Губернская Перикола, Авсеенко Василий Григорьевич, Год: 1880 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 14 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

В. АВСЕНКО

ПОВСТИ и РАЗСКАЗЫ

ТОМЪ ВТОРОЙ

ОЧАРОВАННЫЕ.— МИСХОРСКАЯ САКЛЯ.— ЗИМНЯЯ НОЧЬ.— МГНОВЕНЬЕ, — ГУБЕРНСКАЯ ПЕРИКОЛА.— ИСПАНСКІЙ ДВОРЯНИНЪ.

С.-ПЕТЕРБУРГ.
Типографія В. В. Комарова, Фонтанка, No 74.
1885.

ГУБЕРНСКАЯ ПЕРИКОЛА

РАЗСКАЗЪ

Ныншнимъ лтомъ мн привелось прожить дв недли въ губернскомъ город, гд у меня не было ни одной души знакомой. Впрочемъ, городъ былъ южный, слдовательно мн предоставлялось наслаждаться природою, кром того, въ немъ оказались очень порядочныя гостинницы, приличный театръ и хорошіе извозчики — удобства, способныя совсмъ очаровать неприхотливаго русскаго путешественника.

Поздъ пришелъ къ вечеру. Разобравъ чемоданъ и напившись чаю, я почувствовалъ себя охваченнымъ тмъ слегка возбуждающимъ и вмст какъ бы грустнымъ чувствомъ, которое овладваетъ въ первыя минуты въ незнакомомъ мст, передъ неизвстностью ожидающихъ васъ встрчъ, удачъ или разочарованій, передъ неизвстностью самаго города. Я позаботился получить отъ прислуживавшаго мн нумернаго кое-какія свднія о мстномъ обществ, и о томъ, гд можно провести здсь незанятое время. Но въ провинціи, и особенно на юг, лакеи отличаются угрюмостью. На мои вопросы нумерной отвчалъ съ такимъ видомъ, который явно показывалъ, что онъ совсмъ не сочувствуетъ никакимъ общественнымъ увеселеніямъ.

— Больше все въ ‘Шато’ господа гуляютъ, объяснилъ онъ кратко.

Я пытался узнать, что это за ‘Шато’ и что тамъ длаютъ, но номерной отозвался только: ‘А кто его знаетъ, я тамъ не былъ. Представляютъ должно что-нибудь’. Я оставилъ его въ поко и вышелъ на улицу, предпочитая лично ознакомиться съ городомъ и съ его лтнею жизнью.

‘Шато’, или точне ‘Шато-де-Флеръ’, оказался въ нсколькихъ шагахъ отъ моей гостинницы. Онъ занималъ часть городскаго сада, красиво разбитаго на крутомъ берегу большой южно-русской рки. Огромная афиша, налпленная на воротахъ, извщала объ увеселительномъ вечер съ Фейерверкомъ и инструментально-вокальнымъ концертомъ, въ коемъ примутъ участіе въ первый разъ извстная е исполнительница’ г-жа Славская и г. Громовъ. Объ извстности послдняго афиша умалчивала, но вершковыя буквы, какими было напечатано это звучное имя, свидтельствовали сами по себ, что въ лиц дебютанта предстояло имть дло съ знаменитостью.

Я вошелъ въ садъ. Публики было очень много — той скромной, нсколько какъ бы запыленной и обязательно чмъ-то недовольной публики, какую обыкновенно встрчаешь на провинціальныхъ общественныхъ гуляньяхъ. На скромно-освщенной террас, за маленькими столиками, пили чай и ужинали. Передъ эстрадою толпились мстные дилеттанты, наслаждаясь увертюрою изъ ‘Цампы’, вяло исполняемою подъ командою мрачнаго и тоже какъ будто запыленнаго капельмейстера. Жиденькіе звуки оркестра казались еще жиже, задыхаясь въ могучей зелени вязовъ и тополей, обступавшихъ садикъ. Доигравъ ‘Цампу’, музыканты скромно понурились надъ своими пюпитрами, а впереди эстрады появился какой-то толстоватый господинъ во фрак и блыхъ перчаткахъ, и прочиталъ, покачиваясь и какъ-то неестественно выпячивая одно плечо, ‘Убогую и Нарядную’. Ему немножко похлопали. Затмъ появились возвщенные афишею дебютанты и спли извстный ‘испанскій’ дуэтъ изъ ‘Периколы’. Исполненіе этого дуэта не въ костюмахъ вызвало въ начал на многихъ лицахъ улыбку недоумнія, но Пикилло во фрак съ первыхъ нотъ обнаружилъ очень порядочный голосъ, и по окончаніи куплета раздались оживленные апплодисменты и ‘браво’. Толпа передъ эстрадою росла. Перикола сдлала шагъ впередъ, повела своими худенькими плечиками и запла. Я съ любопытствомъ глядлъ на нее. Тонкое, интересное личико ея выражало странную смсь плутовства и наивности. Можно было недоврять ея улыбк, ея подвижнымъ, выразительнымъ бровкамъ, поднимавшимся съ видомъ недоумнія на красиво-вкрадчивыхъ нотахъ голоса — но большіе, срые, хрустальные глаза внушали довріе. Казалось, что это поетъ ребенокъ, случайно потерявшій невдніе зла и оставшійся въ недоумніи передъ этою случайностью…

Толпа все больше тснилась передъ эстрадою, хлопала, заставила повторить. Перикола, улыбаясь и какъ-то радостно обжимая складки своего наряднаго, но уже не совсмъ свжаго платья, опять пробжала между музыкантами, повела блистающими глазами и запла:

Какой обдъ мн подавали!

Какимъ виномъ тамъ угощали!

Что-то лукаво-вакхическое звучало въ ея голос, чувствовалось въ лнивомъ колебаніи ея стройнаго стана. Я оглянулся: вс лица осклабились одною и тою же противною улыбкою, вс глаза говорили одно и то же. Мн почему-то сдлалось обидно и досадно за мою Периколу. А она съ непередаваемымъ выраженіемъ запрокинула свою маленькую, изящную головку, и чуть-чуть пошатываясь всмъ станомъ, доканчивала гривуазный куплетъ подъ взрывъ рукоплесканій.

Молодой офицеръ въ гвардейской форм, слдившій за нею задумчивымъ и пристальнымъ взглядомъ, протянулъ об руки и въ тактъ, медленно и звонко, ударилъ ладошами. Въ толп громко кричали имя дебютантки, радостный гулъ какъ будто стоялъ надъ цлымъ садомъ. Я отошелъ отъ эстрады, но оглянувшись, опять увидлъ медленный взмахъ блыхъ перчатокъ, ударявшихъ одна о другую.

II.

Во утру я былъ разбуженъ разговоромъ, слышавшимся изъ сосдней комнаты, какъ разъ за моею кроватью.

— Олеся, машь пенцьдзесенць копекъ, повдьзь чи пани менжатка, чи н? {Вотъ теб 50 копекъ, скажи: она замужняя, или нтъ?} говорилъ совершенно незнакомый мн мужской голосъ.

— Невмъ, панъ грабе, прошу мн заставиць! {Не знаю, графъ, оставьте меня пожалуйста.} отвчалъ другой голосъ, по которому я узналъ хорошенькую корридорную горничную, научившуюся по польски вроятно отъ назжавшихъ въ городъ помщиковъ ‘забранего краю’.

— Олеся, машь пенць злотыхъ! спокойно продолжалъ первый голосъ,— повдьзь чи то менжъ, чин? {Вотъ теб 75 копекъ, скажи — онъ мужъ или нтъ!} — Але нихъ панъ дастъ мн покуй! возразила уже съ нетерпніемъ Олеся, и добавила со смхомъ:— на шлюбу не быламъ! {Оставьте меня пожалуйста въ поко, я на свадьб не была.}

Тотъ, кого называли графомъ, продолжалъ разспрашивать, и по нкоторымъ его вопросамъ я догадался, что дло идетъ о вчерашней дебютантк, и что она живетъ въ этой же самой гостинниц, какъ разъ противъ моего нумера. Потомъ онъ сталъ уговаривать Олесю, чтобы она поскорй несла ‘бутики’, и очень безпокоился готовъ-ли самоваръ, потому что пани спроситъ ‘гербаты’ {Чай.}. Когда Олеся наконецъ ушла, онъ все-таки не успокоился, и какъ только раздастся звонокъ, выбгалъ въ корридоръ и кричалъ съ забавною озабоченностью:

— Олеся! Олеся! идзь прендзе до пани! {Иди скоре къ барын!}

Скоро однако въ сосднемъ нумеръ все замолкло — должно быть мой графъ ушелъ. Но за то едва только я напился чаю и прислъ къ столу, чтобы написать кое-какія дловыя бумаги, которыя надо было въ тотъ же день подать въ присутственныя мста, какъ въ другомъ нумеръ раздалось громкое пнье подъ аккомпаниментъ совершенно разбитаго піанино. Это моя Перикола повторяла къ вечеру шансонетки. Затмъ мужской голосъ заплъ ‘фонарики’.

‘Это однако чортъ знаетъ что такое!’ подумалъ я съ досадою, чувствуя, что вс дловыя соображенія мои какъ-то странно путаются и точно стараются улечься подъ музыку. Вдругъ дверь въ мою комнату тихонько растворилась, и на порог появилась вчерашняя Перикола. На ней была накинута красная блуза съ кружевами, волосы, связанные узенькою бархаткою и переброшенные черезъ плечо, доходили до пояса.

— Pardon, я хочу васъ спросить — мы не мшаемъ вамъ? бросила она мн съ порога тономъ вызывающей фамильярности.

— Вдь я не могу запретить вамъ пть! отвтилъ я совсмъ не любезно.

Она, улыбаясь, прищурила на меня свои хрустальные глаза.

— Такъ мы будемъ пть когда вы уйдете, сказала она.

Я молча поклонился. Она помедлила на порог, какъ будто ожидая не скажу-ли я чего-нибудь, чтобы загладить свой нелюбезный отвтъ, и наконецъ затворила дверь. Мн показалось, что она сконфузилась.

Пніе тотчасъ прекратилось, но черезъ нсколько минутъ вниманіе мое было снова развлечено негромкимъ разговоромъ въ корридор. Незнакомый молодой голосъ спрашивалъ гд живетъ Славская, и затмъ полюбопытствовалъ узнать, кто живетъ въ сосднихъ нумерахъ, Олеся назвала графа Хлапскаго и меня.

— И долго они будутъ тутъ стоять? спросилъ съ лнивою оттяжкою все тотъ же неизвстный голосъ.

— А не знаю жь, отвтила Олеся,— впрочемъ графъ кажется завтра съдетъ.

— Такъ я беру его комнату.

Мн захотлось узнать, кто будетъ моимъ ближайшимъ сосдомъ,,и выйдя въ корридоръ, я увидлъ того -самаго петербургскаго офицера, который вчера съ такимъ задумчивымъ видомъ хлопалъ Перикол, взмахивая въ тактъ руками въ блоснжныхъ перчаткахъ. Онъ уже уходилъ, и я замтилъ только лнивую, какъ бы избалованную походку, какъ нельзя боле отвчавшую его голосу. Олеся шла за нимъ и за что-то благодарила его — вроятно за перешедшую въ ея руки ассигнацію.

III.

Въ тотъ же день, за обдомъ въ общей зал.

Но мн привелось опять встртиться съ моими сосдями, Когда я пришелъ, Пери кола и Пики я до уже сидли за столикомъ, и около нихъ, со своею всегдашнею забавною озабоченностью, увивался графъ Хлапскій. Онъ ужасно хлопоталъ, кричалъ на прислугу, рекомендовалъ то или другое блюдо, упрашивалъ взять еще — совершенно какъ будто угощалъ у себя въ дом,

— Але прошу рыбы, досконале! От-то слична палендвица! Гей, малецъ, давай пани прендзе! {Не угодно-ли рыбы? превосходная! А вотъ отличное филе. Эй, человкъ, подавай скорй барын.} суетился онъ, успвая, впрочемъ, и самъ ужасно много сть.

Перикола, какъ только я вошелъ, что-то сказала смясь своему спутнику и кивнула мн головою.

— Сосдъ, садитесь къ намъ, пригласила она просто.

Пикило, онъ же Громовъ, былъ еще очень молодой человкъ, съ маленькою русою бородкою, неглупыми срыми глазами и какою-то блуждающею улыбкою на красивыхъ губахъ,— улыбкою, которая бываетъ или у очень счастливыхъ, или у очень плутоватыхъ молодыхъ людей. Вообще наружность изъ тхъ, какія нравятся женщинамъ. Одно только было дурно — огромныя, совсмъ мужицкія руки, съ короткими и толстыми ногтями.

Разговоръ зашелъ о город, о мстномъ обществ и о вчерашнемъ вечер въ ‘Шато’. Графъ, бывавшій здсь раньше, тотчасъ заговорилъ о своихъ знакомствахъ и засыпалъ насъ именами. Славская вспомнила Одессу, откуда она только-что пріхала и гд ей больше нравилось.

— Если бы не онъ (она указала на Громова), я бы не выхала оттуда. Тамъ насъ очень любили. Но онъ выстрлилъ изъ ружья въ саду, и ему запретили пть.

Я съ удивленіемъ взглянулъ на Громова. Онъ улыбнулся своею блуждающею улыбкою и произнесъ какъ бы въ поясненіе:

— Пьянъ очень былъ,— и провелъ по лицу огромною рукою.

Графъ между тмъ продолжалъ хлопотать я угощать, и окончательно присталъ съ пирожнымъ.

— Але прошу! досконале! Дзисей таки цястечки, же нигды не были! {Пожалуйста! превосходно! Сегодня такое пирожное, какъ никогда!} убждалъ онъ.

Славская поднялась, чтобы вернуться въ нумеръ и взглянула на Громова.

— Я посижу еще съ графомъ, отвтилъ онъ.

— А мн надо приготовиться. Пойдемте, сосдъ, обратилась она ко мн, какъ будто мы были уже сто лтъ знакомы.

— Да вы зайдите, пригласила она, когда я остановился передъ ея дверью.

Я зашелъ. Нумеръ состоялъ изъ двухъ комнатъ. Въ первой еще сохранялся нкоторый порядокъ, если не считать разбросанныхъ повсюду нотъ и газетныхъ листовъ, но черезъ непритворенную дверь въ другую комнату можно было видть груду всевозможнаго платья, наваленнаго на кроватяхъ, разрозненныя принадлежности туалетнаго столика, картонки отъ шляпокъ, чемоданы съ оторванными крышками. Кувшинъ отъ умывальника стоялъ на полу, какъ разъ посреди комнаты.

— Вы извините, если вамъ иногда придется услышать какъ мы разучиваемъ, но мы постараемся когда васъ не бываетъ дома, сказала Славская, садясь и указывая мн мсто подл себя.

Я постарался уврить, что занятій у меня не много, что я большею частью не бываю дома. Мн было совстно стснять ихъ въ томъ, что очевидно было для нихъ дломъ насущнаго хлба.

— Если вамъ и теперь нужно что-нибудь прорепетировать, то пожалуйста не обращайте на меня вниманія, прибавилъ я.

— Нтъ, мн теперь некогда, я должна вотъ это привести въ порядокъ, возразила Славская, и быстро сбросивъ съ ноги голубую атласную туфельку, показала мн распоротый шовъ.

— Надо заштопать! объяснила она со своею дтскою улыбкою.

На стол, въ растрепанной корзинк, стояли принадлежности шитья. Славская схватила голубую катушку, вдла нитку, откусила и принялась старательно затачивать лопнувшій шовъ. Наклоненное лицо ея при этомъ сдлалось совершенно серьезно, какъ будто она не руками только, а всмъ существомъ своимъ участвовала въ этой работ.

— Ничего, что я такъ безъ церемоній? Нельзя, публика тснится къ самой эстрад, замтятъ, извинялась она, продолжая быстро и ловко дйствовать иголкою, и не глядя на меня, бросать вопросы и разсказывать про свою артистическую карьеру, про какого-то грека, у котораго она воспитывалась, про одесскій бульваръ и про лтніе праздники на Ланжероновой дач. Этотъ скользящій, разсыпающійся разговоръ производилъ такое же странное впечатлніе, какъ я она сама,— впечатлніе очаровательной наивности и вмст преждевременнаго знакомства съ самыми острыми сторонами жизни и какого-то почти циническаго равнодушія къ нимъ, которое ставило втупикъ.

Когда туфелька была заштопана, Перикола спокойно сунула въ нее маленькую, узкую, обутую въ прозрачный чулокъ ножку, потомъ приподняла другую и осмотрла ее со всхъ сторонъ. Громовъ появился наконецъ изъ обденной залы и объявилъ, что пора переодваться. Перикола потянула его за об руки, посмотрла ему въ глаза, и убдившись, что онъ не пьянъ, ущипнула его за ухо, поцловала въ самыя губы, и захвативъ всми десятью пальцами его длинные волосы, съ хохотомъ заволокла ими его лицо, какъ будто хотла закрыть слды только-что сорваннаго поцлуя.

IV.

На другое утро графъ Хлапскій выхалъ изъ города, оставивъ меня въ недоумніи — изъ за чего же собственно онъ такъ хлопоталъ?— а въ нумеръ его тотчасъ поселился уже извстный читателю гвардейскій офицеръ. Изъ разговора съ Олесею оказалось, что его уже знаютъ въ отел, что фамилія его Сохотовъ, что въ губерніи у него есть большое имніе, что вообще онъ очень богатъ и держитъ себя въ мстномъ обществ очень гордо, такъ-что даже на губернаторскомъ журъ-фикс показался только на полчаса. Не знаю насколько все это было справедливо, только въ тотъ же день я съ нимъ встртился за завтракомъ въ общей зал, и онъ произвелъ на меня впечатлніе совсмъ милаго и общительнаго человка. Узнавъ во мн сосда, онъ тотчасъ разговорился, сообщилъ что скучаетъ, такъ какъ длать ему ршительно нечего, а между тмъ надо подождать еще съ недлю какого-то судебнаго ршенія — и къ величайшему моему удивленію тутъ же за завтракомъ объяснилъ, что очень заинтересовался Периколою и нарочно взялъ нумеръ подл нея.

— Нравится она мн ужасно! добавилъ онъ. глядя мн прямо въ глаза своими голубыми, спокойно блистающими зрачками.— Дохленькая она такая, и глаза ядовитые!

Бываетъ, что иногда слово получаетъ совсмъ не тотъ колоритъ, какой мы въ немъ чувствуемъ обыкновенно. Такъ и въ настоящемъ случа, слово ‘дохленькая’ удивительно пришлось къ своеобразной, недоразвившейся и уже чуть-чуть привявшей красот Периколы.

— А Пикилло васъ не обезкураживаетъ? спросилъ я смясь.

Сохотовъ молча вытеръ усы. Блескъ его глазъ мгновенно сдлался какъ бы стекляннымъ, и въ губахъ выразилось что-то надменное к натянутое. Онъ точно обидлся за мой вопросъ, за это сопоставленіе его, Сочотова, съ какимъ-то провинціальнымъ пвцомъ — и въ ту минуту показался мн именно такимъ, какъ описывала его Олеся. Но онъ тотчасъ перемнилъ разговоръ и опять сталъ милъ и любезенъ по прежнему.

Вечеромъ, когда я зашелъ въ ‘Шато’, концертъ уже кончился, и въ саду оставались только ужинавшіе.

Ни Периколы съ ея спутникомъ, ни Оохотова я не повстрчалъ, но вернувшись въ отель, узналъ, что еще никого изъ нихъ нтъ дома. Уже засыпая, я услышалъ шаги по корридору, звяканье сабли и шпоръ, и какъ будто пьяненькій голосъ, напвавшій:

Я просто готова! готова!

Но тсс!

Объ этомъ ни слова!

Я догадался, что они ужинали вмст, и подивился быстрымъ успхамъ моего новаго сосда. Признаюсь, эти успхи меня совсмъ не обрадовали, потому что въ обстановк моихъ ‘птичекъ пвчихъ’ была какая-то своеобразная идиллія, что-то даже любопытно-нелпое, тогда какъ ухаживанья зазжаго гвардейскаго Офицера не представляли уже ровно никакого интереса.

Мн даже хотлось предостеречь Периколу, заставить ее съ самаго начала взглянуть въ глаза опасности. Дня черезъ два, когда мн привелось быть съ нею вдвоемъ, я нарочно завелъ разговоръ о Сохотов. Мн было любопытно узнать, встрчала-ли она раньше такихъ какъ онъ, догадывается-ли она о характер его улаживаній. Но она почти при первыхъ моихъ словахъ закинула голову и взглянула на меня изумленными, встревоженными глазами.

— Что вы! что вы такое говорите! воскликнула она съ разлившеюся по лицу краскою.— Сохотовъ? да это такой человкъ, какого я думаю еще не было никогда! Это жь прелесть что такое! Это — богъ!

Я въ свою очередь съ изумленіемъ взглянулъ на нее.

— Когда жь это онъ усплъ такъ очаровать васъ? спросилъ я.

— Ахъ, да съ первой же минуты, отвтила Перикола и сложила руки. Что-то задумчиво-страстное заволокло ея хрустальные глаза и покривило уголки губъ. Мн показалось даже, что тонкое личико ея какъ будто похудло за эти два дня.

— Да вы влюблены въ него! сказалъ я съ невольнымъ ощущеніемъ не то горечи, не то страха.

Она посмотрла на меня, сблизивъ свои выразительныя бровки — и улыбнулась. Столько страданія и какого-то ядовитаго счастья выразилось въ этой улыбк, что мн совстно стало моего разговора.

Изъ разговора этаго впрочемъ произошло то удобство, что я совершенно успокоился и предоставилъ длу идти своимъ обыкновеннымъ порядкомъ. Я даже пересталъ заходить къ моимъ сосдямъ, но отдлявшій насъ корридоръ былъ такой узенькій, и двери такъ плохо притворялись, что я почти всегда зналъ что тамъ длается. Такимъ образомъ привелось мн между прочимъ узнать, что хозяинъ гостинницы требовалъ отъ ‘ птичекъ пвчихъ’ но счету, а заплатить имъ было нечмъ, потому что изъ Одессы они пріхали налегк, по захвативъ ничего съ собою и даже оставивъ тамъ долги. Перикола хотла достать впередъ у содержателя ‘Шато’, но тотъ высчиталъ что они должны у него въ ресторан за нсколько ужиновъ, и подложилъ только десять рублей.

Съ этими десятью рублями Громовъ куда-то ушелъ, и вернулся съ конфектами, сладкимъ пирогомъ и бутылкою какой-то рдкостной мальвазіи. Оказалось что онъ ужасный лакомка и можетъ състь даже натощакъ столько сладостей, какъ ни одна женщина. Въ довершеніе всего въ это самое утро пріхалъ изъ Одессы какой-то жидокъ, съ спеціальною цлью получить отъ нихъ долгъ. Артисты принялись вмст съ нимъ пересматривать свой инвентарь, но этотъ инвентарь такъ уже былъ сокращенъ предшествовавшими ревизіями, что найти въ немъ предметы роскоши и излишества оказалось чрезвычайно трудно. У Громова кром пиджака и фрачной пары, да еще какой-то шерстяной накидочки, совсмъ ничего не было.

— Гд-жъ твои пальто? слышалъ и какъ удивилась Славская.

— Ну вотъ! отозвался только Громовъ, и въ тон его голоса ясно выражалась мысль, что кто же станетъ держать пальто въ іюл мсяц, въ южномъ климат?

Перикола вытащила на средину комнаты чемоданъ и быстро выбросила изъ него нсколько платьевъ. Жидъ хотя и отозвался о нихъ критически, но взялъ съ собою, сказавъ что переговоритъ съ антрепренеромъ. Перикола по уход его радостно захлопнула чемоданъ, бросила на столъ принесенный Громовымъ пирогъ и постучала ко мн и къ Сохотову. Послдняго не было въ номер.

— Ну идите вы, у насъ конфекты и пирогъ, и еще бутылка мальвазіи, позвала она меня.

— Помилуйте, я еще не обдалъ, удивился я.

— Какъ будто непремнно надо каждый день обдать! возразила ІІерикола, и разрзавъ пирогъ на большіе куски, принялась съ наслажденіемъ сть. Громовъ тоже прислъ, и очень скоро они вдвоемъ покончили не только съ пирогомъ, но и съ мальвазіей.

‘Идиллія!’ подумалъ я.

— Ну, вотъ теперь дйствительно можно и обдать, сказалъ Пиколо, вытирая прямо рукой обсахаренныя губы.

— Разумется, лучше я скажу Сохотову, чтобъ онъ посл ‘Шато’ опять задалъ намъ ужинъ, докончила Перикола.

А-ахъ, кань я люблю военныхь..

запла она, откинувъ на спинку стула свою хорошенькую головку и странно жмуря глаза. Но на первомъ стих она вдругъ оборвала, выпрямилась и съ сердитымъ видомъ отвернулась отъ меня. Громовъ посмотрлъ на нее и на меня, пожалъ плечами, ушелъ въ спальную и захлопнулъ за собою дверь.

— Послушайте, въ Петербург весело? веселе чмъ здсь? бросила мн Перикола, не оборачивая лица.

— Не знаю. По моему здсь лучше, сказалъ я.

— Зачмъ вы всегда вотъ такъ отвчаете? вамъ нарочно хочется подразнить меня? проговорила Перикола и вдругъ встала, подошла къ окну и подпершись обими руками la Шнейдеръ, принялась напвать вполголоса:

Мы вс невинны отъ рожденья..

— До свиданья, сказалъ я съ другаго конца комнаты.

— Прощайте, отвтила она не оглянувшись.

VI.

Толкнувшись вечеромъ въ ‘Шато’, я встртилъ тамъ Сохотова, который тотчасъ сталъ убдительно звать меня ужинать вмст съ нимъ и съ ‘птичками пвчими’ тутъ же въ отдльномъ кабинет.

— Право, будетъ превесело, убждалъ онъ, какъ-то радостно мигая глазами.

Я согласился. Сохотовъ пошелъ въ буфетъ, отыскалъ хозяина, веллъ приготовить самую лучшую комнату и затмъ приступилъ къ весьма сложнымъ распоряженіямъ насчетъ яствъ и нитей. Онъ это длалъ съ такимъ радостнымъ и лакомымъ видомъ, и обнаруживалъ столько тонкаго пониманія вещей, что слушая его ужасно хотлось сть.

Какъ только прошумла послдняя фейерверочная ракета. мы забрались вчетверомъ въ крошечный кабинетикъ на верху террассы. Въ саду гасли огни, въ открытое окно неслось теплое благоуханіе южной ночи, смшанное съ запахомъ еще не разошедшагося пороховаго дыма. Громовъ, успвшій еще раньте сходить нсколько разъ въ буфетъ, чувствовалъ себя очень весело, плъ и поминутно вскакивалъ съ дивана, угрожая безопасности стола и всего на немъ разставленнаго. Перикола, съ легкими слдами румянъ и чуть подведенными рсницами—ей негд было сдлать посл-спектакльный туалетъ — была напротивъ очень молчалива, и мн показалось что подъ театральными румянами похудвшее личико ея было блдне обыкновеннаго. Я очень удивился когда она, меньше пасъ всхъ обнаруживавшая въ этотъ вечеръ веселости, толкнула меня подъ столомъ ножкой и сказала тономъ упрека:

— Зачмъ вы такой серьезный? это глупо.

— Я нисколько не серьозне другихъ, возразилъ я.

— Нтъ, я знаю, что вы обо всемъ такомъ очень дурно думаете, и это глупо, глупо, повторила она, и наморщивъ бровки, какъ-то загадочно постучала косточками пальцевъ но столу.

Сохотовъ то и дло подливалъ всмъ вина, и въ особенности Громову, который очень скоро совсмъ напился, и отыскивая себ боле спокойное положеніе, сперва вытянулъ па диван одну ногу, потомъ и другую. Перикола встала, и облокотившись грудью на окпо, нсколько минутъ молча глядла въ темную глубину сада, гд замиралъ послдній говоръ разбредающейся толпы. Съ улицы, изъ-за ряда высокихъ и тощихъ тополей, доносился отдаленный грохотъ колесъ, а вверху, въ безлунномъ неб, трепетали и разсыпались золотыя блестки падающихъ звздъ.

Свтило солнце средь небесъ,

Прекрасный путникъ шелъ чрезъ лсъ.

Прекрасный путникъ… Средъ небесъ…

бормоталъ заплетающимся языкомъ Пикило-Парисъ, силясь взять какую-то ноту сквозь одолвавшій его сонъ. Но вмсто поты раздался стукъ упавшей на полъ бутылки, и голова самого Париса упала на засаленный валикъ дивана.

— Что теперь съ нимъ длать! сказала Перикола.

Сохотовъ вышелъ изъ комнаты. Я подошелъ къ Громову, потолкалъ его, по безъ всякаго успха. Онъ только сталъ свистть носомъ.

— Куда еще этотъ Сохотовъ двался! сказала Перикола, и тоже вышла изъ комнаты.

Я остался вдвоемъ съ замертво-пьянымъ артистомъ. Прошло нсколько минуть—ни Перикола, ни Сохотовъ не появлялись. Въ маленькой комнат слышно было только сопнье Громова, и въ раскрытое окно по прежнему плылъ влажный, теплый воздухъ, наполненный запахомъ только-что зацвтавшихъ липъ. Мн сдлалось очень скучно ждать. Наконецъ вошелъ прислуживавшій намъ лакей и остановился у двери.

— А гд же другіе, что здсь ужинали? спросилъ я.

— Да они ухали, отвтилъ лакей.

‘Вотъ это прекрасно!’ подумалъ я въ непріятномъ сознаніи своего глупаго положенія. Лакей, вроятно понявшій это положеніе по-своему, поспшилъ заявить что господинъ Сохотовъ заплатилъ все но счету.

Я тмъ не мене не зналъ что сдлать: оставить Громова одного въ такомъ положеніи было неловко, а возиться съ нимъ—съ какой радости?

— Да вы о нихъ не безпокойтесь, ужъ мы присмотримъ, продолжалъ лакей.— Везти ихъ въ такомъ вид никакъ не возможно, и господинъ Сохотовъ обо всемъ распорядились.

Ну, если господинъ Сохотовъ обо всемъ распорядился, то мн тутъ ничего не оставалось длать, и я очень радъ былъ поскоре ухать.

VII.

Въ отел на нашей половин было совершенно тихо, когда я пробирался по корридору въ свой нумеръ. Ни Славская, ни Сохотовъ не возвращались. Завернувшись въ одяло, я еще долго прислушивался къ малйшему звуку и шороху, словно ожидая чего-то — и ничего не дождавшись, наконецъ заснулъ и проспалъ очень долго.

Поутру — или лучше сказать днемъ, потому что это было уже около полудня — меня разбудилъ сильный стукъ въ дверь. Я поднялся съ постели и повернулъ ключъ въ замк. Ко мн вошелъ Громовъ. Онъ былъ во фрак, очевидно не переодвшись со вчерашняго вечера, и имлъ очень растерянный видъ.

— Вдь ихъ нту, заявилъ онъ еще на порог.

Я только пожалъ плечами. Громовъ прошелся по комнат и слъ въ кресло.

— Это свинство, сказалъ онъ.— Она должна была оставить мн денегъ.

Слово ‘деньги’ тотчасъ меня успокоило. Я догадался, что въ событіяхъ, которыя мн привелось наблюдать, не было матеріала для трагедіи и, ни даже для драмы.

— Если бы я не проспалъ чортъ знаетъ до котораго часу, я бы ихъ засталъ еще здсь, и ужь тогда была бы игра! продолжалъ Громовъ, какъ-то странно двигая своими огромными ручищами.

— Но у васъ остались ея вещи, напомнилъ я, чтобы его утшить.

— Тряпье! отозвался онъ.— Впрочемъ, ихъ надо сейчасъ же снести, а то этотъ проклятый жидъ заберетъ къ себ, догадался Громовъ.

Только-что онъ вышелъ изъ моей комнаты, кондукторъ съ желзной дороги принесъ мн записку отъ Сохотова. Мой бывшій сосдъ извинялся, что обстоятельства заставили его ухать не простившись со мною, и просилъ не сердиться за неожиданную развязку вчерашняго ужина. Перикола мн кланялась и жала руку — до встрчи въ Петербург.

Черезъ нсколько минутъ я видлъ какъ Громовъ съ порядочнымъ узломъ шмыгнулъ по корридору.

‘Идиллія’ больше не существовала.

В. АВСЕНКО

ГУБЕРНСКАЯ ПЕРИКОЛА

Читайте также: