*) ‘Идеальный учитель’ и ‘Новыя лица, старые друзья’ — дв главы извстнаго романа де Амичиса ‘Romans о d’un Maestro’ въ которомъ авторъ описываетъ борьбу, вс лишенія и затрудненія, осаждающія сельскаго учителя, этого піонера цивилизаціи на его тернистомъ пути народнаго развитія. Дйствіе происходитъ въ Альпійскихъ селахъ, окружающихъ Туринъ.
Сельская управа (муниципалитетъ) мстечка Боссолано отвела вновь прибывшему учителю Ратти комнату въ томъ дом на площади, гд жилъ уже учитель Делли съ семьей и органистъ, дававшій уроки музыки въ школ. Чувство изумленія охватило Ратти, когда онъ впервые увидлъ Делли, явившагося, въ день его прізда, сдлать ему визитъ. Ему показалось, что онъ видитъ на яву тотъ образъ, который часто вставалъ въ его воображеніи, когда, бывало, въ учительской семинаріи, профессоръ Мегара разсуждалъ о томъ, какъ при тхъ или иныхъ данныхъ долженъ былъ бы поступить образцовый педагогъ, и повторялъ излюбленный свой вопросъ: ‘Что сдлалъ бы въ такомъ случа нашъ учитель?’ Этотъ его идеальный учитель удивительно походилъ на Делли, являвшаго собою одну изъ тхъ фигуръ, которыя кажутся воплощеніемъ своей профессіи. Человкъ лтъ сорока, сухощавый, съ строгимъ и спокойнымъ лицомъ, съ гладко разчесанными бакенбардами, по одежд — не то мелкій чиновникъ, не то унтеръ-офицеръ въ отставк, изумительно чистоплотный, онъ отличался во всякомъ своемъ движеніи живостью, соединенной со сдержанностью, напоминая этимъ военнаго инструктора, обучающаго рекрутъ. Ратти задалъ ему нсколько вопросовъ относительно школьнаго начальства, но Делли отвчалъ неопредленно, точно этотъ предметъ разговора очень мало его интересуетъ. Зато онъ цлыхъ десять минутъ не умолкая говорилъ о новой школьной постройк, возводившейся при възд въ село, разбиралъ вс касавшіяся подробности: планъ, доброкачественность строевого матеріала, уступку въ цн, сдланную подрядчикомъ и доказывавшую его честность, словомъ, обсуждалъ все, будто рчь шла о его собственномъ дом. Затмъ, взглянувъ на часы, онъ лаконически простился и ушелъ солдатской походкой, оставивъ въ молодомъ учител впечатлніе симпатіи, смшанной съ любопытствомъ, и нчто похожее на предчувствіе, что подъ этой жесткой оболочкой скрывается далеко не дюжинная личность, передъ которой ему когда-нибудь непремнно придется преклониться.
Вс кругомъ него единогласно говорили такъ много хорошаго о Делли, что Ратти, наконецъ, ршилъ во что бы то ни стало, хотя бы насильно, добиться боле тснаго знакомства съ нимъ, но Делли устранялся отъ этого, повидимому, не столько изъ гордости, сколько изъ любви къ уединенію. Ратти еще боле утвердился въ своемъ ршеніи, слушая похвалы, которыя расточались учителю органистомъ, такъ какъ если уже органистъ хвалилъ кого-нибудь, то предметъ его похвалъ, во всякомъ случа, не мотъ походить на остальныхъ обывателей села. ‘Делли у насъ единственный истинный galant’uomo’, говорилъ органистъ. Одинъ лишь упрекъ длалъ онъ ему — что онъ не увлекался, или, точне, не интересовался излюбленной мечтой органиста относительно предстоявшаго ‘обновленія міра’. Чортъ возьми, кто больше народныхъ учителей долженъ былъ: бы желать такого порядка вещей, при которомъ они бы все выиграли, такъ какъ несомннно, что въ новомъ обществ первыя мста заняли бы т, которые воспитываютъ умъ народа, т.-е. школьные учителя, и т, которые воспитываютъ его сердце, т.-е. учителя музыки. ‘Никогда не перестанутъ учиться, какъ азбук, такъ и музык’,— говорилъ органистъ.
И такъ, Ратти все чаще и чаще началъ посщать Делля подъ предлогомъ узнать его мнніе по разнымъ школьнымъ вопросамъ. Это былъ единственный способъ провести нкоторое время въ его обществ, иначе, онъ посл первыхъ же словъ обыкновенно обрывалъ разговоръ. Ратти не нашелъ въ немъ выдающихся знаній, но зато нашелъ опредленные, точные взгляды, являющіеся, какъ ему казалось, итогами личныхъ его наблюденій, а не чтенія. Такъ, напр. у Ратти былъ пораженъ слдующимъ его выводомъ. Убдившись, посл многолтняго опыта, что почти въ каждый классъ ежегодно поступаетъ отъ пяти до шести дурныхъ, испорченныхъ учениковъ, которые почти вс гршатъ одними и тми же недостатками, и, если можно такъ выразиться, развращены одной и той же порчей — онъ теперь научился узнавать ихъ по вншности и по самымъ незначительнымъ, почти невольнымъ съ ихъ стороны, проявленіямъ ихъ. характера въ первые же дни пребыванія въ школ. И вотъ, онъ поставилъ себ за правило, тотчасъ же идти имъ на встрчу, не дожидаясь перваго ихъ проступка. Опытъ показалъ ему, что, увидвъ себя такимъ образомъ разгаданными и какъ бы обезоруженными еще до стычки, эти дти проникались такимъ уваженіемъ и такимъ страхомъ передъ ясновидніемъ учителя и его ршительностью, что даже самые отчаянные изъ нихъ нкоторое время вели себя смирно. Относительно классной дисциплины Делли раздлялъ взгляды школьнаго окружного инспектора въ Гораско: провинившихся онъ наказывалъ тотчасъ же, никого объ этомъ не предупреждая. Делли хотлъ, чтобы ученики его прониклись полнйшей увренностью въ томъ, что нкоторые проступки немедленно, неотвратимо, безъ малйшей возможности пощады, влекутъ за собой извстныя наказанія, подобно тому, какъ, напр., ударъ головой о стну влечетъ за собой ощущеніе боли. Что же касается того чувства, съ которымъ онъ, какъ человкъ добрый и отецъ семейства, долженъ былъ бороться, проявляя такую строгость, то, какъ онъ говорилъ, ему удавалось скрывать его, не длая усилія надъ собой: онъ выказывалъ любовь всему классу вообще, но никому изъ учениковъ въ отдльности. По его мннію, учитель долженъ быть чуждъ увлеченія, страсти, ему должно бытъ присуще нчто спокойное, невозмутимое, безличное, что давало бы понять ученикамъ, какое различіе между школой и семьей, и между учителемъ и отцомъ, въ школ дти становятся уже гражданами и начинаютъ исполнять долгъ свой по отношенію къ государству, и поэтому тутъ они не имютъ уже права ждать ни снисхожденія, ни ласки. По мннію Делли, желаніе сдлать изъ школы вторую семью ошибочно, такъ какъ школа могла бы быть только недисциплинированной семьей, потому что учитель лишенъ средствъ, которыми владютъ родители для того, чтобы сдержать злоупотребленія фамильярностью. И потому у себя въ класс онъ требовалъ прежде всего полнйшей тишины, чтобы никогда не быть вынужденнымъ возвышать голоса — первое, самое обычное и величайшее проявленіе слабости со стороны учителей. Такимъ образомъ, его ученики, даже наимене послушные, мало-по-малу привыкали входить въ классъ и выходить изъ него, какъ въ церковь, на цыпочкахъ. И такъ какъ оттнокъ въ голос регулировалъ у него порицаніе или похвалу, то ему достаточно было для этого слова, взгляда, движенія головы. Онъ держался того же метода и въ наставленіяхъ, излагая преподаваемыя имъ правила и обязанности тмъ проще и короче, чмъ он сами по себ были выше и значительне, не объясняя причину причинъ, какъ это, по словамъ его, длается теперь, когда съ малыми ребятами обсуждаются чуть ли не самые священные принципы. Юнымъ дтскимъ умамъ Делли старался внушить, что онъ убжденъ въ томъ, что длаетъ такъ же твердо, какъ въ свт солнечнаго дня, и что доискиваться причины нкоторыхъ нравственныхъ истинъ — святотатство. Сначала подобное веденіе школьнаго обученія представлялось Ратти черезчуръ холоднымъ и одностороннимъ, проистекающимъ изъ черствости и сухости сердца. Поэтому онъ ставилъ выше Делли свою пріятельницу, учительницу Галли, на которую, какъ ему казалось, этотъ послдній очень походилъ другими сторонами характера. Но онъ перемнилъ мнніе, когда присмотрлся ближе къ ученикамъ своего товарища, замнивъ его какъ-то два раза въ его класс, и когда глубже проникъ въ его душу.
