Гр. М. Н. Муравьев - заговорщик, Щеголев Павел Елисеевич, Год: 1913 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 31 минут(ы)

Гр. М. Н. Муравьевъ — заговорщикъ.

(1816—1826).

По неизданнымъ матеріаламъ.

Русскому правительству потребовалось немало времени, чтобы потушить второе польское возстаніе. Весной 1868 года Императоръ Александръ Николаевичъ прибгнулъ къ послднему средству: онъ поручилъ подавленіе мятежа въ Сверо-западныхъ губерніяхъ человку, котораго онъ не жаловалъ,— Михаилу Николаевичу Муравьеву, оставившему въ 1861 году постъ министра государственныхъ имуществъ и въ 1863-мъ бывшему не у длъ, если не считать дломъ положеніе члена Государственнаго Совта и присутствующаго въ Комитет финансовъ. М. Н. Муравьеву были даны особыя полномочія, и онъ быстро справился съ своей задачей и подававшемъ возстанія на Литв создалъ себ громкое имя. Прибывъ въ Сверо-Западный край, онъ посмотрлъ въ корень вещей и занялся прежде всего уловленіемъ нашей революціонной организаціи, руководившей возстаніемъ. Онъ проявилъ особенное званіе методовъ и техники конспиративно-революціоннаго дла, умло организовалъ полицію ш съ жестокой энергіей проводилъ создавшую имъ карательную систему. М. Н. Муравьевъ говорилъ о своей манер разслдованія князю В. А. Черкасскому: ‘очень часто я сажай мятежниковъ безъ малйшей вины, даже подозрнія нтъ, ну, въ такомъ случа я всегда, ршаю: пусть посидитъ подъ замкомъ, да подоле, быть-можетъ, что-нибудь и отыщется. Й что-жъ вы думаете? Я былъ такъ счастливъ, что всегда что-нибудь за сидльцемъ-то моимъ и отыскивалъ. Ну, тогда и подай его сюда’ {‘Русская Старина’, г. XXXIV, 1882, декабрь, 638—639.}. Конфирмаціи М. Н. Муравьева всегда были тяжки. За время его управленія, по его конфирмаціямъ, было казнено 328 человкъ, сослано на каторгу 972 человка и на поселеніе въ Сибирь 1427 человкъ {Русск. Стар., т. XXXVII, 1883, мартъ, 225.}. Начальникъ его штаба разсказывалъ, что стоило иной разъ намекнуть о смягченіи приговора, какъ М. Н. Муравьевъ вырывалъ изъ рукъ бумагу и быстро ее подписывалъ, причемъ слова ‘повсить, разстрлять’ выходили у него всегда разборчиве другихъ {Русск. Стар., т. XXXVIII, 1883, апрль, 225.}. Когда читаешь записки графа Муравьева-Виленскаго объ это дйствіяхъ въ Литв, удивляешься тому само удовлетворенному хладнокровію, съ какимъ онъ пишетъ: ‘я конфирмовалъ обоихъ повсить, я приказалъ судить военными, судомъ и на мст разстрлять’ и т. п. Да, онъ былъ человкъ твердый, ршительный, безжалостный и особливо страстный въ своемъ отношеніи къ возставшимъ противъ государства и во имя любви къ родин революціонерамъ.

Но у этого старика, который на седьмомъ десятк лтъ съ необычайной страстностью и стремительностью обрушился на мятежъ и мятежниковъ, была юность и молодость, и въ этой пор слова ‘возстаніе, борьба, введеніе новаго образа правленія, ограниченіе самодержавія’ не только не были чужды его слуху, но наоборотъ, звучали ласково и мелодично, вызывая мечты о героическихъ подвигахъ, которые благословить родина. Онъ тоже былъ заговорщикомъ, членомъ тайнаго общества, ниспровергателемъ основъ. Его товарищи по обществу стали декабристами и тяжело заплатили за свои молодые порывы. Самъ онъ не избгъ привлеченія къ слдствію, произведенному посл 14-го декабря, во судьба была къ нему милостива, и не въ примръ другимъ, виновнымъ не боле его, онъ отдлался начисто отъ подозрній. Сопоставленіе Муравьева-заговорщика и Муравьева-укротителя мятежа — любопытно въ психологическомъ смысл. Оно помогаетъ уясненію его духовнаго облика. Въ свое время біографъ М. П. Муравьева Д. А. Кропотовъ, видвшій въ граф рыцаря безъ страха и упрека, не могъ не испытать нкотораго недоумнія передъ сліяніемъ въ одномъ лик революціонера и жестокаго укротителя возстанія и въ разъясненіе этого диковиннаго сочетанія разсказалъ странную исторію о томъ, какъ для М. Н. Муравьева мотивомъ вступленія въ общество было желаніе извлечь изъ его ндръ своего брата, и о томъ, какъ онъ всячески старался превратить тайную противоправительственную организацію въ общество, дйствующее съ одобреніи правительства {Д. А. Кропотовъ. Жизнь графа М. Н. Муравьева. СПБ. 1874.}. На самомъ дл все происходило далеко не такъ, какъ хотлось бы біографу, увлеченному своимъ героемъ.

На основаніи неиспользованнаго еще въ печати матеріала, а именно дла о Муравьев, произведеннаго Комитетомъ по разслдованію заговора 14 декабря {Государственный Архивъ, I B, No 179.}, мы разсказываемъ о столь неимущемъ къ біографіи графа Виленскаго эпизода его участія въ тайномъ обществ и слдствія надъ нимъ.

Первое тайное общество, извстное подъ титломъ ‘Союзъ Спасенія или Общество истинныхъ и врныхъ сыновъ отечества’, былъ учрежденъ въ 1816 году въ С.-Петербург {О ‘Союз спасенія’ см. главнымъ образомъ разслдованія В. И. Семевскаго въ книг ‘Общественныя движенія въ первую половину XIX вка’. Изд. М. И. Пирожкова. Спб. 1905. (Стр. 16—22) и въ его книг ‘Политическія и общественныя идеи декабристовъ’. Спб., 1909. (Стр. 417-420 и 669—671).}. Учредителями были шесть гвардейскихъ офицеровъ: братья Матвй и Сергй Муравьевы-Апостолы, Александръ Николаевичъ Муравьевъ, Никита Михайловичъ Муравьевъ, князь С. П. Трубецкой и И, Д. Якушкинъ. При учрежденіи положено было составить уставъ. Надъ уставомъ пришлось работать изъ учредителей только одному Трубецкому и изъ вступившихъ поздне — Л. И. Пестелю, кн. Иль Долгорукову и кн. . П. Шаховскому. Послдній былъ секретаремъ этой маленькой комиссіи, назначенной обществомъ. Какъ понимали задачу Союза его учредители? И. Д. Якушкинъ на первомъ же допрос, не называя именъ, далъ совершенно точное показаніе. ‘Намреніе общества было сблизить дворянство съ крестьянами и стараться первыхъ склонить къ освобожденію послднихъ. Сверхъ того, распространить свой отрасли умноженіемъ членовъ и приготовить вс сословія въ государств къ представительному правленію’ {Дло Гос. Арх. I В. Дло И. Д. Якушкина.}. Въ одномъ изъ позднйшихъ показаній тотъ же Якушкинъ заявлялъ: ‘Посредственныя и явныя цли общества измнились съ преобразованіемъ самого общества, но главная цль оставалась одна: приготовить государство къ правленію представительному’. Фонвизинъ не мене ясно формулировалъ цли общества: ‘Осуществленіе нашихъ тогдашнихъ, любимыхъ идей: конституціи, представительства народнаго, свободы книгопечатанія, словомъ, всего того, что составляетъ сущность правленія въ Англіи и другихъ странахъ.’ {Обществ. движ. и т. д. Изд. М. Пирожкова, стр. 28.}. Такова основная задача Союза. На слдствіи декабристы по большей части стремились затушевать эту задачу, укрыть ее подъ снью общихъ, фразъ, въ род ‘подвизаться для блага родины, утвердить правила чистйшей нравственности’, и т. п. Но эту цль не открывали сразу всмъ привлекаемымъ къ обществу, ихъ сначала готовили къ этому, указывая на вполн легальныя задачи. Какъ достигнуть основной дли? На этотъ вопросъ не было опредленнаго отвта, да не могло еще быть при самомъ начал дйствій общества. По свидтельству И. Д. Якушкина, въ устав было сказано, что если царствующій императоръ не дастъ никакихъ правъ независимости своему народу, то ни въ какомъ случа не присягать его наслднику, не ограничивъ его самодержавія’ {Записки И. Д. Якушкина. Изд. 1905, стр. 10.}.

Оказаннаго достаточно для опредленія степени революціонности Союза (если не въ тактик, то въ теоріи). Михаилъ Муравьевъ, вступившій въ члены Союза Спасенія по приглашенію своего родного брата, былъ, конечно, не изъ тхъ, отъ которыхъ скрывали истинную цль общества при принятіи въ члены. Что побудило двадцатилтняго офицера съ серьезной научной подготовкой вступить въ ряды заговорщиковъ? Этотъ поступокъ былъ вполн естествененъ со стороны человка, которому вліятельнйшіе члены тайнаго общества были близкими друзьями и родственниками, который жилъ въ атмосфер, питавшей революціонныя настроенія. Онъ присутствовалъ при разговорахъ, предшествовавшихъ основанію общества. ‘Сергй Трубецкой,— читаемъ въ запискахъ И. Д. Якуникина,— Матвй и Серій Муравьевы и я,— мы жили въ казармахъ и очень часто бывали вмст съ тремя братьями Муравьевыти: Александромъ, Михаиломъ и Николаемъ. Никита Муравьевъ также часто видался съ нами. Въ бесдахъ нашихъ разговоръ обыкновенно былъ о положеніи Россіи. Тутъ разбирались главныя язвы нашего отечества: закоснлость народа, крпостное состояніе, жестокое обращеніе съ солдатами, которыхъ служба въ теченіе 25 лтъ была каторгой, повсемстное лихоимство, грабительство и, наконецъ, неуваженіе къ человку вообще’ {Тамъ же, стр. 6.}. Чувство долга передъ родиной или, какъ выражались тогда, обязанность подвизаться для пользы Отечества, вызвали къ жизни тайное общество. Повинуясь этому чувству, шли въ общество наиболе чуткіе и сознательные представители военной интеллигенціи. Но, конечно, какъ и всегда, не вс вступавшіе въ общество длали это въ силу идеалистическихъ побужденій. Выла поэзія, но была и проза. Выли вступленія и по стадному инстинкту, и по требованію моды, и, просто, по соображеніямъ вншняго честолюбія. Для многихъ рядовыхъ офицеровъ общество, въ которомъ были видные и вліятельные офицеры со связями, было ареной, на которой можно было выдвинуться и но служб. Александръ Муравьевъ въ отвтахъ на допрос доказывалъ, что побужденіемъ къ вступленію въ общество была, ‘ложно понимаемая любовь къ отечеству, служившая для нихъ самихъ покровомъ безпокойнаго честолюбія’ {Эта фраза, между прочимъ, цитирована въ Донесеніи Слдственнаго Комитета.}.

Для выясненія мотивовъ, мякнувшихъ Михаила Николаевича въ общество, важно отмтить, что онъ, такъ близко, такъ интимно связанный съ учредителями ‘Союза Спасенія’, не принималъ участія въ учрежденіи, и только нкоторое время спустя былъ приглашенъ своимъ восторженнымъ и пылкимъ братомъ. То, что мы знаемъ о М. Н. Муравьев хотя бы изъ біографіи, составленной его поклонникомъ, рисуетъ намъ М. И., какъ человка осторожнаго, способнаго обдумывать свои увлеченія, наблюдающаго и размышляющаго. Несомннно, кром того, духъ честолюбія вншняго, служебнаго, владлъ имъ, ему мечталась крупная карьера государственнаго дятеля. А между тлъ связи его отца, учредителя и начальника извстной школы колонновожатыхъ, были незначительны, и врядъ-ли могли обезпечить быстрые служебные успхи сыновей. Въ 1816—1817 году М. И. Муравьевъ былъ всего-на-всего поручикомъ гвардейскаго генеральнаго штаба, прикомандированнымъ къ Московскому учебному заведенію для колонновожатыхъ. Біографъ М. И. Муравьева, со словъ брата его С. Н., хотлъ бы объяснитъ вступленіе въ общество нежеланіемъ ‘бросить брата, главнаго вчинателя ‘Союза Опасенія’, въ жертву всхъ случайностей предпріятія, очевидно, неосновательнаго и не предвщавшаго никакихъ добрыхъ послдствій’ {Д. А. Кропотовъ, назв. соч., 204.}. Но тотъ же біографъ указываетъ, что Муравьевъ присталъ къ союзу, когда увидлъ, что большая часть его сослуживцевъ и знакомыхъ также принадлежитъ къ Союзу Спасенія.

Итакъ, по всмъ видимостямъ, элементы идеалистическіе играли совсмъ незначительную роль въ мотивахъ, побудившихъ М. Н. Муравьева примкнуть къ тайной организаціи. Человкъ расчетливой осторожности, онъ, кажется, первый изъ заговорщиковъ сообразилъ, куда можетъ привести дятельность общества въ случа его неуспха, но до лоры, до времени онъ счелъ необходимымъ оставаться на лон общества. Какую роль игралъ онъ въ ‘Союз Спасенія’? Его біографъ, пользуясь семейными преданіями и явно сгущая краски, разсказываетъ о ‘Союз Спасенія’ такъ, будто вся недолгая жизнь этой организаціи была сосредоточена въ дятельности двухъ членовъ: П. И. Пестеля и М. Н. Муравьева. При этомъ Пестель рисуется, какъ злой геній Союза и его молодыхъ, неопытныхъ участниковъ, а М. Н. Муравьевъ, какъ добрая фея, раскрывающая и обезвреживающая вс гибельные ковы злого духа Пестеля. Пестель старался революціонизировать Союзъ, а Муравьевъ — убить революціонные зародыши и легализовать Союзъ. Именно Муравьевъ заставилъ Союзъ уничтожитъ уставъ, составленный Пестелемъ, именно Муравьевъ позаботился объ уничтоженіи Союза Спасенія и о замн его ‘Союзомъ Благоденствія, и составилъ уставъ новаго общества. Эта картина дйствій не соотвтствуетъ дйствительности. Во-первыхъ, несмотря на новое названіе и новый уставъ, основная цль общества осталась той же, новый уставъ замаскировалъ ее и тмъ облегчалъ вербовку новыхъ членовъ, но измненіе самодержавнаго режима, введеніе представительства — по-прежнему сознавались всми активными членами, какъ неизбжные результаты ихъ дйствій, хотя бы и въ далекомъ будущемъ. Дале, въ дйствительности борьба, столь обостренная, какъ ее изображаетъ біографъ, М. Н. Муравьева съ Пестелемъ и его вліяніемъ, не имла мста, Если бы Муравьевъ игралъ такую роль, какую навязываетъ ему біографъ, объ ней непремнно сохранились бы какія-либо свидтельства, если не въ запискахъ и воспоминаніяхъ участниковъ движенія, то въ показаніяхъ, данныхъ ими на слдствіи по ихъ длу, но въ названныхъ источникахъ мы не находимъ даже намековъ на подобное освщеніе дйствій М. Н. Муравьева. Нисколько даже не чувствуется, что М. Н. Муравьевъ игралъ такую выдающуюся роль среди заговорщиковъ. Если мало этихъ соображеній, то можно указать, что изображеніе Пестеля, какъ злого генія Союза, представляетъ плодъ неискуснаго вымысла (самого-ли біографа или позднйшихъ вспоминателей, разсказывавшихъ ему о событіяхъ): не имя ровно никакихъ матеріаловъ о политическихъ взглядахъ Пестеля въ 1816—1817 годахъ, біографъ просто перенесъ изъ позднйшей эпохи вс особенности его міровоззрнія, на основаніи ‘Русской Правды’ онъ изобразилъ намъ взгляды Пестеля въ пору перваго его выступленія на политическомъ поприщ. Но Пестель пережилъ цлую эволюцію въ своихъ политическихъ взглядахъ, и ‘Русская Правда’, въ томъ вид, въ какомъ она извстна намъ, тоже носитъ слды постепеннаго развитія міровоззрнія автора.

Единственнымъ фактическимъ поводомъ къ тому освщенію роли М. Н. Муравьева, которое находимъ въ труд Д. А. Кропотова, является свдніе о Томъ, что Михаилъ Муравьевъ сильно возставалъ вмст съ многими другими противъ устава, составленнаго Пестелемъ, и добился его отмны и принятія другого устава. Но вдь еще вопросъ, можно ли такія дйствія со стороны М. Н. Муравьева выводить изъ мотивовъ, указанныхъ Д. А. Кропотовымъ. Пестеля на допрос спросили:

‘Нкоторые члены показываютъ, что статутъ начальнаго общества отринутъ или уничтоженъ но множеству формъ и клятвъ, въ ономъ предполагавшихся, и потому, что проповдывалъ насиліе и слпое повиновеніе боярамъ. Поясните, въ какомъ томно дух былъ написанъ означенный статутъ я почему дйствительно былъ уничтоженъ?’

П. И. Пестель далъ слдующій отвтъ:— ‘статутъ перваго общества имлъ много клятвъ и формъ, потому что составленъ былъ въ дух массонскихъ учрежденій, формъ и клятвъ. Въ скорости, по принятіи обществомъ сего статута, разъхались члены, составлявшіе оный, то есть князь Трубецкой, князь Долгоруковъ и я, а по сему и находили остальные члены разный въ немъ недоумнія. Вслдствіе чего и уничтожили оный въ Москв, когда были тамъ въ 1817 году зимою’.

Врне всего думать, что уставъ Союза былъ признанъ непригоднымъ (притомъ не однимъ Муравьевымъ, но и другими сочленами) отчасти потому, что сознательные члены уже переросли ребяческую форму заговорщической организаціи, а несознательныхъ и вступающихъ членовъ эта форма могла только отпугивать {Д. А. Кропотовъ много распространяется о содержаніи Устава Союза Спасенія. Нужно категорически заявить, что Уставъ не дошелъ до насъ, и авторъ безъ дальнихъ околичностей усваиваетъ этому Уставу содержаніе ‘Русской Правды’. Нкоторое представленіе объ Устав можно составить по показаніямъ на допросахъ и упоминаніяхъ въ мемуарахъ (см. названныя статьи В. И. Семевскаго), и это представленіе отнюдь не говоритъ за правильность отожествленія Устава Союза съ ‘Русской Правдой’.}. И. Д. Якушкинъ на слдствіи показалъ кратко: ‘Въ 1817 году по прибытіи гвардіи въ Москву и многихъ членовъ общества, уставъ, сочиненный и принятый обществомъ въ Петербург, посл нкоторыхъ преній на совщаніяхъ, единогласно всми членами, находящимися тогда въ Москв, былъ найденъ неудобнымъ для хода общества и потому уничтоженъ’.

Итакъ на совщаніяхъ въ Москв въ 1817 году Уставъ былъ уничтоженъ, и выработка новаго устава (на основаніи устава нмецкаго Tugendbund’а) была поручена Никит М. Муравьеву, Михаил Муравьеву и князю Трубецкому. Они работали, по показанію Никиты Муравьева, четыре мсяца. Та часть устава, которую составлялъ Никита Муравьевъ, оказалась несоотвтствующей остальнымъ частямъ, и ее переработалъ Петръ Колотилъ. Получивъ уставъ, общество приняло новое образованіе и новое названіе ‘Союза Благоденствія’. Уставъ Союза извстенъ, опредлить же точно работу М. Н. Муравьева не представляется возможнымъ. Во всякомъ, случа, надо помнить, что при невинномъ характер устава основная цль общества, вдомая всмъ виднымъ членамъ, оставалась та же. Въ дйствительности уставъ не покрывалъ ни теоріи, ни практики общества. Ссылаясь на невинный уставъ, многіе изъ привлеченныхъ къ слдствію доказывали свое полнйшее невдніе объ иныхъ задачахъ общества и успли оправдаться. И самъ Муравьевъ воспользовался такимъ положеніемъ дла умло на слдствіи, но того, что было полезно утверждать на слдствіи, не слдуетъ повторять въ изслдованіи, а какъ разъ такъ и поступилъ біографъ М. Н. Муравьева,

Съ теченіемъ времени дятельность ‘Союза Благоденствія» развивалась, члены его постепенно приходили къ сознанію необходимости дйствій, приближающихъ ихъ къ основной цли общества. Разговоры должны были вылиться въ дла. Положеніе мало-по-малу становилось серьезнымъ, и осторожному М. Н. Муравьеву было ясно, что оставаться въ Обществ, значило бы подвергнуть большому риску свое будущее, но разорвать съ тайной организаціей было тоже нелегко. Онъ еще участвовалъ на засданіяхъ 1821 года, на которыхъ былъ распущенъ ‘Союзъ Благоденствія’ и создано новое существо съ новымъ уставомъ, то общество, результатомъ дятельности котораго было 14 декабря. По показанію И. Д. Якушкина, М. Н. Муравьевъ попалъ къ концу засданій, и ему былъ прочитанъ новый уставъ. Но Муравьевъ уже сознательно отстранялся отъ сношеній съ обществомъ: онъ вышелъ въ отставку и притулился въ своемъ имніи въ глухомъ узд Смоленской губерніи. Баронъ Розенъ, въ стать, написанной по поводу работы Д. Л. Кропотова и посвященной М. Н. Муравьеву и его участію въ тайномъ обществ 1816—1821 г.г., сообщаетъ слдующія данныя {Рус. Стар., т. XLI 1884, январь, 61—70. Перепечатана въ ‘Запискахъ декабриста’ барона А. Е. Розена. СПБ., 1907, стр. 421—427.}:

‘Михаилъ Николаевичъ Муравьевъ, пробывъ три года членомъ тайнаго общества, достигнувъ извстности, какъ отличнйшій офицеръ, получивъ значительное жалованье и чинъ подполковника, пренебрегъ всми ласковыми отговариваніями высшихъ своихъ начальниковъ и вышелъ въ отставку въ конц 1820 г., посл происшествія въ л.-ги. Семеновскомъ полку. Въ это время послдовали его примру много членовъ тайнаго общества изъ гвардіи: кто перешелъ на службу въ армейскіе полки, кто вышелъ въ отставку подъ предлогомъ болзни или по домашнимъ обстоятельствамъ, только чтобы удалиться изъ центровъ ‘Тайнаго Общества’. Молодые офицеры въ оберъ-офицерскихъ эполетахъ, съ огромнымъ запасомъ тогдашняго либерализма и филантропическихъ и космополитическихъ идей, дослужившись до штабъ-офицерскихъ эполетъ и до вакансіи въ отдльные начальники, въ полковые командиры и, наконецъ, убдившись, что Пав. Ив. Пестель и сообщники его но шутятъ и не забавляются голословными совщаніями на създахъ я сходкахъ, а весьма серьезно увлеклись дломъ общества,— часть изъ нихъ умудрилась и послдовала примру М. Н. Муравьева’.

Конечно, М. Н. Муравьеву было не безызвстно, что правительство, и въ частности, самъ Государь уже знаютъ о Тайномъ Обществ и объ его членахъ. По одному любопытному поводу объ освдомленности правительства члены общества узнали достоврно. Въ 1821 году въ Смоленской губерніи случился неурожай и голодъ. Члены общества и прежде всего М. Н. Муравьевъ энергично взялись за дло помощи голодающимъ: открыли подписку, производили сборы, разбудили предержащія власти и добились успха {Въ ‘Запискахъ И. Д. Якушкина’ (Москва, 1905, стр. 57—60) находятся подробныя свднія о голод.}. Любопытно, что правительство (уже въ то время!) подозрительно отнеслось къ общественной иниціатив въ этомъ дл. Графъ В. П. Кочубей всеподданнйше доносилъ по этому поводу 8 апрля 1821 года Александру Павловичу {Русская Старина, T. СХ, 1902, февраль, стр. 390.}:

‘Я не говорю вашему величеству о неурожа, обнаружившейся въ двухъ смежныхъ съ Черниговской губерніей уздахъ Смоленской губерніи. Вы узнаете объ этомъ изъ бумагъ Комитета Министровъ, равно изъ моего отдльнаго мннія по этому поводу, скажу только, что я слышалъ, что когда въ Москв была открыта подписка, о которой ваше величество узнаете также изъ донесенія Комитета, то нкоторыя лица, вроятно, съ цлью очернить правительство, пожелали пожертвовать большія суммы и подчеркнуть этимъ его мнимое безучастіе. Князь Дмитрій Голицынъ держалъ себя въ этомъ случа очень умно. Онъ запретилъ публиковать въ Москв объ этой подписк, полагая, что правительство должно само удовлетворить столь настоятельныя нужды, но не препятствовать частной благотворительности притти на помощь пострадавшимъ’.

Дйствительно, помощь голодающимъ была прямо поставлена въ счетъ обществу. Александръ I, но сообщенію Н. И. Тургенева, переданному И. Д. Якушкину и занесенному послднимъ въ записки (стр. 64), ‘былъ увренъ, что устрашающее его тайное общество было чрезвычайно смло, и сказалъ однажды кн. П. М. Волконскому, желавшему его успокоить на ототь счетъ: ‘Ты ничего не понимаешь, эти люди могутъ кого хотятъ возвысить или уронить въ общемъ мнніи, къ тому же они имютъ огромныя средства, въ прошломъ году, во время неурожая въ Смоленской губерніи, они кормили цлые узды’. И при этомъ назвали меня, Пассека, Фонвизина, Михайла Муравьева и Левашова. Все это передалъ мн {И, конечно, М. Н. Муравьеву.} посл Колошинъ, пріхавшій изъ Петербурга по порученію В. Тургенева… Тургеневъ заказывалъ намъ съ Колошинымъ быть какъ можно осторожне посл того, что Императоръ назвалъ нкоторыхъ. изъ насъ’.

Посл такихъ извстій М. Н. Муравьеву, желавшему отойти отъ Общества, дйствительно ничего не оставалось, какъ зассть въ своемъ имнь. Онъ назжалъ по дламъ въ Москву и Петербургъ, видлся, конечно, со своими старыми товарищами и единомышленниками, говорилъ и о длахъ общества, но самъ воздерживался отъ какого-либо участія.

Но для характеристики самого Муравьева любопытны и цнны не столько эти, приведенныя нами, данныя объ его активной дятельности, какъ заговорщика, сколько т, неизвстныя до сихъ поръ, данныя слдственнаго процесса, рисующія въ весьма оригинальномъ очертаніи Муравьева, будущаго покорителя Литвы. Къ нимъ мы и переходимъ.

Мы приводимъ въ подлинник объясненія М. П. Муравьева, ибо ихъ нельзя излагать, а надо прочесть цликомъ: ужъ очень они любопытны для характеристики будущаго графа. Эти многословныя увренія въ невинности, обращенія къ Государю, воззванія къ Богу, убжденія въ истинности показаній и вмст съ тмъ, фактически неправильныя объясненія, сплошныя умолчанія — рисуютъ ярко личность Муравьева..

Извстно, что лишь только слдственный по заговору декабристовъ комитетъ, руководимый самимъ Николаемъ Павловичемъ, открылъ свои дйствія и началъ допросы, какъ тотчасъ же, будто изъ рога изобилія, посыпались раскаянія, признанія, разоблаченія и указанія именъ всхъ мало-мальски прикосновенныхъ лицъ. Имя Михайлы Муравьева было названо при первыхъ же допросахъ, и уже въ 9-омъ засданіи комитета 25 декабря 1825 года военный министръ объявилъ, что, по его докладу 24 декабря, Государь Высочайше повелть соизволилъ взять подъ арестъ, среди многихъ другихъ и Михаила Николаевича Муравьева {Дло Г. А., No 351, л. 6-ий.}.

Поставивъ своей задачей устраниться отъ тайнаго общества, М. Н. Муравьевъ притаился въ своемъ имнь въ глуши Рославльскаго узда, Смоленской губерніи. Всти о возстаніи на Сенатской площади дошли сюда въ самомъ конц декабря мсяца, а вслдъ за ними долетли слухи и о бунт Черниговскаго полка. Прошлое встало передъ взоромъ М. Н. Муравьева, и онъ понялъ, что, но меньшей мр, отъ допросовъ и привлеченія къ слдствію ему не уйти, поспшилъ приготовиться и уничтожить всякія сомнительныя бумаги. Біографъ его риторически описываетъ, какъ слухи объ арест заронили въ его душу зловщее предчувствіе, какъ онъ ясно увидлъ приближеніе грозы, и какъ, предчувствуя арестованіи, онъ выхалъ изъ своего имнія въ Москву, гд и остановился съ семьей у матери своей жены,— извстной Надежды Николаевны Шереметевой, на Бронной. Здсь, дйствительно, онъ былъ арестованъ 12-го января, ‘до свту’, и тотчасъ-же отравленъ въ Петербургъ. По прибытіи Муравьевъ былъ доставленъ въ Зимній Дворецъ, и здсь генералъ-адъюіангь Левашовъ снялъ съ него первое показаніе, которое я было заслушано 16 января въ засданіи слдственнаго комитета. Комитетъ постановилъ заготовить ему вопросные пункты.

Только въ самое послднее время (уже въ 20-мъ вк) начали проскальзывать въ нашу печать данныя изъ слдственныхъ о декабристахъ длъ, и мы получили возможность, на основаніи достоврнаго матеріала, судить о томъ, какъ отвчали на допросахъ и держали себя во время слдствія декабристы. То, что становилось извстнымъ въ этомъ отношеніи, вселило горькое разочарованіе въ современное сознаніе, полное благоговйной памяти о герояхъ 14-го декабря. Привлеченные къ слдствію заговорщики — отъ прапорщика до генерала — не проявили никакой стойкости и съ удивительной безудержностью спшили повдать своимъ судьямъ вс тайныя дйствія, вс слова, вымолвленныя со значеніемъ и безъ значенія въ пустой болтовн, вс мысли, даже самыя сокровенныя, спшили назвать возможно больше именъ, хорошо зная, что всякое указаніе влечетъ за собой арестъ, не останавливались по временамъ даже передъ навтами и оговорами своихъ товарищей, и раскаивались, раскаивались безъ конца. Слдователи безъ особыхъ усилій добивались отъ своихъ подслдственныхъ отвтовъ на вс вопросы. Напрасно было бы объяснять такое чрезмрное обнаженіе тайнъ сознательнымъ стремленіемъ уяснить правительству смыслъ и значеніе своей заговорщической дятельности и такимъ образомъ какъ бы продолжить пропаганду дла. Такое объясненіе не отвчаетъ, положенію вещей, ибо — надо признать, что огромное большинство декабристовъ выказало самое настоящее малодушіе. Если бы они не были на слдствіи такъ краснорчивы, такъ многоглаголивы, если бы больше думали о возможныхъ результатахъ своихъ оглашеній и выдачъ, то, несомннно, было бы меньше жертвъ, меньше страданій, и самая революціонная идея не была сведена къ тому ничтожному бытію, въ какое она попала посл суда надъ декабристами.

Необходимо имть въ виду только ‘что сказанное, чтобы лучше оцнить поведеніе М. м. Муравьева во время слдствія. Изъ всхъ, привлекавшихся къ слдствію онъ былъ однимъ изъ самыхъ выдержанныхъ и стойкихъ. Онъ имлъ, впрочемъ, возможность приготовиться, обдумать свое положеніе, сообразить ходъ слдствія, онъ выработалъ опредленный планъ отвта. Онъ оказался очень скупъ въ фактическихъ высказываніяхъ, но зато лилъ цлыя риторическія рки на тему о чистот и невинности своего сердца, о преданности и покорности Государю, о снисхожденіи и милосердіи къ отцу семейства и страдальцу отъ ранъ. М. И. Муравьевъ совершенно умолчалъ о своемъ участіи въ ‘Союз Спасенія’, не распространился о своей роли въ реформ тайнаго общества и въ выработк устава. ‘Союза Благоденствія’ и настоятельно твердилъ о томъ, что, никакихъ сношеній не имя съ членами общества, онъ пребывалъ въ полномъ и ршительномъ невдніи объ ихъ дйствіяхъ. Вотъ его первое показаніе, снятое съ него генераломъ Левашовымъ. Онъ представляетъ отвть на вопросъ, принадлежалъ-ли онъ къ тайному обществу.

‘Въ 1817 и 1818 году я участвовалъ съ тми, кои общество тогда составляли. Цль общества была совершенно не противузаконна, и даже уставъ онаго неоднократно хотли довести до свднія государя. Сочленами были: мой брать, фонъ-Визинъ, Перовскій, Трубецкой, Новиковъ и многіе другіе, коихъ, теперь не уномяго. Въ семъ году было нсколько совщаній въ Москв. Кром тхъ, которыя были насчетъ состава общества, въ другихъ я не участвовалъ.

Съ 1818 года похалъ я въ деревню и въ Москву прізжалъ токмо временно, почему сношенія мои съ обществомъ были весьма малыя.

Въ 1821 году было въ Москв совщаніе, посл котораго общество было разрушено. Съ тхъ поръ я отъ онаго отсталъ и даже совершенно не зналъ о его возобновленіи’.

Въ этомъ первомъ своемъ отвт Муравьевъ слухо говоритъ о московскихъ совщаніяхъ 1821-го года, посл которыхъ онъ отсталъ. Изъ его словъ даже не видно, присутствовалъ ли онъ на нихъ. Нельзя не отмтитъ и того, что онъ назвалъ слишкомъ мало именъ. Изъ названныхъ кап. Новиковъ давно уже умеръ, А. И. Муравьеву, Фонвизину и Трубецкому, уже арестованнымъ, указаніе М. Н. Муравьева не могло, конечно, повредить. О Перовскомъ Комитетъ тотчасъ же запросилъ Муравьева, какого Перовскаго онъ иметъ въ виду. Муравьевъ назвалъ Льва, камергера, въ то время путешествовавшаго за границей.

20 января М. И. Муравьевъ сочинилъ всеподданнйшее прошеніе, въ которомъ апъ исповдывался передъ Государемъ. Исповдь очень характерная: она ни на слово не увеличила фактическаго содержанія его призванія, но зато въ обиліи содержала изъявленія покорности, любви, преданности, благодарности. Дйствительная цль его прошенія — добиться разршенія ‘предстать передъ Государемъ, услышать свое обвиненіе и принести свое оправданіе’. Прошеніе М. Н. Муравьева полно своеобразнаго подобострастія и низкопоклонной лести: вроятно, онъ былъ того мннія, что эти свойства его обращенія проложатъ путь къ сердцу Николая Павловича. Приводимъ цликомъ это прошеніе отставного подполковника, чтобы читатель могъ, какъ должно, оцпить его, прикинувъ его мысленно къ тому надменному топу, какимъ проникнуты ‘Записки графа М. Н. Муравьева’.

‘Ваше Императорское Величество,

Всемилостивйшій Государь!

Вашъ врноподданный, отставной подполковникъ, Михаилъ Николаевъ, сынъ Муравьевъ, взятый подъ стражу и содержащійся подъ карауломъ въ военномъ госпитал, дерзаетъ прибгнуть къ милосердію и покрову Вашего Императорскаго Величества.

Страдалецъ отъ ранъ, понесенныхъ имъ въ 1812-мъ году, всегда преданный своему Государю и готовый жизнію своею жертвовать для него, не омрачивши себя никогда ни мятеженъ, ни возмущеніемъ, не получившій даже въ продолженіе службы своей отъ начальства выговора, нын по неизвстнымъ ему причинамъ отторгнутъ отъ семейства, разлученъ съ женою и тремя малолтними дтьми и находится на чред государственныхъ преступниковъ подъ стражею.

Государь всемилостивйшій, чмъ, прогнвалъ я Ваше Императорское Величество, даждь услышать мн вину свою и принести свое оправданіе!

Бывши призванъ во дворецъ, я по чистой совсти отвчалъ на сдланный мн допросъ господиномъ генералъ-адъютантомъ Левашовымъ, въ тлесномъ и душевномъ страданіи своемъ, въ смятеніи чувствъ своихъ желалъ я пасть къ стонамъ Вашего Императорскаго Величества и изложить вамъ чувства моей врноподданнической покорности и обязанности совсти, но Ваше Императорское Величество изволили быть заняты, и потому я лишенъ была, счастья, исповдать свои чувства своему милостивйшему Государю, лишенъ былъ послдней отрады страдальца и, получивши чрезъ господина генералъ-адъютанта Левашова отвтъ Вашего Императорскаго Величества, что вы не изволите находитъ меня виновнымъ и потому отсылаете меня до окончанія дла въ военный госпиталь, гд и по днесь нахожусь… Нахожусь въ горестномъ положеніи страдальца отъ ранъ и сердечнаго быть на чред государственныхъ преступниковъ, когда всегда былъ покоренъ и преданъ своему Государю (Sic!).

Въ допрос своемъ я показалъ и нын вамъ исповдую, всемилостивйшій Государь, что съ 1818-го года, по влеченію общаго мннія, которое не могло быть противно покойному Государю, я находился въ обществ, которое Вашему Императорскому Величеству уже, извстно и съ 1821-го года не существуетъ, съ тхъ поръ я уже ни въ какомъ не находился, вс происшествія, омрачившія день вступленія Вашего Императорскаго Величества на престолъ, для меня безызвстны, чужды и противны правиламъ моимъ и совсти.

Мысль о благ Государя моего и отечества были въ сердц моемъ неразлучны, я всегда молилъ и не перестаю молить Всемогущаго о сохраненіи дней Государя для блага отечества, всегда желалъ служить государю всею врою и правдою, свойственной истинно русскому, гордился всегда сими чувствами и уповаю еще на милость Бога, на правду Вашего Императорскаго Величества, что не буду оставленъ, что дозволите предстать предъ вами, изложить мои чувства сердечныя преданности и покорности Вашему Императорскому Величеству и предъ лицомъ вашимъ снять клевету, омрачившую, можетъ быть, меня во мнніи вашемъ.

Простите великодушно безпорядокъ моихъ мыслей и писанія, я душой и совстью покоенъ, но страдаю тлесно и сердечно, ибо разлученъ съ женою и тремя малолтними дтьми, которыя составляютъ единственное мое счастье. Я оставилъ семейство свое въ безызвстности о себ, и дла, требующія большой дятельности, въ противномъ случа угрожающія совершеннымъ разрушеніемъ благосостоянія моего.

Молю Ваше Императорское Величество, не причтите къ дерзости сію мою исповдь, я пишу согласно своей совсти, своимъ чувствамъ всемилостивйшему своему государю, сія есть послдняя отрада скорбнаго моего сердца. Пріймите оную съ свойственнымъ Вашему Императорскому Величеству милосердіемъ и съ той же искренностью и простотою, съ каковою она написана. Дозвольте мн предстать предъ вами, услышать свое обвиненіе и принести свое оправданіе, и ежели въ невдніи своемъ чмъ оскорбилъ Ваше Императорское Величество, то простите великодушно того, который по гробъ пребудетъ съ чувствами совершенной покорности и благодарности Вашего Императорскаго Величества врноподданный отставной подполковникъ Михаилъ Николаевъ, сынъ Муравьевъ’.

Но М. И. Муравьевъ не достигъ своей цли и не былъ вызванъ къ Николаю Павловичу. Ему пришлось имть дло только съ Комитетомъ, который, впрочемъ, не скоро заготовилъ для него вопросные пункты. Предварительно Комитетъ собралъ показанія противъ М. Н. Муравьева. Что онъ былъ членомъ первоначальнаго тайнаго общества и затмъ ‘Союза Благоденствія’, показали многіе изъ привлеченныхъ, и кн. Трубецкой, и Пестель, и Никита Муравьевъ. Изъ показаній послдняго и М. А. Фонвизина Комитету было извстно, что онъ работалъ надъ уставомъ ‘Союза Благоденствія’. Но оговаривавшіе М. Н. Муравьева старались всячески смягчить свои оговоры. Такъ Фонвизинъ и H. М. Муравьевъ, показавъ, что онъ участвовалъ въ составленіи устава ‘Союза’ по плану Тугендбунда, добавляли, что ‘онъ вообще занимался только открытою цлью Общества. Правила же, изложенныя въ семъ устав, основаны на чистйшей нравственности и дятельной любви къ человчеству, такъ что многіе члены предлагали подвести его Правительству на утвержденіе’. И Александръ Николаевичъ Муравьевъ, братъ М. Н., поименовалъ его въ членахъ общества въ показаніяхъ 17 января, но тотчасъ же убоявшись послдствій, добавилъ: ‘Теперь, когда Господь открываетъ то, что хотлъ держатъ въ тайн передъ Господомъ Богомъ, обязалъ и я сказать: что братъ мой родной отст. подполк. Михаила Муравьевъ всегда удалялся или съ омерзніемъ прекращалъ всякіе преступные разговоры. Онъ всегда держался прямой испитой цли общества, которая била распространеніе просвщенія и добродтели, и когда мн случалось увлечену бить страстью, то онъ всегда приводилъ меня къ порядку, о чемъ теперь торжественно заявляю’ {Гос. Арх. I В, 351, л. 6 об.}. Комитетъ не придалъ никакого значенія показаніямъ объ участіи въ ‘Союз Спасенія’ и ‘Союз Благоденствія’, въ разработк устава послдняго общества и обратилъ все свое вниманіе на выясненіе вопроса, было ли извстно М. Н. Муравьеву общество, возникшее посл 1821 года, и состоялъ-ли онъ участникомъ его.

9 февраля 1826 года М. Н. Муравьевъ далъ отвтъ на заданные Комитетомъ вопросы. Первый вопросъ, присягалъ-ли новому Государю. М. Н. Муравьевъ отвчалъ:

’31-го декабря былъ я еще въ деревн, гд повелніе о приведеніи къ присяг Его Императорскому Величеству Государю Императору Николаю Павловичу не было объявлено. 31-го я выхалъ изъ деревни въ Москву съ своимъ семействомъ, куда и прибылъ 9-го января. 12-го до свту я былъ взятъ и потому не могъ исполнить долга совсти своей, однакожъ, скажу, что 10-го подъзжалъ къ собору, думая присягнутъ и дать въ томъ подписку, но соборъ былъ замкнутъ, вроятно, что уже не принимали въ то время присяги, ежели въ семъ имется какое сомнніе, то можно выправиться’.

О своихъ отношеніяхъ къ тайному обществу М. Н. Муравьевъ повторилъ свое показаніе генералу Левашову, распространивъ его и опять-таки не прибавивъ фактовъ.

‘Въ ноябр и декабр 1817-го года начало образовываться при мн тайное общество, подъ названіемъ ‘Союза Благоденствія’, которое имло цлью распространеніе добрыхъ нравовъ, просвщеніе и прогни у стать противъ лихоимства и неправды. Я иной цли сему обществу не зналъ и не имлъ.— Знавши даже, сколько Государь Императоръ всегда стремился къ распространенію добрыхъ нравовъ, не полагалъ оное ему противнымъ и потому желалъ даже, чтобы оно дошло до свднія его.— Я не помню, чтобы я кого-нибудь въ оное принялъ, кажется, что не принималъ.

Въ семъ обществ были собранія, въ коихъ я былъ при написаніи устава его, объ цли его сказалъ и иной не зналъ.

Въ 1818-мъ году было управленіе сего общества въ Москв, нкоторое время совщанія происходили у меня, посл у Никиты Муравьева, а тамъ не знаю, у кого: меня не было въ Москв, и я мало въ оныхъ участвовалъ.

Общество, которое имло вышеозначенную цль, не могло имть иной надежды въ успх, кром добродтельной цли своей, желанія Государя Императора распространить добрые нравы я просвщеніе, и потому истинно желалъ, чтобы сіе было извстно Государю Императору’.

О нкоторыхъ преступныхъ моментахъ въ жизни ‘Союза Благоденствія’ (засданія, на которыхъ шла рчь о цареубійств, заключительныя засданія, на которыхъ былъ распущенъ Союзъ и вслдъ затмъ обсуждался уставъ новаго общества) Комитетъ поставилъ М. Н. Муравьеву особые вопросы, но Муравьевъ отстранялъ всякое свое участіе, всякое знаніе о цли новаго общества и всякое знакомство съ какими-либо проектами конституціи.

‘Съ весны 1818 года,— писалъ онъ въ своихъ отвтахъ,— я мало былъ въ Москв и потому не имлъ почти никакихъ свдній объ обществ. Въ 1821 году по случаю ужаснаго голода, бывшаго въ Смоленской губерніи. а въ особенности въ Рославльскомъ узд, гд я находился, прибылъ я въ Москву, гд старался успть собрать добровольными пожертвованіями ‘сколько-нибудь денегъ и законнымъ образомъ доставить ихъ мстному правительству для облегченія участи несчастныхъ погибающихъ. Доведено было сіе до свднія главнокомандующаго въ Москв, пособія были сдланы, и я былъ столько счастливъ, что кром того, что самъ набавилъ отъ неминуемой смерти многія тысячи народа, представивъ сію сумму уздному начальству, симъ самымъ обратилъ вниманіе губернатора, который, наконецъ, ршился увдомить высшее начальство о бдствіи губерніи, и было еще прислано пособіе отъ правительства, чмъ и спасено множество народу. Вотъ цль моего пребыванія въ Москв въ 1821 году, но, признаюсь, что не безъ прискорбія услышалъ, что въ общество поступило много людей съ разнородными мыслями,— а потому и очень радъ былъ случаю, чтобы объявить оному уничтоженіе, что оное дйствительно было для меня уничтоженнымъ, докажу тмъ, что я посл сего не имлъ никакихъ сношеній съ обществоімъ, какъ и съ тми, которые были при уничтоженіи,— даже нкоторыхъ изъ названныхъ въ бумаг я совсмъ не зналъ по имени, какъ-то: Бестужева и Повало-Швейковскаго, Пестеля, и Сергя Муравьева многіе годы не видалъ, съ прочими встрчался иногда, но никогда ни на какихъ ихъ совщаніяхъ не былъ и цли ихъ не зналъ до полученія извстія чрезъ газеты о случившемся 14 декабря, неполагалъ даже, чтобъ общество существовало.

Ежели правительство подозрваетъ въ. какихъ намреніяхъ посл 1821-го года, то смло могу представить въ оправданіе свое жизнь свою, вс т, которые меня знали въ узд моемъ, могутъ свидтельствовать, возстановлялъ ли кого противъ правительства? Заводилъ ли я какія политическія связи? Развращалъ ли я правы? Можно удостовриться, имлъ ли я съ кмъ какую переписку, и зналъ ли я о какихъ совщаніяхъ и существованіи общества? Экономическія дла мои мн бы сему могли весьма способствовать, ибо я ежегодно былъ въ обихъ столицахъ и потому мотъ бы развозить мннія общества, если бы я въ ономъ былъ или думалъ о его существованіи, или бы какіе иные замыслы имлъ.

М. Н. Муравьевъ въ дальнйшихъ отвтахъ отозвался ршительнымъ невдніемъ о существованіи польскаго общества, о злодйскомъ умысл на жизнь Государя въ 1823 году, о существованіи Свернаго Общества.

‘Мудрено, чтобы если кто имлъ указанный въ вопросномъ пункт злодйскіе замыслы въ 1823-мъ году, чтобы они мн были извстны. Ибо всякому извстны мои правила, и я столько всегда былъ далекъ отъ. всего того, что было противно вр, добродтели и совсти, что, конечно бы, никогда мн объ семъ никто не сообщалъ’.

Свои отвты М. Н. Муравьевъ снабдилъ риторическимъ послсловіемъ:

‘Въ заключеніе всего скажу, что я никогда не имлъ цлью возродить какіе-либо безпорядки въ государств, многое означенное въ сей допросной бумаг и почти все для меня чуждо и меня ужасаетъ, дйствія 14 декабря узналъ я черезъ газеты только и всегда почиталъ ихъ противными совсти и добрымъ правамъ.— Въ Союз былъ, пока можно было дйствовать для добродтельной цли его. Съ 1821-го года я удалился и былъ счастливъ, удаляясь въ тишину отъ бурныхъ мнній, потрясающихъ всю Европу, себя отъ всего устранитъ, вс связи мои прекратились, общество для меня не существовало, и я пользовался семейною счастливою жизнью въ совершенномъ невдніи обо всемъ, когда былъ взятъ и привезенъ сюда. Манифестъ 1823 года еще боле утвердилъ мн спокойствіе мое. я по чистой совсти думалъ, что въ углу уединенномъ среди семейства своего проведу остальные дня жизни своей, ежели Государю Императору не угодна будетъ служба моя. Смло могу сказать, что всегда былъ, преданъ своему государю. Служилъ ему всми своими способностями, пока тяжкая рана не лишила меня сей возможности. Все происшедшее для меня совершенно чуждо и противно моимъ правиламъ и совсти. Самые обвинители мои, конечно, сознаются въ большой моей невинности. Боле не распространяюсь, Богъ видитъ мою невинность, судьи праведны, и государь милостивъ, заблужденіе отъ злого умысла, неосторожность отъ твердаго намренія, конечно, вина и совершенно уповаю на милость Бога, что Его Императорское Величество утвердится въ врноподданнической моей преданности.— Все сіе подтверждаю своимъ подписаніемъ’.

Завренія М. Н. Муравьева не показались убдительными для Комитета, и было произведено новое спеціальное разслдованіе. 22 февраля Ивану Дмитріевичу Янушкину былъ заданъ вопросъ:, комитетъ требуетъ отъ Васъ чистосердечнаго показанія Вашего, дйствительно ли, какъ видно съ отвтовъ вашихъ, отст. подполк. М. Муравьевъ зналъ о существованіи тайнаго общества и его намреніяхъ и посл 1821 года, также принималъ ли онъ въ нихъ участіе, и на чемъ основывается означенное Ваше показаніе’. И. Д. Якушкинъ, не въ примръ другимъ, привлеченнымъ къ длу, высказывался на допросахъ съ большими умолчаніями и разсчитанною осторожностью, онъ назвалъ немного именъ, и, среди нихъ, своего свояка М. Н. Муравьева {И. Д. Якушкинъ и М. Н. Муравьевъ были женаты на родныхъ сестрахъ.}. Въ отвть на вопросъ Комитета онъ подтвердилъ свои показанія и разъяснилъ: ‘я полагаю, что существованіе тайнаго общества и намреніе, при постановленіи, объявить нкоторымъ членамъ объ уничтоженіи онаго въ 1821 году, было извстно отст. подполк. М. Муравьеву, потому что онъ былъ на одномъ изъ совщаній, происходившихъ въ это время въ Москв, на которомъ ему былъ прочитанъ новый уставъ общества’.

Утвержденіе И. Д. Якушкина было ршительнаго характера, и Комитетъ потребовалъ отъ М. Н. Муравьева новаго показанія, ‘съ полной справедливостью’. Муравьевъ отвчалъ 25 февраля 1826 года не мене ршительнымъ отрицаніемъ.

‘На сей вопросъ,— писалъ онъ,— имю честь отвтствовать съ полной откровенностью, что я съ 1821 года въ Обществ никакого участія не принималъ, сношеній въ членами никакихъ не имлъ, уставовъ никакихъ не видалъ, ибо съ 1821 года ни въ какихъ собраніяхъ не былъ, а удивляюсь, почему Якушкинъ на меня показываетъ, положивши себ никогда ни въ чемъ не участвовать, не имть даже объ обществ представленія, я былъ въ совершенномъ объ ономъ невдніи, еще радъ повторяю, что посл собранія 1821 года ни въ какихъ посл не былъ и почиталъ себя счастливымъ, что могъ совершенно уединиться и загладить своимъ поведеніемъ сдланную неосторожность присутствія на собраніи 1821 года, увренъ, что справедливость моего показанія никто не оспоритъ, въ чемъ и утверждаю собственноручнымъ моимъ под- писаніемъ’.

Посл отвта на вопросы, данные 25 февраля, Комитетъ ужъ больше не безпокоилъ Муравьева допросами, не допрашивали, но и не освобождала его. Находясь въ выжидательномъ положеніи и не видя никакого движенія по длу, Муравьевъ началъ волноваться. Не добившись разршенія ‘излить чувствованія’ лично передъ Николаемъ Павловичемъ, Муравьевъ ищетъ личнаго свиданія съ Л. X. Бенкендорфомъ, который состоялъ въ Комитет и вдалъ допросами Муравьева. Онъ обращается къ Бенкендорфу -съ прошеніемъ, въ которомъ въ унизительномъ топ умоляетъ дать возможность ‘открыть изустно сердце’ ему, Бенкендорфу. Это прошеніе врядъ ли приходило ему въ мысли, когда онъ творилъ ‘удъ и наказанія въ Литв въ 1863 году!

‘Милостивый государь, Александръ Христофоровичъ!

Долговременное мое заточеніе заставляетъ меня думать, что участь моя уже ршена. Не смю роптать и принести какое-либо оправданіе, столько всегда былъ увренъ въ справедливости судей. моихъ. Присутствіе мое въ собраніи 1821-го года могло навлечь на меня подозрніе и подвергнуть меня обвиненію, я сіе очень чувствую, но полагалъ однако-жъ, что посл того, совершенное мое отклоненіе отъ всхъ собраній, совщаній и сношеній и потому совершенное невдніе о существованіи даже политическихъ сообществъ докажетъ, сколько я всему былъ чуждъ и дломъ и совстью.

Постигшее меня несчастье, разлучивъ меня со всмъ, что для меня драгоцнне въ жизни, съ женою и дтьми, конечно, столь велико, что едва нахожу я въ себ силы къ перенесенію онаго, но оное усугубляется еще мыслью, что я навлекъ на себя подозрніе и гнвъ Государя Императора, которому я былъ всегда душою и сердцемъ покоренъ и вренъ. Законъ можетъ судить мои дйствія, но чувства мои видитъ единый Богъ, онъ видитъ невинность сердца моего, и сколько я былъ всему чуждъ.

Я безъ ропота перенесу то наказаніе, которое угодно будетъ Его Императорскому Величеству на меня наложить, лишь бы ему имть счастье излить свое чувствованіе, Государь милосердъ и удостоврится, что я никогда не могъ быть ни злоумышленникомъ, ни преступникомъ, онъ увидитъ раскаяніе мое въ томъ, что мгновенно, былъ увлеченъ, и ежели онъ не окажетъ мн милости прощеніемъ, по крайней мр я почту себя счастливымъ^ что исполнилъ предъ нимъ обязанности сердца и совсти и понесу въ несчастій своемъ не гнвъ, а состраданіе своего Государя..

Но какъ доведу я до свднія Его Императорскаго Величества моленія своя, кто услышитъ чувства мои, они заключены со мною въ тюрьм моей, къ вамъ дерзаю прибгнуть, Ваше Превосходительство, не оставьте меня въ моемъ несчастій, умоляю васъ всмъ, что есть священне,— женою я дтьми, не покиньте меня и постите меня въ тяжкомъ моемъ заключеніи, дозвольте мн лично и изустно передать вамъ свои чувствованія, вы увидите невинность сердца моего и доведете мои чувствованія до свднія Его Императорскаго Величества, я не буду обременятъ васъ своими просьбами, открою вамъ сердце свое, вы прочтете въ ономъ мои чувства и мысли, и сами удостовритесь, что ежели я могъ навлечь на себя нареканіе и подозрніе, но виновникомъ быть не мотъ, еще разъ умоляю за-съ, не откажите мн въ сей милости, постите меня и тмъ уже много облегчите участь мою я вольете отраду въ сердце, которое по гробъ пребудетъ вамъ благодарнымъ.

За симъ съ истиннымъ почтеніемъ и совершенною преданностію имю честь быть,

Милостивый государь, Вашего Превосходительства
всепокорнйшимъ слугою
Михаилъ Муравьевъ.

Марта 21-го, 1826-го года.

Прошеніе осталось безъ отпта, и безъ результата. Черезъ дв недли Муравьевъ ршается вновь безпокоить Бенкендорфа: очевидно, его уже начинало покидать чувство увренности въ томъ, что Комитетъ сочтетъ его невиннымъ, и все дло кончится для него безнаказанно. 4 апрля 1826 года онъ пишетъ Бенкендорфу.

‘Милостивый государь, Александръ Христофоровичъ!

Мн очень совстно, что столь много обременяю Ваше Превосходительство, по, конечно, уже послдній разъ беру сію смлость, вынужденный чувствами своими и противуположнымъ положеніемъ, въ которомъ нахожусь столъ долгое время.

Не знавши еще ни хода дла своего, ни обвиненія своего, ни предназначенной мн. участи, но вполн чувствуя во всемъ сердечную свою невинность, ршился въ особенной бумаг, здсь приложенной, изобразить еще разъ подробно вс свои дйствія и чувствованія со всегдашнею откровенностью, и просить всепокорнйше Ваше Превосходительство доставить оную, ежели можно и нужно еще, въ то присутствіе, гд должна ршиться или ршена моя участь.— Я почелъ сіе обязанностью чувствъ своихъ и совсти и, конечно, посл сего никого никогда боле безпокоитъ не буду.

Позвольте мн надяться, что Ваше Превосходительство, прочтя прилагаемую при семъ искреннюю исповдь мою, не откажетесь довести оную до свднія самого Государя Императора, удостовритъ его во всегдашнихъ моихъ чувствованіяхъ преданности и покорности къ нему, ибо я, вроятно, не буду имть счастія Его Императорскому Величеству изустно или письменно оныя излитъ и удостовриться, что ежели бы я себя чувствовалъ по сердцу и по совсти въ чемъ виновнымъ, то, конечно, не смлъ бы васъ столько утруждать.

Ваше Превосходительство, конечно, будете столько обязательны и снисходительны, что простите мн смлость и не откажетесь исполнить сію всепокорнйшую послднюю просьбу имющаго честь пребыть съ чувствомъ совершеннаго почтенія и преданности и т. д.

Исповдь, приложенная при письм, была слдующаго содержанія:

Высочайше учрежденному Комитету отъ подполковника Михаила Николаева, сына Муравьева.

Всепокорнйшее объясненіе.

Увренность въ милосердіи Государя Императора, въ справедливости и снисхожденіи Высочайше учрежденнаго Комитета побудили меня симъ объясненіемъ исполнить долгъ совсти и чувствъ и тмъ, можетъ быть, нарушить вообще предположенный порядокъ въ сужденіи. Я бы не смлъ обременять своимъ писаніемъ высокопочтенныхъ судей своихъ, если бы въ длахъ своихъ, совсти и чувствахъ нашелъ бы что виновнаго и соотвтственнаго положенію человка, строго заключеннаго на чред преступниковъ.

Двнадцать уже недль истекло моему заточенію, но я не смю роптать на участь свою, ибо вижу промыслъ Всевышняго и волю Государя Императора: съ благоговніемъ и покорностью перенесу удлъ свой, зная, что спокойствіе государства и благо общее требовали мръ осторожности и строгаго изслдованія.

Удостовренный въ справедливости и снисхожденіи, съ каковыми Высочайше учрежденный Комитетъ разсматриваетъ сіи столь затруднительныя дла, и что оный согласно сердцу Августйшаго Государя ищетъ не жертвъ несчастныхъ, а старается лишь отдлить невинныхъ отъ общей массы, почелъ обязанностью совсти всепокорнйше изложить ему свои чувствованія, въ твердомъ упованіи, что оныя пренебрежены не будутъ, и что тмъ самымъ облегчивъ изслдованіе дла своего, доставлю Высочайше учрежденному Комитету пріятный случай узрть еще невиннаго и возвратить Государю Императору врноподданнаго.

Такъ какъ я не былъ ни участникомъ къ зловредныхъ политическихъ замыслахъ, посл 1821-го года былъ чуждъ всмъ соединеніямъ и въ совершенной обо всхъ умыслахъ неизвстности и притомъ не слыхалъ еще своего обвиненія и не знаю, кто навлекъ на меня подозрніе, потому и долженъ искренной изложеніе дйствій своихъ и чувствъ подтвердить лишь доводами, взятыми изъ самыхъ обстоятельствъ дла, мн извстнаго (по большей части) лишь по первому сдланному мн допросу.

Въ сдланныхъ мн допросныхъ пунктахъ упоминается: о давнемъ времени начатья политическихъ обществъ, о собраніяхъ для сего предмета, бывшихъ до 1821-го года, о злонамренныхъ умыслахъ и противугражданственныхъ предпріятіяхъ. Самыя сіи событія, для меня совершенно чуждыя, достаточно могутъ удостоврить, сколько я былъ всегда далекъ отъ всхъ подобныхъ замысловъ, сколько чтилъ государственную тишину и спокойствіе и противенъ былъ всему, могущему оныя нарушить, ибо, не взирая на кругъ службы, знакомства и родства, которые бы могли меня увлечь, но никогда въ семъ не участвовалъ, въ чемъ безъ сомннія подтвердятъ вс знающіе меня, и поэтому сіи самыя обстоятельства служатъ наилучшимъ доказательствомъ моихъ всегдашнихъ чувствъ и мыслей и убждаютъ, сколько я всегда былъ далекъ отъ всхъ противугражданственныхъ замысловъ.

Въ 1818-мъ году я былъ въ обществ, имющемъ цлью распространеніе добрыхъ нравовъ и просвщенія. Я въ ономъ дйствительно былъ и съ удовольствіемъ участвовалъ, ибо видлъ сіе согласнымъ съ добродтелью въ Боз почивающаго Государя, иного намренія я не имлъ (какъ то подозрваетъ Высочайше учрежденный Комитетъ, что изъ допроса видть могъ).

Въ 1819 и 1820 годахъ, по обстоятельствамъ службы и домашнимъ, я почти никакихъ не имлъ съ обществомъ сношеній, и потому ходъ онаго и распространеніе мн мало были извстны.— Но въ 1821-мъ году несчастнйшее событіе, ужасный голодъ въ узд, въ которомъ я жилъ, доставило мн случай доказать на опыт чувства, которыя руководили мною въ обществ, и я подвергнулъ себя даже подозрнію, старавшись спасти тысячи несчастныхъ, оставленныхъ безъ помощи горькой своей участи. Я пріхалъ въ Москву зимою 1821-го года., старался снискать частныя пожертвованія для спасенія гибнувшихъ, обратить на. то вниманіе мстнаго начальства, доставить ему законнымъ образомъ собранныя довольно значительныя пособія, и Богъ, вложивши имъ въ сердце мысль сію, благословилъ и успхомъ. Онъ, избравъ меня орудіемъ пресвятой воли своей, доставилъ мн вчное утшеніе, хотя нсколько облегчить бдствія страждущаго человчества и тмъ сохранить Государю и отечеству тысячи полезныхъ рукъ.— Вотъ польза, которую я живо ощутилъ отъ соединенія и дотол держался оному, но сіе самое навлекло на меня постигшее нын (меня) бдствіе.

Въ 1821-мъ году, какъ выше сказалъ, пріхавши въ Москву, засталъ я еще собраніе членовъ общества, на ономъ былъ, но внутренно, по сердцу и разсудку не желая никакихъ политическихъ предпріятій и цли, имлъ лишь всегда въ предмет одно добро, къ которому стремился, не ршился на самомъ собраніи тотчасъ круто прервать связи, увренъ былъ, что оное само рушится, исполнилъ свое предпріятіе помочь несчастнымъ и вмст съ тмъ далъ себ твердое слово впредь отклоняться отъ общества, несоотвтственнаго уже ни моимъ мыслямъ, ни чувствамъ, что свято и выполнилъ, ибо въ теченіе послдовавшихъ пяти лтъ не былъ боле ни въ какихъ собраніяхъ, совщаніяхъ и сношеніяхъ съ обществомъ, не зналъ о его дйствіяхъ и дальнйшихъ предположеніяхъ, не зналъ членовъ, избгалъ, сколько возможно, всхъ подобныхъ разговоровъ, въ сердц и душ своей бытіе свое соединялъ съ существующимъ порядкомъ вещей, удалился совершенно отъ всего, и утверждаю всмъ, что для меня священне, что, посл собранія 1821-го года не участвуя ни въ чемъ, самое существованіе общества было для меня совершенно безызвстно.

Вотъ искреннее и чистосердечное изложеніе моихъ чувствъ и дйствій и все участіе мое въ тайныхъ обществахъ, ежели я подвергаюсь подозрнію и обвиненію присутствіемъ на собраніи 1821-го года, то чувства, сердце и совсть меня оправдываютъ, ибо никто меня не обвинитъ въ зловредныхъ намреніяхъ, въ разрушительныхъ предпріятіяхъ или въ знанія оныхъ. Въ томъ же, что я былъ противенъ всмъ политическимъ умысламъ и совершенно онымъ чуждъ, доказываетъ мое отклоненіе отъ общества и полная объ ономъ неизвстность, равно о всхъ предпріятіяхъ, означенныхъ въ допросныхъ мн предложенныхъ пунктахъ, какъ прежде, 1821-го года, такъ и посл онаго.

Изслдуя самымъ строгимъ образомъ поведеніе свое, чувства и мысли, не моту, по совсти, себя чмъ-либо укорить. Одно лишь собраніе 1821 года могло обратить на меня подозрніе, впрочемъ, ежели мгновенная неосторожность, опровергнутая прежнимъ моимъ поведеніемъ, оправданная благонамренною цлью, мною всегда руководившей, послдовавшимъ моимъ въ теченіе пяти лтъ отклоненіемъ отъ всхъ политическихъ связей, неучастье ни:ъ какихъ собраніяхъ, совщаніяхъ и умыслахъ, совершенное даже невдніе о существованіи политическихъ сообществъ недостаточно, чтобы доказать невинности моей, то не стану боле стараться объ утвержденіи ея, вручаю себя промыслу Всевышняго, Онъ видитъ чистоту сердца моего, совершенную невинность мою, предъявить и покорность моему Государю, да будетъ святая воля Его.

Но сильное внутреннее чувство моей всегдашней покорности и преданности Государю Императору, невинности сердца моего и притомъ строгое заточеніе, въ которомъ я нахожусь, увлекли меня въ выраженіяхъ и чувствахъ. Могу ли я усумниться, чтобы Высочайше учрежденный Комитетъ не увидлъ невинности моей? Конечно, клевета могла на время омрачить меня во мнніи его, а важность самого дла заставить медленно и съ осторожностью подвигаться въ изслдованія, но я совстью, сердцемъ и чувствами правъ и потому виновнымъ ни предъ Богомъ, ни предъ Государемъ остаться не могу.

Впрочемъ, я досел не слыхалъ противъ себя никакихъ показаній, кром г-на Якушкина, ‘что будто бы я зналъ о существованіи общества’, но сіе показаніе столь неосновательно, что само опровергается,, ибо ежели общество сходно предположенію существовало, то, конечно, имло свои собранія, совщанія, членовъ и сношенія, и потому кто зналъ объ обществ, не могъ не знать всхъ сихъ дйствій и посл сдланныхъ предположеній, иначе не могъ онъ знать о его существованіи. Я же посл собранія 1821-го года, отклонившись отъ всего политическаго, не участвуя боле ни въ чемъ, не раздляя ни съ кмъ никакихъ замысловъ, не бывши ни на какихъ собраніяхъ и совщаніяхъ, мотъ ли знать о существованіи общества? Конечно, нтъ, утверждаю свое невдніе въ существованіи общества всмъ, что для меня есть священне, ибо съ 1821 года, кром упомянутаго собранія, ни въ чемъ не участвовалъ, ничего не зналъ въ теченіе пяти лтъ, и сердцемъ и совстью чистъ.

Чмъ лучше и сильне могъ я доказать свое отъ всего отстраненіе посл 1821-го года, какъ ни тою неизвстностью, въ которую себя поставилъ и сохранилъ, прервавши вс съ бывшимъ обществомъ сношенія? Ежели какъ по первому взгляду казаться можетъ, что имя фамиліи моей, родство и прежнія знакомства даютъ поводъ къ подозрнію меня, то напротивъ того, при настоящемъ изслдованіи, сіе самое послужитъ врнйшимъ доказательствомъ въ моей невинности и совершенномъ отстраненіи отъ политическихъ замысловъ, ибо, будучи свободенъ отъ службы, если бы я имлъ какія намренія, то не мотъ ли самъ воспользоваться и предаться онымъ свободно и безпрепятственно? Но сердце мое и чувства мои были всегда всему подобному противны, и я посл собранія 1821-го года, давши себ твердое слово отъ всего отклоняться, оное свято исполнилъ, пять лтъ былъ въ совершенномъ обо всемъ невдніи, избгалъ даже, сколько возможно, всхъ подобныхъ разговоровъ, чистъ совстью, ибо ни словомъ, ни дломъ, ни помышленіемъ, ни въ чемъ посл его не участвовалъ, и ничего не зналъ, никакія политическія соединенія для меня боле не существовали, я онымъ былъ чуждъ, о нихъ не зналъ и не хотлъ знать, и потому былъ и есмь въ сердц невиненъ и покоенъ. Тотъ, который стремится къ извстной цли, впередъ разсчитываетъ жребій свой и въ самой неудач въ фанатизм своего намренія находитъ еще нкоторую мнимую отраду. Но я, который былъ всегда, чуждъ всмъ политическимъ замысламъ, дйствіями, совстью и сердцемъ, который слилъ свое бытіе съ существующимъ порядкомъ вещей, лишь въ совершенной тишин и спокойствіи государства находилъ прочное счастье семейной своей жизни: конечно, нын сильно страдаю, разлученный со всмъ, что драгоцнне въ жизни, въ заточеніи, на чред преступниковъ, когда ни сердце, ни чувства сему положенію не соотвтствуютъ: когда поведеніемъ своимъ всегда старался заслужить не гнвъ, а милость Государя, но Богъ и невинность моя поддерживаютъ силы мои. Пути Всевышняго неисповдимы, Онъ насылаетъ на насъ испытанія и милуетъ, должно покоряться Святой вол Его, молю Его только и уповаю, что гласъ невинности моей обратить на меня вниманіе высокопочтенныхъ судей моихъ, что дозволено мн будетъ услышать обвиненіе свое и принести оправданіе, и что, на, конецъ, Государь Императоръ узнаетъ чувства непоколебимой моей къ нему врности и покорности и позволить предстать предъ себя врноподанному, томящемуся нын невинною жертвою въ заточеніи: но и въ самомъ бдствіи своемъ, сильно чувствуя невинность свою, безъ малйшаго ропота и съ совершенною покорность переносящаго жребій свой.

Изложивши искренно исповдь свою, остается мн только, милостивый государь, просить васъ не причесть къ дерзости сіе мое писаніе, если бы я чувствовалъ себя въ душ виновнымъ, то, конечно бы не смлъ столь много безпокоить васъ, но знавши свои чувствованія, и сколько всегда былъ чуждъ всмъ соединеніямъ, смло нишу, ибо невинность сердца моего за меня говорить, и Богъ подкрпляетъ меня, прошу васъ убдительно, не пренебрегите гласа совсти моей и возвратите Государю врноподданнаго..— Если же имются противъ меня какія доказательства, то позвольте мн оныя выслушать и принести оправданіе, ибо утверждаю всмъ, что для меня священне, что я былъ совершенно всему чуждъ, въ полномъ обо всхъ политическихъ соединеніяхъ невдініи, и что чувства, мои, сердце и мысли были всегда онымъ противны.

Ежели позволено подсудимому, всегда своему Государю покорному, сердцемъ и душою невинному, увренному въ снисхожденіи высокопочтенныхъ судей своихъ просить милости, то дерзаю прибгнуть къ вамъ, милостивйшіе государи, съ моею всепокорнйшей просьбою: позвольте мн лично предстать предъ вами, лично объяснить свое поведеніе и тмъ снять съ себя пятно, меня столь сильно омрачающее, позвольте всеподданнйше просить Гооударія не отказать мн въ счастіи ему устно излить свои сердечныя чувствованія, представить невинность мою и всегдашнюю покорность, при всхъ моихъ страданіяхъ отъ ранъ, я еще соберусь съ силами, чтобы представиться, изъяснитъ душевную свою невинность и вмст съ тмъ живйшее раскаяніе, что присутствіемъ въ собраніи 1821-го года могъ навлечь на себя подозрніе и гнвъ Государя Императора. Если же вс сіи мои моленія противны принятому порядку и останутся отринутыми, и если по теченію дла Высочайше учрежденный Комитетъ находить еще нужнымъ продолжить мое заключеніе, то всепокорнйше молю его, по крайней мр, воззрть на меня, какъ на невинную жертву бдственныхъ обстоятельствъ, разсмотрть чувствованія мои, дйствія мои и отдлить меня отъ чреды виновныхъ. Позвольте мн васъ убдительнйше просить, высокопочтенные судьи мои, не откажите мн въ утшеніи видть семейство свое, жену и дтей и тмъ облегчить сокрушенное сердце. Конечно, милостивйшіе государи, вы взойдете въ мое бдственное положеніе, увидите невинность сердца моего, воззрите милостиво на страждущаго и не откажете сей послдней отрады отпу семейства.

Прибгаю къ вашему правосудію и человлюбію, примите благосклонно сію искреннюю исповдь мою и не оставьте безъ удовлетворенія мое покорнйшее моленіе, чувство совершенной моей невинности внушило мн смлость васъ столь много безпокоить, ваши же собственныя чувствованія даютъ, мн твердую надежду, что гласъ совсти моей не останется безъ вниманія, и моленіе мое безъ успха… Къ сему объясненію отставной подполковникъ Михаилъ Николаевичъ, сынъ Муравьевъ руку приложилъ.

Для окончательнаго разршенія вопроса о томъ, дйствовалъ ли М. Н. Муравьевъ въ новомъ, открывшемся посл закрытія Союза Благоденствія обществ, Комитетъ допросилъ князя Трубецкого и кн. Оболенскаго. Они заявили категорически его отставшимъ отъ общества. На этомъ разслдованіе о Муравьев было покончено, но освободили его еще не скоро, только посл того, какъ было завершено все слдствіе по длу. По докладу Комитета, Николай Павловичъ приказалъ освободить М. Н. Муравьева съ аттестатомъ.

2-го іюня 1826 года онъ былъ освобожденъ.

П. Щеголевъ.

‘Современникъ’. Кн. I, 1913 г.

Гр. М. Н. Муравьевъ — заговорщикъ.

Читайте также: