‘ХАРАКТЕРИСТИКИ’ ТЕОФРАСТА И ЛА-БРЮЙЕРА.
‘ХАРАКТЕРИСТИКИ’ ТЕОФРАСТА И ЛА-БРЮЙЕРА.
——
‘Характеристики’ Теофраста и Ла-Брюйера, Слепцов Александр Александрович, Год: 1894
Время на прочтение: 15 минут(ы)
Въ 1688 году въ лавку парижскаго книгопродавца Мишале (Michallet) чуть ли не ежедневно заходилъ поститель — порыться въ книгахъ, просмотрть ‘новости’ и поиграть съ милымъ ребенкомъ — дочерью хозяина, которая ему очень полюбилась. И вотъ однажды поститель вынулъ изъ кармана рукопись и передалъ ее Мишале со словами: ‘Не хотите ли напечатать это? Быть можетъ, выгоды отъ изданія и не окажется, но, если выгода будетъ, дарю ее цликомъ моему маленькому другу’. Мишале подумалъ, взялъ рукопись, и не усплъ напечатать ее, какъ все изданіе расхватали, вскор пришлось печатать и второе, и третье… а когда дочка его стала невстой, отецъ далъ за нею боле двухсотъ тысячъ франковъ наличными деньгами.
Авторъ книги, заслужившей такой успхъ, былъ Ла-Брюйеръ, самая книга носила заглавіе: ‘Les caractè,res de Tophraste, traduits du grec, avec les caractè,res ou les moeurs de ce siè,cle’ (‘Характеристики’ Теофраста. Переводъ съ греческаго. Съ приложеніемъ очерковъ современныхъ характеровъ и нравовъ). Успхъ ея вызвалъ множество подражаній…
‘Съ тхъ поръ, какъ вышли ‘Характеристики’ Ла-Брюйера,— читаемъ мы въ одномъ журнал 1701 года,— он не только переведены на нсколько языковъ, не только выдержали десять изданій въ двнадцать лтъ, но еще вызвали около тридцати подражаній подъ заглавіями: ‘Ouvrage dans le got des Caractè,res’, ‘Thophraste moderne ou nouveaux Caractè,res des moeurs’, ‘Suite des Caractè,res de Thophraste а des moeurs de ce siè,cle’, ‘Les diffrents Caractè,res des femmes du siè,cle’, ‘Caractè,res tirs de l’criture sainte а appliqus aus moeurs du siè,cle’, ‘Caractè,res naturels des hommes’, ‘Portraits srieux а critiques’, ‘Caractè,res des vertus а des vices’… и т. д. Короче — характеристики наводнили рынокъ’.
‘По выход книги Ла-Брюйера словомъ ‘caractè,re’ до того прожужжали мн уши,— разсказываетъ Палапра {Paloprat (Жакъ де-Било-Палапра) р. 1650 г. ум. 1721 г. Авторъ нсколькихъ комедій, большинство которыхъ написано имъ въ сообществ съ Брюэ (Brueys). Онъ отличался неистощимою веселостью. Изъ произведеній Брюэ и Палалра боле извстны: ‘L’Avocat patelin’, ‘Le secret rvl’, ‘Le Sot’, ‘Le Grondeur’, ‘Le Muet’…},— что однажды, въ разговор съ какимъ-то болтуномъ, повторившимъ его милліонъ разъ, я, наконецъ, позволилъ себ съ самымъ серьезнымъ видомъ замтить, что стоявшія на стол сосиски имютъ… несомннно — транцедентный характеръ!’
Какъ видно изъ преведеннаго заглавіи книги Ла-Брюйера, въ начал ея помщенъ былъ переводъ ‘Характеристикъ’ Теофраста.
Теофрастъ — греческій философъ, сынъ ремесленпика-сунновала, родившійся въ г. Эресс на остров Лесбос (Ммтилене) около 370 г. до P. X. Получивъ хорошее но тому времени образованіе на родин, онъ прибылъ въ Авины, гд сначала слушалъ Платона, а затмъ, по смерти Платона, уже въ зрломъ возраст, перешелъ (по однимъ показаніямъ въ 335 г., по другимъ — въ 345 г.) въ число учениковъ Аристотеля, которому, какъ разсказываютъ, обязанъ и своимъ именемъ. Его собственно звали ‘Тиртамъ’, Аристотель же, плненный краснорчіемъ ученика, назвалъ его сначала ‘Евфрастонъ’ (т. е. ‘благовщающимъ’) а потомъ даже ‘Теофрастомъ’ (‘божественно глаголющимъ’). Если въ правдивости этого разсказа можно усомниться, все-таки несомннно, что Теофрастъ принадлежалъ къ любимымъ ученикамъ Аристотеля, раздлялъ его труды по изученію природы, что Теофрасту великій учитель завщалъ свою библіотеку, его назначилъ однимъ изъ опекуновъ своего воспитанника, сына, я дочери, ему же поручилъ и свою философскую школу, когда, обвиняемый въ неуваженіи къ багамъ, опасаясь ‘новаго преступленіи противъ ‘философіи’, т. е. участи Сократа, ршился покинуть Асины.
Ученики приступили къ Аристотелю съ просьбою указать — кого онъ считаетъ достойнымъ себ преемникомъ?— разсказываетъ Авлій Галлій {Aulus Gallius, латинскій грамматикъ II-го вка по P. X, оставившій 20 книгъ выписокъ изъ знаменитыхъ греческихъ и латинскихъ авторовъ, замтокъ о бесдахъ съ современниками и т. п., весьма цнныхъ, такъ какъ А. Геллій, повидимому, пользовался источниками честно и толково. Книги его озаглавлены ‘Аттическія ночи’, потому что онъ началъ писать ихъ въ Аттик, и писалъ по ночахъ. Изъ двадцати книгъ одна (восьмая) утрачена.}.
— Учитель долго колебался между Евдемомъ изъ Родоса и лесбійцемъ Теофрастомъ.
— Принесите мн вина родосскаго и вина лесбійскаго,— сказалъ онъ, наконецъ:— Вино, которое я обыковенно употребляю, стало оказывать на меня вредное дйствіе, хочу попробовать другого.
Отвдавъ принесенныя вина, Аристотель заявилъ, что и то, и другое прекрасно, каждое равно длаетъ честь своей родин, но первое слишкомъ крпко, второе же мягче, а потому и нравится ему боле.
Ученики поняли намекъ, и вокругъ Теофраста собралось до двухъ тысячъ слушателей.
Въ Теофраст великій учитель всегда цнилъ не только умнье говорить, познанія и мудрость, но еще и чрезвычайно обходительный, привтливый характеръ.
Не смотря на такой мягкій нравъ, и Теофрасту, однако, какъ большинству передовыхъ мыслителей и великихъ искателей истины, пришлось выдержать не мало гоненій. Однажды враждебныя ему лица, достигнувъ власти, даже закрыли его школу. Признавъ многочисленныя сборища вокругъ частнаго человка нарушеніемъ общественнаго порядка, они вообще запретили было философамъ преподаваніе подъ угрозою смертной казни, но это чудовищное запрещеніе продолжалось не боле года, затмъ его отмнили. Позже, жрецъ Агнонидъ пытался преслдовать Теофраста, повторяя противъ него обвиненія, взведенныя когда-то на Сократа и Аристотеля, но чуть было самъ не подвергся наказанію за то, что осмлился усмотрть богохульство въ словахъ учителя, стяжавшаго общую любовь и уваженіе.
Уваженіе это заслужено было, повидимому, не только добросовстными, талантливыми занятіями въ школ и мягкостью въ сношеніяхъ съ людьми, готовностью помогать каждому по мр силъ, но и рвеніемъ къ общественному благу. Когда въ Эресс нсколько тирановъ незаконно захватили было власть, изгнавъ лучшихъ гражданъ,— разсказываетъ Плутархъ {Плутархъ — историкъ греческій, оставившій намъ знаменитыя ‘Жизнеописанія’ великихъ мужей Греціи и Рима. Умеръ при император Адріан (117-138 г. по P. X).},— Теофрастъ на собственный счетъ, вмст съ соотечественникомъ своимъ Фидіемъ, поддержалъ и вооружилъ изгнанниковъ для освобожденія родного города.
Діогенъ Лаерцій {Діогенъ Лаерцій — греческій писатель, умершій въ 222 г. до Р. Х., оставилъ намъ жизнеописанія древнихъ философовъ и краткое изложеніе ихъ системъ въ 10-ти книгахъ.} перечисляетъ боле двухсотъ сочиненій Теофраста по предметамъ самымъ разнообразнымъ, но до насъ дошли только очень немногія изъ нихъ, между прочимъ нсколько книгъ по ботаник и извстныя ‘Характеристики’.
Книги Теофраста о растительномъ мір даютъ основаніе называть его ‘отцомъ ботаники’ съ такимъ же правомъ, какъ Аристотеля называютъ ‘отцомъ зоологіи’.
Во вступительныхъ строкахъ предисловія къ ‘Характеристикамъ’ читаемъ: ‘Достигнувъ 99-ти лтъ, дорогой Поликлетъ, могу сказать, что пожилъ достаточно, чтобы знать людей, тмъ боле, что видлъ личностей всякаго рода и всхъ темпераментовъ, и притомъ старался изучать какъ людей добродтельныхъ, такъ и тхъ, которые пріобрли извстность исключительно своими пороками’… Но подлинность самаго этого предисловія крайне сомнительна. Достоврно, однако, что ‘Характеристики’ составлены едва за нсколько лтъ до смерти Теофраста, а также, что онъ дожилъ до глубокой старости. Діогенъ Лаерцій утверждаетъ, будто онъ умеръ 95-ти лтъ, а св. еронимъ {Св. еронимъ — одинъ изъ отцовъ церкви IV—V вка (умеръ около 420 г. по P. X.). Его главный трудъ — исправленіе лучшаго изъ старинныхъ переводовъ Библіи на латинскій языкъ, при чемъ нкоторыя части (напр., почти весь Новый Завтъ) переведенъ былъ имъ заново. Переводъ этотъ, извстный подъ именемъ ‘вульгаты’ (editio communis, vulgata), признанъ былъ Тридентскимъ соборомъ (1545—1563) достоврнйшимъ. Хотя въ труд св. еронима и встрчается много неточностей, тмъ не мене, дли своего времени — трудъ въ высшей степени замчательный и почтенный. Показаніе о возраст Теофраста находимъ въ -письмахъ къ Непотіану (Epp. LII ad Nepotianum de vita clericaram & monachorum).} упоминаетъ даже, будто онъ достигъ 107-ми-лтняго возраста.
Не смотря на такія преклонныя лта, Теофрастъ находилъ въ жизни нескончаемую прелесть и отраду, такъ какъ познанія его не переставали расширяться, вопросы жизни становились ему все ясне и ясне, людей онъ познавалъ все ближе и ближе, радуясь ихъ добрымъ наклонностямъ, но, не теряя вры въ нихъ и при встрч съ порокомъ, низостью или ничтожествомъ. Св. еронимъ (въ указанныхъ письмахъ къ Непотіану) упоминаетъ, будто, проживъ боле вка, Теофрастъ считалъ себя едва ступившимъ на порогъ мудрости, Цицеронъ же (въ третьей книг ‘Тускуланскихъ разсужденій’ {‘Tuscnlanae dispnlationes’ — пять книгъ разсужденій по отдльнымъ вопросамъ практической философіи, написанныхъ Цицерономъ на вилл его близъ городка Tusculum (нын Фраскати), вблизи котораго многіе римляне имли великолпныя дачи.} разсказываетъ, будто Теофрастъ, умирая, порицалъ природу — зачмъ, давъ оленямъ и воронамъ безполезное для нихъ долголтіе, она осудила человка на столь краткую жизнь. Онъ полагалъ, что долголтіе дало бы людямъ возможность достигнуть въ знаніи и творчеств такой высоты, при которой они бы сошлись на общепризнанныхъ основахъ жизни.
Обсуждая эти слова Теофраста, намъ не слдуетъ забывать, съ одной стороны, что, съ успхами знанія и общественнаго строя, долговчность все боле и боле становится въ зависимость отъ личной дисциплины каждаго отдльнаго человка, съ другой — что природа щедро вознаградила насъ за недолговчность, одаривъ насъ высшимъ даромъ, которымъ не обладаетъ ни одно изъ прочихъ земныхъ существъ, именно — способностью наслдственной передачи сокровищъ знанія, мысля, чувства — всхъ умственныхъ, всхъ духовныхъ богатствъ. Преемственность эта, благодаря которой мы разумомъ, сердцемъ, волею — всей духовной природой живемъ изъ рода въ родъ, умножается съ каждымъ днемъ, вслдствіе успховъ знанія, успховъ общенія, и, приближая насъ къ безсмертію, какъ бы оправдываетъ прометеевское стремленіе наиболе бодрыхъ, лучшихъ душъ — вырвать человка изъ цпи земныхъ существъ, изъ числа звеньевъ ея, дабы поставить его вн этой цпи, побдителемъ природы, почти всемогущимъ владыкою земли и самостоятельнымъ вершителемъ собственныхъ судебъ.
Послднія слова, обращенныя Теофрастомъ къ ученикамъ, были, приблизительно, таковы:
‘Жизнь соблазняетъ насъ, общая чрезвычайное наслажденіе отъ славы между людьми, но, едва начавъ жить, приходится умирать, сознавая, что нтъ и не можетъ быть ничего боле безплоднаго, какъ жажда славы. Пренебрегите заботою о людской молв, и вы избавите себя отъ множества излишняго труда, затмъ же, если безвстный трудъ не убьетъ вашей бодрости, очень можетъ быть, что трудъ этотъ вознаградится славой. Вообще помните, что въ жизни много, много пустяковъ, и только очень немногое общаетъ прочные плоды’.
Онъ часто говаривалъ: ‘Наиболе расточителенъ расточающій время’. Пустая забота о людской молв, очевидно, представлялась ему однимъ изъ наиболе вредныхъ видовъ этой расточительности.
Теофрастъ умеръ, окруженный всеобщимъ уваженіемъ, на похоронахъ его присутствовалъ весь городъ.
Дошедшія до насъ ‘Характеристики’ его представляютъ собою тридцать очень небольшихъ, очень сжатыхъ очерковъ и вступленіе въ нсколько строкъ (или — врне — только 27 очерковъ, такъ какъ три изъ нихъ, также какъ и вступленіе признаются подложными {Вотъ перечень ихъ: Двуличный, Льстецъ, Болтунъ, Деревенщина, Угодникъ, Срамникъ, Враль, Встовщикъ, Нахалъ, Скупой, Наглецъ, Безтактный, Навязчивый, Разсянный, Гордый, Недовольный, Недоврчивый, Неряха, Надоливый, Чванный, Человкъ, лишенный чувства порядочности, Хвастунъ, Надменный, Трусь, Поздній ученикъ, Злоязычникъ, Алчный.}. (По гречески слово собственно и значитъ ‘Очерки’ отъ — черчу, царапаю. Въ нихъ рисуются проявленія болтливости, дести, корыстолюбія, грубости, неряшества, суеврія, гордости, злословія, двуличности, чванства и проч. въ чертахъ, обусловленныхъ временемъ и мстомъ, т.-е. Жизнью Аинъ IV вка до P. X., Аинъ македонскаго періода греческой исторіи, а также средою, изъ которой Теофрастъ черпалъ свой данныя: онъ изображалъ исключительно аинянъ зажиточныхъ и свободно-рожденныхъ, и притомъ только мужскіе характеры.
Характеристики эти безцнны для насъ, какъ зеркало будничной жизни Аинъ того времени. ‘Он,— замчаетъ проф. Ордынскій въ стать своей о Теофраст (‘Совр.’ 1860, сентябрь),—относительно Греціи почти то же, что Помпея и Геркуланумъ для дредое-римской жизни’. Въ этомъ-то отраженіи историческаго момента и заключается, полагаю, главный интересъ ихъ, сами же по себ он врядъ-ли покажутся современному читателю достойными своей славы
Самый совершенный, по своему времени, анализъ души человческой, сдланный древнимъ грекомъ, врядъ-ли можетъ удовлетворить требованіямъ нашихъ дней.
Теофрастъ даетъ исключительно вншніе и при томъ боле рзкіе признаки той или другой наклонности, привычки, того или другого склада въ человк. Мы же такими грубыми красками довольствоваться не можемъ, даже когда он подобраны съ величайшею наблюдательностью, какъ у Теофраг ста. По нашимъ понятіямъ, такія изображенія врядъ-ли даже могутъ быть названы ‘характеристиками’. Теофрастъ скоре даетъ описаніе людскихъ ‘породъ’, чмъ людскихъ характеровъ, говорить Ордынскій: ‘Какъ если бы кто-нибудь въ наше время вздумалъ описывать породы собакъ: гончую, борзую, лягавую, такъ Теофрастъ описываетъ льстеца, угодника, враля, и т. д.’. Приглядываясь ежедневно — какое множество самыхъ разнородныхъ вліяній отражается на человк, изъ какихъ сложныхъ чертъ слагается характеръ отдльнаго лица, особенно при извстной степени умственнаго и нравственнаго развитія, какъ вмст съ тмъ индивидуальныя черты легко скрываются подъ нивелирующимъ лоскомъ общепринятыхъ формъ жизни, какъ нердко самыя разнородныя побужденія вызываютъ вншнія проявленія, почти тождественные для плохого наблюдателя,— мы отъ характеристики требуемъ психологическаго анализа, проникновенія въ тайники души, въ причины принятаго ею склада, требуемъ разслдованія ея побужденій.
Въ сравнительно-уединенной жизни древней Греціи, при сравнительной простот ея жизни, человкъ не подвергался тому изобилію разнородныхъ вліяній, которому подвергаемся мы. И глубокому психологу не пришлось бы въ т времена разгадывать и распутывать психологическія явленія столь сложныя, какъ нкоторыя явленія нашего времени.
Еще важне то, что древній грекъ едва догадывался о значеніи для душевнаго склада человка нкоторыхъ причинъ, важность которыхъ и намъ стала выясняться точне только съ очень недавняго времени (наслдственность, климатъ, общественная, домашняя среда, встрчи, внушенія и т. д.).
Характеристика людей вншними проявленіями, и притомъ проявленіями самыми грубыми, тмъ мене удовлетворяетъ насъ, что въ наше время рзкія проявленія индивидуальности встрчаются разв въ натурахъ первобытныхъ, не тронутыхъ господствующей цивилизаціей, въ людяхъ же, принявшихъ ее, слды индивидуальности проявляются въ чертахъ едва замтныхъ, индивидуальныя особенности постерлись даже во вншности. Люди стали вс на первый взглядъ боле или мене похожи другъ на друга…
Ils ressemblent mon avis
Aux cus frapps par nos pè,res,
Que l’usage а si fort polis,
Qu’on en cherche les caractè,res *).
*) Непереводимая острота, ‘caractè,res’ одинаково означаетъ и ‘характеръ’, и ‘буквы’.
Даже слабый умъ, слабая воля въ человк, идущемъ торными путями, смазываются не сразу. Недостатокъ ума, мышленія скрывается усвоеннымъ, и притомъ подчасъ довольно разностороннимъ, міровоззрніемъ большинства или кружка, недостатокъ воли — отсутствіемъ въ стадномъ обиход современной обыденной жизни привычки проявлять собственныя стремленія, а тмъ боле — отсутствіемъ необходимости подвергать волю испытаніямъ. Еще трудне опредляется индивидуальность человка умнаго и сильнаго волею…
Независимо отъ грубости красокъ, отъ очертаній, слишкомъ для насъ рзкихъ, нкоторыя ‘характеристики’ Теофраста производятъ, кром того, невыгодное впечатлніе вялостью изложенія, въ которой, вроятно, сказываются преклонные годы автора, а также однообразіе какъ вншняго построенія всхъ очерковъ, такъ и сферы, въ которой дйствующія лица себя проявляютъ: улица, рынокъ, жертвоприношенія…
Однообразіе пріемовъ творчества можно, пожалуй, также въ значительной степени объяснить возрастомъ, въ которомъ Теофрастъ писалъ свою книгу, малому же разнообразію въ изображаемыхъ сценахъ найдется и другая причина: аинянинъ домашней жизни не зналъ, всю жизнь проводилъ вн дома. Было у него дло вн дома или нтъ, онъ все равно съ утра отправлялся бродить по городу. Въ древней Греціи на площадяхъ и рынкахъ строились крытые ходы, со столбами по об стороны, такъ называемыя стои. Стои украшались статуями, картинами, въ нихъ всегда толпилось множество народа: одни приходили отдохнуть, другіе побесдовать, обдлать дльце… {Особенно знаменита была въ Аинахъ ‘Пестрая стоя’, названная такъ по множеству картинъ, ее украшавшихъ. Въ ней философъ Зенонъ излагалъ свое ученіе, почему послдователи его и назывались ‘стоиками’. Въ Италіи постройки, подобныя греческимъ стоимъ, назывались ‘портиками’.}. Изъ стои аинянинъ шелъ на гимнастическія арены (палестры), въ бани, въ цирюльню, въ какую-нибудь лавку. Входилъ онъ туда очень часто безъ всякой надобности, исключительно съ цлью поболтать — ‘на людей посмотрть, себя показать’. И обычай этотъ былъ такъ общепринятъ, что на всякаго, кто ему не слдовалъ, смотрли подозрительно. Демосенъ, упрекая одного гражданина въ необщительности, говорилъ: ‘Онъ даже ни въ одну цирюльню, ни въ одну лавку, ни въ одну мастерскую не ходить!’ Одно время, чтобы оградить школы и на метры отъ непрошенныхъ постителей, мшавшихъ обученію и упражненіямъ юношества, законъ угрожалъ имъ смертною казнью…
Какъ бы то ни было — чисто-вншнія, притомъ грубыя, рзкія черты, которыми Теофрастъ рисуетъ свои изображенія, однообразіе въ пріемахъ его разсказа, однообразіе сцены, на которой выступаютъ, и притомъ подчасъ довольно вяло выступаютъ, его дйствующія лица — все вмст мало удовлетворяетъ требованіямъ, которыя мы въ настоящее время ставимъ изображенію нравовъ и характеровъ. Но не будемъ подходить къ произведенію другого времени съ требованіями нашихъ дней, а, главное, не забудемъ указаннаго историческаго значенія книги Теофраста.
Чтобы получить боле осязательное понятіе о ней, ознакомимся хотя бы съ одной изъ ‘характеристикъ’, именно съ изображеніемъ ‘Встовщика’ или ‘Разносчика новостей’, которое принадлежитъ, несомннно, къ наиболе живымъ и удачнымъ:
‘Встовщикъ, разсказчикъ небылицъ — человкъ, произвольно измышляющій рчи и факты, который, встртивъ пріятеля, придаетъ лицу своему соотвтствующее выраженіе и съ улыбкою спрашиваетъ:
‘— Откуда?.. Что добраго?.. Какія новости?..
‘— Неужели такъ-таки и нечего разсказать?.. Значитъ, все идетъ хорошо?— пристаетъ онъ, не дожидаясь отвта.— Ничего не слыхалъ!.. Вижу, приходится мн угостить тебя новостями…
‘Добылъ онъ эти новости, изволите видть, отъ солдата, отъ сына флейтиста {Флейтисты сопровождали греческихъ воиновъ въ походахъ, какъ духовые оркестры и псенники сопровождаютъ наши полки.}, Астія, или отъ подрядчика Ликона, только что прибывшаго съ поля сраженія — отъ лицъ темныхъ, которыхъ нельзя разыскать, чтобы уличить его во лжи. Они-то и разсказали ему, какъ царь и Полнеперхонтъ разбили и живымъ взяли въ плнъ Кассандра {Царь — Аридей, братъ Александра Великаго, Полисперхонтъ — одинъ изъ полководцевъ Александра В. Кассандръ, сынъ другого полководца Александра В., Антипатра, оспаривалъ власть у Аридея и Полисперхонта, и дйствовалъ успшно, слдовательно, извстіе, сообщенное встовщикомъ, ложно.}.
‘— Возможно ли!— восклицаетъ слушатель.
‘—Да! Объ этомъ вс толкуютъ по городу, всть разошлась повсюду, и вс передаютъ дло одинаково… Рзня была страшная!.. Да оно видно и но лицамъ правителиственныхъ чиновниковъ!.. Вотъ уже пять дней, какъ у одного изъ нихъ тайно проживаетъ человкъ, пріхавшій изъ Македоніи, очевидецъ, все знающій, его-то повствованіе я и слышалъ!..
‘И, разсказавъ обо всемъ этомъ, онъ — какъ бы вы думали!— принимается голосить, да такъ-то трогательно: ‘Бдный Кассандръ!.. Горемыка!.. Вотъ что значитъ — судьба!.. Вылъ могучъ, опирался на большія силы!..’
‘— Впрочемъ,— прибавляетъ встовщикъ,— пусть это останется между вами!
А самъ бгаетъ по городу и разсказываетъ то же всмъ и каждому.
‘Недоумваю, чего добиваются такіе люди? Они не только ничего не выигрываютъ своими встями, но подчасъ еще платятся за ложь: у одного въ общественныхъ баняхъ украли платье, пока онъ собиралъ вокругъ себя толпу и увлекался собственнымъ разсказомъ, другой, одержавъ въ сто побду на суш и на мор, проигралъ въ суд дло, къ разбору котораго опоздалъ, третій, взявъ городъ на словахъ, пропустилъ обдъ…
‘Не знаю боле жалкаго ремесла. Нтъ лавочки, нтъ стой, нтъ угла на рынк, гд бы не торчали эти люди, до тошноты надодая слушателямъ своимъ враньемъ!’
Въ этомъ очерк передъ нами настоящій аинянинъ, страстно жадный до новостей, которыя, конечно, любитъ не только разносить, но и слушать, хотя бы для того, чтобы, запасшись матеріаломъ для своихъ розсказней. Аинянина прочіе греки часто изображали въ насмшку суетливо, озабоченно-спрашивающимъ: ‘Что новенькаго?’ Это была общепризнанная слабость аинскихъ гражданъ, за которую не разъ укорялъ ихъ Демосенъ. Однажды онъ, видя, что народъ шумитъ, кричитъ на площади, не слушая его толковъ о государственныхъ длахъ, вдругъ прервалъ свою рчь и началъ слдующій разсказъ:
‘— Шли два путника, у одного изъ нихъ былъ оселъ…’
Шумъ утихаетъ, толпа прислушивается’..
‘— День былъ жаркій,— продолжаетъ ораторъ.— Захотлось путникамъ отдохнуть, но вокругъ не было тнистаго мста. Ршились они прилечь въ тни осла… Но кому же лечь первому? Для обоихъ тни одного осла недостаточно…’
Вс слушаютъ съ жадностью!.. Демосенъ остановился.
— Дальше, дальше!.. Продолжай!— кричатъ ему со всхъ сторонъ
— Таковы вы, аиняне,— отвчаетъ Демосенъ на эти возгласы:— говорятъ о важныхъ длахъ — вы не слушаете, пустяки же слушать готовы…
Разсказа своего онъ, конечно, оканчивать не сталъ.
Прекрасно обрисовано возрастающее увлеченіе встовщика собственнымъ враньемъ. Извстіе его ложно… Да онъ сначала и говоритъ довольно робко: я слышалъ отъ какого-то неизвстнаго солдата, но затмъ уже ‘вс толкуютъ’, дале — ‘видлъ’ смущенныхъ правителей, затмъ — ‘подслушалъ разсказъ очевидца’… И, кажется, онъ уже вритъ санъ себ… судьба Кассандра его трогаетъ!..
Это ли не аинскій Хлестаковъ, завирающійся до самозабвенія, до вры собственнымъ словамъ!
И обычное заключеніе розсказней подобныхъ людей:
‘Однако, чуръ, секретъ!’ (‘Горе отъ ума’, д. III, явл. XVI).
Въ заключеніе своей статьи о Теофраст, проф. Ордынскій довольно удачно подчеркиваетъ три основныя черты, присущія большинству аинянъ, отмченныя равно и Теофрастомъ, и другими греческими писателями: болтливость, лесть, корыстолюбіе.
‘Но прежде всего кидается въ глаза поразительная наклонность къ болтливости’, — прибавляетъ онъ.— У Теофраста, ‘не говоря уже о болтун, врал, встовщик, болтливы и льстецъ, и сквернословъ, и злоязычникъ, еще боле болтливъ хвастунъ, болтливъ хлопотунъ, надодливый, мужиковатый, чванный, трусъ… словомъ, вс теофрастовы личности боле или мене болтливы’.
Въ Россіи первый переводъ ‘Характеристикъ’ вышелъ еще въ 1772 году (переводъ А. Посплова). Вполн доступно он изданы въ послднее время на русскомъ язык въ состав ‘Библіотеки греческихъ и римскихъ классиковъ’ въ недурномъ перевод и съ предисловіемъ В. Алексева (Цна 30 копекъ).
Таково произведеніе, переведенное Ла-Брюйеромъ и обыкновенно предпосылаемое его собственнымъ очеркамъ {Переводъ Ла-Брюйера, впрочемъ, далеко не единственный переводъ ‘Характеристикъ’ Теофраста на французскій языкъ. Ихъ еще есть два или три. Лучшимъ признается переводъ Stivenart, изданный въ 1842 году.}. Оно, сравнительно съ этими очерками, занимаетъ, впрочемъ, мсто самое незначительное (въ лежащемъ передо мной изданіи, напримръ, 33 страницы изъ 433-хъ) и не иметъ съ ними никакой — ни вншней, ни внутренней — связи. Даже образцомъ для Ла-Брюйера оно служило только отчасти, такъ какъ въ первомъ же изданіи своей книги Ла-Брюйеръ приложилъ къ переводу, кром нсколькихъ собственныхъ характеристикъ, рисующихъ нравы, ему современые, еще рядъ отрывочныхъ мыслей, замтокъ, афоризмовъ, въ которыхъ то остроумно, то задушевно, всегда изящно, высказываетъ свои взгляды по поводу самыхъ разнообразныхъ предметовъ. Характеристики и замтки эти не образуютъ собою ни послдовательнаго разсказа, ни послдовательнаго ряда картинъ, ни систематическаго разсужденія — ничего цльнаго, сплоченнаго. Въ пятнадцати главахъ, врне, по пятнадцати рубрикамъ, совершенно независимымъ одна отъ другой (‘о произведеніяхъ ума’, ‘о личномъ достоинств’, ‘о женщинахъ’, ‘о сердц’, ‘объ обществ и собесдованіи’, ‘о дарахъ фортуны’, ‘о город’, ‘о двор’, ‘о знати’, ‘о человк’, ‘о сужденіяхъ’, ‘о мод’, ‘о нкоторыхъ обычаяхъ’, ‘о проповди’, ‘о свободныхъ мыслителяхъ’), довольно произвольно, безъ опредленнаго порядка, разсяны и нравоописательныя и этическія замтки, замтки и совсмъ коротенькія, и боле длинныя (нкоторыя — въ одну строку, другія — въ 10, 20 строкъ, третьи — въ страницу, много въ 2, 3 страницы).
Такая форма летучихъ замтокъ заимствована уже не у Теофраста {Теофрастъ, по словомъ Діогена Лаерція (ср. примч. 4-ое) тоже оставилъ такія ‘Изрченія’, но они не дошли до насъ.}, а у такъ-называемыхъ французскихъ ‘моралистовъ’ — Паскаля и Ла-Рошфуко, которыхъ, вмст съ Монтанетъ, Ла-Брюйеромъ и Сетъ-Эвремономъ, извстный критикъ-публицистъ Шерръ справедливо называетъ ‘проницательными наблюдателями жизни, положившими ближайшее основаніе свободному мышленію XVIII-го вка’ {Montaigne (1532—1592): ‘Essaie’, Pascal (1623—1662): ‘Lettres a un provincial’, ‘Penses sur la rligion’, La Rochefoucauld (1613—1680): ‘Rflexions et maximes’, St. Evremont (1613—1703): ‘Rflexions sur l’usage de la vie’, ‘Lettres’.}.
Вотъ какъ Ла-Брюйеръ самъ опредляетъ свое отношеніе къ писателямъ, послужившимъ ему образцами:
‘На заблужденія ума, на изгибы сердца — на внутренняго человка обращено у меня боле вниманія, чмъ у Теофраста. Тысяча вншнихъ признаковъ, уловленныхъ имъ въ человк,— въ его дйствіяхъ, рчи, пріемахъ — заставляютъ искать источниковъ людской испорченности, новыя же характершяяки, раскрывая прежде всего мысли, чувства, побужденія человка, прямо указываютъ на осибвы его злобы, его слабостей, даютъ возможность угадать — что онъ способенъ говорить и длать, затмъ пошлости, порочности его поступковъ удивляться уже не приходится’.
‘Паскаль отдаетъ метафизику на служеніе религіи. Ознакомляя насъ съ душою, — съ ея страстями, съ ея пороками, указывая на великія, сильныя побужденія къ добродтели,— онъ стремится обратить человка въ христіанина. Ла-Рошфуко — умъ развитой привычкою общенія съ людьми, столько же проницательный, сколько и тонкій, замтивъ, что источникомъ всхъ слабостей человческихъ служитъ самолюбіе, неутомимо борется съ этимъ зломъ всюду, гд бы ни повстрчался съ нимъ, и эта основная мысль его, принимая тысячи оттнковъ, всегда иметъ прелесть новизны, благодаря удачному подбору словъ и разнообразію выраженій автора’.
‘Сочиненіе, приложенное къ ‘Характеристикамъ’ Теофраста (т.-е. сочиненіе самого Ла-Брюйера), не слдуетъ ни тому, ни другому изъ означенныхъ путей: оно мене возвышенно, чмъ сочиненіе Паскаля, мене тонко, чмъ сочиненіе Ла-Рошфуко. Оно стремится только сдлать человка разумнымъ, а притомъ путемъ самымъ простымъ, обыкновеннымъ: авторъ спокойно приглядывается къ различнымъ возрастамъ, положеніямъ, къ мужчинамъ и женщинамъ, къ ихъ порокамъ, слабостямъ, къ ихъ смшнымъ сторонамъ, и записываетъ затмъ свои наблюденія и мысли безъ строгой послдовательности, безъ связной системы, подчиняясь единственно задачамъ отдльныхъ главъ’.
Различіе свое отъ Паскаля и Ла-Рошфуко Ла-Брюйеръ уловилъ довольно точно, но понятная скромность помшала ему указать на многія стороны собственнаго творчества, съ которыми мы ознакомимся ниже.
Въ первомъ изданіи (Michallet, in-12, 1688) къ переводу Теофраста Ла-Брюйеръ прибавилъ своихъ замтокъ и характеристикъ только 386, въ 4-мъ (1688 г.) ихъ уже было 726, въ 5-мъ — 867, въ 6-мъ — 970, въ 7-мъ — 1.080, въ 8-мъ — 1.120. Это было послднее изданіе, вышедшее при жизни автора. Каждое новое изданіе, впрочемъ, не только пополнялось, но еще подвергалось тщательному пересмотру и поправкамъ. Характеристиками собственно Ла-Брюйеръ пополнялъ преимущественно послднія изданія. Къ этому вынуждала его осторожность,— какъ увидимъ, далеко не безосновательная. Можетъ быть, и самый переводъ Теофраста предпосланъ былъ очеркамъ изъ быта, современнаго Людовику XIV, въ силу той же предусмотрительности.
Приглядимся же поближе какъ къ автору, такъ и къ его произведеніямъ.
Жизнь Ла-Брюйера протекла безъ большихъ переворотовъ и потрясеній. Родился онъ въ 1645 году, въ Париж, въ семь мстнаго обывателя, занимавшаго скромную должность контролера городскихъ доходовъ. Семья эта, впрочемъ, не лишена была историческихъ преданій: одинъ изъ предковъ Ла-Брюйера упоминается въ мемуарахъ временъ лиги, какъ дятельный членъ парижскаго анти-бурбонскаго муниципалитета.
Молодой Ла-Брюйеръ, окончивъ курсъ наукъ въ одной изъ монастырскихъ коллегій (des Oratoriens), до 1673 г. состоялъ адвокатомъ при парижскомъ парламент, затмъ купилъ себ должность въ Нормандіи, по вдомству финансовъ, въ которой и числился до 1687 года, хотя (съ 1864 г., по крайней мр) проживалъ въ Париж. Должность эта позволила ему приписаться въ дворянству и присоединить къ своей фамиліи частичку ‘de’ {Оттого его и называютъ то ‘Jean La-Brnyè,re’, то, ‘Jean de La-Bruyè,re’.}, что, какъ извстно, въ XVII-мъ вк не составляло проявленія простого тщеславія, но имло большое значеніе и въ житейскомъ обиход. Знаменитый Боссюэтъ {Bossuet (1627—1704) — знаменитый проповдникъ двора Лудовика XIV, епископъ въ Mo (Meaux). Особенно извстны его проповди, надгробныя рчи, ‘Discours sur l’histoire universelle’, ‘Mditations sur l’Evangile’.} въ 1684 г. рекомендовалъ его въ преподаватели исторіи сыну принца Бурбона Конде, внуку ‘великаго Конде’ {Родъ Конде — младшая линія дома Бурбоновъ. Въ этомъ род особенно прославился, какъ военачальникъ, принцъ Лудовикъ И, извстный подъ именемъ ‘великаго Конде’ (р. 1621 г., ум. 1687 г.).}. Эти педагогическія занятія закончились уже черезъ годъ (1685 г.), но Ла-Брюйеръ остался при дом принца съ пожизненной пенсіей по 1.000 экю въ годъ, и — не добиваясь иного положенія — спокойно жилъ въ своей комнат, ‘близкой къ небесамъ’, въ тсномъ сообществ съ разумно-избранными друзьями и книгами, слдуя правилу поэта:
… Cache ta vie а rpands ton sprit.
Первое изданіе его книги, какъ мы уже упоминали, вышло въ 1688 году, а въ 1693 онъ избранъ былъ въ члены французской академіи, не взирая на то, что избраніе это встртило не мало противниковъ въ людяхъ, считавшихъ себя лично задтыми характеристиками.
7-го мая 1696 г., Ла-Брюйеръ, находясь въ Париж, въ многочисленномъ обществ, пораженъ былъ внезапною глухотою. Его отвезли домой, въ Версаль, гд онъ черезъ три дня 10 мая умеръ отъ апоплексическаго удара.
Герцогъ Сенъ-Симонъ, авторъ знаменитыхъ мемуаровъ {Герцогъ Saint-Simon (р. 1675, ум. 1755) оставилъ посл себя въ высшей степени интересныя ‘Записки’ (mmoires) о двор Лудовика XIV, о регентств и двор Лудовика XV-го. Независимо отъ интереса передаваемыхъ въ нихъ фактовъ, мемуары эти замчательны еще и живостью, мастерствомъ изложенія.}, котораго въ снисходительности къ людямъ обвинять нельзя, говоритъ по случаю его смерти: ‘Общество утратило въ немъ. человка, замчательнаго по уму, по слогу его произведеній, по знанію людей. Онъ писалъ по образцамъ Теофраста, но превзошелъ его, неподражаемо очертивъ людей нашего времени въ своихъ характеристикахъ. Это былъ вполн честный человкъ, прекрасно воспитавшій, простой,