Письмо Англомана
къ одному изъ членовъ Вольнаго
Россійскаго Собранія
Имю честь быть
покорный Вашъ слуга
Англоманъ.
Переподъ Монолога.
Гамлетъ.
Иль жить, или не жить, теперь решиться должно, Шекспир Вильям, Год: 1775
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Источник: ‘Иль жить, или не жить, теперь решиться должно’. Перев. [М. И. Плещеева]. — Опыт трудов Вольного Российского собрания, ч. II. М., 1775, с. 257-261.
Государь мой * * *!
Надобно чувствовать чрезвычайныя дарованія, или быть чрезвычайно смлу, чтобъ переводить Шакеспира, особливо знаменитыя т мста его сочиненій, въ коихъ сила воображенія, мыслей и выраженій, нчто отмнное и превосходное въ себ имютъ, однако я не имя тхъ качествъ, какія для такого предпріятія нужны, а будучи единственно влюбленъ въ нкоторыя мста Шакеспировыхь твореній, дерзнулъ перевесть одни изъ его стиховъ, кои столь извстны, что всякой, кто читать уметъ, ихъ наизусть знаетъ, а именно, славный Гамлетовъ Монологъ. Къ сему подалъ мн примръ, и ободрилъ меня въ намреніи, одинъ живописецъ, котораго я зналъ въ Неапол. Онъ былъ весьма посредственный художникъ, не зналъ ни рисунка, ни состава красокъ, и еще меньше имлъ т тни, которыя въ Тиціановыхъ картинахъ даютъ предметамъ живость, нжность и прозрачность. Но онъ, влюбясь въ его Данаю, осмлился ея списать, и изображая съ точнйшею врностію, черты, тни и свтъ сей картины, сдлалъ такую копію, что вс ея имть хотли, не смотря не ея недостатки, особливо т, кои оригинала не видали, и объ ономъ только способомъ эстамповъ понятіе имли. Я нашелъ, что ежели я, подражая сему живописцу, стану стараться вникнуть въ смыслъ Шакеспировъ, и его съ точностью изобразить, то я буду въ состояніи сдлать нсколько подобное дло копіи Данаи, и показать услугу тмъ, кои объ образ сочиненія, о сопряженіи мыслей и о смлой вольности сего отмннаго писателя слабое понятіе имть хотятъ. Я не остановился, вспомня, что Г. Волтеръ сей Монологъ перевелъ. Не вс Россіяне знаютъ Французскій языкъ: къ тому жъ сравнивъ сей переводъ съ оригиналомъ, я увидлъ, что Г. Волтеръ больше боролся съ Шакеспиромъ, нежели его переводилъ, и что ежели бы кто нибудь его переводъ на Аглинскій языкъ обратно перевелъ, тобъ никто не узналъ, что это Шакеспирово сочиненіе. Я еще нашелъ, что говорить на Фрацузскомъ язык такъ, какъ Шакеспиръ говорилъ на Аглинскомъ, почти невозможно, а на Рускомъ можно ему по крайней мр подражать, и когда не силу и не красу его, то духъ его сохранить. Я одно только встртилъ затрудненіе, которое однако больше отъ свойства нашего воображенія, нежели отъ свойства нашего языка происходитъ. Мы даемъ больше узъ слогу нашему, нежели сходно съ вольностію нашего языка. Кажется, что метафорическія т выраженія, кои слогъ и оживляютъ и украшаютъ, не довольно нами приняты, и ежели я не обманываюсь, то я примтилъ, что и въ тхъ изъ нашихъ писателей, кои самое живое и горячее воображеніе имли, неодушевленныя вещи меньше оживотворены, и умственныя бытія рже подъ чувственнымъ видомъ изображаются, нежели въ чужестранныхъ писателяхъ, а особливо въ Аглинскихъ. Сіи, можетъ быть, даютъ воображенію своему и лишнюю вольность, но мн кажется, что самая сія погршность есть источникъ тхъ красотъ, коими ихъ сочиненія столь изобильны. Я не знаю, до коихъ поръ мы имъ подражать можемъ. Сіе никому столько неизвстно, какъ Вамъ, и никто столько не въ состояніи подать примръ тхъ вольностей, кои нашъ языкъ столь же свободнымъ сдлаютъ, сколько онъ изобиленъ, тмъ богатство его умножатъ. Я увренъ, что сіе составляетъ одинъ изъ главныхъ предметовъ, кои Вольное Россійское Общество, котораго Вы Членъ, иметъ, и которому я, естьли Вы намреніе мое одобрите слабый переводъ Гамлетова Монолога посвящаю.
Иль жить, или не жить, теперь ршиться должно.
Что есть достойне великія души:
Фортуны ль злой сносить жестокіе удары,
Или вооружась противъ стремленья бдъ,
Конецъ ихъ ускорить, окончить жизнь, уснуть,
И тмъ всю скорбь пресчь, котора смертныхъ доля?
Сей сродно всмъ конецъ съ усердіемъ желать:
Окончить жизнь, уснуть, и тмъ спокоить духъ.
Уснуть! но естьли сны представятся тогда?
Вотъ въ чемъ препятствіе, вотъ что остановляетъ!
Не знаемъ въ смертномъ семъ что будемъ видть сн,
Отъ шумнаго сего сокрывшися жилища.
Намъ неизвстность тутъ велитъ остановиться,
И злополучія предлъ распространяетъ.
Ктобъ инако сталъ несть жестокости судьбы,
Гонителеву злость и гордаго надменность,
Несчастливой любви мученіе несносно,
Медлительность суда, презрніе судей,
И все, чмъ скромная гонима добродтель:
Когда кинжаломъ зло мы можемъ прекратить?
Ктобъ сталъ страдать, стонать отъ тягостныя жизни,
Когда бы видъ страны, гд мы по смерти будемъ,
Изъ коей никогда никто не возвращался,
Объемля ужасомъ нашъ духъ не устрашалъ?
Кто бы охотно сталь несчастью подвергаться,
Прибгнуть не боясь къ тому, что не извстно?
Вотъ совсть какову боязнь вселяетъ въ насъ,
И здравое лице, что твердость намъ даетъ,
Печальной блдностью, уныньемъ, покрываетъ!
Вотъ мысли важныя какъ слдуя теченью,
Теряя силу всю, безъ дйства исчезаютъ!