Игнатий Лойола. Его жизнь и общественная деятельность, Быков Александр Алексеевич, Год: 1890 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 16 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

А. А. Быков

Игнатий Лойола.

Его жизнь и общественная деятельность

Биографический очерк

С портретом Лойолы, гравированным в Лейпциге Геданом

0x01 graphic

Глава I. Эпоха Возрождения

Константинополь, столица Византийской империи, был взят приступом турецким султаном Мухаммедом II 24 мая 1454 года. Этим событием заканчивается средневековый период истории. Таким образом, подчинение обессилевшей империи власти турок-османлисов знаменует собою начало новой истории, первое столетие которой носит название эпохи Возрождения, так как человеческий ум, скованный до этого времени произволом римских первосвященников и путами схоластического обскурантизма, впервые почувствовал сознательную потребность скинуть с себя непрошеное иго. Толчок этот был дан греческими эмигрантами, покинувшими свою родину после потери последнею независимости и нашедшими в большинстве случаев приют в Западной Европе. Римские папы, усерднейшим образом способствовавшие нравственному разложению и падению Византийской империи, были крайне польщены тем, что ‘схизматики’ обратились к ним за пристанищем и куском хлеба, широкое гостеприимство было предписано везде, где признавалась власть папы, и высокообразованные греки, в числе которых было немало вельмож и принцев крови, поселились в Германии и Франции, но главным образом в Италии.

В это время, когда дитя любви императора Сигизмунда, знаменитый герой Седмиградии и Мадьярии, Ян Гуниад, а потом его сын, не менее знаменитый Матиашь Корвин, доблестно сдерживали напор турецких полчищ вдоль Дуная, родосские рыцари храбро отражали на море нападения самого Мухаммеда II и преграждали ему путь в Западную Европу. Сама же Западная Европа, спасаемая от грозного завоевателя названными героями, утопала в крови, благодаря междоусобным войнам честолюбцев. Англия почти погибала из-за распри, поэтически названной войной Алой и Белой розы, представительница Алой, или Ланкастерской розы Маргарита Анжу, дочь лотарингского герцога Ренэ I и супруга англо-французского короля Генриха VI, лично водила полки в бой, чтобы вырвать мужа из темницы и обеспечить сыну корону Британии, однако беспощадная борьба кончилась победой Белой, или Йоркской розы, занявшей престол в лице Эдуарда IV. Во Франции Людовик XI рубил головы непокорных и гордых вассалов-пэров, стремясь обессилить феодальную систему и прибрать к рукам полунезависимые владения многочисленных французских герцогов, из которых только один являлся достойным противником его, это был бургундский герцог, Карл Смелый, проведший всю свою жизнь в бестолковой войне от устья Рейна до республиканской Женевы. В Германии шли нескончаемые междоусобия между многочисленными князьками, над которыми власть императора была бессильна, тем более что движение гуситов, которым падение Константинополя и интриги Рима помешали слиться с византийским православием, принимало грозные размеры.

На Пиренейском полуострове шла та же борьба честолюбцев. Дон-Карлос воевал с отцом, арагоно-наваррским королем Хуаном II, из-за наследия матери и погиб от яда, кастильские короли, один другого ничтожнее, вели непосильную борьбу с грандами, добивавшимися полной независимости одновременно с португальскими вельможами. Бедная Италия, разоряемая безжалостно своими и чужими, распадалась на бесконечное число княжеств и республик, оспаривавших друг у друга ничтожные клочки земли с благословения своего верховного владыки, жившего в Риме и не по-христиански принимавшего участие во всех треволнениях полуострова при помощи наемных дружин, громов отлучения, яда и тайных убийств из-за угла. Мадьярия, Чехия, Польша, Литва и Пруссия боролись за преобладание между собою, и эта борьба, в которой принимали участие германские императоры, турецкие султаны и крымские ханы, вела к поглощению Мадьярии, Чехии и Пруссии немцами, к политическому разложению Польши и Литвы и к потере независимости всеми ими. Только Московия, как ее называли тогда, пользовалась сравнительно покоем и тишиною, объединяясь под властью Ивана III и готовясь вступить в среду европейских государств с надлежащим блеском, о Московии особенно заговорили после брака Ивана III с племянницею последнего византийского императора, Софиею, надеясь увлечь русских в борьбу с турками и в то же время подчинить духовной власти римского первосвященника.

В только что очерченную эпоху умственное движение Западной Европы и экономическое положение простого народа были крайне незавидны. Народ, угнетаемый тройным игом — духовенства, феодалов и цехов, был лишен всех прав гражданственности и зачастую даже куска хлеба, более или менее обеспеченного, нередко целые деревни десятки лет скрывались в лесных и болотных трущобах, давая повод создавать целые легенды о ликантронах, то есть человеко-волках, и урсогомах, то есть человеко-медведях. Забитый, загнанный, обнищалый народ был вполне во власти умственного невежества и темного суеверия, это было настоящее бесправное темное царство, без малейшего светлого луча надежды на что-нибудь лучшее в будущем. Наука была во власти духовенства, не допускавшего даже самомалейшего отступления от установленных правил при изучении той или другой науки, а все эти науки сводились к тому, что спасение человеческой души мыслимо только в лоне католической церкви и при полном повиновении святейшему наместнику Иисуса Христа на земле, имеющему власть вязать и разрешать все и всех. В силу такой постановки всего дела преподавания нередко происходили дебаты среди ученых, при самой торжественной обстановке, на тему об осле, помещенном между двумя одинаковыми мерами одинакового овса, требовалось научно решить, откуда сначала возьмет осел свой корм, с правой или с левой стороны? На подобные бессмысленные дебаты тратились умственные силы учащейся молодежи, и только в парижском университете замечалось немного больше жизни, благодаря следам, оставленным альбигойцами, лоллардистами и другими учениями.

Образованные греки, поселившиеся в Западной Европе, как выросшие и воспитавшиеся вне католического обскурантизма, всколыхнули и рассеяли немного умственное убожество, господствовавшее в университетах Италии, Франции и Германии. Они дали толчок и новое направление научным работам своих учеников и последователей, к числу их принадлежат Георгий Трапезундский, Теодор Газский, Иоанн Ласкарис, Димитрий Халкокондила и Константин Ласкарис. Все они преподавали греческий язык, научно обработали греческую грамматику и перевели впервые лучших классиков своей родины. Стоячее умственное болото зашевелилось, из недр его стали появляться талантливые изобретатели, даровитые ученые, выдающиеся художники, смелые реформаторы-мыслители, и все эти люди, к великому изумлению современников, не отличались знатностью происхождения, а выходили преимущественно, если не исключительно, из простого, презираемого народа или из захудавшего, обедневшего дворянства. С этого многознаменательного момента, совпавшего с падением Византийской империи, и началась знаменитая эпоха Возрождения, создавшая полную умственную революцию в Западной Европе и вызвавшая отчаянную борьбу сильного еще обскурантизма с народившимся гуманизмом, борьбу, не законченную вполне и в настоящее время.

Во главе этой эпохи необходимо поставить обедневшего дворянина из Майнца, Иоганна Гутенберга (родился в 1400 году, скончался в 1468), он изобрел книгопечатание в 1438 году, но по безденежью должен был вступить в товарищество с богатым ювелиром из Майнца Фаустом и даровитым писцом Шефером. Втроем они развили и усовершенствовали способ печатания книг, быстро перейдя от китайских резаных досок к набору. После книгопечатания, давшего возможность вырвать из рук католического духовенства исключительное право пользования наукой, наибольшее значение получило мореплавание, благодаря безумно смелым людям, обессмертившим себя открытием новых земель, на которые жадно набросились поселенцы из задыхающегося под нравственным и физическим гнетом простонародья. Варфоломей Диац, родом португалец, открыл мыс Доброй Надежды в 1486 году, итальянец Христофор Колумб открыл Багамские острова 8 октября 1492 года, Джиованни Каботто открыл остров Нью-Фаундленд в 1497 году, португалец Васко да Гама объехал Африку и показал дорогу в Ост-Индию в 1498 году, Себастьян Кабот объехал восточный берег Америки в 1517 году и северный берег Европы в 1552 году, португалец Магеллан обогнул Америку на юге, пробравшись через пролив своего имени и погиб в марте 1521 года на Филиппинских островах, Педро-Альварец Кабрал открыл реку Амазонку и приобрел для Португалии Бразилию, Америго Веспуччи объездил и описал Америку, получившую от него свое название, Фердинанд Кортец открыл Мексику и Калифорнию, испанец Бальбоа перешел Панамский перешеек в 1513 году и открыл Великий океан, Писарро из свинопасов сделался вице-королем открытого им Перу, который он покорил для императора Карла V, Орельяна исследовал на огромном протяжении Амазонку, наконец Альмагро помог Писарро покорить Перу, исследовал и покорил Чили, но восстал против Писарро и был казнен.

