Георгий Гребенщиков
Георгий Гребенщиков
Грань
Грань
Грань, Гребенщиков Георгий Дмитриевич, Год: 1916
Время на прочтение: 2 минут(ы)
Мы ночевали у дороги. Рядом, под крутым увалом, шумел Чарыш, гомонливый, постоянно кипящий, бегущий вперед. За рекой — луг, огороженный темною стеною леса и длинным горбатым хребтом горы за ним. Вблизи — стог сена. На стогу — ворона торжественно восхваляет красивый алтайский закат. Я думаю, что она именно восхваляет, а не порицает его, так как вид у вороны был чрезвычайно важен и осанист…
Я пошел взять из стога клочок сухого сена, чтобы зажечь костер. Ворона встретила меня недружелюбно, тяжело метнулась в сторону, но не слетела и одним глазом любопытно посмотрела на меня. Я осторожно взял сено, стараясь не спугнуть ворону. Пусть наслаждается вечернею зарей…
Со стороны палатки доносился звон ботала: это наши лошади щипали свежую отаву. Я остановился на полдороге и поглядел, казалось, во все стороны сразу.
— Черт возьми! А ведь в обстановке этой и ворона — птица чудесная… — подумал я, заметив, как к моей важной вороне слетались другие, каркая и наслаждаясь покоем погожего вечера.
И вот произошло нечто странное. Из-за зубчатых верхушек леса в пурпуре вечернего заката показался город, один из таких чудесных городов, которые в далеком детстве рисовались мне подвешенными к небу, словно сотканные из облаков. Они рисовались мне тогда в полудремоте, когда я засыпал на пашне после долгого знойного дня. Мне тогда казалось, что в городе есть ‘царь-сирота, который отворяет ворота ключиком-замочком, вышитым платочком’, а у царя того дочь царевна в голубом кокошнике… Она ужасно скучает о ком-то, кого-то ждет. И я хочу, ужасно хочу превратиться в того самого князя-витязя, которого она ждет…
Я остановился, зажмурил глаза и, забыв, что я — давно взрослый, страстно захотел превратиться в этого сказочного князя…
Ворона. Царевна… Князь на коне… Пучок сена в руке… Забавно…
Я пошел, зажег костер. Раздул его. Наглотался дыма… Закашлялся…
Быстро спустился вечер, — темный, тихий, покрытый звездами. Лес и горы надвинулись. Чарыш ворчал еще сердитее, а я все еще думал о вороне, и о царевне в голубом кокошнике…
Раза два, по колени вымокнув в росистой траве, заворачивал из покоса лошадей. А потом, долго сидел возле костра и смотрел на уголья. И не заметил, как заснул.
И вдруг… Какой-то жуткий звук ошеломил меня… Я вскрикнул, подскочил от потухшего костра и в оцепенении смотрел вслед бешено проскакавшему вдоль дороги всаднику, дико крикнувшему на свою лошадь, как раз против моей палатки.
Почему так страшно испугал меня этот всадник? Почему так часто, так испуганно забилось сердце, и выступил пот на лбу? Кто он? От кого он так убегает?.. Кого преследует?..
Всю ночь я прошатался по мокрому лугу, карауля лошадей. Всю ночь дрожал от непонятного ужаса и лихорадочного озноба.
И только утром, когда из-за гор выглянуло солнце, пришел в себя. Наспех вскипятив чайник, мы запрягли лошадей, сложились и поехали. Из ‘гнилого угла’ поднималась черная туча. В ней погромыхивал Илья Пророк. Сегодня он был именинник, — 20-е июля.
Проехав верст десять, мы увидели двух казаков: один — верхом, с красным флажком, другой — устраивал из хвойных веток шалаш.
— Что такое?
— Ополчение зачинается… — ответил верховой, зорко смотря в даль, как будто ожидал оттуда что-то новое, неведомое и опасное, как стрелы…
Стоял он на лошади, готовый к бешеной скачке с новой эстафетой.
… Теперь, спустя два года, я все ярче и ярче вспоминаю эту грань прошлого и настоящего и особенно отчетливо — мирную и важную ворону на стогу… О царевне же мне вспоминать немножко совестно… Не настоящая она. Выдуманная…
Исходник здесь: http://grebensch.narod.ru/