьеровъ, и купить хоть одну изъ тхъ цлительныхъ плетей, которые исцляютъ пьяныхъ и лихорадочныхъ. Уврялъ ихъ, что въ лицахъ курьеровъ были кіевскіе чудотворцы, которые знали, что двумъ Степанамъ нужно было исцленіе. Но дьяконъ, какъ въ горячк, сильно меня бранилъ, даже до того, что бросилъ въ меня бутылку съ микстурой, которая разбилась объ колесо. Я общалъ ему купить бутылку микстуры, если его возобновится лихорадка.
Въ Браварахъ, 18 верстъ отъ Кіева, дождалъ преосвященный всхъ своихъ, простоялъ тамъ цлый прекрасный день и переночевалъ въ дом, принадлежащемъ не помню какому-то монастырю. Изъ сего дома вс зданія Кіевопечерской лавры представляются зрителю во всемъ своемъ совершенств. Архіерей во все время своего здсь отдохновенія, какъ магнитъ на сверъ, направлялъ свой взоръ на Кіевъ, и иногда cъ сопровожденіемъ вздоха. Безъ сомннія, внутреннее движеніе приводило ему на память прошедшую юную кіевскую жизнь, потомъ Петербургъ, Новгородъ, Парижъ, Торжокъ, и, напослдокъ, настоящее состояніе, отличное совсмъ отъ того, въ которомъ онъ выхалъ изъ Кіева студентомъ.

X.
К і е в ъ.

Назавтра, въздъ въ Кіевъ преосвященнаго ознаменованъ былъ колокольнымъ звономъ въ печерской лавр, гд и квартира приготовлена по приказанію начальника лавры архимандрита Зосимы Валькевича.
На другой съ прізда день, преосвященный со всмъ своимъ штатомъ пошелъ, въ предшествіи начальника пещеръ, на поклоненіе святымъ мощамъ, почивающимъ въ пещерахъ.
Долгій, подземельный съ закоулками ходъ, изъ-подъ сводовъ котораго души преподобныхъ вознеслись въ селенія небесныя, былъ еще невиданнымъ для меня зрлищемъ. Лежащіе по обимъ сторонамъ въ сдланныхъ впадинахъ гробы съ тлами святыхъ, умножили во мн священное почитаніе къ мсту, и наводили какое-то неизобразимое удовольствіе. Нетлніе, напримръ, избіеннаго отъ Ирода младенца — котораго хотя я не видалъ, но видлъ ящикъ, довольно высоко прибитый къ стн, увряло меня въ истин происшествія сихъ временъ, и въ неправости дяній сего іудейскаго владтеля, котораго вра проклинаетъ, а исторія чтитъ великимъ и проч… Мое тогдашнее понятіе покоилось на лон вры, и не знало, что міръ сей для человка есть лавиринъ и загадка.
Въ Кіев прожили мы недли съ дв, въ теченіе которыхъ преосвященный священнодйствовалъ во многихъ монастыряхъ. Кіевскій митрополитъ, Арсеній Могилянскій, принялъ нашего іерарха въ своемъ кіево-софійскомъ архіерейскомъ дом и угостилъ обденнымъ столомъ.
Прочихъ монастырей начальники принимали свскаго первосвященника {Тогда малороссійскіе монастыри владли еще деревнями. Г. Д.} со всевозможною почестью, и съ обыкновенною въ систем духовенства униженностію. Можно сказать, что сіе, украшающее столицу благочестія, общество уметъ почтить своихъ іерарховъ. A въ Золотоверховскомъ Михайловскомъ монастыр прожилъ преосвященный нсколько дней съ ряду со всмъ штатомъ, въ воспоминаніе проведенныхъ въ семъ монастыр юношескихъ своихъ лтъ, въ должности писаря, крылошеница, — пвчаго — и канонархистра. Архимандритъ сего монастыря еоктистъ Мачульскій, давно преосвященному знакомый, знающій языки и счастливыхъ качествъ, принялъ преосвященнаго дружескн и угостилъ всхъ {Сей архимандритъ былъ потомъ архіеремъ свскимъ и наконецъ блоградскимъ. Имя его есть въ печатномъ словар. Г. Д.}.
Кіевскій губернаторъ Воейковъ далъ для преосвященнаго обденный столъ.
Въ бытность архіерея въ братскомъ училищномъ монастыр, обступили его учители академическихъ классовъ и, между многими задачами, сдлали вопросъ: ‘если бы турокъ или жидъ тонули вмст съ христіаниномъ, то котораго изъ нихъ скоре должно спасать?’ Архіерей отвчалъ: ‘котораго попало’. Каждый на этотъ отвтъ сдлалъ свое движеніе, пошли разныя мннія, и разные толки, потому что не имли лучшаго дла. A архіерей, между тмъ, потребовалъ академическаго журнала того года, въ которомъ обучался поэзіи, и нашелъ въ немъ отмтку, сдланную рукою учителя Карпинскаго, которая не одобряла ученика Фліоринскаго, и удерживала въ томъ же класс еще на одинъ срокъ, какъ такого ученика, который худо учился.
Архіерей, подозвавъ къ себ архимандрита Карпинскаго, показалъ ему пальцемъ худое о себ свидтельство, архимандритъ покраснлъ, а архіерей дополнилъ: ‘ложная ваша отмтка опорочила весь академическій журналъ, однакожъ я не истребляю ее теперь. Пусть она служитъ свидтельствомъ вашей слабости’. О сей отмтк, посл уже чрезъ нсколько лтъ, случилось мн слышать отъ самого преосвященнаго обстоятельне слдующее:
‘Архімандритъ Карпинскій, — говорилъ преосвященный, — будучи въ кіевскихъ школахъ учителемъ піитическаго класса, при выпуск изъ онаго въ высшій классъ учениковъ, въ числ которыхъ и я находился, неудостоилъ меня высшаго класса, мстя за то, что я, когда-то проходя мимо его, и не примтя его, не снялъ шапки, почему и принужденъ я былъ пробыть въ поэзіи до будущаго перевода, при которомъ, — продолжалъ преосвященный — отомстилъ я въ свою очередь своему учителю, ибо когда онъ отмтилъ меня достойнымъ, то я противъ того объявилъ, что я, со всею моею прилежностію, худо научился подъ руководствомъ моего учителя, хотя онъ меня и аттестуетъ, почему и продолжалъ ученіе въ поэзіи третій срокъ, въ противность одобренія меня моимъ учителемъ. По сей-то причин, — заключилъ учащій: ‘не воздавать зла за зло, ни досажденія за досажденіе’, памятна мн та отмтка, которую я, въ глазахъ Карпинскаго, во искушеніи былъ выдрать изъ книги’.
Нтъ сомннія, что такое неугомонное свойство основывается не на слабой памяти и не на добромъ сердц, но объ этомъ не умю какъ сказать, что преосвященный всегда, и даже въ самомъ священнодйствіи обыкновенно доходилъ до такого позора, что иному изъ окружающихъ его подчиненныхъ или сослужащихъ, трикиріями {Трикиріями называются подсвчники, которыми архіереи осняютъ въ церкви предстоящихъ. Г. Д.
}, — бороду подожжотъ, иному клокъ волосъ вырветъ, иному кулакомъ дастъ въ зубы, иного пхнетъ ногою въ брюхо. Все сіе длаетъ онъ при чрезвычайномъ на всю церковь крик бранными словами, гд бы то ни было, въ олтар или среди церкви, а особливо въ ту пору, когда его облачаютъ въ священныя одежды. Можно сказать, что онъ тогда похожъ бываетъ на храбраго воина, отбивающагося отъ окружившихъ его непріятелей.
Кіевскіе священнослужители, яко не его подчиненные, хотя свободны были отъ таковыхъ его наглостей, однакожъ необыкновенное позорище, а иногда и касавшееся ихъ ругательство въ мстахъ богопочитанія, показалось имъ ужаснымъ, такъ, что они уже въ слдующіе дни не хотли съ нимъ священнодйствовать, почему митрополитъ Кіевскій имлъ необходимость употребить всю свою кротость на соглашеніе ихъ къ священнодйствію съ нашимъ архіереемъ.
Каково оно ни есть, хорошо или худо, я пишу истину. ‘Изъ псни слова не выкинешь!’ Умудрись-же, кто мастеръ, трафить въ любовь къ такому владык!
Тако, свскія церкви смиренный епископъ, показавши въ богоспасаемомъ град Кіев душевныя и тлесныя свои дарованія, отбылъ, по обыкновенномъ со всмъ начальнымъ духовенствомъ и съ губернаторомъ прощаньи, изъ Кіева, и прибылъ въ Свскъ около 10 iюня (1768 г.).

XI.
Пребываніе въ Свск, и возложеніе на меня новой должности.

По прибытіи въ Свскъ отдлилъ преосвященный отъ консисторіи производство ставленическихъ длъ {Ставлениками при архіерейскихъ домахъ называются т просители которые производятся къ церквамъ, во священно и церковно-служители. Г. Д.}, учредилъ особую для нихъ контору, назвалъ ее: ‘Ставленческою конторою’, веллъ въ ней присутствовать ризничему, а письмоводителемъ быть мн. Предписалъ своеручно брать со всякаго производящагося въ попы — за производство дла, за выучку катихизиса, за бумагу, за письмо и проч. 7 руб., съ дьякона 5 руб., а съ посвящаемыхъ въ стихарь 3 руб. 50 к. съ тмъ, чтобы чрезъ нсколько мсяцевъ собранную сумму раздлять на всхъ пвчихъ. Сіе собственноручное предписаніе прибито въ ставленической контор на стн, для свднія и исполненія. Такое учрежденіе, какъ онъ самъ говаривалъ, ‘казалось ему безгршнымъ, поелику оно малою цною освобождало просителей отъ тяжкихъ, издревлевведенныхъ взятковъ, а наиболе обыкновенныхъ по консисторіи: что самое и побудило его отдлить отъ оной ставленическія дла’. Но онъ пропустилъ замтить, что большія взятки не видны, ежели они берутся безъ предписанія, а предписаніе меньшихъ, есть уже преступленіе противъ закона государыни императрицы, благоволившей для содержанія духовныхъ сдлать достаточное штатное положеніе.
Всхъ кандидатовъ на священство и діаконство поручилъ обучать катихизису консисторскому члену крестовому іеромонаху Иринарху — который былъ человкъ съ латынью, — и брать съ нихъ въ кружку вышеопредленное число денегъ, а мн поручилъ всхъ стихарныхъ свидтельствовать въ чтенiи, писаніи, знаніи церковнаго устава и катихизиса, и сіе свидтельство подписывать на дл, которое свидтельство было удостоеніемъ ихъ къ посвященію въ стихарь, буде же бы который изъ нихъ заслуживалъ еще таковаго одобренія, тотъ доучивался въ опредленной на то ставленической школ, при засвидтельствованіи же долженъ мн былъ каждый положить, по предписанію, въ общую кружку 3 р. 50 к., а чмъ скоре кто хотлъ засвидтельствованія, тмъ меньше жаллъ прибавки для меня сверхъ кружки, почему и былъ я въ состояніи получше другихъ одться, имть порядочное блье, и побольше денегъ, нежели кто получаетъ изъ кружки. Хотя преосвященный мн этого и не предписывалъ, однакожъ подалъ случай догадаться, какъ употребить благотворительную его довренность. Догадка моя не основывалась на строгой добродтели, но на подражаніи людямъ, слывущимъ большею частію честными и расторопными, а притомъ, сама скромность требовала избгать честолюбія, чтобъ не прославляли меня слишкомъ добродтельнымъ.
Новое сіе введеніе родило во всемъ архіерейскомъ штат, а особливо въ консисторскомъ секретар и приказныхъ, жестокое противъ архіерея негодованіе, а противъ меня самую ядовитую зависть.
Какія изъ сего вышли слдствія, сказано будетъ ниже въ 1770 году, а теперь, не прерывая времени, скажу, что въ зиму сего года угодно было преосвященному приняться самому по вечерамъ и по утрамъ учить меня, своего келейнаго, и еще двухъ пвчихъ латинскому языку и ариметики. Я увренъ будучи, что ученье его не легко достанется, ускорилъ сыскать для ариметики изъ города купца, который былъ прежде у виннаго откупщика повреннымъ и бухгалтеромъ, но за пьянство лишенъ сего достоинства, и держалъ его на своемъ вин, пока узналъ, какъ счислять, слагать, вычислять, умножать и раздлять.
Будучи подъ его руководствомъ, являлся я всегда къ преосвященному съ исправными ршеніями на заданные уроки, а бдняки, мои соученики, всегда являлись на ученье подставляя архи-учителю руки, для битья по нимъ деревянною лопаткою, называемою на духовномъ язык, въ именительномъ смысл, п а л я.
Какъ нкогда архіерей представлялъ меня имъ образцомъ, то одинъ изъ нихъ во оправданіе свое донесъ, что я имю особаго для ариметики учителя, но за это архіерей меня похвалилъ, принявъ содержаніе учителя за доказательство моей охоты и прилежности къ наук.
Когда дошли мы, т.-е. одинъ я, — до извлеченія радикса квадратнаго и кубическаго, то архіерей для лучшаго намъ понятія ставилъ на столъ деревянную кубическую вершка въ два фигуру, сдланную нарочно на сей случай, но фигура наша имла почти совсмъ другое употребленіе, нежели для чего была сдлана. Архіерей часто бросалъ ее черезъ столъ по лбамъ, по головамъ непонятныхъ учениковъ, которые должны были вс разомъ за нею бросаться подъ стулья, подъ канапе, подъ столики, если она туда закатится, и паки подавать ее архи-учителю. Посему, извлеченіе нашего радикса похоже было нсколько на игру въ мячикъ.
По первому зимнему пути, послдовалъ походъ намъ въ городъ Рыльскъ, Блополье, въ мстечко Михайловку, и въ прочія по сему тракту лучшія селенія ‘для осмотра благочинія’, къ наблюденію котораго обязаны пастыри данными имъ отъ снода правилами, коими велно имъ каждые три года посщать единожды свою епархію, обозрвать: ‘како пребываютъ братія’. Сять имъ смя евангельскаго ученія, и утверждать въ единовріи, явить имъ собою правило вры, образъ кротости, воздержаніе учителя, и проч.: все это сдлать во столько времени, сколько онаго станетъ на то, чтобъ захать имъ въ лучшіе монастыри и домы, попокоиться и попировать, а не рдко получить и подарки.
Въ Рыльск преосвященный говорилъ свои поученія къ народу, наполненныя гоненіемъ на старовровъ, и жаркимъ доказательствомъ ихъ заблужденія. A какъ сей старой вры держался одинъ изъ дворянъ, оберъ-офицеръ въ отставк, Сисой Воропановъ, то преосвященный столь ярко на него наступилъ, что принудилъ его торжественно въ церкви ‘проклясть и анаем предать вс старообрядческіе толки, и раскольникамъ не покровительствовать. Купцы, выслушавъ съ христіанскимъ терпніемъ архіерейскую, въ сильныхъ выраженіяхъ, проповдь, и угостя его жирными своими обдами, пивами, медами и добрыми наливками, остались по прежнему при старой вр и при своихъ промыслахъ. A ревностный свой подвигъ архіерей напослдокъ увнчалъ обрзаніемъ бороды Воропанова: но какъ, по сил древней пословицы: ‘волосъ глупъ, онъ везд ростетъ’, то и Воропанова борода посл вызда архіерейскаго выросла по прежнему, не меньше архіерейской.
Въ Блополь архіерей изъяснялъ обдню, въ прочихъ мстахъ говорилъ поученія, соображаясь свойствамъ и состояніямъ паствы своей. Я и въ семъ поход не остался безъ труда. Пeреписка поученій занимала меня не рдко по цлой почти ночи, но трудъ ceй растворяемъ былъ наградою, отъ часто-посвящаемыхъ ставлениковъ.
Издержки дорожныя не тяготили не только преосвященнаго, но и весь его штатъ, потому что везд было всего совершенное довольство. Промыслъ Вышняго не оставлялъ безъ награжденія труждающихся, поющихъ и предстоящихъ на тотъ конецъ, чтобъ имть велію и богатую милость, почему и возвратились домой сыти.

XII.
И м я н и н ы.

1770 года, января 18-го наступило торжество тезоименитства его преосвященства. Я, отъ угобзенія моихъ доходовъ, сдлалъ себ новую пару платья. Нарядясь въ нея, пошелъ я въ числ прочихъ офиціалистовъ поздравить его преосвященство по утру. Архіерей, увидя меня нечаянно-переодтаго въ нмецкое платье, ибо я до того времени какъ и вс, кром консисторскихъ, одвался въ обыкновенныя шинели и сюртуки и, не говоря ни съ кмъ, спросилъ: ‘давно ли ты сдлалъ обновку?’ Къ дню тезоименитства вашего преосвященства’, отвтствовалъ я. ‘Спасибо’, потшилъ меня архипастырь.
Потомъ, давъ благословеніе и отпустивъ насъ отъ себя, вскликалъ меня изъ передней кельи, и сдше на канапе, говорилъ мн почти точно такъ, какъ слдуетъ подъ симъ: ‘Послушай Добрынинъ, ты знаешь, что у меня сегодня много запрошено гостей къ обду, знаешь сколь я люблю порядокъ, и знаешь сколь я нетерпливъ тамъ, гд я вижу непорядокъ, посуди-же и познай, могу-ли я быть ныншній день спокоенъ? ты знаешь, что у меня келейный Васильевъ, отъ котораго долженъ зависть весь порядокъ, любитъ хлебнуть черезъ край, человка не имамъ! Иному бы моему брату, русскому архіерею, было сіе нечувствительно, но я — французъ! я имлъ случай быть въ Париж разъ, но не буду и не желаю имть случая выбить изъ себя порядка и чистоты парижской. При такихъ моихъ обстоятельствахъ нужна мн твоя служба, которую прими ты на ныншній только день вмсто моего келейнаго. Я надюсь, что ты и въ семъ случа не меньше мн угодишь, сколько я былъ тобою до нын доволенъ’.
Я отвтствовалъ, что ‘всми силами стараться буду угодить вашему преосвященству, прошу только милостиво перенесть, если я по неопытности моей къ теперешней должности, и по краткости времени, — ибо былъ ужъ 9-й поутру часъ — въ чемъ-нибудь проступлюсь противъ правилъ порядка и чистоты парижской’.
Архіерей при семъ всхохотнулъ — можно сказать — противъ природы, ибо онъ не былъ сотворенъ къ искреннимъ веселостямъ и смяться не умлъ.
— ‘Нтъ, мой другъ, сказалъ онъ, я теперь отъ тебя требую одного только твоего усердія’.
Потомъ, взявъ меня за руку, привелъ въ свой кабинетъ, поручилъ шкапъ съ серебромъ и комодъ съ бльемъ, принадлежащимъ къ столу.
Когда преосвященный пошелъ въ публичной церемоніи въ церковь на служеніе, то я, именемъ его, потребовалъ отъ консисторіи запискою двухъ канцеляристовъ, стряпчаго, двухъ подканцеляристовъ и двухъ копіистовъ. Каждому опредлилъ должности: одному поручилъ подъ счетомъ серебро, другому блье, третьему стекло.
Стряпчему, какъ блюстителю интереса, приказалъ быть въ кухн, чтобъ кушанье отпускаемо было на столъ, подъ собственнымъ его присмотромъ и наблюденіемъ, дабы, паче чаянія, иное блюдо не зашло, вмсто архіерейскаго стола, къ какому-нибудь старцу въ келью по прежнему обыкновенію, которымъ и мн пользоваться случалось, а остающееся отъ стола относилось бы въ опредленный на то покой.
Буфетъ принялъ я на себя. Потребовалъ отъ ключника по нскольку бутылокъ всхъ напитковъ, какія въ погребу имлись, давъ ему на то реестръ. Остальнымъ приказнымъ приказалъ быть у перемны тарелокъ съ помощью гостинныхъ слугъ.
Сей новый штатъ учредилъ я по той нужд, что комплектъ слугъ преосвященнаго состоялъ изъ одного молодого пьянаго келейнаго, одного изъ пвчихъ малолтнаго, отправлящаго должность ординарца, одного ключника и двухъ истопниковъ.
До возвращенія изъ церкви, столъ былъ накрытъ въ зал, а въ гостинной набрана закуска. За столомъ кушали персонъ до 50. Изъ знатнйшихъ, кром духовныхъ — были госпожа полная генеральша Катерина Григорьевна Племянникова, рожденная графиня Чернышова съ дочерью и внучкою, и прочими госпожами и барышнями, изъ мущинъ были воинскіе, штатскіе и гражданство.
Въ продолженіе стола, сталъ я по правую сторону креселъ архіерейскихъ, гордясь представленіемъ изъ себя перваго архіерейскаго служителя. Г-жа генеральша молвила за столомъ: ‘яу васъ вижу, преосвященный, новаго дворецкаго’. Архіерей отвтствовалъ: ‘да, можетъ быть онъ заступитъ это мсто’. Ея превосходительство, смотря на меня, примолвила: ‘благородное лицо’, дамы, услыша о благородномъ лиц, кинули на меня благородные взгляды. Я простоялъ нсколько на семъ смотр, но дабы бол не краснть, ускорилъ пойти отъ стола, для отправленія по должности своихъ гостей.
Понеже я въ наложенномъ на меня теперешнемъ званіи былъ не опытенъ, то отозвавши въ буфетъ воеводскаго лакея, на знаніе котораго могъ я понадяться, потому что господинъ его на столы былъ великой щеголь {Новгородскій помщикъ Иванъ Осіевичь Пустошкинъ. Г. Д.}, и почествовавши виномъ, спросилъ: ‘за что мн приниматься, когда встанутъ изъ-за стола?’ Онъ меня наставилъ, что ‘посл обда пьютъ кофій и проч. и проч., но прежде всего надобно набрать въ гостинной десертъ’, заключилъ добрый рабъ и побжалъ.
Не мало мн стоило труда узнать и отъискать архіерейскій кофій, а занять было не у кого, въ россійскихъ монастыряхъ не во употребленіи. A домъ архіерейскій, не что иное какъ монастырь. Служители, собранные мною для открытія кофія, согласно показали, что кофій есть, но гд онъ хранится, долженъ знать келейный Васильевъ, для поиска котораго отправлены были нарочные, но только что онъ появился въ буфетъ, тотчасъ и бросился на рюмки стоявшія на поднос, какъ желзо на магнитъ. A какъ онъ сильно уже былъ намагниченъ, то сброся ихъ съ подноса на столъ, почти всхъ ихъ ранилъ, нкоторыхъ разогналъ по столу, въ полонъ ни одна не досталась, потому что вс были порожни, за что я, — возбужденъ будучи тогдашними суетами, бросаясь часто самъ по всмъ рядамъ, и находя на всхъ почти пунктахъ безтолковщину, — далъ ему сгоряча самую сильную подщочину, на основаніи воинскаго права: ‘кто пьянъ, тотъ дважды виноватъ’.
Между тмъ, кофій сысканъ и изготовленъ вышеупомянутымъ моимъ менторомъ, воеводскимъ человкомъ.
По окончаніи стола, свтскія госпожи вскор разъхались по домамъ, а преосвященный, оставшись со своими домашними и съ призжими гостьми, какъ время сближалось къ вечеру, отдалъ приказъ подавать горячій пуншъ.
Въ продолженіе попойки, при свчахъ, преосвященный сдлалъ мн милостивое предложеніе: ‘не хочу-ль я опредлиться въ консисторію копіистомъ?’
Но, какъ говорится, ‘другое время, другія и мысли’, что самое и со мною случилось. Еслибы званіе консисторскаго копіиста, предложено мн было при вступленіи въ домъ архіерейскій, я охотно бы его принялъ, а въ настоящемъ моемъ положеніи казалось мн, какъ будто меня жалуютъ алтыномъ въ такую пору, когда я не нуждаюсь въ рубл. Итакъ, когда я объявилъ мое нежеланіе на предложенную милость, архіерей разсудилъ за благо приняться доказывать мн, при помощи пунша, многія преимущества сопряженныя съ достоинствомъ копіиста. Убдительныя его доказательства, столько во мн подйствовали, ‘какъ горохомъ объ стну’.
Подобаетъ вдати, что будучи я взятъ къ услугамъ его преосвященства на одинъ только день, продолжалъ оныя чрезъ вс дни пированія.

ХШ.
Продолженіе и періодъ имянинъ.

Оставшіеся съ архіереемъ духовные гости, изъ которыхъ первые были: рыльскій архимандритъ Іакинфъ Карпинскій, путивльскій игуменъ Мануилъ Левицкій, брянскій игуменъ Тихонъ Забла, чолпскій игуменъ Антоній Балабуха, брянскій протопопъ Василій Константиновъ ипроч.. принуждены были нсколько сутокъ съ ряду, торжествовать день тезоимянитства своего архипастыря, такъ что по невол были совершенно духовными, ибо тлесныя ихъ лица потеряли образъ свой и подобіе, кром архимандрита Карпинскаго, который по натур не могъ ничего пить кром чаю и чистой воды.
Всякое дло иметъ свои послдствія: нкоторые изъ гостей заболли обыкновенными посл такихъ трудовъ припадками, и съ изнеможенными чувствами разъхались по домамъ. Но игуменъ и протопопъ брянскіе дороже заплатили за имянины. Первый, отправившись въ свой монастырь, почувствовалъ на пути водяную болзнь, къ которой онъ былъ почти по природ склоненъ, и которую противъ воли раздражилъ и ускорилъ напитками и безсонницею, не въ прав будучи выступать изъ шеренги командуемой архипастыремъ: мсяца чрезъ четыре полученъ рапортъ, что его преподобіе отправился въ царство безсмертныхъ.
Второй — получилъ горячку, и въ безпамятств забжалъ на архіерейскую конюшню, тамъ встртился онъ съ бывшимъ въ числ гостей, малорослымъ изъ города Карачева священникомъ Осипомъ Соколовымъ. Соколовъ счелъ, что протопопъ ‘по дйству діяволю съ ума сошолъ’. Началъ увщевать его отъ писанія, и читать заклинательныя молитвы, дабы отступилъ отъ него злой духъ, который, по словамъ Соколова, ‘вогнздился въ протопопа’. Но какъ сія операція ничего путнаго не произвела, кром что протопопъ изрдка тихонько вскрикивалъ: ‘архипастырь Божій! помилуй! Я пить не хочу!’ то благоговйный Соколовъ, взнесъ сіе дло къ архіерею на благоразсмотрніе и коль-скоро вступилъ въ келью и сталъ передъ архіереемъ, тотъ-часъ сцпилъ руки, вздернулъ плечьми, и подпустивъ глаза подъ лобъ, вщалъ: ‘вотъ до чего, владыко святый, науки доводятъ человка! Отецъ протопопъ брянскій, не возмогши ихъ вмстити во главу свою, изступи ума, и не всть что глаголетъ, являяся яко неистовъ’. ‘Да не сошолъ-ли ты самъ съ ума?’ спросилъ его архіерей, потомъ, обратившись ко мн, сказалъ: ‘поди съ лкаремъ посмотри, что сдлалось протопопу?’
Мы нашли его стоящаго въ стойл подл конскихъ яслей. Волосы у него висли равномрно на вс стороны, губы сдлались темновишневыми, и когда лкарь просилъ его показать языкъ, то онъ отвтствовалъ: ‘нтъ-нтъ, господа келейники, не удастся вамъ меня запоить’. Мы тотъ часъ приказали отвести его для пользованія на квартиру къ архіерейской сестр, жившей на братнемъ содержаніи, гд, когда лкарь хотлъ ему дать холодительный порошокъ, то больной нашъ вскричалъ: ‘вино-вино-вино!’
Лкарь Павелъ Ивановичъ Вицъ не пропустилъ уврять его дружески, что это не вино, а холодительный порошокъ, который нужно ему принять по наук медицины теорической и практической, дабы не опустить себя до облирукціи альви, и внутренной гангрены. ‘Сіе средство — продолжалъ лкарь — употребляемъ мы упредительно кровопусканію и визикаторіямъ, ибо теперь у васъ засорившіеся нервы, не имютъ надлежащей циркуляціи сангвинисъ, отчего и біеніе пульса у васъ непорядочно’. Посл сей рчи, имли мы нужду отца протопопа придержать, и влить въ него насильно красной порошокъ съ водою, на тотъ манеръ, какъ поступаютъ коновалы съ лошадьми.
Протопопъ оздоровлъ и ухалъ во свое жилище. A между тмъ какъ вс гости, или лучше сказать страдальцы, разъзжались, какъ игуменъ былъ въ водяной болзни, протопопъ въ горячк, а Соколовъ читалъ заклинательныя молитвы, келейный Васильевъ принесъ на меня жалобу, за вышесказанную данную ему отъ меня подщочину. На что преосвященный сильно на меня вознегодовалъ, и жалуясь мн прежде на пьянство своего келейнаго, теперь какъ будто предпринялъ защищать оное. Въ заключеніе же своего гнва, приказалъ, чтобъ я заплатилъ келейному его Васильеву рубль. Очень ясно, что онъ все сіе дло, состоящее въ трехъ канцеляріяхъ, то-есть, въ его гнв, въ безпутств келейнаго, и въ подщочин, оцнилъ не дороже рубля. Симъ кончилось временное мое служеніе, и я обратился къ первымъ должностямъ.

XIV.

Путешествіе въ Кромы и Орелъ и возвщеніе.

Отдохнувши отъ тезоимянитства, двинулись ‘осмотрть благочинія’ чрезъ Кромы въ Орелъ въ март мсяц.
Въ город Кромахъ, лишь только вступилъ преосвященный въ соборную церковь, тотчасъ обратилъ свое вниманіе на рзную женскую статую, вырзанную въ ростъ не малорослой женщины, и въ подобіе поселянокъ тамошняго узда, которую Кромскіе жители называли святою пятницею, веллъ ее тогда же принять, обшить въ рогожку и поставить подъ колокольню за замокъ на вчныя времена.
Народъ жаллъ о пятниц {Городъ Кромъ состоялъ изъ однодворцовъ, и былъ не лучше обыкновенной деревни, въ которой живутъ, обыкновенно, хлбопашцы. Г. Д.}, проклиналъ архіерея: архіерей увренъ былъ и уврялъ, что онъ избавилъ народъ отъ суеврія. Смяся же, — не знаю къ стати ли, — слпой народной привязанности къ дереву, приказалъ своему подьяку Петру Максимову цловать зашитую въ рогожку статую пятницы, когда ее выносили изъ церкви. Бдный Максимовъ въскор посл сего заболлъ простудною горячкою и бывши потревоженъ перездомъ чрезъ 30 верстъ въ сырую и холодную погоду изъ Кромъ въ Орелъ, умеръ тамъ, на 24-мъ году отъ рожденія. Онъ одинъ былъ сынъ у матери, и архіерей объ немъ жаллъ, я плакалъ, а Кромскіе жители, узнавъ о его смерти, — причли смерть его цлованію пятницы.
Въздъ преосвященнаго въ Орелъ ознаменованъ былъ по всмъ церквамъ колокольнымъ звономъ. ІІри каждой прозжаемой церкви, священство было въ ризахъ со крестами, дьяконы въ стихаряхъ съ кадилами, дьячки и пономари со святою водою въ чаш, со свчами въ подсвчникахъ. Народъ — по улицамъ, народъ — по заборамъ, и по всмъ возвышеніямъ, гд только можно пристать и удержаться. A въ богоявленской церкви, въ которую было ожидаемо вшествіе преосвященнаго, набилось всякаго чина и званія, пола и возраста православныхъ христіянъ такъ плотно, какъ въ Риг на корабляхъ укладываютъ мачты.
По выход изъ церкви, поздравляли пастыря съ приздомъ градоначальникъ со всми чиновниками. На завтр, все духовенство и купечество, — вчерашніе поздравители, — это было въ 1-мъ часу пополудни, пили у насъ водку, ли хлбъ, икру, семгу, голандскія сельди, сыръ и проч. Севодншніе — нанесли намъ хлбовъ, сахару, чаю, кофію, лимоновъ, рыбы, и проч….

(Продолженіе слдуетъ).

Добрынин Г.И. Истинное повествование, или Жизнь Гавриила Добрынина, им самим написанная. 1752-1827 // Русская старина, 1871. — Т. 3. — No 3. — С. 247-271.

ИСТИННОЕ ПОВСТВОВАНIЕ
или
ЖИЗНЬ ГАВРІИЛА ДОБРЫНИНА,
ИМ САМИМЪ НАПИСАННАЯ.

1752—1827.

XIV*).

(продолженіе).

*) См. ‘Русскую Старину’, 1871 г., т. III, стр. 119—160.

Мы прожили (въ 1770 г.) въ Орл до самаго праздника Вознесенія. Въ продолженіе сего времени были частыя архіерейскія священнослуженія, частыя посвященія ставлениковъ, частые у гражданъ обды и вечеринки съ хоромъ пвчихъ до бла-свта, подобныя торжеству тезоименитства его преосвященства. Когда же преосвященный не въ гостяхъ, то содержаніе намъ было отъ приготовленной заблаговременно складки священно— и церковно-служителей, по заведенному обыкновенію. Все хорошо! слдующее только приключеніе помшало благу нашего пастыря:
Во единъ отъ дней, во время толкованія въ церкви псалтири, когда началъ преосвященный, по обыкновенію, присовокуплять нравоученіе къ народу, то разсудилось ему, для придачи силы и краснорчія своему нравоученію, называть старообрядцевъ с…ными сынами, и плевать на суеврной народъ, чрезъ налой {Налой — греческ. — на которомъ кладутъ и читаютъ книги въ церквахъ. Г. Д.}, на которомъ лежалъ передъ нимъ псалтырь. Орловцы, народъ торгующій и несдячій, везд бывающій и нигд неслыхавшій проповдей подобнаго стиля. Они начали разно объ нихъ толковать, а одинъ изъ гражданъ, по прозванію Овчинниковъ, гд-то проговорился, что архіерей часто заговаривается въ забывчивости, какъ такой человкъ, у.котораго голова всегда не порожня. Къ большой архіерейской досад, стало всмъ извстно, что Овчинниковъ это говорилъ не аллегорически, не метафорически, не иронически и не критически, но исторически. Архіерей увдомленъ о семъ отъ врнаго Архангельской церкви священника, который искалъ быть протопопомъ, требовалъ отъ гражданскаго правительства купца сыскать и счь безъ милости, яко разорителя свта ученія. Онъ желалъ и самъ, по примру святого Иліи, схватить ножъ, но рзать уже было некого: Овчинниковъ былъ осторожне студныхъ вааловыхъ пророковъ, онъ убрался изъ города заблаговременно, не дожидаясь, чтобъ его уловили, а священникъ Архангельской церкви не получилъ протопопства, вроятно потому, что вс знатнйшіе старообрядцы упросили архіерея, убдительнйшими способами, возвысить въ сіе достоинство богоявленскаго отца Алекся, который на нихъ и на Овчинникова не доносилъ.
Обидвшійся пастырь жалился письменно Сvноду. Онъ защищался всмъ тмъ, чмъ обвинялъ Овчинникова, то-есть: врою, закономъ, саномъ, должностію и проч. и просилъ отмщенія. Сvнодъ ему не отвчалъ, безъ сомннія потому, что многіе слушатели орловскихъ поученій — имющіе по торговл съ Петербургомъ связь — перетолковали тамъ дло не столь важнымъ, чтобы обвинить Овчинникова или оправдать архіерея.
Обращаясь къ собственной исторіи, долженъ повторить, что ставленическая контора и въ поход была въ моемъ письмоуправленіи, почему, въ какую бы улицу въ Орл я ни пошолъ, везд находила меня толпа просителей, кои потомъ составляли мой конвой, провождали безотвязно до самой квартиры, представляя между тмъ свои мн просьбы, съ общаніемъ точнаго числа за мою имъ помочь воздаянія. A другіе ничего такъ не твердили, какъ ‘что они бдны! они прожились! они пролись! Дома у нихъ остались старики, да малые дти и проч…’ Первый сортъ просителей выслушивалъ я съ пріятнымъ видомъ и чистосердечнымъ увреніемъ о моемъ имъ пособіи и отпуск въ домы, и устаивалъ на слов, а второй разрядъ просителей отбывалъ какимъ-нибудь пустословіемъ, изъ котораго нельзя было ни надяться, ни отчаяваться.
Случай и интересъ острятъ разумъ и учатъ злу такихъ людей, которые, родяся въ бдности, лишены были надлежащаго образованія сердца и разума! Такъ я думалъ въ созрлыхъ уже лтахъ, ощущая въ себ недостатокъ воспитанія, которому я не причиною и которой отвращать, самому собою, стоило мн не малаго труда. Но въ дальнйшее теченіе моей жизни и службы испыталъ, что многіе благовоспитыванные ничего меньше не имютъ, какъ истинной чести и добродтели, кром наружныхъ пріятностей, служащихъ не рдко для добрыхъ, но простыхъ сердецъ пищею, которая въ пріятномъ вкус бываетъ смертоносна.
Въ одну ночь, трудясь я обыкновенно за ставленическими длами, положилъ руки на голову на бумаги, лежащія предо мною на стол, дабы до тхъ поръ, пока страница, которую я дописалъ, засохнетъ, минутно себя успокоить — это былъ разсчетъ тогдашнихъ моихъ лтъ! — но минута меня обманула. Она протянулась на столько времени, во сколько свча оплыла, обвалилась на столъ, хватила за бумаги, и допустила пламя до моихъ пальцевъ. Я вскочилъ такъ, какъ вскакиваютъ ожогшись, началъ руками и платкомъ бить по бумагамъ, утушилъ пожаръ скоре, нежели тушатъ его въ тхъ городахъ, гд есть полицмейстеры. Мн принесли сдящему уже во тьм свчу, и я нашелъ, къ счастію моему, что сгорли пустыя, ненужныя бумаги, да въ одномъ только дл отгорли понемногу углы, которые тотчасъ я подклеилъ вишневымъ клеемъ, и отгорвшій упадокъ приписалъ собственною рукою. Потомъ, когда началъ приклейку и подложенной вмст съ нею допросъ обрзывать, дабы сравнить съ дломъ, то перехватилъ неосмотрительно пополамъ ножницами архіерейскую собственноручную резолюцію съ помтою. Эта бда хуже пожара! Я подклеилъ и резолюцію, но боясь архипастырскаго правосудія, пошелъ я къ нему съ длами и слдующими къ подписанію грамотами попоздне обыкновеннаго, дабы между дневнымъ и свчнымъ свтомъ удобне могла скрыться моя приклейка.
Архіерея встртилъ я дущаго съ оберъ-провіантъ-мейстеромъ Д. В. Астафьевымъ, который ему еще въ Торжк былъ добрый пріятель. Онъ, увидя меня съ ношею бумагъ, и притомъ расчесаннаго въ нсколько пуколь, распудреннаго и въ башмакахъ съ блестящими пряжками, приказалъ остановить карету веллъ мн ссть напротивъ, и примолвилъ Астафьеву: ‘Это у меня такой надежной’. Потомъ, взявши меня за свободную отъ бумагъ руку, сказалъ: ‘продолжай Добрынинъ такъ, какъ ты началъ’.
Милостивыя слова, и первой разъ сиднье съ архіереемъ въ карет, произвели бы во мн безпримрную радость, если бы не тревожила меня приклейка.
Архіерей, прибывъ къ Астафьеву и въ продолженіе тамъ пріятельской вечеринки, вс грамоты подписалъ и надлежащія резолюціи положилъ, не примтивъ къ успокоенію моему моей подклейки, чему я не меньше радовался, какъ дозволенію ссть въ карету.
Въ прохожденіе сей должности, по мр прибытка въ моемъ карман, умножалась противъ меня и зависть, какъ натуральной спутникъ планеты счастія, а можетъ быть сіе зло было и противъ зла. Оставимъ это разсуждать искусникамъ въ моральный химіи. — Въ проходной канцеляріи злобились и роптали на меня приказные, кои производили дла только слдственныя, въ которыхъ трудъ безъ награды, а къ ставленическимъ, въ которыхъ награда почти безъ труда, не имли права касаться.
Съ другой стороны, вс оставшіеся въ Свскомъ архіерейскомъ дом, практикованные любостяжатели напряженную противъ меня питали злобу. Консисторскій судья Иринархъ, о которомъ я выше говорилъ, былъ въ семъ комплот не послдній, — потому, что и его кружечный сборъ, по случаю нашего похода, порученъ былъ мн съ тми же правилами.
Сопостаты мои, до возвращенія еще нашего въ Свскъ, приняли въ наступательной противъ меня союзъ архіерейскую сестру {Она была за соборнымъ ключаремъ, котораго преосвященный пощупалъ палками въ своей спальн, за какое-то празднословіе, и потомъ сослалъ въ какой-то Кiевскій монастырь, по сношенію съ начальникомъ онаго, гд и скончался сей несчастный человкъ, а сестра осталась при брат съ малолтними дочерьми, изъ которыхъ старшая помолвлена была за меня, о чемъ скажется на своемъ мст. Г. Д.}. Вс они вмняли мн въ важное преступленіе, что я, пользуясь, по ихъ мннію, одинъ прибытками, не присылаю имъ подарковъ.
Правда, что я худой былъ политикъ, но то еще справедливе, что я и самъ пользоваться не умлъ. Двадцатилтній мой вкъ и монастырское, въ протчемъ хотя ограниченное воспитаніе, но въ семъ случа весьма достопочтенное, чтобъ не обидть ближняго, были тому основаніемъ.

XV.
Выздъ изъ Орла и проч. и проч.

Наконецъ, въ день Вознесенія выхали мы изъ Орла такъ же, какъ и въхали, при колокольномъ звон, поелику священство и звонари не смли не сдлать сего грома, но на заборахъ и на крышахъ никого уже не было, кром обыкновенно ходящихъ по улицамъ, у которыхъ какъ будто на лбахъ было написано, что они вс сердятся за толкованіе псалтири, или пошептываютъ: ‘по платью встрчаютъ, по уму провожаютъ’.
По призд уже въ Свскъ, открылся мн ясне вышесказанный противъ меня заговоръ. Прибывшіе изъ Орла увряли свскихъ моихъ завистниковъ, что я по меньшей мр вывезъ изъ Орла тысячу рублей.
Сочтено у нихъ было точное число посвятившихся ставлениковъ, и положено, по произвольному примру, какое число каждый могъ мн дать. Можетъ быть они и не ошибалися въ своей смт, но ошиблись во мн.
Посл, но нескоро узналъ я изъ опытовъ и примровъ заслуженныхъ корыстолюбцевъ, что я вмсто капитала пользовался только процентами, ибо вывезъ только сто руб. да пару платья.
Консисторскій секретарь Звревъ, хотя впрочемъ и добрый человкъ, не вытерплъ, чтобы не сказать, что онъ согласился бы помняться со мною на мста, если бы ему чинъ не мшалъ.
Какъ искра въ пепл, такъ злобная зависть въ моихъ непріятеляхъ тлла донын, и дйствовала минами, или подкопомъ, но вскор воздйствуетъ она порядочнымъ приступомъ или штурмомъ.
Уже мой владыка, начиненъ будучи дурнымъ обо мн мнніемъ, началъ громогласно при многихъ случаяхъ гласить: что, ‘онъ до меня давно добирается’, изреченіе, несообразное ни съ саномъ, ни съ правиломъ воспитанія, но въ духовномъ деспотизм — обыкновенное.
Между тмъ, какъ я тревожился и ожидалъ не зная самъ чего, архіерей разршилъ мое недоумніе слдующимъ маневромъ.
Во время оно, егда его преосвященство священнодйствовалъ, и по принесеніи безкровныя жертвы шествовалъ отъ престола къ своей каедр {Кресла или стулъ съ положенною на немъ пуховою подушкою, которая обыкновенно покрывается бархатомъ или атласомъ. Ha ceй каедр архіереи садятся въ церкви во время своего служенія, въ доказательство, — какъ они говорятъ, что ‘онъ властелинъ церкви’. Г. Д.}, на которой, по чиноположенію греко-восточной церкви, долженъ онъ былъ ссть и выслушать читаемыя мною, вмсто его, благодарственныя молитвы, за то, что онъ удостоился приобщиться святыхъ таинъ, то, вмсто всего этого, схватилъ онъ меня за волосы обими руками весьма плотно, и впился въ нихъ, какъ клещъ въ тло. Мужчина онъ былъ большой, сухощавый и сильный, слдственно руки его не были похожи на пуховыя. Во всемъ пространномъ алтар не осталось мста ни на вершокъ, съ котораго бы мы не подняли пыли. Первый ударъ моими ногами былъ объ ноги малорослаго архимандрита Карпинскаго, который въ надлежащей важности отпрыгнулъ къ окну, — хотя мн и не досужно было разсматривать, въ какой кто важности, куда прыгалъ. — Нкоторые сослужащіе и причетники разсялись по разнымъ мстамъ алтаря, нкоторые выбжали въ церковь, вс высматривали изъ-за плечей одинъ другого, ожидая съ благоговніемъ, со страхомъ и трепетомъ окончанія святительскаго на мн рукоположенія. Кадмъ дракона не убивалъ съ такимъ мужествомъ, волкъ агнца не терзалъ съ такою жадностью, Сампсонъ, злясь на филистимлянъ, не связывалъ съ такимъ проворствомъ лисицамъ хвостовъ, и даже самый Духъ праотцу Iакову не ломалъ лядвіи столь безжалостно, какъ сей пастырь меня по алтарю Господню потаскивалъ. Онъ до тхъ поръ меня изъ рукъ не выпустилъ, пока не осталось въ нихъ все то, что оными захватываемо было, кром самой головы и шеи, по которымъ досталось только нсколько кулачныхъ совковъ и оплеухъ, подъ пніемъ концерта. Можно сказать: что онъ для того и облачился, чтобы отправить надо мною во всей слав сію церемонію. Я не расположенъ былъ замчать и видть повствуемую мною акцію, но меня удостовряли объ ней посл вс самовидцы единословнымъ сказаніемъ.
Наконецъ гнвъ утолился, разъяренный іерархъ утрудился, настала тишина, открыта моя вина. Какая вина? Вина та, что предъ каедрою не было орлеца {Орлецъ, на которомъ становятся архіереи вмсто подстилки. Онъ круглой фигуры на подобіе блина. Въ діаметр вершковъ около 12-ти, съ вышитымъ изображеніемъ орла. Г. Д.}. Тогда архимандритъ, посмотрвъ на архіерея учительски, далъ ему знать, сдлавъ изъ себя полную мину, о доброт сего происшествія, — не знаю только, для меня ли онъ сдлалъ сей видъ неудовольствія, или для архіерея, или для своихъ ногъ, по которымъ ему досталось моими.
Архіерей слъ уже на каедр, — разумется, что орлецъ былъ уже у него подъ ногами, — я началъ ему сгоряча драть благодарственныя по причащеніи молитвы, которыхъ ни онъ, ни я отъ жару не понимали. Онъ однакожъ лъ, сидя, мягкую просфору и запивалъ краснымъ кагорскимъ виномъ, а я читалъ въ молитвахъ, чтобы ‘благодареніе его преосвященства было ему въ радость, здравіе и веселіе, въ страшное же и второе пришествіе сподобленъ онъ былъ стати одесную’.
Пришедъ я въ мою горницу, пустился въ глубокое малодушіе. Предался самой горькой печали, не меньше отъ побоевъ, какъ и отъ стыда, не разсуждая, что сей стыдъ раздлялъ со мною самъ архіерей. Пораженный скорбію въ душ и тл, слъ я на стулъ и просидлъ безчувствительно до самаго вечера, положа голову на столъ. Казалось мн, что я не спалъ и видлъ, какъ архіерей въ алтар, инымъ бороды рветъ, иныхъ свчами подпаливаетъ, а ко мн бросается таскать. Предъ вечеромъ я образумился и узналъ, что все это мн мечталось въ жару. Мн сказали, что я, сидя на стул, спалъ и бредилъ. Ночь мн была такова-же, какъ и день, а въ наступившее утро архіерей постилъ меня самъ: онъ не спрашивалъ, чмъ я боленъ, а только осмотрлъ пульсъ и языкъ, и вышедши изъ моего покоя, возвратилъ ко мн служителя своего съ увреніемъ, что ‘его преосвященство гнва на меня не иметъ’. Я обрадовался крпко сему благоволенію. Какое различное дйствіе радостнаго духа съ печальнымъ! Я вдругъ сдлался здоровъ или, по крайней мр, мн такъ показалось. Одлся и пошолъ въ ставленическую контору къ должности. Не писалъ я тамъ и получаса, какъ пронялъ меня жестокій ознобъ. Ризничій, от. Гедеонъ {Братъ его родной Ириней Братановскій въ Вологд былъ епископомъ. Г. Д.}, въ покояхъ котораго была и контора, видя, что со мною длается худо, далъ мн тотчасъ свою постелю, въ которую я и повалился, ибо не въ силахъ уже былъ пройти чрезъ подворье до своего покоя.
Посл озноба слдовалъ жаръ, которой хотя лишилъ меня памяти, однако-жъ не отнялъ мученія, чувствуемаго въ жестокой горячк. Уже болзнь меня осилила такъ, что и помощь подать было поздно, по мннію городового лекаря. Мать моя пришла изъ женскаго монастыря. Она видла, что положеніе мое предвщаетъ мою кончину, а ей самой непрерывную болзнь во вс остатки дней. Отдавшись натуральной любви, начала она горько сокрушаться, произнося такія слова, какія матерняя любовь могла изобрсть при потер ея послдняго сына. Ее уврили, что присутствіе ея для меня вредно, почему и убдили ее возвратиться въ монастырь, хотя на нсколько времени.
Самая жестокость болзни продолжалась девять дней, въ продолженіи которыхъ совершили надо мною священныя таинства. Всмъ казалось, что перевсъ былъ къ смерти, а особливо, когда я напослдокъ приутихъ такъ, что сомнительно было, заснулъ ли я, или уже испустилъ послднее дыханіе — какъ вдругъ, неожиданно, — я чихнулъ!
Секунда чиханія была для меня столь несносный и премучительный ударъ, какъ-бы голова моя въ мелкія части разлетлась. Но тотъ же самой ударъ произвелъ собою теченіе изъ носа крови, которая сперва полилась почти непрерывною струею, а потомъ, мало-по-малу уменьшаясь, перестала, наполнивши тарелки три глубокихъ. Я тотчасъ заснулъ спокойно на цлыя сутки. Проснувшись, припомнилъ что я боленъ, и самъ себ не врилъ, въ самомъ ли дл голова моя не болитъ, или не въ другой ли уже я жизни? На ту пору вошелъ ко мн пвчій Козьма Вышеславцевъ {Онъ былъ изъ ‘архіерейскихъ дтей боярскихъ’ по стариннымъ россійскимъ правамъ, и принадлежалъ къ новогородскому архіерейскому дому, но по нераднію предковъ его, попалъ въ служители Хутынскаго монастыря. Онъ былъ хорошій чтецъ, пвецъ, писецъ, игрокъ на гусляхъ, и умлъ услужить, почему и взятъ былъ хутынскимъ архимандритомъ Парфеніемъ, бывшимъ потомъ преосвященнымъ епископомъ, въ келейные, но при всхъ его полезныхъ способностяхъ и добрыхъ качествахъ, имлъ онъ несчастіе пить запоемъ, почему, отставъ отъ смоленскаго, присталъ къ нашему архіерею въ число пвчихъ. Во время одного запоя ознобилъ онъ лвой руки вс персты, которые ему и отпилили, излечившись, присталъ въ капеллію къ рыльскому помщику Алексю Васильевичу Ширкову, и тамъ вскор умеръ. Вчная ему память! если бы сей полезный пьяница меня не приберегь, то можетъ быть я умеръ бы между трезвыми и проповдывающими добродтель — воздержаніе. Читавши въ моей жизни словарь о людяхъ, отличившихся дарованіями или добродтельми, по истин, нахожу многихъ не лучше его. Напр. ‘онъ былъ искусной проповдникъ слова божія. Процвталъ въ 1598 году, но его проповди до насъ не дошли’. Подобное въ житіяхъ св. отцовъ: ‘б нкто Авва въ пустын, пріиде къ нему нкій братъ и бесдова съ нимъ о спасеніи души. Богу нашему слава’. Г. Д.}, который во всю мою болзнь былъ при мн безотлучно изъ единаго ко мн доброхотства и пользовалъ холодительнымъ питьемъ и перевязками по пульсамъ. Онъ меня спросилъ: каково мн посл крови? Но городовой лекарь, который меня не пользовалъ, потому что ему опоздали сказать о моей болзни, прескъ, вошедши, нашъ разговоръ. Онъ, посмотря на мой языкъ, сказалъ съ веселымъ видомъ: ‘жаръ миновался, завтра вели для себя сдлать ячменную кашицу съ курицею, а посл надобно будетъ дать не очень крпкое пургаторіумъ для очищенія внутренностей отъ вредныхъ гнилостей’. Вскор пришелъ ко мн изъ архіерейскихъ покоевъ осмидесятилтній старикъ, называемый Палй {Сей Палй вывезенъ былъ преосвященнымъ въ прошломъ году изъ Кіева, по старому между ими знакомству, и жилъ при архіере безъ всякой должности, кром что иногда архіерей шучивалъ надъ нимъ — сколько можно шутить нраву крутому и свирпому, слагая на имя его канты, и описывая въ оныхъ охоту его къ водк и худое портное мастерство, — худыми кіево-малороссійскими стихами. Исторія его потому была архіерею извстна, что они были пріятельми въ кіевскомъ петропавловскомъ монастыр, дали изъ одного горшка и пивали изъ одной бутылки. Очень ясно, что были старые артельщики. Г. Д.}. Онъ мн разсказалъ, что архіерей въ продолженіе моей болзни часто меня посщалъ, а его, Паля, призывая иногда къ себ, вопрошалъ: какъ онъ думаетъ? выздоровю-ль я? Онъ бранилъ вспыльчиво — разсказываетъ Палй — свою сестру, и отдавалъ, въ случа моей смерти, весь грхъ на ея душу.
Черта прекрасная! но похожа на Пилатову, который, давши іудеямъ воинскую команду распять Христа, умылъ руки въ доказательство своей невинности въ убивств праведника.
Вскор посл болзни, я предпринялъ выпрыгнуть изъ постели, но слабость не удержала меня на секунду на ногахъ, и я нсколько времени спустя имлъ нужду свалиться опять въ постелю. Потомъ, мало-по-малу укрпляясь, оздоровлъ такъ, какъ обыкновенно оздоравливаютъ больные. A преосвященный тмъ временемъ отправился, по указу святйшаго Сvнода, въ Черниговъ, погребать тамошняго преосвященнаго Кирилла Ляшевецкаго (ум. 14 мая).
По случаю прикосновенія къ матеріи о смерти сего преосвященнаго, разскажу я приключеніе, случившееся предъ его смертію, которое причинило, или по крайней мр ускорило его кончину, и о которомъ слышалъ я отъ своего архіерея вотъ какъ:
Преосвященный черниговскій былъ нсколько времени боленъ. Потомъ болзнь прошла, оставалась одна слабость, почему онъ и не оставлялъ шолковаго, стеганаго шлафрока, по обыкновенію духовныхъ, съ двумя или тремя парами застежекъ.
Въ семъ-то роковомъ шлафрок легъ онъ, будучи въ слабости, въ постель, въ вечернее время, раньше обыкновеннаго, и читая книгу заснулъ. Во время сна свча оплыла, обвалилась на подушку, часть постели мгновенно охватилась огнемъ, а преосвященный не пробуждается, къ чему уповательно причиною было и слабое его здоровье, требовавшее, натурально, посл болзни пріятнаго сна. Огонь коснулся шлафрока. Преосвященный почувствовалъ, что это не ванна. Онъ выскочилъ изъ постели, началъ рвать на себ горящій и всми застежками застегнутый шлафрокъ. Но гд ни хватитъ руками, везд находитъ огонь, а шлафрокъ, чмъ бол размахивается, тмъ скоре на воздух охватывается огнемъ. Между тмъ, пока на отчаянной его крикъ сбжались усердные архіерейскіе служители, которые на ту пору, по обыкновенію монастырскому, заботились о томъ, какъ бы сть, пить и спать исправно, и разорвали огненный шлафрокъ, преосвященный, не совершенно еще оправившійся отъ первой болзни, перепугался, и въ нкоторыхъ мстахъ обгорлъ. Посл чего заболлъ вторично и — умеръ.
Кто хочетъ чтеніемъ заняться при свчи,
Тотъ берегись дремать, чтобъ не сгорть спючи.
Уже я дописался до того времени, въ которомъ кончится настоящее мое званіе и въ которомъ начнется будущее. До сихъ поръ былъ я пвчимъ съ кантатою {Книга партесная, нотная. Г. Д.}, былъ подьякомъ съ чиновникомъ {Книга, по которой отправляютъ архіереи священнослуженіе. Г. Д.}, маршаломъ съ пастырскимъ жезломъ, былъ въ ставленической контор канцлеромъ, и собирая въ кружку деньги, былъ врнымъ казначеемъ, съ помочью преподанной мн отъ его преосвященства ариметики, былъ иногда у переписки поученій и другихъ рукописей, но теперь послдуетъ со мною такая важная эпоха, которою долженъ я начать.

XVI.
Новое достоинство.

Сего 1770-го г. августа въ 24-й день очень рано потребованъ я къ архіерею. Предсталъ я къ нему въ пол-лежащему на канапе и встртившему меня сими священными словами: ‘слыши! приклони ухо твое, забуди люди твоя и домъ отца твоего, и возжелаетъ царь доброты твоея’, — (слова прор. и царя Давида), — потомъ продолжаетъ:
‘Отъ давняго времяни намреніе мое было, сдлать тебя къ себ поближе. Прилежность и исправность твоя во всхъ возлагаемыхъ на тебя должностяхъ, и точное исполненіе всхъ моихъ приказаній, давно побуждаютъ меня отличить тебя отъ всхъ, находящихся въ моемъ дом. Отъ сего дня долженъ ты быть при мн келейнымъ на мсто отринутаго за пьянство В.’
Услыша объявленіе, на священномъ язык, жестокой для меня милости, остолбенлъ я, какъ Лотова жена. Зналъ я, что въ теченіе трехъ годовъ, девять келейныхъ бжали отъ святительскихъ его рукъ, вслдствіе чего и отвтъ мой состоялъ въ томъ, чтобъ его преосвященство оставилъ меня при прежней милости, а вновь бы къ ней ничего не прибавлялъ, ибо я отвчать за нея не въ силахъ по слабости моего здоровья и сложенія. Представлялъ я необыкновеніе мое и несклонность къ служб такого рода. Не пропустилъ, что природныя его преосвященства дарованія, просвщенныя наукою и зрніемъ иностранныхъ государствъ, требуютъ опытнаго человка. ‘Ты-то и будешь у меня, прервалъ архіерей горькую мою рчь, такой келейный, какого я давно предполагалъ въ мысляхъ, если ты такъ обо мн понимаешь’. Я тысячу разъ на себя досадовалъ, что я самъ свое дло испортилъ своимъ объясненіемъ, досадовалъ, не понимая того, что своенравный сильный — всякое безсильнаго объясненіе можетъ обращать во свою пользу.
‘Не тревожитъ-ли тебя то’, спросилъ архіерей, какъ будто зная мои мысли, ‘что отъ меня 9 келейныхъ отошли нечестнымъ образомъ? Инако и быть не могло, продолжалъ онъ, ибо ни одинъ изъ нихъ не имлъ ни ума, ни врности, ни порядочнаго поведенія. A человкъ, неимющій совокупно сихъ трехъ квалитетовъ, ни въ какую благородную должность не годится. По крайней мр, быть такому не при мн. Напротивъ того, качества добрыя въ теб я найти не сомнваюсь, а паче съ моимъ наставленіемъ. Сверхъ того, съ талантомъ твоего правильнаго письма, ты можешь быть при мн кабинетнымъ секретаремъ, ты же знаешь, — примолвилъ онъ, — что прежніе мои служители назывались келейными только отъ моихъ подчиненныхъ, а отъ меня въ семъ достоинств признаваемы не были’.
Симъ послднимъ словомъ могъ я быть увренъ, что архіерейскіе келейники суть такое твореніе, которое должно быть возводимо на свою степень самими архіереями, посвящаемыми Снодомъ, слдовательно такой келейный не дальше отъ снодальнаго члена, какъ третье лицо.
Между тмъ, какъ чувствительность меня томитъ, неумолкавшій архіерей продолжаетъ: ‘Мое намренье выше и благородне, нежели ты думать можешь: мое намренье, чтобъ различествовать мн съ моимъ келейнымъ именемъ только и должностію, но душу имть съ нимъ одну’. Много еще подобнаго говорено, чего ни припомнить нельзя, ни писать нтъ нужды, но что написано, то самая истина, изъясненная точными архіерейскими словами, такъ какъ и везд, гд только бываетъ онъ прикосновенъ къ моему перу, есть врный списокъ и тонъ его слова.
Я долженъ признаться, что до тхъ поръ не весьма былъ добраго мннія о характер его сердца, ибо когда онъ смется, то смхъ его бывалъ самый ядовитый, съ сопровожденіемъ ругательства на весь свтъ, а не сангвинической. Когда онъ говоритъ, то кричитъ съ написаннымъ на лиц его недоброхотствомъ и злобою ко всему человческому роду. Когда кому что даритъ, то съ бранью и съ упрекомъ, что принимающій того не стоитъ и проч.
Но выговоренныя въ теперешней авдіенціи съ сильнымъ увреніемъ, и съ важнымъ видомъ, послднія его слова, перемнили меня въ одну минуту. Они впечатллись во мн и произвели самое хорошее мнніе о справедливости и нжныхъ чувствованіяхъ преосвященнаго, или лучше сказать, неопытность моя ослпилась великолпными увреніями, не зная того, что нтъ ничего легче, какъ большому человку заставить маленькаго всему врить, подобно какъ модному и бывалому въ свт щеголю не трудно обмануть невинную двку, вслдствіе чего, и бросился я преосвященному въ глубокомъ молчаніи въ ноги, по обыкновенію монастырскому, которое есть изъ главнйшихъ артикуловъ воспитанія въ оград словеснаго стада. A онъ, поднявъ меня, благословилъ, поздравилъ и призналъ келейнымъ. Такимъ обрядомъ совершилось посвященіе мое въ новое достоинство, обязывавшее меня ‘имть съ архіереемъ одну душу, и быть при немъ кабинетнымъ секретаремъ’.
Излишне было бы описывать подробно начало и продолженіе келейничихъ моихъ занятій, однако-жъ, чтобы не совсмъ объ нихъ умолчать, скажу хоть о такихъ, которыя мн скоре въ мысль впадутъ.
Прежде всего сдлано мн отъ преосвященнаго наставленіе наблюдать чистоту въ покояхъ, имть на своемъ труд и отчет гардеробъ и буфетъ, что и отправляемо было мною нсколько дней постоянно, въ продолженіе которыхъ я самъ собою былъ доволенъ и въ первый разъ узналъ на опыт извстное мнніе, что ‘порядокъ есть душа вещей’. Но мое узнаніе на опыт владыко святый {Титулъ россiйскихъ архiереевъ въ Малороссiи. Г. Д.} не замедлилъ въ пухъ разбить, о чемъ слдуетъ ниже.
Потребно вдать, что его преосвященство страстный былъ охотникъ до черныхъ работъ, кирпичъ и известь обжигать, и проч., почему имлъ обыкновеніе, вставая очень рано, забирать на оныя съ собою весь свой келейный штатъ, состоящій изъ дежурнаго, малаго пвчаго, изъ двухъ истопниковъ и нсколькихъ сторожей и дровосковъ, дабы они, по его словамъ, праздны дома не оставались, а посему, такъ какъ я оставался дома, то мн одному настояла необходимость, сверхъ предписанныхъ мн должностей, приниматься своеручно за метлы и щетки, за почистку столовыхъ ножей, подсвчниковъ, тазовъ и проч., не раздляя ни съ кмъ сей чести. За все сіе сперва совстился я приниматься, но видя, что всего сего требовалъ отъ меня архіерей безъ церемоніи, на силу опомнился, что мн рокъ судилъ, безъ суда, попасться въ чорную работу. При всякомъ пріём за сіи работы, мечталось мн какъ въ горячк и звенло въ ушахъ: ‘помни, что ты имешь съ архіереемъ одну душу, и что ты теперь у него кабинетный секретарь’.
Между тмъ, кабинетный секретарь и общая душа стсняли чувствительную иль слабую мою душу до глубокой унылости, ибо, хотя я родился и росъ въ бдности, однакожъ чувствовалъ въ высочайшей степени, что природа меня не сотворила рабомъ, и что сама она противится теперешнему моему жребію. Правило ‘молись и трудись’ мн было извстно, но я врилъ ему не слпо. Я разумлъ, что оно принадлежитъ человку благородному, должностному, гражданину, и проч., а не рабу, или невольнику, стенящему подъ игомъ самонравія. Однакожъ, не выпущая изъ памяти архіерейскихъ, при принятіи меня, обнадеживаній, мечталъ я въ свое облегченіе (сіе называютъ, не знаю почему, надеждою, безъ которой, увряютъ насъ же называльщики, будто бы и жить нельзя), что неприличная и непринадлежащая мн работа владык моему въ примт, что не хочетъ ли онъ испытать мое терпніе и трудъ и что, наконецъ, прекращающая вс поземельныя работы зима, возвратитъ къ своимъ должностямъ весь архіерейской штатъ, и тмъ поставитъ меня на пьедесталъ кабинетнаго секретаря, имющаго съ архіереемъ одну душу. Но сія мечта была не что иное, какъ мечта.
Въ одинъ день посл полудня, когда я занимался около блья, считая блое и готовя въ мытье чорное, прибжалъ ко мн архіерей запыхавшись, и въ зльной ярости оглушилъ меня громогласнымъ вопросомъ: ‘былъ ли ты сегодня въ церкви?’ Я въ страх и трепет, противъ неожиданнаго грома, отвтствовалъ, что былъ, ‘слышалъ ли евангеліе?’ слышалъ! — Потомъ опомнился, что я лгу, ибо нельзя мн было быть, во-первыхъ за недосугомъ, а во-вторыхъ потому, что и самъ архіерей, кром посвященія ставлениковъ, никогда въ церковь не жаловалъ. Но его ярому преосвященству не было нужды ни во лжи моей, ни въ правд, ни въ церкви, ни въ евангеліи. Онъ продолжаетъ въ жаркомъ гнв: ‘въ церкви читано евангеліе: ‘идже есмь азъ, ту и слуга мой будетъ’, а тебя цлый день нтъ при мн, да еще и въ такую нужную пору, когда я самъ съ работниками изъ новостроющейся церкви вычищаю щепу’.
Я, не дожидаясь бол, и радуясь что понялъ, къ чему клонился изреченный его преосвященствомъ съ толикою ревностію священный текстъ, поскакалъ въ новостроющуюся церковь, и очищалъ съ работниками на ряду щепу и всякой соръ, подъ собственнымъ надзираніемъ преосвященнаго, а вечеромъ, возвратясь въ покои, не ушолъ отъ жестокой брани за дневныя по покоямъ запущенія во время бытности моей на работ, равно и за оставленную на полу черноту, которая лежала до возвращенія нашего въ покои.
На завтра, на разсвт, приказалъ подавать чай, но вмст съ приказаніемъ схватилъ на себя теплые сапоги, полушубокъ, ухатую шапку, и ускакалъ подъ колокольню, гд тогда планировали землю. A когда я пошелъ доложить, что чай готовъ, то на докладъ мой состоялась конфирмація, чтобъ я взялъ носилки и носилъ съ прочими работниками землю, во исполненіе которой, и трудился я цлое утро въ пот лица за грхъ праотца Адама. Прочее время проходило въ подобныхъ упражненіяхъ, дающихъ мн преимущество имть съ архіереемъ одну душу. Сверхъ того, казнилъ онъ меня всякой день браныо за то, что у меня волосы становились малы. Я приносилъ оправданіе, что причиною тому недавно прошедшая горячка, и что посему они еще меньше станутъ, или и совсмъ вылезутъ. Но мое оправданіе отвергаемо было съ пущею бранью, отъ которой я во искушеніи уже былъ суеврить, не заключали-ль въ себ и мои волосы такъ, какъ Сампсоновы, какой-нибудь тайны?
Но мое подозрніе было основательне, когда я началъ замчать,не тронулся ли преосвященный въ ум, или не иметъ ли отъ природы нкотораго степени сего несчастія. И въ самомъ дл, когда я не былъ къ нему такъ близокъ, то странная его натура не столько мн была подозрительна. Я сообщилъ мое подозрніе выше-упомянутому мною К. Вышеславцеву.
‘Ты этимъ не шути, отвчалъ онъ мн. Я помню, продолжалъ Вышеславцевъ, когда покойный преосвященный новгородскій Димитрій Сченовъ назначилъ его на проповдь, то онъ надъ сочиненіемъ оной съ ума сошолъ и былъ долго боленъ’ {Онъ тогда былъ іеромонахомъ и учителемъ въ новгородской семинаріи синтаксическаго класса. Г. Д.}.
Хотя такая всть меня еще не удостоврила, однако, приложа къ ней образъ архіерейскаго поведенія, она увеличила мое подозрніе.
Вскор за симъ услышалъ я (не подавая уже повода къ сей матеріи), города Путивля отъ священника Стефана, бывшаго прежде при архіере служителемъ, что преосвященный часто бываетъ сердитъ въ безпамятств, и часто говоритъ безъ надобности и понятія, подобно лунатику. Отецъ Степанъ былъ постарше меня вдвое. Онъ примтя, что я ничего ему не отвчаю, продолжалъ: ‘я вижу, что ты мн не вришь! посмотри же, какъ архіерей одинъ будетъ въ кельи во время новомсячія, и прислушай! Ты видишь, что я теб не солгалъ’.

XVII.
Новомсячіе.

Преосвященный избавилъ меня отъ терпнія. Въ первое новомсячіе примтилъ я, что онъ сердите и задумчиве обыкновеннаго, и чаще началъ меня бранить за умаленіе волосъ. Я уже не думалъ бол и примчать, какъ, сверхъ моего недуманья, случилось мн, будучи въ буфет, услышать разговоръ, происходившій въ гостиной. Зная, что нтъ никого съ архіереемъ, вскочило мн на умъ новомсячіе, вслдствіе чего взялся я, по наставленію отца Стефана, посмотрть и прислушать. Изъ темнаго буфета, сквозь стеклянныя и недотворенныя двери, видне и слышне мн было, нежели изъ-за кулисъ, и абіе очи мои узрша и уши услышаша сицевая:
Архіерей, ходя по гостиной горниц, то съ важностію, то съ скоростію, говорилъ нсколько тихо, потомъ, остановившись вдругъ, крикнулъ: ‘Я принцъ-архіерей, я не такой лапотникъ, какъ другіе русскіе архіереи. Я былъ на театр свта, меня учить никто не въ состояніи! Пріидите — истяжемся, сице глаголетъ свскій архіерей.’ Много еще было подобнаго въ сей рчи, въ которую вмшивалъ его свтлость и священные тексты. Потомъ, слышны были имена зврей, скотовъ, плавающихъ, пресмыкающихся и наскомыхъ, какъ-то: медвдей, лосей, слоновъ, лошадей, коровъ, лягушекъ, сверчковъ, мухъ.
Я очень былъ увренъ, что сей разговоръ не есть чтеніе Аристотеля. который, какъ я слыхалъ отъ ученыхъ, писалъ о естеств животныхъ. Наконецъ вотъ развязка: его княжеское преосвященство именами вышесказанныхъ тварей называлъ тхъ персонъ, которыхъ онъ, ходя и бгая по горниц. бранилъ, и изъ которыхъ мн многія извстны были по именамъ, а особливо снодальные члены и другіе архіереи.
Тутъ уже я уврился о сказанномъ мн отъ Вышеславцева, отъ патера Стефана и о своемъ подозрніи, но купно и потерялъ съ симъ остатокъ надежды къ лучшей когда-либо жизни, ибо, что можетъ быть бдственне въ жизни, какъ служить начальству и пастырю, который увренъ о себ, что онъ умне всхъ на свт, и долженъ быть выше и блистательне всхъ на свт! Уже я пересталъ думать о достоинств кабинетнаго секретаря и объ одной въ двухъ тлесахъ душ, какъ въ одну ночь преосвященный, проснувшись, кликнулъ меня, лежа въ постели. A когда я въ темнот подошелъ для принятія приказа, то онъ спросилъ меня:
‘Хочешь ли ты жениться?’
— Нтъ, отвчалъ я.
‘Когда хочешь, то вотъ теб невста, которая живетъ у ceстры. Она мн доводится своя. Ну, когда хочешь, такъ женись’.
— Нтъ, не хочу, отвтствовалъ я. ‘Да для чегожъ?’
— Мн еще рано жениться.
‘Ну поди’, заключилъ архіерей темную нашу авдіенцію.
Я зналъ эту толстую двку. Она иногда прихаживала ко мн въ постные дни за рыбою для архіерейской матери и сестры. Она еще не имла 26-ти лтъ, и была одна изъ находившихся при архіерейской сестр бдныхъ ея сродницъ, отправлявшихъ у нея должность прачекъ и служительницъ.
Возлегши на мою постелю, далъ я свободу своему разсудку руководствовать мною, какъ онъ хочетъ. Съ помощію его, толконулся я ко внутреннимъ моимъ движеніямъ, и не нашелъ въ нихъ ни пылинки согласія съ архіерейскимъ предложеніемъ. Разсудокъ говорилъ мн: ‘ты еще молодъ, ты долженъ о себ мыслить и промышлять, сколь можно лучше. Предложеніе теб архіерейское есть доказательствомъ, что онъ тобою не дорожитъ, а если онъ предлагаетъ теб изъ доброхотства, то посуди, что должно думать о его смысл?’ — Словомъ: сей путеводитель, надлавши много вопросовъ, отвтовъ, задачъ, разршеній, одобрилъ превосходно мое заключеніе, что я отказался отъ чести свойства съ принцемъ-архіереемъ и его новомсячіемъ.
Я, поблагодаря моего наставника, уснулъ и спалъ такъ, какъ вс спятъ молодые люди, съ тмъ только изъятіемъ, что мн ложась посл архіерея, и вставая прежде его, не оставалось въ сутки бол 41/2 часовъ на успокоеніе. Природа же съ настоящею моею участью столь не соглашалась, что я не возропталъ бы на время, если бы оно мн позволило выспать 10 часовъ съ ряду. A если владыко нашъ, въ теченіе дня найдетъ кого спящимъ, то тотчасъ поднимаетъ изо всей мочи крикъ и бросается искать палки, если ее на ту пору въ рукахъ не случится. Пробужденный симъ обрядомъ, спрашивай сколько хочешь: что прикажете? что надобно? ничего не услышишь, кром брани, крика, ругательства, и тмъ кончится вся церемонія, хотя-бъ это было и не въ новомсячіе.
Въ наступившее утро никакихъ изъ нашей ночной матеріи не видно было слдовъ, но за обдомъ преосвященный далъ знать, что онъ предлагалъ мн о женитьб не спросонья, ибо когда поставили на столъ плоды, то онъ, схвативши яблоко, бросилъ его въ меня изо всей силы такъ, что креслы его на аршинъ откатились съ нимъ назадъ, напоминая вмст съ замахомъ ночныя мои слова: ‘теб еще рано жениться’, и когда бы я не уклонился въ сторону, то лобъ мой не остался бы безъ контузіи. A у его преосвященства такой обычай, что когда разъ не попадалъ, то въ другой разъ тогда же не повторялъ, довольствуясь первымъ импетомъ {Латинское слово impetus — нападеніе, ударъ. Г. Д.}, каковъ бы онаго успхъ ни былъ, а сія благотворительная въ мудреной природ черта показывала, какъ будто онъ опомнивался, что сдлалъ ужъ слишкомъ много.
Всмъ, сидящимъ за столомъ {Съ нимъ тогда обдали братъ его, кіевской академіи студентъ, и инспекторъ брата Трипольскій, партикулярный еще учитель семинаріи, Сидорскій и членъ консисторіи Рудаковскій. Г. Д.}, непонятна была наша роль, однакожъ никто не смлъ вопросити объ открытіи таинства, въ ней заключающагося.
Но какъ я посл стола и по отшествіи архіерея открылъ ея родникъ всмъ желавшимъ нетерпливо его знать, то вс меня поздравили непрерывнымъ на мой счетъ смхомъ. Мн однакожъ было не до смха. Примчанія достойно, что самый робкій человкъ длается отважнымъ, когда доводятъ его до крайности. Я смекнулъ дломъ, и пошолъ тотчасъ къ архіерею.
Онъ, сдя въ спальн на постел, стригъ маленькую собачку, приговаривая къ ней по-французски, и взглянувъ на меня сказалъ: ‘это значитъ: бархатныя лапы’, а я отвтствовалъ: ‘нижайше прошу ваше преосвященство уволить меня отъ теперешней должности къ прежней’. Онъ бросилъ ножницы на одяло, вздернулъ носомъ къ верху, покраснлъ, собачка соскочила, все это сдлалось въ одинъ моментъ.
Вопросъ: Что тебя къ этому побудило?
Отвтъ: Т же самыя причины, которыя я, и при принятіи меня, представлялъ вашему преосвященству. Я не сроденъ къ такой должности, какую теперь имю…
‘То-есть, ты не хочешь’, сказалъ архіерей, и не давши мн на то отвчать, примолвилъ священный текстъ: ‘маловре! почто усумнился еси?’ Потомъ, помолчавши нсколько секундъ, скочилъ, какъ уколотый булавкой, вбжалъ въ кладовую, которая граничила со спальнею, — и началъ оттуда чрезъ порогъ бросать на помостъ цлыя выдланныя лисицы {Лисица живая или мертвая, есть та, которая съ мясомъ, и еще неободрана. Мхомъ лисьимъ называется много подобранныхъ и сшитыхъ лисицъ въ одно мсто. A какъ назвать должно однимъ словомъ содраную съ лисицы кожу съ волосомъ, и выработанную для раздленія ее на лисьи мхи, того я въ россійскомъ академическомъ словар не нашелъ. Можетъ быть, не въ томъ мст искалъ, гд надобно искать. Г. Д.}. Набросавши дюжины съ полторы: ‘вотъ возьми’ — сказалъ, ‘сдлай себ шубу, а чего не достанетъ, тогда скажи. Сукна на покрышку можешь самъ купить’. Я желалъ разумть, что онъ мн ввряетъ только выборъ сукна, но то разумлось, противъ моего желанія, чтобы я и деньги свои употребилъ, ибо онъ примолвилъ: ‘Деньги имешь’. Итакъ, двое мы съ преосвященнымъ соорудили одну шубу, которая явилась въ міръ въ достоинств мирнаго нашего трактата, и которую получилъ я вмсто отпуска, благодаря сватовства и новомсячія.
Въ сіе время — въ сентябр — прозжалъ изъ Петербурга на митрополію кіевскую, митрополитъГавріилъ Кременецкій, бывшій с.-петербургскій архіепископъ. Онъ угощаемъ былъ у нашего преосвященнаго, и у свскаго воеводы Пустошкина. Погостивши на семъ перепутьи дни съ три, выхалъ изъ Свска въ Гамалевскій, епархіи своей, монастырь, созданный въ лсу гетманомъ Скоропадскимъ, гд и прожилъ боле года, по причин свирпствовавшей тогда въ Кіев заразы, увренъ будучи, что для него нужне всего отъ чумы предосторожность, а для кіевскихъ жителей молитвы его могутъ и издали дойти.
По первому зимнему пути запросилъ преосвященнаго въ гости дйствительный камеръ-геръ Михайло Ивановичъ Сафоновъ, въ домъ его, состоящій Путивльскаго узда въ слобод Тернахъ, которая пожалована ему отъ императрицы Елисаветы Петровны при крещеніи ею сына его, и которая разстояніемъ отъ Свска верстъ на полтораста.

XVIII.
Гостепріимство.

Камеръ-геръ встртилъ преосвященнаго на крыльц. Тогда сдлалась мокрая съ холодомъ непогодь, вслдствіе чего преосвященный и возгласилъ камеръ-геру при первой встрч, что хотя время и не хорошо, однакожъ въ эту пору года и въ лучшихъ климатахъ бываетъ худо.
По вход въ залъ, хозяинъ сдлалъ гостю наиучтивйшее привтствіе, ловкія и ласковыя его слова давали въ немъ знать человка придворнаго {Онъ былъ женатъ на придворной же, рожденной графин Гендриковой и былъ вдовъ, имлъ пьянаго сына и двухъ дочерей прекрасныхъ. Г. Д.}, тогда было три часа пополудни, и кушанье было уже на стол, не тратя времени, хозяинъ сказалъ: ‘пора кушать, ваше преосвященство’.
Съ началомъ стола, загремла вокальная и инструментальная музыка. Музыканты одты были чисто, пвцы въ бломъ одяніи, и большею частію похожи были то на мопсовъ, то на борзыхъ, брюнетки были какъ мухи въ сметан, а блондинки, какъ сыръ въ молок, — иной бы подумалъ, что это сдлано въ угодность ревнивой жен, если-бы камеръ-геръ не былъ вдовъ. Они начали концертомъ, кладки г-на Рачинскаго {Славный капельмейстеръ, при музык графа Кирилла Григорьевича Разумовскаго. Мн случилось посл видть его въ Новгород-сверскомъ. Мужъ, на лиц котораго ознаменовано наичувствительнйшее сердце. Г. Д.} ‘Радуйтеся Богу помощнику нашему’, играли и пли прекрасно. Я слушалъ и звалъ съ восхищеніемъ, потому что зрлище сіе было для меня еще новое въ такомъ совершенств. Слуги услуживали проворно, а господа за кушаньемъ не уступали имъ въ проворств. Хозяинъ былъ веселъ и привтливъ. Все шло своимъ чередомъ, и вс, казалось, готовы были продолжать веселости, какъ владыка нашъ, повернувшись къ своему дежурному малому пвчему, стоявшему за нимъ съ тарелкою, крикнулъ-гаркнулъ, громкимъ голосомъ, молодецкимъ посвистомъ:
‘—Посмотри, скотъ! какой малой’ — указывая на одного изъ музыкантовъ — ‘да какъ хорошо на скрыпк играетъ, аты съ вора выросъ и ничего не умешь! Становись на колни!’
Малой грянулъ на колни. Я съ горестію потерялъ желаніе видть его преосвященство порядочнымъ въ такомъ дом, гд каждому пріятно было веселиться. Я сердился на новомсячіе. Вс на это странное явленіе обратили глаза. Архимандритъ Карпинскій покраснлъ. Хозяинъ отворотился къ оркестру, видя, что гость имлъ дерзновеніе домъ его сдлать публичнымъ мстомъ наказанія, во время обденнаго стола. Каждый почувствовалъ непріятное въ себ движеніе. Одинъ только преосвященный продолжалъ спокойно обдъ, и всталъ изъ-за стола въ одну пору съ осужденнымъ.
Въ послдующіе два дни видли мы домовую церковь, довольно хорошо украшенную, хотя деревянную, конюшню, манежъ, были зрителями одного театральнаго представленія и натуральнаго въ гор погреба, гд ставилось и хранилось вино собственнаго винограда. Я видлъ въ зал картину дома, въ которомъ родился великій Петръ. Наружныхъ лстницъ много, окны квадратныя, во вкус русской простоты, подъ рисункомъ написаны стихи Александра Сумарокова:
Въ россійской области въ семъ дом рокъ былъ щедръ.
Дохнулъ отъ небеси небесный россамъ втръ.
Природа извела сокровище изъ ндръ:
Въ семъ дом родился, великій росситъ Петръ!
Преосвященный во всю нашу бытность, препровождаемую кушаньемъ, дессертомъ, закусками, музыкою и ласковымъ хозяйскимъ пріемомъ, былъ очень недоволенъ, что такое гостепріимство связано съ порядкомъ, связывающимъ у него руки, ноги и языкъ.
На четвертый день, позавтракавши, отъхалъ домой. По пути захали въ путивльскій Молчанскій монастырь, гд приняты были игуменомъ Мануиломъ Левицкимъ и угощены. Подъ образомъ и подъ именемъ ‘благочинія’ забавлялись осмотромъ церкви и церковныхъ утварей. Въ одной, — помнится, — воскресенской церкви, показали преосвященному большой молитвенникъ въ листъ, въ переплет подъ блымъ пергаментомъ, въ позолоченномъ обрз. Очень новъ и чистъ. Повидимому, его хранили, какъ рдкость. При начал книги, на первомъ бломъ лист, написанъ рукою вкладчика стихъ стариннымъ малороссійскимъ, смшаннымъ съ польскимъ, языкомъ:
‘Гды будешь по сей кныз благаго благоты тако: Не рачь, молю, и мене въ увъ часъ забываты’.
Писано твердымъ, и по тогдашнему времени не худымъ малороссійскимъ почеркомъ и подписано: ‘Иванъ Мазепа полковой асаулъ’.
Преосвященный взялъ его въ свою библіотеку, которая потомъ вмст съ преосвященнымъ и съ молитвенникомъ умерла. А если-бы любостяжательность іерарха не тронула сей вещи съ своего мста, она бы и теперь и на будущія времена служила для церкви памятникомъ тхъ извстныхъ по исторіи временъ, въ которыя жилъ вкладчикъ, бывшій потомъ гетманъ Мазепа, и кончившій жизнь свою вмст съ измною Петру Великому, во время войны противъ Карла XII, короля шведскаго.
Многіе путивльскіе купцы, которые были побогаче другихъ, удостоены архипастырскаго благословенія и посщенія, гд обыкновенно, при вопл вокальной архіерейской музыки, пили и ли чрезъ цлый день, а въ монастырь къ игумену возвращалися спать. Хозяинъ нашъ былъ человкъ бывалой, вдомой и добрый. Въ младолтств своемъ находился онъ при кіевскомъ митрополит Рафаил Заборовскомъ дворецкимъ, и въ управленіи деревень, слдственно старинный архіерейскій солдатъ и знатокъ всхъ по части духовной обрядовъ и подробностей. Онъ находилъ удовольствіе заслуживать любовь и доброе о себ мнніе у знатныхъ духовныхъ лицъ и имлъ непорочное любочестіе, кому можно тмъ хвалиться. Чему всегдашнимъ у него доказательствомъ была книга въ переплет съ подлинными къ нему письмами отъ преосвященнаго митрополита московскаго Тимоея Щербацкаго, Тихона епископа воронежскаго, бывшаго свскаго и другихъ духовныхъ властей.
Сіи письма, хотя не заключали важной въ себ матеріи, но поелику писаны особами, посвятившими себя словесности и регулярной жизни, то и не была въ нихъ потеряна граматическая правильность, риторическая пріятность, и иногда дружескія, благопристойныя и остроумныя шутки. Все сіе было для меня полезнымъ навыкомъ, а паче въ такія времена, когда рдко гд умли правильно мыслить и говорить, кром академиковъ, которые питаются очень жирно и не приносятъ государству пользы ни на булавочную головку, кром задачъ праздностію порожденныхъ.
По вызд изъ Путивля захали по пути въ сел Есман къ священнику отцу Ивану Лвицкому, кіевской eпapxiи. На ту же самую пору случилось туда же захать одному изъ малороссіянъ, котораго попъ-хозяинъ поименовалъ полковникомъ Гриневымъ.
Лишь только сей Гриневъ сошелся съ нашимъ архіереемъ, то вдругъ невдомо изъ чего начались у нихъ диспуты философическіе, теологическіе, физическіе, математическіе, астрономическіе, астрологическіе, метафизическіе, филантропическіе и проч. Они бросалися изъ матеріи въ матерію, другъ противъ друга кричали, утверждали, опровергали, важничали, смялись, сердились, хохотали, садились, вставали, ходили, бгали, — крику полны горницы, а дла ничего. Двадцать часовъ съ лишнимъ у меня невыходилъ подносъ изъ рукъ — съ рюмками, стаканами, чашками безъ кушанья, въ спорахъ при попойк, а конца ничему не было видно. Уже я лишался силъ, хотя подвигъ сей былъ уже для меня и не новой, какъ къ счастію моему и ихъ, они поссорились.
Гриневъ бросился въ свой покой, архіерей, возсвъ на лавку, не могъ уже встать, завалился за столъ и заснулъ. Проснувшись, незаботились другъ съ другомъ видться и спросить о здоровь. Они разъхались по домамъ, оставя споръ свой ршить академикамъ, которымъ нтъ лучшаго дла.
Вышеупомянутый игуменъ M а н у и л ъ вскор посл сего, будучи въ Свск череднымъ консисторскимъ членомъ, сообщилъ мн, что отъ камеръ-гера Сафонова приготовлены были для архіерея, въ бытность его въ Тернахъ, многіе подарки, состоящіе въ лошадяхъ, коврахъ, коляск, салфеточныхъ и скатертныхъ полотнахъ и прочихъ своего завода и работы вещахъ, кои работаются у него съ отличнымъ искуствомъ. ‘Но все сіе, говорилъ игуменъ, оставлено, когда увидлъ Сафоновъ, что онъ у себя, вмсто архіерея и вояжира, угощаетъ бурлака, который тмъ опасне, что знаетъ языки и во многомъ свдущъ’.
Если бы я исторію мою пополнилъ важнйшими или достойнйшими любопытства описаніями, то не имла бы она исторической истины. Природа не сотворила меня лгать и любить ложь, почему миологію, метафизику, кабалистику и романсы безъ нравственности почитаю и для себя мертвыми, и себя для нихъ мертвымъ. Я люблю говорить то, что понятно, и люблю слушать то, что ясно и полезно. Для меня понятно, наприм., возстановить и утвердить порядокъ правленія, но не на мой вкусъ: ‘ поставить зданіе на незыблемыхъ столбахъ политическихъ’. Я могу написать: изнеможеніе или остатокъ законной силы и власти, но никогда не напишу: ‘единая тнь колоссальнаго могущества’. Я могу написать: паденіе государства и его законовъ, но не напишу: ‘потеря тяжести, равновсія политическихъ постановленій’. Кто такъ пишетъ, тотъ моей своеобычливости кажется такимъ аптекаремъ, который въ одной ступ толчетъ исторію съ механикой.
Я могу говорить: французы уклонились отъ порядка, истины, должности, но не скажу: ‘французы уклонились отъ знаменъ философіи’. Я могу говорить, что духовенство могло бы произвести споры за вру, проклятія и козни, но не скажу: ‘что духовенство зажгло бы религіозную войну’. Я разумю значеніе: отвратительнаго самолюбія, но гнушаюсь ‘гнуснымъ эгоизмомъ’. Мн понятно: изступленіе народа во время всеобщаго мятежа, но отвратителенъ ‘энтузіазмъ народа въ сію эпоху революціонной бури’. Мн понятно: французы зараженные изступленіемъ своихъ соотечественниковъ, но смшно: ‘наэлектризованные сообщительнымъ энтузіазмомъ французскихъ патріотовъ’. Я разумю: ужасное смятеніе народа въ такой уже было степени, что всякая преграда благоразумія — безсильна была отвратить его, но стыжусь разумть: ‘рка революціонная, которой берега низко опущены, разливалась съ такою быстротою, что уносила съ собою вс оплоты, которыми хотли поздно удержать ее’. Нтъ никакого таинства, что кровожаждущему Робеспьеру отрублена голова на эшафот, 9-го термидора, при радостномъ рукоплесканіи всего народа. Но не кстати загадка: ‘Глухой ревъ, который бываетъ предтечею бури, возвстилъ ея приближеніе, 8-го термидора громъ загремлъ, а 9-го термидора ударъ совершился’. Стрльцы, физики и канонеры говорятъ, что прежде совершается ударъ, а посл ударяетъ громъ, у нашихъ ораторовъ напротивъ. Пусть такъ пишетъ современникъ мой Сегюръ: онъ человкъ государственный. Пусть такъ переводитъ соотечественникъ мой Измайловъ: онъ уметъ говорить по-французски и я люблю читать его Евгенія Лукича, представляющаго не картину, но истинную исторію. Я люблю собственный томъ моихъ родовитыхъ предковъ, кои переводили, напримръ, троянскую исторію, писали царственную книгу царя Ивана Васильевича, не исключая и чудесъ, безъ которыхъ въ т времена нельзя было обойтись. Люблю ‘Древнюю Россійскую Вивліоику’ и еще, если угодно, люблю ‘Жизнь Никона патріарха’, который не былъ умне моего архіерея. A келейникъ его Шушеринъ, который писалъ его жизнь, былъ тоже что и я, съ тою только разницею, что онъ писалъ жизнь своего патріарха съ примсомъ къ ней чудесъ, а я пишу дянія моего принца-архіерея безъ прибавки къ нимъ постороннихъ чудесъ.

(Продолженіе слдуетъ).

Добрынин Г.И. Истинное повествование, или Жизнь Гавриила Добрынина, им самим написанная. 1752-1827 // Русская старина, 1871. — Т. 3. — No 4. — С. 395-420.

ИСТИННОЕ ПОВСТВОВАНIЕ
или
ЖИЗНЬ ГАВРІИЛА ДОБРЫНИНА,
ИМ САМИМЪ НАПИСАННАЯ.

1752—1827.

XIX*).
Новый годъ 1771.

*) См. ‘Русск. Стар.’ т. III, 1871 г. стр. 119 и 247.

Въ новый годъ съхались въ домовую архіерейскую церковь къ обдни вс штатскіе чиновники и гражданство, а посл обдни были у преосвященнаго съ поздравленіемъ. Я для того новымъ годомъ начинаю, чтобы привязать къ нему слдующую нашего покроя повсть:
Вс архіереи имютъ обыкновеніе принимать въ новый годъ поздравительныя рчи отъ находящихся при нихъ ученыхъ людей и отъ учащагося юношества. Въ соблюденіе сего обыкновенія и нашему преосвященному были таковыя — говорены посл обдни, въ большомъ зал, при вышесказанной публик, Кіевской академіи слушателемъ богословіи студентомъ Иваномъ Трипольскимъ, который былъ при брат архіерейскомъ инспекторомъ, студентомъ Василіемъ Садорскимъ, который обучалъ малыхъ пвчихъ латинскому языку, и нсколькими учениками. Но какъ между сихъ должно было, по очереди, говорить архіерейскому брату {Петръ Фліоринскій. Ему было 18 л. отъ роду. Г. Д.}, то онъ, сказавши нсколько словъ, пришелъ въ замшательство и остановился на сихъ словахъ: ‘ваши святые подвиги’, стараясь возбудить свою память снова: ‘ваши святые подвиги’, борясь съ смятеніемъ, которое сильно имъ овладло, лишь началъ говорить въ третій разъ: ‘ваши святые подвиги’, какъ вдругъ архіерей крикнулъ изо всей силы: ‘а ваши какіе?’ Вся публика, не исключая и самыхъ стариковъ-купцовъ, не .удержались отъ смха. A архіерей подъ это продолжалъ проповдническимъ громкимъ голосомъ: ‘и ты скотина, и тотъ оселъ, кто тебя училъ, поди, корова, шь сно, видно что ты не за свое принялся дло’.
Такимъ образомъ, братъ брата поздравя съ праздникомъ, увеселили публику больше, нежели вс риторическія студентскія привтствія. Однакожъ инспекторъ Трипольскій, будучи человкъ чувствительный, или малодушный, не выдержалъ публичной брани. Онъ бросился въ свой покой и тамъ, взвалясь на постель, питалъ цлый день глубокую задумчивость, безъ пищи и питья. Я, сжалясь надъ его чувствительностію, ослабилъ къ вечеру страданіе души его нсколькими рюмками вина и кускомъ жареной телятины. Онъ мн былъ благодаренъ и сказалъ: ‘ты лучше умешь утшать, нежели мой ученикъ говорить рчи’.
Между тмъ бывалъ я иногда у вышесказаннаго консисторскаго члена Иринарха Рудановскаго. Онъ тмъ сносне началъ со мной жить, что я, со вступленія моего въ новую должность, не управлялъ уже по контор ставленическими длами, почему вс мн перестали завидовать, а стали бояться и искать моей дружбы, не для того, чтобы кто ею дорожилъ, и не для того, что я имлъ иногда честь тазы чистить, но для того, чтобы я, по обыкновенію архіерейскихъ фаворитовъ, не наушничалъ архіерею на виновныхъ и невинныхъ.
Къ намъ присталъ въ союзъ вышесказанный учитель латинскаго языка Садорскій, который вкрался къ Рудановскому въ полную дружбу, а на похвалу меня истощалъ краснорчіе всхъ латинскихъ авторовъ. Онъ, при всякомъ свиданіи, находилъ во мн новое достоинство, коимъ имлъ охоту занимать свой панегирическій языкъ. Иринарха онъ обыкновенно называлъ ‘отцемъ’, а меня — ‘братомъ и другомъ’. Теперь понятна вся наша родословная. Я иногда прерывалъ его, говорилъ ему, что онъ небережно льститъ, но онъ умлъ насъ обоихъ уврить, что онъ говорилъ отъ чистаго сердца, безъ лести, почему и были иногда у насъ разговоры о преосвященномъ общи и откровенны, которые хотя ничего въ себ, кром правды, не заключали, однакожъ тмъ нарушается всеобщій порядокъ правленія, если подчиненные позволяютъ себ говорить о начальникахъ худо {Можетъ быть кто вопроситъ: ‘когда ты можешь такъ разсуждать, такъ для чего же ты теперь пишешь о другихъ, забывая скромность?’
Отвтъ: ‘для того, что я теперь нахожусь въ качеств историка, который, по званію своему, долженъ трудъ свой украшать правдою, такъ какъ піитъ — ложью, а ораторъ — празднословіемъ’. Г. Д.}. Чувствовалъ я нкоторое облегченіе, когда говорилъ съ человкомъ, охотно o мною, какъ казалось, раздлявшимъ мою горесть.
Въ прибавку къ такому облегченію, показалъ я Рудановскому письмо, писанное преосвященному отъ снодскаго оберъ-секретаря Остолопова. Оно было отвтное на то, которымъ преосвященный изъяснялъ сдланную ему снодомъ несправедливость, когда многіе архіереи, будучи, по его мннію, ниже его во всемъ, переведены на высшія, или лучшія епархіи, а онъ позабытъ или обойденъ. Остолоповъ отвтствовалъ ему: что ‘я хотя истинный вашему преосвященству другъ, но мое по сноду дло секретарское, почему и услужить вамъ, въ разсужденіи перемщенія, былъ не въ прав, да и впредь уврить не осмливаюсь’ и проч. Письмо сіе уврило насъ, что намъ не остается надежды сбыть съ рукъ святого владыку и избавиться отъ его архипастырскаго ига. Сіе самое и было побужденіемъ къ показанію мною Остолопова письма Рудановскому.
Въ зрлыхъ уже моихъ лтахъ, я самъ чувствую ошибки юныхъ моихъ лтъ, но нахожу неоспоримою истиною то, что и самаго опытнаго, пожилого можно испортить, если его всегда обижать.
Рудановскій вскор послалъ въ снодъ прошеніе о перевод его на житье въ который-нибудь изъ малороссійскихъ монастырей. Скоро послдовалъ желаемый указъ съ помощью брата его, снодскаго секретаря Григорія Ивановича Рудановскаго, вслдствіе чего и отбылъ онъ подъ шумомъ громогласнаго ругательства нашего архипастыря къ епархіальному своему архіерею, кіевскому митрополиту, имвшему тогда пребываніе свое, какъ выше сказано, въ Гамалевскомъ монастыр.
Теперь, по всмъ правиламъ тогдашняго моего легковрія, подлежало мн играть съ Садорскимъ дуэтъ, но онъ разсудилъ съиграть соло, какъ слдуетъ ниже.
Во единъ отъ дней примтилъ я, что архіерей мой пришелъ съ работы изъ рощи, съ весьма задумчивымъ лицомъ, которое мн было тмъ замчательне, что тогда не было новомсячія. Мое примчаніе увеличилось, когда я узналъ, что онъ противъ обыкновенія цлый день въ рощ пробылъ безъ работы, ходя и разговаривая съ Садорскимъ наедин, отославъ отъ себя даже и дежурнаго малаго, котораго должность была ходить за нимъ и который о семъ меня увдомилъ. Сіе увдомленіе просвтило меня, что Садорскій снялъ съ себя маску сыновства и дружбы и явился въ своемъ природномъ вид. Подозрніе мое было справедливо.
По утру архіерей натощакъ, когдя я явился къ нему по должности, слъ въ кресло и потирая рукою то чело, то бороду, при томъ красня и чихая, спросилъ меня такимъ тономъ, изъ-подъ котораго видна была досада его и смятеніе: ‘какіе у васъ съ Иринархомъ происходили обо мн разговоры?’
— Я не могу припомнить, — отвчалъ я: — а ежели что случилось, то мы необыкновеннаго ничего не говорили.
— ‘А письмо, — возгласилъ архіерей — какое ты показывалъ Иринарху? и какую ты имлъ причину вступать съ нимъ въ столь тсный союзъ?’
По счастію, нападеніе сдлано не въ расплохъ: приготовленъ будучи замчаніемъ, я тотчасъ отвчалъ: ‘письмо я показать не усумнился потому, что въ немъ не было никакого секрета, и мы читали его съ сожалніемъ, что другіе архіереи перемщаются, а ваше преосвященство остаетесь забытыми…’
‘Нтъ, неблагодарный, — закричалъ архіерей вскочивши съ креселъ: теб не въ пору меня обманывать! Я тебя увряю архіерейскимъ словомъ, что одинъ теб остался путь къ спасенію, то-есть: ежели ты откроешь вс ваши скопы и заговоры’.
Я по истин не зналъ и не имлъ что ему открывать, кром того, что мы иногда обнаруживали другь другу противъ его справедливое свое неудовольствіе. Видно, что Садорскій въ полной мр сохранилъ достоинство своей подлой души, видно, что онъ навралъ много небывалицы. Вслдствіе cеro началъ я его преосвященству кабинетныя нашего тріумвирата дла изъяснять безъ трусости тако:
‘Я все, что могу припомнить, донесу вашему преосвященству чистосердечно. Прошу только имть терпніе меня выслушать’.
— ‘Ври все’, крикнулъ лихой владыко.
‘Когда въ разговорахъ нашихъ, продолжалъ я, доходило до вашего преосвященства, то мы оба были согласны въ томъ, что ваше преосвященство весьма обидно поступаете съ подчиненными и вмст приверженными къ вамъ. Вы ихъ ругаете безпрерывно и повсемстно, а иногда и рукамъ даете волю, единственно для того, что вамъ такъ угодно, отъ чего натурально подчиненный теряетъ къ вамъ преданность. Притомъ мы сердечно желали, чтобъ ваше преосвященство получили большей степени епархію для того, чтобъ намъ остаться покойнымъ, но когда увидли изъ письма Остолопова, что вы остаетесь у насъ по прежнему, то такая всть нанесла намъ уныніе и мы почли сіе знакомъ божія гнва къ намъ. Позвольте ваше преосвященство имть подчиненному нжныя чувства и не запретите ему чувствовать всю тягость обиды, причиняемой отъ васъ…’
‘Ба! крикнулъ архіерей, да кто тебя научилъ этакому краснорчію? а терпніе гд?’ еще сильне онъ гаркнулъ.
‘Да будетъ ли пріятно, — отвчалъ я: — вашему преосвященству, чтобъ подчиненные ваши были уврены, что они осуждены на терпніе единственно для того, что вамъ досталось быть въ Свск? Однакожъ я оправдать себя не смю, а прошу меня простить, — и съ симъ словомъ кинулся ему въ ноги, безъ чего духовные отнюдь не прощаютъ, говоря при томъ, — ‘что я всю истину сказалъ, которую, не сомнваюсь, подтвердитъ и Садорскій’.
— ‘А онъ почему знаетъ?’ спросилъ лукаво архіерей раскраснвшись.
‘Онъ, отвтствовалъ я чистосердечно, былъ межъ нами второй членъ, да не сомнваюсь, что онъ же и смутилъ душу вашего преосвященства по обыкновенію подлыхъ людей, кои хотятъ сыскать для себя счастье на пагуб другого’.
— ‘Нтъ, сказалъ архіерей, онъ поступилъ какъ честный и благородный человкъ, я ему больше довряю, нежели теб, а ты долженъ благодарить его за то, что онъ подалъ случай истребить возрастающее въ теб зло’.
Проговоря еще нсколько подобныхъ словъ, окончилъ невкусную для меня авдіенцію, а къ себ потребовалъ которымъ и пробылъ до самаго полудня, не допуская къ себ никого.
Посл полудня конференцъ-секретарь, еже есть Садорскій, приходитъ ко мн и возглашаетъ: ‘я твой предатель!’ A я ему отвчалъ, повторяя архіерейскія слова: ‘я долженъ тебя благодарить за то, что ты подалъ случай истребить возрастающее во мн зло, которому однакожъ не ты ли самъ больше былъ причиною, нежели я?’ Онъ началъ пересменивать глазами, какъ воръ при уликахъ. Потомъ принялся-было за фразы и силлогизмы, но я сказалъ ему на отрзъ, что не хочу ни слушать, ни говорить. Тогда онъ вытащилъ изъ кармана листъ бумаги, на которомъ написано было рукою его, но мысльми общими съ архіереемъ, прошеніе отъ имяни моего съ объясненіемъ: якобы я предъ Иринархомъ ‘порицалъ его преосвященство человкомъ злобнымъ, обидчикомъ, лихоимцемъ и проч. И что я, убжденъ будучи совстію, раскаяваюсь въ моемъ согршеніи и прошу прощенія съ тмъ, что уже боле никогда вышеписанными именами изображать его преосвященство не стану, ни на словахъ, ни на письм, ниже какими іероглифами, ни на песк, ни на вод, ни на воздух ни на…. словомъ: ни на чемъ, а прошедшее потщусь загладить врною моею службою и приверженностію’ и проч.
Сія челобитная тотчасъ была мною, въ угодность архіерею, подписана почти такъ:
‘Словесная овца и
‘безсловесный рабъ’.
Обильная матерія челобитную распространила на третью страницу. По всему видно было, что работали ее двое ученыхъ запершись. Архіерей, получа еe отъ меня лично, съ обыкновенными монастырскими поклонами, положилъ на столъ свою панагію и веллъ мн на ней присягнуть во утвержденіе челобитной. Отъ сего времени служилъ я его преосвященству по прежней должности, а онъ противъ меня остался на прежнемъ основаніи, потому что не присягалъ.
Дло сіе тмъ не кончилось. Преосвященный, подъ видомъ посщенія кіевскаго митрополита, похалъ къ нему въ Гамалевскій монастырь {Гамалевскій пустынно-харлампіевскій Рождества Богородицы, 2-го класса мужской монастырь, бывшій въ кіевской, нын въ черниговской епархіи, находится близъ мстечка Воронежа, въ лсу подл села Гамалевка. Ред.}. Тамъ, призвавъ Иринарха, взялъ его на испытаніе и усовщаніе {Въ семъ мст надлежитъ замтить, что архіерей зналъ за собою что-нибудь такое, чего онъ сильно опасался, ибо для такихъ пустяковъ, кои мною выше обнаружены, кажется ему нельзя было столько суетиться и безпокоиться. Г. Д.}. Иринархъ — какъ я посл отъ него самого слышалъ, — со мною въ рчахъ не разбился, поелику ‘истина всегда бываетъ единогласна’. Слдственно много открылось лжи на сторон Садорскаго. Какъ бы то ни было, когда я сообщилъ Иринарху, что сіе изслдованіе родилось отъ предательства насъ Садорскимъ, то онъ объявленіе мое выслушалъ безъ удивленія и безъ досады, а я столько былъ простъ и увренъ въ немъ, что изъ равнодушія его ничего не заключилъ, а только недоволенъ былъ за то, что онъ не сердился на Садорскаго такъ, какъ я.
Съ годъ уже времени спустя, архіерей, при случа наитія на него добраго духа, сказалъ: что Садорскій оклеветалъ меня ему, по соглашенію съ Иринархомъ. Изъ чего я заключаю, но заключаю уже тогда, когда пишу мою исторію, т.-е. тогда, когда мн отъ роду течетъ четвертый десятокъ — что архіерей почиталъ молодость мою за простодушную и неопытную, а Садорскаго и Иринарха за исправныхъ мошенниковъ, кои, можетъ быть, хотли что-нибудь извлекать изъ моего простодушія. И ежели преосвященный не боле во мн находилъ вины, какъ только неопытную молодость, то, казалось бы, меня надлежало бы наставить, а я всякое добро понимать и его держаться былъ способенъ. Но ежели безъ причинъ ничто не бываетъ, то я слуга покорный новомсячію, доставившему мн причину воскликнуть, въ горести:
‘О всесильная непостижимость! почто ты не сотворила человковъ столь крпкими какъ скотовъ, для собственнаго ихъ спокойствія, слдовательно и блаженства! Но я первый не хочу пользоваться блаженствомъ такого рода, которое нераздльно съ природою скота. Итакъ, по вол твоей святой, пользуясь существомъ, правомъ и жребіемъ человка, имя недостатокъ въ воспитаніи, не имя помочи отъ истинныхъ, благоразумныхъ и благотворительныхъ друзей человчества, выходя самъ собою изъ круга простоты народной, и доходя безъ руководства до лучшаго политическаго состоянія, пилъ я на семъ топкомъ и болотистомъ пути неоднократно полную чашу горести!’
Въ сію бытность мою въ Гамалевскомъ монастыр, видлъ я въ церкви портреты создателей и снабдителей его деревнями — гетмана и гетманшу Скоропадскихъ. Гетманъ изображенъ нсколько сухощавымъ, съ булавою въ рук, а гетманша — пріятнйшею, молодою, полновидною, нсколько продолговатаго лица, съ хусточкою (платокъ), сложенною въ рукахъ. Оба въ національномъ малороссійскомъ одяніи.
A ежели у большихъ особъ ничего не должно пропущать безъ замчанія, то скажу, что я могъ замтить у нашего хозяина митрополита кіевскаго. Онъ во время обда, часто подвигая къ себ разныя съ вялою рыбою блюда, провозглашалъ: что, его ‘мать съ малолтства вялою рыбою закормила’ и потому онъ до нея великій охотникъ.
Въ продолженіе стола, его святйшество опытами удостоврилъ всхъ, что онъ говорилъ сущую правду.
Опорожнивши нсколько тарелокъ съ любимымъ его кушаньемъ, повелъ разговоръ, что онъ, живши долгое время въ Петербург, привыкъ къ тамошнимъ обрядамъ и обыкновеніямъ. A теперь, когда придетъ въ Кіевъ, не знаетъ, что начать: слдовать ли малороссійскимъ обыкновеніямъ, или малороссіяне должны принаровляться къ его петербургскимъ ухваткамъ?
Весь, сидвшій за столомъ, свято-кіево-митрополитанскій штатъ, приподнявшись благочестно и благоговйно, отвтствовали, почти въ одно слово, что весь Кіевъ долженъ себ за образецъ взять его святйшество. Мой принцъ-архіерей видя, что все уже съиграно, заключилъ монологомъ: ‘ваше преосвященство, — сказалъ онъ, — заслужили уже то у отечества, чтобъ ни въ какомъ случа себя не женировать’. Дал, сколько я въ митрополита ни вслушивался, ничего отъ него основательне не слыхалъ, какъ ‘разсужденія о польз и преимуществ всякой рыбы, и его самого’ {Добрынинъ говоритъ о митрополит кіевскомъ и галицкомъ Гавріил Кременецкомъ. Пожалованъ онъ митрополитомъ кіевскимъ изъ санктпетербурскихъ архіепископовъ — 22 сентября 1770 г., скончался 1783 г., августа 8 дня. Ред.}.
По возвращеніи нашемъ въ Свскъ, Садорскій взялъ верхъ. Отворенъ ему сталъ входъ къ архіерею во всякое время.
Я неоднократно въ моей жизни былъ свидтелемъ той истины, что ежели человкъ старается всегда повредить другому, то надобно оставить его на произволъ судьбы съ симъ несчастнымъ ремесломъ. Онъ произвольно добжитъ съ нимъ до участи достойной себя. Сіе случилось и съ Садорскимъ. Онъ, не покидая ремесла, началъ вывдывать пвчихъ, кои обучалися у него латинскаго языка и дежурили у архіерея, въ чемъ проводитъ архіерей время чрезъ вс 24 часа. Можетъ быть намреніе его было и невинно, ежели онъ хотлъ собственно для себя занять благой примръ. Но я зная, что архіерей великій непріятель такимъ невиннымъ намреніямъ, не почелъ за нужное обращать плутовство въ невинность, а объявилъ ему доносъ и доносителя.
Какъ врный бытописецъ, слдственно и любитель правды, не долженъ я сердиться, если кто обвинитъ меня за то, что я согршилъ противъ священнаго закона, который зла за зло воздавать не велитъ. Впрочемъ, кто знаетъ? можетъ быть, я тогда смотрлъ на текстъ, который не запрещаетъ платить тою же мрою, какую мы отъ другихъ получили, хотя бы то было ‘око за око и зубъ за зубъ’.
Итакъ, почти въ одну минуту дла мои приняли хорошій видъ. Архіерей почелъ меня за врнаго человка, который въ точности наблюдаетъ свою присягу, а Садорскаго за такого, какимъ я — его, а архіерей — меня не задолго предъ симъ признавали.
Садорскій приглашенъ былъ, по частому обыкновенію, къ столу. За столомъ архіерей, по обыкновенію, но сверхъ обыкновеннаго, началъ обнаруживать свой гнвъ самымъ жаркимъ, яркимъ, язвительнымъ гласомъ, проницающимъ отъ поверхности земной до предловъ превыспреннихъ, отъ поверхности земной діаметрально до Америки, просверливая землю и все встрчающееся въ ней, не изъясняясь никому, что ему надобно, чего онъ тамъ ищетъ, и кто прогнвалъ его смиреніе. Въ такихъ попыхахъ, схватываетъ со стола графинъ съ водою, ударяетъ со всхъ силъ объ полъ: графинъ въ мелкія части разбивается, брызги воды въ туманъ обращаются. Громъ по зал и покоямъ раздается.
Садорскій вздрогнулъ на своемъ стул.
— ‘А ты чего дрожишь, спросилъ его изо всей мочи архіерей: — видно ты чувствуешь свое плутовство? Ты бродяга! Каналья! вонъ изъ-за стола! вонъ изъ зала! вонъ изъ дому! въ метлы его’!
Такимъ образомъ, его преосвященство самъ разсмотрлъ дло, самъ написалъ опредленіе и самъ исполнилъ, въ одинъ часъ, присутственнымъ мстамъ было бы работы на три мсяца, не полагая въ сіе число справокъ и аппеляціонныхъ сроковъ. Садорскій выгнанъ изъ дому навсегда. Изгнаніе его въ чувствительнйшемъ моемъ сердц не произвело жалости, напротивъ скажу, что оно произвело, къ стыду человчества, склонное во мн удовольствіе.
Вскор посл сего донесено преосвященному, что собственноручное его росписаніе {Росписаніе, о которомъ я упомянулъ въ ХІ-мъ. Г. Д.} унесено изъ ставленической конторы невдомо кмъ. Вскор открылось, что это смастерилъ свской воздвиженской церкви дьячокъ Захарка, что и дйствительно было. Онъ, сорвавши его со стны, препроводилъ при своей бумаг въ снодъ. Преосвященный приказалъ его взять, посадить въ цпь и отдалъ въ солдаты. Къ поступленію съ нимъ такимъ образомъ не трудно было сыскать причину. Онъ былъ гуляка, почти до пьянства, буянъ, лтъ ему не было еще 30-ти. Взглянувъ на него, тотчасъ прочитаешь на лбу его: ‘смерть — копйка, голова — наживное дло’. Какъ бы то ни было, архіерей отдалъ въ солдаты своего доносчика, не дождавшись ничего отъ снода, и тмъ съ самаго начала далъ худой видъ своей справедливости и своей невинности.
Въ постъ Филипповъ {Постъ Филипповъ не потому называется, что Филиппъ — постился, но потому, что начинается сряду посл праздника св. апостола Филиппа 15-го ноября (Праздникъ въ честь св. апостола Филиппа 14-го ноября) и въ тхъ мстахъ Россіи, гд я родился и жилъ, больше знаютъ постъ Филипповъ, нежели ноябрь и декабрь, больше употребляютъ названіе дней, нежели названіе мсяцевъ и чиселъ, какъ будто они живутъ только 7 дней. Г. Д.} дьячка велно сенатомъ и снодомъ возвратить изъ воинской службы, а преосвященному велно, чтобъ онъ далъ въ снодъ объясненіе противъ донесенныхъ на него пунктовъ, изъ коихъ первый былъ — собственноручное предписаніе, второй, собственныя взятки. Прочіе же пункты, относящіеся къ должностямъ природы, или, какъ говорятъ, слабостямъ человческимъ, больше имли правдоподобія, нежели доказательства. Однакожъ на все надлежало отвтствовать, когда уже дошло до вопросовъ.
До сего времени, казался мн преосвященный твердаго и непобдимаго духа, но по полученіи снодскаго указа, храбрость его уснула. Онъ сдлался вдругъ изъ лютаго тигра (котораго я не видывалъ) кроткимъ ягненкомъ, пересталъ клясть Овчинникова, пересталъ проклинать Орловскихъ старовровъ, пересталъ бранить членовъ святйшаго снода, прекратилъ драки и брань въ церкви и дома. Уныніе и печаль на лиц его изобразились. Онъ прибгнулъ къ совтамъ многихъ законоискусниковъ {A законоискусники-то въ провинціи кто? Два въ провинціальной канцеляріи секретаря, третій протоколистъ, а четвертый отставной губернскій секретарь, славный во всей Блогородской и Орловской губерніи ябедникъ тогдашнихъ временъ, Иванъ Коробовъ. Г. Д.}, которые, повидимому, худо его обнадеживали, ибо, когда я къ нему, по выход ихъ, входилъ, то находилъ его въ пущемъ смущеніи и задумчивости. Онъ иногда говаривалъ и къ нкоторымъ въ Петербургъ писывалъ, что ‘не клевета доносчика его тревожитъ, которая сама по себ разсыплется, но то одно съ ногъ его валитъ, что свскій архіерей подъ судомъ’. По моему же мннію, весьма несносно для человка гордаго, когда его допрашиваютъ.

XX.
1772-й годъ.

1772-го года февраля 8-го, брата своего и инспектора Трипольскаго отправилъ онъ въ Петербургъ, перваго въ пансіонъ къ профессору Морбаху, а второго къ преосвященному петербургскому съ рекомендаціею, яко человка учившагося въ Кіев латинскаго языка и принявшаго смиренное намреніе вступить въ монашество, дабы посл достигнуть архіерейской шапки. Ему препоручены были отвтные въ снодъ пункты и просительныя ко многимъ по сей матеріи письма.
Трипольскій отписалъ изъ Петербурга, какъ оные, кмъ приняты и что въ комъ произвели. Объяснилъ, между прочимъ, сколь худо онъ принятъ снодальнымъ оберъ-прокуроромъ Чебышевымъ, который выговаривалъ ему суровымъ образомъ, что въ Петербург подарки не въ обыкновеніи въ такомъ случа, въ какомъ ему свскій архіерей подноситъ. ‘А когда я, пишетъ Трипольскій, усиливался съ просьбою о принятіи ихъ, то онъ закричалъ: ‘слуги, возьмите это все и выбросьте вонъ съ этимъ докучнымъ человкомъ’.
‘Тогда я, — продолжаетъ коммиссіонеръ: — видя, что хотятъ со мною поступить не въ силу просьбы, подхватилъ ящикъ съ конфектами и проч. и съ пособіемъ слугъ трафилъ на извощика безпрепятственно. Изъ сего ваше преосвященство видите, заключилъ Трипольскій, что мн съ грибами къ нему вызваться было нельзя’.
Ежели грибы сіи были архіерейскіе, то тмъ-то Трипольскій и худо сдлалъ, что не вызвался съ ними прежде.
Какъ бы то ни было, такое увдомленіе не порадовало преосвященнаго, но мн оно было не безполезно, потому что чмъ боле имлъ онъ съ какой стороны непріятныхъ встей, тмъ боле изъ свирпаго становился тихимъ и скромнымъ. И онъ довольно могъ бы поправить свое дло, еслибы на семъ остановился, ибо снодъ на отвтные его пункты долго молчалъ — какъ будто желая примтить, не перемнится ли онъ въ образ жизни. A между тмъ снодальные члены весьма искренно, благосклонно и прямо братски къ нему писывали, обнадеживая, ‘что собственноручное его предписаніе не относится къ корыстолюбію, или къ противорчію законамъ, но къ истребленію большихъ закрытыхъ взятокъ’ и проч., однакожъ отвтчикъ не умлъ воспользоваться добрыми къ нему снодальныхъ членовъ расположеніями.
Скромность свою чувствовалъ онъ тягостію несносною для него, терпніе — ненавидлъ, какъ природнаго своего врага. Онъ, покрпившись съ небольшимъ полгода, свергнулъ съ себя об сіи ноши, которыя для другихъ въ своихъ поученіяхъ называлъ ‘добродтелями, пробивающими дорогу къ вчному блаженству’.
Онъ началъ гласить съ помощью рюмокъ, стакановъ, чашекъ, что снодъ, не въ силахъ будучи найти резолюцію на премудрые его отвтные пункты, не знаетъ, чмъ ршить дло. Снодъ, по его мннію, былъ бдный судія, которому отъ свскаго архіерея пришло въ тупикъ! Тако ему вщающу, часто возглашалъ: ‘Koгo Богъ хочетъ наказать, у того прежде отниметъ умъ, и нечестивый, пришедъ въ бездну золъ, нерадити начинаетъ’, — не остерегаяся и не подозрвая, къ кому служитъ сей священный текстъ.
Одобряемъ будучи во всемъ такими знатоками приказныхъ длъ, которые за блаженство почитали, что архіерей раздляетъ съ ними крикливую бесду, рюмку и стаканъ — пустился во все больше обыкновеннаго и, чмъ многолюдне случалось у него собраніе, тмъ больше распространялся онъ съ ругательствомъ на сvнодальныхъ членовъ, именуя каждаго выдуманными имъ прозвищами. Оберъ-прокуроръ Чебышевъ не былъ забытъ въ сихъ поэмахъ. Словомъ, онъ возстановилъ и умножилъ прежній безпорядокъ жизни.
Уже сvнодальные члены, слыша, безъ сомннія, о его поведеніи, перестали къ нему писать и отвчать, а онъ, не переставая пить, бранить и бить встрчнаго и поперечнаго, бросаясь на нихъ самъ, сдлалъ изъ себя человка неистоваго больше, нежели былъ прежде.
Сколь такой родъ поведенія былъ ему безполезенъ, откроется посл, а теперь отправляюсь я съ его преосвященствомъ и со всмъ штатомъ или клиромъ въ Трубчевскъ, Брянскъ и Карачевъ для обозрнія, по долгу званія апостольскаго, ‘како пребываютъ братія’ и чтобы утвердить ихъ въ правилахъ вры, посять зерна добродтели, гд должно утвердить насажденная, гд можно, служащимъ олтарю съ олтаремъ подлиться.
Августа въ первыхъ числахъ (1772 г.) мы выхали и прибыли проздомъ въ Площанскую богородицкую пустынь.
Благодатная пустынь! Нельзя о теб замолчать! Ты уединяешься въ лсу сосновомъ и березовомъ, имешь каменную церковь, довольное число келій, хотя деревянныхъ, но покойныхъ и теплыхъ. Написанные на вратахъ твоихъ лики являютъ собою обитателей твоихъ, посвятившихъ себя уединенію, съ намреніемъ трудиться для спокойствія душевнаго и для избжанія суетъ мірскихъ. Ты имешь чистйшую воду рчную и ключевую. Тебя отъ солнечнаго зноя осняютъ деревья, тебя же они охраняютъ отъ свирпыхъ втровъ. Ты вмщаешь въ себ до 60-ти человкъ, монашествующихъ и бльцовъ, именующихся братіями. Твой начальникъ, титулуемый строитель, тмъ только отличаетъ свое начальство отъ рядовыхъ братій, что онъ первый на молитв въ церкви, — гд вечеръ, заутро и полудне благословляютъ Господа, — и первый на работ, гд копаютъ, сютъ, садятъ и собираютъ плоды. Твоя чада вяжутъ мрежи, работаютъ рзцами и другими орудіями. Они подносятъ постителямъ прекрасно сработанныя и окрашенныя трудовъ своихъ ложки, блюдцы, тарелки, сплетенныя искусно разныхъ мръ и величинъ корзинки и проч., не требуя за то вознагражденія и не подавая ни малйшаго къ тому вида желанія, благодарны отъ всего сердца тмъ, что имъ дадутъ. Твой уставъ ведетъ каждаго, посщающаго тебя, въ общую трапезу, предлагаетъ ему свой хлбъ и все то, что сварено для братьевъ. A для отличнаго гостя начальникъ и братія не опасаются соблазна изготовить птицу, а если угодно, такъ и барана, хотя сами строжайше удалены отъ брашенъ сего рода, даже до того, что самые юные бльцы не соглашаются, ни подъ какимъ видомъ, нарушать сей добродтели воздержанія. Часы на колокольн опредляютъ время, положенное для молитвы и работъ. Притекающіе въ твой храмъ, истинные поклонники, не находятъ въ твоей оград ничего оскорбляющаго чистоту ихъ сердечныхъ расположеній.
Да будетъ слава и честь господину Апраксину, хранящему тебя въ ндрахъ своего владнія:
Здсь услышалъ я исторію, частію отъ самого настоятеля и частію отъ братій и даже отъ послушниковъ, которая, повидимому, всхъ ихъ занимала и которую собравши въ одно, выйдетъ слдующая!
Въ начал временъ сего монастыря или пустыни, былъ въ ней настоятель инокъ Іоасафъ. Онъ, по нсколько-лтнемъ сею обителью управленіи, сдалъ ее другому брату, а самъ удалился въ непроходимую пустыню {Казалось бы, что это брянскій и карачевскій лсъ, называемый Кривой. Г. Д.}, тамъ живя многія лты, препровождалъ время въ молитв, въ пост, въ рукодліи келейномъ, рубилъ дрова, носилъ воду, копалъ, садилъ, сялъ. Его при томъ добрый нравъ привлекалъ къ нему много постителей. Многіе, приходя, просили у него постриженія въ монашество, а онъ имъ и не отказывалъ. Сими постриженіями наполнялъ онъ свои любимые монастыри, или пустыни: Площанскую, Блобережскую, Полбинскую, Барщевскую, изъ которыхъ, по всеобщемъ въ Россіи уничтоженіи лишнихъ монастырей, осталась только одна Площанская, на собственномъ содержаніи.
Снодъ провдалъ о ревностномъ его собираніи словеснаго стада, и неоднократно посылалъ повелнія его взять, но святого мужа гршнымъ людямъ уловить было трудно. Его многочисленные ученики, подобно разставленной страж, узнавали обо всемъ заблаговременно и наставнику давали время спокойно переходить изъ одного скита въ другой {Скитъ — пустынное обиталище, родъ монастыря, только безъ церкви. Г. Д.}. Да и самыя тогдашнія правительства, почитая святость его, попускали ему охранять себя, а онъ, между тмъ, постригая въ монашество желающихъ, гласилъ: ‘грядущаго ко мн не изжену вонъ’. Первенствующій снода членъ, митрополитъ Димитрій Сченовъ, видя, яко ничтоже успваетъ, но паче молва бываетъ, возгласилъ нкогда: ‘кто можетъ сказать, что у насъ нтъ патріарха? Есть патріархъ, который не боится ни епархіальнаго архіерея, ни снода’. A отецъ Іоасафъ, продолжая .постоянно принятый имъ образъ жизни, скончалъ благополучно въ пустыни дни свои въ старости мастит и погребенъ въ Площанской пустын.
Достойно замчанія, что сей престрогой — по словамъ его учениковъ — для себя пустынножитель, былъ снисходителенъ для своихъ учениковъ. Онъ имъ говаривалъ: ‘пейте и ядите, дти мои. Бсъ никогда ни пьетъ, ни стъ, да народу пакость творитъ! пейте и ядите во славу Божію, вашъ вкъ того требуетъ, но не упивайтеся и не объдайтеся, да не возрадуется врагъ нашъ о васъ!’
Мои втреныя тогдашнія лта не были любопытны узнать и видть его могилу, вмсто того я охочь былъ взлзть на колокольню, и видлъ нечаянно большой колоколъ съ надписью имяни сего почтеннаго старца.
Пробывши два дни въ Площанскомъ сіон {Человкъ обогащенный знаніемъ можетъ сказать: ‘Сіонъ есть гора въ Іерусалим, на которой стоялъ домъ Давидовъ, а Площанская пустыня значитъ: плоскость. Почему же писатель жизни своей называетъ ее сіономъ?’ Нy, виноватъ, какъ Каинъ, а перемнять не стану. Г. Д.}, выхали на третій — въ Трубчевскъ. Въ Трубчевск осматривалъ преосвященный благочинія въ церквахъ. Мы пробыли въ немъ дней семь безъ скуки.
Чолнскаго монастыря, подвдомственнаго Кіевопечерской лавр, отстоящаго отъ города верстъ на 7, игуменъ Антоній Балабуха, прибывъ къ архипастырю на поклонъ, способенъ былъ умножить удовольствіе на пирахъ трубчевскихъ. A потомъ, запросилъ онъ преосвященнаго со всмъ штатомъ и прочими гостьми въ свой монастырь {Чолнскій Спасскій Трубчевскій 3-го класса мужской монастырь находится въ Орловской губ., въ восьми верстахъ отъ города Трубчевска. Выстроенъ монастырь въ XVI ст. однимъ изъ кн. Трубецкихъ. Ред.}. И тамъ-то дали дёру всему тому, отъ чего смертный въ жизни бываетъ мертвецки пьянъ! Изъ всхъ гостей, гостинныхъ слугъ и архіерейскаго штата, коихъ было всего народа человкъ боле 40, едвали четвертая часть осталась праведниками. Само по себ разумется, что моя душа не была въ числ первыхъ трехъ частей, ибо авторъ долженъ другихъ только глушить пороками, хотя бы и не было ему противно, на случай надобности, англійское пиво.
На второй день къ вечеру возницы наши разсудили запрягать лошадей, что и побудило къ вызду гостей и хозяина, которые не заботились знать, какимъ мановеніемъ вывезены они изъ дома молитвы для доставленія ихъ обратно въ Трубчевскъ.
На пути архіерей, по обыкновенію, остановился со всмъ караваномъ, сталъ въ круг всхъ и веллъ подавать англійское пиво. Потомъ отвернувшись отъ всхъ, кром меня, прочь и пользуясь тишиною и пріятностью ночи, началъ инкогнито обходить вс повозки и засматривать въ нихъ.
Продолжая должность страннаго дозора, нашелъ на 60-ти лтняго старика, иподіакона Гавріила Антонова, который, обремененъ будучи лтами и напитками, лежалъ брюхомъ на повозк, а нижняя половина тла висла съ повозки, и касаясь слегка земли, опиралась объ нее такъ, что нельзя было отгадать виситъ ли онъ, стоитъ ли онъ или лежитъ? Архіерей, подскоча, ну гвоздить его ногою въ задъ, какъ будто отгадывая загадку.
Старикъ, почувствовавъ привтствіе, собралъ силы, встрепенулся, схватилъ архіерея въ охапку. Архіерей покушался вырваться, но старикъ ему доказалъ, что онъ безъ силы въ рукахъ. Они оба подняли шумъ, на который сбжались вс до единаго, и старикъ между тмъ разсмотрлъ, что онъ иметъ дло съ своимъ владыкою. Вслдствіе чего игуменъ Балабуха, трубчевскій протопопъ, трубчевскій воевода и прочіе духовные и свтскіе сановники, принявъ на себя должность судей, кричали вс разомъ и порознь и какъ кому цришлось. Иной говорилъ: ‘біяй врна или неврна, да извержется’, иной восклицалъ: ‘его же любитъ, наказуетъ’. Свтскіе гласили статьи изъ третьей главы военнаго артикула, а архіерей вопилъ: ‘Князю людей твоихъ да не речеши зла’!
Наконецъ, не отступая отъ большинства голосовъ, соблюдаемаго на всемъ земномъ шар, — можетъ быть потому, что большинство голосовъ иметъ на своей сторон и большинство рукъ — отдали въ полную и беззащитную волю овцу сильному пастырю, вслдствіе чего овца-иподіаконъ повалился ему въ ноги. Приказано ему лезть на большое сухое дерево, стоявшее тутъ же при дорог. И когда старость его съ ослабвшими отъ вина силами и съ помощью другихъ вскарабкалась по сучьямъ на высоту, то архіерей веллъ ему кричать по-кукушечьи. Странно, .забавно было и жалко слышать, или лучше сказать: каждому слышалось по-своему, какъ плачущій старикъ, истончивая басистый свой голосъ, віолончелилъ сквозь слезы: ‘куку-куку’. Ему подладило громогласнымъ смхомъ все духовное и свтское сумасбродство, отчего чрезъ все время нашего простоя разливалося по лсу непрерывное эхо.
Обрядъ вызда нашего изъ Трубчевска въ Брянскъ производился по семy же церемоніалу.

XXI.
Б р я н с к ъ.

Въ Брянск нa первый случай остановились въ Свнскомъ Новопечерскомъ монастыр {Свнскимъ называется по рк именуемой Свнь. Но простой народъ по-нын пазываетъ его ‘Свинскимъ монастыремъ’. Монастырь преогромный, богато и выгодно отстроенный — весь каменный, кром настоятельскихъ келій. Бывшій печерскій архимандритъ, Лука Блоусовичъ, имлъ охоту и возможность, при тогдашнемъ владніи деревнями, выстроить его превосходно, хотя безъ наблюденія орденовъ архитектуры и назвалъ Новопечерскимъ, а церковь выстроена на коштъ государыни императрицы Елисаветы Петровны при жизни еще ея величества. Сія чадолюбивая мать — которыя царствованіе у многихъ называется златымъ вкомъ — любила свой законъ и свою церковь, чтила духовенство и уничтожила смертную казнь. Г. Д.}, подвдомственномъ Кіевопечерской лавр, отъ города въ верстахъ 2-хъ, по приглашенію того монастыря начальникомъ, игуменомъ Палладіемъ.
Начавши съ хозяина, скажу, что игуменъ сей былъ человкъ соединяющій въ себ духовнаго со свтскимъ. Хорошъ собою, брюнетъ, благообразный, съ лакированными глазами и чистымъ голосомъ, великій мастеръ шутить и умлъ этотъ даръ употреблять кстати. Его критическій разумъ никого не обижалъ, напротивъ съ каждаго скучнаго лба сбивалъ морщины и заставлялъ смяться. Не диковинка, что его вс тамошніе дворяне любили, а можетъ быть — и дворянки. Ярманка тогдашняя, продолжающаяся тамъ каждогодно въ сентябр, около 4-хъ недль, на которую обыкновенно съзжается множество дворянства, умножила торжества архіерейскія.
Потомъ, перехали въ Брянскій Петропавловскій монастырь, подвдомственный нашему іерарху, въ которой собралось на проздъ все духовенство, штатскіе, тамошніе чины и нсколько дворянства. Въ продолженіи дней 15-ти архіерей въ монастыряхъ и въ нкоторыхъ церквахъ священнодйствовалъ, когда ему заблагоразсудилось. Всякой почти день прошенъ онъ бывалъ къ знатнйшему купечеству на обды, куда и слдовалъ всегда въ сопровожденіи немалочисленной свиты.
По усугубленіи роскоши, истинный сынъ церкви, старый помщикъ аддей Петровичъ Тютчевъ запросилъ пастыря въ свой дворянскій домъ, отстоящій отъ Брянска верстъ на 15, со всмъ множествомъ духовныхъ и свтскихъ персонъ.
Обозъ или караванъ нашъ состоялъ изъ многочисленныхъ разноманерныхъ колесницъ, принадлежащихъ людямъ разнаго состоянія, — архіерею со штатомъ, игуменамъ, протопопу, дворянамъ, чиновникамъ воинскимъ и штатскимъ.
Мы прихали къ г. Тютчеву подъ вечеръ. У воротъ его дома церковь каменная, снаружи хороша, и внутри, какъ мы видли посл, украшена не скупою рукою. Двуэтажный домъ, хотя деревянный, однакожъ выгоденъ и огроменъ. Меблированъ богато и со вкусомъ, и при свчахъ показался онъ мн еще великолпне, нежели онъ былъ въ самомъ дл. Расположеніе покоевъ, ихъ многочисленность, обои, картины, комоды, шкафы, столики, бюро, — краснаго дерева, все сіе въ надлежащемъ порядк и чистот, а затмъ уже слдуетъ по порядку: вмсто подсвчниковъ — шандалы, вмсто занавсокъ — гардины, вмсто зеркалъ и паникадилъ — люстра, вмсто утвари — мебель, вмсто приборовъ — куверты, вмсто всего хорошаго и превосходнаго — ‘тре біенъ’ и ‘сюпербъ’. Везд вмсто размра — симметрія, вмсто серебра — аплике, а слугъ зовутъ ‘ляке’.
Камердинеръ, который былъ въ шелку и въ натяжк, показалъ мн покой, назначенный для архіерея со всми принадлежностями.
Архіерей, вопреки своей неутомимости, сказалъ, напившись чаю, что ему надобенъ покой. Раздвшись съ помощью моею и возлегши на одръ, сказалъ онъ мн: ‘посмотри-ка мимоходомъ, что нашъ хозяинъ и гости? гд и какъ’?
Я, перешедъ покоя съ три отъ архіерейской спальни, увидлъ изъ дверей послдней горницы въ зал гостей, коихъ было персонъ боле 50-ти обоего пола, сидящихъ за великолпнымъ ужиномъ, а въ первомъ мст хозяина въ халат и колпак. Его старость, богатство и дружба гостей давали ему на сію вольность привилегію, несмотря на то, что онъ имлъ чинъ выпущеннаго изъ гвардіи армейскаго поручика.
Возвратясь, донесъ я о сіяніи на стол хрусталя, серебра, о числ гостей и о всемъ великолпіи и чистот, сколько можно было вскользь примтить. На досугахъ прибавилъ я, что я видлъ нашего хозяина, какъ Юпитера на Олимп въ сонм боговъ и богинь.
‘Да каково-жъ эти боги, спросилъ архіерей, нападаютъ на нектаръ и амвросію’?
— ‘Безъ пощады, отвчалъ я, стукъ ложекъ, ножей и вилокъ похожъ на пальбу бглымъ огнемъ’.
По такомъ, подобномъ сему празднословіи, архіерей сказалъ мн напослдокъ: ‘ну, принимай же свчи, поди — оканчивай свое любопытство, какъ тамъ боги дятъ’.
Я засплъ подъ конецъ ужина. Лишь только я сталъ обокъ кресла господина хозяина, какъ онъ оглянулся, схватилъ съ себя колпакъ и вдругъ опять вскинулъ его на голову, соскочилъ съ креселъ, схватилъ меня обручь за плечи, говоря между тмъ: ‘сядь, мой другъ, сядь на моемъ мст, пожалуй покушай, я вижу, что тебя его преосвященство жалуетъ, пожалуй сядь, а я на тебя посмотрю, какъ на преосвященнаго’. Отъ сихъ послднихъ искреннихъ словъ, ближайшіе гости довольно неосторожно засмялись, а я тмъ временемъ усплъ изъясниться, что я доволенъ буду, когда мн позволено будетъ по эту пору быть на ряду съ вашими оффиціантами. ‘Ну, воля твоя’, кончилъ в добрый господинъ. При окончаніи стола, онъ выбирая блюда въ кушаньяхъ, отдавалъ ихъ слугамъ и приказывалъ, посматривая на меня: ‘это его милости’.
По окончаніи ужина готовъ уже былъ для меня особый столъ. Кушанья и напитковъ поставлено было столько, что можно было удовольствовать двухъ Максиминовъ или четвертую часть Кротонскаго Милона. Слуги предстояли мн тмъ порядкомъ, какъ и барину своему. Чмъ бол я старался держать себя въ надлежащей позиціи, тмъ бол чувствовалъ тягость чести.
На завтр увдомилъ я преосвященнаго обо всемъ. Онъ выслушалъ, очень былъ доволенъ хозяиномъ и мною. Лишь только я вышелъ, чтобы одться по форм, встртился со мною въ зал самъ хозяинъ, въ коротенькой епанечк гишпанскаго покроя малино-цвтнаго бархата, на соболяхъ. Онъ спросилъ меня: ‘можно ли войти къ его преосвященству’? Я отвчалъ: ‘кто сметъ въ вашемъ дом затворить двери вашему высокородію?’ Онъ меня обнялъ и поцловалъ, говоря между тмъ: ‘о, мой другъ! ты умный слуга’. Приписавъ мн сію честь, явился онъ къ архіерею въ спальню, а я пошелъ одваться.
Еще я не причесался, какъ камердинеръ г. Тютчева, пришедъ ко мн, разсказалъ разговоръ своего барина съ моимъ архіереемъ. ‘По сдланіи утренняго привтствія баринъ мой — говоритъ камердинеръ: — заговорилъ объ васъ и непрестанно хвалилъ васъ, отдавая притомъ справедливость преосвященному, что онъ васъ выбралъ. A преосвященный отвтствовалъ, что онъ не жалетъ, что сдлалъ къ вамъ привычку и что вы, кром другихъ должностей, отправляете у него должность и кабинетнаго секретаря’. Я, поблагодаря камердинера за искренній переносъ доброй всти, ничего столько въ продолженіе цлаго дня не слыхалъ, какъ только многочисленные въ разныхъ углахъ дома похвальные о себ разговоры.
Уже въ тогдашнія мои лта, могъ я дивиться и самъ себя вопрошать: ‘не съ ума-ль сошли эти люди? за что они меня хвалятъ’? Но съ теченіемъ жизни пришло время, что я не имлъ нужды въ подобныхъ случаяхъ вопрошать себя, поелику присмотрлся и видлъ, что люди суть такое созданіе, которое въ одну и ту же пору хвалитъ, порочитъ, клевещетъ съ равномрнымъ жаромъ, успхомъ, основаніемъ, легкомысліемъ, а нердко бываетъ, что и на важныхъ степеняхъ люди бываютъ хвалимы по ихъ степенямъ и счастію, но не по ихъ заслугамъ и достоинствамъ.
Это еще не конецъ. Угодно было року, чтобы похвалилъ меня и капельмейстеръ г. Тютчева, который былъ породою изъ смоленской шляхты {Въ царствованіе уже Екатерины Великія дворяне Смоленской губерніи упривилегированы называться и писаться ‘дворянами’, а до сихъ поръ ихъ называли и писали: ‘смоленскою шляхтою’. Г. Д.}, росту выше средняго, лтъ 30-ти, лицо имлъ кругленькое, подобное маетнику стнныхъ часовъ. Клубоподобную его небольшую головку прикрывалъ осыпанный пуклями паричокъ, взглянувъ на него, нельзя было не замтить, что онъ самъ собою былъ доволенъ. Такой манерный капельмейстеръ, дабы участвовать въ тотъ день во всеобщей матеріи, подступилъ ко мн по-рыцарски, и отведши къ окну, зачалъ со мною дружескую рчь.
‘Братецъ, — говорилъ онъ: — ты мн полюбился. Я о теб слышалъ много хорошаго, да скажи пожалуй, для чего ты вчера за столъ-то не слъ? вдь аддей-то Петровичъ, знаешь-ли какой человкъ? онъ хуже тебя садитъ съ собою’.
Я отвчалъ ему, что, ‘въ этомъ не сомнваюсь, потому, что я самъ это вчера примтилъ изъ послдней тарелки’. По счастію моему или обоихъ насъ, я говорилъ съ такимъ человкомъ, который на все былъ согласенъ, или изъ вышепрописанной явленной ко мн любви, или позабылъ, что онъ вчера занималъ за столомъ послднюю тарелку.
Въ семъ дом слышалъ я, какъ вся фамилія Тютчевыхъ — собравшись изъ разныхъ домовъ въ гости — мущины, женщины, юноши, двицы и малыя дти, проклинали память фельдмаршала графа Миниха, за то, что онъ, подъ образомъ службы, за собственную будто-бы личную обиду, веллъ разстрлять полковника Тютчева, —помнится, родного брата нашему гостепріимному — въ царствованіе Анны императрицы.

XXII.
Другой Тютчевъ и третій Тютчевъ.

На третій день выхали со всею здсь бывшею компаніею на обдъ къ дйствительному статскому совтнику Ивану Никифоровичу Тютчеву же. Тутъ пріемъ, хотя не столько былъ пышенъ, однако соотвтствующъ генеральскому дому, а имлъ еще лучше, что во всемъ была благоразумная умренность. Отобдавъ, поскакали, почти всмъ соборомъ — кром нсколькихъ мало по малу разъзжавшихся — къ маіору Николаю Андреевичу Тютчеву же, имющему домъ и владніе свое въ смежности.
Праведное небо! теб единому извстно, сколько здсь пролито, или лучше сказать, влито англійскаго пива, бишеву, пуншу! Сіе страшное сраженіе началось при самомъ призд вечеромъ, и при самой пріятнйшей погод въ саду, хотя уже былъ и сентябрь. Самъ хозяинъ прежде всхъ доказалъ, что онъ радъ гостямъ. Его повели точно такъ, какъ понесли изъ саду въ спальню, лишеннаго зрнія, слуха, обонянія, вкуса и осязанія. Но съ симъ геройскимъ изнеможеніемъ онъ напалъ не на слабыхъ.
Іерархъ, будучи хотя въ томъ же подвиг, но еще въ крпости силъ, возгремлъ на хозяйскихъ слугъ, предстоящихъ ему со всми принадлежностьми гостепріимства, что ‘баринъ ихъ сдлалъ смертный грхъ, уступя преждевременно съ своего мста, въ противность всхъ регламентовъ, за что и подлежитъ онъ духовному суду’.
Игуменъ Палладій и протопопъ брянскій стараясь потушить бду, крикнули слугамъ, чтобы они подавали поскоре все, что есть въ погребу, какъ можно больше. Весь хоръ гостей апплодировали проектъ. До двухъ тысячъ зажженныхъ плошекъ, и расположенныхъ по саду, по ршетк окружающей садъ, и частію на двор имли зрительми только слугъ.
417
Уже въ 10-мъ часу по утру, хозяинъ воскресъ, а преосвященный предъ тмъ только-что уснулъ, било три часа по полудни, а преосвященный въ самую пору покоится. Тщетно хозяинъ и многіе изъ гостей навдывались и вопрошали о его пробужденіи. Забавно было слышать, какъ всякій изъ нихъ, отходя отъ дверей архіерейской спальни, бурчалъ сморщившись: ‘пора обдать, четвертый часъ’.
Наконецъ, въ начал 5-го часа, пробудило преосвященнаго среди самаго покоя нечаянное приключеніе, безъ котораго бы ему не проснуться до полуночи. Онъ кликнулъ меня раза съ три сряду весьма скоропостижно, и очень негромко. Нетрудно было понять, что надобно быть чему-нибудь необыкновенному. Лишь только я показался въ дверь, какъ поразилъ меня непріятный …… Co всевозможною скоростію, сказалъ онъ мн сидя въ постели: ‘не впускай никого’. О проклятое англійское пиво, —подумалъ я въ сердцахъ, — надлало ты намъ хлопотъ полонъ носъ! По счастію, преосвященный …………….. Но что я говорю: по счастью! Какое тутъ счастье, если они вс были………? вслдствіе чего, я разставилъ караульныхъ съ такою поспшностью, какой требовала важность приключенія, съ запрещеніемъ впущенія въ нашу комнату какого бы то чина и званія кто ни былъ. A между тмъ съ перемною ………………………………………………… {Здсь опущено пятнадцать словъ, которыя мы не нашли удобнымъ печатать. Ред.}, кончили все съ желаемымъ успхомъ.
Архіерей, показавшись хозяину и гостямъ, преподалъ всмъ миръ и благословеніе. Хозяинъ спросилъ по обыкновенію: покойно-ль ночевалъ его преосвященство? Архіерей отвчалъ правду, что спалъ спокойно, но само по себ вышло лучше, что объ окончаніи сна не случилось вопроса, а то бы архіерею надлежало ршиться солгать противъ своего сана, въ коемъ находясь должно всегда говорить правду.
Сію тайну скрывала по днесь непроницаемая завса временъ. Изъ сего можно заключить, что есть на свт великое множество такихъ неизвстностей, которыя оставили потомство въ вчномъ о себ невдніи, и которыя могли бы быть украшеніемъ историческаго пера.
Отобдавши при свчахъ, простился преосвященный съ хозяиномъ, и ухалъ, по предназначенію, въ домъ помщицы Maрьи Родіоновны Безобразовой, состоящій въ сел Морачев, по пути въ Брянскъ. Тамъ, въ ожиданіи гостя, сдлано было свчное освщеніе ко всмъ многочисленнымъ въ покояхъ окнамъ.
Гость принятъ былъ со всми обрядами, приличными его сану, угощенъ ужиномъ. Отужинавши, разсудилъ за благо совершить въ ту же ночь кругъ своего путешествія возвращеніемъ въ Брянскъ. Но на вызд изъ села, выскочилъ изъ кареты и пошелъ къ стоящей тамъ церкви. Я послдовалъ за нимъ, а онъ слъ на обширный огромный камень и началъ возглашатъ, повторяя: ‘кто здсь погребенъ?’
На голосъ прибжали: игуменъ Палладій, протопопъ брянскій, десятоначальникъ, а потомъ мало-по-малу собрался весь штатъ.
Протопопъ отвчалъ, что здсь погребенъ помщикъ этого села г. Безобразовъ. ‘А, это тотъ, — крикнулъ архіерей, — который попа убилъ?’
‘Такъ носилась молва’ — отвчалъ протопопъ, ‘однакожъ по длу не дойдено’.
— ‘Пой ему анаема!’ воскликнулъ архіерей.
Весь хоръ пвчихъ загремлъ ‘анаема’, такъ точно, какъ поютъ въ недлю православія, когда проклинаютъ Мазепу, Гришку Отрепьева и всхъ гршниковъ, потомъ всмъ усопшимъ христіанамъ вчную память, а живущимъ — многая лта. Но какъ все сіе сопровождаемо было всмъ тмъ, что случилось въ бутылкахъ и въ погребцахъ, то часто, въ несоблюденіи командующаго архіерейскаго гласа, пли вмсто вчной памяти — многая лта, а въ мсто анаемы — вчную память.
Такимъ нашимъ порядкомъ простоявши часа съ полтора, пустились мы, при тихой темнот, прямо въ Брянскъ, и прибыли туда вмст съ днемъ.
Напослдокъ, наступило время оставить Брянскъ и постить Карачевъ. Усердное, при напиткахъ, провожанье брянскими духовнаго и свтскаго чина жительми, причиною было, что намъ нсколько дней сряду запрягали и отпрягали лошадей. Наконецъ мы выхали въ ночную пору, ибо всякой день для насъ былъ малъ, однако-жъ при колокольномъ въ ближайшихъ церквахъ звон, которой въ такую пору не меньше походилъ на церемонію, какъ и на тревогу.
Одинъ изъ усердныхъ провожателей, г. маіоръ Петръ Аанасьевичъ Бахтинъ, слъ въ берлинъ съ архіереемъ и игуменомъ Палладіемъ, а мн пришлось ссть на его верховую лошадь въ качеств предводителя его людей, — коихъ было человкъ съ восемь, обмундированныхъ по-карабинерски, потому что баринъ ихъ служилъ въ карабинерномъ полку, и воспвающихъ за мною самыя солдатскія псни:
‘Сударушка
Варварушка,
Не гнвайся на меня
Что я не былъ у тебя, и проч.’
По перезд нсколькихъ верстъ г. Бахтинъ, высунувшись изъ берлина, кликнулъ меня, повторяя громогласно: ‘твоя — лошадь! твое — сдло! твои — пистолеты!’. Принимать подарки было для меня дло не новое, почему и не пропустилъ я, подъ громомъ его псенниковъ, салютовать его шляпою.
Потомъ преосвященный далъ ему отпускное свое благословеніе, а онъ, свши на запасную лошадь, отъхалъ съ миромъ и съ потеряніемъ, какъ я думалъ, лошади съ приборомъ. Но мы съ архіереемъ обманулись. Бахтинъ, въ наступившую зиму будучи у архіерея въ гостяхъ на именинахъ, истребовалъ и отобралъ все деньгами, говоря, что онъ продалъ, а не подарилъ. Отецъ Палладій хотя могъ бы быть свидтелемъ подарка или продажи, но его на именинахъ не случилось, къ тому же и по закону для доказательства истины одного свидтеля не довольно. Итакъ, г. Бахтинъ получилъ плату за подарокъ. Но ежели подарокъ былъ выпрошенный, то онъ дурне дурной продажи и дурного подарка.
Исторія не должна умолчать, что отецъ Палладій слдуетъ за нами повсюду, и присутствіе его съ нами во всхъ дворянскихъ домахъ длаетъ всегда всмъ удовольствіе. Онъ, не помышляя быть забавнымъ, никогда безъ новой матеріи въ собраніе не является. Напримръ, либо описываетъ печерскихъ соборныхъ старцевъ, либо подражаетъ русскимъ бурлакамъ, нжинскимъ грекамъ, сельскимъ попамъ, извощикамъ, престарлымъ боярамъ, и словомъ: всякой родъ состоянія могъ онъ представлять въ такомъ забавномъ и непринужденномъ вид, какъ нельзя лучше.
На границахъ Брянскаго съ Карачевскимъ узда, встртилъ насъ карачевскій протопопъ — нощи сущей — со свтильники и съ небольшимъ числомъ священно-и-церковно-служителей, не помню въ какомъ-то селеніи, въ которомъ онъ столько времени дожидался своего архіерея, сколько дней и ночей звонили при провожаніи насъ изъ Брянска.

XXIII.
Карачевъ.

Подъ Карачевъ подъхали вечеромъ, и остановились при церкви бывшаго Тихонова монастыря, котораго каменное и деревянное строеніе, еще и по уничтоженіи его, въ цлости пребывало и часть онаго занята была, повидимому, какою-то казенною склажею. Тутъ прошенъ былъ преосвященный съ дороги на чай отъ нсколькихъ дворянъ, штатскихъ дворянъ, штатскихъ чиновниковъ и отъ бывшаго карачевскаго воеводы, Елисея Алексевича Хитрова, отставленнаго — не припомню — за грхи, или за дла богоугодныя. Помню только, какъ вс тогда говорили, что онъ отставленъ не за добродтель, — если это говорили люди добродтельные.
Сей Елисей, будучи тогда въ компаніи, вызвался къ отцу Палладію — держащему въ рук покалъ съ виномъ: ‘Что, отецъ Палладій! если бы къ этакому винцу, да прежнія монастырскія деревеньки!’ —Да! отвчалъ отецъ Палладій, подлаживая тмъ же тономъ: ‘если бы къ этакому винцу, да прежняя карачевская воеводская канцелярія!’ Весь Карачевъ апплодировалъ громко и Палладію на камилавку наложилъ лавровый внокъ за то, что онъ не зная Хитрова близко, трафилъ въ него какъ въ мишень.
На ночь отъхали въ Николаевскій одринскій монастырь, отстоящій отъ города верстъ на восемь.

(Продолженіе слдуетъ).

Добрынин Г.И. Истинное повествование, или Жизнь Гавриила Добрынина, им самим написанная. 1752-1827 // Русская старина, 1871. — Т. 3. — No 5. — С. 562-604.

ИСТИННОЕ ПОВСТВОВАНIЕ
или
ЖИЗНЬ ГАВРІИЛА ДОБРЫНИНА,
ИМ САМИМЪ НАПИСАННАЯ.

1752—1827.

XXIII*).
Карачевъ. 1772 г.

(продолженіе).

*) См. ‘Русскую Старину’ т. III, 1871 г., стр. 119, 247 и 395. На стр. 399-й, строка 1 снизу пропущены слова: Садорскаго, съ….’. Ред.

Въ продолженіе нсколькихъ дней бытія нашего въ Николаевскомъ Ординскомъ монастыр близъ города Карачева, преосвященный не пробылъ безъ дла. Онъ, осматривая въ церкви благочинія, обрлъ рзной образъ св. Николая, которой былъ въ длину почти съ пол-аршина, а въ ширину по препорціи, и былъ изображенъ въ полномъ своихъ временъ архіепископскомъ облаченіи, то-есть: въ ризахъ, подризник, епитрахил, омофор, въ митр на голов, съ набедреникомъ на бедр. Въ одной протянутой рук евангеліе, а въ другой мечъ. Сей послдній былъ, безъ сомннія, ревностнымъ знакомъ сего мирликійскаго пастыря, на защищеніе ученія евангельскаго. Но дло не въ симболахъ и не въ позиціи, а вотъ въ чемъ:
Онъ весь былъ осыпанъ мастерски жемчугомъ различной величины, дабы симъ удобне различить одно одяніе отъ другого и живе изобразить складки или сгибы одеждъ. A митра, омофоръ, епитрахиль, евангеліе, и другія приличныя мста, вс были наложены брилліантами самой, — какъ говорили знатоки, — лучшей воды {Образъ сей — какъ тогда говорили — дала въ церковь нкая игуменья, по имени Ираида. Она была изъ какой-то знатной фамиліи. Помнится изъ фамиліи Воейковыхъ. Г. Д.}.
Епископъ церкви Свскія, нашедъ въ такомъ изображеніи и убранств архіепископа церкви мирликійскія, веллъ его при себ очистить, какъ мать родила, а обнаженную деревянную рзьбу поставить въ церковную ризницу для храненія, на манеръ кромской пятницы, поставленной подъ колокольню. (См. XIV).
Изъ жемчуга и каменья сдлалъ потомъ архіерей, прикупя къ нимъ потребное количество, архіерейскую шапку, крестъ и панагію, — которыя, думаю, находятся и по нын въ ризниц Свской каедральной церкви, ежели посл не случилось тамъ еще такогожъ архіерея, который охотникъ обдирать и передлывать церковныя вещи.
Потомъ перехалъ въ городъ и остановился въ полковомъ дом, сдланномъ отъ города для полковника князя Долгорукова, квартировавшаго тамъ съ коннымъ полкомъ, а на ту пору отсутствовавшаго.
Въ город преосвященный священнодйствовалъ въ разныхъ храмахъ, посвящая обыкновенно во священники и церковнослужители. Не нужно повторять, что трудъ сей сопровождается всегда какою-нибудь наградою.
Нескучный нашъ игуменъ от. Палладій не отлучался отъ архіерея, забавляя его и всю компанію пріятными для всхъ шутками, да и благую онъ часть избралъ! ибо, попивая и покушивая, не обходился онъ и безъ подарковъ, какъ отъ преосвященнаго, такъ отъ помщиковъ и протчихъ, принимавшихъ у себя архіерея.
Комнатную архіерейскую компанію умножалъ еще собою Карачевскій помщикъ артиллеріи капитанъ Иванъ Осиповичъ Соколовъ съ отцемъ своимъ, священникомъ, тмъ самимъ, который въ запрошедшемъ 1770-мъ году, надъ Брянскимъ протопопомъ, получившимъ на архіерейскихъ имянинахъ горячку, читалъ заклинательныя молитвы.
Напослдокъ, его преосвященство, преподавъ городу Карачеву миръ и благословеніе, отъхалъ, аки второй Язонъ со златымъ руномъ, или какъ Дiонисiй съ эскулаповою ризою и брадою {Учившіеся въ классахъ должны лучше знать, а мн помнится, что одинъ изъ Діонисіевъ, государей Сиракузскихъ, пришедъ въ капище, снялъ съ эскулапа золотую ризу, говоря, что ‘она лтомъ тяжела, а зимою не гретъ’. Потомъ, отвязавъ отъ него же золотую бороду, сказалъ: ‘и отецъ твой Аполлонъ былъ безъ бороды’. Мой архіерей не лучше поступилъ со святымъ Николаемъ. Г. Д.}, къ вышесказанному капитану Соколову въ деревню, гд принятъ былъ со всею свитою, какъ домашній гость, безъ дальнихъ церемоній, понеже въ продолженіе нашего путешествія капитанъ съ отцомъ и съ нами, а мы съ ними и съ Палладіемъ составляли одно семейство.
Сверхъ сего, было у преосвященнаго и другое намреніе, родившееся отъ внушенія ему капитаномъ Соколовымъ и женою его. Вслдствіе чего, и пробирался онъ въ домъ къ помщику, гвардіи капитану Андрею Ивановичу Касагову, въ род своемъ послднему, о которомъ внушено преосвященному, что онъ, по примру премудраго іудейскаго царя Соломона, иметъ у себя турецкій гаремъ и держится обыкновеній златаго вка, когда вс люди, какъ говорятъ, были въ естественномъ закон {Въ подлинник слдуютъ зачеркнутыя слова: ‘то есть онъ длаетъ все то, чего ему хочется’. Ред.}. Почему преосвященный часто проговаривалъ: ‘Гряду обрсти заблудшую {Вмсто зачеркнутаго: ‘погибшую’. Ред.} овцу и наставить ее на путь правый’.
Между тмъ, въ дом Соколова происходили у насъ пніе и лики. Мы часто пвали, такъ-называемую, ‘столповую греческаго распва херувимскую’, которая еще и до нын въ московскомъ успенскомъ собор во употребленіи, и другую столповую же ‘напва кіево-печерской лавры’. Когда пли первую, то командовали артиллеріи капитанъ съ отцомъ, а когда вторую, то брали первенство архіерей съ Палладіемъ и со мною, а они только подтягивали, подобно какъ мы въ первой. Само по себ разумется, что у насъ не было безъ примо и секундо, однакожъ вообще хоръ нашъ не былъ удивительнаго совершенства, а особливо въ столповомъ русскомъ напв, въ которомъ если бы употребить примо и секундо, то надобно испортить оригиналъ.
Въ одну пору, только что мы расплись, и не успли еще исполнить всего каждодневнаго порядка, какъ вбжавшій къ намъ Соколова слуга, запыхавшись доложилъ: ‘Касаговъ прихалъ’.
Архіерей приказалъ тотчасъ всмъ заступить свои мста, оставилъ пніе и все что было въ рукахъ, дабы нуждающагося, но не требующаго исправленія гвардейца, не совратить собственнымъ примромъ еще больше съ пути праваго, или бы, по крайней мр, не утвердить его въ настоящемъ его положеніи. На сей конецъ онъ, вскоча въ спальню, порядочно расчесался и опрыскался духами, на сей конецъ, — говорю я, какъ честный повствователь, — а не на тотъ, чтобы заглушить обоняніе арака, а Касаговъ, между тмъ занялся въ особомъ поко съ Палладіемъ. Палладій, поговоря съ нимъ малое время, вошелъ къ архіерею и донесъ, что Касаговъ дрожитъ, ‘очень примтно, что онъ вдаетъ о внушенномъ вашему преосвященству его поведеніи’. Архіерей отвчалъ важно: ‘невжду страхомъ спасаютъ, отъ огня восхищающе’. Потомъ вышелъ къ Касагову въ препровожденіи моемъ и игуменовомъ.
Касаговъ, по принятіи благословенія, сказалъ, что онъ за долгъ свой почелъ быть у его преосвященства, и — просилъ къ себ въ домъ, а преосвященный легко согласился къ такому длу, которое и безъ просьбы намренъ былъ исполнить, почитая посщеніе свое долгомъ апостольскимъ и зная изъ опыта, что прошло уже то чорствое время, въ которое пастыри словесныхъ овецъ не носили при пояс мди, и почитали временную нищету вчнымъ богатствомъ.
Въ Касагов видлъ я человка тихословнаго и совсмъ не похожаго на такого буяна, какъ объ немъ говорено со стороны г-на Соколова. Росту онъ былъ средняго, сложенія слабаго. Лицо имлъ круглое, хотя не сухое, однако блдноватое, лтъ съ небольшимъ 30-ти. Въ немъ видны были слды барина и надлежащаго воспитанія, но примтно было, что онъ въ разговорахъ силился припомнить то, что повидимому отъ неупотребленія позабылъ. Онъ откланялся и отъхалъ домой, а мы принялись опять продолжать и оканчивать свои дла.
По прибытіи въ его село, преосвященный, по обыкновенію, — для отличныхъ церквей — пошелъ прежде всего, въ препровожденіи своего клира въ церковь. Церковь хотя была каменная, но въ крайнемъ запущеніи и нечистот. Священно и церковнослужители отъ взысканія за сіе были свободны, потому что преосвященному внушено, якобы они отъ безпорядочнаго помщика загнаны до чрезвычайности. Но вопреки сему безпорядку, когда приблизились къ дому, господинъ Касаговъ встртилъ гостя съ порядочною пушечною пальбою, съ учрежденныхъ у него батарей.
Обденной столъ былъ достаточенъ, но безпорядоченъ. Слуги его услужить не умли, примтили вс, но никто не зналъ, отчего хозяинъ за столомъ сдлался пьянъ. Преосвященный во все это время соблюлъ свою важность, пилъ очень мало и велъ бесду приличную доброму пастырю. Евангельская притча о заблудшемъ сын, растворенная больше природнымъ ему велерчіемъ, нежели школьною риторикою, растрогала возлежащихъ на трапез до того, что ихъ чуть бы не проняло до слезъ, если бы это было не за столомъ, одинъ только Касаговъ былъ ни тронутъ, ни равнодушенъ, ни твердъ, ни слабъ, ни веселъ, ни печаленъ, и для того, былъ онъ вн всхъ характеровъ {Дале зачеркнуто: ‘натуральнымъ людямъ’. Ред.}.
Пастырь, не говоря ни слова съ хозяиномъ съ самаго призда, всталъ изъ-за стола, приказалъ закладывать лошадей къ отъзду. Очень ясно, что на исправленіе совратившейся съ пути праваго души не много было употреблено труда. Однакожъ, хозяинъ, какъ будто поправляя пастырское нерадніе, двинулся просить его погостить, съ убдительными просьбами онъ не собрался, хотя и довольно уже протрезвился, рчь его была хладнокровна, вяла, медлительна. Когда же увидлъ, что преосвященный просьб его не внимаетъ, — бросился въ другую комнату къ Палладію и Соколову съ прошеніемъ, чтобъ они помогли ему упросить преосвященнаго, по крайней мр переночевать, ежели не бол. Они охотно взялись за то, чего {Зачеркнуто: ‘по согласію съ архіереехъ’. Ред.} ожидали отъ Касагова, но какъ преосвященный и на ихъ просьбу еще упорствовалъ, или притворствовалъ, то гвардеецъ нашъ грякнулъ передъ нимъ на колни, и вспыльчиво заговорилъ: ‘если ваше преосвященство у меня не заночуете, то я застрлюсь’. Сіе краснорчіе убдило пастыря ночевать, который тогда же рекъ: ‘душу спасти, или погубити!’
Когда архіерей, отужинавъ, легъ спать, и хозяинъ тоже, то мн показалось еще рано, какъ и въ самомъ дл было, я пошелъ въ комнату къ велегласному нашему игумну въ намреніи у него посидть, пока спать захочу. Тамъ нашелъ я Соколова съ женою и еще персоны съ четыре благороднаго люду. Лишь только я къ нимъ подъявился, то вс въ одно слово встртили меня: ‘легокъ на помин’. Соколова жена, взявши меня за руку, сказала: ‘мн давно хотлось съ тобою поговорить’. Мы пошли подальше отъ всхъ и сли въ углу на соф {Вмсто зачеркнутаго: ‘на канапе’. Ред.}, а Соколовъ вслдъ намъ не пропустилъ сказать:
‘Смотри же, господинъ молодчикъ, не сведи жены-то моей съ ума!’
— Неизвольте опасаться, отвчалъ я, мы въ вашихъ глазахъ на этой соф все кончимъ, что намъ надобно будетъ.
Сей случайно-вырвавшійся двусмысленный отвтъ произвелъ во всхъ великой смхъ, а отецъ Палладій, радъ будучи оказіи, заигралъ въ свою лирическую трубу, а мы подъ симъ шумомъ начали нашъ разговоръ:
Г-жа Соколова. ‘Какъ вы думаете о здшнемъ господин {Зачеркнуто: ‘хозяин’. Ред.} и о всемъ его домовств?’
Я. Въ такъ короткую пору нельзя было ничего еще думать, сударыня! Однакожъ, безъ дальнихъ замчаній, не трудно видть: старинный домъ, множество слугъ, и, что г-нъ Касаговъ очень не бденъ, но для порядка, какому надлежало бы быть въ большомъ и достаточномъ господскомъ дом, не достаетъ, мн кажется, его самого.
Г-жа Соколова. ‘Вы видли все, что можно было видть. Я вамъ прочее дополню: Андрей Ивановичъ Касаговъ родился въ Петербург. Покойная, неподражаемаго милосердія императрица Елисавета Петровна была ему воспріемницею. Въ бытность отца его тамъ по долгу службы, воспитыванъ онъ былъ прилично его роду и достатку. Оставшись по смерти отца, отпросился онъ въ самыхъ юныхъ лтахъ въ домовой отпускъ. Прибывъ въ этотъ отцовской домъ, въ которомъ мы теперь, и будучи въ первомъ цвт лтъ, пустился онъ во вс пороки, въ какіе только можетъ завлечь себя недозрлая молодость, при пособіи худыхъ склонностей, имя при себ, вмсто дядьки, полную волю, богатство и множество служителей, готовыхъ исполнять желанія молодого господина. A это ужъ вдомое дло, что для большей части слугъ нтъ ничего пріятне, какъ имть молодого барина, обращающагося въ своевольств. Онъ сдлалъ изъ своихъ людей съ пол-роты солдатъ, самъ ихъ обучилъ, самъ ими управляетъ, предводительствуетъ и жалуетъ въ чины. Не было бы порицательно, еслибъ онъ употреблялъ ихъ для собственной съ гостьми забавы, но они употребляются имъ, или подъ именемъ его, его домоправительми къ обид сосдей, къ наглости и притсненію людей безпомощныхъ, и даже самыхъ тхъ, которые у него въ гостяхъ бываютъ, почему никто уже у него изъ знаменитыхъ и благомыслящихъ людей никогда не бываетъ, ни его къ себ не принимаетъ. Онъ завелъ у себя гаремъ, наполнилъ его двками разнаго состоянія. Въ числ ихъ находилась любимая его султаньша, сего села поповна, которую когда отецъ предпринялъ-было освободить, то заплатилъ своею жизнію, ибо неизвстно, куда онъ двался. Вс объ этомъ ужасномъ злодяніи подозрваютъ, что попъ истребленъ по его приказанію, дабы не обличалъ явнаго его грха и не лишилъ бы любовницы. Но какъ нтъ въ семъ дл истца и доказывателя, то злодйство можетъ быть навсегда останется закрыто, къ большей пагуб души его’.
Я. Гд-жъ этотъ его гаремъ, сударыня?
Г-жа Соколова. ‘Передъ приздомъ преосвященнаго онъ его распустилъ. Дай Господь Богъ, — тутъ она вздохнула, — чтобъ онъ по отъзд опять его не собралъ! Вотъ примръ жалкаго сиротства при великомъ изобиліи {Тогда еще не было дворянскихъ опекъ и опекуновъ, которые теперь, подъ своею священною должностью, нердко оставляютъ питомцу въ наслдство разоренное имніе, неоплатные долги и на всю жизнь тяжбу. Г. Д.}’!
Я. Что-жъ онъ, сударыня, за сирота, если онъ въ своемъ гарем иметъ много нянекъ?
Г-жа Соколова. ‘И въ подлинну такъ!’
Я. Для чего-жъ, сударыня, къ команд его не требуютъ, если прошелъ срокъ домовому отпуску?
Г-жа Соколова. ‘Требованъ онъ былъ неоднократно и въ команду, но онъ, то болзньми, то другими не дльными причинами отговаривался, пока наконецъ узнали о его сумасбродной жизни, и, по вол монаршей, не исключая изъ службы формально, забыли объ немъ, какъ объ мертвомъ, оставя навсегда въ теперешнемъ чин, который данъ ему въ его малолтств, въ знакъ милости покойной императрицы къ его родителю. И такъ, годовой его отпускъ продолжается лтъ съ 10-ть, да и кончится безъ сомннія съ его жизнію. Ему теперь не боле 33-хъ лтъ. Посмотрите-жъ! Не представляетъ ли онъ старика, болзньми отягченнаго, лишившагося крови и натуральной въ цвтущихъ лтахъ бодрости? а причиною тому любовныя дла и пьянство. Примтили-ль вы, каковъ онъ былъ за обдомъ? таковъ онъ и день и ночь! Стола ни обденнаго, ни ужиннаго у него не бываетъ. Лишь только онъ проснется, то подадутъ ему чайную чашку любезнаго его напитка, котораго онъ называетъ чефрасъ, и который на какую-то траву настоянъ простою хлбною водкою. Около полудня поднесутъ ему на тарелк двухъ жареныхъ воробьевъ. Рдко случается, чтобъ онъ ихъ обихъ сълъ. Вотъ весь его столъ! и я при всякомъ съ нимъ свиданьи умножаю болзнь моего сердца, видя жизнь его — Богу противную и людямъ несносную, и въ такомъ разстройств со дня на день очевидно во гробъ его влекущую’.
Я. ‘Ваше чувствительное разсужденіе, сударыня, длаетъ честь вашему сердцу. Однако-жъ, судя по каждодневнымъ зрлищамъ, много на свт требующихъ исправленія, но ихъ всхъ ни исправить, ни оплакать нельзя, если они сами о себ вознерадютъ’.
Г-жа Соколова. ‘Да! Я васъ и не предувдомила! Онъ мн свой доводится. И хотя свойство наше не ближнее, однако-жъ ближе меня нтъ никого, потому что онъ послдній въ род, почему и надлежало бы мн быть наслдницею его имнія, но онъ и помыслить объ этомъ не хочетъ. Та-та причина и побудила насъ согласить преосвященнаго къ посщенію его дома, дабы его преосвященство пастырски его наставилъ на истинный путь. Мы, съ помочью отца Палладія, нсколько уже предувдомили о семъ преосвященнаго. Вы, мой голубчикъ, жизнь моя! имете случай раньше всхъ завтре быть у его преосвященства. Не позабудьте ему внушить, что вы отъ меня слышали’.
Такимъ образомъ я, дослушавъ жалостливую рчь, составленную на тотъ конецъ, чтобы добродтельной боярын съ мужемъ быть наслдницею имнія послдняго въ род, уврилъ ея нжность, что ‘я за счастіе почитаю, сударыня, услужить вамъ, всякое ваше препорученіе, легко мн исполнить. Но’ — при выговореніи но, боярыня примтно покраснла, хотя это было и при свчи, а я, совстясь не проговорился-ли чмъ, пришелъ также въ замшательство, — быть можетъ, что мое но къ чему-нибудь бы и послужило, но мн въ т поры, кром простыхъ наружныхъ замчаній, ничто постороннее ни въ голову, ни въ сердце не входило, потому, что изъ монастырскихъ жителей, хотя и бываютъ иногда добрые и богобоязливые люди, но въ любовныхъ длахъ вс вообще великіе невжи, отъ архіерея до звонаря. Между тмъ, намъ подносили, и мы, — кром барыни, — по возможности, пили. Наконецъ, я пошелъ на ночлегъ, повторивъ напередъ боярын увреніе, непремнно оклеветать Касагова, дабы посл сего, имя что прощать, скоре принудить его къ признанію наслдницею госпожу Соколову.
Она была изъ фамиліи Касаговыхъ, будучи двицею, влюбилась въ поповича Соколова, когда онъ въ дом ихъ обучалъ дтей читать и писать, съ которымъ такъ скрытно обвнчалась, что не прежде о томъ узнали, какъ уже мать вознамрилась выдать ее за молодого дворянина. Тогда она безбоязненно открыла, что уже иметъ мужа, съ которымъ внчана. Старуха, натурально, потревожилась и въ первомъ движеніи гнва изгрызла бы мужа и жену зубами, но на Руси внецъ, дла консисторскія, равно какъ у католиковъ matrimonia consumata, имютъ свою силу и дйствіе. A Соколовъ былъ уже артиллеріи сержантомъ, и находился въ С.-Петербург при канцеляріи фельдьцейхмейстера графа Шувалова, у котораго отецъ его, Соколова, будучи полковымъ священникомъ, былъ духовникомъ, все это совокупно содлало ‘бракъ честнымъ и ложе непорочнымъ’ {Вмсто зачеркнутаго: ‘ложе несквернымъ’. Ред.}, вслдствіе чего и мать нашлась матерью дтямъ, а Соколовъ происходя чинами, по милости духовнаго сына его отцу, вышелъ наконецъ въ отставку, съ чиномъ артиллеріи капитана, и жилъ въ деревн съ женою, которую онъ приобрлъ трудами за ученье {Вмсто зачеркнутаго: ‘трудами причетническими за ученье’. Ред.}. Сосди его, древніе дворяне, хотя не были ему непріятельми, однакожъ судили о немъ такъ, какъ судятъ мои соотечественники о часахъ, стальныхъ вещахъ, и проч.: ‘хороши! говорятъ они, однакожъ не англійскія и не французскія’. Равно и т говорили: ‘Онъ умный малый, да жаль что поповичъ’. Подобно сему, старинные поляки говаривали отъ чистаго сердца: ‘что-жъ! что Кіевъ иметъ много святыхъ! Да они не изъ шляхетства’. — Prost ta.
Поутру, только-что проснувшемуся, но еще утопающему въ пуховик за спасеніе душъ пастырю, старался я докладъ мой сдлать случайнымъ, что называется: ‘къ рчи пришло’.
Я началъ съ партретовъ {Вмсто зачеркнутаго: ‘картинъ’. Ред.}, представляющихъ во весь ростъ нашего хозяина и его дда, кои были въ нашей горниц. Ддъ написанъ былъ съ лысиною, почти до затылка, съ бородою сивою, клинообразною, и не очень долгою, въ длинномъ кафтан русскаго стариннаго покроя, темнопесочнаго цвта, застегнутомъ во все брюхо, большими въ одинъ рядъ, шаровидными желтыми пуговицами, въ красныхъ сапожкахъ, и стоялъ натурально, а внукъ съ низенькимъ тупейчикомъ, припудренъ сде своего дда, въ гвардейскомъ зеленомъ мундир, стоялъ въ четвертую позицію, съ шляпою въ рукахъ.
Смотря на нихъ, заговорилъ я преосвященному, что: ‘различіе ихъ кафтановъ не длаетъ ихъ различными въ образ жизни’.
Архіерей. A почему?
Я. —‘Я слышалъ отъ его домашнихъ, что ддъ его скончался отъ любострастной болзни, такъ — внуку и непростительно уже не быть похожу на своего предка’. Словомъ, я, пересказавши все, что слышалъ отъ боярыни, и не щадя ни живыхъ, ни мертвыхъ, — хотя и зналъ наизусть вс десять заповдей — прибавилъ еще, что мн на умъ взошло, по обыкновенію архіерейскихъ келейниковъ, за то, что Касаговъ не старался сдлать наслдницею своего имнія госпожу Соколову съ мужемъ, и что угощалъ насъ отъ всего сердца, какое онъ имлъ.
‘Не знаю, сказалъ архіерей выслушавъ мой докладъ, что мн съ этимъ извергомъ длать! чуть ли я не отлучу его отъ сословія православныхъ, дондеже исправится и покажетъ житіе незазорное и благочинное’. Но по выход изъ спальни и посл чаевъ, кофіевъ, подана была закуска, за нею слово — за слово, о стороннихъ матеріяхъ, потомъ, послдовалъ обдъ, посл обда повторяемо было тоже, что передъ закускою, передъ обдомъ и за обдомъ. Не видали какъ прошелъ маленькій день, и явился вечеръ. Къ вечеру зажженъ былъ фейерверкъ, сдланный собственными его людьми. И хотя я потомъ въ жизни моей видалъ многократно лутчіе и безпримрно богатйшіе фейерверки, но никогда уже не случилось видть, чтобы каждая штука выгорала такъ совершенно и безостановочно, и чтобы между догараніемъ одной и зажиганіемъ другой штуки не проходило ни секунды празднаго времени. Ужинъ и почти вся ночь прошли не въ скук.
Назавтра, Касаговъ поутру вывелъ свою армію, состоящую человкъ изъ 24-хъ и командуя оною самъ, на широкомъ своемъ двор, производилъ свои маневры и сильной ружейной огонь. Архіерей и вс гости смотрли изъ оконъ и съ крыльца на сію эволюцію капральства, а Касаговъ, по воинскому артикулу, подходилъ къ архіерею для принятія приказовъ, архіерей же въ семъ случа заимствовался наставленіемъ отъ капитана артиллеріи и отца его, бывшаго полковаго попа.
Потомъ, во время обденнаго стола, производилась на двор за здоровье пьющихъ пушечная пальба, почти безпрерывно. Напослдокъ, хозяинъ, одаривши архіерея и всхъ находившихся въ его свит вещами и деньгами, а меня однимъ имперіаломъ и дорогимъ турецкимъ ружьемъ, и отпустивши гостей пьяныхъ слишкомъ, остался по прежнему съ своимъ чефрасомъ и съ поповною.
Спустя мсяца четыре посл нашего отъзда, Касаговъ умеръ. Соколовъ предпринималъ вступить въ наслдство принадлежащаго ему по жен. На сей конецъ похалъ онъ въ Петербургъ, тамъ онъ безъ труда приобрлъ благодтеля, господина С а м о й л о в а, Hиколaя Борисовича, который былъ тогда сенаторомъ и временщикомъ по связи родства съ тогдашнимъ славнымъ счастливцемъ княземъ Потемкинымъ {Николай Борисовичъ Самойловъ, тайн. совтникъ, сенаторъ, былъ женатъ на старшей сестр кн. Г. А. Потемкина Маріи Александровн. — Это отецъ знаменитаго генералъ-прокурора и государственнаго казначея Александра Николаевича Самойлова (ум. 1812 г.). Дочь Николая Борисовича — Екатерина была въ замужств за героемъ 1812 г. — Раевскимъ. Ред.}. Онъ принялъ Соколова въ Петербург на все свое содержаніе, возилъ его съ собою по большимъ домамъ, рекомендовалъ его какъ человка достойнаго покровительства, которой ему по жен доводится свой. Посл оглашенія, что Соколова жена Самойлову родня — чему и самъ Соколовъ былъ свидтелемъ, тмъ съ большимъ удовольствіемъ, что быть въ свойств съ большимъ бариномъ льстило его суетности — Самойловъ получилъ по Касагов наслдство, состоящее изъ хорошихъ и достаточныхъ деревень, съ господскимъ домомъ, со всми къ нему принадлежностьми и важною движимостью, а Соколовъ возвратился домой съ надеждою, что онъ при открытіи Орловскаго намстничества получитъ предсдательское мсто въ верхнемъ земскомъ суд {Повствованіе самого Соколова. Г. Д.}.

XXIV.
Продолженіе возвратнаго путешествія.
1772—1773.

Соколовъ и Палладій отправились по домамъ, а мы, ‘творя извстнымъ званіе и избраніе преемничества апостольскаго’, захали того-жъ узда въ село Кретово — на пути, ведущемъ въ Свскъ, къ помщику отставному гвардіи секундъ-маіору Евтиху Ивановичу Сафонову, къ тому самому, о которомъ я говорилъ подъ VІІ-мъ. Сей Сафоновъ давно уже велъ съ архіереемъ бранную переписку за то, что онъ желалъ выгнать изъ своего села попа за его грубости, а архіерей тому препятствовалъ.
Подъхавъ подъ крыльцо дому, архіерей остановился, лежа въ дормес духовнаго колибра {Это было около 3-го часа пополудни, слдственно давно посл деревенскаго и монастырскаго обда, или посл столичнаго завтрака. Г. Д.}. Хозяинъ вскор показался въ халат тлеснаго цвта и въ туфляхъ. Онъ былъ росту выше средняго, довольно тученъ, видъ имлъ барина въ старинномъ формат. Скудоволосая, сивоблая маленькая коса перетянута шнуркомъ при самомъ затылк. Архіерей межъ подушками спросилъ его — довольно громкимъ голосомъ: ‘что ты за человкъ’?
‘Я здшній хозяинъ’, — отвтствовалъ старикъ твердымъ голосомъ.
Архіерей. Ты Евтихъ Сафоновъ? Сафоновъ. ‘Я Евтихъ Сафоновъ’.
Архіерей. A почему ты осмливаешься надписывать ко мн на пакетахъ: ‘его преосвященству отцу Кириллу’? Будто бы къ своему попу! Разв ты не знаешь архіерейскаго титула?
Сафоновъ. ‘А какъ же тебя назвать? Вдь ты мой отецъ, а я твой сынъ, то я такъ къ теб и пишу. A другихъ титуловъ между нами я не знаю’.
Архіерей. А! ежели такъ, будь же ты мой сынъ! вотъ теб — протягивая руку — мое отеческое благословеніе. Пиши ко мн и впредь такъ, какъ писалъ: не перемняй своей формы.
По семъ странномъ переговор, сынъ отца вытаща изъ колыбели {Вмсто зачеркн.: ‘колесницы’. Ред.}, пошли вверхъ по дурной широкой лстниц, въ огромные, дурной архитектуры хоромы, которые снаружи представляли старинной боярской, бревенчатой и необитой домъ о двухъ жильяхъ, а внутри изобильной, какъ полную чашу.
По первомъ простомъ и чистосердечномъ привтствіи, хозяинъ представилъ преосвященному своего сына, лтъ около 23-хъ, и изъяснился такъ: ‘Чувствую изнеможеніе силъ, для того и выпросилъ я въ отпускъ изъ Петербурга сына моего. Онъ прежде служилъ пажемъ при двор, а нын служитъ гвардіи офицеромъ. — Отецъ мой! Не забудь! помяни меня во время приношенія безкровныя жертвы. Погреби мой бренный трупъ. A ты, Иванъ Евтиховичъ —взглянувъ на сына — дай тогда знать преосвященному, какъ я умру’.
У нжнаго сына — при цлованіи руки у отца и у архіерея, — слезы градомъ покатились.
Хотя рогъ изобилія и Церера хозяину по именамъ не были извстны, однакожъ они въ его дом обитали во всемъ своемъ могуществ. Правда, хозяинъ не дошелъ до изящнаго вкуса, а потому и не имлъ у себя ни капельмейстера, ни балетмейстера, ни фейерверкмейстера, ни кухмейстера, ни шталмейстера, ни гофмейстера, ни иллюминацій, ни душистыхъ помадъ, ни шампанскихъ, ни венгерскихъ, ни бургонскихъ, ни англійскихъ (винъ) — кои нердко бываютъ очень яснымъ {Вмсто зачеркн.: ‘понятнымъ’. Ред.} таинствомъ плоти и крови измученныхъ {Вмсто зачеркн.: ‘умученныхъ’. Ред.} крестьянъ, — не было у него и аранжерей, для украшенія которыхъ иногда дорого покупается персикъ и абрикосъ, чтобъ наткнуть его на шпильку при дерев, но — все его изобиліе изъ собственной домашней экономіи состояло не въ блестящихъ важностяхъ {Вмсто зачеркн.: ‘бездлкахъ’. Ред.}, но въ русскихъ бездлкахъ: у него было множество разнаго въ зерн и въ снопахъ хлба, полна пространная конюшня лошадей разныхъ породъ, коихъ онъ имлъ свой заводъ, полны скотные дворы скота и кладовыя — всякихъ мелочей, какъ-то: холста, суконъ, кожъ, воску, меду, масла коровьяго, коноплянаго и проч. — вся такая не малоцнная громада составляла одногодовой приходъ. Къ сему принадлежитъ превеликой подъ его хоромами погребъ, хранящій отъ временъ, покрытыхъ неизвстностію, разномрныя бочки, боченки, бутыли, бутылки, и дополняемый каждогодно, да живетъ безконечные вки, во славу и хвалу сотворшаго и назидающаго его. Тамъ, при нкоторыхъ стнахъ {Вмсто зачеркн.: ‘около стнъ’. Ред.}, на перекладинахъ, сдланныхъ на укрпленіяхъ, на подобіе наръ, отъ низу вверхъ до половины стны, а въ нкоторыхъ, въ сдланныхъ искусствомъ впадинахъ, на подобіе кіевскихъ пещеръ, помщены разнаго сорта водки, разныя наливки и меды, превратившіеся отъ времени, почти въ непонятные, но полезные и винообразные вкусы — а блое его съ игрою пиво превосходитъ всхъ пивъ англійскихъ и нмецкихъ.
Въ сей-то бахусовъ храмъ, владыка дома, храня древнее свое обыкновеніе, завелъ на другой вечеръ угощенія, нашего владыку со всмъ его клиромъ, гд учрежденной на таковыя случаи серебреной вызолоченой ковшъ, отвдавъ изъ нсколькихъ бочонковъ, далъ себя почувствовать всмъ вкушавшимъ отъ него, и былъ причиною, что архіерей задлъ словомъ хозяйскаго сына, которой съ ковшомъ не знакомился. Молодой человкъ почувствовалъ во всей сил, что онъ гвардіи офицеръ, и далъ объ этомъ знать архіерею въ самыхъ благородныхъ выраженіяхъ. Потомъ изъяснилъ, что неограниченная любовь, почтеніе и уваженіе {Вмсто зачеркн.: ‘повиновенiе’. Ред.} къ его родителю, удерживаютъ его въ границахъ терпнія. Дал сцпился съ архіереемъ на французскомъ язык, архіерей, которому повидимому отъ гвардейца приходило въ тупикъ, просилъ старика отца войти въ посредничество къ примиренію. Старый Сафоновъ сказалъ сыну: ‘Иванушка! оставь. Самъ старъ будешь, послушай меня старика’. Сынъ бросился въ слезахъ цловать отцовскія руки, потомъ архіерейскія, потомъ вс трое перецловались. Потомъ, давно дожидавшійся ковшъ возобновилъ походъ форсированнымъ маршемъ. Потомъ архіерей, яко проповдникъ мира и непріятель тишины и спокойствія, напалъ на миротворца хозяина, за то, что тамъ на стн усмотрлъ онъ образъ какого-то святаго, котораго, по мннію архіерейскому, страдала святость въ погребу. Хозяинъ имлъ терпніе выслушивать и переносить все въ молчаніи. Но когда архіерей возопилъ: что ‘велитъ во всхъ бочонкахъ дны повыбивать’, тогда хозяинъ, какъ будто проснувшись, закричалъ во свою очередь изо всей силы: ‘Да кто теб дастъ? знаешь ли, что я въ дом господинъ? ты имешь власть вязать меня въ церкви, а я тебя свяжу въ моемъ погребу’.
Архіерей не помедлилъ защититься священнымъ текстомъ: ‘Да не зайдетъ солнце во гнв’, хотя это и по захожденіи уже солнца происходило. Въ знакъ примиренія, архіерей получилъ бочку наливки, несмотря на то, что подвластныхъ поповъ за подобные въ подрывъ откупа матеріалы разстригалъ, хотя они ихъ и покупали.
Хозяинъ и гость не были въ силахъ ужинать. A по утру, хозяинъ, въ залогъ христіанской къ архіерею любви, снялъ съ себя золотой крестъ, который носилъ отъ юныхъ лтъ, и надлъ на архіерея. A архіерей обязался, по призд въ Свскъ, первымъ для себя поставить дломъ и долгомъ, сдлать для Сафонова новый, съ приличною надписью, и доставить или возложить на него во утвержденіе пріязни и братства. Посл вкуснаго обденнаго стола, мы отправились въ Свскъ.
По призд, постилъ преосвященнаго воевода Пустошкинъ въ тотъ же вечеръ, съ прочими чиновниками. Отъ него услышали мы съ патріотическимъ удовольствіемъ, что отъ правительства послдовало уже обнародованіе о присоединеніи Блорусскаго края къ имперіи россійской. Я не могъ тогда и помыслить, чтобы Блоруссія когда-нибудь стала моимъ обиталищемъ, въ которой я теперь пишу мою исторію.
Союзомъ любви и братства Сафонова преосвященный не долго пользовался. Мсяца чрезъ полтора прибжалъ нарочный отъ сына съ извстіемъ, что отецъ перешелъ въ царство безсмертныхъ, и съ прошеніемъ о погребеніи его по сдланному завщанію. Преосвященный сильно опечалился {Дале слдуетъ въ подлинник зачеркнутая авторомъ приписка: ‘ежели можетъ печалиться или радоваться человкъ находящійся подъ запрещеніемъ вкушенія всхъ въ одномъ пункт радостей и печалей, горестей и сладостей’. Ред.}, създилъ, похоронилъ, сказалъ надгробное слово, фамилія пожелала его имть. Я по дозволенію списалъ, мн за то заплатили, а архіерею и всему его штату — за вс труды и подвиги, и мы возвратились тою же дорогою. Не помню, далъ ли преосвященный на память сыну крестъ, по сил сдланнаго съ отцемъ его обязательства.
Сохраняя сколько можно порядокъ времени, долженъ сказать, что въ сіе самое время, любезнйшій сердцу моему радогожской мой ддъ и воспитатель призжаетъ и входитъ ко мн раздлить свою печаль: весь его домъ и съ пожитками въ ночную пору сгорлъ. ‘Любезный мой внукъ — продолжаетъ онъ — все бы еще эта бда не бда! Но я не задолго предъ пожаромъ лишился и своей любовницы, которая, самъ ты знаешь, сколько и тебя присматривала, обмывала и леляла, какъ своего родного’.
— Что ей сдлалось ддушка?
— ‘Смерть ее похитила! Если что было мн въ моей старости отрадою и утшеніемъ, то все уже съ нею умерло. И самъ я не тотъ уже твой ддъ, которой тебя съ горячею любовію воспитывалъ, но тнь уже его ты видишь предъ собою’.
— Что теб теперь надобно, ддушка?…
— ‘Монастырь, любезный мой внукъ, монастырь, къ которому судьба завременно уже меня пріучила’.
Я доставилъ ему мсто въ Глинской пустын, отстоящей отъ Глухова верстъ на 10-ть, въ которой онъ въ силахъ еще былъ не поладить съ настоятелемъ. A по сей причин — согласно его желанію и моей при архіере возможности — переведенъ былъ онъ въ Рыльскій, Николаевскій монастырь, гд поживши съ годъ времени, умеръ. Тамошній настоятель архимандритъ Вонифатій Борейко увдомилъ меня о семъ слдующимъ коротенькимъ письмомъ: ‘многія лты архипастырю нашему и теб, другъ мой любезнйшій! A ддушка твой Богу душу отдалъ’. Смерть его перенесъ я неравнодушно. Но описаніемъ моей жалости не нужно умножать моей исторіи. Я, не стараясь помнить, никогда уже не могу забыть его безмрнаго ко мн доброхотства и любви. A между тмъ, Архіерей, будучи великой непріятель праздности, подвизаясь цлыя ночи за ужиннымъ столомъ съ сестрою, съ матерью, съ нкоторою монастырскою братіею, приглашаемою по его приказанію, съ консисторскими членами, иногда же съ приглашенными изъ города юриспрудентами, продолжалъ пніе, питье, разговоры, крики, задачи, силлогисмы, стихописаніе, игру на гусляхъ, и — если угодно — польскій танецъ, которому былъ великій мастерище выше упомянутый мною Рыльскій архимандритъ Вонифатій Борейко, бывшій прежде базиліяномъ, слдовательно урожденный для танцовъ полякъ. Такимъ образомъ убивая время, вспало единожды его преосвященству на умъ, написать для забавы пріятелю своему, свскому воевод Пустошкину, у котораго онъ часто обдывалъ, ругательной кантъ. Онъ начинается такъ:
Здравствуй, храбрый молодецъ,
Виждь, что чести есть конецъ.
Грудью достаютъ то многи
Смертной не страшась дороги,
Чтобъ отечеству служить,
И за то чинъ получить и проч….
…………………………………………….
Вздумалъ паки наконецъ,
Чтобы въ служб не былъ льстецъ,
Патріота вдругъ личину
Принялъ*), чтобъ найтить причину
Человкомъ слыть честнымъ,
Въ штатской служб сталъ инымъ и проч….
*) Вмсто зачеркн.: ‘вздумалъ’. Ред.
Я столько его написалъ, сколько могъ припомнить. Для понятія же, каковъ онъ былъ весь, довольно и этого.
Можетъ быть кто потребуетъ симъ стихамъ перевода или толкованія. Ну, да какого тутъ перевода или смысла желать, когда что пишется за ужиннымъ, протяженнымъ на цлую ночь столомъ? Довольно, если римы хороши, и нтъ ни одной полубогатой. Что же касается до меня, то я доволенъ былъ случаемъ положить его на ноту. Хоръ пвчихъ его восплъ. Кантъ былъ безподобной, это правда. Кантъ былъ хорошъ, это неправда. Какъ бы то ни было, мы его полюбили какъ свое рожденіе. Слушайте, слушайте къ чему дло идетъ, и чмъ оно кончится! —
Кантъ пвали за обдами и ужинами, и какъ случилось. Архіерейскому удивлялись сочиненію вс попы и протопопы, а меня хвалили за ноту. Кантъ, архіерей и я вошли уже во всеобщую молву, но изъ разныхъ состоящую мнній, о узнаніи которыхъ никто меньше не заботился какъ я. Слушайте-жъ, слушайте! такъ кричатъ въ англійскихъ парламентахъ.
Лекарь городовой, тотъ самой, которой меня посл горячки лечилъ кашицею съ курицею, схватилъ у архіерея, съ дозволенія его, кантъ, дабы воспользоваться изящнымъ сочиненіемъ. На завтр архіерей опомнился и послалъ меня въ городъ, возвратить отъ лекаря кантъ. Я встртилъ его выходящаго изъ квартиры. Онъ мн отвчалъ, что пришлетъ кантъ, а теперь онъ идетъ въ Казанскую церковь къ обдн. ‘И я съ вами помолюсь’. — —Нтъ! За чмъ же вамъ дожидаться? Я тотчасъ пришлю посл обдни. — ‘Такъ вы теперь вернитесь’.
Лекарь перемнился въ лиц, однакожъ не вернулся. Въ церкви онъ еще два раза принимался меня уврять, что онъ пришлетъ посл обдни, но я, не желая возвратиться безъ исполненія зачмъ посланъ, достоялъ обдню, до конца. Возвратясь въ квартиру, лекарь перевернулъ на стол свои каталоги, скотской лечебникъ, календарь, приподнялъ связку бумагъ, тронулъ иготь, звякнулъ пестикомъ и сказалъ, что кантъ куда-то завалился, и что онъ его отыщетъ и самъ доставитъ къ архіерею. Я, возвратясь, донесъ обо всемъ архіерею. Онъ немного призадумался, а я не сомнвался, что кантъ у воеводы. Между тмъ лекарь, недоволенъ будучи, что я, настоятельнымъ моимъ требованіемъ и неполученіемъ отъ него канта, открылъ въ половину его плутовство, сказалъ воевод, что кантъ моего сочиненія, а не архіерейскаго, чему служитъ въ доказательство и рука, которою онъ писанъ, а нота подтверждаетъ. Архіерейской же сестр жалился, что я помшалъ ему въ церкви помолиться, сестра передала брату, а братъ мн съ придачею, что я въ самомъ дл не хорошо сдлалъ, что нарушилъ душевное спокойствіе человка молящагося. Это еще не конецъ. Кантъ лекарь возвратилъ, но вскор посл сего воевода, мстя мн за кантъ, уврилъ архіерея, что доноситель на него, Захарка, иметъ со мною сношенія. Воевода былъ не дуракъ. Онъ зналъ архіерейскій недоврчивый и легковрный нравъ {Вмсто зачертки: ‘характеръ’. Ред.}. Примтя же изъ движеній архіерейскихъ успхъ своихъ козней, припомнилъ онъ и о кант на мой счетъ, выставляя свидтелемъ лекаря. Архіерей чистосердечно ему сказалъ, что это неправда, и что самъ онъ, архіерей, учинилъ сіе подъ веселое время и просилъ его, воеводу, простить ему дружески пастырское его дурачество {Обо всемъ этомъ, спустя года полтора, самъ архіерей, будучи въ хорошемъ дух, мн пересказывалъ, и мы по сему разсуждая, открыли одинъ другому глаза. Я долженъ сказать, что когда такой благотворной духъ на него находитъ, то представляетъ онъ особу, обворожающую каждаго слушателя своимъ основательнымъ, краткимъ, чистосердечнымъ словомъ. Но сіе такъ рдко съ нимъ случается, что едва ли въ цлый годъ можно считать нсколькими часами. Г. Д.}.
Дло на счетъ канта кончено, и я передъ воеводою правъ. Но гд сыскать воевод способъ признаться, что онъ меня, въ разсужденіи сношеній съ доносителемъ на архіерея, оклеветалъ въ отмщеніе за кантъ? такъ и осталось! A архіерей въ такихъ случаяхъ любилъ вру и ей безпрекословно повиновался.
Я не знаю, чтобы онъ со мною сдлалъ? Но движеніи его ничего добраго не предвщали. Казалось по всему, что онъ ршился меня распять, не предавая понтійскому Пилату игемону. Бгство праведника не разъ уже бывало на земномъ шар, въ силу права природы, внушающаго тако: ‘бжка не хвалятъ, а съ нимъ хорошо’.
Къ покоямъ нашимъ примыкался храмъ Божій. Я скрылся въ него предъ обднею подъ жертвенникъ, и тамъ лежа выслушалъ обдню. Это было на день архангела Михаила, т.-е. 8-го дня ноября. Я слышалъ какъ архіерей, взошедши на клиросъ къ своимъ пвчимъ, затянулъ съ ними концертъ ‘Идеже осняетъ благодать твоя, архангеле, оттуда діяволя прогонится сила’. По голосу и языку услышалъ я, что голова его преосвященства была уже слишкомъ полна благодати.
При окончаніи обдни, пономарь Назарій поднялъ занавсъ жертвенника для какой-то ему церковной надобности, и меня увидлъ. По окончаніи обдни, церковь и примыкающіеся къ ней боковые покои, чрезъ которые вошелъ я въ церковь и которыми надялся выттить, были заперты. Довольно ясно, что я святой арестантъ, и что нономарь Назарій прислужился предательствомъ меня. Большая въ окн шиба найдена мною надежне жертвенника, и справедливо: меня пришли взять въ чаяніи, что я ихъ буду дожидаться подъ жертвенникомъ. Но я уже покоился въ одной изъ стоящихъ въ каретномъ сара каретъ, въ которой размышляя, не зналъ что придумать, а между тмъ, сдя уже слишкомъ сутки, ослаблъ и почувствовалъ жаръ. Въ такомъ положеніи я найденъ и представленъ къ архіерею, крайне уже, къ моему счастію, изнемогшему и страждущему отъ обыкновенныхъ подвиговъ. Мы оба были больны, только отъ разныхъ причинъ. Архіерей одоллъ сказать мн, почти невразумительно:
‘А! ты явился!’ и тотчасъ заснулъ на стульяхъ, а я пошелъ въ свою комнату. Мн пришли сказать, что тотъ пономарь Назарій, которой объявилъ обо мн архіерею, и которой за упускъ меня вчера былъ взятъ подъ стражу, только-что теперь повсился. Я отъ тхъ поръ закаялся класть канты на ноту {Дале въ подлинник зачеркнуто: ‘а apxiepeй пить не закаявался’. Ред.}.
Еще архіерей не проснулся, какъ принесли съ почты указъ отъ синода, чтобъ онъ отвтствовалъ во всемъ безпрекословно коммиссіи, учрежденной по имянному повелнію, состоявшемуся на докладъ синода, поднесенный вслдствіе доноса дьячка Захарки, на которую наряжены: черниговскій архіерей еофилъ, Гамалевскаго монастаря архимандритъ Антоній Почека, да двое свтскихъ, полковникъ и маіоръ, потому что и воевода прикосновенъ былъ къ сей же коммиссіи, кажется по тмъ преступленіямъ, что архіерей у него часто обдывалъ, и что принялъ отъ архіерея въ солдаты доносителя.
Доноситель-дьячекъ столько былъ расторопенъ, что усплъ уже доставить къ первому своему доносу прибавленіе объ ободраніи жемчуга и каменья съ образа св. Николая, изъ которыхъ архіерей будто-бы сдлалъ сестр своей пряжки. Сіе послднее, хотя была глупо-ядовитая ложь, однакожъ надлежало на все отвтствовать и признаться въ ободраніи, и въ употребленіи на архіерейское церковное украшеніе, чмъ соблазнялась вся народная простота, и оскорблялся общій порядокъ.

XXV.
Другое время, другія и мысли.
1773—1774.

Архіерей, проснувшись и прочитавши указъ, — оставилъ все, бросился въ постелю. Коммиссія по призд расположилась въ город. Духовные коммиссіонеры имли вжливость предварить подсудимаго своимъ посщеніемъ, потомъ, чрезъ нсколько дней требуютъ его въ коммиссію, а онъ сказывается больнымъ. Коммиссіонеры, желая его постить въ постели, пригласили съ собою {Вмсто зачеркн.: ‘на завтра’. Ред.} городового лекаря, но лишь только показались къ нему въ келью, то онъ, увидя лекаря, выпрыгнулъ изъ постели и началъ имъ объяснять, что ‘онъ архіерей, а не мужикъ, и что ему должно врить, если онъ сказывается больнымъ, а не свидтельствовать’. Коммиссіонеры имли умренность сказать: что, ‘они пришли его постить и пожалть о слабомъ состояніи здоровья его преосвященства’. Архіерей стыдился уже признать себя больнымъ, потому что имлъ неосторожность громко и много говорить, скоро по покоямъ бгать и выгнать вонъ лекаря, котораго воротили уже изъ-за воротъ водки пить.
Въ продолженіе коммиссіи, у архіерея моего возобновилась задумчивость. Я въ эту пору вздумалъ поучиться длать фейерверки. A поводомъ къ сему былъ одинъ изъ отпущенныхъ на волю предъ смертью господина Касагова человкъ, который, получа свободу искать пристанища, явился ко мн. Мы, или лучше сказать, одинъ онъ, надлали ракетъ, колесъ, фонтановъ и другихъ штукъ, мы не забыли связать и узелка изъ двухъ начальныхъ литтеръ, знаменующихъ имя преосвященнаго: КириллъФліоринскій: 0x01 graphic
Все сіе длано было въ особомъ отдаленномъ поко и архіерею не было извстно. Въ самомъ параксизм архіерейской задумчивости, я доложилъ ему, что у насъ передъ крыльцомъ радостные огни дожидаются приказа — которые тотчасъ и загорлись. — Онъ смотрлъ на нихъ съ удовольствіемъ. Задумчивость его пропала. A дабы она не возвратилась, велно подать — что Богъ послалъ — изъ погребцовъ ши шкафовъ.
Случившіеся на ту пору домовой лекарь и сестра, которая не знаю почему-то подошла съ братомъ подъ одну коммиссію, составили сосіет — бесду.
По утру преосвященный далъ знать консисторіи, что онъ въ сей день будетъ въ оной своею особою присутствовать. Его ожидали тамъ съ какимъ-нибудь важнымъ дломъ. И не обманулись, ибо ежели благодяніе не есть дло маловажное {Вмсто зачеркнутаго: ‘есть истинное добро’. Ред.}, такъ онъ произвелъ меня формально канцеляристомъ. Въ семъ случа похожъ я былъ на того фельдцейхмейстера, который получаетъ орденъ за талантъ своего артиллеріи сержанта.
Служащіе въ консисторіи, сопернствуя моему чину, приступили съ просьбами къ преосвященному. Они представляли, что давно вступили въ службу, ревностно трудятся, въ штрафахъ и наказаніяхъ не были, въ чемъ ссылаются на формулярные списки, и, того ради, просятъ произвести и ихъ канцеляристами. Архіерей имъ отвчалъ, что ‘произведеніе теперешняго канцеляриста не можетъ вамъ быть ни въ примръ, ни въ обиду, потому что онъ въ корреспонденціяхъ моихъ былъ и есть у меня правою рукою.’ Справедливъ этотъ отказъ или нтъ, получившій давшаго не судитъ, и это было, есть и будетъ: кого хотятъ наградить, заслугу сыщутъ, — кому хотятъ отказать, резолюція готова, а для меня неоспоримо то, что полезне длать фейерверки, нежели канты класть на ноту.
И тако проходили часы, дни, недли, мсяцы цвтущей моей юности, какъ наступилъ и 1774-й годъ.
1774 г. Вышесказанная прибывшая коммиссія, ни должности преосвященнаго не уменьшила, ни свободы его не связала. Почему въ самую лучшую лтнюю пору отправился преосвященный — Путивльскаго узда въ слободу Терны, для посщенія г-на Саф о н о в а, сына того порядочнаго — но уже скончавшагося —отца, о которомъ говорено въ 1770-мъ году моего повствованія.
На пути захали въ Глуховской Петропавловской монастырь, въ которомъ пребывающій на пенсіи и управляющій монастыремъ епископъ Анатолій Мелесъ, въ почесть гостю приказалъ звонить въ колокола и палить изъ можжиръ, а самъ встртилъ его на крыльц, въ китайчетомъ халат цвта вороньяго крыла, съ непокровенною главою и босикомъ. Онъ прежде всего изъяснился, что хотя онъ и монахъ, но священнодйствуя въ прошедшую противъ турокъ войну на хребтахъ корабельныхъ, привыкъ къ пороху и къ пушечному грому. Гость отвтствовалъ: ‘я былъ въ Париж при посл, куда военные громы не досязали, такъ у меня въ дом нтъ ни пушекъ, ни можжировъ’. Посл сего вояжиры наши пошли въ покои къ обденному столу. Мой архіерей также раздлся, однакожъ не разувался. На другой день распрощались и мы выхали въ Путивль. Въ Путивльскомъ-Молчанскомъ монастыр переночевавъ у добраго хозяина игумена Мануила Левицкаго, взяли и его съ собою въ Терны, куда и прибыли подъ вечеръ.
Новой молодой владыка Терновъ съ деревнями, встртилъ преосвященнаго передъ слободою въ карет. Онъ былъ лтъ 22-хъ, роста средняго, круглолицъ, полонъ, блъ, нженъ, хорошъ собою и жиренъ. Екипажи наши поставлены на гостинномъ двор, и комнаты для архіерея и всего штата отведены тамъ же. Посл хорошаго ужина легли спать, и надялись, что завтра для насъ будетъ еще лучше {Дале зачеркнуто: ‘но надежда — цыганка’. Ред.}.
Возставше отъ одра и сна, увидлъ я, что въ господскомъ дом тже были люди и вещи, которыхъ я видлъ и при отц, но не было никого и ничего на своемъ мст, и все казалось безъ души. Посл чаевъ и кофіевъ молодой баринъ постилъ архіерея, и походя оба кое-гд, пошли въ большіе покои, гд столъ накрывали. Я старался что-нибудь услышать отъ молодого Сафонова, но изъ него ни ползло, ни лзло. Смотря на него, по наружности онъ долженъ быть Аполлонъ блокурый, но по внутренности вселился въ него Момусъ {Момусъ — шутъ боговъ. Митологисты наши говорятъ, что Момусъ единожды сказалъ: ‘Боги были пьяны, когда сотворяли человка. Проспавшись — не могли безъ смха взглянуть на свое твореніе’. Г. Д.
Это примч. было первоначально въ подлинник такъ: ‘Момусъ — богъ дурачества, ежели это богъ’. Ред.}, кром момусова остроумія.
Когда пришло време садиться за обденный столъ, хозяинъ нашъ оказался пьянъ, аки вторый Касаговъ. Будучи въ семъ счастливомъ состояніи, схватилъ въ другой горниц крпостную свою пвицу за руку и тащилъ ее къ столу. Игуменъ Путивльскій Мануилъ Левицкій, будучи ему близко знакомъ, и бывши отцу его хорошій пріятель, подскоча вырвалъ ее у него, и пхнулъ обратно въ ту же горницу,. изъ которой она вытащена, а его двинулъ {Вмсто зачеркн.: ‘сунулъ.’ Ред.} въ ту, гд сидлъ архіерей съ другими, и сказалъ ему: ‘кушанье на стол.’ Сли за столъ, всего было преизбыточно. Сей прочнаго заведенія столовой части, — сынъ не усплъ еще разрушить.
Музыканты потащились къ аркестру: иной ладилъ свой инструментъ, иной его клалъ, иной губы развся звалъ, а пвицы вс смялись. Стали играть. Сколько играли, столько и ошибались, или не радли, на лицахъ написано было безпутство.
Все въ дом доказывало, что нтъ уже отца, господина и хозяина. Среди угощенья и музыки никогда во мн уныніе столько не дйствовало, какъ при воспоминаніи порядочнаго отца, который, безъ сомннія, не желалъ, чтобы наслдникъ разрушилъ вс его насажденія.
Посл обда, уже подъ вечеръ, архіерей подошедши къ аркестру, и будучи насыщенъ земныхъ благъ, крикнулъ: ‘играйте.’ Капельмейстеръ, — крпостной человкъ и мужъ сказанной пвицы и барской любовницы, — крикнулъ: ‘Не слушай’ Вс музыканты и пвицы пришли въ замшательство. Сюда же примкнулись, со стороны архіерея, ряды пвчихъ, протодіаконъ, игуменъ и я. Вс начали говорить кто какъ хотлъ, и поднялся шумъ. Насыщенный съ гостьми хозяинъ, чтобъ не быть празднымъ лицомъ, пробился сквозь толпу, схватилъ архіерея за крыло клобука и крикнулъ во всю мочь: ‘собакъ!’
Архіерей, не дожидаясь, чтобъ его затравили, скокнулъ со всхъ ногъ въ квартиру со всмъ клиромъ, проповдуя на бгу: ‘Аще гонятъ вы — васъ — во град, бгайте въ другой, и прахъ прилпшій отъ ногъ отрясая’. A я вслдъ приговаривалъ: ‘Стопы моя направи по словеси твоему. Капитанъ же, хозяинъ, удовольствовавшись тмъ, что одержалъ храбро плацъ, препровожденъ съ капельмейстершею въ тріумф цлымъ аркестромъ до самой спальни. О семъ послднемъ тогда же повствовали его домослужители, которые всегда бываютъ самые врные повствователи.
Мы ночевали не въ Сафонова дом, но у протопопа той же слободы. По утру посланъ былъ нарочной за архіерейскою тростью, которую вчера схватить не успли. Посыланной возвратившись донесъ, что хозяинъ встртился съ нимъ нечаянно въ дверяхъ залы, въ рубашк, безъ всего и туфлей. Въ сей позиціи спросилъ о здоровь преосвященнаго, и услыша, что преосвященный отъзжаетъ, вскричалъ въ удивленіи: ‘Ахъ! я думалъ онъ будетъ у меня обдать, карету! штаны! мыться! гнать!’
Архіерей, желая чтобъ за нимъ гонялись, выхалъ какъ можно скоре. На побг завидя погоню, сдланную въ почесть ему, приказалъ скоре гнать. Мы — въ деревню, Сафоновъ тутъ. Архіерей въ крестьянскую избу, Сафоновъ на двор. Его не пускаютъ къ архіерею, онъ просится, и увряетъ, что онъ трезвъ, что при немъ нтъ ни капельмейстера, ни капельмейстерши, ни собакъ, и что онъ гонится какъ тнь за тломъ, безъ котораго жить не можетъ. Будучи допущенъ, добился прощенія, закрывши лицо платкомъ, дабы показать, что прошеніе его было слезное. Архіерей тому поврилъ. Капитанъ былъ съ запасомъ, а и у насъ не безъ онаго. Начали мирный трактатъ поливать. Побранились. Сафоновъ закричалъ: ‘собакъ!’ Архіерей ускакалъ впередъ, а хозяинъ не былъ столько плохъ, чтобъ въ другой разъ гнаться за такимъ епископомъ, которой не мастеръ прощать.
Бдный Сафоновъ, провождая жизнь пьянуюи безпутную, вскор посл отъзда преосвященнаго женился и вскор умеръ. Преосвященный не имлъ причины жалть, что създилъ и похоронилъ покойника, потому что тесть его изъ его имнія наградилъ за вс издержки, и даже за то, чтобы преосвященный покойника простилъ и разршилъ отъ тхъ грховъ, когда онъ хотлъ преосвященнаго собаками травить.
Въ Путивльскомъ монастыр у Мануила нашего только-что переночевали. Выхавъ, поспли къ обду въ построенный въ лсу, на прекрасномъ возвышенномъ мст, Петропавловскій Глуховскій {Монастырь Петропавловскій, хотя называется Глуховскимъ, однако же онъ отъ Глухова отстоитъ на 20 верстъ. Г. Д.} къ ожидавшему уже нашего сухопутнаго, — морскому епископу Анатолію Мелесу. Онъ принялъ гостя со всми прежними обрядами и съ прибавленіемъ къ онымъ, что во весь вечеръ и во всю ночь палили изъ можжировъ и звонили въ колокола. Оба архіерея съ игумномъ и прочими, всю лтнюю пріятную ночь ходили по монастырю и около церкви съ фонарями, а по утру очень рано, взлзли на колокольню и звонили съ прочими на ряду. Я видя, что колоколовъ довольно, и любя по натур колокольной звонъ, кликнулъ туда же нсколько пвчихъ и начали звонить пуще прежняго. Кому не доставало тянуть за веревку, тотъ билъ по колоколу палкою. Словомъ, мы подняли такой звонъ и пальбу, каковыхъ безъ сомннія не было во дни святого Дмитрія Ростовскаго, которой будучи въ семъ монастыр игумномъ, построилъ каменную церковь среди монастыря, которая и понын въ совершенной крпости, съ надписью въ средин надъ аркою имени построившаго.
Въ самый развалъ нашихъ торжествованій прибыла духовная коммиссія по указу святйшаго синода, слдовать и судить нашего хозяина, по доносу на него пречестнаго іеромонаха отца Антонія, который въ нашемъ же сословіи пилъ, лъ, звонилъ и палилъ, и котораго доносъ состоялъ въ томъ, что архіерей Анатолій заключаетъ монаховъ въ тюрьму безвинно, бьетъ ихъ палками, не ходитъ никогда въ церковь, не одвается, всегда босикомъ, а только пьетъ, да гуляетъ и палитъ изъ можжиръ, которыя перелилъ изъ колоколовъ, снятыхъ имъ съ колокольни.
Коммиссіонеры Лубенскаго монастыря архимандритъ Паисій Густынскаго монастыря игуменъ Іосифъ и письмоводитель попъ Продьма привезли съ собою запаснаго игумна, въ качеств администратора, которому велли тотчасъ принять весь монастырь съ доходами въ свое наблюденіе и распоряженіе.
Нашъ Анатолій въ одинъ мигъ истрезвился, пересталъ палить, обулся въ сапоги, умылся, расчесалъ волосы и бороду, одлся въ рясу, покрылся клобукомъ, навсилъ панагію, намоталъ на руку янтарныя четки. Въ такомъ вид явился онъ на другой день, очень рано, къ моему архіерею и повалился ему въ ноги, возглашая вмст съ поклономъ: ‘Наставниче! спаси мя, погибаю!’ A сей ему въ отвтъ: ‘Дуракъ! почто усумнился еси? Меня велно судить за взятки, за грабежи церковные, за …..да я не робю’. Потомъ намаркировалъ ему отвты противъ доноса. Напослдокъ мы видя, что реформа монастырскаго правленія нарушила нашъ порядокъ, ну {Вмсто зачеркнутаго: ‘отправились’. Ред.} впередъ! и прихали въ Глуховъ. Коммиссіонеры остались въ монастыр, и Анатолій — съ нами.
Въ Глухов мы остановились у отца протопопа Корнилія Іезефовича. Земскій судья Сергій Сидоровичъ Дергунъ и коллежскій совтникъ Яковъ Павловичъ Козельскій {Козельскій знакомъ былъ моему архіерею отъ тхъ временъ, когда они вмст ходили на лекцію экспериментальной физики въ Петербург. Г. Д.}, Малороссійской коллегіи членъ {До открытія намстничествъ въ Глухов была малороссійская коллегія. Г. Д.}, постили нашего преосвященнаго, и увидя нечаянно Анатолія во всей форм, знавъ напередъ, что онъ любилъ босоту, воскликнули: ‘Ахъ, ваше преосвященство! какъ къ вамъ все это пристало!… Ну для чего бы вамъ всегда такъ-то не одваться? Вы бы къ намъ пожаловали, а мы бы къ вамъ когда прихали, и у насъ бы было райское препровожденіе времени’. Анатолій отвчалъ въ постоянномъ вид: ‘А для чегожъ вы не упредили мое дурачество вашимъ благимъ совтомъ! Греки говорятъ: гд проливается вино, тамъ купаются слова, а мое можетъ быть не одно и дяніе искупалося въ немъ’. Полковникъ Козельскій былъ человкъ ученой и литераторъ: онъ сказалъ Анатолію: ‘Я, прочитавъ вашу рчь, которую вы говорили предъ государынею императрицею, и которую мн изъ Петербурга прислалъ пріятель, всегда хранилъ почтеніе къ вашимъ дарованіямъ’.
Мн разсудилось эту рчь помстить здсь. Мой архіерей получилъ ее отъ Козельскаго. Она у меня понын уцлла и нашлась между бумагами. Посл я ее видлъ уже и въ печати:

Рчь, говоренная епископомъ Анатоліемъ, возвратившимся изъ Архипелага, 1772 г. октября 7 дня.

Всемилостивйшая государыня!
Созерцая освященное лице вашего императорскаго величества, чувствую радость, коя ощущаема сердцемъ, неизреченна устами. Вижду предо мною вс красоты міра собранныя воедино. Ce то средоточіе славы, которое на подобіе солнца кажется недвижимо, но лучи свои по всему свту простираетъ. Ce Екатерина! О! кто мн дастъ витійство, соразмрное милостямъ, кои я пріялъ и пріемлю отъ руки монаршей. Кто устроитъ языкъ мой, да возглаголю слово цариц, моей матери? Я сидлъ во тьм, и внезапу облиста мя свтъ велій. Узникъ сталъ свидтель чудесъ твоихъ на водахъ многихъ. Я зрлъ корабли твои между разсянными по Архипелагу островами, на подобіе острововъ колеблющіеся, и тысящами мдныхъ гортаней могущество твое морю и туркамъ возвщающія. Стоялъ на хребтахъ ихъ, среди героевъ, священникъ, и счастіемъ твоимъ оснялъ къ побдамъ твоихъ мореходцевъ. Малъ въ братіи моей посреди церкви, на далекихъ брегахъ громомъ имени твоего раздающихся, плъ тя, и во храм сердца моего дондеже есмь пти не престану. Не умру несчастливъ! Смерть закроетъ старцу очи, Екатерининой славою насыщенныя, славою и купно ея лицезрніемъ. Ce верхъ моего благополучія! Но что воздамъ блаженства и дыханія моего виновниц? кром единаго желанія: да будетъ, монархиня, жизнь твоя столь долголтна, сколь она, безъ сравненія, нужна Россіи. Да будетъ здравіе твое столь невредимо, сколь одолженія твои вселенной велики. — Яко же роса аермонская нисходитъ на горы сіонскія, тако да снидетъ на тя съ небесъ благословеніе. Живъ Господь Вседержитель и кто на ны? Живы Екатерина самодержица и Павелъ всероссійскій наслдникъ. Привергающіеся же къ стопамъ ихъ, во вки не погибнутъ’.
Господинъ Дергунъ угощалъ во своемъ дом архіереевъ обденнымъ и ужиннымъ столомъ, а г. Козельскій компанировалъ, яко человкъ корпусо-кадетскій. Тутъ же былъ и малороссійской коллегіи прокуроръ Семеновъ, человкъ богатой, пузатой, скупой и неучоной. Говорили, что онъ хорошо знаетъ свою должность, а что онъ лъ и пилъ хорошо, о томъ не нужно было и спрашивать. При окончаніи ужиннаго стола, шепнулъ я преосвященному, что у насъ есть нашей работы связка разныхъ горючихъ малыхъ фейерверочныхъ штучекъ. Архіерей далъ мн сигналъ открыть канонаду въ горниц. Неожиданный трескъ, хлопотня, розданные людямъ колеса, все это вдругъ загорлось, зашумло и не меньше надымило. Дамы, сидвшія за столомъ повскакивали съ мстъ, а брошенные по полу огни тмъ бол за ними отъ волненія воздуха гонялись, чмъ боле они убгали. Мой архіерей, зажегши самъ на свч фонтанъ, бросилъ на петропавловскаго архіерея, и трафилъ ему въ самую бороду. Борода сильно засвирщла, и бросилась къ бгающимъ, смющимся, кричащимъ, ахающимъ чепчикамъ и токамъ, и вмшавшись между ими, составила странную труппу.
По сгорніи фейерверка, нашли прокурора Семенова въ жалкомъ положеніи, на котораго во время происходившихъ шалостей никто не имлъ вниманія. Онъ просилъ, Бога ради, милости, воды и кто чмъ можетъ ему помочь, ибо онъ, имя наклонную къ аппоплексіи природу, едва отъ порохового дыма не задохся, а причиною сему больше то, что онъ и по натур не могъ терпть порохового запаха, почему и выскочить былъ не въ силахъ изъ покоевъ. Опамятовавшись, онъ напомнилъ, по должности, что таковыя шутки противны законамъ, поелику он могутъ быть смертоносны, а архіерей мой отвчалъ, что блюстителю законовъ не было лучшаго времени умереть какъ въ этомъ дыму, потому что погребли бы его два архіерея, которые оба подъ судомъ.

XXVI
Параграфъ двадцать-шестой, а о чемъ? значитъ въ немъ.
1774—1777 г.

Возвратясь домой, занимался его преосвященство отвтствованіями по требованіямъ коммиссіи, а между тмъ, прогуливаясь единожды въ хорошій вечеръ и полнолунную ночь по саду, примыкающемуся къ покоямъ, — съ матерью, сестрою, племянницею, Путивльскимъ игуменомъ Левицкимъ, — вздумалъ мимоходомъ для забавы при небольшихъ, шумъ головной умножающихъ, капляхъ, заручить за меня родную свою племянницу, дочь находящейся при немъ сестры. Въ семъ случа былъ я похожъ на Волтерова Гурона, котораго ловили окрестить. Что касается до невсты — Татьяна Осиповна ее звали, — она была ребенокъ милый, лтъ 14-ти, и мое сердце знало ей цну. Но что касается до страннаго и несчастнаго свойства моего благодтеля и будущаго дяди, не предвщалъ я для себя ничего добраго изъ нашего союза и страшился быть отягощенъ его милостями, а потому и чувствовалъ непреоборимое затрудненіе вступатъ съ нимъ въ свойство. Какъ-бы-то-ни-было, я получилъ перстень алмазный, а невста кольцо — алмазное же, которые повидимому у преосвященнаго приготовлены уже были. Все это происходило въ саду, при лунномъ сіяніи, слдственно мы съ невстою были счастливе тхъ, которыхъ, при начал міра, за любовныя дла гнали изъ сада вонъ. Хотя все сіе, по мннію нашему, происходило секретно, однакожъ, несмотря на секретъ, прослылъ я скоропостижно архіерейскимъ племянникомъ.
Въ послднемъ сего года мсяц, разсудилъ преосвященный постить городъ Орелъ. Коммисія негодовала за намреніе и отлучку, но онъ того не уважалъ.
1775 г. На пути, въ город Кромахъ, остановились у протопопа Кромскаго и прожили все праздничное время до 8-го числа января новаго года. Причиною сему были отъзды архіерейскіе въ уздъ по домамъ дворянскимъ, куда онъ прошенъ бывалъ какъ рдкой гость и пастырь стада, а я оставался за болзнью на квартир.
8-го числа января мы выхали изъ Кромъ и прибыли въ Орелъ того-жъ дня подъ вечеръ.
Съ самаго призда до свтлаго праздника, прожито въ Орл хорошо. Порядокъ жизни былъ таковъ же, какъ и на всякомъ мст, а посл праздника, многіе компаніоны разъхались по домамъ деревенскимъ, а иные скучившись единообразными бесдами и подвигами, оставили пастыря безъ овецъ и владыку безъ рабовъ.
Здсь преосвященный въ великій еще постъ увдомленъ былъ о смерти своего брата и сподвижника епископа Анатолія Mлеса. — Вздохнувши по немъ, сказалъ: ‘дуракъ былъ покойникъ! съ его ли умомъ переливать колокола въ можжиры?’ A посл праздника пришла вторая всть: что, коммиссіонеры Свскіе, кончивъ что имъ было предписано, разъхались по домамъ и по монастырямъ. Сіе обстоятельство и годовое время придали охоту преосвященному къ возвращенію домой. Но не всякое дло такъ скоро исполняется какъ говорится, и не человкъ случаемъ, а случай человкомъ управляетъ. Да какъ же онъ управляетъ?
Онъ посылаетъ къ преосвященному прозжающаго чрезъ Орелъ переводчика Ивана Голневскаго, который былъ при должности въ Полоцк, а знакомъ преосвященному еще отъ тхъ временъ, когда они были вмст при двор императорскомъ пвчими {Этому Ивану Голневскому принадлежитъ стихотвореніе, имющееся и въ моей библіотек: ‘Плачь по блаженной и вчно достойной памяти императриц Елисавет Петровн’, напечатано въ листъ, при акад. наукъ, въ 1762 г. См. объ этомъ ‘Плач’ въ нашемъ очерк царствованія Петра ІІІ-го ‘Отеч. Записки’ 1867 г. кп. VIII, стр. 756 и друг. Ред.}. Еще поручикъ Герасимъ Орловскій, который посланъ былъ изъ Глухова отъ начальства куда-то чрезъ Орелъ и который былъ знакомъ, частыми своими въ Свск приздами и счастливымъ даромъ природы, которымъ пользуясь, напивался и надался въ сопровожденіи шутокъ и уловокъ, длающихъ для другихъ смхъ. Сей вскор ускакалъ въ предписанной ему путь, а Голневскій дождался, пока оба возлегли съ хозяиномъ невзначай, одинъ — на канапе, а другой — на стульяхъ, обувенны въ сандаліяхъ и въ приличной каждому чистот и опрятности, подобно тмъ воинамъ, которые и спящія имютъ осторожность, дабы непріятель не напалъ въ расплохъ.
Но какъ нтъ ничего на свт вчнаго и постояннаго, то и спящимъ надлежало проснуться, и гость ухалъ, а хозяинъ формально возлегъ на одръ, поелику требовало того изнеможеніе силъ. Уже проходило двое сутокъ, какъ преосвященный недомогалъ и питался только чаемъ, кремортартари и лимонадомъ. Въ продолженіе сего, какъ я единожды вошелъ въ спальню, онъ сказалъ мн съ неудовольствіемъ: ‘за чмъ сюда пускать Орловскаго? до шутокъ ли мн теперь? Онъ съ одного угла горницы прыгнулъ на другой, и говоритъ: Богородица Два радуйся’. Я отвчалъ, что ‘уже четвертый день какъ Орловскаго въ город нтъ’. — ‘Да, отвчалъ преосвященный: — жаръ во мн дйствуетъ’!
Напослдокъ, надобно было выздоровть и выхать. Зазвонили, но никто насъ не проводилъ, кром протопопа и нсколькихъ священниковъ по должности, что походило не меньше на провожанье живыхъ, какъ и на провожанье мертвыхъ.
По призд домой, я уже не пошелъ къ преосвященному въ покои, къ первой моей должности. По мр теченія лтъ моихъ и архіерейскихъ, и другихъ обстоятельствъ, власть его надо мною, натурально ослабвала, почему я и въ силахъ былъ дйствовать по собственному желанію, не прося на то отъ него позволенiя.
Мн не легко изъяснить мои тогдашнія внутреннія, сражающіяся между собою движенія. Мн только то было ясно и чувствительно, что я, родившись человкомъ, не имю прочнаго названія въ обществ, и что имю непреоборимое отвращеніе къ образу жизни моего архіерея и къ его качествамъ.
Я передвинулъ мои пожитки въ стоящіе близъ воротъ два покоя, примыкающіеся одною стороною къ тому же саду, къ которому и архіерейскіе покои, съ другой, боковой, полуденной стороны примыкались. Онъ въ неудовольствіи спрашивалъ причины, а я представлялъ слабость здоровья, что и въ самомъ дл было. Онъ обнаружился удержать меня при себ по прежнему, а я требовалъ ршительно письменнаго увольненія, какъ отъ него, такъ и отъ консисторіи, — поелику былъ канцеляристомъ, — съ которыми бы могъ выхать для опредленія себя въ царскую службу. Наконецъ архіерей позволилъ мн имть сіи, по желанію моему, особые покои.
Итакъ, началъ я жить отшельнически, не зная еще и самъ на какой конецъ, однакожъ ощущалъ въ моей душ, что сдланной шагъ для меня полезенъ. Покойцы мои прибралъ я не по монастырски. Архіерей иногда жаловалъ ко мн посидть, а иногда присылывалъ весь свой столъ и самъ у меня кушивалъ, иногда съ консисторскими членами и секретаремъ, иногда съ сестрою и племянницею, а иногда одинъ со мною. Да въ сей только милости и состояло все его для меня содержаніе, — и, кром сего, долженъ я былъ питаться собственнымъ иждивеніемъ. Такимъ образомъ протекло больше половины 1775, весь 1776 и первая половина 1777 года.
Въ первое лто моего отшельничества, въ август мсяц, выпросилъ я дозволеніе путешествовать въ Польшу на Бердичевскую ярмарку. Мой трактъ лежалъ чрезъ Глуховъ, Королевецъ, Батуринъ, Нжинъ, Козелецъ, Кіевъ, Васильковскую таможню и Блую-церковь. Преосвященный далъ мн письма: въ Глуховъ къ члену коллегіи Козельскому, дабы онъ снабдилъ меня подорожною въ Кіевъ, къ кіевскому митрополиту Гавріилу Кременецкому, къ архимандриту Кіево-печерской лавры, къ архимандриту Кіево-Михайловскаго монастыря Исаіи, которымъ препоручалъ меня въ ихъ милость и благословеніе, къ кіевскому купцу Дмитровичу, который, имя у ceбя на процентахъ нсколько архіерейской казны, долженъ былъ вспомочь меня для ярмарки деньгами на покупки архіерейскія, въ Васильковъ, къ директору тамошней таможни Ивану Никитичу Болтину, дабы онъ позволилъ и помогъ мн перехать чрезъ границу, яко человку не бглому. Итакъ, подъ сими парусами направилъ я мое сухопутное шествіе на долгихъ съ однимъ при мн служителемъ, и подъ самою хорошею погодою прибылъ въ Глуховъ, остановился у тамошняго протоіерея отца Корнилія Іезефовича, — у котораго обыкновенно и преосвященный мой останавливался — и съ сей первой моей дистанціи отписалъ къ преосвященному съ возвратившимся при лошадяхъ человкомъ.
Пріятнйшая погода, хорошой и знакомой городокъ, солидной и благоразумной съ латинью и свдніями мужъ, хозяинъ, удержали меня тутъ 2 1/2 дня.
Мой отецъ Корнилій былъ для Глухова живой своихъ временъ историческій архивъ, и не мертвой — прошедшихъ. Вслдствіе чего и по случаю единовременнаго со мною чрезъ Глуховъ прозда сенатора Теплова, разсказалъ онъ мн бывшій съ нимъ прежнихъ временъ разговоръ.
‘Григорій Николаевичъ Тепловъ, — говоритъ отецъ Корнилій: —когда былъ въ Глухов при гетман Разумовскомъ правителемъ канцеляріи, или лучше сказать: политическимъ директоромъ, инспекторомъ, администраторомъ, манторомъ и проч., то иногда ко мн прихаживалъ пріятельски посидть. — Говоря обо всякой всячин, такъ, какъ вы теперь со мною’ — прильстилъ мимоходомъ вжливый священникъ, — ‘разсказалъ онъ единожды два случая или произшествія изъ первоначальнаго своего состоянія.
‘Въ ребячеств моемъ’, — говоритъ Тепловъ: —‘когда мн было лтъ около 9-ти, играли равныхъ насъ ребятишекъ съ десятокъ на улиц, бгали, рылись въ песк, глин, и кто какъ хотлъ. Вдругъ увидли, что мимозжая карета остановилась. Мы бросили игры и смотрли на нея. Узнали, что это былъ нашъ архіерей еофaнъ Прокоповичъ {Не могу припомнить, въ которомъ это город. Судя по Прокоповичу, должно быть въ одномъ изъ трехъ, то-есть, или во Псков, или въ Новгород, или въ Петербург, въ которыхъ сей знаменитый архіерей имлъ свои должностныя пребыванія. Г. Д.}. Онъ также смотрлъ на насъ въ окно. Потомъ веллъ намъ подойти къ себ, далъ всмъ руку, и нкоторыхъ останавливая, о чемъ-нибудь спрашивалъ, желая повидимому узнать какъ кто отвчаетъ. Дло дошло до меня’.
Прокоповичъ: Какъ тебя зовутъ, мальчикъ?
Тепловъ: Гриша.
Прокоповичъ: Кто твой отецъ?
Тепловъ: Солдатъ Николай Тепловъ.
Прокоповичъ: ‘Гд онъ служитъ? Отчего иметъ пропитаніе? Сколько у него дтей?’ и проч. и проч. — Напослдокъ, подавая еще руку: ‘скажи своему отцу, чтобъ онъ завтра пришелъ съ тобою къ архіерею, и сказалъ бы келейному, чтобъ онъ объ васъ доложилъ’.
‘Мы вс разбжались съ встьми’, — продолжаетъ Тепловъ, — ‘каждый куда хотлъ {Зачеркнуто: ‘и куда могъ’. Ред.}, и везд проповдывали, что архіерей насъ благословлялъ, и что Теплову съ отцомъ веллъ приттить къ нему. На завтр, отецъ мой умылъ меня чистою водою, расчесалъ волосы, помылъ ноги, надлъ на меня блую рубашечку, подпоясалъ по ней покромочкою, и возложилъ на шею мдный крестикъ на шнурк. Тутъ весь мой былъ мундиръ. Мы пришли къ архіерею и стали въ пространныхъ сняхъ. Чрезъ нихъ изъ одной половины въ другую бжалъ келейникъ, и спросилъ отца моего скоропостижно: ‘что ты, старикъ?’….
‘Когда мы допущены къ преосвященному, то онъ, взявъ меня за крестикъ, спросилъ: ‘кто теб это далъ?’…. ‘Батюшка’…. — ‘Нтъ, сказалъ архіерей, это вамъ навсилъ Владиміръ’. — Потомъ спросилъ отца: ‘хочешь ли ты отдать мн своего сына?’….
Отецъ: Я съ радостью бы хотлъ, да онъ записанъ въ государеву школу….
Архіерей: Ты только пожелай, прочее все я на себя беру. Я въ немъ предвижу прокъ.
‘Мой старикъ прослезился отъ благодарности, — и отпущенъ съ миромъ, а я остался въ пансіон архіерейскомъ’.

Второе происшествіе:

‘Когда я’ — продолжаетъ Тепловъ, — ‘учился уже въ Петербург {Не могу припомнить, въ казенномъ ли какомъ училищ, или въ томъ же архіерейскомъ пансіон. Г. Д.}, то оскудлъ въ одежд, а наипаче износилъ штаны скоре другого платья. Нужда — изобртатель всего. Я натянулъ полотно на блейтъ-рамы, и ну писать штаны, представляя ихъ на тесемк, нацпленной на деревянный гвоздь, вколоченный въ стну. Мои соученики насмхались предмету, но моя твердость въ исполненіи намренія была непобдима. Я продолжалъ работу постоянно, а имъ это подавало больше причины къ смху и къ насмшкамъ. Одинъ говорилъ: ‘пишетъ свой партретъ’, другой — ‘для друга — подарокъ’, иной мимоходомъ подкрикиваетъ: ‘не ошибись въ мрк!’ иной съ важнымъ видомъ говоритъ: ‘не мшайте, братцы, Теплову приводить къ концу великія его намренія’. Словомъ, я продолжалъ писать мои штаны подъ стрлами самыхъ язвительныхъ насмшекъ. Безъ нужды и безъ терпнія не могъ бы я кончить моей работы. По окончаніи же чувствовалъ внутренно, что работа удалась, и терпніе уже торжествовало, не зная еще, чмъ оно наградится. Схватя мою картину, понесъ ее въ домъ… {Протопопъ именно сказалъ, въ чей домъ, но я точно не могу припомнить, а похоже, какъ будто на одинъ изъ двухъ домовъ: или Шувалова, или Нарышкина. Г. Д.}, въ которомъ я зналъ, что принимаютъ охотно всякія, подобныя моему произведенію, малости, дабы ободрять трудъ молодыхъ учащихся, награждая ихъ больше, нежели чего стоитъ вещь. Въ дом NN повеселились надъ картиною, хвалили ее передъ барынями, спрашивали ихъ мннія, нтъ ли въ ней какого недостатка и дали мн цлую горсть серебреныхъ денегъ. Я побжалъ въ ряды, выбралъ по мр штаны, бросилъ старые, положилъ въ оба новые кармана деньги — которыхъ, за уплатою, осталось на доброй сюртукъ, явился къ моимъ соученикамъ, и ударяя передъ ними по обоимъ карманамъ, сказалъ моимъ насмшникамъ: ‘въ мрк не ошибся’.
Отецъ Іезефовичъ, пересказывая мн сію исторію, примолвилъ: ‘какъ мы были теперь у него на призд, и я замтилъ, что онъ обошелся со мною по прежнему, то сказалъ я ему тихонько: ‘теперь вашему превосходительству не нужны живописные штаны.’ Онъ разсмялся и сказалъ вслухъ: ‘напоминаніе прежнихъ временъ пріятно. Покойный преосвященный Прокоповичъ и самъ бы теперь доволенъ былъ, что онъ въ своихъ догадкахъ обманулся, онъ иногда на меня говаривалъ: этотъ мальчикъ иметъ немаловажные дары природы, да только несчастливъ, — а теперь я, — принявшись за орденъ, — по милости государыни, имю ленту’ {Приведенные Добрынинымъ разсказы о Теплов относятся къ Григорію Николаевичу Теплову, одному изъ замчательныхъ людей какъ на государственномъ поприщ, такъ и на литературно-ученомъ — въ царствованіе Екатерины II. Тепловъ род. во Псков, по однимъ извстіямъ въ 1720 г., по другимъ въ 1725 г. Если врить Гельбигу (Russische Gnslinge изд. 1809 года стр. 313), Тепловъ былъ сынъ истопника въ александро-невской лавр, въ Спб. Такъ какъ у него не было фамиліи, то архіерей (?) далъ ему прозваніе Тепловъ, чтобъ тотъ помнилъ свое происхожденіе. Тепловъ воспитывался въ петербургской семинаріи, учрежденной на Новогородскомъ Карповскомъ подворь архіепископомъ еофаномъ Прокоповичемъ. По окончаніи наукъ — былъ учителемъ семинаріи. Посланъ за границу, въ 1736 г. записанъ въ академіи наукъ — студентомъ, въ 1741 г. сдланъ адъюнктомъ. Въ царствованіе Елисаветы — Тепловъ является воспитателемъ графа Кирилла Разумовскаго и именемъ его управляетъ съ 1745 г. всею академіею наукъ. Въ 1750 г. воспитанникъ Теплова сдланъ гетманомъ Малороссіи, въ теченіи четырнадцати лтъ Кириллъ Разумовскій правитъ обширнйшимъ краемъ подъ руководствомъ своего умнаго и хитраго воспитателя. Немилость Петра III къ Теплову (бывшему въ 1762 г., въ Спб., въ чин дйст. ст. совтника) вдвинула сего послдняго въ рядъ сторонниковъ Екатерины II. Онъ длается однимъ изъ усерднйшихъ заговорщиковъ, и въ дни низверженія Петра III — Тепловъ пишетъ извстный манифестъ, исполненный жестокихъ обвиненій, частью справедливыхъ, частью зло преувеличенныхъ противъ Петра III. За этотъ трудъ Тепловъ получилъ 20 т. руб. Въ ноябр 1762 г. Тепловъ сдланъ членомъ коммисіи о духовныхъ имніяхъ, въ апрл 1763 г. — онъ опредленъ статсъ-секретаремъ къ принятію прошеній поступающихъ къ государын, въ 1767 г. — тайнымъ совтникомъ, сенаторомъ и т. д. Въ 1775 г. Тепловъ получилъ орденъ св. Александра Невскаго. Умеръ 30 марта 1779 г. Тепловъ оставилъ по себ память человка обширной учености (ему принадлежитъ нсколько изданныхъ при жизни же его сочиненій), ревнителя просвщенія (онъ преобразовалъ академію наукъ, составилъ проектъ учрежденія университета въ Батурин и т. д.), но въ тоже время, злого, лукаваго, пронырливаго честолюбца, не останавливавшагося ни предъ какими средствами для удовлетворенія жажды къ почестямъ и отличіямъ. Имя Теплова примшивается иноземными писателями къ нсколькимъ темнымъ дяніямъ второй половины XVIII вка.
Въ предлахъ епархіи Кирилла Фліоринскаго, героя бытописанія Добрынина, именно въ Орловской губерніи, Карачевскомъ узд находилось имніе Григорья Николаевича Теплова — село Молдовое. Ред.}.

XXVII.
зда въ Кіевъ, въ Польшу и возвращеніе въ Свскъ.

Отъ Глухова до Кіева чрезъ триста верстъ перебжалъ я очень скоро. На пути встртился съ турецкимъ посланникомъ, хавшимъ посл войны и замиренія въ Москву, гд тогда находился дворъ. — Я свернулъ съ дороги саженей на 15, но арапъ, прискакавъ ко мн верхомъ, сталъ напротивъ при самыхъ моихъ лошадяхъ. Я веллъ остановиться, а онъ поднялъ долгую свою клюку вверхъ, говорилъ громко по-турецки или по-арабски. Я сказалъ ему громогласно: ‘миръ, миръ!’ онъ отвчалъ по-русски: ‘ты туда пошолъ, я туда пошолъ’, и поскакалъ отъ меня за своими. Посл, кому я это разсказывалъ, мн говорили, или угадывали, что это долженъ быть шутъ.
Въ Кіев принятъ я на квартиру въ монастырь Верхомихайловскій, архимандритомъ Исаіею. Онъ, получа отъ меня архіерейское письмо и при немъ сто рублей ассигнаціями въ церковь {*) Архіерей мой часто бывалъ въ этотъ монастырь вкладчикомъ, потому что онъ съ молодыхъ лтъ жилъ въ немъ на монастырскомъ содержаніи. Г. Д.}, принялъ меня ласково и угощалъ во вс дни хорошимъ столомъ. Съ нами всегда садилось человкъ отъ 6 до 8-ми. Въ семъ числ были молодые монахи, которые хотя были не великіе мудрецы, но поелику были ‘мондровныя’ {На славяно-духовно-польскомъ язык ‘мондровный’ значитъ, на 6ожественномъ-французскомъ: ‘вояжиръ’. По значенію же слова: ‘мондровать’ — кажется съ польскаго на россійскомъ — значитъ мудрствовать, а на греческомъ значитъ: философствовать. Слдовательно — по моему силлогисьму — всякаго праздношатающагося или безпашпортнаго бродягу, можно называть философомъ. Г. Д.}, не любили молчать, они знали, Валахію, Молдавію, Сербію, часть Греціи и Польши, и прочія мста, гд возможно было мститься и проходить людямъ такого сорта какъ они, лекарь Ив… Кричевскій, который былъ немногимъ постарше меня, и съ которымъ мы, увидясь, скоро свели дружбу, какъ обыкновенно водится между молодыми людьми, нечаянной семидесятилтній патеръ іеромонахъ еофанъ Зеленевскій, который, показавшись за столомъ, и будучи еще бодръ, схватилъ меня за голову и началъ ее цловать, гд попалъ, говоря: ‘вы мн Ансона читывали’. Я равномрно былъ радъ нечаянному свиданію. Но никто другой не зналъ, какихъ временъ знакомство мы воспоминали. Вскор, однакожъ, самъ Исаія припомнилъ, что патеръ Зеленевскій прожилъ съ годъ у свскаго архіерея во мзду трудовъ, употребленныхъ имъ древле по долгу учителя въ синтаксис для нашего архіерея, — который тогда былъ его ученикомъ.
Преосвященнаго митрополита Гавріила Кременецкаго нашелъ я часу въ 9-мъ предъ полуднемъ въ загородномъ дом. Поднесъ ему письмо, а онъ мн далъ свое архипастырское благословеніе, такимъ образомъ поквитавшись, разстались. Отъ него захалъ я къ намстнику катедральнаго его Софійскаго монастыря, игумену Мелхиседеку, который былъ мн нсколько знакомъ, отъ свиданія въ Гамалевскомъ монастыр, когда его митрополитъ жилъ въ ономъ, опасаясь свирпствовавшей тогда въ Кіев заразы.
Поговоря съ нимъ кое-о-чемъ, довольно долго, и сдлавшись знакомы больше нежели прежде, спросилъ я его, ‘что такъ скоро преосвященный митрополитъ меня отпустилъ? Здоровъ ли онъ? или не занятъ ли? или’….
Намстникъ: Онъ здоровъ и свободенъ, такъ какъ я и вы, тутъ нтъ никакого или.
Я: Что-жъ тутъ на мсто или?
Намстникъ: Сказать ли? Будь же скроменъ. Скромность есть тсная подруга съ благоразуміемъ. — Митрополитъ терпть не можетъ, ежели кто чисто, а наипаче счегольски одтъ. Это его болзнь или самонравіе. Но особ его сана и его премаститыхъ лтъ позволительно и то, и другое.
Я: Ну кто-жъ это зналъ, что къ вашимъ премаститымъ лтамъ нельзя было показаться, не почистивши трубы?
Повеселившись со скромнымъ и благоразумнымъ отцемъ-намстникомъ на счетъ самонравія, и управившись съ водкою и закускою, разстались. — Въ Золотоверховскій монастырь посплъ я къ самому обду. За столомъ услышалъ, что мн на Бердичевскую ярмаку нельзя поспть, потому что до нея верстъ ста съ полтора, а она оканчивается сегодня и завтре, на Блоцерковскую-же, — до которой верстъ съ 60, — поспю въ самую пору, потому что она простоитъ еще дней 12. — Узнавши, что мн не для чего спшить, явился я на завтре, предъ полуднемъ, Кіевопечерскія лавры къ отцу архимандриту Зосим Валькевичу, съ письмомъ моего архіерея. Онъ позволилъ, по просьб моей, поводить меня по пещерамъ, и пригласилъ обдать. За столомъ сидло всхъ человкъ съ шесть. Съ нами же обдалъ генералъ Масловъ, въ камлотномъ малиноваго цвта сюртук, съ кавалерскою на немъ звздою, а самъ съ бородою {Это тотъ самый Яковъ Андреевичъ Масловъ, о которомъ пишетъ Болотовъ въ своихъ запискахъ т. I стр. 178 и друг. изд. ‘Русск. Стар.’ 1870 г. Ред.}. Я прежде подумалъ, что онъ чмъ-нибудь боленъ, и для того, по нкоторымъ бываемымъ иногда въ такихъ случаяхъ душевнымъ наклонностямъ — похотлъ найтить на нкоторое время свой покой въ монастыр, но мн сказали, что онъ живетъ здсь съ намреніемъ вступленія въ монашество. Онъ хотя былъ уже лтъ семидесятъ, однакожъ свжъ и крпокъ, и разсказывалъ за столомъ нкоторыя мста изъ жизни Петра Великаго довольно порядочно и памятливо, и согласно съ бытописаніемъ. Отъ Кіево-печерской лавры посплъ я посл обда къ славному проповднику Леванд. Онъ принялъ меня въ своемъ дом пріятно и угощалъ монастырійскимъ виномъ. Изъ малолтныхъ его сыновей можно было видть, что они въ отц своемъ имютъ наилучшаго попечителя о ихъ воспитаніи. — На завтре захотлось мн видть Самуйловича, академическаго отмнныхъ дарованій учителя. Онъ принялъ меня сократически: посл общихъ изъясненій и общаго разговора, онъ говорилъ о безсмертіи души, а я доказывалъ о тлнности тла.
Проведя такимъ образомъ въ Кіев дней съ пять, и получа отъ купца Дмитровича — который былъ тогда райцею {Ратманъ. Г. Д.} въ магистрат — по письму архіерейскому — подкрпленіе въ деньгахъ, выхалъ на мою блоцерковскую ярмарку чрезъ Васильковскую таможню. Въ Васильков директоръ таможни, Иванъ Никитичъ Болтинъ {Онъ извстенъ по сочиненію возраженія на Леклерка. Онъ сочиненіе сіе — будучи въ Свск въ гостяхъ у шурина своего, воеводы Пустошкина, — сообщилъ моему архіерею, и я читалъ его еще въ рукописи. Архіерей сказалъ объ немъ свое мнніе: ‘что оно дышетъ патріотизьмомъ и историческою истиною’. Г. Д.} по письму архіерейскому пропустилъ меня за границу, яко товаръ, не длающій ущерба своему отечеству. Я достигъ Блой-церкви, и нашелъ въ ней дурную деревню, кляшторъ, не помню какого ордена католицкихъ монаховъ, каменную въ развалинахъ церковь, въ одномъ которыя углу отправляется уніатское священнослуженіе. Она построена была извстнымъ гетманомъ Иваномъ Мазепою, такъ, по крайней мр, меня увряли тамошніе жители. Ярмарка довольно была многолюдна, товаровъ было много и дешевы, въ сравненіи съ цнами россійскими.
Я въ первый еще разъ увидлъ тогда племя еврейское, и въ душ моей выработывалась его исторія съ какими-то особливыми чувствованіями. Я воображалъ, что исторія священная, церковная и гражданская насъ не обманываютъ, ибо я теперь вижу потомковъ тхъ людей, коихъ имена — хотя не всхъ — священны, однакожъ для всхъ на земномъ шар, держащихся вры христіанской, достопамятны. Я представлялъ себ: ару, Авраама, Исаака, Іакова, Ревекку, Рахиль, двнадцатерыхъ братьевъ, отъ которыхъ начались 12 колнъ, Моисея, Аарона, Іисуса Навина и Халева, веселую Маріанну, смлую Юдифъ, любезную Есирь и проч…. Самуила и другихъ пророковъ, Сампсона и другихъ судей, Саула, Давида, Соломона, Іероваама и Роваама, раздленіе народа на Іудеевъ и Самарянъ, одерживанныя ими въ теченіи многихъ лтъ побды надъ непріятелями, ихъ междоусобныя крамолы и неоднократное забираніе ихъ въ плнъ вавилонской, гд пли они горькую свою пснь: ‘На ркахъ Вавилонскихъ, тамо сдохомъ и плакахомъ, внегда помянути намъ Сіона, и проч. Како воспоемъ пснь Господню на земли чуждой! Прильпни языкъ мой гортани моему! и проч. ‘Дщи Вавилоня окаянная! Блаженъ, иже иметъ и разбіетъ младенцы твоя о камень {Послднiя строки со слова ‘дщи’ — въ подлинник зачеркнуты. Ред.}!’
Видно имъ тамъ не хорошо было! Я, руководствуясь исторіею, видлъ ихъ въ моемъ воображеніи возвращающихся изъ плна во свое отечество, потомъ порабощенныхъ игу римлянъ и въ напряженной злости, происходящей отъ ревности къ святому закону, неизбжной ни въ какой религіи, и вопіющихъ: ‘кровь его на насъ и на чадхъ нашихъ. Не имамы царя, токмо кесаря’, и наконецъ разсянныхъ за бунтъ наилучшимъ изъ римскихъ государей по всему земному шару.
Я, всматриваяся въ новыя ихъ для меня лица и одянія, желалъ по нимъ проникнуть въ глубину древности, дабы найти: не осталось-ли въ нихъ чего-нибудь такого, чмъ удовлетворяется любопытство и самое любомудріе, однакожъ ничего другого не достигъ, кром того, что они примтно похожи на своихъ предковъ, которые обокрали у египтянъ сребро и золото, по согласію святаго пророка Моисея, который потомъ, ушедши съ ними и съ покражею изъ Египта, прошелъ чудеснымъ образомъ черезъ море, удостоился получить скрижали завта, и тогда же ихъ разбилъ, осердившись на народъ, такъ точно, какъ бы генералъ, осердившись на солдатъ, разодралъ данное ему именное царское повелніе.
Увы! народъ возлюбленный Вчному! — такъ вщала мн задумчивость моя — ты почти непосредственно говаривалъ съ Богомъ, и безъ чудесъ ничего не начиналъ и не длалъ. Наказаніе египтянамъ за утсненіе тебя, раздленіе моря для прохода твоего, столпъ огненной ночью и облачной днемъ, остановленіе солнца, паденіе стнъ Іерихонскихъ, манна съ неба, вода изъ камня, и проч… суть твоя слава и доказательство, что ты былъ народъ возлюбленный Богу, ты теперь, какъ говоритъ одинъ писатель, занимаешься на ярманкахъ ‘обрзываніемъ червонцевъ!’ и потерявши собственную землю и ‘царствіе Божіе’, обитаешь спокойно на иждивеніи языка, имющаго и то и другое.
Окруженъ мрачною неразршимостью временъ, дяній, повствованій, накупилъ я суконъ, полусуконъ, полотенъ, батистовъ, платковъ, чулковъ и проч… и выхалъ обратно.
Въ Васильков получилъ я отъ господина Болтина отвтное къ преосвященному письмо, и прозрачную, на подобіе янтарной, табакерку. Сей знаменитой авторъ и пошлино-собиратель, при всякомъ со мною разговор, кормилъ своихъ журавлей. Счастливый даръ природы, который доказываетъ, что великіе люди могутъ въ одну пору заниматься многими длами {Иванъ Никитичъ Болтинъ, впослдствіи генералъ-маіоръ, членъ военной коллегіи и россійской академіи, р. 1734 г. Директоромъ васильковской таможни назначенъ въ 1776 г. на каковомъ мст пробылъ до 1780 г. Умеръ въ 1792 г. Замчательное сочиненіе его: ‘Примчанiя на исторію Россію Леклерка’ — изд. въ 1788 г. въ 2-хъ томахъ. Извстная полемика Болтина съ кн. Щербатовымъ принесла много пользы въ разработк древняго періода отечественной исторіи. Ред.}.
Въ Кіев митрополита нашелъ я страждущаго судорожными припадками, почему и на письмо архіерея моего отвчать онъ былъ тогда не въ силахъ. Я повторя мое свиданіе со всми прежними кіевознакомцами и получа, въ знакъ благословенія, Кіевопечерскія лавры отъ отца архимандрита Зосимы Валькевича молитвенникъ и псалтирку, продолжалъ обратной путь. Возвратившися въ Свскъ, далъ отчетъ о моемъ путешествіи и водворился въ мою отшельническую келью, гд въ теченіе времени часто посщала меня мать моя, останавливались призжавшіе къ архіерею гости, или по надобностямъ, духовныя и свтскія лица, забавлялись съ хозяиномъ гуслями, а скрипка была у меня въ запас, для умющихъ. И келья моя и самый образъ жизни были между состояніемъ свтскимъ и монастырскимъ. За всмъ тмъ, я, противъ воли моей, всегда тревожился невдомо откуда происходившимъ вопросомъ: ‘что я теперь? и что буду впредь? и гд мой хлбъ насущный?’
Сей непостижимый зародышъ вопроса мучилъ меня безпрестанно, и непримтно направилъ на стезю къ непостижимому Провиднію, управляющему судьбами человковъ. Я обратилъ къ нему мой безпрерывной вздохъ и чмъ меньше видлъ для себя человческой помочи, тмъ бол находилъ справедливымъ, что человкъ, рожденный отъ подобныхъ себ и ими оставленный, принадлежитъ къ герольдіи добраго и всеобщаго Отца дтей. Мой душевный вопль часто опирался на томъ священномъ и моему состоянію приличномъ слов: что, когда люди, будучи по природ злы, даютъ просящимъ дтямъ своимъ хлбъ, то неужели самая Благость откажетъ мн тогда, когда мн попеченіе ея нужно?
Пользуясь свободою времени, читалъ я разныя книги, которыми давно уже запасся. Я сердился на пространство древнегреческой и римской исторіи, но былъ доволенъ переводившимъ оныя господиномъ Тредьяковскимъ, который, на отечественномъ язык, много просвтилъ своихъ единоземцовъ. Употребленныя изрдка въ перевод сего достопочтеннаго мужа славянскія слова, придаютъ много важности и силы историческому смыслу, несмотря на злословіе, истекающее отъ зависти тхъ славныхъ наскомыхъ, кои ни строкою полезною отечеству не услужили.
Квинтъ Курцій не меньше плнилъ меня какъ на девятилтнемъ моемъ возраст Бова-королевичъ {Познакомившись съ хронологіею, мн очень полюбилась шутка одного иностраннаго писателя, который, въ перевод на россійскій, говоритъ: ‘не диковинка выставить предъ свтомъ великими дла Александра Македонскаго, если онъ имлъ при себ секретаремъ Квинта Курція’. Г. Д.}. Изъ россійскихъ творцовъ, ни которого я не читалъ съ такимъ удовольствіемъ, какъ Сумарокова. — Я столько къ нему привыкъ, что могъ различать его стихотворенія и узнавать ихъ безъ надписи {Въ подлинник зачеркнуто: ‘между другихъ творцовъ’. Ред.}, хотя бы ихъ еще и не читывалъ. Въ нкоторыхъ романическихъ сочиненіяхъ мста чувствительности, и пожертвованія, меня поражали. Но описанія обыкновеннаго волокитства приставали ко мн, какъ горохъ къ стн. ‘Чувства мои, говоритъ въ подобномъ случа Фридрихъ Великій, не въ совершенств къ тому сотворены’.
Прочитавъ нкоторые переводы Лесажа, Волтера и Монтескю, мн внушилось, что проповди епископовъ греческаго — Иліи Менятія, россійскаго — Гедеона Псковскаго, суть спасительныя нравоученія, произведенныя усиліемъ навыка, ограниченнаго властью закона. Но сочиненія первыхъ трехъ суть явленія, отверзающія умственной глазъ подобныхъ имъ человковъ, и оживотворяющія ощутительно душу мыслящаго существа.

(Продолженіе слдуетъ).

Добрынин Г.И. Истинное повествование, или Жизнь Гавриила Добрынина, им самим написанная. 1752-1827 // Русская старина, 1871. — Т. 3. — No 6. — С. 652-672.

ИСТИННОЕ ПОВСТВОВАНIЕ
или
ЖИЗНЬ ГАВРІИЛА ДОБРЫНИНА,
ИМ САМИМЪ НАПИСАННАЯ.

1752—1827.

XXVIII*).
1776 годъ.

*) См. ‘Русскую Старину’, т. III, стр. 119, 247, 395 и 562. Ред.

1776 года, въ август мсяц, собрался преосвященный постить города Трубчевскъ и Брянскъ.
Отъ недавно прошедшей трехдневной моей лихорадки оставшаяся слабость, была мн причиною къ отговорк отъ путешествія, котораго отъ меня архіерей требовалъ.
При самомъ уже вызд, преосвященный слъ на канапе подл библіотеки, погрузился въ задумчивость и сказалъ: ‘не помню, когда бы мн столько было скучно и прискорбно, какъ при теперешнемъ моемъ вызд’.
‘Сердце, сердце! ты вщунъ, губитель мой!
Для чего нельзя не слушать намъ тебя!’
Такъ говорила одна горькая двушка.
Не прошло еще дней 8 по вызд, какъ получена въ дом преосвященнаго непріятная всть слдующаго содержанія:
Преосвященный, будучи у Трубчевскаго воеводы Колюбакина въ гостяхъ съ обда до полуночи, разсудилъ для пріятнаго препровожденія времени, или по привычк, назвать хозяина ‘свиньею’, и выплеснуть ему въ глаза покалъ вина. Колюбакинъ, не бывши лихъ, но будучи великъ и силенъ, отвсилъ начинщику {Зачеркнуто: ‘своему непріятелю’. Ред.} большимъ кулакомъ по уху такой ударъ, что ударенный палъ пластомъ на земь и растянулся. Единый ужасъ штата архіерейскаго, при поверженіи своего владыки, былъ бы недостаточенъ для спасенія. Его подняли и ухали изъ дому воеводскаго и изъ города въ Чолнскій монастырь, отстоящій отъ Трубчевска верстъ около семи, чему Колюбакинъ и не препятствовалъ.
По призд, — какъ повствовали тогда вс исторіографы, — ‘самовидцы и слуги’ — архіерей предпринялъ вс предосторожности, дабы не наскочилъ въ расплохъ Колюбакинъ, который мечтался ему съ кулакомъ въ глазахъ.
Колюбакинъ на другой день явился не привидніемъ, однакожъ и не съ тмъ намреньемъ, чтобъ бить, но чтобъ просить прощенія и разршенія въ содянномъ грх. Недопущенъ онъ. Чего ради и сталъ среди монастыря противъ самыхъ оконъ архіерейскаго покоя, на колняхъ и будучи въ полпьяна, воздлъ къ верху руки и возопилъ велегласно: ‘Отче! согршихъ на небо и предъ тобою!’ Архіерей, смотря изъ окна, возгласилъ ему:
— ‘Говори паршивая овца въ стад Христовомъ: сотвори мя, яко единаго отъ наемникъ твоихъ’.
Колюбакинъ повторяетъ.
Архіерей: ‘Гряди смо, сынъ геенны!’
По допущеніи въ покои, архіерей читалъ ему челобитную, заготовленную имъ къ посылк въ Синодъ. Въ ней не позабыты были: Номоканоны, Кормчая книга, отлученіи отъ церкви и самыя анаемы. И начались переговоры. Главные оныхъ артикулы состояли {Дале зачеркнуто: ‘…. въ томъ, что Колюбакинъ, съ своей стороны не пропустилъ включить въ прелиминары, что об договаривающіеся…’ и проч. Ред.} со стороны Колюбакина въ томъ: что, об договаривающіяся стороны, вмст нались, напились, поссорились, подрались, и, кто былъ начинщикъ драки. А со стороны архіерея {Вмсто зачеркнутаго: ‘архіерей же, съ своей стороны, включилъ и заключилъ, чтобы Колюбакинъ’ и т. д. Ред.} въ томъ, чтобы Колюбакинъ въ теченіи мсяца прихалъ къ нему въ катедральной его, Свскій архіерейскій домъ, гд и дастъ онъ гршнику совершенное прощеніе и разршеніе. Сіи статьи об договаривающіяся стороны обязались честнымъ взаимнымъ словомъ, исполнить свято и ненарушимо. Такимъ образомъ преосвященный, постивъ Трубчевскъ, далъ ему свое благословеніе, а самъ получа таковое же отъ Колюбакина, и сдлавъ съ нимъ счастливое армистиціумъ, продолжалъ путешествіе свое въ Брянскъ, гд съ нимъ ничего подобнаго не случилось, потому ли, что тамъ не было Колюбакина, или потому, что онъ никому виномъ глазъ не заливалъ и свиньею не называлъ.
По возврат изъ Брянска домой, напрасно преосвященный ждалъ Колюбакина. Уже наступалъ праздникъ Рождества Христова, какъ архіерей позвалъ меня, приказалъ писать, подъ титуломъ пастыря Свскія церкви, запрещеніе, дабы никто изъ священниковъ ни съ какою святынею въ домъ Колюбакина не входилъ.
Сіе запрещеніе собственноручно имъ подписано, запечатано и отправлено, при особомъ повелніи, къ Трубчевскому протопопу для объявленія Колюбакину.
Протопопъ по призд посл праздниковъ къ архіерею донесъ: что ‘онъ идучи на самой праздникъ Рождества ко служенію обдни, зашелъ къ Колюбакину и объявилъ ему запретительную архіерейскую грамату. Колюбакинъ въ отвтъ угощалъ его чаемъ, котораго протопопу пить было нельзя передъ служеніемъ’. Тмъ кончилось протопопское посланничество {Въ подлин. зачеркнуто: ‘При открытіи Орловскаго намстничества Колюбакинъ помщенъ членомъ въ какую-то палату суда и похалъ, не безпокояся, что его земля не приметъ. Архіерей же’ и проч. Ред.}.
Архіерей не остановясь на семъ, послалъ Брянскаго протопопа въ Петербургъ, съ изъясненіемъ чрезъ партикулярныя письмы обиды, къ нкоторымъ духовнымъ и свтскимъ особамъ. Но сіе посольство ничего не произвело, кром смха въ такомъ испорченномъ город, который вритъ, что зачинщиковъ драки везд бьютъ {Вмсто зачеркнутаго: ‘должно бить’. Ред.}. Къ тому же жители столицы, вроятно по недостатку любви къ ближнему, толковали, что у архіерея дурное было на мысляхъ прощеніе, если онъ Колюбакина заманивалъ изъ Трубчевска въ Свскъ.
Вскор посл сего, писалъ къ нему синодальный членъ, преосвященный Самуилъ Миславскій, чтобъ онъ просился на общаніе {Такъ у духовныхъ называется отставка. Г. Д.}, увряя, что ему дадутъ въ правленіе такой монастырь, какой онъ самъ пожелаетъ. Нельзя сомнваться, что Самуилъ смотря на существо внесеннаго въ Синодъ, произведеннаго коммиссіею дла, и зная, сверхъ того, лично Кирилла Фліоринскаго, писалъ къ нему съ согласія и довренности всего Синода, дабы поступить съ подсудимымъ снисходительне, по обыкновенію благословенныхъ временъ Екатерины Великія. Но духъ мудреный моего архіерея, отвтствовалъ на сіе тако: ‘Если ваше преосвященство не нашли ничего лутчева мн присовтывать, то я не жалю, что не могу благодарить за такой совтъ, которой никуда не годится. Благодареніе Богу, я еще не дошелъ до такого несчастія, чтобъ имть нужду въ вашихъ совтахъ’ и проч. {Въ подобномъ сему случа Гедеонъ епископъ Смоленскій, сильному въ синод архіепископу Новгородскому Прокоповичу отвтствовалъ лаконически изъ Давидова псалма: ‘пою Богу моему дондеже есмь’. Г. Д.}. Самуилъ не оставилъ гордаго отвта безъ отвта. Онъ написалъ точными словами, которыя безъ старанія, во мн затвердились: ‘весьма вы горячо пишете, ваша горячесть во всякомъ и каждаго сердц производитъ ужасную холодность, вы позабыли нашу русскую {Я не знаю почему онъ говоритъ нашу русскую, ибо они оба были малороссіяне. Г. Д.} пословицу: ‘тише дешь, дал будешь’. Берегитесь, чтобъ вы съ горяча не наскочили на братскую порцію’ {Братская порція въ монастыряхъ — хлбъ съ квасомъ, худо свареный борщъ или щи съ дурною сухою рыбою (или ни съ чмъ) да каша. Г. Д.}.
Подобныя симъ и отъ другихъ особъ (дружескія) предложенія, произвели въ моемъ владык подозрніе на весь свтъ. Онъ увеличилъ {Вмсто зачеркнутаго: ‘далъ полную волю’. Ред.} волю своему языку, и умножилъ питіе не вкушая брашна надлежащей мры, отъ чего, натурально жаръ къ жару. Въ такихъ обстоятельствахъ пришелъ онъ единожды ночью къ моей горниц и веллъ бить въ снныя двери, которыя были заперты. Я пробудясь отъ стука и услыша непрерывной крикъ преосвященнаго, узналъ, что сіе нашествіе не есть иноплеменныхъ, но своихъ домашнихъ непріятелей. Прежде всего положилъ я твердое и непремнное намреніе обороняться всми силами въ моихъ стнахъ и несдаваться даже ни на какую капитуляцію. Вслдствіе чего схватилъ мое косаговское незаряженное ружье, изъ котораго я никогда не стрливалъ, выставилъ его въ окно и призвавъ на помощь духа древнихъ рицарей, (и своихъ россійскихъ) храбрыхъ витязей, возопилъ изо всей силы: ‘кто только подвинется къ окну, или отважится вломиться въ двери, того перваго встртитъ пуля’. Осаждающіе меня были добрые донъ-кишоты, но тактики худые. Глава въ епархіи въ молчаніи сдлалъ отступленіе и вся ландмилиція двинулась {Вмсто зачеркнутаго: ‘поволоклась’. Ред.} за нимъ. Одинъ только остался, или оставленъ, канцеляристъ Матвй Самойловъ, для переговоровъ въ нашей странной акціи. Онъ мн сказалъ, что я напрасно ружье выставилъ, а я припомнивши архіерейской отвтъ Самуилу преосвященному, отвчалъ ему: что ‘я еще не дошелъ до этого несчастія, чтобъ имть нужду въ вашихъ совтахъ’.
— ‘Разв вы не знаете, продолжалъ Самойловъ, архіерейскаго нрава? можетъ быть онъ до схъ поръ уже и заснулъ’.
Мой отвтъ состоялъ въ требованіи, чтобы и онъ пошолъ спать. Чему онъ и не попротивился.
Къ неожиданному моему удивленію, по утру усмотрлъ я, что двери моихъ сней съ наружи укрплены, и около оконъ ходятъ безсмнные часовые, т. е. сторожа, изъ чего понятно мн стало {Вмсто зачеркнутаго: ‘изъ чего привыкшему мн къ подобнымъ приключеніямъ понятно было, что … ‘ и проч. Ред.}, что я нахожусь въ осад. Нужно ли разршить загадку, что побудило архіерея къ такому противъ меня дйствію? И неимлъ-ли онъ правильныхъ, а затмъ и побудительныхъ къ сему причинъ? (Отвтствую): — нтъ, его таково свойство, которое дйствуетъ не только при рожденіи мсяца, но и при продолженіи пиршества {Послднія дв строки были прежде такъ изложены: ‘нтъ, его таковъ характеръ — не только при рожденіи мсяца или при продолженіи пиршествъ, но даже въ трезвомъ положеніи, если онъ чмъ нибудь внутренн тронутъ или озабоченъ, или огорчается …’ и проч. Ред.}. Въ такомъ его положеніи, кто первой ему встртится, или вспадетъ ему на мысль, тотъ и бываетъ жертвою его странности, и самой обиды. Въ такомъ его положеніи часто случалось, что онъ будучи въ дорог въ зимнюю пору, выскочитъ изъ дормеса {Вмсто зачеркнутаго: ‘кареты’. Ред.} на морозъ, которой свыше двадцати градусовъ. Велитъ пть пвчимъ, и самъ съ ними поетъ. Вс стоятъ среди поля на открытомъ воздух, безъ шапокъ, а онъ поперемнно то поетъ, то бранитъ, то бьетъ одного, или другого, и держитъ въ голой рук стаканъ до тхъ поръ, пока англійское въ немъ пиво обратится въ льдины, въ семъ послднемъ бываетъ тотъ виноватъ, кто подносилъ. Правда, что и самъ онъ часто платилъ недешево за свои подвиги. Онъ получилъ въ ножныя икры ревматизьмъ, а потомъ въ палецъ правой руки онемлость, или нечувственность {Зачеркнуто: ‘двухъ составовъ’. Ред.}, на которомъ и носилъ, по совту лекарей, заячей мшокъ, вмсто воздержанія отъ напитковъ и сбереженія себя отъ холода, но дло не о томъ: я сжу въ заключеніи.
Архіерей проснувшись въ полдень, ухалъ обдать въ городъ къ воевод Пустошкину. Уже сближался лтній день къ пяти часамъ по полудни, а я нахожусь въ моей фортеціи безъ вкушенія вина и елея, кром хлба и воды.
Кто первой сказалъ: ‘все къ чему-нибудь годится’, тотъ былъ въ подобномъ моему приключеніи. Діета натурально очищаетъ мысли, почему и я посл нсколькой душевной тревоги почувствовалъ пріятную унылость и нкоторое утшеніе. Я нашелся въ состояніи разсуждать, и разсуждалъ не только о прошедшемъ и настоящемъ, но и на будущее время старался что-нибудь прочное для себя примыслить {Вмсто зачеркнутаго: ‘для себя предуготовить ….’. Ред.}.
Бдное и бдствующее твореніе человкъ! Его мысль, его рзкая, мучительная и даже ядовитая чувствительность, такъ какъ и пріятныя иногда минуты и самая жизнь, кажутся ему неограниченными временемъ, но, въ самомъ дл, одна уже, во мрачной ужасъ облеченная смерть, достаточна его просвтить, что обитаемой нами шаръ не иметъ ничего прочнаго! Такъ что-жъ я могъ прочное для себя примыслить {Въ семъ мст богословы имютъ свой долгъ вспыхнуть: ‘Чмъ смерть ужасна? а вра гд?’ Отвтствую: ‘Вра при мн и непріятность смерти, и чувствованіе горестей въ жизни при мн и при богословахъ’ — ‘Ето маловріе, ето не вра!’ опять закричатъ. Отвтствую: ‘Споровъ и умствованій на свт много, а чувствительность сердца одна. Одна и столь благородна, что она не любитъ, когда ее съ пути сбиваютъ’. Г. Д.}?
Сидя въ моей кельи, я такъ не думалъ, но при писаніи моей повсти, разсудилъ изобразить мысли, истинну которой въ теченіе моей жизни видлъ и осязалъ. А въ тогдашнемъ обстоятельств нужно было скоре всего мыслить о способ освобожденія себя. И вотъ, что я выдумалъ:
Взялъ алмазной перстень, полученной отъ архіерея въ знакъ имющаго быть сочетанія меня, съ его племянницею, завернулъ его въ бумажку, потомъ на другой написалъ слдующее: ‘Преосвященнйшій владыко! Пожалованный мн перстень, въ знакъ имвшаго быть бракосочетанія моего съ вашею племянницею, возвращаю въ знакъ вчнаго моего разлученія съ нею, съ вами и со всмъ свтомъ’.
Сіе посланіе я, подозвавъ сторожа подъ окно, отдалъ ему съ перстнемъ, завернутымъ въ бумагу и сказалъ: ‘спши отдать самому преосвященному’, а самъ набивалъ въ его глазахъ пистолетъ, будучи въ твердомъ и непремнномъ намреніи выстрлить изъ него посл въ рощи, для забавы. Преосвященный, — какъ мн посл пересказали, — пробжавъ глазами короткое мое письмо, бросился опрометью изъ воеводскихъ покоевъ, и выскоча на крыльцо, кричалъ самъ: ‘карету-карету!’ Вс гости и хозяинъ выбжавшіе за нимъ были въ недоумніи, а онъ, не сказавъ имъ ни слова, ускакалъ по-курьерски. Такимъ образомъ нердко смшили мы людей и портили себя. Мы были истинные люди, которые заражаютъ себя и атмосферу.
Не было и часа разстоянія въ 3-хъ верстахъ въ оба пути, какъ застучалъ онъ въ мои двери, которыя и съ моей стороны были укрплены, — возглашая со стукомъ:
— ‘Живъ ли ты? полно дурачиться, оттвори, и я вчера дурачился. Полно смшить людей, послушай меня, оттвори’.
‘Я инако не оттворю, какъ на тхъ условіяхъ, чтобъ ваше преосвященство уволили меня изъ вашего дому съ письменнымъ отъ васъ и отъ консисторіи аттестатомъ, въ противномъ же случа, пистолетъ мой всегда при мн’.
— ‘Все сдлаю, что теб надобно’.
Я впустилъ добраго пастыря въ мою ограду. Онъ долго со мною сидлъ, велъ продолжительной и постоянной разговоръ. Мн приписывалъ вспыльчивость, а о себ помалчивалъ, какъ будто онъ прошедшей ночи и прошедшихъ дней, недль, мсяцевъ и годовъ, — не онъ былъ. Онъ попытался еще сдлать мн милостивое предложеніе, чтобъ я перешолъ въ его покой и принялся за первую должность, а за сіе послушаніе, поелику я желалъ вступить въ коронную службу, — включенъ я буду, по просьб его и рекомендаціи, въ штатъ при фельдмаршал граф Румянцов. Но я знавъ изъ десятилтняго опыта (всего, всю сію) особу и качества, ничего бы просте не сдлалъ, какъ еслибъ ему поврилъ и понадялся, почему и отвтствовалъ ему большею частію молчаніемъ.
Итакъ, изъ длинной нашей аудіенціи, вышло только то, чего я и желалъ, то-есть, я освободился изъ-подъ стражи и остался въ прежней участи даже до тхъ поръ, пока пекущееся Провидніе, учреждающее все, — какъ говорятъ, — на благой конецъ, перемнило ее вотъ какимъ образомъ:

XXIX.
1777 годъ.

1777 г. Невста моя, бывши 9 мсяцовъ больна, въ великой постъ 1777-го года скончалась. Она ршила {Зачеркнуто: ‘…какъ съ архіерейской, такъ особливо съ моей стороны — быть мн зятемъ преосвященнаго…’. Ред.} и волю своего дяди и мою колеблемость быть мн зятемъ и мужемъ. Смерть ея перенесъ я неравнодушно, однако-жъ ето было больше дйствіе чувствительнаго моего отъ природы сердца, нежели страстной влюбчивости, потому что сія потеря ршила меня избавиться отъ такого владыки, которой не рожденъ быть ни другомъ, ни благодтелемъ. Итакъ, первой шагъ сдлалъ я къ моему облегченію {Вмсто зачеркнутаго: ‘избавленію’. Ред.} отъздомъ, съ дозволенія преосвященнаго, въ Молчанскую Софроніеву пустынь, отстоящую отъ Свска на 150 верстъ.
Сей монастырь или пустынь, въ разсужденіи возвышеннаго мстоположенія, въ разсужденіи четырехъ каменныхъ церквей и другихъ зданій, такъ же окружающаго ея лса, садовъ, винограда, и прочихъ пріятныхъ зрлищъ и изобилія, было наипрекраснйшимъ жилищемъ для любящихъ тишину. И въ сей-то расхваленой мною пустыни, прожилъ я съ половины великаго поста по 9-е число маія, въ настоятельскихъ кельяхъ и на содержаніи монастыря. Въ продолженіе моего тамъ бытія жилъ я прямо по-монашески, то-есть, я ничмъ не занимался. A по открытіи весны, которая, по тамошнему климату, начинается почти съ первыхъ чиселъ апрля, — ходилъ по лсамъ, по горамъ и по монастырскимъ возвышеніямъ. Все же вообще время провождалъ съ настоятелемъ и посщалъ монаховъ, изъ которыхъ, правду сказать, ни одного не находилъ занимающагося какимъ-нибудь рукодліемъ. Бывалъ я часто у одного изъ двухъ схимниковъ, отца Григорія, которой тмъ больше мн полюбился, что жилъ съ хорошимъ запасомъ. У него были разныя водки, настоянныя на разныя лечебныя травы, садовые плоды и медовыя варенья, а сахарными — снабдвали его богомольцы, отъ имяни богомольщицъ, ибо надобно знать, что отецъ Григорій, будучи близко семидесяти лтъ, лично съ богомолицами никогда не видывался во избжаніе искушенія отъ дьявола. Всмъ своимъ запасомъ онъ для меня не скупился, хотя былъ старъ и монахъ.
Къ большему его дарованію, онъ охотникъ былъ говорить и судить о слабостяхъ, порокахъ или удовольствіяхъ человческихъ снисходительно. Онъ съ сожалніемъ самъ о себ говорилъ, что не въ силахъ любить своихъ непріятелей, и былъ со мною согласенъ, что длать врагамъ нашимъ добро состоитъ въ нашей вол, или возможности, ‘но любить и не-любить — якоже глаголетъ Сумароковъ — не въ воли состоитъ, ибо сердце наше есть такое нжное и своеобычливое дитя, которое не подвергается приказаніямъ’. Мой отецъ Григорій по сей матеріи часто приводилъ въ примръ, что онъ не можетъ любить схимника Іоанна, понеже Іоаннъ не уметъ читать псалтири, и не былъ на Аонской гор, а думаетъ о себ, что онъ великой святой и достоинъ третьего неба. Настоятель той пустыни, по мннію отца Григорія, былъ не лутче схимника Іоанна. Въ протчихъ пустынножителяхъ ненаходилъ онъ подобныхъ пороковъ, потому, что вс они просили отъ него благословенія.
Пользуясь его угощеніемъ, требовала вжливость выслушивать, когда онъ повствовалъ мн о своихъ трудахъ и подвигахъ, употребленныхъ имъ во время младыхъ его лтъ на Аонской гор, и состоявшихъ большою частію въ томъ, что онъ долженъ былъ своеручно выработывать и на своемъ хребт носить ревитъ, маэрли и стридію, дабы не умереть съ голоду.
‘Что такое, батюшка, — спросилъ яего — за пища безсмертія?’
— ‘Они тоже значатъ, отвчалъ онъ, что у насъ въ Малороссіи горохъ, пшеница и чечевица’.
Можетъ быть онъ и не врно перевелъ, или я не врно припомнилъ, ни за то, ни за другое не ручаюсь. Знающія греческой языкъ, могутъ исправить.
‘Я — продолжалъ онъ — былъ прежде въ Россіи гусаромъ. Но оставя вс свтскія забавы и роскоши, бжалъ въ Аонскую гору, гд препроводя время почти до старости, переселился наконецъ въ сію пустыню, дабы продолжить и кончить время въ богомысліи и молитвахъ за себя и за другихъ’ {Вмсто зачеркнутаго: ‘и подвиги за спасеніе душъ человческихъ’. Ред.}.
Слушая отца Григорія, я не сомнвался {Вмсто зачеркнутыхъ словъ: ‘уже начиналъ я врить’. Ред.}, что для пользы общественной и своей, лутче быть схимникомъ и молиться, нежели быть гусаромъ и проливать кровь свою и чужую для доставленія покоя соотечественникамъ, какъ одинъ изъ молодыхъ и холостыхъ дворянъ г. Бавыкинъ, прихавшій на ту пору въ пустынь больше для гулянья, нежели для моленья, испортилъ мою вру разсказомъ слдующей повсти:
‘Недавно предъ симъ, — говоритъ Бавыкинъ, — отецъ Григорій недопустилъ-было меня къ себ въ келью, когда я пришелъ къ нему для испрошенія отъ него благословенія. Мн показалось это забавно, и я разсудилъ поусилиться, дабы показать, что имю нужду въ его молитвахъ, что я горячій почитатель его особы, и чтобы узнать: за что гнвъ и немилость! Вслдствіе чего отецъ Григорій, отверзая дверь толкущему, встртилъ меня жестокимъ выговоромъ, называя безъ дальнихъ околичностей, ‘мучителемъ’ и проч. и въ жаркомъ своемъ гнв, уврялъ меня, что ему ‘о моемъ, по его словамъ, грх, духъ святый возвстилъ’. Но какъ отецъ Григорій въ своихъ ретивыхъ увщаніяхъ наклепалъ на меня много такихъ дйствій, которыхъ никогда не бывало и даже природа моя отвращается быть столько злымъ или, лутче сказать, сумасшедшимъ, что я на святаго духа осмлился возъимть подозрніе въ томъ, что онъ кому-нибудь похлбствуетъ потому, что отцу Григорію много возвстилъ небылицы. Догадка моя была справедлива. Слуга мой, которому я, по выход отъ отца Григорья, погрозилъ, разсказалъ мн всю-на-все жалобу, которую онъ приносилъ на меня отцу Григорію, за то, что я его за многія шалости, и даже плутни, наказалъ единожды’.
Сею повстію Бавыкинъ уврилъ себя и меня, что въ наши гршныя времена не могутъ мститься на земли великія чудотворцы {Вмсто зачеркнутаго: ‘святители’. Ред.}, кром обыкновенныхъ чудодевъ.
Возвращеніе мое изъ пустыни не прямо послдовало въ Свскъ. Я увдомленъ отъ преосвященнаго, что сестра его, а моя недоставшаяся быть тещею, будетъ дожидаться меня въ назначенное время въ Глухов, дабы съхавшись, сопутствовать ей въ Ахтырку для поклоненія чудотворному образу. Но по прибытіи моемъ въ Глуховъ, нашелъ отъ преосвященнаго другое письмо, въ которомъ увдомлялъ меня, что ему разсудилось назначенной прежде путь сократить, и вмсто Ахтырки назначить мстечко Дубовичи, гд такая же чудотворная икона, какъ и въ Ахтырк, а можетъ быть и полутче, смотря по тому какъ кто помолится.
Тещу мою нашелъ я въ Глухов съ двумя малолтными дочерьми и сотовариществующею ей одною дамою моею же кумою. Такимъ образомъ собрались мы цлою роднею и хали въ самую лутчую весеннюю пору до Дубовичъ. Дубовичи отъ Глухова на день, или меньше зды. Но не припомню точно, къ которому принадлежатъ городу.
Дубовицкой храмъ былъ храмомъ нашего благоговнія и поклоненія. Я не знаю чего которой изъ моихъ сопутницъ хотлось выпросить, а я просилъ, чтобы меня Свскій архіерей отпустилъ изъ монастыря для пріисканія основательнаго и значущаго состоянія, а какого? я и самъ не зналъ и не могъ примыслить. Я, уединившись отъ нихъ, пролилъ обильныя слезы съ колнопреклоненіемъ.
Говорятъ, что слезы въ подобномъ случа, есть даръ Божества, почему и я ощущалъ чрезъ нихъ нкоторое утшеніе и надежду въ томъ, что я услышанъ.
Возвратяся въ Свскъ, водворился я паки въ мою отшельническую келью. Мать возобновила посщенія своему сыну. Мы бесдовали съ нею, какъ такіе родные, которымъ общежитіе не наскучило, ибо — какъ изъ исторіи моей видно — жребій выпалъ, чтобы отецъ и мать оставили сына въ малолтств, первый — отшествіемъ на вчность, а другая — разномстнымъ со мною обитаніемъ. Говоря все какъ мать съ сыномъ, она припомнила мн дату {Дата, по-польски значитъ то, что по-россійски въ четырехъ рченіяхъ годъ, мсяцъ, число и день. Эра и эпоха, въ нашемъ язык суть такіе почтенные техническіе гости, которыхъ выжить жаль, а за родныхъ признать нельзя. Г. Д.}, или время своего бракосочетанія и моего рожденія и послднія слова отца моего: ‘Когда сидла я съ духовникомъ нашимъ, отцемъ Григоріемъ при голов лежащаго на смертномъ уже одр отца твоего и, по тогдашней моей простот и молодости, будучи притомъ въ горькомъ замшательств, тревожила его пустыми вопросами: ‘какъ мн жить безъ тебя? что мн начать? итти-ли мн замужъ или нтъ?’ онъ отвчалъ: — ‘ты можешь найти мужа, но сыну моему отца не найдешь’. Увы! сколь много значилъ для сына такой отвтъ! и сколь много было для умирающаго присутствія ума!
Меня посщалъ часто капитанъ Иванъ Михайловичъ Лихаревъ, обитавшій въ Площанской пустын, а иногда, съ дозволенія архіерея, я посщалъ его въ его обиталищ. Онъ былъ лтъ около 30-ти, человкъ съ природными и приобртенными достоинствами, свдущъ во многихъ такихъ вещахъ, о которыхъ многіе и маіоры понятія не имютъ. Къ сему усплъ уже испытать душевныя скорби и несчастія. Онъ былъ уже въ какой-то крпости во время войны противъ турковъ, плацъ-маіоромъ, но за нкую съ протчими въ крпости оплошность, былъ пониженъ однимъ чиномъ. Сердясь на суровую участь и непостоянство счастія, возжелалъ въ Площанской пустын умножить число набожныхъ жителей, но повидимому и въ семъ духовномъ мір не нашедъ успокоенія {Вмсто зачеркнутаго: ‘ничего добраго’. Ред.}, возвратился — проживши года съ три въ монастыр, въ казанскія свои деревни, о чемъ я извстился будучи уже въ Блоруссіи. Между тмъ какъ онъ жилъ въ стад избранныхъ, былъ онъ наиполезнйшимъ для меня собесдникомъ.
Еще гонимый злобною судьбою, молодой дворянинъ, по фамиліи Луцевинъ, бывая у меня часто, раздлялъ и соединялъ со мною горькую свою участь. Онъ отъ 12-ти лтъ своего возраста, проходя въ рыльской воеводской канцеляріи и въ рыльскомъ магистрат канцелярскія должности, испыталъ просиживать надъ бумагами цлыя ночи, не спавши. Имлъ чувствительное мученье сидть съ пьяными приказными, былъ отъ нихъ посаженъ въ желза, а глупой секретарь смотрлъ на это съ равнодушнымъ смхомъ, былъ отъ воеводы, носившаго всегда за губою табачную жвачку, битъ палками за переписаніе челобитной, посыланной на него отъ гражданства къ губернатору или въ сенатъ {Тогдашнія времена имли еще, хотя уже и на излет, остатки древняго варварства. Но вскор мудрость великія Екатерины, по раздленіи имперіи на намстничествы, истребила сіи зврства, непринадлежащія человчеству и образованному правленію. Г. Д.
О вліяніи учрежденія намстничествъ на смягченіе нравовъ и улучшеніе вообще администраціи см. свидтельство сенатора Рунича въ его запискахъ, напечатанныхъ во ІІ-мъ том ‘Русской Старины’, изд. 1870 г., стр. 366—370. Ред.}. Потомъ былъ онъ счастливъ въ Путивльскомъ магистрат, зажиточенъ, покоенъ, отъ всхъ гражданъ почитаемъ и любимъ, но безъ чиновъ, и безъ возможности къ полученію оныхъ. Такія обстоятельства загнали его въ Свскую консисторію, гд получилъ онъ чинъ канцеляриста. Ставши мы съ нимъ равными чиновниками, заботились объ увольненіи и вызд изъ Свска для поиску счастія.
Уже мой архіерей, чмъ дал, тмъ бол видлъ, что я ему не слуга, не собесдникъ, не секретарь и не истопникъ, почему и позволилъ консисторіи на поданныя отъ насъ просьбы, дать намъ съ Луцевинымъ аттестаты, а отъ собственной его персоны мн отказалъ, говоря нкоторымъ, что я безъ онаго выхать не ршусь, а я доволенъ будучи, что онъ исплошилъ самъ себя такимъ обо мн мнніемъ, безъ котораго непроминулъ бы, по своей странности, задержать меня и съ аттестатомъ и съ пашпортомъ консисторскимъ, отправился 1777 года іюля 1-го дня на 26-мъ году отъ моего рожденія, не теряя времяни, съ Луцевинымъ изъ дома архіерейскаго въ городъ, въ самую ту пору, когда архіерей занимался принятіемъ у себя сенатора Дмитрія Васильевича Волкова, который обозрвалъ губернію и приуготовлялъ ее къ переобразованію въ намстничество по новому учрежденію Екатерины великія {Объ этомъ Волков, одномъ изъ ближайшихъ совтниковъ Петра III, смотр. во ІІ-мъ том Записокъ Болотова, стр. 158, 225, 231 и друг. изд. ‘Pyсской Старины’, также — въ нашемъ ‘Очерк царствованія Петра III’ (Отеч. Зап., 1867 г., кн. VIII, стр. 597-601). Ред.}.
Казна моя при вызд состояла изъ 1300 рублей, изъ которыхъ имлъ я при себ только 300 р., а прочіе оставались на процентахъ у короннаго повреннаго Москвитинова, жившаго въ Свск. Сопутникъ же мой Луцевинъ, хотя имлъ во что одться даже до щегольства, но будучи впротчемъ не великій крезъ, помстился на счетъ моихъ прогоновъ и содержанія.
Пожитки мои, состоявшія въ книгахъ, небольшомъ серебр, и другихъ мелочахъ, оставилъ у товарища того же повреннаго, по прозванію Арменинова. Оба они длали мн пособіе въ путевыхъ надобностяхъ, а особливо Армениновъ, который далъ своихъ лошадей до первой упряжки, а коляску на весь путь.
Секретари, купцы и другіе знакомые, узнавъ о нашемъ отъзд, желали намъ отъ добрыхъ сердецъ счастливаго пути и благополучнаго успха въ намреніяхъ, и засвидтельствовали то личнымъ прощаніемъ. A мать моя! обыкновенно проводила какъ провожаютъ матери! слезъ — было — не покупать.
Нагрузивши нашу коляску и взявъ съ собою по одному вольному слуг, сли и пустились съ Луцевинымъ изъ города, около седьмаго часа пополудни.
Лишь выхали изъ города — непонятное движеніе побудило меня стать въ убгающей коляск и смотрть на городъ и на архіерейской домъ. Теряя ихъ изъ глазъ, чувствовалъ я въ молчаніи звонъ, который растрогивалъ мою душу и вщалъ: ‘прощай, любезное мое гнздо! прощай, городъ и архіерейскій домъ! прощайте вс горести и тревоги, которыя я вкусилъ! прощайте пріятныя минуты, которыя промчались какъ не были! прощай мать, родившая сына для того, чтобъ онъ странствовалъ и не былъ утхою твоему зрнію!’
Неизвстность будущаго причиною была, что мн казалося будто я ду на край свта, гд — по сказкамъ бабушекъ, — прачки моючи блье, мыло на небо кладутъ. И правда, что мы не знали куда демъ, знали только отъ чего бжимъ и чего хотимъ. Пашпорты, данные намъ отъ консисторіи, были до Москвы и Петербурга. Но вмсто сихъ столицъ, товарищъ мой посовтовалъ вдругъ, по непонятному движенію, направить полетъ нашъ въ новопріобртенный Блорусскій край.
— ‘Тамъ — говорилъ онъ — скоро будетъ открываться намстничество, тамъ государевъ намстникъ графъ Захаръ Григорьевичъ Чернышевъ и губернаторъ M. В. Коховскій, по имянному императорскому дозволенію, сами жалуютъ въ штатскіе оберъ-офицерскіе чины, не спрашиваясь сената’.
— Подемъ же туда, отвтствовалъ я, авось-либо и намъ дадутъ штатскіе оберъ-офицерскіе чины, только мн за бумагами сидть не хочется.
— ‘И мн не хочется, подхватилъ Луцевинъ, мн ужъ он надоли въ Путивл и въ Рыльск, хотя мн и 20-ти еще не исполнилось’.
— Мн и воинская служба не нравится — говорилъ я, — воинскіе офицеры мечтаютъ о себ что они принцы, а голы какъ бубны.
— ‘Однако-жъ она первая изъ службъ, сказалъ Луцевинъ, хотя мой ддъ и въ цховые изъ дворянъ записался, когда государь Петръ Великій требовалъ дворянъ на смотръ. Хорошо еще быть, — продолжалъ Луцевинъ, — у богатыхъ подрядчиковъ или откупщиковъ конторщикомъ или письмоводителемъ. Они знакомы съ большими господами и съ генералъ-прокуроромъ, чрезъ которыхъ не только сами для себя выпрашиваютъ чины, но и другимъ имютъ случай выпросить, а особливо при заключеніи въ сенат контрактовъ’.
— Я желалъ бы — сказалъ я — служить при таможни, тамъ денегъ, суконъ, полотенъ, матерій и всякихъ вещей пропасть, а съ ними подрядчикомъ и откупщикомъ сдлаться можно, и выпрашивать чины въ сенат при заключеніи контрактовъ.
— ‘Хорошо, сказалъ Луцевинъ, теперь въ Блорусской Рогачевской таможн находится директоромъ оберъ-провіантмейстеръ Петръ Савичъ Звягинъ. Онъ изъ одного со мною города. Я зналъ его, когда онъ былъ такимъ же канцеляристомъ, какъ мы теперь. Подемъ въ Рогачевъ’.
— Подемъ — подхватилъ я — погоняй поскорй! погоняй! Продолжая съ восторгомъ наше ‘погоняй’, и повторяя его нсколько минутъ безперерывно, мы подняли такой крикъ, что извощикъ почелъ насъ, безъ сомннія, не за послднихъ шалуновъ, и не замтили какъ проскакали 30 верстъ слишкомъ до Серединой-буды, гд остановились у священника кіевской епархіи Ивана Карповича Лузанова, знакомаго архіерею и мн.
Хозяинъ былъ мн радъ, угостилъ насъ ужиномъ, а на завтра въ церкви проповдью, — поелику день былъ воскресный, и обдомъ. Онъ былъ священникъ съ латинью, съ умомъ и съ нравственностью. Вжливъ, скроменъ, веселъ, гостепріименъ. Густые и чорные его волосы скрывали непроницаемо цлую половину рясы отъ плечъ по сдалище, а окладистая и чрезвычайно густая того же цвта борода, расширяясь по груди, примыкалась съ обихъ сторонъ къ головнымъ волосамъ, а все сіе совокупно представляло особу самую важную и украшенную особливымъ трудомъ и тщаніемъ природы, которая не поскупилась волосами {Вмсто зачеркнутаго: ‘не пощадила волосъ’. Ред.}. Онъ будучи тогда лтъ подъ 40, имлъ попадью не стар 20-ти лтъ, и не выше аршина и 3-хъ четвертей, хотя я и не мрилъ. Она чистосердечно за пріятнымъ ихъ обдомъ разсказывала, что когда мужъ ея, будучи студентомъ въ Кіевской академіи, искалъ съ нею жениться, то она, не ощущая въ себ къ нему ни малйшей склонности, всегда его убгала. И матери-тещи — не малаго стоило труда возвращать ее къ соблюденію благопристойнаго съ женихомъ обращенія. ‘А теперь мн кажется, — говорила она, — я одна во всемъ мір такая счастливая изъ женъ, которая иметъ столь хорошаго мужа’.
Послобденное време провели мы въ пріискиваніи лошадей, а въ понедльникъ посл обда отправились на Стародубъ.

XXX.
Стародубъ и Черниговъ.

Въ Стародуб, остановившись на постояломъ двор, имли необходимость паки стараться о лошадяхъ, потому что извощики наняты были только до сего мста и дальше вести не соглашались. A понеже я жилъ столь долго у средоточія духовныхъ, то и стародубскій протопопъ Зубрицкій, хотя чужой епархіи, былъ мн знакомъ потому, что ему случалось гостить у моего архіерея. Сіе знакомство обязываетъ меня приостановиться надъ отцемъ Зубрицкимъ и его побіографить и по марало-графить.
Онъ былъ мужъ старый, сдая его борода, оставя совершенно-голыми счоки, начиналась только отъ устъ и подбородка, слдственно не шире была двухъ съ половиною вершковъ, и продолжаясь черезъ грудь и брюхо, оканчивалась тамъ, гд природа раздляетъ человка на дв равныя развалины. Слдственно, длина въ разсужденіи ширины или ширина въ разсужденіи длины длали ее тясьмо-образною. И толь необычайнаго колибра борода списана была еще въ Свск, по приказанію архіерейскому, домовымъ живописцемъ. ‘Примчанія достойно, — по собственнымъ тогдашнимъ его словамъ, — что гд сія борода ни показывалась, везд ее за рдкость списывали’, а какъ портреты его изображались всегда въ грудномъ или поясномъ положеніи, то и никому не удавалось на портретахъ видть конца его бороды, такъ какъ никто не видалъ начала рки Нила. Къ такому-то отцу протопопу я явился. Онъ принялъ меня съ моимъ товарищемъ безъ вниманія, и я имлъ причину подозрвать, что онъ меня не узналъ, почему за нужное почелъ засвидтельствовать ему архипастырское благословеніе Свскаго архіерея, не объявляя ему, что я лишилъ себя права развозить благословеніе. Но когда увидлъ, что онъ и посл сего не любопытне знать ни объ архіере, ни обо мн, то я не счелъ за лишнее напомнить ему, что онъ у свскаго архіерея обдывалъ, ужинывалъ, пивалъ вино, пуншъ, англійское пиво и наливки.
— ‘Да! отвчалъ онъ, какъ будто пробудившись, у васъ они есть, а у меня ихъ нтъ’.
— Такъ нтъ ли у васъ лошадей, батюшка? спросилъ я. Если вы не имете, по крайней мр знаете гд что въ Стародуб есть. Вы здшній древній житель, а мы вамъ деньги дадимъ’.
— ‘Деньги! сказалъ Зубрицкій, приподнявши впалые глаза, — за деньги все можно достать. Сынъ мой помоложе, онъ куда-то пошолъ въ городъ, а какъ возвратится, онъ для васъ постарается, а я уже старъ’.
‘0 неблагословенное сме Авраамле! сказалъ я, вышедши отъ него, гласомъ архіерейскимъ моему Луцевину, когда исполнится съ вами общаніе Богa, общавшаго вмсто этакихъ негодяевъ воздвигнуть отъ камней чадъ Аврааму? Пойдемъ искать лошадей инд. Можно-ль намъ надяться на сына, когда у него таковъ отецъ?’
Ходя нсколько часовъ по городу безъ успха, принуждены возвратиться опять къ протопопу въ надежд, что у него есть сынъ помоложе. Мы нашли на двор человка лтъ 28-ми, въ худой изношенной синей епанч, съ отвислою губою, пьянаго. Ето былъ сынъ его. Онъ, завидя насъ, сказалъ:
— А! вамъ-то надобны лошади? Дайте мн 20 руб., я вамъ дамъ лошадей.’
— За что такъ много?
— ‘За то, что они васъ повезутъ, куда вамъ надобно’.
— Нельзя тому статься? мы демъ въ Блоруссію, которая отсел не близко.
— ‘Вы на нихъ додете хоть на край свта’.
— Слышишь ли? сказалъ я Луцевину, хоть на край свта.
Луцевинъ сказалъ: ‘чего-жъ лутче!’
Между тмъ какъ мы съ Луцевинымъ разсуждали, похаживали, и не знали какъ кончить нашу надобность, у пъянаго дуръ изъ головы нсколько вышелъ, и онъ насъ уврилъ, что онъ почтмейстеръ, что до самой Блоруссіи на всхъ почтовыхъ станціяхъ лошади подъ его вдомствомъ, что онъ человкъ чиновной, асаулъ, и что ему, по всмъ симъ правамъ и преимуществамъ, надобно заплатить напередъ вс прогонныя деньги 20 p., а онъ намъ дастъ за своею рукою для прозда формальной открытой листъ, называемой: ‘цдула’.
Чтобъ не сидть въ Стародуб, молодая наша неопытность ршилась на цдулу и я заплатилъ ему 20 сребренниковъ и бездльникъ имлъ смлость начать ее тако: ‘Ея императорскаго величества цдула, по которой слдуютъ такіе-то, которымъ давать по всмъ станціямъ почтовыхъ лошадей’ и проч.
На первой отъ Стародуба почт, требовали уже отъ насъ прогонныхъ денегъ, но мы уповая на цдулу, съ нерадніемъ отвтствовали, что уже заплочены разомъ асаулу. Извощикъ нашъ, безъ сомннія, успокоилъ почту прогонами по наставленію асаула. На второй почт, сколько мы ни увряли, что мы заплатили прогоны разомъ почтмейстеру, но намъ отвтствовано, что безъ прогоновъ нтъ лошадей. Плутъ имлъ уловку и имя свое подписать разведеннымъ съ углемъ черниломъ, которое по первомъ заверт бумаги затерлось до безобразія. Итакъ, мы дополняя недостатокъ нашей цдулы, повтореніемъ прогонныхъ денегъ, добрались, противъ чаянія, и безъ надобности до Чернигова, которой намъ отъ Стародуба къ Блоруссіи почти столько же былъ по пути, какъ бы дучи отъ Москвы до Кіева, захать къ Петербургу, въ которой однакожъ нельзя было не захать потому, что насъ такъ везли по цдул.
Въ черниговской ратуш безъ подорожной ни за какія прогоны не дали намъ лошадей, а надъ цдулою нашею смялись. Мн весьма досадна была невжливость сихъ простыхъ людей, которые шутятъ надъ ближнимъ въ такую пору, когда ему надобно скоро хать. Надлежало бы требовать лошадей на почт, но тамъ подорожная еще нужне, нежели въ ратуш. Итакъ, не заводя споровъ за достоинство цдулы, спросилъ я у сихъ цдулоборцевъ: ‘дома-ль преосвященный и Елецкаго монастыря архимандритъ Ероей {Архіерея зналъ я по бытности ero на коммиссіи, а архимандритъ знакомъ, потому что посвященъ моимъ свскимъ архіереемъ, по указу синода, во время междуархіерейства въ Чернигов. Г. Д.}. Ратушники, оставя цдулу и посмотря на меня съ бльшимъ уваженіемъ, отвтствовали мн, что архіерея нтъ, а архимандритъ дома. Они замтили, безъ сомннія, что человкъ, которой нарицаетъ столь фамиліарно особъ владющихъ великими деревнями и руководствующихъ душами правоврныхъ, долженъ и самъ быть немаловаженъ. Не теряя времени или лутче сказать не жаля потерять дурное время, пошелъ я къ архимандриту. Я нашелъ его дома. Онъ тотчасъ меня узналъ, и ласковой его пріемъ далъ мн еще боле возчувствовать грубость протопопа Зубрицкаго. Архимандритъ, узнавъ отъ меня на сей разъ не больше, какъ только о путешествіи въ Блоруссію, далъ мн тотчасъ свой екипажъ {Въ подлин. зачеркнуто: ‘По-польски поздъ, а по-россійски — не знаю какъ. Надобно учинить выправку съ академіею россійскою, которая скупа на словарь. Видно eй много дла’. Г. Д.} до ратуши, дабы я коляску мою препроводилъ въ его Елецкій монастырь, и имлъ бы съ сопутникомъ продовольствіе и отдохновеніе въ его настоятельскихъ кельяхъ до вызда въ Блоруссію.
Учредя такимъ образомъ, по милости отца архимандрита, наши дла, его высокопреподобіе вступилъ со мною въ пространный разговоръ, я увдомилъ его чистосердечно, что уволненъ отъ преосвященнаго и отъ консисторіи навсегда.
— ‘И вы уже не возвратитесь къ преосвященному?’ спросилъ скоропоспшно архимандритъ.
— Нтъ, отвтствовалъ я и продолжалъ: теперь въ Блоруссіи открываются два намстничества. По новости присоединенія сего края къ Россіи можетъ быть настоитъ больше нужды въ людяхъ для штатской службы, нежели во внутреннихъ губерніяхъ. A еслибы и не нашли ничего для себя полезнаго, то мы имемъ пашпорты до Москвы и Петербурга. Когда ничего врнаго не видно нигд, такъ надобно поискать его везд’ и проч.
Время нашего разговора сближилось подъ самой ужинъ. Отецъ архимандритъ, выслушавъ изъясненія моихъ намреній, пожелалъ мн спокойной ночи, и пошолъ въ дальніе покои, не говоря больше ни слова. Еще я не опомнился хорошенько, и не зналъ за что почесть неожидаемой побгъ нашего хозяина, какъ подошелъ ко мн его келейный и сказалъ: что, ‘его высокопреподобіе кушать не изволитъ, такъ неугодно-ль вамъ откушать съ нами?’
Бывши я почотною особою при свскомъ неуступчивомъ архіере, не почиталъ уже новымъ дломъ презирать и самыхъ архимандритовъ, почему и отказался спсиво отъ предложенной мн чести {Тогда носился слухъ, что свскій архіерей переведенъ будетъ въ Черниговъ, а черниговскій — на другую епархію. Архимандритъ, услыша отъ меня что я уже къ архіерею моему не возвращусь, почувствовалъ для себя тягостію продолжить гостепріимство. Г. Д.}. Вслдствіе сего, потащились мы съ Луцевинымъ къ своей коляск, стоящей подъ повтью. На столовой припасъ мы не имли нужды, но я не помню, ужинали мы, или нтъ. Того только нельзя забыть, что мы съ своимъ сопутникомъ, имя одни намреньи, имли различныя съ нимъ природныя свойства. Я когда бываю въ душевномъ прискорбіи, тогда не могу спать и сть, а онъ, въ подобномъ случа, погружался въ крпкой сонъ. Онъ, пользуясь симъ преимуществомъ, тотчасъ въ коляск успокоился, а я цлую, хотя іюльскую ночь, ни глазомъ не сомкнулъ, размышляя почеловчески о неизвстности будущаго моего жребія, хотя размышленія таковыя приводятъ только въ изнеможеніе душевныя силы, да и для чего бы тревожить себя размышленіями о томъ, чего намъ природа не позволила ни предвидть, ни предъузнать? Но съ другой стороны, тотъ же гласъ природы всегда мн внушалъ такъ: ‘ты родился сиротою и живешь ты безъ друзей. Ежели ты самъ о себ не потревожишься, то никто другой вмсто тебя не потревожится’.
Уже на разсвт я заснулъ. Но въ самомъ моемъ спокойствіи пробудилъ меня необыкновенной шумъ. Это было вотъ какое дйствіе: человкъ съ 8-мъ монастырскихъ служителей тащили женщину, которая, изъ-подъ общаго ихъ шума, просила пощады воплемъ, — какъ говорятъ въ монастыряхъ, — до небесъ досязающимъ. Втавщивши ее въ сарай, начали тиранить кнутьемъ. Мученица кричала пока могла. Потомъ вытащили ее изъ сарая и бросили въ пустую тутъ же стоящую избу и повидимому служащую для этакихъ богоугодныхъ употребленій. Врные сіи исполнители милосердія на вопросъ мой отвчали, что это попадья, которую его высокопреподобіе приказалъ обсчь отъ шеи до пятъ, по жалоб келейнаго его хлопца.
Мое сердце, сотворенное къ сугубому состраданію всякой и чужой ран, хотя бы то была и не попадья, остановясь вопрошало само себя: ‘Всемогущее Провидніе! для чего дано человку заблужденіе, что мы называемъ преступленіемъ, ежели онъ подвергается за него различнымъ горестямъ и страданіямъ? Для чего не дано ему столько благоразумной осторожности, чтобъ онъ, удаляясь пороковъ или ошибокъ, могъ избгать всхъ золъ, томящихъ краткую его жизнь? и для чего отъ начала міра по нын, отъ нын и до вка, сильный злодй утсняетъ безсильнаго добраго и никому за то не отвчаетъ?’ — вопрошало, и никто ему не отвчалъ!
Мы выхлопотали кое-какъ при помочи денегъ лошадей съ почты, представляя, вмсто подорожной, наши пашпорты. Около полудня, отецъ архимандритъ увидя насъ заботящихся при коляск объ отъзд, удостоилъ мимоходомъ вопросить: ‘что, уже на вызд?’ Сей вопросъ придалъ намъ охоты къ вызду, и отвратилъ остатки желанія быть на отпускной аудіенціи и благодарить его высокопреподобіе за столь мудреной пріемъ и угощеніе.
Мы достигли Добрянки, гд прежняя граница, раздлявшая Россію съ Польшею, была еще не снята. Таможенные досмотрщики приступили-было коляску нашу осмотрть, но будучи практики въ знаніи прозжающихъ, пожелали намъ благополучнаго прозда, не безпокоя насъ разбивкою безполезныхъ для нихъ вещей. Стоявшіе при рогаткахъ, будкахъ, притинахъ, пакхаузахъ, кланялись намъ мимодущимъ и подставляли руки, чтобъ мы имъ что нибудь бросили. При выполненіи нами сего обряда, Луцевинъ говорилъ: что и въ воеводскихъ канцеляріяхъ сторожамъ такъ же бросаютъ.
Я отвчалъ, что въ монастыряхъ, въ праздники, на молебнахъ и попамъ въ церквахъ также кладутъ:
— ‘Я, — говорилъ Луцевинъ, — будучи въ Рыльскомъ магистрат при длахъ, никогда не прашивалъ, и меня за это любили и дарили, и называли добрымъ и честнымъ малымъ’.
— Мн, говорилъ я, не было необходимости просить: меня въ архіерейскомъ дом просители сами дарили, и я наконецъ взялъ себ за обыкновеніе, ниже рубля не принимать, дабы чрезъ сіе показать мое сожалніе и услугу тмъ людямъ, которые выше рубля подарить не въ силахъ. И мн вслухъ накрикивали, что я доброй человкъ’.

КОНЕЦЪ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.

Добрынин Г.И. Истинное повествование, или Жизнь Гавриила Добрынина, им самим написанная. 1752-1827 // Русская старина, 1871. — Т. 4. — No 7. — С. 1-38.

ИСТИННОЕ ПОВСТВОВАНIЕ
или
ЖИЗНЬ ГАВРІИЛА ДОБРЫНИНА,
ИМ САМИМЪ НАПИСАННАЯ.

1752—1823.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

XXXI*).
Блоруссія.

*) См. ‘Русскую Старину’. T. III, изд. 1871 г. стр. 119, 247, 395, 562 и 649. Ред.

Перевалившись въ новоприобртенный Блорусскій край, мы удивились, увидя безконечную аллею, по которой хали, усаженную съ обихъ сторонъ по два ряда березками, и спшили добжать ея конца, но къ большему нашему удивленію и путевой радости, узнали, что это была большая почтовая дорога, прорзанная правильно по распоряженію и повелнію блорусскаго тогдашняго главнокомандующаго, а потомъ блорусскаго государева намстника графа Захара Григорьевича Чернышева {Теперь извстны уже во всей имперіи блорусскія большія дороги. И хотя они въ послдующія времяна довольно измнились, однако-жъ вида и основанія своего не потеряли. Сей, златыхъ для Россіи времянъ, вельможа и патріотъ, доказалъ: что, ему легче было созидать, нежели другимъ созданное поддерживать. A можетъ-быть это и потому, что онъ имя отъ государыни императрицы полную довренность, имлъ силу не допущать никого вмшиваться въ его распоряженіи. Г. Д.}.
Смотря на прозжаемый нами сосновой лсъ, на новопостроенные почтовые домы, на исправную почтовую упряжку и хорошихъ лошадей, которыхъ намъ везд запрягали расторопно, не говоря напередъ даже ни о прогонахъ, ни о подорожной, на обмундированныхъ въ куртки зеленаго сукна почталіоновъ, съ мдными на каскахъ со лба гербами, а съ затылка номерами {Съ 1797 года зеленыхъ куртокъ и касокъ съ гербами уже нтъ, а въ 1804-мъ году случилось мн видть съ балкона нашего департамента, какъ блорусскій военный губернаторъ Михельсонъ, возвращаясь изъ Могилева халъ по Витебску. Въ большую ево карету, множество нацплено было малыхъ мужичьихъ лошадей, какъ овецъ. Почталіоны въ крестьянскихъ зипунахъ, безъ поясовъ, безъ шапокъ, босикомъ. — 1808 г. іюль. Г. Д.}, на прочные, и даже красивые, во всю широту дороги, мосты, я столько былъ простъ, что даже и не помыслилъ, что все, видимое нами, есть плодъ дятельности и образованнаго вкуса главнокомандующаго россійскаго графа Чернышева. Напротивъ, я изъ сихъ видимыхъ предметовъ, заключалъ, что по призд въ первой блорусской городъ Рогачевъ, мы увидимъ великолпныя зданія. Доказательство, что я ни малйшаго не имлъ свднія о политическомъ состояніи польской республики, слдовательно и не зналъ, что я въхалъ въ край, бывшій недавно подъ владніемъ — какъ одинъ свту извстный писатель сказалъ — ста тысячь королей, кои просвщены монахами, укрплены союзами съ народомъ іудейскимъ, на счетъ своихъ подданныхъ, дикихъ европейцовъ, непримиримыхъ враговъ труду и трезвости.
Приблизившись къ городу, мы увидли обыкновенную деревню, а въхавши въ него, нашли лутчее изъ всхъ, строеніе: новой почтовой домъ, выстроенной по новому общему плану. Но какъ обстоятельства длъ нашихъ требовали здсь приостановиться, то мы едва нашли у одного изъ жидовъ квартиру, въ которой можно было укрыться отъ дождя, но не отъ смраду и не отъ таракановъ.
Я, неимя больше чмъ заняться, прошолъ и обошолъ раза три городъ, и всегда видлъ тже мужицкія хижины и жидовскія карчмы, погруженныя въ вчную грязь и навозъ. Въ пустомъ замк, заросшемъ высокою травою, одна уніятская церковь, а среди города на песчаномъ бугру, другая, на возвышенномъ берегу Днпра, базиліанской деревянной, старой, бдной кляшторъ, и баталіонная малая церковь. Все сіе публичное зданіе, бдное и ветхое, кром баталіонной церкви, построенной вновь скорою рукою, на подобіе анбара съ окнами, которая кром новости ничего не имла. Храмы сіи дополняются прихожанами изъ деревень, а для жидовской синагоги, довольно и городскихъ іудеянъ {Уже въ теченіе долголтной моей въ Блоруссіи службы, узналъ я изъ опыта, что въ двухъ блорусскихъ губерніяхъ, пять только городовъ: Могилевъ, Полотскъ, Витебскъ, Невель, Велижъ, протчіе вс — довольно похуже Рогачева, кром Орши и Мстиславля. Г. Д.} одни только воды даютъ сему мсту преимущество предъ многими городами. Съ одной стороны Днпръ, а съ другой Друць слилися вмст, и при самомъ соединеніи, образовали изъ твердой земли острой клинъ, или по географически мысъ, по-русски носъ, по-блорусски рогъ, отъ чего вроятно и городъ, поселившійся на сей много-имянитой земли, получилъ названіе Рогачева. Понеже время сіе было еще до открытія губерній, по образу учрежденія Екатерины Великія, то гражданское правительство состояло изъ провинціальной канцеляріи, въ которой чиновники: воевода, товарищъ, прокуроръ и два секретаря съ канцелярскими служительми. Въ особой канцеляріи уздной коммиссаръ, отправляющій должность полицейскую въ город и въ узд, таможня съ чиновниками и служительми, и комендантъ съ семействомъ и малою командою, а баталіонъ по деревнямъ.
Узнавъ, что весь городъ состоитъ на казенномъ жаловань, слдовало, по порядку, видть кого-нибудь изъ сихъ благородно-кочующихъ, а особливо упомянутаго мною въ первой части г-на Звягина. Мы пошли на другой день посл полудни, около 5-го часа, въ его квартиру, и Луцевинъ долженъ былъ принять на себя первенство. При начал свиданья со Звягинымъ, онъ напомнилъ о своемъ малолтств, о своей фамиліи и знакомыхъ, потому что Звягинъ давно уже съ своей родины отлучился. Потомъ наимяновалъ своего товарища. Звягинъ принялъ насъ довольно пріятно, и мы вс трое вступили въ рчь. Хозяинъ пожелалъ знать причину путешествія постителей своихъ. Мы объявили, что ищемъ службы и проч. Онъ отвчалъ:
— ‘Вы благоразумно длаете, вы еще люди молодые {По моему разсудку: молодой человкъ, въ нашемъ климат, лтъ отъ 17-ти до 24-хъ. Къ удивленію, меня даже и тогда называли молодымъ человкомъ, когда мн было за 35 лтъ. Ежели это по моложавому лицу, то не худо. A ежели жаловали меня молодымъ изъ снизхожденія къ молодому разсудку, то неловко. Г. Д.}, всего можете надяться и все еще передъ вами. Чего досдишься дома? Я, также какъ вы, пустился на волю божію. Благодарю Бога, случай нашолъ мн знакомаго благодтеля Сергя Козмича Вязмитинова, онъ еще будучи въ пансіон, зналъ меня, какъ я былъ повытчикомъ. Онъ, теперь будучи при главнокомандующемъ блорусскими губерніями, генералъ-фельдмаршал граф 3. Г. Чернышев, генер.-адъютантомъ, доставилъ мн теперешнее мсто’.
— Позвольте, перервалъ я, не изъ рыльскихъ ли онъ помщиковъ? Я тамъ знаю подпорутчика Ивана Козмича Вязмитинова, не свои ли они?
— ‘Это братъ его младшій, отвчалъ Звягинъ. Онъ теперь маіоромъ, и находится здсь въ Рогачев узднымъ коммиссаромъ’, и потомъ продолжалъ, какъ-будто желая упредить наши вопросы: ‘Наши таможенныя должности, какъ всмъ извстно, могутъ подкрпить состояніе человка осторожнаго, знающаго долгъ службы, и важность присяги, человка имющаго честь, но, для жаждущаго набогатиться, наши должности скользки и пагубны. Благодарю Бога, я, держась моихъ правилъ, не былъ во всю службу ни подъ судомъ, ни подъ отвтомъ, да уповаю, что и никогда себя до того не допущу’.
Мн весьма понравилась мысль и бесда Звягина. Луцевинъ мой спросилъ: ‘полонъ ли при васъ положенной комплетъ’?
— ‘Полонъ’, отвчалъ г. Звягинъ, ‘но будетъ ли онъ полонъ завтре? или будетъ ли онъ завтре тотъ же, или на мсто его другой? Не ручаюсь. Опредленіе въ таможню чиновниковъ и служителей зависитъ отъ губернатора. Въ прошедшемъ мсяц цолнеръ мой лишился мста, ему велно явиться въ Могилевъ, для опредленія его къ другой, неизвстно какой, должности. На мсто его присланъ вашъ одноземецъ, свской уроженецъ г. Хамкинъ, а теперь говорятъ, что и на мсто его назначенъ уже другой’.
— Отъ чего же такъ? спросилъ я.
— ‘Оттого’ отвчалъ г. Звягинъ, ‘что губернаторъ, по новости края и разныхъ заведеній, отъ каковыхъ внутреннія губерніи свободны, обремененъ несказаннымъ множествомъ бумагъ. Ему едва стаетъ время на выслушаніе ихъ, и на подписаніе исполненій по своимъ приказаніямъ, а правитель его канцеляріи г. Алевцевъ въ этой мутной вод ловитъ рыбку. Подноситъ губернатору къ подписанію между бумагами что хочетъ, и носитъ подписанные ордера въ карман, на секретарскіе чины и на таможенныя должности, которые, смотря по мр пользы, употребляетъ въ дло, или уничтожаетъ’. —Не уже ли это не доходитъ до губернатора? —‘Жаловаться на него никому не полезно. Губернаторъ самъ говоритъ, что Алевцевъ огорчитъ его единожды, а десять разъ ему надобенъ. Случалось, что этотъ способной къ длу гуляка посыланъ бывалъ на гауптвахтъ, для содержанія на хлб и вод, но на другой день опять оттуда требовался къ должности, потому что губернаторъ не находитъ кмъ его замнить, хотя и много при немъ секретарей’.
— Стоитъ ли онъ этова мннія, какъ губернаторъ объ немъ изъясняется?
— ‘Стоитъ. Человкъ способной къ длу, уменъ, и доброй человкъ, пока не загуляетъ {Зачеркнуто: ‘не запилъ’. Ред.}’.
Я спросилъ Звягина: — Кто таковъ изъ Свска Хамкинъ? мн давно случалось тамъ видть какого-то купца Хамкина, не молодого уже человка, которой охотникъ еще и пть въ церкви громкимъ голосомъ, теноро-басистымъ.
— ‘Да онъ-то и есть, — отвчалъ Звягинъ, — онъ и здсь не умолкаетъ. Теперь онъ губернскимъ секретаремъ, по милости Алевцева’.
При семъ вошелъ человкъ, лтъ почти равныхъ директору, благообразенъ и пріятнаго себорота. Это былъ таможенной кассиръ г. Киселевскій. Звягинъ, показывая ему на насъ, сказалъ: ‘это наши одноземцы, одинъ изъ Свска, другой изъ Рыльска, оба господа канцеляристы’.
Кис. Радуюсь, хоть и не имю чести знать. Да какъ намъ другъ-друга знатъ? Они люди молодые, а я семнадцать уже лтъ какъ Свскъ оставилъ. Слыхали-ль вы про воеводу Николая Юрьевича Ржевскаго?
Я. Я его видалъ, но очень слабо помню за моимъ малолтствомъ.
Кис. Я у него былъ камердинеромъ и дядькою при дтяхъ, потомъ, по милости его, получилъ вольность, и чрезъ императорской воспитательной домъ — шпагу. Теперь, какъ видите, я здсь при должности {Этотъ Киселевской былъ человкъ очень хорошій, пріятной, скромной, вжливой, я для того не могъ обойтися безъ сей объ немъ ремарки, что познакомившись съ нимъ дружески и находясь уже при должности въ Могилев, смерть его послдовавшую вскор, не могъ я перенесть безъ чувствительной горести. Г. Д.}.
Я. Хотя разстояніе времяни не позволило намъ знать васъ въ Свск, однако-жъ мы тмъ не меньше счастливы, что теперь, на чужой сторон, находимъ себя между своими. Просимъ насъ полюбить, а мы это будемъ заслуживать.
Посл сихъ искреннихъ и для насъ очень нужныхъ изъясненій, мы вс трое перецловались — какъ водится въ мір — и тотчасъ увидли человка входящаго въ двери, во фрак сро-свтлаго камлота, волосы у него закачены въ пучокъ съ полъ-фунтомъ пудры, лтъ и росту среднихъ, хорошо раскормленнаго, лица блокураго и не сухого, и собою красика. Онъ поклонился нсколько мховато, и съ нерадніемъ.
— ‘Милости просимъ князь, сказалъ хозяинъ. Гд-жъ погуляли ваше сіятельство?’
— Во славномъ во город Рогачев, отвчалъ избалованнообразной человкъ.
— Что за дьявольщина — подумалъ я и взглянулъ на Луцевина — городъ похожъ на скотной дворъ, а въ немъ гнздятся князья.
— ‘Это мои земляки, сказалъ хозяинъ, указывая князю на насъ.
— Что не къ намъ-ли прихали? вопросилъ князь.
— ‘Куда трафится’, отвчалъ за насъ хозяинъ. Между тмъ подали чай, и мы, выпивши по чашк, откланялись. Хорошая погода заохотила насъ пошататься еще нсколько времяни по берегу Днпра, и непримтно завернуться и проходить опять мимо квартиры Звягина. Тутъ намъ встртился {‘Встртился’ вмсто зачеркнутаго: ‘наткнулся въ встрчу’.} выходящій князь.
— ‘Что господа призжіе? — остановилъ онъ насъ вопросомъ — знаете-ль вы князя Алекся Ивановича Горчакова? Онъ здсь прокуроромъ и съ вами теперь говоритъ.
— За честь почитаемъ, отвчалъ я.
Кн. ‘Я слышалъ, вы хотите опредлиться къ мстамъ. Да что вы тутъ сыщете въ провинціальной канцеляріи? тутъ, братъ, за чинки-та надобно кланяться воевод, а въ Могилев будешь ты дарить Алевцева. A ежели вы опредлитесь къ моимъ прокурорскимъ дламъ, такъ я прямо объ васъ напишу къ генералъ-прокурору, и вамъ сенатъ пришлетъ патенты на чины. Вы подл моей квартиры остановились, я знаю, приходите завтре ко мн обдать’.
Послднія его слова похожи были на дло, мы поблагодарили его сіятельство, и разстались.
— Какъ ты думаешь объ увреніяхъ этова князя? спросилъ я Луцевина.
Луц. отвчалъ: ‘Мн кажется онъ князь простой и на слова его полагаться нельзя’.
— Такъ поэтому всего лучше — сказалъ я—что мы завтре будемъ у него обдать.
За симъ и вечеръ и ночь протекли.
По утру, вжливость требовала быть у князя съ почтеніемъ. Онъ повторилъ намъ приглашеніе къ обду. Отъ него разсудили пойтить къ цолнеру Хамкину, единственно для того, что онъ одноземецъ. Хамкинъ, старикъ здоровой и крпкой, при первомъ взгляд вскричалъ:
— А! здорово молодцы! Я васъ вчера не много не засталъ у Петра Савича Звягина, вы только что передо мною ушли.
Мы рекомендовались ему какъ пришлось. Онъ жилъ съ семействомъ, и скоро спросилъ насъ: ‘вы канцеляристы? у насъ бывало въ Россіи канцеляристы люди умные, дловые, старики, а вы люди молодые’.
Мы не знали, какъ думать объ этомъ неясномъ смысл, хвалитъ ли онъ насъ, или бранитъ? Можетъ быть подъ другое мы, по справедливости, ближе бы подходили, но мы на ту пору не расположены были выслушивать ни лжи, ни правды, ни грубости, ни лести. Онъ объявилъ о себ, что онъ иметъ чинъ губернскаго секретаря и что сынъ его Егоръ, такъ же благородной человкъ, провинціальной секретарь. Потомъ протянулъ, онъ руку къ картин, вытащилъ изъ-за рамы пакетъ и читаетъ: ‘Его благородію Ивану Семеновичу Хамкину’.
— ‘Это отъ Василія Яковлевича Алевцева’.
Потомъ вытянулъ тмъ же порядкомъ другой и тоже повторилъ. Намъ не разсудилось у него пробыть больше, откланялись и пошли.
Луцевинъ, по выход, меня спросилъ: Какъ я думаю о цолнер Хамкин?
Я отвчалъ: —Онъ на эту пору счастливой скотъ, и мн кажется, что онъ, съ теперешняго овса и сна, скоро сядетъ, по долгу службы и присяги, на ржаную солому.
Луцевинъ отвчалъ: ‘Да, ему надобно этава ожидать’.
Пророчествуя такимъ бразомъ, о чужихъ судьбахъ, и не зная своей, добрались мы до квартиры узднаго коммиссара, маіора Вязмитинова. Время было около 10-ти часовъ утра. Мы нашли его еще не причосанаго. Посл первыхъ нашихъ ему привтствій, онъ тотчасъ узналъ во мн знакомое ему лицо, и припомнилъ бытность въ дом его отца Свскаго преосвященнаго со всмъ штатомъ. Потомъ сказалъ: ‘да вы уже третій день здсь!’ а къ Луцевину: ‘вы вдь самой меньшій изъ братьевъ. Кажется я васъ видалъ маленькаго еще, въ Рыльской канцеляріи,’ проч. Потомъ онъ, видя что мы хотимъ откланяться, сказалъ: ‘вы здсь люди зазжіе, не отобдаете-ль у меня запросто, что Богъ послалъ?’
Я поблагодаря, отвчалъ, что ‘очень жалемъ, что принуждены лишиться на этотъ разъ нашего удовольствія, насъ пригласилъ князь Алексй Ивановичъ Горчаковъ.’ — ‘Какъ вы такъ скоро познакомились?’ спросилъ Вязмитиновъ съ перемною лица. A мы обращая все въ свою пользу, вышедши порадовались, что нами дорожатъ, если ревнуютъ.
Мы отсель пошли на квартиру, и соображая нашими разсужденіями все виднное нами въ Рогачев, и такъ же слышанное отъ г-на Звягина, истребили на вчныя времена охоту къ должностямъ таможеннымъ.
Между тмъ, чмъ ближе приходило время къ обду, тмъ чаще мы посматривали въ окны и напослдокъ увидли князя, проходящаго изъ канцеляріи домой, и за нимъ выскочили вмст съ поклонами.
Князь дома показался намъ еще лутчимъ, нежели вчера на улиц, можетъ быть и обдъ не мало въ этомъ участвовалъ. На столъ поставлено было только четыре кушанья, но въ найлутчемъ вкус, въ изобильномъ количеств, и столовой приборъ вообще былъ самой чистой, за которой и бояре царя Владиміра не нашли бы причины къ упрекамъ {Бояре великаго и потомъ равноапостольнаго князя Владиміра, подгулявши у него на пиру, и по образу нравовъ и политики тогдашнихъ временъ, упрекали его, что они ему завоевали много земель съ серебромъ и золотомъ, а онъ ихъ кормитъ на деревянныхъ ложкахъ. Г. Д.}.
За столомъ сидло насъ четверо: хозяинъ съ нами и его любовница Параша, двка чернобровка, нмецкой таліи, греческаго лица, втренаго, слдственно и не грубаго свойства. Посл обда, княжой слуга Никашка заигралъ на гусли, а Параша принялася пть, и пла довольно хорошо. Псни нкоторыя мн были знакомы. Я не пропустилъ случая {Зачеркнуто: ‘окказіи’. Ред.} показать, что я по этой части человкъ не безъ дарованія. И мы подняли такой концертъ, что князь, Параша и насъ двое разшумлись словесно и псненно, какъ будто уже давно были знакомы, или давнее знакомство возобновляли.
Спустя два часа посл обда, мы откланялись и пошли на квартиру. Луцевинъ, по молодости и по натур, крпко заснулъ, а я, по моей натур, пошолъ по городу, по окружавшему его лсу, по берегамъ Друца и Днпра, и возвращаясь около 6-го часа пополудни, зашелъ къ Вязмитинову. Онъ уже слышалъ отъ Звягина о причин нашего странствованія, а теперь пожелавъ слышать отъ меня самого, былъ благосклоненъ сказать мн:
— ‘Я охотно-бы вамъ помогъ, но при мн нтъ мста выгоднаго по штату, кром одного сто-рублеваго, которое, на прошедшей недл, очистилось смертію бывшаго при мн канцелярскаго служителя. Ежели-жъ вамъ нуженъ больше оберъ-офицерской чинъ, нежели жалованье, то я вамъ общаю его выпросить. Ежели бы не здлали для меня, здлаютъ для брата, которой, какъ вы уже знаете, при граф генер.-адъютантомъ’.
По всеобщему мннію, первымъ счастіемъ браковать не надобно, потому что оно, мстя за себя, въ другой разъ не является, почему и отвтъ мой былъ: ‘извстно вашему высокоблагородію, что въ Россіи человкъ безъ чина, можно сказать, человкъ безъ званія, и ежели будетъ ваша ко мн милость, то я другова мста и пособія не ищу’.
Вязмитиновъ сказалъ: ‘Ну, такъ дло здлано! напиши просьбу по форм, завтре подадимъ ее въ провинціальную канцелярію. Она нашлетъ ко мн указъ о опредленіи тебя на имющуюся при мн ваканцію, а между тмъ, я упрежду о семъ воеводу’.
— Позвольте намъ, сказалъ я Вязмитинову, създить посл подачи просьбы въ Могилевъ.
— ‘Что теб тамъ длать’?
— Только, чтобы знать свой губернской городъ, и, если случится впередъ туда за чмъ, чтобъ онъ былъ знакоме, а къ тому же, мы съ товарищемъ хотя и намрены были служить при одномъ мст, однако-жъ для него здсь, повидимому, ничего не случится, то надобно ему постараться о себ въ Могилев.
— ‘Да что ты объ немъ суетишся? Знаешь ли ты его поближе? Я слыхалъ въ Рыльск и въ Путивл, что онъ о сю пору усплъ уже заниматься ябедническими длами.’
— Я этова не слыхалъ, однако-жъ это можетъ быть и правда, и быть можетъ, что онъ иметъ своихъ недоброжелателей, впротчемъ, мы еще оба съ нимъ не устарли. Время научитъ, какъ съ людьми жить на свт.
— ‘Да ты ему не говори — сказалъ мой благоддель съ благоразумною предосторожностью — можетъ быть и въ самомъ дл не все правда, что люди врутъ. Ну такъ дешъ въ Могилевъ?..
— Надобно създить.
— ‘Хорошо, привези же мн оттуда ведро или два вишень, тамъ они ныншнее лто зародили, а у насъ ихъ никогда нтъ.’
Напившись вечерняго чаю, поблагодарилъ я чувствительно моего благодтеля, и пришедъ на квартиру, пересказалъ все моему сопутнику, что случилось со мною во время его сна, — исключая мннія объ немъ Вязмитинова. Онъ все слушалъ съ довольнымъ равнодушіемъ, но предположенное путешествіе завтре въ Могилевъ, одобрилъ горячо.
На завтре я пошолъ къ Вязмитинову съ заготовленною просьбою. Онъ мн сказалъ, что воевода упрежденъ отъ него вчерашняго же вечера. Итакъ, одвшись, взялъ онъ меня съ собою часу въ 10-мъ въ провинціальную канцелярію, гд принялъ отъ меня воевода просьбу, сидя на своемъ мст, и прочитавъ, сказалъ: ‘Очень хорошо! намъ добрые люди надобны’.
He тратя времени, мы взявши подорожную, севодни-же выхали въ Могилевъ, и везд по дорог видли тже почтовые домы, упряжку, обмундированныхъ почталіоновъ и туже дорогу. Уже мы знали, что все это есть плодъ труда и вкуса графа Чернышева, а потому, изъ одной ошибки, впали въ другую. Намъ казалось, что, гд графъ Чернышевъ, тамъ непремнно долженъ быть другой свтъ, имъ самимъ образованной, или по штату ему положенной.
Въ Могилев насилу мы нашли квартиру, немногимъ чмъ почище рогачевской, потому что лутчія жилища заняты были графомъ со штатомъ, губернаторомъ, штатскими чиновниками, канцелярскими служительми, воинскими чинами, назжими помщиками и просительми, въ отдаленныхъ же отъ центра города домахъ намъ останавливаться не хотлось.
Мы, по обыкновенію моему, предприняли обозрть мсто, чтобы знать, гд мы находимся, однако-жъ одного утра для насъ, по причин обширности селенія, было мало, и мы, не кончивши своего курса, почувствовали надобность возвратиться къ заказанному нашей хозяйк обду, а послобденное время употреблено было на окончаніе нашего обозрнія. На другой день мы, одвшись, хозяйк обда готовить уже не заказывали, потому что онъ показался намъ мщановатъ, но походивши, пошли въ трактиръ, гд за супъ и за дурной соусъ изъ вчерашняго жаркова, и за жаренаго цыпленка, съ салатомъ, взяли съ насъ тридневное наше содержаніе. Ожогшись платою за обдъ дурной, мы уже не кидали мщанскаго обда.
Сей день послобденное время употреблено на размышленіе. Три задачи подлежали нашему ршенію, три точки были нашими предметами: 1-е) Луцевину нужно было въ настоящемъ времяни вступить въ службу {Зачеркнуто: ‘въ должность’. Ред.}, 2-е) при открытіи намстничества попасть обоимъ въ росписаніе не на низкія въ губернскомъ город канцелярскія мста, а, между тмъ, 3-е) стараться не упускать случаевъ къ приобртенію чиновъ {Губернатору, для привлеченія въ новой край къ должностямъ людей, дана была власть жаловать въ штатскіе оберъ-офицерскіе чины до губернскаго — включительно — секретаря. Г. Д.}. Слдующій за симъ былъ день воскресный. Мы одвшись, сколь можно, почище, причесавшись и припудрившись во всю моду, направили путь свой къ квартир вице-губернатора Воронина, куда, по вчерашнему еще нашему плану, Луцевинъ долженъ взойти съ протчими поклонниками, и дать себя примтить, а ежели трафится, то и представить себя и изъясниться {До открытія въ Блоруссіи намстничествъ, вице-губернаторы имли 4-й классъ — хотя бы и за-урядъ. Присутствовали вмст съ губернаторомъ, и имли подъ своею дирекціею и распоряженіемъ канцелярскихъ чиновъ. По сему и поискъ счастья надлежало начать съ вице-губернатора. Г. Д.}. Исполняя сіи намреньи, Луцевинъ взошелъ во 2-й етажъ, а я пошолъ шататься по городскому валу, и ожидать его тамъ по здланному условію. Онъ вскор появился.
— Я нетерпливо хочу знать, сказалъ я, есть ли что доброе?
Луц. Все хорошо случилось. Дло въ шляп!
Я. По этому все сдлано?
Луц. Лишь только я выступилъ и поклонился, то вице-губернаторъ взглянувъ на меня, спросилъ: вы не имете-ль ко мн дла? — Я ищу службы штатской, отвчалъ я.
Виц.-губ. Какъ вы по фамиліи?
Луц. Луцевинъ.
Виц.-губ. Луцевинъ? такъ — вы изъ Россіи? а не знаете-ль вы подполковника Луцевина, Петра Алексевича?
Луц. Это мой дядя родной.
Виц.-губ. Гд-жъ онъ теперь? здравствуетъ ли онъ?
Луц. Въ Таганъ-Рог, при должности, здравствуетъ.
Виц.-губ. Мы съ нимъ однополчане и пріятели. Да что-жъ онъ обо мн {Зачеркнуто: ‘про меня’. Ред.} позабылъ?
Луц. Я похалъ сюда изъ Свска {Зачеркнуто: ‘изъ Рыльска’. Ред.}, которой отъ Таганъ-Рога въ дальнемъ разстояніи. Отъ сего времени, я надюсь, что онъ, по увдомленію моему, будетъ имть честь писать къ вашему высокородію {Луцевина посл сего добрые люди остерегли, чтобъ онъ впередъ не говорилъ высокородіе, а превосходительство, ибо хотя Воронинъ и бригадиръ, однакожъ ‘за-урядъ генералъ-маіоръ’, почему онъ крайне не любитъ, если его кто величаетъ по чину, а не по мсту, и часто за это съ просительми бранитса. Г. Д.}.
Виц.-губ. Служилъ ли ты гд? Имешь ли абшитъ отъ команды?
— Я канцеляристъ. Имю аттестатъ.
Виц.-губ. Хорошо! подай просьбу, будешъ принятъ. A къ дяд напиши, что я для него взялся теб помогать, при всякомъ по служб случа.
Выслушавъ удачу, неожиданную такъ скоро, повторилъ и я съ восторгомъ: ‘дло въ шляп!’
Между тмъ, прозвонили уже давно и мы пошли къ обдн, въ катедральную архіерейскую церковь. Отъ обдни прямо на квартиру, гд отобдали тмъ съ бльшимъ вкусомъ, что одну задачу уже ршили. Посл обда опять по городу и по рядамъ ходить, и зашли въ губернскую канцелярію, посмотрть только ея расположенія, въ чаяніи, что тамъ въ праздничный день никого нтъ. Вмсто того, нашли тамъ множество приказныхъ, и большою частію новопожалованныхъ въ оберъ-офицеры. Секретарей различать было можно по позументамъ на камзолахъ, а протоколистовъ по пуговицамъ на обшлагахъ. Немногіе изъ нихъ писали, другіе сидли праздно, а большая часть шатались какъ на рынк, шумли, хохотали, бросали другъ на друга пескомъ изъ песочницъ, другъ друга схватывали за воротникъ, за волосы, одинъ за другимъ гонялись, и вскакивали на скомейки. Оставя смотрть маневры штатской службы, надобно было на завтрешній день мн возвратиться въ Рогачевъ, а Луцевину остаться въ Могилев, и стараться, во свою пору, о ршеніи послднихъ двухъ предположеній нашихъ, длая, между тмъ, при случа надобности взаимныя сношенія. Я не сомнвался, что онъ въ силахъ будетъ себя отличить. Онъ былъ малой съ способностью къ приказному длу, зналъ хорошо канцелярской порядокъ, и много помнилъ узаконеній, зналъ часть счетную, но былъ впротчемъ безъ свденій и почти безъ нравственности. Любилъ опрятность, но былъ бденъ. Я ссудилъ его стомя рублями, пока разбогатетъ, и по возврат въ Рогачевъ, отослалъ къ нему въ Могилевъ вещи, съ его человкомъ, на наемной повозк.
Я въ Могилев будучи, не позабылъ и о вишняхъ для Вязмитинова, насыпалъ боченокъ ведра въ два. Усердія было довольно, но искусства нашлось очень мало, бгучи почтою, я всхъ ихъ сколотилъ. Довольно было простоты въ человк моего вка, если я не собрался этава предвидть, и не переложилъ ихъ вишневымъ листомъ, даже недогадался налить французскою водкою, которая тогда въ Могилев продавалась по 4 рубли ведро. Сама справедливость требовала, чтобъ я за мое невжество не получилъ спасибо.

XXXII.
Присяга на врность службы и проч.

Уже изъ провинціальной канцеляріи получилъ мой благодтель указъ, о опредленіи меня къ нему, на вышесказанное праздное канцелярскаго служителя мсто. Въ слдствіе чего, іюля 20 д. 1777 г., присягнулъ я на врность службы, въ баталіонной церкви.
Вязмитиновъ внушилъ обо мн хорошую мысль начальникамъ, а самъ ухалъ вскор въ Рыльскъ къ отцу и тестю погостить. Квартиру свою оставилъ мн въ надзираніе, а для меня отведена коморка въ его канцеляріи, состоящей тутъ же чрезъ улицу. Но какъ канцелярія сія была въ изб тамошняго мужика, переимянованнаго {‘Переименованнаго’ вмсто зачеркнутаго: ‘названнаго’. Ред.} мщаниномъ въ одно время съ городомъ по забраніи уже края, то преизобиловала она чорными тараканами, въ которыхъ я хотя ни малйшей не имлъ надобности, однако-жъ они на ту пору связаны были съ моею службою. Замазавши и заклеивши вс отверстыя мста, ущелины и стремнины, и отбливши стны известью съ клеемъ, я лишилъ ихъ совершенно наслдственнаго достоянія, коего древнее начало покрыто неизвстностію, и зажилъ съ слугою и солдатомъ Юдинымъ, служившимъ за сторожа.
По отъзд моего благодтеля въ Рыльской уздъ къ роднымъ, я не зналъ и не находилъ за что приняться. Въ канцеляріи его былъ сундукъ съ бумагами, не связанными въ дла, слдственно и не внесенными въ опись, которыя остались отъ его и отъ моего предмстниковъ. Случавшіяся же при немъ дла, отправляемы были провинціальною канцеляріею, по дружб къ нему воеводы Малева, старавшагося угождать брату для брата, дабы съ помочью другого, при открытіи намстничества, получить мсто, согласное желанію и силамъ. Родъ длъ въ канцеляріи коммиссарской былъ почти тотъ же, какой посл открытія намстничествъ предписанъ городничему въ город, а нижнему земскому суду въ узд. Итакъ, длать мн было нечего! Праздность и скука, говорятъ, изобртательница многова. Правда, что воевода Малевъ хотлъ и требовалъ, чтобы я, для прогнанія скуки, посщалъ провинціальную канцелярію съ протчими на ряду приказными, но онъ скоро узналъ, что я къ фрунтовой служб не задоренъ, не вдая еще, къ счастью моему, что я и лично не любилъ его за то, что онъ и секретарь его Судейкинъ, всякое дло писывали ‘съ прописаніемъ’ и тмъ чрезъ чуръ увеличивая работу, мучили себя и всю канцелярію. Мн, вмсто такихъ упражненій, понравилось лутче быть, и только что не жить, у князя Горчакова. Тамъ Параша хорошо пвала, гуслистъ хорошо игралъ, и я былъ межъ ними человкъ не лишній, котораго князь ласкалъ и хорошо кормилъ. У него еще бывалъ часто провинціальной канцеляріи второй секретарь, г. Шпыневъ, ученикъ славнаго Ломоносова. Человкъ съ латынью, съ нмецкимъ языкомъ и съ стихотворствомъ. Я хотя не былъ знакомъ съ ученостью, однако-жъ различалъ ямбы съ хореями, хореи съ дактилями и проч., постигалъ педесы, или стопы, рифмы долгія, короткія, богатыя, полубогатыя, и проч. Къ сему можетъ быть недоставало миологіи и счастливой природы. Но меня сіи малости не заботили. Шпыневъ имлъ все, но пилъ не меньше какъ самъ Ломоносовъ, а я былъ трезвъ — какъ Волтеръ. Мы дали волю нашимъ талантамъ. Длали въ дом князя, для пріятнаго препровожденія времяни, надписи въ немногихъ строкахъ, на квартиры нкоторыхъ обитающихъ въ город, коихъ находили достойными нашего любомудраго пера, и производили въ нашемъ хозяин смхъ и хохотъ тмъ легче, что онъ не очень ладилъ съ нкоторыми изъ тхъ, которымъ приписывали мы стихи. Я для понятія, какова была наша работа, положу здсь хоть дв строки, которыя могъ припомнить, и которыми услужилъ Шпыневъ цолнеру Хамкину:
Хозяинъ здсь живетъ пространныя гортани,
Во храм Божьемъ что реветъ, безъ всякой дани.
Мы не больше имли осторожности, какъ и князь нашъ благоразумія, онъ иногда читывалъ наши стихи, одному или двумъ, посщавшимъ его, и вс равно хохотали, но не вс равно мыслили. Мн иногда всходило на умъ, что это намъ добра не принесетъ, но съ другой стороны, тихонько вщалъ мн мой стихотворческой геній, и мой тогдашній разсудокъ: ‘Какая теб нужда въ негодованіи чьемъ-бы-то-ни-было? Ежели чрезъ то обнаружатся твои таланты, и вс узнаютъ, что ты мастеръ стихи писать!’ A за симъ уже:
Врагъ, ненавидяй добра и разрушаяй спокойствіе неосторожныхъ человковъ, напустилъ на насъ перваго секретаря, г-на Судейкина. Онъ объявилъ о нашихъ трудахъ и подвигахъ воевод Малеву, по долгу присяги. Вслдствіе чего, князь тмъ скоре и безпрепятственно признанъ пристанодержателемъ нашей шайки, что онъ съ воеводою часто ссорился за журналы и протоколы {Зачеркнуто: ‘резолюцiи’. Ред.}, какъ деревенскіе попы за блины. A какъ Судейкинъ подозрвалъ, что и онъ безъ надписи не обошолся — хотя, въ самомъ дл, мы и не вспомнили объ немъ — для того прибавилъ въ своемъ донос, будто бы мы не пощадили въ своихъ епиграммахъ и самого воеводу. Воевода былъ человкъ неугомонной, а на сей разъ и невжливой, онъ прислалъ къ князю по меня встового тотъ-часъ посл обда, и, поставя меня предъ собственное судилище, сильно меня бранилъ. Всего чувствительне для меня было, когда онъ кричалъ: ‘ты обманулъ и Ив. К. Вязмитинова, которой тебя рекомендовалъ какъ честнаго человка, а ты у князя только стихи пишешь да поешь съ Парашею, а канцеляріи не знаешь’.
Къ счастію моему поддержалъ мою сторону — имянованный уже неоднократно — Петръ С. Звягинъ, случившійся на ту пору у воеводы. Онъ умлъ смягчить гнвъ воеводской, представляя мое преступленіе не столь {Зачеркнуто: ‘важнымъ’. Ред.} великимъ, а намренье еще меньшимъ. Oнъ одобрялъ воеводу яко сокрушителя шалостей, но въ шалостяхъ ничего не находилъ, кром однихъ шалостей, неразрывныхъ съ лтами и неопытностью. Онъ меньше оправдывалъ князя и Шпынева, но и для нихъ находилъ отговорку, говоря: что, первой, извстной вольной человкъ, чувствующій здсь свою независимость, а другой, съ привычкою къ университетскому или школьническому перу, равно какъ и къ нетрезвой жизни и проч…
Воевода, мало-по-малу вслушиваясь и уменьшая гнвъ, заключилъ снисходительно, чтобъ я посщалъ каждодневно провинціальную канцелярію, съ непремннымъ наблюденіемъ часовъ, положенныхъ, по генеральному регламенту, и находился въ команд у Судейкина, донесшаго воевод, что я охотникъ писать и припвать подъ гусли. Я къ нему явился въ канцелярію и засаженъ за столъ съ прочими на ряду исполнять долгъ службы и присяги, ‘кром воскресныхъ и табельныхъ дней, въ которые отъ публичныхъ работъ дается свобода’. Всего несносне мн было, что запретили мн посщать князя Горчакова. Я сильно былъ недоволенъ, что дло пошло не по-моему. ‘Какъ!’ — разсуждалъ я безпристрастно — я хочу быть у князя, а мн велятъ работать въ канцеляріи, чего я крайне не люблю! Гд же та справедливость, о которой говорятъ, будто она въ присутственныхъ мстахъ? Это неправда! Она у однихъ только князей и прокуроровъ’. Говоря теперь похожее на шутку, чуть ли я и въ правду не былъ тогда близокъ къ подобному разсужденію {Поздне, образумился я и видлъ, что воевода былъ человкъ честной, порядочной, трудолюбивой, знающій службу, и, при всей своей чрезмрной вспыльчивости, благотворителенъ и добръ. И хотя онъ слишкомъ пространно писывалъ, но сей пространной недостатокъ, былъ ни что иное, какъ тогдашнее канцелярское обыкновеніе, и знакъ граматя тогдашнихъ временъ. Впротчемъ, ежели все къ чему-нибудь полезно, то долгое его въ канцеляріи сиднье удерживало нсколькихъ безпорядочныхъ канцелярскихъ служителей въ порядк, которые обязаны были службою не выходить преждевременно {Зачеркнуто: ‘обще съ порядочными’. Ред.} изъ канцеляріи, когда начальники ихъ тамъ. Г. Д.}!
Князь, видя что меня обижаютъ и лишаясь концерта, предлагалъ дружески воевод, что я такой человкъ, которой больше стоитъ, нежели работать надъ понежемъ. Упрямой воевода слушалъ больше себя и Судейкина, нежели Горчакова, но Горчаковъ, при всякой встрч, не давалъ воевод проходу, толкуя ему, что я такой малой, какого со свчкою поискать. Время все ослабляетъ. Прошла недля и другая, камень каплями пробивается. Прокуроръ воеводу скопытилъ, воевода здвоилъ.
Къ увнчанію моего счастія, случилось, когда я одинъ предъ вечеромъ, шелъ изъ города въ поле — въ табельной день — прогнать скуку, то вскликанъ былъ изъ окна княжой квартиры. Я нашелъ въ ней воеводу и первыхъ чиновниковъ нашего городка, въ томъ числ и Судейкина, прокуроръ угощалъ ихъ краснымъ пуншомъ, мн тотъ-часъ дали вхожій стаканъ, а примтя, что я изъ скромности совщусъ за него приниматься, стали меня вс просить. Окураженъ привтливостями и стаканомъ, сталъ я поживе. Прокуроръ, повидимому, продолжая начатую еще до входа моего матерію, уврялъ воеводу, что я давно уже не дорожу и Шпыневымъ, съ которымъ также не желали, чтобъ я продолжалъ знакомство, какъ и стихотворство. Въ доказательство чего, выхватилъ онъ изъ-за шпалеръ бумагу, полученную имъ отъ Шпынева, о которой я и не зналъ, что Шпыневъ ему жаловался на меня, яко общему нашему гостепріимцу, за приписанныя ему отъ меня стихи, которые приложилъ онъ тутъ же въ оригинал. По требованію и по желанію всхъ, я долженъ былъ имъ прочитать:
Что чадна голова, глаза, лицо окисли,
Что брюхо на ноги, чело на носъ обвисли,
Въ смердячей хижин гнилой свой трупъ скрываетъ,
Съ похмлья весь дрожитъ, свирпо ртомъ зваетъ,
To славной мужъ Шпыневъ, что всмъ чертитъ стихи,
Не зря на свой порокъ и пьяныя грхи.
Вс захохотали. Не знаю было-ль чему! но я чувствовалъ удовольствіе, что былъ причиною смха. Отъ сихъ поръ участь моя рогачевская поправилась. Мн возвратили мнніе и уваженіе. Судейкинъ мн сказалъ: что я во всякую пору, когда только мн заблагоразсудится, могу быть свободенъ отъ сиднья въ канцеляріи. Я, хотя воспользовался симъ позволеніемъ, однакожъ разсудилъ употреблять его съ умренностію. Мн разршено бывать у князя, но я у него рдко бывалъ, и ничего уже не писалъ и не плъ, а потому и князь, видя у себя человка, которой степенничаетъ, не требовалъ отъ меня каждодневнаго посщенія. Всмъ то было въ примту, и вс меня хвалили, какъ будто вс они были моими дядьками.
По первому зимнему пути возвратился благодтель мой изъ Рыльска, и скоро отъхалъ въ Могилевъ. Предъ отъздомъ, я далъ ему идею, что мн желательно бы было създить въ Свскъ, и возвратиться оттуда съ запасомъ, дабы поставить себя въ состояніе быть благодарнымъ моему благодтелю, за его ко мн милости. Догадливой Вязмитиновъ отвчалъ мн благосклонно: что, ‘еще будетъ лутче, если ты въ Свск покажешся съ оберъ-офицерскимъ чиномъ’. Сказалъ и устоялъ. Онъ привезъ мн изъ Могилева первой оберъ-офицерской чинъ провинціальнаго протоколиста, и я въ первой разъ, на 26-мъ году моего вка, въ декабр мсяц, ‘препоясалъ мечь по бедр моей’.
— ‘Ну, сказалъ онъ, теперь можно хать въ Свскъ. Свези же и письмы въ Рыльскъ, къ отцу моему и къ тестю. Ты обрадуешь моихъ стариковъ. — Многоли у тебя тамъ денегъ?’
— Съ тысячу рублей, отвчалъ я, но я не надюсь получить ихъ однимъ разомъ, потому что они розданы въ займы на проценты.
— Вязм.: ‘Я теб совтую перевесть ихъ сюда, здсь жиды дадутъ тройные проценты’.
Итакъ, отправясь изъ Рогачева до Свска, и перехавши верстъ около четырехъ—сотъ, обрадовалъ мать мою въ мундир при шпаг, видлся со всми знакомыми и произвелъ моею шпагою разныя у разныхъ движенія. Нкоторые меня поздравляли, старики—секретари въ полъ-голоса бурчали, что вс въ намстничествахъ чины за-урядъ, а отъ чистаго сердца радовалась одна мать. — Архіерей на ту пору былъ въ Орл, о чемъ я и не тужилъ, будучи доброй племянникъ.
Отъхавши изъ Свска въ Рыльскъ, для врученія писемъ отцу и тестю, нашелъ ихъ обоихъ по своимъ маленькимъ деревенькамъ. Старики, для писемъ, ради были и письмо-вручителю. Отецъ, старикъ крпкой въ здоровь и въ разсудк, принялъ меня — это было въ великой постъ — разными кашицами и сластьми, извинялся и вмст пенялъ, для чего я не поспшилъ на масленицу.
Тесть, г-нъ Кусаковъ, мужъ чистосердечной. Онъ спрашивалъ меня: есть-ли зятю его отъ коммиссарской должности доходы? отвтъ мой его не повеселилъ. ‘Зачмъ-же и служить!’ сказалъ лысой Кусаковъ.
Отъ нихъ я, получа отвтныя письмы, захалъ въ Молчанскую Софроніеву пустынь, въ которой я когда ни бывалъ, всегда препроводилъ время съ пріятностію. Движеніе чувствъ моихъ требовало, чтобъ я теперешнимъ моимъ посщеніемъ принесъ ей мою благодарность, и возобновилъ въ памяти проведенное неоднократно въ ндрахъ ея время. A великій постъ подалъ мн случай исполнить догматическія должности по закону, въ которомъ я родился. Изъ нея прямо въ Рыльскъ, гд остановился въ дом матери и брата пріятеля моего и бывшаго спутника Луцевина. Мать и братъ были мн рады, для сына и брата.
Въ Рыльск у купца Выходцова купилъ я, за пять имперіаловъ, привезенныя изъ Москвы санки и возвратился въ Свскъ, откуда, попрощавшись съ матерью и знакомыми, и наполнивши модныя мои санки бутылками англійскаго пива, пустился въ обратной путь. На пути захалъ въ Серединой Буд къ сказанному мною въ 1-й части, отцу Іоанну Лузанову. Онъ принялъ меня ласково и вразумилъ, что я не мастеръ вещей беречь. ‘Вы умли купить — говорилъ онъ — санки модныя и дорогія {Любящіе врной счотъ скажутъ: 5 имперіаловъ составляютъ 50 рубл., такъ чтожъ это за дорогія были санки, если они ограничивались 50 рублями? — Сомнніе — первой шагъ къ премудрости, сказалъ одинъ изъ греческихъ систематиковъ. Пусть же сомнвающійся, или недоумвающій, посмотритъ на 1778 г. и на 1812 г. въ разсужденіи курса монетъ. Г. Д.} и тащите ихъ привязанными назади вашей кибитки. Вы ихъ чрезъ дальній путь изломаете, или довезете вещь не въ цлости’. Онъ веллъ сыскать въ дом простыя рабочія сани и приладить на нихъ мои лакированныя. Ежели мои санки не стоили занять мсто въ моемъ повствованіи, такъ они годятся для того, чтобъ я себ напомнилъ, сколько былъ я простоватъ, даже на 26-мъ году моего вка.
Поблагодаря почтеннаго священника, отправился я знакомымъ путемъ въ Рогачевъ, и представилъ себя милостивцу моему Ивану Козьмичу Вязмитинову. Онъ, по принятіи отъ меня писемъ и по первымъ вопросамъ о благосостояніи и здоровь своихъ родныхъ, спросилъ меня: привезъ ли я свои деньги?
Я отвчалъ, что на силу могъ только получить отъ должника моего триста рублей, которой извинялся краткостью и незапностію времяни. ‘Въ награду этого для меня недостатка, примолвилъ я, привезъ я для васъ санки’.
— ‘зди, братецъ, самъ’, отвчалъ мн Вязмитиновъ съ невеселымъ лицомъ.
Я очень былъ увренъ, что онъ обманется въ своемъ мнніи, и просилъ его посмотрть ихъ.
— ‘Да гд они?’
— Здсь въ большихъ сняхъ.
Онъ нашолъ, сверхъ чаянія, такія санки, на которыхъ можно свободно сидть двумъ, а третьему — на запяткахъ, и они такъ уютны, что кажутся очень малы, и столь легки, что въ пору для одного бгуна. По свтло-зеленой краск покрыты лакомъ, и, по приличнымъ мстамъ, выложены бронзою. Выбивка, подушка, и на медвдяхъ покрывало, изъ лутчаго разноцвтнаго рытаго трипа. Мой Вязмитиновъ при первомъ взгляд, противъ воли вскричалъ: ‘Ахъ, какія богатыя!’
Ходя около ихъ и говоря мн спасибо, открылъ онъ покрывало: ‘для чего-жъ они набиты сномъ?’
— Чтобъ не побились бутылки съ англійскимъ пивомъ.
— ‘Ну братъ, ты великой мастеръ здить въ отпускъ!
A я не меньше былъ собою доволенъ, что лутче умлъ сберечь санки нежели — вишни {Послдняя строка первоначально изложена была такъ: ‘что ему угодилъ лутче, нежели могилевскими вишнями’. Г. Д.}.

XXXIII.
Продолженіе исторіи.

Уже наступила весна 1778 года. Луцевинъ мой въ апрл мсяц, спустя свтлой праздникъ, навстилъ меня изъ Могилева. Мн очень примтно было, что онъ уже провинціальнымъ секретаремъ, а я еще провинціальнымъ протоколистомъ, и то, по особому старанію милостивца моего Вязмятинова. Съ открытіемъ весны, наступало открытіе могилевскаго намстничества, по законамъ Екатерины II, а мн открылось, что объ участи моей никто столько не обязанъ заботиться, какъ я самъ. Ибо, когда я напомнилъ моему благодтелю, что если въ наступающее время онъ не пристроитъ меня къ прочной служб, то, можетъ быть, оно не возвратится никогда, или возвращать его достанется съ бльшею трудностью, не получилъ отъ него въ отвтъ ничего удовлетворительнаго, напротивъ съ чувствительностію примтилъ изъ его движеній, что ему представленіе мое не было пріятно, а, можетъ быть, я такъ худо изъяснился, что лутчаго отвта и не стоилъ. Въ самомъ дл, сколько я имлъ нужды, во всю мою жизнь, самъ о себ заботиться, столько не ловокъ былъ самъ за себя говорить. Моя чувствительность длала меня застнчивымъ. Мн живо представлялось, что я никого ничмъ не обязалъ, и ничмъ никому не услужилъ, такъ почему же я и осмливаюсь его просить? но безъ просьбы ничего не длаютъ! При томъ — разсуждалъ я — говоря или прося за другого, можно смле его одобрить, но нтъ ничего трудне, какъ самого себя одобрять. Итакъ, всякой приступъ къ просьб производилъ во мн душевную революцію. Я знаю и ощутилъ, что это свойство самое безпокойное, но не знаю, можно ли его было исправить наставленіемъ или просвщеніемъ {По ныншнему — воспитаніемъ, хотя воспитаніе и пропитаніе неоспоримо значитъ: воскормленіе и прокормленіе. Но, понеже вообще въ Европ, всякой вкъ иметъ свой языкъ, свои нравы и свои обыкновенія, для того, всякой настоящій европейской вкъ говоритъ о себ, что онъ умне прошедшаго, почему и не легко отъискать, въ которомъ вк въ Европ былъ умъ полутче другихъ вковъ? Чего надобно учиться? и какъ разумть слова своего языка, по старому или по новому? У китайцевъ нтъ другого ума, нтъ другого языка, нтъ другихъ обыкновеній, слдовательно, у нихъ только однихъ можно научиться и привыкнуть къ тому, что служитъ благополучіемъ на всю краткую нашу жизнь. Г. Д.}.
По повтореніи моей просьбы, получилъ я отъ г-на Вязмитинова согласіе, отпускъ и письмо просительное обо мн въ Могилевъ, къ полковнику Василью Васильевичу Коховскому, брату могилевскаго губернатора. Отправясь туда поспшно, квартиру нашелъ у готоваго пріятеля Луцевина.
Снизходительной и скромной Коховскій принялъ отъ меня письмо ласково, и тотъ часъ адресовалъ меня къ г-ну Алевцеву, сказавъ: ‘бывайте у меня и увдомляйте, что съ вами происходить будетъ’. Алевцева нашелъ я въ губернаторской канцеляріи, сдящаго въ особой отъ другихъ коморк, на работ, за краснымъ столомъ, на которомъ лежало небольшое число книгъ и бумагъ. Наслышавшись, что онъ любитъ попить, я воображалъ найти въ немъ и лицо соотвтственное такому поведенію, но я удивился, найдя совсмъ тому противное. Онъ былъ лтъ 30-ти, роста средняго, по природ чистотлъ, блокуръ, въ лиц нжной румянецъ, и живые лакированные голубые глаза. Круглолицъ, сложенія полнаго, и нсколько скудоволосъ, волосы блорыжеватыя, или точно такого цвта, каково бываетъ малороссійское пшено. Придавши къ сему мундиръ зеленаго сукна съ краснымъ воротникомъ, это будетъ точной Алевцевъ, кригс-цалмейстеръ, Василій Яковлевичъ! Онъ прочитавши записку Коховскаго, спросилъ меня: — ‘что вамъ надобно?’
Я отвчалъ: ‘чинъ и при открытіи намстничества, мсто’.
— ‘Очень хорошо! получишъ. Приходи чаще въ канцелярію’.
Доволенъ будучи, что дло началось по желанію, сообщилъ я весь онаго успхъ пріятелю своему Луцевину, и получилъ отъ него на послднія Алевцева слова, мнніе, что, ‘на обнадеживаніе его полагаться нельзя’.
Не выпущая изъ вида замчанія Луцевина и исполняя при томъ повелніе Алевцева, ходилъ я съ недлю въ канцелярію, одвался сколь можно почище, переписывалъ что мн давали, и, поворачиваясь въ канцеляріи, видлъ, что Алевцевъ правилъ многотрудными и многочисленными по разнымъ частямъ длами, которыя до открытія намстничества, а паче при новомъ забраніи края, были на собственномъ губернаторскомъ отчет. Имя столь счастливой даръ природы, онъ, работая перомъ съ удивительнымъ успхомъ, не заботился, и почти не думалъ. Стиль его былъ краткословной, ясной, отрывчистой, съ свдніями гражданскихъ законовъ, и нимало не похожой на стиль воеводы Малева и секретаря Судейкина. Губернаторъ слушалъ его какъ оракула, чиновники, отъ вице-губернатора до послдняго класса, чтили его за теплаго во всхъ нуждахъ заступника и предстателя, а просители поклонялись ему какъ золотому тельцу, когда онъ не былъ пьянъ и не сдлъ подъ карауломъ для истрезвленія.
Прошла недля, а я, кром перваго обнадеживанія, ничего не имю. Нужно было прибгнуть ко средству побудительному. Я далъ Алевцеву 50 руб. и тотчасъ помщенъ въ росписаніе, приготовляемое къ открытію намстничества, на регистраторскую ваканцію при губернатор. И тотъ же часъ возстали противъ меня волненіе, мятежъ, крикъ, вопль. Вс находящіеся въ губернаторской канцеляріи, которые были большою частію секратари, требовали отъ Алевцева справедливости.
— ‘За что — кричали они — чортъ изъ болота помщенъ при губернатор? Онъ, безъ году недля, какъ показался въ канцеляріи, а мы день и ночь трудились, и размщаемся теперь по другимъ присутственнымъ мстамъ на меньшія ваканціи!’
Алевцевъ отвчалъ имъ командирски: ‘Молчите дураки! вдь мн всхъ васъ не помстить при губернатор на одно мсто, а етакой человкъ при немъ надобенъ. Посмотрите — показывая имъ переписанную мною бумагу — знаетъ ли хоть одинъ изъ васъ столько правописанія?’
Можетъ быть и въ подлинну мое правописаніе общало больше, нежели я значилъ, почему и не знаю, обманывалъ ли ихъ Алевцевъ, или и самъ обманывался? вс однакожъ претенданты согласились на то, что при губернаторскомъ лиц надобно быть не дураку. Но это не конецъ, мн нужне былъ чинъ, нежели должность. Частыя мои объ немъ просьбы не имли успха. Я напослдокъ прибгнулъ къ повторенію 50 рублей, — ибо онъ сиживалъ всегда одинъ въ особой коморк — а онъ въ туже минуту при мн самъ написалъ отъ губернатора предложеніе рогачевской провинціальной канцеляріи, съ одобреніемъ въ немъ моихъ трудовъ, способностей и проч…, которые будто-бы самимъ его превосходительствомъ замчены, и за которые произвелъ онъ меня губернскимъ секретаремъ — это значитъ чрезъ чинъ — и такое же другое въ могилевскую камерную экспедицію, о вычет съ меня въ казну за повышеніе. Написавши, положилъ подъ сукно и мн сказалъ: ‘надобно выбрать время поднесть губернатору къ подписанію’.
Сказавъ сіе, на другой день запилъ, сказался больнымъ, и не веллъ къ себ въ домъ — по обыкновенію на такой случай — никого пущать. Я дня съ три съ ряду посщалъ запертыя вороты, давалъ привратнику, солдату Данилк, рубль, два, три, но сей церберъ пребылъ неумолимъ. Меня уврили уже поздо, однакожъ благовремянно, что онъ за сей пропускъ получаетъ по 25 рублей. Къ этой бд увдомленъ я, что находящійся между прочими въ губернаторской канцеляріи, малорослой, курносой провинціальной секретарь Теплынинъ, вычистилъ самъ собою изъ списка мое имя и написалъ свое, ибо списокъ не былъ еще подписанъ губернаторомъ — а меня вписалъ на свое мсто, на повытческую ваканцію въ будущемъ намстническомъ правленіи. Сіе длало для меня разницы классомъ ниже, и шестьюдесятьми рублями меньше жалованья. При такихъ обстоятельствахъ, не было ничего легче, и не было ничего тяжеле, какъ остаться мн безъ повышенія чина, съ пониженіемъ должности и жалованья. Я иногда доносилъ обо всемъ по утрамъ, что со мною случалось, вышесказанному полковнику Bac. Bac. Коховскому и получалъ отъ него въ отвтъ: ‘очень хорошо’. Но въ настоящихъ непріятныхъ стеченіяхъ, когда я вс оныя передъ нимъ изъяснилъ — кром 50 рублей — сказалъ онъ мн: ‘подойди часу въ 10-мъ въ канцелярію губернаторскую и скажи тамъ, отъ моего имяни, чтобъ о теб доложили губернатору. Я тогда буду у него’.
0! если бы непостижимое Провидніе вливало въ грудь благотворителей, въ воздаяніе имъ за ихъ благотворенія, столько радости, сколько я тогда ощутилъ отъ Коховскаго! Они бы никогда не переставали длать добро. Но видно, что награда сія не дешева и на неб, если достоинство благодтеля очень рдко у насъ на земли.
Радость моя имла основаніемъ не мечту, ибо извстно было публик, что братъ брата зная душевныя качества, всегда одинъ другому врили, и одинъ другого слушали.
По выход отъ Коховскаго, вспало мн на умъ очень къ стати, пойти къ генер.-адъютанту Вязмитинову. Онъ прибылъ вчера отъ графа упредительно, изъ Полотска въ Могилевъ. Квартира его была близъ церкви дальняго Воскресенья {Мсто, гд нын два каменные церковныя дома {Зачеркнуто: ‘казенныя’. Ред.}, выстроенные казеннымъ коштомъ противъ церкви св. Іосифа — чрезъ улицу — заложенной императрицею Екатериной ІІ-й, вмст съ императоромъ Іосифомъ ІІ-мъ, о чемъ сказано будетъ ниже. Г. Д.} у мщанина Зуба. Я вошелъ безъ доклада, потому что изъ сней другого покоя не было, кром того, въ которомъ онъ квартировалъ. Онъ уже сидлъ за столомъ въ мундир надъ бумагами. Я началъ представленіе себя, засвидтельствованіемъ отъ брата, его высокоблагородію поклона, дабы тмъ подать случай узнать отъ меня, кто я? Онъ вставъ съ мста, вышелъ ко мн на средину горницы, вмст съ движеніемъ спросилъ: ‘давно-ль ты его видлъ? Гд ты служишъ? зачмъ ты здсь?’
Я схвативши поскоре лаконической духъ свскаго архіерея, отвчалъ на послдній вопросъ: что, ‘я ищу чина и мста, больше по милости, нежели по заслугамъ. И, что не дальше еще усплъ, какъ только дошолъ до сомннiя получить то и другое’.
Не усплъ еще я услышать, что мн скажутъ въ отвтъ, какъ вошелъ Коховскій. Онъ, безъ сомннія, счолъ, что по связи братней, интересуется во мн и генералъ-адъютантъ, почему вмст почти съ первымъ поклономъ Вязмитинову, сказалъ ко мн: ‘въ 10-мъ часу подойдите, какъ я вамъ сказалъ’. За Коховскимъ вошли еще три чиновника, изъ которыхъ одинъ, позади первыхъ двухъ, закричалъ еще въ сняхъ во весь ротъ продолжительнымъ тономъ: ‘Monsenieur!’ Это былъ человкъ малорослой, съ большою головою, въ лиц цвта блосроватаго и наклоннаго къ веснушкамъ, съ обширнымъ и высокимъ тупеемъ, по тогдашнему вкусу, на подобіе распущенаго паруса или буфетныхъ ширмовъ, и отчасти {Зачеркнуто: ‘или же’. Ред.}, на подобіе крыльевъ втреной мльницы, съ кошелькомъ между плечь, въ темно-вишневомъ кафтан, съ золотыми петлицами, въ башмакахъ, и подъ лвымъ плечомъ шапо-ба. Онъ заговорилъ-было по-французски, но Вязмитиновъ спросилъ его по-русски: каковъ ему показался Могилевъ? и проч. Онъ былъ ново-опредленный въ намстническое правленіе совтникъ, по фамиліи Полянскій. Я для того здлалъ объ немъ отступленіе, что онъ будетъ въ Могилев играть въ теченіе слишкомъ трехъ лтъ, довольно замчательную роль, о чемъ бол скажется ниже на своихъ мстахъ, а теперь довольно одного предисловія.
Я выскочилъ отъ генералсъ-адъютанта безъ обрядовъ отпускной аудіенціи, побжалъ въ замокъ, гд было пребываніе губернатора съ его канцеляріею. Предъ замкомъ на площади, встртился съ тремя секретарями — которые, такъ же какъ и я, осачивали участи, чтобы къ открытію намстничества не остаться безъ мстъ — и съ ними приостановился. Площадь была не мала. Къ намъ начали стекаться помаленьку люди нашего сорта, и ея наполнять. Матерія у всхъ была {Зачеркнуто: ‘почти’. Ред.} общая. Иной суетился, что не знаетъ куда будетъ помщенъ при открытіи намстничества, иной больше имлъ причины къ суетамъ, что не зналъ, или сомнвался, будетъ ли куда помщенъ? поелику списокъ помщаемыхъ хранится уже въ тайн. Иной жалился, что Алевцевъ много взялъ… много выпилъ… много общалъ… ничего не здлалъ… и проч…
Вдругъ увидли карету Коховскаго, стали въ позицію для поклона, а онъ, выглянувъ, махнулъ рукою и крикнулъ: ‘за мною въ замокъ’. ‘Кому ето сказано?’ спросили другъ друга мои товарищи. ‘Ето мн’, отвчалъ я, и пошолъ поспшно. A они во слдъ мн прокричали: ‘Э! братъ! теб видно не наше горе, ты съ дядюшками живешъ!’
Къ губернатору впущенъ я безъ обрядовъ стоянія въ передней. Онъ ходилъ тихимъ шагомъ по горниц, и нсколько разъ на меня взглянулъ. Полковникъ Коховскій далъ мн знать, чтобъ я пошолъ въ канцелярію. Все ето значитъ, что я былъ на смотр.
Въ канцеляріи спросилъ меня молодой губернскій секретарь г. Каменскій-Жилокъ: ‘Гд же т предложеніи въ рогачевскую провинціальную канцелярію, о которыхъ вы сказали Bac. Bac. Коховскому, что они написаны Алевцевымъ о произведеніи васъ серетаремъ?’
— Вотъ здсь на стол подъ сукномъ, отвчалъ я, указывая на коморку Алевцева.
Каменскій понесъ ихъ къ губернатору съ другими бумагами. Четверть часа, которую онъ тамъ пробылъ, показалась мн цлымъ днемъ.
По выход, Каменскій съ бумагами въ рукахъ провозгласилъ: ‘Поздравляю васъ губернскимъ секретаремъ’. Поздравленіе, какого еще я во всю жизнь не слыхивалъ!.. Удовольствіе разлилось по мн въ одну секунду, и произвело необъяснимое радостное сотрясеніе во всхъ моихъ членахъ. Онъ при томъ спросилъ меня: ‘Гд вы помщаетесь при наступающемъ открытіи намстничества?’
Я отвчалъ, что ‘врно знать не могу, а слышалъ отъ Bac. Яковлевича, что помщенъ буду при губернатор. Но какъ я въ здшнемъ кра человкъ новой, то желалъ бы быть на такой же ваканціи въ намстническомъ правленіи, гд, служа съ другими, могу избжать затрудненій, какія часто случиться могутъ при начальник губерніи съ человкомъ, для котораго все еще ново, при томъ {Зачеркнуто: ‘однакожъ’. Ред.} все на собственномъ его отчет по канцеляріи’.
‘Вы очень хорошо судите, сказалъ Каменскій, я {Зачеркнуто: ‘объ этомъ’. Ред.} отвтъ вашъ доложу губернатору, а васъ предъувдомляю, что вы, по желанію вашему, будете въ намстническомъ правленіи, а я — при губернатор, я въ этомъ васъ увряю смло потому, что мн теперь велно спросить васъ о точномъ вашемъ желаніи. A того мопсу — секретаря Теплынина — которой имлъ глупую дерзость, вычистить ваше имя въ списк, а себя вписать на ваше мсто, помстимъ къ вамъ же въ правленіе на канцеляристское мсто. Онъ намъ надлалъ работы, цлой листъ надобно перемнять въ переплет’.
Поблагодаря Каменскаго и разставшись, я нашолъ себя въ одно мгновеніе на ряду съ людьми благороднаго сорта, съ штабъ-офицерскимъ по камзолу позументомъ, по тогдашнему положенію. Посл сихъ первыхъ движеній опомнился, что полковникъ Коховскій еще не выходилъ отъ брата. Я сталъ въ большихъ сняхъ, гд стоятъ часовые, и при выход его упалъ ему сиротскимъ образомъ, почти къ самымъ ногамъ. Онъ отвчалъ: ‘благодарите господъ Вязмитиновыхъ’. Однако-жъ, мои настоящія обстоятельства требовали, чтобъ я поскоре бжалъ къ Алевцеву для принесенія благодарности, не за то, что онъ предложеніи положилъ подъ сукно и самъ загулялъ, но за то, что написалъ меня въ нихъ черезъ чинъ. Всего же больше нужно было добыть отъ него, чтобъ онъ, по заведенному порядку, приказалъ вписать оба предложенія, отъ слова до слова, въ книгу, которая хранилась у Алевцева подъ замкомъ съ протчими важными бумагами, въ столовомъ ящик. Но какъ къ нему дойти? Ршившись заплатить Данилк {Зачеркнуто: ‘положенную имъ портовую’. Ред.}, установленную имъ {Зачеркнуто: ‘пограничную портовую’. Ред.}, пропускную 25рублевую пошлину, разсудилъ исполнить ршеніе сіе тогда, когда уже не подйствуетъ никакая выдумка. Почему, написалъ цдулку, и съ нею пошолъ къ воротамъ, лишь только къ нимъ изъ за угла повернулъ, увидлъ вице-губернатора Воронина, стоящаго подл нихъ, и бесдующаго сквозь щели воротъ съ Данилкою. Я не длая вида, что и моя цль была сюда же, проходилъ прямо по улиц, и предъ вице-губернаторомъ, отвалившемъ уже отъ воротъ, сдлалъ подобающій поклонъ, а онъ провалилъ мимо меня не пошевеля ни головою ни рукою, и съ такимъ спсивымъ видомъ, какъ будто онъ удостоился говорить съ самимъ Алевцевымъ! — Мн примтно было любочестіе сего начальника, однакожъ я имлъ снисхожденіе судить, что можетъ-быть онъ и не знаетъ, что я пожалованъ въ губернскіе секретари, и что я уже не тотъ человкъ, которой былъ за часъ предъ симъ. Но дло не о спсяхъ нашихъ съ вице-губернаторомъ! Что мн длать, думалъ я, когда уже и вице-губернаторъ у Алевцева въ такомъ уваженіи, въ какомъ я видлъ его бесдующаго съ Данилкою? Однако-жъ приступилъ къ воротамъ и ну челобитовать, почти такъ:

XXXIV.
Начинается Данилкою, а кончится уткою.

‘О великій Данилка! сынъ слпого и мгновенно преходящаго случая. О врный стражъ у вратъ великаго письмоводителя! о могущій церберъ! коего лаянія не сметъ пренебречь и самъ вице-губернаторъ Воронинъ! внемли: я присланъ съ запискою отъ полковника Василья Васильевича Коховскаго, вотъ отъ него записка, записка очень важная, какихъ еще не бывало отъ начала всхъ секретарскихъ воротъ и сторожей Данилокъ’.
Я впустилъ записку {Зачеркнуто: ‘сквозь’. Ред.} межъ воротныхъ досокъ. А въ ней было написано отъ меня, а не отъ Коховскаго: ‘Милост. гос.! мн нужны только дв минуты. Позвольте мн видть моего благодтеля, и поблагодарить его лично за милость, состоящую въ написаніи предложеній, по которымъ получилъ я севодни чинъ губернскаго секретаря’. Между тмъ, какъ я дожидался резолюціи, и уже на случай неудачи держалъ на готов 25-ти-рублевую для Данилки ассигнацію, показался изъ-за угла совтникъ камерной экспедиціи, назначенный, по росписанію {Зачеркнуто: ‘къ переведенію’. Ред.} въ намстническое правленіе, Петръ Ильичъ Сурминъ. Сей доброй по натур человкъ, завидя меня еще изъ дали, усмхнулся и спросилъ: ‘что братъ? не впускаютъ! Да и я иду безъ надежды, вице-губернаторъ со мною повстрчался, и’… вдругъ загремла цпь, и ворота отворились. Данилка увидя нечаянно, вмсто одного, двухъ, возгласилъ въ торопяхъ Сурмину: ‘васъ сударь не велно пускать’. Сурминъ ему отвчалъ: ‘что ты, Данилка, ты видно не знаешь, что назначенъ къ намъ сторожемъ въ намстническое правленіе? вдь я тебя тогда закатаю’. Данилка, не {Зачеркнуто: ‘понимая’. Ред.} постигая словъ человка незнающаго ни мстить, ни злобиться, ни браниться съ сторожами, палъ въ ноги командиру. A Сурминъ, сказавши съ Алевцевымъ слова два-три въ другомъ поко, пошолъ домой.
Алевцевъ непритворно былъ радъ, что я, въ награду, его обо мн нераднія, самъ о себ поросторопничалъ. Онъ тотъ-часъ веллъ позвать къ себ секретаря отъ регистратуры, Пестова, и приказалъ ему вписать предложеніе въ книгу не 17 числомъ маія, котораго я произведенъ, но 30-мъ прошедшаго апрля, говоря съ усмшкою, что ‘по маій мсяцъ кончилась власть губернаторская и моя производить въ чины’.
Но въ какое пришелъ я изумленіе! когда онъ, разговаривая, разодралъ одно изъ губернаторскихъ предложеній. Въ окаменломъ недоумніи, я дожидался такой же участи и другому. Въ остаткахъ памяти мечталось мн: вотъ истинна словъ Звягина, что Алевцевъ предложенія губернаторскія деретъ или объявляетъ по своему произволенію. — Но онъ, продолжая равнодушно, говорилъ: ‘камерная експедиція недовольна губернаторомъ, что онъ не уважилъ ея представленій, коими просила она о произведеніи нкоторыхъ изъ ея канцелярскихъ должностныхъ въ оберъ-офицерскіе чины, теперь, еслибы она увидла изъ предложенія, что губернаторъ, по прошествіи уже данной ему власти, васъ произвелъ, то могла-бы, когда придетъ графъ, выставить передъ нимъ сей случай къ нарканію на губернатора. Положимъ, что етова не случится, однако-жъ, лучше, какъ поберечь Михайла Васильевича. Вы теперь получа предложеніе въ рогачевскую провинціальную канцелярію, скажите тамъ — если она сама не догадается — чтобы прибавили въ резолюціи: ‘представить рапортомъ въ камерную экспедицію, о вычет съ васъ въ казну за чинъ’. Это будутъ виды, какъ будто бумага объ васъ залежалась въ Рогачев отъ того времяни, когда губернаторъ имлъ право производить въ чины. A между тмъ, и рапортъ вступитъ не въ камерную уже экспедицію, которая вскор уничтожится, но въ казенную палату, которая открыется вмст съ открытіемъ намстничества, и большою частію составлена будетъ изъ людей новыхъ’.
Воспламеня испуганную радость, и поблагодаря Алевцева и свою выдумку, пошелъ я съ ассигнаціею и съ Пестовымъ въ канцелярію губернаторскую, гд, по вписаніи имъ въ книгу заднимъ числомъ двумя недлями слишкомъ, моей жалованной грамоты, сирчь предложенія — получилъ ея обратно подъ открытою, по просьб моей, печатью. Итакъ, и чинъ въ карман, и мсто въ намстническомъ правленіи! Посл сего спшилъ раздлить или умножить мою радость съ другомъ Луцевинымъ. Я встртился съ нимъ на большой улиц: ‘друзья — такъ я думалъ — всегда другъ-друга ищутъ’. Въ самомъ дл, онъ искалъ меня обдать, потому что за полдень было уже слишкомъ три часа.
— A угадай, вскричалъ я ему издали: что у меня въ карман? вотъ будешъ великой чародй, если угадаешь!..
— ‘Не знаю, не угадаю’…
— Предложеніе губернаторское въ Рогачевъ.
— ‘0 чемъ?’..
— 0 томъ, что я пожалованъ губернскимъ секретаремъ, и тотъ-часъ показалъ ему.
Онъ прочитавши, замолчалъ. Потомъ началъ бранить Алевцева, губернатора, полковника Коховскаго и маіора Вязмитинова, а потомъ выхвалять свои труды и таланты. Я, посл упоеннаго увренія себя въ томъ, что онъ мн другъ, насилу могъ опомниться и поврить, что онъ бранитъ и меня и всхъ моихъ благодтелей, за то, что я губернскимъ секретаремъ, а онъ степенью ниже меня.
Я напомнилъ ему, что ‘я его пріятель, и что по тому самому обязанъ онъ, хотя изъ благопристойности, скрыть свою досаду, которой однако-жъ я никогда не желалъ быть причиною’. Потомъ спросилъ его: ‘что-бы онъ началъ тогда, когда бы вмсто меня, непріятель его произведенъ былъ въ чинъ’?
Онъ улыбнувшись принужденно, сказалъ: ‘правда твоя, я не буду досадовать’. Мы обдали вмст, и казались быть по прежнему пріятельми. — Однако-жъ мало-помалу, свтъ, время, и нужда научали меня познавать людей, и, по мр познанія чужихъ нравовъ, терять собственную нравственную простоту, и тмъ подобиться большинству людскихъ качествъ.
Между тмъ, какъ я заботился въ Могилев о чин и о помщеніи себя при открытіи намстничества въ штатъ правленія, почитая сіе основаніемъ моей службы, и надеждою впредь къ полезному оной для меня продолженію, милостивецъ мой Иванъ К. Вязмитиновъ безперерывно тревожилъ меня изъ Рогачева письмами, кои вс были одного содержанія: ‘что онъ удивляется, для чего я не ду къ должности, и къ сдач длъ при уничтоженіи его коммиссарства, по случаю приближающагося открытія намстничества’.
Я зналъ, что въ коммиссарской его канцеляріи бумагъ было мало, а длъ совсмъ ничего, ежели-же какія случались нестоющія названія длъ по своей маловажности и малочисленности, т отрабатываемы были въ провинціальной тамошней канцеляріи по дружб къ нему воеводы Малева. A коммиссаръ, находясь между братомъ и воеводою, занимался только перездами изъ Рогачева въ Рыльскъ, въ Розсохи — деревни, пожалованныя брату его въ Блоруссіи — въ Могилевъ, и проч… Итакъ, хотя я зналъ, что мн нечего сдавать, и напротивъ зналъ, что ежели бы я въ сію самую пору не постарался самъ о себ въ Могилев, то можетъ быть вчно бы закоснлъ въ уздномъ город приказнымъ служителемъ, при такомъ неважномъ мст, къ которому отошли дла коммиссарскія, однакожъ {Зачеркнуто: ‘я не безъ долгу былъ повиноваться требованіямъ’. Ред.} порядокъ службы требовалъ, чтобъ я повиновался. Вслдствіе сего, не забывши нашить, по тогдашнему штату, на камзолъ секретарскихъ позументовъ, спшилъ по почт къ начальнику рогачевской моей службы, для принесенія ему благодарности за одобреніе меня къ полковнику Коховскому, для врученія воевод губернаторскаго о чин моемъ предложенія, и для забранія вещей моихъ въ Могилевъ, не помышляя бол ни о чемъ. Утшаясь такими предположеніями, нечаянно нашелъ, что мои позументы не столько были пріятны Вязмитинову, сколько мн. Онъ сдлалъ мн поздравленіе изъ повторенія тхъ же словъ, которыя читалъ я въ письмахъ.
Сколько я ни изъяснялся {Зачеркнуто: ‘что все получилъ съ его пособіемъ’. Ред.}, о причинахъ бытности моей въ Могилев, и сколько ни признавалъ, что вчно обязанъ его милостію, однако-жъ онъ не пріемля ничего, твердилъ мн, что я понапрасну въ Могилев жилъ, и что долговремянная тамъ моя бытность его обидла. Симъ самымъ онъ {Зачеркнуто: ‘не при послднихъ часахъ’. Ред.} напослдокъ, какъ кажется, небережно обнаружилъ мру желанія {Зачеркнуто: ‘своего’. Ред.} мн добра, и сколько онъ дорожилъ всмъ моимъ счастіемъ. Не въ состояніи будучи уврить его о моей чувствительности, за его ко мн первоначальныя благодянія, и не находя причинъ къ негодованію на меня, принужденъ былъ подумать и заключить, что мы, вс на свт, люди.
На другой день онъ отъхалъ въ городъ Блицу, куда опредленъ былъ городничимъ по новому росписанію. A я, лишь только хотлъ послдовать его образцу, отправиться также къ новоназначенной должности въ Могилевъ, и уже уклался въ мою колесницу, какъ рогачевскій комендантъ, полковникъ г. Плецъ прислалъ ко мн ординарца съ объявленіемъ, что ‘ему велно принять дла рогачевской коммиссарской канцеляріи съ канцелярскими чинами. A какъ, по списку полученному отъ коммиссара Вязмитинова, находится при коммиссарской канцеляріи г. Добрынинъ, то и не безпокоился бы онъ выздомъ изъ города {Дале слдовали зачеркнутыя потомъ слова: ‘понеже г. комендантъ ему запрещаетъ’. Ред.}’.
Мн очень было примтно, что я уже принадлежу къ такому въ губерніи главному мсту, которое коменданту насылаетъ указы, да и самъ уже не меньше какъ три раза офицеръ, а г. комендантъ сметъ такъ нескромно предо мною изъясняться. Имя на своей сторон такого рода справедливость, я конечно бы отрекся отъ исполненія его требованій, но выздъ изъ города, противъ воли комендантской, былъ для меня дломъ сомнительнымъ. Итакъ, подхватя шляпу, явился въ рукахъ съ нею въ качеств подчиненнаго къ полковнику, провозгласившему себя моимъ шефомъ. Объявилъ ему, что я помщенъ въ намстническое правленіе. A онъ мн повторилъ тоже, что приказалъ чрезъ ординарца, и къ тому добавилъ: ‘пришлютъ мн указъ, тогда и подешъ. Да и бывшій твой начальникъ, маіоръ Вязмитиновъ, ничего мн о теб не сказалъ’.
A я напротивъ, сообразя все, имлъ причину помыслить, что маіоръ Вязмитиновъ ему больше сказалъ, нежели ничего. Что же мн предпринять? Думалъ писать партикулярно въ Могилевъ, или послать формальную просьбу о насылк къ коменданту указа. Но къ кому пошлю и то и другое? Тамъ, предъ открытіемъ намстничества, всякой при своихъ суетахъ, и сама губернская канцелярія въ послднихъ конвульсіяхъ.
Находясь въ такихъ тсныхъ со всхъ сторонъ положеніяхъ, какъ грекъ {Зачеркнуто: ‘римлянинъ’. Ред.} въ Термопилахъ, что надлежало мн предпринять? — Говорятъ, что человкъ есть чудная смсь и нескладица заблужденій, ожесточеній, малодушія и упованія! Говорятъ, что сердце его иметъ собственную какую-то математику, которая также врна, какъ и классическая. Я принявъ за основанія сіи мннія, ну выть трехъ-тысяще-лтнее соло, которое посл Давида поютъ жиды и христіяне: ‘Отецъ мой и мати моя остависта мя, и проч!’ и которое въ сокровенности души {Зачеркнуто: ‘не единожды’. Ред.} не въ первой уже разъ {Зачеркнуто: ‘въ жизни мн’. Ред.} въ жизни случалось мн возвывать! Таковъ для меня былъ остатокъ дня и ночь, а поутру кинулся я къ воевод Малеву. Онъ тоже собирался въ Могилевъ къ предназначенной ему должности. Выслушавъ меня, сказалъ онъ: ‘что-жъ, масло что-ли хочетъ изъ тебя выжать Семенъ Карповичъ?’ — такъ назывался мой шефъ.
Слово благодтельное и значущее много, слово сказанное при нужд, чиновникомъ служившимъ, служащимъ и уважаемымъ отлично отъ начальства — оживотворило меня! Онъ написалъ чрезъ меня къ коменданту записку, комендантъ прочитавъ, сказалъ: ‘вотъ теперь я вижу достоврное свидтельство, что вы опредлены въ намстническое правленіе, извольте хать’. Я сему декрету не меньше обрадовался, какъ полученію чина и мста. A комендантъ мой, взявъ меня дружески подъ плечо, походилъ со мною по горниц, поговорилъ, и просилъ, чтобъ я не оставлялъ его моими увдомленіями изъ Могилева, если бы что случилось достойное свднія. И, во-первыхъ, увдомилъ-бы его тогда, когда придетъ графъ.
Не теряя времени, поблагодарилъ я г-на Малева и пустился подъ вечеръ въ Могилевъ на долгихъ, имя при себ вольнаго слугу {Все сіе произшествіе, смотря со стороны, кажется, не стоитъ того, чтобъ описаніемъ его заниматься, но мн оно доходило до сердца: ибо, если бы я не ускорилъ въ губернскій городъ, къ торжественному открытію намстничества, гд всякой должностной долженъ быть при своемъ мст, то нтъ ничего обыкновенне, въ такихъ случаяхъ, какъ, подъ видомъ неявки моей къ должности, замстить ее другимъ. Посл чего я остался-бы съ чиномъ безъ патента и безъ службы, потому что патенты даются отъ сената, слдовательно къ полученію ихъ нужны были и время и служба, или бы — долженъ занимать при комендант такое мсто, которое для меня хуже, нежели не имть никакого. Г. Д.}.
Майская пріятная вечерняя погода, при настоящемъ моемъ положеніи, удобна была произвести во мн полное внутреннее удовольствіе, и заставить меня проходить мысленно важнйшія въ моей жизни мста, которыя, хотя и со мною вмст, не слишкомъ громки на земномъ шар, но меня они больше интересовали, нежели дйствія греческой и римской исторіи. Вслдствіе чего, покояся въ коляск, философствовалъ я тако:
‘Осиротлъ я пяти лтъ. Ддъ открылъ мн путь къ азбук, другой — научилъ читать и писать. Горькая его судьба таскала его изъ монастыря въ монастырь. Но для меня монастыри: Свской, Столбовской и Радогожской были, съ помочью его, моею колыбелью, ежели можно такъ называть мста, не имющія нянекъ. Везд въ нихъ, хотя сопровождала меня непрерывная бдность, а наука хотя ограничивалась чтеніемъ церковныхъ книгъ и писаніемъ исповдныхъ росписей, но въ тотъ вкъ лутче и полезне для моего сиротскаго состоянія, нигд ничего не было. Счастливы дтскія лты, коимъ не дано чувствовать въ полной мр всего! Потомъ, свскій архіерейскій домъ былъ уже для меня нкоторымъ степенемъ образованія. Тогда же, нужда и бдность моя ощутительно уменьшились. Второй свскій архіерей Кириллъ Флоринскій посланъ для меня судьбою изъ Барышевки, чрезъ Кіевъ, Петербургъ, Новгородъ, Парижъ, Тверь и Торжокъ, въ Свскъ. Его даръ слова лаконической былъ первымъ въ мой слухъ удареніемъ. Онъ имлъ даръ {Зачеркнуто: ‘объяснять’. Ред.} въ короткихъ словахъ объяснять, просвщать, убждать, удивлять. Онъ познакомилъ меня съ Пиагоровою таблицею, которая открыла мн таинство то {Зачеркнуто: ‘познать’. Ред.}, что я не могъ бы познакомиться съ тройными, обратными, раздробленіями, товарищества, квадратами и кубиками, если бы не узналъ напередъ дважды два. Долговремянная же переписка проповдей, и партикулярныхъ его къ разнымъ особамъ писемъ, и чтеніе отъ нихъ получаемыхъ имъ, а, между тмъ, и собственныя по сей части упражненія, увряютъ меня, что я уже знаю больше, нежели т, которые знаютъ меньше {Зачеркнуто: ‘и проч., и проч.’. Ред.}. Классическія-же науки, преподанныя мн моими ддами, каковы бы ни были, однакожъ тмъ не меньше благодарность моя къ нимъ, потому, что они отдали мн все, что имли и проч. и проч. Потомъ, взглянувши нечаянно на 1752 годъ, въ которомъ я родился… увидлъ его мысленно, вздохнулъ, поболлъ, что мн уже кончилось 26 лтъ, а я только что начинаю считаться въ обществ людей! Но мысль, что я уже офицеръ 12-го класса, и мсто въ царской служб, меня снова успокоили. Мн теперь — размышлялъ я — остается только вести себя по служб и по нравственности такъ, какъ благородному, чтобы не дать причины подозрвать, что я вчера только сдлался благороднымъ {Такъ я разсуждалъ въ тогдашній мой вкъ. Но въ дальнйшее теченіе жизни испыталъ, что, доказательства благородства суть: 1-е) Французской языкъ, съ худымъ выговоромъ, безъ знанія правилъ грамматики. 2-е) Карточная игра, съ хорошимъ, всякаго рода, обманомъ. 3-е) Танцы, съ объявленіемъ {Зачеркнуто: ‘дуеля’. Ред.} поединка за даму. 4-е) Стыдъ {Зачеркнуто: ‘умть правильно чи’. Ред.}, говорить по-русски, и обязанность, не умть правильно читать и писать на своемъ язык. 5-е) Презирать каждаго кром себя и молодыхъ женщинъ. 6-е) Быть невжливу предъ старшими, и дерзновенну предъ начальниками. 7-е) Забыть скромность, стяжать многословіе, а въ поступкахъ наглость. 8-е) Говорить всегда тономъ ршительнымъ, а хотя и повелительнымъ. — Такихъ благовоспитанныхъ людей не всякой любитъ, но они везд все скоре для себя сыщутъ. Можетъ-быть — скажутъ — я въ моей ремарк изобразилъ превратно благородное воспитаніе. Не спорю, потому что нтъ ничего безъ исключенія. Г. Д.}, одться по приличію я въ возможности больше, нежели {Зачеркнуто: ‘вс’. Ред.} другіе мои будущіе сослужители могилевскіе. Могилевъ мн уже знакомъ. Я видлъ тамъ людей приготовленныхъ ко вступленію въ должности, они для меня неопасные соперники. A дал, служба сама собою потечетъ, и отдастъ каждому принадлежащее. Между тмъ, я уже офицеръ въ такомъ класс, до котораго въ Свск и старики еще не дослужились. Надобно мн отпроситься въ Свскъ, и тамъ вторично обрадовать мать мою. Ежели тщету людскую обморочиваетъ {Зачеркнуто: ‘обольщаетъ надежда’. Ред.} наружность, то {Зачеркнуто: ‘шпага и’. Ред.} положенные по камзолу позументы, которыхъ еще въ Свск не видали, будутъ {Вмсто зачеркнутаго: ‘обнаружитъ’. Ред.} свидтельми моего достоинства’. Словомъ: мечта гоняся за мечтою, уврили меня, что я еще никогда не бывалъ благополучне, и, въ семъ пріятномъ себя успокоеніи, я приказалъ хать шагомъ и заснулъ.
Понеже я пишу мою исторію для собственнаго приведенія на память прошедшихъ лтъ моей жизни, и такихъ приключеній, которыя, сколь ни маловажны сами по себ, но сердцу или малодушію моему стоили много, то и долженъ сказать, по порядку повствованія, что пріятной мой сонъ прерванъ былъ самымъ лютйшимъ для меня ударомъ и не меньше смшнымъ для тхъ, которые могутъ убивать животныхъ. Меня разбудилъ, при восход солнца, безперерывной крикъ дикой утки, но разбудилъ уже поздо. Слуга мой съ извощикомъ объявили мн, что утка эта пробиралась съ маленькими утенятами чрезъ дорогу, а они побили утенятъ и поклали въ ящикъ. Сіе варварство меня поразило. Я растерзанъ былъ зрлищемъ, какъ она около моей коляски летала, и чуть объ нея не билась, испуская жалобной безперерывной крикъ. Мн казалось, что она, въ горести своей, справедливо меня упрекаетъ и жалуется, что я заснулъ для ея несчастья. Мн казалось, что она, на своемъ язык, изъяснялась: ‘люди твои кровопивцы, лишили меня дтей! Раздираютъ на мелкія части мою утробу, и я, къ большому мученью, умереть не могу. Единое и наивеличайшее изъ утхъ, данное природою намъ бднымъ тварямъ, у меня уже отнято! Мн не надобно ни золото, ни чины. Тмъ ли я виновна предъ моими варварами, что не имю языка изъясниться, и не имю львиныхъ челюстей и когтей, чтобъ ихъ растерзать въ куски?’
Я столько пораженъ былъ жалостью, что не могъ людямъ моимъ ничего порядочне сказать, кром, что: ‘вы изверги, вы канальи, такихъ должно счь кнутомъ, которые, противъ закона Петра Великаго, бьютъ дичину, прежде Петрова дни’.
Сострадая наимучительнйше несчастной утк, я почувствовалъ во внутренности*) ощутительную перемну, на подобіе колики или конвульсій, и позабылъ, что въ Вилеем, при самомъ основаніи нашего блаженства, 14 тысячъ невиннаго и едва существующаго человчества разтерзано передъ глазами матерей, ежели это правда. Я позабылъ, какъ, во время побга изъ Россіи шестидесятъ тысячъ кибитокъ калмыковъ, конвоюющій маіоръ былъ ими заколотъ въ глазахъ жены, а жена, имя уже въ грудяхъ смертоносной кинжалъ, и забывая собственную мучительную смерть, простирала руки къ трилтнему своему сыну и кричала: ‘Иванюша! Иванюша!’ видя въ послдній разъ, какъ его калмыки убивали объ колесо головою. Это самая истинна**). Я позабылъ даже и то славное дяніе, которымъ украсилъ свое царствованіе порфироносный христіянинъ Карлъ IX — въ ХVІ-мъ столтіи, въ ночь святаго Вароломея. Я позабылъ многія подобныя въ исторіи дянія, которыя обнаруживаютъ человка больше злымъ, нежели его участь на земномъ шар. Несчастіе, въ настоящемъ времяни, при моей коляск, утки съ утенятами, было для меня чувствительне, нежели паденіе градовъ и царствъ отдаленныхъ времянъ и мстъ.

(Продолженіе слдуетъ).

Добрынин Г.И. Истинное повествование, или Жизнь Гавриила Добрынина, им самим написанная. 1752-1827 // Русская старина, 1871. — Т. 4. — No 8. — С. 97-153.

ИСТИННОЕ ПОВСТВОВАНIЕ
или
ЖИЗНЬ ГАВРІИЛА ДОБРЫНИНА,
ИМ САМИМЪ НАПИСАННАЯ.

1752—1823.

XXXV*).
Въздъ въ Могилевъ, открытіе намстничества и вступленіе въ должность.

*) Считаемъ не лишнимъ замтить, что какъ изъ настоящей главы, такъ изъ XXXI, XXXVI-XXXVIII главъ отрывки были напечатаны въ ‘Виленскомъ Сборник’ 1869 г. Приведенные впрочемъ тамъ отрывки весьма не велики, съ большими перерывами и мстами даже съ подновленнымъ слогомъ. Само собою разумется, что мы печатаемъ безъ малйшихъ пропусковъ и отнюдь не позволяемъ себ измнять ни единаго слова въ подлинной рукописи, съ которой печатаемъ ‘Истинное повствованіе’ Добрынина. Ред.

Тако мн шествующу, въ спокойствіи и тревог, чрезъ разстояніе ста верстъ, напослдокъ показались возвышенныя мста и зданія града Могилева. Уже великія каменныя новоздланныя врата, называемыя Быховскія, предстали, при конц почтовой аллеи и при начал города, моему взору, уже вмстили они въ свои стны прозжавшую мою колесницу, произвели съ нею глухой стукъ и открыли улицу. Уже я почти забылъ горестное приключеніе утки, и начиналъ мечтать, что я древній римлянинъ, которому, при възд въ Римъ, позволенъ, по крайней мр, ‘малой тріумфъ’, хотя, въ досаду мн, ни одинъ изъ проходящихъ по улицамъ не интересовался знать, существую-ли я на свт.
Я достигъ квартиры Луцевина. Онъ принялъ меня по-дружески, и мы вселились въ одну коморку, и составили одинъ столъ изъ двухъ половинъ.
Къ открытію намстничества собрано уже было въ городъ со всей губерніи шляхетство {Графъ уже прихалъ, и я увдомилъ, по условію, рогачевскаго коменданта. Но любезной Плецъ не продолжилъ со мною своихъ переписокъ. Онъ вскор умеръ, не стар лтъ 38-ми. Г. Д.}. Уже вышелъ отъ государева намстника графа Чернышева церемоніалъ. Везд его читали, и каждой день ожидали открытія намстничества, но не знали: когда?
Поелику и Луцевинъ былъ назначенъ по росписанію на протоколистскую ваканцію, въ намстническое же правленіе, то и ежедневной нашъ путь туда и оттуда былъ совмстенъ {Хотя присутствіе намстническаго правленія не было еще открыто, однако-жъ чиновники и канцелярія переведены уже были въ новой корпусъ строенія, и тамъ отправляли дла по старому еще обряду губернской канцеляріи, а во ожиданіи новаго, все уже уставлено было на своихъ мстахъ. Г. Д.}. Наша опрятность — ежели не больше что — привлекала намъ знакомство со многими, и мы старались показаться того достойными. Все въ город шумло, многіе суетились и никто ничего не длалъ, выключивъ немногихъ, напримръ:
Графъ Чернышевъ занимался трудомъ достойнымъ цли великія государыни.
Генеральсъ-адъютантъ Вязмитиновъ старался неусыпно, и по служб и безъ службы, угождать вспыльчивости графа и самонравію графини. И за этотъ трудъ и терпніе, никого они столько не гоняли какъ его, ни къ кому столько не имли довренности, какъ къ нему, и ни въ кого столько влюблены не были, какъ въ него.
Г. Гамаля, правитель канцеляріи по части гражданской, сдлъ непрерывно надъ бумагами и, будучи латинской граматикъ, старался не пропустить ни коммы, ни точки, ни запятой.
Секретарь Ключаревъ занимался усовершенствованіемъ наклонность свою къ театральному таланту, и часто являлся къ Вязмитинову на пробу.
Г. Нагаткинъ, генералъ-аудиторъ-лейтенантъ, не боялся крика и гнва ни графа, ни графини, везд гд хотлъ шатался. У себя съ другими и самъ у другихъ обдывалъ, ужинавалъ, а больше того пивалъ, и отрабатывалъ въ мигъ письменныя, по части воинской, дла, разговаривая и балагуря со всми приходящими къ нему.
Дворянство же, исключая магнатовъ, разсыпавшись по корчмамъ, трактирамъ, ло, пило, гуляло и въ карты играло.
A прежней эпохи правитель канцеляріи Алевцевъ пилъ сидя дома.
Не будетъ лишнимъ, если я приведу себ на память шалости сего не глупаго шалуна, бывшія во время управленія его губернаторскою канцеляріею. Онъ былъ охотникъ гулять, но пилъ мало, потому-что скоро обезсиливалъ отъ вина. Его, въ такихъ случаяхъ, сопровождало общество секретарей и другихъ, находившихся при канцеляріи, въ оберъ-офицерскихъ чинахъ. Проситель, на счетъ котораго желало сіе братство попировать, обыкновенно привтствовалъ: ‘здлайте меня счастливымъ’. Алевцевъ другого вина на ту пору не пивалъ, кром шампанскаго, тогда оно дешево было въ Могилев — 1 р. 60 к. бутылка.
Гости не требовали меньше на столъ, какъ дюжинами бутылокъ, а смотря по важности дла и достатку просителя, особливо же просящагося въ таможню, ставился на столъ и цлой ящикъ. Употребленіе пробочника запрещалось, вмсто того щеголяли искусствомъ отбивать горло отъ бутылки объ край стола, или объ столовую ножку, будеже бы отъ которой оно не ровно отбилось, или бутылка трескнула ниже горла, та выбрасывалась за окно и съ виномъ. Алевцевъ видлъ, что онъ для сего иметъ въ секретаряхъ своихъ хорошихъ сотрудниковъ, а по служб худыхъ помощниковъ… (въ семъ мст надобно взять терпніе и ожидать развязки).
Могилевскій архіерей Георгій Конискій {Поправлено изъ ‘Конецкій’. Кстати напомнимъ главнйшіе факты изъ жизни этого замчательнаго іерарха русской церкви: Георгій Конискій р. 1717 г., обучался въ Кіевской академіи, гд потомъ исправлялъ должность ректора и профессора богословія, будучи притомъ архимандритомъ Кіево-братскаго училищнаго монастыря. Въ 1755 г. посвященъ въ блорусскіе епископы. Въ 1757 г. онъ учредилъ въ Могилев семинарію и тогда же завелъ при архіерейскомъ дом типографію. Мужество и неутомимая энергія въ оборон православія противъ латинской и уніатской церквей — стяжали Георгію Конискому славное имя въ лтописяхъ Западной Россіи. Къ числу многихъ сочиненій, оставленныхъ посл себя Конискимъ, относятъ и ‘Исторію Русовъ’, которая однако, по новйшимъ розысканіямъ по сему предмету, оказывается не его пера.— Съ Георгіемъ Конискимъ мы еще не разъ встртимся въ ‘истинномъ повствованiи’ Добрынина, такъ какъ архіепископъ блорусскій Георгій, до самой смерти своей, въ 1795 г. продолжалъ пользоваться большимъ значеніемъ и почетомъ среди современныхъ ему дятелей. Ред.}, мужъ — ему тогда было за 60 лтъ — извстной по своимъ достоинствамъ престолу и государству, призжаетъ къ губернатору Мих. Bac. Коховскому и говоритъ: ‘мой долгъ и самая совсть побудили меня прихать къ вашему превосходительству. Алевцевъ заводитъ, пачеже и завелъ, масонію и продолжаетъ въ собраніи сей злокозненной секты цлыя ночи. Сіе не только соблазнительно для истинныхъ паствы моея христіянъ, но и для Алевцева, съ его послдователями, душепагубно. ‘Ни кто же, вжегъ свтильникъ, поставляетъ его подъ спудомъ, но на свщниц, да входящіи видятъ свтъ’. Аще убо дла масоновъ непорочны, паче же и полезны, не подобаетъ крытися. Аще же укрываются нощію, убо являютъ, яко дла ихъ лукави суть. Сія вашему превосходительству открывая, прошу истребить зло въ самомъ его корн. Аще ли же ни? я обовьязанъ буду донесть святйшему сноду’.
Губернаторъ отвчалъ: ‘Я никогда бы и не подумалъ, чтобы Алевцевъ способенъ былъ къ заведенію какой-либо секты. Мн кажется, это не его дло. Мы это сейчасъ ршимъ’. — Позвоня въ колокольчикъ: —‘Пошли Алевцева’.
Алевцевъ является.
Губернат.: Какую ты заводишь масонію?
Архіерей: Я доноситель о вашихъ злокозненныхъ дяніяхъ: но я вашъ и пастырь, сего ради не устыдитеся, ниже убойтеся, говорите правду.
Алевц. Да чего тутъ стыдиться? мн нтъ ничего легче, какъ говорить правду. Ваше преосвященство имете въ монастыр пьяницъ? у меня ихъ въ канцеляріи хотя нтъ, однако-жъ шалуновъ и самовольниковъ не меньше, которыхъ, иногда, и трудно {Вмсто зачеркнутаго ‘на случай нельзя’. Ред.} различить и съ пьяницами. Ваше превосходительство — къ губернатору — по своему добродушію, ничьему свидтельству и просьб не охотники отказывать {Вмсто зачеркнутаго ‘никогда не отказывали’. Ред.}, и надлали столько секретарей и протоколистовъ, что у насъ ихъ полна канцелярія, а къ длу живой души нтъ. Многіе изъ нихъ были-бы дловыми людьми, еслибъ не были такъ легко офицерами. Ваше превосход. часто гнваетесь, что канцелярія не успваетъ исполнять вашихъ приказаній, и что часто въ ней разстроивается общій канцелярскій порядокъ. Я былъ-бы дурной человкъ и худой правитель канцеляріи, если-бы не видалъ того же. Да что же мн прикажете съ ними длать? Они слушаютъ меня только тогда, и подражаютъ мн исправно, когда бываютъ со мною въ гостяхъ на пирушкахъ. A трудиться по должности и быть благодарными за полученные не по заслугамъ чины, дло для нихъ совсмъ постороннее. Они уврены, что офицеръ тлесно не наказывается, а имъ больше ничего и не надобно. Посадить его въ караульню? у него и квартира не лучше. На хлбъ да на воду? у него еще желудокъ не исправился, какъ уже пора его выпустить къ работ’.
Архіер.: Вы жалуетесь на канцелярію, а васъ не о томъ спрашиваютъ.
Алевц.: Меня спрашиваютъ: какую я завожу масонію? — такую, чтобъ исправить шалуновъ. Когда они увяжутся за мною въ гости — къ чему никогда ихъ приглашать не нужно и отъучить нельзя — то я, заваливши имъ по нскольку стакановъ вина, провозглашу: что ‘мы здсь вс братья масоны, и вс равны’. Т, которые поумне и знаютъ уже къ чему дло идетъ, закричатъ: ‘любезной братъ! прими отъ насъ лобзаніе’, и шалуны то-же кричатъ, не зная къ чему дло идетъ, и вс другъ-друга цлуютъ. Между тмъ, какъ продолжаютъ безперерывно во всю мочь: ‘любезный братъ, прими отъ насъ лобзаніе’ шалуна уже раздли, и ему нашептываютъ: что по правиламъ масонства, надобно испытать его твердость духа, и кладутъ на скамейку: тмъ для него хуже, если онъ не желаетъ. — Приготовленные два или четыре добрыхъ пука ельника, съ иглами, на подобіе банныхъ вниковъ, только вдвое подольше {Послдняя строка зачеркнута. Ред.}, гуляютъ по немъ, безъ препятствія рубашки, отъ плечь до поясницы, или и до подвязокъ, смотря по мр его благородныхъ поступокъ. Кричи благородной, сколько и какъ ему угодно, его никто не слышитъ, потому что вс безпрерывно кричатъ: ‘любезный братъ: пріими отъ насъ лобзаніе’. A другіе, сидя спокойно по мстамъ, воспваютъ: ‘ельникъ, мой ельникъ, частой мой березникъ!’ и проч. — простонародная псня. — По испытаніи такимъ образомъ твердости духа, братъ, путеводитель и наставникъ, нашептываетъ ему: что, — это есть масонской обрядъ исправленія нравовъ, и что посл этаго надобно всегда быть опрятну, и заниматься такимъ трудомъ, за которой жалуютъ насъ въ оберъ-офицеры, и проч. Потомъ пьютъ вс, за здоровье новопринятаго въ порядокъ брата, шампанскимъ виномъ, и онъ долженъ благодарить. Извольте ваше превосходительство переступить въ канцелярію, вы увидите сдящихъ сряду трехъ молодыхъ людей, въ позументахъ, въ бль, причосанныхъ и подъ пудрою. Они съ недлю не ходили въ канцелярію, а только показывались тамъ, куда меня попросятъ въ гости. Съ позавчерашняго вечера масонское просвщеніе поставило ихъ въ настоящій порядокъ. Теперь они какъ макъ цвтутъ. На будущую ночь, снова мн приниматься за трудъ. Двухъ благородныхъ шалуновъ давно уже пора озарить свтомъ масонства. Кстати и окказія готова: торопецкой купецъ Хабаровъ, который, получа по наслдству 5000 руб., почти всхъ ихъ просадилъ, добиваясь по разнымъ губерніямъ таможенныхъ мстъ, и который, стоя у воротъ своей квартиры, проходу мн не даетъ, прося здлать его счастливымъ. Пойдемъ къ нему, поможемъ ему добивать пять тысячь руб. Шампанское польется, и мы будемъ имть тамъ трехъ счастливыхъ. A ваше преосвященство, если сомнваетесь, извольте — хоть инкогнито — сами быть свидтелемъ. И вы увидите, что я вамъ не солгалъ’.
Архіерей и губернаторъ во все время такого объясненія другъ на друга посматривали, потомъ потеряли важность, и ну хохотать. Потомъ архіерей, подавая руку Алевцеву, спрашиваетъ: ‘а чи не можно и мн отправить къ вамъ съ пару моихъ монаховъ?’
Однакожъ губернаторъ, насмявшись довольно, сказалъ: ‘Я ничего не знаю и знать не хочу. Ты самъ долженъ будешь отвчать, не вмшивая меня, ежели-бы что случилось съ тобою непріятное въ этихъ сумазбродныхъ дйствіяхъ’.
Сію сказку слыхалъ я отъ многихъ по открытіи уже намстничества, обстоятельне-же и врне, отъ порядочныхъ секретарей и другихъ чиновниковъ, которымъ и самимъ случалось пть, но не испытывать ‘ельникъ мой ельникъ’ и проч. — Бдной Алевцевъ помщенъ былъ въ казенную палату ассессоромъ. Его вс почитали и желали имть въ немъ надобность, но онъ, будучи обезкураженъ незавидною для него ваканціею и находясь на свобод, не могъ самъ собою управлять, пустился пить, отолстлъ и вскор умеръ.
Четвертаго числа іюня, 1778 года, былъ день открытія намстничества. Но никто этаго не предузнавалъ, даже до тхъ поръ, пока въ назначенный по церемоніалу осьмой предъ полуднемъ часъ, на всхъ колокольняхъ зазвонили, по улицамъ забарабанили, на башн магистратской затрубили, и все пришло въ движеніе.
Вс чиновники приготовленныхъ къ открытію присутственныхъ мстъ, со своими канцеляріями, и все знаменитйшее дворянство собрались къ государеву намстнику въ большую залу, сколько ихъ могло вмститься. Протчіе по многочисленности были по другимъ комнатамъ, и даже на крыльц и на площади остановились, къ чему содйствовала и прекрасная лтняя погода.
Оттуда, въ предшествіи государева намстника, со штатомъ по достоинству генералъ-фельдмаршала, шли въ церковь, по отдленіямъ каждое присутственное мсто и каждой уздъ, а по обимъ сторонамъ шествія стояли полки въ ружь.
Я не пощадилъ бы себя описаніемъ послдовавшихъ за церемоніаломъ баловъ и маскарадовъ. Но церемоніалъ можно читать въ подлинник подъ длами въ архивахъ генералъ-губернатора и губернатора того года, а на балахъ и маскерадахъ, каждому извстно чмъ занимаются. Разв то только припомнить, что графъ самъ игралъ въ вистъ по десяти копекъ партію.
По прошествіи уже лтъ около 12-ти отъ открытія намстничества, случилось мн видть и читать въ канцеляріи генералъ-губернатора Пассека книгу имянныхъ въ копіи повелній императрицы Екатерины Великія, къ блорусскому государеву намстнику графу 3. Г. Чернышеву, насыланныхъ съ самаго забранія Блоруссіи, по окончаніе бытности его блорусскимъ государевымъ намстникомъ. Книга сія дошла къ Пассеку слдующимъ порядкомъ: Пассекъ, по назд своемъ на генералъ-губернаторство Блорусское, требовалъ отъ графа Чернышева — который былъ уже главнокомандующимъ въ Москв — чрезъ нарочно-посланнаго всхъ имянныхъ повелній, дабы изъ оныхъ видть и знать, по сему новоприобртенному краю, волю монаршую. Графъ ему отвчалъ: что, ‘онъ, по всмъ имяннымъ повелніямъ давалъ свои предписанія блорусскимъ губернаторамъ, въ томъ числ отчасти и ему Пассеку, слдовательно, и можетъ онъ найти таковые въ канцеляріяхъ Могилевскаго и Полотскаго губернаторовъ, однакожъ, между тмъ, сообщаетъ къ его превосходительству книгу въ переплет, съ копіями всхъ имянныхъ повелній’. Сія книга есть наилюбопытнйшимъ памятникомъ и практическимъ образцомъ, для повелвающихъ и исполняющихъ, и не меньше историческою истиною на блорусской край тогдашнихъ времянъ. Но съ нею случилось такъ, какъ иногда и съ людьми, которые не живутъ дома. По соединеніи 1797 г. Павломъ І-мъ Могилевской и Полотской губерніи, въ одну Блорусскую, то-есть въ одну Витебскую, истребована она губернаторомъ Жегулинымъ отъ Пассека въ Витебскъ, по совту витебскаго главнаго суда 1-го департамента совтника Путимцова, которой прежде былъ, при Пассек, секретаремъ. Жегулинъ ее получилъ, но куда она посл того двалась, неизвстно. Нтъ сомннія, что сего великаго патріота графа 3. Г. Чернышева собственной домовой архивъ наполненъ подобными бумагами, изъ которыхъ можно бы воспользоваться и собственною его исторіею, тмъ съ большимъ удовольствіемъ, что она должна имть связь со внутренними и вншними государственными длами, а можетъ быть и съ семилтнею въ Европ войною, во время которой графъ былъ взятъ въ полонъ Фридрихомъ Великимъ. Но сей полезной архивъ, ежели не пожертвуетъ собою, по общему порядку вещей, огню или моли, то, можетъ быть, родитъ книгу въ такую пору, когда настоящія наши времяна, содлавшись глухою и темною стариною, не столько будутъ интересовать нашихъ потомковъ, сколько бы книга сія интересна была для насъ, которые счастливы были его знать, или служить подъ его начальствомъ.
Посл первыхъ въ каждомъ присутственномъ мст засданій, назначены графомъ и командированы отъ намстническаго правленія во вс уздные города чиновники, для открытія и въ оныхъ присутственныхъ мстъ, по новому учрежденію о губерніяхъ.
Мн досталось хать, при совтник намстническаго правленія Полянскомъ, въ города: Мстиславль и Климовичи.
По призд въ оные, открыты нами присутственныя мста, съ наблюденіемъ при томъ церковныхъ, воинскихъ и гражданскихъ обрядовъ {1. Всенощная, обдня, молебенъ. 2. Штатныя команды при городничихъ. 3. Цехи городскiе и проч. Г. Д.}. Во Мстиславл угощаемы были мы и вся — какая была изъ дворянъ — публика, знатнйшимъ тамошнимъ помщикомъ, войскимъ Иваномъ Голынскимъ. Онъ съ братомъ имлъ тогда около 4,000 душъ. У него видлъ я въ покояхъ никогда немытой полъ, невытираныя стеклы, которыхъ время и нечистота столько закоптили, что на нихъ множество было разныхъ фигуръ, написанныхъ въ разныя времяна, по изволенію, пальцами, ногтями, спичками, иныя изъ сихъ фигуръ похожи были на китайскія литеры, на египетскіе іероглифы. Ежели въ самомъ дл были это они, то вроятно писаны учеными іезуитами. Вмсто стульевъ были скомеечки, съ дирками по средин, одного колибра съ тми, какія въ его корчмахъ и мужичьихъ избахъ. Протчая мебель или утварь соотвтствовала окнамъ, полу и скомейкамъ. Между множествомъ блюдъ кушанья, были и хорошія, но неопрятность везд играла героическое лицо. При такомъ изобиліи и непорядк, ласковость хозяйская къ шляхетству того узда подбита была гордою благосклонностью и снисхожденіемъ. A губернаторъ или генералъ-губернаторъ, — примтно было изъ мимоходныхъ его словъ — должны зависть отъ его повелній. Совтника же Полянскаго почиталъ онъ всеуниженнйше, кланялся ему и искалъ его дружбы. У мстиславльскаго мщанина Карпиловича приняты были чище.
Въ город Климовичахъ угощены были тмъ же Голынскимъ и тмъ же порядкомъ, понеже онъ былъ и климовицкій помщикъ.
Везд, въ проздъ нашъ, ничего я не видалъ лутчаго, какъ дороги, мосты, почтовые домы, обмундированные почталіоны, лошади сытыя, упряжка прочная, и проч. Мой Полянскій часто повторялъ: ‘это прекрасно, и въ иностранныхъ государствахъ не лутче’.
Онъ, прозжая дорогою, не пропущалъ ни одного вида, никакой земли, лса, деревни, дома, горы, болота, корчмы, и проч., о которыхъ бы не спросилъ у проходящихъ, прозжающихъ, живущихъ, работающихъ: ‘Какъ сіи виды называются? Кому они принадлежатъ? Гд помщикъ?’ и проч. Мн непонятно было, для чего онъ себя столько озабочиваетъ. По призд же въ какой-нибудь помщичей домъ, въ которой бывалъ запрашиванъ, или въ городъ, или же при случайномъ свиданьи на почт съ какимъ-либо блорусскимъ помщикомъ, онъ вступалъ въ разговоръ съ такимъ свдніемъ о качеств блорусскаго грунта земли, о хорошихъ видахъ ио самыхъ помщикахъ, имянуя ихъ по фамиліямъ, какъ будто онъ родился въ тхъ мстахъ, которыя прозжалъ. Тутъ уже и мн понятно стало, для чего онъ ничего того не пропускалъ безъ вопросовъ и замчанія, что съ нимъ встрчалось. Я началъ понимать, что онъ все то прочиталъ, что видлъ.
Въ Кричев, мстечк, пожалованномъ съ деревнями отъ императрицы князю Потемкину, осмотрлъ вновь заведенные симъ княземъ заводы парусинные, канатные, винокуренные, кожевенные, и прочіе, бывшіе тогда подъ смотрніемъ и управленіемъ полковника Нефедьева.
Возвратясь въ Могилевъ, нашли въ намстническомъ правленіи и другихъ посыланныхъ чиновниковъ донесеніи, объ открытіи ими въ уздныхъ городахъ присутственныхъ мстъ, по образу учрежденія государыни императрицы. — Такимъ образомъ вся губернія воспріяла, въ шесть дней, новой видъ правленія премудраго, подъ которымъ об блорусскія губерніи, такъ какъ и вся имперія, благоденствовали, покоились, торжествовали чрезъ вс счастливые годы ея царствованія, исключая только частныхъ какихъ-нибудь непорядковъ, коими иногда отличались начальники губерній по недовднію, или по употребленію во зло данной имъ власти, отчего, однакожъ, вроятно нигд и никакое правленіе свободно быть не можетъ. — Твердой любитель отечества и пвецъ Екатерины II, кстати, сказалъ въ одномъ извстномъ изъ своихъ сочиненій:
A только иногда вельможи,
И такъ и сякъ нахмуря рожи,
Тузятъ иного…..
Впротчемъ, я такъ говорю, будучи чиновникъ подчиненной. Начальникъ же губерніи, можетъ-статься, съ бльшимъ-бы основаніемъ заговорилъ: что, подчиненныхъ его можно-бы раздлить на десять частей, а имянно: въ первыхъ восьми частяхъ: плуты, невжи, нерадивы, моты, слабы, несвдущи, подлы, буяны, девятая часть — терпима, десятая — годится. Можетъ-быть, счетъ сей и не вренъ, но то врно, что я въ первыхъ девяти частяхъ не хотлъ бы себя полагать {Начиная со словъ: ‘исключая частныхъ какихъ-нибудь непорядковъ’ все это зачеркнуто въ рукописи. Ред.}.
Итакъ, губернія окрыта. Каждой занялъ свое мсто. Вновь выстроенныя каменныя присутственныя мста, чистотою своею и выгоднымъ расположеніемъ, облегчали должность трудящагося въ нихъ, по крайней мр, я такъ чувствовалъ. Каждой день, съ половины 12-го часа до половины 1-го по полудни — кром субботы и воскресенья — на магистратской башн, по заведенію и повелнію графскому, на счетъ городскихъ доходовъ, играли на трубахъ и валторнахъ, а въ торжественные дни, и на другихъ при томъ инструментахъ {Строка эта зачеркнута. Ред.}, что было знакомъ приближенія часовъ отдохновенія.
Графъ часто самъ присутствовалъ въ намстническомъ правленіи. Онъ, въ хорошую лтнюю погоду, прихаживалъ пшой, предшествуемъ штатомъ, по достоинству генералъ-фельдмаршала, и сопровождаемъ военными чиновниками и знатнйшимъ шляхетствомъ губерніи, такожъ молодыми благородными людьми, какихъ каждому генералъ-губернатору и учрежденіемъ позволено имть при себ по два съ каждаго узда.
Въ небольшомъ разстояніи, предъ крыльцомъ правленія, ожидали его придверники или швейцары: отъ намстническаго правленія, отъ трехъ палатъ, отъ совстнаго суда, отъ приказа общественнаго призрнія, и отъ обоихъ департаментовъ верхняго земскаго суда по одному. Они были въ перевсяхъ малиноваго цвта, по мундиру синяго цвта, и, держа предъ собою мдныя булавы, предходили штату государева намстника до дверей намстническаго правленія, гд графъ входилъ въ присутствіе, а протчіе вс оставалися въ зал и другихъ покояхъ. Равномрно вс швейцары обязаны были, въ небытность въ губерніи генералъ-губернатора, длать такую же почесть и губернатору. Предъ прочими же судьями шелъ только одинъ швейцаръ того мста, котораго былъ судья. И для того вс швейцары обязаны были быть на большомъ нижнемъ крыльц до тхъ поръ, пока вс судьи, каждой во свое мсто, соберутся, и такимъ же образомъ предходить при выход судей изъ присутствія. — Таковъ былъ заведенъ графомъ порядокъ, которой, сверхъ пристойнаго вида, внушалъ каждому зрителю: что, ‘это идетъ членъ присутственнаго мста’ {Съ 1797 года швейцары и булавы не во употребленіи. Мн, будучи уже совтникомъ, часто случалось всходить на лстницу въ присутствіе, смшавшися вмст съ заслужеными инвалидами, съ криминальными преступниками, сопровождаемыми блестящими тесаками. Меня эта пестрота и равенство всегда забавляла: но порядокъ всегда оскорбляется тамъ, гд шутки не кстати. Г. Д.}.
Вмст съ открытіемъ намстничества, открылось и несогласіе между генералъ-губернаторомъ графомъ Чернышевымъ и губернаторомъ Коховскимъ. Графъ былъ хотя человкъ искренной и охочь длать добро, но былъ горячаго свойства и непобдимой слуга и любитель своего отечества, а изъ сего драгоцннаго источника изливалось иногда то, что онъ, подъ образомъ службы, скажетъ и губернатору, какъ деньщику. Губернаторъ былъ скроменъ и чувствителенъ. Уже онъ пересталъ присутствовать, и послалъ къ императриц просьбу о возвращеніи его къ воинской служб.
Помню, какъ графъ, единожды, во время присутствія, послалъ изъ судейской камеры протоколиста Луцевина въ домъ къ губернатору, не уважая его болзни, спросить его о какихъ-то бумагахъ, но медицинскіе чины, сидвшіе у дверей губернаторской спальни, посланнаго не допустили, говоря ему: что они имютъ долгъ донесть, чрезъ него, его сіятельству, что больной губернаторъ, не спавши цлую ночь, теперь только приуснулъ.
Графъ отъхалъ во свое подмосковное владніе, Ярополчь, а на мсто Коховскаго, отправившагося въ члены въ военную коллегію, опредленъ въ губернаторы дйствительный камеръ-геръ, генералъ-порутчикъ и кавалеръ Пассекъ. Мы скоро его увидли. Онъ былъ бояроватъ, представлялъ вельможу, но былъ въ долгахъ неоплатныхъ, въ разсужденіи своихъ доходовъ, и былъ такой же вояжиръ, какъ и совтникъ Полянскій. Они скоро свели дружбу. Связь ихъ тмъ была крпче, что Полянскій имлъ способность и не меньше того горлъ честолюбіемъ управлять, ежели не всмъ свтомъ, по крайней мр Могилевскою губерніею. A Пассекъ ничмъ не хотлъ заниматься, кром картъ, лошадей, любовницы, побочнаго сына и титула губернаторскаго. И чмъ бол они каждой своимъ склонностямъ угождали, тмъ бол другъ-другу нравились, потому что одинъ въ другомъ имли нужду. Итакъ, Пассекъ, желая пользоваться перемною воздуха, разъзжалъ, а Полянскій, схватилъ въ руки весло правленія. Вице-губернаторъ Воронинъ, сколько ни былъ неграмотй, почувствовалъ оскорбленіе спси тмъ, что вице-губернаторство его значило меньше совтничества. Онъ, не заводя ссоры съ губернаторомъ, попросился благоразумно въ отставку, а Полянскій, почитая его благоразуміе, помогъ ему, чрезъ генералъ-прокурора князя Вяземскаго — у котораго онъ былъ прежде секретаремъ — получить пенсіонъ по смерть.
На мсто Воронина, присланъ, съ предсдательскаго въ полотской гражданской палат мста, статской совтникъ Николай Енгельгардтъ, мужъ ростомъ высокородный, собою видной, здоровой, брюнетъ, любящій до безумія собственную пользу, труду и должности, въ которую опредленъ, непримиримой врагъ. На поврку выходитъ, что Полянскій въ губерніи самой большой человкъ, хотя ростомъ не выше двухъ аршинъ и 2-хъ вершковъ, съ коблуками и съ тогдашнимъ высокимъ тупеемъ, представляющимъ парусъ, или буфетныя ширмы {Послдняя строка зачеркнута. Ред.}.

XXXVI.
1779 годъ.

1779 годъ прошолъ въ полной Полянскаго слав, или, лутче сказать, въ полномъ его желаніи. Италіанской и французской языкъ, которые онъ зналъ какъ природной свой, литтература, танцы, карты, свдніе о вещахъ, даръ слова, скорая мысль, счастливая память, ловкость отдлывать по бумагамъ все скоро, неограниченное его любочестіе, или честолюбіе, и недятельность губернатора Пассека давали ему право поступать самовластно {Вмсто зачеркнутаго: ‘самодержавно’. Ред.}. Онъ сажалъ дерзкихъ и глупыхъ дворянъ въ караульню, неисправныхъ секретарей и канцелярскихъ служителей посылалъ туда же, а съ невжами мщанами не хотлъ и словъ терять, повелвая имъ исполнять безмолвно {Это слово зачеркнуто. Ред.} вс ихъ обязанности, многіе отвдывали {Вмсто зачеркнутаго ‘пыталися’. Ред.} съ нимъ поспорить, но всегда оставалися въ дуракахъ. Ибо на сей случай шутливыя его, и вмст язвительныя, критическія и дльныя приказанія — безъ потери важности — тмъ несносне были тому, къ кому они касались, что вс сторонніе, кто бы тутъ ни случился, со смха животы надрывали. Почему, вс его боялись и почитали. И, къ чести его сказать: порядокъ не нарушался, какъ въ намстническомъ правленiи, такъ въ губернскомъ город и во всей губерніи. И за сей порядокъ никто его не любилъ. Его злословили, проклинали, ему желали зла. Его досужество находило для себя праздное время, которое нужно было дополнять упражненіемъ.
Найдено за нужное установить ложу братства вольнаго каменьсчичества, но совсмъ не такого, какое было при Алевцев. Всему тогдашнему, а можетъ быть, и теперешнему свту извстно существованіе ордена масоновъ, но ничто столько и не темно, какъ сія извстность, почему и я, сказавъ, по порядку моей исторіи, о сей закрытой ясности и не распространяясь дальше, обязанъ умолкнуть.
Въ 1780-мъ году, въ маі мсяц, государыня императрица Екатерина ІI-я и, подъ именемъ графа Фалкенштейна, императоръ нмецкій — или римскій — Іосифъ ІІ-й постили Могилевъ.
Мн надлежало бы начать сіе мсто подробнымъ описаніемъ приуготовленій, къ принятію внценосныхъ {Вмсто зачеркнутаго: ‘толь знаменитыхъ’. Ред.} постителей. Но, какъ нтъ сомннія, что мсто сіе написано будетъ историческимъ перомъ вка Великія Екатерины, то разсудилъ я коснуться ихъ столько, сколько придутъ они мн въ мысль, по моей исторической матеріи.
Императоръ прибылъ за день прежде императрицы. Извстно уже, что онъ имлъ обыкновеніе вс свои путешествія продолжать инкогнито. Въ Могилев уже это знали, и всякой заботился узнавать время призда императора и его особу, однако-жъ никто не могъ примтить ни время его призда, ни мста его прозда, или входа въ городъ, и каждой, видя между народомъ офицера въ зеленомъ гарнизонномъ мундир, безъ компаніона и слуги, росту средняго, лица нмецкаго, больше темно-красноватаго, нежели благо, причосаного въ одну пуклю съ косою, никто не могъ догадываться, чтобъ это былъ императоръ. Почему и никто не былъ любопытенъ его разсматривать. Нечаянной случай открылъ его публик. Онъ взошелъ на башню магистратскую, которая выше всхъ въ город строеній, и, скоро съ нея сошедши, шелъ къ замку, гд квартира нашего губернатора. Многіе изъ насъ {Вмсто зачеркнутаго: ‘Мы вс’. Ред.}, бывшихъ тогда въ намстническомъ правленіи при должностяхъ, въ первую половину дня, смотрли въ окна со втораго этажа на народъ, ходящій во множеств по площади, на пирамиды, фестоны, или приборы изъ ельника, и на прозрачныя симболическія картины и проч., и завидя губернатора Пассека, выходящаго изъ замка съ нсколькими чиновниками, ожидали его въ присутствіе, но мы, противъ чаянія, увидли, что онъ вдругъ сдлалъ, на своемъ пути, скорое и необыкновенное движеніе въ сторону, и вдругъ, идущему противъ его офицеру, поклонился очень низко. (Пассекъ зналъ лично императора). Офицеръ здлалъ знакъ рукою, приподнялъ свою шляпу, и, пріостановясь съ губернаторомъ на одну секунду, пошелъ въ свой путь. Сіе явленіе открыло всмъ императора, а губернаторъ, пришедши въ правленіе сказалъ, что онъ ‘здлалъ ошибку, произшедшую отъ нечаянности. Не надобно было кланяться императору, поелику не угодно его величеству, чтобы кто его узнавалъ, а надлежало-бы, вмсто сего, пойти на квартиру, и то одному’. (Квартира отведена была въ каменномъ дву-этажномъ дом, гражданина Онско).
Императоръ хозяину (дома), у котораго квартировалъ, подарилъ портреты: свой и своей родительницы, императрицы Маріи Терезіи.
Я присмотрлся къ императору очень близко, какъ онъ, того же дни, посл полудни, боле часа съ княземъ Потемкинымъ, стоя одинъ противъ другого на одномъ мст и держа въ рукахъ шляпы, разговаривалъ въ саду могилевскаго архіерея, при углу архіерейскихъ келій, въ которыхъ квартировалъ князь Потемкинъ. Тогда я съ другими лавировалъ по городскому валу, съ котораго въ садъ все было видно чрезъ низкую деревянную ограду, и не бол отъ вала до нихъ было разстоянія, какъ саженей восемь.
Не разсуждая полнымъ смысломъ о качествахъ и жребіи царей, разсуждалъ я тогда по-своему: возможно ли, думалъ я, чтобы, встртяся съ нимъ, можно было замтить, что онъ глава 26-ти милліоновъ знатнйшаго на земномъ шар нмецкаго народа? и почему природа осмливается такъ шутить, что онъ похожъ на нашего могилевскаго столяра Стемлера? Но потомъ, въ теченіе моей жизни, читая вошедшія въ печать его письма къ императриц его родительниц, къ Фридриху Великому и другимъ важнымъ особамъ, видлъ, что всесильная непостижимость опредлила ему высочайшій между смертными степень по достоинству, и достоинства даровала по степени.
Я не вытерплю, чтобъ не написать здсь нкоторыхъ мстъ изъ одного его письма, писаннаго имъ при уничтоженіи монастырей, къ одному кардиналу и читаннаго мною въ перевод, между другими пьесами.
‘Съ того времени, какъ я взошелъ на престолъ и получилъ первую въ свт корону, сдлалъ я философію законодательницею моего государства. Мн весьма нужно удалить нкоторыя вещи изъ царства вры, которыя къ ней никогда не принадлежали. Такимъ образомъ, монахамъ дамъ я отпускную, монастыри оныхъ уничтожу, и проч… Въ Рим растолкуютъ сіе оскорбленіемъ правъ божескихъ. Знаю я, тамъ будутъ громогласно кричать: ‘слава израилева пала! что я отъемлю у народа его защитниковъ и что хочу положить пограничную черту между понятіями о догматахъ вры и философіи’. A еще боле озлобятся, когда я предприму сіе безъ соизволенія его папскаго святйшества. Сіи вещи бытіемъ своимъ обязаны паденію человческаго разума. Никогда служитель олтаря не согласится, чтобъ правительство поставило его на то мсто, куда онъ дйствительно принадлежитъ, и чтобъ онъ, кром евангелія, ничмъ другимъ не занимался, хотя запрещается даже законами чадамъ левитовъ производить монополію человческимъ разумомъ. Правила монашества, начиная отъ Пахомія до нашихъ временъ, были всегда противуположны свту разума. Они простираютъ высокопочитаніе къ своимъ установителямъ до безпредльнаго благоговнія и боготворенія, такъ что мы видимъ въ нихъ воскресшихъ израильтянъ, приходившихъ въ Веилію, для поклоненія златому тельцу. Сіи ложныя понятія о вр распространяются наипаче на чернь, которая, позабывъ Бога, во всемъ надялась на Его намстниковъ {A разв-жъ бы чернь лутчаго изобрла бога, если-бъ не внушала ей вра того, что духовные ихъ учители суть не меньше, какъ намстники Божіи? Кошки, собаки, лукъ, чеснокъ, быкъ, корова, змй-гадина-ужака, крокодилъ, разв не были жребіемъ заблужденія цлыхъ государствъ и народовъ? Государствъ и народовъ, которые были, право, не хуже насъ и всегда ли апельсины и ананасы. Мнніе мое. Г. Д.} и проч… Такимъ образомъ, по прошествіи нкотораго времени, а не вковъ, возстанутъ истинные христіяне. Такимъ образомъ, когда я совершу планъ мой, народы моего государства узнаютъ точныя свои должности, коими они обязаны Богу, отечеству и ближнему. Такимъ образомъ, даже и потомки благословлять насъ будутъ, что мы освободили ихъ отъ властолюбиваго Рима, что показали духовнымъ предлы ихъ званія и будущую ихъ жизнь посвятили Богу, а настоящее бытіе — отечеству’.
Вотъ образъ мыслей, какого ни одинъ изъ высокихъ предшественниковъ или современниковъ его не имлъ или не обнаруживалъ, кром Фридриха Великаго и Екатерины Великой, которая реформою монастырей и монастырскихъ недвижимыхъ имній явила свту, что мысль ея была единообразна съ сими великими монархами, единообразна, но не подражающа, а подражаема.
Государыня императрица Екатерина II, на другой день прибытія императора Іосифа II, часу въ 12, въ полдень, изволила прибыть въ Могилевъ.
Въздъ ея въ городъ былъ съ конвоемъ эскадрона кирасирскаго — не помню, какого полку. Предъ городомъ, за полверсты, на тріумфальныхъ деревянныхъ выкрашенныхъ воротахъ, сдланы были золотыми литерами приличныя надписи, съ призда: Felici Adventui, а на другой сторон: Patent superis, съ означеніемъ время призда, римскимъ счетомъ: MDICCLXXX {Сіи ворота могли-бы служить памятникомъ, по крайней мр, лтъ 90, но по смерти императрицы въ первой годъ сломаны. Г. Д.}.
Шествіе было мимо присутственныхъ мстъ, — при которыхъ стояли вс мы должностные, отъ губернатора и судьи до канцелярскаго служителя, придверника и сторожа, отдльно каждое присутственное мсто, — прямо въ соборную церковь, гд преосвященный могилевскій, Георгій Конискій, встртивъ монархиню, съ духовенствомъ и клиромъ, по чиноположенію грековосточной церкви, и ставъ на проповдническомъ мст, провозгласилъ приличную сему случаю рчь. Изъ церкви — въ казенной генералъ-губернаторской домъ.
Ихъ величества пробыли въ город седьмъ дней — включительно приздный и выздный — въ продолженіе которыхъ было нсколько театральныхъ представленій, воинскихъ вн города маневровъ, каждо-ночныя освщенія. A евреи воздвигнули, среди площади, между фестонами изъ ельника и пирамидами, оркестръ, съ надписью со входа: ‘торжествуемъ, яко-же во время Соломона’, гд и играли на разныхъ инструментахъ, поперемнно, почти денно-ночно.
Государыня-императрица постила первыя четыре присутственныя мста: намстническое правленіе и три палаты. Ея окружали: министръ императора — при россійскомъ двор — графъ Кобенцель, генералъ-фельдмаршалъ, графъ Румянцевъ-Задунайскій, графъ 3. Г. Чернышевъ, князь Потемкинъ, князь С ед. Голицинъ, Левъ Александровичъ Нарышкинъ, губернаторъ Пассекъ, и прочіе. A въ праздникъ Вознесенія и въ день воскресный, слушала обдню въ соборной церкви при отправленіи священнослуженія могилевскимъ епископомъ Георгіемъ Конискимъ.
Извстно, что государыня императрица рождена и воспитана въ закон евангелическомъ, а грекороссійскій приняла уже предъ бракосочетаніемъ. Но, съ какимъ достойнымъ зрнія благочестіемъ и нравственною простотою, предстала она тогда священному олтарю, и, при важнйшихъ дйствіяхъ, заключающихъ въ себ таинство греко-восточной церкви, изображала на себ полной крестъ, и поклонялась столь низко, сколь позволяетъ сложеніе человческаго корпуса! Сіе примтно было всмъ тогда, и единоврцамъ, и католикамъ.
Во всю бытность императрицы въ Могилев царствовала, въ ея дворц и въ квартир императора, тишина, видно, что двое на земномъ шар владыкъ имли чмъ заниматься, кром народныхъ шумныхъ забавъ. ‘Великимъ особамъ, — сказалъ нгд великій духъ, — потребны великіе замыслы’, дйствіе которыхъ открылось противъ падышага {Вмсто зачеркнутаго: ‘императора’. Ред.} турецкаго. Россія взяла отъ него Крымъ, за которой потомъ возгорлась война, и миръ увнчалъ Россію приобртеніемъ Очакова съ землями, въ 1788-мъ году. Ихъ величества заложили въ Могилев церковь св. Іосифа. При заложеніи, видлъ я, подъ однимъ шатромъ, двухъ коронованныхъ главъ и всхъ вышесказанныхъ лицъ. По окончаніи заложенія, епископъ могилевскій Георгій Конискій, сказалъ предъ императрицею краткую рчь, безъ сомннія, приготовившись, а императрица отвтствовала ему еще короче, безъ сомннія, не готовившись, ибо, не слыхавши вопроса, нельзя приготовиться съ отвтомъ. Мн, въ тснот воинской и губернской благородной знати, хотя очень близко досталось стоять, однако-жъ не слыхалъ я ни одного слова ни царскаго, ни пастырскаго. По несмысленному распоряженію зазвонили во вс колокола тогда, когда надлежало умолкнуть всему, что мшаетъ слуху. Но ежели неизвстныя мста можно дополнять догадкою, то матерія, безъ сомннія, состояла съ одной стороны въ священныхъ, или церковныхъ, а съ другой, въ царскихъ словахъ, приличныхъ случаю заложенія храма, назначеннаго пть имяна создателей своихъ до неизвстныхъ временъ.
A Іосифъ, взаимно у себя, заложилъ и сдлалъ церковь во имя св. Екатерины. Въ два года отъ заложенія — какъ говорили — отправлялось уже въ ней богослуженіе, а въ нашей могилевской — чрезъ 18 лтъ. Не потому, чтобы огромность ея требовала такого времени, но потому, что таково было посл графа могилевское правительство. Губернаторъ Пассекъ, вступившій потомъ, изъ сенаторовъ, на мсто графа Чернышева генералъ-губернаторомъ, подрядчика строенія церкви купца Чирьева почтилъ отличнымъ своимъ покровительствомъ, для того, что онъ, тмъ же матеріаломъ и работниками, отдлывалъ ему мызу Пипинъ-бергъ, названную такъ по имени Пипинки, побочнаго его сына. Сей союзъ вскор разрушился. Чирьевъ сдлался на генералъ-губернатора жалобщикомъ и доносителемъ, а генералъ-губернаторъ, его мстителемъ и гонителемъ, о чемъ обстоятельне скажется ниже на своемъ мст. Въ такомъ замшательств церковь оставалась вчерн лтъ 15-ть, да отдлывалась начисто года три, и освящена, уже по смерти императрицы и по отставк Павломъ І-мъ Пассека. Таково было во всхъ частяхъ правленіе генералъ-губернатора Пассека, которой, будучи по природ тяжелъ, поддерживалъ себя угожденіемъ сильному князю Потемкину и князю Вяземскому, сильному тогда генералъ-прокурору. Впрочемъ, Пассекъ былъ мужъ не слабомысленной и не злой, хотя и не слишкомъ строгихъ добродтелей.
Кром сего мста, императора нигд не видно было, совмстно съ императрицею, и на маневрахъ онъ былъ одинъ.
Государыня-императрица приказала главнокомандующему Блоруссіею, графу Чернышеву, подать къ себ списокъ всхъ служащихъ по выбору отъ дворянства, новыхъ своихъ подданныхъ, и пожаловала ихъ чинами тхъ степеней, какія они, по выбору, заурядъ занимали. Такимъ образомъ, не одному хоронжему, или простому шляхтичу досталось въ рангъ подполковника, то-есть въ надворные совтники.
Забавно было слышать, какъ многіе изъ пожалованныхъ, непривыкшіе къ чинамъ россійскимъ, приходя въ намстническое правленіе, спрашивали насъ, служащихъ: ‘что такое титулярной совтникъ? что такое надворной совтникъ?’ Я былъ — одинъ говоритъ — подстолiй’, другой: ‘мостовничiй’… ‘коморникъ ржечицкій’…. ‘мечникъ стародубовскій’…. ‘реентъ ошмянскій’… и проч. ‘За что у насъ вычитаютъ изъ жалованья, ежели насъ подарили чинами?’ и проч., а предсдатель верхней расправы г. Курчь предлагалъ на разршеніе каждому, кто хотлъ его слушать: ‘говорятъ, что я въ ранг подполковника. Гд-жъ мой полкъ?’
Природные россіяне, служащіе отъ короны, не имли причины длать подобныхъ вопросовъ. Имъ ничего не дано, а причиною тому архіерейской крестъ, или игра случая. Предъ выздомъ, императрица пожаловала брилліантовой крестъ могилевскому епископу Георгію Конискому, и поручила его князю Потемкину, а князь, вынесши въ залу, вручилъ его графу Чернышеву, яко блорусскому генералъ-губернатору, для доставленія къ преосвященному, но графъ, не отступая ни на волосъ отъ службы, въ которой состарлся, спросилъ князя: по какимъ артикуламъ осмливается онъ, будучи генералъ, приказывать фельдмаршалу? Князь хотя отвчалъ, что онъ длаетъ это не по долгу генерала, но, по долгу генералъ-адъютанта, исполняетъ повелніе императорское, однако-жъ графъ, между тмъ, такъ небережно положилъ на столъ крестъ, что онъ отъ одного края добжалъ до другого.
Нтъ сомннія, что ревнивость къ милостямъ императорскимъ давно уже сдлала ихъ взаимными непріятелями, но какъ бы то ни было, крестъ пролежалъ на стол до тхъ поръ, пока графъ, бросивши {Вмсто зачеркнутаго: ‘выстрливши’. Ред.} нсколько своихъ зарядовъ на князя, вспомнилъ приказать своему генеральсъ-адъютанту Вязмитинову отнесть его къ преосвященному, гд онъ принятъ былъ безпрекословно и, безъ сомннія, съ лутчимъ уваженіемъ, нежели какое оказали къ нему генералы, незнающіе богословіи.
За симъ, графъ остался въ претензіяхъ. Князь его не уважилъ. Государыня, узнавши, была недовольна графомъ, безъ сомннія не за вопросъ, или поступокъ, но что не-въ-пору захотлъ поддерживать порядокъ службы.
Все сдлалося скучно! все уныло! и списокъ, поднесенной отъ графа о наград служащихъ отъ короны, утонулъ въ волнахъ, воздвигнутыхъ сердитыми богами втровъ.
Вс исторіографы, хронографы, моралело-графы, и все то, что кончится на графы, согласно увряютъ, что многія великія въ мір произшествія или перемны {Вмсто зачеркнутаго: ‘самыя важнйшія въ мір моральныя и политическія перемны’. Ред.
} случились не отъ важнйшихъ причинъ.
Выздъ государыни-императрицы изъ Могилева былъ предъ полуднемъ, при колокольномъ звон, при пушечной пальб и при вяломъ стеченіи городского народа, ибо не долженъ я пропустить, что блорусскіе жители, почти всхъ состояній, — исключая любопытныхъ жидовъ, когда у нихъ не саббасъ, — смотрятъ на великой и малой предметъ, на печальной и радостной, съ кошечьимъ равнодушіемъ и совсмъ не имютъ той пріятной наружности, которая раждается отъ внутреннихъ движеній, при случа отличныхъ предметовъ.
Съ государынею въ карет сли: императоръ, министръ его графъ Кобенцель, придворная дама, ежели не ошибаюсь, графиня Браницкая, сестра князя Потемкина, — Александръ Дм. Ланской и Левъ Александровичъ Нарышкинъ. Очень понятно, что карета была не меньше моего кабинета, въ которомъ я теперь пишу. A графъ Чернышевъ, яко хозяинъ губерніи, скакалъ передъ окномъ верхомъ. По вызд же за ворота — ахъ нтъ! за шлафъ-баумъ! — государыня позволила ему сстъ въ его карету.
Мн хотя нельзя было пшему догонять экипажей, чтобъ быть очевидцемъ, когда графъ садился въ карету, однако-жъ, сказали т, которые тамъ были, и имъ можно врить.
30 верстъ отъ Могилева, въ извстномъ блорусскомъ мстечк Шклов, владлецъ онаго, генералъ-маіоръ Зоричъ, готовъ уже былъ давно принять внценосныхъ гостей торжественно. Ублагодтельствованный и получившій все, что иметъ, отъ щедрыя императрицы, не щадилъ онъ ничего. Обдъ, ужинъ, маскерадъ, театръ, фейерверкъ, кадетской корпусъ, основанный и содержанный его иждивеніемъ, многочисленной създъ во всемъ Шклов дворянства, словомъ: все было у хозяина одушевлено. Государыня имла у него ночлегъ, а графъ Чернышевъ неучаствовалъ въ зрлищахъ. Онъ тотчасъ выхалъ впередъ, въ городъ Копысь, къ чему должность хозяина губерній была для него предлогомъ, въ самомъ же дл, ссора съ Потемкинымъ мшала его удовольствіямъ.
По смерти императрицы, Зоричъ былъ потребованъ въ службу, пожалованъ генералъ-лейтенантомъ, возвращенъ въ Шкловъ. По возвращеніи, театръ его велно разломать. Зоричъ разбитъ, Зоричъ боленъ и вскор умеръ, имя лтъ около 60 своего вка, не бывъ никогда ни дряхлымъ, ни скучнымъ. Кадетской корпусъ его велно перевести изъ Шклова въ Гродно, изъ Гродно — въ Смоленскъ, изъ Смоленска — въ Кострому. И имя Зорича, достойное вчной памяти, изгладилось на вки! Имя Зорича, надъ могилою котораго въ Шклов надлежало-бы поставить мраморной монументъ, съ приличными, учрежденному и содержанному имъ на собственномъ иждивеніи кадетскому корпусу, симболами, корпусъ наименовать Зоричевскимъ и, по достохвальному патріотическому намренію покойнаго, насажденія его содержать вчно изъ доходовъ шкловскихъ, ограничивъ кадетовъ тмъ самымъ количествомъ, которое нашлось при смерти его. Но люди людей не всегда награждаютъ математически. Какъ бы то ни было, чувствительные люди говорятъ, что сердце иметъ свою математику, которая такъ же врна, какъ и классическая. Сія-то сердечная математика сдлала Зоричу, давно уже покоившемуся въ земл, приличное погребеніе. Ибо, лишь только извстно стало, что корпусъ переводится изъ Шклова въ Гродно, родители и сродники воспитывающихся въ немъ, изъ разныхъ губерній {Вмсто зачеркнутаго: ‘изъ пяти ближайшихъ губерній’. Ред.}, наводнили приздомъ своимъ цлой Шкловъ.
Насталъ день выхода. Всхъ кадетовъ было боле двухъсотъ, которымъ надлежало выйтить въ церемоніальномъ марш. Пошли прежде въ церковь. Каждой сродникъ, сродница, родители, пріятели родителей и родственниковъ туда же тснились, не желая спускать съ глазъ толь близкаго ихъ сердцу. Вс растроганы и приготовлены уже были къ слезамъ. Въ такомъ расплох, нападаетъ на нихъ ученой протоіерей Александръ Старинкевичъ, онъ восходитъ на каедру, говоритъ приличное сему случаю слово, и возглашаетъ: ‘Возстани, Зоричъ! воззри на виноградъ, тобою насажденный! Ты въ жизни своей говаривалъ, что не имешь кому оставить дтей твоихъ! Ce, монархъ пріемлетъ ихъ подъ свой покровъ и ввряетъ ихъ руководству избраннаго имъ мужа — указывая на генералъ-маіора Кетлера’. Тутъ природа явила себя въ собственномъ вид, безъ прибавокъ и безъ украшеній театральныхъ. Родители, сродники, друзья ихъ, схватили юныхъ за головы, и вс до единой души мущины, женщины, малолтные, молодые, зарыдали въ голосъ. Много стоило труда кончить проповдь, останавливающемуся по сей причин проповднику, а больше того выттить всмъ изъ церкви. Маршъ съ музыкою и съ барабаномъ вс слышали, но никто не исполнялъ, и г. Кетлеръ имлъ благоразуміе уступить, на долгое время, движенію сердецъ. Потомъ, во весь остатокъ дня и цлую лтнюю ночь слышанъ только былъ непрерывной громъ экипажей, по большой дорог въ оба пути, подобно какъ въ столичномъ город, по улицамъ, чрезъ шесть верстъ отъ Шклова до деревни Каменки — Мурованка — гд остановился корпусъ на кантониръ квартирахъ {Дале зачеркнуто: ‘или въ кампамент’. Ред.}. Чрезъ все сіе время и разстояніе, имя Зорича переносилось громогласно отъ одного къ другому, сопровождаемо выраженіемъ нжныхъ чувствованій и благодарности’.
Все сіе написалъ я по словамъ одного самовидца сего произшествія, который имлъ въ корпус двухъ племянниковъ.
Вчная теб память, благодтель Зоричъ! долженъ и я отрыгнуть сердцемъ. Прими слезы чувствительной благодарности, пролитыя невольно надъ моими строками. Быть можетъ, что въ чувствительности сей участвуетъ и собственной мой интересъ. Но что же въ род смертныхъ есть безъ интереса? Да не онъ-то ли и есть, подъ различными именами и видами, душа и связь всего міра? — мiра моральнаго, натуральнаго и политическаго {Дале зачеркнуто: ‘и какъ кому пришлось’. Ред.}. Зоричъ, и изъ моихъ четырехъ питомцевъ, одного воспиталъ на своемъ иждивеніи, которой теперь служитъ съ похвалою отъ начальниковъ и получаетъ отъ государя императора благоволеніе, и которой мн собственной работы — занимающей его иногда, по охот, сверхъ службы — прислалъ картину, съ такими симболами, которыхъ достоинъ Зоричъ отъ многихъ губерній россійской имперіи, ибо, хотя Голицынъ, Шереметевъ, Разумовскій и другіе многіе даже превосходятъ его въ благотвореніяхъ человческому роду, но при немъ преимущество то, что онъ почти всхъ ихъ упредилъ. Миръ твоему праху, благодтель бдныхъ и сиротъ, Зоричъ! Миръ твоему праху! а въ симболъ колода картъ, отъ которыхъ Шкловъ и понын еще не выплатился {Мсто это подвергалось авторомъ передлк, оно находится въ рукописи въ конц страницы и отъ него нсколько словъ при переплет отрзано. Ред.}.
Уже, по препровожденіи государыни-императрицы изъ Блоруссіи въ Смоленскую губернію, графъ, возвратясь и будучи на обд у могилевскаго преосвященнаго Георгія Конискаго съ губернскими чиновниками, и подтянувши съ ними несчадно у всещедраго владыки шампанскаго вина, сказалъ съ искреннимъ вздохомъ: ‘Друзья мои! за мною однимъ, и вы вс несчастливы’.

XXXVII.
Продолженіе.

По семъ, вскор, графъ выхалъ въ блорусское свое имніе, Чечерскъ, а оттуда въ подмосковное, Ярополчь. Пассекъ, губернаторъ, пожалованъ и взятъ въ сенаторы, на мсто его поступилъ вышесказанный мною вице-губернаторъ Енгельгардтъ, а на мсто его слъ директоръ экономіи Черемисиновъ, въ директоры же совтникъ Веревкинъ, а на мсто его братъ его, Веревкинъ же, отставной флота капитанъ-лейтенантъ. Тако изволися Пассеку, который самъ для себя нацлилъ въ блорусскіе генералъ-губернаторы, что вскор и получилъ, о чемъ скажется на своемъ мст, во свою пору.
Между тмъ, какъ все въ нашемъ могилевскомъ мір перемняется, дни, недли, мсяцы протекаютъ и каждой отправляетъ свою должность, мы съ Луцевинымъ пользовалися счастьемъ быть у всего начальства и чиновниковъ въ отличномъ и выгодномъ для насъ замчаніи. A дятельный Полянскій, наполняя праздное время и будучи 38-ми лтъ, влюбился въ двицу фонъ-Бринкъ, и она въ него. Она была лтъ 24-хъ, слдовательно имла уже понятіе, для чего человкъ на свтъ родится, и забавлялась иногда представленіемъ на вольномъ благородномъ театр лица несчастной любовницы. Потомъ, какъ будто согласно ея роли, бракосочеталась, по принужденію матери, не съ Полянскимъ, но съ генералъ-маіоромъ фонъ-Бринкомъ-же.
Сей генералъ былъ лтъ около пятидесяти и, по природ, такъ простъ и неопрятенъ, какого не бывало еще отъ начала въ Россіи генералъ-маіорскаго чина, хотя многіе мн въ этомъ противорчили и называли легковрнымъ. Горячій и предпріимчивый Полянскій, лишась любовницы, ощутилъ всю жестокость рока и истину Сумарокова стиха:
Любовь препятствіемъ и страхомъ возрастаетъ,
И въ крайность ввержена, на все, что есть, дерзаетъ.
Вслдствіе сего, составилось дв противныя партіи: съ одной стороны Полянскій, замужняя его любовница, и прочіе. Съ другой — фонъ-Бринкъ, порутчикъ баронъ Феличъ и прочіе. Завса поднялась: въ первомъ дйствіи, несчастная любовница и несчастная жена, во мрак горести, печали, утомленная тоскою, влитою въ грудь ея отъ матери родной, отчаянная, терзаемая всми лютостьми, сколько ихъ на ту пору во всемъ мір случилось, сдлала балетной скачекъ, прыгнула антраша!… и очутилась въ другой половин дому пастора своего.
Г-нъ фонъ-Бринкъ проснулся. Проснулся натурально или морально, естественно или нравственно, историки и дикціонаристы, повствователи и словаристы на все соглашаются и ничему не противорчатъ. Они согласно удостовряютъ и о томъ, что онъ, проснувшись съ восходомъ солнца, охватилъ постель, кровать… обозрлъ спальню… идетъ въ переднюю, въ лакейскую, въ кухню. Пробуждаетъ одного за другимъ своихъ людей, спрашиваетъ: ‘Гд генеральша?’ и получаетъ единогласной отвтъ: ‘Не знаю’. Онъ продолжаетъ шествіе въ садъ, въ бесдку, въ каретной сарай, отпираетъ дверцы у кареты, засматриваетъ въ повозки и возвращается въ спальню, гд находитъ то-же, что оставилъ, а генеральши нтъ.
Ежели можно врить всему, что тогдашніе повствователи гласятъ, то сей простой генералъ, будто бы, въ семъ мст воскликнулъ: ‘Какая контра! Какая контро-дикція! Какая контр-арія! Какая контро-позита! Какой контр-астъ! Какая противоположность! Я читалъ, что гд-то, какой-то Тезей оставилъ какую-то Аріадну. Но, чтобы Аріадна оставила Тезея, этого нигд не написано’.
Домъ его отъ дома пасторскаго отдляла одна только широта узкаго переулка, но ворота пасторскія отъ воротъ его подальше, на заворот, на большую улицу, называемую Втреная. Въ дом происходитъ соматоха, часъ, два, три, наконецъ, какимъ-то способомъ узнали, и ему донесли, что ея превосходительство у пастора.
— Какъ такъ рано? и почему такъ поздо? спросилъ равнодушно генералъ. Да что за моленье? скажите, чтобъ она шла въ бесдку пить чай, кофе, шеколадъ.
Ему изъяснили, что она уже подъ безопаснымъ, при дверяхъ ея, конвоемъ, приставленнымъ отъ намстническаго правленія.
— ‘Да гд ея двери?’ спрашиваетъ Бринкъ.
Въ другой половин пасторскихъ покоевъ, отвчаютъ ему.
— ‘Это неправда, — говоритъ недоврчивой Бринкъ. Я знаю эту половину покоевъ, она пустая, запущенная, забросанная посудою, пасторскими горшками и съ мукою мшками’.
Ему отвчаютъ: Она уже чисто меблирована, полъ потянутъ сукномъ, и соблюдена во всемъ семитрія.
Еще Бринкъ не пересталъ сомнваться, какъ вошли къ нему: штабъ-лекарь, Аврамъ Васильевичъ Бычковъ, со своимъ причетомъ и съ полицейскими. Они объявили, что имютъ отъ намстническаго правленія повелніе, съ прописаніемъ въ немъ просьбы молодой генеральши фонъ-Бринкъ, урожденной фонъ-Бринкъ, въ которой нетаитъ {Вмсто зачеркнутаго: ‘пишетъ она причины, препятствующія ей сожитiе съ мужемъ’. Ред.} она, что мужъ ея лишенъ того небеснаго огня, по которому одному человкъ называется безсмертнымъ, и проч. Они кончили свое объявленіе требованіемъ, чтобъ г-нъ генералъ-маіоръ и кавалеръ святаго Георгія, позволилъ себя освидтельствовать.
— ‘Да какъ такъ сошлось въ одинъ зарядъ? спрашиваетъ генералъ, что и жена моя у пастора, и покои для нея меблированы, и просьба для нея написана, и намстническому правленію подана, и розолюція готова, и вамъ данъ указъ, и вы пришли меня свидтельствовать? И все это поспло отъ тхъ поръ, какъ я проснулся! Да у насъ, и въ полкахъ, такъ скоро не поворачиваются’.
— Разршеніе на вс вопросы — отвчаетъ Бычковъ — зависитъ отъ поспшнаго освидтельствованія, посл котораго, или генеральша останется въ прав защищаться законами въ дом непорочности, или вы получите обратно супругу въ свои объятія.
Генер.: Да нельзя-ли безъ свидтельства?
Штабъ-лекарь: Ни подъ какимъ видомъ нельзя, ваше превосходительство. Вы сами знаете, что мы имемъ указъ.
Между тмъ, генералъ сближалъ уже руку къ штанному поясу, но вдругъ вскричалъ, какъ бы опомнившись, нечаянно: ‘Да, нтъ! можно и не свидтельствовать! такъ! точно такъ! можно, можно! — Я передъ свадьбою моею выдалъ мою двку за парикмахера Гейслера. Подите къ нему и спросите: сколько его молодая жена привела къ нему дтей? Вы увидите тамъ троихъ, почти каждолтковъ. Подите-жъ, подите! а не то я васъ всхъ перековеркою вотъ этимъ прикладомъ’ — указывая на карабинъ, которой на стн.
Весь свтъ вритъ: чмъ человкъ просте, тмъ слова его врне. Испытатели естества Бринкова не разсудили дожидаться опыта сей врности.
Итакъ, когда генеральша у пастора, когда дло ея въ намстническомъ правленіи, когда старая мать ея проклинаетъ Полянскаго, и когда Полянскій съ Бычковымъ и другими, а больше того одинъ, посщаетъ превосходительную затворницу, Бринкъ, со втораго этажа своего дома, видитъ всегда чрезъ пасторской заборъ, какъ Полянскій проходитъ чрезъ пасторской дворъ къ генеральш, въ прибранные имъ для нея покои. Видитъ, и собирается самъ туда же иттить, отломать Полянскому ребры, дабы здлать его неспособнымъ къ продолженію посщеній и къ производству по бумагамъ начатаго генеральшею дла. Но баронъ Феличъ его недопущаетъ.
Порутчикъ баронъ Феличъ былъ лтъ Полянскаго, свойства бшенаго, и былъ всегда готовъ бить и рубить всхъ тхъ, кто ему не понравится. Полянскій давно уже подпалъ подъ гнвъ сего правосуднаго человка въ карточной игр. И Феличъ тогда же объявилъ ему непримиримую войну. — Онъ служилъ гусаромъ, бывалъ подъ судомъ, былъ разжалованъ, снова дослужился, и вышелъ въ отставку. Не покидая гусарскаго своего мундира, жилъ онъ по связи прежней службы, у Бринка, какъ пріятель, имющій нужду въ куск хлба, и командовалъ генераломъ.
‘Побойся Бога’ — говоритъ онъ ему — ‘ты надлаешь въ город шуму, навлечошь на себя бду. Слушай меня, я знаю, какъ удовлетворить справедливости твоего дла’.
Воинъ воина слушаетъ и отлагаютъ сраженіе, а Полянскій, не находя причины отлагать посщеній, обратилъ все свое годовое содержаніе на содержаніе особы, жертвующей ему всмъ безъ исключенія.
Порядокъ времяни, котораго я держусь, требуетъ прервать повсть Полянскаго, и сказать о себ:
Я, въ іюн мсяц, взялъ отпускъ на 30 дней. Отъхалъ на свою родину и прихалъ туда благополучно. Уже съ годъ, какъ дяди моего епископа Кирилла тамъ не было. Разныя въ жизни обуреванія, неразлучные спутники свойства невоздержнаго, нрава крутаго и безпокойнаго, увлекли его въ отставку. Ему позволено имть, по желанію его, пребыванія въ Кіевомихайловскомъ монастыр, гд онъ, можетъ быть, желалъ найти то спокойствіе, которое ощущалъ, провождая тамъ юношескіе свои лты. Но время ничего уже для него не оставило! и въ правленіе монастыря ему не дано, а пенсіи опредлено только по 300 р. на годъ.
Я хотя обрадовался, найдя мать мою въ добромъ здоровь и въ тишин монастырской жизни, однакожъ, думаю, что больше не обрадовалъ. Разпознаватели человческихъ сердецъ, бывшіе хорошими дтьми и хорошими родительми, удостовряютъ, что любовь родительская къ дтямъ иметъ большой перевсъ, въ разсужденіи дтской любви къ родителямъ.
Я почелъ за приличное побывать съ почтеніемъ у преемника моего дяди, епископа Амвросія {Епископъ Амвросій былъ потомъ крутицкимъ, а потомъ казанскимъ, а наконецъ митрополитомъ новгородскимъ и санктпетербургскимъ. Г. Д.}. Онъ благосклонно меня принялъ, и я видлъ въ немъ особу достойную своего сана {Вмсто зачеркнутаго: ‘со нравственностію простого’. Ред.}. Онъ пожелалъ отъ меня узнать о обрядахъ принятія {Вмсто зачеркнутаго: ‘и наружныхъ пріемахъ’. Ред.}, бывшихъ въ Могилев, при случа бытности государыни императрицы и императора Іосифа II и проч….. И я удовлетворилъ его преосвященство, сколько чего могъ припомнить.
Потомъ, настояла надобность выхлопотать отъ должника Москвитинова деньги, дабы не имть необходимости каждогодно къ нему призжать.
Мать моя, смотря единожды на меня и на вс мои заботливости прискорбнымъ лицомъ, сказала мн: ‘уже ты ко мн не придешь, и я тебя уже не увижу!’
— ‘Почему же матушка?’
— ‘Я вижу это по твоимъ приготовленіямъ’. Сказавъ сіе, она зарыдала, и мгновенная перемна лица ея обнаружила, сколь глубока была внутренняя печаль ея, отъ воображенія не видать никогда сына.
Я долженъ былъ утшать ее увреніемъ, что я такимъ же образомъ буду къ ней призжать изъ Блоруссіи, какъ уже и призжалъ два раза. Но увы! матернія предчувствія не ошибаются. Она предвщала правду, а я обманывался.
Напослдокъ, походя по тмъ рощамъ, окружающимъ домъ архіерейскій, кои долговременно веселили мою юность, и простяся съ родительницею, отъхалъ въ Блоруссію въ третій разъ, аки Колумбъ въ Америку, съ тмъ только различіемъ, что я не доросъ до Колумба, а Блоруссія до Америки, исключая простой блорусской народъ, которой очень похожъ на американцовъ колумбовыхъ времянъ.
Умренное, или, лутче сказать, недостаточное состояніе мое отвлекало меня отъ времяни до времяни отпроситься еще въ отпускъ для свиданія съ матерью. — Я согласенъ съ людьми просвщенными, а еще больше самъ съ собою, не врить снамъ. Но замчать все, всякому позволяется. Уже въ 1788 году, въ ноябр мсяц, вижу во сн: будто я вхожу въ келью матери моей и вижу ея при задней стн кельи, на кровати лежащую, больную, и говорящую мн слабымъ голосомъ: ‘для чего ты прежде ко мн не прихалъ?’ Печальное сновидніе занимало чувствительность мою и возбуждало къ снисканію удобнаго времяни и способовъ побывать у матери. Но чрезъ нсколько дней получаю изъ Свска письмо о смерти ея.
NB. Катихизисъ запрещаетъ врить снамъ, но священное писаніе говоритъ: ‘Ангелъ Господень во сн явился Іосифу глаголя’, и проч….

Продолженіе приключеній Полянскаго.

Возвратяся въ Могилевъ, видлъ я дла Полянскаго въ такомъ положеніи, что дло жены съ мужемъ пошло уже правомъ и порядкомъ консисторскимъ, о формальномъ развод.
Полянскій и генеральша не желали бы ни на часъ, ни на минуту разлучаться, но служба Полянскаго требовала пробыть ему нсколько часовъ утра при должности въ намстническомъ правленіи, которое время казалось обоимъ черезъ-чуръ долго, а разстояніе полуверсты казалось безконечнымъ. Для сокращенія того и другого, настояла нужда учредить курьера, которой бы въ эту пору, отъ одной особы къ другой, переносилъ взаимные билетцы, или раппортиціи о благополучномъ состояніи, и проч…. Пасторской тринадцати-лтній сынъ признанъ достойнымъ сей довренности. Ему общано доставить вскорости оберъ-офицерскій чинъ. На сей конецъ, принятъ онъ и въ число канцелярскихъ намстническаго правленія служителей. — Слушайте, слушайте! такъ кричатъ въ парламентахъ англійскихъ.
Въ одно изъ многихъ утро, маленькой Меркурій не доставилъ депешки. Любовникамъ не трудно было догадаться, кто имлъ нужду перехватить ихъ естафету. Сомнительно по сей день, въ самомъ ли дл баронъ Феличъ уговорилъ, обольстилъ, согласилъ пасторскаго сына, или отнялъ у него насильно карточку, посланную отъ генеральши къ Полянскому — или же самъ пасторъ, наскучивши представлять въ семъ критическомъ дйствіи неприличное званію его лицо, приказалъ своему сыну отдать ее Бринку? Но для Полянскаго все равно, какимъ бы образомъ она къ Бринку ни попалась. Полянскій, тотъ-же часъ, веллъ пасторскаго сына задержать въ канцеляріи намстническаго правленія подъ карауломъ, яко подчиненнаго себ канцелярскаго служителя.
Сіе мсто и другія нкоторыя не длаютъ чести уму Полянскаго, но ежели на всякаго мудреца довольно простоты, то почему же и любовникамъ не впадать въ дурачество?
Вслдствіе сего, я былъ самовидецъ, какъ пасторъ съ пасторшею, сцпившись рука объ руку, бжали посл полудни изъ улицы въ улицу, какъ испуганные, къ губернатору Енгельгардту, просить правосудія противъ Полянскаго. Но губернаторъ не ршился освободить сына ихъ изъ-подъ караула, опасаясь Полянскаго, какъ такого бойчака, противъ котораго ни сговорить, ни здлать ничего нельзя, никакому рядовому губернатору.
Что же осталось длать родителямъ? Они, безъ сомннія, спросилися съ собственными сердцами и вбжали въ канцелярію намстническаго правленія, гд сынъ ихъ былъ подъ присмотромъ сторожа — это уже было предъ захожденіемъ солнца — схватили его подъ оба плечи, и потащили такъ, что нельзя было отгадать, повели-ль они его, или понесли? сопровождая все сіе дйствіе безперерывнымъ крикомъ по-нмецки, по-французски и по-русски.
Они кричали: ‘геръ Полански, ле каналь Полански, а мадамъ Демида, рука счь Полански, женераль-полицмейстеръ Чичеринъ, а Петерсбургъ, а сенатъ’. — Это значитъ: что Полянскій, въ Петербург, увезъ отъ г-на Демидова жену, и за дерзновенные по сему длу отвты, на данные ему генералъ-полицмейстеромъ Чичеринымъ вопросы, сенатъ присудилъ отрубить ему руку. О чемъ ясне скажется на своемъ мст.
И крикъ ихъ былъ смшанъ съ неистовствомъ дикихъ, которые полонили своего непріятеля и ведутъ его изжарить и сьсть.
Итакъ, любовники, будучи встревожены неполученіемъ билета, передачею его въ руки непріятеля, сдлали еще вдобавокъ для себя врагами тхъ, въ дом которыхъ надобно жить. Обстоятельство, которое для нихъ ничего добраго не общало, и шибкой на изобртенія и на промахи Полянскаго духъ не усплъ еще ни на что ршиться, какъ получаетъ онъ изъ Петербурга извстіе, что дло о развод генерала съ женою идетъ, по желанію Полянскаго, счастливо и что скоро его поздравятъ съ благополучнымъ окончаніемъ. — Что, и въ самомъ дл, вскор воспослдовало. Какая перемна съ тревоги на спокойствіе! съ печали на радость.
Уже любовница начала изрдка вызжать въ надежнйшіе домы, и у нея появились постители, постительницы, и вечернія бесды. Не имя ни съ какой стороны опасности, не имли уже нужды и въ страх, тмъ бол, что, по законномъ ршеніи дла, и пасторъ могъ безнарекательно продолжать свое покровительство.
A Бринкъ остался съ перехваченымъ въ рукахъ билетомъ, котораго не умлъ, или не усплъ употребить въ свою пользу противъ жалобы, принесенной на него генеральшею въ томъ, что онъ плохъ.
Въ такомъ пріятномъ положеніи длъ, Полянскій не опасаясь ничего, отъхалъ почтою съ однимъ слугою, во Мстиславльской или Черековской уздъ, не помню къ кому и для чего. На третій или четвертый по вызд его день —слушайте-слушайте! — посл полудни часа около пятаго, роздался по всему городу слухъ, что Полянскаго привезли избитаго и едва живаго, а нкоторые говорили: мертваго. Мы съ Луцевинымъ спшили уже туда, гд бы узнать о врности слуха, какъ встртилъ насъ посланной отъ Полянскаго по Луцевина, ибо Луцевинъ, въ бумагахъ штатскихъ, Полянскимъ былъ употребляемъ, такъ какъ я — въ партикулярныхъ.
Луцевинъ нашелъ у него штабъ-лкаря Бычкова и другихъ.
Полянскій лежалъ безъ движенія въ постел, и едва слышимымъ голосомъ сказалъ ему: ‘другъ мой, напиши отъ меня челобитную по форм въ намстническое правленіе, что я сегодни измученъ на дорог злодемъ Феличемъ и его сообщниками, посланными отъ Бринка. Ежели я и не останусь живъ, такъ — по крайней мр — здлаю злодяніе гласнымъ’.
Посл сего — говорилъ Луцевинъ — здлался онъ столько похожъ на умирающаго, что штабъ-лекарь Бычковъ, которой къ нему имлъ дружескую привязанность, не зналъ что думать, однако-жъ, по совту подошедшаго туда же дивизіоннаго доктора Кебеке, отворили ему кровь.
По прошествіи нсколькихъ дней, медики объявили, что надежда къ жизни несомнительна, но на выздоровленіе потребно неизвстное время.
Нкоторые изъ пріязни, а нкоторые изъ любопытства, coшлись его видть, въ числ которыхъ случилось и мн быть. Архіепископъ могилевскій Георгій Конискій, также его постилъ. Онъ, какъ человкъ учоной, почиталъ всегда его дарованіи. Больной, кром зрнія и языка, почти ничмъ еще не владлъ, онъ разсказалъ слабымъ голосомъ слдующее:
‘Лишь только я въхалъ въ большой лсъ, то появился передъ моею коляскою Феличъ, самъ-третей верхами. Они были вс вооружены. Онъ заградилъ мн дорогу, и закричалъ: ‘ну герой могилевскій! теперь ты въ моихъ рукахъ. Берите его’. Я держался сидть въ коляск и отвчалъ ему: ‘баронъ! ты будешь несчастливъ, а если хочешь быть правъ, то раздлайся со мною такъ, какъ принято въ Европ между людьми благородными, ты имешь пистолеты, дай мн одинъ’. Они, не слушая ничего, прискочили къ коляск, и двое изъ нихъ соскочили съ лошадей, чтобъ меня вытащить. Я схватилъ мой штуцеръ и приподнялся, чтобъ выстрлить на злодя. Но я того не вдалъ, что за коляскою моею, по сторонамъ, стояли еще два злодя, одинъ изъ нихъ хватилъ меня прикладомъ по рук и по штутцеру, и однимъ ударомъ руку мн прибилъ и штутцеръ вышибъ, а другой, въ одинъ почти замахъ съ первымъ, далъ такой же ударъ по затылку. Въ сіе мгновеніе показалось мн, что я стою выше лса, тутъ уже стоило имъ только поднять меня, ибо я противиться не могъ. Злоди потащили меня въ лсъ, и тамъ отбили мн плечи, руки, спину, а особливо бедры и ноги, толстыми плетьми, какими калмыки усмиряютъ своихъ лошадей. Непонятно — окончалъ Полянскій, — какъ человкъ можетъ не умереть, перенося столько неизвстнаго мученія’.
Штабъ-лекарь взялъ его за пульсъ, и преосвященный, очень ко времяни, принялся утшать его елеемъ духовнаго врачеванія.
Ему поднесли челобитную, его приподняли, и онъ съ помочью другихъ, поддерживавшихъ кисть его руки, могъ только написать свое имя: ‘Василій Полянскій’, которое на себя было не похожо и не было бы достойно вры, еслибы не было при томъ свидтелей.
Нужда настояла, въ намстническое правленіе, на мсто Полянскаго, командировать предсдателя верхней расправы Ахшарумова, потому бол, что и первой совтникъ правленія г. Сурминъ давно уже лежалъ въ паралич.
Полянскій, чрезъ нсколько недль, вспомнилъ о своей челобитной. Ему принесли ее съ надписью, въ которой сказано: что, онъ употребилъ въ ней бранныя слова, называя злодями тхъ, которые его на дорог измучали и изувчили, и что онъ, Полянскій, ‘не долженъ выступать изъ предловъ права челобитчика’. Ахшарумовъ и губернаторъ Енгельгардтъ злобились на Полянскаго за то, что его боялись. Они, при настоящемъ случа, имя въ рукахъ весло правленія, заблагоразсудили онымъ его добивать.
Полянскій, получа обратно челобитную, послалъ ее въ ceнатъ. Сенатъ прислалъ, въ указ, намстническому правленію строгой выговоръ за то, что оно, говоря о несоблюденіи формы челобитенъ, позабыло о важности злодянія. Бринкъ тмъ же указомъ исключенъ изъ службы, и велно его и Фелича отослать въ Ригу, гд наряжена для нихъ коммиссія военнаго суда. Бринкъ со всми сообщниками отправленъ, а Феличъ скрылся, но, по произведеніи публикъ, пойманъ и отправленъ туда же за карауломъ.
Судъ производился очень долго, а между тмъ, помню я, какъ, Бринкъ присылывалъ въ Могилевъ съ довренностями продавать разныя изъ дому своего вещи, а наконецъ продалъ и домъ. Проживши все, дожилъ онъ до послдняго сертука съ продраными локтями. Въ такомъ вид — какъ вс знавшіе и видавшіе его говорили — ходя по ригскимъ переулкамъ, совстясь показаться въ домы и едва имя пропитаніе для поддержанія жизни, умеръ въ печали и въ совершенной нищет. Не помню, что послдовало съ Феличемъ, безъ сомннія, вс они съ соглашенными къ злодянію сообщниками, или погибли подобною Бринку участью, или подвержены были дйствію правосудія, — но челобитчику Полянскому какая польза отъ ихъ погибели?… Его ударилъ параличъ! Для помочи нужно было искусство, трудъ, время. Помогли, облегчили, но не излчили. Больной остался съ параличемъ.

XXXVIII.
1781 годъ.

Сей параграфъ начинаю я съ мста смхоплачевнаго, котораго былъ я зритель:
Чрезъ нсколько мсяцовъ посл удара, и когда подали Полянскому облегченіе, прозжался онъ въ карет по совту врачей и захотлъ видть товарища своего совтника Сурмина, которой уже съ годъ, какъ пораженъ былъ такимъ же ударомъ, и котораго Полянскій не видалъ со времяни своихъ приключеній.
Надобно знать, что они другъ друга любили. Оба знали иностранные языки, но ІІолянскій, при остромъ ум и познаніяхъ, былъ свойства горячаго и неуступчиваго. Онъ, когда начиналъ кого осмивать, то плнялъ собою всю бесду, и самые друзья осмиваемаго не могли удерживаться отъ громкаго смха, потому что острота ума и самая истина были основаніемъ его насмшекъ. A такіе люди, извстно, ежели бываютъ почитаемы, то еще бол ненавидимы. Напротивъ, Сурминъ былъ человкъ важной, кроткой, мирной, терпливой, и за то былъ всми почитаемъ. Но былъ семьянистъ и бденъ. Сіе послднее, совокупно съ чувствительностью и тяжелымъ его тломъ, можетъ быть, и причиною было его удара. Онъ умеръ лтъ около 45-ти отъ рожденія.
Сурмину сказали: карета Полянскаго взъхала на дворъ. Хозяинъ радъ гостю, выступилъ въ халат въ большую залу, опираясь на толстую подпорку, а гость противъ его выступалъ изъ другихъ дверей съ подобною подпоркой и съ помочью служителя, одинъ и другой чуть двигались, — и оба хромали. Въ такой позиціи, завидвши одинъ другого, ну хохотать со всхъ слабыхъ силъ, потомъ сли на софу, ихъ обложили подушками, и — смхъ ихъ обратился на горчайшія слезы! Насмявшись и наплакавшись, они начали разсматривать и длить свои горькія участи.
Полянскій сказалъ: Я самъ всмъ моимъ бдамъ причиной, и прочее.
Совтница Сурмина, къ Полянскому: Что такое Василій Ипатичъ, я этой ночи видла во сн, будто я у васъ заклеиваю на зиму окны?
Полянскій: Ахъ сударыня! Я можетъ быть избжалъ бы многихъ золъ, еслибы вы мн ротъ заклеили.
Поговоря много подобнаго сему, разстались.
Иной, слушая эту исторію, можетъ быть давно уже готовъ закричать: ‘Да любовница-та по сю пору что? Что она длаетъ?’ Она горюетъ, плачетъ, терзается, сокрушается, проклинаетъ часъ своего рожденія, и не хочетъ умереть, чтобъ не потерять любовника, которой чуть дышетъ. Впротчемъ, они жили почти уже совокупно, ибо разводъ сдланъ, и простой мужъ, за непростое злодяніе, былъ уже — какъ выше сказано — съ сообщниками въ Риг подъ судомъ.
Въ такомъ положеніи Полянскій, поживъ еще нсколько мсяцовъ, видлъ, что безъ силъ, безъ здоровья, служить нельзя, а безъ службы, въ чужой для него губерніи, жить невыгодно.
Онъ взялъ отставку, и выхалъ съ любовницею въ казанскую свою отчину {Деревни его, какъ онъ самъ говорилъ, приносили ему денежнаго годоваго дохода 2,400 p., да сверхъ того, онъ имлъ мельницу въ самомъ город Казан. Г. Д.}. Изъ Казани здилъ онъ съ нею, обвнчавшись, къ минеральнымъ водамъ. Возвратясь, похотлъ еще служить, и былъ совтникомъ въ казанскомъ намстническомъ правленіи, такъ онъ писалъ къ другу своему штабъ-лекарю Бычкову.
Уже, въ 1798 году, въ бытность мою по служб изъ Витебска въ Черековскомъ узд, случилось мн захать на ярманку того же узда въ мстечко Костюковичи въ зимнюю пору. Тамъ, увидясь съ незнакомымъ офицеромъ, которой, такъ же какъ и я, покупалъ для себя въ лавкахъ нкоторыя мелочи и узнавъ нечаянно, что онъ казанскій помщикъ, спросилъ я его: ‘не знаетъ ли онъ тамъ помщика Полянскаго?’
— ‘Василія Ипатича? отвчалъ онъ вопросомъ. Какъ не знать, онъ у насъ былъ совтникомъ, а вы почему его знаете?
‘И у насъ онъ былъ совтникомъ въ Могилев. Здоровъ ли онъ? живъ ли онъ? жена его?’…
— ‘Я уже нсколько лтъ, какъ оставилъ Казань по долгу военной службы. Не думаю, чтобъ онъ по сю пору былъ живъ. Я видлъ уже и тогда его въ крайней слабости здоровья, хотя онъ и ходилъ иногда безъ помочи служителя, однако-жъ и часто имлъ въ немъ нужду.
Офицеръ, видя что я желаю знать больше, отошелъ со мною въ ближнюю карчму и продолжалъ:
— ‘Полянскій имлъ уже двоихъ дтей, которымъ тогда было лтъ каждому, напр., отъ 7-до до 8-ми. Онъ, послужа у насъ совтникомъ одинъ годъ, сказалъ: ‘нтъ, видно уже я не слуга!’ Получилъ отставку и жилъ въ деревн. Тамь онъ построилъ — не припомню въ дом или въ лсу — часовню. Поставилъ въ ней крестъ и гробъ, и часто въ нее хаживалъ, или одинъ, или водилъ съ собою малолтныхъ своихъ дтей. Тамъ онъ становился на колни, проговаривалъ нсколько молитвъ, которыя повторяли за нимъ его дти. Потомъ, приклонялся къ гробу, и въ семъ положеніи проводилъ нсколько минутъ, иногда въ глубокомъ молчаніи, а иногда въ слезахъ, и всегда оканчивалъ указывая на гробъ и говоря: ‘вотъ, дти, предметъ, для котораго человкъ на свтъ родится! Учитеся умирать, и будьте благоразумне и счастливе вашего отца’.
Такъ мн разсказалъ казанскій дворянинъ, которой слышалъ это отъ жены Полянскаго, и котораго я, по непростительной оплошности моей, не затвердилъ ни имяни, ни фамиліи.
Можетъ быть кто вопроситъ: ‘На какой конецъ заниматься столько повстью неважною, о неважномъ человк, которой, кажется, ничего важнаго, или достойнаго объ немъ свднія не сдлалъ? мало ли людей, которые даже и за добродтели страдаютъ? мало ли людей, которые одарены будучи соединенными силами природы и науки, длаютъ иногда непростительныя ошибки?’ и проч..
Отвчаю: Согласенъ. Но и то правда, что героическихъ и привлекательныхъ чудесъ больше въ романахъ, а я пишу исторію. И мой герой былъ-бы великой человкъ, еслибы имлъ столько счастья, сколько ума, или столько осторожности и терпливости, сколько откровенности и смлости {Вмсто зачеркнутаго ‘уступчивости’. Ред.}. Французское образованіе его обезобразило. Оно хотя очищаетъ и возвышаетъ умъ, но портитъ сердце и воротитъ съ корня добродтель, поселяя на мсто ея пороки, которые тмъ пріятне принимаются, что преподаются отъ учителей, служащихъ не даромъ. Прибавимъ къ сему, что онъ былъ человкъ.
Онъ когда предпринималъ произвести въ дйство что-нибудь такое, что коснется его сердца, то рождалась въ немъ тогда же непобдимая своеобычливость, съ примсомъ безразсудности, безъ чего однако-жъ, говорятъ, человкъ неспособенъ къ произведенію и совершенію великихъ длъ. Итакъ, натура и наука снабдили его нужными для великихъ длъ запасами, но судьба не поставила его на своемъ мст. Онъ говаривалъ: ‘Когда я въ какомъ дл руководствуюсь собственнымъ разсудкомъ, то всегда оканчиваю начатое съ успхомъ (повидимому онъ, понадясь на руководство собственнаго разсудка, отнялъ жену у Бринка, и прозжалъ чрезъ роковой для него лсъ). Когда же послушаюсь совтовъ другого, то всегда или проиграю, или сдлаю слабо. Я никогда себ не прощу, — говорилъ онъ, единожды шутя самъ надъ собою — что послушалъ любовницы, которая присовтовала увезти себя въ карет въ ту пору, когда я уже готовъ былъ ускакать съ нею въ кибитк’.
Здсь примкнулось то самое мсто, которое разсказать общалъ я въ прежней ремарк. Полянскій, возвратясь изъ чужихъ краевъ въ Петербургъ, и будучи уже секретаремъ академіи, былъ и у сочиненія законовъ, подъ начальствомъ генералъ-прокурора князя Вяземскаго. Изъ сочиненій его суть: статьи ‘о совстномъ суд и его должности’, которыя составляютъ ХХVІ-ю главу учрежденія о губерніяхъ. Въ сіе время, какъ писалъ онъ о совсти, влюбился въ Петербург въ жену г. Демидова, и увезъ ее уже изъ города. Но когда полицейскіе на него настигали {Вмсто зачеркнутаго ‘наскакали’. Ред.}, онъ выскочилъ изъ кареты на запятки, веллъ гнать лошадей, а самъ, обнажа шпагу, защищалъ двери кареты отъ полицейскихъ чиновниковъ и служителей, призывая въ помочь духа Карла XII, подвизавшагося въ Бендерахъ, не съ меньшимъ или не съ бльшимъ основаніемъ разсудка.
Въ награду за храбрость, ему отвели квартиру въ караульн при сенат. Князь Вяземскій пожаллъ его: веллъ тамъ прибрать для него комнату. Но генералъ-полицмейстеръ Чичеринъ, сдлавши ему честь личнымъ посщеніемъ, далъ ему по форм вопросные пункты. Полянскій, не уважая почестей, написалъ въ отвтныхъ пунктахъ столь пространно, что дописался до вершины горъ, на которыхъ сами боги обитаютъ, творя подобная всмъ человкамъ. Сенатъ за это витійство наградилъ его приговоромъ: ‘отрубить ему руку’. Но велика душа Великой Екатерины сильно смялась храбрости, оказанной со шпагою и съ перомъ. Въ т поры открывались во всей имперіи повремянно намстничествы, по законамъ ея. Блорусскій государевъ намстникъ, графъ 3. Г. Чернышевъ, выпросилъ у государыни Полянскаго на свой отчотъ, и помстилъ совтникомъ, въ могилевское намстническое правленіе, при открытіи онаго. Императрица тмъ охотне вврила графу героя, что желала сберечь ему руку. A старой графъ уврялъ императрицу, что онъ и самъ въ молодыхъ своихъ лтахъ былъ похожъ на Полянскаго {Вмсто зачеркнутаго: ‘былъ таковъ-же какъ Полянскій’. Ред.}.
Сіе повдалъ товарищъ его господинъ Сурминъ, которой, во время сего дйствія, служилъ въ штатской служб по сенату.
Вотъ потому-то и пасторъ съ пасторшею, оскорбленные за сына кричали — какъ выше сказано: —‘геръ Полански, ле каналь Полански, рука счь Полански, а мадамъ Демида’ и проч.
Уже въ 1802-мъ году начиталъ я о Полянскомъ въ печатныхъ перепискахъ Волтера съ Екатериною Великою. Въ первомъ письм, отъ 25-го дня мая 1771 г. пишетъ г. Волтеръ къ императриц:
‘Въ пустын моей теперь находится вашъ подданный г. Полянскій, уроженецъ Казанскаго вашего царства. Не могу я его довольно выхвалить за его вжливость, благоразуміе и признательность къ милостямъ вашего императорскаго величества’ и проч.
Во 2-мъ письм, отъ 3-го декабря: ‘Г-нъ Полянскій длаетъ мн иногда честь своими посщеніями. Онъ приводитъ насъ въ восхищеніе длаемымъ имъ описаніемъ о великолпіи двора вашего, о вашей снисходительности, о непрерывныхъ вашихъ трудахъ и о множеств великихъ длъ вашихъ, кои вы, такъ сказать, шутя производите. Словомъ: онъ приводитъ меня въ отчаяніе, что мн отъ роду безъ малаго девяносто лтъ, и что я потому не могу быть очевиднымъ всего того свидтелемъ. Г. Полянскій иметъ чрезмрное желаніе увидть Италію, гд онъ могъ бы боле научиться служить вашему императорскому величеству, нежели въ сосдств къ Швейцаріи и къ Женев. Онъ сколько очень умный, столько и очень добрый человкъ, коего сердце съ истиннымъ усердіемъ привержено къ вашему величеству’ и проч.
На сіе императрица отписала: ‘Господину Полянскому, принятому вами подъ ваше защищеніе, приказала я доставить деньги, потребныя для его путешествія въ Италію, и думаю, что онъ ихъ въ самый сей часъ получилъ’ и проч.
Въ 3-мъ, отъ 11 декабря 1772 г.: ‘Я получилъ печальное извстіе, что тотъ Полянскій, который, по воли вашей, путешествовалъ, и котораго я столько любилъ и почиталъ, возвратившись въ Петербургъ, утонулъ въ Нев. Если это правда, то я чрезмрно сожалю. Частныя несчастія всегда будутъ случаться, но общее благополучіе вы устроеваете’ и проч.
Въ 4-мъ, отъ 3 дня января 1773 г.: ‘Г-нъ Полянскій увдомляетъ меня, что онъ не утонулъ, какъ мн о томъ сказывали, но что онъ, напротивъ, въ тихомъ пристанищ, и что ваше величество пожаловали его секретаремъ академіи’ и проч…
Вотъ кто былъ Полянскій! Его знали, знаемый цлымъ свтомъ знаменитый Волтеръ и Великая Екатерина! Знали не случайно, но по его достоинствамъ. A я за честь себ почитаю, что онъ меня и моего Луцевина отличалъ. И сей-то былъ Полянскій, который, при первомъ моемъ его узнаніи, кричалъ еще въ сняхъ — когда шелъ съ визитомъ къ Вязмитинову — Monsenieur!
Прошлаго еще 1781 г. въ сентябр мсяц, я, по представленію намстническаго правленія, опредленъ сенатомъ въ верхнюю расправу стряпчимъ, а Луцевинъ въ намстническое правленіе — секретаремъ. Графъ Чернышевъ, какъ будто дожидался нашей перемны, переведенъ, по имянному повелнію, въ Москву главнокомандующимъ, а сенаторъ Пассекъ, бывшій нашъ губернаторъ, получилъ, по преднамренію своему, блорусское генералъ-губернаторство, съ пособіемъ князя Потемкина.
Удивительно, какъ умы и сердца человческія соединяются въ одну точку, ежели гд зрится неоспоримая истина. Въ продолженіе начальства графа Чернышева, всякой съ любочестіемъ, при надобномъ случа, говаривалъ: ‘у насъ государевъ намстникъ графъ Чернышевъ’. При перемн же его, всякое состояніе единодушно заговорило унылымъ тономъ: ‘уже у насъ не будетъ второго графа Чернышева’. Помню я, какъ одинъ старой служивой подполковникъ, которой былъ тогда совтникомъ въ гражданской палат, г. Квасниковскій, сказалъ: ‘слава-жъ Богу, что къ намъ Петръ Богдановичъ Пассекъ, еще мы не все теряемъ’. Но не было никого, кто бы сказалъ, что мы ничего не теряемъ. Время показало, что общенародный голосъ и предчувствіе не ошибались {Отсюда до конца второй части впервые появляется въ печати. Ред.}. Но возвратимся къ порядку повствованія.
Пассекъ, еще до призда въ губернію, далъ знать намстническому правленію, чтобъ оно нашло для себя въ секретари другого и представило бы къ нему, для представленія сенату, а Луцевина онъ беретъ къ себ въ секретари.
По прибытіи въ Могилевъ, около начала 1782 года, потребовалъ онъ къ себ Луцевина и сказалъ ему: ‘я тебя обрекъ давно на это мсто, зная, что ты хорошо отправлялъ свою должность, когда я былъ здсь губернаторомъ, Полянскій не однажды мн хвалилъ тебя’.
Луцевинъ, возвратясь отъ него, пересказалъ мн это, и сильно огорчался честью, которою удостоивали его, не посовтовавшись съ нимъ. Онъ не напрасно признавался, что не ловокъ былъ угождать великимъ особамъ, которыхъ велнія должно исполнять какъ божескія, и которыя иногда за неумышленное неисполненіе одного ихъ велнія {Вмсто зачеркнутаго ‘прихоти’. Ред.}, уничтожаютъ въ одну минуту вс употребленные труды и заслуги.
‘Напрасно ты такъ думаешь, — говорилъ я ему — ты изображаешь самаго дурного вельможу и самаго плохого секретаря. Вы оба не таковы. A ежели-бы ты и принужденъ былъ переносить сколько-нибудь иго самонравія, то противоположи ему то важное преимущество, что во всей имперіи ты будешь имть одного только начальника, которой при томъ силенъ составить твое счастье, и которой считается не дальше отъ государя, какъ между вторыми лицами’.
Онъ согласенъ былъ съ моимъ мнніемъ, но горести вдругъ преодолть не могъ, и наконецъ сказалъ: ‘такъи быть! надобно съ горя приняться за работу, авось-либо, второе отъ государя лицо сильно будетъ составить мое счастье!’
Раздливши съ нимъ, по обыкновенію, и смхъ и горе, разстались.
Пассекъ, принявши первыя поздравленія, первыя посщенія, осмотрвшись дома и заглянувши въ должность, первымъ долгомъ поставилъ удовлетворить требованію природы, по сердечной экспедиціи. Онъ сыскалъ свою любовницу Марью Сергевну Салтыкову {Марья Сергевна Салтыкова была дочь иностранной коллегіи секретаря Волчкова, жена маіора Александра Салтыкова. Она, въ самыхъ цвтущихъ лтахъ, разладила съ мужемъ, и, въ такомъ горькомъ случа, искала пособія и защиты по Петербургу. Пассекъ тогда былъ при двор камеръ-геромъ. Онъ ей предложилъ свое покровительство, которое показалось для нея тмъ надежне, что и онъ, разладя съ женою — изъ фамиліи Шафировыхъ — не меньше имлъ нужду въ покровительств себя молодыми и пригожими женщинами. Сей случай двухъ горевавшихъ половинъ, сочеталъ ихъ на всю жизнь. Г. Д.} и малолтнаго сынка — которой назывался, по отцовскому и по своему имяни, Петромъ, а по нжности Пипинкомъ и Панушкомъ — и нсколько манежныхъ лошадей, съ конюшни смоленскихъ его деревень. Сіи суть три струны, которыя были пріятнйшею въ жизни для его сердца музыкою, и безъ нихъ онъ жить не могъ.
Я, не давая закоснть времяни, выпросилъ отъ намстническаго правленія представленіе, съ помощью друга моего Дмитрія Романовича Чугаевича, {Дмитрiй Романовичъ Чугаевичъ былъ учителемъ могилевской семинаріи, а по присоединеніи Блорусскаго края къ Россіи, вступилъ въ статскую службу. При открытіи намстничества, помщенъ стряпчимъ въ верхнюю расправу, потомъ въ верхній земскій судъ, а меня помстилъ — долженъ сказать — онъ стараніемъ своимъ на свое мсто, въ такую самую пору, когда пріятель мой Луцевинъ, будучи еще секретаремъ намстническаго правленія, цлилъ чтобъ я остался при прежней должности, единственно для того, чтобъ я у него былъ въ команд. Эта несчастная черта была ему природна и для него злополучна. Она не разъ еще встртится въ моей исторіи.
Чугаевичъ былъ мн равнолтенъ, зналъ хорошо латинской языкъ и латинскихъ авторовъ, имлъ смыслъ чистой и рчь порядочную. Начальство и чиновники почитали въ немъ его достоинствы, и его уважали. Онъ принялъ меня во свою дружбу. Во многихъ случаяхъ былъ мн весьма полезенъ, до самой его смерти. Ho и самая смерть его — въ 1788 году — была для меня полезна тмъ, что я помщенъ на его мсто въ верхній земскій судъ, какъ будто въ награду моей объ немъ печали. 0 чемъ скажется ниже на своемъ мст. Г. Д.} къ генералъ-губернатору Пассеку, со испрошеніемъ въ ономъ представленія отъ него сенату, о повышеніи меня чиномъ титулярнаго совтника. Я предварилъ о семъ Луцевина. ‘Это будетъ случаемъ — говорилъ я ему — что вы, при доклад по бумаг обо мн, напомните {Исправлено вмсто ‘будете имть поводъ’. Ред.} и о себ. И хотя вы однимъ чиномъ ниже, однако-жъ можете примолвить, что вы должность въ намстническомъ правленіи отправляли степенемъ выше меня. Итакъ, мы будемъ оба титулярными совтниками!’ Луцевинъ все это умлъ употребить въ пользу. Мы оба представлены сенату, но въ разныхъ бумагахъ. Онъ о себ выпросилъ письмо отъ генералъ-губернатора къ герольдмейстеру, а обо мн ничего. Онъ произведенъ титулярнымъ совтникомъ изъ провинціальныхъ секретарей, а я, изъ губернскихъ, коллежскимъ секретаремъ.
Пассекъ любилъ пользоваться пріятностью годоваго времяни, какая бываетъ подъ 53-мъ степенемъ сверн. шир., и любилъ всякаго рода удовольствія. Весеннее и лтнее время пробылъ онъ въ Могилев, наполненномъ садами, окруженномъ лсами, кустарниками, полями. Часто, по вечерамъ, бывали у него собранія съ музыкою, дабы вкусить пріятность жизни Марь Сергевн и Панушк. Карточная въ банкъ игра не была забыта. Столы нарядно-освщенные, при каждомъ служитель, дабы каждой игрокъ имлъ безъ затрудненія удобность: приказывать, требовать и довольствоваться всмъ тмъ, что ему угодно, кром птичьего молока. Вообще, всякой игрокъ былъ хорошо принятъ, а особливо т, которые имли честь быть съ хозяиномъ въ моті, отлично были уважаемы, и если кто счастливъ былъ приобрсть ихъ благосклонность, за того слово ихъ предъ генералъ-губернаторомъ имло полной всъ.
По такимъ рекомендаціямъ, мало по малу, штатъ присутственныхъ мстъ началъ замщаться, или игроками, или надобными для нихъ людьми. Первые были самые дурные по служб работники и самые лутчіе компаніоны. Вторые хотя могли знать свою должность, но были пролазы и подлецы, подставленные людьми, незнающими штатской службы. Таковъ былъ плодъ вечернихъ собраній!
A въ продолженіе дня, приказывалъ онъ подводить къ окнамъ своихъ лошадей, показывая ихъ каждому, кто хотлъ ихъ видть, а особливо гостямъ прозжающимъ. При семъ случа, стоило только кому на кого угодно сказать: что, вотъ тотъ-то иметъ лошадку…. вятскую сренькую…. нагайскую кобылку… парочку соловенькихъ, и проч. и тотчасъ владтель лошади получалъ дружеское требованіе: ‘покажи-ка, братецъ, покажи-ка’. И, въ короткую пору, предъ окнами на улиц, являлась нечаянно маленькая лошадиная ярманка.
Пассекъ, препроводя такимъ образомъ весеннюю и лтнюю пору въ губерніи, отправился по первому зимнему пути въ Петербургъ, для перемны воздуха и для осмотрнія, не требуетъ ли укрпленія то мсто, на которомъ онъ сидитъ.
При вызд его, пошелъ я пройтиться съ пріятелемъ моимъ Луцевинымъ. Онъ меня спросилъ: ‘что-жъ вы думаете съ недожалованнымъ чинкомъ?’
— ‘Что думать? — отвчалъ я — надобно износить чинокъ.
‘Попросите вы, по вызд нашемъ, Павла Артемьевича, чтобъ онъ написалъ объ васъ къ генералъ-губернатору въ Петербургъ, а я до вызда такъ же излучу объ этомъ попросить. Онъ теперь у генералъ-губернатора’ {Павелъ Артемьевичъ Левашевъ былъ предъ первою, при Екатерин Великой, противъ турковъ войною, при резидент въ Константинопол Обрсков, совтникомъ посольства. Потомъ вышелъ въ отставку дйствительнымъ статскимъ совтникомъ и жилъ въ пожалованныхъ ему въ рогачевскомъ узд деревняхъ. Онъ былъ великой мастеръ шутить на русскомъ и на французскомъ язык — хотя и былъ уже въ то время лтъ за 50 своего вка. Память его была неизчерпаемой кладязь всего того, что съ нимъ встрчалося въ жизни. A наиболе ловокъ былъ изъяснять любовныя повсти, безъ которыхъ никакая штука не играется. Онъ, призжая часто въ губернской городъ, препровождалъ время у Пассека и талантомъ своимъ для него не скупился, а люди сихъ свойствъ — прибавя къ тому вкъ и заслуги отечеству — во вс времяна и во всхъ народахъ, скоре выигрываютъ все, нежели т важные философы, которые хотятъ, чтобъ ихъ почитали за древнихъ египетскихъ боговъ — что и въ самомъ дл иногда съ ними случается. — Я сему космополиту такъ-же былъ не неизвстенъ, по нкоторой цпи, связующей воедино добрыхъ людей, а иногда шалуновъ и легкомысленныхъ. Sat. Sap. Г. Д.}.
Я сдлалъ по совту Луцевина, и былъ произведенъ титулярнымъ совтникомъ, 1783 г. въ феврал, а Луцевинъ, изъ Петербурга, услужилъ мн безъ просьбы и присылкою патента на сей чинъ, въ март мсяц.
Между тмъ, пока Пассекъ возвратится изъ Петербурга, разскажу я одно дйствіе, произшедшее предъ прибытіемъ еще его на генералъ-губернаторство, слдственно, по порядку времяни, надлежало бы мн написать его прежде.
Въ семъ дйствіи случилось и мн съиграть свою роль. И хотя оно ничего въ себ отличнаго не заключаетъ, кром легкомыслія, истекшаго отъ корыстолюбія, но поелику оно справедливе, нежели какъ кто видлъ воскресеніе мертвыхъ, то и опишу я его точно такъ, какъ оно происходило.

XXXIX.
Кладорытіе.

Во единъ отъ дней, утру сущу, въ август или въ сентябр, пріиде ко мн другъ мой, Дм. Р. Чугаевичъ, глаголя сице: ‘внимай любезной братъ! Счастье насъ ищетъ’.
— Добро пожаловать.
‘Клянись мн: никому объ немъ не говорить, ни писать, ни изображать гіероглифами’.
— Клянусь, что я это счастье схвачу въ охапку и не выпущу его, какъ-бы оно ни было склизко.
Посмявшись оба на счетъ счастья, о которомъ я еще не слыхалъ, сказалъ онъ мн: ‘губернаторъ Ник. Богдан. Енгельгардтъ, не находя никого лутче, хотлъ поручить мн теперешнюю коммиссію. Я уврилъ его: что есть еще и лутче меня. Это вы. Онъ хотя не вдругъ {Вмсто ‘безъ труда?’ Ред.} поврилъ, однакожъ напослдокъ {Вмсто ‘и самъ’. Ред.} подтвердилъ мой выборъ. Вотъ же вамъ и секретной губернаторской ордеръ’, выхватывая изъ-подъ груднаго кармана.
Въ ордер начиталъ я: ‘могилевскаго губернскаго магистрата прокуроръ г. Полтавцевъ, удостоврясь отъ шляхтича Норкевича, донесъ мн секретно, о немалой и немаловажной поклаж, сокрытой въ извстномъ ему мст. Я предписываю вашему благородію, отправясь съ ними, вынуть оную поклажу изъ того мста, гд они покажутъ, и меня объ ней предварительно и секретно увдомить чрезъ нарочнаго, о чемъ дано отъ меня и г-ну прокурору Полтавцеву обстоятельное секретное предписаніе’, {Вмсто ‘повелніе’. Ред.} и проч. Николай Энгельгардтъ.
Во исполненіе повелнія, спшилъ я предъ полуднемъ въ квартиру Полтавцева, и горлъ любопытствомъ: гд, и какими судьбами посылаетъ намъ Богъ кладъ, положенной неизвстно когда, неизвстно кмъ, неизвстно гд?
Я нашелъ его при остатк уже такого завтрека, предъ которымъ съ водкою и за которымъ съ виномъ поступлено было безъ всякаго послабленія. Съ шестеро дуновъ были уже въ пол-пьяна.
Прокуроръ, завидя меня, подбжалъ ко мн съ распростертыми руками, и обнимая кричалъ: ‘вотъ нашъ сотрудникъ! вотъ нашъ другъ! достойный секретныхъ препорученій!’ Вс протчіе сдернулись изъ-за стола, и подходя ко мн, въ такомъ положеніи какъ нашлись, иной съ ножемъ, иной съ вилкою, съ стаканомъ, съ салфеткою въ рукахъ, повторяли почти то же, чмъ привтствовалъ меня Полтавцевъ. Въ такой соматох, говорить съ Полтавцевымъ о дл было-бы напрасно. Я принялся добирать завтрекъ, осматриваясь, чтобы, сверхъ завтрека, не сравняться во всемъ съ ними, поелику каждой изъ нихъ всесильно старался исполнять добродтель гостепріимства.
Отработавшись на тарелкахъ, не вытерплъ я, чтобъ не спросить Полтавцева тихонько: ‘мы имемъ секретное повелніе: за чмъ-же здсь другіе люди, кром Норкевича’?
Отвтъ получилъ громогласной: ‘отруби ту руку по локоть, которая себ добра не желаетъ’.
И вс воскрикнули почти тоже, и вс принялись за стаканы горячего на дорогу пуншу.
Я, желая сколько-нибудь себя просвтить, спросилъ еще потише: ‘гд нашъ кладъ? далеко ли намъ хать? Норкевичъ какое иметъ основаніе своему донесенію?’ и проч.
Полтавцевъ на вс вопросы со всхъ силъ закричалъ: ‘это все наши пріятели. Отруби ту руку по локоть, которая себ добра не желаетъ’. Я уже былъ во искушеніи, бжать къ г-ну Чугаевичу и изъяснить ему, что губернаторъ завлеченъ въ обманъ людьми сумазбродными и легкомысленными, которые на пункт корыстолюбія съ ума сошли. Но вспомня, что я еще не вошолъ въ довріе остерегать губернатора, и что вся должность моя заключалась въ исполненіи его повелнія, къ тому-жъ, погода была хороша, а берлинъ о четырехъ полахъ и кибитка были уже заложены, ршился прогуливаться на чужой счетъ. Мы съ Полтавцевымъ и Норкевичемъ сли въ берлинъ, а два шляхтича въ кибитку, и отправились изъ города секретно, среди бла дня, на большую дорогу, лежащую къ городу Чаусамъ.
Отъхавши верстъ съ 15, когда уже спутники мои поосвжились, спросилъ я Норкевича: ‘откуда онъ знаетъ о клад, по которой мы демъ?’
— ‘Вс старые люди знаютъ, и увряютъ’, отвчалъ онъ.
— ‘Изъ чего онъ состоитъ?’
Тутъ мой Норкевичъ замялся, онъ силился изъяснить важность клада, но не зналъ какъ наимяновать.
— ‘Если старые люди знаютъ, спросилъ я, такъ для чего-жъ они сами не выняли?’
Тутъ Норкевичъ еще больше напоролъ дичи.
— ‘Далеко ли еще намъ хать?’
— ‘Верстъ съ двадцать, отвчалъ Полтавцевъ. Мы отъ Петровичь {Казенное селеніе, лежащее при большой дорог, гд и домъ почтовой. Посл оно подарено генералъ-маіору Ермолову, а отъ него продано г-ну Яншину. Г. Д.} повернемъ съ большой дороги въ деревню Смолки, а въ Петровичахъ истребуемъ, по сил губернаторскаго ордера, отъ управителя Вейделя лопатниковъ, и отправимъ ихъ чрезъ ночь въ Смолки, а сами у него переночуемъ’.
По сему распоряженію прибыли мы на другой день въ Смолки, часу въ 9-мъ предъ полуднемъ. Остановились при дорог, между церковью и карчмою, и при самомъ кладбищ.
Тутъ нашли мы нашихъ лопатниковъ, стоящихъ въ шеренгу съ заступами и лопатами, которыхъ, къ удивленію моему, насчиталъ я 40 человкъ, изъ чего уже не сомнвался, что секретное наше дло должно быть очень обширно, если обработывать его будутъ сорокъ секретарей. Я, ставши у берлина, разсудилъ ожидать, что будетъ? а Полтавцевъ и Норкевичъ пошли по полю… дал къ кустарнику…. ходятъ…. останавливаются, говорятъ между собою и ничего не показываютъ.
Скучивши ожиданіемъ, пошолъ и я къ нимъ. Они такъ-же повернули ко мн на встрчу, и Полтавцевъ издали ко мн заговорилъ: ‘скоро будетъ пора обдать, а у насъ еще ничего не готовлено’.
— ‘Надобно объ этомъ позаботиться, отвчалъ я: да кладъ-та нашъ что?’
Норкевичъ отвчалъ: ‘треба шукаць’.
— ‘Поэтому вы не можете показать гд онъ?’
‘Отъ туцось подъ упадло’, указывая рукою на одно мсто.
— ‘Если по упалымъ и бугристымъ мстамъ заключать о кладахъ — сказалъ я — то можно взрыть цлой Чаусовской уздъ, а намъ, во избжаніе такихъ трудовъ, надобно знать точное мсто нашего клада, о которомъ знаютъ вс старые люди’.
‘Треба шукаць’, былъ послдній отвтъ Норкевичевъ.
Полтавцевъ отправился въ корчму, обнадеживъ насъ добрымъ обдомъ, а мы, походя нсколько времяни тщетно, пошли туда же, и нашли его предъ пылающимъ каминомъ за разною огородною зеленью, мясами, птицами, съ ножемъ, съ кострюльками и горшками, препоясаннаго платкомъ вмсто фартука и требующаго наступательно отъ жида, корчмаря, всего того, что онъ иметъ самое лутчее. Жидъ извинялся, что у него не трактиръ, а обыкновенная корчма, однако-жъ, обнадеженъ будучи щедрою платою, исполнялъ усердно требованія. Мы съ Норкевичемъ хотли-было приняться, изъ вжливости, помогать нашему метрдотелю, но онъ не шуточно изъяснился, ‘чтобъ мы не вмшивались въ такое дло, котораго не разумемъ’. Между тмъ, я принялся еще вопрошать Норкевича, не скажетъ ли онъ чего-нибудь хоть правдоподобнаго, но вс его отвты похожи были на прежніе, и коммиссія наша, столько для насъ самихъ была секретна, сколько всмъ была извстна, такъ что даже никто изъ насъ не вдалъ, зачмъ мы сюда прихали {Слова начиная съ слова ‘такъ’ зачеркнуты. Ред.}.
Обдъ нашъ стоилъ лутчей коммиссіи, три или четыре блюда, приготовленныя изъ туземныхъ {Прошу не взыскивать за наше родовое слово. Ежели мы знаемъ: иностранецъ или пришлецъ, то должны знать и туземецъ. Такъ называли и писали наши праотцы славяне. (Библ.). Г. Д.} припасовъ, во вкус малороссійскомъ, нельзя было промнять на супъ, макароны, кампотъ, спаржу, устрицы, биръ-супъ и супъ-вассеръ. Но Полтавцевъ, когда я хвалилъ его искусство, не былъ еще доволенъ своею стряпнею, онъ на каждое кушанье указалъ, изъясняя, чего къ которому недостаетъ, ‘но въ томъ, примолвилъ онъ, не его вина. Въ Смолкахъ надобно довольствоваться тмъ, что можно было найти у жида арендаря’.
Посл обда Норкевичъ пошолъ на сно спать, а я началъ у Полтавцева допрашиваться: за что намъ приниматься? Для чего столь великое число истребовано работниковъ? за чмъ мы сюда прихали? и проч. Норкевичъ, говорилъ я, увряетъ, что старые люди его увряли. Черезъ сни противъ насъ, полна корчма мужиковъ разныхъ лтъ, спросите ихъ, о чемъ хотите.
Полтавцевъ подошедъ къ одному старику: — ‘что старинушка? давно ли на свт живешь?’
— ‘А! ужу лтъ сотцо съ горою {Діалектъ блорусскихъ мужиковъ. Значитъ: ‘лтъ со сто слишкомъ’. Г. Д.}’.
Я спросилъ его: ‘что-жъ ты на свт помнишь? и что знаешь?’.
‘Помню, якъ шовъ Піотръ Алексевичъ и Репнинъ’.
— ‘Какихъ ты лтъ тогда былъ?’
— ‘Ужу сидвъ на печц, и чувъ якъ казали: царъ-каже Пiотръ Алексевичъ’.
Я, смкнувши времяна россійскихъ и шведскихъ въ Польшу походовъ, въ начал XVIII столтія, нашелъ, что старику нашему бол 70 лтъ, однако-жъ не сто слишкомъ.
Полтавц.: Скажи намъ что добринькое {Точныя слова Полтавцева, которыя отъ сего случая и времяни, вошли въ Могилев въ пословицу и жили долго. Г. Д.}.
Старикъ: Атъ, хвала пану Богу, коли панъ дастъ шаговку, подинькую {Когда баринъ покажетъ двукопечную мру вина, поблагодарю. Г. Д.}.
Полтавц.: А! его надобно покуражить.
Старикъ нашъ выпилъ, ему повторили. Онъ слъ на лавку, заплъ слабымъ и дряхлымъ голосомъ мужичью псню, повалился и заснулъ! — Это было открытіе намъ клада. Между тмъ, проснулся и Норкевичъ.
— Показывайте-жъ мсто, гд кладъ? спросилъ я Норкевича.
— ‘Тутъ на кладбищ надобно его искать’, отвтствовали они оба съ прокуроромъ.
Я совершенно былъ увренъ, что на томъ мст, гд всегда роютъ для умершихъ, невозможно быть кладу, однакожъ, чтобъ чмъ-нибудь кончить наше секретное препорученіе, принялъ команду надъ лопатниками, веллъ имъ стать попарно одному противъ другого, и рыть посаженно по всему кладбищу, кому гд угодно, и гд только можно.
Земля на кладбищ была рыхлая, слдственно для копки самая легкая. Въ остатокъ дня до вечера и на завтра въ цлый день, надлали мы громады шанцовъ, апрошей, цитаделей, крпостей, гласисовъ, въ такомъ совершенств, какого не производили ни медвди, ни кроты. Мы нарыли костры костей, и даже коснулись мертвыхъ, недавно зарытыхъ, такъ что всхъ живущихъ въ окрестныхъ селеніяхъ привели въ ужасъ. Прозжающіе, останавливаясь при нечаянной сей встрчи, вопрошали съ трепетомъ: ‘Ахъ! что это такое?’
На третій день, по утру, предложено было мною въ общемъ совт на разсужденіе: что кладбище все взрыто, что мы уже боле не найдемъ, сколько нашли, что надлежитъ теперь опасаться чумы, особливо, если открыется сырая и мокрая погода, что мы все то здлали, что надлежало здлать чиновникамъ, удостоеннымъ секретной довренности и желавшимъ найти кладъ, что счастіе не зависило отъ насъ, ибо извстно всмъ старымъ людямъ, что ‘кладъ не всякому дается’, и что, во уваженіи всего того, не благоугодно ли будетъ секретной экспедиціи, дабы оная благоволила приказать: все тмъ же порядкомъ зарыть, которымъ отрывали, а самимъ отъхать домой, тмъ же путемъ, которымъ прихали, и донести его превосходительству г-ну губернатору, что, по общему мннію всхъ старыхъ корыстолюбивыхъ, легкомысленныхъ и суеврныхъ невжъ, кладъ нашъ внизъ загремлъ.
Предложеніе одобрено общими голосами безъ всякой оппозиціи. Вслдствіе чего лопатникамъ дано приказаніе, отрытое зарывать и возвращаться по домамъ, а Полтавцевъ принялся за свое дло около камина и печи. Экспедиція наша имла заключеніемъ обдъ превкусной, и безъ нея не зналъ бы я о искусств поваренномъ, которымъ обладалъ прокуроръ Полтавцевъ, не уступая славному греческому Аристиппу.
Въ Могилев, любопытные насмшники и балагуры, узнавъ обо всемъ секрет, долгое время, при свидань съ нами, вмсто вопроса о здоровь, вопрошали, а особливо Полтавцева: ‘Скажи намъ что добринькое’, Норкевичу припоминали: ‘треба шукаць’. Мн совтовали пріятельски, заслугу мою помстить въ формулярный списокъ, а къ губернатору Енгельгардту вице-губернаторъ и директоръ экономіи приступали съ требованіемъ, чтобъ онъ казеннымъ работникамъ, четыредесятимъ человкамъ, заплатилъ за три дни законную на каждой день поденьщину.

XL.

Около сего времени я купилъ на краю города, при овраг называемомъ Ребръ, противъ горы, называемой Мышьяковка, землю съ садомъ. Построилъ маленькой деревянной на каменномъ фундамент, саженяхъ на 4 1/2 въ каждой стн, домикъ о 4-хъ покояхъ, пятой на верху {Зачеркнуто ‘подъ крышею’. Ред.}, а кабинетное окно далъ въ садъ. Домовыя принадлежности, какъ-то: баня, ледникъ и проч. соотвтствовали главному корпусу, котораго четыре покоя не меньше были 4-хъ вороньихъ гнздъ. Вс, кто хотлъ, хвалили мой вкусъ, мое расположеніе и выборъ мста, которое, съ лицевой стны, имло возвышенное положеніе, и представляя зрнію внизу часть города, представляло за тмъ луга, пески и лсъ. A равнина окружающая домъ съ трехъ сторонъ, оснялася моимъ и сосдними садами. Угодно-ль знать мру земли? — 26 саженей въ длину и 9 въ ширину, это здлаетъ квадратныхъ 286 саж., изъ коихъ 88 пошло подъ домъ и подворье {Вмсто зачеркнутаго ‘дворъ’. Ред.}, а протчія остались подъ садомъ.
Возвратившемуся изъ Петербурга генер.-губернатору Пассеку понадобился человкъ, которой бы снялъ счетъ съ управляющаго смоленскими его деревнями, адъютанта Крюкова, и сдлавъ описаніе всему, что надлежитъ описывать, сдалъ бы все въ вдомство и управленіе другому, его-же адъютанту Томашевскому. Луцевинъ, желая меня приблизить къ генералъ-губернатору, доложилъ ему, что Добрынинъ человкъ способный къ исполненію препорученій, не исключая и кладорытія.
Вслдствіе чего, явясь къ его высокопревосходительству, получилъ отъ него письменное и словесное наставленіе, и отправился съ Томашевскимъ, на кошт его высокопревосходительства, въ смоленскую его вотчину, называемую Яковлевичи.
По призд нашемъ туда, истребовали къ себ тотъ-часъ домовыхъ должностныхъ: старосту, земскаго, ключника и проч. Объявили имъ господскую волю, что Яковлевичи имютъ новаго управителя, а прежнему поручили пакетъ, по сил котораго долженъ онъ дать отчетъ, о чемъ его ни спросятъ, и потомъ явиться въ Могилевъ, къ настоящей своей должности адъютанта.
Въ теченіе недль двухъ, все здлано со всми подробностьми, и къ генералъ-губернатору бумаги отправлены. Ожидаемо было дальнйшей резолюціи, но Пассекъ, получа бумаги, позабылъ, что я въ Яковлевичахъ. A я, пользуясь случаемъ забвенія, бывалъ съ Томашевскимъ на обдахъ и прогулкахъ у сосднихъ дворянъ, и у его брата едора Богдановича Пассека, въ деревн Беззаботахъ. У него бгивали по саду, и его любовница, Марья Ивановна, урожденная Ушакова, имя тогда цвтущій вкъ, имла привлекательную вжливость указывать намъ дорогу по садовому лабиринту, точно такъ, какъ Аріадна указывала Тезею. Самъ же едоръ Богдановичъ Пассекъ, будучи еще хотя лтъ не старыхъ, но тронутъ ударомъ, продолжающимся около десяти лтъ, дожидался насъ всегда, сидя на одномъ мст въ бесдк, или на открытомъ канапе. Онъ не могъ дозгибать въ колнахъ ногъ и ходя передвигалъ ихъ почти прямо, почему садился и вставалъ съ помочью человка, хотя лъ и пилъ со вкусомъ, и цвтъ въ лиц имлъ человка довольно свжаго. — Сія болсть обратила его отъ жизни свтской на постоянную и набожную. Онъ показалъ мн свой кабинетъ мольбы, или храмъ опредленной для молитвы. Въ немъ стоялъ на стн образъ Богоматери, называемой Смоленской, въ риз позолоченой, за стекломъ, въ кивот, мрою, сколько помню, около аршина и съ кивотомъ. По его словамъ, чрезъ поклоненіе тому образу, съ котораго сей списанъ, онъ избавленъ чудесно, помощію Богоматери, отъ болзни, отъ которой слды, какъ-бы для всегдашняго воспоминовенія, остались только въ ногахъ. Онъ читалъ мн нкоторыя мста изъ канона благодарнаго Богоматери, сочиненнаго имъ самимъ посл болзни, для каждодневнаго чтенія утромъ и вечеромъ, предъ образомъ. Гд приходилось имяновать Творца вселенныя, тамъ онъ говорилъ: ‘Создатель міровъ’. ‘У насъ — говорилъ онъ мн — учатъ: что земля обитаемая нами, есть одна въ поднебесной, но это не правда. У непостижимаго Создателя, въ неизмримомъ пространств воздуха безчисленное множество міровъ’.
Мнніе его не было для меня новизною, но я дивился, что человкъ пожилой и тронутой ударомъ соглашается съ истиной, и вмст вритъ, что онъ исцленъ чудесно, и изъясняетъ подробно, какъ это съ нимъ случилось. Дочь его, барышня умная и бойкая, лтъ 22-хъ, не горячо вря повсти отеческой, сказала: ‘разв не можетъ все это присниться?’
Возвратясь въ Могилевъ, — не дождавшись резолюціи — явился я къ своему генералъ-губернатору, повторилъ словесно то, о чемъ уже зналъ онъ изъ писменныхъ донесеній. Отвчалъ на то, о чемъ былъ спрошенъ, и наконецъ, получилъ отличную привилегію, чтобъ я ‘приходилъ всегда къ обду, когда вздумаю, не дожидаясь повстки зову’.
Я водворился въ мой новой домикъ. Между тмъ безкрылое время пролетло уже шестилтнее поприще отъ открытія намстничества, или лутче сказать: оно ни пошевелилось, но жизнь наша мгновенно по немъ скользнула. Многое въ губерніи измнилось, многое возникло, многое уничтожилось. Секретаря Судейкина, — который посл Рогачева былъ въ гражданской палат секретаремъ, — и Малева, которой былъ уже въ уголовной палат предсдателемъ, ударилъ въ разныя времяна смертельной параличъ. Сотрудникъ мой по стихотворству, секретарь Шпыневъ умеръ въ водяной болзни, и проч. и проч. Уничтожилась и рогачевская таможня, и одноземецъ нашъ, г. Хамкинъ давно уже живетъ въ губернскомъ город безъ должности и службы, питаясь оставшимися отъ таможенныхъ приобртеній крохами, онъ еще столько былъ гордъ, что отвергалъ съ презрніемъ предлагаемыя ему мста и должности, если они были меньше, или не столько прибыльны, какъ цолнерскія въ таможн. Мы съ Луцевинымъ занимаемъ штатныя мста, и видимъ, что Хамкинъ, человкъ нкогда значившій и достаточной, остался позади насъ, и напослдокъ принужденъ былъ горемъ принять то мсто стряпчего верхней расправы, съ котораго я поступилъ на большее. Сынъ его, молодой 24-лтній, изнженный, избалованный, опредленъ въ расправу протоколистомъ. Старикъ, не видя въ немъ пути, упросилъ меня, чтобы чадо любезное имло въ дом моемъ квартиру, авось-либо, говорилъ отецъ, сынъ мой поправится, видя благіе примры хозяина дома. ‘Благодтель мой!’ говорилъ мн сей искренной старикъ: ‘порадй въ пользу моего сына, ты жилъ въ Свск при особ важной, твоя тамъ слава по нын не исчезла, ты и здсь ведешь жизнь приличную честнымъ и добропорядочнымъ людямъ’ и проч.
Рчь старца, хотя покрытаго сдиною, но крпкаго — какъ казалось — столько же и въ разсудк, сколько въ здоровь, привела меня въ жалость, я не подозрвалъ, чтобъ мое самолюбіе тутъ участвовало, и молодой Егоръ Хамкинъ перебрался ко мн тмъ охотне, что надялся избжать отцовскихъ упрековъ.
Отецъ снабдилъ его столовымъ, чайнымъ и кофейнымъ серебренымъ и фарфоровымъ приборомъ, персонъ на шесть, и всякаго сорта бльемъ и платьемъ, а сынъ нашолъ {Вмсто зачеркнутаго ‘нанялъ’. Ред.} къ себ во услуженіе вольнаго гусара. Столъ нашъ, по условію, долженъ былъ быть вмстной или очередной. Народъ, по штату въ губернскомъ город положенный, заговорилъ: какъ можетъ мститься вода съ огнемъ? ‘Такъ точно — отвчалъ остроумно молодой Хамкинъ при одномъ случа — какъ мстится въ одномъ горшк кушанье, которое не бываетъ сварено безъ огня и воды’. Иные говорили, что старикъ Хамкинъ лучшаго мста и способа для исправленія сына своего желать не долженъ, и тмъ его поздравляли! Но увы! везд праведнику чортъ мшаетъ, и везд гршнику соблазнитель сатана помогаетъ! Тогда было въ губерніи генеральное межеванье, и моего Егора испортился порядокъ прежде, нежели солнце протекло Стрльца, Козерога и Водоля. Онъ сперва началъ отваливать отъ обда, или отъ ужина, а потомъ, и цлые сутки его нтъ. Гд-жъ онъ и чмъ занимается? Kapточною игрою съ землемрскою партіею, которая въ деньгахъ никогда скудости не иметъ.
Единожды мой Егоръ, въ сіе долгонощное время года, приходитъ за полночь, шумитъ, говоритъ, пробуждаетъ меня, гремитъ деньгами золотыми и сребреными, въ шляп и по карманамъ, всего этого добра составляло рублей съ небольшимъ на двст, однако-жъ онъ столько былъ кураженъ, какъ будто-бы получилъ счастье на цлую жизнь, изъяснялъ мн свою радость, и былъ въ надежд всегда выигрывать. Я совтовалъ ему умрить радость. ‘Игра, говорилъ я, потому и называется игрою, что она непостоянна, а непостоянство, ни въ какомъ случа, не заслуживаетъ нашей радости. Если-же, по мннію древнихъ, нтъ ничего безъ исключенія, то игра есть достоинство однихъ только бриліянтовъ, которыхъ мы съ тобою не имемъ’, и проч.
Мое нравоученіе сильно подйствовало. Чрезъ нсколько дней слышу, что столовыя ложки въ заклад у землемровъ.
— ‘Правда ли это?’ спросилъ я моего игрока.
— ‘Нтъ, отвчалъ онъ: я только заложилъ роздачную ложку, да и за ту общалъ мн пріятель заплатить хорошую цну, если она у него останется. Онъ мой другъ, и я ему врю’.
‘Надобно, чтобы дружба была безъ залоговъ роздачныхъ ложекъ?’
— ‘Однако-жъ вы сами, какъ умной человкъ, согласны будете, что дружба укрпляется пособіями во взаимныхъ нуждахъ’.
Видя, что мой Телемакъ и самъ разсуждать и меня хвалить мастеръ, не разсудилъ я больше что ему сказать, какъ: ‘пусть по твоему’.
Въ одинъ вечеръ, приходитъ къ намъ старой Хамкинъ, находитъ меня и сына піющихъ чай, садится на мою постелю и, выпивъ чашку чаю, возглашаетъ: ‘Сынъ мой! Знаю я непорядочное твое поведеніе… Я пожилъ на свт много, былъ на кони и подъ конемъ. Знаю горе, испыталъ счастіе. Можетъ быть худо научился, не могу хвастать. Но для тебя, сынъ мой! я все исполнилъ то, чего требовалъ отъ меня долгъ отца. Я отдавалъ тебя учиться нмецкому языку, одвалъ тебя прилично воспитанія и моего достатка, опредлилъ тебя въ службу, отпустилъ тебя, снабдивши всми принадлежностьми. Ты имешь оберъ-офицерской чинъ, а поступки твои не хороши, знаю я, не время тогда гать гатить — плотину починять — когда ее рветъ стремленіе воды. Не запрещаю я теб веселиться, но ты выходишь изъ границъ веселья, ты проигрался, да говорятъ, что съ землемрами и подпиваешь. Отстань, покайся, послушай отца! Если не послушаешь, Богъ тебя покараетъ’.
Симъ простымъ и искреннимъ наставленіемъ, — которое написалъ я почти точными его словами — онъ произвелъ во мн къ себ жалость и почтеніе, но сынъ засыпалъ отца многорчивымъ себя оправданіемъ, и чуть не принудилъ старика признаться, что онъ сына обидлъ непростительно своимъ наставленіемъ. Между протчимъ, была со стороны сына и часть правды: онъ говорилъ: ‘Не сами-ль вы, батюшка, меня такъ воспитали? Не вы ли мн говаривали: играй Егоръ въ карты, это дло благородное?’ и проч.
Такимъ образомъ, зимнее время протекало. У молодого Хамкина явилась гарнитуромъ покрытая шуба небеснаго цвта, съ воротникомъ чернобурыхъ лисицъ. Онъ является въ ней по праздникамъ въ соборную церковь и на зрлища. За нимъ его гусаръ, порядочно одтой. Землемры къ нему одинъ по одному подходятъ, съ нимъ говорятъ, его окружаютъ, и, мало-по-малу, длается землемрская партія, и вмст партія игроковъ. Moлодой Хамкинъ, румяной, живой, играетъ въ ней героическое лицо, говоритъ, вопрошаетъ, отвчаетъ по-нмецки, и заставляетъ о себ думать, что ему небезъизвстна вся Германія. Низкихъ привычекъ: скромности, осторожности въ словахъ и поступкахъ и уваженія къ старшимъ лтами, познаніями и заслугами, онъ не имлъ отъ натуры. Отецъ, радуясь цвтущему состоянію сына, перемнилъ тонъ своего наставленія ему и началъ, при всякомъ случа, гласить: ‘сынъ мой Егоръ — точныя его слова — ты благородной человкъ, благороднаго отца сынъ. Играй въ карты, это дло благородное’.
Уже прошло нсколько мсяцовъ, и благородной Егоръ не платитъ ни за столъ, ни за квартиру, однако-жъ когда возвращается — хотя и рдко — съ благороднаго упражненія, пользуется тмъ и другимъ. Уже гусаръ давно мн доноситъ, что въ сундук господина его очень просторно…
— ‘Почему ты это знаешь?…’
— ‘Потому, что у меня нтъ ни рубашки, ни сапоговъ, а сундукъ не запертъ’.
Въ самомъ дл нашли мы въ немъ съ гусаромъ, изъ всего столоваго и чайнаго прибора, одну только ложку да солонку сребреныя, даже блья и платья уже не было.
Врной гусаръ вскор пошолъ туда, гд даютъ рубашки и сапоги, а господинъ его, приходя и выходя безъ поры, и не находя ни обда, ни ужина, подхватилъ свою кровать — на которой постеля была еще въ цлости — и порожній сундукъ, и сталъ на квартир вмст съ однимъ изъ землемровъ, равныхъ съ нимъ лтъ, которому отецъ изъ Смоленска часто подсылалъ содержаніе. Напослдокъ, партія землемрская перехала въ другую губернію, и съ нею ловля, торговля и промышленность для Егора благороднаго упали.
Старой Хамкинъ проживши все, что нажито въ таможн, провождалъ жизнь самую бдную съ женою, дочерью и съ меньшимъ сыномъ. A старшій, благородный наслдникъ, шатаясь съ квартиры на квартиру, и не имя пропитанія, возвратился на квартиру къ отцу, и помогалъ съ успхомъ умноженію общей бдности. Для докончанія повсти, нужно нарушить порядокъ лточисленія {Послдняя строка въ подлинник зачеркнута. Ред.}. Бдность старика Хамкина кончилась смертію около 1797 года. A старшій сынъ перебжалъ въ Витебскъ, когда, по повелнію Павла I-го, Могилевская и Полотская губерніи соединены въ одну Витебскую, гд, послужа площаднымъ писцомъ, попивши гд случилось, и ободравшись, растолстлъ, оскорбутлъ. Въ такомъ положеніи, отправился въ Петербургъ, для поиска счастія, думая, что въ столиц на такихъ людей недостатокъ. Но на одной изъ почтовыхъ станцій — помнится въ Луг — кончилъ тридцатилтнюю съ небольшимъ жизнь свою.
На какой же конецъ разсказана эта истинная повсть? На тотъ, что это не сказка, а я лутче люблю быль, нежели выдумку, впротчемъ, читатель съ разсудкомъ, и не имя чмъ лутчимъ заняться, найдетъ что-нибудь везд и во всемъ, какъ Сумарокова пчела:
И посщающа благоуханну розу,
Беретъ въ свои соты частицы и съ навозу.

(Продолженіе слдуетъ).

Добрынин Г.И. Истинное повествование, или Жизнь Гавриила Добрынина, им самим написанная. 1752-1827 // Русская старина, 1871. — Т. 4. — No 9. — С. 177-222.

ИСТИННОЕ ПОВСТВОВАНIЕ
или
ЖИЗНЬ ГАВРІИЛА ДОБРЫНИНА,
ИМ САМИМЪ НАПИСАННАЯ.

1752—1823.

XLI.*)
Описаніе 1784 и 1785 года.

*) Смотр. ‘Русскую Старину’, т. III, изд. 1871 г., стр. 119, 247, 395, 562, 649. Т. IV, стр. 1 и 97. Ред.

Вотъ еще исторія, а кто не вритъ, пусть выправится въ архивахъ губернскаго города Могилева, — исключая такихъ въ ней мстъ, которыя въ приказныхъ бумагахъ невмстны, а потому и въ архивахъ ихъ нтъ.
Выше сказано въ одной ремарк, что подрядившійся выстроить церковь святаго Іосифа, онъ же и откупщикъ питейныхъ въ Могилев сборовъ, с.-петербургской купецъ Петръ Чирьевъ разладилъ съ покровителемъ своимъ, генералъ-губернаторомъ Пассекомъ, а теперь течетъ тотъ годъ, въ которой дйствіе сіе начинается.
Народъ въ город, во время свободной продажи напитковъ, привыкши къ нимъ, возропталъ на Чирьева, что у него нтъ хорошихъ ни водокъ, ни пива, ни меду. Пассекъ сначала защищалъ зло. Мн случилось слышать и видть, какъ старой совтникъ г. Квасниковскiй, за столомъ у Пассека къ разговору сказалъ спроста: ‘Бывало, у насъ въ Могилев водятся хорошія пива, а нын, по милости г. Чирьева, мы его не имемъ’. Пассекъ приказалъ дворецкому тотчасъ взять изъ кабака бутылку пива и подать на столъ. Бутылка подана. Пассекъ, наливъ стаканъ и подавая совтнику: ‘Отвдай-ка — сказалъ — каково пивцо-то, Иванъ Андреевичъ?’
— ‘Очень хорошо, отвчалъ старикъ, да къ намъ этакое не доходитъ, это видно изъ первыхъ рукъ’.
— ‘Не ужъ-ли ты думаешь, что это изъ моего ледника? сказалъ Пассекъ. Откуда это пиво?’ спросилъ онъ у дворецкаго.
— Изъ кабака, отвчалъ дворецкой.
Каждой, видя сильную защиту, каждой видя, что казенной палаты совтникъ Пестовъ, осмлившійся прочитать въ судейской камор газеты, — въ которыхъ публиковано было, что Чирьевъ неисправной подрядчикъ въ Петербург въ постройк какого-то моста — лишился совтническаго мста, а секретарь казенной палаты Цликовскій, переносившій Чирьеву всти, пожалованъ коллежскимъ ассессоромъ. Каждой видя сіи и симъ подобныя явленія, не осмливался не воздавать отличнаго почтенія Петру Никифоровичу Чирьеву.
Но когда Чирьевъ, по извстнымъ никому больше какъ ему причинамъ, началъ везд открывать противъ Пассека свое неудовольствіе, и грозить явно жалобами на него, и на проживающую — по его словамъ — праздно въ Могилев, маіоршу Салтыкову {Чирьевъ былъ злоязыченъ, невренъ, дерзокъ, но на словахъ не дуракъ и рзокъ, безхарактеренъ и плутъ, слдственно рожденъ на несчастіе. Г. Д.}, то правительство губернское, вступя во свои правы, взялось возстановить порядокъ, оно осмлилось принуждать откупщика, по сил контракта, ко взносу въ казенную палату недоимокъ, которыхъ накопилось до 20,000 рублей. Но Чирьевъ, вмсто исполненія требованій по контракту, потребовалъ долговъ своихъ отъ генералъ-губернатора и другихъ. За требованіе, произведенное не въ пору, приставили къ нему безъ требованія двухъ солдатъ. Чирьевъ не лишенъ свободы, но солдаты везд за нимъ слдовали по пятамъ, а недоимка оставалась недоимкою. Разсудили судить его за ложное показаніе уплаты партикулярныхъ на немъ долговъ, а винной откупъ, отобравъ отъ него, отдали поручителю, надворному совтнику Шипневскому {Шипневскій былъ въ Тольчинской пограничной таможн директоромъ. Нажилъ великое имніе, и былъ за противозаконный пропускъ товаровъ или за кражу пошлинъ, подъ судомъ въ уголовной палат. По сей причин, не трудно было Пассеку уговорить его къ поручительству по Чирьев, а потомъ и къ принятію на себя всего откупа. Шипневскій долженъ былъ повиноваться въ той надежд, что дло его въ палат ршится въ его пользу. Г. Д.}, достройку же церкви — поручителю, коллежскому совтнику Маковецкому, по контракту {Предсдатель верхняго земскаго суда 2-го департамента, по выбору, и помщикъ, которой положилъ въ залогъ за Чирьева недвижимое свое имніе, за выписанную ему Чирьевымъ изъ Петербурга карету. Г. Д.}.
Чирьевъ не проронилъ времяни. Онъ послалъ жалобу въ ceнатъ. Сенатъ указомъ потребовалъ объясненія. Пошла потха! Стой бда, не лежи!
Забавно было читать приложенныя при сенатскомъ указ регистры, письма, записки, карточки, — начиная съ генералъ-губернатора до послдняго должника {Помщенное между чертами въ подлинник зачеркнуто. Ред.}, — которые велно возвратить при объясненіи въ сенатъ.
Напримръ: генералъ-губернаторъ препоручаетъ Чирьеву выписать изъ Петербурга, имянно какихъ вещей для новостроющейся его мызы Пипинберга, для Марьи Сергевны Салтыковой, и проч. {‘И проч.’ вмсто зачерк.: ‘для его панушки и для конюшни’. Ред.}. Губернаторъ Енгельгардтъ — для Аннушки своей. Другіе чиновники, наприм. для себя и для женъ: суконъ, шолковыхъ матерій, пудры, помады, тросточекъ, какія во употребленіи въ Петербург, у первыхъ щоголей и щеголихъ, иные: корюхи, ряпухи, пармазановъ, лимбургскихъ, жупановъ, сквозныхъ, ханскихъ, чорныхъ, зеленыхъ, и проч.
Поручителю церковному Маковецкому — карету, директору экономіи, — карету, вице-губернатору — карету.
Городничій Воропановъ въ записк къ Чирьеву, пишетъ: ‘Не брани, братъ, своихъ людей, за то, что я взялъ изъ твоихъ сней обновить твои петербургскія сани, посл сочтемся. A водка-то, которую ты заарестовалъ, ухала за городъ {Водка провозима была на ту пору на нсколькихъ подводахъ чрезъ городъ. Она принадлежала какому-то помщику или жиду. Чирьевъ, по праву откупщика, далъ знать городничему, дабы онъ изслдовалъ: не корчемная-ли она? Городничій остановилъ ее, и потомъ выпустилъ безъ изслдованія. Чирьевъ, въ просьб своей сенату, изъясняя, что она была корчемная, доказывалъ: что его въ Могилев всякой разорялъ. Г. Д.}.
Ассессоръ казенной палаты Колбасовъ, прося Чирьева о доставленіи ему изъ Петербурга надобныхъ для него вещей, заключаетъ записку свою сими словами: ‘А я твою жену въ….. {Въ манускрипт послднія литеры такъ затерлись, что никакъ прочитать было нельзя, какъ будто для того, что каждому безъ труда догадаться можно по первоначальной литер….. Г. Д.} поцлую’. Сенатъ въ своемъ указ сказалъ: чтобъ въ требуемомъ, по просьб Чирьева, изъясненіи показано было: ‘изъ какихъ чиновъ или состоянія ассессоръ Колбасовъ?’
Вопросъ, котораго безъ отвта оставить было нельзя, а балагуры догадывались, что сенатъ подозрвалъ, не отъ собакъ ли происходитъ Колбасовъ*).
Все сіе длало людямъ, не замшаннымъ въ эту невкусную кашу, смхъ, а отвтчикамъ говорила пословица: ‘хоть волкомъ вой’. Но ничто такъ не огорчило генералъ-губернатора, какъ изреченіе Чирьева въ поданной въ сенатъ просьб: ‘проживающая въ Могилев праздно, маіорша Салтыкова’. Досада, мщеніе, любовь, оскорбленіе, важность сана, все это совокупясь, слило противъ Чирьева такую пулю, отъ которой бы ему не воскреснуть, еслибы она въ него попала. Но, въ человческихъ длопроизводствахъ, но производитъ великія чудеса, которыхъ описаніе слдуетъ ниже:
Пока что сдлается въ сенат по посланному объясненію, Чирьева содержатъ въ Могилев въ тюрьм за долги. Судятъ за ложныя показанія о уплат долговъ и проч. и присуждаютъ подъ казнь кнутомъ. Уже домъ его окруженъ многочисленнымъ карауломъ, время назначало ему черезъ два или три дни площадь и палача. Губернскій стряпчій Герасимовъ, который и служилъ и жилъ у Пассека и Салтыковой, принялъ на себя изъ усердія обязанность начальствовать надъ карауломъ, окружавшимъ домъ Чирьева. Никто столько не былъ увренъ въ его неусыпности, какъ онъ самъ и благодтель его Пассекъ. Но увы! въ послдній вечеръ передъ страшнымъ для Чирьева утромъ, нужно было Герасимову потанцовать па вечеринк у Салтыковой. Ночь была лтняя, самая коротенькая, и окончаніе вечера почти примыкалося къ началу утра. Возсіявшу солнцу, онъ приспшилъ {Весь эпизодъ о Колбасов, съ сноской къ нему, въ подлинник зачеркнутъ. Ред.} на мсто врной и многочисленной стражи, нашелъ ея въ надлежащемъ порядк. Съ Герасимовымъ былъ городничій Алексй Кралевскій, которой, въ преданности и усердіи къ особ и къ дому Пассека, не уступалъ Герасимову, потому что, въ малолтств и юношеств, былъ при сестр Пассека слугою, подъ природнымъ прозваніемъ: Лобурнко. Онъ учился, и былъ великой мастеръ кожевенныхъ длъ, на манеръ англійскій, почему и сдланы были, подъ особеннымъ его присмотромъ, новые кнутье. Надлежало узника взять и вести въ судебное мсто къ выслушанію приговора, а потомъ на мсто казни {Въ канцеляріяхъ обыкновенно пишутъ: ‘наказать кнутомъ’. Но наказаніе есть слово славянское, и значитъ: наученіе. Сенатъ — въ одномъ только указ — сказалъ: что, ‘публичное тлесное наказаніе, не есть уже наказаніе, но сущая казнь’. Г. Д.}. Они входятъ въ первую комнату, находятъ жену въ слезахъ, а двухъ малолтныхъ дтей еще спящихъ, входятъ въ другую и третью, изъ которыхъ выхода никуда нтъ, но Чирьева не находятъ. Они остолбенли. Опомнившись, приступили къ жен. Она отвчала: ‘Я жена несчастнаго мужа, а не караульщица’. Многочисленная стража отвчала, что колодникъ никуда не выходилъ, но проломанная подл трубы въ потолок твердь, куда они почти нечаянно взглянули, разршила все ихъ сомнніе, а побгъ караульнаго солдата, находившагося при немъ въ одной горниц, открылъ ясно, что Чирьевъ ушелъ не безъ товарища.
Пассекъ, получа отъ нихъ неожиданной рапортъ, не собралъ силъ подняться съ дивана, на которомъ тогда лежалъ. Салтыкова, прибжавъ туда же, объявила въ полномъ безпамятств, что она опредлила непремнно, у Герасимова и Кралевскаго отгрысть великодушно собственными зубами носы и уши.
Пассекъ измученной какъ внутреннею гангреною, имлъ еще твердость духа и разсудка, отвлечь ее своимъ совтомъ отъ исполненія ея намреній. ‘Неблагопристойно, сударыня, говорилъ онъ, женщин кушать носы и уши мущинъ. Студень такого рода не принадлежитъ ко вкусу благородныхъ. Посудите, что оба виноватые оба же наши и друзья, и что грхъ да бда на кого не живетъ?’ Хотя изъ такой нравоучительной рчи не послдовалъ плодъ поимки Чирьева, однако-жъ краснорчіе, начавши отъ грековъ до римлянъ и англійскихъ парламентовъ, укрощало почти не меньшіе бури и вихри. Городничій и губернскій стряпчій остались по прежнему съ носами и ушми. Не было ничего благоразумне какъ то, что вншняя стража не истязывана.
Вскор полученъ отъ сената указъ, чтобы по всмъ Чирьева дламъ, какого бы они рода ни были, не длать исполненія, но присылать ихъ въ сенатъ на благоразсмотрніе, а запущенную до 20-ти тысячъ рублей по винному откупу недоимку взыскать съ членовъ казенной палаты. Посл чего, вскор явился и Чирьевъ изъ Петербурга въ Могилевъ, съ врою и надеждою, что его кнутомъ счь не будутъ. Онъ, въ дополненіе своей исторіи, разсказывалъ всякому, кто хотлъ его слушать, почти слдующимъ образомъ:
‘Многочисленный — говорилъ онъ — караулъ при моемъ дом и свобода жены моей открыли мн, чему завтре надлежало со мною послдовать. Никто не можетъ вообразить, какое непреодолимое отвращеніе чувствовалъ я отъ кнута и палача. Не было еще въ свт ни оратора, ни физика, которые могли бы мн доказать и уврить, что это зло очень полезно, въ порядк вещей естественныхъ. Я скоре согласился бы на то, чтобъ они свои доказательства оправдали сами на себ практически {Можетъ быть Чирьевъ и не говорилъ такъ точно, какъ я пишу. Но возможно ли врному исторіографу припомнить отъ слова до слова все то, что кто говоритъ? Г. Д.}. Воображеніе о балахъ и маскерадахъ, на которыхъ я танцовывалъ у генералъ-губернатора, не похожее ни мало на кнутъ и на палача, подало мн счастливую мысль, проломать дыру въ потолок подл трубы, гд небольшія штуки достокъ имли главнымъ укрпленіемъ только насыпку земли. Мн были помочью руки солдата, приставленнаго ко мн въ комнату для стражи. Данные ему сто рублей ассигнаціями и общаніе взять съ собою обратили его въ мою пользу. Жена нарядила меня въ срой извощичей кафтанъ и пестрединную рубашку съ косымъ воротникомъ и съ пуговицею съ нашего кучера, безъ маски. Я взялъ съ собою, сколько могъ, денегъ ассигнаціями, поцловалъ спящихъ моихъ дтей. Сіе послднее дйствіе чуть-было не лишило меня побга. Я оцпенлъ, и ноги мои мн измнили, но воображеніе кнута пробудило мой разсудокъ и возвратило силы. Я ползъ въ дыру, а оттуда, сквозь крышу, въ подобную, которая, какъ будто къ моему спасенію, случаемъ была предъуготована, изъ нея на заборъ и съ забора на землю, тлохранитель мой вышелъ, по обыкновенію, дверьми и сошедшись со мною, тотчасъ меня увдомилъ, что все спокойно спитъ. Мы прошли благополучно, позирая на спящихъ на двор и на завалинахъ, въ такую предъзорную пору, когда бываетъ самой пріятной сонъ. Выбравшись изъ города, шли мы, то по днямъ, то по ночамъ, смотря по обстоятельствамъ проходимыхъ мстъ. На пути разсудилъ я переодть и солдата, и такимъ образомъ достигли Петербурга, не бывъ никмъ преслдованы, или остановлены.
Явясь въ сенатъ съ прошеніемъ и видя что дло пошло по моему, началъ я партикулярно просить и о солдат, говоря: что безъ его помочи Чирьеву не видать бы никогда Петербурга. Солдату велно остаться при сенатской рот, а могилевскому губернскому правленію въ указ сказано: ‘что, если онъ точно бглой изъ могилевской штатной роты, то прислать въ сенатъ послужной его списокъ и надлежащій аттестатъ’.
Такимъ образомъ, Чирьевъ, хотя избжалъ крайней бды, однако-жъ лишился откупа виннаго и окончанія церкви. Здлался отвтчикомъ въ магистрат по долгамъ и посаженъ въ смирительной домъ, гд просидлъ нсколько лтъ съ ряду безъ выпуска, до того времяни, какъ Павелъ I, вступя на престолъ, отставилъ Пассека отъ службы, а Чирьевъ, хотя выпущенъ, но будучи безъ подряда, безъ откупа, безъ торговли, безъ кредита, безъ ремесла, даже безъ семейства, которое его оставило и ухало въ Петербургъ, влачилъ горестную жизнь, и умеръ чрезъ нсколько лтъ, въ крайней бдности.
Я читалъ славнаго Корнелія Тацита. Онъ также писалъ всякую всячину, какъ и я, разница только та, что онъ писалъ стилемъ латинскимъ, а я перомъ россійскимъ. Онъ описывалъ дянія происходившія въ славномъ Рим, а я, находясь въ Блоруссіи, присовокупляю къ собственной исторіи встртившіяся произшествія въ моемъ мстопребываніи, и, ежели можно сдлать нкоторое сравненіе? то мой П. Б. Пассекъ и Марья Сергевна ничмъ не меньше значили въ Могилев, какъ тацитовъ Германикъ и Агриппина въ Рим.
Въ сіе время благодтельный мой другъ Д. Р. Чугаевичъ предложилъ мн свое дружеское мнніе: ‘Я — говорилъ онъ — при случа открывшагося теперь въ уголовной палат ассессорскаго мста, хочу туда перемститься. Ты видишь, продолжалъ онъ, что для меня тутъ пользы нтъ, потому, что жалованье и классъ ассессора равны настоящему моему мсту, но мн на сей разъ не обидно быть ассессоромъ, потому, что я ничего не теряю, а впередъ, съ мста ассессорскаго, надюсь быть ближе къ совтническому, нежели съ стряпческаго, а всего бол пріятно для меня будетъ, если мое теперешнее мсто достанется теб, которое жалованьемъ и классомъ выше твоего настоящаго. Станемъ стараться, ну работать’.
Мы разсудили прибгнуть къ помочи поручителя по Чирьев, надворнаго совтника Шипневскаго, который и откупъ уже на себя снялъ, а посему и въ большемъ сталъ уваженіи и довріи у генералъ-губернатора. Онъ охотно взялся попросить объ насъ генералъ-губернатора, и напередъ насъ уврилъ о несомнительномъ успх. Мы сообщили о семъ и Луцевину, какъ секретарю генералъ-губернатора и какъ нашему пріятелю, дабы и онъ, при доклад, былъ съ нашей стороны.
Вскор мы оба съ Чугаевичемъ потребованы къ генералъ-губернатору, и не сомнвались, что намъ хотятъ объявить желанную милость. Мы не простояли предъ кабинетомъ и часа, какъ вышелъ отъ Пассека Шипневскій и, поднявъ руки къ верху, сказалъ намъ дружескимъ тономъ: ‘Луцевинъ ассессоромъ будетъ. Не пеняйте, я не виноватъ. Самъ генералъ-губернаторъ такъ захотлъ’. Намъ очень было жаль, что мы не имли за что благодарить, и, сказавши: что, ‘для генералъ-губернаторскаго секретаря ассессорское мсто не награда’ вышли съ полученіемъ исполненія такой надежды, какова она всегда бываетъ для людей предающихся ей слпо, слабыхъ душею и тломъ, памятью и разсудкомъ.
Мы во весь путь другъ-друга вопрошали: что это значитъ? Время уже разршило нашъ вопросъ вотъ какъ: Шипневскій какъ я выше сказалъ — былъ подъ судомъ въ уголовной палат, по длу таможенному, а Луцевинъ не любилъ своей должности. Онъ, безъ сомннія, не достигалъ, что власть и начальство вельможъ связано съ величайшими выгодами для подчиненнаго, умющаго терпть, переносить, повиноваться, исполнять.
Луцевинъ, по увренію Шипневскимъ, мечталъ, что онъ, и будучи въ палат ассессоромъ, будетъ имть, при интересныхъ бумагахъ, вліяніе на канцелярію генералъ-губернатора, а Шипневскій былъ взаимно обезпеченъ цлымъ въ пользу его голосомъ, по длу въ уголовной палат. Итакъ, дв наши подпоры, при взаимныхъ надобностяхъ, заключили союзъ быть другъ-другу полезными, на счетъ нашей стойки передъ кабинетомъ у генералъ-губернатора. Но бездльникъ дьяволъ часто мшается въ дла человческія и ихъ разрушаетъ. Надобно дослушать конца.
Луцевинъ сталъ ассессоромъ, дв комнаты въ моемъ дом для него квартирою, пока некончанной еще имъ домъ его поспетъ. Мы зажили опять вмст. Шипневскій, богатой, въ долгахъ, жаждущій приобртать, случайный, подсудимый, уважаемый, не рдко насъ посщалъ пріятельски, не сомнваясь самъ о себ, что пріязнь его приемлется за благосклонность, несмотря на то, что онъ меня и Чугаевича обманулъ, а отъ Луцевина ожидалъ. Къ человку такихъ качествъ не въ силахъ я былъ имть истинной привязанности, но порядокъ гражданскаго обращенія требовалъ, чтобъ я не давалъ ему этого замтить. Любитель суетъ, затевъ, онъ здлался тайнымъ доносчикомъ. Вслдствіе чего генералъ-губернаторъ призываетъ Луцевина, и спрашиваетъ его наедин:
‘Правда-ли, что ты, будучи у меня секретаремъ, взялъ тысячу рублей съ купца Королкевича, котораго я формальнымъ порядкомъ вывелъ въ дворянство?’
— ‘Правда’ — отвчалъ Луцевинъ.
‘Хорошо, что ты мн признался откровенно, а то бы Шипневскій и Королкевичъ тебя изобличили, и тогда я не въ силахъ былъ бы тебя защитить противъ силы закона. Гд же ты двалъ деньги? Промоталъ, я чаю?’
— ‘За перстень и табакерку заплатилъ 400 руб. будучи въ Петербург съ вашимъ выс. превосход., а 600 p. употребилъ въ число постройки дома’.
‘Ну — добро — хотя ты и трудился надъ дломъ о вывод купца въ дворянство, однако-жъ отъ меня зависло поручить этотъ трудъ и другому. Итакъ, справедливость требуетъ, чтобъ ты подлился съ моею канцеляріею. Дай ей 400 р.’
Луцевинъ, въ самомъ дл не имя денегъ, удовлетворилъ канцелярію перстнемъ и табакеркою.
Вскор за симъ дло Шипневскаго о пропуск имъ безпошлинно чрезъ таможню товаровъ, ршено въ уголовной палат въ пользу его большинствомъ голосовъ, а Луцевинъ далъ свое противное мнніе. Чмъ пристрастне были вс судьи, тмъ основательне былъ голосъ одного Луцевина.
Пассекъ, призвавъ къ себ Луцевина, напалъ на него, при всей бывшей у него публик, такъ неосторожно за разногласіе въ дл Шипневскаго, что многіе стали подозрвать о участіи его въ безпошлинномъ пропуск товаровъ. Онъ кончилъ свой гнвъ тмъ, что далъ честное слово, при всемъ бывшемъ тогда у него въ зал собраніи, выгнать Луцевина изъ службы. — И такъ, Шипневскій выпросилъ Луцевина въ ассессоры, на свою бду, а Луцевинъ вышелъ изъ секретарей къ своему огорченію и тревог. (Вотъ что длаетъ HO!) {Восклицаніе это въ подлинник зачеркнуто. Ред.}, съ обидою Чугаевича и меня.
На другой день предсдатель палаты Енгельгардтъ, братъ губернатора, уврялъ Луцевина, что ‘генералъ-губернатору пріятно будетъ, если Луцевинъ приметъ обратно свой голосъ’. Луцевинъ отвчалъ: ‘не будетъ пользы, ни для генералъ-губернатора, ни для Шипневскаго, ни для меня, ни для палаты, потому что вся уже публика узнала отъ самого генералъ-губернатора о моемъ, противъ палатскаго опредленія, несогласіи. Притомъ сундукъ, препровожденной съ таможенными приобртеніями къ М. С….’
Нельзя кратко сказать, какое изъ сего отвта и изъ предобнаруженнаго генералъ-губернаторскаго гнва возникло повсемстно празднословіе. Каждой наперерывъ старался умножать, раздлять, раздроблять, соединять, извлекать, какъ будто они за это получали жалованье и присягали на врность. A между тмъ, понеже въ мір, большею частію, пріятели пріятелей несутъ общую участь, то по сему закону и я съ помочью Шипневскаго, — особливо по поводу совмстнаго въ одномъ дом съ Луцевинымъ обитанія — подосплъ подъ подозрніе и подъ худое мнніе у генералъ-губернатора, которое и продолжалось до 1787 года, и кончилось такъ, какъ скажется на своемъ мст, а теперь надлежитъ приняться за обстоятельство, которое лежитъ на отчот моей памяти и моей чувствительности.
Шипневскій, предложа выстроить для себя въ Могилев домъ, купилъ подл моего обширную огородную землю съ садами. Земля моя, подъ моимъ домомъ и садомъ, не допускала его здлать изъ своей покупки правильной квадратъ. Онъ объявилъ желаніе купить мое жилище, однакожъ всегда удерживался объявить цну, а только единожды промолвилъ, какъ говорится, сквозь зубы, что онъ возвратитъ мн издержанное количество съ процентами. Сила его у генералъ-губернатора была для меня опасна, а привычка, приобртать все способомъ таможеннымъ, на лиц его была написана. Самъ гласъ природы внушалъ мн, что нтъ ничего хуже, какъ попасться между благосклоннымъ приказаніемъ и непобдимою алчностью.
Кстати случилось, что маіоръ Веревкинъ {Маіоръ Веревкинъ, Степанъ Ивановичъ, котораго братъ, директоръ экономіи, вызвалъ изъ воинской службы съ надеждою доставленія ему выгоднаго мста въ штатской служб чрезъ дядю своего, генералъ-губернатора П.В. Пассека. — Пассекъ, въ самомъ дл, сперва принялъ его хорошо, и общалъ ‘все что можетъ сдлать’. Но потомъ увидя, что онъ, кром карточной игры, ничего не знаетъ и знать не хочетъ, а требуетъ много, принялъ его въ мотіе и тмъ кончилъ ‘все что могъ сдлать.’ Г. Д.} подосплъ ко мн съ выигранными деньгами, почти нечаянно, и сыпнулъ въ одну минуту почти тройную цну. — Дло сдлано. Шипневскій обидлся. Но онъ торжествовалъ, ибо, когда я предпринялъ сдлать другой, подобной первому, домикъ и уже на сей конецъ купилъ землю, срубы, лсъ, заготовилъ столярную работу, стеклы, двери, замки, печи и проч… и взялъ билетъ и планъ за подписаніемъ городничего и архитектора на постройку, и когда оставалось только приготовленное сложить мастерамъ, то Шипневскій выпросилъ у Пассека повелніе, по которому билетъ и планъ у меня отобраны, и строиться запрещено. A Шипневскій, съ дозволенія губернатора Енгельгардта, забралъ мои срубы, говоря что онъ ихъ, прежде еще меня, приторговалъ на Днпр для себя. Вслдствіе чего матеріалы или вещи, приготовленные, принужденъ я былъ продать за безцнокъ, не полагая въ сіе число огорченія, неразлучнаго съ чувствительностью {Шипневскій никогда уже не имлъ счастія, откупъ навелъ ему много суетъ, а пользы никакой. Съ Пассекомъ онъ разладилъ, а особливо вотъ за что: Шипневскій имлъ въ заклад отъ князя Огинскаго за 18 тысячъ руб. мстечко Микулинъ и къ нему 1,200 мужеск. пол. душъ. Срокъ закладной прошелъ, но адвокаты считали по закону срокъ часами и минутами, до захожденія или по захожденіи солнца. Пассекъ, властію своею, веллъ солнцу зайти поскоре и Шипневскому овладть закладомъ, а потомъ предложилъ, чтобы Шипневскій уступилъ ему, для Панушки, все завладнное за сходную цну, почти такъ, какъ Шипневскій хотлъ уступки моего дома. Шипневскій давалъ 200 душъ безъ денегъ, но Пассекъ, оскорбяся, что помогалъ человку, которой не хочетъ отдать всего — не принялъ ничего. Шипневскiй, разстроенный, задолжавшійся, огорченный, принужденъ былъ недостроенный еще домъ свой продать городской дум. A деревни продавать по частямъ, кром самаго Микулина. Выхалъ въ Петербургъ, и тамъ скончался. Послдняя надежда къ счастью, кто ищетъ его въ столицахъ, потерявши молодость! Г. Д.}. Итакъ, сдлавшись бобылемъ, безъ дома, не безъ денегъ за домъ, съ убыткомъ, съ огорченіемъ, нанялъ я квартиру, а Луцевинъ, которой давно уже перешелъ въ свой нововыстроенной домъ, не предвидя ничего для себя полезнаго, подалъ просьбу объ отставк.
Въ начал 1785 г. случай позволилъ быть мн въ первой разъ въ Москв. Еще прошедшаго лта, главнокомандующій Москвою, бывшій нашъ блорусскій государевъ намстникъ, графъ Чернышевъ, скончался. Вдова графиня, и посредствомъ теченія времяни, не уменьшила горести.
Простой московской народъ, но не съ простымъ патріотизмомъ, говорилъ купеческимъ простымъ тономъ: ‘хоть бы онъ, нашъ батюшка, два годочка еще пожилъ, мы бы Москву-та всю такову-та увидли, какъ онъ отстроилъ наши торговыя лавки и другія публичныя зданія’.
Проживши тамъ недли съ три на чужомъ стол и въ беззаплатной квартир, возвратился въ Могилевъ, довольствуясь иногда воспоминаніемъ виднныхъ тамъ предметовъ, которыхъ смшенія нельзя было не видть, то-есть: обилія и бдности, мотовства и скупости, огромнйшихъ каменныхъ домовъ и вбившихся въ землю по окны бдныхъ деревянныхъ хижинъ, священныхъ храмовъ и при нихъ торговли и кабаковъ, воспитанія и разврата, просвщенія и невжества, получившихъ богатое наслдство видлъ бдными, гордыми и подлыми. Тамъ подпора отечества занимается съ вечера до утра важными пустяками, названными игрою, и за игру вызываетъ на поединокъ, а отъ восхожденія до захожденія солнца спятъ.
Говорятъ, что есть въ Москв домы препорядочные, якобы составленные изъ чести, добродтели и просвщенія. Очень вроятно. Сіе самое бывало и въ сдой древности, когда самъ Богъ съ однимъ праотцемъ искали въ великомъ град Ниневіи десяти праведниковъ.
Лтомъ сего года, по имянному императорскому повелнію, изъ числа командированныхъ по всмъ россійскимъ губерніямъ сенаторовъ, прибыли и къ намъ двое въ Могилевъ: графъ Александръ Ром. Воронцовъ и Алексй Bac. Нарышкинъ, для обозрнія, все ли исполняется по законамъ, или все по беззаконіямъ, или же по тому и по другому, и проч…
Они обозрли главныя присутственныя мста, отобдали нсколько обдовъ у генералъ-губернатора, у архіепископовъ грекороссійскаго и римско-католицкаго, и у другихъ. Иные думали спроста, что имъ больше и дла нтъ, однако-жъ, всякой терпящій приносилъ имъ свою жалобу безпрепятственно. Ихъ важность, и императорская къ нимъ довренность сильны были или удовлетворять, или ласкать его надеждою, что онъ получитъ изъ Петербурга, какъ съ неба, полную благодать. A между тмъ, губернское начальство и чиновники живе почувствовали, что ‘есть еще и надъ ними надзоръ, которой можетъ и впредь повторяться’.
Сенаторы дали записку, чтобы имніе, принадлежащее въ Блоруссіи монастырямъ и церквамъ всхъ религій, защищаемо было казенныхъ длъ стряпчими, безъ наблюденія формальныхъ польскихъ обрядовъ и безъ употребленія адвокатовъ, кои высасываютъ изъ врителей своихъ часто не меньше того, чего стоитъ искъ. Сенатъ подтвердилъ сію записку повсемстными указами, которые исполняются къ польз и выгод духовныхъ, ‘даже до сего дне’.
Предъ выздомъ изъ Могилева, сенаторъ графъ Воронцовъ потребовалъ къ себ Луцевина. ‘Я знаю причину — сказалъ онъ — по которой ты идешь въ отставку. При теб ли твой голосъ?’
— ‘Нтъ ваше с…..’
— ‘Принеси же’.
Луцевинъ сбгалъ на квартиру.
— ‘Читай’.
Луцевинъ прочиталъ.
‘Согласенъ ли твой голосъ съ истиною дла?’
— ‘Согласенъ ваше с., отвчалъ Луцевинъ, безъ того на какой же бы конецъ и мнніе писать?’
— ‘Очень хорошо. Что ты съ собою думаешь сдлать по полученіи отставки?’
— ‘Хочу хать въ Петербургъ’.
— ‘Очень хорошо, по призд покажись ко мн, я теб помогу’.
Мой Луцевинъ, пересказывая мн сіе, не дрожалъ отъ радости, но въ глазахъ его сверкало удовольствіе.
Пассекъ, узнавъ о семъ, не пропустилъ сказать графу при отъзд его: ‘у вашего сіятельства былъ ассесоръ Луцевинъ, которой……’
Графъ перебилъ: — ‘онъ, по полученіи отставки, намренъ искать службы въ Петербург, просилъ моего пособія. Я веллъ ему явиться ко мн, когда придетъ въ Петербургъ’.
По отъзд сенаторовъ, Луцевину скоро пришла отставка, съ награжденіемъ чина. Онъ продалъ свой домикъ и вс мелочи, сбилъ изъ нихъ въ одно мсто небольшую свою казну, снарядилъ добрую кибитку. Мы условились другъ къ другу писать, увдомлять, и проч… Я проводилъ его за городскія ворота, версты съ дв, но ни я, ни онъ не знали, что мы прощались на вки!
Графъ Воронцовъ устоялъ на слов. Онъ Луцевина одобрилъ олонецкому и архангельскому генералъ-губернатору Тутолмину. Тутолминъ помстилъ его въ намстническое правленіе совтникомъ, и Луцевинъ, доволенъ будучи своею участью, и списываясь со мною пріятельски, хвалился и крупнымъ и мелочнымъ, наприм.: и милостью генералъ-губернатора, и выстроеннымъ въ Петрозаводск домомъ, съ балюстратами, и проч., и достоинствомъ старшины въ благородномъ клуб. Все, какъ казалося, шло своимъ чередомъ. И мы желали и надялись когда-нибудь послужить въ одномъ мст, такъ какъ служили и какъ выхали вмст изъ отечественныхъ предловъ въ Блоруссію. Но, въ продолженіи сего паутиннаго въ мысляхъ сплетенія, которое слабые люди называютъ надеждою, получилъ я 1789 г. отъ пріятеля, бывшаго на ту пору изъ Могилева въ Петербург, въ копіи письмо, писанное отъ Тутолмина къ графу Воронцову, слдующаго содержанія: ‘Къ крайнему моему прискорбію, я потерялъ сотрудника и пріятеля. Одобренной мн вашимъ сіятельствомъ олонецкаго намстническаго правленія совтникъ Луцевинъ, бывъ долговремянно, но, по мннію здшнихъ несмысленныхъ медиковъ, не опасно боленъ, на сихъ дняхъ скончался’.
1786-й годъ въ моей жизни незавиденъ. Текущія дла по должности, препорученія отъ начальства сверхъ должности — безъ награды и безъ замчанія, — чувствительный недостатокъ, открывшійся при возвышеніи на все дороговизны, необходимые съ квартиры на квартиру переходы {Строка эта въ подлинник зачеркнута. Ред.}, простудныя ревматическія болзни и тому подобныя душевныя и тлесныя скорби не веселятъ воспоминаніемъ объ нихъ и нестоютъ того, чтобъ заниматься подробнымъ ихъ описаніемъ, хотя они и очень дорого стоютъ моей чувствительности.
1787-й годъ, въ зимнюю пору, ознаменованъ былъ проздомъ государыни императрицы чрезъ Могилевскую губернію въ Тавриду. Главное мсто прозда былъ уздной городъ Мстиславль. Туда собралась вся губернская знать: генералъ-губернаторъ, губернаторъ, три архіепископа трехъ христіянскихъ религій, и проч…
Тогда-то грекороссійской религіи архіепископъ Георгій Конискій, будучи въ глубокой {Вмсто зачеркнутаго: ‘премаститой’. Ред.} старости, сказалъ предъ императрицею молодецкую рчь, и получилъ тысячу рублей. Я не многимъ ошибусь, если напишу ее здсь не въ самой точности.

Рчь:

‘Оставимъ астрономамъ судить, солнце ли около насъ ходитъ, или мы съ землею около его обращаемся. — Наше солнце около насъ ходитъ. Исходиши премудрая монархиня, яко женихъ, исходяй отъ чертога своего. Отъ края моря Балтійскаго, до края моря Евксинскаго шествіе твое, да тако ни единъ укрыется благодтельныя теплоты твоея. Тецы убо, о солнце наше, спшно! Тецы исполинскими стопами, къ западу только жизни твоея не спши {Слова подчерченныя — мои. Но мысль точно та, которая въ подлинник и которой литеральнаго выраженія не могъ я припомнить. Г. Д.}, а въ противномъ случа, мы уцпимся за тебя и потребуемъ, какъ Іисусъ Навинъ: стой солнце и не движися, дондеже вся противная намреньямъ твоимъ побдиши’.
Отъ Мстиславля шествіе государыни императрицы было на Чечерскъ, знатное мстечко, принадлежащее вдовствующей графин Чернышевой, пожалованное отъ императрицы за услуги мужу ея графу З. Гр. Чернышеву. Графиня, въ теченіе сутокъ, угостила свою государыню и благодтельницу соотвтственно знаменитости и вкуса дому графовъ Чернышевыхъ, а по отъзд монархини отправилась и сама къ сосдк своей помщиц, вдовствующей генеральш Фабриціянъ, дабы, сообщивъ ей разговоръ о высочайшемъ посщеніи, раздлить съ нею удовольствіе и время, какъ съ госпожею благовоспитанною, и успокоить себя отъ прошедшихъ трудовъ.
Хозяйка имла превеликой длинной, одно-этажной деревянной новой домъ. Для каждаго гостя, или для нсколькихъ, былъ особой покой съ надлежащими выгодами и нсколькимъ числомъ книгъ на разныхъ языкахъ, и проч. При такомъ порядк, которому все въ дом соотвтствовало, оставалось только покоиться. Но среди самаго покоя и сна, въ ночную пору, загорлся домъ. Страшной трескъ не прежде во всемъ дом услышали, какъ уже большая часть дома обнята была пламенемъ. Усиліемъ многихъ рукъ хозяйскихъ и гостиныхъ слугъ, ускорили разрубить запертые, но свободные еще отъ огня окончины покоевъ той части, въ которой почивали гостья и хозяйка. Он начинали уже душиться дымомъ и терять силы и память. Ихъ успли выхватить чрезъ окны, не заботясь о башмакахъ и шубахъ въ трескучій морозъ {Физики не упоминаютъ, во сколько онъ былъ тогда градусовъ. A т термометры и барометры, которые имла хозяйка, вс погорли. Г. Д.}.
Уже домъ сгорлъ до основанія, дымились только остатки, и малое пламя проскакивало по мстамъ. Уже малой день сближался къ полудню, какъ лежащая отъ испуга графиня опомнясь, потребовала къ себ всхъ своихъ служащихъ. Ей сказали, что управителя ея — маіора Лукса,землемра — Дольнера и еще бывшаго съ ними одного молодого офицера не могли отъискать. — Она упала въ обморокъ.
Напослдокъ, остатки тлъ сихъ несчастныхъ найдены въ горячемъ пепл, собраны въ одинъ мхъ, положены въ одинъ гробъ и преданы земл.
Графиня оставшейся бездтной вдов, майорш Луксъ, опредлила по смерть денежную пенсію и деревню.
Посл сей тревоги, графиня чрезъ долгое время всмъ тмъ, кто желалъ чести имть ее у себя въ гостяхъ, отвчала единословно: ‘не желайте вы видть въ своемъ дом несчастную. Я, куда ни приду — всюду бдствіе и смерть съ собою привезу’ {Когда благородное въ Москв собраніе предположило поставить въ память Екатерин II статую бронзовую и когда, на просьбу свою о томъ, получило уже отъ государя императора Александра I позволеніе, графиня Чернышева, узнавъ о семъ намреньи благороднаго собранія, писала къ старшинамъ онаго 1810 г. письмо, изъ котораго я нкоторыя мста, выписавъ, сообщаю подъ симъ: ‘Счастіемъ поставляю, что Провидніе продолжило мое бытіе до сей эпохи, въ которую и я, преисполненная благодарности къ ceй великой государын, могу быть удостоена принесть ей малую лепту отъ ея же щедротъ……. Стыжусь не умть излить моихъ чувствованій, коими сердце мое преисполнено………… Съ семилтняго моего возраста въ сиротств, принята я и воспитана въ чертогахъ царскихъ Елисаветою I, пожалована во фрейлины Петромъ III, въ статсъ-дамы — Екатериною II, и, въ старости и во вдовств, на одр болзненномъ, не забыта Павломъ I, получивъ орденъ св. Екатерины 1-й степени……. Я обливалась слезами, читая описаніе всхъ милостей монаршихъ — Александра I, къ древней столиц, гд нкогда мужъ мой начальствовалъ, котораго духъ еще пребываетъ въ Москв, желая ей славы, коей нын удостоена. Я его лишилась, но его чувства обитаютъ во мн. Я мысленно слдовала везд за государемъ и учавствовала въ восторг всхъ жителей Москвы. Мн казалось, что графъ мой живъ, и я съ нимъ угощаю толико любимаго государя, котораго удостоилась видть въ пеленахъ и на трон. Спасибо жителямъ Москвы, что приняли его сердечно, но жаль, что мало имъ наслаждались………… Пока есть во мн дыханіе, каждой годъ буду вносить охотно, на все должное и полезное, во десяти тысячъ рублей. Сія малость есть искра того пламяни, которымъ пылаетъ душа моя къ отечеству’ и проч… Сверн. Почта, No 40, 1810 г. марта 19 дня. Г. Д.}.
Пассекъ, при прозд императрицы, получилъ отъ щедротъ ея шкатулку съ табакерками, часами, перстнями, для роздачи ихъ служащимъ въ штатской служб, коихъ, по его благоразсмотрнію, найдетъ онъ достойными сихъ знаковъ монаршаго благоволенія. Благоразсмотрніе его нашло человкъ съ четырехъ въ город и по губерніи, которыхъ онъ обязанъ былъ наградить изъ собственнаго кармана за услуги, оказанныя и продолжаемыя ему, протчія изъ вещей, 5/6 , по всмъ правамъ и прерогативамъ, найдены приличными для M. С. {Маріи Салтыковой. Ред.}.
‘И кто изъ насъ, друзья! въ желаньяхъ не таковъ?’ Волт. {Цитата эта въ подлинник зачеркнута.}.

XLII.
Москва. — Танбовъ.

Въ прошедшемъ еще году достались дв деревни по наслдству, или лучше сказать, по мирному третейскому раздлу дтямъ Марьи Сергевны отъ законнаго брака, въ Танбовской и Пензенской губерніяхъ, куда и посланъ былъ секретарь генералъ-губернатора Счетневъ, для отказа и принятія ихъ законнымъ порядкомъ. Но, будучи на свобод, перепился и въ ум помшался. На мсто его понадобился человкъ, которой бы не перепивался и въ ум не мшался. Сіе доброе мнніе пало на меня. Вслдствіе чего, секретарь генералъ-губернатора Путимцовъ объявилъ мн, что его высокопревосходительство, оставя свое ко мн неудовольствіе, родившееся по причин связи моей съ Луцевинымъ, длаетъ мн честь препорученія, чтобъ я исправилъ въ Москв и въ деревняхъ Пензенской и Танбовской губерній все то, что испорчено, или не кончено Счетневымъ.
Въ 1-мъ часу по полудни генералъ-губернаторъ, принявъ меня благосклонно, сказалъ сими точно словами: ‘Я на тебя поворчалъ, ты это знаешь. Теперь это дло уже прошлое. Здлай одолженіе для Марьи Сергевны. — Путимцовъ дастъ теб цлое дло о деревняхъ, доставшихся дтямъ ея по наслдству. Прочитавши его, скажи мн, что ты въ немъ найдешь’.
Въ дл нашелъ я: 1-е, копію съ формальнаго раздла господъ Салтыковыхъ, въ числ которыхъ достались и дтямъ Марьи Сергевны дв деревни, Бляевка и Шелдаисъ, состоящія невступно изъ 500 душъ, въ Танбовской и Пензенской губерніяхъ, 2-е, принятіе на себя опекунства двомя сенаторами, Обрсковымъ и Масловымъ и 3-е, партикулярныя по сей матеріи переписки, предписанія къ Счетневу и отписки отъ Счетнева, и прочія мелочи, какими обыкновенно всякія дла наполняются.
Пассекъ, выслушавъ на завтре мой докладъ и не сомнваясь изъ него, что я прочиталъ дло, взялъ меня за руку, говоря: поди же, я представлю тебя къ Марьи Сергевн’. Лишь только мы изъ кабинета въ залъ, Марья Сергевна туда же изъ гостиной противъ насъ — какъ будто по сигналу — явилась, съ бумагою въ рук. Пассекъ, представляя меня, сказалъ: ‘Вотъ матушка, господинъ Д., о которомъ я тебя уже предварилъ, на него можно понадяться, что онъ все то исправитъ, что нашъ несчастной Счетневъ привелъ въ замшательство’.
Марья Сергевна, вручая мн формальную довренность, сказала мн благосклонно: ‘Я поручаю вамъ мои дла, старайтесь хорошенько, я буду помнить’.
Въ слдующіе за симъ дни, Пассекъ снабдилъ меня письмами въ Москву: къ опекуну, сенатору Маслову, — а Обрсковъ умеръ — къ танбовскому губернатору Державину, и къ племяннику своему, бригадиру Полтеву, имющему въ Москв свой домъ и пребываніе, дабы онъ позволилъ дать мн въ своемъ дом квартиру, гд и другіе, посылаемые отъ дяди, всегда останавливались. Тако-жъ далъ письменную инструкцію и 200 рублей на прогоны и издержки и штатной роты солдата, котораго нужно было выпросить для дороги.
Отправясь, въ іюн мсяц, чрезъ Мстиславль, Гжатскъ и Можайскъ въ Москву и подъзжая къ ней, я уже смотрлъ на столицу, мн не незнакомую. Но прежде нежели искать улицы, въ которой живетъ Полтевъ, захалъ къ г-ну Ключареву {Ключаревъ, ед. Петровичъ, при граф Чернышев былъ секретаремъ по Могилевской губерніи, потомъ прокуроромъ въ московскомъ губернскомъ магистрат, а оттуда, по обыкновеннымъ съ служивыми превратностямъ, передвинутъ прокуроромъ же въ Вятку, откуда взявъ отставку, жилъ въ Москв и пользуясь покровительствомъ и снабденіемъ вдовствующей графини Чернышевой, считался секретаремъ въ штат деверя ея графа Ив. Григ. Чернышева, президента коллегіи адмиралтейства. По вступленіи же Павла I на престолъ, сей Ключаревъ возведенъ въ достоинство дйствительнаго статскаго совтника, обвшенъ орденами и сдланъ прежде въ Астрахань, а потомъ въ Москву, главнымъ почтъ-директоромъ. — Нын онъ сенаторъ въ Москв. Г. Д.}, у котораго квартировалъ въ зиму 1785 года. Онъ веллъ провожатому показать мн домъ Полтева, между тмъ, былъ радъ, спрашивалъ о состояніи Могилева, могилевскихъ, о препорученной мн коммиссіи, просилъ, чтобъ я приходилъ къ нему обдать, чего я и не забылъ повторять чрезъ нсколько дней.
Подходя съ моимъ проводникомъ къ дому Полтева, увидлъ туда же идущаго человка, маленькаго, толстенькаго, молодого, краснолицаго, круглолицаго, въ сертук песочнаго цвта, онъ взглянувъ на меня остановился и вскричалъ: ‘A!… мы могилевскіе’. Это былъ Счетневъ, возвратившійся изъ деревень въ Москву. Я не могъ его знать, потому что онъ въ штатъ генералъ-губернатора поступилъ изъ Полотска, а въ Могилев былъ на короткую пору, единственно для отправленія его въ деревни, а онъ меня узналъ можетъ быть потому, что случилось ему видть меня въ Могилев.
Вошедши въ его комнаты, мы другъ-друга о чемъ надобно спросили, что надобно разсказали. A на первой почт писали каждой отъ себя къ генералъ-губернатору о длахъ Марьи Сергевны, о которыхъ онъ во всякомъ случа заботился больше, нежели о самомъ себ. Онъ былъ наинжнйшій и наилутчій изъ смертныхъ любовникъ и отецъ.
Хозяинъ, Сергй Андреевичъ Полтевъ, получа отъ меня письмо, спросилъ о здоровь дяди и общалъ мн поруководствовать, если бы въ чемъ по Москв коснулась мн надобность.
Бригадиръ Сергй Андреевичъ Полтевъ жилъ не женатой, велъ жизнь скромную, и почти уединенную, въ ту пору, какъ я его видлъ, былъ онъ лтъ подъ 40, а отъ сего времяни года чрезъ два услышали мы въ Могилев, отъ П. Б. Пассека, слдующую объ немъ повсть: ‘Мой племянникъ — говорилъ онъ — С. А. Полтевъ пошолъ въ монастырь, онъ сперва сдлалъ завщаніе и прочія на бумагахъ сдлки, веллъ заложить коляску, взялъ съ собою лучшихъ своихъ слугъ, на врность которыхъ могъ онъ понадяться, и похалъ. Подъзжая къ монастырю, за нсколько верстъ остановился, и указывая людямъ на монастырь, сказалъ: ‘вонъ гд мое жилище! вы теперь свободны, вотъ вамъ — отдавая имъ запечатанной конвертъ — и законное по форм увольненіе. Когда вы его покажете тетушк, то получите отъ ней написанную здсь награду, увряю васъ, что вы вс будете мною довольны. Съ сего мста возвращайтеся назадъ въ Москву’. Люди облились слезами и просили позволенія слдовать за нимъ въ монастырь, но онъ, простясь и разставшись съ ними, пошолъ пшой къ монастырю’.
Мн очень жаль, что я не могу припомнить названія монастыря, ни губерніи, ни узда, въ которыхъ онъ находится {Слова эти въ подлинник зачеркнуты. Ред.}, однакожъ безъ сомннія, въ Москв и въ другихъ россійскихъ губерніяхъ долженъ быть извстенъ такой монастырь, въ которомъ все дворяне, удалившіеся туда или по склонности природы, или имя чувствительное сердце, не могли, будучи въ служб, перенести самонравія счастія. И такъ же не умю сказать: монахи ли тамъ обитаютъ? или свтскіе? или только монахи суть т, которые захотятъ вступить въ монашество? Могу только о томъ уврить, — что мн самому случилося слышать, — что сослужащіе Полтеву получили ордена, а онъ, будучи старшимъ по служб и достойнйшимъ по заслугамъ, обойденъ.
Въ другой разъ, П. Б. Пассекъ разсказалъ объ немъ слдующее: ‘Когда я въ послдній разъ былъ въ Петербург, докладываетъ мн камердинеръ: что послушникъ какого-то монастыря проситъ видться со мною. Мн странно показалось: какую бы могъ имть ко мн надобность монастырской послушникъ? и, что за тонъ? видиться со мною! Мое недоумніе тотчасъ разршилъ человкъ, которой входитъ ко мн въ бород, одтъ по-монастырски, однакожъ, не монахъ. Я скоро его узналъ, это былъ родной племянникъ мой Сергй Андреевичъ Полтевъ. По первыхъ и родственныхъ дружескихъ разговорахъ, онъ мн отвчалъ, что посланъ въ Петербургъ по монастырскимъ надобностямъ, въ качеств повреннаго отъ монастыря. ‘Я — говорилъ П. Богдановичъ — захалъ посл къ нему на квартиру. Онъ встртилъ и принялъ меня непринужденно и не совстясь перемною своего одянія. На кровати его постланъ войлокъ, одна коженая подушка, набитая шерстью {Послднія два слова въ подлинник зачеркнуты. Ред.}, а въ ногахъ лежалъ свернутой непокрытой ничмъ {Вмсто зачеркнутаго: ‘нагольной’. Ред.} овчинной тулупъ. ‘Не стсняетъ ли васъ — спросилъ я его — недостатокъ или строгая жизнь, къ которой, какъ кажется, по воспитанію вашему привыкнуть почти невозможно’. — ‘Ни мало нтъ невозможнаго — отвчалъ Полтевъ, — въ мір больше заботъ, которыя ни къ чему полезному не служатъ и которыя несносне всякихъ недостатковъ. Здсь, печку для себя затопить, и воды принесть, дло сколь необходимое, столь и самое простое. Амбиція, потребная въ мір и въ служб, здсь невмстна и была бы смшна. Въ пищ мы не нуждаемся, два, три кушанья, чисто изготовленныя, довольны къ насыщенію человка, мы вс здсь дворяне и служившіе государю и отечеству, слдственно не много между нами разницы въ воспитаніи, а во образ жизни и мыслей и того меньше’. ‘Ну что же — говоритъ Петръ Богдановичъ — хоть бы игумномъ што-ли? Стоитъ только сказать митрополиту, вы сегодни-же получите это назначеніе’. — ‘Мн и въ монастыр это говорятъ, но быть игумномъ почти т же суеты, что и въ свтскомъ состояніи. A мнять суеты на суеты, не было бы согласно съ исполненіемъ принятыхъ единожды намреній’. Я оставилъ его — кончилъ Пассекъ — и отчасти позавидовалъ’.
Можетъ быть такъ, какъ Александръ — Діогену.
Изъ простыхъ и скорыхъ разговоровъ Счетнева, изъ порядочнаго и скораго изъясненія на письм, я видлъ въ немъ человка не дурака и во нравственности больше чистосердечнаго, нежели скрытнаго. Я дивился, какимъ образомъ могло это статься, что Счетневъ перепился и въ ум помшался? Но въ продолженіи дней 12-ти, въ которые нужно было прожить въ Москв, и въ которые мы съ нимъ поспвали быть въ театрахъ, въ греческихъ кофейныхъ домахъ, за Москвою на Воробьевыхъ горахъ, на такъ-называемыхъ Трехъ-горахъ, въ Марьиной рощи и проч. открыли мн, что онъ сумазброденъ, разсенъ и когда выпьетъ рюмку крпкаго напитка, бываетъ похожъ на сумасшедшаго и начинаетъ говорить тономъ бреда, что его въ деревняхъ крестьяне предпринимали убить, отравить, зарзать и проч., чмъ бол онъ выпьетъ, тмъ чаще повторяетъ объ этомъ подробности. Показываетъ ногу, которую будто бы они обожгли, въ намреніи его сжечь, и на которой однако-жъ нтъ никакого признака. Уже не трудно было видть, что онъ поретъ небылицу, что и въ самомъ дл открылось*).
Узнавъ, что танбовской губернаторъ Державинъ былъ на ту пору въ Москв — по случаю возвратнаго отъ Крыма шествія чрезъ Москву государыни императрицы, — явился я къ нему съ письмомъ моего генералъ-губернатора. Онъ, прочитавъ, спросилъ:
— ‘Почему вы узнали, что я здсь?
— ‘Вся Москва знаетъ о бытности въ ней вашего превосходительства, отвчалъ я увренъ будучи, что стихотворцамъ лесть не противна’.
— ‘Что вамъ надобно?..’
— ‘Письмо отъ вашего превосходительства къ уздному судь того узда, въ которомъ деревни, слдующія къ отказу за малолтныхъ Салтыковыхъ’.
— ‘Очень хорошо (записавъ въ книжку дло), приходите ко мн въ субботу часу въ 9-мъ поутру’.
Отъ него былъ я у сенатора Маслова. Онъ, принявъ меня ласково, позволилъ, яко опекунъ, чтобъ я, отъ имяни его, написалъ для себя довренность объ отказ деревень, которую онъ, тогда же подписавъ, веллъ мн засвидтельствовать ее въ московской гражданской палат. ‘Господа члены палаты — примолвилъ онъ — любя меня и зная лично, надюсь, не потребуютъ законной точности, чтобъ я лично въ палат признавалъ мое подписаніе’. Однако-жъ, со всею его на нихъ надеждою или увреніемъ меня, члены палаты согласились только на засвидтельствованіе собственноимяннымъ подписаніемъ, а не формальнымъ отъ палаты и то съ помочью для меня секретаря палаты {Секретарь Андр. Дмитр. Пржека, знакомой и пріятель мн, еще въ бытность его при должности въ Могилев, во время генералъ-губернаторства графа Чернышева. Г. Д.}, чмъ я и долженъ былъ довольствоваться, а въ субботу, по назначенію, получилъ письмо отъ губернатора Державина.
Мн, больше нежели изъ Могилева въ Москву, не хотлось вызжать въ другую сторону изъ Москвы, то-есть въ Танбовъ и Пензу. Причина нехотнію была та, что, по словамъ московскихъ жителей, я поду въ дорогу {Вмсто зачеркнутаго: ‘въ сторону’. Ред.} преслдуемую ворами и разбойниками. Я врилъ этому тмъ больше, что пустословіе ихъ согласно было съ моею трусостью. Къ сему подоспло одно произшествіе: за день предъ моимъ выздомъ, одинъ богатой поселянинъ — позабылъ кому принадлежащій — хозяинъ и содержатель извощиковъ и городовыхъ экипажей, собственно ему принадлежащихъ, имлъ обыкновеніе носить опоясанной около себя подъ платьемъ, такъ-называемой черезъ, съ деньгами въ монет и въ ассигнаціяхъ. Въ такомъ убранств легъ онъ спать, видно уже не въ первой разъ, между своими каретами и колясками, которыя обыкновенно ставятся въ Москв вн двора, предъ воротами на улиц, дабы каждый, желающій нанять, скоре ихъ видлъ. По утру онъ найденъ убитъ и обобранъ. Мн казалось это худымъ для меня предвщаніемъ. Я не суевръ, но ощущаю, что человкъ есть непостижимая нескладица и смсь всего.
Не отвергая, ни утверждая ничего, не долженъ я пропустить въ молчаніи слдующаго обстоятельства, которое случилось хотя уже 10 лтъ спустя посл сего, однако-жъ, по матеріи о предвщаніяхъ или предчувствованіяхъ сердца, прилично помстить его здсь.
Въ 1796-мъ году, осенью, Пассекъ, обвнчавшись напослдокъ съ Марьею Сергевною въ сел своемъ — Смоленской губерніи — Яковлевичахъ, возвращался оттуда чрезъ Мстиславль и Могилевъ въ Петербургъ. Нужно знать, что Пассекъ, отъ вступленія на престолъ государыни императрицы, и жилъ и дышалъ какъ воздухомъ милостями царскими, и былъ приверженъ къ императриц и чувствителенъ къ ея милостямъ безпредльно. Въ проздъ свой, о которомъ говоримъ, остановившись во Мстиславл во дворц казенномъ, уготованномъ для прозда еще въ Тавриду государыни императрицы, онъ вдругъ подвечеръ занемогъ. Собраны и собрались вс ближайшіе врачи, и даже за другими въ Могилевъ посланъ былъ нарочной. Больной метался по дивану. Медики, которые скоре могли собраться, спрашивали: что? и въ какомъ мст чувствуетъ больной? Онъ отвчаетъ: что не чувствуетъ никакой боли, ни жара, ни озноба, но желаетъ лутче умереть, нежели жить. Врачи удивились странности болзни, одинъ говоритъ: ‘это пройдетъ! успокойтесь ваше высокопревосходительство’, другой говоритъ: ‘это бываетъ отъ сгущенія крови. Это родъ истерическаго или гипохондрическаго припадка, надобно имть движеніе’, и проч. Но Пассекъ, метавшись и страдая цлую ноябрскую ночь, по утру могъ одться, и отъхалъ въ жестокой скук, не говоря ни съ кмъ ни слова. Когда-жъ это съ нимъ случилось?
6-го числа ноября 1796 г., въ тотъ самой вечеръ, когда преставилась государыня императрица Екатерина II.
Я тревожился и тревогу признавалъ предвщаніемъ сердца. Многіе найдутся, даже въ кругу называемыхъ просвщенныхъ, и возьмутся доказывать метафизически, что сердце предвщаетъ, но я, въ теченіи моего вка, часто испыталъ грусть, скуку, задумчивость, растворенную какою-то неизъяснимою непріятностью, однако же все это проходило безъ послдствій, что и теперь случилось. Я выхалъ благополучно изъ Москвы на долгихъ. халъ чрезъ Кусково, Коломну, Владиміръ, Рязань, Козловъ, и прихалъ благополучно, Танбовской губерніи въ городъ Спаскъ {Городъ сей переимянованъ изъ села, для описанія такихъ городовъ довольно одного наимянованiя. Г. Д.}, въ узд котораго деревня одна изъ двухъ, порученныхъ мн для отказа и проч.
Не теряя времяни, пошелъ я къ уздному судь. Нашелъ его дома, сказалъ о себ и о надобности, и вручилъ ему письмо губернатора Державина. Я нашелъ въ немъ человка честныхъ правилъ, благородныхъ мыслей, вжливаго безъ принужденія. Онъ недопустилъ меня до дальнихъ изъясненій, сказавъ: ‘Я знаю собственнымъ опытомъ, сколь тягостно человку благородному, имя необходимость, просить канцелярскихъ чиновъ, секретарей, судей, у вельможъ постоять въ передней, не рдко для того, что такъ угодно камердинеру. Изъ сего посудите, могу ли я допустить васъ, чтобъ вы меня просили, или огорчать васъ медленностью нашего узднаго суда? Притомъ пишетъ ко мн мой губернаторъ, дайте только просьбу, и дло сдлано’.
Это былъ Ларіонъ Семеновичъ Жуковъ. Отъ него былъ я у засдателя, забылъ какъ его зовутъ. Человкъ пожилой, очень доброй, ласковой и гостепріимной, счастье послужило, что и земскаго исправника нашелъ дома. Итакъ, предваря ихъ въ самую короткую пору о существ дла и о довренностяхъ, отъхалъ въ деревни Салтыковыхъ, лежащія межъ собою въ десяти верстахъ, по обимъ сторонамъ границы, раздляющей Пензенскую губернію съ Танбовскою.
Въ обихъ деревняхъ нашелъ я крестьянъ зажиточныхъ, порядочныхъ. Они приняли меня на свое содержаніе, и распорядили къ тому вс принадлежности весьма проворно. Къ квартир приставили посмнную стражу. Квартира мн отведена въ ветхомъ господскомъ домик, состоящемъ изъ одного благо покоя съ перегородкою и сней, доказательство, что господа Салтыковы никогда здсь не живали. Мн однако-жъ, особливо въ разсужденіи лтняго времяни, было не тсно.
Въ теченіе мсяца, которой я здсь прожилъ, бывалъ я въ маленькихъ уздныхъ городкахъ обихъ губерній, Спаск и Керенск, въ домахъ тамошнихъ мстныхъ чиновниковъ, служащихъ по трилтнимъ выборамъ. Сдлалъ формальной отказъ деревень за г-жу Салтыкову — такъ мн предписано было, чтобъ отказъ учинить за мать, а не за дтей — разбиралъ и ршилъ частныя между крестьянами поземельныя ссоры и сосдственныя несогласія, — ибо привилегія, данная человку всякаго состоянія, ссориться и драться сколько онъ хочетъ, распространена и на крестьянъ. Собралъ съ нихъ годовой оброкъ. Купилъ нкоторымъ, за ихъ деньги, собственно для нихъ, отъ желавшихъ продать, пашенныя земли, на имя госпожи ихъ. Написалъ, разсмотря обстоятельства деревень, наставленіе для бурмистровъ, земскаго и крестьянъ. Наставленіе или законъ, не меньше премудрой {Вмсто зачеркнутаго ‘точь въ точь такой же’. Ред.}, какой Солонъ написалъ Аинянамъ, слдственно, совсмъ не такой, какой извергъ человчества Ликургъ далъ Спарт — и, отправился домой съ мечтою законодателя {Въ подлинник слова: ‘съ мечтою законодателя’ — зачеркнуты. Ред.}, чрезъ губернской городъ Танбовъ. Изъ Танбова послалъ, по почт, при письм, оброчныя деньги и копію съ моего наставленія къ моей врительниц и къ моему генералъ-губернатору, а самъ, вслдъ за симъ, отправился на долгихъ обратно на Владиміръ и Москву.
Еще на первомъ моемъ пути желалъ я изъ Владиміра свернуть въ сторону и побывать въ Суздал, чтобъ видть тамъ того преосвященнаго епископа Тихона Якубовскаго, которой, будучи еще Свскимъ епископомъ, воззвалъ дтской мой возрастъ въ домъ архіерейской, о чемъ прежде мною сказано, въ 1766-мъ году. Но сего іерарха, сказали мн, уже не было на свт. Онъ умеръ. Я, однако-жъ, на семъ возвратномъ пути не вытерплъ, завернулъ въ Суздаль. Непреоборимое желаніе влекло меня видть третій и послдній {Онъ архіерействовалъ въ Свск, въ Воронеж и напослдокъ — въ Суздал. Г. Д.} его епархіальный городъ, его катедральный домъ и обитанныя имъ комнаты. Остановившись въ город на квартир, полюбопытствовалъ я походить по сему старинному городу. Церквей въ немъ множество, въ разсужденiи малости города, очень часты, и вс каменныя, въ чистот и вкус просто-греко-старо-россiйскомъ. Смотря на городъ издали, рождается воображеніе, что это часть земли, отвалившаяся со всми зданіями отъ Москвы, столь онъ похожъ на нея своими церквами, но въхавши въ него, найдешь по улицамъ почти такую же неопрятность, какая въ Константинопол. Соборъ достопочтенныя древности просторенъ и богатъ, и похожъ, какъ родной братъ, на соборы московскіе: Успенскій, Благовщенскій и Архангельскій, которые служатъ доказательствомъ, что греки, сообщившіе намъ планъ и фасадъ истины евангельскія, были въ архитектур публичныхъ зданій великіе невжи {Извстно, что, по введеніи въ Россію христіанскаго закона, при построеніи лутчихъ церквей всегда руководствовали греки. Г. Д.}. Я трафилъ въ соборъ подъ конецъ вечерни, и наткнулся на стараго мужа, соборнаго протопопа. Онъ, по просьб моей, показалъ въ собор мсто, гд погребенъ покойный преосвященный Тихонъ. Оно къ лвой сторон олтаря, закрыто тмъ же чугуннымъ поломъ, какимъ и вся церковь, и никакого признака не оставлено. Изъ собора былъ въ дом архіерейскомъ, который хоть не обширенъ, но весь каменной и со всхъ равныхъ четырехъ сторонъ возвышенъ въ два безперерывныя жилья, внутри сего четвероугольника, посреди площадки, садъ четвероугольникомъ же, обнесенный ршеткою, а между ею и сказаннымъ каменнымъ зданіемъ оставлены, порозжія со всхъ четырехъ сторонъ, мста для ходу, сажени на 3 въ ширину.
Мн показали внутренность всхъ покоевъ, кои занималъ покойный преосвященный, удобность была видть все, потому что домъ, съ епархіею, присоединенъ уже былъ къ катедр владимірской, почему и оставался необитаемымъ. Осмотрвши, въ сродной мн задумчивости, мсто, гд обиталъ напослдокъ первоначальный виновникъ благъ моихъ, продолжилъ путь въ Москву. На семъ разстояніи видлъ въ Коломн архіерейской домъ, которой, такъ же какъ и суздальской, былъ уже упраздненъ и присоединенъ къ вдомству — сколько помню — московскаго митрополита, и которой ститъ того, чтобъ его видть. Внутреннее церквей украшеніе богато и со вкусомъ, огромность колоколовъ являютъ богатство мста, усердіе къ церкви и тщаніе бывшихъ здсь владыкъ. Стны и башни возвышенныя, съ крпостными зубцами или городками, и въ нкоторыхъ мстахъ построенныя въ два ряда, одни выше другихъ, подтверждаютъ истину, что сіе зданіе есть произведенія древнихъ россійскихъ удльныхъ князей, кои въ семъ змк обитали, а потомъ, съ измненіемъ времянъ, досталось оно въ казну духовную, на часть іерарховъ, титуловавшихся коломенскими и коширскими.
Въ Москв остановился я въ новоотстроивавшемся дом княгини Дашковой, по знакомству мн управителя ея маіора Щербакова.
Ежели празднословіе грхъ не слишкомъ смертной, то позабавлюся я имъ нсколько: княгиня Дашкова, по ея дарованіямъ и заслугамъ престолу императорскому, почтена достоинствомъ ‘директора россійской академіи наукъ’. Домъ, въ которомъ я остановился, по знакомству мн ея управителя, завистники подозрвали, что онъ выстроенъ изъ суммы академической. Неизвстный какой-то насмшникъ, безъ сомннія, не любящій злоупотребленія, если съ нимъ не длятся, написалъ слдующіе стишки:
Французской лексиконъ два тома составляетъ,
И сорокъ человкъ трудилися полвка.
Россійской лексиконъ въ два года поспваетъ,
И трудятся надъ нимъ два только человка.
Россіянка одна и польской жидовинъ,
Два тома*) каменны создали въ годъ одинъ.
Теперь стараются ихъ только переплесть,
Чтобъ пользу тмъ себ сугубу приобрсть.
*) Вмсто зачеркнутаго ‘дома’. Ред.
Нсколько дней имлъ я удовольствіе звать по Москв, и напослдокъ отъхалъ въ Могилевъ.
По призд, первымъ моимъ дломъ было узнать на почт, получены-ль мои бумаги и оброчныя деньги? Узвавши, что оныя получены и уже доставлены къ генералъ-губернатору, явился я къ нему и къ его Марь Сергевн, и былъ принятъ не съ меньшимъ благоволеніемъ и уваженіемъ, какъ Колумбъ отъ Фердинанда и Изабеллы, по первомъ его возвращеніи изъ Америки. Вскор за симъ пошло представленіе сенату, о награжденіи меня чиномъ коллегскаго ассессора, съ таковымъ еще мн, чрезъ того же секретаря Путимцова, объявленіемъ, отъ лица генералъ-губернатора, что это мн не вся награда. Сбылось, о чемъ скажется посл, а теперь, въ соблюденіе порядка времяни, скажу: что сего 1788 года, августа 14-го, пришелъ я въ катедральной архіерейской соборъ ко всенощной. Тамъ ассессоръ казенной палаты Бояриновъ, знавшій нсколько мою исторію, подошедъ ко мн, сказалъ тихонько:
— ‘Кириллъ Свскій здсь’.
— ‘Гд здсь?…’
— ‘Мы видли, какъ они съ нашимъ архіереемъ вошли въ олтарь’.
Вдругъ отворяются главныя въ олтар двери — называемыя царскія — и я вижу дядю выходящаго изъ олтаря на средину церкви, въ маломъ облаченіи съ пастырскимъ жезломъ, на литію. Это значитъ: онъ принялъ на себя трудъ отслужить всенощную. Видно было по всему, что онъ силился шагъ свой сдлать твердымъ, осанку горделивою, въ самомъ же дл, на зло бодрости, волочилъ ноги, хотя и не очень былъ сдъ, а когда зачиталъ молитву, то еще больше далъ примтить, что шестьдесятъ третій годъ его жизни {По-академически: его возраста. Но дядя мой, не уважая академическаго смысла, давно уже понижался, а не возрасталъ. Г. Д.} требуетъ принадлежащей себ дани. Увы! помыслилъ я — сравнивая настоящее состояніе его съ прошедшимъ — куда двались его живость и проворство, какъ онъ, бывало, громогласно во всю церковь бранитъ, свчами бороды палитъ и по зубамъ кулакомъ даетъ! Вотъ чего стоютъ подъ старость двнатцать лтъ, въ которые я его не видалъ! теперь онъ другой человкъ! — такъ, по крайней мр, я думалъ.
Посл литіи, я вошелъ къ нему въ олтарь. Онъ поднялся съ каедры, далъ мн благословеніе, и спросилъ:
— ‘Скажи правду, радъ ли ты мн?’
— ‘Какъ мн не радоваться, видя ваше преосвященство? да еще и въ благополучномъ состояніи здоровья’.
— ‘Здоровье-то мое не очень въ благополучномъ состояніи. Я для того и ду въ Москву, чтобы тамъ полечиться, а въ Могилевъ захалъ для того, чтобъ видть вашего преосвященнаго. Онъ былъ въ Кіев мой учитель {Синтактическаго класса. Г. Д.}, и — видть тебя. Въ Москв увижусь съ преосвященнымъ московскимъ Платономъ, ты знаешь, что онъ не иметъ причины быть мною довольнымъ {Онъ, по натур и по привычк своей, всегда и везд Платона злословилъ, и Платонъ объ этомъ зналъ. Г. Д.}. Всмъ надобно умирать, и намъ тоже. Изъ Москвы проду чрезъ Орелъ и Свскъ въ Кіевъ. Вотъ кругъ моего путешествія’.
— ‘Это движеніе укрпитъ больше здоровье вашего преосвященства…’
— ‘Дай Богъ’.
— ‘Каковы блорусскія дороги показались вашему преосвященству?’
— ‘Дороги больше похожи на садовыя аллеи, я думаю, они стоютъ труда и пота здшнимъ поселянамъ!’
— ‘За то и польза для прозжающихъ несравненна, да и поселянамъ, сдлавши единожды, осталось уже на предбудущее время легче починять, нежели вновь сдлать’.
Между тмъ, какъ мы говорили, преосвященный могилевскій читалъ по книжк, со свчкою, молитвы, коихъ обыкновенно въ эту пору читаютъ готовящіеся къ завтрешнему дню на служеніе, и коихъ онъ, читавши не одну тысячу разъ, зналъ безъ сомннія наизустъ. Но читавши безъ книги и безъ свчи, никто бы не замтилъ, что онъ читаетъ.
Я откланялся до завтрешняго свиданья, а завтре по утру, когда я къ нему пришелъ, свиданье началось вопросомъ:
— ‘Что вы не женитесь?’
— ‘Здсь невстъ нтъ, польки безъ приданаго’.
— ‘Приданое вы сами можете нажить’…
— ‘Тогда и женюсь когда наживу’.
Нашему странному разговору помшали поздравители съ праздникомъ, секретарь консисторскій и другіе. По краткомъ слов, архіерей-дядя спросилъ секретаря:
— ‘Не занятъ-ли преосвященный? можно-ли у него быть?’
‘Можно, ваше преосвященство, теперь только отъ него іезуиты вышли’.
— ‘Іезуиты? а зачмъ они здсь были? Я ихъ мошенниковъ на порогъ бы не пустилъ’. — Потомъ, схватя меня за руку: ‘пойдемъ къ преосвященному, сказалъ, я тебя зарекомендую’.
‘Преосвященный меня знаетъ…’
— ‘Пойдемъ.’
И не выпущая меня изъ рукъ, потащилъ за собою — вошедши: ‘вотъ, сказалъ, представляю вашему преосвященству, это былъ нашъ’.
— Я довольно знаю, и отличаю, онъ былъ вашъ, а теперь нашъ’…
— ‘Я слышалъ, у вашего преосвященства іезуиты были?’
— Были, съ праздникомъ меня поздравили.
— ‘Я этихъ поздравителей дубиною бы проводилъ съ крыльца’.
Могилевскій архіепископъ не нашелся, или лучше сказать, не хотлъ найтися, что отвчать ему на эту странность. A я, видя истину пословицы: ‘Каковъ въ колыбелку, таковъ и въ могилку’, не разсудилъ уже быть у него въ продолженіи двухъ дней, прожитыхъ имъ въ Могилев, а только прицлилъ къ тому времяни, когда у него лошади заложены были къ вызду. На претенсію его, что я у него не былъ, извинился я недосугомъ по должности, онъ, безъ сомннія, понялъ мою ложь, но нечего было длать, ему надобно было садиться въ рыдванъ, надобно было проститься, и — мы простились на вки! Я, получая каждогодно новой адресъ-календарь, всегда имлъ влекущее меня обыкновеніе, посмотрть поскоре, здравствуетъ ли мой Кириллъ епископъ. Такимъ образомъ, и въ 1795 году кинулся посмотрть, но уже его не нашелъ. Я не сомнвался, что онъ скончалъ свое теченіе жизни, а вскор потомъ получилъ и увдомленіе. Непонятное, но свойственное мн внутреннее движеніе встревожило мою природу. Я долго былъ въ печальной задумчивости, внушавшей мн симъ, хотя обыкновеннымъ, но свжимъ событіемъ, что все на свт подвержено смерти!
Теперь надобно возвратиться опять къ тому пункту, съ котораго я сошолъ, а имянно, что генералъ-губернаторъ Пассекъ приказалъ своему секретарю уврить меня, что представленіе меня въ чинъ не вся награда. Онъ исполнилъ свое слово вотъ при какомъ случа: въ сентябр сего 1788 г. умеръ другъ мой — о которомъ я выше неоднократно упоминалъ — Дмитрій Романовичъ Чугаевичъ, надворный совтникъ, верхняго земскаго суда уголовныхъ длъ стряпчій. Генералъ-губернаторъ вспомнилъ обо мн. И хотя многіе за многихъ ходатайствовали, въ томъ числ и преосвященный нашъ за своего консисторскаго секретаря, однако-жъ генералъ-губернаторъ, минуя всхъ ихъ, представилъ сенату обо мн. Эта милость удовлетворяла тмъ боле моей суетности, что я получилъ ее какъ будто съ бою, забывшись по обыкновенію людей, что я имлъ добраго секунданта, то-есть самого генералъ-губернатора.
При окончаніи сего года, открылась еще надобность генералъ-губернатору въ Екатеринославской и Харьковской губерніяхъ. Я назначенъ и туда, а чтобы могъ я изъяснить поручаемое мн дло обстоятельне, и тмъ сдлать его полюбопытне, то надобно начать {Вмсто зачеркнутаго: ‘взять’. Ред.} его повыше, съ того самаго мста, о которомъ я и самъ не зналъ при порученіи мн сей коммиссіи. Оно для меня было закрыто.
Генералъ-фельдмаршалъ князь Потемкинъ, будучи генералъ-губернаторомъ Екатеринославскимъ, Таврическимъ, Саратовскимъ и другихъ на юг губерній, управлялъ всми сими пространныхъ степей областьми самовластно, не давая отчота правительству, и, ежели кто зналъ его особу, тотъ легко повритъ, что онъ не давалъ отчету ни самому себ. Такъ угодно было жребію, чтобъ онъ родился въ рубашк и чтобы никто столько не приобрлъ у императрицы доврія и вмст съ довріемъ могущества, сколько онъ. Сказано мною прежде, что Пассекъ старался и усплъ приобрсть покровительство сего высокаго и толстаго столпа имперіи и другого, князя Вяземскаго, которой былъ и генералъ-прокуроръ, и государственный казначей, и управлялъ многими изъ тхъ частей, которыя посл раздлены на многихъ министровъ. Но, съ такими сильными подпорами, Пассекъ почти ничего для себя не получалъ отъ щедротъ монаршихъ, какъ между тмъ другіе получали немалыя награды деньгами иль деревнями, хотя и ему сильно хотлось и того и другого, во-первыхъ, потому хотлось, что промотался, поддерживая санъ генералъ-губернатора и угождая прихотямъ Марьи Сергевны, во-вторыхъ, потому, что желалъ ей и любезному отъ ней своему плоду увковчить что-нибудь врное. Иные говорили, что сія самая его съ г-жею Салтыковою связь и была причиною, что онъ не награждался, другіе, будучи охотники отгадывать загадки и разршать задачи, съ неменьшимъ основаніемъ говорили, что и князь Потемкинъ желалъ услужливаго пріятеля своего держать на узд, и, для какихъ-то политическихъ тонкостей, дарить его иногда отъ себя, а не отъ короны. Вслдствіе сего, князь Потемкинъ подарилъ своему Пассеку, — не имя самъ формальнаго права, и не давая таковаго Пассеку, кром партикулярнаго письма — казенной дубовой лсъ, на разстояніе {Вмсто зачеркнутаго: ‘мрою’. Ред.} около 2000 десятинъ, называемый — по близлежащему тамъ селенію Маяки {Слова эти въ подлинник зачеркнуты. Ред.} — Маяцкая заска, между Бахмутомъ и Таганъ-рогомъ, гд кром сего лса, въ окрестностяхъ, бол какъ на двухъ стахъ верстахъ нтъ ни дерева. Жители тамошніе по преданію знаютъ, что государь императоръ Петръ Великій приказалъ заклеймить въ сей заск боле тысячи дубовъ, тогда уже избранныхъ на корабельное строеніе. Вроятно, это было въ то время, когда сей великій монархъ заводилъ на Воронеж верфь, для флотовъ на Азовское и Черное моря, но потомъ намренье свое обратилъ на Балтійское море, гд нын Петербургъ.
Князь Вяземскій узналъ о подарк и, будучи чиноначальникъ штатской, блюститель закона и государственной пользы, зналъ, что казеннымъ добромъ не дарятъ, но съ одной стороны, не желая раздражить всемогущаго Потемкина, а съ другой, не желая огорчить и Пассека, старающагося всми возможными силами приобртать милость его, разсудилъ за благо, присосдиться къ нимъ въ часть, на счетъ Маяцкой заски. Онъ повидимому зналъ исторію римскую и тріумвиратъ почиталъ дломъ добрымъ.
Тогда на Черномъ мор заводился корабельной коронной флотъ, а подрядчикъ на поставку корабельныхъ лсовъ былъ орловской купецъ Фурсовъ. Вяземскій рекомендуетъ его письмомъ Пассеку, какъ особ имющей корабельной лсъ, какъ особу, имющую нужду въ корабельномъ лс. Можетъ быть намекнулъ, что доставшійся такимъ образомъ Пассеку лсъ не можетъ быть и проченъ для наслдниковъ.
Пассекъ давно уже назначилъ и предувдомилъ меня о сей коммиссіи, но не открылъ того, что я выше сказалъ. A напослдокъ, въ начал декабря 1788 г. призываетъ и ввряетъ мн законтрактовать лсъ Фурсову, доставя къ нему, генералъ-губернатору, напередъ взаимныя условія, или, по его слову, прелиминары. Даетъ формальную на сіе довренность, говоритъ, что трактъ мой лежитъ чрезъ Черниговъ, Нжинъ, Харьковъ, изъ Харькова въ Кременчугъ {Тогдашній времянный губернскій городъ Екатеринославской губерніи, въ которой и Маяцкая заска. Г. Д.}, потомъ, чрезъ Полтаву и Бахмутъ, въ Таганрогъ, гд живетъ Фурсовъ. Снарядя меня совсмъ, даетъ напослдокъ на замчаніе, чтобъ я съ Фурсовымъ — которой былъ уже изъ купца прапорщикомъ — обошолся, какъ можно, поучтиве. Я, не подозрвая на себя, чтобы былъ предъ кмъ неучтивъ, не имлъ равномрно понятія и о способ приобртенія Пассекомъ лса, а узналъ уже такъ поздо, что знаніе мое для меня было безполезно, а для кредитора моего — убыточно. Почему и предосторожность о вжливости передъ подрядчикомъ послужила для меня только загадкою. Доказательство, что кого удостоиваютъ доврія, отъ того — кром шпіоновъ — скрывать ничего не надобно, о чемъ развязка будетъ на своемъ мст.
Отъхавъ по вышесказанному маршруту, прихалъ въ Харьковъ и потомъ въ деревню, гд вручилъ управителю Рязанову предписаніе о принятіи меня, о содержаніи, и о дач денегъ на прогоны, куда будетъ надобно. Пробывъ нсколько дней въ деревн, отправился въ Кременчугъ, для врученія отъ Пассека письма тамошнему губернатору, Василью Васильевичу Коховскому. Это тотъ Коховскій, по ходатайству котораго получилъ я чинъ губернскаго секретаря, отъ брата его, бывшаго въ Могилев губернаторомъ. Письмо сіе содержало: чтобъ его превосходительство далъ мн свою помочь, если я буду въ чемъ имть нужду, поелику порученныя мн дла находятся во ввренной ему Екатеринославской губерніи.
По прибытіи въ Кременчугъ и по врученіи письма, вжливой Коховскій спросилъ:
— ‘Научите вы меня, чмъ я Петру Богдановичу могу служить?’
‘Теперь дла еще не начаты, а по начатіи, если что откроется, тогда позвольте мн потрудить ваше превосходительство’.
— ‘Очень хорошо! Пишите ко мн какъ къ другу и повренному Петра Богдановича’.
Я угадывалъ напередъ, что къ нему не случится никакого дла, но захалъ для того, чтобъ побывать въ небываломъ город Кременчуг и видть почтеннаго моего благодтеля, почему и не пропустилъ я припомнить ему: ‘вашему превосходительству нельзя меня замтить, потому что я не одинъ былъ, которой вами облагодтельстованъ, я, однако-жъ, никогда не долженъ забыть, что, по милости вашего превосходительства, получилъ отъ Михайла Васильевича чинъ губернскаго секретаря’.
Онъ былъ нездоровъ, и сидлъ за столикомъ на канапе, въ халат и колпак. Выслушавъ меня, онъ снялъ колпакъ и спросилъ: ‘въ какомъ вы теперь чин?’
— ‘Титулярный совтникъ’.
‘Препорученія вамъ отъ генералъ-губернатора и повышеніе чиномъ свидтельствуютъ, что я услужилъ человку достойному. He отзываю васъ отъ вашего мста, но ежели вамъ заблагоразсудится перейти {Вмсто зачеркнутаго: ‘перебраться’. Ред.} къ намъ въ Кременчугъ, будьте уврены, что забыты мною не останетесь’.
Поблагодаря ‘за благосклонное обнадеживаніе, которое — сказалъ я — останется навсегда врнымъ залогомъ моего счастія’, отправился чрезъ Полтаву и Бахмутъ въ Таганъ-Рогъ.
Необозримая степь, совокупяся съ горизонтомъ, окружала меня бездною снжной близны. Въ Полтав былъ я только перездомъ, и ничего не замтилъ, кром громкаго имяни Полтавы и кирпичнаго памятника на побду, одержанную Петромъ Великимъ надъ Карломъ XII, впротчемъ плетни да мазанки. Зима въ тотъ годъ такъ была люта, что, подъ тамошнимъ довольно-южнымъ поясомъ широты, все замерзло, почему и мн случилось хать чрезъ 30 верстъ саньми, по заливу Азовскаго моря, надъ которымъ стоитъ Таганъ-Рогъ.
Въ Таганъ-Рог Фурсова я не нашелъ. Онъ, по словамъ жены его, отъхалъ въ казанскіе и другіе какіе-то лса, для закупки ихъ на корабельныя потребности. Жена его, узнавъ отъ меня всю причину моего призда, увряла меня, что онъ по призд, конечно, поспшитъ со мною видться или въ Бахмут, или въ Харьков. Притомъ называетъ меня въ разговор моимъ имянемъ. Я удивился, тмъ бол, что узнать ей было не отъ кого, не спрося меня самого. Она замтила, и тотчасъ сказала:
— ‘Когда вы меня не помните, такъ я васъ не забыла’.
‘Скажите, сударыня, передъ кмъ я виноватъ?’.
— ‘Нтъ никакой вины, я тогда была лтъ 15-ти, а теперь мн 30-ть, вотъ ужъ сыну 7-й годъ, да Богъ насъ наказалъ: оспа лишила его глазъ’.
Въ самомъ дл, увидлъ я лицо мальчика испорченное, и глазъ ничего нтъ. ‘Ахъ, какое несчастье!’ сказалъ я. Но желая поскоре узнатъ почему меня знаютъ.
Она продолжаетъ: ‘Въ послдній разъ бытности вашей въ Орл — 1775 г. — при Свскомъ архіере Кирилл, вы нашему дому были пріятель, батюшка намъ всегда васъ хвалилъ, и былъ доволенъ вашею къ нему милостью. Я дочь отца Ивана Введенскаго’.
— ‘Ахъ сударыня! вы одна изъ трехъ сестеръ?’
‘Точно такъ’.
— ‘Такъ-мы съ вами-та въ жмурки и въ городки карточные игрывали?’
‘Точно такъ’.
Тутъ мы вступили въ разговоръ, какъ давніе пріятели. Спрашивали взаимно о знакомыхъ, сотовариществовавшихъ, и проч. Я пробылъ здсь дни четыре, какъ сыръ въ масл и какъ почки въ сал, помня однакожъ десятую заповдь: ‘не пожелай ничего ближняго твоего: ни жены его, ни отроковицы его’.
Надобно-ли сказать что о Таганъ-Рог? Скажу {Слово это зачеркнуто. Ред.}: Дровъ нтъ, топятъ тростникомъ. Икры и рыбы много, и очень дешева. Въ безлсномъ мст нельзя требовать хорошаго строенія. Фортецію можно было видть и изъ-подъ снга, что отработана по наук {Построилъ ее генералъ-инженеръ де-Жедрасъ. — Въ теченіи времяни, когда уже былъ я въ служб по Витебской губерніи, случилось мн быть съ другими въ дом вдовствующей г-жи де-Жедрасъ въ деревенк Дягилев, при Двин, отъ Витебска верстахъ въ 20-ти, гд она провела остатки дней своихъ, и тамъ скончалась, лтъ безъ мала девяноста отъ рожденія, потерявъ напередъ въ одинъ разъ двухъ и послднихъ сыновей, въ самомъ цвт лтъ ихъ, въ войну противъ турковъ. Г. Д.}. Портовая таможня была закрыта въ разсужденіи продолжавшейся съ турками войны, — закрыта не для того, чтобъ ихъ опасались, но чтобъ съ товарами не подослали чумы. Тамъ обитаютъ, сверхъ россіянъ, греки и армяне, былъ я въ греческой церкви, которая хотя деревянная, однако-жъ прибрана чисто. Богослуженіе отправляется на греческомъ язык. Но ничто такъ мн не понравилось, какъ постоянное отъ древнихъ временъ и во всемъ единообразное вещей расположеніе греческой церкви съ россійскою, кром разности языка.
Я не забылъ будучи въ Таганъ-Рог, что тамъ должно искать подполковника Петра Алексевича Луцевина, дяди моего пріятеля Луцевина. Мн указали его жилище. Я его въ дом не нашелъ. Однако-жъ, прежде нежели усплъ выйтить изъ дома, онъ возвратился. Это было въ вечеру. Я далъ ему о себ знать, увдомилъ о племянник, которой тогда уже былъ, какъ я выше сказалъ, подъ покровительствомъ графа Воронцова. Старикъ, лтъ за 60, но еще крпкой въ здоровь, и съ тридцати-пятилтнимъ {Слова эти зачеркнуты. Ред.} — Владимірскимъ — крестомъ, принялъ меня довольно, въ разсужденіи старика, привтливо и угощалъ цимлянскими винами, краснымъ и блымъ, которыя вмст съ приходомъ нашимъ привезены къ нему въ двухъ анкеркахъ, и намъ было забавно, что я къ нему, а онъ изъ гостей, поспшили какъ-будто на пробу вина. Жена его, лтъ съ небольшимъ 30-ти, сухощавая, черноволосая, смугловатая, похожая на армянку, очень было примтно, что имъ была любима, и что ее повелительной тонъ былъ старику пріятенъ. Да, можетъ быть, эта самая и была причина, что онъ знать о сродникахъ не слишкомъ горячился. На вопросъ мой, говорилъ онъ, что ‘въ Таганъ-Рог жить можно безбдно человку каждаго состоянія, потому что городъ портовой, земля плодородная, на рыбу, на икру изобиліе и дешевизна {Я тогда купилъ пудъ икры для посылки въ Могилевъ. Заплатилъ 2 р. 40 к. и мн въ Таганъ-Рог говорили, что я купилъ дорого, потому что она сровата, а не черна. Г. Д.}, скотоводство превосходное, дичи множество. Посмотрли-бъ вы — продолжалъ онъ — какой вчера былъ свадебной ужинъ у нашего баталіоннаго прапорщика: за столомъ сидло персонъ до 40 и кушанья было столько — хоть бы и у коменданта’ {Тогда въ Таганъ-Рог комендантомъ былъ Иванъ Петровичъ Касперовъ. Г. Д.}!
— ‘Да не въ долгъ ли это на радостяхъ?’
‘Никакъ! Это отъ того, что у насъ състное дешево, да и все, слава Богу, не дорого’.
Напослдокъ, повидавшись съ добрымъ служивымъ и простившись съ нимъ и съ госпожею Фурсовую, возвращался въ надежд, что г-нъ Фурсовъ со мною увидится.
Въ Бахмут остановившись, спросилъ я, по наставленію г-жи Фурсовой, у моего хозяина: здсь ли Фурсовъ? ‘Нтъ, отвчалъ онъ мн, его уже давно здсь видли’. Итакъ, предоставя свиданье съ нимъ, по словамъ г-жи Фурсовой, къ Харькову, пошелъ я въ церковь къ обдн. Тогда былъ день воскресный. Доброй мой шагъ не остался безъ награды: тамъ я Фурсова нашелъ, прихавшаго того же утра.
Теперь то самое мсто, на которомъ надобно сказать, каковъ Фурсовъ. — Старикъ, лтъ подъ 60, сдъ, въ здоровь свжъ и крпокъ. Ознакомившись и поговоря съ нимъ о взаимныхь нашихъ надобностяхъ, я показалъ ему довренность, вслдствіе которой сдлали мы съ нимъ прелиминарные пункты, изъ которыхъ главншія были: Фурсову на пятъ мореходныхъ суденъ {На петербургскомъ язык: судовъ. Г. Д.} извстной величины или колибра — вырубить деревъ, а генералъ-губернатору получить за это 25 тысячъ рублей, въ число которыхъ, при заключеніи контракта 5,000 p., а прочіе при начатіи рубки лса. При вырубк лсовъ, бытъ съ обихъ сторонъ смотрителямъ, дабы ни лишки, ни недостатка деревъ по контракту быть не могло, и проч. Сіи пункты обими сторонами подписаны и посланы, при моемъ донесеніи, на аппробацію въ Могилевъ къ моему кредитору, генералъ-губернатору Пассеку.
Я разстался съ Фурсовымъ дожидаться въ Харьков ршительнаго приказанія, и получилъ его весною 1789 г., а предъ тмъ, для прогнанія скуки заохотился прокататься, по послднему зимнему пути, въ Блгородъ, къ тамошнему преосвященному еоктисту Мачульскому.
Онъ тотъ самой, которой, будучи въ Кіево-михайловскомъ монастыр архимандритомъ, угощалъ нсколько дней моего свскаго архіерея Кирилла и весь его штатъ, въ 1769 г., а потомъ уже самъ былъ свскимъ архіереемъ, и наконецъ блоградскимъ. Мн же онъ столько знакомъ, сколько бываютъ знакомы почотныя духовныя особы обращающимся въ ихъ сфер молодымъ подрослямъ, которымъ они иногда ласковое слово скажутъ, а иногда благословятъ, или яблоко дадутъ. И хотя, соглашаяся съ чувствами благодарности, должно истину сказать, что въ то время такое почтенныхъ и благоумныхъ мужей обращеніе юность куражило, однако-жъ въ настоящее время, когда уже былъ я въ ранг царскаго капитана, то, не оскорбляя благодарности, долженъ признаться въ томъ самолюбіи, что я уже и самъ былъ къ тому близокъ, чтобы говорить съ нимъ ласково, и дать ему яблоко, оставя ему только право благословенія.
Отъ деревни Пассека до Блгорода зды на одинъ весенній день, на посредственныхъ лошадяхъ, а не на волахъ. Я прихалъ туда предъ полуднемъ, остановился на постояломъ двор, походилъ по городу, былъ въ большомъ архіерейскомъ пространномъ и зло благолпномъ собор, но во всемъ вообще город не нашелъ ни слда, чтобы въ немъ было что похожее на губернской городъ, изъ какого онъ обращенъ въ уздной, при реформ городовъ по учрежденію Екатерины II, и присоединенъ къ Курской губерніи. Узнавъ, что преосвященный дома, возвратился на квартиру, позавтракалъ часу въ первомъ пополудни, одлся по форм и пошелъ прямо въ домъ архіерейской. Домъ каменной, построенъ по старин. Кирпича положено величайшія громады. Выгодъ, для состоянія духовныхъ властей, больше нежели надобно. Внутренность расположена по-монастырски, а наружность — безъ вида и вкуса. Ежели нравственность, скромность, своеобычливость и критика имютъ свое внитіе {Внитіе, по сил новаго слога, значитъ: ‘Вліяніе’. Г. Д.} во все, какъ воздухъ и вода, то на семъ мст можно сказать: что ‘древніе наши блюстители вры и закона старались не о произведеніи наружныхъ блесковъ, но о внутреннемъ украшеніи :покоевъ чистотою, а души — добродтельми’. Но архитектура и вкусъ настоящаго времяни, на другой сторон медали моего мннія, дерзновенно напишутъ: что ‘безобразное строеніе есть произведеніе достойное невжества своихъ времянъ’.
Знавъ придворныя архіерейскія обыкновенія, и не меньше того помышляя о моемъ красномъ мундир, данномъ на среднюю полосу {Тогда Россiйская имперія раздлена была на три полосы: на сверную среднюю и южную: на сверную положенъ мундиръ синій, на среднюю — красный, на южную — желтовишневой, по-петербургски, фіолетовой, каждая же во всхъ трехъ полосахъ губерніи различалась цвтами воротниковъ, лацкеновъ, камзоловъ, пуговицъ, подкладокъ, и проч. и проч. Г. Д.} Россіи, вошелъ я храбрымъ шагомъ — какъ будто никогда не бывалъ монастырскимъ питомцемъ — въ залу молитвы и благоговнія, и у встртившагося со мною служителя спросилъ: можно ли видть преосвященнаго? Онъ мн указалъ на боковой, въ той же зал, незатворенной покоецъ, на лвую сторону со входа, гд увидлъ я преосвященнаго, сидящаго и бесдующаго съ однимъ духовнымъ монашествующимъ чиновникомъ. Я подошелъ, а онъ, приподнявшись и подавая мн благословеніе, сказалъ: ‘намъ, кажется, знакомиться не надобно, однакожъ, я васъ сперва не узналъ. Я слышалъ отъ преосвященнаго Кирилла, что вы служите въ Могилевской губерніи. Какія судьбы завели васъ въ Блгородъ?…
‘Мн поручены отъ нашего генералъ-губернатора исполненіи его надобностей, по Екатеринославской и Харковской губерніямъ. Близость Харькова отъ Блгорода умножила мое желаніе видть особу вашего преосвященства и возобновить лично мое уваженіе’.
— ‘Очень жалю, что мы ускорили отобдать, однако…..
‘И я обдалъ, ваше преосвященство!’
— ‘Вашъ экипажъ здсь?’
‘На квартир, ваше преосвященство!’
— ‘А для чего-жъ вы не прямо ко мн взьхали?………’
Онъ пригласилъ меня перехать. И когда, по взаимномъ краткомъ разговор, мы поумолкли, то незнакомой духовной сказалъ:
— ‘А меня Гавріилъ Ивановичъ {Здсь только впервые читатель узнаетъ, что Добрынина звали Гавріилъ Ивановичъ. Ред.} и узнать не хочетъ’.
Нечаянной голосъ дернулъ меня въ его сторону какъ электризаціею, но, сколько я ни узнавалъ, принужденъ былъ сказать: ‘виноватъ, не знаю батюшка, гд мы знакомы’.
— ‘Скажите лучше, говоритъ онъ, что не я, а монахъ и его борода вамъ незнакомы. Вы теперь видите того, котораго прежде звали: панъ-инспекторъ Иванъ Григорьевичъ Трипольскій’ {Инспекторъ брата свскаго архіерея Кирилла. Зри 1771 г. Г. Д.}.
— ‘Ахъ! мн казалось, вы во псковской или петербургской епархiи’.
— ‘Я и былъ и въ той и другой, а теперь здсь’.
Преосвященный спросилъ: ‘сколько этому лтъ какъ вы разстались?…’
— ‘Съ 1772 года,’ отвчалъ я.
— ‘Восемнадцатой годъ отвчалъ патеръ Трипольскій.
Разсуждая, чтобъ не обременить преосвященнаго въ часы отдохновенія, отъхали мы, съ отцемъ игумномъ Трипольскимъ въ его Николаевской городской монастырь, съ дозволенія преосвященнаго, гд весь остатокъ дня мы пробесдовали про прошедшее, про знакомыхъ, гд кто находится, кто куда двался, что съ нимъ и со мною во время нашей разлуки случилось, между тмъ, угощалъ онъ меня чаемъ и закусками. A при свчахъ возвратился я къ своему знаменитому хозяину. Онъ уже ожидалъ меня. Разговоръ нашъ начался почти тмъ же, какъ и у Трипольскаго. Говорено о епископ, бывшемъ свскомъ, Кирилл. Я увдомилъ, что онъ прошлаго года прохалъ чрезъ Могилевъ въ Москву и проч., а преосвященный наконецъ удостоилъ мене выслушать нкоторую часть и его исторіи, изъ которой видлъ я въ немъ смертнаго, удалявшагося многократно, отъ предлагаемыхъ ему графомъ Безбородько, бывшимъ тогда въ величайшей довренности и сил у императрицы, суетныхъ первосвященническихъ блесковъ въ обихъ столицахъ и въ Кіев, и предпочетшаго всему спокойствіе въ обитаемомъ имъ уздномъ блгородскомъ уголк. Бесду кончилъ преосвященный тмъ, что онъ, уже много сряду лтъ, не ужинаетъ, ‘а вамъ, сказалъ онъ мн, еще рано переставать.’ Посл сего предисловія я уже во искушеніи былъ подозрвать, что онъ хочетъ меня отбаярить такъ же, какъ елецкаго монастыря архимандритъ Іероей: однако-жъ, возвратясь въ мой покой, нашелъ я столикъ, набранной чисто, и тотчасъ подали вкусное кушанье, вино и столовой медъ. Все это мн, посл дороги, было непротивно, почему и сонъ мой былъ спокоенъ, а по утру, одвшись, хотлъ лишь пойти къ преосвященному, какъ вдругъ увидлъ, что духовный штатъ, съ пвчими въ стихаряхъ, и со знаками, принадлежащими архіерейскому достоинству, вошли въ залу. A вскор изъ внутреннихъ покоевъ вошелъ и самъ преосвященный. На него возложили мантію, и онъ, принявъ пастырской жезлъ, пошелъ въ церковь на служеніе, въ предшествіи поющаго хора пвчихъ и въ послдованіи знатнйшими священнослужительми, за которыми слдовалъ и я въ церковь. Это былъ день воскресный.
Посл служенія, скоро сли за обденной столъ. Къ обду приглашены были трое свтскихъ учителей изъ его семинаріи, вчерашній игуменъ, и я. Посл обда откланялся я доброму пастырю, простился съ Трипольскимъ, и простился на безконечные вки.
Имя обыкновеніе пересматривать въ каждомъ новомъ календар моихъ знакомыхъ, и не нашедъ его въ одномъ году въ Блгород, нашелъ его уже архимандритомъ въ воронежскомъ Акатов монастыр и ректоромъ семинаріи. Но, въ 1808 году не нашелъ его уже нигд, нтъ сомннія, что онъ скончался, по счету моему на 60-мъ году своего вка, или — по-академически: своего возраста {Послднiя слова въ подлинник зачеркнуты. Ред.}.
Возвратясь въ деревню, мы съ Рязановымъ имли причину пить за здоровье блогородскаго преосвященнаго, потому что данныя мн отъ него на дорогу дв бутылки вина довезены въ цлости, а по первому весеннему пути отправился я паки въ Бахмутъ, по сил полученнаго на наши прелиминары отъ генералъ-губернатора предписанія, гд и заключилъ съ Фурсовымъ контрактъ, получилъ въ задатокъ 5,000 руб. и возвращался въ деревню съ тмъ, чтобы оттуда отправиться къ генералъ-губернатору, и узнать: кому онъ изволитъ приказать исполнять заключенной контрактъ, съ положеннаго въ немъ срока. Но не дохавъ еще до деревни, встрчаю на пути встника съ письмомъ отъ генералъ-губернатора, въ которомъ сказано: ‘Я послалъ г. маіора Чаплица продать Фурсову Маяцкую заску за 30,000 руб. или за 35,000 руб. и сверхъ того вырубить изъ нея единожды нсколько саженъ дровъ и 700 возовъ форосту, для моихъ крестьянъ. Предпочитая столь выгодную продажу законтрактованію, прошу васъ създить съ г. Чаплицемъ въ Кременчугъ, для совершенія крпости, а контрактъ, ежели онъ вами заключенъ, уничтожить’.
Не было ничего легче какъ исполнить то, что мн приказываетъ акторъ и вельможа, но съ другой стороны судя, — я имлъ причину почувствовать обиду, какъ обыкновенно бываетъ, гд два повренныхъ, или два главнокомандующихъ, или дв невстки въ одной изб, иль — хоть два кота въ одномъ мшку. ‘Какъ! размышлялъ я: Маяцкая заска, которая могла бы три раза быть законтрактована по 25 тыс. руб. и посл остаться, съ дровянымъ лсомъ и частію строеваго, въ вчномъ и потомственномъ владніи Пассека, это составило бы до ста тысячъ р., а теперь продается за 35 тысячъ! Разв не могъ дождаться, или спросить меня объ этомъ {Послдняя фраза въ подлинник зачеркнута. Ред.} мой генералъ-губернаторъ? разв онъ не зналъ, что еще Петромъ Великимъ заклеймено въ ней съ тысячу деревъ, о которыхъ знаютъ здшніе жители? разв нельзя бы продать ее, спрося напередъ моего мннія? Какая ошибка! какой ощутительной убытокъ! боле какъ дв трети проиграно въ этой продаж!’
Такъ я думалъ и сокрушался о чужомъ добр, и, забывая собственную обиду, не сомнвался, что мой Пассекъ кмъ-нибудь обманутъ, вслдствіе чего, по призд въ деревню, предпринялъ донесть ему обо всемъ въ Могилевъ. Управитель Рязановъ, которому я прочиталъ мое донесеніе, подтвердилъ мою мысль и своимъ письмомъ къ Пассеку, удостовряя его доказательно, что такая продажа не находка. Но Рязановъ, такъ же какъ и я, не больше зналъ, какъ только, что Пассекъ иметъ заску, подаренную отъ князя Потемкина-Таврическаго, и бол ничего.
Мы отправили съ бумагами, для поспшности, нарочнаго, бывшаго при мн могилевской штатной роты солдата, все это здлано скоре нежели было надобно. По отправленіи, на другой день увидлся я съ Чаплицемъ, которой, во ожиданіи меня, отъзжалъ въ Харьковъ поглазть, и оттуда возвратился. Я не скрылъ отъ него моего мннія о убыточной продаж. Не скрылъ, напослдокъ и того, что я послалъ нарочнаго съ донесеніемъ обо всемъ. Политикъ-полякъ похвалилъ мою ревность, ‘но — промолвилъ онъ —она тогда была бы полезна, когда бы нашъ Петръ Богдановичъ продавалъ собственность, а то, вдь — заска казенная’.
‘Какъ такъ?’
— ‘А такъ, что онъ ни грамоты, ни имянного повелнія на пожалованіе не иметъ, а только одно письмо князя Потемкина, такъ ему надобно стараться, сбыть ее съ рукъ поскоре, за что бы то ни было’.
‘Ежели такъ, то вдь и крпости не совершатъ!’
— ‘Кто поспоритъ, когда въ довренности сказано: что заска продается, подаренная отъ его свтлости князя Потемкина? Къ тому же и самъ Пассекъ, не меньше какъ генералъ-губернаторъ. Впротчемъ, знаетъ про то купецъ да продавецъ. Наше дло исполнить по довренности, а казна получитъ пошлину’.
‘За собственной лсъ? да будетъ ли это прочно для купца и продавца?’
— ‘Ну! я ужъ этаго не знаю. Можетъ быть и Фурсовъ поможетъ поплатиться, а можетъ быть и все заплатитъ, а можетъ быть и никто платить не будетъ!’
Услыша новое обстоятельство и причину продажи, жаллъ я, что послалъ нарочнаго съ донесеніемъ къ генералъ-губернатору. Однако-жъ, надобно было дожидать отвта. Между тмъ, винилъ я актора своего уже не за продажу, но за неоткровенность, чрезъ которую онъ потерялъ очень много, съ другой же стороны судя, легче дешевле продать, нежели признаться въ способ приобртенія предъ человкомъ, выбраннымъ для исполненія препорученій, а не для сообщенія ему секретовъ. Всего же благоразумне было бы не употреблять такого человка въ дло, которому недоговариваютъ, или сомнваются сказать все.
Чаплицъ, получа отъ меня задаточныя 5,000 p., отправился въ Кременчугъ, къ Фурсову, по сдланному сношенію, для совершенія крпости, а изъ Кременчуга въ Могилевъ, а между тмъ, мы, съ управителемъ Рязановымъ, узнали, что посланной отъ насъ солдатъ запился, деньги прогонныя растерялъ, и едва пшой кое-какъ дотащился въ Могилевъ, однако-жъ бумаги доставилъ, и я на мое донесеніе получилъ уже въ іюн письмо слдующаго содержанія: ‘Я далъ довренность господину Чаплицу на продажу Маяцкой заски, да хотя бы я далъ только и слово, то и того отмнить бы не могъ’. Очень ясно, что мн надобно было убираться поскоре домой.
Я прихалъ въ Могилевъ и явился въ мызу Пипинъ-бергъ, отстоящую отъ города верстъ на пять, гд тогда находился нашъ губернской дворъ, то-есть Пассекъ съ Салтыковою. Уже утро сближалось къ полудню, а генералъ-губернаторъ изъ внутреннихъ покоевъ не выходитъ и меня къ себ не требуетъ. Я, шатаясь долго по переднимъ комнатамъ, хотя могъ думать, что обо мн уже знаютъ во внутреннихъ, однако-жъ сказалъ пробгавшему неоднократно туда и сюда мальчику, камердинеру Спирьк: ‘Доложи, мой пріятель, обо мн Петру Богдановичу’.
— ‘Я уже давно доложилъ, да самъ не знаю за что выбранили меня какъ собаку’.
‘Жаль мн, мой пріятель, если я этому причиною’.
— ‘Мы уже къ этому привыкли’.
На эту пору входитъ предсдатель Маковецкій и, покланявшись со мною мимоходомъ, пошелъ прямо въ двери къ Пассеку, а я, чтобъ не растворять двухъ разъ дверей тамъ, гд можно войти за однимъ растворомъ, вошелъ за Маковецкимъ.
Пассекъ, мимо Маковецкаго, возгласилъ ко мн: ‘Ну што вы съ Рязановымъ сулите мн за заску золотыя горы, когда уже я ее продалъ, объ этомъ было прежде мн говорить’.
‘Я съ тмъ и возвращался, чтобы донесть вашему высокопревосходительству’.
— ‘Ну — да — во сколько бы я лтъ могъ по вашимъ прожектамъ получить? а мн сколько на свт жить’?
‘Это еще никому неизвстно, однако-жъ, мн казалось, что можно еще жить и въ Петр Петрович {Сынъ его отъ Салтыковой, тогда лтъ 14-ти, котораго отецъ любилъ безпримрно. Отдавая всему справедливость, не должно умолчать, что онъ былъ наилутчій отецъ, наилутчій любовникъ и мужъ, доброй и чувствительной другъ. Г. Д.}.’
Онъ повелъ на меня медленной взглядъ, привздохнулъ, и вдругъ остерегся, заговорилъ съ Маковецкимъ, а я принялъ это сигналомъ отправиться на свою квартиру и явиться въ команду, для отправленія должности стряпчаго уголовныхъ длъ въ верхнемъ земскомъ суд. Тмъ кончилась посылка меня, которая конечно выгодне бы для моего кредитора исполнена {Вмсто зачеркнутаго: ‘отправлена’. Ред.} мною была, еслибы мн благовременно открыты были причины къ скорой продажи.
Года чрезъ два отъ времени продажи, услышалъ я отъ сына управителя Рязанова, призжавшаго отъ отца къ Пассеку, что Фурсовъ вырубилъ сколько нужно было по подряду въ казну корабельныхъ лсовъ, выбралъ за нихъ вдвое свои деньги, и заска осталась по прежнему густа.
По восшествіи же Павла I на престолъ, Маяцкая заска, по имянному повелнію, возвращена въ казну. Не знаю, однако-жъ, подробностей, кому сіе возвращеніе было чувствительне: Пассеку ли? или Фурсову {Князь Потемкинъ скончался еще при жизни императрицы Екатерины ІІ. Онъ счастливо жилъ, и благовремянно умеръ. Г. Д.}? или обоимъ равномрно, ибо я тогда уже былъ въ Витебск при должности. А Пассекъ, отставленной отъ службы, находился въ своей смоленской вотчин Яковлевичахъ, хотя не подъ арестомъ, однако-жъ выздъ ему изъ ней былъ запрещенъ {Павелъ I имлъ къ Пассеку неблаговоленіе отъ самыхъ юныхъ своихъ лтъ, или лучше сказать, отъ смерти отца своего Петра III и отъ восшествія на престолъ матери своей Екатерины II. Г. Д.}.
1790, 1791 и 1792 годы протекли безъ значительныхъ для меня произшествій, кром того, что я иногда, сверхъ настоящей моей должности, отправлялъ по губерніи въ разныхъ уздахъ, по предписаніямъ губернатора, губернскаго правленія, палаты уголовной, разныя коммиссіи, но сіи коммисіи были ничто какъ дла штатскія, требовавшія изслдованій, переслдованій, дополненій, поправокъ, развязокъ, поспшности и проч., слдовательно, больше въ обществ надобны и необходимы, нежели стоятъ любопытства. Заботъ съ ними довольно, а блеска ничего. Многія изъ нихъ связаны были съ величайшимъ для меня трудомъ {Вмсто зачеркнутаго: ‘огорченіями’. Ред.}. Но какая кому о томъ нужда!… Начальство службу безъ постороннихъ помочей или собственныхъ интересовъ {Послднія три слова въ подлинник зачеркнуты. Ред.} не всегда награждаетъ, а ближній въ горестяхъ ближняго не всегда принимаетъ участіе, слдственно размножать мою исторію напоминаніемъ непріятностей перенесенныхъ уже мною, было бы похоже на то, какъ сочинять особой протоколъ, по которому исполненіе давно уже учинено. Итакъ, оставимъ!

(Продолженіе слдуетъ).

Добрынин Г.И. Истинное повествование, или Жизнь Гавриила Добрынина, им самим написанная. 1752-1827 // Русская старина, 1871. — Т. 4. — No 10. — С. 305-378.

ИСТИННОЕ ПОВСТВОВАНIЕ
или
ЖИЗНЬ ГАВРІИЛА ДОБРЫНИНА,
ИМ САМИМЪ НАПИСАННАЯ.

1752—1823.

XLIII*).
1793 годъ.

*) См. ‘Русскую Старину’, т. III, изд. 1871 г., стр. 119, 247, 395, 562, 649. T. IV, стр. 1, 97 и 177. Ред.

Претерпвая много въ перемн и невыгод квартиръ, купилъ я съ публичнаго торгу — въ 1793 году — мщанской небольшой домикъ на Борисоглбской улиц. Но мн никогда ничего неудавалося здлать безъ препятствія. Уголовной палаты совтникъ Варопановъ, фигурка по виду и понятію своему очень мало значущая, но нигд ничего не пропущающая въ свою пользу, услужилъ мн, подъ образомъ переторжки, надбавкою третей части цны, увренъ будучи, что мн и домъ надобенъ, и что я заплатить въ силахъ. Онъ и не ошибся, ибо возвышенную имъ и заплаченную мною цну раздлилъ съ тмъ несчастнымъ плутомъ, чей продавался домъ. Я напередъ уже размтилъ, что домикъ, въ разсужденіи недавной постройки и положенія мста, удобно было образовать, въ немъ было четыре небольшихъ разной мры покоевъ, пятыя и шестыя сни. И я обдлалъ его сколь можно поопрятне. Двери, окны далъ ему новые, пропорціональныя. Печи, полы, потолки, не мщанскіе, обшилъ снаружи досками, по угламъ положилъ рюстики и, гд надобно, пиластры, крыльцо сотворилъ нарядное. Баню здлалъ новую, людской флигель и сарай, хотя изъ того же стараго строенія перестроены, но поставлены на приличныхъ мстахъ. Вокругъ дома, не на высокомъ забор, штакетъ. Садъ, большою частію вишневой, по положенію своему на гор, къ сверу, а гора, на разстояніе съ небольшимъ саженью, не домыкалась до главнаго корпуса, такъ что прямо изъ сада можно было, по покрытому досками между домомъ и горою промежутку, всходить на крышу дома {Всходить не для голубей, но для трубы, при надобныхъ случаяхъ. Г. Д.}. Въ садъ восходъ былъ горою, по широкой покрашеной лстниц. Восходящему по ней открывался, по мр восхода, или, можно сказать, выросталъ, по мр восхода, прямо противъ его, видъ крпостцы, и казался сквозь деревье какъ будто въ далек, потому что былъ здланъ въ маломъ вид. Это была стнка или заборъ изъ стоячихъ достокъ, вырзанныхъ черезъ одну, на верхнихъ концахъ, на подобіе крпостныхъ зубцовъ, и подбленыхъ мломъ на клею. Въ саду, на возвышенномъ надъ улицею мст, бесдка изъ желузи, кои вставлены между столбами, поставленными осьмиугольникомъ, и на ней куполообразной, ршетчатый верхъ, оканчивающійся поставленнымъ на немъ шаромъ. Много еще было кое-какихъ ребячествъ, представляющихъ разныя возвышенія въ готическомъ вкус и одну башню съ флюгеромъ. A все сіе было ничто иное, какъ стоячіе ряды вырзанныхъ вверху достокъ, за которыми скрыты, или повть для дровъ, или что того нужне. Площадку всего подворья раздлялъ низенькой штакетъ на три отдленія: 1-е, на чистой дворъ, усаженной въ приличныхъ мстахъ деревьемъ, 2-е, на дворъ, при людскомъ жиль и при сара, и 3-е, на огородъ. Начиная отъ главнаго корпуса до послдняго строенія и забора, все было покрашено: стны блою и срою краскою на клею, а крыши обыкновенно красною муміею на масл, штакетъ — чорною, а бесдка — подъ виды бло-сроватаго жилчатаго мрамора. Всего вообще владнія моего, подъ строеніемъ, садомъ, подворьемъ и огородомъ, едва ли было 450 квадратныхъ саженей земли, но тмъ лутче все изображалось, что, будучи въ тсномъ мст, одно другого держалось, и могло быть объемлемо, такъ сказать, однимъ взглядомъ. Вся эта мелочь, или склеенная изъ лоскутковъ картинка, стоила мн, по тогдашнему времени, около полуторы тысячи рублей {Тогда серебряныя и ассигнаціонныя деньги были почти въ одной цн. Четверть ржи — 4 p., овса — 2 p., по сему и прочая разумвай.
Съ 1812 года все учетверилось слишкомъ, въ монет, товарахъ, продуктахъ и проч. 1818 г. Г. Д.}.
Никто изъ новопризжихъ въ городъ, если ему случалось прозжать мимо моего жилища, необходился безъ того, чтобы не спросить скоропостижно: ‘это чей такой домикъ?’ не зная того, что и самъ иногда хозяинъ, въ лтнюю пору, слышитъ сей вопросъ, ходя въ густот деревъ по гор надъ улицею.
1793, 1794, 1795 — и почти весь 1796 — годы прожиты въ немъ. A отъ ноября мсяца 1796-го года по іюнь 1797-го года, хотя и жилъ я въ немъ, но долженъ сказать, что уже ни домъ ко мн, ни я къ дому и къ Могилеву не принадлежали, по всеобщему въ Россіи ‘измненію десницею Вышняго’ на престол всероссійской имперіи, о чемъ скажется ниже на своемъ мст, а теперь заговорю о томъ, что случилось въ продолженіе сказанныхъ 4-хъ лтъ.
По второмъ присоединеніи отъ Польши края, раздленъ онъ на губерніи: Минскую, Изяславскую, Брацлавскую и Вознесенскую {Впослдствіи времени Павелъ І перемнилъ сіи названія, какъ и другія нкоторыя. Г. Д.}. Многіе тамъ уніяты захотли, или заохочены, или побуждены обратиться къ церкви грекороссійской. Вслдствіе сего, состоялось имянное повелніе государыни императрицы, чтобы и въ нашихъ блорусскихъ губерніяхъ, присоединять желающихъ уніятовъ къ грекороссійской церкви, а буде бы кто изъ помщиковъ оказался препятствующимъ, того имніе брать въ секвестръ. Тогда былъ въ Могилев губернаторомъ г. Черемисиновъ, человкъ {Дале въ подлинник зачеркнуты слова: ‘ни въ чемъ не свдущій’. Ред.} молчаливой до безсловесности, упрямой до безконечности. A епископомъ былъ Аанасій Вольховскій, которой по натур такъ былъ несчастливъ, что знакомое ему евангеліе не могъ читать безъ ошибокъ и частыхъ медленныхъ остановокъ. Къ нему такъ же было предписаніе отъ синода, чтобъ они общими силами и согласіемъ нарядили {Послдняя фраза въ подлинник передлана изъ слдующей: ‘почему, оба они общими силами и согласіемъ, или, можно справедливе сказать, общимъ недоуміемъ нарядили’. Ред.} въ разные узды разныхъ чиновниковъ, въ числ которыхъ и мн достался Сннинской уздъ, для присоединенія уніятовъ къ церкви грекороссійской. Всмъ намъ повщено отъ губернатора, явиться въ соборную архіерейскую церковь, гд, посл литургіи, сказано намъ было, съ проповдническаго мста, протопопомъ Михаиломъ Богуславскимъ поученіе — за неумніемъ архіерейскимъ — въ такомъ смысл: что мы предъопредлены, избраны, воззваны въ достоинство апостольское, и чтобы мы были мудри — яко змія, и цли — яко голубіе. Аминь.
Тутъ раждается вопросъ: ‘какъ это могло статься, чтобы въ царствованіе Екатерины Великія былъ архіерей безграмотной?’ Вотъ какъ: государыня императрица, будучи на 7-мъ десятк лтъ и уже при истеченіи своего вка и царствованія, естественно, не всегда уже видла все тамъ, гд прежде умственной и вещественной ея глазъ досязалъ. A графъ Безбородько, будучи при ней и канцлеръ, и министръ, и правитель всхъ длъ, хотя былъ достоинъ сихъ почестей и царскаго доврія, но онъ имлъ мать, лтъ 80-ти слишкомъ. Она не давала сыну покоя своими изъ Малороссіи письмами, требуя, чтобы александроневскій намстникъ, архимандритъ Вольховскій, непремнно былъ здланъ архіереемъ. Инако же? — сыну проклятіе. Ну кому же захочется быть прокляту отъ матери? Вотъ и вся сказка, по крайней мр, такъ говорили вс, ибо каждой лыбопытенъ былъ знать, почему на такую важную степень возведенъ человкъ неграмотной, и посланъ въ такую губернію, гд всякой ксіонзъ говоритъ латинскимъ языкомъ, а многіе и другими иностранными, не включая россійскаго и польскаго. Павелъ I, введя въ обычай жаловать орденами духовенство, пожаловалъ и Вольховскому аннинскую ленту, но, любя порядокъ, лишилъ его чрезъ годъ мста, и веллъ послать въ одинъ изъ малороссійскихъ монастырей, помнится въ Лубенскій, гд онъ и скончался. A губернаторъ Черемисиновъ былъ мужъ избранной по сердцу генералъ-губернатора Пассека, впрочемъ, былъ онъ и человкъ хорошій, въ силу принятаго во святыхъ обителяхъ правила: ‘молчаніе и невдніе — грха не творятъ’, и въ силу латинскаго мннія: ‘кто молчитъ, тотъ согласенъ’ {Послдняя строка въ подлинник зачеркнута. Ред.}.
Посл поученія нужны были прогоны, и когда губернаторъ, на словесное мое требованіе, мн отказалъ, то я потребовалъ письменно, изъясняясь, между прочимъ, что, въ разсужденіи немаловажности препорученія, нужно имть, по крайней мр, двухъ рядовыхъ штатной команды солдатъ, дабы по нимъ видно было, куда я приду, что я чиновникъ отъ короны, отправленный по казенному длу. Мн во всемъ письменно отказано съ угрозами. Итакъ, нечего было длать, надобно было хать на собственномъ кошт, какъ будто въ гости. Но прежде, нежели выхалъ, разсудилъ послать безтолковое губернаторское повелніе и распоряженіе, съ моими замчаніями, въ Петербургъ на руки секретарей генералъ-губернаторскихъ, которые были мн не лиходи, изъясняясь имъ, что я отправленъ не на шутку по-апостольски, и прося ихъ, ежели придется кстати, доложить генералъ-губернатору.
Отправясь въ городъ Снно и зная изъ имянного императорскаго повелнія, что велно спросить: ‘не желаютъ ли?’ и что желающихъ запрещено удерживать отъ ихъ желаній, старался я не отступить отъ точнаго смысла сего предписанія.
По призд въ Снно, взялъ я съ собою земскаго исправника и съ духовной грекороссійской стороны депутата, по сил даннаго ему отъ команды предписанія.
Всхъ церквей уніятскихъ во всемъ сннинскомъ узд тридцать три, которыхъ всхъ мы постили. Ko всякой церкви собирали прихожанъ — упредительно чрезъ земскаго исправника, дабы по призд не тратить времени, при каждой церкви читали имъ повелнія, предписанія, спрашивали о свободномъ расположеніи ихъ къ перемн вры, или, лутче сказать, одного только переименованія вры. Увщавали ихъ чрезъ духовнаго депутата и не обрли ни единой души, желающей отстать отъ уніятской и пристать къ грекороссійской церкви.
Когда въ Витебск преосвященный Іосафатъ Кунцевичъ — чему прошло уже лтъ около 180, то-есть, въ самыя смутныя для Россіи времена — проповдывалъ вру уніятскую, тогда державшіеся вс греческой вры, витебскіе жители убили его и бросили внизъ горы, къ рк Двин. A теперь, потомки ихъ, обращенные во время польскаго правленія въ уніяты, почитаютъ его за святого священномученика, каждогодно празднуютъ день его убіенія, и клянутъ, въ своихъ церковныхъ пснопніяхъ тхъ, которые его убили. То-есть: они клянутъ своихъ праотцевъ, отъ которыхъ получили жизнь и наслдство имнія, и клянутъ настоящихъ грекороссіянъ, подъ управленіемъ которыхъ благоденствуютъ….. Да — помилуй Богъ —не вс-ли человки суть жертва заблужденія, по словеси священной древности: ‘непознаша, ниже уразумша, во тьм ходятъ!’
Въ три недли съ проздомъ, возвратился я въ Могилевъ, и былъ везд отъ губернатора и отъ архіерея провозглашенъ безбожникомъ и ослушникомъ. Вс т, которые у губернатора и у архіерея каждодневно обдывали, охотно тому врили и соглашались, а посл нихъ, весь классъ легкомысленныхъ повторялъ тоже, такъ что сннинскій уздъ, уніяты и Добрынинъ здлались общею въ город молвою, даже до тхъ поръ, пока она для себя нашла камень преткновенія, а именно: губернаторъ вскор получаетъ изъ Петербурга отъ генералъ-губернатора предложеніе, слдующаго содержанія:
‘Я читалъ донесеніе вашего превосходительства,на которое увряю васъ, что Добрынинъ мн не жаловался, а изъ вашихъ бумагъ, о распоряженіи по дламъ уніятскимъ, нахожу: что Добрынину, равно и другимъ не дано ни прогоновъ, ни требованныхъ ими солдатъ. Такъ почему-же, ваше превосходительство, назвали его нерадивымъ, когда, напротивъ, исправность его и мн, и вамъ уже извстны? Если распоряженія ваши по сей части не приведены, или не вс еще приведены въ исполненіе, поспшите ихъ поправить. Для единообразнаго же дйствія, прилагаю вамъ копію съ распоряженія полотскаго г-на губернатора, изъ которой ваше превосходительство усмотрите, между протчаго, что посланные по дламъ уніятскимъ снабдены прогонами и каждой — тремя солдатами’.
Копія съ сего ордера прислана ко мн на той же почт изъ канцеляріи генералъ-губернатора, а въ дополненіе, все сіе пересказывали мн поочередно вс т, которые у губернатора обдывали, и перемня прежнее свое о мн мнніе и голоса, единословно говорили: что губернаторъ, прочитавъ ордеръ генералъ-губернатора, сидя за столикомъ, ударилъ объ него кулаками и заплакалъ, а губернаторша начала проклинать всхъ, кого находила достойными праведнаго ея гнва. Первое для ней лицо былъ я, второе — канцелярія генералъ-губернаторская, а третье — самъ генералъ-губернаторъ. Слушая сіи всти, я ощутилъ въ себ чувствительную жалость къ губернатору и губернаторш. Но, опомнившися, взвсилъ и видлъ, до какого степени простиралось рвеніе ихъ повредить мн, если неудача была имъ столько чувствительна. Почему и вкушалъ я изъ-подъ-тиха злостную радость.
Уже проходитъ обращенію уніятовъ 5 и 6 мсяцовъ, уже оканчивается годъ, уже наступилъ и другой, а посланные изъ уздовъ не возвращаются, какъ, между тмъ, настоящія ихъ должности терпятъ остановку. Иной доноситъ: обратилъ церковь, дв, три. И, лишь только губернское правленіе получитъ такое донесеніе, какъ вдругъ съ противной стороны получаетъ другія — отъ уніятскаго духовенства, отъ прихожанъ, а побочными дорогами и отъ помщиковъ — что уніяты принуждены побоями, что церковь отбита насильно, и проч. и проч. Пошли новыя изслдованія, секвестры, жалобы въ правленіе, жалобы прямо въ сенатъ, отъ сената строгія требованія отъ намстническаго правленія объясненій. И въ намстническомъ правленіи здлалось цлое наводненіе уніятскихъ длъ. Тогда вс заговорили, не исключая и губернатора: какой дальновидной человкъ Добрынинъ! изъ того узда, гд онъ былъ, нтъ ни одного дла!
Слдующее дйствіе также нечаянно послужило въ мою пользу: директоръ экономіи, будучи по должности въ одномъ изъ казенныхъ имній въ Быховскомъ узд, получилъ тамъ отъ губернатора препорученіе о присоединеніи къ церкви грекороссійской уніятовъ, обитающихъ въ тхъ селеніяхъ, въ которыхъ онъ находится. Вслдствіе чего, директоръ собралъ ихъ къ церкви, читалъ, уговаривалъ, соглашалъ, но, недобившись согласія, разсудилъ принудить ихъ силою, какъ начальникъ казенныхъ имній, а они, противъ силы здлали крикъ, вопль, изъ чего директоръ экономіи прозрлъ, что они сердиты. Нсколько изъ нихъ взбжали на колокольню и ударили въ набатъ. На тревогу сбгаются прятавшіеся въ лсу и по авинамъ. Толпа увеличивалась. Директоръ экономіи удаляется, доноситъ губернатору, что казенные уніяты взбунтовались, и проситъ усмирить ихъ вооруженною рукою.
Тогда въ Могилев квартировала артиллерія. Начальникъ оной маіоръ Амбразанповъ, по требованію губернатора, даетъ ему пушку и канонеровъ. Канонеры съ пушкою двинулись чрезъ городъ на дорогу быховскую. Запли псню, а чрезъ нсколько часовъ поднялся за ними, посл обденнаго стола, и самъ губернаторъ Черемисиновъ, препровожденъ изъ покоевъ застольными друзьями и всею фамиліею, которая вся желала ему, въ слезахъ, счастливой побды на бунтовщиковъ и благополучнаго возвращенія.
Дйствіе и послдствіе похода, котораго весь маршъ состоялъ верстъ слишкомъ на двадцать — были таковы:
По прибытіи предъ селеніе, гд церковь уніятовъ, Черемисиновъ веллъ выпалить изъ пушки. Мужики, узнавъ причину неслыханнаго еще ими грома, спрятались {Вмсто зачеркнутаго ‘ушли’. Ред.} въ страх и трепет, вс до единой души, въ лса и авины. Губернаторъ, нашедъ пустое селеніе, не находитъ съ кмъ имть дло. Проходитъ вторая половина дня, наступаетъ и проходитъ ночь. Уже солнце на другой день оканчиваетъ первую половину дневнаго пути, а селеніе пусто.
— ‘Что намъ длать — говоритъ Черемисиновъ — рано мы, братцы, выстрлили! Ну, съ кмъ буду я говорить? Koгo усмирять? И кого обращать? Бжите повсюду въ разныя стороны, и всякаго, съ кмъ ни встртитесь, кого ни найдете, и кого ни поймаете, увряйте его: что я никого не застрлю, только бы они не били въ набатъ и въ меня’.
Сильная и любомудрая {Вмсто зачеркнутаго ‘и благоразумная’. Ред.} рчь имла счастливой успхъ. Мало по малу, поселяне начали стекаться и собралися къ церкви по назначенію. Губернаторъ вопросилъ:
— Для чего вы бунтуете?
Одинъ выбранной ими старикъ, выступя впередъ, отвчалъ: ‘Ваше великое величество самъ теперь видишь, какъ мы бунтуемъ. Ты выстрлилъ, мы и испугались, ты веллъ намъ сказать, чтобъ мы не боялись и пришли къ твоему здоровью, мы не боимся, и мы теперь передъ твоею милостью’.
Губернаторъ: Для чего вы били тревогу?
Мужикъ: Нтъ, мы звонили на нешпаръ {Вечерня. Г. Д.}. Тогда былъ вечеръ съ субботы на воскресенье, въ чемъ поставляемъ свидтельми своего священника и нсколько шляхты, которые тогда пришли въ церковь, Богу молиться.
Губернаторъ: Для чего вы не послушали директора экономіи? Вдь вра все одна, та же христіанская. Онъ васъ не жидами хотлъ здлать.
Мужикъ: Добре ваше кажешь, что вра все одна, та же христіянская. А-ти, ваше, похваливъ бы тое, капъ я взялъ одинъ крестъ въ руки, а другій бы кинувъ подъ ноги?
Губернаторъ: Да для чего же вамъ не быть со мною одной вры?
Мужикъ: Ты, самъ здоровъ, знаешь, уже человкъ не молодый! — указывая на губернаторскія сдины — какъ теб приказывали принять нашу вру, а-ти захотвъ бы ты быть уніятомъ?
Черемисиновъ веллъ поворотить пушку, и тмъ же путемъ и порядкомъ, возвратился домой, доволенъ будучи, что онъ силенъ былъ и разогнать и собрать. Вскор и за сей подвигъ получилъ онъ выговоръ изъ Петербурга отъ генералъ-губернатора. Отъ тхъ поръ, когда гд въ гостяхъ заходили жаркіе споры о длахъ уніятскихъ, то, чтобы прервать матерію, стоило только, чтобъ я сказалъ: ‘я съ пушкою не здилъ’, и все умолкнетъ изъ почтенія къ губернатору. Очень ясно, что вс были вжливы, скромны, благоразумны, подлы и трусы, а я, былъ правдивъ безъ дерзости и своебычливъ какъ квакеръ.

XLIV.
Г р х и.

Славной, но больше того извстной, Жанъ-Жакъ Руссо, въ кииг исповди своей, показалъ свою откровенность, даже до такихъ своихъ дйствій, которыя ни ему, ни читателямъ ни къ чему не служатъ, кром соблазна, а нашъ почтеннйшій Фонъ-Визинъ, по видимому изъ подражанія Жанъ-Жаку, назвавъ одно изъ своихъ сочиненій ‘исповдью’, исповдывается, что ‘онъ сочинилъ оперу, и для прочтенія оной представленъ былъ къ государын императриц Екатерин II’, какъ будто это такой грхъ, которой ститъ больше исповди, нежели фастовства. Для чего же и мн не подражать симъ славнымъ людямъ? Стану и я исповдываться, съ тмъ только отъ нихъ различіемъ, что моя исповдь дйствительно во грх, а не въ празднословіи соблазнительномъ Жанъ-Жакъ Руссо и не въ фастовств — Фонъ-Визина.
По опредленіи меня изъ стряпчаго верхняго земскаго суда въ губернскіе стряпчіе, первымъ къ моей забот было предметомъ, какъ бы мн попасть въ слды моихъ предмстниковъ,
изъ которыхъ одинъ набогатился, и вышелъ въ губернское правленіе совтникомъ, положа въ сохранную судную казну витебскимъ езуитамъ 50,000 p., а другой преемникъ его, хотя не усплъ набогатиться за скорою кончиною, однако-жъ и въ краткое время примтно было, что мсто губернскаго стряпчаго казенныхъ длъ было для него полезно. Но я, вступя въ новую для меня должность, искалъ и не находилъ, чмъ? и что начать? и за что приниматься? Давно говорятъ и пишутъ, что случай всегда тому встрчается, если кто его ищетъ.
Бывшій въ деревняхъ государственнаго казначея управителемъ г. З {Вмсто зачеркнутаго въ подлинник ‘Захар’. Ред.}, первый мой въ Блоруссіи знакомецъ и пріятель, открылъ мн желанной случай. Онъ, поздравя меня въ новой должности, спросилъ:
Знаю ли я, гд теперь экономіи директора секретарь Б {Изъ дальнйшаго разсказа читатель узнаетъ, что подъ буквою Б. скрыта фамилiя Быховецъ. Ред.}?
— ‘Не знаю’…
— Онъ торгуетъ мачтами, вырубленными изъ казенныхъ лсовъ…
— ‘Это любопытно, скажите ясне’.
— Въ казенныхъ имніяхъ есть мачтовые лса, ими часто пользовались арендаторы казенныхъ имній и другіе, по милости секретарей директора экономіи, ясне вамъ сказать: лса сплавливали въ Ригу, подъ именемъ помщичьихъ, казенными крестьянами, и получали за то немалыя суммы денегъ, а директоры этого не видали, или видть не хотли, или имли причину не хотть. До этого мн дла нтъ. Случилось и мн нсколько попользоваться, когда я жилъ по сосдству съ казенными имніями, управляя деревнями государственнаго казначея, однако-жъ промыслъ сей бросилъ, во-первыхъ потому, что онъ, при случа обнаруженія, больше принесетъ несчастія, нежели при удачныхъ случаяхъ прибыли, во-вторыхъ потому, что я уже теперь, слава Богу, доволенъ, ничмъ не нуждаюсь, а въ третьихъ потому, что секретарь Б. меня обманулъ. Онъ слишкомъ много воспользовался, а я только былъ на него работникъ. Теперь онъ самъ работаетъ въ казенномъ староств N. N., а тамошній казенный экономъ Ольшевскій погонитъ Двиною казенныя мачты, казенными поселянами, въ Ригу, подъ имянемъ помщичьихъ. Они вырученныя за продажу деньги раздлятъ, а вы теперь губернскій казенныхъ длъ стряпчій. Вотъ вамъ и ясне, заключилъ г. 3.
— ‘Понимаю, сказалъ я, всю силу ясности и всю обиду моего званія. Поврьте, что я не дамъ имъ воспользоваться казеннымъ добромъ и моею слабостью, а вамъ благодаренъ за открытіе мн казеннаго воровства’.
Вскор Б. возвратился и меня постилъ. Я встртилъ его привтствіемъ:
— Что братъ? здилъ торговать казенными мачтами, подъ названіемъ мачтъ Ольшевскаго!..
— ‘А что? разв объ этомъ кто знаетъ?’…
— По крайней мр, мн это извстно.
— ‘Ну! эта бда не бда, когда она извстна только одному, а сколько вамъ за это надобно? вотъ задатокъ на пять сотъ рублей, двадцать червонцовъ — и тотчасъ высыпалъ изъ кошелька на столъ — а остальные, какими прикажешь? серебромъ, золотомъ, ассигнаціями? чрезъ дв недли, получите’.
Дло здлано! и имвшій ревность открыть похищеніе съ похитителями поладилъ. Честь, нравственность уступили мсто пороку, но уступивши, не оставили меня безъ наказанія, котораго я и былъ достоинъ, ежели это достоинство.
Я долженъ сказать, что не корыстолюбіемъ побужденъ былъ къ нарушенiю моей должности, но стыдомъ — можетъ быть ложнымъ — что губернскій стряпчій не въ силахъ имть ни стола, ни дрожекъ, а только едва можетъ собраться во что одться по приличію своего званія, какъ, между, тмъ нкоторые чиновники и секретари щеголяютъ и изобилуютъ, и по сей наружности, начальство цнитъ ихъ достоинствы.
Проходятъ вмсто двухъ 4 недли, проходятъ и два мсяца, а уплаты нтъ, напоминаніи мои о взаимномъ соблюденіи нашего трактата были тщетны, и я увидлъ, что я далъ себя обмануть. Но нечего было длать, какъ только терпть, оставаясь въ нкоторой надежд, потому что Б. общаетъ. Наконецъ, онъ отъзжаетъ на подобной промыслъ, и соглашаетъ меня получить съ секретаря казенной палаты Ш., который ему долженъ, а Б. мн. Вс трое согласны, но по вызд Б., Ш. даетъ мн, вмсто 4-хъ сотъ слишкомъ, только 75 р. ассигнаціями. Тутъ мн открылось, что два пріятеля согласились пошутить на счетъ моей слабости, заманя въ свои сти, въ которыя я, первоначально, самъ себя позволилъ вести. Я почувствовалъ, въ полной мр, сколь тяжело быть дважды обмануту, потому что другой разъ доказываетъ уже непростительную простоту обманутаго. Почувствовалъ — къ несчастью на собственномъ опыт — и справедливость мннія: что, когда чорту позволишь себя за волосокъ потянуть, то онъ вцпится обими руками за вс волосы. Но, съ помочью поздаго благоразумія и еще позднйшаго наблюденія чести и присяги, я скрпился, скрылъ мою предъ Ш. досаду, и сказалъ ему, что я получу мой долгъ отъ самого Б. Уже я пересталъ мыслить и желать о исполненіи нашихъ условій, а пылалъ только мщеніемъ за ту обиду, что я одураченъ, мое честолюбіе оскорблено больше, нежели неудовлетворено корыстолюбіе. Почему, принялъ я упрямое намренье, заставить почувствовать и Б., по крайней мр столько-же, сколько я огорченъ. Дло, по мннію моему, было не маловажно. Цезарь, Антоній, Лепидъ въ Рим, Пизарро, Альмагръ и нечестивой попъ Люкъ въ Америк — думалъ я — ни больше, ни меньше имли причинъ къ своимъ связямъ и разрывамъ. Разсуждая такъ высокообразно, могъ ли я не заниматься на всякомъ шагу, на всякую минуту приуготовленіями къ пораженію непріятеля?
Но — чудное и непостижимое сплетеніе вещей! и, ежели взять въ замчаніе нкоторыя прошедшія въ нашей жизни мста, которыя насъ интересовали, или заботили, то найдемъ, что дйствовала ими какая-то невидимая пружина, которая двигала и распоряжала все по своимъ законамъ съ намреніемъ, наприм.: я, замшавшись въ шайку людей, неимющихъ слабости руководствоваться нравственностью и самою честію, расхорахорился и самъ поправить себя порокомъ мщенія, подъ образомъ должности, и не зналъ съ чего начать, а нечаянной случай указалъ мн путь:
Въ одинъ день, когда я шелъ въ присутствіе, встрчается мн на улиц куча мужиковъ, человкъ 12. — Я отъ роду моего никакого мужика, встрчающагося со мною въ город, не спрашивалъ, кто онъ? откуда? куда? а теперь безъ малйшаго намренья, по непонятному инстинкту, спросилъ.
Они отвчали: ‘изъ казеннаго староства NN’.
— Кто у васъ экономъ? гд онъ теперь?
— ‘Ольшевскій, онъ похалъ въ Ригу, а мы, теперь, туда мачты сплавливаемъ, и зашли съ берега въ городъ купить харчей на путь’.
Мачты Днпромъ сплавливаются до нкотораго разстоянія, а оттуда сухимъ путемъ до рки Лучосы, впадающей при Витебск въ Двину, а по Двин весною сплавливаются они въ Ригу.
— Въ чьемъ лсу вырублены мачты?
— ‘Въ казенномъ’.
— Кто были работники?
— ‘Мы, и рубили всею волостью, по приказанію эконома Ольшевскаго’.
Я веллъ имъ итти за собою въ наше прокурорское присутствіе, тамъ написалъ все ихъ показаніе въ моемъ намстническому правленію представленіи, — при которомъ представилъ и поселянъ — требуя, яко губернскій стряпчій казенныхъ длъ, допросить ихъ и дло изслдовать по законному порядку. Намстническое правленіе отослало все въ полицію, а полиція, тотъ же часъ допрося, представила въ правленіе при рапорт допросы ихъ, которые оказались во всемъ согласны съ моимъ представленіемъ.
Правленіе, разсуждая изъ допросовъ, что многія мачты уже въ пути, а нкоторыя и въ Риг, не остановило хода торговли, отослало допрошенныхъ на мачты, для продолженія сплавки, а ригскому намстническому правленію сообщило о наложеніи ареста на вс т мачты, о числ которыхъ показали казенные поселяне во взятыхъ съ нихъ въ могилевской полиціи, по указу намстническаго правленія, послдовавшему на представленіе губернскаго казенныхъ длъ стряпчаго, допросахъ. Нижнему земскому суду того узда, въ которомъ вырублены мачты, строжайше велно изслдовать о количеств похищенія, и въ скорости отослать изслдованіе въ уздный судъ, для законнаго теченія и приговора — какъ будто нижній земскій судъ не вдалъ о публичномъ въ его узд воровств.
Б., узнавъ бду, прискакалъ въ Могилевъ, но отвращать ее было уже поздо. Ольшевскій изъ Риги усплъ уже ему услужить увдомленіемъ, что ‘арестованныхъ мачтъ нельзя ни продать, ни заложить, а совтуютъ ему, Ольшевскому, употребить крайній способъ, потопить ихъ въ Двину, дабы не допустить до гнилости’. Вотъ совтъ — продолжаетъ Ольшевскій — изъ котораго прибыли ни на копейку, а бда еще впереди.’ Быховецъ сообщилъ мн это письмо въ намреніи упрека. Я ему отвчалъ: ‘кто изъ насъ прежде солгалъ и обманулъ, тотъ и самъ обманулся’.
Исповдавшись такимъ образомъ, надлежитъ признаться, что по закону, по чести, по нравственности, я не меньше гршникъ, какъ и Б., ежели не больше. Но, съ другой стороны судя, надобно взглянуть на тхъ грховодниковъ, которые крадутъ всегда и не раскаяваются никогда. При всемъ томъ, они, на ряду съ праведниками, а не рдко скоре и важне, награждаются, нежели праведники. — Какъ можно совмстить такую нескладицу? Служба есть имя священное, но она же вмст и навуходоносоровъ исполинъ, составленный изъ золота, сребра, чугуна и глины.
Исповдь кончилась, но чмъ кончилось дло о мачтахъ — врно сказать не могу, потому что вскор послдовала перемна престола, а съ нею губерніи, Могилевская и Полоцкая соединены въ одну Витебскую, куда и намъ, съ Б. и другими, палъ жребій службы перехать къ должностямъ — о чемъ обстоятельне скажется въ 1796-мъ году.
Въ сей соматох и мачтовое дло могло уничтожиться, или, можетъ-быть, одинъ только Ольшевскій воспользовался — если сохранилъ свою добычу, по наставленію, отъ согнитія — а Б. ничего не досталось. Если же сіе дло въ Могилев и въ Риг попало въ реестръ нершенныхъ, то вроятно, что оно съ другими подобными, по заведенному въ нкоторыхъ присутственныхъ мстахъ славному порядку, вчно будетъ считаться въ числ нершенныхъ, по сил всеобщаго для смертныхъ нравоучительнаго мннія: ‘мы никогда не оканчиваемъ своихъ длъ’.
Сей Б. былъ съ счастливымъ умомъ, лтъ былъ подъ 30-ть, хорошо отправлялъ свою должность, а лутче того писалъ. Въ кампаніяхъ былъ забавенъ безъ многословія, уступчивъ, терпливъ, въ обращеніи гражданскомъ вжливъ, смтливъ, и вообще пріятенъ. Радъ былъ и умющъ каждаго у себя принять и угостить во всякое время. Можно сказать, что онъ, въ продолженіе службы, по достоинству получилъ мсто предсдателя уголовныхъ и вмст гражданскихъ длъ въ Астрахан. Но, при всхъ сихъ превосходныхъ качествахъ, былъ непостояненъ, невренъ, лживъ, чему, кажется, основаніемъ была карточная игра, которая сколько остритъ разумъ, столько глушитъ сердце. Государь императоръ Александръ I, въ имянномъ своемъ повелніи, героевъ карточныхъ имянуетъ: ‘скопищемъ разврата, толпою безчестныхъ хищниковъ’ (Зри рескриптъ 1801 г. іюля 1 дня).
Хотя, по разсужденію логиковъ, ‘въ томъ мало надежды къ исправленію, кто часто исповдывается’, однако-жъ еще одна исповдь лежитъ на моей совсти, а именно: по законамъ, состоявшимся около сихъ временъ, позволено было длать водки на вкусъ, или, какъ въ закон сказано: — на манеръ французскихъ, съ тмъ, чтобъ оныя были непремнно изъ винограднаго вина, или изъ виноградныхъ фруктовъ. Заводчики таковой водки обязаны были доставлять ее казеннымъ палатамъ, для испытанія чрезъ медиковъ химически, а палата имла обязанность запечатать каждой штофъ, особо здланною для сего печатью, и получить въ казну предписанныя пошлины. За всми же подробностьми, изъясненными по сей части въ указахъ, обязаны были смотрть губернскіе казенныхъ длъ стряпчіе.
Таковымъ позволеніемъ желая воспользоваться, является графъ Аугсбергъ, уроженецъ италійскій, націи германской, житель блорусскій, въ деревняхъ помщика Чудовскаго. Явясь, представляетъ казенной палат въ бутылкахъ пробы водокъ, сладкихъ и пуншевыхъ, потомъ, возами ящики, наполненныя водкою въ штофахъ. Палата принимаетъ, печатаетъ и отпускаетъ такъ проворно, что губернскій стряпчій казенныхъ длъ не только ею не увдомляется, но лишь только услышитъ, то фабрикантъ графъ Аугспергъ ухалъ уже съ водкою изъ города. Посл чего я къ которому ни войду въ домъ чиновнику, положенному по штату въ казенной палат и въ намстническомъ правленіи, везд имю честь и вкусъ видть и пить водки красныя, жолтыя, зеленыя, блыя, сладкія, ликерованныя, пуншевыя, и — вс они, по словамъ закона, ‘на манеръ французскихъ’. Доволенъ будучи гостепріимствомъ, чувствую и обижаюсь, что не могу самъ такъ же принять, какъ меня принимаютъ. Говорятъ, что зависть есть первородной грхъ человка. Не отвергая сей истины, смю думать, что человкъ безъ сего первороднаго грха былъ бы на нашемъ земномъ шар тоже, что часы безъ пружины. Къ сему мннію, вспала мн на умъ критическая картинка, здланная около 1778 года, когда нмецкой императоръ Іосифъ II придвинулъ свои войска къ Голландіи, увренъ будучи, что она въ золот не нуждается, и что ему голландскіе червонцы непротивны. Онъ на сей картинк представленъ разрзывающимъ на стол голландской сыръ {Зачеркнуто: ‘пополамъ, на дв равныя’. Ред.} на части. Наслдникъ престола его сметаетъ со стола крохи, одною горстью въ другую. A Фридрихъ Великій, смотря изъ-заплеча Іосифа ІІ-го, говоритъ — въ надписи — ‘и я люблю сть сыръ голландскій!’
Изреченіе и позиція сего великаго монарха, представленныя на картинк, столь мн полюбились, что я, какъ-будто, сталъ на мст его, а графъ Аугспергъ, съ водкою, на мст голландца съ сыромъ. Лишь только я думаю, гадаю, съ котораго бы конца приняться за дло — homo proponit, Deus disponit, является ко мн, около 5-го часа по полудни, мой товарищъ, уголовныхъ длъ стряпчій Цликовскій, человкъ рыжій, слдственно по физик скорой, предпріимчивой, ршительной. Онъ мн все то предлагаетъ, изъясняетъ, разршаетъ, о чемъ я думалъ прежде, но еще не добирался конца.
— ‘Что же теперь? — вопрошаю я его, — вдь водка уже выпущена?’
— ‘Да, выпущена! A другая впущена, и уже печатается за городскими воротами, въ пустомъ дом г-на Голынскаго’.
— ‘А для чего же не при казенной палат? Здлана ли предписанная закономъ новая печать? взяты ли опредленныя въ казну съ каждаго штофа пошлины? Сколько имянно печатается штофовъ? И не свободно ли за городомъ вмсто одной тысячи штофовъ, запечатать пять тысячъ?’
— ‘Обо всемъ этомъ — отвчаетъ наставникъ Цликовскій — и еще о многомъ узнаемъ мы изъ бумагъ въ казенной палат сегодни или завтре пораньше, а теперь пойдемъ за вороты’.
— ‘Пойдемъ’.
За воротами городскими нашли мы въ необитаемомъ большомъ дом множество во многихъ комнатахъ ящиковъ, съ наполненною въ штофахъ водкою, которые печаталъ казенной палаты одинъ приказной, съ работниками графа Аугсберга. Вскор явился къ намъ и ассессоръ палаты г. Буровъ.
— ‘Что вы печатаете за городомъ?’ спросили мы его.
— ‘А вамъ что за дло? отвчалъ онъ, знаетъ объ этомъ палата казенная’.
Посл невжливаго отвта, взялъ я отъ печатавшаго приказнаго служителя печать, и Бурову сказалъ: — ‘Эту печать должно, по сил закона, заклепать, а новую здлать съ повелнною надписью’.
— ‘Мы имемъ честь вамъ сказать — если вы не знали, что мы губернскіе стряпчіе, которые, по словамъ закона: смотрятъ везд, теперь вы, не спрашивая насъ, можете знать, что намъ за дло’.
Съ печатью пошли мы къ губернскому прокурору, а онъ, узнавъ отъ насъ существо и обстоятельства дла, пошелъ вмст съ нами къ губернатору, котораго нашли мы играющаго въ карты, въ дом зятя своего соляного пристава Познякова. Губернаторъ выслушалъ отъ прокурора все и не сказалъ ничего. Мы, вышедъ отъ него, толкнулись въ палату, дабы прочитать водочныя бумаги, но палату нашли замкнутою. Оттуда шествовали къ городничему, котораго понудили отправить, при себ, къ водк конвой, и потомъ — разошлись спать.
По утру сошлись раньше обыкновеннаго въ палату, и не нашли журнала о водк, изъ палаты — въ уздное казначейство, гд нашли, что казначей не только не получилъ въ казну пошлинъ, положенныхъ съ каждаго штофа по 10-ти копекъ, но и повелнія на то отъ палаты не имлъ.
Прокуроръ, съ прописаніемъ всего, |сообщилъ казенной палат, и требовалъ, чтобы отобранная вчера печать была уничтожена, а на мсто ея здлана новая съ надписью, въ закон предписанною, и чтобы водка печатаема была при казенной палат, а не за городомъ. A отъ намстническаго правленія, и особо отъ губернатора, требовалъ письменно же, чтобы водка пропущена была въ городъ, гд онъ, прокуроръ, предоставляетъ себ открытіе свойства и качества оной. HO
He буйные втры зашумли, не мутная лужа всколебалась, палатные члены всхарахорились. — Натурально! Кому пріятно быть пойману на преступленiи должности! —
Они бросились къ губернатору,
Къ губернатору Черемисину,
И поютъ ему громогласную:
— Какъ матросы встарь на Нев рк,
На Васильевскомъ славномъ остров —
‘Охъ ты, гой, еси, ты нашъ батюшка!
Насъ поймали-то за воротами,
На печатань водки хлбныя,
Прокуроръ Семенъ и со стряпчими,
Какъ со стряпчими со губернскими.
Ты-вдь самъ намъ далъ повелніе,
Чтобъ печатали за воротами.
Ты, отвдавши водки графскія,
Рекъ по книжному: ‘въ сндь добра зло’.
A теперь они насъ крутятъ вертятъ’.
Что возговоритъ Черемисиновъ:
‘Охъ вы, гой, еси, вы друзья мои,
Вы друзья мои, два зятья мои,
Позняковъ Захаръ и Наркизъ Вонъ-ляръ,
A за ними ужъ и Бояриновъ.
Мы по всякой день за столомъ однимъ,
За столомъ однимъ хлбъ и соль ядимъ.
Не робейте вы и не думайте.
Малорослаго прокурора я,
Кулакомъ однимъ, какъ въ мшк, сомну,
Цликовскаго рыжевласаго
Толкачомъ столку на блины въ муку.
Философа-та я Добрынина
Не пущу къ себ и въ переднюю.
Ой, жена моя Анна Йвановна!
Губернаторша расторопная,
Научи меня какъ судить рядить.
Мн не въ первой разъ тебя слушати,
Твой совтъ всегда мн какъ новой чинъ.
Ахъ какъ тягостно быть при должности,
Когда чувствуешь, что и тупъ и глупъ*)’.
Что возгворитъ жена добрая,
Губернаторша расторопная:
‘Охъ, ты, гой, еси, удалой нашъ зять,
Удалой нашъ зять, ты Наркисъ Вонляръ,
Ты бери скорй перо острое,
Что очинено тобой въ корпус,
Пиши грамотку во Санктъ-Петербургъ.
При двор сидитъ благодтель нашъ,
Что намстникомъ въ Блоруссіи.
Родной дядя твой Петръ Богдановичъ’.
Не кавылушка-трава блая
Во чистомъ пол забллася,
Загорлися ретивы сердца,
Прокуроръ Семьонъ и со стряпчими,
Въ свою очередь, ну туда-жъ писать.
*) Два послднихъ стиха въ подлинной рукописи зачеркнуты. Ред.
Надобно знать, что въ царствованіе Екатерины Великія, государевы намстники въ губерніяхъ были сильны, потому что были въ довріи, а довріе царское, для особъ ‘природою почтенныхъ, разумныхъ и честныхъ, искусствомъ укрпленныхъ’ {Сумароковъ въ трагедіи Синавъ и Труворъ. Ред.}, есть основаніемъ къ тому, чтобъ они говорили языкомъ истины, почему и сужду: полученное изъ Петербурга въ могилевскомъ намстническомъ правленіи отъ генералъ-губернатора Петра Богдановича Пассека, на посланныя къ нему отъ всхъ насъ бумаги, предложеніе, копія съ котораго по нын у меня уцлла, помстить здсь отъ слова до слова, дабы, во-первыхъ, не здлать сокращеніемъ недостатка въ ясности дла, во-вторыхъ, чтобы припомнить и повторить себ, какой имли тонъ главнокомандующіе губерніями въ благополучное царствованіе Екатерины Великой:

‘Могилевскому намстническому правленію

Предложеніе.

‘Разсматривая вступившія ко мн бумаги: 1-е, рапортъ правителя могилевскаго намстничества, г-на дйствительнаго статскаго совтника Черемисинова, и при ономъ, 2-е, могилевской казенной палаты донесеніе, 3-е, могилевскаго губернскаго прокурора Герасимова рапортъ а въ оригинал, поданные ему правителю намстничества, 4-е, рапортъ же, помянутаго Герасимова, на имя мое отправленной, съ приложеніями подаваемыхъ имъ въ казенную палату и г-ну правителю намстничества и прочихъ бумагъ, въ копіи, относительно обртенной господами губернскими стряпчими за городовыми воротами, въ необитаемомъ дом, водки, печатаемой казенной палаты печатью копіистомъ Тимоеевымъ, безъ бытности отъ стороны казенной палаты члена, нахожу сказать слдующее:
‘Какъ указами правительствующаго сената предписано: 1) отъ 9-го октября 1788 г. составляемую заводчиками изъ винограднаго вина водку, чтобъ продавали ящиками, запечатавъ въ казенной палат каждой штофъ, равномрно и содержащимъ погреба объявить, дабы отъ заводчиковъ незапечатанныхъ въ казенной палат штофовъ съ водкою не покупали, подъ опасеніемъ поступленія по законамъ, при чемъ и стряпчимъ казенныхъ длъ отъ намстническихъ правленіевъ учинить строгое подтвержденіе, чтобъ они, по сил своей должности, начертанной въ высочайшихъ учрежденіяхъ, всемрно старались недопускать до подобныхъ злоупотребленій, производя въ таковомъ случа заблаговремянно жалобу, какъ истцы со стороны казенной, 2) отъ 1-го д. августа сего 1795 г. въ 8-мъ пункт изображено: въ привилегіяхъ, данныхъ до изданія высочайшаго устава о вин, на заведеніе водочныхъ заводовъ, имянно включалося, чтобъ водки на нихъ длать виноградныя, равномрно и онаго устава статьею 59-ю дозволено всякому только дланіе винограднаго вина и виноградной водки, о исполненіи чего и указами сената, отъ 9-го дня октября 1788 г. и отъ 17-го дня ноября 1794 г. подтверждено. Почему и имть строжайшее за водочными заводами смотреніе, чтобъ на нихъ водки, по сил помянутыхъ предписаній, дланы были единственно изъ винограднаго вина и виноградныхъ фруктовъ. Въ продажу же производить длаемыя на тхъ заводахъ вейновыя водки, по указу 1788 г. ящиками, съ казенною на каждомъ штоф печатью, съ платежемъ положенной указомъ 1773 г. августа 8-го дня пошлины, а для запечатанія представлять въ казенныя палаты. Въ 9-мъ пункт сказано: для печатанія всхъ водокъ, длаемыхъ въ Россіи, имть особую печать, съ надписью: ‘печать для россійскихъ водокъ’, для иностранныхъ же водокъ тмъ указомъ велно здлать особую печать и, по учиненіи нын осмотровъ, оными печатьми вс водки запечатывать.
‘Слдуя выполненію толь ясныхъ предписаній, не нахожу я ничего такого, какъ казенная палата пишетъ, чтобъ поступлено было со стороны губернскихъ стряпчихъ и прокурора противу ихъ должности, но, вмсто того, одобряя ихъ дятельность, не могу похвалить распоряженія казенной палаты на сей случай здланнаго, ибо, изо всего ею пространнаго и обиднаго для прокурора и стряпчихъ объясненія, нисколько не можетъ укрыться содланное ею упущеніе: 1) что здлавъ журналъ, о принятіи за печатаніе водки въ казну акциза, прежде еще исполненія сего, печатаема уже была водка однемъ копеистомъ въ необитаемомъ за городскими воротами дом, что здлано такъ же и противъ вышесказанныхъ предписаніевъ, и противу журнала, поелику ассессоръ Буровъ, чтобъ точно находился всегда на мст печатанія, того изъ объясненія палаты не видно. A доказательство ею на сіе учиненное, подобно какъ и о сторож казенной палаты, котораго губернской прокуроръ съ стряпчими не нашелъ въ палат, есть странно и непристойно, что одинъ выходилъ для законной своей, а послдній, по естественной надобности, на дворъ, и стряпчіе, будто, сего времяни нарочно выжидали, 2) когда и въ какое время казенная палата располагалась печатать водку, надобно было объявить о семъ губернскому казенныхъ длъ стряпчему, а по небытности его и уголовному, поелику они по своей части одинъ другого мста занимаютъ, 3) печатаніе производимо было за городомъ, а не при казенной палат, и 4) имвши уже доносъ губернскаго прокурора, что водка печатается непозволенная, а здланная изъ хлба, но и тутъ палата, не уважа доноса губернскаго прокурора, принуждала стряпчего быть при допечатаніи, который больше осторожности здлалъ, что къ исполненію сего не приступилъ, не будучи при ея проб, нежели палата, что осмлилась за симъ, въ угодность хозяина водки, оную допечатать. Итакъ, симъ объяснивъ содланныя по сей части упущенія, рекомендую намстническому правленію, доносъ губернскаго прокурора и стряпчихъ обнаружа посредствомъ медицинскихъ чиновъ, находящихся въ Могилев, поступить по предписанію законовъ, а впредь печатаніе оной производить при казенной палат, а чтобъ избгнуть тсноты и траты штофовъ, то ежедневно назначать къ печатанію оной водки штофовъ отъ ста до пятисотъ, приставляя къ оной воинскую стражу, докол будетъ производиться запечатаніе оныхъ, и на тотъ разъ извщать о бытіи при семъ случа казенныхъ длъ стряпчего и медицинскихъ всхъ чиновъ, находящихся въ город, и наконецъ, нужнымъ почитаю строго подтвердить, имть и за водочными сего рода заводами смотрніе, чтобъ на нихъ водки, по сил помянутыхъ предписаній, длаемы были единственно изъ винограднаго вина и виноградныхъ фруктовъ.

Петръ Пассекъ’.

Сентября 17-го дня, 1795 г. С.-Петербургъ.
Посл сего, графъ Аугсбергъ удостоивалъ всегда факультета прокурорскаго поднесеніемъ, въ ящикахъ или полуящикахъ, своихъ водокъ, для пробы, когда привозилъ ихъ печатать. A мы въ семъ случа поступили какъ полу-честные служивые, ибо хотя графъ не въ силахъ былъ представлять всегда водку, длаемую изъ винограднаго вина и виноградныхъ фруктовъ, однако-жъ и хлбной представлять не осмливался, а дополнялъ иногда часть доставки водкою, дланною изъ туземныхъ садовыхъ фруктовъ.
Теперь очень ясно, что подражаніе Фридриху Великому, который говорилъ: ‘и я люблю сть сыръ голландскій’, не оставило всхъ насъ троихъ безъ награды, а мн, сверхъ того, опредлено было отъ графа на каждой годъ 360 p., то-есть, повтореніе моего жалованья. Симъ кончилась вторая исповдь, но грхомъ моимъ не долго я пользовался, такъ что едва ускорилъ получить дважды годовой мой окладъ. Причина сей краткости всеобщее въ Россіи несчастіе для кающихся гршниковъ, для закоснлыхъ во грхахъ и для самыхъ праведниковъ. Несчастіе, которое стихотворцы стали бы изъяснять: взошла мрачная туча и среди-дневной свтъ покрыла ночною темнотою. Страшные жерлы ея разродилися въ горизонт, произвели хладное и ужасное во всей имперіи наводненіе. Молнія безперерывно разскала горизонтъ, смертельные громовые удары разили, и проч. Но вс таковыя изъясненіи были бы не что иное, какъ тнь вмсто тла, слдственно, нтъ тутъ нужды ни въ буряхъ, ни въ тучахъ, ни въ молніяхъ, ни въ громахъ, а довольно сказать: умерла государыня императрица Екатерина II, въ ноябр мсяц 1796 г. по тридцати-четыре-лтнемъ царствованіи. Вступившій по ней на престолъ государь императоръ.

XLV.
Павелъ I — скончался 1801 г. въ март мсяц*).

*) Да не подумаетъ читатель, что мы въ этомъ оригинальномъ что-либо выпустили: онъ изложенъ точно такъ въ подлинной рукописи Добрынина. Ред.

XLVI.

Въ начал 1797 года отправленъ я былъ принявшимъ правленіе губернатора обими блорусскими губерніями, могилевскимъ вице-губернаторомъ Захаровымъ, по секретной коммиссіи, назначенной по имянному высочайшему повелнію, въ городъ Климовичи и во весь уздъ. Будучи тамъ, получилъ отъ г-на вице-губернатора письмо слдующаго содержанія: ‘Должности ваши уничтожаются {Co вступленія на престолъ Павла I, во многомъ произошла реформа. Г. Д.}, но способности при васъ. Я желаю опредлить васъ, но вашего желанія не знаю. Есть мста: городническія, земскихъ исправниковъ, казначеевъ, и два совтника въ главный судъ. Скажите мн съ первою почтою ршительно, кром, однако, совтничьего мста, ибо оно подлежитъ затрудненію, въ которое желаете? Марта 18 д. 1797 г.’.
Я выбралъ мсто земскаго исправника или, по тогдашнему новому наимянованію, земскаго коммиссара въ Могилев, потому что имю тамъ свое гнздо, о чемъ и вице-губернатору отписалъ съ благодарностью, но возвратясь въ Могилевъ, — уже посл свтлаго праздника — услышалъ, что помщенъ я въ земскіе коммиссары не въ Могилевъ, а въ Витебскъ, и росписаніе послано уже въ сенатъ, для представленія на высочайшее благоразсмотрніе. Въ Могилев же помщенъ на сіе мсто товарищъ мой, губернскій стряпчій Цликовскій, который, также какъ и я, имлъ въ Могилев домъ, и сверхъ того жену и дтей, которыхъ я не имлъ. Казалось бы, и справедливо! Но, въ самомъ дл, не то.
Цликовскій просился на такое-жъ мсто въ Оршу, потому что тесть его тамъ городскимъ головою. Но почти вся казенная палата приступила къ своему вице-губернатору, прося его исторгнуть меня изъ моего гнзда, а Цликовскому, равномрно, не здлать по его желанію, дабы дать намъ почувствовать мщеніе, за вышесказанное печатаніе ею за городомъ хлбной водки, въ которой, однакожъ, тогда неучаствовалъ вице-губернаторъ, потому что, во время водочной нашей соматохи, былъ онъ въ Блицкомъ узд, при строеніи на Днпр баркасовъ, для сплавки ихъ къ Черному морю, по имянному повелнію государыни императрицы.
Горько мн было сіе преселеніе, съ большаго класса соступить на меньшій, съ домомъ, въ которой погрузилъ почти все, что имлъ, долженъ былъ разстаться. Но то и другое было неизбжно. Уже вс чиновники и вицъ-губернаторъ отправились къ 1-му числу мая въ Витебскъ, а, я на нкоторое время, остался еще въ Могилев, за болзнію, больше душевною нежели, тлесною {Дале въ подлинник зачеркнуто: ‘разсудилъ попросить письмомъ прихавшаго уже изъ Крыма въ Витебскъ витебскаго губернатора С. С. Жегулина, чтобъ онъ перемнилъ…’. Фраза не кончена. Ред.}.
Напослдокъ — предопредленный судьбою, не имть ни сродниковъ, ни покровителей, ни пособія пріятелей, кром самого себя и всеобщаго Промысла, — собрался, оставилъ мой домикъ въ присмотръ людямъ, какіе трафились, и выхалъ, 1797 г. мая 31-го дня, изъ Могилева въ Витебскъ къ назначенной мн должности.
По вызд на третій день, въхалъ я въ Витебскъ. Первою для меня были встрчею: грязь, топь, повсемстная нечистота, кривыя узкія улицы, съ долгими отъ кровлей дурныхъ домовъ навсами, а внутри сихъ хижинъ — несказанное множество таракановъ, называемыхъ: прусаки.
Въ теченіе лтъ 10-ти, Витебскъ отстроился большою частію каменнымъ строеніемъ, такъ что весьма немногіе въ имперіи губернскіе города могутъ съ нимъ сравниться, и прусаковъ уменьшилось, можетъ быть, по причин извести. Внутри же домовъ, образъ жизни хозяевъ — исключая очень немногихъ — не перемнился. Если домъ жидовскій, то въ нижнемъ этаж — корова, а если христіянскій — то свинья.
На первой случай остановился я на квартир у Б., а на другой день явился къ губернатору, прибывшему недавно изъ Крыма. Безъ сомннія, новость правленія была причиною, что я нашелъ у него набиту полну комнату людей, штатскихъ дворянъ, помщиковъ, и другихъ. Онъ лежалъ въ ниш на одр — которой былъ родъ дывана — въ бломъ халат, лвая нога свшена, а правая съ нимъ на дыван, курилъ трубку табаку и диктовалъ письмо своему писарю, сдящему при столик при его дыван, въ темнозеленой курточк, съ маленькими, чорными, подрзаными усиками. Онъ узнавъ, что предъ него явился витебскій земскій коммиссаръ, сказалъ: — отнявши трубку — ‘вы не поспшно прихали къ вашей должности’. Я выставилъ въ мое оправданіе болзнь, о которой, примолвилъ я, доносилъ его превосходительству. A онъ мн отвчалъ приказаніемъ, вступить поскоре въ должность, и примолвилъ: ‘я удостовренъ, что вы вашею исправностью наградите пропущенное время’.
Лишь только я показался въ мой нижній земскій судъ, то нашло и ко мн народу, почти третья часть противъ губернаторскаго. Жиды, ксензы, помщики, вс поздравляли, вс оказывали, какъ-будто, радость, что прихалъ — по ихъ словамъ — хозяинъ узда {Земскій капитанъ, или исправникъ названъ въ высочайшемъ учрежденіи о губерніяхъ и хозяиномъ узда. Къ правленію покойной государыни императрицы и новоприобртенной народъ столько привыкъ, что, даже по смерти я, съ удовольствіемъ повторялъ слова ея: ‘хозяинъ узда’. Г. Д.}.
Признаюсь, для меня было странно, что когда былъ я на высшемъ степени, тогда меня никто не поздравлялъ, а когда сдвинутъ ниже, тогда явилось много поздравителей. Они принудили меня взять позицію, приличную поздравленій. Но я не могъ себя внутренно пересилить, будучи единожды тронутъ чувствительностью, въ томъ, что перемщеніе съ 7-го класса на 9-й столько длаетъ чести въ служб, какъ разжалованіе изъ подполковниковъ въ капитаны. Разсужденіе, что я горюю не одинъ, а многіе по всмъ губерніямъ, и что я пониженъ не за преступленіе, но по вол и распоряженію государя, пекущагося о благ своихъ подданныхъ, мало грусть мою облегчало.
Обдъ мой былъ у Б. Онъ, казалось, не помнилъ уязвленія, причиненнаго ему мною за обманъ меня по длу мачтовому. Но вообще, для каждаго, сталъ онъ спсиве, потому что, будучи перемщенъ изъ секретарей въ ассесоры казенной палаты, управлялъ онъ и губернаторскою канцеляріею. Я спросилъ его: что удерживаетъ губернатора въ такой позиціи, въ какой я его видлъ? ‘Онъ боленъ ногами’, отвчалъ мн Б.
Въ продолженіе дня видлся я почти со всми служащими, начиная съ вице-губернатора, и видлъ каждаго въ такомъ положеніи, какъ будто и они помщены, съ верхней степени на нижнюю, и какъ будто никто еще не зналъ, за что ему приниматься, хотя и вс они мсяцомъ раньше меня прихали.
Между тмъ, нужно было искать квартиры, и я опытомъ удостоврился, что, изъ двухъ тысячъ слишкомъ домовъ и лачужекъ, едва ли находилось во всемъ город десятокъ, въ которые бы можно было войти безъ отвращенія, по ихъ нечистот. Однакожъ везд есть люди скорые къ услугамъ, изъ какого-бы источника ни происходила сія добродтель. Еврей Давыдъ Шлёмовичъ, узнавъ мою надобность, искалъ со мною видться и, встртясь, предложилъ мн квартиру въ своемъ дом. Два покоя пригодились для меня тмъ лутче, что были на другомъ етаж и при самой большой улиц. Я нанялъ ихъ за сходную цну.
Въ одинъ день предъ вечеромъ, шелъ я по улиц и нечаянно узналъ, по входящему въ одинъ домъ народу, что тамъ будетъ играна комедія на польскомъ язык призжими актерами. Взявши билетъ, вошелъ и я туда, въ такую пору, когда уже публика собралась и театръ ожидалъ только одного губернатора, ибо въ тхъ мстахъ или городахъ, гд театральной порядокъ не устроенъ, или гд назжіе бываютъ актеры, всегда, для открытія зрлищъ, служитъ вмсто положенныхъ часовъ самъ начальникъ. Ожидая его, я воображалъ, что онъ нянчитъ свои больныя ноги и что явится въ театръ въ бархатныхъ сапогахъ, опираясь на толстую трость, поддерживаемъ слугою. Но я удивился, увидя какъ его превосходительство вступилъ туда хвацкимъ молодецкимъ шагомъ, расчосанъ, распудренъ, въ башмакахъ, въ блыхъ чулкахъ, лишь только икры мелькаютъ.
Въ теченіе времени узнано, что онъ былъ великой мастеръ жить на свт. Онъ, видя скользкой путь тогдашней службы, не пропущалъ, при всякомъ случа, писать къ знающимъ его въ Петербургъ, что онъ человкъ больной, что онъ, изъ единаго врноподданническаго долга и неограниченнаго усердія къ государю императору, держится при должности, что, по слабости его здоровья и по крпости его припадковъ, радъ онъ, на всякое время, оставить службу. Отъзжающимъ же изъ Витебска, или перезжающимъ чрезъ Витебскъ въ Петербургъ, говаривалъ, лежа на дыван и свся одну ногу: ‘вотъ, братъ, каково положеніе управляющаго губерніею! Куда я гожусь? Еслибъ государь императоръ, по милости своей, уволилъ меня съ кускомъ хлба — а о томъ смалчивалъ, что отъ покойной государыни императрицы получилъ хорошія деревни — я былъ бы очень доволенъ’. A между тмъ далъ, пивалъ, сыпалъ по-богатырски. Если кто его о чемъ просилъ, никому ни въ чемъ не отказывалъ, всякаго отпущалъ довольнымъ и благонадежнымъ, и никому ничего не длалъ. Кто первой сказалъ: что ‘надежда есть пища дураковъ’, тотъ видно зналъ С. С. Жегулина. Въ замну того, онъ былъ терпливъ, переносилъ все и не былъ мстителенъ, въ противность мннія Гомера, которой говоритъ: ‘мщеніе есть удовольствіе боговъ’. По прошествіи лтъ двухъ былъ онъ, и въ самомъ дл, уволенъ, по прошенію съ полною пенсіею, какая милость, въ т поры, очень рдко была употребительна.
Отправляя новую должность, привыкалъ я къ ней по возможности. Но, понеже она была такого сорта, что имла связь не только съ уздными, но и съ городскими иногда жителями всякаго состоянія {По присоединеніи къ Витебскому узду частей отъ другихъ уздовъ, всего числомъ жителей, положенныхъ въ ревизію, состояло въ Витебскомъ узд боле 45-ти тысячъ душъ, и боле 50-ти дворянскихъ домовъ, не полагая въ сіе число околичной шляхты. Г. Д.}, то и нельзя столько быть и дятельну и добродтельну, чтобы всякой былъ мною доволенъ. Было иногда не безъ жалобъ на меня губернатору, но онъ, сколько мн извстно, имя въ виду мою дятельность, требовалъ только отъ меня объясненій, и тмъ оканчивалъ. Напослдокъ и люди неугомонные, узнавъ, что я исполнитель больше повелній, нежели самовластной длъ ршитель, образумились и полюбили, такъ что во всю мою въ сей должности бытность, — съ 1797-го по 1800-й годъ — меня одобряли за скорой разборъ и удовлетвореніе случавшихся между ими, по сосдству и общежитію, ссоръ, а отъ начальства — котораго надо мною было довольное число {Нижній земскій судъ и земскій коммиссаръ подъ повелніемъ состоятъ губернатора, подъ указами: губернскаго правленія, казенной палаты, двухъ департаментовъ: уголовнаго и гражданскаго, и повтоваго земскаго суда. Г. Д.}, не только я, но и тотъ судъ, въ которымъ былъ я первымъ, при мн ни штрафованъ, ни подъ выговоромъ не былъ.
Въ исход 1798 г., на мсто Жегулина присланъ дйствительный статскій совтникъ Блокопытовъ, человкъ очень доброй, и доброй фрунтовой служивой, но, для начальника губерніи, старъ и слишкомъ добросердеченъ и искрененъ. Онъ пробылъ губернаторомъ около полугода, уволенъ съ половиннымъ пансіономъ. На его мсто присланъ изъ Петербурга г-нъ Сверинъ, тайный совтникъ, служившій по артиллерійской части, по гвардіи, членомъ въ военной коллегіи, слдственно по служб огненъ, а по натур молодъ, скоръ безъ расторопности, ршителенъ безъ основательности. Былъ влюбчивъ, и вс дла шли по страсти. Хорошо зналъ курсъ монеты, ловокъ былъ ея приобртать, и всегда ему ея недоставало. Часто давалъ на себя подозрніе, что онъ говоритъ и дйствуетъ въ замшательств. При всемъ этомъ, столько былъ скрытенъ, что никому не далъ себя понять, въ какихъ соотношеніяхъ былъ онъ со нравственностью. Вслдствіе сего, вспало ему на умъ очистить мое мсто и дать его полезнйшему. Я, узнавъ ковы, просилъ его превосходительство, чтобъ онъ мн далъ такое же мсто въ Могилев — которое очистилось смертію бывшаго моего въ Могилев по губернскому стряпчеству товарища Цликовскаго — но и то занято человкомъ полезнйшимъ, а мн отказъ. Оба сіи полезнйшіе были, при мн, засдательми въ нижнемъ земскомъ суд, и оба возжелали сдлаться мн непріятельми, съ помочью своихъ деревень и родни и губернаторской алчности. A я, въ защиту мою, ничего не имлъ кром службы. Посему, будучи въ скук, печали, никмъ ни подкрпленъ, всегда оставленъ, будучи пришлецъ въ землю чуждую, — я заболлъ, въ зиму съ начала 1800 г. епидемическою, тогда, болзнію и, боле 6-ти недль, не могъ выходить изъ горницы. Все сіе было подкрпленіемъ къ исполненію Сверину своихъ намреній.
Тогда, по имянному повелнію, въ нкоторыхъ губерніяхъ, въ томъ числ и въ Витебской, ревизовалъ присутственныя мста сенаторъ графъ Илинскій. По вызд его изъ Витебска, прислалъ ко мн Сверинъ ордеръ слдующаго содержанія: ‘По повелнію его сіятельства, графа А. И. Илинскаго, усмотрвшаго неисправность вашу по должности, удалены вы отъ мста’.
Болзнь къ болзни! — Камень въ воду брошенъ, таскать его трудно! — Болзнь къ болзни! я заболлъ ногами и, еще, продолжалъ сиднье дома. Но мало по малу оздаравливая, сталъ, съ помочью очистившагося посредствомъ болзни разсудка, помышлять: что мн длать? имнія, куда бы уклониться, не было, кланяться обидвшему, — человку разсянному, вельможею или бариномъ не родившемуся (онъ былъ сынъ придворнаго портного мастера или закройщика), замшанному на интерес, обогащенному пустословіемъ, бдному чистымъ смысломъ, — кланяться и просить у него царской службы, я не могъ собраться съ духомъ. Прося же въ сенат, нельзя было скрыть, что губернаторъ меня отршилъ, какъ своего камердинера {Сравненіе въ подлинник это зачеркнуто. Ред.}, самодержавно. Слдственно, прося мста, надлежало быть и просителемъ на губернатора, или — что еще хуже — доносителемъ на него, чего мн очень не хотлось, не для того, чтобъ я его роблъ, но для того, чтобъ какой-нибудь сенаторъ, бывши самъ губернаторомъ не лутче Сверина, не закричалъ въ сенат, что проситель человкъ заносчивой, если сметъ жаловаться на губернатора. Такова есть участь человка чувствительнаго и размышляющаго. Онъ мучитъ самъ себя, и никогда не согласится оставить своего мученья на тотъ конецъ, чтобъ имть мдной лобъ и чугунное сердце. Какъ-бы то ни было, я былъ хуже, нежели въ отставк, потому что былъ безъ аттестата, безъ должности, съ поклепомъ неисправности.
Разсуждая и заботясь какъ-бы себ помочь, умлъ уже я знать, что чужое горе никого не трогаетъ, и жалоба моя не произведетъ ни въ комъ жалости. Итакъ, положилъ я, къ поправленію моей участи, вотъ какое основаніе: я росписалъ всю причиненную мн обиду самымъ историческимъ и, по возможности моей, короткимъ стилемъ, изъ котораго самъ по себ выходилъ смшной и забавной тонъ, какимъ я и цлилъ его выставить, наимяновалъ мое росписаніе реляціею. Сію реляцію послалъ въ Петербургъ къ пріятелю, которой былъ мн знакомъ еще по могилевской служб и о которомъ я зналъ, что онъ иметъ талантъ вкрадываться въ кабинеты вельможъ. Я не позабылъ туда же всунуть и четырехъ-сотъ рублей ассигнаціями {Тогда рубль серебряной былъ въ рубль десять копекъ ассигнаціонныхъ. Г. Д.}, дабы возбудить справедливость, которая, безъ денегъ, всегда спитъ.
Въ скоромъ времяни получилъ отвтъ, что реляція моя читана генералъ-прокурору П. X. Обольянинову и возъимла свое дйствіе. Но какъ въ семъ отвт не много было яснаго, а еще меньше удовлетворительнаго, то бросился я съ письмомъ, чрезъ посланнаго, къ генералъ-лейтенанту Петру Ивановичу Боборыкину, обвшенному орденами и почтенному лтами и службою.
Сей старой генералъ не говорилъ иностранными языками, а службу хорошо зналъ, служа по гвардіи съ самыхъ нижнихъ чиновъ. Онъ не танцовалъ, а имлъ инструментальную музыку, охочь былъ принимать у себя гостей, и у него плясали. У него не было иностраннаго повара, а столъ былъ хорошъ. Для него-же онъ тмъ вкусне, чмъ больше гостей. Онъ былъ вдовъ, а сына одного и послдняго потерялъ, сражавшагося противъ шведа. Не должно пропустить одного его дйствія, знаменующаго черту его характера и патріотизьма, о чемъ, въ его время, зналъ весь Петербургъ:
Онъ, будучи гвардіи майоромъ и армейскимъ генералъ-майоромъ, когда узналъ, что сынъ его убитъ на сраженіи, потребовалъ полковую музыку, собралъ гостей, и ну пировать цлые сутки. Государыня императрица, замтя безперерывной звукъ бубновъ, литавръ, барабановъ, съ псенниками, спросила: ‘что это за торжество? у кого оно?’ Ей донесли, что Боборыкинъ торжествуетъ потерю сына. ‘Видно старику припалъ сердечной смхъ’, сказала монархиня съ жалостію. Нтъ, отвтствовали ей, онъ здоровъ и, въ полномъ присутствіи духа, каждому въ слезахъ говоритъ: что, для благороднаго человка, нтъ славне мста умереть, какъ сражаясь за отечество. Государыня императрица послала, тотчасъ, уврить его, что она, хотя не можетъ возвратить ему сына, котораго вмст съ нимъ оплакиваетъ, однакожъ пріемлетъ на себя попеченіе, помнить и награждать его потерю во вс остатки дней своихъ.
Я, знавши эту исторію, когда напомнилъ ему объ ней, онъ мн отвчалъ: ‘Да! потеря сына чуть-ли бы не вогнала меня во гробъ, еслибы не оживила меня своею милостью покойная императрица. A какъ, посл того, умерла моя жена, то я два года въ церковь не ходилъ, и не хотлъ ничего признавать за святое. Богъ, однакожъ, милостивъ, не далъ мн погибнуть въ отчаяніи, а если ты хочешь знать, я теб скажу случай, когда я чуть не былъ задушонъ радостью и удовольствіемъ, могу побожиться — продолжаетъ старой воинъ, — что ни одинъ генералъ россійскій не былъ столько счастливъ какъ я. Ты, я думаю, и самъ знаешь, что никогда столько, по гвардіи, не пережаловано россійскаго благороднаго юношества въ унтеръ-офицеры и сержанты, какъ за бытность мою въ гвардіи майоромъ. Изъ унтеръ-офицеровъ и сержантовъ, обыкновенно, выпускались въ полевые полки порутчиками и капитанами. Я длалъ это не изъ корыстолюбія, хотя и могъ набогатиться такъ же, какъ другіе, въ другихъ полкахъ, набогащались. Я длалъ это изъ охоты неотказывать, когда меня просятъ, сама государыня императрица знала, что я не корыстуюсь. Преемникъ мой по гвардіи, Александръ Михайловичъ Римскій-Корсакъ удивился, когдa я сдалъ ему съ рукъ на руки огромное количество полковой экономической денежной суммы, которую я могъ бы себ присвоить, не боясь никого. И когда одинъ изъ добрыхъ генераловъ сказалъ Корсаку предъ государынею императрицею, что вамъ дескать Боборыкинъ оставилъ не полное число въ полку лошадей, тогда Корсакъ отвчалъ: ‘лошадей купить не мудрено, когда Боборыкинъ накопилъ и мн отдалъ огромную экономическую сумму’.
— Ваше превосходительство — сказалъ я — хотли сказать, какую вы чувствовали радость и удовольствіе, какихъ ни одинъ россійскій генералъ.
— ‘Да, случилось мн быть въ Москв. Я вошолъ въ театръ и слъ въ партер. Черезъ минуту по всему театру пошолъ гулъ, дал-больше, дал-больше и вдругъ, во всхъ ложахъ и въ партер, ударили въ ладоши, и закричали повторяя: ‘Петръ Ивановичъ Боборыкинъ! Петръ Ивановичъ Боборыкинъ!’ а г-жи княгини, графини, и другихъ знаменитыхъ фамилій, будучи бабушки, тетушки, матушки, сестрицы, во всю мочь кричатъ со всхъ мстъ: ‘дайте намъ Боборыкина! покажите намъ благодтеля нашихъ дтей! нашихъ внуковъ! нашихъ братьевъ! племянниковъ!’ Иныя вскакиваютъ на стулье, на парапетъ, и кричатъ: на руки его! на руки его! Въ жизни моей, я ни прежде ни посл не былъ пораженъ такою радостію и удовольствіемъ, какъ тогда’.
Напослдокъ оказалось, что еслибы я не бросился къ Боборыкину, то сей (смотри выше) пріятель чисто бы меня обманулъ. Онъ усплъ высосать отъ меня 700 р. и усплъ чрезъ письма стакнуться съ Сверинымъ, не сомнваясь, что отъ него получитъ больше какъ отъ меня, однакожъ не удалось. Письмо Боборыкина помшало. Вотъ каково на свт!
Онъ жилъ въ разстояніи отъ города версты на дв, въ пожалованномъ ему имніи. Близость разстоянія требовала изъясниться лично, но я изъяснился письмомъ, извиняясь, что посл болзни не могу еще выходить, и проч. Онъ отвчалъ: что давно искалъ случая быть мн полезнымъ, и даже сердитъ былъ на меня за то, что будучи я въ моемъ несчастіи не употребилъ его до сихъ поръ въ мою пользу, и что онъ теперь все то для меня радъ здлать, къ чему я подамъ ему свою мысль.
Будучи безъ помочи, оживился я отвтомъ сего благодтельнаго мужа. Когда я къ нему явился, онъ повторилъ лично свои слова, сказанныя мн чрезъ посланнаго.
Посл сего, приступили къ длу. Я предложилъ ему мою мысль вопросомъ: ‘угодно-ли будетъ вашему превосходительству письмо мое, адресованное къ особ вашей третьяго дни, вложить въ свой пакетъ при своемъ письм къ генералъ-прокурору Обольянинову? Мы тмъ избжали бы многихъ изъясненій, которыя уже тамъ помщены’.
— ‘Да вдь онъ мн внучатной братъ — вскричалъ мой заступникъ — я вдь его зналъ, какъ онъ былъ еще ассессоромъ въ No казенной палат, а я и тогда уже былъ тотъ же, какъ ты теперь меня видишь, кром александровскаго ордена. Напиши къ нему отъ меня письмо объ себ, вотъ теб — указывая на бюро — и вс тутъ потребности’. Показавши, самъ пошолъ въ баню, которая тутъ же была въ покояхъ, и въ которой онъ, по причин величайшаго гимороидальнаго припадка, обыкновенно леживалъ на полку, безъ одянія.
Написавши, понесъ ему въ баню и прочиталъ. Онъ, взявъ письмо, прочиталъ его самъ и сказалъ: ‘оно хорошо! да только ты не изъяснилъ, что Сверинъ человкъ дурной и безсовстной’. Дважды я выправлялъ, перебливалъ, и ни одно не годилось, для того, что я Сверина мало бранилъ. Я употребилъ всю возможность на соглашеніе его, чтобы онъ не писалъ, что Сверинъ человкъ безсовстной, и проч. ‘Довольно и того — говорилъ я — если мы, объясняя его чудотворенія, выставимъ его человкомъ не меньше дурнымъ, какъ и смшнымъ, не говоря ни слова хорошъ ли онъ или худъ, честенъ или безсовстенъ’. И хотя онъ во многомъ меня послушалъ, однако-жъ напослдокъ требовалъ, чтобъ я непремнно вмстилъ собственныя его къ генералъ-прокурору слдующія слова:
‘Если ваше высокопревосходительство неудовлетворите Добрынина возвращеніемъ ему службы, то я радъ пасть передъ моимъ монархомъ,во удостовреніе, что Добрынинъ человкъ честной, благородной и исправной по должности, а Сверинъ человкъ дурной, безсовстной, которой Добрынина не терпитъ для того, чтобъ ему съ нимъ не пришлося сдеть въ губернскомъ правленіи за однимъ столомъ’. Между тмъ, каково мн было въ бан-то быть одтому, если ему въ пору только было лежать раздтому? Однако-жъ тогдашній большой жаръ мн ни малйшаго не причинялъ безпокойства, потому что было для чего потть.
Окончивъ наше письмо, приложили къ нему въ одинъ пакетъ и мое съ распечатаннымъ пакетомъ, писанное къ Боборыкину, и запечатавъ, отправили на почту къ генералъ-прокурору въ Петербургъ.
Въ скоромъ времяни извщенъ я отъ того же пріятеля, что ‘и Боборыкина письмо получено. Оно послужило къ лутчему. Генералъ-прокуроръ приказалъ подать къ себ изъ сената донесеніе обозрвавшаго Витебскую губернію сенатора графа Илинскаго, дабы согласить оное съ письмомъ Боборыкина и съ приложеннымъ при ономъ въ подлинник вашимъ письмомъ’.
Вскор посл сего получилъ я — однако-жъ не отъ того пріятеля, а изъ канцеляріи генералъ-прокурора — и копію съ письма генералъ-прокурора Обольянинова, писаннаго къ губернатору Сверину, которую здсь вмщаю:
‘Отъ вашего превосходительства поступило въ правительствующій сенатъ представленіе, объ отршеніи витебскаго земскаго комисара Добр… отъ должности за найденную осматривавшимъ Блорусскую губернію сенаторомъ, графомъ Илинскимъ, неисправность, которой однако-жъ не объяснено, почему онъ подвергается изключенію изъ службы безъ доказательства и обличенія поступка. Кром того, что сей чиновникъ, извстный мн съ весьма хорошей стороны, какъ отличный въ немаловременной своей служб, въ усердіи и исправности, въ присланномъ нын въ правительствующій сенатъ, отъ упомянутаго, свидтельствовавшаго присутственныя мста въ Блорусской губерніи сенатора, графа Илинскаго донесеніи, не показана неисправность витебскаго земскаго коммиссара, а, напротивъ, показано медленное и безпорядочное производство длъ, между протчими мстами, въ полотскомъ нижнемъ суд, котораго коммиссаръ Коссовъ, какъ замченный вами исправнымъ, способнымъ и дятельнымъ, представленъ къ перемщенію въ витебскій нижній земскій судъ, для лутчаго успха въ отправленіи въ ономъ длъ. По таковой несогласности въ представленіяхъ, и не видя точно противнаго поступка витебскаго земскаго коммиссара Добрынина, по которому бы подвергался онъ отршенію отъ мста и безъ предварительнаго сужденія, долгомъ почитаю, поставя въ виду вашемъ противорчущія обстоятельства, просить покорно ваше превосходительство объяснить мн оныя, и въ чемъ состоятъ упущеніи и неисправность его? и обнаружены-ли они? Какъ же по представленію вашему объ немъ въ правительствующемъ сенат еще никакого ршенія не сдлано, то, въ случа необнаруженнаго проступка его, обратить на него справедливое вниманіе ваше. На что ожидаю увдомленія вашего’.
23-го дня марта, 1800 г.
Сію копію, получа отъ меня милостивецъ мой, почтеннйшій мужъ Боборыкинъ, умножалъ мою радость своею, и раздлилъ ее со мною. Итакъ, будучи я въ благонадежномъ ожиданіи конца длу, вздумалъ, для прогнанія скуки, при конц апрля, създить въ Могилевъ. Я туда прихалъ въ тихую лунную весеннюю ночь. Въ городскихъ воротахъ защитился я отвтомъ: что ‘имю здсь собственной мой домъ’, безъ того бы меня, въ тогдашнюю строгую пору, не впустили въ городъ безъ пашпорта, котораго мн взять было неоткуда, потому что глава губерніи былъ мой врагъ.
Лишь только я подъхалъ къ воротамъ моего дома, то прежде всхъ услышалъ мой Дельфинъ, мой непритворной и неизмнной другъ, моя собака. Онъ былъ смсь легавыхъ съ туземными большими собаками. Онъ, почувствовавши меня обоняніемъ, началъ драть лапами по воротамъ, лаять и визжать. Лишь только я кликнулъ: Дельфинъ! онъ бросился отъ воротъ, вскочилъ по лстниц въ садъ, добжалъ, по ровной гор, до забора и спрыгнулъ на улицу съ такой высоты, съ какой никогда непрыгивалъ, перебжалъ по улиц ко мн прежде нежели отперли мн вороты, прыгнулъ мн на самую шею и началъ снова повторять свою радость лаемъ и визгомъ. Я обнималъ его драгоцнную чувствительность, повторяя его имя, и тотчасъ, при възд на дворъ, вынялъ отъ столоваго моего запаса хлбъ и большой кусокъ жаркова, но его не могъ этимъ занять. Онъ бросился бгать по садовымъ тропинкамъ и, возвращаясь многократно ко мн, прыгать на груди, пока наконецъ радость его пришла въ умренность, и онъ принялся за свою порцію. Я, неотходя отъ него и почти не выпущая его изъ рукъ, плакалъ по моему малодушію, и въ горести мыслилъ: непостижимое Провидніе! Ежели безъ воли твоей ничто не бываетъ и не движится, то на какой конецъ даешь ты мн чувствовать безмрное разстояніе между Сверинымъ и Дельфиномъ!
Я пробылъ въ моемъ домик три дни, ходя то по саду, то по покоямъ и питая скуку. Въ одну пору, посл полудни, выдернулъ я изъ комода ящикъ, почти безъ намренья, ибо зналъ, что въ немъ ничего нтъ, но, противъ чаянія, нашелъ тамь прежнюю мою шпагу, обтянутую по ефесу чорнымъ флеромъ, на кончину императрицы, и нсколько обрзковъ тхъ же печальныхъ видовъ. Я слъ при нихъ и пробылъ безъ движенія нсколько минутъ, приводя на память и пробгая мысленно время, прожитое въ Могилев съ начала открытія намстничества и конченное горькою для россіянина смертію матери отечества, Екатерины Вторыя.
Въ семъ, можно сказать, изступленiи, я прилегъ на канап и приуснулъ. Мн приснилось, что я тоскую и пою самымъ унывнымъ тономъ:
Куда ты двалась Екатерина?
Унесла ты съ собою наше благополучіе!
Проснувшись, ощутилъ въ груди моей сильное біеніе. Тонъ, которымъ я плъ во сн, такъ сильно въ меня врзался, что я не только, проснувшись, повторилъ его въ мысляхъ, но даже и теперь могъ бы положить его на ноту.
Возвратяся въ Витебскъ, получилъ я и съ другаго письма копію, писаннаго отъ генералъ-прокурора къ Сверину, слдующаго содержанія:
‘Изъ отзывовъ вашего превосходительства о витебскомъ земскомъ коммиссар Добрынин, усматривая ваше благосклонное къ нему расположеніе, потому что соглашаетесь доставить ему другое мсто, и убждаясь я съ хорошей стороны объ немъ, обязанностію поставляю, просить васъ совершить милостивое ваше объ немъ предположеніе, чтобъ, въ самомъ перемщеніи, позволить ему воспользоваться собственнымъ выборомъ. Вслдствіе сего, здланное вами объ немъ и о перемщеніи другихъ чиновниковъ, въ правительствующій сенатъ, представленіе, при семъ возвращая, пребываю съ истиннымъ почтеніемъ’.
Сверинъ, зная, что меня покровительствуетъ Боборыкинъ, прислалъ къ нему нарочнаго, съ письмомъ, въ которомъ спрашивалъ: ‘Куда г. Добрынинъ желаетъ? земскимъ-ли коммиссаромъ? или во 2-й департаментъ главнаго суда совтникомъ?’ Боборыкинъ далъ мн объ этомъ знать, а я, прискакавъ къ нему съ благодарностью, объявилъ желаніе быть совтникомъ. Такимъ образомъ, пошло обо мн представленіе отъ губернатора въ сенатъ, противное совсмъ первому его представленію.
Между тмъ, разсуждая, что я до полученія обо мн изъ сената указа свободенъ, взялъ — во время отъзда губернатора по губерніи — отъ вице-губернатора подорожную, въ намреніи похать въ Россію, единственно чтобы видть обитанныя мною въ малолтств и юношеств мста, съ ними поздороваться, и — проститься! Но не усплъ еще прибраться въ дорогу, какъ получилъ отъ вице-губернатора Енгельгардта записку, съ поздравленіемъ меня, по полученному отъ сената указу, совтникомъ во 2-мъ департамент, и съ требованіемъ: чтобъ я возвратилъ ему подорожную. Итакъ, съ іюня мсяца 1800 года я совтникъ.
Сверинъ съ полгода еще пробылъ губернаторомъ, и, во все это время, ни однажды не пригласилъ меня къ своему столу, даже и въ торжественные дни: доказательство, сколь ему чувствительно было помщеніе совтникомъ человка, котораго онъ не желалъ видть и на меньшемъ степени. Любящіе всякую повсть съ концомъ, можетъ-быть, пожелали бы знать: за что гнвъ и немилость губернатора на земскаго коммиссара простирались даже до лишенія службы? На сіе отвтствую: знаетъ о томъ купецъ да продавецъ и каждаго узда земскій коммиссаръ Блорусской тогдашней губерніи.
Вдругъ неожиданно получается указъ изъ сената, съ прописаніемъ имяннаго высочайшаго повелнія: что ‘блорусскій губернаторъ Сверинъ, за многія смертноубивства, случившіяся въ его губерніи, отставляется отъ службы’.
Онъ выхалъ въ деревню, приобртенную трудами губернаторскими, состоящую душъ изъ 400 мужескихъ, и отстоящую отъ Витебска верстъ на 25 {Когда, въ 1807-мъ году, избираемы были по баламъ милиціонные губернскiе начальники, тогда дворянство Витебской губерніи положило на сторону Сверина только три шара избирательныхъ — изъ трехъсотъ. Г. Д.}.
На мсто его вступилъ генералъ-майоръ Тарбевъ, лтъ ему было подъ 60. Онъ изъ плацъ-майоровъ — забылъ какой на Балтійскомъ мор крпости {Аренсбургъ. Позднйшая приписка. Г. Д.
Сноска эта сдлана авторомъ сбоку рукописи другими чернилами. Ред.}, — пожалованъ почти вдругъ генералъ-майоромъ, кавалеромъ и витебскимъ губернаторомъ. Человкъ былъ хорошій, зналъ службу. Много читалъ, много помнилъ и охотникъ былъ разсказывать о дйствіяхъ и поведеніяхъ знаменитыхъ особъ, служившихъ, особливо въ Россіи, которыхъ онъ или зналъ или объ нихъ читалъ. Столовъ и баловъ у него никогда не бывало, но для малаго количества лицъ былъ онъ каждодневно гостепріимчивъ, нескупъ и ласковъ. Жена его, нмка, сама присматривала въ кухн, а иногда и занималась, почему каждое на стол блюдо было въ наилутчемъ вкус и опрятности. Онъ уже былъ старъ для безпокойной губернаторской должности. Отставленъ съ половинною пенсіею, и умеръ въ деревняхъ, пожалованныхъ ему на 12 лтъ.
На его мсто присланъ дйствительный статскій совтникъ Шишкинъ. Онъ былъ лтъ подъ 40, служилъ по гвардіи и потомъ, въ штатской служб, былъ вице-губернаторомъ въ Смоленск, совтникомъ въ государственномъ ассигнаціонномъ банк и, напослдокъ, витебскимъ губернаторомъ. Человкъ счастливой памяти, зналъ два языка, знакомъ съ литературою и ничего не писалъ. Разсуждая объ людяхъ, умлъ ихъ теорически узнавать и различать, но дятельно не отличалъ умнаго отъ дурака, ребенка отъ старика. Ловокъ и вжливъ въ порядк разговора, и былъ наипріятнйшій человкъ въ гражданскомъ обращеніи. Физіогномію имлъ благородную, нравственность, подкрпленная воспитаніемъ, не позволила ему пользоваться отъ должности противозаконными прибытками, но посл вышли непріятныя обстоятельства, — которыхъ и ожидать надлежало, — что онъ радъ бы былъ своему горю помочь, откуда-бы то ни было, но никто ему ничего не давалъ, потому что губерніею управлялъ секретарь его, а губернскимъ городомъ — полицемейстеръ. Будучи таковымъ, онъ врилъ отъ всего сердца, что цлая губернія, по любви своей къ нему, готова носить его на рукахъ.
Онъ отставленъ въ исход 1807 года, съ полнымъ пансіономъ, какъ человкъ хорошій.
Съ 1808 года, на мсто его вступилъ дйствительный статскій совтникъ Сумароковъ, человкъ съ французскимъ языкомъ, съ стихотворствомъ и способностью писать. Два тома сочиненій его съ естампами, подъ названіемъ: ‘Досуги крымскаго судьи’ длаютъ ему честь и обнаруживаютъ его дарованія. Его комическія сочиненія довольно веселы и нравоучительны. Но онъ самъ ни на своихъ, ни на чужихъ никогда не смялся и не свисталъ. И для того, нкоторые сочинители, которыхъ сочиненія гораздо пониже его сочиненій, его не хвалили {Вмсто зачеркнутаго ‘не любили’. Ред.}. Во всю бытность губернаторства его — видли, что онъ радтеленъ, скоръ, взыскателенъ, справедливъ, безкорыстенъ, своеобычливъ, упрямъ, забывчивъ, не всегда вренъ, не злопамятливъ, не скупъ, чуждъ непозволительныхъ приобртеній съ просителей, и не самой хорошій плательщикъ долговъ. Былъ любочестивъ и мастеръ принимать у себя большія собранія гостей, но его немногіе любили, потому-ли что немногіе охочи узнавать въ начальник хорошую сторону, или потому, что онъ не сотворенъ приласкать пріятнымъ словомъ и улыбкою. Ежели должно сказать, что онъ во все входилъ и все хотлъ знать, то можно сказать, что онъ не меньше хотлъ ко всему и ко всякому придираться. При полученіи имъ бумагъ на утвержденіе по части провіантской, подписавшій оныя провіянтскій чиновникъ, на его громкомъ язык, былъ воръ, котораго мало повсить. Очень понятно, что онъ доискивался быть пріятелемъ тому только, кто держится чести по нравоученію, и вступаетъ въ службу съ чистымъ намреніемъ служить. Діогенъ тоже упалъ, когда бгалъ со свчкою, и его не меньше одобряютъ, какъ и порочатъ, учись же — кто ретивъ — изъ примровъ древнихъ и новыхъ {Послднiя дв строки въ подлинник зачеркнуты. Ред.}.
Прежде нежели кончу мою исторію, возвращусь ко времянамъ губернатора Тарбева и Шишкина. Во время губернаторства Тарбева, былъ военнымъ губернаторомъ въ обихъ Блорусскихъ губерніяхъ A. М. Римскій-Корсаковъ. Человкъ правосудный, не корыстолюбной, умный, самонравный, неуступчивый, взыскательный, онъ не любилъ ни отъ кого заимствовать мннія, и слушалъ больше самъ себя. Любилъ хорошихъ женщинъ, и мастеръ былъ ихъ выбирать. Онъ личнымъ своимъ государю императору докладомъ удержалъ Витебскъ губернскимъ городомъ, и тмъ величайшую сдлалъ пользу гражданамъ и поддержалъ водяную и сухопутную комерцію, противъ сенатскаго мннія, которымъ сенатъ полагалъ быть губернскимъ городомъ Полотску. Для пребыванія же своего выбралъ Могилевъ, для того, что деревни генералъ-майора и кав. Ив. Никол. Римскаго-Корсакова состоятъ при Могилев, въ которыя водворился и военный губернаторъ Римскій-Корсаковъ. Но едва побылъ онъ съ небольшимъ годъ въ Блоруссіи, переведенъ въ Вильно военнымъ же губернаторомъ.
Мсто его заступилъ И. И. Михельсонъ, человкъ вспыльчивой, сердитой, любостяжательной, гостепріимной, любящій вкусъ и изобиліе на стол, и порядокъ везд. При этомъ, имлъ онъ дв души: былъ очень добръ, и былъ очень золъ. Онъ выбралъ мстопребываніе въ Витебск, потому что деревни его были въ Витебской губерніи. Онъ губернатору Шишкину исходатайствовалъ аннинскую ленту, а меня представилъ къ полученію ордена владимірскаго. Шишкинъ, изъ благодарности, съ нимъ не поладилъ, а я не получилъ ордена, потому что, во всю жизнь и службу, не былъ ни подъ судомъ, ни подъ штрафомъ, ни подъ выговоромъ. Напослдокъ Михельсону высочайше повелно командовать арміею противъ турка, гд онъ, оказавъ удачно свои воинскіе подвиги, скончался, а по смерти возвратился чрезъ Витебскъ во свое имніе Иваново, въ закупареномъ гроб, для вчнаго себя успокоенія, въ построенной имъ тамъ каменной церкви.

Окончаніе.

Безсмертное!…. непрерывно-умирающее.
Животворящее! .. умерщвляющее.
Безначальное!… безконечное.
Некупленное! … дражайшее.
Непостижимое!… всмъ извстное.
Неосязаемое!…. всми ощущаемое.
Неудобозримое!… всми видимое.
Недвижущееся! … скоробгущее.
Всегда всесильное!
В Р Е M Е!
Пора уже мн кончить мою исторію. 1810-й годъ есть тотъ, въ которой вка моего оканчивается 59-й годъ, въ томъ числ, со вступленія въ службу 36-й. Вся моя протекшая жизнь и служба — похожа на участь того пловца, которой, лишь только приближается къ желаемому пристанищу, и — бурная погода отбиваетъ его паки въ море, волнами обуреваемое. Я уже сказалъ, что всеобщая реформа содвинула меня съ седьмаго степени на девятый {Ученой скажетъ: 9 больше, какъ 7. Но въ служб, чмъ больше — тмъ меньше, а чмъ меньше — тмъ больше. Онъ врно вопроситъ: ‘доказана-ли истина сія закономъ физическимъ, математическимъ, механическимъ?’ Доказана табелью о рангахъ. По сему случаю, не могу пропустить одного забавнаго случая, гд штатская служба противъ учености за себя постояла: одинъ учитель народнаго училища написалъ въ прошеніи: ‘прошу ваше императорское величество, на сіе мое прошеніе ршеніе учинить’. Полотское намстническое правленіе обратило ему просьбу съ надписью, въ которой сказало: ‘что онъ ошибся въ титул, и чтобъ онъ впредь писалъ: прошу вашего императорскаго величества, о семъ моемъ прошеніи’ и проч…. Учитель во вторичной просьб сослался на правила грамматики, доказывалъ падежами, склоненіями, спряженiями, частьми рчи и проч., а правленіе въ другой разъ подтвердило ему чрезъ полицію, ‘чтобъ онъ, въ челобитныхъ, держался предписанной закономъ формы, а не правилъ грамматическихъ’. Г. Д.}, теперь, проходя десятолтіе совтникомъ, теряю давно, по числу лтъ службы, мсто предсдательское. Теряю, потому что предсдатели, вмсто прежнихъ опредлянныхъ отъ короны, избираются отъ дворянства, изъ помщиковъ своей губерніи, слдовательно, чтобъ быть предсдателемъ, не довольно уже стало одной службы безъ деревень! Но довольно ли однихъ деревень безъ постепеннаго прехожденія службы? Объ этомъ разсуждать не наше дло.
Въ настоящемъ времяни, предсдательское мсто для меня уже не награда, когда многіе, съ равныхъ моему мстъ, поступили въ вице-губернаторы. Поступили, ежели по достоинству, то не меньше и потому, что они просили. A по слову бывшаго нашего губернатора Шишкина: ‘просятъ нищіе, а благородный человкъ служитъ’. По сему мннію есть надежда, что я вкъ мой доживу въ качеств благороднаго человка.
Оставалось два года, по закону государя императора, подождать до чина статскаго совтника, но, въ прошедшемъ 1809-мъ году, состоялся законъ, запрещающій производить въ статскіе совтники тхъ, которые служили, не зная двухъ языковъ иностранныхъ и наукъ, а знающій языки и науки долженъ доказать свое знаніе свидтельствомъ отъ университета.
Итакъ, служба кончена, и жизнь скончавается, хотя еще я и живу и въ служб нахожуся. Я стар многихъ въ моемъ отечеств университетовъ и вкомъ {По ученому: возрастомъ, но мн уже безъ мала 40 лтъ, какъ я выросъ, и бол не росту. Г. Д.} и службою. Долговремянная опытность не обманываетъ меня, что я, для ищущихъ правосудія — пока въ мір семъ продолжится неправда, а для соблюденія по другимъ {Вмсто зачеркнутаго въ подлинник: ‘по многимъ’. Ред.} въ государств частямъ порядка, пока въ нихъ продолжаться будутъ замшательство и самая монополія, — могу быть полезенъ больше, — кром двухъ моихъ исповдей — нежели профессоръ всхъ наукъ, который никуда не посылаетъ ни мсячныхъ, ни третныхъ, ни полугодовыхъ, ни годовыхъ вдомостей о томъ: какую онъ кому здлалъ пользу, кром годовыхъ задачь, праздностію порожденныхъ {Послдняя строка зачеркнута. Ред.}.
Но воля царя земного, какъ воля царя небеснаго, есть благая и совершенная и творенію нижнихъ созданій непостижимая, убо, я долженъ принимать съ благоговніемъ и тотъ насущный хлбъ, который отпускается въ жаловань на 365 дней. ‘Всякое даяніе благо’, особливо въ такую пору лтъ, когда участь смертнаго не подвержена никакому сомннію въ томъ, что рано или поздо, завтре или севодни, ‘вечеръ или утро, или въ птоглашеніе’ ударитъ послдній мой часъ и затылокъ мой стукнетъ о гробовую доску! а ежели не стукнетъ, то {Послднія слова въ подлинник зачеркнуты. Ред.}

конецъ второй части.

Еще части*).

*) Эти два слова написаны рукою автора посреди страницы и имъ же зачеркнуты. Ред.

Кончен. 1810 г., въ Витебск.

ЧАСТЬ ТРЕТIЯ И ПОСЛДНЯЯ*).
(Въ Витебск).

*) Считаемъ необходимымъ замтить, что третья часть ‘Истиннаго Повствованія’ Добрынина была помщена, съ нкоторыми сокращеніями и подновленіемъ слога, въ ‘Виленскомъ Сборник’ изд. 1869 г. стр. 39-63. Мы и эту часть, какъ и предъидущія дословно печатаемъ съ подлинной рукописи автора, съ сохраненіемъ при этомъ не только текста, но и всхъ нердко мелкихъ особенностей правописанія Добрынина. Ред.

ХХХХVІ*).
Отъ 1810-го до 1823 г.
Счастье и бдствіе.

*) Въ нумераціи главъ авторъ пишетъ однимъ нумеромъ меньше, такъ какъ, вроятно, по ошибк, у него No XLIII повторенъ два раза. Ред.

Всеблагому Провиднію угодно было продолжить жизнь мою до 71 года отъ моего рожденія, на которомъ я снова принимаюсь за перо — 1822 г. въ сентябр мсяц — для продолженія моихъ предположенныхъ записокъ и съ ними вмст исторіи моей жизни.
Въ 1810-мъ году, по всевысочайшему имянному повелнію, прибылъ въ Витебскъ, для управленія обими блорусскими губерніями, въ достоинств блорусскаго военнаго губернатора, его королевское высочество герцогъ Александръ виртембергскій.
Губернаторъ Сумароковъ далъ для его высочества гостепріимной, обденной великолпной столъ, и пригласилъ всхъ губернскихъ чиновниковъ. Мн случилось ссть подл адъютанта герцога, г-на Тyргенева.
Благородная фамилія Тургеневыхъ извстна мн была еще отъ времянъ мстопребыванія моего въ Свск, при дяд моемъ тамошнемъ епископ Кирилл Фліоринскомъ, по стеченію иногда къ нему, по сану его, дворянства съ визитомъ, такожъ и по времянной потомъ моей бытности въ Москв, въ 1785 году. Онъ занялъ меня краткимъ разговоромъ, и порадовалъ, что его высочество предваренъ обо мн съ хорошей стороны въ Петербург, особенно же отъ статскаго совтника Паглиновскаго. Паглиновскій, Дмитрій Моисеевичъ, знакомъ мн отъ самаго вступленія моего 1777 г. по штатской служб, въ пограничный съ Россіею блорусскій городъ Рогачевъ, гд обучался онъ въ партикулярномъ пансіон, а потомъ въ Могилев, въ которомъ я служилъ 20 лтъ.
Правитель канцеляріи герцога, г-нъ Старинкевичъ, знакомъ мн еще отъ Могилева, и бывалъ у меня съ дтства при любомудромъ своемъ отц, шкловскомъ протопоп, занявшемъ витійство отъ кіевской академіи, и остроумномъ по натур. Качества отца удачно перелились и въ сына, которой, сверхъ домашняго и кадетскаго въ шкловскомъ корпус воспитанія, былъ летучаго ума, а потомъ, изъ Петербурга, достался уже къ герцогу въ теперешнюю должность отъ знаменитаго князя Лопухина.
Тургеневъ имлъ счастливый смыслъ со нравственностію, посл уже я узналъ, что онъ почерпнулъ много для себя полезнаго въ Виттингенскомъ, извстномъ въ Европ университет. Онъ былъ нсколькими годами постарше двадцати-осьми-лтняго Старинкевича. Сіи два мудреца не были мн лиходями. Они, при избраніи иногда, кому? что? гд? препоручить, выставляли меня первымъ его высочеству на шкловскомъ и эттингенскомъ язык.
Его высочество возлагалъ на меня многія коммиссіи по Витебску и уздамъ, за исполненіе которыхъ былъ мною доволенъ.
Въ начал 1812 года, былъ я счастливъ получить, по представленію его высочества, орденъ св. Анны второй степени, при всевысочайшемъ, собственноручно подписанномъ рескрибт. Тогда ордена жалованы были очень рдко, и я, съ горяча, писалъ къ одному пріятелю, въ Петербургъ, что ‘теперь уже меня непостигнетъ никакое зло’. Въ самомъ дл я тогда такъ думалъ и врилъ, забывшись, что никто прежде смерти счастливымъ назваться не можетъ.
Въ одну пору, изъ моихъ домашнихъ рукописей показалъ я Старинкевичу записку. Она была трактатъ или разсужденіе о безпорядкахъ и злоупотребленіяхъ витебской квартирной коммиссіи, которая бдныхъ и посредственныхъ гражданъ отягощала постоемъ, отопленіемъ, освщеніемъ, и даже прокормленіемъ постояльцевъ, подводами подъ проходящихъ, по требованіямъ городовой полиціи. На имущихъ же и значительныхъ гражданъ, хотя положенъ былъ денежный годовой окладъ, но сборъ онаго завислъ отъ произвола, и коммиссія никому врнаго отчота не давала, хотя и велно ей давать отчетъ губернатору.
Я, къ перемн сего непорядка на порядокъ, сдлалъ такое математическое годовое разчисленіе, такое равновсіе, что вс обитатели города были бы довольны, еслибы оно состоялось. Евклидъ во своихъ выкладкахъ, Невтонъ во своихъ небесныхъ разрядахъ и Неккеръ въ статистик и финансахъ — не могли быть врне, и это такая неоспоримая правда, которую я самъ пишу!
Старинкевичъ, прочитавши мою записку, заложилъ ее подъ паху, и не сказавъ мн ни слова, улетлъ, а чрезъ нсколько дней получилъ я отъ его высочества предписаніе, привести ее въ исполненіе. Такимъ образомъ, попался я въ лабетъ, ибо видлъ, что скоре можно было на досуг обдумать и написать, нежели написанное привести во всхъ подробностяхъ въ исполненіе, въ такомъ город, въ которомъ слишкомъ дв тысячи домовъ не столько достаточныхъ, сколько посредственныхъ, и не столько посредственныхъ, сколько бднйшихъ, однако-жъ милость и довріе его высочества меня облегчали, и трудъ мой длали удобовозможнымъ. Уже я истребовалъ отъ квартирной коммиссіи и отъ другихъ мстъ, къ предлежащему мн предмету, матеріялы, но неумолимое и непобдимое время съ нами не согласилось.
Уроженецъ изъ Корсики — по имяни Наполеонъ Бонапарте, по счастію и дятельности — императоръ французовъ, по проворному властолюбію — покоритель Германіи, Италіи, Польши, Голландіи, по стеченію обстоятельствъ — увнчанный честію и славою быть зятемъ императора нмецкаго — приближался уже къ границамъ Блоруссіи, слдственно и Россіи.
Недосугъ было думать о нашихъ гражданскихъ занятіяхъ, а надлежало скоре схватить на плечи котомку по примру троянца Энея, который въ подобномъ случа вынесъ изъ Трои на плечахъ отца своего.
Слдующее подъ симъ письмо, писанное отъ меня по изгнаніи уже непріятеля, къ одному пріятелю въ Петербургъ, и напечатанное имъ, безъ воли моей, въ Встник Европы или въ Сын Отечества, съ нкоторыми исключеніями, подъ названіемъ: ‘Отрывокъ изъ записокъ витебскаго жителя’, принадлежитъ къ симъ же времянамъ и къ моему повствованію.

П и с ь м о.

‘Слухъ о приближеніи французовъ къ Витебску навелъ страхъ и ужасъ на всхъ мирныхъ жителей. Національные россіяне начали прежде всхъ высылать свое имніе изъ домовъ и изъ лавокъ, куда кто могъ, а потомъ и сами удалились. Чиновники, находившіеся въ штатской служб, имъ послдовали, а нкоторые и упредили. Въ короткія средилтьнія ночи, скрыпъ и стукъ по улицамъ повозокъ, заколачиваніе въ домахъ ящиковъ, вопли и гулы рабочихъ и хозяевъ, наводили на мой томной духъ унынiе, когда я — не имя ни сна, ни аппетита — ходилъ по дорожкамъ въ моемъ саду, не зная что думать и что начать, разсуждая, самъ не знаю, кстати или нтъ, говорилъ я самъ себ и каждому: ‘Я человкъ устарвшій въ статской служб, сражаться мн ни съ кмъ не придется, останусь въ Витебск. Здсь у меня домикъ съ садомъ, а за городомъ садъ и огородъ съ постоялымъ домикомъ. Все это совокупно приноситъ мн нажитаго въ мой вкъ годоваго дохода до 500 p., ктожъ для меня, въ замну этого, что гд приготовилъ? Лучше остаться здсь, нежели бжать неизвстно куда, неизвстно для чего. 35 лтъ уже какъ я въ Блоруссіи и проч. Останусь, и буду смяться тмъ, которые, удалясь изъ Витебска, ко мн возвратятся, ибо, быть не можетъ, чтобы достояніе Россіи досталось языку чуждому, дтищу мгновенно-преходящаго случая’. Въ ночи противъ 7-го іюля, стучатся ко мн въ двери.
— ‘Кто тамъ?’
— ‘Бумага отъ губернатора’.
Читаю: ‘Въ 10-ть часовъ съ полученія сего, выбраться совтнику Д. и слдовать въ городъ Невель, съ длами и архивою своего присутственнаго мста’.
На разсвт, прихожу въ свой департаментъ, и нахожу почти уже все готовымъ и все разрушеннымъ. На столахъ нтъ ни суконъ, ни зерцала. На стнахъ — ни партрета, ни часовъ, ни зеркала. Внезапное зрлище и отъздъ поразили меня. Я уже давно страдалъ ревматическимъ въ ногахъ припадкомъ, а въ семъ случа, онъ меня тронулъ на подобіе паралича. Какъ-бы то-ни-было, онъ тронулъ меня не въ пору, потому что я уже имлъ предписаніе. Когда никто изъ канцелярскихъ служащихъ не хотлъ со мною для помочи хать, питомецъ мой, г. Кунцевичъ объявилъ желаніе неотставать отъ меня и беречь архивъ.
Собравшись наскоро, похалъ и повезъ на 14-ти подводахъ дла. По дорог и потомъ въ Невл, нашелъ я весь Витебскъ съ подобными транспортами, такъ же: гимназію, семинарію, блое и черное духовенство, а нкоторые, выхавшіе съ женами и съ грудными дтьми, едва имли насущные сухари, приправленные горькою судьбою. Все это составило такой унылой маскерадъ, на которомъ танцовать никто не охотился.
По прошествіи 4-хъ дней, которые пробылъ я въ Невл, получено изъ Витебска губернаторское предписаніе, чтобы приказъ общ. призрнія возвратился въ Витебскъ со всми бумагами. Изъ сего не трудно было разчесть, что и мн можно еще създить въ Витебскъ, и возвратиться въ Невель при случа нужды.
Я, оставя при архив вышеупомянутаго мною Кунцевича, спшилъ забрать послднія изъ Витебска вещи, и видть оставленнаго при смерти въ дом моемъ друга моего, или уже обнять его могилу. Но, не дозжая до Витебска 10-ти верстъ, захватили меня, въ дом помщика Эньки, человкъ съ 30 конныхъ французовъ, часу въ 11-мъ предъ полуднемъ. Прежде всего потребовали они отъ хозяина вина, водки. Насандаливши носы, бросились разбивать, въ глазахъ его, сундуки, шкафы, комоды, бюро, потомъ въ анбары, въ конюшню, въ каретной сарай, взяли лошадей, коляску, которую запрягли и нагрузили всмъ что легче и дороже, съ помочью нашихъ людей, побуждая ихъ къ тому по плечамъ, и мой кучеръ, Малаховъ никогда такъ проворно не работалъ. Взяли моихъ лошадей съ упряжью, изъ чемодана побрали блье, бритвы съ приборомъ, столовой на одну персону серебреной приборъ и 1500 р. ассигнаціями.
Прочее все, что было въ чемодан, оставили.
Одинъ изъ побдоносцевъ, посмотря на мой орденъ, снялъ его съ шеи и уже ладился спрятать. Тогда у меня потемнло въ глазахъ, но начальникъ ихъ, взявъ отъ него, возвратилъ мн. Я, перешедши мгновенно отъ удара въ радость, чуть не палъ, изъ благодарности, на колни предъ великодушнымъ начальникомъ грабительства.
Въ тотъ день случились у хозяина въ гостяхъ сосди съ женами и съ малолтними дочерьми, у нихъ такъ же отобраны лошади и дрожки, а со всхъ насъ сняты сапоги.
Я предполагалъ уйти изъ дому, но они, поперемнно, везд разбгались верхами, слдственно, везд бы я къ нимъ попался въ руки.
Находившійся при мн одиннадцатилтьній друга моего сынъ, учившись въ гимназіи и наслышавшись отъ разговоровъ, что Франція произвела многихъ великихъ людей, и что она упредила насъ въ наукахъ, слдственно и во нравственности, смотрлъ на все безбоязненно, но, одинъ изъ великихъ во нравственности треснулъ его кулакомъ въ високъ, такъ что онъ ударился другимъ о край дверного замка, и пробилъ голову. Малолтный, ощутивъ кровь, сказалъ мн:
‘Не тревожтесь, мн не больно, только что кровь течетъ’.
Я удалилъ его, а самъ скрылся въ темный уголъ каретнаго сарая, и тамъ, въ полуразломанной карет, просдлъ до самой ночи, пока они ухали.
Вс ограбленные и устрашенные, когда я къ нимъ показался, сказали мн, что герои обо мн спрашивали разъ 30. ‘Гд тотъ баронъ, которой съ крестомъ? Отданъ ли ему крестъ {Они всякаго благороднаго или помщика называли барономъ, ограбляя и разоряя все и каждаго, они пропасть надлали босыхъ бароновъ. Г. Д.}?’
Нтъ сомннія, что они въ другой разъ хотли его отъ меня взять, и что начальника бы ихъ на ту пору уже не случилось.
Несчастной хозяинъ и помщикъ отъ насъ скрылся, а мы, въ числ человкъ 12-ти съ служительми, препровождали ночь въ овин.
На разсвт, по общему совту, положено пробраться къ одному изъ сонесчастныхъ, витебскому гражданину Симоновичу, версты чрезъ три. За неимніемъ нигд лошадей, едва я могъ найти въ мою брику быка, а сами вс, босикомъ, достигли, при восход солнца, пристанища, состоящаго изъ одной горнички съ анбаромъ и сарая предъ овиномъ, въ которомъ я скрылся съ брикою моею.
Въ тотъ же еще день постили насъ другіе воины. Мы удалились въ кустарники, въ лса и — куда кто умлъ, а они забрали у хозяина весь хлбъ печеной, одежду, сколько нашли, лошадей, большой и мелкой скотъ, домашнихъ птицъ, взрыли везд полы и сожгли нсколько ульевъ пчелъ. Изъ брики моей взяли, на сей разъ, съ половину оставшихся вещей, состоявшихъ въ одежд, прочее все разломали, разодрали, разбросали и удалились.
По удаленіи ихъ, сказали мн многіе единогласно, что хозяинъ Симоновичъ самъ французамъ указалъ мою брику {Уже спустя три мсяца, видалъ я Симоновича, шедшаго въ Витебск въ шинел моего слуги. Г. Д.}. Какъ-бы-то ни-было, Симоновичъ, желая спасти себя, совтовалъ мн отъ него удалиться, говоря, что брика моя была причиною и его несчастья.
Я, самъ-третей съ моими людьми, перетащилъ облегченную уже брику чрезъ версту, потому что лошадей ни у кого уже не осталось, и водворился въ стоящую близъ перелсковъ повть, принадлежащую крестьянину г-на Энки. Здсь дали мн крестьяне, по просьб моей, въ ведр воды, а вмсто ковша большую фарфоровую буліонную верхнюю чашку, и ободранные уже краснаго дерева кресла, похищенныя изъ господскихъ домовъ. И здсь также, не прерывая заведеннаго въ арміи порядка, посщали брику мою чрезъ пять дней солдаты, иногда пшіе, иногда конные, но, не находя въ ней ничего, напослдокъ, ободрали сукно и часть кожи и, выбросивъ изъ пуховика и подушки пухъ, наволоки обратили въ казну, а я, въ продолженіи сего, съ присовокупившимися ко мн по сему же несчастному жребію нсколькими канцелярскими служительми, при каждомъ приближеніи къ намъ просвщеннаго народа, бгалъ по лсамъ и по болотамъ, и тамъ ночевалъ съ ними. Мой малолтной телемакъ, раздляя со мною горькую чашу, сказалъ единожды:
‘Вотъ попались, къ больному батюшк не дохали, а въ Невель возвратиться нельзя’.
Не имя уже что сберегать, пересталъ я скрываться, но одинъ изъ новонаступившихъ героевъ доказалъ мн практически, что я думалъ погршительно, онъ замахнулся на меня саблею и, показывая мн прусскую сребреную монету, требовалъ таковыхъ же, но видя, что я указываю ему на босыя мои ноги, снялъ съ меня шляпу, панталоны и рубашку.
Не трудно примтить, что воинъ сей былъ человкъ съ разсчетомъ. Онъ, тотчасъ, смтилъ, что ему нужне рубашка и панталоны нежели халатъ, мн же, въ моемъ положеніи, халатъ былъ нужне нежели рубашка и панталоны. На семъ благоразумномъ разсужденіи основалъ онъ свое ршительное опредленіе, и его исполнилъ.
Оставшись въ одномъ халат, получилъ я отъ моихъ слугъ манишку и холстинные панталоны, а одинъ изъ канцелярскихъ служителей снабдилъ меня шляпою. При семъ случа, вспомнилъ я жребій несчастнаго мексиканскаго государя Монтезумы, къ ногамъ котораго бросились, въ слезахъ, его служители, перекладывать хлопчатую бумагу между его тломъ и желзомъ, когда безчеловчные гишпанцы положили на него оковы. Это меня облегчило, а прекраснйшее и наиплодоноснйшее во всхъ прозябеніяхъ — изъ всхъ прожитыхъ мною въ Блоруссіи 35-ти — лто подкрпляло и сохранило жизнь мою.
Въ продолженіи 6-ти или 7-ми дней, видли мы изъ лсовъ и кустарниковъ, какъ отряды арміи, разсыпаясь, грабили каждодневно все то, что могли найти въ помщичьихъ и крестьянскихъ домахъ, и разоряли, съ удивительнымъ мужествомъ и храбростію, все то, что съ ними никогда не сражалось.
Подобные герои напали на деревню витебскаго помщика Лукомскаго, вскочили въ домъ его, начали ломать, разбивать, грабить, схватили его самого. Юный сынъ бросился защищать несчастнаго отца, отецъ схватилъ сына въ объятія, но выпустилъ изъ объятій уже застрленнаго. Такимъ образомъ, убитыхъ въ разныхъ мстахъ начали-было привозить въ Витебскъ и ставить на площади подл воскресенской церкви, противъ бернардинскаго кляштора, но начальство французское запретило ввозъ военнымъ тарифомъ. Ему легче было позволить убивство и грабежъ, нежели видть исполненіе позволенія.
Самъ князь N, квартируя въ Витебск въ дом доктора Сварацкаго, обнадеживалъ несчастныхъ на польскомъ язык сими словами: ‘Вы будете разорены, вы будете бдны, но будете имть свое отечество’. Къ сему спасительному увщанію надлежало бы дополнить: вы умрете съ голоду, или будете разстрлены, но будете имть свое отечество.
Какое имя ты, лесть груба, злу дала!
Убивство и грабежъ геройствомъ назвала.
Сумароковъ.
Нужно ли знать чмъ я питался?… Мы ходили самъ-другъ или самъ-третей въ ближайшія деревни, доставали за деньги хлбъ, крупу, молоко, и въ лсу варили кашицу, имя на 6 человкъ дв деревянныя ложки, ножикъ, горшокъ и бол ничего. На семъ мст вспомнилъ я аинскаго Аристида, и онъ меня утшилъ.
Въ артел нашей былъ выше-сказанный одиннадцатилтній друга моего сынъ. Онъ, чувствуя зрніемъ и вкусомъ недостатокъ пищи, иногда мн повторялъ: ‘Я сть не хочу, вы только не безпокойтесь’. Понимая источникъ его рчи, кровь въ жилахъ моихъ останавливалась, и, къ бльшему въ моихъ горестяхъ несчастію, не могъ я плакать, подобно больному, которой спать не можетъ.
Въ одинъ день пошолъ я, самъ-третей, добывать пищи. Нахожу въ деревн, принадлежащей нашему губернскому прокурору, полну улицу мужиковъ и женщинъ пьяныхъ, торжествующихъ день расхищенія господскаго съ напитками погреба.
Когда мы вошли къ одному мужику въ сни, прося у него и у хозяйки продать намъ хлба и молока — женщина поднесла мн стараго венгерскаго вина въ замараной рюмк изъ неполной уже бутылки, при которой былъ изъ бересты ярлычокъ съ надписью 5 — знакъ значитъ червонецъ. Мужики требовали, чтобъ я имъ сказалъ, какъ оно называется. Мн разсудилось назвать его имъ дрей-мадера, и они начали повторять, чтобъ не забыть. Добывши отъ женщинъ кувшинъ молока и нсколько ломтей хлба, испеченаго изъ господской расхищенной муки, лишь только хотлъ имъ дать серебреную полтину, какъ одинъ изъ моихъ сопутниковъ, вбжавши съ улицы въ сни, шепнулъ скоропостижно: ‘Уйдемъ поскоре’. И только что я показался на улицу, вдругъ закричали мужики: ‘Это шпіоны, намъ надобны хлбъ и молоко для французовъ’. Одинъ изъ нихъ бросился ко мн съ веревкою, вязать, и схватилъ меня за конецъ рукава моего халата, а другіе бросились ломать изъ плетня колье.
Я, вырвавшись, кинулъ имъ пятирублевую ассигнацію, а самъ пустился въ ретираду форсированнымъ маршемъ, сопутники мои здлали тоже. Пьяные мужики не могли долго гнаться, можетъ-быть, участвовала въ томъ и пятирублевая ассигнація. Мы скоро вбжали въ лсъ. Голодъ нашъ былъ больше страха, мы не кинули молока и хлба.
Посл уже мн сказали, что у нихъ тогда находился французскій офицеръ, и бранилъ ихъ за то, что они бросились меня вязать, и что кричали: намъ надобенъ хлбъ и молоко для французовъ. Вроятно это былъ полякъ: они, при многихъ случаяхъ, мягкосердечне другихъ народовъ {Любопытно, что въ изданіи ‘Виленскаго Сборника’ слова: ‘они, при многихъ случаяхъ мягкосердечне другихъ народовъ’ — пропущены и пропускъ не обозначенъ. Ред.}. Другой же націи не могъ бы съ нашими мужиками объясняться.
Въ послдніе два дни такой жизни, мы услышали, что Наполеонъ уже въ Витебск и что, въ почесть ему, грабежъ уменьшается. Но это была мечта бдствующихъ, ибо грабежъ шелъ своимъ чередомъ.
Напослдокъ, мы, для перемны воздуха и образа жизни, согласились иттить въ Витебскъ большою дорогою. Собралось насъ, изъ окрестностей лсныхъ и болотныхъ, обоего пола, человкъ бол тридцати. Женщины, иныя съ дтьми при грудяхъ, иныя вели ихъ въ рукахъ, мущины старые, средніе, юные имъ предшествовали или послдовали, кто какъ попалъ, и почти вс были босикомъ.
Когда пробирались мы на большую дорогу, атаковали насъ еще пшіе герои въ срыхъ шинеляхъ. Вдругъ является изъ-за кустовъ конный офицеръ и приказываетъ великодушно пропустить насъ, какъ такихъ неподозрительныхъ людей, у которыхъ взять уже нечего.
Мы, проходя по пути чрезъ домъ г-на Енки, видли тамъ множество квартирующихъ и фуражирующихъ, между навоза и собственной нечистоты, какъ жуковъ, французскихъ воиновъ, которые насъ не затрогали. Но въ дом уже не видно было ни стеколъ въ окнахъ, ни дверей, ни цлой огорожи.
При самомъ вход въ Витебскъ разночинцы мои разсялись, кому куда Богъ послалъ, а мн встртилась маневрирующая конная гвардія. По всмъ улицамъ, которыми я проходилъ, видлъ, во всякомъ окн дома, набитыхъ французовъ, и каждой домъ, сараи, повти, анбары наполнены были ими же. Никого изъ гражданъ по улицамъ не было видно, кром бднйшихъ и евреевъ. Лавки и винные погреба пусты, двери везд отперты, разломаны, стеклы побиты, затворы оконъ порасколоны, иные висятъ на одномъ крюку въ діоганаль по окну. Церкви, косціолы, кляшторы, наполнены были больными, ранеными и всми принадлежностьми, для нихъ и для лошадей. И Витебскъ казался мн совсмъ уже не тотъ, въ которомъ я жилъ и служилъ 15 лтъ.
Въ три мсяца съ лишкомъ бытности ихъ въ Витебск, не слышно было ни колокола, ни птуха. Первой былъ запрещенъ, а второй былъ съденъ.
Бываютъ въ жизни мста или пункты, которыхъ забыть чувствительность никогда не допуститъ. На Подвинской улиц бросился ко мн почти на шею молодой шляхтичъ, вскричавъ на польскомъ язык:
— ‘Боже? что я вижу? Это нашъ г-нъ совтникъ!’
He кстати мн было спрашивать его кто онъ, но, сколько я ни силился отвчать ему знакомствомъ, не больше усплъ, какъ только примтилъ, что онъ бывалъ иногда въ нашемъ департамент повреннымъ отъ нкоторыхъ знатнйшихъ витебской губерніи помщиковъ. Мы обнялись и пролили слезы.
‘Вамъ нужно теперь, сказалъ онъ, выпить рюмку вина, вотъ моя квартира у гражданина Лопаты’.
Вошедши и поблагодаря за доброхотство при нужд, спросилъ я его: ‘Вы же о чемъ безпокоитесь?’ — ‘А вотъ моя жена — указывая на прекрасную женщину, лтъ 20-ти, лежащую въ постел — она скинула мертваго ребенка, испугавшись отъ набжавшихъ въ мою комнату съ саблями побдителей’.
Онъ далъ мн, по желанію моему, рюмку водки, которая, при діет, разлилась по внутренности моей, вмст съ незабвеннымъ и достопочтеннымъ для меня имянемъ, г-на Зборовскаго.
Онъ продалъ мн свою новую шинель, которая и была единымъ мн покровомъ, во всю бытность въ Витебск непріятелей. Прокурорша наша приказала сшить для меня рубашку. Миръ ея праху!
Тогда у насъ продавался фунтъ печенаго хлба на мдь 1 р. 50 к., ведро хлбнаго вина 10 p. cep., а рубль былъ сребреной въ 450 копекъ мдныхъ.
Домой пришелъ я не на радость. Въ немъ квартировалъ генералъ, министръ военной полиціи.
Непростительно мн, что я не припомню его фамиліи, но простительно, потому что я и самъ себя тогда не помнилъ. Впослдствіе времяни, видлъ я, что физіономія его и обращеніе согласны были со внутреньними достоинствами налучшаго въ немъ человка.
Ршетки, отдляющія садъ отъ подворья, поломаны и разбросаны, везд вокругъ дома и сада проломы. Везд праздношатающіеся служители и солдаты. Садъ обращенъ въ конюшню и пастбище, везд настой и смрадъ. Моя склонная природа къ чистот, порядку и тишин, въ другую бы пору воскипла, но, претерпвши и потерявши много, я смотрлъ уже на все почти равнодушно. Лутче сказать: отъ самой чувствительности я обезчувственлъ, окаменлъ, особливо тогда, когда друга моего нашелъ я лежащаго въ башн, отчаянно больнымъ, но при здравой памяти и разсудк. Я утшалъ его тмъ, что ежели бы я и все потерялъ, ни мало не огорчусь, только бы онъ выздоровлъ — хотя и видлъ, къ неизобразимому моему несчастію, что ему не выздоровть. Онъ также мн обрадовался, сколько болзнь ему позволяла, и сказалъ: что мы еще не совсмъ несчастны, когда я васъ вижу. Жена его разсказала, что она, предъ первымъ набгомъ на домъ партіи непріятельской, схватила въ замшательств и почти въ безпамятств нсколько паръ чайныхъ чашекъ, банку липцу и другихъ мелочей, и тысячу рублей ассигнаціями, и зарыла на грядахъ. Но солдаты разсыпавшись, тотчасъ примтили копаное свжее мсто, чашки, банку и другія мелочи разбили, а ассигнаціи унесли съ собою.
На другой день прибытія моего, переводчикъ штата генеральскаго служителю моему сказалъ: ‘Здсь квартира для генерала, а въ нея теперь пришолъ человкъ неизвстной, онъ долженъ явиться къ генералу, а не то, у насъ судъ короткой, его разстрляютъ’. Романъ мой умлъ ему отвчать, что господинъ его пришелъ домой въ халат, босой, что ему надобно одться и обуться, и что за это его разстрлять не слдуетъ.
Сюртукъ друга моего и сапоги ко мн пришлись, я явился къ генералу въ орден.
Орденъ, часы, табакерка и 180 руб. ассигнаціями, спрятаны были въ земл, подъ дикимъ камнемъ, при той деревн, гд я скрывался и бгалъ. Врной мой Романъ, бывшій со мною въ дорог, въ самой еще день прибытія моего въ Витебскъ, убждалъ меня послать его за сими вещьми. Сколько я съ нимъ ни спорилъ, что надобно повремянить, потому что теперь на дорог его ограбятъ, однако-жъ онъ одержалъ верхъ, нашелъ гд-то лошаденку и, на другой день на разсвт похавши, привезъ подъ вечеръ все, какъ-будто для того, чтобъ я къ нечистой сил явился не безъ креста. Чтобъ почувствовать въ полной мр, сколь драгоцнна въ такомъ случа врность и расторопность въ слуг, надобно быть на моемъ мст. Я уже лишился сего врнаго человка. Онъ умеръ. Горе къ горю!
Генералъ принялъ меня не грубо, подставилъ самъ стулъ и говорилъ со мною чрезъ переводчика. Я, чтобъ его и себя не затруднить, далъ ему о себ краткую записку, кто я? и что со мною при окончаніи пути случилось? и откланялся.
Посл сего, на третій день, онъ потребовалъ меня къ себ ввечеру, и принялъ съ прежнею вжливостію, спрашивалъ: какъ называется мой орденъ, какой я имю чинъ, какъ давно служу. Переводчикъ не пропустилъ спросить, чего стоитъ мой орденъ? Мой отвтъ былъ: ’39-ти-лтней службы’. И, тотчасъ обратясь къ генералу, сказалъ ему, что ‘я имлъ счастіе на мой орденъ получить, отъ моего государя, рескрибтъ’.
Онъ угощалъ меня французскимъ виномъ изъ стакановъ моего буфета, и сказалъ: —‘Нашъ государь вашему государю другъ, вы, какъ служили одному государю, такъ можете служить и другому, Наполеонъ самъ это подпишетъ на общей бумаг, такъ какъ онъ подписалъ въ Варшав и въ Вильн’.
Я нашелся бы что ему на это отвчать, но какъ участь моя похожа была на Лесажева Жилблаза въ подземельномъ жилищ у разбойниковъ, или на волтерова Гурона подъ тремя засовами въ темниц, то я, вставъ со стула, благодарилъ его нмымъ поклономъ, и при томъ сказалъ: ‘желалъ бы я, чтобъ записка моя, данная позавчера его превосходительству, была переведена’. Онъ отвчалъ, что она прочитана, и я въ другой разъ ему поклонился и вышелъ.
Онъ простоялъ въ моемъ дом отъ прибытія моего дней 13 и всегда, когда я къ нему ни показывался съ визитомъ, просилъ меня или французскимъ виномъ, или французскою водкою. Но, кром визита, входить мн въ мои покои непозволяли. A служители, штатъ его, солдаты, каждодневныя производили въ дом требованіи, грабежи, таскали мелочные остатки и сложенныя у меня господъ Коссова, Старинкевича и Зеленки вещи, обдирали стулье, ломали въ саду деревье. Мои экипажи выброшены были въ садъ, и тамъ, на дожд, мокли ободраные, а ихъ поставлены на мсто моихъ.
Въ одинъ день, генералъ, позвавъ меня спрашивалъ: ‘Чьи это вещи?’ указывая на сложеную мебель и ящики. По отвт моемъ, онъ веллъ записать имяна и чины сложившихъ. Потомъ спросилъ: ‘для чего они сложили у васъ, а не у другого кого?’
— ‘Они были мои пріятели’.
— ‘Что въ этихъ ящикахъ?’
— ‘Не знаю’.
Онъ приказалъ ихъ откупарить, говоря, что имъ, кром напитковъ и сахару, ничто не надобно. Адъютантъ запустилъ руку въ сно, коимъ перекладены были въ ящикахъ вещи, и не нашедъ напитковъ и сахару, сказалъ, чтобъ люди мои заколотили ящики по прежнему. Но когда я, вышедъ, возвратился посмотрть скоро ли мои люди управятся, нашелъ г-на адъютанта занимающагося вновь испытаніемъ ящиковъ. Нсколько мелочной столовой фаянсовой посуды выставлено было уже на столъ. Онъ, увидвъ меня, казалось посовстился, и указавъ на посуду сказалъ: что это имъ не надобно, однако-жъ ящики остались откупареными, а ключи отъ всего отобраны ими были при самомъ еще възд въ домъ, и отъ всего хлбнаго и другаго столоваго запаса, отъ столовой, чайной, поваренной и буфетной посуды, не осталось въ дом ничего.
Наполеонъ каждодневно, и почти всегда въ 7-мъ часу по полудни, вызжалъ за городъ въ разныя стороны верхомъ. За нимъ слдовало всегда конницы до 700 человкъ разныхъ націй. Шествіе замыкали поляки съ значками, трепещущими отъ слабаго дуновенія втра. Я, смотря на это, разсуждалъ самъ съ собою, ибо съ другими разсуждать было опасно: ‘ежели ему такое количество потребно для показанія величія и славы, то для Витебска слишкомъ много чести, потому что въ немъ знатне меня и доктора Сварацкаго никого нтъ, ежели-жъ оно нужно для охраненія его жизни, то участь его незавидна’.
Мн очень хотлось прочитать его физіогномію, но какъ я по природ близоокъ, и въ 6-ти шагахъ не могу съ перваго взгляда узнавать безъ ошибки человка въ лицо, а лорнеты мои съ другими вещми французами похищены, то не грхъ побожиться, что я его не видалъ.
По вызд генерала съ Наполеономъ въ походъ, я поспшилъ, сколько можно, очистить мои покои и друга моего съ башни перенести въ мой кабинетъ. Вдругъ набжала партія солдатъ, разсыпалась по всему дому, и требовала занять вс покои. Мн много стоило труда удержать больного въ кабинет, чтобъ его не выбросили. Потомъ выбжали изъ дому, явилась другая партія, потомъ третья, и вс производили, одна за другою, единообразные свои маневры, разбгаясь по покоямъ, по саду, и повсюду. Примтно было по ихъ хищнымъ лицамъ и движеніямъ, что имъ хотлось серебра и золота {Передлано изъ слдующей фразы: ‘Примтно было, что они и сами не знали, что имъ надобно. Врне сказать, что они искали серебра и золота’. Ред.}, но бдные сіи люди не знали, что у насъ не Гишпанія и не Голландія, не Англія, не Перу и не Мексика.
Я, тотчасъ, пошолъ просить коменданта о соблюденіи порядка. Онъ отвчалъ чрезъ переводчика, что пришлетъ ко мн жандарма для квартированія, дабы онъ охранялъ меня и мой домъ отъ набговъ и опасностей, однако-жъ это не исполнилось, а между тмъ, наскочила еще партія, увела моего человка, и я считалъ его уже пропащимъ, но онъ имлъ больше врности и привязанности ко мн, нежели похитившіе его расторопности или охоты, чтобъ его удержать. Онъ возвратился ко мн часа черезъ два, а между тмъ, лкарь и больной капитанъ, со слугами самъ-шостъ и съ пятью лошадьми, остановились у меня сами собою, заняли весь домъ и поддержали нечистоту въ совершенномъ и самомъ отвратительномъ степени. На стнахъ, между естампами, развшивали сырое мясо, отъ долговремянности котораго смрадъ наполнялъ покои. На фортепіян ставили кострюлки, отъ утра до утра топили печи, трубы не закрывались, двери и окны не затворялись. Имя предъ глазами дрова, разбирали заборы, доламывали штакетъ, и въ покояхъ рубили на топленіе печей, въ самую лутчую теплую погоду, а вокругъ покоевъ, чрезъ отверстыя всегда окны, извергалась всякая нечистота и, вмст съ воздухомъ возвращаясь, служила питаніемъ больному капитану.
Не лишнимъ почитаю, хоть для примра, сказать: какихъ качествъ и познаній людьми, или какою сволочью обогащена была армія великой націи. Въ одинъ день, слышу я трескъ металлической въ томъ поко, въ которомъ лежалъ больной капитанъ. Сквозь досчатую ршетку, раздлявшую меня съ нимъ, увидлъ я, что онъ вывинтилъ изъ стны одинъ изъ бронзовыхъ наличниковъ, на которыхъ прежде стояло стнное зеркало, и ломаетъ его. На ту пору входитъ къ нему деньщикъ. Капитанъ, показавъ ему свой трудъ, говоритъ: ‘Это золото’. Рыжій деньщикъ, осердясь, что капитанъ его не мастеръ находить золото, схватываетъ изломокъ, бросаетъ его съ размаха на полъ, схватываетъ скоропостижно со стны эстампъ и, въ доказательство капитанской ошибки, показывая ему мдныя при рамахъ колечки, удостовряетъ его, сердясь, что ‘и это такое же золото’. Бывшій тогда при мн малолтный питомецъ, г. Томашевскій перевелъ мн жаркой ихъ споръ, которой довольно показываетъ жадность ихъ и глупость.
Каждый день приносилъ съ собою мн и служащимъ новыя тревоги. Описывать подробно вс ихъ злодянія потребна была бы цлая книга. Многіе изъ разоряемыхъ гражданъ просили, искали удовлетворенія у французскихъ начальниковъ, но правосудіе было оказываемо таково, каково бываетъ для притсненныхъ, содержащихъ своихъ притснителей на развалинахъ собственнаго иждивенія. Вроятно, что начальники и не въ силахъ были удовлетворять, потому что приказаній ихъ никто не слушалъ, похожо, какъ будто они, или вс были начальники, или вс подчиненные.
Между тмъ, какъ сіи общія и частныя горести неуменшаются, августа 11-го постилъ меня рокъ такимъ ударомъ, какого со мною, во вс прожитыя мною 60 лтъ, еще не случалось. Другъ мой скончался на 33-мъ году жизни, оставя жену и малолтныхъ дтей. Каждодневное ожиданіе смерти его безсильно было ослабить во мн мученье. Ужаснаго во мн дйствія скорби, печали, или малодушія, изъяснить перо мое не въ силахъ. Я вижу прекраснйшіе ныншніе дни, но ими не наслаждаюсь, и, по чувствамъ моимъ, долженъ сказать: что солнце свтитъ уже не для меня. Прошелъ мсяцъ посл его смерти, а лютая болзнь моего сердца все еще на томъ же степени, на какомъ была и въ день смерти его. Можетъ быть, это — по мннію нкоторыхъ — и отъ того, что я мало имю связи съ обществомъ, въ кругу котораго можно бы разсять или уменьшить несносную грусть мою, но это для меня дло невозможное, во-первыхъ, потому что у насъ теперь общества нтъ, во-вторыхъ, потому что, ежели всякой рожденъ съ собственнымъ темпераментомъ, то и я долженъ сказать, что всякую въ моей жизни горесть общество мн всегда умножаетъ. Мн пріятно въ немъ быть тогда, когда сердце растворено удовольствіемъ.
Душевныя друга моего качествы и способности ко всякому добру, его предусмотрительность во всякомъ дл, экономія, комерція, садоводство, прививаніе оспы, кухня, столярное, фельдшерское, парикмахерское ремесло, сапожничество для меня и его, и проч., чему онъ приучалъ и другихъ моихъ людей, порядокъ и чистота въ дом и въ горниц, везд достигающій его глазъ, дятельная рука и, драгоцнная его ко мн, въ продолженіи 18-ти лтъ, дружеская врность и приверженность составляли — могу сказать — сотвореннаго мною друга моего Михайла Яковлевича Двинскаго. Онъ принадлежалъ мн по крпости, но душу имлъ благородную, и за достоинства мною увольненъ, а магистратомъ принятъ въ гильдію.
Люди нжнаго вкуса, называющіе и собачку ‘мон-керъ, монъ-ами’, имютъ свои причины сказать: ‘какъ это низко, назвать другомъ человка, которой былъ его крпостной!’ Напротивъ сего, я также имю свою причину сказать, что онъ самъ съ себя достоинъ былъ начать свое званіе, многіе, получа оное по наслдству, сами на себ оканчиваютъ.
Давно уже я укрпилъ за него городской мой домъ, а за городомъ землю съ постоялымъ домомъ, и пространнымъ, имъ же самимъ геометрически разбитымъ и садовнически разработаннымъ, садомъ и огородомъ, приносившими, почти вначал своемъ, годоваго дохода до 500 рублей и достаточное для дому годовое земляными плодами продовольствіе. Война все опустошила, а остатки растощили, растощенные витебскіе жители.
Такимъ образомъ, возложа все на его честность, способность и преданность, ни о чемъ не заботился, какъ только о должности, а посл полудни, оставалось время ходить по саду, поджидая, иногда, небольшого кружка избранныхъ пріятелей, когда табельные дни и годовое время позволяли, и ничмъ столько не веселился, какъ каждоминутною и на всякомъ шагу сопровождавшею меня мыслію, что я упрочилъ мою маленькую принадлежность достойному и наилутчему человку, которой погребетъ мои кости. Рановремянная его смерть показала мн, что слабый смертный, родившійся въ сей горькой міръ, не властенъ распоряжать своимъ жребіемъ. Скоро наступитъ зима, не знаю, переживу-ль я ее. Когда я воображаю о собственной смерти, смерть друга моего облегчаетъ ее, но малолтные его сироты удерживаютъ меня при жизни. Отецъ, потерявшій одного и послдняго 12-ти-лтняго сына, былъ, повидимому, въ подобномъ моему сокрушеніи, изреченіе его, вложенное въ его уста счастливымъ піитомъ, или имъ самимъ написанное, прилично и мн:
‘Паду какъ бдная обитель,
‘На столбъ опершая чело.
‘На коего, всего рушитель,
‘Съ косою время налегло!’

ХХХХVІІ.
1812 года, октябрь.
Изгнаніе непріятеля.

Рыцари, коихъ въ сіе время въ Витебск оставалось около тысячи человкъ, угрожали, что они, въ наступающую зиму, однутся въ женскіе салопы, которыхъ, по ихъ словамъ, осталось еще на ихъ долю. Однакожъ, они ожидали уже своей участи, и, въ теченіе послднихъ трехъ недль, трикратно нагружали свои повозки и трикратно выгружали. Часто взлзали на крыши домовъ и смотрли во вс стороны.
26-е число, по утру рано, былъ спасительный день изгнанія ихъ изъ Витебска, грекороссійская здсь церковь празднуетъ день сей каждогоднымъ Господу Богу молебствіемъ.
Непріятель въ Витебск раздлился на три неравныя произвольныя части, одна выпалила изъ двухъ пушекъ и изъ мелкаго ружья по нскольку зарядовъ, съ лвой на правую сторону Двины, противъ наступившихъ нашихъ. Другая, разсыпавшись по городу, докапывала спокойно на огородахъ картофель и бураки. Въ тотъ годъ и октябрь былъ столько же хорошъ, какъ августъ. Отъ непріятелей запрещено было хозяевамъ собирать плоды садовые и огородные. Отъ рановремяннаго употребленія первыхъ, множество ихъ погибло кровавымъ поносомъ. Свидтельствуютъ о томъ каски, оставшіяся отъ нихъ по оврагамъ, а тла растощены зврьми и собаками.
Третья (часть) тотъ же часъ бросилась въ бгство изъ города во вс стороны, вс они взяты въ полонъ, комендантъ ихъ не далеко отъ города отбжалъ. При взятіи его, одинъ изъ нашихъ воиновъ зацпилъ за его карманные часы, но столь неповоротливо, что комендантъ усплъ обнажить саблю и дать ему смертельную рану, отъ которой непроворной солдатъ черезъ сутки умеръ, какъ будто въ наказаніе за то, что прежде принялся за часы, нежели за комендантскую саблю.
Извстно уже и безъ моей повсти, что изъ всхъ мстъ Россіи, начиная отъ Москвы до Германіи, прыгали непріятели балетъ съ променадомъ и, гд прилично было, аплодированы русскими пулями и штыками. Самъ Наполеонъ поспшилъ съиграть на свою долю два бенефиса на островахъ Ельбы и св. Елены.
Изъ полмиліона, или — какъ тогдашнее время гласило — изъ милліона регулярной саранчи, Наполеонъ усплъ увести съ собою только 40,000. Прочіе вс: иные остались въ плну, иные потомъ замерзли на снгахъ, въ лютую тогдашнюю, какъ будто для нихъ принаровленную и вдругъ наступившую зиму, иные погибли {Зачеркнуто: ‘отъ угара въ блорусскихъ карчмахъ’. Ред.} отъ голода. Въ семъ послднемъ случа — по увренію самовидцевъ — подмосковной простой народъ, незнающій тактики и стратагемы, запрашивалъ ихъ въ пространныя избы, снабденныя хлбомъ и молокомъ, и, вмст съ избами, сожигалъ ихъ скоропостижно. Такое вроломное гостепріимство, въ другомъ случа, раздирало бы нравственную и чувствительную душу, но мн, въ тогдашнемъ моемъ положеніи, оставалось только удивляться и благоговть къ постоянному порядку, существующему непрерывно отъ язычества до христіянства, отъ христіянства до Америки, отъ Адама до сего дня, въ чемъ не дадутъ солгать ассиріяне, персы, греки, римляне, мавры, моголы, чингисъ-ханы, аттилы, магомеды, пизарры, кортецы, римскіе понтификаты и самъ Каинъ съ Авелемъ, не говорю уже о народ возлюбленномъ, который въ царствованіе Тиверія Кесаря и управленіе Іудеею Пилата, торжественно отозвался: ‘кровь его на насъ и на чадахъ нашихъ’. Московскій же простой народъ въ прав былъ думать, что не онъ начинщикъ драки: ‘На починающаго Богъ’ сказано предъ войною въ высочайшемъ манифест. Сказано и исполнилось.
Фридрихъ Великій, въ собственноручной ‘Исторіи своего времяни’, сказалъ, какъ-будто для нашего времяни, что ‘непріятели вступили какъ римляне, а выступили какъ татаре’.
Губернаторъ Сумароковъ, за нсколько времяни предъ войною, переведенъ на такую же должность въ Великій Новъ-Градъ.
Вскор возвратился въ Витебскъ и г. гражданскій нашъ губернаторъ Лешернъ. Я встртилъ его въ его квартир. Онъ меня сперва не узналъ, потому что парика уже на мн не было.
Зимою онъ препоручилъ мн сожженіе и зарытіе мертвыхъ непріятельскихъ тлъ въ Невл и въ Велиж. Въ сихъ двухъ городахъ, въ домахъ и окрестностяхъ, найдено ихъ боле тысячи, въ военныхъ мундирахъ. Они, по предписанію, сожжены и зарыты въ пространныя ямы. Народъ оживился упованіемъ и даже почувствовалъ, что онъ весною свободенъ будетъ отъ моровой язвы.
Не долго мы видли нашего добраго начальника Лешерна, онъ переведенъ въ Гродно, а должность его, по случаю смерти вице-губернатора г-на Сушки, заступилъ губернскій прокуроръ Маньковскій. Я не долженъ пропустить въ молчаніи того, что онъ въ сіе, хотя краткое, но еще смутное и отчетистое время, показалъ себя неусыпнымъ и взыскательнымъ, съ благоразуміемъ, котораго ему по натур не недоставало. Къ нему прислана изъ Петербурга складочная отъ сердобольныхъ сердецъ денежная сумма въ пользу разоренныхъ, собранная подъ особеннымъ попеченіемъ и съ пособіемъ всевысочайшей фамиліи, съ поимяннымъ росписаніемъ, кому сколько вручить. Я получилъ на мою долю 1500 р. ассигнаціями. Состояніе мое поправилось, и въ тоже время прибылъ въ Витебскъ губернаторомъ Петръ Петровичъ Тормасовъ, человкъ свтской, обходительной и снисходительной. Столъ его для всякаго, по приличію, былъ открытъ, и каждой принятъ былъ отверстымъ сердцемъ, а особливо тотъ, кто игралъ въ карты.
Вскор за симъ, былъ я счастливъ получить изъ Петербурга, отъ его королевскаго высочества, герцога Александра Виртембергскаго, благосклонное письмо, извщающее о перемщеніи меня изъ совтниковъ въ прокуроры. Хотя же постъ сей не возвысилъ меня ни жалованьемъ, ни классомъ, но отличное благоволеніе особы, которая по крови не чужая всмъ почти европейскимъ престоламъ, радовало меня. Все, казалось, пошло своимъ чередомъ, и мн оставалось только оправдывать милости и не терять, или паче возвысить всеобщее о себ хорошее мнніе.
Но, не вступивъ еще въ мою должность, я заболлъ и, съ октября мсяца до новаго 1815 г. не могъ выходить изъ комнаты. Я чахнулъ, слаблъ, обезсиливалъ со дня на день, не могъ ни сть, ни спать, и кашлялъ отъ сверботы въ грудяхъ. Многіе полагали, что у меня послдній степень чахотки, а я и самъ былъ бы къ этому мннію близокъ, но у меня грудь и внутренность ни мало не болли. Нкоторые въ мысль мою врне попадали, что это былъ остатокъ, или послдствіе претерпнныхъ горестей. Я не принималъ лкарствъ и ни жилею, вода, чай, бульонъ, кашицы и иногда кофій были моимъ безвкуснымъ почти питаніемъ. Я изрдка принималъ исландской мохъ и конской щавель. Единожды только г. Тизингаузенъ, полотскій полицемейстеръ, случившійся на ту пору въ Витебск, убдилъ меня принять лкарство отъ прозжавшаго изъ Вильны чрезъ Витебскъ, въ Москву знакомаго ему доктора, г. Лебошица, увривъ меня, ‘что докторъ сей и отецъ его извстные академики и превосходные врачи. Сей гипократъ — говорилъ онъ — не будетъ томить васъ химическими смсями, а дастъ единожды такое лкарство, отъ котораго вамъ сдлается легче. Я къ вамъ его соглашу, и самъ съ вами пополамъ приму его лкарство’.
Кто тонетъ, тотъ за бритву хватается, а дружеское отъ сердца предложеніе не есть бритва, оно для меня было небесною музыкою, которой я не слыхивалъ.
Г. Лебошицъ осмотрлъ меня и далъ лкарство. Я часа съ четыре заснулъ спокойно и безъ кашля, чего со мною съ два мсяца не бывало. Чрезъ недлю, я уже могъ выттить, одна-кожъ кашель и чрезмрная слабость не совсмъ меня покинули.
Отъ сего времяни, я, на 63-мъ году отъ моего рожденія, началъ чувствовать старость.
Въ сіе время возвратился и его высочество, посл военной противъ французовъ экспедиціи, изъ Петербурга въ Витебскъ. Я не въ силахъ еще былъ явиться, вскор пришелъ ко мн адъютантъ его высочества, г. Шулепниковъ спросить о здоровь. Его высочество ммлостивъ былъ сказать чрезъ него, чтобъ я не спшилъ выходить.
Надобно-же, по порядку, сказать, кто былъ сей г. Шулепниковъ. Мн не рдко такіе попадаются, о которыхъ ежели бы я умолчалъ, то лишилъ бы себя наилутчихъ мстъ въ моей исторіи. Онъ, по натур, скромной философъ, образованной европейскими языками. Онъ, съ настоящею своею должностью, притащилъ въ Витебскъ и часть своей библіотеки, изъ которой я — потомъ — узналъ, въ первой разъ, что и Англія на своемъ язык иметъ энциклопедію. О французской же я внушенъ еще въ младолтств моемъ, и могъ тогда же постигать, что она расположена по алфабетному порядку дватцати четырехъ литеръ, и составлена вся — или продолжается — изъ тхъ же самыхъ литеръ, безъ которыхъ она не могла бы существовать. Имя столь достаточное объ ней понятіе, я остаюсь по нын въ забавномъ на себя подозрніи, что она мн какъ-будто столько же знакома, сколько всмъ академикамъ, которые ее непереводятъ на нашъ отечественный языкъ.
Я не забылъ, какъ славнаго нашего Сумарокова племянникъ, Павелъ Ивановичъ Сумароковъ, бывши у насъ въ Витебск губернаторомъ и будучи самъ литераторъ и любитель отечественнаго слова, сказалъ единожды: ‘Отечество наше просвщается и иметъ къ тому вс пособія отъ самодержавной власти, а всего на свой отечественной языкъ не переводитъ’.
На вопросъ мой: ‘Разв-же можно все перевести на нашъ отечественной языкъ?’
Онъ отвчалъ: ‘Это одна энциклопедія, за покупку которой издерживаемъ мы немалую сумму денегъ за границу, а сами не переводимъ. Сословіе учености, можетъ-быть, скажетъ: что, энциклопедію надобно читать въ оригинал, а не въ перевод, жалю. Нельзя лутче, или слабе выдумать отговорки отъ занятія себя полезнымъ трудомъ’.
Отбившись отъ настоящей матеріи Шулепниковымъ и его энциклопедіею, возвращаюсь къ моему длу.
Предъ новымъ, 1815-мъ годомъ, могъ я явиться къ его высочеству, милостиво былъ принятъ и вопрошенъ: ‘кто былъ мой лкарь?’
Я отвчалъ: ‘Лебошицъ’.
— ‘А! знаю’.
Изъ сего могъ я замтить, что посланной ко мн Провидніемъ Тизингаузенъ, не напрасно мн славилъ сего медика. Его высочество, замтя мою слабость, милостиво мн повторилъ, чтобъ я не спшилъ выходить, однакожъ, вскор посл сего, я часто приглашаемъ былъ къ обденному столу, который, вмст съ куражемъ, былъ мн посл болзни непротивенъ, и я уже надялся скоро сказать о себ такъ же, какъ, въ подобномъ случа, сказалъ о себ въ Лесажевомъ романс Жилблазъ, что онъ ‘съ рожи сталъ похожъ на бернардинскаго монаха’. Но надежда — цыганка.
Въ одинъ день, когда я шелъ къ обду отъ моего жилища, которое разстояніемъ не боле ста шаговъ отъ обитанія герцога, вдругъ заревлъ преужасной бурной втеръ, или сухопутной орканъ, и понесъ меня какъ перо. Человкъ, бывшій за мною, не могъ мн дать помочи. Я старался упасть на землю, но жестокая буря, шпага и гололедица не допускали меня. Я цлился попасть на какой-нибудь опоръ, но площадь и потомъ улица не имли поперечныхъ для меня преградъ, и послдняя оканчивалась низкою пропастью или оврагомъ къ рк Видьб, куда меня несла буря. Къ счастію моему встртился полотскій еврей, находившійся въ Витебск по своимъ дламъ, именно Куклинскій. Онъ подхватилъ меня, взвалилъ на свои санишки и привезъ ко мн домой. Некогда было думать о обд. Отъ испуга и движенія, открылась у меня горломъ кровь. Все къ лучшему, посл крови, мн здлалось легче. Я раздлся. Ko мн вошелъ адъютантъ его высочества Александръ Ивановичъ Козминъ, по дошедшей полицейской рапортиціи, что губернскаго прокурора чуть-было не вздернуло живого на небо, какъ праотца Еноха, или не сбросило съ утесистой горы, какъ съ Тарпейскаго камня, на Витьбу. И хотя я въ силахъ уже былъ посмяться съ Козминымъ на счетъ моего приключенія, однакожъ, за всмъ тмъ, имлъ необходимость посидть еще съ недлю дома.
Благосклонность и довренность ко мн герцога продолжались постоянно, а въ 1817 году, нашлись при герцог люди, которыхъ зависть давно уже обижалась. Я почувствовалъ неблаговоленіе, и лишенъ доврія и столовъ. Тургенева и Старинкевича тогда уже не было, да и неутральной по натур Шулепниковъ скоро отдлился въ Петербургъ. Я остался съ однимъ моимъ языкомъ, на которомъ изъясниться не могъ, да и не зналъ въ чемъ изъясняться. Нечего было длать. Надлежало повиноваться времяни. Я принялъ жизнь уединенную, и нигд уже не показывался, кром присутственныхъ по должности мстъ, къ чему согласенъ былъ и мой {Вмсто зачеркнутаго: ‘чего отъ меня требовали не меньше политика какъ и’. Ред.} седьмой десятокъ лтъ.
По 1822 годъ, положеніе мое было единообразно. Тихая, но терзающая меня жизнь была для меня не лестна. Въ теченіе сего времени находившійся при его высочеств армейской полковникъ, г. Шубинъ, ознаменованный орденами, знакомой съ иностранными языками, съ горною наукою, рожденный съ добрымъ сердцемъ и съ твердостію духа, слдственно не простой фрунтовой {Вмсто зачеркнутаго: ‘храбрый’. Ред.} воинъ, принялъ меня прежде въ свое знакомство, а потомъ даже во уваженіе, котораго, однакожъ, я по сю пору, по всей справедливости принять на себя не смю. Я нердко у него бывалъ и — какъ водится — обдывалъ. Новобрачная его супруга, изъ знатнаго россійскаго дворянскаго рода, принимала меня привтливо. Они, замтя во мн, что я человкъ не безъ способности отгрызаться, давали иногда мн счелчки на счетъ моей молодости. Мало-по-малу, связь сдлалась дружескою, а отсутствіе его высочества со всею фамиліею, по высочайшему дозволенію, изъ Витебска въ Германію, давало къ тому свободу.
По возврат въ Витебскъ изъ вышесказаннаго путешествія, его высочество не проронилъ сказать г-ну Шубину: ‘а я знаю вашихъ пріятелей’. И наименовалъ меня.
— ‘Да знаете-ль вы его?’ отвчалъ г. Шубинъ, скорымъ вопросомъ, съ вольностью французскаго языка.
— ‘Какъ же! знаю’.
— ‘Нтъ’.
— ‘Что-жъ вы въ немъ находите?’
— ‘Я въ немъ нахожу человка съ хорошимъ и чувствительнымъ сердцемъ, со смысломъ и изъясненіемъ лаконическимъ и критическимъ. Нтъ, ужъ воля ваша — заключилъ г. Шубинъ — я этого человка не кину’.
Самъ г. В. остался бы въ нершимости, кому изъ нихъ ближе принадлежитъ, опредленной въ одномъ его сочиненіи въ награду за героическія достоинства, золотой кубокъ: тому ли, кто осмлился одобрять впадшаго въ немилость, или тому, кто смлаго одобренія не почелъ за оскорбительную дерзость?
Для меня они оба хороши. Пусть только не погнваются на золотой кубокъ, у меня его нтъ.
Диверсія полковника похожа была на нападеніе въ расплохъ. Неблаговоленіе уничтожилось.
Вскор, изъ того же путешествія возвратилась въ Витебскъ и ея королевское высочество герцогиня. Малая наша публика явилась въ дозволенную пору съ поклономъ. Это было уже при свчахъ. Я сталъ позади нсколькихъ, для того, чтобъ не быть напереди. Дщерь ихъ высочествъ, принцесса Антонета Фридерика, проходя по комнат тихимъ шагомъ, подходила къ тому мсту, гд я стоялъ, вс посторонились, и я здлалъ движеніе въ сторону, но ея высочество, приостановясь, изволила мн на россійскомъ язык сказать: ‘я васъ узнала’.
— ‘Счастіемъ почитаю’.
— ‘Каково ваше здоровье?’
— ‘Пора умирать, мн уже семидесятой годъ’.
— ‘Лицо ваше не показываетъ этого. Будьте здоровы, я васъ узнала’, повторила ея высочество.
Всмъ примтна была сія отличность, а питомецъ Марса и Минервы, г. Шубинъ, въ полголоса, на французскомъ, дополнилъ: ‘ваше высочество старца-та оживили’.
Я въ самомъ дл почувствовалъ оживленіе, жаллъ только, что не собрался съ отвтомъ, а можетъ быть это и къ лучшему. Не рдко бываетъ, что желающіе дать хорошій видъ своему длу сами его портятъ, ежели слишкомъ заврутся.
Стихотворцы, въ подобномъ моему восторг, сдернули бы съ Парнасса и Олимпа всхъ боговъ, богинь и всхъ музъ, заняли бы ими цлыя страницы, и отдали бы въ типографiю г. Греча, но я довольствуюсь только тмъ ощущеніемъ, что во весь мой вкъ ничего драгоцнне не слыхивалъ.
Вскор ея высочество герцогиня изволила отъхать въ Петербургъ, а за симъ и самъ герцогъ, по высочайшему имянному повелнію, отправился туда же, для принятія главнаго управленiя по водяной коммуникаціи, съ увольненіемъ отъ управленія блорусскими губерніями.
Не задолго предъ отъздомъ своимъ, его высочество за обденнымъ — партикулярнымъ уже — столомъ, изволилъ спросить: ‘знаетъ ли прокуроръ, что я представилъ его къ награжденію бриліянтовымъ орденомъ?’
— Знаетъ, отвчалъ нашъ вице-губернаторъ, которой тогда-же еще отъ меня о семъ узналъ, когда правитель канцеляріи герцогской, г. Борейша сообщилъ мн, въ подлинник, для прочтенія, подписанное уже отношеніе къ министру юстиціи.
A при самомъ вызд въ Петербургь, его высочество, подозвавъ меня изъ среды пришедшихъ на отъздной поклонъ, далъ мн руку и сказалъ: ‘будьте спокойны, берегите свое здоровье, а я, по новой моей обязанности, надюсь и еще постить Витебскъ’. Благодарность моя была въ краткомъ слов, и поклон, и въ глубочайшихъ сердца чувствованіяхъ.
Теперь его высочество находится въ своей сфер, а мн 28-е число марта ршило, чтобъ я былъ обрадованъ полученіемъ, при высочайшей грамат, бриліянтоваго ордена св. Анны второй степени.
Слдственно, мн теперь остается ожидать одного только деревяннаго креста на могилу, которую я завщалъ загладить такъ, чтобъ видовъ ея не оставалось.
Апрля 28 д. 1823 г.

КОНЕЦЪ ТРЕТЬЕЙ И ПОСЛДНЕЙ ЧАСТИ.

ПРИЛОЖЕНIЯ.

I.

Окончивъ печатаніе ‘Истиннаго повствованія’ Гавріила Добрынина мы считаемъ необходимымъ сказать нсколько словъ о рукописяхъ, съ которыхъ исполнено наше изданіе.
Года два тому назадъ Иванъ Петровичъ Корниловъ указалъ намъ на значеніе и интересъ записокъ Добрынина и посовтовалъ озаботиться ихъ приобртеніемъ для ‘Русской Старины’. До тхъ поръ мы были знакомы съ ‘Истиннымъ повствованіемъ’ по небольшимъ и довольно блднымъ отрывкамъ, сдланнымъ изъ нихъ въ ‘Виленскомъ Сборник’ 1869 года. Мы поспшили, розыскать рукопись записокъ: то была однако, къ величайшему сожалнію копія, которую мы и приобрли отъ Л. Н. Антропова.
Войдя, затмъ, въ сношенія съ Алексемъ Петровичемъ Стороженко, владльцемъ подлинника записокъ, мы узнали, что автографъ ‘Повствованія’ Добрынина ходитъ по рукамъ въ Вильн, но гд и у кого? — предоставлено было намъ самимъ розыскать, причемъ, въ случа успха — А. П. далъ намъ право воспользоваться находкой.
Долго наши поиски были безуспшны. Потерявъ наконецъ надежду получить подлинникъ, мы нашлись вынужденными приступить къ изданію ‘Истиннаго повствованія’ — съ копіи и уже напечатали изъ нея безъ малаго XXII (‘Русская Старина’ т. III, стр. 121—160, 247—271, 395—409). Между тмъ, поиски продолжались и наконецъ, при весьма обязательномъ посредств П. A. Муханова и нын покойной Екатерины Васильевны Потаповой, подлинная рукопись Добрынина поступила въ распоряженіе ‘Русской Старины’.
Само собой разумется, что печатаніе съ копіи, тотчасъ, было остановлено, а продолжалось до самаго конца ( ХХІІ по XLVIII включительно) непосредственно съ подлинника. При сличеніи, затмъ, напечатаннаго уже до присылки подлинника съ симъ послднимъ въ копіи оказались слдующія разности:
Томъ III-й, стр. 122, строка 6 снизу, напеч. ‘Сыновъ (?)’… чит. ‘Лыковъ’…
Стр. 123, строка 14 сверху, напеч. II. ‘Переселеніе къ дду’… чит. ‘Вступленіе въ науку’.
Стр. 124, строка 8 сверху, напеч: ‘отжить’… чит.: ‘ощутить’… 3 снизу, напеч. ‘противосильственнымъ’… чит. ‘противоестественнымъ’.
Стр. 125, строка 18 сверху, напеч. ‘жилья’… чит. ‘кельи’… строка 20 сверху, напеч. ‘эту’… чит. ‘ему’…
Стр, 126, строка 16 снизу, напеч. ‘Высокой’… чит. ‘Высоцкой’…
— 127, —10 сверху, напеч. ‘Вароломея’… чит. ‘ключника Вароломея’…
Стр. 128, строка 19, снизу, напеч. ‘заговоры, въ которыхъ’… чит. ‘заговоры, съ которыми они, по моему дтству, отъ меня не скрывались’… Стр. 132, строка 6 снизу, напеч. ‘непремнно’… чит. ‘непримтно’…
— 133, —7 сверху, напеч. ‘Яковъ’… чит. ‘Яновъ’…
— 134, — 11 снизу, напеч. ‘мы не знаемъ’… чит. ‘ты не знаешь’… строка 9 снизу, напеч. ‘партесу нот’… чит. ‘партесу-нота’…
Стр. 135, строка 3 сверху, въ подлинник съ боку позднйшая приписка автора: ‘Андрей Михайловичъ Любовичъ изъ Лихачева, въ Нжин. повт’, строка 12сверху, напеч. ‘прозвали меня’… чит. ‘прозвали меня въ насмшку’…
Стр. 137, строка 7 сверху, напеч. ‘поощренію’… чит. ‘изощренію’..: строка 2 снизу, напеч. ‘пріютъ’… чит. ‘пріятное убжище’…
Стр. 138, строка 15 снизу, посл словъ: ‘раздается по церкви вой’… читай, ‘Мое — рожденное къ живйшимъ чувствованіямъ — сердце, въ неизобразимой какой-то унылости, пло мн точно такъ: ‘дла-дла человческія! На что вы похожи? Ежели созданіе подобныхъ храмовъ есть жертва благоугодна Всевышнему, — то для чего же сей храмъ не конченъ? Если же не благоугодна, то для чего же онъ и начатъ? И какое различіе въ дяніяхъ человческихъ съ дяніями муравья, паука, пчелы, кои также — какъ и человческія — подвержены недокончаніямъ и разрушеніямъ’? — Филосовствуя тако, обращался паки къ моему предмету и вопрошалъ: ‘гд ты’… и проч.
Стр. 138, строки 13 и 1 снизу, напеч. ‘князь Тимоей’… чит. ‘князь Матвй’…, строка 8 снизу, посл словъ: ‘помянетъ Господь Богъ’… въ подлин. примчаніе: ‘Такъ размышлялъ я въ 15-ть лтъ, такъ чувствовалъ и размышлялъ — въ 10-ть лтъ. Видно, что чувствительность во мн, съ наклоннымъ къ меланхоліи нравомъ, открылись рано’.
Стр. 139, строка 18 снизу, напеч. ‘такой добрый’… чит. ‘малой доброй’…, строка 10 снизу, напеч. ‘грамотъ’… чит. ‘печатныхъ грамотъ’…, строка 8 снизу, напеч. ‘моего званія’… чит. ‘того званія’… Въ конц VIІ-го въ подлинник находятся слдующiя строки: ‘Симъ отличіемъ имлъ я причину быть довольнымъ, къ тому же цвтущій вкъ, при свобод и вольности, натурально многаго не желалъ, и никакими дальновидностьми или предвдніями, — часто пустыми, однако-жъ свойственными людямъ вошедшимъ въ зрлый возрастъ, — меня не безпокоилъ’…
Стр. 142, строка 20 снизу, напеч. ‘не постигали’… чит. ‘не достигали’…
Стр. 143, строка 12 сверху, напеч. ‘разсужденіе’… чит. ‘рожденіе’…
Стр. 144, строка 12 снизу, напеч. ‘погоды’… чит. ‘пріятной среди-лтней погоды’…, строк. 1 снизу, напеч. ‘о проклятіи’… чит. ‘о проклятіи Мазепы, пріостановился при церкви и съ печальнымъ видомъ’ и проч.
Стр. 147, строка 14 снизу, напеч. ‘цлительныхъ плетей’ вмсто зачеркн. въ подлинник: ‘чудотворныхъ плетей’…
Стр. 148, строка 12 снизу, посл словъ ‘мое тогдашнее понятіе’… въ подлинник зачеркнуто: ‘чуждо было любопытства, отвергаемаго врою и одобряемаго чистымъ смысломъ’…
Стр. 153, строка 18 сверху, къ слову ‘снода’ въ подлинник примчаніе: ‘Ипсиломъ безъ хвоста въ ‘снод’ значитъ и или нашу старинную , дабы чрезъ нея дать знать что ‘снодъ’ есть слово греческое’…, строка 7 снизу, напеч. ‘и раскольникамъ не покровительствовать’… чит. ‘и раскольниковъ не покровительствовать’, дале въ подл. зачерки ‘и бороду обрить, которую онъ, по сил правилъ старой вры, выростилъ не меньше архіерейской’.
Стр. 157, строка 6 снизу, напеч. ‘періодъ имянинъ’… чит. ‘плодъ имянинъ’….
Стр. 159, строка 11 сверху, напеч. ‘облирукціи’… чит. ‘обстирукціи’.., строка 5 снизу, напеч. ‘возвщеніе’… чит. ‘возвращеніе’…
Стр. 250, строка 2 сверху, напеч. ‘такой надежной’… чит. ‘малой надежной’…, строка 11 сверху, напеч. ‘какъ дозволенiю’… чит. ‘какъ моимъ пуклямъ и дозволенію’…, строка 17 сверху, напеч. ‘въ проходной’… чит. ‘въ походной’…
Стр. 251, строка 1 сверху, ‘двадцатилтній’… вмсто зачеркнутаго въ подлинник: ‘восемнадцатилтній’…
Стр. 252, строка 25 сверху, ‘мужествомъ’, вмсто зачеркнутаго въ подлинник: ‘съ такою бодростью’..
Стр. 255, прим. строка 3 сверху, нап. ‘епископомъ’… чит. ‘епископомъ смоленскимъ’…
Стр. 257, строка 9 сверху, ‘эпоха’… вмсто зачеркнутаго въ подлинник: ‘перемна’… напеч. ‘начать’… чит. ‘начать параграфомъ’…
Стр. 259, строка 3 снизу, напеч. ‘работъ’… чит. ‘работъ: каналы рыть, землю планировать’…
Стр. 260, строки 3 и 4 сверху, нап. ‘такъ какъ я оставался дома, то мн одному’… чит. ‘оставаясь, мн одному’…, строка 8 сверху, ‘видя’… вмсто зачеркнутаго въ подлинник: ‘примтя’…, строка 14 снизу, нап. ‘увряютъ насъ’… чит. ‘говорятъ т’…, строка 8 снизу, ‘поставить меня на педесталъ’… вмсто зачеркнутаго въ подлинник: ‘избавитъ меня отъ должности’…
Стр. 261, строка 4 сверху, напеч. ‘жаловалъ’… чит. ‘хаживалъ’…, строка 5 сверху, напеч. ‘ярому’… чит. ‘яркому’…
Стр. 263, строка 6 сверху, напеч. ‘плавающихъ’… чит. ‘плежущихъ’…, строка 20 сверху, посл слова: ‘пастырю’… въ подлинник зачеркнуто: ‘сумасшедшему’…
Стр. 264, стр. 2 сверху, ‘и служительницъ’ вмсто зачеркнутаго въ подлинник ‘и другого рода служительницъ’…, строка 6 сверху ‘ни пылинки’… вмсто зачеркнутаго въ подлинник ‘ниже искры’…
Стр. 265, строка 10 снизу, прим. напеч. ‘Г. Д.‘ чит. ‘Ред.‘, строка 8 снизу, напеч. ‘Трипольскій,’… чит. ‘Трипольскій. Учитель’,… Тамъ же напеч. ‘учитель семинаріи Сидорскій’ чит. ‘семинаріи Садорскій’, строка 7 снизу напеч. ‘Рудаковскій’ чит. ‘Рудановскій’.
Стр. 266, строка 17 сверху, посл слова ‘заразы’, въ подлинник зачеркнуто: ‘оставя паств своей умереть безъ него въ зараз и’…
Стр. 267, строка 3 сверху, напеч. ‘пвцы’ чит. ‘пвицы’…, строка 11 сверху, напеч. ‘сіе было’… чит. ‘сіе — по академически картина — было’…
Стр. 268, строка 8 сверху, напеч. ‘росситъ’… чит. ‘россамъ’…, строка 16 снизу, напеч. ‘благоты тако’: чит. ‘благаты’, строка 17 снизу, напеч. ‘забываты’… читай: ‘забуваты’!
Стр. 269, строка 1 сверху, напеч. ‘благословенія и посщенія’.. чит. ‘посщенія’, строка 4 сверху, напеч. ‘вдомой’ чит. ‘видалой’, строка 17 сверху, напеч. ‘словесности’, чит. ‘словеснымъ наукамъ’, строка 10 снизу, напеч. ‘поименовалъ’, чит. ‘поименовалъ намъ’, строка 1 снизу, напеч. ‘лишнимъ у меня’… чит. ‘лишкомъ у меня изъ рукъ’.
Стр. 270, строка 1 сверху, напеч. ‘подносъ изъ рукъ’… чит. ‘подносъ’.., строка 19 сверху, посл слова: ‘свдущъ’… въ подлинник зачеркнуто: ‘Таковъ онъ былъ и тогда, когда ему было шестьдесятъ лтъ. Мы съ сожалніемъ соглашались съ Левицкимъ въ томъ, что нельзя ему исправиться, будучи на степени великаго начальства, если онъ, въ молодости, въ бдности и въ подчиненности былъ таковъ же’…, строка 20 сверху, напеч. ‘пополнилъ’, чит. ‘наполнилъ’, строка 23 сверху, напеч. ‘метафизику’, чит. ‘метафизику, астрологію’.., строка 1 снизу, напеч. ‘духовенство могло бы произвести’… чит. ‘духовенство произвело бы’…
Стр. 271, строка 1 сверху, напеч. ‘козни’, чит. ‘казни’, строка 14 сверху, посл словъ, ‘удержать ее’, въ подлинник зачеркнуто: ‘Ежели все къ чему-нибудь годится, то сей куплетъ хорошъ для образца, какъ должно соединять исторію съ навигаціею и землетрясеніемъ’, строка 16 сверху, напеч. ‘не кстати’… вмсто зачеркнутаго въ подлинник: ‘не понятна загадка’, строка 11 снизу, напеч. ‘томъ’… чит. ‘тонъ’…
Стр. 395, строка 7 снизу, напеч. ‘сихъ должно было’… чит. ‘симъ дошло’, строка 4 снизу, напеч. ‘снова’… чит. ‘повторилъ снова’, строка 1 снизу прим. напеч. ‘было 18 лтъ’… чит. ‘тогда былъ 16-й годъ’…
Стр. 396, строка 18 сверху, напеч. ‘сносне’… чит. ‘союзне’…, строка 23, напеч. ‘имлъ’… чит. ‘имю’, строка 1 снизу, напеч. ‘позволяютъ’… чит. ‘присвоиваютъ’…
Стр. 397, строка 1 сверху, напеч. ‘худо чувствовалъ’… чит. ‘худо, мн эта политическая логика тогда была незнакома, напротивъ чувствовалъ’…
Стр. 398, строка 13 сверху, напеч. ‘чихая’… чит. ‘чмыхая’…
Стр. 399, стр. 5 снизу, напеч. ‘благородный’… чит. ‘благодарной’…, строка 1 снизу, напеч. ‘а до’… чит. ‘Садорскаго, съ’…
Стр. 400, строка 9 снизу, напеч. ‘прежней’… чит. ‘присяжной’…
Стр. 401, строка 18 сверху, посл слова: ‘простодушія’ въ подлинник зачеркнуто: ‘на счетъ погубленія меня. Но для чего онъ опасался и самаго, подобно какъ т воры, которые, воруя вмст, истребляютъ слабйшаго, для полученія по немъ наслдства или для сокрытія своего злодянія’.
Стр. 402, строка 6 снизу, напеч.: ‘всякой’… чит. ‘вялой’…
Стр. 405, строка 13 снизу, напеч. ‘Морбаху’… чит. ‘Модраху’.
Стр. 406, строка 13 сверху, напеч. ‘архіерейскіе’… чит. ‘аллигорическіе’…
Стр. 407, строка 8 снизу, напеч. ‘Написанные на вратахъ твоихъ лики’.., чит. ‘Написанныя на вратахъ твоей ограды лицы’, строка 5 снизу, напеч. ‘ключевую’… чит. ‘крыничную’…
Стр. 408, строка 3 снизу, напеч. ‘постриженіями’… чит. ‘постриженцами’.
— 412, —20 сверху, напеч. ‘по усугубленіи’… чит. ‘Къ усугубленію’…
Стр. 414, строка 7 сверху, напеч. ‘по эту’… чит. ‘на эту’…, строка 9и 10 сверху, напеч. ‘въ кушаньяхъ’… чит. ‘кушаньемъ’…, строка 18 сверху, посл словъ: ‘На завтр увдомилъ я преосвященнаго обо всемъ’, чит. ‘какъ надлежитъ исторіографу’…
Стр. 415, строки 1 и 2 сверху, напеч. ‘только многочисленные въ разныхъ углахъ дома похвальные о себ разговоры’… чит. ‘многочисленныхъ о себ во всхъ углахъ разговоровъ’…, строка 15 сверху, напеч. ‘лтъ 30-ти’ чит. ‘лтъ съ небольшимъ 30 ти’, строка 18 сверху, напеч. ‘паричокъ’ чит. ‘куцый паричокъ’, строки 1 и 2 снизу напеч. ‘… а дворянами’, а до сихъ поръ ихъ называли’… чит. ‘и россійскими дворянами, а до тхъ поръ называли ихъ’…
Стр. 416, строка 10 сверху, напеч. ‘имлъ’… чит. ‘тмъ’…, строка 18 сверху, напеч. ‘пуншу’… чит. ‘вина, пуншу’…
Стр. 417, съ 13-й строки сверху, до новой строки слдуетъ чит. такъ: ‘Лишь только я показался въ дверь, какъ поразилъ меня непріятный запахъ. Co всевозможною скоростію, сказалъ онъ мн, сидя въ постели: ‘не впускай никого’. О проклятое англійское пиво, — подумалъ я въ сердцахъ, — надлало ты намъ хлопотъ полонъ носъ! По счастію преосвященный не сдвалъ штановъ. Но что я говорю: по счастью! Какое тутъ счастье, если они вс были непорожни? Вслдствіе чего я разставилъ караульныхъ съ такою поспшностью, какой требовала важность приключенія, съ запрещеніемъ впущенія въ нашу комнату какого бы то чина и званія кто ни былъ. A между тмъ съ перемною штановъ и съ помочью таза, воды, утиральниковъ, душистаго спирта и куренія, кончили все съ желаемымъ успхомъ’.
Стр. 418, строка 14 сверху. напеч. ‘огромный’… чит. ‘надгробный’…
— 420, строки 4 и 5 сверху, напеч. ‘въ такомъ забавномъ и непринужденномъ вид, какъ нельзя лучше’… чит. ‘въ такомъ смшномъ и непринужденномъ вид, что ни архіепископъ Платонъ — на каедр, ни господинъ Дмитревскій — на театр — не могли лутче отправить своихъ должностей’… Въ строк 19 слова ‘штатскихъ дворянъ’, слдуетъ исключить…, строка 7, снизу, напеч. ‘апплодировалъ’ чит. ‘захохоталъ, апплодировалъ’…

II.

Подлинная рукопись записокь Добрынина, съ которой печатались они начиная съ XXIII до конца, т.-е. до XLVIII включительно (‘Русская Старина’ т. III стр. 416—420, 562—604, 651-672, т. IV стр. 1-39, 97—153, 177—222, 305—346, состоитъ изъ двухъ переплетенныхъ тетрадей, въ листъ. Писаны записки крупнымъ, четкимъ, весьма своеобразнымъ почеркомъ Добрынина. Бумага синяя, но нкоторые листы срые и видно, что эти послдніе явились взамнъ прежде написанныхъ и уничтоженныхъ самимъ авторомъ. Дло въ томъ, что Добрынинъ принялся за начертаніе своей автобіоргафіи, какъ онъ самъ говоритъ (‘Русская Старина’ т. III, стр. 123) въ 1787 году, на 35-мъ году отъ рожденія, т.-е. въ первый періодъ пребыванія на служб въ Блоруссіи, третью же часть написалъ — на восьмомъ десятк. Это обстоятельство важно для того, чтобы понять, какъ явились т помарки, которыя довольно часто пестрятъ страницы ‘Истиннаго повствованія’. Конечно, авторъ, тщательно отдлывая свой разсказъ, мстами исправлялъ слогъ, но большая часть его поправокъ составляютъ нечто иное, какъ смягченія тхъ отдльныхъ словъ и цлыхъ подробностей, которыя тридцать лтъ по первоначальномъ ихъ написаніи, показались Добрынину рзкими. Есть основаніе думать, что помарки въ первыхъ двухъ частяхъ сдланы авторомъ въ 1818 г. Вообще же вс таковыя исправленія оговорены въ нашемъ изданіи, причемъ въ подстрочныхъ примчаніяхъ возстановленъ и первоначальный текстъ подлинника.
Независимо отъ этого мы во многихъ словахъ придерживались правописанія подлинника. Какъ человкъ остроумный, начитанный и по своему времени довольно образованный, Добрынинъ не писалъ зря, онъ, какъ видно изъ его же труда, — во все вдумывался, во всемъ старался дать себ отчетъ и поэтому уклоненія его отъ общепринятыхъ грамматическихъ правилъ — составляютъ не незнаніе этихъ правилъ, а нкоторую своеобразность причудливаго писателя. Другая особенность изложенія Добрынина состоитъ въ томъ, что онъ часто пестритъ свой разсказъ примчаніями, которыя и помщаетъ въ выноскахъ. Такъ какъ эти примчанія иногда весьма длинны, притомъ же интересны и вполн вяжутся съ общимъ ходомъ разсказа, то мы нашли удобнйшимъ большую ихъ часть помстить въ текстъ.
Первый томъ рукописи занимаетъ 253 страницы: здсь помщена первая часть. На заглавномъ лист уже позднйшимъ почеркомъ автора написано слдующее заглавіе:
‘Истинное повствованіе или жизнь Г. Д. имъ самимъ писанная. Часть первая. Въ Могилев и въ Витебск’.
Второй томъ рукописи 328 стр., заключаетъ вторую и третью части ‘Повствованія’. Сбоку, въ кружку — неизвстною рукою, противъ буквъ ‘Г. Д.‘ написано: ‘пожившаго 72—2—20’. То-есть: 72 года, 2 мсяца, 20 дней, а такъ какъ авторъ родился въ 1752 году 20 марта, то время кончины его воспослдовало 10 іюня 1824 года.
Чтобъ имть о Добрынин свднія вн тхъ, какія находятся въ запискахъ, мы обратились въ мсто послдняго его служенія — въ Витебскъ. Николай Романовичъ Шулепниковъ съ полнйшею обязательностью сообщилъ намъ изъ архива Губернскаго Правленія слдующую копію съ формулярнаго о служб Добрынина списка:
‘Губернскій прокуроръ, коллежскій совтникъ Гавріилъ Ивановъ сынъ Добрынинъ, 69 лтъ, орденовъ св. Анны 2 класса съ алмазными украшеніями и св. Владиміра 4 степени кавалеръ.
Изъ Малороссійскихъ дворянъ.
Иметъ дворовыхъ 4 мужскаго пола души.
Канцеляристомъ въ Свскую духовную консисторію 1773 г. въ октябр.
Продолжая службу въ бывшемъ Могилевскомъ намстничеств, произведенъ провинціальнымъ протоколистомъ 1777 г. въ декабр. Губернскимъ секретаремъ 1778 г. въ апрл.
Опредленъ въ могилевскую верхнюю расправу стряпчимъ 1782 году въ сентябр.
Награжденъ чиномъ коллежскаго секретаря. Титулярнаго совтника 1783 г. въ феврал.
Опредленъ стряпчимъ въ могилевскій верхній земскiй судъ 1778 г. въ декабр.
Награжденъ чиномъ коллежскаго ассесора 1788 г. 31 декабря. Опредленъ могилевскимъ губернскимъ стряпчимъ 1795 г. По соединеніи обихъ блорусскихъ губерній въ одну Витебскую въ витебскій нижній земскій судъ коммиссаромъ 1797 г. 1 мая.
Главнаго суда во 2 департамент совтникомъ 1800 г. 7 іюня. Награжденъ чиномъ надворнаго совтника 31 декабря. Коллежскаго совтника 1807 г.
По представленію блорусскаго военнаго губернатора, герцога Александра Виртембергскаго пожалованъ орденомъ св. Анны 2 класса 1812 г.
Опредленъ губернскимъ прокуроромъ 1814 г. 10 сентября.
За 35-ти-лтнюю службу въ классныхъ чинахъ всемилостивйше пожалованъ орденомъ св. равноапостольнаго князя Владиміра 4 степени 1817 г. 12 ноября.
Всемилостивйше пожалованъ орденомъ св. Анны 2 класса съ алмазными украшеніями 1823 г. 13 февраля’.
Вмст съ симъ H. Р. Шулепниковъ увдомилъ, что въ 1824 году Добрынинъ уже значится умершимъ и на его мсто назначенъ новый прокуроръ. Такимъ образомъ желаніе Гавріила Ивановича, выраженное въ послднихъ строкахъ записокъ, о томъ, чтобы скоре умереть, исполнилось очень скоро: еще въ апрл 1823 года онъ оканчивалъ свое ‘Повствованіе’, а уже въ іюн 1824 года его не было на свт.
Сообщенная изъ Витебска справка любопытна, между прочимъ, тмъ, что Добрынинъ значится въ ней ‘изъ малороссійскихъ дворянъ’. Очевидно, что таковая отмтка могла явиться въ формуляр лишь со словъ Добрынина, между тмъ, какъ изъ eгo-же ‘Истиннаго повствованія’ мы очень хорошо видли, что онъ былъ изъ духовнаго сословія… Ред.
Добрынин Гавриил Иванович
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Жизнь и приключения Андрея Болотова. Описанные самим им для своих потомков, Болотов Андрей Тимофеевич, Год: 1759
  2. От крепостного права до большевиков, Врангель Николай Егорович, Год: 1922
  3. Алексеевский равелин, Поливанов Петр Сергеевич, Год: 1903
  4. Жизнь и приключения Андрея Болотова. Описанные самим им для своих потомков, Болотов Андрей Тимофеевич, Год: 1784
  5. Охрана и революция, Меньщиков Леонид Петрович, Год: 1928
  6. Рассказы бабушки из воспоминаний пяти поколений, Благово Дмитрий Дмитриевич, Год: 1878
  7. От бунтарства к терроризму, Дебогорий-Мокриевич, Владимир Карпович, Год: 1930
  8. Записки Шлиссельбуржца, Новорусский Михаил Васильевич, Год: 1906
Электронная библиотека