З. Н. Гиппиус
Или — или
КОММЕНТАРИИ
Или — или, Гиппиус Зинаида Николаевна, Год: 1921
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Гиппиус З. Н. Мечты и кошмар (1920—1925)
СПб.: ООО ‘Издательство ‘Росток’, 2002.
В Совдепии остался только один ‘талантливый историк’. Он не только не расстрелян, но даже усердно развивает, в большевистском ‘Пути’, известную тему: ‘Руки прочь от России’. Опираясь на него, газета Милюкова пытается доказать, что и совдепская интеллигенция раздираема несогласиями, подобно эмигрантской. Попутно посылаются стрелы в инакомыслящих.
В сущности — это стрелы против авторов всех писем, получаемых здесь не через большевистский ‘Путь’, но путь окольный, а также против газет, подобные письма печатающих.
Например, против берлинского ‘Руля’ (он их печатает много, и какие потрясающие, какие знакомые!). И уж прямо против вот такого вопля: ‘…Все живое, деятельное, что-нибудь смыслящее, разогнано или истреблено до конца… а потому верховодящие детьми мерзавцы чувствуют себя сатрапами и все правление превратилось в ‘володение’ и объединилось в одном лозунге: Сарынь на кичку!.. Ясно, что Россия доведена до такого состояния, гто встать на ноги собственными силами и средствами она не может’. Это надо понять и крепко запомнить. Вот почему я в ужасе от той никчемной склоки, которую не прекращает наша эмигрантская печать за границей…
— ‘Ради Бога Живого, перестаньте!..’
Несчастный автор письма, как несчастные авторы других нелегальных писем (говорящих одно и то же все) — воображает, что на кого-нибудь подействует его заклятие именем Бога Живого. Кто-нибудь поверит, что это ‘не газетное, а крепко пережитое и продуманное’. Наивно пишет, с опасностью жизни, может быть, и не подозревает, что часть эмигрантской печати уже приготовила ему возраженье: мало ли кто из вас там что думает! А вот этот ‘талантливый историк’ из большевистского ‘Пути’ другое говорит! И даже гораздо разумнее, по-нашему, а если мы осторожно еще не решаемся счесть его своим, — это лишь потому, что не ясно, ‘с какой это он точки зрения…’.
Автор цитированного выше письма, авторы других подобных писем — политических? — разделяют свою странную судьбу с авторами писем уж таких ‘а-политических’, за которые даже сама Ч. К., впрочем, нет, Ч. К. расстреляла бы и за них, но ведь она не судит и не делит ‘политику’ с ‘а-политикой’…
Я напоминаю читателям ‘Общего Дела’ воистину страшное письмо русских матерей. Это предсмертное письмо, подписанное кровью (фактически нечеловеческой кровью), — было напечатано во многих немецких газетах и только в одной русской. Только в одной! Другие, из политических соображений (в них входит ‘человеколюбие’ в своей мере) — решили эту кровь замолчать. Скрыть. Она мешает. Нужно, чтобы мир разжалобился русскими детками не слишком, а в такую меру: посылал бы в Россию кусочки, побольше кусочков, и детки здешние тоже, через доброго дядю Нансена. Вот что надо. А эти глупые матери со своей кровью портят все дело. Просят ‘мир’ на коленях… не о кусочках через дядю Нансена. Просят мир: ‘взять наших детей из этого ада’. Так-таки неполитично и написали ‘ад’, не подозревая, что ‘талантливый историк’ из ‘Пути’ пишет другое и что не просит ‘кусочков’, не веря в ‘палачей’, — значит, губит себя в глазах части русской эмиграции.
Следуя своей линии, эта часть, вместо неприличного кровавого письма, где говорится, между прочим: ‘Счастливые дети других счастливых стран!’ ‘Просите и вы, чтобы мир взял наших отсюда!’ — напечатала в ‘Посл. Новостях’ и свой призыв к ‘детям счастливых стран’, некое письмо в редакцию, в стиле писем в редакцию допотопного ‘Задушевного Слова’: ‘Милые дети! В России голод’ и т. д. Несите кусочки (денежки) в ‘Зеленую Палочку’… и т. д. Это письмо, если б было подписано, то конечно, не кровью, а слюнями. Оно в линии политики. Эта неополитика так требует: слюни распустить, а кровь проглотить.
Не стоит дальше останавливаться на параллелях. Это следствия все тех же причин. Простой правды, ясной для нас и для оставшихся за советской чертой, ясной как день, верной как надежда, — нельзя вдолбить в головы здешним. Так нельзя, что уж не возмущаешься, не сердишься, — только изумленье, как перед чудом. Что это? Божье попустительство? Или рок?
Если Рок, — я хочу утешить тех, далеких… милых, знающих, понимающих, кричащих нам: во имя Бога Живого!., утешить, что не над ними повисла угроза Рока. Над здешними. Ибо лишь теми, ‘кем не владеет Бог — владеет Рок’. И власть его скажется, все равно когда.
Правда же, верная как жизнь, такова: цельности в России нет. Она разделена. Межа — черная, бездонная. Но только на два стана разделена ею Россия. Только на два. Большевики совершенно правы, говоря: кто не с нами, тот против нас. Или — или. Середины не дано. И кто не против них, не на той стороне межи, не с этими, ‘наивно’ взывающими к эмиграции в нелегальных письмах, не с большинством народа погибающего, не со всей интеллигенцией, еще не умученной и не расстрелянной, или расстрелянной вчера и позавчера, — тот, кто не с этими, говорю я, тот с ‘теми’, с большевиками. Сама жизнь так устроила, так повелела: против жизни с дубинкой политики не пойдешь.
Логически ясно, почему оставшиеся относятся к эмиграции, как к чему-то целому, прибегают к ней, взывают к ней, ужасаются, не понимают, не верят ее сварам и разделению. Они считают всю эмиграцию в своем стане, против большевиков, как они сами против. Иначе, для чего убежали бы убежавшие? Кто перестает быть ‘против’ — тот просто перепрыгивает межу, идет ‘за ними’. Тот может оставаться или уезжать, это все равно. Он и за границей для прикованных к ярму не ‘наш’, а ‘их’.
Вплоть по 20 год мы жили одной жизнью со всей недобитой русской интеллигенцией. Думали, чувствовали и ощущали с ней одно. Мы здесь уже не могли перемениться, как не могли и не переменились остатки этой интеллигенции — там. Каждое (нелегальное) слово ‘оттуда’ — точно из своей собственной души. Мы не удивляемся, что расстреляли Гумилева (он был не с ними, — т. е. против них), что умер Блок: мы видели, как к нему, больному, вселяли в кабинет красноармейцев и как Зиновьев, ни с того ни с сего, выдумал брать некоторых из нас заложниками, выбрал имена ‘повиднее’ (Блок тоже был в числе), и не состоялось это лишь благодаря какой-то случайности. Ни мы здесь, ни оставшиеся там, менее всего удивились аресту комитета. Мы давно уже сделались, в этом смысле, хорошими пророками своего отечества. Мы (все время говорю о ‘понимающей’ части эмиграции) вместе с нашими близкими — далекими ужасались ловушке. Слава Богу, что ‘там’ не читали, как Милюков приветствовал в ‘Последних Новостях’ ‘этот первый пышный цветок свободы, расцветший на совдепской земле…’.
Знаем мы, остатки физически истребляемой русской интеллигенции, знаем, какие ‘цветы свободы’ могут расти на этой самой ‘совдепской’ земле. Только действительно ничему не способная научиться, в корне ареволюционная и в ветхой ‘политике’ одеревеневшая часть русских заграничников может болтать о подобных ‘цветах’. И не смущаются, сейчас же забывают, один завял — другие вырастут. Гумилева расстреляли — Нансен пролетарского поэта выкормит. Во имя Бога Живого, что вы делаете! — вопит из совдепской земли какой-то ‘остаток’ на пути ‘к стенке’. А ему: что вы, вот вам самый живой ‘талантливый историк’ из ‘Пути’. Вы защиты требуете, а вот он говорит, что вы и без нее обойдетесь, всякого защитника от Ч. К. в колья встретите. Как вас разобрать?..
Мы знали почти всех умученных и застреленных в последнее время, и многих лично. Могу заверить сомневающихся: разделений, подобных эмигрантским, среди них не было. Знали мы и ‘перебежчиков’, прыгунов через межу. Мы их почти не судили. Просто констатировали факт. Помнили, что ‘оттуда к нам — возврата нет’. И те помнили. ‘Талантливый историк’, наверно, помнит это до сих пор?
Ему нельзя не варьировать усердно заветную тему, не умирать за лозунг тех, с кем он: ‘Руки прочь от России!’. Ведь мы им говорим то же самое. Сейчас Россия в их руках, но они знают, что когда она будет в своих собственных, то ихним не будет места. Или — или. Или Ч. К. — или Россия. Серединного нет.
А тем, кто прислушивается к разным ‘талантливым историям’, осторожно полемизируют с рептилиями и соблазняются совдепскими цветами свободы, — тем никто и говорить не будет ‘руки прочь от России’. Никому в голову не придет. Слишком понятно, что этаким рукам все равно нечего делать в России, в будущей — как в теперешней.
P. S. Увлеченные успехом рептилий, большевики с особенным жаром принялись за их насаждение. Цели ясные. Но непонятна мне малая заботливость честных русских заграничных органов о слое средней эмиграции, особенно новоприбывающей. Многочисленные письма от таких средних беженцев, ничего не понимающих, мало разбирающихся, искренних и несчастных, побуждают меня заступиться за них. Зачем отдавать на соблазн большевикам ‘малых сих’? Почему, вместо унизительной полемики с рептилиями, честные русские газеты не печатают время от времени просто их список? Такая-то — там-то. Эти — вот здесь… И довольно. Подобные фактические сведения очень помогли бы нашим средним беженцам, часто заброшенным в углы Европы и жадным ко всякой русской ‘свободной’ строке.
Конечно, это надо делать с большим вниманием, каждый раз отмечая перемены, вроде берлинского ‘Голоса России’: в августе—сентябре 20 года он был заведомо для всех рептилией, поддерживаемой Коппом. Но ныне он перешел в другие руки и, под другой редакцией, сделался берлинским подобием парижских ‘Посл. Новостей’, лишь более легкого тона.
Впервые: Общее Дело. Париж, 1921. 1 октября. No 441. С. 2.
Сарынь на кичку! — возглас волжских разбойников, которые, захватив корабль, так приказывали экипажу (сарынь — толпа, сброд) отправляться на кичку (нос корабля), чтобы не мешали грабить.
Нансен Фритьоф (1861—1930) — норвежский путешественник. В 1921 г. один из организаторов помощи голодающей России.
‘Задушевное Слово’ — издававшийся в Петербурге в 1877-1918 гг. журнал, пользовавшийся большой популярностью (Чтения для детей, юношества и для взрослых).
‘Зеленая Палочка’ — иллюстрированный журнал для детей, созданный писателем Дон-Аминадо и выходивший в Париже в 1920— 1921 гг.
…расстреляли Гумилева… — поэт Н. С. Гумилев был расстрелян в Петрограде 25 августа 1921 г. Сообщение об этом (на основании ‘Петроградской правды’ от 1 сентября) появилось в ‘Последних Новостях’ 9 сентября 1921 г., подробнее 11 сентября на полосе под названием ‘Кровавая тризна’.
‘Голос России’ — берлинская газета, выходившая в 1919—1922 гг. под редакцией кн. Д. А. Шаховского.