Громадный политический и экономический переворот, вызванный открытием Южной Африки, обеих Америк и новых путей в Ост-Индию, отразился и в области духовного творчества. Изящная литература, поэзия, живопись, ваяние, архитектура, естественные науки и история заняли выдающееся положение в западноевропейском обществе. Итальянцы Амброджини, Барбаро и Мерла приступили к серьезному изучению древних языков, издавая классиков и свои образцовые переводы с греческого. Англичанин Фортескью и француз Кюжас подняли значение юриспруденции и прославились своим ораторским талантом. Леонардо да Винчи создал школу живописи во Флоренции, Барбарелли — в Венеции, а Альбрехт Дюрер — в Нюрнберге.

Блестящие успехи человеческого гения не беспокоили папского престола, потому что не покушались на его права, папы покровительствовали поэтам и художникам, усиливая этим блеск своего двора. Но пытливый ум человека, пробудившись от долгого сна, не мог ограничиваться рамками, указанными властью духовенства, и принялся анализировать, вспомнили Джона Виклефа (родился в 1324 году, умер в 1387) и мученически погибшего Яна Гуса (родился в 1373 году, умер в 1415), и сомнение в правах папы на всемирное господство стало все сильнее проникать в общество. Выразителем протеста явился августинский монах, сын рудокопа, Мартин Лютер (родился в 1483 году, умер в 1546), который в 1517 году обнародовал в Виттенберге 95 тезисов против папской власти, затем он сжег папскую буллу, отлучавшую его от церкви, написал новый катехизис, а затем сумел привлечь к своему учению Швецию, Данию, Франконию, Гессен, Палатинат и Бранденбург. Началась война протестантов с императором Карлом V, продолжавшаяся с перерывами до 1536 года, когда император вынужден был заключить с ними мир в Нюрнберге м дать им права гражданства наравне с католиками. Восстание Лютера было сигналом к появлению других противников папской власти, из числа которых известнейшими были Ульрих Цвингли, Жан Кальвин и Филипп Меланхтон.

Таким образом, против католицизма или, вернее, против папского произвола поднялось множество врагов, вооружившись силою красноречия или во главе военной силы, все они ринулись дружно на римскую церковь, которая на первых порах гордо улыбалась и считала себя неуязвимою после свидания в Каноссе и сожжения Гуса на костре. В ответ на нападки папы собирали вокруг себя художников и украшали Рим: Браманте положил основание базилики св. Петра, Микеланджело Буонарроти окончил ее, прикрыв пантеоном Агриппы, Рафаэль и Романо покрыли Ватикан своими фресками, а глубокообразованный Пьетро Бембо писал под диктовку Льва X его распоряжения. Умер ‘божественный’ Рафаэль, его заменили Корреджо, Пармезани, Тициан, Веронезе и Карраччи. Кроме Италии, преданные папскому престолу талантливые люди блистали во Франции, Германии и Англии: Приматиччио, Палладио и Гужон созидают множество дворцов, Маро, Дю Белле и наваррская королева Маргарита Валуа кладут прочное основание французской литературе, Ариосто, Тассо и Камоэнс прославили себя поэмами ‘Неистовый Роланд’ (Orlando furioso), ‘Освобожденный Иерусалим’ (Jerosolimo deliberate) и ‘Лузиада’ (Lusiadas), наконец Гвиччиардини, Макиавелли и Буханан рассказывают народам историю их правителей и возбуждают любознательность.

Но и в лагере, враждебном папскому режиму, не замедлили появиться даровитые представители, тем более опасные, что это были по большей части серьезные мыслители, оставившие глубокий след в народе. К числу их следует отнести Эразма Роттердамского, Рейхлина, Монтеня, Рабле, Кардана и Шаррона. Богословскими рассуждениями, философскими трактатами, смелыми сатирами и архиоткровенными исповедями эти люди много подорвали значение папской власти в народе, почитавшем ‘святого отца’ по традиции. Кроме того, в эту же эпоху появились ‘небесные’ революционеры, астрономы. Коперник (родился в 1473 году, умер в 1573), несмотря на запрещение пап, ‘позволил’ земле вращаться вокруг солнца, Тихо-Браге изучил луну и кометы, хотя не соглашался с Коперником в устройстве Солнечной системы, Галилей и Кеплер установили торжество теории Коперника, хотя первый и пострадал за это, и окончательно отделили науку астрономию от астрологии.

Римские папы и их приверженцы, сознавая свою силу, презрительно улыбались на дерзкие попытки новаторов поколебать их могущество. Не давая себе отчета в важности совершавшегося переворота и веря в силу ватиканских громов отлучения, они спокойно приняли вызов и повели борьбу обычными способами: усовещеванием, угрозами, казнями, военною экзекуцией, но когда Англия, Голландия, северная Германия, Дания, Швеция и Норвегия открыто отпали от римского первосвященника, когда сами католики благодаря хлынувшей волне свободомыслия заговорили другим тоном с ‘наместником’ Иисуса Христа, папа Климент VII глубоко и серьезно задумался. Он понял наконец, что в истории человечества наступил момент освобождения мысли от оков клерикализма и обскурантизма, чтобы бороться за свое существование, папа должен был при новых обстоятельствах изобрести и новое оружие, но, несмотря на всю гибкость ума представителя дома Медичи, оружия не находилось, и Климент VII с грустью сошел в могилу. После него на папский престол взошел 13 октября 1534 года Павел III. Этому не особенно далекому по уму, но окруженному даровитыми и преданными кардиналами первосвященнику удалось найти оружие против ересей и свободомыслия прозревшей паствы. Оружием этим явился орден иезуитов, об основателе которого мы и намерены теперь повести речь.

Глава II. Дворянин Лопец де Рекальде

Прежде чем приступить к передаче событий из жизни основателя ордена иезуитов, необходимо сделать серьезную оговорку.

Всякое лицо, обратившее на себя внимание общества и попавшее в историю, имеет свою биографию. Эту биографию пишут или поклонники и приверженцы исторической личности, или его недоброжелатели и враги, первые украшают в жизнеописании своего героя всеми хорошими качествами, приплетают, по мере сил и уменья, тьму небылиц, россказней и даже чудес, пропускают все для него неприятное, дурное, смешное и в конце концов создают какое-то идеальное существо, не имеющее ничего общего с действительно существовавшей личностью. Вторые поступают как раз наоборот. Благодаря этому беспристрастный историк очень нередко оказывается в затруднительном положении, не зная, как из имеющихся под руками исторических материалов восстановить образ исторического деятеля. На помощь ему является историческая критика, дающая возможность разобраться среди противоречивых показаний господ биографов. Но иногда и историческая критика и чутье историка оказываются бессильными при недостатке материалов или их односторонности, благодаря этому немало исторических личностей до настоящего времени изображается в истории в ложном виде, например, Иван IV (Грозный), Ричард III, Людовик XI и многие другие. Подобного же рода затруднения являются и при жизнеописании Лойолы. Почти исключительно его биографами являются иезуиты, и надо видеть, до какой наивности доходят многие из них, рассказывая жизнь основателя их ордена, встречаются указания у них, что с момента появления Лойолы на свет стали совершаться чудеса, выходящие из ряда обыкновенного, а затем каждый шаг малютки выказывал его гениальные способности, свойственные лишь божественному избраннику, и явное желание быть служителем единого Бога.

С другой стороны, то есть со стороны врагов иезуитского ордена, серьезный исторический материал так ничтожен, многие из писавших о Лойоле так мало знают о нем лично, так часто смешивают его действия и планы с действиями и планами Клавдия Аквавивы, пятого генерала ордена иезуитов, что желающему писать о Лойоле почти не на чем остановиться. Благодаря этому более или менее правдивая биография основателя ордена иезуитов, очевидно, должна быть с пробелами и пропусками, по причине которых самое жизнеописание является неполным, а потому личность Лойолы не вполне ясною, как это было бы желательно каждому интересующемуся этим деятелем XVI столетия.

Выяснив затруднения, на которые неизбежно наталкивается всякий взявшийся писать биографию Лойолы по возможности беспристрастно, станем продолжать наш рассказ.

На севере Испании есть небольшая область, называемая Гвипускоа, горная местность на западной границе испанской Наварры, покрытая лесами, способствовала упорной и долгой защите жителями своих прав и юридических обычаев. Эти жители, сохранившиеся со времен визиготов под именем фуэросов, васконы, или баски, единоплеменные с французскими гасконцами, считают себя потомками кантабров и отличаются личною храбростью и тщеславием. Большею частью бедное дворянство гордилось древностью своего происхождения и жило в небольших замках, служивших защитою в старое время от мавров и арабов, а позднее — во время междоусобий мелких владетельных князей, из которых один, Иньиго Лопец, был даже независимым бискайским графом. Во второй половине XV столетия один из потомков этого графа, Бельтрам Лопец, владел двумя замками, Оньец и Лойола, с небольшим клочком земли. Небольшие материальные средства, большая семья и захудалость рода, давно потерявшего графский титул, ставили сеньора Лопеца в не особенно выгодное положение, и ему оставалось только важничать своим происхождением от владетельного графа да отдаленным родством с кастильским грандом Антонио Манриком, герцогом Нахара и графом Тревиньо, который вел свое родословное древо от первого астурийского короля Пелахо. Проживал Лопец преимущественно в Лойоле, расположенном между двумя городишками Ацпетиа и Асконтиа, со всею своею семьей, состоявшей из жены и двенадцати детей. В это время Испания впервые объединилась, за исключением султанства Гренада, под скипетром арагоно-наваррского короля Фердинанда III Католика, женатого на кастильской королеве Изабелле, преемнице бездетного брата Энрика IV Бессильного.

За год до взятия Гренады знаменитым генералом Гонзальвом Кордуанским у сеньора Лопеца родился в Лойоле тринадцатый ребенок, названный Иньиго, то есть Игнатий. Это произошло в 1491 году. Биографы-иезуиты добавляют, что его мать, Марина Соне, желая подражать Богородице, удалилась разрешаться от бремени в хлев и положила новорожденного в ясли, затем, когда возник вопрос об имени, которое следовало дать малютке, то последний громко и отчетливо заговорил: ‘Меня зовут Иньиго’. Как бы то ни было, но тринадцатый ребенок, хотя родившийся при таких чудесных обстоятельствах, являлся обузой для родителей, и те сбыли его отставному королевскому казначею, Хуану Веласко, который, как можно догадываться, был крестным отцом маленького Иньиго. Веласко жил на покое в старокастильском городке Аревало, и его крестник провел с ним все свое бесцветное детство, ничем не выдаваясь в толпе сверстников и выучившись только читать и писать по-кастильски. Благодаря сохранившимся связям при дворе Веласко имел возможность поместить мальчика-идальго пажом в свиту Фердинанда III. Праздная жизнь среди спесивых и богатых придворных, множество красавиц, окружавших величественную Изабеллу Кастильскую, и чтение нелепых рыцарских романов, так удачно осмеянных впоследствии Сервантесом, сформировали молодого Иньиго по общей мерке. Это был молодой человек почти высокого роста, стройный, ловкий, находчивый болтун, поклонник женщин, вина и особенно военной славы, для которой впечатлительный и самолюбивый юноша был готов пожертвовать всем. ‘Амадис Галльский’, знаменитый рыцарский роман португальского писателя Васко де Ловейра, постоянно манил его куда-то вдаль, к рыцарским подвигам, на добром коне, с хорошо вычищенным оружием и с шарфом или цветком обожаемой дамы. Утомясь бездействием при дворе, Лопец, как истый рыцарь, выбрал себе даму сердца из числа хорошеньких фрейлин и поступил на военную службу.

Слава непобедимого Гонзальва Кордуанского, бывшего в то время коннетаблем, то есть главнокомандующим испанских войск в южной Италии, сильно померкла благодаря завистникам и сплетникам. Поэтому, следуя примеру старших родных братьев, молодой Лопец начал свою военную карьеру под начальством дальнего родственника, герцога Антонио Манрик-Нахара, покровительствовавшего, как видно, всей семье Лопеца-отца. В царствование Фердинанда III военные действия почти не прекращались, а потому бывший воспитанник казначея Веласко был крайне доволен, попав в свою сферу. С головой, переполненной невероятными подвигами сказочных рыцарей, он окунулся со всем пылом своей страстной, подвижной натуры во все превратности военно-походной жизни того времени, изобиловавшей всевозможными приключениями. Подробных сведений о его служебной деятельности не имеется, к сожалению, известно только, что безумною храбростью, энергией и распорядительностью молодой Лопец обратил на себя внимание покровителя-герцога и пользовался славою самого блестящего офицера. В январе 1516 года скончался Фердинанд III и на престол вступил его внук Карлос I, согласно предсмертной воле его бабки Изабеллы, знавшей, что ее дочь, а его мать, Хуана Безумная, не способна управлять государством. Шестнадцатилетний юноша, так как он родился 24 февраля 1500 года, считал себя, и был на самом деле, самым могущественным монархом в мире, под его скипетром были: Испания, Балеары, Неаполь, Сицилия, Мексика, Вест-Индия и Перу, а с 12 января 1519 года, по смерти другого деда, императора германского Максимилиана I, он объявлен был императором Карлом V и ему повиновались еще Германия, Чехия, Нидерланды и Бургундия. При таком могуществе немудрено было закружиться голове, а потому, не обращая внимания на подписанный им 13 августа 1516 года в Нойоне мирный договор с французским королем, по которому Наварра уступалась королю Жану д’Альбрэ наваррскому, Карл V решился в 1520 году овладеть спорною областью и объявил Франции войну.

Испанские войска двинулись из Кастилии и Каталонии, быстро покорили южную Наварру и заставили короля Жана д’Альбрэ бежать во Францию, цитадель в Пампелуне, важнейшем городе Наварры, была поручена молодому Лопецу. Уже испанцы собирались двинуться в северную Наварру, как с Пиренеев спустился французский генерал Фуа-Леспарр. Победоносно пройдя всю Наварру, он осадил Пампелуну и начал ее штурмовать, город, несмотря на усилия испанцев, должен был сдаться победителю. Только комендант цитадели Иньиго Лопец решился держаться против вдесятеро сильнейшего врага с упорством, свойственным горцу и фанатику долга, цитадель ничем не была снабжена, защитников было мало, но Лопец не унывал и, как поклонник Амадиса Галльского, мечтал один бороться со всею французскою армией. Желая избегнуть бесполезного кровопролития, Фуа-Леспарр предложил ему через несколько дней сдаться, но упрямец не хотел ничего слушать и смело, с мечом в руке, окруженный горсточкой испанских солдат, ждал в проломе неприятеля. Начался последний приступ. Во время свалки обломок камня от стены перебил Лопецу левую ногу, вслед за тем шальной выстрел попал ему в правую ногу, и защитник цитадели упал без чувств, а солдаты поспешили сдаться. Уважая отвагу и доблесть коменданта, французы любезно подняли полумертвое тело его, снесли в один из уцелевших домов и здесь оказали первую медицинскую помощь. Когда Лопец пришел в чувство, великодушный Фуа-Леспарр дал ему возможность добраться до Лойолы.

Это произошло в начале 1521 года. Таким образом, только тридцати лет от роду Лопец увидал родительский дом, так как раньше вряд ли он бывал в нем. 30 июня 1521 года французы потерпели страшное поражение под Эсквиросом, бежали за Пиренеи, и испанская Наварра была окончательно присоединена к владениям Карла V.

Пока совершались эти события, бедный Лопец был прикован к постели и с грустью сознавался, что его военная карьера окончена. Дело в том, что левая нога плохо срасталась и призванные хирурги нашли необходимым вторично ее сломать, чтобы срастание шло успешнее, перед этой ужасною операцией у больного был бред, ему явился апостол Петр и обещал сам лечить храброго рыцаря. В благодарность за лестное покровительство хранителя райских ключей Лопец тут же, в бреду, сочинил по-кастильски гимн в честь св. Петра, кем-то из домашних записанный на бумагу. Придя в себя, больной самоуверенно выразил непоколебимое убеждение, что он обязательно выздоровеет, так как он не все еще совершил из того, что ему предназначено свыше. В силу этого Лопец перенес операцию ломания ноги с полным спокойствием, как бы пренебрегая страданиями, какая-то косточка высунулась из мяса выше колена, и больной настоял, чтобы ее отпилили, хотя сами врачи опасались за исход этой операции. Когда оказалось, что, благодаря ранам, одна нога стала короче другой, то Лопец, надеясь их сравнять, согласился, чтобы ему вытягивали ногу какой-то особенной железной машиной. Эта пытка продолжалась долго, но пользы не принесла, и бывший комендант на всю жизнь остался хромоногим.

Прошло время острых страданий и тяжелых операций, но больной не мог покидать постели, ожидая окончательного выздоровления ноги. Ясность мыслей и жажда деятельности вернулись, но приходилось спокойно и неподвижно лежать, чтобы не бередить ран. Тогда Лопец накинулся на единственное, что ему позволялось, — на чтение — и потребовал рыцарских романов, чтобы хоть мысленно принимать участие в славных боевых подвигах. В жилище каждого идальго эти романы были обязательны в библиотеке, очевидно, они были и в Лойоле, но чья-то рука, быть может, матери, потрясенной болезнью сына, подала ему, вместо произведений Терульда, Ловейры и Вистаса, жития святых, жизнеописание Иисуса Христа и ‘Цветок святых’. С тоски рыцарь Лопец принялся и за такое чтение, но вскоре оно его заинтересовало, особенно он стал внимательно читать про земную жизнь Спасителя и про святых Доминика (родился в 1170 году, умер 4 августа 1221 года), основателя ордена доминиканцев, или братьев-проповедников, и Франциска Ассизского (родился в 1182 году, умер 4 октября 1226 года), основателя ордена францисканцев, или меньших братьев. Долгие дни своего невольного плена Лопец зачитывался принесенными книгами, и его пылкое воображение, а также свойственная всем васконам страсть к чему-нибудь особенному, способному выделить из толпы и прославить, внушили ему мысль бросить греховную светскую жизнь и отдаться христиански-духовной деятельности. Он стал обсуждать эту мысль, развивать ее — ив нем началась внутренняя борьба: с одной стороны, удовольствия жизни, жажда рыцарской славы, ласки женщин и все то, что может привлекать 30-летнего мужчину, с другой — полное одиночество, подвиги религиозного рвения и самоотвержения, разрыв с прошлым, подражание угодникам, возможность обратить на себя милости самого Бога. Борьба была продолжительная и упорная во время печальных зимних месяцев. Наконец, мысли о возможности прославиться и на духовном поприще, а также о покровителе св. Петре, который, конечно, являлся ему не зря, одержали верх, и Иньиго Лопец, со всею непреклонною решимостью горца, или, лучше сказать, со всем упрямством васкона, окончательно остановился на намерении отказаться от всего прошлого и начать новую, еще неведомую ему жизнь во славу Господа Бога, Иисуса Христа и Пресвятой Девы Марии, рыцарем которой он решился объявить себя.

Глава III. Рыцарь Св. Девы Марии

Не зная ничего из того, что должен проповедник слова Божия знать обязательно, не выработав ничего определенного относительно своих отношений к обществу, без ясного плана своих будущих действий, бывший светский кабальеро и полезный офицер захотел, так сказать, покорить уничижение, испытать на себе все невзгоды подвижничества. Со времени знакомства с книгами духовного содержания он стал верить в Бога, хотя крайне своеобразно, как это будет видно впоследствии. Приняв твердое намерение начать новую жизнь, Иньиго Лопец в половине марта 1522 года покинул родительский замок Лойолу тайком, не сказав никому ни слова. Правда, родные устроили над ним тайный надзор, видя его восторженное настроение и зная его сумасбродство, но мнимый больной обманул их бдительность. Выбравшись рано утром на дорогу, Лопец направился сначала на своем муле к Монтесерратскому монастырю, куда стекались многочисленные богомольцы поклониться чудотворной иконе Богоматери, долженствующей сделаться патронессою новообращенного рыцаря. По дороге Лопец догнал какого-то мавра, с которым вступил от нечего делать в разговор, зашла почему-то речь о Богородице, и дерзкий мавр стал отзываться о ней непочтительно. Сначала Лопец пробовал подействовать на мусульманина силою убеждения, но возражения рассердили его, в проповеднике проснулся энергичный офицер — и он выхватил шпагу, чтобы наказать дерзкого. Испуганный мавр обратился в бегство на своей лошади, а рыцарь пустился догонять его, однако быстрое движение охладило его, и он стал рассуждать о неуместности своей вспышки. Впереди дорога раздваивалась: справа виднелось селение, где жил мавр, а слева — монастырь, куда направлялся рыцарь, фаталист, как большинство васконов, Лопец решился положиться на волю мула: если он повернет к селению, значит, рыцарский обет можно не исполнять, а если повернет к монастырю, значит, так угодно Св. Деве. Мул бойко доскакал до разветвления дороги и… взял влево.

Прибыв к часовне Богоматери, Лопец нашел необходимым поступить по всем правилам рыцарского кодекса и, прежде чем окончательно посвятить себя в рыцари Св. Девы Марии, продежурить всю ночь перед изображением своей патронессы. С этою целью он, при наступлении вечера, облачился в вычищенные рыцарские доспехи и при полном вооружении стал на страже перед образом, всю ночь провел он в молитве, обливаясь слезами о своих грехах и давая обеты быть нелицемерным и преданным рыцарем избранной им ‘дамы’ и совершать все только во славу ее. Утро застало его бодрствующим. Прочитав последнюю молитву, Лопец принес в жертву Богородице свою шпагу, повесив ее на одну из колонн часовни, снял с себя весь дорогой рыцарский наряд, остаток презираемого им отныне богатства, и подарил его стоящему вблизи нищему. Затем надел нищенское рубище, подпоясался веревкой и пешком направился в близлежащий городок Манресу. Все, только что рассказанное, он как вежливый и деликатный кабальеро проделал на 25 марта, день Благовещения Богородицы. По прибытии в город Лопец приютился при монастырской больнице и начал свой искус. Первое время монастырская братия не хотела и принимать его, так как Лопец не сделал никакого вклада, но потом помирилась с ним во время его новой болезни. Посвятив себя посту и молитве, он находил скудный больничный стол даже чересчур роскошным и часто отказывался от него, дни он проводил в молитве или просил подаяние, одетый в рубище, под которым навешивал камни и вериги, становясь при этом, и даже с наслаждением, предметом насмешек праздных ребятишек и взрослых зубоскалов, по ночам же, с теми же веригами, он ложился на голой земле, отгоняя от себя сон молитвами и размышлениями. Уничижая себя в своем фанатизме, он дошел до мысли, что всего этого мало, так как все это в недостаточной степени усмиряло его страстный, пылкий темперамент, и ему казался необходимым искус посуровее, порезче и подейственнее.

С этой целью он отправился на поиски и в шестистах шагах от Манресы, на скалистом берегу реки Льобрегат, впадающей в Средиземное море, разыскал почти неприступную пещеру, в которую можно было забраться чуть не ползком через колючие кустарники. Рыцарь Св. Девы расположился в этой пещере и устроился вполне по своему вкусу. Все время он проводил в религиозном созерцании божественных качеств небесного Учителя или в самых тяжелых грубых работах, утомляя и ломая себя

Игнатий Лойола.

Его жизнь и общественная деятельность

Глава I. Эпоха Возрождения

Глава II. Дворянин Лопец де Рекальде

Глава III. Рыцарь Св. Девы Марии

Читайте также: