Хитрая выдумка
Хитрая выдумка
Посмертный рассказ Г. де Мопассана
Перевод Е. Ильиной
* * *
* * *
* * *
Конец.
——————————————————————————
Хитрая выдумка, Мопассан Ги_Де, Год: 1882
Время на прочтение: 7 минут(ы)
— Женщины?
— Ну что такое — женщины?
— А то, что не найдется на свете такого ловкого фокусника, который сумел бы нас так тонко провести всякую минуту, по уважительной причине пли безо всякой даже причины, а просто так, из удовольствия провести человека. И они хитрят и обманывают невероятно просто и смело, с неуловимой тонкостью. Женщины хитрят с утра до ночи, и все, даже самые честные, прямые и разумные из них. Надо сознаться, что иногда они прямо вынуждены хитрить. Мужчины часто являются безрассудными упрямцами и невыносимыми тиранами. Муж предъявляет в своей семье всякую минуту самые невозможные требования. У него куча диких капризов, п жена потворствует им, чтобы легче его проводить, когда нужно. Очень часто она говорит, что заплатила за вещь дешевле ее истинной стоимости, потому что скажи она настоящую цену, супруг поднимает крик. Из затруднений всякого рода женщина выпутывается так просто и ловко, что у нас, мужчин, и руки опустятся, если мы случайно проникли бы в ее тайны. И мы с изумлением себя тогда допрашиваем: ‘И как это я ничего не заметил?’.
Говоривший все это господин был некто граф Л., бывший министр империи, человек высокого ума и, как говорили, большой ходок по женской части.
Слушателями была группа молодых людей.
Он продолжал:
— Меня самого провела однажды самым забавным и поучительным образом некая маленькая чиновница. Для вашего назидания, я расскажу вам эту историю.
Я занимал тогда пост министра иностранных дел и каждый день совершал утром длинную прогулку по Елисейским полям. Дело было в мае месяце, и я ходил жадно вдыхая аромат распускающейся зелени.
Вскоре я заметил, что каждый день мне попадается на встречу прелестная маленькая женщина, изящное и изумительно грациозное создание, тип настоящей парижанки. Была ли она красива? И да, и нет. Хорошо сложена? Нет, но лучше того. Пожалуй, талия была слишком тонка, плечи — прямы, а грудь — пышна, но я предпочитаю этих пухленьких куколок, величественной, но костлявой Венере Милосской.
Кроме того, у этих женщин прелестная походка, и легкое вздрагивание их стана одно способно зажечь желания в нашей крови. Проходя мимо, она на меня бросала взор, или так мне, по крайней мере, казалось, надо признаться, что их трудно разобрать, этих особ, и никогда нельзя ни в чем быть с ними уверенным…
В одно прекрасное утро я увидал ее, сидящей на скамье, с книгой в руках. Я, конечно, поспешил к ней присоседиться.
Минут через пять мы дружелюбно разговаривали. Так продолжалось и дальше. Каждый день, обменявшись приветствиями, мы пускались в разговоры.
Молодая женщина мне поведала, что муж ее служил чиновником, что она вела очень скучную жизнь, удовольствиями пользовалась очень редко, а забот была целая куча, словом — тысячу обыденных мелочей.
Я тоже сказал ей, кто я, — случайно, а может и повинуясь чувству тщеславия. Малютка очень ловко разыграла удивление. На другой день она явилась ко мне в министерство, и возвращалась туда так часто, что курьеры и швейцары окрестили ее ‘Madame Леон’, по моему имени, и пропускали беспрепятственно во всякое время.
Три месяца виделись мы с ней каждый день, и я ни на секунду не чувствовал себя пресытившимся, так умело разнообразила она свои ласки и так ловко подогревала их жар. Но однажды я заметил, что ее глаза носили следы пролитых слез, и сама она еле говорила, точно охваченная мучительной, тайной заботой.
Я умолял ее открыть причину ее тревоги, и в конце концов бедняжка пробормотала: ‘Я… Я беременна!’ и разрыдалась. О! Конечно я сделал весьма понятную гримасу и побледнел, как всегда бледнеют при таком сюрпризе. Вы не можете себе представить, каким неприятным ударом бывает подобное неожиданное известие.
Впрочем, когда-нибудь узнаете!.. Я нашелся только сказать заикаясь: ‘Да ведь ты… замужем?’ — Ну да, да, — отвечала она, продолжая рыдать. — мой муж уже два месяца, как уехал в Италию п вернется не скоро!
Но я решился во что бы то ни стало выпутаться из этой каши, и потому объявил безапелляционным тоном:
— Надо сейчас же к нему ехать!
Моя подруга покраснела, опустила глаза п еле слышно прошептала:
— Да… но… — кончить она не могла или не хотела.
Я сейчас же понял, в чем состоит затруднение п деликатно вручил ей сумму, необходимую для путешествия.
Через неделю я получил от нее письмо из Генуи. Следующее пришло из Флоренции, затем из Ливорно, Рима, Неаполя. В письмах она сообщала о себе: ‘Я здорова, но подурнела ужасно. Я не хочу, чтобы ты меня видел к таком положении, ты бы тотчас меня разлюбил. Муж ничего не подозревает, и так как его дела задерживают здесь надолго, я решила не возвращаться во Францию, пока все не будет кончено’.
Через восемь месяцев я получил из Венеции всего два слова: ‘Родился мальчик’.
II вскоре, совершенно неожиданно, она появилась в моем кабинете п бросилась в мои объятия, свежее и прелестнее, чем когда-либо.
Между нами возобновились прежние отношения.
Когда я вышел из министерства, она продолжала свои посещения в мой отель на улице Гренелль.
Очень часто заговаривала она со мной о ребенке, но я ее не слушал, как будто это вовсе меня не касалось. Время от времени я передавал ей довольно круглую сумму и говорил, как можно проще: ‘Положи это на его имя’.
Прошло еще два года. Моя возлюбленная все чаще и чаще упрямо возвращалась к малютке, сообщала разные новости о ‘нашем Леоне’ и иногда даже плакала, упрекая меня в равнодушии к ребенку: ‘Ты никогда не пожелал даже взглянуть на него, ты его не любишь, и это так меня огорчает!’
Она до того ко мне приставала, что я в один прекрасный день назначил час, когда она должна была привести малютку на свидание со мной в Елисейских полях.
Но в минуту ухода меня удержала какая то боязнь. Человек такое глупое и слабое создание… кто его знает, что может произойти в моем сердце?
А вдруг я привяжусь к этому малышу? К моему сыну!
Я сбросил с головы шляпу, снял перчатки и решительно произнес, усаживаясь за письменный стол: ‘Нет, я не пойду, это будет благоразумнее’.
В это время открылась дверь кабинета и ко мне вошел мой брат с открытым письмом, которое он протянул мне. Письмо было анонимное п заключало в себе следующее: ‘Предупредите графа Л, вашего брата, что дамочка из улицы Курсель его надувает самым отчаянным образом. Пусть он наведет о ней справки.’
Я никому никогда не говорил об этой затянувшейся истории. Поэтому мое изумление было очень понятно, и я рассказал моему брату все это любовное приключение с самого начала и до конца. Затем я прибавил: ‘Я не хочу в это вмешиваться, но буду очень благодарен, если ты займешься этим делом’. — По уходе брата я начал ломать голову разными догадками: ‘В чем может она меня обманывать? Быть может, у нее есть другой любовник? Так какое мне до этого дело? Она хороша, свежа, интересна, и мне больше ничего не требуется. Кроме того, она показывает вид, что очень ко мне привязана и стоит мне не дорого. Чего же больше? Понять не могу!’
Мой брат скоро вернулся. В полиции ему дали превосходные сведения о муже. ‘Чиновник, служит в министерстве внутренних дел, очень порядочный и корректный человек, на прекрасном счету, но женат на хорошенькой особе, которая тратит немножко больше, чем могли бы позволить их скромные средства.’ Вот и все.
Тогда мой брат отправился к ней на квартиру и с помощью золотой монеты заставил разговориться привратницу:
‘Прекрасные люди, и муж и жена, не гордые и хоть не богатые, но очень щедры’.
Брат машинально спросил:
— А сколько лет ее мальчику?