Это былъ странный человкъ,.въ которомъ, каждый разъ, что онъ съ нимъ говорилъ, Ратти открывалъ новое, непредвиднное имъ качество. Делли читалъ мало, но непремнно выносилъ что-нибудь изъ самаго незначительнаго чтенія. Несмотря на разные недочеты въ образованіи, въ сужденіяхъ его часто сказывалось столько глубокаго пониманія, что молодой учитель невольно задумывался, и въ выводахъ его, въ вид практическаго правила, находилъ точно сконцентрированными и слитыми воедино многія разрозненныя наблюденія, сдланныя имъ самимъ въ період его девятилтняго школьнаго преподаванія, но которыя, однако, ему самому никогда не удалось согласить между собой и привести къ одному общему знаменателю. И, что было еще удивительне — казалось, что вс способности Делли сосредоточены на одной цли — на преподаваніи. Каждая его мысль облекалась именно въ ту форму, которая могла быть воспринята дтскимъ умомъ. Каждое добытое имъ свдніе, разсужденіе, слышанное мимоходомъ, событіе, вычитанное изъ газетъ, какое-нибудь случайно подмченное явленіе природы — все это мгновенно схватывалось его умомъ, переработывалось имъ и превращалось въ матеріалъ для уроковъ. Глядя на него и слушая его, Ратти спрашивалъ себя — не рождаются ли въ самомъ дл нкоторые люди учителями, какъ, говорятъ, рождаются поэтами?
Делли былъ олицетвореніемъ учителя не только по своей вншности, но и по всмъ своимъ жестамъ и движеніямъ, по тому, какъ онъ бралъ въ руки книгу, складывалъ листъ бумаги, обмакивалъ перо въ чернила — все это, даже и вн школы, онъ длалъ такъ образцово, будто имлъ намреніе обучить тому же другихъ. Познакомившись съ нимъ ближе, Ратти убдился, что его изумительное рвеніе не проистекаетъ (какъ у нкоторыхъ другихъ народныхъ учителей) изъ того высокаго понятія, которое они имли о своемъ значеніи апостоловъ цивилизаціи и обновителей человчества. Такихъ громкихъ словъ Делли никогда не произносилъ, и, казалось, даже и въ мысляхъ не переступалъ никогда узкаго круга, предначертаннаго ему взятыми на себя обязанностями и школьными программами. Двигало имъ ничто иное, какъ только страсть исполненія долга, желаніе увидть немедленные и скромные плоды своихъ трудовъ, живая любовь ко всмъ подробностямъ своей профессіи, къ трудовому дню, чистой совсти, къ порядку въ жизни и кругомъ себя, и нравственное удовлетвореніе въ томъ, что вс способности его примняются съ успхомъ въ дл, къ которому влекутъ его природныя стремленія, въ работ среди того маленькаго интеллектуальнаго мірка, за предлы котораго даже въ юношескіе годы онъ, быть можетъ, ни разу не порывался, и гд онъ чувствовалъ себя ежедневно ближе къ совершенству, и боле довольнымъ собой и другими.
Онъ никогда не касался въ своемъ разговор даже общихъ интересовъ своего сословія, напр., скудности содержанія. Впрочемъ, судя по его спартанской бережливости и скромнымъ потребностямъ его семьи, становилось понятнымъ, что ему-то всегда хватало его скромнаго жалованья. Еще молодымъ человкомъ, онъ, повидимому, съумлъ даже отложить кой-какія крохи, страдая незначительнымъ заиканіемъ (послдствіе сильнаго ушиба въ дтств), онъ на собственныя средства похалъ въ Туринъ въ заведеніе для заикающихся доктора Шервена, и вылечился тамъ отъ своего недостатка. И позже, когда онъ однажды неожиданно получилъ пособіе, онъ купилъ на эти деньги стереоскопъ, который берегъ для употребленія въ школ. Въ настоящее время онъ изъ остатковъ своего скуднаго жалованья и грошей, получаемыхъ за вечерніе классы и отъ нкоторыхъ частныхъ уроковъ, находилъ еще возможность содержать на полномъ пансіон у одной старой синьоры въ Турин своего 17-лтняго сына, слушавшаго курсъ въ технологическомъ институт. Этотъ юноша уже нсколько разъ озабочивалъ его своимъ, нсколько легкомысленнымъ, характеромъ. Дома у него былъ еще сынъ 8-ми лтъ, ученикъ его школы, и десятилтняя дочь, посщавшая школу для двочекъ синьоры Мартики. Оба они отличались такой же необыкновенной аккуратностью, были такіе же серьезные и сдержанные, какъ и отецъ ихъ, и по тому, какъ они держались въ его присутствіи, казались скоре его учениками, чмъ дтьми. Съ такимъ же уваженіемъ относилась къ нему и его жена, немногимъ моложе его, дочь секретаря сельской управы. Лицо ея носило выраженіе постоянной, нжной озабоченности, которая присуща матерямъ семействъ, заваленныхъ работой и тревогами и стремящихся всей душой не потерять даромъ ни одной минуты времени и не издержать ни одной лишней копейки. Въ маленькой квартир изъ трехъ комнатъ и кухни, занимаемой семьей Делли надъ квартирой Ратти, никогда не раздавалось ни неожиданнаго шума, ни возгласовъ. Только въ извстное, опредленное, время слышались тамъ звуки шаговъ и отодвигаемыхъ стульевъ, что указывало на точный порядокъ домашней жизни, въ которой время распредлялось такъ же правильно, какъ и въ класс. Ежедневно, при первомъ звонк въ школ, учитель и дти его уже сходили съ лстницы, и въ квартир раздавались только бодрые шаги матери, которая до временамъ что-нибудь напвала.
Мало-по-малу Ратти сошелся ближе съ Делли и его семьей, особенно во время болзни своего коллеги, когда, по его желанію, онъ заходилъ къ нему ежедневно, чтобы, сообщать свднія о его ученикахъ. Первый разъ, когда Ратти перешелъ порогъ квартиры семьи Делли, онъ изумился чистот, которую тамъ увидлъ, и боле всего спальней и мужа, и жены, гд, не смотря на то, что мста было очень не много, учитель устроилъ себ нчто въ род кабинетика съ маленькимъ столикомъ и книжными полками, на которыхъ, въ большомъ порядк, были расположены тетрадки и диктовки учениковъ, разные учебные протоколы и сборники педагогическихъ журналовъ. Даже вс стны крохотной столовой были покрыты школьными предметами — старыми географическими картами, таблицами мнемонической системы, похвальными листами и т. д. Здсь вислъ также календарь текущаго года, и, между прочимъ, красовались въ рамкахъ рисунокъ строящейся новой школы и портретъ Винценсіо Троя. Делли занимался даже въ постели, больной. Дти его входили къ нему въ комнату на цыпочкахъ, какъ въ класс, и, окончивъ уроки, помогали матери въ хозяйств. Она же поспвала всюду, изображая собой одновременно сидлку, кухарку, горничную, прачку и репетитора. Выраженіе горя, которое Ратти прочелъ на лицахъ матери и двухъ дтей въ первые дни болзни Делли, пока еще не выяснялось, насколько опасно состояніе этого человка, трудъ котораго поддерживалъ существованіе семьи, и здоровье котораго было опорой для всхъ, произвело на него тяжелое впечатлніе. И, когда докторъ объявилъ, что нтъ опасности, и позже, когда Ратти увидлъ Делли снова на ногахъ, онъ почувствовалъ, что и съ его души скатилось тяжелое бремя.
Та небольшая услуга, которую молодому учителю удалось оказать своему коллег, участіе, выказанное имъ его семь въ дни его болзни, его наружность и милое обращеніе, привлекли къ нему живйшую симпатію матери и ея дтей, и заставили ихъ въ эти нсколько дней полюбить его, какъ стараго друга, которому можно все доврить. Одинъ только Делли, искренно поблагодаривъ его, не перемнилъ съ нимъ обращенія: какъ и раньше, онъ былъ съ нимъ вжливъ, безъ дружескихъ изліяній, и продолжалъ разговаривать лишь о школьныхъ вопросахъ, и то только тогда, когда эти вопросы ему предлагались.
Не усплъ отецъ подняться съ постели, какъ у маленькаго его сына обнаружилась скарлатина, и болзнь внезапно приняла тяжелый оборотъ. Ратти снова представился случай удивляться этой семь, гд вс были всегда готовы твердо выносить опасность и горе, безъ тщетныхъ жалобъ и другихъ признаковъ слабости. Въ такихъ случаяхъ, вс они удваивали свою заботливость и энергію, вс, какъ колеса машины, дйствовали дружно и согласно, и въ этомъ небогатомъ дом всегда оказывались на лицо сотни бездлицъ, необходимыхъ въ болзни, которыя такъ часто отсутствуютъ даже въ барскихъ хоромахъ, гд деньги текутъ въ изобиліи, но не хватаетъ предусмотрительности. Делли продолжалъ заниматься въ школ во время болзни сына. По вечерамъ — такъ какъ больной ребенокъ желалъ видть его подл себя — онъ, сидя у его постели, поправлялъ карандашомъ тетради учениковъ. Какое трогательное зрлище представлялъ бдный малютка, который, даже въ пылу томившей его лихорадки, казался особенно счастливъ этими необычайными проявленіями нжности со стороны своего, обыкновенно, столь сдержаннаго отца! Съ какой заботливостью разспрашивалъ онъ его, какой урокъ заданъ сегодня ученикамъ, что онъ намренъ объяснять имъ завтра, не случилось ли чего новаго въ класс? Отецъ длалъ ему знакъ рукой, чтобы онъ пересталъ говорить, и онъ повиновался немедленно, какъ въ школ. Въ одинъ день лихорадка мальчика дошла до высшей точки, вс были объяты страхомъ, никто не ложился спать. Делли проработалъ до разсвта въ столовой, ежеминутно вставая, чтобы идти къ звавшему его больному. Но кризисъ прошелъ благополучно. И тутъ Делли не выразилъ своей радости словами — только лицо его, на которомъ уже нсколько дней какъ будто лежала густая тнь, немного просвтлло. Но Ратти понялъ, что, какъ онъ, такъ и жена его имли, повидимому, кром болзни ребенка, еще другое затаенное горе, иначе, какъ ему казалось, по крайней мр, мать выказала бы большую радость по случаю выздоровленія ребенка. Онъ часто устремлялъ на нее свой взглядъ, и она это замтила. Какъ-то разъ утромъ она, наконецъ, открыла ему свою душу. Послднія извстія, полученныя о Норберт — старшемъ сын, учившемся-въ технологическомъ институт — были нехороши. Онъ послднее время занимался плохо, и отмтки его становились все хуже и хуже. Письма его сдлались короткими, сбивчивыми, неискренними, точно написанными по обязанности, безъ истиннаго чувства. Мать не могла понять, въ чемъ дло. Норбертъ былъ живой мальчикъ, правда, немного падкій на развлеченія и, пожалуй, даже легкомысленный. Но онъ никогда не сдлалъ ни одного дурного поступка, онъ всегда учился хорошо и, повидимому, понималъ обязанности, налагаемыя на него жертвами, которыя отецъ приносилъ для него. Сохрани Богъ, если этотъ юноша, на котораго отецъ возлагалъ столько надеждъ, свернулъ съ хорошаго пути! Делли самъ училъ и воспитывалъ его, въ теченіе цлыхъ годовъ посвящалъ ему все время, остававшееся у него свободнымъ посл занятій въ школ, доходя до того, что собственноручно писалъ для него сочиненія по разнымъ предметамъ, изготовлялъ тетради съ разными таблицами и извлеченіями, чтобы облегчить ему ученіе.. И помимо всего этого, какой примръ подавалъ онъ ему самъ! Ужъ если юноша, воспитанный такимъ отцомъ, не окажется хорошимъ, то можно было бы отчаиваться въ дл воспитанія вообще. Боже великій, сегодня уже цлыхъ десять дней, какъ онъ не отвчаетъ ни слова на письмо отца, требовавшее немедленнаго отвта! Ратти старался успокоить сеньору Делли обычными въ такихъ случаяхъ доводами, но она оставалась при своемъ. ‘Что длать,— повторяла она,— у меня дурное предчувствіе’.
Два дня спустя посл этого разговора, въ четвергъ утромъ, маленькая дочь Делли прибжала съ испуганнымъ лицомъ къ Ратти, прося его немедленно подняться наверхъ къ матери. Въ одинъ мигъ очутился онъ въ квартир учителя и засталъ сеньору Делли въ столовой, сидящую у стола съ письмомъ въ рукахъ и горько плачущую. Делли не было дома, мальчикъ еще лежалъ въ постели, дочь немедленно удалилась по знаку матери, сеньора Делли поспшно закрыла за нею дверь и обернулась къ молодому учителю съ такими горькими рыданіями, что, казалось, у нея разорвется грудь. Ратти не усплъ выговорить вопроса, какъ она уже сунула ему въ руки письмо, говоря: ‘Вы для насъ точно родной, я довряю вамъ, прочтите, посовтуйте мн, я схожу съ ума!’ — Письмо было заказное, адресовано на имя сеньоры Делли и написано ея знакомой, нкой Бейссонъ, квартирной хозяйкой Норберта. Посл длиннаго предисловія, полнаго сожалнія и утшенія, въ письм этомъ излагалось, какъ у Бейссонъ не оказалось 250 лиръ, какъ она только два дня передъ тмъ замтила это, какъ, нсколько часовъ спустя, она открыла, что деньги,— само собой съ намреніемъ вернуть ихъ, — были истрачены Норбертомъ, попавшимъ незадолго передъ тмъ въ общество дурныхъ товарищей, — какъ самъ Норбертъ, съ искренностью, длавшей ему честь, сознался ей въ своей неосторожности и выказалъ глубокое раскаяніе и сожалніе. Собственно говоря, она. предпочла бы скрыть случившееся и отъ родителей, также какъ скрыла отъ всхъ остальныхъ, въ чемъ клялась честнйшимъ своимъ словомъ,— но такъ какъ взятая сумма издержана, а деньги ей необходимы, то она поставлена въ тяжелую необходимость просить о возврат ихъ, увренная, что просьба ея будетъ, по возможности, исполнена. Кончая письмо, сеньора Бейссонъ говорила, что осторожность побудила ее написать матери, въ случа, еслибъ послдняя сочла нужнымъ скрыть случившееся отъ отца, но что, во всякомъ случа, она просила бы ихъ обоихъ не принимать всего этого слишкомъ къ сердцу, — рчь идетъ вдь только о юношескомъ легкомысліи, не имющемъ важнаго значенія и которое притомъ останется между ними и никому не будетъ извстно. Прочитавъ письмо, Ратти содрогнулся всмъ сердцемъ при мысли о Делли, и его явное смущеніе только еще усилило отчаяніе матери. ‘Прочли?— крикнула она, выхвативъ письмо у него изъ рукъ.— Господи, Господи! И такой-то ужасъ долженъ былъ случиться съ нами! Возможно ли это, подумайте только! Мой Норбертъ, мой сынъ! Если мой мужъ узнаетъ это!’ Что длать! Какое счастіе, что его не было дома, когда пришло письмо! Говорите же, совтуйте, что мн длать, сеньоръ Ратти! Я теряю голову! Мн все еще не врится, что это можетъ быть правдой! Гд мн достать 250 лиръ! Для насъ это полное разореніе! А деньги нужны немедленно! Мы обезчещены… О Боже! Боже милостивый, сжалься надъ нами!..
— Прежде всего необходимо, чтобы вашъ мужъ ничего не узналъ,— ршительно произнесъ Ратти.— Спрячьте письмо. Постарайтесь успокоиться. Деньги я достану. Все будетъ поправлено. Но самое важное, чтобы сеньоръ Делли ничего не узналъ.
— Вы нашъ спаситель,— рыдала сеньора Делли.— Что же мн длать, скажите?
— Когда вернется вашъ мужъ?
— Не знаю,— отвтила она грустно.— Онъ не сказалъ мн, куда ушелъ, онъ можетъ быть дома съ минуты на минуту.
Она бросилась къ окну посмотрть, не идетъ ли онъ, но, сдлавъ два, три шага, ноги ея точно приросли къ земл, потому что она услышала, что ключъ повернулся въ двери. Делли вошелъ, поздоровался съ Ратти, отдалъ шляпу жен, и направился въ комнату къ сыну. Остальные двое послдовали за нимъ, обмнявшись взглядомъ. Но Ратти вздрогнулъ, увидвъ, на сколько измнилось лицо бдной матери. Делли подошелъ къ постели больного и положилъ руку на голову сына, который ему улыбнулся, потомъ онъ посмотрлъ на жену.
— Ты плакала?— сказалъ онъ.— Что съ тобой?
Жена указала дрожащей рукой на сына и отвтила:
— Причина ясна. Я все боюсь ухудшенія.
— Это не то,— сказалъ мужъ.
— Такъ что же еще?— отвтила она.
— Почему, — спросилъ мужъ, — ты не говоришь мн правды?— И взглядъ его, устремленный на нее, былъ такъ глубокъ и проницателенъ, что она потеряла голову и быстро проговорила:— Вотъ въ чемъ дло, Норбертъ проигрался въ карты…
Делли съ минуту помолчалъ и взглянулъ на молодого учителя, который съ тревогой думалъ о томъ, какъ бы, по крайней мр, отвратить полное признаніе. Потомъ Делли спокойно спросилъ жену:
— Чтобы не огорчить тебя. Я уже отослала отвтъ. Я не хотла ничего говорить теб. Какая была бы въ томъ польза? Всего было четыре строки. Я сожгла письмо… увряю тебя.
Жена колебалась одно мгновеніе, и затмъ прошептала голосомъ умирающей:
— Онъ сдлалъ нчто худшее.
Послдовала минута ужаснаго молчанія.
Затмъ въ комнат прозвучалъ такой голосъ, котораго она никогда въ жизни не слышала, и который пронзилъ ей сердце смертельнымъ холодомъ:
— Онъ укралъ?
Мать разрыдалась, закрывъ лицо руками. Ратти кинулся къ своему коллег, и, взявъ его за руку, сказалъ:
— Нтъ, нтъ, онъ не укралъ… это легкомысліе, не мучь себя.
Но письмо было уже въ дрожащихъ рукахъ учителя, который читалъ его съ выраженіемъ глубокаго вниманія, постепенно мняясь въ лиц, какъ человкъ, который, не будучи въ состояніи ни крикнуть, ни двинуться съ мста, видлъ бы, что сынъ его приложилъ револьверъ къ виску и медленно надавливаетъ курокъ… Когда Делли кончилъ письмо, онъ поднялъ глаза на жену, а она бросилась ему на шею и горько заплакала у него на груди.
Мужъ нжно высвободился изъ ея объятій и стоялъ задумавшись. Выраженіе безконечнаго утомленія разлилось по его лицу, какъ будто онъ въ эти нсколько минутъ состарился на двадцать лтъ. Вдругъ онъ выговорилъ:
— Сейчасъ ду въ Туринъ.
Жена спросила его робкимъ голосомъ, не смя взглянуть на него:
— А деньги?
Делли не отвтилъ. Ратти поспшилъ сказать:
— Это мое дло.
— Не надо,— твердо произнесъ учитель.— Скоро я попрошу тебя о другомъ. Благодарю, Ратти.— И, приложивъ палецъ къ губамъ, показалъ ему знакомъ, чтобы онъ никому не проговаривался.
Но Ратти бросился изъ комнаты, ршивъ во что бы то ни стало достать деньги. Лично у него было всего сто франковъ, отложенные для путешествія въ Туринъ. У него мелькнула мысль обратиться къ учителю геометріи и попросить 150 франковъ, какъ бы для себя лично. Но онъ не усплъ еще спуститься съ первой ступени лстницы, какъ уже придумалъ другую комбинацію и постучался въ дверь органиста.
Молодой учитель подумалъ, что ослышался, до такой степени это извстіе показалось ему неожиданнымъ.
— Онъ здсь,— повторилъ органистъ шепотомъ, вводя Ратти въ свой кабинетъ и указывая на смежную комнату.— Мн все извстно, — онъ во всемъ признался мн. Пшкомъ пришелъ онъ сюда изъ Турина, имя въ виду предупредить письмо г-жи Бейссонъ и броситься въ ноги отцу. Но почти у дверей его квартиры, его охватилъ такой ужасъ, что онъ бросился сюда ко мн, умоляя меня скрыть его. Я пожаллъ и принялъ его — хотя потомъ былъ готовъ выгнать, но, понимаешь… долгъ гостепріимства священенъ.
Ратти сообщилъ, что отцу все извстно.
Органистъ такъ и думалъ, услыхавъ наверху плачъ сеньоры Делли. Эти слова онъ проговорилъ, стоя прямо передъ роялемъ, почесывая себ голову и устремивъ взглядъ въ потолокъ, потомъ добавилъ:
— И нужно же было такой вещи случиться съ такимъ человкомъ, какъ Делли. Гд же посл того справедливость на земл?— Подумайте, можетъ ли общество, устроенное такимъ образомъ, долго еще просуществовать?— И органистъ сталъ объяснять причину ‘неосторожности’ Норберта. Тутъ замшана не какая-либо женщина, а женщины вообще. Юноша, полный жизни и силъ, прожившій до 17 лтъ такъ, какъ слдуетъ жить, набросился на запретный плодъ, какъ проголодавшійся дикарь и потерялъ голову… Но такъ какъ развлеченія обходятся дорого, а у него ничего не было… Э, да какой же онъ негодяй!— воскликнулъ органистъ, потрясая въ воздух кулаками.— Съ такимъ отцомъ какъ у него, разв можно играть такія шутки?— нтъ… Общественная ликвидація… все это прекрасно… Но, чортъ возьми, нужно же прежде всего понимать другъ друга!
Ратти перебилъ его, сказавъ, что пришелъ къ нему съ просьбой.
— Вотъ деньги,— отвтилъ органистъ, не оборачиваясь и вытаскивая ихъ изъ кармана.
Ратти поцловалъ его въ щеку.
Органистъ вытеръ щеку рукой и сказалъ:
— Не за что. Для меня дать деньги Делли все равно, что дать ихъ въ государственный банкъ.— И онъ показалъ знакомъ, чтобы Ратти уносилъ ихъ скорй.
Молодой учитель поднялся бгомъ по лстниц, вошелъ, едва переводя духъ, въ квартиру Делли, и засталъ мужа и жену въ первой комнат. Тутъ, задыхаясь отъ волненія, онъ положилъ, не говоря ни слова, деньги на столъ.
Делли не взялъ ихъ.
— Благодарю, Ратти, — сказалъ онъ спокойно, — я никогда этого не забуду теб. Но мн не нужно.— И онъ указалъ ему на небольшой свертокъ перевязанныхъ красной тесьмой бумажекъ — плодъ сколькихъ лишеній, какого труда и утомленія, про это онъ одинъ зналъ.— Попрошу тебя лучше, — добавилъ онъ, — сходи къ старшин и объяви ему о моемъ отъзд, сказавъ, что я вернусь завтра.
Ратти тотчасъ же вышелъ, ршивъ, однако, покончить всю исторію, устроивъ свиданіе сына съ отцомъ и уговоривъ его ухать вмст съ Норбертомъ въ Туринъ. Войдя къ органисту, онъ вернулъ ему деньги и сообщилъ о своемъ план.
Органистъ направился въ сосднюю комнату и вышелъ оттуда съ симпатичнымъ на видъ юношей, очень похожимъ на мать, съ блднымъ и разстроеннымъ лицомъ и заплаканными глазами. Минуту спустя послышались шаги Делли, сходившаго съ лстницы.
— Крпись, — шепнулъ органистъ юнош, толкая его къ дверямъ,— и пусть меня повсятъ, если я другой разъ вмшаюсь въ такую исторію.
Вс втроемъ вышли: Делли стоялъ нсколькими ступенями выше, на площадк лстницы, съ саквояжемъ въ рук: сынъ бросился къ нему, упалъ, какъ подкошенный, ему въ ноги, и обхватилъ ихъ, тяжело дыша, не говоря ни слова. Отецъ поблднлъ и сдлалъ инстинктивный жестъ, отстраняя его отъ себя, но затмъ взглянулъ на него съ выраженіемъ безконечной грусти и сказалъ:
— Пойди, къ своей матери.
Норбертъ кинулся къ ней и вскор на лстниц послышался пронзительный крикъ — это былъ крикъ жалости и прощенія. Нсколько мгновеній спустя Норбертъ сошелъ съ лстницы и исчезъ слдомъ за отцомъ.
Вечеромъ на другой день Делли вернулся изъ Турина. Ратти пришелъ его провдать, но онъ не проронилъ ни слова ни о сын, ни о своемъ путешествіи. Мать съ своей стороны даже не упоминала ни о чемъ, разговоръ шелъ совсмъ о другомъ, и видъ учителя и его жены былъ, хотя и печальный, но твердый, какъ будто ничего не случилось.
—-
Въ слдующіе дни и вообще никогда боле Делли не говорилъ ни слова о случившемся и ни разу не вспоминалъ о сын, онъ сталъ еще молчаливе, лицо его приняло еще большій отпечатокъ ршительности, и казалось, онъ еще боле прежняго, всецло, сосредоточился на школ. Чтобы поправить свои дла, онъ долженъ былъ браться за всякій представлявшійся ему заработокъ: давать уроки крестьянамъ, жившимъ за версту отъ села, служащимъ, желавшимъ открыть лавочку, и учить полу кретина, сына мясника, котораго Ратти отказался принять въ свой классъ. И съ этихъ поръ Делли не имлъ и четверти часа отдыха во весь день, онъ отказался даже отъ ежедневной прогулки къ мсту новой школьной постройки и на ходу, идя по улиц, исправлялъ карандашомъ письменныя работы своихъ учениковъ. Одновременно съ этимъ, онъ удвоилъ также заботливость въ подготовк къ своимъ урокамъ въ школ, и въ выбор темъ, онъ, по обыкновенію, ежедневно тщательно записывалъ каждую свою или чужую мысль, слышанную или прочитанную имъ, которая могла бы пригодиться ему въ преподаваніи. Жена Делли задумывалась надъ этой усиленной его дятельностью, почти совсмъ отнимавшей его теперь отъ семьи и въ огорченіи обратилась однажды къ Ратти:
— Ахъ,— сказала она,— онъ уже теперь не тотъ, не тотъ.
Ратти старался утшить ее, говоря, что это, напротивъ, хорошій знакъ, и то, что онъ такъ весь сосредоточился на школ и на работ, только доказываетъ, что онъ начинаетъ забывать о случившемся. Но она отвтила, качая головой:
— Нтъ, нтъ, онъ не забылъ.
Однако, съ виду можно было бы это подумать. Въ краткихъ разговорахъ своихъ съ Ратти, Делли разсуждалъ о школьныхъ вопросахъ съ такою ясностью и шириной мысли, съ такимъ богатствомъ новыхъ выводовъ и взглядовъ, что молодой учитель былъ просто пораженъ проявленіемъ этихъ, дотол еще невдомыхъ ему, способностей своего коллеги. Иногда. Делли пускался, чего раньше не длалъ, въ удивительныя сравненія ума и характера нкоторыхъ учениковъ, которыхъ онъ видлъ посл долгихъ промежутковъ времени, онъ объяснялъ, какъ ему удалось отгадать и дать толчокъ нкоторымъ запоздалымъ или скрытымъ ихъ способностямъ, какъ онъ исправлялъ нкоторые нравственные недостатки, какъ пробуждалъ дремавшую силу воли — все это благодаря выработаннымъ имъ пріемамъ, благодаря продолжительнымъ и терпливымъ усиліямъ, искуснымъ, тонкимъ, долго обдуманнымъ способамъ, которые онъ и излагалъ Ратти и которые вызывали у молодого учителя возгласы удивленія и восторга. Посл того Делли снова замыкался въ себ и не разговаривалъ уже цлыми днями. Ратти восхищался имъ и былъ ему глубоко благодаренъ за то, что въ его глазахъ Делли облагораживалъ ихъ профессію, онъ считалъ его славою своего сословія, тмъ учителемъ, къ которому онъ всегда могъ обратиться мысленно, котораго онъ всегда въ сердц, своемъ могъ противопоставить пренебрежительному отзыву столькихъ людей о всхъ 50.000 его коллегахъ. Вспоминая о Делли, онъ былъ вправ сказать этимъ лицамъ, презрительно относящимся къ народнымъ учителямъ:
— Среди насъ есть люди, передъ которыми вамъ бы слдовало преклониться.
И тмъ боле достойнымъ удивленія казался ему Делли, когда онъ думалъ, что положеніе его никогда не улучшится, что многіе школьные инспектора не отличатъ его отъ тысячи другихъ учителей, что онъ, какъ рабочій въ рудникахъ, умретъ въ неизвстности, не пріобртя за 40 лтъ святого труда даже столько, сколько пріобртаетъ теноръ въ одну недлю!..