Григорий Потемкин. Его жизнь и общественная деятельность, Огарков Василий Васильевич, Год: 1892 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 16 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

В. В. Огарков

Григорий Потемкин

Его жизнь и общественная деятельность

Биографический очерк

С портретом Потемкина, гравированным в Лейпциге Геданом

Оглавление:

Введение

Глава I. Первые шаги временщика

Глава II. Возвышение Потемкина

Глава III. Актив и пассив ‘князя Тавриды’

Глава IV. Могущество, причуды, капризы и романы Потемкина

Глава V. Путешествие Екатерины II на юг

Глава VI. Очаков, Петербург и Измаил

Глава VII. Конец потемкинской феерии

Источники

Введение

Князь Потемкин-Таврический — это громкое и блестящее имя давно привлекало внимание историков и поэтов. Его необычайное возвышение и могущество, необыкновенная жизнь, закончившаяся такой же необыкновенной смертью, интересовала и тех, и других. В литературах различных стран ему посвящены исследования, поэмы и романы. Одни из историков новейшего времени и современники князя смотрели на него, как на ‘язву России’ и как на человека, отличавшегося только возмутительными пороками, другие, находя, что он не стеснялся никакими нравственными догмами, в то же время признавали за ним огромные таланты и большие заслуги перед государством. И этими противоречивыми взглядами, составляющими удел многих людей необыкновенных, наполнена почти вся литература о Потемкине. Но можно думать, что все эти разноречия способны слиться в том представлении о личности временщика, по которому он, являясь лицом, наделенным несомненными дарованиями и оказавшим большие государственные заслуги, в то же время в высокой степени обладал пороками своей эпохи, еще шире проявившимися в нем, благодаря его кипучей, необузданной натуре и могуществу.

Из громадной литературы о Потемкине мы в своем очерке главным образом пользовались известной монографией профессора Брикнера ‘Потемкин’, а также обстоятельными биографическими материалами о временщике, помещенными в ‘Русской старине’ за 1875 год, кроме всех тех источников, которые поименованы в конце биографии.

Глава I. Первые шаги временщика

Интерес, возбуждаемый личностью Потемкина. — Рождение его и детство. — Отец Потемкина. — Сведения о матери. — Учение. — Богатое воображение и мечты Грица. — Червь честолюбия. — Крайности и противоположности в характере. — Склонность к религиозному. — Университет. — Золотая медаль. — Успехи в Петербурге. — Исключение из университета. — Поступление на действительную военную службу. — Долг архиепископу Амвросию. — Успехи по службе. — Участие в событиях 28 июня 1762 года — Награды. — Известность при дворе. — Заискивания у государыни. — Находчивость, смелость и остроумие. — Потеря глаза. — Тоска и отчаяние. — Сцена с Орловым. — Опять во дворце. — Винегрет должностей. — ‘Опекунство’ над инородцами

Среди известных в истории баловней счастья, изумлявших современников своим могуществом, успехами и богатством и служивших у потомков материалом для создания фантастических легенд об их необыкновенном возвышении, — одной из самых крупных личностей является Потемкин. Близкий друг прославленной императрицы, исключенный за неуспешность из университета и тем не менее обладавший громадными талантами, желавший в юности поступить в монахи, а потом в течение долгих лет бывший обладателем целого гарема роскошных красавиц, сын захудалого помещика и впоследствии бросавший миллионы на свои затеи, угощавший дам на балах десертом из бриллиантов, человек, за которым ухаживали коронованные особы и который в течение долгих лет держал в своих руках судьбы родины и Европы, оригинал, о чудачествах, капризах и выходках которого составилась целая литература на нескольких европейских языках — ‘великолепный князь Тавриды’ представляет богатый психологический материал для наблюдателя. Около этого колосса Екатерининского царствования группируется ряд людей, политических событий и общественных явлений, характеризующих данную эпоху и представляющих не менее интересный материал и для историка. Жизнь Потемкина поучительна и для философа, представляя собой пример суетности земного величия и пустоты деятельности, не согретой горячим стремлением к идеальной и возвышенной цели. Этот временщик, испытавший все, что только возможно на земле, в моменты самого высокого своего положения томился безысходной тоской… Он, скучавший в золоченых чертогах и не удовлетворявшийся баснословною роскошью, умер среди пустынной степи, и две медные грязные монеты закрыли на вечный сон его глаза.

Рождение, детство и первые шаги знаменитого князя известны больше из устных преданий, нежели на основании точных письменных источников. Поэтому некоторые данные о вышеозначенном времени довольно проблематичны и часто приукрашены вымыслами — как, впрочем, и многое в жизни Потемкина. В этом случае, как и в других подобных, народная фантазия, пораженная зрелищем необычайного могущества человека, старается найти зачатки этого явления еще в самом далеком прошлом героя и окружает его чуть не с пеленок сверхъестественным романтическим ореолом. Не избежал этой участи и ‘князь Тавриды’, хотя действительно он по своим свойствам более чем кто-нибудь другой имел право на это.

Григорий Александрович Потемкин, сын небогатого, вышедшего в отставку майора, увидел свет в селе Чижеве близ Смоленска в сентябре 1739 года. Размышляя о многих особенностях будущего присоединителя Крыма, особенностях, которых в полном размере не могла привить атмосфера, окружавшая Потемкина в позднейшие годы, невольно обращаешься к свойствам его отца. Александр Васильевич Потемкин, отец будущего ‘светлейшего’, по рассказам современников, был человек гордый, порою необузданный и не стеснявшийся в своих желаниях, насколько это позволяло его положение. Так, при живой еще первой жене он женился на другой, мучил последнюю ревнивыми подозрениями и пр. Рассказывают еще, что он, явившись для освидетельствования в военную коллегию, чтобы уволиться по болезни, причиненной ранами, полученными в сражениях, от службы и узнав в одном из присутствовавших членов служившего у него когда-то в роте унтер-офицером, сказал:

— Как? И он будет меня свидетельствовать! Я этого не перенесу и останусь еще на службе, как ни тяжки мои раны! — И он действительно после того остался еще два года на службе.

Весьма возможно, что некоторые из черт сына представляли унаследованные свойства отца. Но несомненно и то, что в значительной степени выдававшиеся в Потемкине качества: надменность, гордость, неудержимость желаний, — выработались в нем благодаря его положению и окружающей обстановке. Встречая раболепное, безграничное поклонение даже от самых высших сановников, ‘князь Тавриды’ привык третировать всех окружающих, не встречая серьезных соперников себе по уму и талантам, он гордился своими умственными преимуществами, не находя преград исполнению самых необузданных желаний, он привык считать их законом для всего окружающего.

Впрочем, влияние отца на сына могло выразиться только в передаче последнему наследственных качеств, так как Григорий Александрович, или, как его звали в детстве и юности, Гриц, рано осиротел: отец его умер в 1746 году. Относительно матери будущего ‘светлейшего’, Дарьи Васильевны, урожденной Скуратовой, и отношений ее к сыну имеется мало данных. Она из скромных, ‘захудалых’ дворянок, благодаря сказочному возвышению сына сделалась статс-дамой при дворе, была красива и неглупа. Сохранились указания на то, что сын впоследствии не питал особенно нежных чувств к матери, так как она осуждала донжуанские наклонности своего вельможного детища, не щадившего в ухаживаниях даже родных племянниц.

По смерти мужа мать Грица с детьми переселилась в Москву, где родственник покойного Потемкина, Григорий Матвеевич Козловский, был президентом камер-коллегии. Этот родственник покровительствовал семье будущего князя, и с сыном Козловского, Сергеем, Потемкин, по достижении возраста, посещал, до поступления в университет, учебное заведение Литкеля в немецкой слободе.

Потемкин, обладавший пламенным воображением и необычайной памятью, рано отдался книгам и своим грандиозным мечтам. Тогда уже в нем замечались странности и не укладывавшиеся в обычные рамки поведения поступки и мысли. То, что часто служит признаком людей крупных, избранных личностей, не удовлетворяющихся обыденной сутолокой житейских мелочей, и ум которых жаждет подходящей пищи, часто перебрасываясь от одного к другому, — то нередко кажется окружающим сумасбродством. Так было и с Потемкиным. Родившись с необычайными способностями и богатым воображением (что доказывается достоверными показаниями современников и колоссальными планами князя), он не мог удовлетвориться ‘пошлою прозою’ жизни, на которую его обрекла судьба, не поставив высоко по рождению будущего властелина. С другой стороны, время, в которое жил Потемкин, богатое ‘авантюрами’, создававшими из ничтожества могущественных вельмож, а также и классическая литература с ее знаменитыми героями, любителем которой был Гриц с детства, все это могло распалять в кипучем уме мальчика честолюбивые стремления. Многие свидетельства современников указывают на этого червя честолюбия, который с юности грыз ‘великолепного князя Тавриды’. То ему нравится и влечет к себе величие архиерейского служения, блеск и поклонение: он желает быть архиереем. То ему хочется быть министром и военачальником. Попадаются и совершенно детские мечты о скупке домов за Яузой и постройке на месте их одного ‘преогромного здания’.

В кипучей натуре Потемкина жили часто противоположные крайности, что нередко является признаком людей с дарованиями. Склонный еще в юности к созерцанию, религиозный, до тонкости вникавший в вопросы богословия, умевший цитировать святых отцов и не шутя думавший о монашестве, Потемкин в то же время способен был проявлять бесшабашный сенсуализм, перед которым бледнеют самые роскошные мифы, посвященные этому культу. Многие, знавшие князя, рассказывают о его сохранившейся на всю жизнь страсти к наукам отвлеченным и чтению классиков. Во время своей силы ‘светлейший’, вместе с гаремом красавиц, арапами и челядью, держал у себя ученых раввинов, раскольников и начетчиков. Он любил, после разъезда своих гостей, собирать эту часть своего штата, стравливал спорщиков друг с другом, сам принимал участие в прениях и изощрял таким образом свои знания еще более.

Для всякого недюжинного ума всегда будет интересной область таинственного, мистического, мучающегося сомнениями человека неотразимо влечет приподнять ‘покров Изиды’. Помимо этого у Потемкина вкус к богословию и религиозным мыслям мог развиться и от частых собеседований с духовными лицами в юности, из которых особенно полезным собеседником и наставником его был иеродиакон греческого монастыря Дорофей. Во всяком случае, даже в раннюю пору жизни Потемкина, из сохранившихся о ней данных видно, что его давно волновала жажда славы и подвигов, желание властвовать над другими. Как будто тогда у него являлось предчувствие колоссальной власти и могущества, заставлявшего впоследствии даже представителя ‘гордого Альбиона’ лорда Мальмсбюри (Гарриса) заискивать у не церемонившегося с посланниками князя.

Поступив в только что учрежденный университет, Потемкин первое время с жаром отдался изучению наук, что так отвечало его кипучей любознательности. За дарования и успехи он удостоился золотой медали и затем, когда Шувалов приказал выбрать 12 лучших воспитанников университета и прислать их в Петербург, в числе избранных оказался и Гриц. Студенты были приняты в домах вельмож столицы и у иностранных посланников, причем, по отзывам современников, Григорий Потемкин производил особенно хорошее впечатление своей находчивостью и остроумием, а также сведениями в богословии и ‘эллино-греческом’ языке. Наконец воспитанники были представлены императрице Елизавете Петровне.

Весьма возможно, что молодой, лелеявший высокие мечтания Потемкин, увидев роскошный двор Елизаветы, при котором блистало столько баловней счастья, часто не наделенных даже скромными талантами, еще более распалился честолюбивыми вожделениями, и, может быть, это обстоятельство отчасти было причиной того, что Гриц стал манкировать университетом.

Наука в тогдашнем обществе не была еще настолько уважаемой персоной, чтобы доставить ученому высокое положение в обществе. Развитая мускулатура, высокий рост и физическая красота могли создать владельцу их гораздо более блестящую карьеру, чем даже изобретение чего-нибудь вроде бинома Ньютона. И, понятно, военная служба, дававшая возможность лучше проявить вышеупомянутые качества, являлась тогда самой удобной ареной для молодых честолюбцев, предпочитавших ее всему другому. Эта истина была слишком проста, чтобы вскоре ее не усвоил и Потемкин. Рассказывают, однако, что непосредственными причинами исключения Грица из университета (около 1760 года) были его самостоятельные занятия и усердное чтение, а также и душеспасительные беседы с монахами, отвлекавшие его от лекций. Как бы то ни было, но будущий меценат и покровитель ученых и литераторов, которые впоследствии пресмыкались перед ним, воспевали его в высокопарных одах и вымаливали от него милостей, был исключен из университета за ‘леность и нерадение’. Следует указать на то интересное обстоятельство, что вместе с Потемкиным той же участи подвергся и известный Новиков, один из просвещеннейших людей своего времени. Будет не лишено справедливости замечание, что тогдашняя наука и способы ее преподавания были настолько педантичны и сухи, что не укладывались в души талантливых учеников, и это являлось, в свою очередь, причиной охлаждения последних к учению.

Потемкин окончательно положил расстаться с мечтами об учености и ‘командовании попами’: он решил поступить на действительную военную службу. По обычаю того времени, еще мальчиком его записали в конную гвардию рейтаром. Занимаясь в университете, он постепенно был повышаем в чинах, дойдя в 1759 году до каптенармуса. Отметим то обстоятельство, что чин капрала Гриц получил, по докладу Елизавете Ивана Шувалова, за свои успехи в богословии и ‘эллино-греческом’ языке еще во время своей поездки в Петербург в 1757 году. О желании своем поступить на службу Потемкин сообщил одному из наиболее часто посещаемых им в Москве иерархов, Амвросию Зертис-Каменскому, впоследствии известному архиепископу Московскому и Калужскому. Тот одобрил его намерение и дал будущему ‘светлейшему’ на дорогу пятьсот рублей. В отношении уже к этому облагодетельствовавшему его другу Потемкин выказал ту небрежность и беспорядочность, которые так часто проявлял впоследствии ко многим своим нравственным обязательствам. ‘Великолепный князь Тавриды’, бросая огромные суммы на прихоти, сделав десятки своих родственников и клевретов миллионерами и богачами, не любил платить даже скромных долгов. Так было и с этими 500 рублями Амвросия. Потемкин, обещавшись заплатить их вскоре и с процентами, не исполнил этого обязательства даже по отношению к наследникам архиепископа.

В Петербурге Гриц занялся усердным изучением строевой службы и обнаружил в этом искусстве не меньшие способности, чем в изучении 2 — 3года назад догматических отвлечений и тонкостей. Он обратил на себя внимание как прекрасным знанием службы, так и хорошей ездой, статностью и красотой. Все это сделалось причиной того, что он был вскоре произведен в вахмистры и взят ординарцем к любимому дяде императора Петра III Георгу Голштинскому, правя в то же время ротой, в которой служил.

Время, в какое попал Потемкин в Петербург, было самое удобное для людей с честолюбивыми стремлениями. Хотя в точности и не выяснена роль Потемкина в событиях при воцарении Екатерины, и рассказы об его участии в них довольно сбивчивы, но мы действительно видим, что счастье ему улыбнулось, он находился в списке представленных Георгием Орловым к наградам, и сама государыня писала о нем Понятовскому следующее: ‘в конной гвардии офицер Хитрово и унтер-офицер Потемкин направляли все благоразумно, смело и деятельно’.

Четыреста душ крестьян, чин подпоручика гвардии и камер-юнкера при дворе были первыми скромными наградами ‘светлейшего’, который в эпоху своего могущества говаривал некоторым доверенным лицам, что мог бы быть и королем Польским, и великим герцогом Курляндским, но что на все это было ему ‘наплевать’!

Мечты молодого честолюбца исполнились, первый, самый трудный шаг был сделан. Потемкин стал известен государыне, которая не могла не обратить внимания на величественного конногвардейца, отличавшегося образованием и остроумием. Много рассказов имеется в литературе о том, как вел себя в это время при дворе Потемкин и чему он главным образом обязан был своим возвышением. Передают, например, что ‘князь Тавриды’ умел подделываться под чужой голос, чем нередко забавлял Григория Орлова. Об этом узнала и государыня, пожелавшая поближе познакомиться с забавником. Спрошенный о чем-то Екатериной, Потемкин отвечал ей ее же голосом и выговором, чему она до слез смеялась. По тем же рассказам, на достоверность которых можно полагаться лишь до известной степени, Орловы, сначала покровительствовавшие Грицу, потом стали ревниво следить за всеми шагами его и даже как-то раз сильно исколотили палками будущего властелина.

Несомненно только, что Потемкин был принят при дворе и часто находился, в качестве камер-юнкера, в обществе государыни, чувствовавшей симпатию к молодому придворному, ум, находчивость и смелость которого ей не раз пришлось оценить. Так, однажды Екатерина обратилась к Потемкину за столом с вопросом на французском языке, тот отвечал ей по-русски. Сидевший за столом знатный сановник — из породы Полониев — заметил Потемкину, что подданный обязан отвечать своему государю на том языке, на котором был задан вопрос. Но молодой камер-юнкер, нисколько не смущаясь, возразил:

— А я, напротив того, думаю, что подданный должен ответствовать своему государю на том языке, на котором вернее может мысли свои объяснить: русский же язык учу я с лишком 22 года.

В другой раз, императрица играла в карты с Григорием Орловым. Потемкин подошел к столу, оперся на него рукой и смотрел в карты государыни. Орлов шепнул ему, чтоб отошел.

— Оставьте его, — возразила государыня, — он вам не мешает!

Но к честолюбцу, начавшему с такими явными признаками успеха свою карьеру, подкрадывалось страшное несчастье: он окривел на правый глаз. История с этим глазом также послужила поводом для многих, часто самых фантастических рассказов. Ходили слухи, что глаз Потемкину вышиб кулаком Алексей Орлов, что ему во время ссоры с одним придворным последний выколол глаз шпагой и тому подобное. Но достовернее всего является рассказ племянника ‘светлейшего’, графа Самойлова, оставившего очень ценное для истории Потемкина жизнеописание знаменитого дяди. По рассказу Самойлова, Потемкин, возвратившись из Москвы в 1763 году после коронации Екатерины II, заболел горячкой. Всегда отличавшийся своенравностью, он и в этом случае не хотел лечиться обычным порядком и не обратился к патентованным докторам, а взял для этого простого знахаря Ерофеича (изобретателя знаменитой водочной настойки), обвязавшего ему голову какой-то доморощенной припаркой. Почувствовав страшный жар и боль в голове и обвязанном глазу, Потемкин сорвал повязку и заметил на глазу нарост, застилавший ему зрение. В нетерпении он сорвал этот нарост булавкой и окривел. Как бы то ни было, Потемкин лишился употребления одного глаза, и мы легко можем представить себе его страшное отчаяние. Его звали Алкивиадом, и какой жестокой насмешкой была эта кличка по отношению к окривевшему Потемкину!

По свойственной его страстной натуре крайности, жизнерадостный до того Потемкин теперь отдался самому мрачному отчаянию. Все казалось ему погибшим: завоеванное уже внимание государыни, а с ним — блеск, слава и могущество… Он, по рассказам современников, целых 18 месяцев просидел безвыходно дома, в комнате с закрытыми ставнями, валялся в постели, отрастил бороду и принимал только самых близких людей. В наиболее сильные пароксизмы отчаяния Потемкин возвращался к мечтам детства о пострижении в монахи, усердно занимался богословскими вопросами и изучал богослужебные обряды… Весьма возможно, что в его голове роились и другие планы — во что бы то ни стало, тем или другим способом, завоевать известность, и если ему казалась погибшей его карьера при дворе, то он мог стать известным вообще на поприще государственной службы. Племянник Потемкина сообщает, что дядя за время своего уединения много читал книг и ‘изощрял свой ум познаниями’.

В конце концов Потемкин по своей живой натуре, лелея разные планы, примирился со своим недостатком, который, по отзывам современников, был почти незаметен и очень немного портил его замечательную красоту. С повязанным глазом Потемкин стал мало-помалу появляться в обществе и, наконец, снова по желанию Екатерины, попал во дворец.

Тот факт, что Потемкин был вызван из своего уединения самой императрицей, указывает, что последняя его помнила и интересовалась его судьбой. И весьма правдоподобны рассказы о том, что Орловы не желали появления его во дворце, иначе он еще раньше попал бы в придворные сферы, в которых имел такой успех.

Как бы то ни было, но в один прекрасный день к отшельнику явились Алексей и Григорий Орловы.

— Тезка, — сказал Григорий, — государыня приказала мне глаз твой посмотреть!

Но Потемкин не хотел сначала исполнить этого требования, тогда Орловы силой сняли повязку с глаза и убедились, что их соперник окривел.

— Ну, тезка, — проговорил тогда Григорий Орлов, — а мне сказывали, что ты проказничаешь… Одевайся: государыня приказала привести тебя к себе!

Таким образом состоялось вторичное появление Потемкина при дворе.

Мы не будем передавать всех рассказов, относящихся к жизни Потемкина в это время: события ее не представляются интересными, и, кроме того, имеется мало документальных данных об этом периоде. Блестящие дни временщика, изумившего Европу своим великолепием и могуществом, были еще впереди. Одно только можно сказать, что он нередко за описываемое время бывал во дворце, забавлял государыню своими выходками и давал ей возможность знакомиться со своим выдающимся умом и дарованиями. Не было, вероятно, недостатка со стороны Орловых и их сильной партии в желании дискредитировать Потемкина, так настойчиво становившегося им поперек дороги. Ничего нет необычайного и в том, что они старались под тем или другим предлогом удалить его от двора и дали ему, между прочим, очень неавантажную командировку в Швецию, которая, впрочем, по другим источникам относится к более раннему периоду службы Потемкина. Весьма возможно также, что бывали дни, когда сама императрица, настроенная Орловым, менее дружелюбно относилась к будущему временщику.

Во всяком случае на Потемкина за эти 7 — 8 лет не пролилось особенных милостей и его служебное положение шло довольно обыкновенными шагами. Нам нет надобности делать скучное перечисление его наград и производств, скажем только, что он в 1768 году был пожалован в камергеры.

Мы не можем обойти молчанием то обстоятельство, что будущему могущественному человеку, простершему свою длань над обширной Россией, приходилось за это время часто занимать неподходящие должности и делать почти опереточные скачки от одного дела к другому. То он ‘занимает казначейскую должность’ и надзирает за шитьем казенных мундиров, то заседает за обер-прокурорским столом в Святейшем Синоде, ‘дабы слушанием, читанием и собственным сочинением текущих резолюций навыкал быть способным и искусным к сему месту’, — как сказано в указе Синоду. Может быть, знание богословских книг и церковных обрядностей Потемкиным оправдывало в достаточной степени его присутствие в упомянутом учреждении, но довольно странно, что в 1767 году с двумя ротами своего полка он был командирован в Москву, где тогда собралась известная ‘Большая комиссия’ для составления ‘Уложения’. В ней Потемкин участвовал в качестве опекуна депутатов от татар и других иноверцев, выбравших его опекуном ‘по той причине, что они не довольно знают русский язык’, а также был членом ‘комиссии духовно-гражданской’. О деятельности его в этом знаменитом собрании не сохранилось данных, так что неизвестно, как он ‘опекал’ вверивших ему свои интересы иноверцев.

Итак, мы видим, что Потемкин прошел за время с 1761 по 1769 годы целый винегрет должностей: он ‘надзирал за мундирами’, был камер-юнкером, сидел за обер-прокурорским столом Синода, числился опекуном татар и состоял вместе с тем на действительной военной службе.

Но все эти ранги были слишком мелки для души, жаждавшей громких подвигов, богатства, власти и славы. А такой была, несомненно, душа Потемкина. И скоро мы его увидим в блеске недосягаемой власти — фигурой, способной приковать к себе глубокое внимание и историков, и психологов, и поэтов. Незримо созревали семена, зароненные Потемкиным в душу государыни, и наступало время, когда повелительница Севера, славившаяся своим умением выбирать людей, должна была опереться на могучую руку Потемкина.

Глава II. Возвышение Потемкина

Отъезд в армию.- Письмо к императрице. — Знаменитые эпизоды первой турецкой войны.- Участие в них Потемкина.- Аттестация его князем Голицыным.- ‘Обширные и дальновидные замечания’.- Чума и Григорий Орлов.- Возрастание интереса у государыни к Потемкину. — Васильчиков.- Письмо Екатерины.- Приезд Потемкина в Петербург. — Его ‘случай’.- Письмо императрицы к Гримму.- Интерес в придворной сфере и у посланников к новому любимцу.- Встреча с Орловым. — Потемкин — генерал-адъютант.- Письма жены Сиверса и посланников.- Власть и значение Потемкина.- Поклонение и лесть окружающих.- Награды и милости.- Потемкин — граф и князь.- Воспевание его поэтами.- Первые шаги в сфере государственных действий. — Зачатки обширных планов.- Уничтожение Запорожской сечи.- Мимолетная немилость и власть снова

В заседании ‘Большой комиссии’ 2 января 1769 года маршал собрания Бибиков объявил, что ‘господин опекун от иноверцев и член комиссии духовно-гражданской Григорий Потемкин, по Высочайшему Ее Императорского Величества соизволению, отправляется в армию волонтером’.

Потемкин захотел искать свою ‘фортуну’, довольно еще туго дававшуюся ему в апартаментах дворца, где кишели всевозможные интриги и было слишком много конкурентов, привлекавших внимание государыни, — на полях битв. Но Потемкин сделал это не просто, а с великолепием и помпезностью, которые так характерны для него, в этом случае ему хотелось произвести побольше впечатления на государыню. Он обратился к ней, прося дозволения ехать в армию, воевавшую с турками, с очень интересным письмом, из которого мы приведем небольшие выдержки:

‘Беспримерные Вашего Величества попечения о пользе общей, — писал Потемкин, — учинили отечество наше для нас любезным. Долг подданнической обязанности требовал от каждого соответствования намерениям Вашим… Я Ваши милости видел с признанием, вникал в премудрые указания Ваши и старался быть добрым гражданином. Но высочайшая милость, которою я особенно взыскан, наполняет меня отменным к персоне Вашего Величества усердием. Я обязан служить государыне и моей благодетельнице, и так благодарность моя тогда только изъявится во всей своей силе, когда мне для славы Вашего Величества удастся кровь пролить… Вы изволите увидеть, что усердие мое к службе Вашей наградит недостатки моих способностей, и Вы не будете иметь раскаяния в выборе Вашем…’

Таким громким письмом заявил будущий ‘великолепный князь’ о своем желании послужить ‘обожаемой монархине’. Он отправился в армию (переименованный из камергеров в генерал-майоры), находившуюся под начальством князя Голицына, осаждавшего крепость Хотин на Днестре. Эта первая при Екатерине война с Турцией, как известно, ознаменовалась громкими победами русских войск, покрывших себя славой под начальством графа Румянцева-Задунайского, сменившего Голицына. Знаменитые погромы турок при Ларге и Кагуле завершились выгодным для России миром при Кучук-Кайнарджи.

Эта же война доставила и первые лавры Потемкину. Еще при князе Голицыне он участвовал в целом ряде стычек и сражений, снискавших ему похвалы главнокомандующего. Изучив хорошо конную службу, о чем он и упоминал в цитированном выше письме к Екатерине, и действительно показав в этом деле крупный организационный талант впоследствии, Потемкин и при этих первых своих военных опытах оказался лихим кавалеристом.

‘Непосредственно рекомендую Вашему Величеству мужество и искусство, — писал Екатерине князь Голицын в рапорте о поражении Молдаванджи-Паши в августе 1769 года, — которое оказал в сем деле генерал-майор Потемкин, ибо кавалерия наша до сего времени еще не действовала с такой стройностью и мужеством, как в сей раз, под командой вышеозначенного генерал-майора’.

Мы не будем перечислять подробно подвигов Потемкина за время до конца 1770 года, когда последовала по случаю зимнего времени приостановка военных действий. Не будем рассказывать об этом подробно уже по одному тому, что потом на долю Потемкина выпало главенство в ведении другой войны с Турцией, где пришлось яснее выказать ему свои достоинства и недостатки. Скажем только, что ему пришлось участвовать почти во всех знаменитых сражениях этого периода, приходилось проявлять личное мужество и отличную распорядительность в самостоятельных действиях, участвовать в первом взятии Измаила русскими и прочее. Но его с полей битв тянуло в Петербург, во дворец, к источнику величия, милостей и богатств… Там жила государыня, внимание которой, в смысле совершения блестящей карьеры, стоило гораздо больше, чем истребление десятков армий и взятие дюжин крепостей. Потемкин прибыл в Петербург в конце 1770 года с отличными рекомендациями Румянцева. В письме Задунайского к государыне перечислялись заслуги Потемкина и, между прочим, говорилось:

‘Сей чиновник, имеющий большие способности, может сделать о земле, где театр войны состоял, обширные и дальновидные замечания, которые по свойствам своим заслуживают быть удостоенными высочайшего внимания и уважения, а посему и вверяю ему для донесения Вам многие обстоятельства, к пользе службы и славы империи относящиеся…’

Весьма возможно, что ‘обширные и дальновидные замечания’ Потемкина, склонного ко всему громкому и грандиозному, заключали уже и тогда в себе зародыш знаменитого ‘греческого проекта’, который так пугал Европу в прошлом столетии и до сих пор стоит перед народами в образе грозного ‘восточного вопроса’. Знаменитые победы Румянцева, в которых и сам Потемкин принимал известное участие, могли заронить в голову пылкого честолюбца, хватавшегося за всякий повод к возвышению, мысль о легком уничтожении Турции и о замене луны крестом на храме святой Софии. Впоследствии этот ‘греческий проект’ не шутя занимал Потемкина и государыню, причем на пост византийского императора прочили самого могущественного временщика.

В означенное время во дворце за благосклонность государыни происходила, как и всегда, борьба партий. Возросшее после Чесменской победы Алексея Орлова влияние этой фамилии возбудило недовольство со стороны партии Панина и других, энергично противодействовавших могучим Орловым. В этой борьбе придворных партий самым решительным ходом было выставление кандидата на внимание императрицы. В случае успеха выставлявшая его партия получала богатство, значение и власть.

Потемкин, хотя и благосклонно встреченный государыней, видел, что его час еще не пробил. Орлов являлся пока слишком могущественным человеком, чтобы с ним можно было легко справиться. О подробностях пребывания будущего временщика в. Петербурге за время с конца 1770 года и до отъезда его снова в армию в 1771 году не сохранилось подробностей. Известно только, что он, между прочим, завязал прочные дружеские отношения с двумя приближенными к Екатерине лицами: библиотекарем государыни Петровым и Иваном Перфильевичем Елагиным. Это было очень ловким шагом со стороны не дававшего маху будущего героя Тавриды. Первый из упомянутых людей, хорошо знакомый с князем раньше и бывший довольно известным виршеплетом тогдашнего времени, постоянно напоминал государыне о Потемкине, — к которому она и без того чувствовала симпатию, — воспевая его в стихах и прозе. Еще по поводу победы будущего ‘светлейшего’ при Фокшанах (1770), командовавшего небольшим самостоятельным отрядом, ходили при дворе вирши Петрова:

Он жил среди красот и аки Ахиллес

На ратном поле вдру

Его жизнь и общественная деятельность

Биографический очерк

Введение

Глава I. Первые шаги временщика

Глава II. Возвышение Потемкина

Читайте также: