H. A. и M. A. Бестужевы. (Письма к родным из Сибири), Бестужев Николай Александрович, Год: 1841 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 32 минут(ы)

H. A. и M. A. Бестужевы

[Письма к родным из Сибири]

И дум высокое стремленье… / Сост. Н. А. Арзуманова, примечания И. А. Мироновой.— М., ‘Советская Россия’, 1980 (Библиотека русской художественной публицистики)

РОДНЫМ

Селенгинск. 13 сентября 1839 г.

Наконец, с нового места, новой нашей жизни, пишу к Вам милая матушка, добрые сестрицы и братья.

Первого Сентября приехали мы в Селенгинск из Посольского, где ожидали разрешения о нашем поселении из Петербурга и Слава Богу нашли все так как мы ожидали и в отношении к городу и в отношении его жителей. Кроме того, я не могу пересказать вам той радости с какою встречены мы были семейством Торсона. Старушка Шарлота Карловна с слезами едва могла вымолвить: Слава Богу что я дожила до того чтоб вас увидеть! Катерина Петровна и добрый наш Константин Петрович расплакались как дети. Вот вам известие о первых впечатлениях, теперь позвольте описать вам городок наш, чтоб вы имели понятие о месте нашего жительства.

Я уже писал Вам, что Селенга течет между двух высоких хребтов гор на всем своем протяжении, и впадает в Байкал недалеко от Селения Посольского, где мы прожили около двух с половиною недель. От этого Посольского до Селенгинска вверх по течению реки можно положить около 250 верст. Дорога, почти везде лежит по берегу, часто подле самой воды, чаще по крутым бокам гор стесняющих течение Селенги. Местоположение и виды живописные и можно сказать восхитительные, особенно там, где они оживлены присутствием человека или делом его рук. По всей реке рыбные ловли доставляющие пропитание не только прибрежным жителям но и всему Забайкальскому Краю, одним словом еслиб перенести эту реку в Европу, толпы путешественников непременно прославили бы ее не менее Рейна. С последней станции, съезжая с горы, верст 5, увидали мы Селенгинск, венчаемый со всех сторон горами и внизу реку с ее разливами и островами, вьющуюся в различных направлениях.— Этот вид очень хорош, и если я буду жив и здоров, то вы получите понятие о нашем городе, потому что я намерен его срисовать.

Под горою, возле самого перевоза в город, следовательно на противоположной его стороне, Торсон выстроил дом свой и мы сами не зная как, почти не сворачивая с дороги, очутились в объятьях этого почтенного семейства.

На другой стороне реки, город стоит на косогоре и весь, кроме церкви и гостиного двора выстроен из дерева. В прежнее время, когда он был уездным, когда торговля с Китаем, производилась по Селенге, он был довольно обширен и многолюден, но когда распространившееся народонаселение края, позволило трудной водяной путь по чрезвычайной быстрине реки заменить лошадьми, то Селенгинск опустел здав все свои права Верхнеудинску. Невыгоды города состоят в чрезвычайно песчаной почве, которая весною при сильных ветрах беспокоит жителей, нанося песчаные сугробы к домам, переметая дороги и проч.— По странной игре природы, два берега Селенги совершенно не похожи один на другой: Селенгинской, т. е. городовой берег песчан и окружен песчаными буграми за которыми горы покрыты лесом, там же, где выстроился Торсон горы голы, скалисты, и грунт земли превосходный хрящ, который сам собою делается крепчайшим шоссе везде, где только проложены дороги. Тот берег иногда понижается водою и особенно горными потоками, свирепствующими во время сильных дождей,— этот не подвержен неудобству такого рода.— Нравы жителей совершенно патриархальные: кроме небольшого числа чиновников, прочие жители купцы и мещане. Домашняя жизнь каждого из них начинается именно по Библейски: он сперва прислуживает в том торговом доме куда отдан для науки, после делается сидельцем и потом уже вступает во все права своего сословия. С самой первой должности ему всегда говорят вы и обращаются как с сыном часто, или даже по большей части, он женится на дочери или сестре хозяина. Гостеприимство жителей, настоящее русское, которым славились наши предки: каждый новоприезжий обласкан как нельзя более…

Климат здесь здоровый и превосходный в сравнении с нашими Петровским и вашим Петербургским. Чистый горный воздух очищаемый быстрою рекою, отсутствие болот и песчаная почва, которая неприятна в другом отношении, устраняют болезни… Дни у нас стоят жаркие до сего числа, ночи были бы такие же, еслиб прохлада реки без всякой сырости не умеряла их. Не подумайте однакож из этого описания, что я хочу представить Селенгинск земным раем, на которой мы променяли Курган, славящийся во всей Сибири климатом?— Совсем нет, я желал бы только чтоб вы не имели превратного понятия о нашей жизни и негрустили бы что за 7000 верст, мы живем в таком месте, где по словам Елены жители тонут по колено в грязи и посреди лета отмораживают себе носы.

Несмотря на песчаное свойство почвы, она очень плодородна. Здесь сеют рожь, ячмень, овес, но преимущественно пшеницу, которая родится очень хорошего качества. Но здесь скотоводство главное занятие. Овцы доставляют мерлушку для торговли с Китаем и наш Константин Петрович уже [имеет?] небольшое стадо.

Теперь для первого раза довольно хвалить наш городок. Может быть в последствии времени, когда сами займемся хозяйством, препятствия и неудачи заставят и нас пожаловаться на окружающие нас предметы, как обыкновенно бывает с людьми в досаде:— но где же не бывает неудачь?— В самом раю, праотцу Адаму не задалось жить по своему…

Ваш Н. Бестужев.

П. А. БЕСТУЖЕВУ

Селенгинск. 21 сентября 1839 г.

…Должно тебе сказать, милый друг, что вся Сибирь вообще и в особенности Красноярская Губерния, необыкновенно хлебородна. Сравнения, по отдаленности, между этою губерниею и нашим Забайкальским краем зделать нельзя, но Нерчинский округ и за ним Верхнеудинский, так плодородны, что здешние хорошие урожаи, сочлись бы сказкою у вас в Петербургской и Новгородской губерниях. И в самом деле. Как иначе быть на девственной земле, которой пока можно пахать где и сколько угодно. Здесь пар не затрудняет земледельца, он пашет на новом месте, пока старая земля не отдохнет совершенно и по малому народонаселению это пока возможно.— Не думай однако-же, чтоб это народонаселение было так ничтожно, как об этом говаривали бывало или как рассказывал нам блаженной памяти дядюшка наш Василий Софронович Бестужев, служивший некогда в Нерчинском гарнизоне, и пришедший оттуда после отставки пешком в Петербург. По словам его и многих, Сибирь, все равно что рудники, или по крайней мере смешиваются в понятиях, что по всей дороге ему сопутствовали волки и медведи, а дорога проложена просто по берлогам диких зверей, в такой чаще леса, что кожа на всем теле обхлестываемая сучьями, должна наростать по два раза в месяц. И судя и по костюму и по всей его наружности, этому надобно было верить. Но если бы это была и правда — то прошло с тех пор уже более сорока лет, а сорок лет в России, а особенно в Сибири много значат!— Теперь, едущий по Сибири, увидит огромные деревни, я говорю огромные, потому что они действительно таковы, напр.: в Красноярской Губ. между прочими большими, есть деревня Бояроновка, которая тянулась на 6 верст, еще в 1827 году что же она теперь?— И здесь, называемые Семейские деревни изумили бы любого руского и огромностью и довольством. Во всей Сибири, ты не найдешь черной избы, едва отыщешь решетного хлеба. Руской мужик редко ест говядину, здешний если не всегда, то часто. Скотоводство велико, пажити для него обширны. ‘Унавоживания земель еще не знают, а если и вводится оно, то там где народонаселение отесняет земли.— Дороги во всей Сибири, или почти во всей, превосходны, в большей части самородное шоссе, не требующее ни каких поправок. Говоря о здешнем месте, должно сказать, что вся долина орошаемая Селенгою на всем ее пространстве и даже другие места по большей части в долинах, песчаны, по этот песок плодороден и требует небольших усилий для распашки. Наиболее и преимущественнее сеют здесь пшеницу, родящуюся очень хорошего качества. Странный характер имеют здесь все вообще горы: они округлены и засыпаны песком от подошвы до вершины и этот песок произошел не от разрушения самих гор, но видимо нанесен водою, часто просеченные [овраги] на большой глубине, обнажают взору бесконечные и параллельные слои песку, илу, хрящу, крупных обломков, голышей и часто в иловатых или песчанных слоях на больших глубинах: обломки дерева. Все носит на себе печать страшного водяного переворота, сильного и долгого точения вод, замывших первозданные горы и образовавших огромные песчаные сугробы, со всеми признаками направления воды. Камень виден только на вершине гор, да на таком месте, где крутизна не позволяла держаться песку. Я не могу теперь припомнить характера гор виденных мною по ту сторону Байкала, но по сю сторону, везде тот же песок от Байкала до Читы, а может быть и далее, так что Яблонный хребет разделяющий Забайкалье на две половины, до самой вершины своей представляет тоже явление, и оба ската его одинаковы. Я взбирался на самые высокие вершины гор, какие только окружают Селенгу: везде тоже.

Не знаю, збудется ли наше преднамерение нам на пользу, ибо человек предполагает, а Бог располагает, только желание заняться овцеводством, составляет наше исключительное намерение, и это есть ответ на твой вопрос чем хотим мы заняться? Ты бранил климат наш, а мы, на исходе Сентября еще ходим без шинелей. Погода стоит у нас прекрасная и мы у наших гостеприимных хозяев, до сих пор едим дыни и Арбузы, взращенные на открытом воздухе. Можешь ли ты сказать тоже самое о Петербурге? Не подумай чтоб это были вещи редкие: отсюда возят арбузы и табак в Кяхту и Удинск на продажу. Пуд табаку здесь стоит 10 р.

Вот тебе на первый раз оправдательная статья о Селенгинске. В другие разы, когда заживем сами собою, будем писать и о себе.— Теперь прощай, стряхивай почаще свою лень и радуй нас своими строками.

Твой Н. Бестужев.

М. А. БЕСТУЖЕВОЙ

Селенгинск. 25 октября 1839 г.

…Хочешь ли я сделаю топографическое описание теперешнего кочевья нашего?— Возми карту Забайкальского края и отыщи на ней город Селенгинск с рекою того же наименования. Но эта река, означенная едва приметною черточкою на карте, самая величественная, самая быстрая река, из всех ее Сибирских сестриц. Сбежав с хребтов Монголии… она крутясь и играя быстро катится в Святое море, Байкал,— омывая, на пространстве слишком 360 верст — то дикие скалы то веселые луга и пажити. Самые очаровательные виды, какие я встречал в Сибири, находятся около города Удинска, верст 40 вверх и вниз по ее течению — виды, которые потягались бы с пресловутыми пейзажами живописной Швейцарии — только оживи их народонаселением. Дорога идет по самому берегу едем златистыми пажитями, и душистыми лугами, то под сводом густых дерев или розовым наметом дикого шиповника, то лепится по боку крутых скал, с высоты которых открываются во все стороны прелестная видопись и река с ее угрюмыми берегами, зеленеющими островами, расцвеченными живою и разнообразною зеленью.

Одним словом это английский сад устроенный Богом в исполинских размерах. Вот — эта-то самая река и [течет?] мимо окон нашего укромного жилища, которое стоит на левом ее берегу около 1 1/2 верст выше города. Мы занимаем отдельный флигель, состоящий из двух комнат, перегороженных еще на четыре, так что мы имеем, кроме чуланов,— прихожую, налево небольшой уголок для человека,— прямо — мастерскую где я сплю, а направо чистую комнату где спит брат за ширмами. Помещение правда тесноватое, но взамен теплое, чистинькое и светлинькое. Тут мы будем жить пока не построим своего домика, на этой же стороне реки и если будет можно — подле Торсона. Дома мы только пьем чай, обедаем и ужинаем у них — несколько шагов только нас разделяют.

Вам отчасти уже известно, почему мы не хотим строиться в городе, которой предполагают перевести на нашу же сторону, но как и почему он до сих пор не был переведен, я напишу когда нибудь об этом подробнее, теперь же, для дополнения топографии прибавлю просьбу, несчитать наш берег вовсе пустыным. От места нашего жительства, которое носит наименование нижней деревни, вверх по течению реки, лежат еще две деревни: ближняя к нам называется среднею, а подле нее деревня верхняя…. а выше их в 4-х верстах от нас — назначено место для нового города. Весь этот берег каменист и утесист, в противоположность правому — которой почти весь песчан. Жаль, что он обезлесен, но за то грунт земли твердый, и дороги могут пристыдить лучшие Европейские Шоссе. Ты не можешь представить, какое наслаждение кататься по такой ровной земле, на нашем кабриолете, совершенно особенной конструкции, и столь покойном, что самые лучшие рессорные экипажи ничто в сравнении с ним.

П. А. БЕСТУЖЕВУ

Селенгинск. 6 февраля 1840 г.

Давно я не писал к тебе Любезный Поль, по теперешняя жизнь, хотя и не очень занятная, однако чисто материальная, мало оставляет времени для чтения или письма. Мы еще не имеем собственного хозяйства, но мало по ма-лу хозяйничаем вместо Торсона, и особенно на этом времени за его недугами. Он очень было поправился здоровьем с осени и понадеявшись на себя поехал верст за 20 на свою пашню и покос, чтобы при себе поднять стог сена и хлеб сжатый с осени для молоченья. Морозу было градусов за 30 как обыкновенно у нас бывает зимою — и Тор-сон долго остававшийся при накладке возов прозяб и простудился.— Теперь, покупка, осмотр сена, хлеба, присмотр за домом и хозяйством, которое как ни мало а простирается верст на 20 в окружности, и даже более, требует личного присутствия хозяина, и я разъезжаю довольно часто, сам правя лошадкою, чтоб не занимать человека. После поездок, после ходьбы по морозу иногда за час временя и более и почасту в день, не хочется приниматься ни за перо ни за книгу. Ты может быть удивишся, что я сказал о такой большой околице Торсонова хозяйства: это потому первое, что ему отведена земля верст за 18 где он сеет и косит, второе, что пятнадцати-десятинная пропорция, отводимая каждому индивидую, хотя при нужде и может быть достаточна для одного человека по одному хозяйству, но как скоро ты захочешь увеличить запашку, чтоб быть сытым нескольким человекам, да тут же будешь и косить сено для лошадей, которые тебе будут пахать землю, то по трехпольному разделению, этой земли не достаточно. Другого разделения, по отдалению земель и думать вводить не возможно. По этой причине, так как Торсон завел и коровок для Семейства, и овечек, потому что думаем вместе с ним развести стадо, которое могло бы приносить нам какую нибудь выгоду,— то ни его хлеба, ни его сена не достаточно — потому надобно покупать, а как ныне сверх того по всей Селенге был неурожай сена, и хлеб вздорожал от покупок сделанных для Иркутской Губернии, то и надо соваться везде где только можно отыскать того или другого. Вот почему я и езжу кругом да около, потому что дальние поездки нам запрещены, тогда как съездив однажды подальше, можно бы купить и разом и дешевле.

Нам еще земля не отведена, однако весною конечно нам назначат какую нибудь так называемую Падь или Степь или Луг, смотря по тому где это угодье лежит в нашем гористом месте. Ты знаком с горами, наш Забайкальский край, есть не что иное как беспрерывные цепи гор, от которых ветви, отрасли и отроги перерезывают почву во всех направлениях, так что удол в версту шириною, даже и менее называется степью…

Твой Н. Бестужев.

Е. А. БЕСТУЖЕВОЙ

Селенгинск. 2S февраля 1840 г.

…Еще в Петровском заводе, мы приготовили все веща нужные для нашего будущего хозяйства, которым здесь завестись необходимо, если не хочешь покупать каждой вещи в тридорога. Жить, просто деньгами, издерживая то что в кармане, вовсе невозможно, потому что каждый здешний житель запасая про себя, не думает о торговле, и потому каждую даже первую потребность надобно покупать далеко — в городе Удинске, в Кяхте, по деревням… а как лам выезд возбранен, то посуди что стоит рассылка, комиссии и тому подобное? Итак, я сказал, мы еще в Петровском, заготовили все почти нужное для обзаведения. Но в чем состояло это нужное: в железе для постройки дома, в телеге для земледельческих орудий, в збруе для лошадей, в двух телегах и во множестве мелочей которых теперь и не упомню. Сверх того, Константин Петрович купил на наше имя двадцать пять овец которые к нынешней весне, может быть составят стадо овец, в сорок.— Сверх того приведена еще из Петровска добрая лошадь.— Проехав сюда и осмотревшись, мы нашли, что лучшее самое и выгодное в здешнем хозяйстве составляют овцы… Но чтоб завести овец, надобно иметь землю, чтобы иметь сено, потому что покупное не даст вам выгоды а разве ущерб, и нынешний год, по чрезвычайным засухам у нас на Селенге вовсе не было травы, почему Конст. Петр, и мы с нам с осени покупали много сена для общего нашего хозяйства. 30 десятин, которые отведут нам как законные участки, недостаточны для того чтоб прокормить и самое небольшое стадо — и потому у нас поступают так: есть городские покосы, есть покосы принадлежащие бурятам, принадлежащие Компании Мериносового овцеводства, оброчные статьи и проч. и так земель довольно, но рук мало, а потому, владельцы этих земель отдают своп покосы из половины: т. е. я обязуюсь выкосить траву и поставить сено в зароды, половина которых будет принадлежать мне, а другая хозяину,— Это очень выгодно, по для этого надобен капитал, иначе я не найду работников, у меня не будет лошадей чем свозить скошенное сено, и проч.— Возвращаясь к овцам, для них также потребно устройство, при них необходим собственный присмотр, иначе, как это мы и видим из некоторых примеров перед нашими глазами находящихся, овцы отданные на попечение в чужие руки, дают хозяевам наклад а не прибыль. Итак, одна отрасль, требует многих за собою: чтобы кормить овцу, надобно накосить сена, перевезти его домой — для этого нужны лошади, для этих, опять сено,— хлеб, потому что здесь кормят лошадей ярицею а не овсом которой плохо по нашей ночве родится. Стало быть скотоводством здесь нельзя быть без земледелия, а всему этому без заведения — без дому, без приюту.— Ращитывая все это, мы первое, озаботились заготовлением лесу для дому, теперь заготовляем и для прочих построек — но исполнением всего этого остановились на некоторое время, чтобы не уложить в это производство денег, которые остались у нас от всех наших издержек, и подождем, когда ты уведомишь нас о возможности высылать к нам какое нибудь пособие, потому что ты писала друг мой, и о твоих издержках, и о заплате наших старых долгов, что, между нами сказать, чрезвычайно облегчило нашу совесть с Мишелем, и за что душечка сестрица, мы тебя благодарим чрезвычайно…

…Вышед на поселение и имея запас деятельных сил, желал бы зделаться если не полезным для общества членом, по крайней мере деятельным а не тунеядным, но при этих ограничениях, которыми мы стеснены со всех сторон, при всем искреннем желании, остаемся без действия. Я не говорю в одном литературном отношении — наше положение во всех отношениях одинаково. Невозможность выезжать, невозможность иметь сношения с самыми близкими соседями иначе как чрез Петербург, связывают руки и отнимают охоту ото всего, тогда как деятельный человек, с небольшими способами, но имея свободу действий, тотчас становится полезен своему краю. От этих ограничений, самый простой работник, копна сена, пуд хлеба, фунт мяса, становятся в двое дороже…

…Сверх того, скольким обманам подвергаемся мы от людей, кому вздумаем довериться и которые пользуются нашим положением!

Твой Н. Бестужев.

О. А. БЕСТУЖЕВОЙ

Селенгинск. 8 июля 1840 г.

…Я буду отвечать на все твои вопросы и советы по порядку. Ты спрашивает:

1-е Где отвели нам землю?—

2-е Чем мы занимаемся?—

3-е Занялись ли мы овцеводством?

4-е Не лучше ли сначала завести одних овец, а потом несмотря по обстоятельствам, заняться хлебопашеством.

…Землю, как я сказал уже выше, отвели нам за 15 верст в так называемой Зуевской пади, которая при хороших, т. е. помочных годах дает хороший хлеб и сено, ныне, как и в прошлый год, сначала мы думали что у нас не будет даже травы такова была засуха, но теперь идут беспрерывно сильные дожди, так что мы начинаем снова опасаться, чтобы не вымочило нашего хлеба и не повредило сенокосу. В прошлом году засуха была так велика, что недостаток в сене и кормах для скота и овец, сделал то что множество того и другого весною пропало, а остальные были так худы и тощи что должно было по утрам подымать обессиленных, чтобы они как-нибудь искали бы на ногах своей пищи. Надобно тебе сказать Любезной дружечек Olette, что здесь местоположение горное, беспрерывные цепи огромных хребтов пересекают одни других, но хребты эти по большей части отлоги, потому что одеты песком, которой не может держаться круто, и потому хребты эти не защищают промежных долин, от разрушительного зноя солнца, которое вознаграждает нас летним жаром за сильные морозы продолжительной зимы. Сверх того сильные весенние ветры, как то обыкновенно бывает в горных странах иссушают почву еще сильнее нежели сам жар,— и так, ежели с весны нет дождей и следовательно нет разливу Селенги и Чикоя, вливающегося верстах в 6 от города выше в нашу реку, то мы как Египтяне без нильского наводнения голодуем сами, а скот наш становится тощее Фараоновых коров. По Чикою и Селенге, все вообще, или по большей части, покосы находятся на островах, которых по обеим рекам многое множество, и так, чтоб ожидать успешного покоса, нам необходимо чтобы все эти острова были затоплены весною или летом. Вот видишь ли душа моя, что эти наводнения Селенги, нам служат Благославлением Божиим, и бояться вам их нет ни какой надобности, а что лет чрез 40 или 50 случаются большие воды, которые захватывают часть города, то и в Вашем Питере это случается едва ли не чаще нашего. Сверх того, город, давно предположено перенести на наш берег, потому что его заносит песком, а не потому что заливает водою.

Наша сторона избавлена от этих обеих неприятностей, потому что выше, и что грунт нашей почвы и всего левого берега не песок а крупная дресва. В падях, где эта дресва от наносов дождевых вод измельчилась в суглинок, земля становится очень плодоносного, но требует сильной помочки, как по свойству самого грунта, так и по большому склону гористого местоположения. Черноземов у нас почти нет, а ежели они и есть то в высоких хребтах где по впадинам растет березник и где земля образуется из растительного перегноя.— Наша Зуевская падь имеет местоположение прекрасное: два хребта гор, тянутся по обе стороны до самой Селенги, в вершине пади течет ручей которой бежал в прежние времена в Селенгу, но ныне не добегая средины исчезает под землею. Кругом ключика растут тальниковые кусты, перемешанные красным смородинником, которой называют здесь кислицею. Выше, в горы, есть прекрасные места для прогулки, леса, наполненные шиповником и другими пахучими кустарниками где брусника родится изобильно, оттуда же, прекрасной вид на так называемое Гусиное озеро, которое протягивается верст на 40 в длину и верст на 20 в ширину, и видно как на ладони, видимые с гор и окруженные высочайшими горами, покрытыми дремучим лесом и населенными дикими зверями, козами и белками. Доступ до них труден, высота гор и густота леса делают их проходимыми только для самых отважных охотников. По средине Зуевской пади, перерезывает ее большая дорога идущая в Верхнеудинск.— До сих пор земля эта не была огоро?ке-на и отдавалась в оброк, почему наймователи не находя выгоды огораживать на три года владения, довольствовались караулом в летние месяцы до покосу, теперь нам надобно ее оградить и тридцать десятин годной земли, прибавляя к тому и каменистые или болотные места пришедшиеся в средине, заставляют нас устраивать огромную городьбу, которая станет дорого. Теперь заказаны жерди — весною будем становить, вот тебе подробный отчет о нашей земле. Кажется, теперь ты можешь иметь подробное о ней понятие.

На 2-й чем мы занимаемся?

На этот вопрос также надобно по-подробнее отвечать я потому я начну с начала. Мы хотим строить дом, но как здесь, подрядчики одни только Бурята, то надобно половину работы делать самим, т. е. своими работниками и лошадьми. Например: я купил лес для дому срубленной в горах и лежащий у своего корня где он вырос. Для того только, чтоб он не згнил на земле и был безопасен от пожара весною, что случается здесь часто или почти ежегодно, во время весенних засух, то я должен был со своими работниками и лошадьми (разумея своих и Торсопских), жить в лесу в начале марта месяца при 20 градусах морозу под открытым небом целую неделю. Из этого ты видиш что надобно иметь лошадей и работников, но то и другое нужно также и для овцеводства, исключительно которым хотим мы заняться. Теперь приближается покос, чтоб иметь достаточное количество сена, не довольно что мы косим свое, но мы должны покупать еще и другие покосы. Чтоб возить копны, и перевозить сено у нас теперь три лошади и пока содержание как их так и 50 овец стоит нам дорого, потому что идет на наличные деньги. Так как постройка Торсона еще не кончилась, то его присутствие необходимо дома — вместо его Мишель едет на покос, а я поеду на свой.— Теперь у нас беспрестанные подряды с бурятами, кто подряжается ставить бревна, кто доски, кто заплотник, кто дранье, кто жерди — и надобно за все за это давать им деньги вперед!.. таков здесь обычай. По этому то постройка здесь тяжела, потому что требует издержки вдруг, а не постепенно.— Вот тебе наши занятия сверх того надобно сказать, что мы посеяли хлеба для первого раза две десятины.— Торсона покос также за 15 верст, но он кажется вдвое далее оттого что надо переезжать реку, а доставка сена осенью на наш берег почти вовсе не удобна, по гористой песчаной дороге и по дороговизне во что обойдется сено платя за перевоз.—

На 3-е занялись ли мы овцеводством?— Да, занялись, но потому что у Торсона не все еще постройки копчены, а у нас еще и совсем их нет. а потому нет и помещения, у нас заведено только 100 овец вместе как по этой причине, так и потому что у нас с братом не было своей земли, которая могла бы их кормить сеном, потому что как здесь ни говорят, будто овцы могут круглый год ходить в поле (по здешнему в степи), и что для овцы довольно одной копны сена в зимнее время, по наше наблюдение и собственный опыт, показали, что такое хозяйство было погибелью почти половины здешних стад по прошлогоднему неурожаю сена и недостатку кормов от засух. Хотя мы о Торсоном и должны были покупать сена, (мы все количество, а он в прибавок к своему), но не скупясь, мы скормили овцам слишком по 2 копны, хотя сено и было с самой осени дороже рубля копна, и тем самым спасли свое стадо от падежа. Теперь, намерены мы плодить своих овец, и увидим до какого числа можно их умножить, чтоб довольствовать не покупным.— Иначе оно будет тяжело. Маленькое количество не доставит ни какой выгоды, большое, должно быть сообразно способам, следовательно опыт покажет чего надобно держаться.

На 4-е не лучше ли сначала заняться одним овцеводством, а потом смотря по обстоятельствам и хлебопашеством.

На этот вопрос надобно также отвечать несколько обстоятельно. В нашей полусельской жизни, нельзя решительно отказаться от хлебопашества с самого начала. Здесь все надобно иметь самому, покупать же должно ехать далеко, чтобы купить выгоднее и в достаточном количестве, здесь народ небогатой, живет только для себя, стало быть заведясь хотя маленьким хозяйством, т. е. имея три лошади, две коровки, свинку, куриц, необходимо иметь солому, мякину, самим хлебом здесь кормят лошадей вместо овса, которого не сеют вовсе. Конечно небольшое количество хлеба потребное для этого можно бы было купить — но заведенные однажды лошади для хозяйственных и покосных работ, должны содержать себя сами, и как весною, ни им ни работникам нет особливого дела, то самое лучшее заставлять их пахать землю, что во всяком случае, даже при неурожае, вознаградит хоть самого за работу.

Здесь, вообще рогатой скот кормят соломою, и как обыкновенно содержат скота более нежели чем у вас в России, потому что большая часть для пищи бьет своих быков и коров, и как овцы наиболее доставляют выгоды, то сено зберегают для них, кормя скот сеном только для откорму, и давая только дойной корове зимою сено. Прочее все до подножного корма питается одною соломою, вот почему нужен бывает здесь хлеб и его солома…

Теперь, вместе с Торсоном, мы строим мельницу, которая будет действовать лошадьми при этой мельнице будет стоять и молотильная машина, которая в этом только случае думаю может действовать с успехом. Может быть это и принесет нам какую-нибудь пользу. Правда и то, что все это чего-нибудь нам стоит, но хочется так действовать, чтоб не проживать ни одной копейки даром, лучше употребляя ее на какое-нибудь основание к будущему,— вот все что могу тебе теперь сказать о нашем настоящем хозяйстве.

Еслибы, завязав тебе глаза, можно было вдруг перенести в наш край, ты, жительница бесконечных Руских равнин, ахнула бы, да и не один раз от удивленья. Горы, горы и еще горы, скалы, утесы и величественная река, широкая при разливе, быстрая всегда, как все горные реки, вода чистая бегущая по мелкому камешнику и климат превосходной, зимою ли то в 30 и более градусов морозу, или летом в несносные жары. Представь себе, что я имел время привыкнуть к этому, но всякий раз когда еду на пашню, то взъехав по большой дороге на одно место, всегда останавливаюсь и смотрю назад на свой городок, на реку и на семь хребтов гор, видных один из за другого, может вообразить, высока ли та гора, с которой представляется такой вид? и какой вид представляющийся на таком пространстве?

[Письмо не окончено, писано рукою Ник. Ал. Бестужева].

Е. А. БЕСТУЖЕВОЙ

Селенгинск. 9 октября 1840 г.

Очень давно любезный друг и сестрица Hlne, я не писал к тебе, винюсь, и вместе прошу принять оправдание, новые для нас сельские работы задержали до этой поры, все это время. Разлив нашей Селенги совсем не к стати, испортил было все наши покосы, которые замедлились от этого случая и хотя мы с братом по счастью наделены временно покосом на таком месте которое не понимается водою, однакоже частью топило и нашу траву, а потому и нельзя было всего разом кончить, сверх того ветры и дожди, бывающие причиною наводнений, или мешали, или заставляла торопиться уборкой сена и оттого часто нужно было переметывать иные зароды начинавшие согреваться от сырости. Тебе, конечно, известно такое горе хозяев. Хлебы наши также, по причине дождей, ‘нежились’ как говорят здесь, до тех пор пока наступила холодная погода, так что мы все здесь должны были скосить хлеб на солому и только недавно в первых числах октября мы сметали зароды.

Ты не подумай однакожь из этого что у нас такая уборка хлеба обыкновенна: нынешний год выходит из ряду вон. Сначала лета, необычайная засуха и жары до половины июля месяца, выжгли показавшуюся вначале весны зелень и наши нивы до этого времени стояли совершенно черные. Трав, также вовсе не было и оттого скот наш чрезвычайно был худ и слаб так, что должно было большую часть подымать утром на ноги, чтоб скотина могла пастись. Иначе, она не в состоянии была сама подыматься. Были случаи, что лошадь, или корова приходя к реке напиться, тонули не имея сил высвободить передних ног из илу, так что голова опускалась в воду, тогда как задние ноги оставались на берегу… Вы не можете себе представить, дорогие мои, что значит здесь недостаток в сене при большом скотоводстве. Здесь бедняки, имеют лошадь, корову, несколько овец, редко кто не может содержать вовсе ничего.— Вот почему это возможно: здесь скот почти всю зиму питается подножным кормом, оттого что малые снега, позволяют отыскивать на поле пищу, и только в прибавок ему дается сено во время сильных морозов, когда скоту потребно более питания чтобы поддерживать естественную теплоту.

Но в хороших хозяйствах, или там где коням есть большая работа, сено во всю зиму необходимо а сверх того и хлеб, которой дают в замену овса, чтобы не изнурить их силы. Овса, здесь не сеют — ржи очень мало, потому что нет снегов по степям где обыкновенно распахивают земли. Степью, здесь зовут всякое ровное место при береге реки, между горами — и вообще всякая долина зовется степью.— Рожь сеют: (т.-е. озимую) обыкновенно между хребтами в ущельях, на черноземах, где не так хватает горный ветер и держится более снегу. Обыкновенный наш хлеб — ярица. Пшеницы, также сеют довольно — но вообще на нашем берегу, хрящеватая земля для пшеницы хуже, нежели песчаная на той стороне реки.— Теперь Бурята начинают сеять хлеб и можно положить что четвертая доля их этим занимается — но остальные, держут только рогатого скота, овец и питаются молоком от тех и других, а потому, ежели летом была засуха, стало быть мало было сена, и мало корму по степям на зиму, то это бывает совершенным несчастьем для этого народа. Тогда они бедствуют: скот не дает молока — нет ни араки, ни арсы, ни сыру, ни масла. Аракой зовут вино, которое гонится из заквашенного молока, арса остаток после выкурки вина, эту арсу скопляют бочками на зиму и она то составляет главную пищу, в прибавок к кирпичному чаю, которой варят с молоком и солью — а богатые с мукой и жиром или даже с маслом. Он (т. е. чай), приготовляется следующим образом: берут кусочик чаю, толкут его в деревянной ступке потом разваривают в чугунной чаше с водою. Когда он хорошо упреет — его сливают в ведро а в чашу кладется горсть муки и поджаривается с жиром или маслом, а чтобы это не пригорело, то подливается по немногу чаю, потом выливают туда весь чай, прибавляют соли, белят молоком и пьют безо всего. Редко хлеб присутствует при этом у бедных, редко даже и у тех которые его сеют. Живучи в юртах им негде его печь и потому лишний они продают по городам наперед смолов на мельнице, а сами употребляют круглой, разваривая его с чаем — с молоком — с рубленой говядиной. Богатые люди однако же заводят зимовья и в них имеют печи, где уже начинают печь хлеб. Но зато подобное употребление и приготовление чаю, вошло между Рускими. Теперь у всех, низшего класса людей, чай заменяет завтрак и паужину, а часто и самой обед и ужин…

24-го окт. Еще раз душечка, я был прерван в моем письме, и угадай, чем? Надобно было бить скотину, купленную для всего зимнего продовольствия, надобно было морозить куски говядины, т. е. обмакивая в воду обваливать их в снегу — иначе говядина перемерзает и высыхает от сильных морозов, надо было солить солонину — потом делать сыромять из кожь убитой скотины чтоб починивать и делать вновь збрую для коней, которые все лето или лучше сказать с покосу гуляли в поле. Ты видиш, что мы по патриархальным обычаям обязаны делать все сами — или лучше сказать под своим собственным присмотром, вот здесь-то и оказывается польза того, что мы с Мишелем многому выучились из технических работ, что можем и зделать и показать своему работнику…

Твой Н. Бестужев.

П. А. БЕСТУЖЕВУ

Селенгинск. 2 апреля 1841 г.

Благодарим тебя на присланные тобою зазывные билеты на твою свадьбу…

В оплату за твое приглашение, просим и тебя к себе на новоселье. Мы купили очень изрядный дом, завели скота, овец, лошадей и живем теперь настоящими хозяевами. Правда, что такой дом в Петербурге был бы из последних, в последних линиях Васильевского Острова, но здесь он очень хорош по нашему небольшому городку. Правда, что у него стены еще голы, не ощекатурены, но вместо обой у нас стоят горшки с цветами не только на окнах, но и по столам и по полу и тем немножко скрывают наготу стен живым своим убранством. Это охота Мишеля: моя — парник перед окнами. Нынче, збираемся сеять хлеб, что по всем приметам должно быть удачнее прошлого года. Овцеводство здесь должно быть нашею главною целью, но нельзя вдруг увеличивать стада, не имея верных способов к его прокормлению зимою, т. е. не имея обширных покосов.— Имея же лошадей для перевозки этого сена, не надобно их оставлять весною и все лето праздными. Пусть они пашут землю — иначе содержание их будто дорого. Вот тебе в коротких словах наши планы…

…Всякой раз, когда я читаю в твоих письмах ваше мучение с крестьянами и обо всех неприятностях с соседями по землям — я скорблю, вместе с братом воображая ваше положение — и всякий раз мы не можем надивиться, какая не исповедимая судьба влечет вас в новые горести, когда чаша уже через край полна. Но сказать правду — мы не можем постичь — какие чары, какое волшебство привязывает вас к этим несчастным мужикам, что вы не можете с ними расстаться?— Еще из Читы, из Петровского писали мы к вам, убеждая продать их, и если матушке и вам хочется жить в деревне — то оставить только тех, которые находятся в том селе, где дом ваш. Отдайте их и с землею даром первому встречному, и вы не будете в накладе.— Поверьте, что я говорю не увеличивая. Посчитайте, от скуки то, чего вам они стоили и что принесли доходу, то увидите истину. Но это только начало: мужики, которые привыкли в нужде видеть всегдашнюю помощь, привыкают скоро к лени и вам прийдется им скоро помогать и в самые благоприятные годы. Вы нам скажете, что это собственность брата Павла — так пусть же он за нее и хлопочет сам, если не хочет внять добрым советам — к тому же теперь, когда его участь обеспечена, не думаю чтоб могла быть какая либо причина, для избавления вас от этого тяжкого бремени.— Просим вас: внемлите нашему совету…

М. Бестужев.

Е. А. БЕСТУЖЕВОЙ

Селенгинск. 9 августа 1841 г.

…Ваши деревенские обстоятельства огорчают нас несказанно. Хлебопашество ваше вместо выгод приносит только убытки и по весьма ясной причине: земля выродилась, унавоживанье бедно, по недостатку скота и вы ожидая от одного года вознаграждения за другой еще более истощаете землю и свои средства. Конечно, трудно перейти от одного занятия к другому — но думаю что попытка с перемежкою того и другого была бы возможна. Я думаю и думал всегда так: Если вы не хотите продать вашего поместья, то по крайней мере, можно постараться употребить те способы которые еще остались в вашем распоряжении. У вас есть прекраснейшая глина: делайте кирпичи, збыт в Петербург вам обеспечен, первое потому что потребность там велика, а второе, что провоз вам ничего не стоит: плывущие мимо барки и лодки, заберут у вас все, так как они забирают сено, дрова, яйца и проч. Крестьяне ваши оброка вам не плотят, барщина не приносит ничего по неурожаям, и потому начните сперва сами, мужики увидят пользу и обратятся туда же. Каждая баба, девчонка, мальчишка могут делать кирпичь, мужик будет добывать и мять глину, заведения нужно: две или три скамейки, рамочек из брусков, для формы кирпича, по числу работающих, да шалаш для обжигу. У нас здесь самые беднейшие люди жгут кирпичи, не отягощаясь заведением. Теперь, при ваших засевах, вы обязаны же кормить мужиков, тогда будете кормить с выгодою вашею и их собственною. Начните барщиной, перейдите к оброку, а потом как привыкнут, платите с тысячи. Эго всего будет выгоднее для вас и охотнее для них…

Теперь, обращусь к собственным нашим занятиям и предприятиям. Ты все боишься, со слов Мишеля, чтоб мы не издержались понапрасну на мукомольную мельницу и советуешь завести по большому количеству скотоводства, кожевенный завод. Первого не опасайся, потому что эта мельница еще в воображении Мишеля и идея оной родилась от того, что все здание, конное колесо, и все колеса, уже есть от бывшей толчеи при кожевенном заводе, купленном нами в числе прочих строений при доме — но осуществление этой идеи еще очень далеко и не верно. Что же касается до Кожевни, пример нашего хозяина и другой, поблизости Кяхты, завода 1-й гильдии купца Колесова, которые упали по дороговизне кож, кажется, воздержат нас от этого предприятия, несмотря на то что все у нас в руках готовое для начатия дела: строение, чаны, дуб, зола и проч. что с некоторыми поправками и прибавлениями могло бы идти в ход. Как не велико здесь скотоводство, но Кяхта поглощает все кожи на обшивку чаев и плотит за них очень дорого, так что выделка их становится очень дорога для заводчика, обязанного покупать кожи Кяхтинскою ценою. Наши заводы шли до тех пор, пока Тарские, Тюменские и Купгурские заводы Тобольской губ. не ращитали, что их кожи и с провозом будут отдаваться за границу дешевле наших. Как скоро опыт был сделан с их стороны и оправдал их ращет — значительное количество кож везется оттуда дешевле здешних и лучшей выделки — с тех пор наши заводы упали.

Теперь остается для нас земледелие и скотоводство, но первое несмотря на девственность здешней земли уже начинает здесь упадать как по беспрестанным засухам, так и потому что новую землю нада отыскивать далеко, а об унавожении земель, здесь в Сибири еще не знают. Здесь унавоживают только огороды для посева табаку, которой составляет почти главной промысел жителей. Частые пожары лесов, распространение народонаселения для которого нужны и строевой лес и дрова, частию истребили, частик’ изредили прежние дремучие леса, где хранились в неосыхаемых болотах, запасы вод, питавших реки и горные источники. Болота высохли, речки обмелели, источники иссякли совершенно, дожди стали редки и хлеб родится ныне только в смочные годы, тогда как прежде, урожаи почти были баснословные… Тоже самое сделалось и с травою: с утратою леса, обнажились поля, засухи высушили нетолько траву, по и дерн, весенние жестокие ветры начали выдувать песок с обнаженных лугов: в одном месте вырваны глубокие буераки, на другое нанесены песчаные холмы и вот причина перенаселения Селенгинска на другой берег: его засылало почти всего песком. С покосами сталось тоже самое что с хлебопашеством, мало того что засухи уменьшили количество урожая травы, но вместе с тем дали возможность ветрам уменьшить и пространство самого покоса, позволив сдувать почву и обнажать самый череп и хотя наша сторона Селенги почвою гораздо крепче нежели та, на которой стоит город но и у нас явились голые каменья там где прежде родилась во множестве трава. Примером тому может служить место отведенное нам во владение… В прежнее время бежала… речка, и люди очень не старые сказывают, что купывались в ней — но это достовернее видно по существующим еще канавкам по которым окрестные жители проводили воду от нее на свои пашни и покосы для поливки. Теперь, от речки, осталось одно каменистое русло, вместо пашен гранитный череп, а покос сузился в полосу шириною в 10 саж., а иногда и меньше, около бывшего русла и лугов, где бежали ручейки, от того следуемые нам 30 десятин протянулись почти на 6 верст! от того на месте, где бывало становили до 1000 копен и более сена,— я ныне с величайшим трудом мог наскрести 200. К этим природным раззорениям, присовокупляются и происходящие непосредственно от человека…

Хотя на казенных оброчных статьях и не велено селиться, однако как это поселение уже существовало, прежде нежели эта статья поступила в казенной оброк, то на него, прежние откупщики смотрели сквозь пальцы, тем более, что Буряты там живущие, весною в известный срок, должны были откочевывать в другое место, и что богатство травы, выносило после покосную паству скота и стад пускаемых возвращавшимися опять на зимовье Бурятами. Но впоследствии, когда травы стали реже и когда большая их часть оставлялись не скошенными, потому что не оплачивали труда, осенние кормы увеличились в той пропорции, в какой уменьшились покосы и все окрестные овцеводы и скотоводы, по окончании покосов начали нападать с жадностью саранчи на бедной Зуевской покос, и вытравливать безчисленными стадами овец и скота и табунами лошадей, богатые остатки травы негодной для покоса, но не тронутой с весны,— и вытравливать до такой степени, что даже тамошние жители, стали нуждаться в кормах для своего скота. Все бы это было ничтожно, еслиб природа по прежнему наделяла своими дарами, но редкая трава, которой большая часть начинает только подыматься после осенних дождей, выбивается и с корнем, копытами скота и в особенности овец, так что весною объезжая покос вы не увидите ничего кроме камней и голой земли. К этому присоединяется еще неудобство, что во все лето, несмотря на запрещение, скот и табуны врываются беспрестанно иногда по недостатку надзора а иногда и по умыслу, и хотя по закону положена за это пеня, но она не вознаграждает владельца, за тот убыток, который причиняется ворвавшимся скотом и табунами, потому, что с самым бдительным надзором, нельзя усмотреть и десятой части скота гуляющего на 6 верстном протяжении, перегороженном перелесками, пригорками и кустарниками. Этому можно бы помочь огородив весь покос городьбою, но в прежнее время при обилии травы, густоте ее и немногочисленности стад, откупщики полагали нестоющим и маловажным урон, а в последствии, когда откупы стали возобновляться чаще и по закону и по требованиям самих откупщиков, когда они не находили ращету огораживать на краткий срок, тем более, что городьба на таком большом пространстве стоящая дорого, не окупилась бы в три года откупного содержания, и довольствовались одним караулом в летние месяцы, до покоса. Откупная цена, сначала возрастая, наконец понижалась до того от невыгодности покоса, что в прошлом году, уже не было на покосную статью и охотников. Потому, что эта земля ближайшая к городу, местное начальство распоряжалось чтобы от нее нарезать нам установленное законами количество десятин, и поручило нам до утверждения казенной палаты, наблюдать за всею статьею самим, потому что откупщиков охотников на нее, и в нынешний год не оказалось…

Твой Н. Бестужев.

П. А. БЕСТУЖЕВУ

Селенгинск. 18 августа 1841 г.

…Ты спрашиваеш нас о наших планах по хозяйству о намерениях и успехах — я бы писал тебе все подробно, еслиб не устал описывая все это сестрам Елене и Ольге, на этой же почте…

Шаль, что ты оставил артиллерию, у меня есть выдумка, которая могла бы принести пользу и ружью и орудиям, усилив полет ядра или пули, не изменяя качеств пороха и переменяя только направление затравки. Опыт этому, по совету моему, зделан был над винтовкою и показал что это ружье несшее пулю на 60 сажен, теперь несет ее на 90. Но как мне запрещено обращаться с огнестрельным оружием, (хотя здесь нет дома, нет юрты, где бы не было двух или трех ружей) а ты перестал думать о затравках, прицелах, диоптрах и тому подобном, то я бросаю эту идею в вечность бездонной леты. Прощай, Мишель хочет написать к тебе. Обнимаю тебя и целую ручки твоей прекрасной супруги.

Твой Н. Бестужев.

Е. А. БЕСТУЖЕВОЙ

Селенгинск. 14 октября 1841 г.

Я хотя и не часто пишу к тебе, любезный друг, Hlne, но за то всякой раз у меня наберется столько хламу, что я думаю ты уже и не рада бывает моим письмам. За то я затеваю к тебе писать если не за неделю, то по крайней мере дни за три из боязни что неуспею, что помешают а т. п., от этого при случае и выходит что всегда найдеш что нибудь прибавить к письму которое лежит на столе. Вот теперь например я начал писать во вторник, а почта еще в четверг, — притом же, ты зацепила меня сама желая чтоб я прислал тебе план нашего дома, появственнее того, который нарисовал я в письме белыми чернилами и больною рукою — и так изволь — не только один но три в разных размерах, один с окрестностями чтоб ты могла судить о расположении наших домов и города, другой в большом виде вместе с Торсоновым, чтобы иметь понятие о наших владениях, и третий план одному дому чтобы знать как мы помещены с Мишелем. Сверх того прошу тебя приготовиться и к истолкованиям.

Как ты видиш из 1-го плана, Селенга течет между горами, которые збегают отрогами своими к самому берегу, горы довольно высоки и покрыты лесом до подошвы, от которой к берегу идет зыбкой песок. Лощина где стоит город песчаная же. На плане только начало города и хотя он кажется близко к нам, но я зблизил его по недостатку места на бумаге а настоящее разстояние 2 1/2 версты, от нас вид из окошек очень хороший. Прямо горы с своим лесом резко противоположат своим темным цветом, с желтым песком, где-где покрытом травою. Вправо город, выше его по реке виден утес называемой острою Сопкой, за которым недалеко впадает прекрасная река Чикой. Селенга сама поворачивает вправо смотря из наших окошек и из за ее островов видны синеющие горы правого ее берега и левого Чикойского, т. е. стрелки этих двух рек, тут картина перерезывается высокими горами нашей стороны подходящими к самой воде, ближе к нам на конце деревни нашей, берег вызвышается красивым утесом на котором набожными жителями поставлен крест, от него идут домы и огороды деревни и оканчиваются Торсоновым домом прямо перед нашими окошками за оврагом. Ты увидиш все это следуя за описанием на плане. Вниз по течению реки представляется ее растворение. Между зближающихся гор, и на левой стороне, т. е. на нашей, самое узкое место Селенги как будто защищено высоким утесом, расколотым на двое, с двумя грибообразными сосенками на верху. Утес стоит в воде отвесною стеною и быстрая Селенга подмывая его подошву, часто уносит с собою разрушаемые водою, морозом и временем, отторгаемые глыбы вековых (вечных) гранитов. Это очень живописное местоположение, по оно видно только из окна моей спальни, между строений нашего двора или с самого берега с задней стороны, или лучше сказать со стороны обращенной на двор, из окон видны горы, из которых на одной, ближайшей к реке расположена молельня Бурят…

Я был несколько раз свидетелем молений Бурятских: в первой раз они молились о дожде, место было выбрано на берегу Селенги, над высоким обрывом, под навесом страшного утеса. Три Ламы т. е. священника, сидели перед маленьким столиком, на котором в медных чашечках, лежали зерна разного хлеба, вода, молоко, арака или вино, сыр, творог. На самом краю берега, сложен был из камней жертвенник, на котором курились различные горные травы, тут же собранные. Барабан, тарелка и колокольчик у старшего Ламы составляли музыку сопровождавшую их пение. Нас было много: и Бурят молившихся о дожде и Руских любопытствовавших на их службу. Сердитой ветер снизу Селенги срывал верхушки свинцовых волн, облака надвигались гряда на гряду, наконец, когда по прочтении молитв, на жертвенник возложены были новые травы, все припасы стоявшие на столике в чашечках, по очереди были брошены или выплеснуты в реку в жертву добрым духам,— начал как будто нарочно накрапывать дождь, и когда гром барабана и тарелок, звон колокольчика и возвышенные голоса Лам слились с ревом ветра — блеснула молния, загремел гром и пролился обильный дождь, которой разогнал всех, и молельщиков и любопытных. В другой раз моление происходило на самой горе, против нашего дома. Это было годовое моление, которое называется у них Амвон. Молельня состоит из нескольких жердей утвержденных между каменьями, с жерди на жердь протянуты веревочки увешанные различными лоскутами и лентами — приношением молельщиков. Тут же стоит род шкапика в котором положены жертвы, такой же столик — такой же жертвенник. Ламы читают и поют сопровождаемые своею музыкою, мущины и женщины особенно, в праздничных платьях, стоят кругом, и женщины беспрестанно отступают в сторону по солнцу и складывая руки кланяются в землю. Такие поклоны они кладут со всех четырех сторон, обходя таким образом вокруг несколько раз. После службы, после принесения жертвы добрым духам, все мущины, имеющие ружья, и Ламы стреляют на воздух и троекратно кричат какие то слова для устрашения и отогнания злых духов…

Сзади нашего дома, большая поляна идущая незаметным возвышением опять в горы. Несколько холмов, несколько Бурятских юрт и городьбы разнообразят это пустое пространство простирающееся на квадратную версту. Жаль что на окружающих нас горах нет близко лесу, надо пройти версты 2, чтоб достигнуть до леска венчающего задние горы. Летом, ввечеру, при закате солнца, эта долина оживляется: со всех гор спускаются стада баранов и коров, бегущих к реке напиться, из всех домов, выходят хозяйки, встречая и загоняя свой скот. Тут же за нашим домом живут в юртах своих бурята, из них один наш, а другой Торсонской пастух.

Теперь надо что нибудь сказать тебе и о боераке, разделяющем наши с Торсоном владения. Это сухой, глубокой крутоберегий овраг или лучше сказать рытвина идущая от самых верхних разломов задних гор, и промытая дождевою водою, стекающею с гор. Во всякое другое время она суха — и нада быть сильному дождю, чтобы по здешнему: боерак заиграл. Ныне летом мы с братом были свидетелями этой игрушки. Я писал к тебе кажется, что по недостатку своего покоса, нам должно было прикупить — и я быв на дележе участников приехал домой поздно и нашел брата еще не спящим. Это было на другой день Ильина дни, весь день погода была прекрасная, но к вечеру стали собираться тучи и когда я приехал домой, отдаленная молния уже сверкала вверху Селенги. Мы с братом сели под растворенное окно подышать вечерним воздухом, и полюбоваться молниею, которая начала приближаться, и мы думали что вскоре загремит гром и пойдет дождик. Но это случилось необыкновенным и в первый еще раз виденным нами образом. Блеск молния начал распространяться по всему небу — но без всякого отголоска, и как против наших окон, вдали, видны левой берег Чикоя и правый верхней Селенги, то эта зарница, всегда зажигалась вверху Чикоя, збегала вниз по Селенге, которая тотчас же отвечала сверху своим огнем, так что свет молнии продолжался около 3 или 4 секунд и во все это время, все небо будто загоралось, а на земле становилось светло как днем, только свет этот был белой или лучше сказать голубоватой, фосфорический. Картина эта была великолепна, тем более, что при каждом ослепительном освещении неба, молнии видные и в этом свете, вились по всем направленням — все это без малейшего звука. Во все время очень приметно было что облака стояли в два слоя не смешиваясь между собою — и вся игра молний была между ними. Это было именно то что мы называем зарницею и хотя ученые говорят будто это отдаленной гром, которого слышать нельзя по отдалению, однако явление бывшее над нашими головами явно противуречит такому объяснению. Я некогда, еще в 1818 году написал статью: о электричестве, относительно к воздушным явлениям и поместил ее в Сыне Отечества. Публика наша нечитающая ученых статей и ученые которые всегда смотрят односторонне, пропустили эту статью без внимания, между тем как она объясняла многие вещи совершенно новым образом и удовлетворительнее прежних теории. Тому прошло уже 25 лет, науки сделали быстрые успехи, особенно науки физические и я читая все что относится до новых открытий по ученой части, с удовольствием видел, как многие или почти все из моих предложений и доказательств оправдывались по очереди и опытами и наблюдениями не только частных людей но даже целыми учеными обществами, все это выдавалось за новость, тогда как я, молодой неизвестный в ученом мире человек, давно сказал об этом удовлетворительно. У меня в этой статье, есть объяснение зарницы — и теперь, я еще более утверждаюсь в справедливости этого объяснения. Я не стану тебе теперь толковать этого, потому что оно долго, а я и без того уже отступил от материи — и если хочеш, то отыщи в ноябре или декабре 1818 или в генв. и февр. 1819 в Сыне Отечества эту статью, и прочетши, когда достанет у тебя терпения, пришли мне: я намерен зделать из нее употребление.— Все эти номера С. О. были у меня. Я просил и не один раз об этом Павла, но это равно как и многие просьбы оставались без ответа.— Теперь я продолжаю — попросив у тебя наперед извинения за авторское самолюбие. Вскоре, однако же послышался гром, с ним начал накрапывать дождик, разразившийся ливнем, потом, между раскатов грома, при шуме ливня, раздался протяжный рев, которому вскоре мы увидели причину: это заиграл боерак, крупные каменья отторгнутые от боков его временем, мелкой камешник, кости, сучья, всякой хлам набросанной соседними Бурятами, все это неслось валом воды, с белою пеною, размывая и опровергая все препятствия. Чтобы уменьшить крутость спусков в самой боерак, для проезда чрез него, еще Наквасины начали сыпать навоз и прочий сор при очистке дворов, Торсон и потом мы довершили род плотины или моста — и мы с Мишелем думали что эта вода унесет с собою все наши двухлетние труды. Не смотря на проливной дождь, мы с ним вышли на самый берег боерака, к кузнице… чтобы посмотреть, когда рухнет наша плотина — чрез которую вода перегибалась водопадом. Сажени в полторы вышиною. Мы видели как перила оберегавшие мост подмывались, гнулись, падали, ждали падения самой плотины — однакожь, мало по малу, дождь перестал, боерак умолк, и на утро увидели мы что мост наш не только не поврежден, но к нему и на него, намыло, в уровень со дном боерака, мелкого камешнику, которой зделал из нашей навозной плотины, мак-адамовское шоссе.

Горные места богаты такими катастрофами: на стороне города есть также боерак, которой играет опаснее нашего — в нем вода идет вышиной в сажень и разливом его уносит домы — заносит песком другие, которые вздумают упорствовать его силе. Не знаю писали ль мы тебе, что были свидетелями двух землетрясений: одного еще на дороге из Петровского завода, когда мы жили в Чертовкиной деревне, провожая за Байкал товарищей, 6 августа в Спасов день, и другого здесь уже в Селенгинске в сентябре, не помню которого числа. Вот тебе описание не только дома нашего и его окрестностей, но даже и всех случайностей нашего местоположения. Если вздумаю, то опишу тебе когда нибудь и то как здесь охотятся за зайцами по островам и дикими козами в горах теперь и без того, письмо мое длинно, а я не успел тебе сказать того что нужно…

…Теперь обращусь к тебе, любезный друг Hlne, с просьбою. Когда будешь в Питере, то сделай одолжение на мой щет, купи в Английском магазине красок водяных. Ящик должен состоять из 12 красок, белил вовсе не нада — но за то прибавить к этому количеству красок, 1 кусок bleu de Prusse, 1 кусок Zake, 1 кус. Гуммигуту, так чтобы этих красок было по две.— Каждой кусок красок стоит рубль в магазине и потому я советую тебе выбрать самой. Это гораздо дешевле нежели покупать ящик, а впрочем я не думаю чтоб все это было дороже 20 р. и с ящиком и с полдюжиною кистей больших и средних, сверх того, при посылке, не удобно ли будет тебе послать мой токарный станок и с инструментами какие есть у вас — теперь у нас места много, есть где поставить.— Ты и Павел давно меня об этом спрашивали,— но прежде не позволяло место.

Если бы нам заплатить наш долг и устроиться, то первейшим желанием было бы, чтоб кто нибудь из вас — а ежели все, и того лучше — приехали бы к нам хозяйничать. Дом построен — климат прекрасной, Сибирь страшна только тем кто в ней не бывал, а мы вместе общими нашими способами, могли бы здесь жить в удовольствие, без всех тех огорчений который сопровождают вашу жизнь и в самом Питере и в деревне. Не подумайте, чтоб мы обманывали вас, желая только переманить к себе. Здесь есть Бог, есть люди, и ежели у нас будут способы, то здешний край, богат средствами, чтобы с благодарностью ответить вашим трудам и положенным капиталам.

Описывая окрестности, я забыл вам сказать что против нашего дома есть два острова, которые при малой воде составляют один и называются Густым, но мы разделили их и оставили название Густого нижней половине, окрестив верхнюю именем Чайного, потому что пьем там иногда с Торсоновыми чай. Река против нас шириною в большую воду бывает с Неву или почти так, но в малую она отступает от берегов и убывает в ширину почти на половину.

Твой Н. Бестужев.

ПРИМЕЧАНИЯ

Печатается по изд.: Декабристы М. и Н. Бестужевы. Письма из Сибири. Иркутск, 1929.

Читайте также: