Около выхода на платформу, где проверяли на дачный поезд билеты, сперлась толпа пассажиров с коробками и корзинками. В середине стояла женщина с корзиной и птичкой в клетке.
— Да проходите, что вы там заткнулись-то? — крикнула она.
— Билеты смотрят…
— Тут смотрят, в поезде смотрят, господи батюшка.
— Народ уж очень замысловатый стал, одним разом его и не проймешь. А теперь еще инструкция такая вышла, чтобы багаж смотрели лучше, а то иной полхозяйства нацепит, полвагона им загородит и везет бесплатно. Казне убыток.
— Мой багаж сколько ни смотри,— сказала женщина, показав на птичку.
— Как придется…
— Ну, ну, после поговоришь, проходи! — крикнул контролер, подняв глаза и посмотрев через очки на очередь.— Билеты предъявляй. Эй, стой! С птицей — куда пошла? Билет.
— Ведь я показывала…
— На птицу билет.
— Как на птицу? На птицу нету.
— Ну, и проезду тебе нету.
— Господи батюшка, да как же это?
— Инструкции читать надо: на мелкий домашний скот должны отдельный билет брать.
— Да какой же он скот? Что ты, ошалел?
— Много не разговаривай. Не дурей тебя люди. Приравнивается к скоту. Поняла? Что ж на твою птицу отдельный закон, что ли, писать? Отправляйся в багажное отделение, там с тебя взыщут за птицу, квиток на нее дадут, вот тогда и приходи,— сказал контролер.
Он впихнул женщине в руку ее билет и, махнув напутственно рукой в дальний конец платформы, стал опять пропускать народ, боком поверх очков просматривая билеты.
— А как на поезд опоздаешь?
— Поспеешь…
И когда женщина с птичкой, подхватив на руку подол, побежала, он посмотрел ей вслед и сказал:
— Все спешат куда-то, а спроси куда, она и сама не знает.
— Эй, эй, с птицей!.. Куда полезла? В очередь становись.
— Да я на этот поезд. Мне только птичку свешать!
— Все равно. Порядок должна соблюдать. А то ишь, черти, все норовят в обход зайтить.
— Катаются себе с птичками от нечего делать, а тут по делу стоишь часа три!
Женщина ничего не ответила и встала с клеткой в очередь.
— Щегол, что ли? — спросил, заинтересовавшись, морщинистый старичок в больших калошах.
И так как женщина ничего не ответила, он прибавил:
— Я уж вижу, что щегол.
— Ты что тут встала? — сказал усатый носильщик в фартуке с бляхой.— Ведь она у тебя еще не вешана, а ты за квитанцией становишься! Вон куда иди!
Женщина испуганно бросилась к весам, с которых два дюжих парня сваливали свешанные кули с солью.
Человек в двубортном пиджаке хотел взвалить мешки с овсом, но женщина с птичкой подбежала к нему.
— Голубчик дяденька, уступи мне свою очередь. Мне на этот поезд. Я в одну минуту, мне только птичку свешать. В ней и весу-то всего ничего.
— Ладно, уступи ей, багаж не велик.
Женщина торопливо протискалась к весам. Около весов стоял весовщик и, вынув из-за уха огрызок карандаша, что-то соображал и записывал на изрубленном прилавке.
— Тебе чего?
— Свешать надо…
— Кого свешать?
— Да вот этого вот…
— …Ты бы еще блоху принесла! Вот черти-то безголовые!
— На господский манер пошли, чтой-то без птичек уж и ездить не могут,— говорили в толпе, в то время как весовщик, взяв клетку, ставил ее на окованную железом платформу.
— Эй, весы, смотри, не обломи! — крикнул какой-то малый в рваных башмаках, лежавший на мешках с овсом.— Да что ж ты с клеткой-то вешаешь! Ты живой вес показывай.
— Для казны старается…
Весовщик ничего не отвечал и выбирал самые маленькие гирьки. Подержал их на ладони, посмотрел вопросительно и бросил обратно.
— Да поскорей, господи батюшка, а то я из-за вас на поезд опоздаю!
— А ты выбирала бы, что везти. А то тащите, что попало, вот и нянчайся с вами, ломай голову… Ну, не тянет, дьявол! — воскликнул он.— На самую последнюю зарубку поставил!
— Ты бы уж вешал вместе с ней, она бы как раз к вашим весам подошла, баба сытая…
— На первую зарубку годится,— подсказал малый с мешков.
— Долго вы меня тут будете мучить? Пропадите вы со своим весом!
— Они долго держат, зато без ошибки получишь,— сказали из толпы.
— Скоро ты там с весами, Кондратьев? Чего застрял?
— Да вот бьюсь тут над этим домовым.
Дверь деревянной загородки отворилась,— подошел другой человек в форменной фуражке и остановился в затруднении перед щеглом, стоявшим на весах.
Щегол, нахохлившись, понуро сидел в клетке и смотрел одним глазом, закрыв другой белой пленкой.
— Больной, что ли, он у тебя? — спросил человек в форменной фуражке.
— Демон его знает, хоть бы вовсе подох…
Ожидавшие своей очереди, видя, что около весов собрался зачем-то народ, тоже подошли и, окружив весы, молча смотрели на щегла.
— Вот дьявол-то, ничем его не возьмешь! — сказал весовщик, плюнув.
— А на последнюю зарубку ставил?
— Кой черт — на последнюю! Он и без зарубки ничего не тянет. Нету в нем весу.
— Вес должен быть. Без весу ничего не бывает.
— Долго вы меня тут будете морить?
— Сейчас, подожди. Не тявкай под руку.
— …А то ошибется пуда на полтора — свои придется платить,— подсказал опять малый с мешков.
— Может, спросить заведующего, без весу пропустить?
— Не полагается без весу. Инструкция. Да спросить можно… Иван Митрич,— крикнул человек в форменной фуражке,— нельзя ли груз без весу принять?
Из окошечка кассы высунулось удивленное лицо и сказало:
— Что ты, очумел, что ли? Читал инструкцию?
— Ну, вот видишь.
— Эй, ты, баба, что ты там сватаешься? Целый гурт скота, что ли, у тебя? — кричали задние.— Что у нее там?
— Птица.
— Много?
— Одна только…
— Так какого же черта она там присохла!
— Вот окаянная-то, того и гляди, поезд уйдет…
— Пишут тоже инструкции,— говорил весовщик,— на глаз нельзя, а на весах — ничего не тянет. Успеете, куда прете? Только вот и дела, что ваши мешки вешать… Вот навязался-то демон, ногтем его придавить, а вишь, сколько народу держит, погляди, пожалуйста, уж на улице стоят.
— Ну вот что… вот тебе квитанция, как за пуд багажа, и уходи ты отсюда от греха, а то ты у нас тут все перебуровишь,— сказал человек в форме, отдав женщине квитанцию и махнув на нее рукой.
На платформе загудел паровоз.
— Матушки! — крикнули стоявшие в очереди и, давя друг друга, бросились на платформу.
— Ушел, ушел!
— Ах, сволочь окаянная, всех посадила!
— И откуда ее черти принесли?..
— Лихая ее знает. Овечкой прикинулась, пролезла.
— А с чем она была-то?
— С домашним скотом, говорят.
— С каким там скотом, с птицей… И птичка-то пустяковая…
— Пустяковая,— сказал малый с мешков,— таких пустяков с десяток принесть, вот тебе все движение на неделю — к черту…