Илья взмахнул кнутом и слегка стегнул левую пристяжную, тройка пошла веселее.
— Эх, виноходцы!.. Благодать, барин, — погода!.. Зелень-то пошла какова!.. И дорога просохла… О сю пору тут грязь бывает непролазная…
Зеленей я уже не видел. Всё было погружено в сумрак, на небе прорезались звёзды, а близко к горизонту сиял молодой месяц. Месяц летел вместе с нашей тройкой навстречу молодой роще, и вдруг, казалось, месяц стал подпрыгивать и задевать за силуэты обнажённых берёз. Роща пролетела, потянулось болото — и месяц стал неподвижен, только прыгало через кочки в воде болота его серебристое отражение.
Сыростью и лёгкой прохладой несло с болота.
— Самые охотницкие места, — пояснил разговорчивый Илья, — тут мне всё известно… Потому — здесь возрос… А после был в военной службе, да пять лет в Москве извозчиком ездил… легковым… А вот и опять на родной стороне живу… Ш-а-али!.. — стегнул Илья правую пристяжную, — чёрт её знает, — бежит, бежит, — как хватит нога о ногу!.. Тогда скачет на трёх ногах…
— Служил я под Варшавой, — у нас в эскадроне этакая-то лошадь была… Ко мне её вахмистр приспособил, опосля того, как я про него шутку сшутил… Дожидался я от него отместки: думаю — какую то сделает меланхолию? Ну, и нашёл он, чем досадить… Злоехидный был человек… Натерпелся я через того коня!..
— Люблю, когда барин не сердит, да не понукает… Сам тогда стараюсь… А то бывало, когда легковым ездил… в Москве-то… За питиалтынный посадишь, а он понукает: живо поезжай!.. Что вы, мол, господин: еду я постепенно, — как, значит за питиалтынный… Ишь она, — ишь она!..
И он два раза стегнул правую, которая опять было побежала на трёх ногах.
Коренной бежал добросовестно и так хорошо, что Илья ни разу его не стегнул, только чуть пошевеливал вожжами.
— А то ещё вахмистр было вздумал мне насолить, — зазнобу хотел отбить… Подозрительный был человек… А она то краля была… Глаза у ней были подманчиватые, — так и смотрят… Вахмистр ей про меня отбивные письма писал… А то раз меня не было, как она пришла, — вахмистр ей про меня наговаривать начал… ‘Разве, говорит, вы геометрию эту не знаете, что откеда он, да какой он?’ А она меня больно любила, — никому веры не давала… Вахмистр-то говорит, а она — смеётся, хохочет, легкомысленно принимает, — будто бы, как ветер в болоте… Ниглижа…
— Вахмистр был щёголь… всегда перед зеркалом находился и уж такой злющий: сказать ничего не смей: сейчас изображает какую-то физономию… а то — драться…
— Илья, откуда ты этакие слова знаешь: ‘Ниглижа’… ‘Геометрию’…
— А как же, барин, — неужели мы образования не понимаем… Двоих седоков, бывало, в Москве везёшь, — каких-то слов не наслушаешься… Вот и запоминаешь… Я, ведь, способный, понятливый… А вот только не мог я от господ добиться, что такое обозначает: ‘Милодия?..’ Такое мне всё неподходящее объясняли… А слышал я это слово в Москве, — седока вёз, купца, так надо полагать из провинции, приезжий… с ним ехала девица, он ей рассказывал: ‘Наш городок маленький, а торговля — правтическая’. А потом и говорит ей: ‘Что это у тебя, Лизынька, в лице за милодия какая-то?.. Даже как будто отвратительно смотреть!..’ А она ему отвечает: ‘Вот, — говорит, — вам не нравится, когда я невесёлая бываю, а сами уезжаете, оставляете меня без всяких последствий’… А купец стал её попрекать: ‘Ты, говорит, такая-то была и этакая!..’ Эх вы, милые, виноходцы!..
Тяжёлым гнётом ложилось на душу это множество наносных, искажённых слов в речи простого русского человека. Я понял, что Илья имеет пристрастие к мудрёным словам, которые с завистью ловит и старается запомнить, искажая и понимая их по своему и очень гордится тем, что он знает мудрёные слова. ‘Бедный Илья!.. — думалось мне, — что, если бы его любознательность была направлена по хорошему руслу?’
Ехали несколько минут молча. Дорога шла полем.
— А вона деревня моя, — огоньки-то светятся!.. Пожар был у нас недавно, — ужасти какой!.. В одной избе, у Митрия-кузнеца чуть двое ребят не сгорели… Совсем изба-то кругом в огне была… А то ещё у нас в полку была история…
— Подожди… Как же детей-то спасли… из огня?..
— Бог помог, — я водой окатился, да кинулся, и вынес обоих…
— Ты?.. В огонь кинулся?.. Обжёгся?..
— Говорю: Бог помог… Только волоса подгорели… Так вот, барин, — была у нас в полку история… Захотелось нашему генералу на высшую должность… Дела!.. В каких чинах — и то какая перегордия одолела!.. Зависть-то!.. Сделали сюжет… Чтобы на образец был полк!.. Такие строгости пошли, — никаких не стало возможностей…
— Т-пр-ру!..
Осадил вдруг Илья лошадей:
— А ведь мы, барин, приехали!..
Источник: Мошин А. Н. А. Гашиш и другие новые рассказы. — СПб.: Издание Г. В. Малаховского, 1905. — С. 93.
OCR, подготовка текста: Евгений Зеленко, август 2011 г.