Грань столетия, Куприн Александр Иванович, Год: 1900

Время на прочтение: 13 минут(ы)
Куприн А. И. Пёстрая книга. Несобранное и забытое.
Пенза, 2015.

ГРАНЬ СТОЛЕТИЯ

(Драматическая трилогия (нет, даже больше!) в… действиях и… картинах)

Действующие лица:
Презус — особых, а даже и не особых примет не имеет, с значком.
Ешька — гласный и кавалер загадочных орденов, как то: ‘Зеленого крокодила’, ‘Белого слона’, ‘Веселых Эфиопов’, ‘Чьей-то Подвязки’ и пр. Человек экзотический, говорит громко, в особенности на торгах.
Подпрезус — вакансия.
Ахов — толстый, а, следовательно, добрый человек. Как говорил Сервантес — ‘хрипун, удавленник, фагот’, кумир городских исполнительных приставов, а поэтому и торговок. Нелицеприятен. Из строевой службы хорошо удержал понятие ‘быть на взводе’.
Подбережный — бравый ‘молодец’, причисливший себя к крайней левой, дар слова получил на тридцать третьем году от рождения. Растучнел — сочувствует литературе… икре и прочим вино-гастрономическим препаратам.
Михель — длинный чухонец, а впрочем, может быть и немец. Длинноязычен. Напоминает те краны из арифметических задач, которые только тем и заняты, что наполняют и опорожняют бассейны без всего результата. Враг печатного слова, за исключением ‘Киевского’ непечатного.
Тумба — пузообразный человек, готовый лопнуть каждую минуту за интересы Подола и его прачек. Артезианскую воду не пьет, питается бренными останками Балкина (ум. декабря 1899 г.), поля орошения тож. Косноязычен и говорит с придыханием. Держится Подбрежного.
Урон С. — избран в магистрат театральными статистиками под режиссерством артиста ‘Кнорье и др.’. Председатель так называемой ‘собачьей комиссии’ и вообще мастер по бутафорской части во всех вопросах, не стоящих выеденного яйца. Писал.
Юс-Малый — силен в древних языках — как говорят, впрочем, его ученики, — но в русской грамоте более силен на язык. Язычок женский.
&lt,в рукописи указание на вставку&gt,
Кожа — секретарь.
Несколько сторожей в мундирах с зелеными кантами. Гласные без речей, из сдаточных, содержатели трактирных и иных прочих заведений, боксеры, наемные убийцы, духи, репортеры, индийские факиры, престидижитаторы, заклинатели змей, народ, матросы и заговорщики. Кроме того, совершенно неожиданно для авторов, в разных местах и в разное время появляются и другие лица.

Прямо без пролога действие 1-е

При поднятии занавеса в зале заседания — мертвая тишина. Действующие лица не замечают, что занавес поднят и публика ждет начала представления, спят: тучные — с густым драматическим храпом, тщедушные — с лирическим присвистом. Вбегает впопыхах сторож и сметает с голов заседающих пыль.
Сторож. Эка спят-то! Диво, что ещё мохом не обросли. И то сказать, бывали ранее же заседаньица — посидят три, четыре, ну, скажем, пять дней без просыпа, а то слыханное ли дело: сорок дней и сорок ночей не раздевшись сидят. Всё равно как бы в писании всемирная наводнения была… А либо вот из сказки про спящих дев. А всё через Михея этого самого… Уу, образина немецкая! (Усиленно трет тряпкой лысину Михеля). Ишь! Пыли-то сколько за сорок дён накопилось, — не ототрешь, не отскребешь, не обмоешь.

Из зрительного зала раздаются шиканье и голоса: ‘Пора!’, ‘Время!’, ‘Времечко…, ‘Буди…, ‘Сторож! Буди, что-ли’.

Сторож (к публике). Подь-ка сам попробуй. Иначе как на крещение их не разбудишь. К завтраку они у нас просыпаются. (Действующим лицам) Господа, просыпайтесь! Неловко… Публика ожидает. Я было не пушшал, да лезут. Господа! (Трясет за плечо Подбережного. Подбережный на минутку открывает глаза, восклицает: ‘Мальчик, получи!’ и тотчас засыпает). Ну что с этаким поделаешь. С ним, как с человеком, при всей вежливости, а он — мальчик! (Пробует будить других, но неуспешно)
Голоса из публики: ‘Шевели — и! Пошевеливай. Вон того толстого садани!’, ‘Что в самом деле!!’, ‘Кишку бы с брандмайором’, ‘Про закуску им помяни, авось опомнятся’.
Сторож (вдохновленный последним восклицанием, от которого несколько действующих лиц зачмокало спросонья). Господа! Господа! (Громовым голосом.) Завтрак подан. Крещенский завтрак, проснитесь, не то!!
Презус (вскакивая как уязвленный). Ради бога, господа! Вопрос серьезный, высокой важности.
Михель (взвиваясь как ракета, сгорая желанием сказать сразу за сорок дней и ночей). Возвращаясь к вопросу о мостовых, как единицам торгового веса, и находя, что в силу этих данных публичная библиотека, как ненужное добавление к юридической части…
Тучные гласные (не понимая, в чем дело). Отклонить, отклонить.
Подбережный (не совсем еще проснувшийся). Мальчик, получи.
Презус. Гласный Подбережный, значит, вы при особом мнении.
Подбережный (придя в себя и беспомощно взирая на Тумбу). Собственно по поводу возбужденного… в виду того, что ежели оберточная бумага и в бумагу ежели, например, семгу, то предложение иностранного капиталиста по уборке… по освещению то есть города Блейхе-хре-хе… (Путается окончательно, старается закашляться и в то же время ищет глазками опоры у Тумбы.)
Тумба (голосом из подземелья). Хедер, хедер.
Подбережный (сразу оправившийся). Блейхедер, говорю я.

В публике смех.

Презус (вскакивает и кричит). Господа, ради бога, вопрос серьезный.

Тумба усаживает Подбережного, в благодарность за услугу Подбережный протягивает ему окурок сигары. Инцидент исчерпан.

Михель (взвиваясь вновь). Это негодяи…

Среди действующих лиц волнение, многие хватаются за стулья. Добродетельный чуть не вырывает от волнения глаз, Тумба чуть не лопается. Сторожа выкатывают ручной пожарный насос. В тумане виднеются черные усы и синий околышек брандмайора.

Презус. Ради бога, господа, вопрос серьезный.
Все. Просим взять негодяев обратно! Протестируем!.. Где негодяи!!!
Пронырович (неожиданно завиляв хвостом, вкрадчиво). Они сказали, если не изменяет мне слух, не негодяи, а негодяйство… А это уже безотносительно.
Михель. Вот, вот, действительно, я это самое и хотел сказать… Конечно, безотносительно…
Презус. Ради бога, господа, безотносительно. Г&lt,осподин&gt, Пронырович прав! …Вопрос высокой важности.

Волнение помалу стихает, усы и околыш исчезли, сторожа разносят чай. Только на самой отдаленной трибуне еще долго раздается глухое ворчание Урона, которого по обыкновению обнесли стаканом.

Презус. Ради бога, господа. Инцидент исчерпан… Вопрос серьезный. Прошу перейти к очередным делам. Слово заПискорским 2-м, однофамильцем Пискорского 1-го.
Пискорский 2-й (однофамилец Пискорского 1-го). Окидывая ретроспективным и, так сказать, архивно-историческим взглядом цикл времен со времени изобретения Гуттенбергом его исключительного изобретения, нельзя не сомневаться в несомненности…
Тумба (срываясь с места). А в городском театре трещина!
Презус. Ради бога, господа, вопрос серьезный…
Тумба. Ах… да! (Падает).
Пискорский 2-й (однофамилец Пискорского 1-го). И потому, как я уже имел честь раньше сказать, нельзя сомневаться в несомненности того, что со времен Гуттенберга, нуждаясь в духовной пище…
Ахов (неожиданно трезвея и причмокивая губами). Семушки бы…
Пискорский 2-й (однофамилец Пискорского 1-го). Прошу не перебивать… Так как я вижу нескрываемое нетерпение моих сотоварищей, я чувствую необходимость перейти по возможности скорее к самой сути дела. Господа, город давно уже ощущает ощутительную потребность в трех вещах. Я говорю о собственном городском театре…
Тумба (вскакивает). Так как трещина… (Спохватившись, поспешно зажимает себе рот.) Виноват, виноват, не буду…
Пискорский 2-й (однофамилец Пискорского 1-го) (презрительно). Кладбищенская тумба! Ощущается потребность в народном просвещении, разветвляемом на несколько главных течений, под которыми я подразумеваю: во-первых, как я только что упоминал, — собственный городской театр с бесплатными местами для всех здесь присутствующих с их чадами и домочадцами, даже до седьмого колена включительно, во вторых, обязательное постановление об очистке усадеб, но только не в чертах Подола, а в третьих (пауза. Все: ‘Слушайте, слушайте!’), издание собственной городской газеты.
Урон (сладострастно чавкая). Мне-е-е бы!
Михель (взвивается). Позвольте! Газеты нельзя. Из газет дамы делают папильотки.
Ешька (бьет себя в грудь кулаком). Торги, значит, соревнования, аукцион!..
Ванька-встанька (одно из тех лиц, которые появляются на сцене совершенно неожиданно для авторов. Из аптекарских учеников.Примеч. автора). (С сигарой). Баллотировать! Вопрос исчерпан.
Содержатель иного прочего заведения. Кака така газета? Это чтобы на нас клеветоны писали? Чтобы и копейки на проценты нельзя было пустить? Отклонить.
Один из сдаточных. Дурашка. Не кричи, печенка лопнет. Все ведь свои будут.
Другой сдаточный. Промеж себя оборудуем.
Презус. Господа, ради бога, дело серьезное.
Урон (пламенно вскакивает. Его тянут сзади за фалды, но он оставляет их самоотверженно в посторонних руках, а сам без фалд, с одной пелериной, вспрыгивает на стол). Бжжжзз… Ууу… Ау… оу… ррр…кр… кр… птту…
Ахов (добродушно). Прожуй сначала…
Урон. Господа, во-первых, раньше всего передовые, во-вторых, раньше всего фельетоны, в-третьих, раньше всего театральные воспоминания, в-четвертых, побольше заметочек (потирает руки и хихикает), заметочек с таким легоньким характерцем самого невинненького шан…
Юс-Малый (толкает его в бок).
Урон (спохватившись). Ну, да, что же тут особенного? Шантан? Это так в духе времени.
Все. Просим! Просим! Баллотировать! Не надо баллотировать! Долой!..
Урон. Господа, вопрос о сотрудниках и редакторе. Мне кажется, я мог бы…
Ешька. Торги! Аукцион.
Все. Торги, торги. Назначить конкурс, соревнования. Пригласить из Петербурга.
Презус. Господа, ради бога, вопрос серьезный. Итак, из дебатов выяснилось, что издание собственной городской газеты желательно?
Все. Да, да… Желательно.
Презус. Поэтому согласно предложению г&lt,осподина&gt, Ешьки назначить нужно торги и вызвать к сим соревнователей.
Все. Вызвать, вызвать, соревнователев вызвать!
Сторож (убирая пожарную кишку). Эхх!.. Опять на сорок дней и на сорок ночей запущено…
Добродетельный (потирая руки, смеется мефистофельским смехом). Хи, хи, хи, хе, хе, хе. Еще один протокольчик не совсем точненький. (Обращаясь к машинисту за кулисы.) Давай зановесочку!..
Голос из публики: ‘Эхх! Плакали наши денежки! Айда не то в трактир’.

Действие 2-е

Думская площадь, именуемая, благодаря тому, что по ней раскиданы оберточная бумага, апельсинные и лимонные корки, сквером, состоящим под особым покровительством садовой комиссии. Неподалеку догорает последнее полено костра, разведенного по случаю пятнадцатиградусного мороза. Из окрестных дворов слышится ругань, шум борьбы, проклятия. Это дворники делают запасы снега на всякий случай. Изредка откуда-то доносятся полицейские свистки. Выходит поэт 1-й. Он худосочен, бледен, питается исключительно рифмами, спермином и новейшими открытиями о средствах к продлению жизни и сохранению трупов которые он относит к бессмертию рифмами. Состояние панталон приближается к типу древнегреческих поэтов. Умывается изредка, женат. Ничего не пьет.

Поэт 1-й. В этой думской газете, повидимому, будут ценить настоящее вдохновение не менее, как по пяти копеек! Я воскрешу в ней, наконец-то, заветы великих французских лириков… Чем непонятнее, тем лучше, — вот мой девиз, и да погибнет Буренин. Посмотрим, кто гордый устоит перед этими тройными созвучьями. (Свисток городового приближается, но поэт, сбросив правую перчатку, начинает):
Каскад мироздания,
Хрустальность страдания,
И дрожь расцветания
Ажурных цветов.
Пурпуровых оргий
Златые восторги
Над трупами в морге
Бескровных певцов.
И там, где безбрежно,
Змеисто и нежно,
Струятся прилежно
Волненье и звон,
Там снег раскаленный,
В свой мрамор влюбленный,
Во тьме пароконной
Погиб злой Пифон.
Городовой (неожиданно вынырнув из отблесков костра). Господин, пожалте!
Поэт 1-й (которого еще не покинуло вдохновение):
Зачем ты здесь, печальный гений?
Оставь меня! Мне утешений
Твоих не надо. Я один.

Тощие ноги поэта бессильно замелькали в воздухе, устремляясь к звездному небу, городовой, унося подмышкой поэта, сентенциозно прорицает: ‘Не мало я вас, шелъмов, предоставил… Площадным словом больше норовишь вдарять в публику… Этого, брат, не показано’.

На несколько минут площадь с виднеющейся на ней левой калошей с правой ноги поэта с чужими буквами Ф. Ч. остается пустой. Входит Второй поэт. Он лохмат и восторжен. Пьет только пиво. Срывает высокую коническую шапку с наушниками и с ожесточением ударяет ею о землю.
Поэт 2-й. Соперников нет. Они чуют мое приближение. Посмотрим, кто из них явится сегодня моим соперником на конкурсе. Я убью их одним тем стихотворением, которое я читал на Пушкинском юбилее в Литературно-артистическом обществе. (Декламирует).
Мавр на пьедестале!
Луна печально с высоты
Лила на землю свет печальный.
Она сняла убор венчальный
И погрузилася в мечты.
Не любит, как любил вначале!
Теперь он стал совсем другой…

(таинственно)

На улице во тьме ночной
Там мавр стоял на пьедестале.
Она была бледна, грустна,
Был тайный ужас в этой ночи,
С небес печальная луна
Глядела сумрачно ей в очи.
Она поникла головой,
Луна блеснула на кинжале…

(умилительно)

На улице во тьме ночной
Там мавр стоял на пьедестале.
Домой вернулся поздно он,
Взглянул угрюмо на иконы,
В ушах был погребальный звон,
И вдруг он слышит плач и стоны,
Он слышит шорох за собой,
Он видит кровь на одеяле.

(восторженно)

На улице во тьме ночной
Там мавр стоял на пьедестале.
В ее груди торчал кинжал,
Потухли сразу вдруг лампады,
К окну он в ужасе бежал —
Кивает тень ему из сада.
Он оглянулся — боже мой!
Луна играет на кинжале…

(исступленно, бия себя в грудь)

На улице во тьме ночной
Там мавр стоял на пьедестале.
Городовой (совершенно неожиданно появляется сзади. В сторону). Вторичный! Нет на вас пропасти. Ишь ты, про Марфу завел… Я те укомплектую. (Громко) Господин, не нарушайте… Это вы про что, например, разоряетесь стихом этим самым.
Поэт 2-й (важно, прозой). Жалкий голос из публики! Вы не можете жить без объяснений. Это новый вид стихотворного искусства, это поэзия, которую можно читать и спереди назад и сзаду наперед с одинаково колоссальным успехом! Слушай:
Там мавр стоял на пьедестале,
На улице во тьме ночной
Луна играет на кинжале.
Городовой. Так ты об этом! Ну-ка!..

Ноги поэта бессильно мелькают в воздухе, из кармана густыми хлопьями западали на землю не принятые редакциями рукописи. В это время влетает стремглав Поэт 3-й и заучивает совершенно новое, никогда не бывшее в печати свое стихотворение: ‘Птичка божия не знает ни заботы, ни труда’. Но увидев разбросанные рукописи Поэта 2-го, торопливо на них набрасывается и начинает рассовывать по карманам, громко восклицая: ‘Теперь уж примут в думскую газету!’. Не успевает он докончить мысль, как со всех сторон сбегаются городовые, дворники и подручные. Поэт улепетывает. Между тем площадь начинает наполняться людьми. Как ящерицы, забегали репортеры, с кипами старых газет важно последовали вышедшие в тираж погашения редактора, рысцой затрусили тощие кандидаты на секретарские стулья, агенты по собиранию объявлений, подставляя друг другу ножки, издатели календарей и альманахов, полчища корректоров и прочего звания подлые людишки. Окна зала заседаний вспыхнули электрическим огнем, парадные двери широко распахнулись. В них показался сторож:.

Сторож. Вы, которые торгующие на газете. Входи, што ли. И сколько этой мрази поползло нынче… тьфу.

Действие 3-е

Декорация первого действия. При открытии занавеса на сцене невообразимый шум и сутолока. Режиссеру, который будет ставить пьесу, советуем обратить особое внимание на то, что движение народных масс группировалось вокруг Ешьки. Участвуют все действующие лица и первого и второго действия, за исключением поэтов, своевременно взятых в участок.

Презус (звоня и жестикулируя). Ради бога, господа! Дело серьезное, вопрос высокой важности. Прошу начать торги… Прочтите кондиции.

Экзекутор читает кондиции, из которых понять решительно нельзя ничего. Несмотря на это, волнение и ажиотаж растут с изумительной силой. Особенно кипятится группа вышедших в тираж редакторов, числом около десяти. Каждый редактор перебирает корректурные листы, похвальные отзывы, расчетные книжки, увольнительные свидетельства, номера старых газет, на которых по какому-то странному стечению обстоятельств, независимо от наружности, звания, лет господ редакторов, красуется один заголовок ‘Канканирующая просфирьня’.

Презус. Кондиции известны. Желающих принять участие в торгах и соревновании прошу подвинуться.

Толпа бросается, как угорелая, к столу, над которым Ешька уже занес роковой молоток. Раздаются крики, вопли, проклятия раздавившим мозоли. Вперед, давя пятой выи двух несчастных репортеров, выдвигается мощная фигура Геннадия Несчастливцева, он же Соловцов, он же и Федоров. Общее смятение.

Несчастливцев-Соловцов (широко разевая от усталости рот). Рубль двадцать копеек!
Голоса действующих лиц первого действия. Что же это такое! Так нельзя, что это за толкучка такая. Рубль двадцать! Ценз нужен, аттестаты, похвальные отзывы, литературные заслуги…
Презус (призвав к порядку). Да ради бога! Прошу представить литературные заслуги.
Несчастливцев-Соловцов (выпрямляясь во весь рост, громовыми раскатами, от которых электрические фонари забились и затрепетали, как бабочки на оконном стекле). Евла-ли-я Рра-ми-на — раз. Еще ни один любовник выговорить этих слов не мог, восемь суфлеров языки сломали. (Понижая тон октавой) Теперь не ставлю, теперешний суфлер телосложения слабого — первой буквы не выдержит. Щажу… — два! &lt,в рукописи пропуск&gt, Хоть и не моя, да моя. Сказал так — и кончено — лично сказал.
Голоса. Утвердить! Баллотировать! На баллотировку! Долой, не надо, не надо!! Сдать ему в аренду театральную трещину!!!

Избирательные и неизбирателъные шары, как горох, с сухим треском падают в урны. Начинается подсчет голосов. Большинством первый кандидат проваливается, смятение среди чающих движения воды увеличивается. Придавленные пятой Несчастливцева, редактора наклеивают на выи пластырь и снова готовятся ринуться в сечу.

Несчастливцев-Соловцов (раздирая ризы жестом из ‘Смерти Иоанна Грозного’).
Тигры и леопарды питают детей своих!!
О гордый дух! К чему встаешь ты на дыбы?!!
Чудовище, смирись! Не скрежещи неистово зубами,
Стань червяком! Склонись к земле, ползи,
Да ниже, ниже…

(Падает на предупредительно подставленные кем-то носилки, секунды полторы лежит с закрытыми глазами, затем вскакивает, как раненый стрелой олень, и гаркает на весь Старо-Киевский участок.)

Еврика!

Сторожа бросаются за Пискорским 1-м.

Несчастливцев-Соловцов (заметив Пискорскогого 1-го, приближающегося с гуттаперчевой трубкой). Не надо!.. Издаю собственную, лично издаю… (Сопровождаемый свитой проходит в дальний угол и оттуда наблюдает за редакторским течением. Его место у стола с молотком занимает редактор No 2-й.) &lt,Примечание сочинителей: ‘Редактор 1-й в безвестном отсутствии. Фамилия неудобопроизносима&gt,.
Презус (обращаясь к редактору No 2). Дело, господа, серьезное. Литературные заслуги имеете?
Редактор 2-й (глядя из-под очков, жестами показывает, что редактировал одну газету).
Презус. Фамилия ваша?
Редактор 2-й. Богоданный…
Презус. Образовательный ценз?
Редактор 2-й. Доктор, врач…
Презус. ?
Редактор 2-й. Орган был болящий, телосложения слабого. Впрочем, я сильных средств не прописывал: деревянным маслицем больше, водичкой…
Голоса. Отклонить, не надо, не надо! Долой. Просим баллотировать.

Начинается та же процедура, как и при первом соревновании, результаты баллотировки тоже мало утешительны. Богоданный удаляется, а его место занимает старец с наружностью преждевременно состарившегося типографского мальчика.

Презус. Литературные заслуги?
Старец-редактор No 3-й. (отрицательно качает головой)
Презус. ??
Старец-редактор No 3-й. С малых годов при типографском деле и теперь типография собственная, так что лестно бы.

Шум. Старца уводят без баллотировки. На его месте вырастает детина протодьяконского кроя редактор No 4-й.

Презус. Литературные заслуги?
[Редактор 4-й.] Псаломщик есмь, Выскокоскоченский, и редактором стоял.
Презус. ???
Редактор No 4-й. При болящем органе для напутствования отходную читал.

Шум. Выскокоскоченского выпирают без баллотировки, его место занимает человечек редактор No 5-й.

Презус. Литературные заслуги?
Редактор 5-й. Владею стихом, полустихом, прозой, полупрозой. Меток, едок, остроумен. В деле с неприятелем был неоднократно контужен в выю навылет. Склонен к легкому шан…шан…тану… (Поет с залихватскими манерами шансонеточной дивы):
Когда вдвоем в отдельном кабинете
Мы пьем Клико в расстегнутом жилете,
Она………………..

Свист, шум, свалка. Появляется пожарная кишка, и вдали вьется черный ус брандмайора. На тех же самых носилках, в которые упал Несчастливцев-Соловцов, испещренного редактора No 5 уносят в дальний угол и склоняют к подножию Несчастливцева.

Несчастливцев. Аркадий, ты, брат? Жив?
Редактор No 5-й. Жив. Только вот выя.
Несчастливцев. Пренебреги! Из тебя, парень, толк выйдет, я по глазам и по вые вижу. Быть тебе Счастливцевым… Идем.
Редактор No 5-й. Куда, Геннадий Демьянович?
Несчастливцев. Куда? Не видишь? Читай! (Развертывает перед ним плакат, на плакате нарисована женщина, лишь слегка прикрывшая свою наготу пряжкой, над женщиной надпись: ‘И вот газета’).
Редактор No 5-й (сюсюкает от восторга и чуть не захлебывается) .
Несчастливцев. Понравилось! Какова штучка? Идем, Аркадий, только не дерись, брат, и в чужие дома в ночное время не ломись… Знаешь меня… Идем. Я барин, а ты мой лакей.
Редактор No 5-й. Ну, нет, Геннадий Демьянович.
Несчастливцев. Аркашка! Разговаривать… Торжественно уходит, помахивая в воздухе плакатом, толпа расступается).
Презус (подошедшему к столу редактору No 6-й). Литературные заслуги?
Редактор No 6-й. На скрипке играю, рецепты пишу.
Презус. Опять доктор! Зачем газете доктор? Господа, дело серьезное, прошу обратить внимание.
Редактор No 6-й (чуть не плача). Нужен был, полгода бесплатно лечил, по три визита в день делал…
Презус. Ну и что?
Редактор No 6-й. Безнадежно… анемия мозга. (Жалобно.) Да вы меня лучше и &lt,не&gt, баллотируйте. Я сам уйду, а то опять. (Уходит, торопясь поспеть за Несчастливцевым и Аркашкой. В публике рыдания).

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Конец

1899-1900 гг

ПРИМЕЧАНИЯ

Незавершенная пьеса относится к раннему периоду творчества Куприна. Рукопись хранится в архиве Куприна (РО ИРЛИ РАН. Ф. 242), публикация осуществлена П. П. Ширмаковым в Ленинградском альманахе (1956. Кн. 11).
Сатирическая комедия написана в соавторстве с киевским журналистом M. H. Киселевым, действительно, на рубеже столетий — в самом конце 1899 г. или в начале 1900 г. В тексте есть ряд ремарок и примечаний, косвенно подтверждающих соавторство, например: ‘совершенно неожиданно для авторов’, ‘примечание сочинителей’ и др. Комедия связана с очерками и статьями Куприна этого периода и сотрудничества его в киевской газете ‘Жизнь и искусство’. При написании пьесы Куприн использовал материал своих газетных фельетонов, которые публиковал под общим названием ‘Калейдоскоп’. Злободневные еженедельные обзоры киевской жизни, остро высмеивающие деятельность городского самоуправления, послужили основой первого акта пьесы. В сатирическую комедию почти без изменения вошли характеристики отдельных персонажей из ‘Калейдоскопа’. Комедия имеет два плана. Первый акт — это сатира на думу и думских гласных в Киеве, ‘пустоту недомыслия’ членов думы, заседающих целыми сутками без надобности и разумной пользы. Действие второго акта вынесено на площадь и непосредственно не связано с основной линией комедийного сюжета. Главными лицами являются два поэта. Куприн дает сатирический, нарочито гиперболизированный, портрет декадентов, мастерски пародируя поэзию символистов, появившихся в русской литературе на грани столетия.
Пьеса осталась незавершенной, но судя по ее подзаголовку (‘драматическая трилогия’), по списку действующих лиц и по отдельным репликам, Куприн намеревался написать вторую и третью части, где показывалась бы более полно деятельность думы. Однако и в том виде, в каком пьеса дошла до нас, она интересна в плане как характеристики общественно-политических и литературно-эстетических позиций автора, мастерства Куприна-сатирика, так и в плане исканий себя в драматургическом жанре.
Презус до военно-судебной реформы 1867 г. председатель суда.
‘хрипун, удавленник, фагот’ слова Чацкого о Скалозубе из комедии А.С. Грибоедова ‘Горе от ума’.
указание на вставку в рукописи имеется указание на вставку, отсутствующую в экземпляре ИРЛИ. По-видимому, должны были следовать характеристики Добродетельного, Проныровича, Пискорского 2-го, редакторов и других действующих лиц пьесы. Возможно также, часть из них относится к разряду ‘неожиданных для авторов’.
Подол один из городских районов Киева.
‘Поле орошения’ так называлось место, отведенное под городскую свалку. Должность смотрителя свалки, назначаемого думой, приносила большие доходы.
гласный член городской думы.
сдаточный лицо, подлежащее сдаче в солдаты.
престидижитатор фокусник.
брандмайор начальник городской пожарной команды.
Гуттенберг основатель книгопечатания в XV в., создатель книгопечатного станка.
папильотка вид бигуди, небольшой жгут из бумаги или ткани, на который накручивают прядь волос для завивки.
Буренин В. П. (1841-1926) — публицист, поэт, драматург.
Пифон в греческой мифологии змей, обитавший в окрестностях города Дельфы и убитый Аполлоном.
‘Птичка божия не знает… стихи из поэмы А.С. Пушкина ‘Цыганы’.
кондиции в данном контексте условия.
экзекутор чиновник, ведавший хозяйственными делами в канцелярии.
Несчастливцев персонаж пьесы А.Н. Островского ‘Лес’, тип провинциального трагика. Аркадий Счастливцев — персонаж той же пьесы, комик.
чающие движения воды библейское выражение, означающее надежду на перемену обстоятельств в лучшую сторону.
Клико сорт шампанского, называемый так по имени владелицы фирмы, поставлявшей вино.
Печатается по: Ленинградский альманах. 1956. Кн. 11. (публ. П.П. Ширмакова).
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека