Император Иоанн Антонович и его родственники, Брикнер Александр Густавович, Год: 1874 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 89 минут(ы)

**ИМПЕРАТОРЪ ІОАННЪ АНТОНОВИЧЪ * И ЕГО РОДСТВЕННИКИ**

(1741 — 1807)

* Окончаніе. См. No 105 Русск. Встн.

2. Шлюссельбургская катастрофа въ 1764 году.

Роскошь и великолпіе окружали колыбель Іоанна Антоновича. Двухмсячный младенецъ, посл смерти Анны Іоанновны, былъ провозглашенъ императоромъ. На подушк покрытой порфирой, малютку выносили на торжественныхъ выходахъ двора, вельможи и вс государственные чины лобызали его ножку, императора показывали въ окно народу и войску и громкое ура привтствовало царственнаго малютку. Дни его тезоименитства и рожденія, равно какъ подобные же дни его родителей, ознаменовывались торжественными праздниками, обдами, придворными балами, фейерверками, иллюминаціями и поздравительными одами…. Преосвященный Амвросій, профессоръ Штелинъ, надзорный совтникъ Юнкеръ, студентъ Михайло Ломоносовъ, въ стихахъ и проз льстили правительниц и ея сыну, въ выспреннихъ фразахъ пророчили императору жизнь долгую, царствованіе славное великими дяніями, безсмертіе въ потомств и пр. {См. статью Семевскаго въ Отеч. Зап. 1866, т. CLXV, стр. 531.} По случаю его вступленія на престолъ чеканена медаль, на которой видно изображеніе Іоанна: подымающаяся къ небесамъ императрица Анна Іоанновна ему подаетъ корону. {См. изображеніе медали у Бюшинга VI, стр. 519.}

Годомъ позже, маленькій императоръ превратился въ арестанта, и двадцатью четырьмя годами позже, этотъ арестантъ былъ убитъ въ Шлюcсельбург, потому что хотли освободить его изъ заключенія.

Мы уже знаемъ о путешествіяхъ Іоанна изъ Петербурга въ Ригу и Дюаамюнде, оттуда въ Раненбургъ, затмъ въ Ходмогоры и наконецъ въ 1756 году въ Шлюссельбургъ.

Въ публик между тмъ, какъ видно изъ позднйшихъ разказовъ, ходили разные слухи о дтств Іоанна. Такъ напримръ Сальдернъ разказываетъ въ своемъ сочиненіи о Петр III что Іоаннъ до пятилтняго возраста находился въ какомъ-то монастыр подъ надзоромъ монаховъ, а затмъ его предоставили надзору одного вполн преданнаго императриц полковника. Этому полковнику было вмнено въ обязанность не обучать его грамот. Чрезъ одного караульнаго солдата однако Іоаннъ узналъ о своемъ происхожденіи, посл чего императрица, получивъ извстіе чрезъ полковника о такомъ нарушеніи тайны, велла привезти Іоанна въ Москву, а оттуда онъ былъ отправленъ въ Шлюссельбургъ. {Saldern, Histoire de la vie de Pierre III, p. 17.}

По другому разказу, Іоаннъ, между тмъ какъ его родственники были отправлены въ Холмогоры, оставался въ Раненбург. Оттуда одинъ монахъ хотлъ увезти его за границу. Бглецы однако были остановлены въ Смоленск, а посл этого Іоаннъ содержался въ Валда и наконецъ лишь отсюда былъ отправленъ въ Шлюссельбургъ. {Кастейра (нм. пер.) стр. 97. Также у Бюшинга VI, 529.}

Фельдмаршалъ Миннихъ въ своемъ сочиненіи Ebauche sur la forme du gouvernement en Russie, говоритъ что Іоанна уже въ 1746 году перевезли изъ Холмогоръ въ Шлюссельбургъ.

Изъ приведенныхъ нами выше данныхъ, основанныхъ на архивномъ матеріал, видно что Іоаннъ въ 1744 году былъ отправленъ въ Холмогоры, гд онъ содержался нсколько лтъ.

За нсколько лтъ до 1756 года мы имемъ очень мало данныхъ о Іоанн. Въ приведенной выше описи бумагамъ относящимся къ Брауншвейгской фамиліи, встрчаются данныя о пребываніи Іоанна въ Холмогорахъ, относящіяся къ ноябрю 1751 года. Такъ какъ о подполковник Миллер и его пребываніи въ Холмогорахъ говорится еще въ декабр 1753 года, то едва ли монетъ подлежать сомннію что вмст съ нимъ въ продолженіе всего этого времени въ Холмогорахъ находился и Іоаннъ, о которомъ г. Соловьевъ разказываетъ, на основаніи документовъ, что въ 1756 году его изъ Холмогоръ отправили въ Шлюссельбургъ. По всей вроятности несчастный юноша спокойно оставался въ Холмогорахъ непрерывно въ продолженіе двнадцати лтъ. За то совсмъ невроятнымъ кажется пребываніе Іоанна въ Валда или въ Москв на пути въ Шлюссельбургъ, потому что ни то, ни другое мсто не находятся на пути между Холмогорами и Шлюссельбургомъ, и наконецъ потому что мы имемъ архивныя данныя о пребываніи Іоанна въ Шлюссельбург въ 1757 году.

До чего доходила нелпость разказовъ относительно Іоанна, видно между прочимъ изъ замтки въ сочиненіи Сумарокова о Екатерин II, будто ‘императриц Елисавет предлагали вступить съ Іоанномъ въ супружество, чтобы тмъ уничтожить на будущее время возстанія всякаго рода’. {Сумароковъ, Обозрніе царствованія Екатерины II. I, стр. 117.} Елисавета родилась въ 1709 году, значитъ она была тридцатью однимъ годомъ старше Іоаина.

Нсколько странны кажутся разказы о томъ что Елисавета въ 1756 году велла привезти Іоанна въ Петербургъ въ закрытомъ экипаж, что она видла его два раза: однажды въ дом Воронцова, а второй разъ въ дом графа Петра Шувалова, и что онъ, бесдуя съ императрицей, не зналъ съ кмъ онъ говорилъ. Трудно отрицать возможность такого свиданія, однако подробности въ разказахъ объ этомъ случа, напримръ разныя данныя объ его красот, краснорчіи и слезахъ и т. д. весьма сомнительны. {См. объ этахъ свиданіяхъ соч. Кастейра (нм. пер.) I, 97 и 192, біографію Іоанна въ сборник Бюшинга, VI, 530. Ebauche, Мюнниха, стр. 163.}

О темниц въ которой содержался Іоаннъ въ Шлюссельбург распространены были самые мрачные разказы. У одного современнаго писателя встрчается слдующее описаніе: ‘Небольшія окна каземата были закрыты, дневной свтъ не проникалъ сквозь нихъ, свчи горли безпрестанно. Не имя при себ часовъ, арестантъ не зналъ времени дня и ночи. Было время когда офицерамъ сторожившимъ его было запрещено бесдовать съ нимъ или отвчать на его вопросы. Онъ не умлъ ни читать, ни писать, одиночество сдлало его задумчивымъ, мысли его не всегда были въ порядк, тло его было очень нжно, потому что онъ не выходилъ на воздухъ, онъ весь обросъ бородою и находилъ удовольствіе расчесывать ее и пр.’ {Бюшингъ, VI, 530.}

Гораздо любопытне чмъ такіе разказы современниковъ, не имвшихъ возможности знать подробно о пребываніи Іоанна въ Шлюссельбург, нкоторые документы сообщенные г. Соловьевымъ въ двадцать второмъ том его сочиненія Исторія Россіи и представляющіе ясное изображеніе житьябытья бывшаго императора въ Шлюссельбург.

Надзоръ за нимъ былъ порученъ гвардіи капитану Шубину, который получилъ такую инструкцію отъ Ал. Ив. Шувалова вдавшаго тайныя дла посл Ушакова: ‘Быть у онаго арестанта вамъ самому, и Ингерманландскаго пхотнаго полка прапорщику Власьеву, а когда за нужное найдете, то быть и сержанту Лук Чекину въ той казарм дозволяется, а кром жь васъ и прапорщика въ ту казарму никому ни для чего не входить, чтобъ арестанта видть никто не могъ, такожь арестанта изъ казармы не выпускать, когда жь для убиранія въ казарм всякой нечистоты кто впущенъ будетъ, тогда арестанту быть за ширмами чтобъ его видть не могли. Гд вы обртаться будете, запрещается вамъ и команд вашей подъ жесточайшимъ гнвомъ ея императорскаго величества никому не писать, когда жь имть будете писать въ домъ вашъ, то не именуя изъ котораго мста при прочихъ репортахъ присылать, напротивъ которыхъ и къ вамъ обратно письма присылать будутъ отъ меня чрезъ майора Бередникова (шлюссельбургскаго коменданта). Арестанту пища опредлена въ обдъ по пяти и въ ужинъ по пяти жь блюдъ, въ каждый день вина по одной, полпива по шести бутылокъ, квасу потребное число. Въ которомъ мст арестантъ содержится, и далеколь отъ Петербурга или отъ Москвы, арестанту не сказывать, чтобъ онъ не зналъ. Вамъ и команд вашей, кто допущенъ будетъ арестанта видть, отнюдь никому не сказывать каковъ арестантъ, старъ или молодъ, Русскій или иностранецъ, о чемъ подтвердить подъ смертною казнію коли кто скажетъ.’

За болзнію Шубина отправленъ былъ капитанъ Овцынъ, къ которому Шуваловъ писалъ 30го ноября 1757 года: ‘Въ инструкціи вашей упоминается чтобы въ крпость, хотя бъ и фельдмаршалъ и подобный имъ, никого не впущать и комнаты его императорскаго высочества великаго князя Петра едоровича камердинера Карловича въ крпость не пускать и объявить ему что безъ указа тайной канцеляріи пускать не велно.’ {Соловьевъ, XXII, 101.}

Въ этихъ инструкціяхъ заключается ясное доказательство что правительство опасалось появленія какой-либо партіи въ пользу Іоанна. То обстоятельство что въ Петербург считали вроятнымъ появленіе у воротъ Шлюссельбургской крпости камердинера наслдника престола, заставляетъ думать что Петръ еодоровичъ нкоторымъ образомъ сочувствовалъ Іоанну Антоновичу. Мы увидимъ ниже что Петръ, вступивъ на престолъ, намревался значительно смягчить судьбу арестанта. Изъ инструкціи Овцыну видно что императрица Елисавета вроятно имла нкоторое основаніе безпокоиться на счетъ претендента содержавшагося въ Шлиссельбург, и что поэтому чрезвычайныя мры предосторожности считались не лишними.

Перемняя мстопребываніе Іоанна, правительство, какъ мы видли, старалось оставлять публику въ невдніи относительно того мста гд находился бывшій императоръ. {‘Ioann tait sans cesse promen d’un bout de l’empire l’autre, de forteresse en forteresse, afin que ses partisans, s’il en avait, ignorassent toujours o ils le pourraient trouver.’ Rulhire l. c. 7.} Эта цль и была достигнута. Весьма лишь не многія лица знали о пребываніи Іоанна въ Шлиссельбург. Изъ дла Мировича мы знаемъ что когда одинъ изъ подсудимыхъ, подпоручикъ Чефаридзевъ, спросилъ другаго, регистратора Безсонова, въ Шлиссельбург, знаетъ ли онъ кто находится въ каземат подъ No 1, то Безсоновъ отвчалъ отрицательно. {Полн., Собр. Зак. No 12,241.} Авторъ сочиненія Histoire d‘Ivan III, писавшій подъ непосредственнымъ впечатлніемъ извстія о смерти Іоанна, прямо говоритъ что очень долгое время не знали и слдовъ причта, такъ что даже начали думать что разказъ о существованіи его есть басня, пока наконецъ посл шлюссельбургской катастрофы не сдлалось извстнымъ мсто гд онъ содержался. {Vie d‘Iwan. Предисловіе, стр. XII — XIV.} Даже высокопоставленный сановникъ, сенаторъ Неплюевъ, описывая впечатлніе произведенное на него извстіемъ о кончин Іоанна, увряетъ что ‘о томъ что тотъ несчастно рожденный принцъ былъ въ Шлюссельбург, мы прежде и не вдали’. {Жизнь Ивана Ивановича Неплюева, имъ самимъ описанная, въ Русскомъ Архив, 1871, стр. 680.}

Публика, однако, хотя и не зная точно о мстопребываніи Іоанна, старалась составить себ понятіе о характер и способностяхъ узника. Говорили о его красот и любезности, о его талантахъ и о нравственномъ величіи съ которымъ онъ переносилъ свою судьбу, о ясности съ которою онъ размышлялъ о своемъ положеніи. Иные разказывали что вопреки всмъ запрещеніямъ, онъ научился грамот у своего отца, по другимъ извстіямъ, его наставникомъ при обученіи грамот былъ какой-то нмецкій офицеръ (ужь не Миллеръ ли?). Авторъ сочиненія Histoire d’Iwan уже изъ того обстоятельства что правительство считало принца опаснымъ, выводитъ заключеніе что Іоаннъ не только не былъ идіотомъ, какъ разглашали, а чрезвычайно способнымъ человкомъ. {Разныя денныя на этотъ счетъ см. въ сочиненіи Histoire d‘Iwanlll, стр. VI, 20, 21, 76. Дале у Кастейра (нм. пер.), 1,192. У Бюшинга VI, 529 и 530, сказано что до осьмаго года Антонъ Ульрихъ давалъ сыну уроки, но что посл этого Іоаннъ остался безъ всякаго обученія.}

Но не безъ основанія правительство утверждало что Іоаннъ Антоновичъ идіотъ. Въ своемъ манифест о кончин Іоанна, Екатерина говорила о немъ что ‘онъ не зналъ ни людей, ни разсудка, не умлъ доброе отличить отъ худаго, такъ какъ и не могъ при томъ чтеніемъ книгъ жизнь свою пробавлять, а за едино блаженство себ почиталъ довольствоваться мыслями тми въ которыя лишеніе смысла человческаго его приводило’ {П. С. З. No 12.228.}. Также и Панинъ разказывалъ англійскому посланнику что принцъ былъ въ совершенномъ помшательств. {Raumer, Beitrge zur neueren Gcschichte₎ II, 551.}

Все это подтверждается донесеніями офицеровъ находившихся при Іоанн. Въ ма 1759 года Овцынъ писалъ: ‘Объ арестант доношу что онъ здоровъ, и хотя въ немъ, болзни никакой не видно, только въ ум нсколько помшался, что его портятъ шептаньемъ, дутьемъ, пусканьемъ изо рта огня и дыма, кто въ постели легка повернется или ногу переложитъ, за то сердится, сказываетъ шепчутъ и тмъ его портятъ, приходилъ разъ къ подпоручику чтобъ его бить и мн говорилъ чтобъ его унять, и ежели не уйму, то онъ станетъ бить, когда я стану разговаривать (разубждать), то и меня такимъ же еретикомъ называетъ, ежели въ сняхъ и на галлереи часовой стукнетъ или кашлянетъ, за то сердится.’ Въ іюн: ‘Арестантъ здоровъ, а въ поступкахъ также какъ и прежде не могу понять, воистину ль онъ въ ум помшался или притворничествуетъ. Сего мсяца 10го числа осердился что не далъ ему ножницъ, схвативъ меня за рукавъ, кричалъ что когда онъ говоритъ о порч чтобы смотрть на лицо его прилежно, и будто я съ нимъ говорю грубо, а подпоручику, крича, говорилъ: смешь ли ты, свинья, со мною говорить? садился на окно: я опасенъ чтобы, разбивъ стекло, не бросился вонъ, и когда говорю чтобы не садился, не слушаетъ и многія безпокойства длаетъ. Во время обда за столомъ всегда кривляетъ ротъ, головой и ложкой на меня, также и на прочихъ, взмахиваетъ и многія другія проказы длаетъ. Стараюсь ему угождать, только ничмъ не могу, и что боле угождаю, то боле безпокойствуетъ. 14го числа, по обыкновенію своему, говорилъ мн о порч, я сказалъ ему: ‘пожалуй оставь, я этой пустоты боле слушать не хочу’, потомъ пошелъ отъ него прочь. Онъ, схватя меня за рукавъ, съ великимъ сердцемъ рванулъ такъ что тулупъ изорвалъ. Я, боясь чтобъ онъ не убилъ, закричалъ на него: ‘что ты меня бить хочешь! поэтому я тебя уйму’. И еслибъ я не вышелъ изъ казармы, онъ бы меня убилъ. Опасаюсь чтобы не согршить, ежели не донести что онъ въ ум не помшался, однакожь весьма сомнваюсь, потому что о прочемъ обо всемъ говоритъ порядочно, доказываетъ Евангеліемъ, Апостоломъ, Минеею, Прологомъ, Маргаритою и прочими книгами, сказываетъ въ которомъ мст и въ Житіи котораго святаго пишется, когда я говорилъ ему что напрасно сердится, чмъ прогнвляетъ Бога и много себ худа сдлаетъ, на что говоритъ: ежелибъ онъ жилъ съ монахами въ монастыр, то бы не сердился, тамъ еретиковъ нтъ, и часто смется только весьма скрытно, поншнее время предъ прежнимъ гораздо боле безпокойствуетъ.’ Въ іюл: ‘Прикажите кого прислать, истинно возможности нтъ, я и о нихъ (офицерахъ) весьма сомнваюсь что нарочно раздражаютъ, не знаю что длать, всякій, часъ боюсь что кого убьетъ, пока репортъ писалъ, нсколько разъ принужденъ былъ входить къ нему для успокоиванія, и много разъ старается о себ кто такой сказывать, только я, запрещая ему, выхожу вонъ.’

По приказанію Шувалова, Овцынъ спросилъ у арестанта кто онъ? Сначала онъ отвтилъ что онъ человкъ великій, и одинъ подлый офицеръ то у него отнялъ и имя перемнилъ, а потомъ назвалъ себя принцемъ. ‘Я ему сказалъ’, писалъ Овцынъ, ‘чтобъ онъ о себ той пустоты не думалъ и впредь того не вралъ, на что, весьма осердясь на меня, закричалъ для чего я смю ему такъ говорить и запрещать такому великому человку. Я ему повторялъ чтобъ онъ этой пустоты конечно не думалъ и не вралъ и ему то приказываю повелніемъ, на что онъ закричалъ: я и повелителя не слушаю, лотомъ еще два раза закричалъ что онъ принцъ и пошелъ съ великимъ сердцемъ ко мн, я, боясь чтобъ онъ не убилъ, вышелъ за дверь и опять, помедля, къ нему вошелъ: онъ, бгая по казарм въ великомъ сердц, шепталъ что не слышно. Видно что нон гораздо боле прежняго помшался, дня три какъ въ лиц, кажется, нсколько почернлъ, и чтобъ отъ его не робть, въ томъ, высоко сіятельнйшій графъ, воздержаться не могу, одинъ остаться не могу, когда станетъ шалить и сдлаетъ странную рожу, отъ чего я въ лиц измнюсь, онъ, то видя, боле шалитъ.’

Однажды Іоаннъ Антоновичъ началъ бранить Овцына неприличными словами и кричалъ: ‘Смешь ты на меня кричать: я здшней Имперіи принцъ и государь вашъ.’ По приказу Шувалова, Овцынъ сказалъ арестанту что ‘если онъ пустоты своей врать не отстанетъ, также и съ офицерами Драться, то все платье отъ него отберутъ и пища ему не такая будетъ.’ Услыхавъ это, арестантъ спросилъ: ‘Кто такъ веллъ сказать?’ ‘Тотъ кто всмъ намъ командиръ’, отвчалъ Овцынъ. ‘Все это вранье’, сказалъ Іоаннъ, ‘и никого не слушаюсь, разв сама императрица мн прикажетъ.’

Въ сентябр 1759 года арестантъ велъ себя нсколько смирне, потомъ опять сталъ браниться и драться и не было спокойнаго часа, съ ноября опять сталъ смиренъ и послушенъ. Въ апрл 1760 года Овцынъ доносилъ: ‘Арестантъ здоровъ и временемъ безпокоенъ, а до того всегда его доводятъ офицеры, всегда его дразнятъ.’ Въ 1761 году придумали средство лчить его отъ безпокойства, не давали чаю, не давали чулокъ крпкихъ, и онъ присмирлъ совершенно. {Соловьевъ, Исторія Россіи, XXII. 100—103.}

Власьевъ и Чекинъ, находившіеся при Іоанн Антонович восемь лтъ, показали посл кончины его, во время слдствія произведеннаго надъ Мировичемъ, что принцъ ‘обладалъ совершеннымъ здоровьемъ, но былъ косноязыченъ: не только произношеніе словъ съ крайнйшею трудностію и столь неразумительно производилъ что постороннимъ почти вовсе, а намъ, яко безотлучно при немъ находившимся, весьма трудно словъ его понять можно было, но еще для сего крайне неразумительнаго словопроизводства подбородокъ своей рукою поддерживалъ и къ верху привздымалъ, и къ тому принужденнымъ находился что безъ того и произносимыхъ словъ хоть мало понятными произвесть былъ не въ состояніи. При д былъ Жаденъ и неразборчивъ. Ни единаго, во время 8 лтъ, нами момента не примчено въ коемъ бы онъ настоящимъ употребленіемъ разума пользовался. Не взирая на косноязычество, безпрестанно самъ вопросы себ чиня и отвтствуя, говорилъ такія коловратныя слова что всякому человку себя вообразить трудно, объявляя по часту о себ что онъ необыкновеннаго и преимущественнаго предъ нами и прочими людьми сложенія состоитъ, и что тло его есть принца Іоанна, назначеннаго предъ симъ императоромъ россійскимъ, который уже издавна отъ міра отшелъ, а самымъ дломъ онъ есть небесный духъ, а именно Св. Григорій, который на себя принялъ образъ и тло Іоанна, почему, презирая насъ и всхъ имъ видимыхъ человкъ, самомерзйшими тварями почиталъ. Сказывалъ что онъ часто въ неб бываетъ, что произносимыя нами слова и изнутри исходящій духъ — нечистый и огненный состоитъ, называлъ еретиками и опорочивалъ насъ въ томъ что какъ мы другъ предъ другомъ, такъ и предъ образами святыми поклоняемся, симъ мерзость и непотребство наше оказывается, а небесные де духи, изъ числа коихъ и онъ, никому поклоняться не могутъ. Очень хотлось ему быть митрополитомъ.’ Власьевъ и Чекинъ возражали ему ‘что митрополитомъ быть ему нельзя, потому что митрополитъ и образамъ и людямъ кланяется, Иванъ отвчалъ что попроситъ у Бога дозволенія временемъ и поклоны чинить. Былъ сердитаго, горячаго и свирпаго нрава и никакого противорчія не сносилъ.’ {См. документы о Мирович въ сочиненіи Ег. Ковалевскаго о граф Блудов, стр. 229 и 230.}

Вотъ каковъ былъ несчастный арестантъ, бывшій императоръ, онъ едва ли могъ считаться опаснымъ претендентомъ. Быть-можетъ онъ какъ-нибудь и научился грамот. Знакомство съ духовною литературой можетъ, пожалуй, заставить думать что онъ, въ самомъ дл, между 1754 и 1756 годами находился нкоторое время въ какомъ-нибудь монастыр. Хотя онъ, какъ видно, и зналъ о своемъ происхожденіи, и вроятно тмъ боле страдалъ отъ грубаго съ нимъ обращенія офицеровъ, однако велъ себя не какъ принцъ или вообще какъ представитель высокаго общества, а совершенно усвоилъ себ пріемы той среды въ которой онъ находился съ дтства. Къ тому же въ его помшательств нельзя сомнваться.

Посл Елисаветы на престолъ вступилъ Петръ III. Чрезвычайно любопытно то обстоятельство что въ публик тогда ходили слухи будто императрица въ послднее время своего царствованія хотла назначить наслдникомъ престола не Петра едоровича, а Іоанна Антоновича. По крайней мр бывшій митрополитъ Ростовскій, Арсеній Малевичъ, содержавшійся арестантомъ въ Корельскомъ монастыр, осуждая образъ дйствій правительства въ отношеніи къ Мировичу и Іоанну, говорилъ между прочимъ о Елисавет что она ‘бывшаго государя (Петра III) не любила и не хотла чтобъ онъ былъ посл нея преемникомъ престола. Ивана-то жь Антоныча поближе и привезли для того чтобъ онъ посл ея престолъ принялъ.’ Эти слова возбудили особенный гнвъ императрицы Екатерины. Въ ‘проект указа объ Арсені’, составленномъ при содйствіи самой императрицы, сказано въ четвертомъ пункт: ‘Оный же Арсеній противу настоящаго и будущаго Россійской Имперіи благосостоянія ложно жь разсвалъ, что яко бы въ Боз Усопшая государыня, Елисаветъ Петровна, намрена была возвести на престолъ, по кончин своей, принца Ивана, однакожь въ томъ что и сіи слова вымышлены имъ самимъ, по самой его коварной и зломъ объятой совсти, а къ Государству явному недоброходству, не признался, а показалъ что будто бы отъ кого т слова слышалъ не помнитъ, чему по тому жъ вритъ не можно, ибо какъ онъ сіи разглашенія ложныя длалъ, то въ то время тмъ людямъ того чтобъ отъ кого онъ т слова слышалъ нимало не упоминалъ, а выговаривалъ такимъ образомъ какъ бы въ самой истин то ея величества намреніе онъ утвердительно вдалъ.’ {Приведенное нами курсивомъ зачеркнуто Екатериною. См. Чтенія 1862, III. См 123,сь 166 и 176.}

Хотя въ народ и ходили слухи о таковомъ намреніи императрицы Елисаветы, нельзя однако считать вроятнымъ чтобъ она въ самомъ дл когда-нибудь могла имть такое намреніе. Мы знаемъ что между Елисаветою и ея племянникомъ иногда и былъ разладъ, но едва ли такія непріятности могли внушать Елисавет мысль о лишеніи Петра правъ на престолъ. Петръ III безъ малйшаго препятствія вступилъ на престолъ, Іоаннъ же оставался въ заключеніи.

Чрезвычайно любопытно еще другое извстіе, будто въ 1749 году нкоторыми вельможами и сановниками былъ составленъ заговоръ съ цлью въ случа скоропостижной кончины императрицы арестовать Петра еодоровича и его супругу Екатерину и провозгласить императоромъ Іоанна Антоновича. О таковомъ предположеніи писалъ въ своей депеш отъ ¹⁴/₂₅ декабря извстный дипломатъ Линаръ, который, между прочимъ, разказываетъ что заговорщиковъ было очень много, но что вс они дйствовали столь осторожно, что никто изъ нихъ не подвергнулся слдствію. {По важности этого извстія мы считаемъ не лишнимъ привести все мсто депеши относящееся къ этому длу: ‘L’anne passe, lorsque l’Impratrice et Moscow cette forte attaque de colique qui lui fit perdre toute connaissance et la mit deux doigts de la mort, il у et de trs grands mouvements la cour aussi bien qu’en ville. Pendant toute la nuit il n’ у et que des assembles et des confrences secrtes, o il fut concert parmi les principaux ministres et officiers, qu’aussitt que l’impratrice aurait rendu l’me, on s’assurerait de la personne du grand-duc et de la grande-duchesse, et proclamerait le prince Iwan empereur. Le nombre des personnes qui ont tremp l dedans est fort grand, quoique jusqu’ici, malgr les querelles particulires qui en divisent plusieurs, il ne se soit encore trouv aucun qui ait trahi l’autre, puisque tant tous complices, ils savent bien qu’il faudrait toujours commencer par souffrir le knouth, et qu’en rendant les autres malheureux, 18 le deviendraient eux-mmos. Je souponne beaucoup do gens d’avoi t du complot, su tont ceux qui ont raison de se mfier du grand duc et quinatuellornent se promettent plus de faveur de la part d’un prince, l’l ation duquel ils auraient contribu.’ См. сочиненіе Геррманна Geschichte des ни s s* Staats. V. 166.}

Нельзя при совершенномъ пока отсутствіи прочихъ данныхъ, опредлить точно, былъ ли дйствительно составленъ такой заговоръ ила нтъ. Во всякомъ случа Петръ еодоровичъ какъ наслдникъ престола, не пользовался популярностью. Съ различныхъ сторонъ указывались опасные для него соперники. По случаю рожденія великаго князя Павла Петровича, Бестужевъ ршилъ, въ случа кончины государыни, возвести на престолъ ея внука, а правительницею провозгласить Екатерину. Съ рожденіемъ правнука Петра Великаго, объ Іоанн Антонович говорили мене.

Все это однако не помшало Петру вступить на престолъ. Послдній, освобождая многихъ ссыльныхъ и арестантовъ, возвращая ко двору разныхъ политическихъ преступниковъ, наказанныхъ при императриц Елисавет, вспомнилъ и объ Іоанн Антонович и, по нкоторымъ извстіямъ, намревался отправить его въ Германію, а по другимъ, да же мечталъ объ усыновленіи Іоанна и о назначеніи его наслдникомъ престола. Говориля также о намренія Петра III женить Іоанна на принцесс Голшитейнъ-Бекской, находившейся тогда въ С.-Петербург. {См. монографію Васильчикова о семейств Разумовскихъ, въ Осмнадцатомъ Вк. II. 378.

См. депешу Брюля въ соч. Геррманна Gesch. d. russ. Staats V.— 72, и біографію Екатерины, Кастейра (въ нм. перев.) I, 47.}

Во всякомъ случа несомннно что Петръ III серіозно мечталъ о средствахъ смягчить судьбу Іоанна Антоновича, несмотря на то что ‘арестантъ’ и при Петр III считался опаснымъ претендентомъ. Между лицами ожидавшими въ Росіи переворота въ пользу Іоанна Антоновича, мы встрчаемь Фридриха Великаго.

Фридрихъ былъ весьма многимъ обязанъ Петру III, вступленіе на престолъ котораго было спасеніемъ для Пруссіи. Уже во время царствованія императрицы Елисаветы, наслдникъ престола тайно переписывался съ Прусскимъ королемъ, доносилъ ему о намреніяхъ русскаго правительства, о состояніи русскаго войска, о приготовленіяхъ къ войн и пр. Дружба между Петромъ III и Фридрихомъ Великимъ была поэтому довольно естественною. Фридрихъ Великій долженъ былъ желать чтобы Петръ не подвергалъ своего царствованія какимъ-либо опасностямъ. Для этой цли онъ постоянно сообщалъ ему свои на этотъ счетъ соображенія и былъ не только другомъ, но нкоторымъ образомъ и наставникомъ Русскаго императора.

Переписка между двумя государями недавно была напечатана въ Русской Старитъ’ Изъ нея мы видимъ какъ Фридрихъ Великій не совсмъ одобрялъ намренія Петра объявить войну Даніи, потому что война въ Голштиніи, требовавшая продолжительнаго отсутствія императора изъ Россіи, по мннію Прусскаго короля, легко могла бы подать поводъ къ возстанію противъ Петра и въ пользу шлюссельбургскаго арестанта. Въ письм отъ 23го апрля (4го мая), Фридрихъ представлялъ Петру что какой-нибудь авантюристъ, во время пребыванія императора за границею, легко могъ бы затять бунтъ, освободить Іоанна съ помощію чужихъ денегъ, собрать войско и возвести на престолъ Брауншвейгскаго принца и пр. Въ своемъ отвт на это письмо, Петръ III замтилъ что на счетъ Іоанна нтъ основанія безпокоиться, ибо онъ содержится подъ крпкимъ карауломъ, что онъ вообще довряетъ своимъ подданнымъ и не видитъ никакой опасности и пр. {См. переписку между Фридрихомъ и Петромъ, въ Русской Старин 1871 года, мартъ.}

Скоро посл отправленія этого письма, Петръ III былъ въ Шлюссельбург чтобы лично познакомиться съ Іоанномъ Антоновичемъ. Объ этомъ свиданіи мы имемъ два разказа, которые основаны оба на устномъ сообщеніи барона Корфа. сопровождавшаго Петра III въ Шлюссельбургъ и бывшаго свидтелемъ бесды между императоромъ и арестантомъ. Эти разказы помщены въ монографіи объ Іоанн Антонович, напечатанной въ сборник Бюшинга, и въ сочиненіи Кастейра о Екатерин. Хотя оба автора черпали изъ одного общаго источника, ихъ показанія значительно расходятся во многихъ частностяхъ. Гораздо боле правдоподобнымъ кажется разказъ въ сборник Бюшинга. Онъ короче повствованія Кастейра, который очень любитъ сочинять анекдоты и книга котораго вообще наполнена многими неточными данными и произвольными предположеніями не подтверждаемыми фактами и не выдерживающими критики.

Сущность этихъ разказовъ, основанныхъ на сообщеніи того же самаго Корфа, который, какъ мы видли выше, по порученію императрицы Елисаветы, въ 1744 году провожалъ Брауншвейгскую фамилію изъ Раненбурга въ Холмогоры, {У Бюшинга, VI, отр. 571 оказано въ конц разказа: ‘Ich habe alle obige Umstnde von dem Besuche…. aus dem Munde seines Begleiters, des Generals von Korff, erfahren’. У Кастейра, I, 92 ‘Seine (Ioann’s) uns durch den Baron Korff wrtlich mitgetheilten… Auaserungen gegen Peter III’. Германнъ заимствовалъ свой разказъ, V, 272, изъ заключающаго въ себ многія неточности сочиненія: Biographie Peters III. Tubingen, 1808. II, 77.} заключается въ слдующемъ:

Въ март 1762 года, однажды рано утромъ, императоръ, въ сопровожденіи генерала и полицеймейстера барона Корфа, Александра Нарышкина, Унгернъ-Штернберга и Волкова, тайно, въ извощичьихъ экипажахъ, отправился изъ Петербурга въ Шлиссельбургъ, даже дядя императора, герцогъ Георгъ Людвигъ, только въ полдень того дня узналъ объ отсутствіи государя. Какъ кажется и комендантъ шлюссельбургскій не долженъ былъ знать офиціально кто были постители. Говорится о собственноручномъ приказаніи Петра Бередичкову доказать постителямъ въ Шлиссельбург все безъ исключенія.

Немного ране Петра пріхалъ въ Шлиссельбургъ генералъ-адъютантъ Унгернъ-Штернбергъ, который осмотрлъ помщеніе служившее тюрьмою для Іоанна. Комната была большая, но нсколько темная, потому что имла лишь одно небольшое окно, предъ которымъ были поставлены дрова. На вопросъ Унгернъ-Штернберга арестанту, знаетъ ли онъ кто онъ такой, Іоаннъ отвчалъ что знаетъ и называлъ себя Іоанномъ Антоновичемъ, впрочемъ онъ оказался совершенно неспособнымъ мыслить ясно и говорить отчетливо. Когда пріхали императоръ и другіе гости, они передали Іоанну разные подарки, часы, табатерки, шелковый шлафрокъ. Принцъ особенно былъ обрадованъ шлафрокомъ, положилъ его подъ подушку и замтилъ что наднетъ въ ближайшій будущій праздникъ. Его постель была совершенно простая, также и платья его были простыя, но онъ старался содержать ихъ опрятно и порядочно. Его кожа отличалась близною. На вопросъ Петра, почему арестантъ воображаетъ себя императоромъ и кто внушилъ ему эту мысль? Онъ отвчалъ что знаетъ объ этомъ отъ родителей и отъ солдатъ. На вопросъ что онъ знаетъ о своихъ родителяхъ, заключенный отвчалъ что ихъ еще помнитъ. Затмъ жаловался на офицеровъ, но хвалилъ Корфа и т. д.

Все это намъ кажется боле или мене сомнительнымъ. Съ Корфомъ Іоаннъ Антоновичъ, какъ мы знаемъ изъ документовъ, имлъ дло лишь весьма короткое время, бывши четырехъ-лтнимъ ребенкомъ въ Раненбург. На пути въ Холмогоры и въ Холмогорахъ, не Корфъ, а Миллеръ находился при Іоанн. Значитъ разказы о благопріятныхъ отзывахъ Іоанна о Корф не заслуживаютъ особеннаго доврія. Каетейръ разказываетъ даже что Унгернъ-Штернбергъ спросилъ мннія принца о судьб предстоявшей Петру III (!) и что Іоаннъ на это отвчалъ будто предположеніемъ что Петръ не будетъ царствовать долго, потому что Русскіе не любятъ иностранныхъ принцевъ и т. п. Авторъ біографіи Петра III разказываетъ другую нелпость, будто Іоаннъ изъявилъ Петру желаніе чтобы послдній царствовалъ дольше его. У Бюшинга встрчается замтка будто Іоаннъ, не знавшій что съ нимъ говоритъ императоръ, сказалъ Петру что онъ слыхалъ о Петр и Екатерин и что онъ непремнно велитъ казнить обоихъ тотчасъ посл своего вступленія на престолъ. Гораздо вроятне подобныхъ анекдотовъ, разказъ что арестантъ, по предложенію Петра высказать свои желанія, просилъ свжаго воздуха, съ которымъ ознакомился чрезъ разбитое оконное стекло.

Императоръ предполагалъ построить для Іоанна особый домъ въ Шлюссельбургской крпости и предоставить ему боле свободы. Легаціонный секретарь при саксонскомъ посольств, Гельбигъ, котораго Геррманнъ считаетъ авторомъ біографіи Петра III, напечатанной въ Тюбинген въ 1808 году, разказываетъ будто тотъ домъ, строившійся до окончанія царствованія Петра, оставался въ послдствіи долгое время въ неоконченномъ вид. Онъ же замчаетъ что въ этотъ же самый домъ Петръ хотлъ заключить и свою супругу императрицу. Сальдернъ разказываетъ что Петръ приказалъ обучать Іоанна грамот, пріучать его къ нахожденію на свжемъ воздух, но не отвчать на его вопросы о происхожденіи. Довольно смшною оказывается замтка у Кастейра, будто посщеніе Іоанна Петромъ усилило въ послднемъ желаніе назначить Іоанна наслдникомъ престола. Кастейра дале говоритъ о намреніи императора окружить Іоанна въ Шлюссельбург придворнымъ штатомъ и пр. Нсколько правдоподобне замтка, встрчающаяся и у Кастейра и въ біографіи Іоанна у Бюшинга, будто дядя Петра III, принцъ Георгъ Людвигъ Голштейнскій убждалъ императора отправить и Іоанна и родственниковъ его за границу.

Вс эти данныя могутъ считаться шаткими. Мы не имемъ основанія сомнваться въ томъ что Петръ вообще имлъ свиданіе съ Іоанномъ въ Шлюссельбург, о частностяхъ же того свиданія не знаемъ ничего положительнаго.

Еще одинъ вопросъ обращаетъ на себя наше вниманіе. Кастейра, авторъ біографіи Петра III (Гельбигъ) и авторъ біографіи Іоанна у Бюшинга, разказываютъ будто бы Іоаннъ въ 1762 году находился нсколько недль въ Кексгольм. Кастейра говоритъ: ‘Петръ пока довольствовался отправленіемъ Іоанна въ Кексгольмъ, находившійся гораздо ближе къ Петербургу нежели Шлюссельбургъ. Мы при этомъ не можемъ не упомянуть о слдующемъ обстоятельств, доказывающемъ что судьба неумолимо преслдовала всюду несчастнаго Іоанна. Какъ скоро Іоаннъ взошелъ на судно, на которомъ онъ долженъ былъ перехать въ Кексгольмъ, сдлалась жестокая буря, такъ что судно его едва не потонуло.’ Въ этомъ разказ утверждается будто Кексгольмъ ближе къ Петербургу нежели Шлюссельбургъ, между тмъ какъ разстояніе между Петербургомъ и Кексгольмомъ въ четыре раза значительне чмъ разстояніе между Петербургомъ и Шлюссельбургомъ. Гельбигъ разказываетъ что ‘по смерти Петра III Іоаннъ на нсколько недль былъ отправленъ въ Кексгольмъ, а затмъ возвратился въ свою прежнюю темницу въ Шлюссельбург. О тайномъ перевоз Іоанна на короткое время въ Кексгольмъ, въ первое время царствованія Екатерины, говоритъ и авторъ біографа Іоанна у Бюшинга. {Кастейра I, 137. Biographie Peters des Dritten II. 79 Bschtngs Magazin VI, 532.} При отсутствіи документальныхъ данныхъ обо этомъ дл, вопросъ о пребываніи Іоанна въ 1762 году въ Кексголъм долженъ пока оставаться открытымъ.

Лтомъ 1762 года Екатерина II вступила на престолъ. Мы видли что при Петр III Фридрихъ Великій считалъ Іоанна Антоновича опаснымъ соперникомъ императора. При Екатерин II Вольтеръ выразилъ такого рода опасенія въ письм къ графу д’Аржанталю, отъ 28 сентября 1762 года: ‘Я немного безпокоюсь насчетъ моей императрицы Екатерины. Вы знаете что она поручила мн просить энциклопедистовъ чтобъ они перенесли печатаніе своего словаря къ ней въ Россію. Эта пощечина, данная изъ Скиіи глупцамъ и бездльникамъ, доставила мн высочайшее удовольствіе, которое и вы должны раздлять со мною, но я крпко боюсь чтобъ Іоаннъ не свергъ съ престола нашей благодтельницы, а вдь этотъ молодой человкъ, воспитанный въ Россіи монахами, далеко, вроятно, не будетъ философомъ.’ {См. статью Шугурова о Дидро въ сборник Осьмнадцатый Вкъ I, 338.} Повидимому Вольтеръ не надялся на прочность образовавшагося въ Россіи новаго правительства. При неожиданности и быстрот перемнъ на русскомъ престол онъ считалъ возможнымъ новый переворотъ, а именно въ пользу шлюссельбургскаго узника. Любопытно что и Вольтеръ говорилъ о воспитаніи Іоанна монахами.

Екатерина вступила на престолъ вслдствіе государственнаго переворота. Начало ея царствованія въ этомъ отношеніи было сходно съ началомъ царствованія Елисаветы. Мы видли какъ послдняя въ первое время считала свое положеніе не достаточно обезпеченнымъ, какъ она безпокоилась и принимала разныя мры для сохраненія новаго порядка. Современники сообщаютъ о подобныхъ опасеніяхъ и въ первое время царствованія Екатерины. Иностранный дипломатъ Беранже пишетъ: ‘Малйшее приключеніе возбуждаетъ сильныя опасенія императрицы. Часто она безпокоится безъ всякаго основанія, и только съ большимъ трудомъ можно разсять ея опасенія.’

Мы имемъ лишь неполныя данныя о мрахъ принятыхъ Екатериною въ первое время ея царствованія въ отношеніи къ Іоанну Антоновичу. Намъ неизвстно откуда г. Семевскій заимствовалъ слдующую замтку: ‘Екатерина II, по восшествіи своемъ на престолъ, нашла нужнымъ, по отношенію къ Іоанну, возобновить прежнія о немъ распоряженія Елисаветы: запретила выводить его изъ каземата, говорить съ окружающими, читать, писать и вообще заниматься чмъ бы то ни было что только служитъ къ развитію умственныхъ способностей.’ {См. статью г. Семевскаго въ Отеч. Зап. т. 165, стр. 537.} Такія мры не согласуются съ тми данными которыя заключаются въ манифест о кончин Іоанна Антоновича. Он не согласуются и съ характеромъ Екатерины. Столь тяжелое обвиненіе императрицы едва ли иметъ основаніе. Вотъ что говоритъ она сама въ манифест о кончин шлюссельбургскаго арестанта: ‘Когда… Богъ благословилъ вступить намъ на престолъ., и мы, вдая въ живыхъ еще находящагося тогда принца Іоанна…. то первое намъ было, по принесеніи хвалы Богу Всемогущему, желаніе и мысль, по природному нашему человколюбію, чтобы сему судьбою Божіею низложенному человку сдлать Жребій облегченный въ стсненной его отъ младенчества жизни. Мы тогда же положили сего принца сами видть, дабы, узнавъ его душевныя свойства, и жизнь ему по природнымъ его качествамъ и по воспитанію которое онъ до того времени имлъ опредлить спокойную. Но съ чувствительностію нашею увидли въ немъ кром весьма ему тягостнаго и другимъ почти невразумительнаго косноязычества, лишеніе разума и смысла человческаго. Вс бывшіе тогда съ нами видли сколько наше сердце сострадало жалостію человчеству. Вс напослдокъ и то увидли что намъ не оставалось сему нещастно-рожденному, а нещастнйше еще взросшему, иной учинить помощи, какъ оставить его въ томъ же жилищ въ которомъ мы его нашли затвореннаго, и дать всякое человческое возможное удовольствіе, что и дломъ самимъ немедлено учинить повелли, и т. д.’ {Полное Собраніе Законовъ, No 12.228.}

Изъ этого документа видно что Екатерина, подобно Петру HI, постила Іоанна Антоновича въ Шлюссельбург, Когда именно состоялось это свиданіе, мы не знаемъ. Нигд мы не находимъ данныхъ относящихся къ этому случаю. {Въ біографіи Іоанна напечатанной у Бюшинга сказано, IV, 532: ‘Um (iiesrlbe Zeit (то есть когда Іоаннъ изъ Кексгольма отправленъ былъ въ ІІІлюссельбургь) war auch die Kaiserin neugierig ihn zu sehen, ich weiss aber weder wo sie ihn gesehen hat, noch was bei dieser Gelegenheit voigefallen ist. Es wird aber im Namen der Monarchin etwas daven in ihrem Manifest erzhlt.’}

Между записками Екатерины относящимися къ первому времени ея царствованія встрчается слдующая записка къ Н. И. Панину. Мы не знаемъ, о какомъ лиц говорится, однако содержаніе записки можетъ относиться къ Іоанну Антоновичу. Императрица пишетъ: ‘Мое мнніе есть чтобъ…, изъ рукъ не выпускать, дабы всегда въ охраненіи отъ зла остался, только постричь нын и перемнить жилище въ не весьма близкой и въ не весьма отдаленный монастырь, особливо въ такой гд богомолья нтъ, и тутъ содержать подъ такимъ присмотромъ какъ и нын, еще справиться можно нтъ ли посреди Муромскихъ лсовъ, въ Кол или въ Новгородской епархіи такихъ мстъ’. {См. Сборникъ Русскаго Историческаго Обуіества, т. VII, стр. 364.}

Впрочемъ кром Іоанна Антоновича въ то время находился въ заключеніи еще другой важный арестантъ, а именно бывшій митрополитъ Ростовскій, Арсеній Мацевичъ. Но записка не можетъ относиться къ послднему. Арсеній уже былъ монахомъ, нельзя было писать что слдуетъ его ‘постричь’.

Мы говорили выше о странной мысли женить Іоанна Антоновича на императриц Елисавет. Изъ статьи о Іоанн помщенной въ Сборник Бюшинга мы узнаемъ что въ первое время царствованія Екатерины подобная мысль возникла и въ отношеніи къ ней. Тамъ сказано: ‘Скоро посл кончины Петра III, нкоторыя лица сдлали императриц нелпое предложеніе вступить въ бракъ съ принцемъ Іоанномъ. Я называю такое предложеніе нелпымъ потому что принцъ не только былъ гораздо моложе императрицы, ной совершенный невжда и идіотъ. Тмъ не мене Синодъ былъ склоненъ къ осуществленію этой мысли: однако монархиня не согласилась на такое предложеніе.’ {Bching, Magazin IV, стр. 532.}

Былъ, какъ извстно, слухъ что императрица въ начал своего царствованія желала вступить въ бракъ съ Григоріемъ Орловымъ, но что нкоторые изъ высшихъ сановниковъ старались убдить Екатерину въ неудобств такой мры. Въ публик ходили толки и слышались неблагопріятные отзывы.

Между лицами распускавшими слухи о намреніи императрицы вступить съ бракъ съ однимъ изъ своихъ поданныхъ былъ камеръ-юнкеръ Хитровъ, довольно богатый человкъ, имвшій родственныя связи со знатными людьми, впрочемъ, какъ кажется, легкомысленный и сверхъ того лично оскорбленный гордостью Орловыхъ. Онъ вздумалъ собрать патріотовъ и предлагалъ имъ: ‘явиться всмъ вмст къ государын, представить ей что бракъ съ Орловымъ будетъ гибеленъ для нея и отечества, что если ей угодно выйти замужъ, то лучше ей избрать въ супруги одного изъ Иванушкимыхъ братьевъ, или же выдти за какого-нибудь иностраннаго принца’.

Все это сдлалось извстнымъ правительству. Хитровъ однако не былъ строго наказанъ, съ него взята подписка о храненіи всхъ обстоятельствъ сего дла въ глубочайшей тайн, а кром того онъ удаленъ отъ двора и столицы. {Осьмнадцатый Вкъ I, 77—78.}

Мы уже не разъ упоминали объ Арсені Мацевич, тогда находившемся въ ссылк въ Корельскомъ Николаевскомъ монастыр. Онъ же говаривалъ слова такія о Екатерин: ‘Ея де величество наша не природная, и она де не тверда въ закон нашемъ и не надлежало де ей россійскаго престола принимать, а слдовало Ивану Антоновичу, или бы лучшее было кабы ея величество за него вступила въ супружество, то бы де ей уже и престолъ слдовалъ, а ея де величество съ нимъ не въ ближнемъ родств, а въ шестомъ колн, а для такихъ бы персонъ Синодъ бы дозволить могъ’. При допрос Арсеній сказалъ что говорилъ это со словъ подпрапорщика Алексевскаго, ибо оный сказывалъ ему что государыня объявила въ Сенат что она вступаетъ въ супружество за Орлова и тогда де вс сенаторы вставъ просили государыню чтобы того не было, на что онъ тогда Алексевскому и сказалъ: ‘Такъ де лучше ей за Ивана Антоныча итти, нежели за Орлова, да и Синодъ бы въ томъ позволилъ’. {См. Чтенія Mock. Общ. Истор. и Др. 1862. III. Смсь. 106 и слд.}

Изъ этого дла видно что вопросъ о брак Екатерины интересовалъ публику и что съ этимъ вопросомъ было тсно сопряжено имя Іоанна.

При такомъ настроеніи умовъ въ отношеніи къ Іоанну, не мудрено что правительство считало нсколько опасными разные толки о бывшемъ император. Французскій публицистъ и астрономъ Шаллъ д’Отерошъ, въ своемъ сочиненіи Путешествіе въ Сибирь, разказываетъ слдующее: ‘Въ бытность мою въ Петербург, мн случилось быть у служащаго иностранца. Изъ любознательности я спросилъ умеръ ли принцъ Иванъ или еще живъ, мн отвтили шопотомъ на ухо что объ этомъ принц въ Россіи не говорятъ. Насъ однако въ комнат было только три Француза, и она имла боле тридцати футовъ въ квадрат’. {См. Voyage en Sibrie, par Chappe d’Auteroche. Amsterdam, 1769. 1.192. Екатерина впрочемъ старалась объяснить этотъ случай слдующимъ образомъ, въ своемъ сочиненіи Antidote, написанномъ для опроверженія Шалла д’Отероша: ‘Былъ особый случай въ 1762 году когда аббатъ прозжалъ чрезъ Петербургъ: три Француза искатели приключеній понадялись заслужить большую награду доносомъ на рчи противъ правительства, веденныя въ знатномъ дом, въ которомъ они состояли на служб. Фактъ этотъ сдлался гласнымъ, очень можетъ быть что хозяинъ дома въ которомъ находился аббатъ зналъ эту исторію и не былъ особенно хорошаго мннія о двухъ Французахъ находившихся въ комнат, по словамъ аббата. Итакъ, опасаясь посл приведеннаго случая, происшедшаго весьма недавно, чтобы не было дано вредное толкованіе опрометчивымъ рчамъ его собесдника и его собственнымъ отвтамъ, онъ чтобъ отдлаться отъ аббата, сказалъ ему на ухо то что онъ передаетъ.^— См. Осьмнадцатый Вкъ VI, 323.}

Мы знаемъ что самъ Іоаннъ не могъ быть опаснымъ. Но его имя было опасно. Онъ оставался претендентомъ. Лица недовольныя правительствомъ легко могли надяться на него при какой-либо попытк произвести государственный переворотъ. Первое время царствованія Екатерины представляло цлый рядъ затрудненій, съ которыми боролось новое правительство. У нея было много противниковъ. Зная ея энергію, нкоторые современники считали вроятнымъ что она сдлаетъ все возможное дабы избавиться отъ вчно грозившей опасности со стороны Іоанна Антоновича. Чрезвычайно любопытно на этотъ счетъ замчаніе въ сочиненіи Геррманна, основанное, безъ всякаго сомннія, на депеш одного изъ иностранныхъ дипломатовъ, что въ первое время царствованія Екатерины, по случаю разныхъ манифестацій противъ новаго правительства, люди знающіе при двор говорили что Іоанну никакъ нельзя миновать смерти. {Ausseruug eines mit der Geheimgeschichte jener Zeit vertrauten Diplomaten…. der instruirte Theil des Hofes habe davon gesprochen, dass Ioann werde sterben mssen. Herrman V, 647.}

Двумя годами позже, Мировичъ сдлалъ попытку освободить Іоанна изъ Шлюссельбурга и возвести его на престолъ, я при этомъ случа развнчанный императоръ былъ убитъ. Пошли слухи будто императрица желая имть случай для умерщвленія Іоанна принимала нкоторое тайное участіе въ заговор Мировича.

При довольно богатомъ архивномъ матеріал которымъ мы располагаемъ въ настоящее время относительно этого мрачнаго эпизода царствованія Екатерины можно доказать что слухи о тайномъ участіи Екатерины, въ дл Мировича лишены всякаго основанія, хотя и врили этимъ слухамъ не только нкоторые современники Екатерины, а именно нкоторые дипломаты и публицисты, но и нкоторые позднйшіе историки, а между ними осторожный и во многихъ отношеніяхъ замчательный авторъ сочиненія Geschichte des russischen Staats, профессоръ Марбургскаго университета Эрнстъ Геррманнъ. Въ пятомъ том этого сочиненія катастроф Іоанна посвящено нсколько страницъ, однако этотъ разказъ, основанный исключительно на сообщеніяхъ дипломатовъ-современниковъ, не согласуется съ тми данными которыя заключаются въ доступномъ намъ архивномъ матеріал.

Прежде всего наша задача заключается въ разбор тхъ источниковъ которые впервые говорили о заговор Мировича и объ убіеніи Іоанна какъ о результат сложной и хитрой интриги императрицы Екатерины. Эти писатели именно Кастейра, Сальдернъ и Гельбигъ.

Кастейра разказываетъ что Екатерина желала освободиться отъ опаснаго соперника и въ то же время старалась дать всему длу такой оборотъ чтобъ участіе ея ни въ чемъ не было замчено. Потому будто бы сказали Мировичу что онъ предпринимая освобожденіе Іоанна легко можетъ сдлать карьеру. Екатерина знала де обо всемъ уже отправляясь въ Прибалтійскій край, въ то время когда Мировичъ приступилъ къ исполненію дла. Поэтому она обнаруживала во время своего пребыванія въ Риг сильное безпокойство и съ нетерпніемъ ожидала извстія о совершившемся преступленіи. Даже ночью она иногда вставала, спрашивая не пріхалъ ли курьеръ изъ Петербурга. Рижскій губернаторъ Браунъ приписывалъ безпокойство императрицы какому-то сверхестественному предчувствію. Кровавое происшествіе въ Шлюссельбург, утверждаетъ Кастейра, сдлало Екатерину ненавистною въ глазахъ ея подданныхъ, въ публик собирали мельчайшія данныя о преступленіи Мировича, подвергали вс эти данныя строгому разбору, и пришли де къ такому результату что Екатерина до отъзда въ Лифляндію приняла вс мры къ осуществленію столь коварнаго предпріятія. По случаю ея возвращенія въ Петербургъ, народъ, бывшій свидтелемъ ея възда, старался будто бы видть въ чертахъ ея лица доказательство ея вины, однако она казалась де совершенно спокойною и ни малйшимъ знакомъ не обнаружила что совсть ея обременена сознаніемъ тяжелаго преступленія. По случаю процесса Мировича, небрежность съ которою произведено было слдствіе, самонадянность, нахальство и шутки Мировича при допросахъ доказывали де явно что онъ дйствовалъ по соглашенію съ органами правительства. Везд разказывали что Мировичъ положительно не ожидалъ казни, но что онъ сдлался жертвою своего легковрія, что на эшафот спшили казнить Мировича, вопервыхъ, чтобъ этимъ разсять слухъ о томъ ‘будто Екатерина пригласила его къ умерщвленію Іоанна’, а вовторыхъ, чтобъ избавиться этимъ самымъ отъ свидтеля который каждую минуту могъ компрометтировать высокихъ соучастниковъ. {Кастейра (нм. пер.) I. 196—199.}

Такъ разказываетъ Кастейра, очевидно основываясь на слухахъ и толкахъ. Не трудно открыть въ этомъ разказ противорчія. Въ начал сказано что Мировичъ дйствуя за одно съ высокопоставленными лицами хотлъ освободить Іоанна для того чтобы возвести его на престолъ, а въ конц разказа что Екатерина не желала показывать вида будто она пригласила Мировича къ умерщвленію Іоанна. Авторъ, очевидно, желаетъ представить все дло въ такомъ вид будто сообразно съ проектомъ интриги, Мировичъ долженъ былъ сдлать попытку освободить Іоанна лишь съ тою цлью чтобы тмъ самымъ подать поводъ къ убіенію его сторожившими его офицерами. Дале Кастейра разказываетъ что Мировичъ видя неудачу, то-есть видя трупъ Іоанна Антоновича, ужаснулся, и наконецъ повствуетъ о томъ какъ Мировичъ зная что все дло ни боле ни мене какъ комедія, разыгрывающаяся по заране составленной программ, нагло шутилъ при допросахъ.

Довольно сходенъ съ разказомъ Кастейра разказъ Сальдерна, заключающійся глазнымъ образомъ въ слдующемъ. Лица окружавшія Екатерину совтовали де императриц для того чтобъ освободиться отъ Іоанна воспользоваться инструкціею данною при императриц Елисавет и въ силу которой офицерамъ находящимся при Іоанн вмнялось въ обязанность убить принца въ ту же минуту когда кмъ бы то ни было будетъ сдлана попытка къ его освобожденію. Петръ III отмнилъ де эту инструкцію, но Екатерина, до поздки въ Лифляндію, возобновила оную, а затмъ старалась оправдаться тмъ что будто забыла отмнить это распоряженіе существовавшее со времени Елисаветы. Мировичъ дйствительно де желалъ освободить Iоанна и надялся возвести его на престолъ, но этотъ проектъ былъ составленъ не имъ самимъ, а нкоторыми высокопоставленными лицами, общавшими ему во всякомъ случа освобожденіе отъ всякой отвтственности и отъ всякаго наказанія. Сальдернъ допускаетъ что согласно съ отзывами сторонниковъ императрицы Мировичъ дйствовалъ по собственному побужденію, но къ этому прибавляетъ — и при этомъ случа обнаруживается вся несостоятельность гипотезы о сложной сти придворныхъ интригъ — что Мировичъ не могь дйствовать безъ высокихъ покровителей, потому что иначе не могъ надяться на успхъ. Еслибы, продолжаетъ Сальдернъ, Мировичъ дйствовалъ по собственной иниціатив, онъ очевидно былъ бы сумашедшимъ и потому слдовало бы не казнить его, а заключить въ домъ умалишенныхъ. Вмсто наказанія Мировичъ ожидалъ будто бы награжденія. Подымаясь на эшафотъ, онъ во всемъ этомъ видлъ фарсъ, смялся отъ души, пока наконецъ не отрубили ему головы. Въ доказательство злобы Екатерины, Сальдернъ разказываеть что она возвратившись изъ Лифляндіи, значитъ осенью 1764 года, велла уничтожить вс монеты на которыхъ находилось изображеніе Іоанна. {Saldern l. c., 225-235.}

Изъ этого послдняго показанія мы можемъ вывести заключеніе относительно достоврности повствованій Сальдерна вообще. Мы знаемъ что при императриц Елисавет, въ сороковыхъ годахъ, принимались разныя мры для уничтоженія бумагъ, монетъ и пр. напоминавшихъ царствованіе Іоанна Антоновича. О подобныхъ мрахъ въ 1764 году ничего неизвстно. Значитъ послднее обвиненіе Екатерины оказывается лишеннымъ всякаго основанія. Разказъ объ интриг, жертвами которой сдлались Іоаннъ и Мировичъ, также оказывается построеннымъ на произвол и на предубжденіи гипотезою. Мировичъ могъ совершенно обладать умственными способностями и все-таки составить по собственной иниціатив планъ освобожденія и воцаренія Іоанна. Чрезвычайно многіе претенденты и заговорщики зативали подобное не сошедши съ ума и не располагая большими средствами чмъ какими располагалъ Мировичъ. Все это предпріятіе, какъ увидимъ, было возможно и безъ тайнаго участія высокопоставленныхъ лицъ.

Въ сочиненіи Russische Gnstlinge, приписываемомъ саксонскому секретарю Гельбигу, въ біографіи Григорія Николаевича Теплова, сказано что именно послдній былъ изобртателемъ ‘адскаго’ плана устранить вышеозначеннымъ образомъ на всегда опасность грозившую Екатерин со стороны Іоанна. Гельбигъ разказываеть слдующее:

Такъ какъ не знали какимъ путемъ избавиться приличнымъ образомъ отъ Іоанна, то обратились къ Теплову, коварство и злость котораго были извстны, и онъ изобрлъ программу дйствій, осуществленіе которой удалось вполн. И въ разказ Гельбига вопросъ о томъ зналъ ли Мировичъ что цль залючается не въ освобожденіи, а въ умерщвленіи Іоанна, остается не ршеннымъ. Дале Гельбигъ подробно разказываетъ о томъ, какъ Мировичъ, когда его арестовали, велъ себя очень спокойно, какъ онъ былъ веселъ во время слдствія и какъ онъ смялся на эшафот, пока наконецъ не отрубили ему головы, такъ что ‘не ране’, какъ выражается Гельбигъ, ‘чмъ посл своей казни, несчастный могъ убдиться въ своей ошибк и въ коварств своихъ палачей.’ {Russische Gnstlinge, 315 и 316.}

Гельбигъ, равно какъ и вышеприведенные авторы, не при водитъ источника своего разказа. Онъ самъ пріхалъ въ Петербургъ восемнадцатью годами позже событія. Многіе анекдоты разказанные въ сочиненіи Russische Gnstlinge ни боле, ни мене какъ пустыя сплетни. Чрезвычайно многія данныя въ его сочиненіяхъ вообще не выдергиваютъ критики и оказываются искаженіемъ истины. Извстій подтверждающихъ показаніе Гельбига относительно Теплова мы не имемъ, за то многіе документы и матеріалы прямо противорчатъ его разказу.

Такимъ образомъ изъ разказовъ Кастейра, Сальдерна и Гельбига мы не узнаемъ ничего положительно о томъ какъ происходила катастрофа въ Шлюссельбург, но получаемъ любопытныя свднія о слухахъ ходившихъ тогда въ обществ.

И изъ другихъ современныхъ данныхъ мы узнаемъ какіе толки появились тотчасъ же посл страшнаго эпизода разыгравшагося въ Шлюссельбург.

Вотъ что разказываетъ, напримръ, неизвстный авторъ біографіи Іоанна въ сборник Бюшинга: ‘Многіе видли въ необыкновенномъ мужеств выказанномъ Мировичемь во время слдствія, при допросахъ и на эшафот, доказательство что какіе-то тайные соучастники обнадежили его совершеннымъ помилованіемъ, однако это мужество легко можетъ быть чертою его эксцентрическаго характера, выказаннаго имъ при разныхъ случаяхъ. Подозрніе будто дворъ нкоторымъ образомъ покровительствовалъ его предпріятію уничтожается, вопервыхъ, его публичною казнью, а вовторыхъ, ужаснымъ манифестомъ составленнымъ имъ вмст съ Ушаковымъ и найденнымъ у него въ карман.’ {Bsching, Magazin VI. 536.}

И въ народ говорили о происшествіи. Въ Николаевскомъ Корельскомъ монастыр ‘монахъ’ Арсеній, то-есть бывшій митрополитъ ростовскій, говорилъ: ‘Какъ де Мировичъ приступалъ къ Ивану Аатонычу, то де нельзя чтобъ онъ это вздумалъ одинъ, а конечно де много было и большихъ господъ согласниковъ, то де въ такомъ случа подлежало его пытать, то бъ де истинную правду узнали’. {См. дла Арсенія Мацевича въ Чтеніяхъ Московскаго Общества Исторіи и Древностей 1862. III. Смсь стр. 166.}

Въ народ все еще думали что при судопроизводств пытка необходимое средство для приведенія въ ясность! Фактовъ относящихся къ совершенному преступленію. Мы увидимъ ниже что императрица не желала подвергнуть Мировича пытк. Публика въ этомъ видла доказательство что слдствіе производится не съ цлію открыть истину, а лишь въ вид пустой формальности. О томъ что происходило во время слдствія надъ Мировичемъ и прочими подсудимыми, въ публик ходили слухи подтверждавшіе вышеупомянутые толки о существованіи какой-то таинственной связи между Мировичемъ и дворомъ.

Членамъ суда и самой императрицъ было хорошо извстны слухи распространявшіеся о слдствіи. Мы узнаемъ объ этомъ изъ слдующихъ данныхъ.

Кастейра разказываетъ: ‘Судьи относились къ дду весьма небрежно и, казалось, только опасались раскрыть настоящую тайну всего дла. Только одинъ сенаторъ, добросовстне другихъ, жаловался на такой образъ дйствій своихъ товарищей. Однако его рвеніе заслужило ему рзкое порицаніе, ему грозили лишеніемъ мста и дворянскаго достоинства и этимъ самымъ заставили его молчать.’ {Кастайра (нм. пер.). I. 198.}

Изъ самаго дла Мировича, насколько документы къ нему относящіеся сдлались извстными, видно что дйствительно во время слдствія случился эпизодъ который легко могъ служить къ распространенію разныхъ толковъ. Когда дло шло о сентенціи, то оберъ-прокуроръ Соймоновъ началъ говорить президенту медицинской коллегіи барону Черкасову что нкоторые изъ духовенства приговариваютъ Мировича пытать. Тутъ князь Вяземскій подошелъ и повелительнымъ образомъ запретилъ Соймонову продолжать разговоръ о мнніи духовенства, а у Черкасова спросилъ чтобы немедленно дать отвтъ, должно ли приступить къ сентенціи. Черкасовъ въ торопяхъ отвчалъ что должно, но потомъ представилъ письменное мнніе что Мировича надобно пытать съ цлью открылъ сообщниковъ или наустителей. ‘Намъ необходимо нужно жестокимъ розыскомъ злодю оправдать себя не токмо предъ всми теперь живущими, но и слдующими по насъ родами, а то опасаюсь чтобы не имли причины почитать насъ машинами, отъ посторонняго вдохновенія движущимися, или и комедіантами.’

Особенно послднія выраженія сильно оскорбили собраніе, которое озлобилось и просило императрицу о защит отъ оскорбленій Черкасова. Черкасовъ извинился что онъ сожалетъ что такія слова въ добромъ намреніи употребилъ которыми собраніе огорченнымъ себя почло.

Екатерина однако узнала объ этомъ случа, и въ слдующей записк къ генералъ-прокурору Вяземскому также говорила о разныхъ толкахъ ходившихъ по городу по поводу дла Мировича. Она писала: ‘Князь Александръ Алексевичъ, пріхалъ ко мн Черкасовъ и сказываетъ мн что цлымъ собраніемъ на него жаловаться хотятъ мн. Я его голоса видла и въ немъ иного не написано какъ то что ему чистое и не лицемрное усердіе диктовало. А какъ съ другой стороны чужестранные недоброжелательныхъ дворовъ министры по городу разсеваютъ что я сама въ семъ дл заставляю собраніе для закрывательства истины комедію играть, сверхъ того и у насъ уже партіи дйствуютъ: того ради повелваю вамъ впредь боле не присовтывать, ни отговаривать отъ пытокъ, но дайте большинству голосовъ совершенную волю.’ {Осъпнадцатый Вкъ, III. 386—387, 365.}

Императрица, значитъ, приписывала распространеніе такихъ слуховъ недоброжелательству нкоторыхъ иностранныхъ дипломатовъ. Зная что по городу ходятъ нелпые разказы, она остается спокойною, безпристрастною. Она какъ бы привыкла къ такимъ сплетнямъ.

При важныхъ политическихъ процессахъ, очень часто являются ложные слухи о тайныхъ сношеніяхъ подсудимыхъ съ разными партіями или вліятельными лицами, о продажности судей, о нарушеніи законнаго порядка судопроизводства и пр.

При довольно глубокомъ впечатлніи произведенномъ на публику извстіемъ о Шлюсседьбургскомъ событіи, появленіе и распространеніе ложныхъ слуховъ о Мирович, о его сторонникахъ и т. д. не представляетъ ничего особеннаго. До этого въ публик ничего не знали о Мирович. Самая таинственность окружавшая личность Іоанна Антоновича должна была возбуждать воображеніе. Такимъ образомъ случаи въ род эпизода съ Черкасовымъ превращались въ устахъ разкащиковъ въ цлую систему интригъ и преступленій и выдумывать самыя странныя сказки, самаго нелпаго свойства.

Современники разказывали еще о другомъ эпизод случившемся во время процесса Мировича, эпизод, который также очень легко могъ служить матеріаломъ для сочиненія разныхъ исторій о связи высокопоставленныхъ лицъ съ Мировичемъ. Анекдотъ этотъ заключается въ слдующемъ. Когда спросили Мировича, кто подалъ ему мысль предпринять такое ужасное дло, Мировичъ отвчалъ: г. гетманъ, графъ К. Г. Разумовскій. Какъ? вскрикнули вс и самъ графъ, тутъ же находившійся. Мировичъ объяснилъ что во время измны еще Мазепы предки его были невинно оговорены и имнія у нихъ отобраны. По окончаніи изслдованія они найдены невинными, возвращена имъ свобода и честь, положено было отдать и имніе, но за разными справками и т. п. дло было безъ конца забыто и брошено вовсе. Мировичъ просилъ де гетмана Разумовскаго разсмотрть его права и хотя часть возвратить, Графъ обратилъ просьбу его въ шутку, сказалъ: мертваго изъ гроба не ворочаютъ, ты молодой человкъ, самъ себ прокладывай дорогу, старайся подражать другимъ, старайся схватить фортуну за чубъ и будешь такимъ же паномъ какъ и другіе. Эти слова графа подали де ему мысль искать счастія въ возведеніи принца Іоанна Антоновича на престолъ. {Записка о Мирович, Квитки, въ Русскомъ Архив 1863, стр. 478.}

Понятно что разказъ объ этомъ факт при передач дале и дале легко могъ превратиться въ миъ о вельможахъ которые будто совтовали Мировичу отважиться на освобожденіе изъ Шлюссельбурга Іоанна Антоновича.

Затмъ мы не можемъ не обратить вниманія на то обстоятельство что въ разказахъ многихъ другихъ современниковъ нтъ упоминанія о слухахъ относительно мнимой интриги Екатерины и ея совтниковъ. Донесенія посланниковъ, въ изданіи Раумера Beitrge zur neueren Geschichte, депеши Бокингама, въ изданіи La cour de Russie, il y a centans, не заключаютъ въ себ ни малйшаго намека о подозрніи падавшемъ будто бы на императрицу. Одинъ изъ дипломатовъ, между прочимъ, писалъ 11го сентября 1764 года: ‘Процессъ Мировича еще не оконченъ. Въ продолженіе его многое было очень непріятно императриц, такъ напримръ, ревность нкоторыхъ судей пытавшихся поднять вопросъ о томъ правы ли были офицеры убивая Іоанна. Лица посещавшія Екатерину въ это время ясно замчали ея встревоженный видъ, она убдилась что дло Мировича далеко не такъ маловажно какъ думала о немъ при первомъ извстіи. Все, однако, въ чемъ ее можно упрекнуть, состоитъ въ томъ что она не освободила Брауншвейгскую фамилію, какъ ей предлагали это при вступленіи на престолъ.’ {Rumer, Beitrge III, 381.} Изъ депеши Бокингама также видно что онъ не думалъ объ участіи двора въ дл Мировича. Онъ писалъ о распространившемся тогда слух, будто княгиня Дашкова была участницею въ этомъ дл. {Тамъ же II, 553.}

Сама княгиня Дашкова въ то время находилась въ нкоторомъ разлад съ Екатериною. Тмъ не мене она считала себя обязанною защитить Екатерину отъ лишеннаго всякаго основанія упрека. Говоря въ своихъ запискахъ о дл Мировича, она писала: ‘Вообще думали и писали въ Европ что все это дло ни больше ни меньше какъ ужасная интрига Екатерины, которая будто бы подкупила Мировича на это злодяніе и потомъ пожертвовала имъ. Во время моего перваго путешествія, въ 1770 году, мн часто случалось говорить объ этомъ заговор и защищать императрицу отъ двойной клеветы. Особенно Франція убдила меня въ томъ что народы съ завистью взирающіе на колоссальную силу Россіи обратили ее какъ бы для политическаго равновсія въ предметъ всякой клеветы противъ ея образованной и дятельной царицы. Помнится, разговаривая объ этомъ происшествіи въ Париж, я выразила удивленіе, подобно тому какъ прежде господину и госпож Неккеръ, въ Спа, что трудно понять какимъ образомъ Французы, имвшіе министромъ кардинала Мазарини, затрудняются въ объясненіи этого факта, когда ихъ собственныя лтописи полны подобныхъ тайнъ и трагическихъ придворныхъ событій.’ {Записки княгини Г. Р. Дашковой, Лондонъ, 1859, стр. 94.}

Авторъ сочиненія Histoire d’Iwan III, столь рзко осуждающій убіеніе Іоанна, кажется, ничего не знаетъ объ обвиненіи Екатерины въ столь ужасной интриг.

Слухи поддерживались главнымъ образомъ тмъ обстоятельствомъ что въ публик были убждены въ существованіи инструкціи офицерамъ находившимся при Іоанн, убить его въ случа попытки освободить его изъ заключенія.

Была ли на самомъ дл такая инструкція?

Неизвстный авторъ біографіи Іоанна въ сборник Бюшинга замчаетъ что еще при императриц Елисавет была дана такая инструкція, оставшаяся въ сил до самой катастрофы Іоанна. Онъ къ этому прибавляетъ что такое приказаніе ‘имло политическое основаніе’. {Bsching VI, 530 и 636.} Также и Сальдернъ говоритъ о существованіи этой инструкціи и при Елисавет и при Екатерин. {Saldern l. с. 37 и 227.}

Арсеній Мацевичъ говорилъ: ‘У приставленныхъ де къ нему (Іоанну) офицеровъ была дана инструкція отъ покойной государыни, въ коей велно было что если кто для взятья его приступать будетъ, то бъ его живаго не отдавать, а умертвить, да конечно де, она забыла, а то бы при кончин ту инструкцію отобрала, затмъ что бывшаго государя она не любила и не хот іа чтобъ онъ былъ посл ея преемникомъ престола.’

Екатерина, весьма недовольная Арсеніемъ Мацевичемъ, въ проект указа о его наказаніи утверждала что вс разказы объ этой инструкціи ни что иное какъ ложь. Тамъ именно сказано: ‘оный Арсеній, забывъ вс покойныя государыни, Елисаветъ Петровны, монаршія милости, по врожденной своей злости, безбожно и безсовстно не устыдился причитать убивство принца Іоанна яко бы данной караульнымъ офицерамъ отъ нея инструкціи, чмъ не только доказалъ къ ней свою неблагодарность, но и въ Боз опочивающей благочестивой государын сдлался оскорбителемъ, а на протопопа клеветникомъ, на коего показывалъ онъ Арсеній что будто сіи слова слышалъ онъ отъ него, а наконецъ въ очной уже съ тмъ протопопомъ ставк съ того сговорилъ, однакожь и тутъ по всегдашней его и довольно доказанной ко злу и къ возмущеніямъ склонности, чистосердечно въ томъ не признался что сіи слова имъ самимъ вымышлены, а закрывая собственную злость и вину свою, показалъ что отъ кого слышалъ, не помнитъ, чему однако же поврить не можно, ибо важность таковыхъ словъ заставляетъ всегда помнить кмъ оныя говореньи были.’ {Чтенія 1862, III. Смсь, 176.}

Очевидно, правительство, утверждая что Арсеній Мацевичъ выдумалъ сказку объ инструкціи, отрицало самымъ ршительнымъ образомъ существованіе инструкціи. И въ манифест о кончин Іоанна Антоновича разумется не говорится о томъ что офицеры убившіе принца дйствовали сообразно съ данными имъ порученіями, а просто сказано что Власьевъ и Чекинъ ‘увидя предъ собою совсмъ силу непреодолнную и неизбжно предтекшее погубленіе (ежели бы сей ввренной былъ освобожденъ) многаго невиннаго народа отъ послдующаго чрезъ то въ обществ мятежа, приняли между собою крайнйшую резолюцію, пресчь оное пресченіемъ жизни одного къ несчастію рожденнаго. И такъ (въ разсужденіи томъ что ежели бы они столь великимъ озартомъ отъемломаго у нихъ арестанта изъ рукъ своихъ упустили, то бы сами подвержены быть могли строгости законовъ) умертвили его’ и т. д. {П. С. З. 12.228.}

‘Упустить изъ рукъ арестанта’ дйствительно значило: взять на себя чрезвычайно тяжелую отвтственность. Власьевъ и Чекинъ и безъ инструкціи могли поступить какъ поступили. Принимая однако въ соображеніе вс обстоятельства катастрофы и постоянныя опасенія правительства что въ пользу Іоанна будетъ дйствовать какая-либо партія, мы считаемъ весьма естественнымъ, совершенно сообразнымъ съ политическими правилами тогдашняго времени и вообще довольно вроятнымъ существованіе такой инструкціи, несмотря на то что правительство не желало чтобъ о ней знали въ публик Д поэтому отрицало существованіе оной.

При содержаніи въ заключеніи весьма опасныхъ политическихъ арестантовъ такія предписанія не разъ являлись печальною необходимостью вызываемою требованіями государственной безопасности, и правительство въ сущности не было компрометировано такимъ распоряженіемъ, которое однако нкоторымъ образомъ давало пищу распространеннымъ въ публик слухамъ о мнимой интриг двора, имвшей будто бы цлью покончить съ несчастнымъ Іоанномъ Антоновичемъ.

Приступимъ къ изложенію самого событія — заговора Мировича и убіенія Іоанна. Мы увидимъ что вс ходившіе толки лишены основанія, что Мировичъ дйствовалъ исключительно по своей собственной иниціатив и что вообще это событіе вовсе не требуетъ какого-либо искусственнаго толкованія.

Прежде всего слдуетъ обратить вниманіе на личность Мировича, на его характеръ, на его способности, на его положеніе. Василій Яковлевъ Мировичъ происходилъ изъ довольно знатной малороссійской фамиліи. Его ддъ находился въ связи съ Мазепою и участвовалъ въ его измн въ 1709 году. Вслдствіе этого были конфискованы имнія Мировичей. Какъ кажется, и отецъ Мировича при какомъ-то случа столкнулся съ правительствомъ, потому что Василій Мировичъ названъ во время процесса ‘внукомъ и сыномъ измнниковъ’. {Сборникъ Русск. Ист. Общ. VII, стр. 366.} Въ манифест отъ 17го августа 1764 года, о случившемся въ Шлюссельбург сказано что Мировичъ ‘перваго измнника съ Мазепою внукъ, по крови своей, какъ видно, отечеству вроломный’. {Полное Собраніе Законовъ 12.228.}

Лтомъ 1764 года, когда Мировичъ ршился на отважное предпріятіе, ему было не боле 24 лтъ. Его экономическое положеніе было разстроено. Въ качеств подпоручика Смоленскаго пхотнаго полка онъ получалъ лишь весьма скудное жалованье. Къ тому же онъ былъ расточителенъ, склоненъ къ мотовству, любилъ карточную игру, длалъ долги и безпрестанно нуждался въ деньгахъ. Въ одномъ изъ своихъ писемъ Екатерина говоритъ что онъ былъ характера втренаго, легкомысленнаго, чрезмрно и безразсудно самолюбивъ {См. бумаги Блудова въ соч. Ковалевскаго, стр. 222.}. У него были три сестры, лишенныя, какъ и онъ самъ, всякихъ средствъ.

Не разъ онъ обращался къ правительству съ прошеніями объ отдач ему конфискованнаго имущества, но тщетно. Эти документы недавно были изданы въ сборник г. Кашлирева Памятники новой русской исторіи. Такъ напримръ въ апрл 1764 года было подано Мировичемъ прошеніе въ которомъ онъ говоритъ: ‘особливо принудили меня несносности трехъ неимущихъ родныхъ сестеръ, которыя въ двичеств въ Москв странствуютъ и на себ всю бдность какъ предъ симъ сносили, такъ и по нын носятъ, единственно носятъ отъ давняго приключенія злосчастнаго и вреднаго намъ предка нашего’ и т. д.

Когда въ первый разъ Мировичъ просилъ объ отдач имнія, собственноручная конфирмація Екатерины была слдующая: ‘По прописанному здсь просители никакого права не имютъ и для того надлежитъ Сенату отказать имъ’. Посл втораго прошенія резолюція, также собственноручная императрицы, была: ‘довольствоваться прежнею резолюціею’. {См. Кашларева, Памятники новой русской исторіи, I. 308 и 309. Тотъ самый Тепловъ который Гельбигомъ считался изобртателемъ вышеупомянутой интриги составилъ докладную записку о прошеній Мировича.} Это ршеніе послдовало Это іюня 1764 года, значитъ, четыре недли до катастрофы въ Шлюссельбург.

Мы почти ничего не знаемъ о сношеніяхъ Мировича съ вельможами до Шлюсселбургскаго дла. Изъ записокъ княгини Дашковой мы узнаемъ что Мировичъ весною 1764 года бывалъ часто у Петра Панина, дяди княгини. Прежде Мировичъ служилъ въ полку у Панина и даже былъ его адъютантомъ. Къ Панину онъ ходилъ, какъ говоритъ Дашкова, ‘по своему длу производившемуся въ Сенат’. Посл катастрофы въ Шлюссельбург, Екатерина, узнавъ о знакомств Панина съ Мировичемъ, подозрвала что существуетъ какая-то таинственная связь между Мировичемъ и княгинею Дашковой): Ей донесли будто бы Мировича часто видли приходившимъ рано по утру въ домъ княгини Дашковой. Елагинъ, выслушавъ императрицу, замтилъ что это ложь. ‘Невозможно’, сказалъ онъ, ‘чтобы Дашкова жившая въ уединеніи стала заговаривать съ такимъ лицомъ какъ Мировичъ, она должна была принять его за дурака, еслибы только коротко знала’. Затмъ Елагинъ замтилъ что если государыня желала подробно познакомиться съ этимъ загадочнымъ характеромъ, никто не въ состояніи удовлетворить ея любопытству въ такой степени какъ онъ, потому что Мировичъ долго служилъ въ его полку. Государыня послала за Панинымъ и послдній представилъ ей самый отвратительный портретъ Мировича. Дашкова замчаетъ: ‘Въ человк безъ всякаго воспитанія, надменномъ своимъ невжествомъ и неспособномъ даже оцнить послдствій своего предпріятія, трудно ей (Екатерин) было не узнать разительную характеристику Григорія Орлова’. {Записки Дашковой, стр. 93.} Немногимъ дальше Дашкова говоритъ что она никогда и не видла Мировича.

Дйствительно Петръ Панинъ въ бесд съ императрицею не хвалилъ Мировича. Екатерина въ записк къ графу Никит Ивановичу Панину замтила: ‘братъ вашъ сказываетъ про него что онъ лжецъ и безстыдный человкъ и при томъ трусъ великій’. {Осьмнадцатый Вкъ, II, 359.}

Эта характеристика Мировича едва ли въ точности соотвтствуетъ истин. При исполненіи своего предпріятія, во время слдствія и на эшафот, Мировичъ не казался трусомъ, а напротивъ, человкомъ ршительнаго характера. Однако умственныя способности его во всякомъ случа были посредственными. Неясность въ мысляхъ, суевріе, легкомысліе — вотъ что явно бросается въ глаза въ образ дйствій Мировича. Самое благочестіе его имло эксцентрическій характеръ. Такъ напримръ между его бумагами найдены дв записки его руки, гд онъ даетъ обтъ Николаю Чудотворцу, боле въ карты не играть, табаку не курить и пр. {См. Ковалевскаго l. с. 222.} Современники считали его фанатикомъ. {Bsching, Magaizn VI. 536.} Изъ бумагъ его было видно что онъ намревался убить Екатерину. Объ этомъ пишетъ сама Екатерина, занявшаяся еще во время своего пребыванія въ Прибалтійскомъ кра просмотромъ этихъ бумагъ. {Сборникъ Русск. Ист. Общ. VII. 370.} Разумется не должно обращать слишкомъ много вниманія на отзывы о Мирович въ манифестахъ правительства о кончин Іоанна Антоновича, гд между прочимъ онъ названъ ‘чудовищемъ въ род человческомъ’, говорится о его ‘зврской окаменлости’, сказано что ‘лишась всхъ способовъ къ законному достиженію чести и счастія, напослдокъ отступилъ отъ закона Божія и присяги своей’ и т. д. За то и въ частныхъ кругахъ тогдашняго общества разказывали разныя черты о странностяхъ съ характер Мировича, о томъ какъ онъ въ своемъ предпріятіи надялся на помощь святыхъ и т. п. {Записки Порошина, стр. 53. Разказы Строгонова и И. Панова, 9-го октября.}

Мировичъ не зналъ и никогда не видлъ принца Іоанна Антоновича. Не раньше какъ въ октябр 1763 года онъ узналъ отъ отставнаго барабанщика Шлюссельбурскаго гарнизона что въ крпости содержится бывшій императоръ, и желая какимъ бы то ни было средствомъ возвыситься и обогатиться а съ тмъ вмст отмстить императриц за двоекратный отказъ возвратить ему часть имнія его предковъ, Мировичъ вздумалъ произвести перемну въ правленіи, вывести принца Іоанна изъ крпости и провозгласить императоромъ. Причины наиболе его къ тому побудившія, какъ онъ самъ показалъ при допрос, были слдующія: ‘1) что онъ не имлъ свободнаго входа при высочайшемъ двор въ т комнаты гд ея императорское величество присутствовать изволитъ и въ кои только штабъ-офицерскаго ранга люди допускаются. 2) Что въ т оперы въ которыхъ ея императорское величество сама лресутствоватъ изволила, онъ равномрно допущаемъ не былъ. 3) Что въ полкахъ штабъ-офицеры не такое почтеніе какое слдуетъ офицерамъ по своей чести отдаютъ, и что тхъ кои изъ дворянъ съ тми кои изъ разночинцевъ сравниваютъ и ни въ чемъ преимущества первымъ противъ послднихъ не отдаютъ. 4) Что по поданной имъ ея императорскому величеству челобитной о выдач ему изъ отписанныхъ предковъ его имній, сколько изъ милости ея императорскаго величества пожаловано будетъ ему, въ резолюціи отъ ея величества, апрля 18го дня, надписано было: какъ по прописанному здсь проситель никакого права не иметъ, для того Сенату отказать, и что на вторичное ея императорскому величеству поданное письмо, коимъ онъ просилъ о награжденіи изъ предковыхъ имній или о пожалованіи пенсіи сестрамъ его, въ резолюціи отъ ея величества подписано: чтобъ довольствоваться прежнею резолюціею. {Ковалевскій, Блудовъ, стр. 222—223.}

Мировичъ говоритъ здсь о второй резолюціи Екатерины. Мы знаемъ что эта резолюція была дана не раньше 9го іюня. Однако уже въ ма мсяц, какъ мы увидимъ нибе, Мировичъ былъ занятъ приготовленіями къ исполненію своего замысла. Очень вроятно что онъ, быть-можетъ чрезъ Панина, за нсколько недль до резолюціи зналъ о несомннной безуспшности своей просьбы.

Къ сожалнію мы только изъ записки Екатерины ко графу Никит Панину узнаемъ о намреніи Мировича убить императрицу. Она писала 16го іюля 1764 года: ‘я прочла календарь и записки онаго злодя, изъ которыхъ единомышленныхъ не видится, но только изъ одного листа видно что онъ меня убить хотлъ, а чтобъ они по Петербургу не разглашали свои намренія, тому кажется врить не можно, понеже со Святой недли много о семъ происшествіи почти точные доносы были, которые моимъ неуваженіемъ презрны.’ {Сборникъ Р. Ист. Общ. VII. 370.}

О ‘единомышленныхъ’ Мировича можно сказать слдующее. Вс лица судившіяся вмст съ Мировичемъ и боле или мене строго наказанныя за участіе въ его заговор, за исключеніемъ одного придворнаго лакея Касаткина, принадлежали къ военному сословію.

О Касаткин въ приговор сказано что онъ ‘имлъ непозволенные и ему неприличные разговоры съ Мировичемъ, по важности которыхъ ему надлежало безъ всякаго времени отлагательства всемрно о томъ донесть, чего онъ не учинилъ, а сверхъ того и собственное изъявилъ продерзостію негодованіе свое.’ {П. С. З. No 12241.} Когда именно происходили эти разговоры между Касаткинымъ и Мировичемъ мы не знаемъ. Вроятно это случилось весною, до отправленія Мировича въ Шлюссельбургскую крпость. Изъ бумагъ дла Мировича, собранныхъ графомъ Блудовымъ и напечатанныхъ въ біографіи сего послдняго, видно что Касаткинъ, изъявляя неудовольствіе на дворъ, прибавлялъ что есть толки въ народ будто принца Іоанна возведутъ на престолъ. {Ковалевскій, 229.} Можетъ-быть что эти разговоры съ Касаткинымъ навели Мировича на мысль освободить Іоанна. Во всякомъ случа придворный лакей не могъ считаться важнымъ соучастникомъ Мировича. Мы даже не знаемъ было ли ему извстно намреніе Мировича свергнуть съ престола Екатерину и возвести Іоанна.

Гораздо важне было участіе въ заговор поручика Великолуцкаго полка Аполлона Ушакова, принимавшаго прямое участіе въ приготовленіяхъ къ заговору. Мировичъ искалъ себ сообщника на котораго могъ бы положиться. Давнишняя дружба и сходство въ нравахъ съ Ушаковымъ побудили его открыть Ушакову свое намреніе. {Откуда Геррманнъ, V. 649, заимствовалъ извстіе будто не Мировичъ, а Ушаковъ впервые возымлъ мысль освободить Іоанна?} Это случилось 8го или 9го мая. Онъ получилъ согласіе Ушакова помогать ему во всемъ, пошелъ съ нимъ 13го мая въ церковь Казанской Божіей Матери, гд отслуживъ по себ акаистъ и паннихиду какъ бы надъ умершими, они условились никому другому о семъ не говорить и сообщниковъ боле не искать. Посл сего здили осматривать Шлюссельбургскую крпость и мсто на Выборгской Сторон гд былъ артиллерійскій лагерь, тутъ дали общаніе, въ случа успшнаго исполненія ихъ предпріятія, построить церковь.

Первый планъ Мировича и Ушакова былъ слдующій: на третій день или не поздне недли посл отъзда императрицы въ Лифляндію, Мировичу должно было стараться быть посланнымъ въ караулъ въ Шлюссельбургскую крпость, а Ушакову, одвшись въ штабъ-офицерскій мундиръ, пріхать ночью на шлюпк въ сію крпость подъ именемъ ордонанса ея величества подполковника Арсеньева и предъявить Мировичу, какъ караульному офицеру, будто совершенно ему незнакомому, ложный, приготовленный ими отъ имени ея величества, указъ: взять подъ арестъ коменданта крпости и, сковавъ, вмст съ арестантомъ везти въ Петербургъ въ Сенатъ. Мировичъ, чтобъ удобне обмануть солдатъ, долженъ былъ имъ прочесть сей указъ и потомъ, взявъ восемь человкъ рядовыхъ, арестовать и сковать коменданта, а Ушакову между тмъ итти къ содержавшимъ при Іоанн Антонович особый караулъ офицерамъ и объявить имъ что онъ присланъ отъ ея императорскаго величества съ указомъ къ караульному офицеру, который теперь арестуетъ коменданта, а чтобъ они между тмъ убирались. Потомъ, освободивъ Іоанна Антоновича, взять крпостную шлюпку и посадя также съ собою барабанщика для битія тревоги, немедленно отправиться въ Петербургъ, гд, приставъ къ Выборекой Сторон, представить Іоанна Антоновича артиллерійскому лагерю, а еслибы лагерь не былъ еще поставленъ, то артиллерійскому пикету стоящему на Литейной.

Барабанщику было бы приказано ударить тревогу, и собравшемуся народу былъ бы прочтенъ приготовленный Мировичемъ и Ушаковымъ манифестъ, и объявлено: ‘что представляющаяся особа есть дйствительно государь Іоаннъ Антоновичъ, который, по семилтнемъ въ крпости Шлюссельбургской содержаніи, оттуда ими освобожденъ’. Мировичъ и Ушаковъ ~ надялись что посл сего артиллерійскіе служители и народъ пристанутъ къ нимъ, и хотя не имли никакихъ сношеній съ офицерами артиллерійскаго корпусу но полагали что по многолюдству сего корпуса, они найдутъ въ немъ себ сообщниковъ.

По учиненіи присяги новому императору, была бы послана команда для занятія С.-Петербургской крпости и произведена съ оной пушечная пальба, дабы собрать еще боле народа и привесть его въ страхъ. Также были бы поставлены пикеты къ мостамъ, чтобъ имть повсюду свободное сообщеніе, изъ присягнувшихъ офицеровъ нкоторые отправились бы въ Сенатъ, Синодъ и коллегіи и во вс состоящіе въ С.-Петербург полки, для приведенія ихъ къ присяг, въ случа же нужды, одному изъ заговорщиковъ надлежало туда хать самому, но другому находиться безотлучно при Іоанн Антонович, которому оставаться до времени въ артиллерійскомъ корпус. Императрицу и великаго князя Павла Петровича полагали заточить въ какое-либо отдаленное мсто.

Для исполненія сего плана были приготовлены Мировичемъ:

1) означенный выше ложный указъ отъ имени императрицы на имя караульнаго офицера Шлюссельбургской крпости. 2) Письмо къ принцу Іоанну. 3) Манифестъ отъ его имени. 4) форма клятвеннаго общанія. {Блудовъ 223—226.}

Таковъ былъ планъ заговорщиковъ, по показаніямъ Мировича. Очевидно и онъ самъ и Ушаковъ не имли представленія о затрудненіяхъ съ какими сопряжено подобное рискованное предпріятіе. Нельзя не удивляться легкомыслію которое заставляло Мировича и Ушакова надяться на легковріе солдатъ, офицеровъ, чиновниковъ и всего народа. Съ другой стороны, нельзя отрицать что въ продолженіе восемнадцатаго вка были случаи удавшихся переворотовъ произведенныхъ съ незначительными силами. Въ 1741 году престолъ Іоанна былъ опрокинутъ горстью солдатъ: въ 1764 году Мировичъ надялся опять-таки горстью солдатъ возстановить престолъ Іоанна. Самое вступленіе на престолъ Екатерины было однимъ изъ такихъ переворотовъ. Въ немъ участвовали люди до того не имвшіе почти никакого политическаго значенія. Княгиня Дашкова прямо говоритъ въ своихъ запискахъ что ‘конечно вслдствіе необыкновенной удачи послдняго переворота Мировичу казалось низверженіе Екатерины предпріятіемъ легкимъ, и вообразивъ прослыть героемъ, онъ ршился предоставить корону сумашедшему принцу’. {Записки Дашковой, 94.}

Участіе Ушакова въ предпріятіи Мировича ограничивалось общаніемъ содйствовать предпріятію и помощью при редакціи вышеупомянутыхъ документовъ, содержаніе которыхъ, къ сожалнію, намъ неизвстно. Когда по случаю арестованія Мировича были отобраны вс его бумаги, сама Екатерина занялась просмотромъ этихъ бумагъ, и въ отношеніи къ документамъ составленнымъ съ цлію заговора, писала къ Панину: ‘Извольте примчать еще въ семъ дл что три руки есть: манифесты мелкимъ письмомъ писаны, письмо — крупнымъ письмомъ, а Ушакова рука третья, и только одна подписка его имени’. {Сборникъ Р. Ист. Общ. VII 366.} Спрашивается: кто могъ быть третьимъ участникомъ въ составленіи этихъ бумагъ? Во время слдствія о такомъ лиц не говорится.

О содержаніи письма къ Іоанну намъ ничего не извстно. Вроятно оно было составлено какъ бы отъ имени Сената. О содержаніи манифеста здсь и тамъ встрчаются намеки — онъ былъ подписанъ Мировичемъ и Ушаковымъ и заключалъ въ себ ужасную критику царствованія Екатерины съ цлью сдлать ее ненавистною народу и доказать необходимость государственнаго переворота. {Bsching, VI стр. 633 и П. С. З. 12.241.} Кастейра разказываетъ будто въ манифест было сказано что Сенатъ приглашаетъ Іоанна Антоновича на царство вслдствіе того что императрица удалилась въ Лифляндію съ намреніемъ вступить въ бракъ съ польскимъ королемъ Станиславомъ Понятовскимъ и чрезъ это лишила себя всхъ правъ на русскій престолъ. {Кастейра, I. 196.} Намъ неизвстно откуда профессоръ Геррманнъ заимствовалъ слдующее содержаніе этого подложнаго сенатскаго указа: ‘Такъ какъ Екатерина не желаетъ боле управлять варварскими и неблагодарными народами, не понимающими ея стремленій къ высокимъ цлямъ, она ршилась оставить Имперію и вступить въ бракъ съ графомъ Орловымъ, передавая императорскую корону несчастному Іоанну. Поэтому Сенатъ приказываетъ Мировичу освободить Іоанна изъ заключенія и привезти его въ Петербургъ.’ {Herrmann, V. стр. 660.}

Въ ‘сентенціи по злодйскимъ винамъ Мировича и его сообщниковъ’ сказано что Мировичъ ‘сочинилъ и подписалъ и составилъ въ ужасномъ злодйств возмутительныя сочиненія, наполненныя неизрчимыми непристойностями какъ въ оскорбленіи освященной ея императорскаго величества особы, такъ и въ разсужденіи спокойствія и тишины государства, чмъ онъ себя учинилъ оскорбителемъ же величества’ и пр. {П. С. З. No 12.241.} Къ тому же въ біографіи Іоанна напечатанной въ сборник Бюшинга сказано что Панинъ между бумагами Мировича нашелъ столь ‘ядовитыя и страшныя клеветы противъ императрицы что предпочелъ препроводить къ ней самой для собственноручнаго уничтоженія этихъ бумагъ.’ {Бюшингъ, VI, стр. 536.} Все это гораздо вроятне разказовъ будто Ушаковъ и Мировичъ выдумали сказку о намреніи Екатерины вступить въ бракъ съ Орловымъ или Понятовскимъ. Поношенія направленныя противъ императрицы очень хорошо согласуются съ показаніями Мировича въ допрос о его неудовольствіи и съ намреніемъ его убить Екатерину.

Ушаковъ еще до приведенія въ исполненіе программы заговора быстро сошелъ со сцены. 25го мая онъ былъ посланъ военною коллегіей изъ С.-Петербурга съ казною къ генералу князю М. Н. Волконскому. Онъ надялся что возвратится до предпринятія государынею путешествія въ Лифляндію, и что отлучка его не помшаетъ исполнить ихъ намренія, но на дорог утонулъ въ рк. {См. статью Кочубея въ Чтеніяхъ, 1860, III, стр. 151.} Этотъ фактъ, случившійся весною, во время разлива ркъ, не заключаетъ въ себ ничего особеннаго. Однако здсь и тамъ встрчаются разныя предположенія о какой-то тайн сопряженной съ кончиною Ушакова. Геррманнъ замчаетъ что Ушаковъ погибъ ‘загадочнымъ образомъ’, {Herrmann, Gesch, d. russ Staats, V. 649.} а Кастейера даже говоритъ что Ушаковъ самъ искалъ смерти. {Кастейра, I, стр. 192, Екатерина сначала не знала о кончин Ушакова. См. Сборникъ Р. Ист. Общ, VII. 365.}

Лишившись товарища, Мировичъ ршился одинъ непремнно привести въ исполненіе свое предпріятіе. Вроятно въ это время онъ открылъ свое намреніе подпоручику изъ Грузинцевъ Семену Чефаридзеву, не сообщая ему однако ничего точнаго въ какое именно время онъ хотлъ исполнить свое намреніе. Мировичъ разказалъ Чефаридзеву о предполагаемомъ освобожденіи и привоз Іоанна Антоновича въ Петербургъ къ артиллерійскому корпусу, о томъ что ‘къ сожалнію солдатство не согласны и не скоро ихъ на то проведешь’. Вина Чефаридзева заключалась въ томъ что онъ не донесъ тотчасъ же о сообщеніяхъ Мировича своему начальству и что спросилъ регистратора Безсонова въ Шлюссельбург знаетъ ли онъ кто содержится въ заключеніи въ первомъ нумеръ. Знать о нахожденіи Іоанна Антоновича въ Шлюссельбургскомъ каземат тогда считалось дломъ до того опаснымъ, что Безсоновъ въ отвтъ на сообщеніе Чефаридзева ударилъ его въ голову и отвтилъ: ‘дуракъ, да у дурака спрашиваешь’. Чефаридзевъ, наказаніе котораго состояло въ шестимсячномъ заключеніи въ тюрьму и написаніи въ солдаты, нисколько не участвовалъ въ предпріятіи Мировича: онъ только зналъ о немъ. {См. П. С. 3. 12241.}

Другихъ товарищей знавшихъ о намреніи Мировича въ столиц не было. Съ офицерами артиллерійскаго корпуса на Выборгской Сторон Мировичъ не имлъ никакихъ сношеній, хотя и предполагалъ впервые туда повезти изъ Шлюссельбурга освобожденнаго Іоанна Антоновича. {Ковалевскій, Блудовъ, стр. 224.}

Тогда однако ходили слухи о содйствіи какихъ-то тайныхъ заговорщиковъ въ Петербург. Они подтверждались слдующимъ разказомъ, о которомъ въ стать у Бюшинга встрчаются довольно любопытныя показанія. Неизвстный біографъ Іоанна пишетъ: ‘въ Петербург занимались вопросомъ могъ ли Мировичъ приступить къ длу только располагая горстью солдатъ и не имя сообщниковъ. Существованіе послднихъ считали тмъ боле вроятнымъ, что по разказамъ современниковъ въ роковую ночь 4го на 5е іюля были замчены нкоторыя лодки наполненныя людьми. Эти лодки подымались вверхъ по Нев въ направленіи къ Шлюссельбургу, остановились въ близкомъ отъ крпости разстояніи и, какъ полагали, имли назначеніе повезти освобожденнаго принца въ Петербургъ.’ Авторъ однако прибавляетъ къ этому: ‘Я впрочемъ на счетъ этого обстоятельства не могъ узнать ничего достоврнаго, а Мировичъ до казни утверждалъ что кром шлюссельбургскихъ солдатъ не имлъ никакихъ сообщниковъ. {Bsching, VI. 536.} Чрезвычайно важно то обстоятельство что объ этихъ лодкахъ упомянуто и въ одной изъ записокъ императрицы къ Панину. Она писала изъ Риги 14го іюля 1764 года: ‘Я получила сегодня курьера отъ выборгскаго губернатора съ репортами, кои при семъ къ вамъ посылаю. Вы можете по онымъ приказать генералъ-поручику Веймарну чтобъ онъ отыскалъ того унтеръ-офицера который будучи при шлюзахъ доносилъ своему командиру, ассессору Бекоу, что онъ видлъ прибывшія изъ Петербурга въ Шлюссельбургъ шлюпки съ людьми въ маскахъ, его допросилъ, подлинно ли онъ видлъ, и старался бы всячески развдывать не откроется ли чрезъ это какихъ сообщниковъ извстному бунту.’ {Сборникъ Р. Ист., Общ., VII. 370.}

Другаго намека объ этихъ шлюпкахъ съ людьми въ маскахъ мы нигд не находимъ. Но едва ли можно считать вроятнымъ чтобы заговорщики отправились въ Шлюссельбургъ ‘въ маскахъ’. Въ то время года ночи бываютъ почти совершенно свтлыя. Путешественники въ маскахъ должны были обратить на себя вниманіе случайныхъ зрителей находившихся на берегу Невы. Кто желалъ оставаться незамченнымъ, едва ли могъ ршиться на такую мру. Унтеръ-офицеръ о которомъ говорится въ письм Екатерины можетъ-быть увлекся сильнымъ воображеніемъ и видлъ маски которыхъ не было.

За то мы знаемъ что въ ту роковую ночь дйствительно происходило сообщеніе лодками между Шлюссельбургомъ и столицею. Какъ мы увидимъ ниже, въ Шлюссельбург въ ту ночь получена была во второмъ часу депеша, а также изъ Шлюссельбурга отправлены депеши къ графу Панину. Для, этого было необходимо отправленіе лодокъ, потому что Шлюссельбургская крпость находится на остров. Въ этихъ лодкахъ однако находились не заговорщики-сообщники Мировича, а курьеры правительственныхъ мстъ.

Когда на другое утро распространился слухъ о случившемся въ Шлюссеньбург, воображеніе публики легко могло разыграться. Замченныя ночью на Нев лодки съ курьерами легко могли подать поводъ къ разказамъ объ хавшихъ къ Шлюссельбургу столичныхъ заговорщикахъ въ маскахъ.

Мы къ сожалнію не имемъ тхъ писемъ Панина и выборгскаго губернатора на которыя Екатерина отвчала изъ Риги. Въ нихъ можетъ-быть мы нашли бы боле подробныя данныя объ этомъ слух о маскахъ. Во всякомъ случа пока мы не знаемъ ничего положительнаго на счетъ этого обстоятельства и не имемъ основанія придавать ему особенное значеніе. Во всякомъ случа замчанія Екатерины относящіяся къ этому предмету подтверждаютъ наше мнніе о томъ что императрица не могла имть никакого отношенія къ заговорщикамъ и совершенно неожиданно узнала объ этомъ происшествіи.

Принимая во вниманіе вс вышеприведенныя данныя о сообщникахъ Мировича, мы не имемъ основанія предполагать чтобы въ столиц, кром Чефаридзева и Касаткина, кто-либо еще былъ посвященъ въ тайну заговора. Даже и Кастейра говоритъ что ‘Мировичъ не мало гордился тмъ что предпринимаетъ это дло безъ помощи кого-либо’.

20го іюня императрица отправилась изъ Петербурга въ Прибалтійскій край. Тотчасъ же посл этого Мировичъ явился въ Шлюссельбург въ качеств караульнаго офицера Смоленскаго полка. Караульные офицеры въ Шлюссельбург оставались недлю и затмъ смнялись другими. Въ продолженіе этой недли, пока Мировичъ былъ на очереди, онъ долженъ былъ приступить къ длу.

Мировичъ началъ съ того что однажды, во время прогулка по крпостному валу, онъ ознакомился подробно съ положеніемъ того помщенія гд содержался Іоаннъ Антоновичъ. {Въ біографіи Іоанна у Бюшинга, VI, стр. 533, сказано что Мировичъ веллъ обозначить это мсто незамтнымъ для постороннихъ образомъ ‘No 1’.} Однако недля прошла и Мировичъ не могъ приступить къ исполненію своего предпріятія. Желая выиграть время, онъ, 3го іюля, выпросился не въ очередь оставаться караульнымъ офицеромъ въ Шлюссельбургской крпости. Мы не знаемъ о причин заставившей Мировича отложить приведеніе въ исполненіе замысла. Біографъ Іоанна въ сборник Бюшинга полагаетъ что обстоятельства въ продолженіе этой недли не благопріятствовали исполненію плана. Кастейра приписываетъ отсрочку малодушію Мировича, низъ того обстоятельства что онъ просилъ дозволенія еще и доле оставаться въ Шлюссельбург выводитъ заключеніе что ‘можетъ-быть т которые за кулисами дйствовали заодно съ Мировичемъ старались ободрить его’. Геррманнъ находитъ весьма страннымъ что комендантъ Шлюссельбургской крпости, Бередниковъ, согласился оставить Мировича вн опереди въ крпости и вообще удивляется тому что Мировичъ не встртилъ важныхъ препятствій. Мы увидимъ вигке что послднее замчаніе лишено основанія и что Мировичъ приступая къ длу встртилъ цлый рядъ весьма значительныхъ затрудненій. Геррманнъ усматриваетъ въ согласіи Бередникова оставить Мировича еще недлю въ Шлюссельбург указаніе что комендантъ дйствовалъ какъ бы за одно съ Мировичемъ. Это предположеніе нельзя не назвать опрометчивымъ, необдуманнымъ. {Herrmann, V. 649 и 650.}

Какъ бы то ни было, въ ту минуту когда Мировичъ ршился дйствовать, онъ былъ вн очереди караульнымъ офицеромъ въ Шлюсельбург. Не ране какъ въ самые послдніе дни и часы до катастрофы онъ старался уговорить нкоторыхъ капраловъ и солдатъ къ участію въ бунт. Въ ‘сентенціи’ сказано что ‘Мировичъ всевозможнымъ образомъ старался злоковарною хитростью своею и искушеніемъ опутать и другихъ несмысленныхъ и простыхъ людей въ свои измнническія сти и предусплъ простйшихъ команды своей людей склонить въ сообщество измнническаго своего предпріятія, другихъ же лестью и обманомъ, а иныхъ насильствомъ и умертвить стращая’ и пр. {П. С. З. No 12.241.} Дале сказано въ ‘сентенціи’ о нкоторыхъ капралахъ что они ‘за нсколько часовъ до начинанія Мировичемъ злаго его предпріятія имъ самимъ къ тому соглашены и подговорены’, что они ‘при первомъ Мировичемъ согласованіи отъ сообщества усильно отговаривались и желанія своего отнюдь не оказывали, но напротивъ того, его самого отъ того отвращали, и что лотомъ боле по простот и несмысленности своей на сіе злодйство злоковарною хитростью онаго Мировича подговорены, и повидимому точно сего имъ Мировичемъ предпріятаго злодйства въ тотъ же день въ дйство произведеннымъ быть иногда не уповали, и на размышленіе о семъ брали, себ время, къ тому же состоя подъ его командою, опасались дабы за непослушаніе ихъ отъ него не послдовало имъ истязанія, а паче съ тмъ намреніемъ чтобы скоре отъ него отойтить, боле къ тому и склонными себя объявили.’ О большей части солдатъ, участвовавшихъ посл въ перестрлк съ гарнизонною командой, сказано въ ‘сентенціи’ что они ‘о намреніи Мировича заране свднія никакого не имли и стрляли повинуясь просто команд своего офицера’. {П. С. 3. 12.241.}

Геррманнъ замчаетъ что Мировичъ, вчно до того нуждавшійся деньгами, на этотъ разъ былъ снабженъ деньгами и подкупомъ дйствовалъ на капраловъ и солдатъ. Указанія на какой-либо источникъ этого свднія мы у г. Геррманна не находимъ и нигд не встрчается малйшаго намека о томъ будто денежныя средства находившіяся въ распоряженіи какой-то таинственной партіи склонили солдатъ и капраловъ принимать участіе въ бунт.

Какъ не осторожно и не обдуманно дйствовалъ Мировичъ въ послднія минуты до начала предпріятія, видно изъ его попытки склонить на свою сторону капитана Власьева. О бесд между Мировичемъ и Власьевымъ мы изъ бумагъ о дл Мировича узнаемъ слдующее.

4го іюля Мировичъ прсхаживался по галлере крпости съ гарнизоннымъ капитаномъ Власьевымъ, бывшимъ караульнымъ при Іоанн Антонович, и замтивъ что Власьевъ старается отклонить прогулку ихъ близь мста пребыванія Іоанна Антоновича, пожелалъ было тогда открыться Власьеву I въ своемъ предпріятіи, вступилъ съ нимъ въ разговоръ и спросилъ его: ‘Не погубитъ ли онъ его прежде предпріятія?’ Власьевъ, прервавъ Мировича, отвчалъ: ‘Когда предпріятіе такое чтобы къ погибели Мировича слдовало, то онъ не токмо внимать, но даже и слышать не хочетъ‘. Посл сего Мировичъ не ршился объясниться Власьеву. Они однакожь прохаживались и еще на пристани и напослдокъ разошлись, не говоря боле о семъ предмет. {См. біографію Блудова, соч. Ковалевскаго, стр. 225 и статью Кочубея въ Чтеніяхъ 1880. III. Смсь, стр. 151.}

Мировичъ, возвратившись въ офицерскую караульню, открылъ свое намреніе своему встовому, {Очевидно Пискловъ о которомъ говорится въ П. С. 3. 12.241 подъ No III и который у Кастейра названъ Писковымъ.} и съ помощію его пригласилъ на свою сторону нсколькихъ своей команды солдатъ, которые однакожь дали въ томъ слово одни изъ подчиненности, а другіе думая что Мировичъ оставитъ сіе дло какъ невозможное. {Чтенія 1860, III, 161.} Затмъ Мировичъ написалъ еще указъ отъ имени Іоанна Антоновича командиру Смоленскаго пхотнаго полка полковнику Корсакову, гд будто новый императоръ, жалуя его (Корсакова) генераломъ, приказываетъ немедленно привести полкъ къ присяг и слдовать съ онымъ въ С.-Петербургъ къ Лтнему Дворцу. {Ковалевскій, стр. 225.}

Отрывистая бесда съ Мировичемъ между тмъ очевидно испугала Власьева, который въ тотъ же вечеръ ршился извстить графа Н. И. Панина о случившемся. Въ своемъ ‘репорт’ онъ доноситъ слдующее: ‘Сего іюля 4го дня, посл полудня, въ 5 часу, вышелъ я для прогулки въ крпости и сошелся со мною находящійся въ Шлюссельбургской крпости караульный оберъ-офицеръ Смоленскаго пхотнаго полка и началъ мн говорить: ‘Ежели дозволите мн вамъ говорить и не погубите меня’. ‘Примтилъ я изъ тхъ разговоровъ что клонился до нашей коммиссіи.’ {Осьмнадцатый Вкъ, III, стр. 385.} Послднее выраженіе техническій терминъ относящійся къ порученію караулить арестанта. Это же выраженіе употребляется часто въ отношеніи къ Брауншвейгской фамиліи въ Холмогорахъ.

Кажется Мировичъ сначала не предполагалъ приступить къ длу въ ту же ночь которая слдовала разговору съ капитаномъ Власьевымъ, мы имемъ основаніе думать что слдующія обстоятельства принудили его, не теряя времени, ршиться на отважное предпріятіе. Онъ хотя и призвалъ къ себ изъ стоявшихъ съ нимъ въ караул нсколькихъ капраловъ и рядовыхъ, убждалъ ихъ помогать ему, {Нкоторые изъ нихъ уговаривали его оставить эту мысль, другіе отвчала: ‘Ежели солдатство будетъ согласно, то и мы согласны.’ Ковалевскій, стр. 229.} но не сказалъ имъ, какъ мы уже видли, когда именно онъ намренъ исполнить злой умыселъ, самъ же онъ раздлся и легъ въ постель.

Ночью во второмъ часу, отъ коменданта Бередник она присланъ былъ къ Мировичу унтеръ-офицеръ Лебедевъ, чтобы въ крпость пропущены были гребцы. Чрезъ нсколько минутъ, а именно въ половин втораго же часа, сей унтеръ-офицеръ пришелъ опять съ объявленіемъ что велно пропустить канцеляриста. Когда же пришелъ въ третій разъ съ по велніемъ отъ коменданта пропустить гребцовъ опять изъ крпости, то Мировичъ заключилъ изъ отправленія курьера въ Петербургъ что можетъ-быть Власьевъ донесъ коменданту о разговор его съ нимъ, и положилъ боле не терять ни минуты.

Предположеніе Мировича было справедливо. Мы знаемъ что Власьевъ написалъ рапортъ и просилъ коменданта немедленно отправить его съ нарочнымъ въ С.-Петербургъ. {См. Ковалевскаго Біографія Блудова, стр. 226, и Кочубея статью аъ Чтеніяхъ 1860, III, 151.} По всей вроятности т же самые гребцы, только-что прибывшіе въ Шлюссельбургъ съ ‘канцеляристомъ’, были отправлены обратно въ Петербургъ. Эти же гребцы, какъ мы изложили выше, можетъ-быть и подали поводъ къ слухамъ о маскированныхъ заговорщикахъ.

Однако тутъ раждается вопросъ: почему не арестовали Мировича посл того какъ онъ компрометтировалъ себя въ бесд съ капитаномъ Власьевымъ?

Т историки которые, какъ напримръ Геррманнъ, считаютъ вроятною какую-то таинственную связь между Мировичемъ и дворомъ и по мннію которыхъ событія въ Шлюссельбург совершились сообразно съ заране приготовленною программою, въ томъ обстоятельств что Мировичь не былъ арестованъ вечеромъ 4го іюля легко могли видть подтвержденіе предположеній компрометирующихъ Екатерину и ея совтниковъ.

Съ другой стороны, нельзя сказать чтобы Мировичъ своимъ краткимъ отрывистымъ вопросомъ былъ компрометированъ до того чтобы Власьевъ могъ настаивать на его арестованіи. Власьевъ не далъ ему кончить, остановилъ его именно въ ту минуту когда Мировичъ былъ готовъ открыть ему свое намреніе. Предположеніе Власьева что слова Мировича относятся къ Іоанну Антоновичу было справедливо, однако оно было лишь предположеніемъ и не могло оправдать крутыхъ мръ противъ Мировича. Можетъ-быть въ депеш къ Панину Власьевъ испрашивалъ инструкцію арестовать ли Мировича или нтъ. Мы не знаемъ всего содержанія депеши.

Въ такихъ случаяхъ подчиненные не любили дйствовать ршительно и самостоятельно. Обыкновенно наказы начальства и направляли вс дйствія Вындомскаго и Миллера въ Холмогорахъ, Власьева и Чекина въ Шлюссельбург. Къ тому же мы не знаемъ сообщилъ ли капитанъ Власьевъ коменданту Шлюссельбургской крпости о бесд съ Мировичемъ. Бывало что люди которымъ поручались коммиссіи въ род той какую имли Власьевъ и Чекилъ переписывались непосредственно съ высокопоставленными лицами въ Петербург, сохраняя многое въ тайн даже предъ непосредственнымъ мстнымъ начальствомъ.

Какъ бы то ни было, Мировичъ имлъ возможность приступить къ длу. Посл троекратной посылки къ нему унтеръ-офицера Ледедева, Мировичъ, будучи уже раздтъ, схватилъ въ руки свой мундиръ, шляпу, шпагу, шарфъ и пр., сбжалъ внизъ въ солдатскую караульню и закричалъ: къ ружью! Пославъ въ разныя мста собирать всю команду, самъ одлся, вышелъ предъ фронтъ, веллъ зарядить ружья боевыми патронами и отправилъ одного капрала и двухъ солдатъ къ воротамъ и калитк съ приказаніемъ: никого въ крпость не впускать и никого изъ нея не выпускать. {Чтенія 1860, III. Смсь, стр. 151—152. Ковалевскій, стр. 226.}

Все это происходило чрезвычайно быстро, какъ видно изъ письма Чекина къ графу Панину: ‘Какъ сего 4го іюля посланный мною рапортъ для отправленія вашему высокопревосходительству я персонально господину полковнику Бередникову посл полуночи во второмъ часу вручилъ и оный того жь числа отправилъ съ нарочно посланнымъ при мн, и я пошелъ къ своему мсту и еще до того не дошелъ, и вдругъ вскричали на гауптвахт: къ ружью! и тотчасъ всмъ фронтомъ приступили къ нашему посту’. {Осьмнадцатый Вкъ, III, 385.}

Приказаніе не выпускать никого изъ крпости могло имть цлью остановить отправленіе курьера съ депешами къ Панину. Что же касается до запрещенія впускать кого-либо въ крпость, то мы въ запискахъ Екатерины находимъ слдующую замтку: ‘Написано въ допрос что окромя маленькихъ шлюпокъ впускать злодй не веллъ, что подаетъ причины думать будто онъ сикурса ждалъ’. {Сборникъ Ист. Общ., VIII. 366.} Во всякомъ случа такого ‘сикурса’ не было, и Мировичъ, располагая исключительно своею командой Смоленскаго полка, долженъ былъ сражаться съ гарнизонною командой, находившеюся около каземата (служившаго тюрьмою для Іоанна Антоновича. Изъ ‘сентенціи’ можно вывести заключеніе что команда Мировича участвовавшая въ дл состояла изъ 45 человкъ.

Гарнизонная команда была мене многочисленна. Если Мировичъ могъ разчитывать на своихъ подчиненныхъ, онъ былъ сильне мстной власти. Въ перестрлк, которая началась около тюрьмы Іоанна Антоновича, участвовало не боле 16ти солдатъ гарнизонной команды, какъ сказано въ стать г. Кочубея, составленной по архивнымъ матеріаламъ. Гарнизонная команда исполнила свой долгъ добросовстно и поэтому не могла подлежать наказанію. О томъ какъ вели себя другіе солдаты, находившіеся въ Шлюссельбургской крпости, въ дл Мировича, а именно въ ‘сентенціи’, встрчаются самыя подробныя данныя. Особенно достойными наказанія считались пять артиллерійскихъ солдатъ которые, по приказанію Мировича, притащили пушку, зарядили оную и направили противъ гарнизонной команды, затмъ одинъ фуріеръ и нсколько человкъ солдатъ которые безъ ружей были поставлены Мировичемъ для караула при арестованномъ полковник Бередников. Наконецъ еще упомянуто о 17ти солдатахъ которые были на часахъ на разныхъ боле отдаленныхъ отъ театра дйствій пунктахъ и никакого въ дл не принимали участія.

Что касается до капитана Власьева и поручика Чекина, то въ манифест о кончин Іоанна Антоновича о нихъ говорится почти какъ объ инвалидахъ, то-есть что имъ ‘по долговременной военной служб и изнуренномъ здоровь, а при томъ и неимуществу, надобно было дать вмсто награжденія покой и пропитаніе до конца ихъ жизни’, и что потому имъ поручили яадзоръ надъ Іоанномъ Антоновичемъ. Они оборонялись ихъ дйствія были стснены необходимостью сторожить Іоанна именно въ столь роковыя минуты. Мировичъ, дйствуя наступательно, располагая большимъ числомъ солдатъ, нападая на гарнизонную команду совершенно неожиданно, находился въ сравнительно выгодномъ положеніи.

Какъ только Мировичъ закричалъ: къ ружьюі и собралъ свою команду съ намреніемъ приступить къ каземату Іоанна Антоновича, комендантъ Бередниковъ вышелъ на крыльцо и спросилъ Мировича, для чего онъ собираетъ команду, но Мировичъ, вмсто отвта, съ ружьемъ въ рукахъ бросился на коменданта и, сказавши ему: ‘Ты здсь держишь невиннаго государя’, ударилъ его ружейнымъ прикладомъ такъ что разбилъ лобъ, повредя и черепъ, лотомъ схватилъ его за воротъ халата, отдалъ команд подъ караулъ. Солдаты, бжавшіе безъ ружей съ одними тесаками, повиновались и сторожили раненаго Бередникова. {Въ ‘сентенціи’ сказано: ‘уязвя’ коменданта. Мы слдуемъ разказу Кочубея. Въ стать Блудова о раненіи Бередникова не упомянуто.} Никто изъ присутствовавшихъ не защитилъ коменданта. Очевидно Мировичъ й-ь эту минуту своею ршимостью сдлался обладателемъ крпости. Солдаты, не ожидавшіе ничего подобнаго, не понимавшіе хода дла, скоре были готовы оставаться зрителями, нежели остановить предпріятіе Мировича.

Вс эти свднія основаны на допросахъ участвовавшихъ въ дл. Не совсмъ согласны эти данныя съ показаніями историковъ, которымъ, разумется, архивныя дла были недоступны. Кастейра, напримръ, разказываетъ что Мировичъ на вопросъ коменданта почему онъ собираетъ людей, тихонько похлопалъ его прикладомъ по плечу и затмъ отдалъ его солдатамъ, и что комендантъ чрезвычайно спокойно далъ арестовать себя. Этому разказу слдуетъ и Геррманнъ, находящій въ томъ обстоятельств что комендантъ не спалъ еще во второмъ часу ночи, подтвержденіе своего убжденія что вс эти событія совершились по заране составленной программ, и что поэтому Бередниковъ, когда его взяли подъ стражу, не оказалъ ни малйшаго сопротивленія. Мы однако знаемъ что комендантъ еще во второмъ часу былъ занятъ отправленіемъ депешъ въ Петербургъ, и что онъ посл удара прикладомъ въ лобъ едва ли былъ въ состояніи противиться арестованію.

Выстроивъ своихъ солдатъ въ три шеренги, Мировичъ пошелъ къ казарм гд жилъ Іоаннъ Антоновичъ. Гарнизонная команда, не получивъ на окликъ отвта, кром ‘идемъ васъ брать’, а изъ устъ Мировича: ‘иду къ государю’, начала стрлять. Сначала выстрлилъ одинъ изъ солдатъ гарнизонной команды, затмъ, по приказанію Чекина, выстрлили изъ четырехъ ружей. Мировичъ съ своей стороны приказалъ также выстрлить фронтомъ, а гарнизонная команда отвчала ему залпомъ. Посл этого солдаты Мировича отступили.

Въ стать графа Блудова, составленной по архивнымъ матеріаламъ, сказано что съ обихъ сторонъ было сдлано 124 выстрла. Никто не убитъ и не раненъ, вроятно, какъ сказано въ экстракт изъ дла, ‘по причин бывшаго тогда большаго тумана и потому отчасти что фронтовая команда на высокомъ, а гарнизонная въ низкомъ и нсколько покрытомъ мст стояли, боле же оттого что люди отъ сна не вовсе въ настоящую память вошли’.

На сторон Мировича и на сторон Чекина вмст едва ли могло быть боле 60 человкъ солдатъ. При 124 выстрлахъ, каждый долженъ былъ выстрлить по два раза. По вышеизложенному разказу однако каждый выстрлилъ только разъ. Значитъ въ нашихъ данныхъ тутъ встрчается нкоторая несообразность. Къ сожалнію и въ рапорт Чекина не встрчается ничего подробне объясняющаго ходъ дла. Тамъ только сказано: ‘Всмъ фронтомъ приступили къ нашему посту, наши отбили непріятеля’. {} Кастейра, во всемъ происшествіи видя только фарсъ, полагаетъ что ружья имли лишь холостые заряды. Геррманнъ, слдуя неизвстному намъ, но очевидно не особенно надежному источнику, разказываетъ что по словамъ офицера находившагося де въ Шлюссельбург до Мировича и посл него, вообще не было сдлано никакихъ выстрловъ.

Однако отступленіе солдатъ команды Мировича объясняется лишь выстрлами команды Чекина. Солдаты Мировича разсыпались и собравшись поодаль отъ казармы, ‘противъ мста гд лежали пожарные инструменты’, требовали вида по чему онъ такъ поступаетъ. Мировичъ отвчалъ что онъ иметъ врный видъ и, сходивши въ кордегардію, принесъ оттуда хранившійся въ ращелин лжеооставленный манифестъ и прочиталъ изъ онаго т мста коими надялся возбудить, въ солдатахъ ревность. По прочтеніи же поздравилъ ихъ съ государемъ. Солдаты въ послдствіи на допросахъ показали что не разслышали и не поняли что имъ читалъ Мировичъ.

Посл сего Мировичъ, подойдя снова къ казарм, самъ требовалъ чтобы боле не стрляли, а сдались и впустили его, потомъ нсколько разъ съ тми же предложеніями посылалъ гарнизоннаго сержанта.

Видя что угрозы его не дйствуютъ, онъ взялъ изъ комендантскихъ покоевъ ключи и съ нсколькими солдатами и артиллерійскими служителями пошелъ на бастіонъ за пушкою, артиллерійсскому капралу веллъ достать изъ погреба пороху и снарядовъ и между тмъ кричалъ какъ стоящему на томъ бастіон человку, такъ и прочимъ: Заряжайте ружья и не пускайте никого изъ крпости и въ крпость. Поставивъ шестифунтовую пушку предъ казармой и велвъ зарядить ее ядромъ, Мировичъ снова послалъ сержанта сказать гарнизонной команд чтобы боле не противились, или онъ откроетъ огонь изъ пушки.

Тогда-то именно настала минута предусмотрнная въ инструкціи Власьева и Чекина. ‘Они видли что привезена, пушка, что она заряжена и что имъ невозможно противиться Мировичу, и чтобы сласти команду отъ напрасной и безполезной смерти, должны были, какъ означено въ ихъ показаніи, сему внутреннему и сугубо злйшему непріятелю уступитъ, они отвчали Мировичу чрезъ его сержанта что стрлять не будутъ, но въ то жь время закололи Іоанна Антоновича.’ Такъ разказываетъ графъ Блудовъ, слдуя документамъ всего дла.

Въ донесеніи Чекина графу Панину очень кратко говорится: ‘Наши отбили непріятеля, они вторично наступать начали и взяли пушку, и мы, видя превосходную силу, арестанта обще съ капитаномъ умертвили.’ {Восьмнадцатый Вкъ, III, 385.} Столь краткое донесеніе, не заключающее въ себ ни одного слова о причинахъ побудившихъ Власьева и Чекина приступить къ этой крайности, нкоторымъ образомъ подтверждаетъ наше предположеніе о существованіи инструкціи. Въ манифест же о кончин Іоанна Антоновича сказано слдующее: ‘Вышеупомянутые капитанъ Власьевъ и поручикъ Чекинъ, увидя предъ собою совсмъ силу непреодолнную и неизбжно предтекущее погубленіе (ежели бы сей ввренной былъ освобожденъ) многаго невиннаго народа отъ послдующаго чрезъ то въ обществ мятежа, приняли между собою крайнйшую резолюцію, пресчь оное пресченіемъ жизни одного къ несчастію рожденнаго. Итакъ (въ разсужденіи томъ что ежели бы они столь великимъ азартомъ отъемлемаго у нихъ арестанта изъ рукъ своихъ упустили, то бы сами подвержены быть могли строгости законовъ) умертвили его, не устрашась что тмъ же самымъ животъ свой подвергали мучительной смерти отъ отчаяннаго злодя.’ {Полн. Собр. Закон., No 12.228.}

Въ офиціальныхъ бумагахъ нтъ никакихъ данныхъ о подробностяхъ убіенія Іоанна. Тамъ просто сказано что оба офицера вмст ‘умертвили’ его. Въ стать графа Блудова сказано что они ‘закололи’ его. Въ стать Кочубея что ‘тиранство сіе произвелъ своими руками капитанъ Власьевъ’, но въ донесеніи Чекина къ Панину прямо говорится и о его, Чекина, участіи въ этомъ дл.

На современниковъ извстіе объ убіеніи Іоанна произвело чрезвычайно глубокое впечатлніе. Неудивительно поэтому что въ разказахъ объ этомъ происшествіи сообщались разныя боле или мене вымышленныя подробности.

Сальдернъ разказываетъ что Іоаннъ очень скоро былъ убитъ однимъ ударомъ кинжала. Біографъ Іоанна въ сборник Бюшинга говоритъ что сперва его ранили въ ногу, затмъ въ руку, что принцъ защищался, но умеръ вслдствіе ранъ нанесенныхъ ему въ грудь. Самый оживленный разказъ, какъ обыкновенно, встрчается въ сочиненіи Кастейра. Тутъ подробно говорится о томъ какъ несчастный арестантъ, разбудившійся вслдствіе ружейныхъ выстрловъ, просилъ пощадить его, какъ на него бросились офицеры, какъ онъ отчаянно боролся съ ними и, покрытый ранами, сломалъ еще шпагу, пока наконецъ не закололи его штыкомъ. Послдній разказъ, какъ кажется, былъ распространенъ въ публик, по крайней мр и въ донесеніи Бокингама находятся нкоторыя соотвтствующія данныя. Самыя неточныя данныя встрчаются въ сочиненіи Histoire d‘Iwan III, гд напримръ сказано что комендантъ Бередниковъ сначала попытался убить Іоанна, но что онъ, не бывши въ состояніи справиться съ арестантомъ, призвалъ еще другаго палача, что затмъ трупъ Іоанна былъ выброшенъ изъ окна и пр. {Histoire d‘Iwan III, стр. 33.} И Сальдернъ разказываетъ что трупъ Іоанна, брошенный изъ окна, упалъ въ глазахъ Мировича {Vie de Pierre III, стр. 226.}.

Дло въ томъ что кром Власьева и Чекина никто не присутствовалъ при этой сцен, что они одни могли сообщать подробности объ этомъ происшествіи и что, по всей вроятности, все это происходило весьма быстро, потому что два офицера, къ тому же вооруженные, легко могли покончить съ погруженнымъ въ сонъ и разслабленнымъ многолтнимъ нахожденіемъ въ тюрьм юношею.

Въ ‘сентенціи’ сказано: ‘Какъ приневоленное умерщвленіе къ несчастію рожденнаго принца Іоанна есть единственно слдствіемъ его, Мировичева, отчаяннаго предпріятія, то всемрно его же первоначальною причиной смерти и самимъ сего безсчастнаго принца убійцомъ признать должно, въ чемъ онъ, Мировичъ, и самъ предъ собраніемъ признался.’ {Полн. Собр. Зак., 12.241.} Очевидно, правительство не хотло сознаться что Власьевъ и Чекинъ дйствовали на основаніи данной имъ заране инструкціи. Между тмъ разказывали будто Власьевъ и Чекинъ убждали Мировича оставить свое предпріятіе, ибо де иначе они, въ силу данной имъ инструкціи, должны убить принца, {Rumers Beitrge, II, 552.} а о Екатерин ходили слухи что ей досаждала ‘ревность нкоторыхъ судей пытавшихся поднять вопросъ о томъ правы ли были офицеры убивая Іоанна’. {Тамъ же, III, 391.}

Между тмъ какъ внутри казармы происходило убіеніе Іоанна, Мировичъ, получивъ извстіе что гарнизонная команда сдается, вбжалъ немедленно на галлерею, схватилъ поручика Чекина за руку и тащилъ въ сни, спрашивая: ‘Гд государь?’ Чекинъ сказалъ: ‘У насъ государыня, а не государь!’ Мировичъ, толкнувъ его въ затылокъ, кричалъ: ‘Поди, укажи государя и отпирай двери.’ Чекинъ отперъ ихъ. Въ комнат было темно, пошли за огнемъ. Между тмъ Мировичъ, держа Чекина лвою рукой за воротъ, а въ правой ружье со штыкомъ, говорилъ: ‘Другой бы, каналья, давно закололъ тебя.’ Наконецъ онъ вошелъ въ казарму и увидлъ на полу мертвое тло Іоанна.

‘Ахъ, вы, безсовстные!’ вскричалъ онъ на караульныхъ офицеровъ. ‘Боитесь ли Бога! За что вы пролили кровь такого невиннаго человка?’ Офицеры отвчали ‘что не знаютъ кто былъ сей человкъ, а знаютъ только что онъ арестантъ, и кто надъ нимъ это сдлалъ, тотъ поступилъ по присяжной должности’.

Нкоторые изъ ворвавшихся въ казарму солдатъ требовали у Мировича дозволенія заколоть Власьева и Чекина, но Мировичъ не допустилъ ихъ, говоря: ‘Теперь помощи намъ никакой нтъ, и они правы, а мы виноваты’. Затмъ онъ подошелъ къ мертвому тлу, поцловалъ онаго руку и ногу, приказалъ вынести тло на кровати изъ казармы на гауптвахту. Это было сдлано въ сопровожденіи всей команды, при которой веденъ былъ и капитанъ Власьевъ. Тло было поставлено предъ фронтомъ. Тогда команда, по приказанію Мировича, построилась въ четыре шеренги, а Мировичъ веллъ бить утренній пробудокъ, потомъ сдлать въ честь скончавшагося на караулъ и бить полный походъ, поцловалъ у покойника руку и сказалъ: ‘Вотъ нашъ государь Іоаннъ Антоновичъ, и теперь мы не столько счастливы, какъ безсчастны, и я боле всхъ! За то я все и перетерплю, вы не виноваты, вы не вдали что я хотлъ сдлать, и я за всхъ васъ буду отвтствовать и вс мученія на себ сносить.’ Съ сими словами онъ проходилъ вс шеренги и сталъ цловать всхъ солдатъ. Когда онъ подходилъ къ послднимъ солдатамъ четвертой шеренги, то капралъ Мироновъ, по приказанію тутъ же бывшаго подъ арестомъ коменданта Бередникова, подойдя сзади, схватилъ его шпагу, Мировичъ, осмотрвшись, сказалъ чтобы самъ комендантъ пришелъ взять оную, но Мироновъ, съ помощію другихъ, отнялъ шпагу. Между тмъ подошелъ и комендантъ, сорвалъ съ него офицерскій знакъ, тмъ же солдатамъ которые, по приказу Мировича, арестовали его, онъ въ свою очередь приказывалъ содержать Мировича подъ арестомъ, и солдаты повиновались.

Въ то самое время прибылъ съ командою Смоленскаго пхотнаго полка полковникъ Римскій-Корсаковъ, и когда онъ съ майоромъ Кудрявцевымъ подошелъ къ фронту, Мировичъ сказалъ ему: ‘Можетъ-быть вы не видали живаго Ивана Антоновича, такъ нын мертваго можете посмотрть. Онъ кланяется вамъ теперь не духомъ, а тломъ.’ {См. статью Кочубея въ Чтеніяхъ, 1860. III, 153, и гр. Блудова, стр. 227.}

Въ этомъ разказ составленномъ по офиціальнымъ документамъ, на основаніи допросовъ, главнымъ образомъ два обстоятельства обращаютъ на себя наше вниманіе: вопервыхъ, появленіе въ Шлюсселбургской крпости Римскаго-Корсакова съ Кудрявцевымъ и командою солдатъ, а вовторыхъ, нкоторая театральность, нкоторый странный паосъ въ поведеніи Мировича.

Что касается до появленія на театр дйствія Римскаго-Корсакова, то мы не знаемъ ничего положительнаго о томъ какимъ образомъ онъ былъ приглашенъ явиться въ Шлюссельбургъ неожиданно для многихъ и ночью. Можетъ-быть комендантъ Бередниковъ или же и капитанъ Власьевъ нашли средство извстить командира Смоленскаго полка о томъ что въ крпости происходитъ нчто чрезвычайное. Смоленскій полкъ стоялъ въ мстечк Шлюссельбург, значитъ въ ничтожномъ отъ крпости разстояніи.

Что же касается до образа дйствій Мировича, то современники прежде всего удивлялись тому что онъ нисколько не противился своему арестованію и не сдлалъ попытки къ бгству или къ лишенію себя жизни. Геррманнъ въ такомъ поведеніи Мировича видитъ даже доказательство что онъ во всемъ дл былъ однимъ лишь слпымъ орудіемъ другихъ. ‘Ничто’, сказано въ Geschichte des russischen Staats, ‘не мшало Мировичу спастись бгствомъ, пои немъ были ключи крпости, которые наканун не были должнымъ образомъ отданы коменданту, что не случилось бы еслибы сей послдній хотлъ исполнить свою обязанность какъ слдуетъ. Еслибы Мировичъ по собственному побужденію ршился на освобожденіе Іоанна, если онъ въ самомъ дл былъ виноватымъ, если онъ не совсмъ такъ же какъ и убійцы Іоанна имлъ право ссылаться на полученныя свыше инструкціи — онъ непремнно попытался бы бжать’. {Herrmann, V, 651.}

На это можно возразить что бгство было сопряжено съі большими затрудненіями. Смлость съ которою капралъ Мироновъ схватилъ шпагу Мировича заставляетъ думать что между солдатами команды Мировича были многіе которые не одобряли его предпріятія. Солдаты, особенно посл неудачи при попытк освободить Іоанна, знали что они, какъ участвовавшіе въ столь опасномъ дл, находились въ чрезвычайно невыгодномъ положеніи, они могли ожидать что будутъ подвергнуты слдствію. Въ нихъ въ случа попытк бжать со стороны Мировича легко могла родиться мысль остановить его, какъ зачинщика всего дла, вовлекшаго ихъ въ бду. Выдавъ его, они могли разчитывать на смягченіе собственной участи. Кром того мы знаемъ что Мировичъ былъ эксцентрическаго характера и увлекался мыслью какого-то героизма. Когда онъ вмст съ Ушаковымъ отслужилъ въ Казанскомъ собор по себ паннихиду ‘какъ надъ умершими’, онъ очевидно считалъ себя способнымъ играть роль мученика. Къ тому же и сознаніе о томъ что онъ чрезъ свое предпріятіе погубилъ многихъ солдатъ, дйствительно понесшихъ въ послдствіи строгое наказаніе, могло мучить его. Однимъ словомъ, поведеніе Мировича, по нашему мннію, достаточно объясняется его характеромъ, положеніемъ въ которомъ онъ находился, и не представляетъ собою доказательства того чтобъ онъ дйствовалъ по внушенію другихъ, по какой-то тайной программ.

Тотчасъ же посл арестованія Мировича Власьевъ и Чекинъ отправили донесеніе о случившемся въ Шлюссельбург къ графу FL И. Панину, у котораго они въ вдніи состояли. Панинъ же отправилъ немедленно въ Шлюсселбургъ подполковника Кашкина для наблюденія за сохраненіемъ въ крпости тишины и для составленія протокола о происходившемъ. Одновременно же графъ Панинъ, находившійся тогда въ Царскомъ Сел при великомъ княз Павл Петрович, далъ знать въ Ригу императриц о Шлюсселбургскомъ событіи. {П. С. З. 12.228.} Между тмъ нужно было распорядиться погребеніемъ Іоанна. Авторъ біографіи его въ сборник Бюшинга разказываетъ что тло было выставлено въ крпостной церкви въ Шлиссельбург, но что чрезмрное стеченіе публики заставило мстное начальство распорядиться о закрытіи гроба и погребеніи тихомолкомъ. {Bsching, VI, 335.} Онъ прибавляетъ что трупъ убитаго юноши былъ и въ гроб одтъ въ тотъ самый бараній тулупъ въ которомъ онъ лежалъ на постел въ минуту нападенія на него Власьева и Чекина. Кастейра говоритъ о матросскомъ плать въ которомъ выставлено де было тло и о бараньей шкур въ которую будто бы завернули трупъ при погребеніи. Геррманнъ разказываетъ, по неизвстному источнику, что трупъ былъ одтъ въ русскую синюю обшитую красною лентой крестьянскую рубашку, что маленькая рыжая борода и необыкновенно блая кожа покойника обращали на себя вниманіе зрителей. { Herrmann V, 651.} Кастейра говоритъ что Іоаннъ былъ очень высокаго роста и имлъ 6 футовъ вышины.

О мст гд былъ похороненъ Іоаннъ Антоновичъ существуютъ разныя преданія. Нкоторые источники говорятъ что Іоаннъ былъ погребенъ безъ всякой церемоніи въ Тихвинскомъ монастыр. А. П. Башуцкій, долго бывшій послушникомъ въ томъ монастыр, говоритъ что онъ никогда не слыхалъ тамъ о могил принца Іоанна Антоновича, что, впрочемъ, ничего не доказываетъ, потому что его могли похоронить не называя покойника. {Семевскій, Отеч. Зап. т. 165, стр. 546.} Въ стать графа Блудова сказано что тло Іоанна погребено, какъ доносилъ комендантъ, въ Шлюссельбургской крпости, въ особенномъ мст. {Ковалевскій l. с. стр. 230.} Это извстіе подтверждается замткою въ письм Екатерины къ графу Н. И. Панину изъ Риги отъ Это іюля: ‘Безымяннаго колодника велите хоронить по христіанской должности въ Шлюссельбург безъ огласки.’ {Сборникъ Р. Ист. Общ. VII. 365. Сальдернъ, 1. с., говоритъ о погребеніи въ монастыр Александро-Невскомъ въ С.-Петербург.}

О глубокомъ впечатлніи произведенномъ на публику катастрофою въ Шлюссельбург мы знаемъ лишь чрезъ немногіе намеки въ современныхъ источникахъ. Такъ напримръ разказываетъ авторъ статьи о Іоанн въ сборник Бюшинга что извстіе объ этомъ печальномъ событіи въ тотъ же самый день распространилось въ С.-Петербург и что скорбь и негодованіе были общими. ‘Нельзя выразить’, сказано дале въ той стать, ‘какъ смло и рзко даже и простолюдины разсуждали публично объ томъ событіи.’ {Bsching, VI. 535.}

Мы уже знаемъ что тогда же распространился слухъ о таинственной связи существовавшей будто между Мировичемъ и дворомъ. Нтъ сомннія что этотъ слухъ былъ однимъ изъ главныхъ предметовъ разговоровъ въ столиц.

Арестованіе Мировича, предварительное слдствіе въ Шлюссельбург, приготовленія къ слдствію въ Петербург — все это происходило безпрепятственно и спокойно. Однако въ одномъ изъ источниковъ говорится о нкоторомъ замченномъ тогда волненіи въ войск. Въ стать о Іоанн у Бюшинга сказано: ‘Въ гвардейскихъ полкахъ убіеніе Іоанна произвело большое движеніе, которое ночью 13го на 14е іюля усилось до того что можно было ожидать самыхъ крайнихъ послдствій. Князь Александръ Голицынъ предотвратилъ зло тмъ что онъ веллъ раздать свинцу и пороху армейскимъ полкамъ и этимъ самымъ привелъ въ страхъ гвардейцевъ, такъ что все успокоилось.’ {Beching, VI, 536.} Объ этомъ эпизод изъ другихъ источниковъ ничего не извстно.

Какъ кажется, правительство не считало нужнымъ объявить всенародно о шлюссельбургскомъ событіи до 17го августа. Тогда только, значитъ, четыре недли посл возвращенія Екатерины изъ прибалтійскаго края въ С.-Петербургъ, былъ публикованъ манифестъ о кончин Іоанна Антоновича, въ которомъ довольно подробно было изложено все событіе и который напечатанъ въ Полномъ Собраніи Законовъ {12.228. Еще разъ напечатано въ сборник Осьмнадцатый Вкъ, стр. 361—364.}.

Однако уже до этого, тотчасъ же посл полученія извстія о заговор Мировича и объ убіеніи Іоанна, были приняты разныя административныя мры, вызванныя событіемъ.

Въ запискахъ сенатора Неплюева, тогда во все время отсутствія императрицы Екатерины бывшаго главнокомандующимъ въ Петербург и имвшаго свою квартиру во дворц, а подробно разказано о полученіи извстія о шлюссельбургскомъ происшествіи. Неплюевъ говоритъ что получилъ это извстіе 20го іюля. Это несправедливо, потому что Екатерина уже въ письм отъ 11го іюля къ Панину говоритъ о полученіи письма отъ Неплюева о состояніи столицы посл распространившагося тамъ слуха о происшествіи въ Шлюссельбург {Сборникъ Русс. Ист. Общ., VII, 366.}. Да и наконецъ, нельзя считать возможнымъ чтобы Парнинъ увдомилъ Неплюева объ этомъ событіи двумя недлями посл полученія имъ самимъ донесенія отъ Власьева и Чекина, и дале чтобы Неплюевъ, живя въ столиц, гд уже 15го іюля говорили столько о Мирович и Іоанн, не узналъ бы ничего до 20го. Неплюевъ пишетъ: ’20го числа іюля мсяца, а въ оное по полуночи во 2мъ часу, былъ я разбуженъ, по случаю присланнаго ко мн изъ Сорскаго Села, отъ Никиты Ивановича Панина, бригадира Савина, черезъ котораго онъ на словахъ приказалъ мн слдующее: что нкто изъ Малороссіянъ, именемъ Мировичъ, дослужившись до офицерства, и былъ въ Слюссельбургской крпости на караул, предпріялъ злодйскій умыселъ сдлать возмущеніе, при коемъ несчастно-рожденный принцъ Іоаннъ лишился жизни, и хотя онъ, Мировичъ, и его сообщники вс переловлены и содержатся подъ карауломъ, но потребно взять и въ столиц по сему случаю должную предосторожность и, сіе объявя, онъ, Савинъ, отъ меня обратно въ Сорское Село похалъ, а я того жъ моменту послалъ къ себ позвать правящаго генералъ-прокурорскую должность генералъ-майора князя Александра Алексевича Вяземскаго, и пока онъ ко мн не пріхалъ, отправилъ нарочнаго на почт черезъ Новгородъ къ моему сыну, чтобъ онъ по полученіи моего письма, тотъ бы часъ и ни для чего не отлагая, всевозможно поспшилъ скоре ко мн возвратиться. По прізд онаго князя сдлали мы совтъ что публиковать о семъ происхожденіи не было нужды, а за нужное признали увдомить всхъ командъ командировъ а о томъ что тотъ несчастно-рожденный принцъ былъ въ Слюссельбург, мы прежде и не вдали, почему и послалъ я къ себ звать князя Александра Михайловича Голицына, еодора Ивановича Ушакова, еодора Ивановича Вадковскаго, Семена Ивановича Мордвинова и Николая Ивановича Чичерина, и о семъ имъ сообща, рекомендовалъ чтобы каждый въ своей команд длалъ примчанія о порядк и о спокойствіи имлъ бы попеченіе. Съ самой той минуты какъ я Савинымъ разбуженъ былъ, находился я въ превеликомъ безпокойствіи, ибо самъ Богъ сердца моего зритель, что я здравіе и благополучіе всемилостивйшей государыни моей я тысячу кратъ дороже считалъ моей жизни, а о происхожденіе и намреніи сего злодянина я боле, какъ выше сказалъ ничего не вдалъ и пр.’ {Русскій Архивъ, 1871, стр. 680—681.}

Въ нкоторыхъ кругахъ петербургскаго общества тогда разказывали что Екатерина считала весьма вроятнымъ какой-нибудь бунтъ и поэтому при отъзд въ Прибалтійскіе краи приняла разныя мры для отвращенія опасности и для подавленія мятежа. Говорили даже что она считала графа Панина способнымъ къ какому-либо направленному противъ нея предпріятію. Ходили слухи что ближайшимъ приверженцамъ императрицы, оставшимся въ столиц, было поручено въ случа бунта тотчасъ взять великаго князя Павла и везти его къ матери и что для этой цли въ продолженіе всего времени отсутствія императрицы были готовы лошади и экипажи. Толковали о томъ будто императрица для устраненія опасности взяла съ собою въ Прибалтійскій край нкоторыхъ лицъ которыхъ она считала способными сдлать революцію и пр. {Herrmann, Gesck. d. ruse. Staats, V, 648—649.} Изъ другихъ источниковъ мы не только ничего не узнаемъ о такихъ опасеніяхъ Екатерины, но даже знаемъ что она была спокойна и тогда когда получила извстіе о заговор Мировича. Въ этомъ отношеніи весьма любопытны ея письма къ Панину, въ которыхъ довольно подробно говорится о шлюссельбургскомъ дл и изъ которыхъ мы узнаемъ о ея взгляд на это событіе.

Екатерина писала 9го іюля: ‘Никита Ивановичъ! Я съ великимъ удивленіемъ читала ваши репорты и вс дивы происшедшія въ Шлюссельбург: руководствіе Божіе чудное и неиспытанное есть! Я къ вашимъ весьма хорошимъ распоряженіямъ инаго прибавить не могу, какъ только что теперь надлежитъ слдствіе надъ винными производить безъ огласки и безъ всякой скрытности (понеже само собою оное дло не можетъ остаться секретно, боле двухъ сотъ человкъ (sic) имя въ немъ участіе)…. Мн разсудилось что есть ли неравно искра кроется въ пепл, то не въ Шлюссельбург, но въ Петербург, и весьма желала бы чтобъ это не скоро до резиденціи дошло, а кой часъ дойдетъ до Петербурга, то уже надобно дло повести публично, и того ради велла заготовить указъ къ генералъ-поручику той дивизіи Веймарну, дабы онъ слдствіе произвелъ, который вы ему отдадите, онъ же человкъ умный и дале не пойдетъ какъ ему повелно будетъ. Вы ему сообщите т бумаги которыя для его извстія надобны, а прочія у себя храните до моего прибытія, я весьма любопытна знать, арестованъ ли поручикъ Ушаковъ и нтъ ли боле участниковъ? Кажется у нихъ планъ былъ. Сіе письмо или нужное изъ онаго покажите Веймарну, дабы оно служило ему въ наставленіе. Шлюссельбургскаго коменданта и врныхъ офицеровъ и команду господинъ Веймарнъ иметъ обнадежить нашею милостію за ихъ врность…. Весьма, кажется, нужно смотрть, въ какой дисциплин находится Смоленскій полкъ.’ {Сборн. Истор. Общ., VII, 965.}

Изъ этого письма ясно видно что извстіе о заговор Мировича было совершенною неожиданностію для Екатерины. Выраженія надежды что Веймарнъ при слдствіи ‘не пойдетъ дале какъ ему повелно будетъ’ не можетъ служить признакомъ какого-то искусственнаго руководства надъ дйствующими лицами въ процесс съ цлью сохранить что-то въ тайн, а скоре монетъ служить доказательствомъ что Екатерина въ такихъ случаяхъ любила дйствовать съ умренностью, осторожностью, не увлекаясь лишнею недоврчивостью. Въ такихъ случаяхъ лица которымъ поручалось произведеніе слдствія иногда увлекались чрезмрнымъ рвеніемъ. Мы увидимъ ниже что сенаторъ Неплюевъ хотлъ арестовать не мене сорока человкъ въ Петербург, которыхъ онъ, безъ всякаго основанія, подозрвалъ въ участіи въ заговор Мировича.

Такъ напримръ безъ всякаго основанія въ публик говорили что княгиня Дашкова находилась въ какихъ-то сношеніяхъ съ Мировичемъ. Сама Дашкова разказываетъ въ своихъ Запискахъ что Алексй Орловъ писалъ императриц въ Ригу о дл Мировича и что въ конц письма было упомянуто что Мировича часто видли приходившимъ рано утромъ въ домъ княгини Дашковой, и продолжаетъ: ‘Грустно и жалко было видть ложное вліяніе отуманившее мозгъ Екатерины до того что она готова была подозрвать самыхъ истинныхъ патріотовъ и самыхъ преданныхъ ей друзей, и когда казнили Мировича, я не имя причинъ оплакивать участь его, благословила свою судьбу за то что никогда не видла его’ и пр. {Записки Дашковой, стр. 94.}

Въ письмахъ Екатерины къ Панину, ежедневно въ это время отправляемыхъ въ столицу, мы не находимъ намековъ о томъ что императрица подозрвала свою прежнюю подругу въ участіи въ заговор Мировича. За то мы узнаемъ изъ этихъ писемъ въ какой мр Екатерина слдила за ходомъ процесса.

Императрица узнавала обо всемъ и старалась вести дло въ одно и то же время ршительно и осторожно. Очень скоро успли Панинъ и Неплюевъ доставить ей вс нужныя свднія относящіяся къ заговору Мировича. Съ необыкновенною проницательностью она обращала вниманіе на самыя мелкія частности во всемъ дл.

11го іюля она писала къ Панину: ‘Вчерашняго числа г. Кашкинъ сюда пріхалъ и подалъ мн первый допросъ злодя Мировича (сынъ и внукъ бунтовщиковъ) и показанія съ нимъ бывшихъ унтеръ-офицеровъ и солдатъ, а сегодня я получила отъ г. Неплюева письмо о состояніи города по сему случаю, съ приложеннымъ рапортомъ отъ Шлюссельбургской артиллеріи команды къ главной ихъ команд, въ которомъ я нашла нсколько несходства съ первымъ допросомъ. Хотя по вашимъ примчаніямъ съ основаніемъ видится будто у Мировича сообщниковъ нтъ, однако полагаться не можно на злодя, такого твердаго въ семъ предпріятіи, но должно съ разумною строгостью изслдовать сіе дло. Я тмъ мене каюся что я вамъ послала указъ для г. Веймарна, что уже сіе дло не тайна, а онъ, какъ дивизіонный командиръ, оное производство натурально сдлать можетъ. Написано въ допрос что окромя маленькихъ шлюпокъ впускать злодй не веллъ, что подаетъ причины думать будто онъ сикурса ждалъ. Брата утопшаго Ушакова тоже допросить надобно, не вдалъ ли онъ братниныхъ мыслей? Еще упоминается въ артиллерійскомъ рапорт о канцелярист который приказывалъ пушку съ зарядами везти, о чемъ въ разспросахъ не упомянуто. Я нын боле спшу какъ прежде возвратиться въ Петербургъ, дабы сіе дло скоре покончить и тмъ дальныхъ дурацкихъ разглашеній пресчь.

‘Если вы заблагоразсудите чтобы Кашкина придать Вейнарну, то я на сіе согласна…. Еще же знать желаю въ артиллеріи (куда они вести намрены были) нтъ ли сообщниковъ, тмъ боле что командиръ у нихъ весьма не любимъ, о чемъ неоднократно уже до меня доходило эхо.’

Въ тотъ самый день Екатерина изъявила удовольствіе Неплюеву сдланными имъ распоряженіями ‘по шлюссельбургской нелп’, надежду на скорое окончаніе ‘сего безумнаго дла’ и сожалніе ‘что Аполлонъ Ушаковъ утонулъ’. ‘Сумнительно чтобы братъ его зналъ его мысли, однако хорошо сдлано что онъ арестованъ.’

Дале Екатерина писала между прочимъ къ Панину: ‘Господинъ Кашкинъ’ (бывшій въ Шлюссельбург въ первый День посл катастрофы и сообщившій лично императриц въ Риг о результатахъ предварительнаго слдствія) ‘повезъ къ вамъ три мои письма, а вчерашній день я получила отъ васъ еще письмо съ репортами изъ Шлюссельбурга и также вашу корреспонденцію съ господиномъ Неплюевымъ. Я надюсь что нын уже все сіе пресчется, понеже до вашихъ рукъ не отмнно дошелъ уже указъ мой къ Веймарну, которому придайте Кашкина, дабы никакое несходство не произошло. Никто лучше сего послдняго дла изъяснить не можетъ’ {Письмо это безъ числа, можно полагать что оно писано 13го іюля, въ конц письма сказано о полученіи письма Панина отъ 10го.}.

Къ Неплюеву Екатерина писала 13го іюля: ‘Репорты ваши отъ 10го числа сего мсяца получены исправно. Что принадлежитъ до извстнаго шлюссельбургскаго происшествія, къ оному длу надлежащія мры уже отъ меня не только приняты, но и съ довольнымъ наставленіемъ къ Никит Ивановичу о томъ писано, а для слдствія и генералъ-поручикъ Веймарнъ въ Шлюссельбургъ отправленъ по именному моему указу. Буде уже въ город слухи точные о томъ носятся, то смотрть только того чтобъ они не имли никакого вреднаго слдствія и тишина бы пребывала ненарушимо.’

14го іюля Екатерина писала къ Панину о необходимости допросить унтеръ-офицера видвшаго будто людей въ маскахъ въ шлюпкахъ, 16го о прочтеніи бумагъ Мировича и о намреніи сего послдняго убить Екатерину. Между прочимъ въ этомъ письм сказано: ‘Изъ письма вашего отъ 12го числа іюля я усмотрла что господинъ Веймарнъ уже вступилъ въ дйство. Теперь ожидать надобно что выйдетъ. Сколь я желаю чтобы Богъ вывелъ, есть ли есть, сообщниковъ, столь я Всевышняго молю дабы невинныхъ людей въ семъ дл не пропадало.’ Къ Неплюеву и Вяземскому императрица писала 18го іюля: ‘Я изъ письма вашего, отъ 14го числа іюля, усмотрла сколь вы встревожены шлюссельбургскимъ дломъ. Осторожность вашу не инако какъ похвалить могу что вы за Мировичами’ (родственниками Василія) ‘приказали безъ огласки подсматривать, однако если дло не дойдетъ до нихъ, то арестовать ихъ не для чего, понеже пословица есть: ‘братъ мой, а умъ свой’. Все же я никакъ не желаю чтобы невинные пострадали.’

18го іюля Екатерина писала къ Панину: ‘Кажется Веймарнъ съ умомъ взялся за дла, чему свидтельствуетъ приказъ въ крпость Шлюссельбургскую имъ отданный.’ На дорог въ Петербургъ, въ Гостилицахъ, Екатерина писала Панину о полученіи между Нарвою и Гостилицами вопросовъ и отвтовъ извстнаго злодя чрезъ подполковника Кашкина и замтила: ‘Кажется дло гладко, я весьма господину Кашкнау рекомендовала чтобы безъ крайности не прибгнуть къ строгости, я надюсь что вы остальные вопросы для ясности предпишите господину Веймарну окончить какъ (благоразуміе) скоре дозволитъ, понеже я думаю что молва народная лишь концомъ всего дла пресчется.’

Изъ этихъ писемъ {Почти вс эти письма уже были напечатаны въ третьемъ том сборника Осьмнадцатый Вкъ, стр. 358 и слд. Одно изъ нихъ уже прежде было издано въ Чтеніяхъ Московскаго Общества, Исторіи и древностей. Недавно вс письма, и еще два, три до того неизвстныя, были напечатаны въ Сборник Русскаго Истор. Общества, VII. 365 и слд.} видно что Екатерина относилась ко всему длу безъ всякой задней мысли, что для нея вс эти событія были неожиданными и что не можетъ быть и рчи о какой-то таинственной связи между Екатериною и Мировичемъ.

Графъ Никита Ивановичъ Панинъ тотчасъ же посл вступленія на престолъ Екатерины получилъ порученіе имть надзоръ надъ Іоанномъ Антоновичемъ. Поэтому съ нимъ, какъ мы видли, находились въ переписк Власьевъ и Чекинъ. Онъ долженъ былъ принять первыя мры по случаю катастрофы Іоанна. Въ его распоряженіи находились, какъ кажется, особыя денежныя средства, которыми онъ располагалъ и въ данномъ случа. {См. Herrmann, V, 651, о взятіи Панинымъ изъ крпости 60.000 червонцевъ и о невыдач ему другой суммы въ размр 600.000 р.} Посл возвращенія Екатерины изъ Прибалтійскаго края онъ сдлалъ императриц предложеніе увдомить о случившемся находившихся за границею русскихъ дипломатовъ.

Въ Диканьскомъ архив князя С. В. Кочубея найдено черновое письмо Панина къ императриц, въ которомъ сказано: ‘Какъ безъ сумннія полагать можно что теперь уже во вс стороны писано о Шлюссельбургскомъ происшествіи и что притомъ каждой писатель въ изъясненіи неизвстныхъ публик обстоятельствъ слдовалъ единственно своимъ гаданіямъ и пристрастію: то, дабы раждающіеся въ Европ при такихъ многообразныхъ, отъ большей части неосновательныхъ, а отчасти можетъ-быть и злостныхъ еще описаній, всякіе предосудительные и развращенные толки и разглашенія могли благовременно и надежно въ самомъ корени ихъ уничтожаемы быть, почелъ я по долгу моего всеподданнйшаго къ служб вашего императорскаго величества усердія за нужно сдлать всмъ вашего величества министрамъ другое сходственное описаніе, дабы они на основаніи онаго отзывы свои располагать и пустые слухи истреблять въ состояніи были.’ Панинъ затмъ просилъ ‘апробаціи’ Екатерины для приложеннаго имъ проекта циркулярнаго письма. Въ этохмъ послднемъ сказано: ‘Случившееся въ ночи съ 4го на 5е число въ Шлюссельбургской крпости происшествіе хотя и не иметъ по себ никакихъ слдствій, но въ самомъ существ своемъ столь странно что по неизвстности въ публик прямыхъ дла обстоятельствъ, безъ су мннія должно изъ онаго ожидать многихъ пустыхъ, а можетъ-быть и ненавистнйшихъ еще толковъ между тми кои благополучію россійскому завидуютъ. Для предупрежденія сего неудобства и отвращенія по тому всхъ худыхъ дйствій, кои могли бы иногда противники клеветами своими, по крайней мр на первое время, возпричинствовать, не хотлъ я оставить чтобъ не увдомить васъ предварительно объ истинности происшествія а его причин, что и будетъ уже служить вамъ основаніемъ и руководствомъ къ испроверженію всякихъ затваемыхъ лжей. Содержался отъ нкотораго времени въ той крпости одинъ арестантъ подъ именемъ Безъимяннаго, который въ причин такого своего ареста соединялъ со штатскимъ резономъ резонъ и совершеннаго юродства {Въ поправк Панина въ черновой рукописи этого письма стоитъ: уродства.} въ своемъ ум, и потому былъ порученъ особливому храненію двухъ состарвшихся въ служб оберъ-офицеровъ, при которыхъ подъ ихъ командою былъ малый отъ гарнизона пикетъ. Стоящій же въ крпости на недльномъ караул подпоручикъ, узнавъ то мсто гд арестантъ содержится, принялъ безполезное, но отчаянное намреніе освободить его, и для того, встревожа ночью весь свой караулъ и объявя солдатамъ имъ самимъ сочиненный подложный ея императорскаго величества имянной указъ, который будто скорйшаго требовалъ исполненія, повелъ ихъ къ квартир коменданта и его арестовалъ, а лотомъ атаковалъ оружіемъ и мсто арестантово, но, получа такое супротивленіе своему измнническому предпріятію, какого только отъ врныхъ и заслуженныхъ офицеровъ ожидать было должно, наконецъ взять и арестованъ тою собственною командою коя тогда изъ супротивленія ясно увидла что командиръ ихъ начиналъ своевольно дло безотвтственное и противное должности и присяг его. Какъ и по сему главному, такъ и по всмъ другимъ обстоятельствамъ, видно весьма что предпріятіе караульнаго подпоручика не было слдствіемъ какого-либо знатнаго заговора, но единственно происходило отъ собственнаго его побужденія или, лучше сказать, отъ отчаянія молодаго, промотавшагося и оттого въ фанатизмъ впавшаго человка, каковъ онъ оказался и по другимъ его нын открытымъ приватнымъ дламъ. Сообщая вамъ сіе, прошу я васъ длать изъ онаго такое употребленіе какое разсудите вы за полезне для службы его императорскаго величества и уничтоженія всякихъ ложныхъ разглашеній, въ коихъ конечно не будетъ недостатковъ. А что дале иногда откроется, о томъ не премину я васъ въ свое время извстить.’ {Русскій Архивъ 1871, стр. 1.421—1.424.}

Нельзя понять какимъ образомъ графъ Панинъ могъ считать редакцію этой циркулярной депеши цлесообразною. Вопервыхъ, въ ней не сказано что арестантъ былъ Іоаннъ Антоновичъ и не упомянуто о намреніи Мировича возвести его на престолъ. Умалчивать въ такомъ документ о столь важныхъ обстоятельствахъ, во всякомъ случа значило дать новую пищу толкамъ распространившимся о шлюссельбургскомъ событіи. Эта депеша на каждаго читателя должна была дйствовать какъ доказательство что правительство не хотло говорить вою правду. Между тмъ какъ въ публик разказывали подробно о кончин Іоанна, въ этой депеш ни слова не сказано о томъ что Іоаннъ погибъ вслдствіе попытки Мировича освободить его. Именно для кабинетовъ европейскихъ дворовъ, при которыхъ были аккредитованы получатели этой депеши, самымъ важнымъ обстоятельствомъ была смерть бывшаго императора, члена Брауншвейгской фамиліи, состоявшей въ родств съ разными дворами.

Мы не знаемъ согласилась ли Екатерина на отправленіе этой депеши или нтъ, но два обстоятельства заставляютъ васъ сильно сомнваться въ ‘апробаціи’ Екатерины. Боперахъ, мы знаемъ изъ другаго источника что въ то время о кончин Іоанна Антоновича сообщили офиціально нкоторымъ иностраннымъ дворамъ, вовторыхъ же, въ манифест отъ 17го августа, который былъ публикованъ, ясно излагаются вс обстоятельства шлюссельбургскаго дла, такъ что изложеніе въ проект депеши Панина въ сравненіи съ манифестомъ кажется ничтожнымъ, неяснымъ, скоре скрывающимъ нежели объясняющимъ.

Авторъ сочиненія Histoire d‘Iwan III разказываетъ что императрица о кончин Іоанна дала знать Прусскому двору, брауншвейгскимъ родственникамъ убитаго и Генеральнымъ Штатамъ, то-есть Голландской республик. Онъ къ этому прибавляетъ что находившійся тогда въ голландской служб герцогъ Брауншвейгъ-Вольфенбюттельскій, какъ родственникъ умершаго Іоанна, носилъ трауръ. {Histoire d‘Iwan, 47 и 65.}

Можетъ-быть Екатерина сама участвовала въ редакціи манифеста 17го августа. Она по крайней мр писала князю Волконскому въ это время: ‘Продолжавшійся боле нежели я думала возвратный мой путь изъ Риги и между тмъ воспослдовавшее въ Шлюссельбург злоключительное происшествіе съ несчастно-рожденнымъ принцомъ Іоанномъ, о чемъ вы на сихъ дняхъ публичное и обстоятельное извстіе имть будете, не допустили мн по сіе время ни на представленія ваши дать резолюціи, ниже отвтствовать на ваши ко мн послднія письма.’ {Осьмнадцатый Вкъ, 1,83. Екатерина, возвращаясь въ Петербургъ, знала что будетъ чрезвычайно занята въ столиц, между прочимъ а шлюссельбургскимъ дломъ, называемымъ ею ‘скареднымъ’. 22го іюля она писала изъ Гостилицъ что желаетъ отдохнуть въ Петергоф, потому что ‘не отдыхавъ, въ городъ, гд все на меня навалитъ, пріхать невозможно’. См. Сборщикъ Ист. Общ., VII, 372.}

Въ манифест, на которомъ показано число 17го августа, который однако былъ изданъ двумя днями позже, прежде всего говорится о Іоанн ‘который былъ незаконно во младенчеств опредленъ ко Всероссійскому престолу императоромъ’, затмъ, какъ уже выше было сказано, говорится о мрахъ для облегченія судьбы Іоанна и о заговор Мировича. О цли этого заговора сказано только что Мировичъ ‘сдлалъ себ предметъ, чрезъ какое бы то ни было въ народ кровопролитное смятеніе, счастіе для себя возвысить’. Наконецъ, посл обстоятельнаго разказа о ход событія въ Шлюссельбург, говорится объ убіеніи Іоанна, объ арестованіи Мировича и объ учрежденіи суда надъ участвовавшими въ этотъ дл. {П. С. З., No 12.228. Осмнадцатый Вкъ, III, 361—364.}

До разбора матеріаловъ относящихся къ процессу Мировича, мы не можемъ не сообщить нкоторыя данныя о наградахъ которыхъ удостоены лица содйствовавшія подавленію мятежа.

Уже въ первомъ своемъ письм къ Панину посл полученія извстія о заговор Мировича, Екатерина замтила: ‘ІПлюссельбургскаго коменданта и врныхъ офицеровъ и команду господинъ Веймарнъ иметъ обнадежить нашею милостію за ихъ врность’. {Оборникъ Ист. Общ., VII, 365.} Между матеріалами относящимися къ длу Мировича и изданными въ сборник Осмнадцатый Вко, мы находимъ весьма любопытную замтку что ‘Власьевъ и Чекинъ получили по 7.000 руб. награжденія и отставлены отъ всякой службы’. {Осьмнадцатый Вкъ, III, 386. И Сальдернъ, стр. 227, говоритъ о значительной денежной наград которую будто получилъ капитанъ Власьевъ.} Они, такъ-сказать, были награждены и наказаны въ одно и то же время. Исполнивъ свой долгъ, они заслужили значительное денежное награжденіе, однако выраженіе ‘отставлены отъ всякой службы’ заставляетъ насъ думать что они посл убіенія Іоанна считались какъ бы неспособными оставаться офицерами. И Миллеръ, сторожившій нсколько лтъ Іоанна въ Холмогорахъ, заслужилъ себ значительныя матеріальныя награды, — ему были подарены деревни, — а затмъ онъ получилъ выгодное мсто въ Казани. Служба же Власьева и Чекина кончилась убіеніемъ Іоанна.

Кастейра разказываетъ будто при общемъ негодованіи на убійцъ Іоанна жизнь обоихъ офицеровъ находилась въ опасности. Поэтому для нихъ былъ приготовленъ корабль на которомъ они отправились въ Данію. Тамъ же они были приняты весьма ласково русскимъ посланникомъ. Немногимъ позже онц возвратились въ Россію и были повышены чинами. {Кастейра, I, 197.} 10 повышеніи чинами говоритъ и авторъ сочиненія Vie d’Iwan, также о пожизненной пенсіи. {Vie d‘Iwan, 70 и 71.} И авторъ біографіи Іоанна въ сборник Бюшинга замчаетъ что оба офицера сдлались ненавистными публик, такъ что когда въ послдствіи они явились при двор, они были приняты всми съ холодностью и отвращеніемъ. {Bsching, VI, 636.} И повышеніе чинами и отправленіе въ Данію и появленіе при двор Власьева и Чекина — все это подлежитъ сомннію. Нтъ сомннія что ихъ наградили: они восемь лтъ находились при Іоанн. Нтъ сомннія что въ обществ не особенно уважали ихъ. Но дальнйшая судьба ихъ намъ неизвстна.

Въ отношеніи къ Смоленскому полку, въ которомъ служилъ Мировичъ, Екатерина объявила что честь этого полка преступленіемъ этого офицера нисколько не запятнана и что полкъ и въ будущемъ монетъ пользоваться милостью императрицы. {П. С. З., No 12.237. Vie d‘Iwan, стр. 73.}

Мы переходимъ теперь къ разбору слдствія произведеннаго надъ Мировичемъ и несчастными капралами и солдатами участвовавшими въ его предпріятіи.

Предварительное слдствіе, которое произвелъ генералъ-поручикъ Веймарнъ, было довольно продолжительнымъ. Множество свидтелей допрошено. Мировичъ бралъ всю вину себя, его показанія были откровенны. Для окончательнаго суда и произнесенія приговора было назначено собраніе состоявшее изъ Правительствующаго Сената, Святйшаго Правительствующаго Синода, особъ первыхъ трехъ классовъ и президентовъ коллегій.

Объ этомъ процесс напечатаны, кром сентенціи въ Полномъ Собраніи Законовъ, нкоторыя, составленныя по документамъ, замтки въ стать графа Блудова и въ стать о Мирович помщенной въ сборник Памятники Новой Русской Исторіи Кашпирева. {С.-Петербургъ, 1871, стр. 309.}

Княгиня Дашкова въ своихъ запискахъ {Стр. 94.} замчаетъ что ‘судъ, веденный чрезвычайно гласно, при полномъ Сенат, въ присутствіи всхъ президентовъ и вице-президентовъ департаментовъ и всхъ дивизіонныхъ генераловъ Петербурга, открывалъ дло въ ясномъ свт предъ всею Россіей. Конечно вслдствіе необыкновенной удачи послдняго переворота, Мировичу казалось низверженіе Екатерины предпріятіемъ легкимъ, и вообразивъ прослыть героемъ, онъ ршился предоставить корону сумашедшему принцу.’

Нельзя не упомянуть о замтк въ стать о Іоанн у Бюшивга, будто сенаторъ Неплюевъ желалъ забрать въ свои руки слдствіе надъ Мировичемъ и намревался арестовать сорокъ человкъ, которыхъ онъ подозрвалъ въ участіи въ заговор, но что оберъ-гофмейстеръ Панинъ взялъ на себя веденіе дла и руководствовался совсмъ иными правилами. {Bsching VI, 351. Der Senator Neplujew wollte sicli die Untersuchung der Sache zueignen…. allein der Oberhofmeister Herr von Panin bernahm die Untersuchung und verfuhr nach sndern Massregeln.}

Это замчаніе важно потому что оно можетъ содйствовать усиленію подозрнія относительно какаго-то искусственнаго веденія дла съ цлью сохраненія въ тайн какихъ-то сношеній между Екатериною и нкоторыми высшими сановниками съ одной стороны и Мировичемъ съ другой.

Дло въ томъ что сенаторъ Неплюевъ едва ли могъ имть какое-либо право брать на себя веденіе дла Мировича, графъ Панинъ находился въ такомъ же положеніи. Предварительное слдствіе, по порученію Екатерины, производилось Веймарномъ. Впрочемъ мра къ которой хотлъ приступить будто Неплюевъ, арестованіе сорока лицъ въ Петербург, возбудила бы въ разныхъ кругахъ общества сильное волненіе. Одно подозрніе, не подтверждаемое никакими фактами, подозрніе въ род того которое безъ всякаго основанія пало тогда на княгиню Дашкову, не могло оправдывать такой мры. Подобный образъ дйствій не согласовался бы нисколько съ гуманностью и осторожностью Екатерины, которая даже не желала чтобъ были арестованы родственники Мировича и Ушакова.

Нигд мы не находимъ подтвержденія этой замтки о желаніи Неплюева руководить процессомъ Мировича. Въ запискахъ самого Неплюева, въ которыхъ подробно говорится объ отношеніи его къ дду Мировича, ничего не сказано о такомъ желаніи стараго, дряхлаго, страдающаго глазною болзнію сенатора руководить этимъ слдствіемъ.

Геррманнъ, слдуя неизвстному намъ источнику, разказываетъ что предварительное слдствіе производилось сенаторомъ Неплюевымъ, тайнымъ совтникомъ Тепловымъ и генералъ-поручикомъ Веймарномъ, на слдующей страниц одинаково этотъ же авторъ замчаетъ что донесеніе Веймарна о предварительномъ слдствіи служило главнымъ руководствомъ для членовъ суда. Нельзя понять почему одинъ только Веймарнъ донесъ о предварительномъ слдствіи, посл того какъ онъ былъ только членомъ коммиссіи, состоявшей изъ трехъ лицъ, Въ письмахъ Екатерины къ Панину нсколько разъ говорится о Веймарн какъ о томъ лиц которому поручено веденіе дла до окончательнаго процесса. О Теплов нигд не упомянуто. Съ Неплюевымъ императрица была въ переписк о состояніи столицы въ это время. О немъ, какъ о член коммиссіи для предварительнаго слдствія, нигд не упомянуто. Къ тому же мы имемъ основаніе думать что предварительное слдствіе происходило въ Шлюссельбург, между тмъ какъ Неплюевъ, командовавшій въ Петербург во время отсутствія Екатерины, едва ли могъ выхать изъ столицы на долгое время.

Упомянувъ дале что Екатерин были извстны ходившіе въ народ слухи будто убіеніе Іоанна было заране подготовлено и свершилось съ ея вдома, Геррманнъ говоритъ: ‘Для устраненія такого упрека она объявила въ собраніи Сената что она въ отношеніи къ Іоанну подтвердила лишь т правила которыя служили руководствомъ для сторожившихъ Іоанна офицеровъ при прежнемъ правительств, и что хотя въ качеств абсолютной монархини она иметъ право назначить чрезвычайную коммиссію для обсужденія шлюссельбургскаго дла, на этотъ разъ однако считаетъ боле удобнымъ не пользуясь своею властью назначить двнадцать сенаторовъ судьями и уполномочить ихъ ршить дло окончательно безъ какой-либо высшей инстанціи. Несмотря на это объявленіе вс были убждены что императрица назначитъ только такихъ лицъ судьями на которыхъ она могла надяться вполн относительно желаемаго ею направленія даннаго слдствію. И дйствительно: какъ скоро одинъ или другой изъ судей выражалъ желаніе разслдовать основательно сцпленіе обстоятельствъ, графъ Орловъ всегда находилъ средства прекращать слишкомъ подробное изслдованіе. Мировичъ во все время держалъ себя чрезвычайно осмотрительно, спокойно и самонадянно. Для судей было трудно ставить ему вопросы такимъ образомъ чтобъ онъ не могъ привести ихъ въ затрудненіе Казалось что онъ нисколько не ожидалъ исполненія произнесеннаго надъ нимъ смертнаго приговора.’

Очевидно источникомъ разказа Геррманна были одни лишь толки въ петербургскомъ обществ объ интриг двора и о тенденціозности процесса. Однако вс эти данныя не выдергиваютъ критики и не согласуются съ другими не подлежащими сомннію и находящимися въ нашемъ распоряженіи данными.

Нельзя считать вроятнымъ чтобъ Екатерина явилась въ Сенат и произнесла тамъ рчь. Содержаніе мнимой рчи Екатерины, впрочемъ, оказывается нсколько сходнымъ съ манифестомъ 17го августа, о которомъ мы узнаемъ что онъ былъ читанъ въ Сенат и что Сенатъ ршилъ публиковать оный. Въ манифест сказано о назначеніи суда, однако иначе чмъ въ вышеприведенной рчи Екатерины. Въ послдней мы встрчаемъ странное противорчіе: Екатерина говоритъ будто что не желаетъ пользоваться своимъ правомъ и назначить коммиссію, а въ то же время назначаетъ таковую изъ двнадцати сенаторовъ. Мы знаемъ что судъ состоялъ не изъ коммиссіи, въ которой участвовали немногіе члены, а изъ многочисленнаго собранія состоявшаго изъ высшихъ административныхъ мстъ. При этомъ не могло быть и рчи о назначеніи лишь такихъ лицъ которыя повели бы дло исключительно по желаніямъ Екатерины и не заходя слишкомъ глубоко. Между лицами подписавшими приговоръ мы встрчаемъ Неплюева, который желалъ распространить слдствіе на весьма многихъ особъ, которыхъ онъ подозрвалъ въ участіи въ заговор, дале барона Черкасова, который желалъ чтобы Мировичъ былъ подвергнутъ пытк, наконецъ нкоторыхъ членовъ высшаго духовенства, также желавшихъ прибгнуть къ столь жестокой мр для боле основательнаго разслдованія истины. Вс эти люди не подходятъ къ мнимой программ Екатерины назначатъ въ судьи лишь такихъ лицъ которыя не настаивали бы на разбор ‘сцпленія обстоятельствъ’. Изъ вышеприведенныхъ писемъ Екатерины къ генералъ-прокурору Вяземскому мы даже знаемъ что Екатерина, хотя въ принцип и опровергавшая пытку, защитила противъ другихъ членовъ суда барона Черкасова, желавшаго подвергнуть Мировича пытк. {Осьмнадцатый Вкъ, III, 365 и 387.}

Въ слдующемъ отношеніи однако разказъ Геррманна подтверждается разказами современниковъ. Дйствительно, не разъ судьи, ставя вопросы подсудимому, были сконфужены его отвтами. Выше мы уже упомянули объ эпизод съ графомъ Григоріемъ Разумовскимъ, о которомъ Мировичъ сказалъ что онъ совтовалъ ему ршиться на отважное дло. Еще два анекдота такого рода разказывались тогда въ публик. Графъ Григорій Орловъ спросилъ его тономъ вельможи-судьи допрашивающаго преступника, Мировичъ отвчалъ: ‘Я предпринималъ сдлать то что вашему сіятельству удалось и поставило васъ въ возможность говорить со мною такимъ тономъ. Но поврьте мн, графъ, что ежели бы я усплъ въ своемъ намреніи, и натурально тогда мы съ вами были бы въ противныхъ теперешнему отношеніяхъ, то я васъ бы не винилъ. Не вините же и меня, графъ, за то что я идучи по столамъ вашимъ не былъ такъ счастливъ въ успх какъ вы.’ {См. записку о Мирович Г. . Квитки, въ Русскомъ Архив 1863, стр. 478 и 479.} Графъ Петръ Панинъ, подъ начальствомъ котораго Мировичъ прежде служилъ, спросилъ его, для чего онъ предпринималъ такой злодйскій умыселъ? ‘Для того, отвчалъ Мировичъ,— чтобъ быть тмъ чмъ ты сталъ. {Бантышъ-Каменскій. Біографія росcійскихъ генералиссимусовъ, I, 226.}

Трудно сказать случились ли въ самомъ дл эти эпизоды. Разказы о нихъ однако доказываютъ что тогда многія лица считали Мировича способнымъ предпринять заговоръ по собственной иниціатив и не служить лишь орудіемъ въ рукахъ какой-нибудь закулисной партіи.

Эти анекдоты согласуются съ замчаніемъ Кастейра о ‘наглыхъ отвтахъ Мировича’ {Кастейра, I, 198.} и со слдующимъ разказомъ одного иностраннаго дипломата. ‘Во все время слдствія Mnровичъ велъ себя съ достоинствомъ и мужествомъ. Его твердость судьи объяснили жестокосердіемъ и упрекнули его въ этомъ въ одномъ изъ допросовъ. Онъ отвчалъ что не считаетъ себя боле гражданиномъ сего міра и знаетъ что долженъ ожидать позорной казни, которую готовъ принять какъ заслуженное наказаніе за свое преступленіе. Спрошенный о своихъ сообщникахъ, Мировичъ отвчалъ что у него нтъ сообщниковъ и что едва ли можно желать чтобъ онъ обвинилъ невинныхъ. Затмъ, обращаясь къ генералъ-прокурору, онъ спросилъ его: желаете ли вы чтобъ я назвалъ сообщникомъ и васъ? При каждомъ случа онъ сожаллъ о несчастій солдатъ и капраловъ которые имъ были убждены участвовать въ его предпріятіи.’ {Raumer, Beitrge, Gesell. III, 383.}

Когда ему грозили пыткою, Мировичъ отвчалъ: ‘Знавши уже меня, неужели вы надетесь успть симъ средствомъ въ своемъ намреніи?’ Разказывали дале что Екатерина, узнавъ о предполагаемой пытк, строжайше оную запретила, сказавъ: ‘Оставимъ несчастнаго въ поко и утшимъ себя мыслію что государство не иметъ враговъ.’ {Квитка въ Русскомъ Архив, 1863, стр. 479. т. CXIV.}

Предварительное слдствіе продолжалось боле мсяца. Не ране какъ 19го августа, Сенатъ, выслушавъ манифестъ о кончин Іоанна въ общемъ собраніи всхъ департаментовъ, опредлилъ: напечатавъ съ онаго потребное число экземпляровъ, публиковать во всемъ государств и во вс судебныя мста и города разослать, а для суда созвать собраніе (Синодъ, Сенатъ, персонъ трехъ первыхъ классовъ и президентовъ всхъ коллегій) къ 23му августа.

24го августа было засданіе. Генералъ-прокуроръ князь Вяземскій прежде всего объявилъ именной указъ императрицы чтобы по длу Мировича сентенцію подписывать напередъ Сенату и Синоду, а лотомъ прочимъ персонамъ по старшинству ихъ чиновъ. Дале слушали экстрактъ дла о предварительномъ слдствіи. Въ этомъ же засданіи сдлано было опредленіе что ‘какъ по тому длу быть могутъ разныя разсужденія тайности подлежащія, то хранить оныя по должности присяги, но исполненіе чего вс бывшіе у производства и при разсмотрніи того дла обязаны были подписками. Затмъ ршено поднести императриц докладъ, которымъ просить дозволенія чтобы въ разсужденіи важности того дла, на тотъ только случай, уполномочить собраніе въ ршеніи того дла по большинству голосовъ’. Съ этимъ докладомъ отправилась депутація въ Царское Село къ императриц. На это предложеніе послдовала высочайшая конфирмація.

Къ засданіи 27го августа собраніе опредлило: ‘Мировича и всхъ сообщниковъ его предъ собраніемъ спросить каждаго порознь, ихъ ли руками подписаны отвты, и во всемъ литомъ что въ нихъ показано признаютъ себя виновными, и не закрыли ли кого, и не имютъ ли чего объявить, и чтобы по ршительномъ окончаніи того дла, все производство напечатавъ, обнародовать’.

Въ засданіи Зіго августа ршено: ‘для лучшаго приведенія Мировича въ чувство и полное раскаяніе, сдлать ему увщаніе изъ присутствующихъ въ собраніи одной духовной и тремъ свтскимъ персонамъ, и именно: преосвященному Ростовскому митрополиту Аанасію, графу Кирилл Григорьевичу Разумовскому, князю Александру Михайловичу Голицыну и барону Александру Ивановичу Черкасову, которые его, Мировича, и увщевали и что показалъ, оное на письм собранію предложили’. {Записка о суд въ изд. Кашпарева, I, 310.}

Въ этомъ допрос Мировичъ не показалъ ничего новаго. О причинахъ которыя побудили его ршиться на освобожденіе Іоанна уже было сказано выше. Теперь же онъ ограничивался подтвержденіемъ своихъ прежнихъ показаній, причемъ объявилъ что готовъ умереть и что не умолчалъ ни о какихъ обстоятельствахъ, и что онъ къ тому что его рукою подписано боле ничего объявить не иметъ. {Сентенція. П. С. З. 12.241.}

1го сентября собраніе ршило: ‘его, Мировича, лиша чиновъ и сковавъ, содержать подъ секретнымъ карауломъ, а по предложенной изъ законовъ выписк приступить къ сочиненію сентенціи.

2го сентября, случился вышеупомянутый эпизодъ съ барономъ Черкасовымъ, который, указывая на распространившіеся въ город слухи о томъ что судей ‘почитаютъ машинами отъ посторонняго вдохновенія движущимися или и комедіантами’, требовалъ чтобы Мировичъ былъ подвергнутъ пытк, потому что судьямъ нужно ‘оправдать себя не токмо предъ всми теперь живущими, но и слдующими по насъ родами’. Собраніе озлобилось, хотло жаловаться императриц, и Черкасовъ долженъ былъ изъявить ‘сожалніе что такія слова въ добромъ намреніи употребилъ которыми собраніе огорченнымъ себя почло’. Мы уже знаемъ что Екатерина старалась оправдать образъ дйствій Черкасова и что она предоставила собранію право большинствомъ голосовъ ршить вопросъ объ употребленіи или неупотребленіи пытки. Она была весьма недовольна такимъ несогласіемъ въ собраніи, писала къ генералъ-прокурору Вяземскому довольно рзко: ‘Мн весьма удивительно что собраніе, чмъ ему упражняться и окончить то что ему мною поручено, вздоромъ упражняется. Есть ли они завтра также горячо за голосъ Черкасова примутся, то можете имъ представить чтобъ они удовольствовались тмъ что онъ изъ своего голоса вычертитъ т слова которыя ихъ тронули. Притомъ вы сказать можете, сколько вы знаете, что мн всякія въ Россіи несогласія и раздоры весьма противны, что они тутъ чтобы судить Мировича, что несогласія въ семъ собраніи суть наипаче соблазны для публики, и что сію ссору должно сократить въ разсужденіи объекта изъ котораго она начало свое иметъ, и ко мн для того не вносить сіе несогласіе для менажмента: ко мн, которая о всемъ Мировича дл съ крайнею чувствительностью слышитъ. Кой часъ сентенція подписана будетъ, то уже собранію незачмъ боле, кажется, собираться. Однимъ словомъ, скажите имъ на ухо что вы знаете что я говорю что собраніе, чмъ ему порученнымъ дломъ упражняться, упражняется со вздоромъ и несогласіями, къ крайнему соблазну моему и публики. Вы все сіе употребить можете съ обыкновенною осторожностью и по вашему разсмотрнію. Только отклоните отъ жалобы на Черкасова ко мн и примирите ихъ всхъ, есть ли возможно. Есть ли же надежды нту, то преските собраніе или доведите до множественнаго числа разныхъ голосовъ. А Черкасову выбиться нельзя: онъ ровной тутъ имъ. Онъ писалъ изъ усердія и съ излишнею горячностью, а не боле.’ {Осмнадцатыті Вкъ, III, 387—365.}

Этимъ и кончился этотъ эпизодъ. Мировичъ не былъ подвергнутъ пытк. Сочиненіе сентенціи было возложено на особую коммиссію, состоявшую изъ сенатора Олсуфьева, генералъ-поручика Веймарна и президента юстицъ-коллегіи Эмле. Члены Святйшаго Синода объявили ‘что они увидя собственное признаніе преступниковъ, согласуютъ что они достойны казни, и какая по тому заключена будетъ сентенція, отъ оной не отступаются, но какъ они духовнаго чина, то къ подписанію на смерть приступить не могутъ’.

3го сентября собраніе, узнавъ что Мировичъ по скованіи его началъ плакать, и считая возможнымъ что онъ пришелъ въ раскаяніе, опредлило еще его увщевать. Это порученіе было возложено на Ростовскаго митрополита, {Напрасно г. Семевскій, I. с. 548, говоритъ что это былъ Арсеній Мацевичъ. Арсеній тогда уже былъ лишенъ сана и считался государственнымъ преступникомъ.} Голицына, Черкасова и Бутурлина. Не довдавшись ничего новаго наконецъ собраніе произнесло приговоръ.

Приговоръ былъ слдующій: ‘Мировичу отсчь голову и оставя тло его народу на позорище до вечера, сжечь оное вмст съ эшафотомъ. Трехъ капраловъ и трехъ рядовыхъ участвовавшихъ въ бунт прогнать сквозь строй чрезъ тысячу человкъ десять разъ (одного же, боле виновнаго, двнадцать) и сослать вчно въ каторжную работу. Подпоручика князя Чефарыдзева, который не донесъ о слышанномъ отъ Мировича, когда онъ отчасти открывалъ ему свое намреніе, лишить чиновъ, посадить въ тюрьму на шесть мсяцевъ, потомъ написать въ рядовые. Придворнаго лакея Касаткина, который въ разговорахъ съ Мировичемъ, изъявляя неудовольствіе на дворъ, прибавлялъ что есть толки въ народ: будто принца Іоанна возведутъ на престолъ, наказать батогами и написать въ рядовые въ дальнія команды. Изъ прочихъ виновныхъ разныхъ нижнихъ чиновъ, всего 41 человкъ, прогнать сквозь строй, а капраловъ сверхъ того написать вчно въ солдаты въ дальнія команды.’ {См. П. С. З. 12.241, а также въ сборник Осьмнадцатый Вкъ, III, 367—383. Bsehing, VI, 541—556.}

Сентенція была подписана 9го сентября. Затмъ приступили къ приготовленіямъ къ экзекуціи, назначенной къ 15му сентября. Въ тотъ же день положили публиковать сентенцію. {Каширева Сборникъ, I, 311.}

Этотъ ходъ слдствія не представляетъ никакихъ данныя сколько-нибудь подтверждающихъ нелпые слухи о томъ будто все дло было какою-то комедіею, устроенною съ вдома императрицы. Напротивъ, все то что мы знаемъ о дл Мировича по достоврнымъ источникамъ представляетъ намъ весь ходъ событій весьма естественнымъ образомъ.

Въ источникахъ которые сообщаютъ намъ разныя данныя о мнимомъ участіи Екатерины въ заговор Мировича, встрчаются и довольно любопытныя подробности о томъ какъ держалъ себя Мировичъ въ день казни. Уже мы замтили выше что Гельбигъ и Кастейра, а вмст съ ними и Германнъ разказываютъ будто Мировичъ на пути къ эшафотуи на самомъ эшафот былъ веселымъ, смялся и этимъ доказывалъ де что надялся скоре на награду, нежели на наказаніе. {Russische Gnstlinge, 316. Кастейра, I, 198. Herrmann, V, 654.}

Ни Кастейра, ни Гельбигъ не были современниками казни Мировича. Оба они находились въ Россіи гораздо позже. Посмотримъ, каковы отзывы объ этомъ событіи лицъ которыя были свидтелями казни Мировича или по крайней мр могли получить точныя свднія отъ лицъ бывшихъ свидтелями той сцены.

Въ депеш одного изъ иностранныхъ дипломатовъ отъ 17го (28го) сентября сказано: ‘Мировичъ и во время слдствія и на эшафот обнаруживалъ чрезвычайную твердость духа.’ {Raumer, Beitrge, III, 386.} Графъ Строгановъ, Это октября, за столомъ у великаго князя Павла Петровича, говорилъ также о твердости духа и благоговніи которыми Мировичъ отличался въ послднія минуты своей жизни. {Записки Порошина, I, 53.}

Очень любопытенъ разказъ Квитки о казни Мировича. ‘Войска наряженныя быть при исполненіи казни имли ружья заряженныя при полномъ числ патроновъ. Прочіе полки были собраны по полковымъ дворамъ и находились тамъ чрезъ цлый день, и имъ патроны розданы. Въ послдующую ночь усилены были везд караулы и строжайше наблюдаемы были улицы города. По везд было покойно, какъ равно и слдующіе дни. Мировичъ, везомый на казнь, увидвъ любопытствующій народъ, сказалъ близь него находившемуся священнику: посмотрите, батюшка, какими глазами смотритъ на меня народъ. Совсмъ бы иначе на меня смотрли и даже привтствовали бы при появленіи моемъ, ежели бы мн удалось мое предпріятіе. Прибывъ на мсто казни, онъ спокойно взошелъ на эшафотъ, онъ былъ лицомъ блъ и замчали въ немъ что онъ въ ту минуту не потерялъ обыкновеннаго своего румянца въ лиц, одтъ онъ былъ въ шинель голубаго цвта. Когда прочли ему сентенцію, онъ вольнымъ духомъ сказалъ что онъ благодаренъ что ничего лишняго не взвели на него въ приговор. Снявъ съ шеи крестъ съ мощами, отдалъ провожавшему его священнику, прося молиться о душ его, подалъ полицеймейстеру, присутствовавшему при казни, записку объ остающемся своемъ имніи, прося его поручить камердинеру его исполнить все по ней, снявъ съ руки перстень, отдалъ палачу, убдительно прося его, сколько можно удачне исполнить свое дло и не мучить его, лотомъ самъ, поднявъ длинные свои блокурые волосы, легъ на плаху. Палачъ былъ изъ выборныхъ, испытанъ прежде въ сил и ловкости. Онъ долженъ былъ однимъ ударомъ отрубить голову барану съ шерстью, посл нсколькихъ удачныхъ опытовъ, допущенъ къ длу, и… не заставилъ страдать несчастнаго.’ {Русскій Архивъ 1863, 480.}

Г. Геррманнъ разказываетъ, по неизвстному источнику, о казни Мировича: ‘Безчисленная толпа оставалась безмолвною при этомъ зрлищ. Прошло много времени до исполненія приговора, потому что полицеймейстеръ по данному ему предварительно приказанію ждалъ помилованія Мировича до извстной минуты. Ожиданіе было тщетное и Мировичу отрубили голову не столько для наказанія его собственной вины сколько для разсянія слуховъ о загадочной кончин Іоанна.’ {Herrmann, Gesch. d. russ Staats, V, 654.}

Дйствительно тогда ожидали что въ послднюю минуту будетъ отмнена казнь Мировича. Въ записк Квитки мы встрчаемъ слдующее замчаніе: ‘Говорятъ что будто Екатерина располагала даровать жизнь преступнику, подписала о семъ указъ скрытно отъ окружающихъ ее, дабы выслать его къ эшафоту предъ исполненіемъ, но была обманута дйствовавшими, будто казнь совершена днемъ ране, нежели по докладу ей онъ былъ назначенъ. Можетъ-быть нкоторые интересовались чтобъ онъ былъ казненъ скоре.’ {Русскій Архивъ 1863, стр. 481.}

Въ такихъ случаяхъ очень часто и легко распространяются подобные слухи. Трудно сказать въ какой мр въ данномъ случа эти слухи могли имть основаніе. Волненіе въ публик, отвыкшей отъ казней при императриц Елисавет, было чрезвычайное. Очевидецъ Г. Д. Державинъ разказываетъ: ‘Извстному Мировичу отрублена голова на эшафот. Народъ, стоявшій на кровляхъ домовъ и на мосту, необыкшій видть смертной казни, и ждавшій почему-то милосердія государыни, когда увидлъ голову въ рукахъ палача, единогласно ахнулъ и такъ содрогнулся что отъ сильнаго движенія мостъ поколебался и перила обвалились.’ Вечеромъ того же дня помостъ съ обезглавленнымъ трупомъ казненнаго былъ сожженъ. Впечатлніе произведенное казнью Мировича было чрезвычайно сильно и подйствовало не на одинъ народъ. Въ запискахъ Порошина сказано: ‘Великій князь и наслдникъ престола Павелъ Петровичъ, узнавъ о кровавомъ событіи, опочивалъ весьма худо’. {Порошинъ, Записки I, 15, 53.}

Въ запискахъ Бибикова разказывается что Екатерина, желая разсять публику и отвлечь всеобщее вниманіе отъ этого эпизода съ Іоанномъ и Мировичемъ, устроила вскор великолпныя игры, карусели, турниры, героями которыхъ были Орловы, славившіеся силою и наздничествомъ, а главнымъ судьею былъ престарлый фельдмаршалъ Минихъ. {Семевскій l. с. 553.}

О впечатлніи произведенномъ кончиною Іоанна Антоновича на публику въ западной Европ мы можемъ судить по любопытной брошюр Histoire d’Iwan III, напечатанной въ Лондон вскор посл шлюссельбургской катастрофы. Неизвстный авторъ полагаетъ что всему свту трудно будетъ врить ужасному разказу о вопіющемъ факт, и что даже въ древней исторіи, столь богатой кровавыми сценами и страшными эпизодами, не было совершено такого преступленія, служащаго доказательствомъ что въ ныншнемъ столтіи любовь къ ближнему и истинная добродтель считаются химерою. Авторъ хвалитъ (‘безъ всякаго основанія, какъ мы знаемъ) высокія качества и необыкновенныя способности несчастнаго принца и по этому еще боле сожалетъ о его погибели. Онъ считаетъ весьма вроятнымъ что вельможи имперіи погружены въ глубокую печаль и будутъ печалиться, пока не будетъ наказано это преступленіе Провидніемъ. Невольно авторъ приходитъ къ тому заключенію что можно сравнить Конрадина Гогенштауфенскаго съ Іоанномъ Антоновичемъ. Довольно подробно онъ при этомъ случа разказываетъ исторію Конрадина. Въ реторическомъ воззваніи къ тни Іоанна, и въ другомъ ‘клик обращенномъ къ царямъ земнымъ, и призыв ихъ на месть за убіеніе невиннаго государя’ онъ замчаетъ что кончина Іоанна доказываетъ всю ничтожность мірскаго величія и свидтельствуетъ какимъ страшнымъ опасностямъ подвергаются государи. Посл ужасной сцены въ Шлюссельбург, полагаетъ онъ, каждый государь долженъ трепетать за жизнь своихъ дтей. Убійцъ Іоанна онъ считаетъ хуже Лернейской зми и цербера, онъ называетъ ихъ двуногими животными, ясно доказавшими что царство зла положило конецъ царству добра. Самымъ любопытнымъ отдломъ въ этой брошюр можно считать воззваніе къ убійцамъ принца Іоанна. Онъ называетъ это воззваніе ‘Mercuriale’, очевидно потому что въ парламент во Франціи этимъ терминомъ обозначались засданія въ которыхъ подвергались строгой критик злоупотребленія правительственныхъ органовъ. Тутъ онъ называетъ убійцъ Іоанна безчеловчными палачами, адскими чудовищами, убившими принца которому они должны были служить какъ слуги и хранители, какъ защитники и покровители противъ его непріятелей. По мннію автора, столь великое преступленіе не можетъ оставаться безнаказаннымъ, и убійцы не избгнутъ правосудія небеснаго, и пр. {Vie d‘Iwan, предисловіе, и стр. 64—100.}

Гораздо интересне такихъ громкихъ фразъ и ходульныхъ выраженій намъ кажется то обстоятельство что въ этой брошюр мы не встрчаемъ обвиненія Екатерины. Очевидно авторъ не зналъ о слухахъ относительно какой-то таинственной связи между Екатериною и Мировичемъ или объ инструкціи которую имли Власьевъ и Чекинъ. Все негодованіе автора направлено противъ послднихъ. Хотя онъ называетъ одинъ изъ отдловъ своей книги: ‘Reflexions politiques et critiques’, онъ нисколько не обращаетъ вниманія на политическое значеніе всего событія, разсматриваемаго имъ, такъ-сказать, исключительно какъ обыкновенное уголовное преступленіе. О значеніи заговора Мировича авторъ не говоритъ вовсе. Единственный намекъ о томъ что авторъ понималъ политическое значеніе кончины Іоанна для Екатерины, заключается въ приведеніи словъ изъ исторіи Конрадина: Vita Conradini mors Caroli, mors Conradini vita Caroli. Нельзя полагать чтобъ эта брошюра была написана въ интерес Брауншвейгской фамиліи, иначе въ ней говорилось бы о правахъ ея на престолъ Россіи. Характеръ брошюры заставляетъ насъ думать что авторъ ея не былъ настоящимъ публицистомъ или политическимъ дятелемъ, а диллетантомъ и частнымъ лицомъ слдившимъ за событіями исключительно съ точки зрнія моралиста.

Эта брошюра едва ли могла считаться опасною. Гораздо опасне могли быть толки распространившіеся въ самой Россіи посл шлюссельбургскаго событія. Мы знаемъ что образъ дйствій правительства подвергался критик въ разныхъ группахъ общества. Мы уже видли что особенно въ столиц и преимущественно въ кругахъ дипломатовъ говорили много объ убіеніи Іоанна и считали императрицу сильно компрометтированною этимъ дломъ. Такіе толки въ одномъ лишь случа, сколько намъ извстно, повлекли за собою жестокое преслдованіе распространителя ихъ. На разбор этого случая нельзя не остановиться особенно потому что сама Екатерина слдила за этимъ дломъ, а дале и потому что изъ этого случая видно какъ строго правительство смотрло на разглашеніе молвы вредившей авторитету его.

Бывшій митрополитъ ростовскій, Арсеній Мацевичъ, въ 10 году былъ лишенъ сана и заключенъ въ Николаевскій Корельскій монастырь за его протесты противъ секуляризаціи духовныхъ имній и за неблагопріятные отзывы о личности Екатерины. Такъ онъ, по доносу одного офицера, бывшаго у него въ Николинъ день, 1767 года, на водк, говорилъ что Іоаннъ Антоновичъ былъ законный государь, ибо ему присягали, что не Екатерин слдовало царствовать, а Іоанну, или бы лучше было еслибъ ея величество вступила въ бракъ съ Іоанномъ, что офицеры имли инструкцію убить Іоанна, что Мировичъ имлъ вроятно тайныхъ сообщниковъ, что слдовало бы казнить не Мировича, а офицеровъ за пролитіе царской крови, и что въ Россіи будутъ царствовать два юноши ‘и также будетъ Россіи благополучіе, и Турка выгонятъ и возьмутъ Грецію, и нын де то время приходитъ, и будетъ де царствовать двое: первый его высочество (Павелъ Петровичъ), а другой принца Ивана братъ, Петръ, который содержится въ Холмогорахъ и ему де уже лтъ съ пятнадцать’. {Чтенія, 1863, III, 137, 165—167 и сдд.}

Арсенія взяли, перевезли въ Архангельскъ и допрашивали тамъ въ губернской канцеляріи. Вс бумаги относящіяся къ этому длу доставлялись Екатерин, находившейся тогда въ Москв. Тамъ она занималась разборомъ ихъ вмст съ генералъ-прокуроромъ Шишковскимъ. Все дло хранилось въ глубочайшей тайн. Говорили въ послдствіи что даже Григорій Орловъ и Никита Панинъ не знали о занятіяхъ императрицы дломъ Арсенія. Послдняго приговорили къ отправленію въ Сибирь, въ Верхнеудинскую крпость. Проектъ приговора, снабженный разными поправками Екатерины, напечатанъ въ Чтеніяхъ. Она между прочимъ приказала чтобъ Арсенія называли не его именемъ, а не иначе какъ ‘Андрей Враль’. Изъ бумагъ относящихся ко всему длу видно что правительство всми мрами старалось устроить такъ чтобы въ публик не знали о мстопребываніи важнаго государственнаго преступника. Сохранились инструкціи офицерамъ которымъ были даны порученія относительно отправленія Арсенія въ Сибирь и т. д. Майору Тулзакову было приказано взять колодника изъ Архангельской канцеляріи и везти его въ Вологду, а тамъ отдать его тому кто объявитъ о колодник ордеръ, по отдач же его требовать отъ того кому онъ отданъ будетъ въ пріем колодника расписки, колодника везти секретно, никому его не показывать, везти его закрывши въ саняхъ, разговоровъ съ нимъ не имть, о имени и состояніи его не спрашивать и писемъ писать ему не давать, если онъ будетъ разглашать что-либо, то его отнюдь не слушать и ему ни въ чемъ не врить, а стараться какъ возможно отъ того вранья его удерживать, что же услышано будетъ кмъ-либо, то оное содержать до кончины живота секретно. Въ другой инструкціи другому офицеру приказано отправиться въ Вологду, взять тамъ колодника у майора Тулзакова и нсколько часовъ посл отъзда послдняго изъ Вологды отправиться съ колодникомъ въ Ревель, ‘миновавъ какъ возможно Петербурга’, и въ Ревел отдать колодника тамошнему господину оберъ-коменданту. Въ третьей инструкціи, ревельскому оберъ-коменданту, даются приказанія какъ секретно содержать въ заключеніи опаснаго колодника, офицерамъ и солдатамъ запрещалось съ нимъ болтать, изъ каземата его не пускать, запретить ему говорить, ‘съ такимъ притомъ прещеніемъ что если онъ станетъ что-либо говорить, то положенъ будетъ ему въ ротъ кляпъ, котораго отнюдь, однако, въ ротъ ему не класть, а имть его только въ карман, для одного ему страха’. Вс инструкціи просмотрны и дополнены самою императрицей. Он подписаны княземъ Вяземскимъ, къ которому ревельскій оберъ-комендантъ ежемсячно долженъ былъ доносить о состояніи колодника, съ надписью на пакет: ‘о секретномъ дл’ Въ проект третьей инструкціи Арсеній названъ не ‘Андреемъ Вралемъ’, а ‘Бродягинымъ’. Екатерина между прочимъ прибавила что ‘если Бродягинъ умретъ, то можно при смертномъ часу до него допустить попа съ потребою, взявъ съ попа подписку подъ смертною казнью что не скажетъ вкъ объ немъ никому’.

Изъ нкоторыхъ писемъ оберъ-коменданта Ревельской крпости, Тизенгаузена, къ князю Вяземскому видно что въ Ревел было заране приготовлено помщеніе для колодника и что онъ прибылъ въ начал января 1768 года. Сама Екатерина писала Тизенгаузену чтобы наблюдалъ за колодникомъ и не допускалъ бы его ‘сотворить людямъ невиннымъ чрезъ пустое болтанье зло’. Когда Тизенгаузенъ былъ замненъ Бенкендорфомъ, Екатерина въ записк къ Вяземскому просила послдняго писать къ Бенкендорфу, чтобъ онъ за Вралемъ имлъ смотрніе такое какъ и Тизенгаузенъ имлъ, а то, продолжаетъ Екатерина, ‘боюсь чтобъ не бывши еще проученъ, Враль не заводилъ въ междуцарствіи свои какія ни на есть штуки, и чтобъ не стали слабе за симъ звркомъ смотрть, а намъ отъ того не выливались новыя хлопоты’. Не задолго уже предъ смертію Арсенія, императрица писала къ оберъ-коменданту Кохіусу: ‘У васъ въ крпкой клтк есть важная птичка, береги, чтобы не улетла, надюсь, не подведешь себя подъ большой отвтъ…. народъ его очень почитаетъ, изстари уже привыкъ считать его святымъ, а онъ о’олыпе ничего какъ превеликой плутъ и лицемръ.’

Дйствительно Арсеній пользовался въ народ значительнымъ авторитетомъ. Разказывали разныя частности о его отправленіи въ Сибирь, о его кончин на пути въ мсто ссылки, о разныхъ чудесахъ случившихся при этомъ случа. Знали ли тогда въ Ревел кто былъ опасный колодникъ? Тамъ сохранилось преданіе о немъ, какъ его содержали въ каземат, находившемся въ каменной городской стн, подъ задланными тогда воротами, извстными подъ названіемъ: ‘Schmiede-Pforte’, ведущими въ ‘Goldschmidt-Strasse’, какъ сначала допускали русскихъ жителей города посщать узника, который имлъ даже позволеніе, въ сопровожденіи стражи, ходить въ церковь и по городу, но какъ послдніе три или четыре года своей жизни онъ провелъ въ одиночеств и ему будто бы отказывали не только въ одежд, но даже и въ пищ, такъ что сквозь разбитыя стекла и сквозь желзныя ршетки съ крикомъ умолялъ онъ проходящихъ не допустить его умереть съ голоду и холоду, и будто православные снабдили его веревкою, къ которой привязали корзину, въ оную клали хлбъ, а по временамъ платье, блье, даже дрова и воду, а по строгомъ осмотр несчастный Арсеній могъ приподнимать къ себ это подаяніе, которое поддерживало жизнь его, и пр. Арсеній скончался въ Ревел около 1780 года. {См. Чтенія 1672, II. Смсь 3—39 и III. 134—194.}

Многое въ этихъ разказахъ можетъ считаться сомнительнымъ и загадочнымъ. Во всякомъ случа правительство считало его весьма опаснымъ человкомъ. Вслдствіе его протеста противъ секуляризаціи духовныхъ имній и нкоторыхъ весьма неосторожныхъ замчаній сдланныхъ имъ въ отношеніи къ Екатерин, онъ былъ сосланъ въ Корельскій монастырь. Когда однако посл катастрофы Іоанна въ Шлюссельбург онъ позволилъ себ критиковать образъ дйствій правительства, когда онъ выразилъ надежду что будетъ царствовать братъ Іоанна вмст съ Павломъ Петровичемъ, тогда началось гоненіе гораздо хуже прежняго, гоненіе которое даже какъ-то вовсе не идетъ къ умренному, кроткому образу дйствій Екатерины въ подобныхъ случаяхъ. Такія явленія раздражали императрицу. Можетъ-быть именно такіе толки въ народ останавливали Екатерину въ намреніи дать свободу родственникамъ Іоанна находившимся въ Холмогорахъ.

Мало-по-малу исчезало глубокое впечатлніе произведенное на современниковъ заговоромъ Мировича и убіеніемъ Іоанна Антоновича. По временамъ однако и въ слдующіе годы возобновляется память о Іоанн и его родственникахъ.

Когда въ 1774 году авантюристка извстная подъ именемъ ‘Таракановой’ находилась въ Италіи, тогда разнесся I между прочимъ слухъ что она сестра Іоанна Антоновича. {Die vorgebliche Tochter der Kaizerin Elisabeth. Berlin 1867, стр. 102.}

Въ март 1788 года явился самозванецъ выдававшій себя за Іоанна Антоновича. Объ этомъ эпизод сохранились слдующія данныя.

Герцогъ курляндскій Петръ Биронъ прислалъ при письм отъ 4го апрля (24го марта) 1788 года къ рижскому губернатору графу Броуну человка показавшагося ему въ высшей I степени подозрительнымъ и опаснымъ. Допрошенный въ канцеляріи Броуна этотъ человкъ показалъ что онъ не кто иной, какъ Иванъ Ульрихъ, сынъ Антона Ульриха Брауншвейгскаго и Анны Леопольдовны, но что братьевъ и сестеръ онъ не знаетъ. Освобожденіе свое изъ Шлюссельбургской крпости онъ объяснялъ слдующимъ образомъ. Въ 1762 году комендантъ крпости Ребиндеръ, пришедъ къ нему, палъ на колни и сказалъ: ‘ищи случая и спасай жизнь, я на твое мсто человка похожаго на тебя уговорилъ’, который былъ изъ Чухонъ, именемъ Петръ, и который, какъ онъ посл слышалъ, стражею заколотъ. Получивъ будто бы отъ коменданта 3.000 рублей золотою и серебряною монетой, показывалъ дале допрашиваемый, онъ подъ видомъ купца затмъ путешествовалъ долго по Россіи, былъ въ Счи, гд его принялъ кошевой Петръ Ивановичъ Калпышъ, гд онъ доучился читать и писать и гд онъ остался до 1774 года. Оттуда онъ ходилъ въ походъ подъ Очаковъ, затмъ былъ въ Астрахани и здилъ по другимъ мстамъ тамошняго края для осмотрнія тамошнихъ мстъ къ предпринятому своему намренію, былъ въ Крыму, лотомъ въ 1782 году въ Петербург, гд подъ видомъ купца жилъ у купца Пчолкина и у купца Рыканова. Изъ Петербурга здилъ въ Архангельскъ для полученія извстія о своихъ родственникахъ, о которыхъ въ Холморогахъ онъ узналъ отъ матросовъ: что отецъ и мать его померли, а братья и сестры сосланы на судн Полярной Звзд въ Океанъ…. Затмъ онъ опять жилъ въ Петербург и помышлялъ со временемъ какъ о родственникахъ своихъ такъ и самомъ себ, и имя надобность до курляндскаго герцога Бирона, самую ту дабы узнать въ точности какимъ образомъ онъ сверженъ императрицею Елисаветою съ престола и какъ отецъ его Бирона посланъ въ заточеніе въ Ярославль, то-есть матерью ли его или императрицею Елисаветою, а равно и о томъ въ какое время сосланы были въ Холмогоры Антонъ Ульрихъ съ женою и дтьми, онъ чрезъ Могилевъ и Херсонъ (sic) отправился въ Курляндію. Тутъ онъ въ Вирцен не имлъ возможности видть самого герцога, подалъ письмо содержанія вышеписаннаго, но герцогъ во всякой помощи ему отказалъ, объявя, что онъ опасенъ Россіи, и приказалъ взять подъ стражу и отправить въ Ригу.

Въ тотъ же день Броунъ веллъ заковать въ ручныя и ножныя желза арестанта и съ конвоемъ отправилъ въ Петербургъ ко графу Безбородко. Въ письм къ Екатерин Броунъ замтилъ что разказъ арестанта ‘скоре на сказку нежели на истину походитъ, тмъ паче что коменданта Ребиндера въ Шлюссельбург не было, а былъ тогда Бередниковъ’, и что поэтому и ‘для важности дла и соблазна въ народ произойти могущаго’, онъ считалъ нужнымъ отправить подъ стражею этого человка въ Петербургъ. Въ письм ко графу Безбородко, Броунъ замтилъ что нельзя было не принять этой мры ‘какъ для прекращенія разглашенія въ публик, такъ и отвращенія произойти могущихъ иногда неистовыхъ лжей: ибо отъ выдаваемой всти онъ не отходитъ, произнося притомъ много непристойностей, кои по здравому разсудку не заслуживаютъ никакого вниманія’.

2го апрля арестантъ былъ привезенъ въ Петербургъ, а 19го мая генералъ-прокуроръ извстилъ графа Броуна о томъ что арестантъ есть кременчугскій купецъ Тимоей Ивановъ сынъ Курлиловъ, бжавшій по причин долговъ, и что о немъ ‘по высочайшей всемилостивйшей государыни воли ршеніе уже воспослдовало’. {См. бумаги относящіяся къ этому длу въ сборник Осьмнадцатый Вкъ. I. 460—65.}

Вотъ что мы знаемъ объ этомъ самозванц. Каково было его наказаніе, намъ неизвстно. Другихъ эпизодовъ представляющихъ нкоторую связь съ Брауншвейгскою фамиліей мы не встрчаемъ. Мы только видимъ что въ продолженіе нсколькихъ десятилтій посл катастрофы Іоанна въ Шлюссельбург еще считали опаснымъ вообще говорить объ этомъ несчастномъ семейств. Мы видли какъ тайно происходили въ 1780 году приготовленія къ отправленію холмогорскихъ арестантовъ за границу.

Когда Бантышъ-Каменскій, находясь въ Полтав въ 1817—1819 годахъ, познакомился тамъ съ архимандритомъ Іосифомъ и, узнавъ о восьми лтнемъ пребываніи послдняго въ Ютландіи, въ Горсенз, спросилъ его о причин такого пребыванія въ этомъ мст, архимандритъ уклонялся дать отвтъ и замтилъ только что имлъ порученіе отъ правительства. Только въ послдствіи, когда Бантышъ-Каменскій и архимандритъ короче узнали другъ друга, Іосифъ сообщилъ извстному историку нкоторыя подробности о дтяхъ Анны Леопольдовны. {Русская Старина 1873, стр. 68.}

Изъ этого обстоятельства видно что полвка посл Шлюссельбургской катастрофы считалось еще опаснымъ бесдовать о Брауншвейгской фамиліи. Въ настоящее же время историческая наука не только иметъ право, но и обязана заниматься разборомъ частностей этого любопытнаго, хотя и мрачнаго эпизода изъ исторіи Россіи въ восемнадцатомъ столтіи.

А. БРИКНЕРЪ.

‘Русскій Встникъ’, No 11, 1874

ИМПЕРАТОРЪ ІОАННЪ АНТОНОВИЧЪ * И ЕГО РОДСТВЕННИКИ

2. Шлюссельбургская катастрофа въ 1764 году.

Читайте также:

**ИМПЕРАТОРЪ ІОАННЪ АНТОНОВИЧЪ * И ЕГО РОДСТВЕННИКИ**