— У нее нет никакого мальчика, сударь.
— Как? А малютка Леон?
— Никого нет. Вы ошибаетесь, сударь.
— А мальчик, который у нее родился в Италии, два года тому назад?
— Да она никогда не бывала в Италии, сударь, вот уже пять лет, как она безвыездно живет в нашем доме.
Как ни допрашивал ее мой изумленный брат, как не углублялся в допросы, он ничего не мог добиться. Ни поездки, ни ребенка, ничего этого не было.
Я был положительно поражен и не мог понять смысла всей этой комедии.
— Знаешь, сказал я брату, надо все это окончательно выяснить. Я попрошу ее приехать завтра сюда. Ты ее примешь вместо меня, расспросишь, и если она меня надула, отдашь ей десять тысяч франков с тем, чтобы она больше не показывалась мне на глаза. Да, пожалуй, что так будет лучше. Она начала мне надоедать.
Поверите ли вы, что-то, что меня ранее бесило и огорчало, а именно: появление у нас ребенка, теперь меня и злило п огорчало и даже обижало в ином смысле. Я чувствовал себя почти сконфуженным, что этого ребенка не оказалось в действительности. Я был теперь свободен от всяких забот и обязательств, и все-таки приходил отчего-то в бешенство.
На другой день мой брат ждал ее в моем кабинете. Она вошла оживленная как всегда, и бросилась к нему с распростертыми объятиями. Но увидав свою ошибку, она отступила с изумлением.
Брат обратился к ней с извинением,
— Сударыня, простите, что я встречаю вас вместо моего брата. Он поручил мне просить вас дать ему некоторые объяснения, что было бы слишком тяжело при личном свидании…
И затем, глядя на нее в упор, он прибавил: — Нам известно, что у вас нет от него никакого ребенка.
После первой минуты изумления, плутовка оправилась, уселась в кресло, и глядя с улыбкой на своего судью, отвечала очень просто:
— Правда, у меня нет ребенка.
— И мы знаем также, что вы никогда не уезжали в Италию.
На этот раз она расхохоталась совершенно откровенно.
— Ну да, я не была в Италии.
Брат не знал, что и подумать Наконец, он проговорил:
— Граф Л. просил меня вам передать эти деньги и сказать, что между вами все кончено.
Она перестала смеяться, спокойно положила деньги в карман и очень наивно спросила:
— Значит… Я больше не увижу графа?
— Нет, сударыня.
Видимо это ей было неприятно, но она прибавила совершенно спокойно:
— Тем хуже… я его очень любила!
Видя, что она так разумно отнеслась к делу, мой брать, улыбаясь в свою очередь, предложил ей вопрос:
— Ну скажите теперь, по крайней мере: к чему вы выдумали всю эту сложную историю о поездке и о рождении ребенка?
Она взглянула на него с изумлением, точно этот вопрос был необыкновенно глуп, п быстро отвечала:
— Зачем я все это выдумала? Скажите! Да разве иначе, такая мелкая пташка, как я, могла удержать при себе, в течении целых трех лет, графа Л. министра, важного барина, модного человека, богатого и пленительного красавца? Надо же было чем-нибудь его привязать? Теперь всему конец. Конечно это очень жалко, но ведь вечно эта история длиться не могла. И то мне удалось ее протянуть целые три года. Передайте ему мой привет.
И она встала, но брат продолжал допрашивать:
— А ребенок? У вас был какой-нибудь приготовлен, чтобы ему показать?
— Конечно. Сын моей сестры. И я уверена, что именно она меня и выдала.
— Ну, а письма из Италии?
Тут она снова опустилась в припадке хохота.
О! эти письма, это целая поэма! Недаром граф был министром иностранных дел!
— То есть как это?
— А это уже останется моей тайной! я не хочу никого компрометировать.
И поклонившись с слегка насмешливой улыбкой, она спокойно вышла, точно актриса, покончившая с ролью.
И в виде морали граф Л. прибавил:
— Вот и доверяйтесь потом этим маленьким птичкам!
Источник текста: журнал ‘Вестник моды’, 1900, NoNo 9, 11. С. 82, 102.