Графъ Витте и его толкованіе манифеста 17-го октября. Авторъ ‘политическихъ бесдъ’, печатающихся въ ‘Новомъ Времени’, влагаетъ въ уста графа Витте весьма своеобразную оцнку манифеста 17 октября. Графъ Витте, будто бы, съ негодованіемъ отвергаетъ самую мысль о томъ, что этотъ манифестъ иметъ значеніе конституціоннаго акта, ограничивающаго самодержавіе. По мннію графа Витте,— ‘на верху Россіи ничто не измнилось, тмъ паче не уничтожилось, все осталось на прежнемъ мст и нтъ въ управленіи страной ни малйшей пустоты, которую нужно было бы заполнять всенародной учредительной миссіей. Государь и по сей день неоспоримо занимаетъ свой тронъ, пользуясь всми принадлежащими ему историческими правами и прерогативами… Даже титулъ Государя не потерплъ ни малйшаго ущерба, вс толки и доказательства, будто манифестъ 17 октября отнялъ у Государя титулъ самодержца, дважды неврны. Во-первыхъ, историческое происхожденіе этого титула доказываетъ, что самодержцами стали именоваться верховные главы россійской страны посл освобожденія ихъ отъ ига монголовъ и поляковъ (?!), именно въ удостовреніе того, что они верховенствуютъ надъ отечествомъ на правахъ самостоятельныхъ правителей, вн зависимости отъ чьихъ-либо народовъ и коронъ. Поэтому титулу самодержца, по словамъ графа, неправильно придавать значенія неограниченности правъ монарха по отношенію къ его подданнымъ. Во-вторыхъ, манифестъ 17 октября есть выраженіе доброй воли и добраго общанія Государя, т. е. актъ, который не отнимаетъ у монарха правъ и не ограничиваетъ ихъ. Государь Императоръ и теперь, какъ до 17 октября, остается царемъ съ неограниченной властью, которая въ прав даровать подданнымъ новыя права, налагать на подданныхъ новыя обязанности, расширять ихъ, сокращать и отмнять. Съ этой точки зрнія манифестъ 17 октября не внесъ ничего новаго въ основные законы россійскаго государства и не измнилъ ихъ ни на іоту. Государь Императоръ царствуетъ и останется по-прежнему владыкой самодержавнымъ.
Другими словами, манифестъ 17 октября былъ данъ, слдовательно… онъ можетъ быть и взятъ обратно.
Есть люди, выдумывающіе порохъ, есть другіе, умнйшіе, которые стрляютъ этимъ порохомъ. Графъ Витте относится, кажется, къ числу послднихъ. Аргументъ о томъ, что все, что дано, можетъ быть и отнято, — графъ Витте не изобрлъ, онъ его заимствовалъ, правда, изъ хорошаго источника, именно — у покойнаго B. К. Плеве. Этимъ же аргументомъ B. К. Плеве защищалъ въ англійской пресс русскую,— т. е. свою собственную — политику по отношенію къ Финляндіи: финляндская конституція была дана, дарована неограниченною, самодержавною волей, — слдовательно, она вполн правомрно можетъ быть отмнена тою же неограниченною, самодержавною волею, которая ее установила. Эта конституціонная доктрина вызвала на Запад величайшее изумленіе. Вильямъ Стэдъ написалъ тогда B. К. Плеве свое извстное письмо, которое появилось и въ русскомъ ‘Освобожденіи’. Стэдъ, какъ меркантильный англичанинъ, предложилъ Плеве испытать крпость своей доктрины… на бирж. Онъ ему совтовалъ обратиться къ министру финансовъ и спросить его, какое впечатлніе произвело бы на европейскихъ биржахъ заявленіе русскаго правительства о томъ, что обязательства, выданныя именемъ русской государственной власти, въ виду неограниченнаго характера этой власти, имютъ силу лишь до тхъ поръ, пока сама власть этого желаетъ. Стэдъ съ своей стороны не сомнвался въ томъ, что такое заявленіе можетъ имть только одинъ результатъ: занесеніе русскаго правительства на черную доску банкротовъ…
Можно только пожалть, что графъ Витте, не обладая необходимыми юридическими свдніями, взялся за совершенно чуждую ему задачу юридической интерпретаціи. Впрочемъ, не требуется глубокой юридической учености, чтобы понять сущность отношенія, возникающаго между двумя сторонами, изъ которыхъ одна что-либо даетъ, а другая принимаетъ. То, что только предложено, можетъ быть взято назадъ, но то, что дано и принято, отнято быть не можетъ, ибо тутъ мы имемъ дло съ соглашеніемъ двухъ воль (стороны давшей и принявшей), которое не подлежитъ ни измненію, ни отмн по произволу только одной стороны. Помимо юридической своей нелпости, эта теорія и съ политической точки зрнія есть палка о двухъ концахъ. Въ самомъ дл, если дарованная конституція не иметъ никакихъ залоговъ прочнаго существованія, то не правы ли представители крайнихъ революціонныхъ воззрній, которые утверждаютъ, что не слдуетъ довольствоваться дарованной конституціей, а свободу необходимо завоевать, заплатить за нее кровью? Пропаганда такихъ воззрній едва ли въ интересахъ графа Витте,— и это даетъ основаніе сомнваться въ достоврности послдней ‘политической бесды’ ‘Новаго Времени’.
(Н. X.)
Вотъ что пишетъ по этому поводу само ‘Новое Время’:
Если принять удивительную точку зрнія графа Витте, то воля Государя и его общаніе имютъ меньше значенія, чмъ воля и общаніе послдняго изъ Его подданныхъ. Подпись самаго жалкаго изъ нищихъ все же что-нибудь значитъ, а подпись Монарха будто бы ни къ чему Его не обязываетъ. Но вдь это анархизмъ — самый безграничный, какой возможенъ. Если царское имя ничего не обезпечиваетъ, то зачмъ это имя ставить на документахъ? Если суть самодержавія въ томъ, чтобы власть сама подавала примръ неуваженія къ своей вол и своей подписи, то вдь нтъ аргумента боле сокрушительнаго противъ нея, чмъ этотъ. Разъ законъ торжественно объявленный, въ слдующее мгновеніе можетъ быть отмненъ и смниться противоположнымъ, то этимъ самый источникъ закона компрометируется хуже, чмъ могъ бы это сдлать злйшій врагъ.
И политическій метеорологъ г. Демчинскій въ ‘Слов’ высказываетъ ршительное осужденіе новому курсу.
Нужно очень и очень сожалть, если эти слова дйствительно сказаны С. Ю. Витте, ибо они и юридическій и логическій абсурдъ. Съ того момента, какъ сказано, что никакой законъ не можетъ быть изданъ помимо думы, никакіе манифесты или дарованіе новыхъ правъ подданнымъ и т. п. вольности недопустимы единоличнымъ распоряженіемъ царя. Если же г. Витте угодно расписаться подъ приписываемыми ему словами, то мы ихъ должны истолковать, какъ и приказъ по ‘Новому Времени’: т. е. ‘налво кругомъ — маршъ’!